"Девять дней хворал Иванушка, на десятый день преставился." Некрасов.Н.А.
Он был замшелый педант, раздражающий окружающих своей мелочной дотошностью. «Пятновыводитель» - так его и прозвали близкие. Редкостный сибарит и барчук, этакий Илюша Обломов на современный манер.
Любитель дорогого трубочного табаку, батистовых платочков с вышивкой, отменного парфюма и экзотической кухни.
Работать он не желал, не радовало его напрягаться, и к трудовому ежедневному подвигу предрасположенности вовсе не было.
Интересы были хоть и пустяшные, но разнообразные, да и как им не быть - ведь мнил он себя гуманитарием, человеком просвещенным, в искусствах сведущим, знатоком и любителем всего куртуазного и изящного. Жизнью юноша наш был несколько пресыщен, но особой тяготы от бренности всего земного не ощущал.
Любил бродить по художественным салонам и галереям; при этом, не желая прослыть ретроградом, фальшиво восхищался андеграундом и сюрреализмом, но в глубине души все новомодные приблуды он презирал и недолюбливал, зато искренне наслаждался батальными сценами, обожал маринистов и пейзажистов. Рыться в лавках букинистов, вдыхая пыль времён и теребить корешки потрёпанных фолиантов - вот истинное предназначение джентльмена.
Прогулки на пленэре приводили его в полный восторг и возбуждали аппетит.
Так изящно, легко и непринуждённо он прожил двадцать восемь лет. О хлебе насущном думы не тяготили нашего героя, сии низменные реалии он легко переложил ещё в отрочестве на матушку свою.
Матушка, из мещерских татар, была оборотиста и вертлява, она всякое дело разумела и умела к пользе своей обратить труды свои благопристойные. И, Бог знает, сколь долго длилось бы приятное во всех отношениях существование молодого недоросля, но занемогла матушка. И пожрала её скоротечная красная волчанка, болезнь подлая и жестокая.
А мужчинка наш особо и не кручинился, сплину аглицкому и новомодным депрессиям не предавался. Разыскав деньги в матушкином шкапчике, все хлопоты, связанные с печальными обязанностями по погребению усопшей он поручил ритуальной конторе. Дав время матушкиным приятельницам отскорбеть на погосте, возвернулся в юдоль свою.
Украсив жилище ароматическими свечами, притушив верхний свет и включив музыку, имитирующую плач весталок и плеск о брег морской волны, он для храбрости остограммился вискариком.
Опасной бритвой крупповской стали, вскрыл вены свои на обеих руках, и вскрыл правильно и надёжно - никак не поперёк, а вдоль всего предплечья, где кожа тонка и нежна. Допречь снял траурную хламиду- рубашонку, дабы не изгадить её своей джентльменской кровью.
Прилёг на контрафактную бамбуковую циновку и благопристойно преставился.