Телогрейко Магар, мужик одаренный во всех отношениях, без малого еле на ногах от ходьбы по селу, с двумя мешками комбикорма "Специальный", дошел до ручки председателя ком-совхоза Патрухина и нагнул её. Было заперто. Тогда дверь унесло ветром ноги сапога полугрязного и твердосшитого - выдернуло с петель "ту" и бабахнуло перекувыркнувшись в воздухе где-то рядом взрывом несуществующей пыли. Испуганно пчихая, Патрухин предстал во всей красе: накрашенный, в женских трусах - сюсюльках на прищепках, каких-то ремнях поперек и после, с ошейником и плеткой паломанной одной. Напарником Патрухина, оказался старший механик Оливин, наряженный в такое же дерьмо, да еще связаный частично неполностью, как сухарь. Оба извращенца были красными. Телогрейко Магар, вздохом опустил мешки с комбикормом на исшарканный коричневый пол, сел на них пОпом, похлопав похвалой ладохи, как живых, опустил голову покапывая пОтом, и взревел: "Я вас предателей ненавижу, всю жизнь вы учите, как жить! Всю мою жизнь на вас работаю не покладая рук. Люди - село работают, до последнего, до последней капли силы - крови. Чтобы родину поднять с колен! Чтобы кормить ваших голубей? Чтобы позорить село? А ну к стене! Быстро я сказал!". Магар резко встал, вынул из запазух смоляной обрез-дробовик, дал подошвой по срани двух несчастных гомосеков по очереди и щелкнул затвором. Что-то нашло и завертелось в душе Магара тут же. Начало рвать нутро и корябать сущность - не хотелось стрелять сразу и всё. Заповеди золотыми лентами обвили горло Магара и он сдался правде - запалил в обоих.
И хотя вечер был полог и чист, как святое ремесло, все равно появились образа по пути до хаты со смиренным указательным пальцем страждуще-наказывая и предупреждая.
Родной дом встретил Магара гоже: коты рвали березы, опузившись от крыс, доились непотребно по-парно коровы, коптилось сальцо с мяском, квасилась качанами поздняя капуста, созревал первач, ржали дикие кони на холе и охала сойка возле бучи, роились свежевыпростанные поросята шебурхой. Магар вздохнул, выдув кумар заливным облаком, и похвалил себя, как давно не хвалил. Обнял жёнку с оравой ребятни и закрыл глаза.
А на том краю, Патрухин с Оливиным собирали мух и охающих зевак, на своё месево. Били раззвоном колокола. Народ собирался к ухабе. Неприметно холодало. Собаки выли, как никогда. Ковыляли борзые слухи...