С некоторых пор эту женщину стали называть бабушкой, бабусей, а чаще - бабкой. Она не обижалась - что ж поделаешь! Возраст вроде дамский, только-только на пенсию вышла, а зеркало говорило: бабка и есть. Всю трудовую жизнь она скромно проработала в своей конторе, заслужила пенсию, скромную, но для человека без претензий достаточную, и жила себе одинокой старушечьей жизнью, время от времени позванивая родственникам, а чаще общаясь с соседками по подъезду. Муж оставил ее лет двадцать назад, другого не завела, а дочь, так и не защитив свою кандидатскую, вышла замуж за человека нужной национальности, работала судомойкой на таком дальнем Ближнем Востоке и зарабатывала (если перевести шекели в доллары, а доллары в рубли) раз в двадцать больше нашего профессора, о чем она со злорадством повторяла в письмах, приходивших не чаще чем раз в год.
Единственный внук рос у нужных бабушки и дедушки, живших пока в Одессе, но потихоньку собиравших чемоданы в ожидании, когда дед,полковник в отставке,станет «выездным». Нашей героине они не писали. А местные родственники, так и не простившие ее дочке измену национальным интересам, вели себя патриотически сдержанно, что обрекало женщину на тоскливое одиночество, скрашиваемое разве что полосатым Барсиком.
И вот однажды стареющая одинокая женщина, скользнув усталым взглядом по сверкающей витрине магазина, застыла, приоткрыв рот и широко распахнув глаза, потому что увидела маленькое чудо. Там, в витрине, упакованная в прозрачный пластик, улыбалась ей крошечная прекрасная женщина с тонкой талией, пышным бюстом и длинными стройными ножками. Ее золотые волосы и голубые глаза были восхитительны. Но особенно пленяли крохотные серебряные туфельки на высоких каблучках. Одета она была изысканно просто, но рядом, в другой коробке, предлагалось еще одно платье и несколько прочих предметов туалета, таких же крошечных и очаровательных. Звали красавицу нездешним именем Барби (что, впрочем, значит просто Варенька), и никто бы не убедил нашу героиню в этот момент, что это просто кукла, игрушка для маленьких девочек.
- Сколько?..- спрсила женщина и задохнулась от ужаса, узнав цену.
- Чтобы внучку порадовать, стоит раскошелиться, бабуля, - наставительно сказала продавщица.
Женщина отошла в сторонку и пересчитала купюры в кошельке. Это были все ее деньги, а пенсия ожидалась не ранее, чем через неделю. «Ничего, горох есть, сгущенка, и у Петровны можно одолжить», - убеждала себя женщина. Дрожащими руками она отсчитала деньги и, счастливая, унесла Вареньку-Барби вместе со сменным платьем и предметами туалета домой. В ее чистенькой, но такой убогой однокомнатной квартирке дивная красавица
словно источала золотое сияние. Прижав к подбородку худенькие кулачки, женщина любовалась своим приобретением, и ей казалось, что именно о такой игрушке она мечтала всю жизнь. Сама она в детстве имела одну «магазинную» куклу Катю, доставшуюся ей от старшей сестры и потому весьма потрепанную жизнью, с грустным тряпичным лицом и бесформенным телом. Другие куклы она шила сама из старой наволочки, и они напоминали лягушек, которые так и не превратились в царевен. У подруг поблагополучнее она видела кукол с целлулоидными головками и глазами, закрывавшимися, когда их укладывали спать; но о таких куклах она и мечтать не смела. Дочь ее росла, когда куклы почему-то стали исчезать - видимо, превратились в стратегический товар и были экспортированы в слаборазвитые страны. Если куклы появлялись, то сидели полочками, скучные и сплошь одинаковые, сделанные из выгорающей пластмассы и потому становящиеся болезненно-бледными. Правда, встречались немецкие куклы из мягкого пластика, с почти настоящими волосами, не приклеенными к головкам, а прямо-таки растущими частыми пучочками; но для дочери хорошие куклы оставались недоступными.
А что касается внука, то ему, едва он выполз из пеленок, нужный дед подарил компьютерную игру, и внук с младенчества засел за мерцающий экран, стреляя уток, отыскивая пути в лабиринте или сражаясь то с черепашками, то с космическими пришельцами, обитающими в иллюзорном мире дискет.
Так и не было в доме нашей героини настоящей куклы, куклы-мечты, - не младенца, который, по мысли мудрых педагогов и психологов, должен приучать девочку к ее основной житейской функции - материнству, а подруги, собеседницы, образца для подражания, призванной готовить к жизни в обществе других людей. А Барби была именно такой, и женщина это смутно понимала.
Теперь она сидела часами, любуясь своей красавицей и забыв, что уж если она и может прожить на горохе, купленном еще по талонам в далеком социалистическом прошлом, то кот Барсик требует не менее чем рыбы минтая из восточных морей. Полосатая зверюга стала выражать неудовольствие, а однажды нагло вспрыгнула на стол, оттолкнула лапой золотоволосую красавицу и стала подхалимски тереться носом о подбородок хозяйки.
- Брысь, мерзость! - в ужасе закричала хозяйка, испугавшись, что распоясавшаяся тварь испортит дивное творение рук человеческих, и огрела Барсика по крутому боку свернутой газетой. Кот не то чтобы обиделся, а как-то поскучнел, стал проситься погулять, а потом и вовсе исчез, убедившись, что за помойкой живется не хуже - пусть холоднее, но не голоднее, к тому же веселее. И хозяйка так и не заметила, как исчез из дома ее последний настоящий друг.
Ибо для нее не существовало в жизни ничего, кроме Барби. Женщина наряжала куклу, меняла ей платья и туфельки, расчесывала волосы, говорила, говорила, рассказывая ей всю свою жизнь, до мельчайших подробностей, чего никогда от нее не слышали ни знакомые, ни родственники, ни дочь. Не было собеседницы лучше Барби - она все понимала, не перебивала, и ей не было скучно. Но потом все события немудрящей жизни были рассказаны, темы истощились, и женщина с ужасом заметила, что Барби заскучала. Нет, кукла была тактична и ничего не сказала, но в ее прекрасных глазах поселилась грусть. Женщина пыталась развлечь ее, мастеря из лоскутков и обрывков кружева новые платья, но они были так грубы, такими жалкими выходили из неумелых рук, что Барби терпела их только из вежливости. Женщина тратилась на новые покупные платья, но и они не веселили Барби. И тогда вдруг женщину осенило: получив очередную пенсию, она пошла в магазин и купила новую куклу. Ее звали Синди, и она была невероятно нарядна и хороша собой. Барби и Синди тут же подружились и принялись болтать - видно, Барби соскучилась по новостям из магазина. Им было так весело друг с другом, а женщина радовалась, глядя на них. Правда, одно ее удручало: подруги говорили между собой по-английски, а она не понимала ни слова, потому что в школе учила немецкий, да и из него помнила только «хенде хох!» и «матка, яйки!» Поэтому она купила русскую куклу Веронику, сделанную под иностранных, но с более добрым и улыбчивым лицом, - наши, видно, хоть в этом пытались переплюнуть зарубеж. Но Вероника оказалась девицей образованной и по-английски разговаривала в совершенстве. Не обращая внимания на хозяйку, они прогуливались по столу, пили чай из крохотных чашек и обсуждали последние новости. Чтобы жизнь их стала разнообразнее, женщина потратила чуть ли не всю пенсию, но купила целую семью: мужественного, широкоплечего, безумно элегантного Джеффа, милую скромницу шатенку Мэри и двух их очаровательных детей. Сначала все было прекрасно. Дамы дружно опекали младенцев, купая и переодевая их, а Джефф листал «Плейбой» и с добродушным превосходством поглядывал на щебечущих подруг. И все было бы хорошо, если бы однажды, вернувшись из магазина (горох уже кончился), женщина не застала Мэри плачущей над кроватками детей, Барби и Синди забившимися в угол, а Веронику с Джеффом беспечно прогуливающимися по серванту.
- И как я раньше не подумала! - с ужасом вскричала хозяйка и побежала к Петровне одолжить денег до пенсии.
Петровна спекулировала водкой на углу и поэтому не испытывала финансовых затруднений. Денег в долг она дала, но без особой охоты, хмуро заметив:
- С вашей пенсией, соседка, не следует каждый день есть мясное.
Женщина не стала спорить, доказывать, что питается только горохом, кашами да картошкой без масла, а молча спрятала деньги в кошелек и помчалась к коммерческому ларьку, где продавались заморские игрушки. Там она купила элегантного бизнесмена Питера и двух Майков, которые, судя по камуфляжной форме, были офицерами-десантниками. Иного выбора, к сожалению, не было, но один Майк был блондином, другой - брюнетом, и женщина надеялась, что куклы их не перепутают. Но случилось что-то странное: Вероника осталась с Джеффом, Синди и Барби поссорились из-за Питера, а оба Майка, блондин и брюнет, валялись в креслах, пьянствовали, охотились на мышей, которых немало развелось после дезертирства Барсика, и никакого внимания не обращали на дам.
- Я лишила их выбора — вот в чем моя ошибка, - решила женщина. С трудом расплатившись с Петровной, она тут же залезла в новые долги и накупила на все деньги кукол - мужчин и женщин. Легкомысленная Вероника тут же бросила Джеффа и закрутила роман с обаятельным негром Ником, щеголявшим в летной форме; Джефф, как ни странно, не вернулся к Мэри, а поселился за шкафом с очаровательной новенькой Кэт. Синди неожиданно родила младенца, которого Питер своим не признал, а Майк-брюнет, тронутый горем матери-одиночки, устроил с ней на телевизоре прелестное гнездышко, сплошь устланное мышиными шкурами. Майк-блондин совсем спился и спал в прихожей на коврике, укрывшись газетой. Куклы жили своей призрачной жизнью, женились и разводились, производили на свет младенцев, ссорились и мирились - и требовали, требовали, требовали.. .Нет, они никогда не говорили с женщиной, они вообще не признавали иной действительности, чем та, в которой они существовали, но женщина постоянно чувствовала эту их капризную требовательность - и покупала новые платья, мебель, посуду, новых кукол, новых кукольных детей...
Получая пенсию (она делала это на почте, чтобы никто не входил в ее дом и не мешал куклам жить так, как они хотели), женщина расплачивалась с одними долгами, тут же влезала в другие, потом шла по магазинам, по коммерческим ларькам - и покупала,покупала, покупала...
В некоторых местах ее узнавали, приглашали:
- Смотрите, бабуля, какую куклу мы получили! Специально для вас!
Другим она была безразлична - только бы деньги выкладывала. И только в одном магазинчике ее искренне жалели - считали многодетной матерью с массой капризных внучат. Иначе они не могли объяснить, почему эта худая до прозрачности, бедно одетая женщина тратит такие деньги на дорогие игрушки.
Примерно через год после встречи с первой Барби женщина умерла. Впрочем, женщиной бы ее уже никто не назвал - это была дряхлая старуха, страшно высохшая от истощения. Если бы не кредиторы, никто бы и не заметил, что она умерла. Родственники, которые всегда находятся даже у самого одинокого человека, стоит ему умереть, не нашли в ее доме ни крупинки, ни горошины - ничего, кроме огромного количества кукол, заполонивших всю квартиру. Куклы были лишены упаковок, но прекрасно сохранились, и Петровна за умеренные комиссионные продавала их на углу. Брали охотно, потому что выбор был великолепен, а цены «ниже рыночных». После расплаты с кредиторами осталось еще столько денег, что родственники поссорились и даже судились.
1994