В прошлую среду был в Шведском посольстве в Москве. На приёме!..
Мероприятие было, пожалуй, рядовым, «для галочки». Я побеседовал с послами из Чили, Берега Слоновой Кости; получил копию верительной грамоты от английского посланника и, признАюсь честно, мне стало несколько скучно…
Мероприятие завершалось, и я уже раскланивался с посланником французским, как вдруг ко мне подошёл первый секретарь посольства и сообщил, что жена Посла просит меня подойти к ней. Я удивился, и лёгкое волнение странного предчувствия охватило всё моё тело. Меня подвели к дородной женщине, напомнившей мне портреты Екатерины II. Высоко подняв тяжёлую царственную голову, женщина сидела в огромном кресле, похожем на сказочный трон, и улыбалась в мою сторону. На недурном русском она сообщила мне, что наслышана о том, что я на лёгкой, дружеской ноге с Пушкиным, и что уже давно сама следит за моим головокружительным поэтическим взлётом, а посему просит вписать несколько слов в её сафьяновый альбом. Я замялся, и, разумеется, не ради кокетства стал отнекиваться. Но в этот момент к нам подошёл Михаил Горбачёв и, ничтоже сумняшеся, поинтересовался темой беседы. Уведомленный же, подбодрил меня, уверяя, что если бы не светлая память о Раисе Максимовне, он сделал бы такую запись сам. Я понял, что играю с огнём, и решительно потянулся за альбомом.
Ещё раз бросив взгляд фламандского мастера на эту величественную женщину и кресло, в котором она восседала, моя рука*, стремительно и нервно, вывела катрен, -
Эх, мне б им стать!
Везёт же креслу
Держать в объять-
ях эти чресла!
И, не дожидаясь об объявлении разрыва дипломатических отношений между нашими странами, я спешно удалился!
________________________________________
*умышленный приём то ли анаколуфа, то ли метонимии.