9.
Щелчок дверного замка заставил меня вздрогнуть, хотя и знала, что это была Вера. Она дрожала не от холода, а от всего навалившегося на неё в эту ночь, запыхавшаяся, поднимаясь на второй этаж, сразу же пошла мыть руки в ванную, не говоря ни одного слова. Я тоже молчала, постепенно приходя в себя от глубокого погружения в нечто, что меня обволакивало в кресле. Какие-то голоса, цифры, чушь какая-то, снилось...
Кран с визгом закрылся и труба на кухне начала тоскливо петь. Я быстро открыла и закрыла кран с холодной водой. Пение прекратилось. Ну и старьё же эти хрущёвки. Одно название – квартира. Того и гляди мой поющий сосед во время одного из своих концертов окажется в моей комнате. Стены между подъездами тонкие, гипсовые, а тут ещё и трубы поют так, что выть от тоски охота, не говоря о том, что для здоровья вредно. Вот сейчас снова открою кран, наберу воды в чайник и закручу его изо всей силы, чтобы трубный гул оставшихся в городе соседей не разбудил.
Чайник начал кряхтеть быстро, из сумки в своей на эту ночь комнатке достала валериану в таблетках. На блюдечко, взятое с полки над кухонным столом, выкатились пять жёлтеньких чечевичек. Потом вспомнила про глицин и снова пошла в комнатушку.
Вера сидела на кухне, облокотившись спиной на стену, бледная, уставшая и дрожащая. Печение выпало в чашку из её рук, словно было настолько тяжёлым, что удержать его не хватило сил этой двадцатипятилетней женщине.
- Не балую я себя таблетками. Чай на меня успокаивающее действует. И тем более сейчас.
«Ждёт ребёнка.» - это было первой мыслью, пришедшей на ум.
- Жду ребёнка. Почти два месяца, токсикоз замучил. Чай и вода – вот моя еда.
- На такой еде далеко не уедешь, - улыбнулась я, отодвигая от неё блюдце с лекарством. – В холодильнике молоко есть. Будешь?
- Буду.
Я открыла агрегат, высвободив холодный воздух, который заставил вздрогнуть и без того дрожащую Веру. Это был старый «Минск», работал как маленький трактор. Казалось, что это я была невесткой Марины Максимовны, и что это Вера потеряла ключи и была сегодня гостьей в такой знакомой ей квартире.
Молоко было слишком холодным, Вера разбавила его горячей водой. Выпила стакан, открыла хлебницу и достала завёрнутый в полотенце батон.
- Марина Максимовна всегда хлеб в полотенце заворачивает, - заметила отрешённо, - и я начала. Нравится, приятнее в руки брать, чем после плёнки.
- Ты говори, тебе выговориться надо, слишком ты перенервничала.
- Есть такое дело. Ты только представь, я ведь ей не говорила, что ребёнка жду, только Максим знал, а тут сейчас, в больнице встречаю сестру из гинекологии, подрабатывает на дежурствах по ночам, и она меня по животу погладила и спросила «Как растём?!» Да её какое дело! Может быть мне не хотелось, чтобы она в коридоре приёмного покоя меня по животу гладила. Да и живота-то ещё нет. Ну и тут, естественно, Марина Максимовна, не смотря на своё самочувствие, начала меня вопросами закидывать, пока ей место в палате готовили. Не время было для такой новости. Понимаешь?
Я понимала молчаливо, кивнув в знак согласия.
- Вот ты бы себе такое позволила?
- Пожалуй только в одном единственном случае, если бы встретила в больнице любимую подругу на седьмом месяце, не думаю, что в других обстоятельствах было бы уместно гладить по животу беременную женщину, - ответила я, вспоминая себя, почти двадцать лет назад, кругленькую, счастливую и раненную одновременно.
- И знаешь, что интересно? Марина Максимовна обижена, что ей не сказали сразу. А мы не могли сразу, мы ждали когда её день рождения будет, семнадцатого июля. Подарок хотели сделать, да только наш подарок рассекретили.
- Знаешь, Вера, а может быть это и к лучшему, ведь для человека важен смысл, цель, направление движения, а для стариков особенно, а иначе за неимением цели они сдают быстро. Ты ей сегодня непроизвольно новый шанс дала, шанс сопротивляться недугу, идти вперёд, потому что скоро будет пополнение в семье, потому что для неё это как новый вздох, прилив сил, для неё это сама жизнь.
- Думаешь?
- Уверена, даже более чем, вот именно сейчас, в это мгновение осознала, что не случайно сестра в коридоре тебя встретила. И не стоит сопротивляться. Смотри на меня: сижу в соседской квартире, в халате, который мне дала Марина Максимовна, с отключенным городским телефоном, с отдающим концы мобильником, проводив в больницу соседку, и не сопротивляюсь! А что толку сопротивляться? Могу что-либо изменить прямо сейчас? Да, могу. Могу пойти спать, положа руку на сердце с сознанием выполненного по случайности возложенного на мои плечи долга. А утром уже искать выход, точнее вход. В квартиру мне всё равно до вечера не попасть, если только не приедут Милонины раньше, что очень маловероятно.
Вера прыснула смехом.
- А с тобой не соскучишься.
- Это точно, со мной свихнёшься! – ответила я, откусив печенье с наполнителем. Наполнитель стёк на халат. – Вот видишь? А всё почему? Потому что в два часа ночи не стоит есть печенье с наполнителем жидким, как разбавленная сметана, а стоит идти спать.
Постель в спальне Вера стелила себе в одиночестве, мне хотелось, чтобы она увидела какой-нибудь сладкий сон, и чтобы на утро не было никаких «сюрпризов».