Эта небольшая и, как мне кажется,
светлая история была написана давно,
как некие дневниковые заметки, слишком
много интимных деталей было в ней изначально,
поэтому для печати не предназначалась.
Однако прошло время, она была вытащена
на белый свет, переведена на белорусский,
подвергнута жёсткой цензуре, насколько это
было возможно, а черновики сданы в макулатуру.
И сегодня она предлагается в качестве
предыстории Вилейского цикла.
М.Бобров
Новая неделя начиналась неудачно: ночью Николаю спалось крепко, однако как-то мало и недостаточно, поэтому наутро хотелось поспать еще немного. Но для деревни было уже несколько поздновато: стрелка на часах будильника подбиралась к половине шестого. Глаза не разлипались, от зевков трещали челюсти. Единственное, что утешало и придавало бодрости, – нездоровая вялость прошедшей недели ушла, больше не температурило, кашель исчез, и не болела голова.
(Ты хотела знать обо мне. Удивительно, что это пришло после семи лет совместной жизни, когда уже двое сыновей, а старший бредит школой.)
Утро было красивым. Солнце взошло и небо ещё не захмурилось. Но было как-то холодновато, и Николай осознал: Илья прошёл, начало августа, скоро окончится жара, солнечные ясные дни, щебет птиц, лёгкие порывы ветерка, задумчивый шелест зелёной листвы. А впереди – затяжные дожди, редкие и такие желанные тёплые деньки. Останутся в прошлом и полубессонные ночи, обрывки мыслей и образов, которые ярким праздничным хороводом проплывают в сознании и блекло отражаются на белых листах бумаги; улетят они вслед за птицами на тёплый и далёкий юг. Вернутся ли они вместе с ними?
Корова сонно стучала копытами по твёрдому асфальту, хвостом отгоняя от себя комаров. Впереди плелась целая цепочка домашней скотинки. Николай выгнал свою не самый первый, но, однако же, и не самый последний.
– Доброго утра! – слышалось от возвращающихся с выпаса старушек, которые выгоняли своих коров раньше всех, долго ожидая потом в поле сонных пастухов.
– Доброго утра и вам, – звучало его в ответ пожилым людям.
Ну, вот: корова в поле и Николай медленно возвращается назад. Дом виден издалека, светлого цвета, оштукатуренный умелыми мастерами «под шубу». Таких домов здесь целая улица, но именно они с женой получили свой дом первыми и первыми же его заселили дождливым октябрьским вечером. Николай помнил даже день недели – понедельник, так как жена упорно не хотела перебираться из совхозного общежития, но он настоял на своём. Да и замуж ей не хотелось выходить в мае, но пришлось…
«Что же надо сделать в первую очередь, за что браться? – стал по-хозяйски вспоминать Николай распоряжения жены. – Ага, входную калитку».
Ремонтируя сломанное, хозяин больно стукнул себя по пальцу – только слёзы не потекли. «Боже! Ненавижу! Не моё всё это… не мне…»
Махнув на всё рукой, Николай съехал на мотоцикле в далёкую рощицу за грибами. Давно уже хотел полазить по кустарникам с корзиной.
Первый гриб он нашёл сразу, когда глубже забрался в густые заросли подлеска. Был тот маленьким, шапка ярко-красная, собирать их – одна радость. С такими грибками связана какая-то натуральная природная эротика: крепенький, тугой и плотный, шляпка пламенеет – настоящий памятник мужскому «хозяйству», кто-либо может даже и позавидовать.
Второй гриб Николай искал очень долго, наступало разочарование: кустарники, завалы веток, мокрые листья, наступающая полуденная жара, а он был одет для езды на мотоцикле. Первый подосиновик грустно ударялся о стенки ведёрка в рюкзаке за плечами. Ну, наконец-то! вот ещё один красавец, утешайтесь теперь там вдвоём. Время шло и небезрезультатно: рюкзак постепенно тяжелел, наполняясь братьями-подосиновиками – все один в одного, чуть больше, чуть меньше. Ему запомнилась тройка срезанных грибов. Первый, такой желанный; один из следующих – высокий (не подходит к нему «длинный»), крепкий и статный – нож скрипел, срезая его. Толстячок, шляпка которого только начинала распускаться и горела таким ярким пламенем – вероятно, светилась бы ночью. Общее впечатление – минутой раньше этот гигант достиг апогея в естественной природной благости. Роса на траве – его семя, обильное, радужно переливается под солнечными лучами. Закрой глаза – этот «постамент», этот мужской «пьедестал», завянет, опустится и змеёй уляжется на мох. Но – подсмотренный в природе образ запомнился, а гриб отправился в ведёрко: эротика – эротикой, а нужды – нуждами.
Ещё парочка: молоденькие и совсем небольшие. Один стоит твердо, с достоинством оглядывается вокруг; другой, такой же красавец, своей шляпкой чуть-чуть, едва заметно, приклонился к другу. Что это? Природная естественность? у которой нет ненужных выкрутасов? А образ - как символ непонятых и непринятых всеми (друзей? братьев? любовников? – не знаю кого). Николай в восторге от увиденного, вот бы сюда фотоаппарат, но парочку срезает: грибы нужны к праздничному вечернему столу.
Мотоцикл – старый верный товарищ – одиноко ждал возле дороги, взял мощно, сходу, опасно остужая тугой струёй воздуха груди под одеждой. По асфальту – рвал дорогу из-под колёс, Николаю приходилось сдерживать его, иначе сбросил бы с сиденья на ухабах, как норовистый конь.
Видимо, из-за ревности или мстительности мотоцикл ещё «припомнит» своё тоскливое одиночество немного позже: когда Николай будет запускать двигатель возле магазина, нога соскочит с кикстартера и больно ударится об асфальт. И всё – с левой стороны: вот какое невезение с самого утра, в понедельник (интересно, что предсказывал астролог на эту неделю?).
И это – еще не всё. Во время обеда жена великодушно разрешила Николаю немного перехватить сна (минут сорок-пятьдесят, впереди было ещё много разных дел и поручений). Он попросил позвонить в полчетвёртого. Но… дети сошли из дому по своим детским делам, телефонные звонки не были услышаны. Как результат – проснулся только в четыре. Николай живо вскочил, легко оделся и – на кухню. Ему хотелось сначала смыть сонную липкость с рук и всего тела, но – пока что терпел. Он быстро разжёг газовую плиту, все кастрюли начали нагреваться, а сам подался в пристройку обрабатывать тушку курицы, которую зарубил перед обедом. Эффект практически нулевой, а за это время вода с грибами «убежала», конфорка под кастрюлей погасла, а поверхность плиты – как черное торфяное болото. «Боже! Что мне будет!» - взмолился Николай. Остальные три конфорки едва теплились – газ заканчивался. Ему пришлось заменять баллон с газом на новый. За это время жена вернулась с работы, с грустью понаблюдала за усилиями мужа, да только с упрёком покачала головой. Он виновато пожимал плечами: мол, ну, что ты сделаешь с бедолагой.
– Ладно, работай. Я тоже немного отдохну, времени пока хватает, – только и сказала.
Ему пришлось сходить к отцу, который жил недалёко, на соседней улице, за лампой, чтобы осмолить курицу. Через десять минут Николай начал пыхтеть над подготовкой аппарата. Откуда только и дети появились да стали внимательно, почти что с разинутыми ртами (раньше таких чудес не видели ещё), только что не млели от возбуждения и восхищения, следить за отцовскими действиями. Спичка, огонь загорелся, да струя пламени шуганула не так, как было положено. Николай начал регулировать горелку, но тут – неожиданное: насос сбоку вырвало давлением, бензин пролился на почву и загорелся опасным костром. От неожиданности он начал отходить назад, дальше от дома и детей, пламя змейкой тянулось за ним следом. Дети! – что они!? Однако ужас не парализовал его, дети были вдалеке – если будет взрыв, то их не должно достать. Николай размахнулся и бросил «бомбу» за изгородь. Пока лампа летела, давление бензина упало, тот почти весь вытек в полёте. Хозяин начал медленно приближаться к лампе, с мешком в руке для своей защиты. В ней внутри что-то булькало, шипело, но уже как-то тихо и мирно.
День неприятностей близился к завершению. Дети только с их характерным пафосом и непосредственностью рассказывали всем встречными (в том числе и своей мамке) про отцовскую «бомбу». Николай вместе с женой быстро подготовил праздничный ужин, на который в скором времени стали собираться родственники. Застолье прошло хорошо: обычное дело – еда, водка, ничего незначащие реплики, хорошее настроение, забытая усталость, хлопоты и другие дневные неприятности.
Гости разошлись поздновато, но не очень: на следующий день снова рано вставать, деревенская жизнь – она такая. Николай побеседовал с отцом на улице, выкурил с ним сигарету и попрощался. За это время стол опустел.
В постель, быстрее спать…
Утром Николай проснулся по старой деревенской привычке рано: его ждали хлопоты по хозяйству. Именинник к этому времени (а ему вечером исполнилось шесть лет) уже встал, оделся, «настрелял» конфет и тихо копался возле телевизора: медленно, но уверенно, он читал программу телепередач, сверяясь с часами на стене (тридцать лет тому назад, в таком же возрасте, отцу такое и присниться не могло: читать Николай еще не умел, научится только через год, телевизор в деревушке был только один, да и тот – естественно – не в их домишке), планируя свой детский день. Второй, младший, ещё спал, нежась на постели, разбросав так мило глазу и сердцу ручонки и ножки, пухленькие, немного тронутые нежным солнечным загаром, поза ленивая, вальяжная – сама нежность и томление (ему только в октябре исполнится четыре годика).
Солнце вставало ярко, властно, обещая жарки августовский (начала месяца) день; день, который ещё не начался и ему пока что неизвестном и не выстроенном посвежевшим с ночи сознанием. Становилось тепло – в воздухе и на душе; встречные здоровались первыми и с уважением в голосе.
День будет единственным и неповторимым…
Николай управлялся по дому сам, давая жене возможность отдохнуть, благодарный за хороший вечер. Он сел за стол, выпил чашку кофе. «Ну, вот… Все утренние дела переделаны, лягу, посплю и я», – подумал вслух. Но сон больше не приходил. Жена крепко прижалась к груди, заснуть в таком положении он не мог. Николай невольно стал перебирать в памяти все события вчерашнего дня. В какой-то момент всё улеглось в стройные образы. К этому он не был подготовлен и не готовился. Его охватило радостное предощущение: часы, которые он проведет счастливо и желанно.
Николай встал, оделся легко – только майка и лёгкие шорты. Он взял тетрадки, сигареты, поискал и не нашёл нужную ручку и пошёл на кухню. Ему захотелось света – раздвинул занавески на окне. Яркие солнечные лучи – на него, на стол, на тетради – как благословение. Николай всегда любил солнце, желал его как женщину. Он жил им, заряжаясь его энергией, подпитывался ей. Пока усаживался и пристраивался за столом, за спиной появилась жена: в глазах – удивление и радость.
– Почему не спишь? – спросила она.
– Хочу сделать тебе подарок. Не знаешь, где моя ручка?
– Фиолетовая? Лежит на морозильнике.
Она ушла одеваться на работу. Со спальни через открытые двери послышался её голос:
– Снова я потолстела. Посмотри, здесь не торчит? – озабоченно спросила она у мужа.
– Нет, это светлый цвет полнит. Но тебе он идёт.
Ещё какие-то слова – ответ, слова – ответ… Николай спешил начать работу, но ему не хотелось начинать в присутствии жены: он не знал, как это выглядит сбоку, как ей это воспринималось.
– Буду писать и спать целый день, – заявил Николай жене радостно и даже с какой-то наглостью. – Ты не можешь подкраситься в другой комнате?
– Я быстренько, сейчас исчезну.
Жена чмокнула его в макушку, через несколько секунд хлопнули закрывающиеся двери. Николай любовно склонился над листами бумаги…
– Я уже п'яснулся! – хлоп-хлоп припухшими глазками.
Младший пока не выговаривал звука «р».
– Молодец! – Николай нежно погладил сына по темноватым волосам.
– Ты уже сходил в туалет?
– Не-а. Ситясь схозю.
Отец пошёл следом по тому же делу, что и сын. Тот удивлённо склонился:
– Како-о-ой писю-ю-н (уже в который раз младший восхищался отцовскими размерами). Мине Юська (Ильюшка) говорил, что если козю снимесь, то умернись.
Спросонья младший лепетал и лепетал, не умолкая.
– Хатю то'та.
На кухню заявился и старший. Николай отрезал им по куску праздничного торта, всё равно после ужина что-то другое не заставишь их съесть. Он оставил детей одних, а сам пошёл в спальню: ему хотелось окончить до обеда…
Когда жена вернулась с работы, на столе лежали исписанные страницы. Николай спал, дети игрались на улице. Она присела на стул и склонилась над текстом…
«Малыш будит нас в полпятого. В спешке я перепутываю трусы, стыдливо ими прикрываясь спереди, выхожу, возвращаюсь назад, она подаёт мне мои.
Ночь прошла. За окнами, робко прячась за углом дома, тихо стучится в окна, в наше сознание августовское утро.
– Ты, может, уже не будешь ложиться?
– Да, я уже не лягу.
Тихо и медленно светлеет голова. Нежное и приятное (то, что произошло пару часов тому назад) полнит его душу, греет новыми надеждами.
Новый день начинается.
– Что он нам принесёт? Узнаешь ли ты то, что хочешь? Легче ли тебе станет от этого? Что будет со мной?..
Твой муж, любовник – работник дня и ночи.
Август 1996 г.»
Жена отложила в сторону последнюю страничку и задумалась.
– Боже, что будет, когда этот чудак обо всём узнает?..
1996-2008 гг.