«Как порою сложно хранить старинные предметы, но как интересно!» - думаю, эти слова может подтвердить любой музейщик, коллекционер, человек, интересующийся историей, или даже просто неравнодушный хранитель семейных реликвий. Сколько захватывающего и волнующего в предметах старины, искусства: картинах, фресках, фотографиях, иконах и пр. Но нигде, кроме документов история не предстает в неподражаемой полноте своей.
В фондах городского краеведческого музея, кроме дневников есть и другие предметы, документы, связанные с историей. Но в этот раз наше внимание приковано к двум толстым тетрадям, исписанным красивым убористым почерком, которые заключают в себе столько интересного, захватывающего, трогательного и настоящего, что хочется их читать и читать без конца, с упоением и наслаждением. Удивительные дневники церковнослужителя, Попова Василия Николаевича, уроженца Шенкурского уезда, псаломщика Киевского военно-Николаевского собора – кандидата богословия, позже – Киевского епархиального миссионера – проповедника так и просятся в руки, чтобы их прочитали.
Почему Василий вел дневники? С какой целью? Ответить однозначно сложно. Конечно, начиная их, он и не задумывался об исторической ценности записей и уж тем более не мог знать, что эти тетради, спустя десятилетия станут музейными экспонатами. Василий, вообще, много раз подумывал прекратить вести дневник, однако, что-то его останавливало. С замиранием сердца читаются следующие строки: «Несколько раз у меня возникал вопрос: не прекратить ли мне писать свой дневник и есть ли смысл и цель его продолжать? – Но я решил продолжать, а смысл и цель вполне обнаружатся лишь потом…» Так и просится наружу мысль: «И, слава Богу, что не прекратил!» Дальнейшие сомнения о продолжении дневников были уже не столь серьезными, так как цель была уяснена.
А вот как сам автор оценивает её: «…мой дневник – мелкая хроника». И только сейчас мы, потомки, можем судить о настоящей ценности этих записей.
ЖИЗНЬ
Василий Попов - сын священника Николая Ивановича Попова, настоятеля Шенкурского собора, родился 23 февраля в 1890 году.
Жил в д. Зачачье Шенкурского уезда. Семья была достаточно большая: мать, отец, три сына: Алексей, Саша и Василий. Был ли еще кто? Увы, неизвестно.
Так как в дневниках мало отражены переживания и чаяния автора, поэтому мы не сможем там найти ни детских воспоминаний, ни тем более событий, связанных со становлением личности Василия. Лишь раз упоминает он о раннем детстве, когда, будучи 3-х лет от роду, болел брюшным тифом и умер: «минут 15 я был без признаков жизни, но …молитвами папы я вновь ожил. И для чего?» Наверное, неслучайно!
И вот теперь, в 1917 году ему исполнилось уже 27 лет. Как говорит сам о себе автор записей «возраст мужа совершенна, но я чувствую себя юнцом 18 – 20 лет!».
Однако, мы назвать его юнцом не можем. И этому есть объяснение.
Прочитав дневники Василия Попова можно с уверенностью сказать, что писал их самостоятельный и взрослый человек, который твердо знает: чего он хочет, к чему стремится. К своей цели он идет постепенно, не спеша, порою медленно, но верно.
В 1916 году Василий Попов «благополучно закончил Духовную Академию», встретил свою будущую жену и подумывал обосноваться в Киеве.
В 1917 году ему исполнилось уже 27 лет. Как говорит сам о себе автор записей «возраст мужа совершенна, но я чувствую себя юнцом 18 – 20 лет!». Но мы назвать его юнцом не можем. И этому есть объяснение. Прочитав дневники Василия Попова, можно с уверенностью сказать, что их автор самостоятельный и взрослый человек, который твердо знает, чего он хочет, к чему стремится. К своей цели он идет постепенно, не спеша, порою медленно, но верно.
Василий всегда мечтал о «преподавательском месте» и желал «иметь уроки Закона Божия и педагогики в женской гимназии», так как специализировался на этих предметах, имел диплом об окончании полного курса Императорской Петроградской Духовной Академии и даже писал кандидатскую работу на тему «Женщина в христианстве».
Однако и миссия проповедника была по нраву молодому священнослужителю. Он делал это с удовольствием, от всего сердца, искренне веря в свое дело, в его необходимость. Василий заслуживал уважение людей, к нему всегда тянулись, а «дело Божие» спорилось в его руках.
Обосновавшись в Киеве, Василий занимает должность псаломщика военно-Николаевского собора. И уже 19 декабря 1916 года получает приглашение на съезд духовенства, который должен был состояться в Киево-Печерской лавре 28-30 декабря, где можно было выступить с проповедью воинству и народу «в годины бед и испытаний», что он и сделал.
В начале 1917 года вырисовываются новые перспективы: Василий просится на место второго епархиального миссионера. Дальнейшие свои планы он описывает в дневнике: «с 1-го марта дней на 15-20 совершу первую поездку в епархию…С 22 марта по 10-15 апреля намерен съездить в Петроград – для окончательного устройства личных дел …С 15 апреля по 15 июня – поездки в епархию…На июль и август возьму отпуск – для женитьбы…А в сентябре намерен принять священный сан…»
Как и положено было раньше, Василий просил родительского благословения на женитьбу. И он его получил в письме: «благословение Божие и родительское да будет с тобою». Традиционные наставления в письме завершаются попыткой навязать свою точку зрения - Василию указывают на более выгодную партию. На все это родители получают достойный ответ: «Спасибо за указание спутницы жизни, но я думаю, что в этом деле, прежде всего, надлежит спросить свое сердце, а затем приложить к этому рассуждения своего разума». Достойный ответ!
30 января 1917 года Епархиальный Миссионерский Совет постановил «считать В.Н. Попова подходящим кандидатом для занятия должности второго епархиального миссионера-проповедника с обязательством принятия священного сана».
3 марта священнослужитель Попов подает прошение «о назначении на свободную вакансию псаломщика», увольняется из военного собора и свой отпуск проводит в Петрограде, где 25 марта делает предложение своей избраннице. Свадьбу решено сделать в мае, тотчас по окончании девушкой гимназии. По «устройству личных дел» молодой человек покидает Петроград, чтобы в ближайшее время вернуться для венчания, а потом вместе с новой семьей он окончательно обоснуется в Киеве. Именно там он и найдет свое призвание, когда возглавит церковное Братство во имя Воскресения Христова.
Без сомнения, Василий – человек не заурядный. Об этом говорит буквально все. Он имеет свои суждения, не идет ни у кого на поводу. Честный, благородный, чистый сердцем и душой, не испорченный. Наверное, именно таким и должен был быть настоящий священнослужитель.
Однако на долю таких людей обычно выпадает немало испытаний. И Василий не исключение из правила! Выпадали и ему разные лишения и испытания: отсутствие тепла и порою голод были известны простому служителю Божия слова. Часто «закусив, чем Бог послал (булка и вода с вареньем)», наш герой продолжал проповедовать и весьма энергично занимался делами. «Голод я переношу далеко легче (не обедал по 2-3 дня и больше суток ни крошки, ни капли не принимал), чем холод», - так пишет Василий. – А «от холоду мне становится прямо больно».
Первой серьезной потерей Василия будет смерть жены, позже умрет отец.
Что еще можно сказать об авторе дневников?
Бывал Василий Попов в Публичных библиотеках в Киеве, в Петрограде. И отмечал, что Петроградская библиотека имеет больше книг, журналов и газет, «кои я хочу читать». Сам Василий состоял в издательских комиссиях, и зачастую публиковал свои статьи, что подтверждается рекомендациями архиепископа Антония Харьковского: «Василий Попов мне очень хорошо знаком с 1911 года, как весьма развитый, безупречного поведения и благонамеренного направления молодой мыслитель, автор многих печатных статей».
Как человек ученый, начитанный, заинтересованный и увлекающийся, Василий Попов бывал в магазине Сытина на Невском проспекте. Любил заглядывать в лавочки и магазины, где задерживался подолгу, чтобы приобрести открытки, книги. Об этом свидетельствует следующая запись в дневнике: «Я всегда «боюсь» заходить в книжные и бумажные магазины, ибо в них всегда увлекаюсь…сегодня купил одних открыток более 200 штук – на 13 рублей, да 5 альбомчиков с видами Киева – на 5 рублей». Другой раз «пришел в книжную лавку и пробыл в ней часа 2. Как трудно теперь добывать книги и иконки. Все же я сумел тех и других у о. Василиска закупить ровно на 1000 рублей».
Василий любил читать, особенно его увлекали газетные, журнальные статьи и различные научные труды. Заинтересовал его солидный труд коллектива докторов и профессоров «Мужчина и женщина», книги: «Непогрешимый»: исторически-географическое исследование ада по католическим данным», «Как живут наши умершие и как будем жить и мы по смерти», брошюра «А. Преображенский. Евгений Берсье, как проповедник (1831 – 1889)», издание профессора И.А. Сикорского «Душа ребенка» и др. Тянувшись к новым знаниям и интересуясь всем новым, молодой человек бывал и на лекциях «писателя и ученого Степана Вьюга «Правда ли то, что с нашей смертью всему конец?», в которой «ученый разбивал все известные теории Ньютона, Канта, Эпштейна… А затем доказывал, что вся вселенная – это единое живое существо».
Посещая выставки, концерты, кинематограф, молодой человек делал оценочные записи: «Прельстился афишей: будут показаны картины из современной войны – «Братоубийственная война», и зашел в кинематограф «Корсо». Оказалось сплошной обман. Все снято с маневров…Сидел разочарованный». Или вот еще: «…видел драму «Рабыни роскоши и моды», ярко отражающую современные нравы нашей столицы…- Интересная драма».
Действительно, жизнь нашего героя была насыщенной, активной, не простой. И все было в этой жизни: и плохое и хорошее. Была у Василия Попова и любовь: светлая, настоящая, чистая…
ЛЮБОВЬ
Его избранницей стала молодая 17 летняя Вера Васильевна Кузнецова, 1899 года рождения.
Вера родилась в Петрограде в доме, на «углу Соляного переулка и Рыночной улицы». Она дочка надворного советника, преподавателя третьей петроградской мужской гимназии. Учится Верочка в привилегированной гимназии принцессы Ольденбургской. Живет со своею мамой, Натальей Степановной, в Смольном Александровском институте, в котором та заведует столовой.
Любовная история Веры и Василия начинается с Петрограда, ведь там они познакомились весной1915 года.
Их роман был не слишком пылким и страстным (но это можно сказать только про Василия), о чем свидетельствуют дневниковые записи:
«Наши отношения теперь настолько близки, что у меня нет никаких секретов от нее. Она полюбила меня всем сердцем и всею душой, так, что и жить ей очень трудно без меня. Я едва освободился из объятий ее. У меня же еще нет такой горячей любви к ней…и скоро ли она придет – еще не знаю…». Наверное, так часто бывает: один любит, а другой позволяет себя любить. Однако порою, понимание того, что ты любишь человека, приходит только в разлуке с ним. Именно это начинает происходить с Василием: «чем дальше уезжаю от тебя, тем ближе становлюсь к тебе духовно и душевно!» - так он пишет Вере уже спустя несколько дней после отъезда.
В письмах же и открытках Веры, любовь так и пышет: «…целую твои губки, глазки, грудь, только не так больно, как вчера. Надеюсь, что в письме это писать не грешно?»
«Бедная страдалица! Ах, сколько еще наивного в ней!» – так размышляет Василий, а сам тем временем уже пишет: «Твоя голубая лента у меня вложена в Библию и я, ежедневно читая Библию, целую её. Это мне доставляет большое удовольствие. Как будто ежедневно я целую грудь твою…
Красное пятнышко на груди у меня проходит … а я так желал бы, чтобы оно осталось навеки, как твой знак…»
Оно и верно, что тоска по близким проявляется только в разлуке: «После всенощной пришлось идти в свою пустую комнату…Никого нету у меня и не с кем поговорить…Так тихо кругом. Лишь ветер в трубе завывает».
Для счастья Веры и Василия судьбою было отведено немного времени. Нередко они находились вдали друг от друга, довольствуясь лишь частой перепиской.
6 апреля в Петроград приехал брат Василия, Алексей, и вместе с ним и Верой уже покупались кольца к свадьбе. 12 апреля Василий уехал в Киев, чтобы вернуться 10 и венчаться 14-го мая. И действительно, венчание состоялось в назначенный день. Записи же с подробными описаниями самого венчания появляются только 28 июля, что говорит само за себя: «медовый месяц» и семейные хлопоты явились причиной отсутствия записей в хронологическом порядке. Да и сам автор, спустя два месяца упоминает о том, что «второй день свадьбы («горячие») мы провели дома».
26 мая молодой человек с новой семьей уезжает в Киев. Именно там начинается настоящая семейная жизнь со своими хлопотами и заботами. Можно сказать, что Василий был хорошим мужем, хозяйственным и расторопным. Когда требовалось, он шел и просил повысить ему жалование, менял работу, искал всегда дополнительный заработок, ведь он теперь должен был заботиться не только о себе, но и о двух своих женщинах: Вере и ее матери.
Как жаль, что насыщенная жизнь, в энергичном ритме, порою заставляет нас забыть о внимании к самым близким, и приводит к печальным последствиям…
«Никто и не думал во время венчания, что через 9 с половиной месяцев Верочки уже не будет в живых». Действительно, семейная жизнь была не долгой, так как в 1918 году Верочка умерла. От чего и как? Об этом мы почти ничего не знаем. И только скупые дневниковые фразы немного проясняют ситуацию. В то время Василий много работал, были съезды, крестные ходы, многочисленные поездки…
21 июля молодой священнослужитель уезжает на V Всероссийский Миссионерский съезд в Бизюков монастырь. В последние дни перед отъездом Василий замечает, что «Верочка заболела: появилась страшная рвота и тошнота…доктор признал, что это обычные женские явления». Мы же сейчас можем лишь догадываться, что вероятно она забеременела. Потом некоторое время все было хорошо, но в итоге, Вера умерла в больнице. Было ли это связано с беременностью? – этот вопрос остается без ответа.
Когда прошло больше года со дня смерти Веры, Василий встречает девушку по имени Ольга, которая стала новым членом их Братства. Ольга Александровна Луговая сразу прониклась симпатией и чувством к Василию Попову и даже в скором времени призналась ему в этом, однако, по мнению молодого священника,
чтобы жениться ему второй раз, нужно «что-нибудь особенное, например откровение свыше…» и «всепоглащающая любовь». Но их не было.
Кто из мужчин не попадал порою в нелепую ситуацию, когда в него влюбилась девушка и всеми правдами и неправдами пытается его заполучить? Встречаются такие истории и частенько! Да и как не влюбиться порою в уверенного, предприимчивого, сердечного, справедливого мужчину? Вот и с нашим Василием Поповым произошло подобное: «После молебна ко мне подошла Оля Луговая и сказала, что нужно серьезно поговорить…они с мамой решили: я должен завтра же сделать ей предложение, и оно будет принято, а до 1 августа должна быть свадьба…- Все это так быстро, что я не знал, что и ответить…Самое трудное самому решать свою судьбу…и выходит, со стороны глядя: «без меня меня женили…» Однако, Василий был умным и рассудительным человеком, умеющим принять верное решение. Он откровенно поговорил с девушкой и четко дал понять, что на данный момент у него нет желания жениться ни на ней, ни на ком другом. Девушка решила ждать перемены его решения и, почему-то, была уверена в том, что венчание все же состоится. Но, напрасно. Ольга, доведенная до отчаяния своими собственными фантазиями, уж было приготовилась к свадьбе, но когда Василий узнал об этом, то между ними последовал еще более серьезный разговор. Девушка даже пыталась покончить самоубийством, но благо, терпение и уверенность Василия помогли разрешить ситуацию и вовремя предотвратить беду. Спустя некоторое время он и вовсе прекратил общаться с Ольгой, однако в поздних дневниковых записях присутствует некая «Лёля», с которой молодой священник стал проводить много времени. Та ли эта самая Оля? Об этом с уверенностью сказать нельзя.
Говорят, «время лечит», а «жизнь – учит» каждого - своему. Мы часто приходим к пониманию своих ошибок и промахов через некоторое время. Так и Василий, спустя год после смерти жены, начинает осознавать свои ошибки: «Читаю в третий раз дневник моей милой Верочки, писанный ею перед смертью в 1917 – 1918 году и кроме укоров совести своей по отношению к себе я в нем ничего не нахожу. О, насколько выше, нежнее и более чуткою была ее душа. Я же был тогда как в тумане, как будто нарочно не желая приблизиться к ней, вникнуть, разобраться в её сложных чувствах, - стать другом ей. Это её и мучило. Я был самый обыкновенный муж, а она искала – друга». А в 1920 году в дневнике находится запись Василия о том, что «у меня нет друга такого, перед которым я мог бы высказать все, открыть душу свою. Признаться и не было у меня никогда друга такого. Особенно мучило это мою милую Верочку: почему я не называл её другом, и она не могла быть для меня таковым?»…
ИСТОРИЯ
Может быть, верить в то, что бывают «вещие сны» грешно, но и священники порою обращают внимание на подобные предзнаменования: «вчера видел странный сон. Как будто я в каком то соборе…и настоятель заявляет: «Сегодня кончил жизнь самоубийством наш Государь Император…и подумалось мне: вот был бы ужас, если бы свершилось ныне дело такое.. Наступило бы Смутное время… И лишь тогда я понял, как необходим России Царь! И горячо помолился за него!» Что было позже, мы все с вами знаем…А может этот сон был и правда намеком на приближение событий 1917 года?
Личные дневники, которые дошедшие до наших дней, датируются записями на пронумерованных листах: первая тетрадь (10 сентября 1916 г. - 19 января 1918 г.) и вторая тетрадь (7 февраля 1919 г. – 6 июля 1920 г.). Эти временные рамки совпадают с известными и значительными событиями в истории России, такими, как первая мировая война (1914 - 1918); революционная ситуация 1916 – 1917 гг., которая вылилась в Февральскую революцию 1917 года и завершилась Великой Октябрьской социалистической революцией.
По «воле Божией» и «по велению сердца», автору записей пришлось проповедовать не только на родной стороне, в Петрограде, но и в Киеве. Большинство записей двух тетрадей были сделаны именно там.
По дневниковым записям можно даже наблюдать, как развивалась военная и революционная ситуация в России – прямо лекции по истории. Верочка пишет Василию из Петрограда (письмо от 23 февраля 1917 года): «Я ездила нынче на Невский за покупками, а сегодня забастовка была… так страшно было, народ бежал, приехали казаки, городовые…трамваи не шли». А дальше было так:
«В Петрограде 28 февраля и 1 марта произошло громадное кровопролитие и переворот…Во главе нового правительства стал председатель Государственной Думы М.В. Родзянко».
В записях от 3 марта: «Государь Император отрекся от престола»; 4 марта: «утром обнародован манифест Государя Императора об отречении от престола…Престол передан брату Николая Александровича – Михаилу Александровичу», а днем уже знали об отречении Михаила Александровича «до установления учредительным собранием новых основных законов государства российского…»
6 марта и Киев «начинает волноваться и шуметь…Днем…по требованию народа арестован комендант г. Киева генерал Мадера». В этот же день стало известно, что «временное правительство постановило: арестовать Императора Николая II, доставить его в Царское Село и содержать под арестом вместе с супругой».
13 марта военный штаб и разные части киевского гарнизона принимают присягу новому временному правительству. 16 марта в Киеве: «праздник свободы! …со всех концов города огромные толпы рабочих и народа с флагами и плакатами, а так же войска с оркестрами музыки и с флагами, с пением революционных песен направились к центру города на Думскую площадь…учреждения закрыты, трамваи не ходят».
Вот так начинается революционное движение. Письма ходят все реже и реже. Беспорядок и сумятица не только в жизни, но и в головах людей. Появляются карточки на хлеб, позже – сахар, и т.д., а с ними и запись в дневнике Василия Попова: «До чего мы дожили, о, россияне?»
Прибыв в Петроград, Василий продолжает заносить факты истории. И с его страниц мы узнаем о том, что «23 марта на Марсовом поле погребены 181 человек – жертвы петроградской революции (это революционеры, а всех убито было около 4,5 тысяч)»…
Ну а что же в Москве? Василий Попов с усердием делает новые записи в дневнике: «выясняются подробности ужасов, произошедших в Москве в связи с восстанием большевиков…Орды татарские и адские замыслы Наполеона пощадили то, что разрушили, над чем надругались – русские православные христиане. Не верится и жутко!
Всероссийский церковный собор успел выбрать патриархом – московского митрополита Тихона. Радостно, что у нас будет патриарх, но не вполне, ибо – ныне такие времена переживаем мы, что и патриарх едва ли поможет горю…
Разруха в России растет и растет. Уже две недели властвуют большевики, но их власти никто не признает, кроме хулиганов и большевистских солдат и рабочих. В Петрограде и Москве происходит общий саботаж чиновников всех правительственных учреждений…Но, я думаю, так может продолжаться лишь еще неделю, а потом – иль общий крах, иль восстановление общесоциалистической власти..
Нет никакой центральной власти, но – разложение день ото дня идет глубже и сильнее. Большевики захватив силой власть, разграбляют ныне «казенное» добро. Стремясь заключить мир, они «низложили» верховного главнокомандующего Духонина и назначили таковым прапорщика Крыленко. И теперь – полнейший развал армии. Вероятно, и на этой почве разыграется на фронте междоусобная война. Погибает Россия окончательно…
И здесь, в Киеве, большевики окончательно расспорились с украинцам…» Таковы записи от 19 ноября 1917 года.
На некоторых строчках взгляд сам собою задерживается, вчитываясь в подробности бытовой жизни. Сидишь, сравниваешь: что было, что есть. А получается - все едино. И вывод напрашивается такой: Россия, как это ни удивительно, живет в своих особых традициях, по своим законам - сегодня почти так же, как и сто лет назад.
Василий Попов в своих дневниковых записях оставил множество зарисовок из прошлого, которые говорят сами за себя. «Вчера первый раз мы топили печь в комнате. До сих пор на улице было 0, +5 °, а у нас в комнатах +10 - 12°. Протопили и стало теплее». А на дворе 7 ноября 1917 года. И «дороговизна жизни дает себя чувствовать изрядно, ибо цены ныне «аховые»: хлеб 37 коп. фунт, молоко 4 коп. стакан, сливочное масло 8 руб. 80 к., баранина 1 р. 70 к., мясо 1 р. 50 к., яйца 2 р. 20 к., муки нет совсем, сахар 1 р. 50 к. за фунт, чаю нет совсем, кофе 9 р. фунт и т.д. Цена на дрова ныне кусается ой-ой как».
И расценки на докторов почти те же, что у нас: «врач Розанова, которая неудачно лечила мою Верочку летом 1918 года, берет ныне по 200 р. за визит».
Одно радует, что ныне не военная ситуация «на дворе», а всего навсего - «экономический кризис». А вот в Киеве, в 1920 году было так: «цены на базарах ныне следующие: хлеб черный 70 р., белый 130-200 р., яйца 650 р. дес., молоко 50 р. стакан, масло 1200-1400 р. за фунт, мясо 250 р., свинина 400 р., сало 500 р., дрова 300 р., крупы 80-120 р., сахарный песок 200-220 р., а кусковой 350-400 р. и т.п.»
А вот о выборах: «узнал, что дело братца Алеши о выборе его на должность инспектора семинарии – «прогорело». Выборами этими очень недоволен сам о. ректор архимандрит Амвросий. Дело в том, что к ним приезжал председатель Учебного комитета протоиерей К. Агеев, предложил своего кандидата, а преподаватели его и выбрали, не рассматривая даже прошений остальных, коих было больше 12. Таковы-то свободные и автономные «выборы» современные…» Так и хочется вспомнить наши выборы!
Множество картин и зарисовок прошлого на страницах дневников, однако некоторые поражают и шокируют не только автора записей, но и нас: «из всех современных ужасов особенно «запечатлелись» и всегда стоят перед взором моим: разбитие голов офицеров на «Петропавловске» молотом на наковальне, расстрел кадет и юнкеров и зверское убийство верховного главнокомандующего генерала Духонина…-труп его вчера доставлен в Киев, но большевики и здесь не дают похоронить его на Аскольдовой могиле в фамильном склепе».
Первая тетрадь дневника заканчивается 19 февраля 1918 года, а вторая - начинается с 7 февраля 1919 года.
И вот она – революция на русском Севере: 16 февраля 1919 года Василий получил письмо из Шенкурска от своего брата Алексея: « наш милый дорогой папа 5 февраля...здесь в Шенкурске в 8 часов вечера расстрелян…где зарыто его тело не знаем…да и похоронить не разрешают…» Далее следует описание событий: «25 января красная армия заняла Шенкурск. Белые еще ночью покинули город…У нас до 4 утра 30 января жило 33 разведчика…После них решила занять свободные комнаты у нас Клыкова З.А. с семьей (5 человек)…В первом часу дня явился член чрезвычайной комиссии с двумя солдатами для ареста папы и производства обыска. Папу увели сразу на допрос, а потом отправили в тюрьму. Ничего серьезного потом при обыске у нас не нашли. Оставленное белыми и красными оружие … отобрали по моему заявлению и все-таки папе предъявлено было еще обвинение в хранении оружия…свидания не разрешали…видел я его только два раза (перекинулся несколькими фразами) 1 февраля, когда его водили на допрос. Допрашивали и меня по его делу, и я делал еще заявление по поводу обвинения его в контрреволюции. Каждый день ждали освобождения, но …судил Бог иначе… В местной газете за 8 февраля напечатано объявление за подписью «Военкомарм Н.Кузьмин», где между прочим сказано: «Священника женского монастыря, Николая Попова, позволившего себе кафедру проповедника использовать для политической агитации молившихся в церкви за насильников англо-американцев и призывавшего благословение церкви на иностранных захватчиков, и гражданина…П. Воробьева…, как предателей социалистического отечества и изменивших Советской России – расстрелять…».
В недавно вышедшей книге, библиографическом справочнике С.В. Суворовой «За веру христову» указано, что убит Николай Иванович Попов в 1918 году, а дневниковые записи его сына, Василия Попова, помогают уточнить точную дату и даже время: «5 февраля 1919 года в 20 часов».
Отец Василия погиб как «священномученик», и многие священнослужители в те времена «принимали на себя страдания за веру». «Борьба красноармейцев с «белогвардейцами» дошла, кажется, до крайних пределов остроты. Деникин организовал казаков: ведет наступление во все стороны от Донецкого бассейна, а главным образом на Харьков. В Киеве большевики объявляют мобилизацию одну за другой…Странная мобилизация: идешь себе по улице, встречаешь милиционеров, вдруг «цап-царап» раба Божия и повели в участок, затем на суд и если виновен в чем-нибудь против большевиков, то «к стенке», а если нет, то пошлют или окопы рыть, или прямо на фронт…». Однако, все это, не умерило «священный» пыл молодого человека и желание проповедовать и возглавлять Братство во имя Воскресения Христова.
Дальнейший «калейдоскоп смены властей» еще долго будоражил умы мирных жителей Киева и других городов России. Всю страну тогда «трясло»! И только благодаря вере и энтузиазму служителей церкви, в такие сложные и опасные времена проводилось множество служб, крестных ходов и всевозможных благотворительных мероприятий, которые несли веру в то, что все встанет, наконец, на свои места! И Россия будет жить, а не воевать!