СЕРГЕЙ ИОНОВ - ВТОРОЕ МЕСТО НА ПЯТНАДЦАТОМ КОНКУРСЕ ФОНДА ВСМ.
Мне было восемь лет. В то лето гостил я в деревне у тётки. Мы с моим старшим братом купались в мелкой речушке, ловили раков, гоняли на мотоцикле, пасли коров – в общем, отдыхали. Однажды, когда мы возвращались с речки, на пыльной дороге я нашёл деревянный кораблик. Это был толстый, размером с кирпич, брусок, который кто-то очень умело и аккуратно обтесал в виде корпуса корабля. Придя домой, я набил вдоль бортов гвоздиков, натянул леера из проволоки, сверху прибил брусок-рубку и у меня получился самый настоящий пароход! Брат снисходительно посмотрел на творение моих рук и принёс мне полбанки голубой краски, которой он красил свой старый мотик. Маляр из меня был никудышный, краска ложилась толстым слоем и оплывала, но, всё равно, результат превзошёл все мои ожидания. Голубой кораблик, серебристые гвоздики вдоль борта и медная проволока на них! Краска почему-то сохнуть никак не хотела, и я так и не успел взять кораблик на речку.
Вечером приехали родители – забирать меня домой. Лето заканчивалось, и надо было готовится к школе. Они привезли с собой только что купленный новый школьный костюм, и все долго цокали языками и приговаривали, оглядывая меня в этом костюме - какой красивый мальчик, да какой хороший костюмчик! Дело шло к вечеру, уже запаковывались последние гостинцы – ягоды-фрукты-овощи с тёткиного огорода, соленья-варенья в трёхлитровых банках, передавались последние приветы городской родне, а я пошёл проверить, как там мой кораблик. К моей радости он почти просох и голубые борта его сияли весёлым глянцем. За огородом протекал заболоченный ручей и в нём был выкопан небольшой омуток, над которым лежали широкие мостки. На них устанавливали орущий на всю деревню насос, когда нужно было накачать воду в баню или для полива, а по вечерам я помогал там сёстрам мыть посуду. Мне давали пучок травы и я оттирал песком закопченые на летней кухне алюминиевые кастрюли и чугунные сковородки. Мостки были совсем низко над водой и мы с братом любили сидеть там по вечерам, и, болтая ногами в нагревшейся за день воде, рассказывали друг другу разные истории. Недолго думая, я решил испытать свой кораблик в омутке, рассудив, что дома, в городе, сделать это будет просто негде. Жили мы тогда в деревянном двухэтажном доме, воду носили в вёдрах из колонки, а на огромную, широченную Каму, до берега которой от нашего дома было двадцать минут ходьбы, меня бы никто не отпустил.И вот я, в новом школьном костюмчике, с красивым голубым корабликом побежал вприпрыжку к омутку.
Я стоял на коленках на мостках и, держа кораблик за голубую рубку, выписывал им по тёмной воде омутка замысловатые фарватеры. Иногда я подталкивал его и отпускал в свободное плавание, а когда он отплывал от меня на расстояние вытянутой руки, ловил его и возвращал в порт приписки – к мосткам. Сейчас я уже не помню, представлял ли я себя капитаном дальнего плавания, пиратом или военным моряком, наверное так и было, но я очень чётко помню, как я удивился, когда кораблик резко, сам собой, юркнул под мостки. Это было так неожиданно, что я инстинктивно потянулся за ним рукой и тут же, кувыркнувшись через голову, оказался в воде.
Омуток был глубиной по горло взрослому человеку, поэтому я ушёл под воду, что называется, с ручками – с ножками! Я даже не успел испугаться, потому что удивлению моему не было предела. Напротив меня, в глубине, стоял странный дядька – косые лучи вечернего солнца просвечивали его тёмно-рыжие с прозеленью косматые волосы и медленно колышащуюся в воде бороду. Одет он был в какую-то бесформенную хламиду и тёмные штаны. И что самое удивительное – тёмной своей, какой-то мохнатой рукой, он прижимал к груди мой кораблик. Мой – и не мой! В глубине омутка яркие краски померкли и был он уже совсем не весёлый. Конечно же, я сразу понял, что это водяной. Бабушка много раз рассказывала мне о нём и его проделках. Лица его почти не было видно, потому что последние косые лучи солнца светили ему в спину, но оно напомнило мне лицо утонувшего три года назад тракториста, которого вытащили на моих глазах из реки на берег два странных человека в блестящих чёрных костюмах и стеклянных масках. Я тогда ждал бабушку у сельмага и очень заинтересовался этим зрелищем. Аквалангисты сидели и курили, а я, пятилетний пацан, с интересом рассматривал иссиня-бледного, очень опухшего тракториста, который как будто прилёг поспать на берегу после очередной пьянки. Водяной отличался от тракториста огромными тёмными глазами – они смотрели на меня с какой-то строгой печалью, с каким-то укором. И я неожиданно понял причину его печали – как же тяжело ему было! Жить одному в этом маленьком омутке, слушать душераздирающий вой насоса, от которого он не мог, как я, убежать на другой конец деревни, по вечерам глотать мутную мыльную воду и слушать бряканье тарелок и кастрюль, смотреть на плавающие окурки, которые мы с братом бросали в воду, заслышав шаги взрослых. И, конечно же, увидев у себя над головой такой красивый голубой кораблик, он не мог удержаться – ведь это был его омуток, он был здесь хозяин. Мы стояли и смотрели друг на друга, и я понял, что не буду забирать у него кораблик. В конце концов, мне и запускать-то его негде, а ему хоть какое-то развлечение. В общем, мы поняли друг друга, глаза его подобрели и тут… И тут, как в классических пособиях по спасению на водах, мой старший брат вытащил меня за волосы из воды! Наверное так чувствуют себя новорожденные, когда их из тёплого, влажного полумрака выдёргивают в слепящий, непонятный мир…
Я стоял и орал благим матом, с нового костюма ручьями стекала вода, через огород к нам бежали мои испуганные родители и прочая родня. Все были так напуганы, что мне даже не попало за намокший костюм. Через полчаса я сидел, завёрнутый в большущее полотенце, пил горячий чай и смотрел, как сёстры утюжат мой костюм. Всеобщая паника улеглась, все уже шутили по поводу моего купания, подтрунивали надо мной. Мама очень удивлялась, что я совсем не испугался, а я попросил брата выйти со мной во двор. Когда мы вышли, я сказал ему – Юрка, пойдём, сходим ещё раз туда, у меня там одно важное дело есть! Он удивился, но не отказался.
Я стоял в отдалении, на бережку, и смотрел как он, закатав рукава рубахи, шарит палкой под мостками, раздвигает окрестные камыши, в надежде, что блеснёт в сумерках голубой бочок… Кораблика нигде не было! Мы вернулись домой, на меня торжественно надели отглаженный костюм, и все очень радовались, и даже немного удивлялись, что настроение у меня просто отличное. Было от чего!
Мы ехали в отцовском «Москвиче» по вечернему городу и я, глядя на проезжающие мимо машины с включёнными фарами, вспоминал свою необычную встречу и думал, как наверное ему теперь веселей там, в глубине, играть голубым корабликом, с блестящими гвоздиками, вбитыми вдоль бортов, и натянутой на них медной проволокой…
PS
Было ещё много странных историй, связанных с тёткиным домом, и страшный сундук, с сидящим в нём домовым, и смерть любимой бабушки у меня на руках, и необычные события, последовавшие за этим той печальной ночью в полупустом доме. И был я уже гораздо старше, и не верил ни в какие чудеса, пытался объяснить их с научной точки зрения. Пытался – и не мог. Тогда я уяснил для себя, что чудеса происходят с нами вне зависимости от того, верим мы в них или нет. Но, когда я вспоминаю тот далёкий день, грустная, колышащаяся в тёмной воде косматая фигура, с прижатым к груди голубым корабликом, встаёт передо мной… И есть между нами какая-то тонкая, странная связь… Может быть, даже дружба…