Однажды приятель моего мужа пригласил нас провести несколько дней в открытом море, на его яхте. Предложение нам понравилось, в обозримом будущем мужу грозил недельный отпуск и мы решили, что «на ловца и зверь…». Надо сказать, что до этого я не была в открытом море, поскольку никогда не жила в приморском городе. Ну, хорошо,некоторое время жила, но это был Финский залив, не очень-то и выйдешь в открытое море. А тут теплое море, яхта, в общем, так не бывает.
Владелец яхты – приятель и коллега моего мужа - Марк, неуклюжий крупный мужчина с красным мясистым лицом и раскатистым громким басом, около него редко бывало тихо. Еще на яхте были его жена – смуглая, живая, с редким именем Суоми, такое «финское» имя ей дала мать, имевшая корни новозеландских маори. И ее сводная сестра, все называли ее Джилли. Хотя она представилась пафосным и неуклюжим Джиральдина, это было ее полное имя, но оно ей совершенно не подходило. Суоми и Джилли были сестрами по отцу, но со стороны больше походили на мать и дочь, не только из-за почти двадцатилетней разницы в возрасте, старшая опекала младшую, как маленького избалованного ребенка.
Мы знали Марка и Суоми почти полгода, встречались часто. Им было под сорок, милые, открытые, шумные люди. Они были женаты семнадцать лет и собирались со дня на день благополучно развестись. Безоблачному разводу, насколько мы знали, препятствовало единственное разногласие - по поводу ребенка. Марк хотел, чтобы сын жил с ним, а Суоми и слышать об этом не хотела. Ежедневно они устраивали громкие скандалы, иногда без повода, похожие на феерические мини спектакли, к которым мы уже успели привыкнуть. Мы много и интересно общались, к тому же они первые сблизились с нами. Неожиданная поддержка в чужой стране дорогого стоит.
Сначала все шло хорошо. Мы вышли из Дарвина, мой муж тогда работал там, по приглашению, пересекли за сутки залив Жозеф-Банапарт и оказались в Тиморском море. Оно было прекрасно - вода вокруг светилось бирюзовым, в сочетании со слепящим желтым светом и синим небом. Меня восхищало это незнакомое море! Удивляло нереально яркими, неземными красками. Жадно и глубоко хотелось вдыхать его влажное солоноватое дыхание, горячо прогретое солнцем...
Суоми, в который раз, с удовольствием перекрашивала ногти, как она говорила, это ее успокаивало. И, именно это дало Марку повод, снова затеять перебранку. Они громко и с удовольствием поругались. Потом устали, тихо сидели рядом, смотрели в даль, и казались идеальной парой.
Я наблюдала за ними и их предстоящий развод, о котором они часто говорили, как о долгожданном благе, представлялся мне глупым недоразумением. Я видела, как Суоми смотрит на Марка, как складывает его рубашки, как подает ему за столом соль, как просит открыть банки с крепко закрученными крышками; видела, как он наливает в ее бокал вино, как показывает ей свой улов... Они были друг другу небезразличны, в этом я была уверена.
Что касается Джилли, то в первый день она с нескрываемым интересом поглядывала на моего мужа, но поскольку молодая была довольно костлява и на редкость глупа, у нее не было шансов. Я про себя посмеивалась над ситуацией. Мой муж всегда производил яркое впечатление на женщин и в то же время этим тяготился, все изощренные провокации женского кокетства всегда разбивались о его вежливую холодность. Мы с мужем отлично проводили время – вместе чистили пойманную рыбу,загорали,обсуждали новые проекты, разгадывали на скорость судоку, болтали о пустяках, много смеялись и засыпали глубокой ночью, утомленные и счастливые.
Но к вечеру третьего дня погода начала портиться.
Когда пришло сообщение о приближающимся шторме, все мы нырнули в удивительную патологическую уверенность, что все обойдется. Особенно уверен был Марк, он непонятной морской терминологией объяснял нам, почему мы не попадем в шторм и мы на несколько часов успокоились. Как оказалось, зря.
Сначала мы его услышали – как из другого мира стал доноситься свист и рев штормового ветра. Все высыпали на палубу, стали рассматривать море. Оно было неспокойным и как вода в банке с рабочими акварельными кистями – серо-бурого цвета. Марк направил яхту к ближайшим островам. И тут я поняла - «мы приплыли», стало страшно. Я предложила послать сигнал о помощи, в ответ все громко расхохотались. Суоми посоветовала мне пойти в кубрик, выпить что-нибудь и расслабиться. Пришлось уйти. Конечно, в тот момент они считали меня тупой паникершей, доказывать им свою правоту было бесполезно. Скоро ко мне присоединился муж, потом пришла Джилли. Она стала лепить для всех бутерброды, заливно смеялась и в разговоре о всякой ерунде вставляла короткие заверения, что шторм пройдет стороной, что просто я не знаю моря, «ведь в России нет моря». «Вот, дура!» - подумала я и отвернулась.
Нас качало все сильнее. Джилли, с улыбкой теперь уже поедала бутерброды, а меня мутило от вида еды. Во мне нарастал инстинктивный страх, но чего боюсь, я еще не знала. Потом яхту стало поднимать и опускать, как на пружине, все внутри заскрипело, заерзало. И вдруг качнуло с дикой силой, рывком. Посыпались тарелки с полок и огромная волна страшно заглянула в наш иллюминатор своей мутной пенной слюной. Тут же все стихло. Мы, как маленькие испуганные дети, хватаясь друг за друга, понеслись вверх, в рубку. Навстречу нам бежала перепуганная Суоми, она тут же вцепилась в Джилли. Муж бросился за спасательными жилетами. И я, на бегу, наблюдая за ними, нелепо радовалась, что все же оказалась права. Глупо конечно.
Снаружи вода шумно неслась, все чаще и все яростнее накатывая с боков, все тяжелее стукая в борт и с плеском, шипением ссыпаясь с него. Мы перебрались в рубку, жались друг к другу. За бортом было не темно, но как-то серо, бесконечная вода бессмысленно ходила, образуя вокруг, ставшей вдруг крошечной яхты, гористый ландшафт и эти горы росли выше и выше. В стекла рубки, где все мы стояли, ливнем летели брызги, свистел, сильно дул ветер. Кое-как в тесноте надели спасательные жилеты. Через несколько минут Суоми закричала, огромная волна перехлестнулась за борт и накрыла палубу. Марк грубо заорал на жену и сказал, что мы все должны спуститься вниз, здесь мы ему мешаем. Мы подчинились.
Нас качало во все стороны и мы, цепляясь за холодные и мокрые поручни стали спускаться. Марк выгнал нас наружу очень вовремя, как только мы оказались у борта Джилли переломилась пополам и ее вырвало, потом опять и опять, казалось, она с жалобным стоном исторгала из себя всю душу. Я вцепилась в ее мокрую майку, боясь, что при очередном крене она упадет в море. Брызги заливали лицо, я не могла открыть глаза. Попробуйте открыть их под струей душа. Потом с трудом разглядела, что Суоми вернулась в рубку, к Марку.
Своего мужа я не видела. На секунду подумала, что он мог поскользнуться и вывалиться за борт и эта мысль заставила меня рвануть с места, вниз к каютам, чтобы удостовериться, что он там. Я потащила девушку за собой. Тяжело, падая во все стороны, больно ударяясь о поручни, мы добрались до лестницы и тут же наткнулись на моего мужа, который возвращался на палубу за мной. Обнявшись, почти скатились вниз.
Здесь было сухо и не было ветра. Все мы были живы, это вселяло надежду. С нас на пол струйками стекала вода. Стоять было невозможно, мы сели на пол узкого коридора между каютами, рядом с лестницей, упираясь спинами в одну стенку, а ногами в другую. Временами казалось, что мы нереально быстро идем по волнам, временами, что стоим на месте. В какой-то момент, я подумала, что шторма бывают и в северных морях и что там еще и лед и снег и сводит от холода кости. А мы в теплом море и, значит, нам крупно повезло! Мне показалось это крайне веселым. Я поделилась этой мыслью с мужем, но рассмешить его не удалось, в ответ он сморщил гримасу мученика.
В стены тяжело ударяли массы воды. Яхта рычала, как живое существо, сражающееся за свою жизнь. Что-то в глубине машинного отделения бурлило, ревело, захлебывалось, с громким рыгающим звуком, как в животе дракона. Мы то и дело обрушивались куда-то вниз, в неизвестную бездну, потом резко выпрыгивали обратно и сразу налетал пугающий свистящий ветер. Он замолкал и мы снова проваливались. И каждый раз, когда яхта уходила вниз муж громко матерился. Джилли, естественно, русского мата не знала, тянула меня за рукав и спрашивала «Он молится?». Я была на той грани, когда выбираешь, между хохотом и рыданием.
Джилли повалилась на меня, всхлипнула и я стала утешать ее как ребенка, гладила по мокрым волосам. Ей было страшно и мне тоже. В голове перекатывались обрывки мыслей, из-за дурманящей качки, думать о чем-то было трудно, вот мысль о детях, мысль о том, что глупо мы проводим свой отпуск, о родителях, которые далеко…
Наступила ночь. Страх уже потерял надо мной свою власть, осталась безвольная заторможенность и в теле и в чувствах. Тянуло в сон, но, как только я засыпала, меня тут же вытряхивало в реальность. Воли не было даже на то, чтобы добраться до гальюна, я несколько раз собиралась с силами, сделать это, но оставалась на месте.
Час за часом тянулась эта качающая пытка. Было противно уже даже просто терпеть это. Джилли заснула, вернее, погрузилась в состояние укачивающего дурмана. Я пошевелилась, выползла из под нее, и приблизилась к мужу. Он притянул меня и крепко прижал к себе. Я обняла его за колено, уткнулась носом в его согнутую ногу и тоже забылась…
К утру стало стихать. Потом наступила тишина, так же внезапно, как начался шторм. Измученная яхта постепенно успокоилась, перестала вздрагивать и раскачиваться и, наконец, замерла совсем. Джилли перебралась в свою каюту, спать. Мы, с мужем выбрались на палубу. Светало. Кое-где на небе проглядывало утреннее солнце. Поднялись в рубку, Марк и Суоми спали, прямо на полу, обнявшись, подложив под голову спасательный круг. Будить их мы не стали.
Через несколько недель, после возвращения, во время очередного барбекю, Марк и Суоми радостно сообщили нам, что ждут второго ребенка. Такими счастливыми я их никогда не видела. Мы обнялись. «Это после шторма» - шепнула мне Суоми, улыбаясь.