Той улыбки ясный свет
Памяти моего отца -
Евдоченко Дмитрия Павловича
Одни люди верят в существование параллельных миров, другие на этот счёт придерживаются прямо противоположной точки зрения. А, по-моему, их и искать-то особенно не нужно, т.к. они, эти миры, постоянно незримо присутствуют: ведь в каждом из нас живут и довольно мирно сосуществуют воспоминания о прошлом; радости, печали, заботы сегодняшнего дня и определённые планы на будущее.
Благодаря замечательным свойствам человеческой памяти, стоит нам только прислушаться к далёким отголоскам прошлого, и воспоминания оживают. В такие минуты у меня возникает ощущение, что они наполнены едва уловимой музыкой, под тихие аккорды которой плавно двигаются образы родных мне людей, давно ушедших в мир иной, исполненный радужных звуков тишины и умиротворённости.
Что и говорить? Именно душевного покоя нам чаще всего не хватает.
Вскоре после моего двадцатичетырёхлетия, мой отец ушёл из жизни. Когда мне было девять, ему пришлось уйти из семьи, успев согреть моё раннее детство своим в нём присутствием. Но долгие годы, пока я окончательно не повзрослела, эти тёплые воспоминания причиняли мне боль и мешали нашему взаимопониманию, отчего мы оба страдали - каждый по-своему.
А вы любите свои воспоминания? Хотите, расскажу о своём - самом дорогом?
Это странно, но я довольно хорошо себя помню, начиная где-то с трёхлетнего возраста.Помню, как по выходным, едва проснувшись, я потихоньку открывала дверь в зал, увидев папу, бежала к нему со всех ног, чтобы в конце пути подпрыгнуть и на лету быть пойманной его сильными руками. Потом, обняв отца за шею, смеясь, звонко чмокала его в щёку. И каждый раз слышала ласковое: «Солнышко моё золотое проснулось!»
Папино лицо было близко-близко. Глядя в его серые, выражающие безграничную любовь глаза, я чувствовала себя самым счастливым ребёнком на свете.
А он, как в вальсе, всё кружил и кружил по комнате со мной на руках так, что от восторга у меня дух захватывало. Настоящее солнышко, заливая комнату ярким светом, смотрело на нас через окно и ничуть на меня не сердилось за то, что я самовольно присвоила его высокий титул.
Однажды, с некоторым удивлением, я обратила внимание на тот факт, что действия в этом моём воспоминании всегда происходят в солнечную погоду, хоть наш ритуал оставался неизменным и в пасмурные дни. Подумав, нашла этому очень простое объяснение: согреть человеческую душу может только то, что пронизано светом. Поэтому безусловно правы те, кто утверждает: помнить нужно только хорошее.
Когда отец был рядом, окружающий мир казался мне, хоть и переменчивым, но добрым, ярким и прекрасным, как те разноцветные узоры, которые я любила разглядывать в детском калейдоскопе.
Мне только-только исполнилось шесть лет, когда однажды вечером отец таинственно шепнул мне на ушко: «Полетишь со мной на самолёте к дедушке с бабушкой?» Чуть не онемев от восторга, я с трудом выдохнула: «Когда?» «Через две недели я пойду в отпуск, и мы отправимся в путешествие», - ответил он, подбрасывая меня вверх, чтобы я привыкала к состоянию полёта.
Что и говорить, последующие четырнадцать дней тянулись для меня невыносимо долго.
Чтобы удостовериться в возможности предстоящего счастья, я то и дело просила бабушку
дать мне подержать в руках две красивые бумажки – розовую и голубую, с нарисованными на них самолётами cреди кудрявых облаков – билеты до Красноярска.
Каждый вечер, придя с работы, папа, как и положено трудовому человеку, неторопливо ужинал. А я, томясь от нетерпения, дожидалась того момента, когда, взобравшись к нему на колени, смогу вновь попросить рассказать о том, как мы будем лететь над облаками на большом, серебристом самолёте. Потом долго-долго ехать на автобусе до деревни со странно-непонятным названием Малый Унгут, где живут папины родители.
И каждый раз заявляла, что мне больше хотелось бы долго лететь на самолёте, а на автобусе я уже много раз ездила. На что отец неизменно возражал: «Ну, так в городе – это ж совсем другое дело!.. А там - сибирская тайга, волки, медведи. Не побоишься?» «Не-а,
ни сколечко! Ты ведь рядом будешь», - уверенно говорила я. И очень довольный моим ответом, папа весело смеялся, имея все основания считать себя едва ли не самым могущественным человеком на свете.
Но в чём ему действительно не было равных, так это в мастерстве рассказчика. Мы с Павликом, моим старшим братом, часто просили рассказать что-нибудь о его таёжной жизни. Позабыв обо всём на свете, мы слушали о том, как в детстве папа вместе с другими мальчишками ловил рыбу в горных реках, намывал золотой песок на прииске, чтобы купить себе велосипед, который в те времена назывался так смешно – «веломашина». Как однажды зимой он ходил на охоту, заблудился и до глубокого вечера бродил один по заснеженной тайге. Затаив дыхание, слушали многочисленные были и небылицы о волках, рысях, медведях-шатунах…
Каждый раз, отлично зная, что вот он отец – живой и невредимый, держит меня в своих объятьях, я всё равно очень переживала по поводу благополучного исхода его приключений. От волнения мои глаза становились совершенно круглыми, по маминому выражению, «как две большие чёрные смородинки». Брат снисходительно поглядывал в мою сторону: «Девчонка! Что с неё возьмёшь?!..» А сам, хоть и не подавал вида, переживал ничуть не меньше меня.
Индикатором накала страстей служил кот Дружок: когда наше волнение достигало своего апогея, он спрыгивал с Павликиных колен и с независимым видом отправлялся на кухню к мирно хлопотавшей там бабушке.
Много позже я поняла, что в рассказах отца действительные события причудливо переплетались с вымыслом, и этот изящный сплав фантазии и реальности оставил неизгладимый след в моей детской памяти.
Наслушавшись таёжных историй, я долго не могла уснуть, беспокойно ворочалась с боку на бок и вздыхала: «Ну, когда же наступит день нашего отъезда?» Бабушка, которая всегда меня прекрасно понимала, потому что сильно любила, низко склонялась к изголовью кровати, заботливо поправляла одеяльце и говорила так, что её дыхание слегка щекотало мне ухо: «Спи, Леночка! Когда человек спит, время идёт быстрее». И успокоенная простой мудростью её слов, я послушно засыпала.
Давно замечено, что всё долгожданное, если и случается, то происходит как-то неожиданно.
В одно прекрасное утро меня разбудили очень рано. Мама и бабушка, видя, как я полусонная, медленно одеваюсь, неуклюже воюя с противными пуговками и пажиками, пытались мне помочь. Все их попытки, как обычно, натыкались на моё решительное: «Я сама!» Но тут мама догадалась сказать: «Такси вас не дождётся и уедет. На самолёт опоздаете!» От испуга я в тот же миг окончательно проснулась и прекратила всяческое сопротивление. Не преминув этим воспользоваться, на меня быстренько наздевали зимнюю одежду. Расцеловавшись и простившись с домочатцами, мы уселись в ожидавшую нас «Волгу».
С этого момента у меня возникло ощущение, что я сижу на волшебной карусели, а окружающий мир непостижимым образом вращается вокруг нас. Картины дремлющего под снежным одеялом города быстро сменяли друг друга. Когда мы подкатили к теперь уже старому, с колоннами, зданию Омского аэропорта, то оно показалось мне необыкновенно красивым. Должна признаться, что это детское впечатление осталось у меня до сих пор.
И вот наконец-то мы в салоне самолёта, который берёт разбег, плавно отрывается от земли и отправляется в полёт. Попытаться описать переполняющий мою душу восторг – бесполезное занятие. Помню, с каким недоумением я поглядывала на плотный пакет, который мне вручила заботливая стюардесса со словами: «На случай, если будет тошнить». И не понимала, как такая взрослая, красивая тётя могла додуматься до подобной глупости: чтобы меня тошнило от счастья?!.. Да быть такого не может!
Полёт прошёл успешно.
Потом мы действительно очень долго ехали на автобусе по пересечённой местности, которая вскоре сменилась заснеженной тайгой. Как оказалось, почти все пассажиры
хорошо знали папу, называли его непривычным для меня именем Митя, выражая восхищение, какая у него замечательная, черноглазая дочурка и с интересом расспрашивали о жизни в далёком Омске. Я была просто очарована трогательной искренностью этих людей. И всё же побаивалась, покрепче прижимаясь к отцу, когда наш старенький автобус, натужно пыхтя, карабкался по горным кручам, или проезжал по узкой дороге над обрывом реки.
В Малый Унгут мы приехали поздно вечером, когда посёлок уже засыпал и лишь в нескольких окнах ещё теплился свет. Подойдя к отчему дому папа решил немного разыграть своих родителей. Он постучался в окно и, в ответ на дедушкино строгое «Кто там?», слегка изменив голос, сообщил, что это - приезжий. И так жалостливо протянул: «Откро-ойте, люди добрые!» «Что ещё за приезжий среди ночи?! Не открою!» – донеслось из-за двери.
Ночь, темнота, злое погавкивание цепных псов, да и подустала я за долгий день в пути, а тут даже в дом не впускают… В общем, я собралась заплакать. Почувствовав это,"приезжий", обращаясь к своему суровому родителю, воскликнул: «Папа! Да вы хотя бы внучку Леночку на ночлег пустите!»
Его слова сразу же возымели действие: дверь, бодро скрипнув, отворилась, и в тот же миг я оказалась на руках у дедушки. Пока мы шли через сени, он, радостно сияя доброй улыбкой, что-то быстро говорил папе по-украински. Призвав на помощь всю свою сообразительность,я смутно поняла, что шутка деду не понравилась, и он обязательно оставил бы сына ночевать на улице, если бы не побоялся напугать ребёнка, то есть меня.
В небольшой деревенской кухне мы очутились перед невысокой, худенькой и очень энергичной бабушкой, которая от счастья, что наконец-то видит свою самую младшую внучку и, конечно же, любимого сына, так растерялась, что не знала - за что и хвататься. Она то нежно обнимала и целовала меня, то кидалась доставать из шкафчиков и ларчиков какие-то продукты и, поставив их на стол, снова начинала меня обнимать, утирая кончиком головного платка невольно выступившие на глазах слёзы. И все трое взрослых что-то оживлённо говорили друг другу на украинском, который я слышала в первый раз в жизни и, естественно, не очень-то понимала. Думаю, что в гостях у дедушки с бабушкой – репрессированных переселенцев с Украины, - у меня и начала развиваться лингвистическая догадка, которая впоследствии очень пригодилась при изучении настоящих иностранных языков.
У папиных родителей мы гостили недели две. Те далёкие дни воспринимались мной, как сплошной праздник, о котором на всю жизнь остались самые светлые воспоминания. Помню, как я, уже сильно соскучившись по маме, бабушке и брату, не хотела уезжать обратно в Омск и с надеждой спрашивала у отца: «А мы ещё сюда приедем?» Он уверенно обещал: «Обязательно! Вот ты немного подрастёшь, и мы вместе с Павликом поедем в Малый Унгут летом. Ты не представляешь, какая здесь красотища!.. Будем по тайге гулять, рыбу в горных речках ловить…»
Но, к сожалению, этим словам не суждено было сбыться: к дедушке с бабушкой мы с папой больше уже никогда не поехали, потому что вскоре началась война. Да, настоящая война - страшная и жестокая… между моими родителями. Война, в которой не было победителей, а только побеждённые, поскольку проигрывали в ней все, а роль главных жертв досталась нам с братом: наши встречи, общение с отцом воспринимались мамой как предательство.
Лишь став взрослой, я поняла, что отец был моим ангелом-хранителем, которому, чтобы он не смог меня оберегать, перебили крылья. На месте травмы на всю жизнь осталась незаживающая рана. Мне нужно было попробовать её исцелить, но из-за ранящей детскую душу обиды по причине своей брошенности и, что греха таить? – из страха перед неизбежностью материнского гнева, я не находила в себе сил для этого вполне естественного человеческого поступка. Да и слишком многого просто не понимала…
Дети, они от природы должны быть мудрее взрослых, чтобы, оказавшись в сложной жизненной ситуации, не стать игрушкой в чьих-то недобрых руках.
Именно тогда я научилась прятать свою боль и страдания так глубоко, что порой сама их не замечала. Так и проулыбалась всю свою нелёгкую жизнь. Кстати, мы с папой только улыбками и похожи. Тоже, наверное, гены.
Учёные-психологи уже давно доказали, что существует непосредственная связь между
детскими эмоциональными переживаниями личности и всей последующей жизнью, включая приобретённые в ней физические болезни. Когда меня сделали безотцовщиной при живом отце, мне – девочке, подростку, девушке, - больше всего на свете хотелось, как в раннем детстве, броситься со всех ног к своему любимому папе, замереть, обняв его за шею, и ещё хотя бы раз услышать про то, что я - солнышко золотое. Но, увы! Мне удавалось сдержать это горячее желание, остужая его какими-то ядовитыми мыслями.
В горькие минуты, когда бывает особенно тяжело, я беру в руки портрет отца, на котором он гораздо моложе меня нынешней. Долго-долго, пока на душе не станет легче, вглядываюсь в красивые черты лица этого родного человека, и мысленно обращаясь к нему, говорю: «Спасибо, папа, за то, что ты был в моей судьбе! За добрый, ясный свет твоей улыбки, который до сих пор согревает мне душу!..»
И я чувствую, что отец благодарен мне за эти слова, за то, что я - есть и являюсь его продолжением на этом свете. Благодарен за то, что даже когда не станет меня, мы с ним повторимся в моих детях и внуках, чуть позже – в детях моих внуков…
А это значит, что жизнь продолжается!..