Когда Мирон был уже на пути к дому Мейбл Эдвардс, зазвонил его сотовый.
Звонила Эсперанса.
- На линии Норм Цукерман, - сказала она.
- Соединяй.
Раздался щелчок.
- Норм? - сказал Мирон.
- Мирон, дорогуша, как ты?
- Прекрасно.
- Отлично, отлично... Уже нашёл что-нибудь?
- Нет.
- Хорошо... Отлично... Прекрасно... - Норм замялся. Его шутливый тон был слегка неестественным, принуждённым. - Где ты?
- В машине.
- Понимаю, понимаю... отлично... Послушай, Мирон, ты собираешься к Бренде на тренировку?
- Я только что оттуда.
- Ты оставил её одну?!
- Она на тренировке. С ней там дюжина людей... С ней всё будет нормально.
- Да... полагаю, ты прав... - Однако, судя по тону, убедить его не удалось. - Послушай, Мирон, нам надо поговорить... Когда ты вернёшься в зал?
- Должен где-то через час... А что случилось, Норм?
- Через час... Ладно, увидимся...
Тётушка Мейбл жила в спальном районе за пределами Ньюарка. Вест Орандж был одним из "меняющихся" районов, где процент белых семей падал шаг за шагом, и эффект этот быстро распространялся. Меньшинство уже выбралось из города в близлежащие районы; потом люди захотели уехать и оттуда, и продвинулись, таким образом, ещё ближе к выезду из города. В отношении недвижимости это означало прогресс.
Тем не менее, авеню в три ряда, на которой жила Мейбл, казалось, опережала ту городскую помойку, которую называл домом Гораций, примерно на миллион световых лет. Мирон хорошо знал Вест Орандж. Его родной городок, Ливингстон, граничил с ним. Кстати, Ливингстон тоже начинал меняться. Когда Мирон учился в старших классах, город был белым. Очень белым. Снежно-белым. Настолько, что из шестисот детей в выпускном классе Мирона чёрным был только один; он был в команде пловцов. Так что белее было уже некуда.
Дом был одноэтажный; люди классом повыше могли бы вообще назвать это ранчо. В местах такого рода обычно бывает три спальни (1), полторы ванных комнаты и переделанный под бассейн, которым постоянно пользуются, подвал.
Мирон припарковал свой "Форд Таурус" перед входом.
Мейбл Эдвардс было уже за сорок; может быть, чуть меньше. Она была довольно крупной женщиной, с мясистым лицом, свободно завитыми волосами, в платье, которое было похоже на старые портьеры. Открыв дверь, она одарила Мирона такой улыбкой, которая превратила её довольно заурядные черты в нечто почти небесное. На цепочке, расположившейся на её огромной груди, висели очки для чтения в форме полумесяца. На правом глазу была припухлость, похоже, последствие какого-то удара. В руке она сжимала какое-то начатое вязание.
- О, Господи... - сказала она. - Мирон Болитар. Проходи...
Мирон последовал за ней вовнутрь. Дом пропах заплесневелым стариковским запахом. Когда ты ребёнок, у тебя от него мороз по коже; а когда взрослеешь, тебе хочется закупорить его в бутылку, а потом выплеснуть его вместе с чашкой какао в какой-нибудь невезучий день...
- Я варю кофе, Мирон. Хочешь немного?
- Было бы прекрасно, спасибо.
- Садись сюда; я сейчас вернусь...
Мирон присел на жёсткий диван в цветочек. Почему-то он положил руки на колени, - как будто бы ждал учительницу. На кофейном столике стояли деревянные африканские скульптуры. На полочке над камином - семейные фотографии в ряд. Почти на всех был изображён молодой человек, который был Мирону отдалённо знаком. Сын Мейбл Эдвардс, догадался он. Это был стандартный родительский алтарь, - так можно проследить всю жизнь отпрыска с колыбели до того, как он вырастет, - по изображениям в рамках. Там были детские фото, школьные портреты с радугой на заднем плане, взрослый африканец, играющий в баскетбол, вечер в смокинге, после которого будет свидание, пара фотографий с выпускных вечеров, и т.д., и т.п. Избито? Да; но подобный фотомонтаж всегда затрагивал Мирона, словно бы эксплуатируя его и без того сверх меры настроенную чувствительность, как какая-нибудь слезливая реклама на канале "Холлмарк" (2).
Мейбл Эдвардс вернулась в гостиную с подносом.
- Мы уже встречались раньше, - сказала она.
Мирон кивнул, пытаясь вспомнить. Что-то отдалённое мелькало, но сфокусироваться на этом он не мог.
- Ты учился в Высшей школе. - Она вручила ему чашку с блюдцем. Затем подтолкнула к нему поднос со сливками и сахаром. - Гораций взял меня с собой на одну из твоих игр. Вы играли с "Шабазз".
Мирон вспомнил. Младшие классы, чемпионат графства Эссекс. Шабазз - укороченное от Ньюаркской Высшей школы Малкольм Икс Шабазз. В этой школе белых не было. В первой пятёрке, открывающей игру, были парни, которых звали Рахим и Халид. И даже тогда Шабазз был окружён проволочным забором с табличкой "Сторожевые собаки наготове".
Сторожевые собаки в школе... Подумать только!
- Я помню, - сказал Мирон.
Мейбл коротко засмеялась, и всё тело её заколыхалось.
- Знаешь, что самое смешное, что я когда-либо видела? - сказала она. - Все эти мальчики... они заходили туда такие испуганные, словно не в себе... бледные, а глаза большие, как блюдца... Только ты один и был, как у себя дома, Мирон...
- Это из-за Вашего брата...
Она покачала головой.
- Гораций говорил, что ты - самый лучший из тех, с кем ему когда-либо доводилось работать. Он говорил, что тебя ничто не удержало бы от того, чтобы стать великим... - Она наклонилась вперёд. - Между вами двумя было что-то особенное, верно?
- Да, мэм.
- Гораций любил тебя, Мирон. Говорил о тебе всё время... Когда тебя призвали... я могу сказать тебе, что счастливее, чем тогда, я не видела его уже многие годы... Ты звонил ему, правда?
- Как только услышал...
- Я помню... Он пришёл и рассказал мне всё.
В голосе её послышалась тоска. Она умолкла и поудобней устроилась в кресле.
- А когда ты получил травму... да... Гораций плакал... Большой, сильный мужчина пришёл сюда, сел на то место, где сейчас сидишь ты, Мирон, и... он плакал, как маленький ребёнок...
Мирон промолчал.
- А хочешь знать кое-что ещё? - продолжала Мейбл. Она отхлебнула кофе. Мирон тоже держал в руках чашку, но не мог пошевелиться. Он только и смог, что кивнуть.
- Когда ты попытался вернуться в спорт... в прошлом году... Гораций очень волновался. Он хотел позвонить тебе... отговорить тебя...
- Так почему же он этого не сделал? - У Мирона сел голос.
Мейбл Эдвардс мягко улыбнулась ему.
- Когда ты в последний раз с ним разговаривал?
- Этот звонок... - сказал Мирон. - Сразу после призыва...
Она кивнула, словно это всё объясняло.
- Я думаю, Гораций знал, что ты получил травму, - сказала она. - Думаю, он решил, что ты сам позвонишь, когда будешь готов.
Мирон почувствовал что-то в глазах... В голову полезли всякие сожаления типа "...могло бы быть...", но Мирон отбросил их. Сейчас для них было не время. Он несколько раз моргнул и снова поднёс к губам чашку с кофе. Отхлебнув глоток, он спросил:
- А Вы давно его видели в последний раз?
Она медленно поставила чашку на стол и стала изучать его лицо.
- А почему ты хочешь это узнать?
- Он не пришёл на работу. Бренда не видела его...
- Я понимаю, - продолжала Мейбл, и голос её звучал теперь странно осторожно, - но какой у тебя в этом интерес?
- Я хочу помочь.
- Помочь что?
- Найти его.
Мейбл Эдвардс чуть подождала.
- Не пойми меня превратно, Мирон, - сказала она, - но как это касается тебя?
- Я пытаюсь помочь Бренде.
- Бренде? - Она слегка напряглась.
- Да, мэм.
- А ты знаешь, что она получила распоряжение суда, по которому отца больше к ней не подпустят?
- Да.
Мейбл нацепила свои очки полумесяцем и взяла вязание. Спицы заплясали в её руках.
- Я думаю, тебе лучше держаться подальше от этого, Мирон.
- Так Вы знаете, где он?
Она покачала головой:
- Я этого не говорила.
- Бренда в опасности, миссис Эдвардс. И Гораций может быть замешан...
Вязальные спицы замерли.
- Ты думаешь, он причинил бы боль собственной дочери? - Голос её стал слегка резким.
- Нет, но здесь может быть связь. Кто-то залез к нему в квартиру. Он упаковал чемодан и очистил весь свой банковский счёт. Я думаю, он попал в беду.
Спицы замелькали снова.
- Если он в беде, - сказала она, - то, может быть, лучше, что он прячется.
- Скажите мне, где он, миссис Эдвардс. Я хочу помочь.
Она надолго замолчала. Размотала нить и продолжала вязать. Мирон оглядывал комнату. Глаза его снова нашли фотографии. Он встал и начал их рассматривать.
- Это ваш сын? - спросил он.
Она взглянула поверх очков:
- Это Теренс. Я вышла замуж в семнадцать лет, и Бог благословил им нас с Роландом годом позже. - Спицы замелькали быстрее. - Роланд умер, когда Теренс был ещё младенцем. Его застрелили прямо на верхней ступеньке нашего дома.
- Сожалею... - сказал Мирон.
Она пожала плечами, печально улыбнулась.
- Теренс - первый выпускник колледжа в нашей семье. Это, справа, - его жена. И двое моих внуков.
Мирон поднял фотографию.
- Прекрасная семья...
- Теренс получил юридическое образование в Йелле, - продолжала она. - Он стал работать в городском совете, когда ему было только двадцать пять лет.
Так вот почему он показался знакомым, подумал Мирон. Областные теленовости или газеты...
- Если он выиграет в ноябре, он окажется в сенате штата раньше, чем ему исполнится тридцать.
- Вы, должно быть, очень им гордитесь, - сказал Мирон.
- Да.
Мирон повернулся и посмотрел на неё. Она взглянула на него в ответ.
- Прошло много времени, Мирон. Гораций всегда верил тебе, но теперь всё изменилось. Мы тебя больше не знаем. Эти люди, которые ищут Горация... - она замолчала и указала на свой припухший глаз, - ...видишь это?
Мирон кивнул.
- На прошлой неделе сюда зашли двое. Они хотели знать, где Гораций. Я им сказала, что не знаю.
Мирон почувствовал, что к лицу прилила кровь.
- Они Вас били?
Не сводя с него глаз, она кивнула.
- Как они выглядели?
- Белые. Один был большой.
- Насколько большой?
- Примерно как ты.
Мирон был ростом в шесть футов, два дюйма, и весил двести двадцать фунтов.
- А другой?
- Тощий. И намного старше. У него на руке была вытатуирована змея. - Она указала на свои собственные огромные мускулы, обозначив место.
- Пожалуйста, расскажите мне, что случилось, миссис Эдвардс.
- Всё было, как я сказала. Они пришли ко мне и хотели узнать, где Гораций. Когда я сказала, что не знаю, большой ударил меня в глаз. А маленький оттащил его прочь...
- Вы звонили в полицию?
- Нет. Но не потому, что я испугалась. Такие трусы меня не пугают. Но Гораций сказал мне, чтобы я этого не делала.
- Миссис Эдвардс, - сказал Мирон, - где Гораций?
- Я уже и так сказала слишком много, Мирон. Я просто хочу, чтобы ты понял. Эти люди опасны. Насколько я знаю, ты работаешь на них. И, насколько я знаю, твой приход сюда - это только приём для того, чтобы найти Горация...
Мирон не был уверен в том, что ей сказать. Запротестовать и сказать, что он не виноват - мало для того, чтобы успокоить её страхи. Он решил сменить тему и повёл разговор в совершенно другую сторону.
- А что Вы можете мне рассказать о матери Бренды?
Мейбл Эдвардс напряглась. Она уронила вязание на колени, очки-полумесяц снова упали ей на грудь.
- А почему ты вообще об этом спрашиваешь?
- Несколько минут назад я сказал Вам, что кто-то залез в квартиру Вашего брата...
- Я помню.
- Пропали письма, которые писала Бренде мать. К тому же, Бренда получала телефонные звонки с угрозами. Однажды кто-то приказал ей позвонить матери.
Лицо миссис Эдвардс увяло. Глаза её засверкали.
По прошествии некоторого времени, Мирон решил попробовать снова.
- Вы помните, когда она сбежала?
Взгляд её был по-прежнему напряжённым.
- Невозможно забыть день, когда умер твой брат... - Голос её упал до едва слышного шёпота. Она покачала головой. - Я не понимаю, как это может что-то значить. Анита сбежала двадцать лет назад...
- Пожалуйста, миссис Эдвардс, скажите мне, что Вы помните?
- Не много я могу сказать, - проговорила Мейбл. - Она оставила моему брату записку и сбежала.
- А Вы помните, что было в записке?
- Что-то насчёт того, что она больше его не любит и хочет начать новую жизнь... - Мейбл Эдвардс умолкла, помахав рукой, словно освобождая для себя место. Она вытащила из своей сумочки носовой платок и просто держала его в руке, скатав в тугой шарик.
- Вы можете рассказать, какой она была?
- Анита? - Теперь она улыбалась, но платок по-прежнему был наготове. - Ты знаешь, это я их познакомила. Мы с Анитой работали вместе.
- Где?
- В поместье Брэдфорд. Мы были горничными. Мы тогда были совсем ещё молодые... девочки... нам едва исполнилось по двадцать... Я проработала там только шесть месяцев. Но Анита... она осталась на шесть лет... она пахала на этих людей...
- Когда Вы говорите о поместье Брэдфорд...
- Я имею в виду БРЭДФОРДОВ... Анита была настоящей служанкой. В основном для старой леди. Ей сейчас должно быть уже восемьдесят лет. Но они все там жили. Дети, внуки, братья, сёстры... Как в "Далласе" (3). Не думаю, что это полезно для здоровья; а ты?
У Мирона на этот счёт комментариев не было.
- Тем не менее, когда я познакомилась с Анитой, я подумала, что она - прекрасная молодая женщина, исключая... - она посмотрела в пространство, словно ища правильные слова; затем покачала головой, потому что их там не было, - гм... она была слишком красива. Я не знаю, как ещё сказать это... Такая красота извращает мужские мозги, Мирон. Бренда... Я полагаю, она привлекательна. Я думаю, это называется экзотикой... Но Анита... Подожди, я найду тебе фотографию.
Она словно взметнулась вверх и почти выскользнула из комнаты. Несмотря на свои габариты, Мейбл двигалась с непринуждённой грацией прирождённой спортсменки. Гораций передвигался точно так же - масса, смешанная с тонкостью; практически на уровне поэзии...
Она отсутствовала меньше минуты, и, вернувшись, вручила ему фотографию. Мирон взглянул...
...Это был нокаут. Чистый, неразбавленный, до дрожи в коленях... нокаут, оставляющий тебя бездыханным. Мирон наконец понял, какую власть может иметь такая женщина над мужчиной. Такая красота была у Джессики. Она отравляла и была более чем пугающей.
Он рассматривал фотографию. Маленькая Бренда - не больше, чем четырёх- или пятилетняя - держалась за руку матери и ослепительно улыбалась. Мирон попытался представить Бренду улыбающейся так же сейчас, но имидж не формировался. Они были похожи - мать и дочь - но, как сказала Мейбл, Анита Слотер, конечно, была более прекрасна - по крайней мере, в общепринятом смысле; её черты были острее и более определённее, тогда как черты Бренды казались огромными и почти не совпадающими.
- Анита словно проткнула Горация кинжалом, когда сбежала, - продолжала Мейбл Эдвардс. - Он так никогда и не отошёл... Бренда тоже. Она была совсем маленькой девочкой, когда её мама ушла. Она плакала каждую ночь три года подряд. И даже когда была уже в старших классах, Гораций говорил, что она зовёт маму во сне...
Мирон наконец оторвался от фотографии.
- Может быть, она не сбежала, - сказал он.
Глаза Мейбл сузились.
- Что ты имеешь в виду?
- Может быть, она стала жертвой нечестной игры...
Печальная улыбка отразилась на лице Мейбл Эдвардс.
- Я понимаю, - мягко сказала она. - Ты смотришь на эту фотографию и не можешь принять этого. Ты не можешь поверить, что мать могла бросить этого несчастного маленького ребёнка... Я знаю. Это тяжело. Но она это сделала.
- Записку могли подделать, - попытался сказать Мирон. - Пытались убрать Горация с дороги...
Она покачала головой.
- Нет.
- Вы не можете быть уверены...
- Анита звонит мне.
Мирон застыл.
- Что?!
- Не часто. Может быть, раз в два года. Спрашивает о Бренде. Я умоляю её вернуться. Она вешает трубку.
- У Вас есть хоть какие-нибудь мысли насчёт того, откуда она звонит?
Мейбл покачала головой.
- Сначала это было словно издалека. В трубке потрескивало. Я всегда считала. что она за границей.
- Когда она в последний раз Вам звонила?
Теперь заминки не последовало.
- Три года назад. Я сказала ей, что Бренду приняли в медицинский колледж.
- И с тех пор ничего?
- Ни слова.
- А Вы уверены, что это была она? - Мирон понял, что что-то нащупал.
- Да, - сказала она. - Это была Анита.
- А Гораций знал о звонках?
- Сначала я ему говорила. Но это было словно ковыряться в ране, которая и без того не закрыта. Так что я перестала это делать. Но я думаю, она могла звонить и ему тоже.
- И что Вас заставляет это говорить?
- Он что-то сказал об этом однажды, когда слишком много выпил. Когда я спросила его об этом позже, он отрицал это, и я его больше не подталкивала. Ты должен понять, Мирон. Мы никогда не говорили об Аните. Но она всегда была здесь. В комнате, с нами... Ты знаешь, о чём я говорю?
Молчание вдвинулось в комнату, словно всё накрыло облако. Мирон ждал, что оно растворится, но оно висело там, толстое и тяжёлое...
- Я очень устала, Мирон. Можем мы поговорить об этом подольше в другой раз?
- Конечно. - Он поднялся. - Если Ваш брат позвонит снова...
- Он не позвонит. Он думает, что, возможно, они прослушивают телефон. Я ничего от него не слышала уже почти неделю.
- Вы знаете, где он, миссис Эдвардс?
- Нет. Гораций сказал, что так будет безопасней...
Мирон вытащил визитную карточку и ручку и записал номер своего сотового телефона.
- По этому номеру Вы можете связаться со мной двадцать четыре часа в сутки.
Она кивнула, выжатая, словно простое движение - протянуть руку за карточкой - внезапно стало тяжёлой задачей...
1. Три спальни - в англоязычных странах, в отличие от европейских, количество комнат в доме считается только по количеству спален. Например, три спальни означает три комнаты, и т.д. Другие комнаты, как-то: гостиная, кабинет, а также кухня, ванная и проч., в расчёт не принимаются.
2. "Холлмарк" - американский телеканал.
3. "Даллас" - американский телесериал. Транслировался в СССР по общесоюзному ТВ в 1980-х годах.