Небо было белым. Белым, как раскаленный металл. Солнце палило немилосердно, да и в ближайшее время пощады ждать не приходилось.
Катарина посмотрела на небо, как будто на своего злейшего врага. Даже котта, сшитая из тонкого льна на местный манер, вместо привычной шерсти, не спасала от адских мучений. Наверно так чувствуют себя грешники, методично поджариваемые на адской сковороде.
Год назад, когда она только приехала сюда, город казался ей волшебной сказкой. Как же иначе! Акра, последний оплот воинов Христовых! Теперь же Катари ненавидела этот город всей душой. Горячий, пыльный, он давил на нее, угнетал и не давал спокойно дышать.
Маленькая церковь встретила ее необычайной прохладой. Злое солнце разбивалось о цветные витражи, не проникая в саму часовню. Пусто. Тихо. Так и должно быть, когда под стенами и у ворот Сен-Антуан идет бой. Мужчинам некогда молиться и верить. Есть только время проливать свою кровь. Нет времени любить. Есть только время умирать.
Пальцы перебирают четки, губы шепчут машинально слова молитвы. Латынь срывается с губ жемчужинами и падает на пол.
А разум непослушен. Он перебирает в памяти сладость грешных объятий, мед поцелуев и жаркие клятвы. И так больно в груди. Грани креста впились в ладонь до боли. «Господи, Боже милосердный, нет такого греха, что ты не смог бы простить. Не губи его, молю. За сломанный обет – не губи… Возьми меня. Я от жизни взяла все, меня возьми в замен…»
Небо пылало. Обожженное солнцем и греческим огнем. Разбитое на осколки криком. «Боссеан…Боссеан…Что это?..» - но слова вырывались изо рта поневоле, сливались со всеобщим гулом, снова разбивая небо на осколки. Роберт поднял голову к раскаленному небу. Какая насмешка судьбы, какой ад на земле! Вот она, цена, фра Роберт, мессир Роберт.
Греческий огонь ударил рядом, в лицо пахнула нестерпимым жаром. Сарацины снова остановились, осыпая пехоту и рыцарей градом стрел. Совсем недалеко госпитальеры уже схлестнулись с их легкой пехотой. Но магистр Гийом от чего-то медлил.
- Мессир Гийом! – Роберт закричал изо всех сил, какие еще оставались в теле. Он не успел.
Наверно де Боже вскрикнул, наверно пропела стрела, разве разберешь хоть что-то в этом крике и лязге металла? И только когда магистр начал клониться вниз, падая из седла, он понял, что опоздал. Фатально опоздал.
- Мессир, вы меня слышите? – Командор и Маршал склонились над умирающим.Его серые глаза еще смотрели на них, но он уже начал уходить. Все меньше он был связан с этим миром.
- Да…- уже не голос. Полухрип-полувздох. – Сенешаль…Он здесь?…
- Здесь, мессир. Вы желаете его видеть?
-Да… - опять этот шепот.
Пьер де Севри вышел за дверь и одним взглядом приказал Роберту войти. И он вошел. Встретился взглядом с серыми глазами Гийома де Боже и уже не отвел их. Он знал, что Гийом знает. Не даром они дружили много лет, не даром де Боже посвятил его в рыцари.
Так же не говоря ни слова маршал ордена указал всем присутствующим на дверь, вслед за ними вышел сам.
- Я хочу исповедоваться вам, мессир.
- К чему условности, брат мой? Я не способен отпустить тебе грехи, я не священник.
- Это не имеет значения. Как бы жестоко это не звучало, вы предстанете пред Богом раньше нас всех, хотя многие ненадолго отстанут.
- Оставь. Я знаю, что умираю.
Роберт опустил глаза, впервые за весь разговор.И как-то по простому, без титулов,попросил:
- Попроси там…за нее.
Гийом де Боже устало откинулся на своем ложе. Глаза его устало закрылись и уже не открывались больше.
- Я попрошу.
Крики приближались, и Катарина почувствовала странный, острый страх. Факелы в темной южной ночи отбрасывали страшные тени на стены домов. Они приближались, а страх накатывал все неотвратимее.
Несмотря на то, что она была готова увидеть, бородатые лица в традиционных тюрбанах вызвали дрожь ужаса.
Сарацинские воины закричали что-то на своем языке. Смешали с в этом крике восторг, безудержное ликование и недоумение. Благородная леди, одна, темной южной ночью в осажденном городе… Возле дома Ордена Храма.
Еще одна тень выступила из мрака. Даже не тень, а белый призрак. С крестом на груди, как кровь. Он не крикнул, не дрогнул, не отвел глаз. Только проходя мимо нее – коснулся плеча, легко, мимолетно. Вложив всю любовь и нежность.
Роберт шагнул вперед, отсалютовав ошарашенным и пораженным врагам мечом. Блик огня замер на стали на миг…А потом закружилось. Не так как в битве за ворота Сен-Антуан, не так как в любой из битв, через которые он прошел. Закружилось и понеслось.
Пока сталь кривого меча не вошла грудь. По самую рукоять. И пока кровь не брызнула, делая крест и коту одного цвета – красного. «Я исповедовался. Я знал что она здесь. Я знал, что ей нужен. Вот она – цена, фра Роберт. Вот она!»
И таким же хрипов из разорванной, рассеченной груди, как недавно его магистр:
- Прощай…Люблю…
Распахнулись двери, рыцари Ордена осветили улицу сотней факелов. Чьи-то сильные руки обхватили ее за пояс, оттащили от тела рыцаря.
- Закрыть ворота! – скомандовал властный голос. И кончилось. Кровавый кошмар – кончился. Господь не взял ее, не принял ее жертву. Остались – слезы.
В ворота ударили тараном. Молчаливый маршал Ордена Пьер де Севри качнул головой и тихо произнес:
- Дитя, Господь милосерден. Он возьмет к себе вас обоих.