Сеня Разумный

Эдвард Фришер
       

       Он появился осенью в составе хлопковой бригады от нашего химико-металлургического завода. Тельняшка висела на плечах, узких и покатых, почти параллельных позвоночнику. Шов, в месте примыкания рукава к майке, находился ближе к локтевому сгибу. А вырез для головы был, как декольте: немного не доходил до пупка. В недрах рукавов не пряталось даже намёка на мышцы, и они развевались флагами на двух древках.

       Я его прежде не видел на заводе. Просто пришла разнарядка на сбор хлопка. От каждого отдела - определенный процент работников. ОГЭ (отдел главного энергетика) скоропостижно заполнил вакансию электрика второго разряда и отправил новенького на сбор хлопка.

       Паренек приехал из Одессы в Ташкент, "пролетел", поступая на очное отделение энергофака, подался в Ангрен, где успел на третий поток, и в итоге оказался на химфаке вечернего отделения политехнического института (не по призванию, а потому что не надо было сдавать экзамен по математике "письменно"). Он "легко" был принят на химико-металлургический завод почти по "специальности", учитывая хлопковую страду.

       "Король мускулов" тоскливо смотрит на бесконечные грядки "белой ваты", делает в уме перевод с узбекского на украинский замечаний бригадира-хлопковода. Получается каша.

       Солнце печет неприкрытую голову с черными курчавыми волосами. Плаксивая гримаса уже в первые часы пребывания на хлопке исказила лицо, да так на нём и засохла. Хронически хочется кушать. Пареньку хочется сала, одесской колбаски. Но в активе суп с макаронами, второе - макароны по-флотски со следами тушенки. Чай из титана - мутный и невкусный.

       Старший от завода разъясняет новенькому, его имя Сеня Разумный, про норму сбора чистого хлопка, и подбора после хлопкоуборочных машин, с учетом скидок на сорность и влажность...
       У паренька в голове словно завели пластинку: за невыполнение нормы сбора - расстрел, за грязный хлопок, попытки вложить в фартук каменюки - виселица, появление в нетрезвом виде - увольнение и расстрел.

       Про выпивку говорят не каждому. Но Сеню просвещают. В день приезда, вечером, были танцы. Сеня на последние деньги купил и выпил бутылку портвейна. Но то, что другому подняло бы настроение, у Сени вызвало приступ ностальгии, слезы и потерю сознания. Он успел рассказать всем членам бригады, поварам, медсестре, что работал осветителем в Одесском театре музкомедии, что родители в разводе. Отец в Ташкенте, мама в Одессе.
Мама и выписала ему командировку к отцу на получение высшего образования:

- Пусть и Гиль поучаствует хоть чуть-чуть в воспитании Сени! Поделится
радостью (Гиль - радость на иврите)!

       И вот, Семен Гильевич, не нагибаясь, идет по своей грядке, лишь бы не отстать от доброй девушки Марии, которая хлопок собирает и успевает отвечать "каторжанину". Двумя пальчиками "хлопкороб" периодически очищает коробочки с урожаем. Со стороны видно, что это те коробочки, которые ткнулись ему в лицо. Мария смеется:

- Семен, смотри, сколько хлопка на твоей грядке, килограммы просто плывут в твои руки!
 
- Машенька, у нас в Одессе говорят, что в руки плывет только то, что не тонет!

       История, рассказанная Сеней на танцах, повторяется еще раз, потом, отшлифованная, второй, третьей девушкам-сборщицам. К обеду он еле волочит ноги, обутые в рабочие ботинки, взятые на полтора размера больше, под шерстяной носок. Ботинки притягивают тщедушное тело к центру Земли, делая из Сени паралитика.

       После обеда старший выколупывает горе-хлопкороба из-под куста у арыка, аромат которого даёт ясно понять, что вода в нём смертельно опасна. Отчитывает за четыре килограмма, собранных до обеда. Это очень мало. Хорошие сборщики собирают до ста килограммов до обеда и валяются в жару в тени. Эти сборщики выходят на поле с раннего утра, когда после ночной прохлады волокно хлопка потяжелей.

       Сеня выходит на поле, исцарапавшись, собирает еще пять килограммов хлопка - теперь есть, на что присесть. Проходящие к месту взвешивания, с набитыми фартуками хлопкоробы, видят одинокую голову среди кустов, разговаривающую с небом. Жалоба разве только рыданиями не прерывалась.
       Досталось Одессе, отпустившей такого кадра. Матери, не обеспечившей райскую жизнь
вундеркинду. Отцу, рванувшему из места компактного проживания евреев в страну мусульманскую, незнакомую. Всем было понятно, что судьба не выдала ему счастья целым куском, а только крохи.

       Не сговариваясь, девчата - и ребята-сборщики, записали на Сеню килограммы. По итогам дня набралось сорок три кило. Окупилась еда, и расстрел отменили. Он ходил, широко улыбаясь.
 
- Но у тебя не так много, а ты счастлив, словно рекорд по сбору установил.

- У нас в Одессе говорят, что счастлив не тот, у кого много, а тот, у кого хватает!

       Вечером, на танцах, мужики постарше налили Сене портвейну. Вино нырнуло в него по проторенной дорожке и вызвало уже знакомое состояние. Сене хотелось отблагодарить тех, кто спас его от разбора в штабе по сбору хлопка. Все отмахивались от него: "иди, танцуй!"

       Ботинки пытались танцевать чарльстон, твист, но практически стояли на месте. В них, кобрами из корзинки индийского факира, извивались маломощные ноги одессита. В финале Сеня был отнесен ребятами к месту ночлега в состоянии "аут".

       Производственная дисциплина была для всех. Кто умел, тот мог выпить и не засветиться, выполнить для бригадира какую-либо работу, т.к. многие были мастеровитыми слесарями и строителями, - за это бригадир писал им плановый сбор хлопка. Молодежь, пришедшая на завод после школы, справлялись с планом самостоятельно.

       Когда на утро Разумный пошел по вчерашним собутыльникам-друзьям с целью занять денег на полюбившийся портвейн, то старший - начальник штаба по сбору хлопка от завода попросил его на поле не выходить, мол, найдет работу ему по силе. Сеня остался, проводил сборщиков, уходящих на поле, словами: "Дошли до бога мои молитвы!".

       Вечером старший на вечерней линейке довел до коллектива, что Разумный Семен Гильевич "испарился" с места истопника на кухне. На другое утро он не появился, о чем по рации сообщили на завод. С завода ответили, что Разумный Семен еще вчера, до окончания рабочего дня, появился в отделе, выступил с короткой речью, после чего уволился как не прошедший испытательного срока. Хотя для него - это избавление от труда незнакомого и где-то дикого. Как он преодолел почти двести километров без денег, и успел на завод, осталось загадкой. Может, в кузове попутной машины?
       Ведь в период хлопковой страды перемещаться домой можно было только со справкой о заболевании или с командировочным удостоверением о том, что человек послан решать вопросы для бригады постоянных сборщиков. Проверяли на постах, и строго.

       Последующие встречи с Сеней происходили под сводами Ангренского вечернего отделения Ташкентского политехнического института.

       К тому времени он, договорившись с прорабами, устроился сторожем на два или три объекта. В дни зарплат расписывался за полную сумму, забирал половину. Ни одного часа он не работал при этом, а деньги на карманные расходы имел. Хватало и на то, чтобы снимать комнату.

       Ходил он на все лекции. Но запах любимого портвейна и щетина на щеках стали его приметами. Лекции по некоторым дисциплинам были сквозными для химиков-технологов всех мастей: неоргаников, органиков, керамиков, виноделов. В общей толпе вечерников на него никто не обращал внимания. Студенты приходили за знаниями, но часто уставшие до такой степени, что дремали на лекциях.

       И вот сессия. Институт. Экзамены. Мандраж. На сессии о Сене заговорили.

       Четырехэтажное здание вечернего института имело лекционные залы, спецаудитории по техническому черчению, начертательной геометрии, лаборатории различных направлений химии, строительства, электротехники.
       Под экзамены были отведены аудитории, емкостью всего человек на сорок, на первом этаже. Туалеты рядом, и толпа не бродит по этажам, не разносит грязь.

       Экзамен по аналитической геометрии. Векторный анализ, объемы и поверхности, цилиндроиды и гиперболоиды вращения, и прочее с интегралами и элементами математического анализа.

       Экзаменатор - доцент, Владимир Николаевич Чачелов, высокий, лысый и умный. Кроме аналитической геометрии, преподавал Теорию вероятностей.
       Мир, где пребывали его мысли, находился на вершинах, до которых студентам вечернего химико-технологического факультета было не добраться. Хотя одна группа (специальность - Технология брожения) после нескольких дней практических занятий на винзаводе, по части уверенности в себе не уступала доценту.

       Как давал он лекции по Теории вероятностей!
 На глазах изумлённой аудитории доцент "перемешивал" несуществующие белые и
 черные шары в несуществующем мешке Затем спрашивал:

- Какого цвета шар я достану сейчас из мешка?

       При этом его рука как бы погружалась в мешок, потом извлекалась на свет, и ладонь, пустая, протягивалась к студентам. Обалдевшие студенты смотрели на эту пантониму с перемешиванием несуществующих шаров в несуществующем мешке, и искренне ожидали, что раскрытая ладонь свернется в фигу.

       Названия фигур вращения гипербол, парабол, других кривых вокруг различных осей координат бросали студентов в жернова страха. Последний вопрос каждого из четырнадцати билетов был на построение таких тел вращения. Запомнить просто нереально.

       Сеня пришел на экзамен без запаха, одетый где-то даже элегантно - в черный костюм с галстуком на резинке и изображением русалки. Запустили первые шесть человек, уверенных в себе и подстегиваемых расписанием автобусов, студентов из поселка Дукент. Там жили семьи работающих на предприятиях Министерства среднего машиностроения. Нужно признать достаточно высокий уровень знаний представителей Дукента.
 Прошло минут сорок, и Чачелов стал неводом тащить экзаменующихся к себе за стол для ответов. Первая "четверка", три отметки "уд", "четверка", "неуд". Приглашены еще студенты из толпы возле аудитории. Система: студент вышел, другой зашел - как везде. Когда настал черед Сени, то перед столом с билетами он вдруг пошатнулся, колени его подкосились, чтобы не упасть, он ухватился за стол.
       Чачелов встал:
 
- Что с Вами, Вам плохо?

- Да сердце кольнуло немного.

- Да на Вас лица нет, бледный Вы какой-то!

- Ничего. Просто лежал несколько дней и резко встал...

       При этом у Сени опять подкосились ноги.

- Слушайте, идите домой, потом сдадите!

- Нет, Владимир Николаевич, я готовился.

- С Вами что-нибудь произойдет, а мне отвечать?!

- Я буду отвечать, но можно попить?

       Лицо Сени опустилось на стол. Руки безвольно висели.
 
- Эй, ребята из коридора, отведите его попить, пусть лицо холодной водой
ополоснет.

       Двое студентов подхватили его под руки, Сеня повис на их плечах. В коридоре, между аудиторией и туалетом Сеня сказал нормальным голосом:
 
- Билет номер одиннадцать, подготовьте шпору!

       На обратном пути ответ на билет ему благополучно дали. Этот симулянт его даже не переписал, а сдал, как собственное произведение - "трояк"!

       Сеня подружился с Амелиным Алексеем, некогда проживавшем в Одессе.
Они сошлись по территориальному признаку рождения и любви к узбекским портвейнам, нужно отметить - неплохого качества. На лекциях сидели вместе, шептались, или писали друг другу записки в тетрадях для лекций. К экзаменам готовились вместе, строчили шпаргалки. Но Амелин был аккуратистом: неизменный костюм, галстук, гладко выбрит, хороший парфюм. Его жена трудилась на керамическом комбинате на высоких должностях. Леше нужно было получать высшее образование, чтоб соответствовать. Но готовиться по учебникам, каждый из которых был толщиной с кирпич, он не собирался.

       Амелин вместе с Сеней Разумным отличились на экзамене по начертательной геометрии. У каждого в кармане по семь шпаргалок: с первого по седьмой билет у Сени, с восьмого по четырнадцатый - у Лёши.

       Свидетели сдачи экзамена этой парочкой не могли без смеха рассказывать. Зашли оба, сели друг за другом. По закону подлости, шпора для Леши лежала в кармане у Сени и наоборот. Леша отсчитал в кармане бумажки с ответами на билеты, вытащил аккуратно и передал Сене вперед.

       Сеня засунул руку в карман, вытащил не ту шпаргалку, быстро сунул в ящик стола, а дно решетчатое. Шпаргалка, шурша, как осенний сухой лист, начала падать. Сеня приподнял ногу и прихлопнул бумаженцию с силой, с какой давят вредителей огородов. На звук среагировал экзаменатор, теперь он периодически поглядывал на Сеню. Амелин нервничал. Сеня вновь залез в карман, и в этой позиции был зафиксирован преподавателем. С усмешкой тот глядел на Сеню и ждал. Сеня вытащил руку, но в ней был несвежий, злокачественный носовой платок. Тщательно высморкавшись и извинившись за шум, Сеня платок спрятал. Экзаменатор, которому от вида платка стало дурно, отвлекся, а нужная на сей раз шпаргалка перекочевала куда надо. Экзамены они сдали!

       Жизнь продолжалась. Работа, а вечером, четыре дня в неделю, по две
пары занятий. Как заведенные, без всякой личной жизни, студенты учились, учились и учились. После трех лет вечернего отделения все переходили на заочное обучение, с экзаменами в Ташкенте. Только успевай писать контрольные работы и рассылать по
кафедрам.

       Сеня Разумный переехал в Ташкент, мы встречались только на сессиях. Он совершенно не изменился внешне: одежда мятая, обвисшая, под глазами круги. Мы все уже трудились по специальности, а Сеня пошел по пути фальшивых справок с места работы.

       Здоровался, смеялись, вспоминая хлопковые будни.

       Сеня рассказал, что здесь, в Ташкенте, однажды увидел приезд руководителя СССР.
Кортеж автомобилей с начальством и охраной. Люди в черных костюмах по пути его следования. Эти люди в черном произвели на парня из Одессы неизгладимое впечатление.
Захотелось стать одним из них.
 И Сеня решил действовать немедленно. Никому об идее не рассказал, чтобы не перехватили. В свободное время он бродил в районе стадиона "Пахтакор", недалеко от комплекса правительственных зданий. Люди в черных костюмах встречались по всему периметру этого комплекса. Госбезопасность. Удостоверения, многодозволенность и бесстрашие. Сеня
мечтал.
 И вот, в один из дней, Сеня решился. Он оделся в лучшее, что у него было, и на трамвае направился к месту обитания службы охраны государственной безопасности. Прямо на остановке, где он вышел, стоял мужчина в черных очках и черном костюме, с блокнотом в руках, и записывал какие-то цифры.
Сеня осторожно потрогал мужчину за рукав. Тот обернулся и спросил:

- Что Вы хотите?
 
- Простите, как к вам устроиться на работу?

- Сильно хочется?

- Да, очень!
 
- Тогда добирайтесь до трамвайного депо, спросите отдел кадров, потом
учебный комбинат, и Вы - водитель трамвая!

 Сеня посчитал это знаком сверху. Потом добрые люди довели до него перечень достоинств,
коими должен обладать работник госбезопасности. По двум-трем пунктам наш одессит
был бы забракован, однозначно. Мечта перешла в разряд несбывшихся.

       Он рассказал, что сейчас работает в Ташкенте осветителем в театре имени Навои, шабашит на строительстве домов, прокладывая освещение. Про отца и мать отвечал уклончиво, желал им сто лет жизни. В Ташкенте много евреев, и они помогают тем, кто нуждается, при условии, что те стараются получить достойный статус в жизни. Они и помогли с работой в театре.

       Последняя встреча с Сеней была на экзамене по Технике безопасности, производственной санитарии и охране труда для работников химических производств, автор учебника Соловьев, страниц шестьсот текста. На сессию вызывают, график экзаменов вывешивают, допускаются сдавшие контрольные задания. И вот, перед входом в аудиторию, где идут экзамены, заочники со всей Республики. Здесь же Амелин, читающий газету
"Вечерний Ташкент", Сеня без ничего и я с учебником в руках, периодически в него заглядывающий. Зашли в числе первых десяти. Билет попался несложный, но я привык писать ответы на вопросы в черновике, чтобы не сбиться при ответе.
       Пока готовился, смотрю, пошел отвечать Леша. Вперед всех!

- Ну, уважаемый товарищ Амелин, что у Вас в билете?

- В билете у меня очистка от примесей газов-отходов химических
производств.

- Великолепно, прошу Вас, отвечайте.
 
- Так вот, я не хочу Вам отвечать по избитому сценарию. Ответы на этот вопрос есть во всех учебниках. Я хочу рассказать Вам об изобретении англичанина, пусть будет Смита, который запатентовал его под номером 23456678. Это труба, оборудованная устройством для выброса дыма, пара, пыли кольцами. За счет этого расходы на очистку невысоки, а зона
рассеивания больше.
 
- Достаточно, - восхищённо пролепетала женщина-экзаменатор, - да, у заочников
знания на порядок выше, чем у очников. Два слова не свяжут, что такое ПДК, и то не могут сказать.

- ПДК, или предельно допустимые концентрации... - начал Амелин...
 
- Вы свободны. Отлично.

       К столу направился Сеня.
       Я с головой ушел в подготовку к ответу, когда раздался смех экзаменатора. Я поднял голову.
 
- Если Вы готовы, подходите, - пригласила она.

       Пришлось сесть  напротив Сени, у стола.
       Экзаменатор заполняла его зачетку и приговаривала:
 
- Вот заочники, вот знания! Да, Вы правы, бельё не сохнет у моря - там повышенная влажность!..
       Так Вы в самой Одессе живете? Ваш адресок и телефон я сохраню.
Хорошо! Молодец!

       Когда, получив "отлично", я покинул аудиторию, то подошел к Сене и Леше:

- Где Вы готовились?

Леша улыбнулся:

- Прочитал в газете о патенте, там четыре строки.

Сеня сказал:
 
- Мне об относительной влажности досталось, а это: почему плавок две пары, минимум, нужно брать с собой на море: не сохнут вовремя.
Она перехватила инициативу, рассказала о незамужней дочери, которой рекомендован морской климат - я дал адрес мамы. Пусть заработает.

 Больше мы с ним не пересекались. У заочников так бывает.
Но Леша Амелин, участвующий в праздничных мероприятиях керамического комбината
в качестве мужа ведущего специалиста, рассказал, что Сеня домучил учебу до защиты,
получил диплом и уехал в Одессу с женщиной, гражданской женой, поварихой. С ней устроились в маленькую кафешку, которую назвали вскоре "Узбекская национальная кухня". Стены заведения расписали хлопковыми коробочками, посуду в кафе приобрели узбекских фарфоровых заводов.
       Плов подаётся в ляганах, шурпа в касушках, чай в пиалах. Шашлык из баранины и печени - на коротких шампурах.
 Мама Сени моет, жена готовит. Сам Сеня в небольшом баре разливает портвейн узбекского производства посетителям.
 Портвейн доставляют поездом, через Москву. На стене бара, в рамочке, - диплом инженера-химика.
       В письме другу Сеня Разумный написал, что после уплаты за всё и всем еще очень даже можно жить.