Глава 3
Несмотря на ясный и солнечный день дул резкий ветер. Он гонял метрвые скрученные листья меж могил на небольшом кладбище Тары.
«Опять похороны, - горестно думала Скарлетт, стоя над разверстой могилой, в которую скоро опустят гроб с телом Мамушки. – Как я устала от похорон и от смертей! Скоро вокруг меня не останется ни одного живого человека, и как же мне жить тогда?»
Она окинула взглядом могилы. Пять надгробий над местом вечного упокоения ее родных. Джералд О’Хара, родился в графстве Мит, Ирландия. Эллин Робийяр О’Хара, родилась в Саванне, Джорджия. Три маленьких камня с одинаковыми надписями: Джералд О’Хара. Она почти совсем не помнила своих младших братьев, так мало они прожили на свете. Рядом едва угадывается безымянный холмик – могила пригожего юного солдатика, который по пути с войны домой заболел, и умер в Таре, не приходя в сознание. И здесь же будет похоронена Мамушка, поближе к мисс Эллин, своей обожаемой госпоже.
Скарлетт пришлось выдержать целую битву со Сьюлин, которая визжала, брызгая слюной: «Где это видано, чтобы черных хоронили рядом с белыми? Ее место на негритянском кладбище». Но Уилл принял сторону Скарлетт, и его жене пришлось заткнуться. Хотя муж был ниже ее по своему рождению, но Сьюлин всегда подчинялась неписанным законам Юга: последнее слово принадлежит мужчине, хозяину плантации. Пусть Уилл Бентин не был формальным владельцем всего имения, но распоряжался здесь именно он.
Скарлетт стояла рядом со всеми, погруженная в свои мысли и едва слышала слова молитв, которые читал Уилл.
Бедная Мамушка! Наверняка ей бы хотелось, чтобы в последний путь ее провожал католический священник, но ближайший приход в Атланте, и ожидание заняло бы не менее двух дней. И над могилой Джералда молитвы тоже читал не священник, а Эшли. И Эллин была похоронена не по католическому обряду.
Скарлетт на мгновение представила высокую, статную фигуру матери так отчетливо, как будто Эллин O’Хара была здесь, среди пришедших на похороны. Всегда безукоризненно одетая, опрятная, и неизменно занятая чем-то: проверкой счетов, распоряжениями для многочисленной домашней челяди, уходом за кем-нибудь из заболевших рабов или бедных соседей, благотворительностью, которую она считала святым своим долгом. Ее мягкие белые руки не знали покоя даже в те редкие тихие минуты, когда она сидела в окружении семьи в гостиной, ее рабочая шкатулка всегда была рядом и она шила, штопала, вязала… . При ней в Таре всегда поддерживался порядок испокон веку заведенный плантаторами хлопкового Юга, с его хлебосольством, радушием и гостеприимством. Кирпичный дом радовал белизной свежей побелки, ровный ковер клевера покрывал лужайку перед крыльцом, кусты жасмина и несколько магнолий издавали чудесный аромат, дубы манили в свою тень, насладиться прохладой. Коптильня, кладовые, конюшня, птичник, скотный двор – за всем успевала присмотреть Эллин, везде отдавала приказания своим мягким негромким голосом, и всюду царил идеальный порядок, потому что именно ее, а не громогласного, порой чертыхающегося мистера Джералда, слушались все без исключения. Эллин О’Хара как будто освещала окружающий ее мир своей добротой, делала всех близких счастливыми.
«Ах, если бы мама была жива, и я могла поплакать у нее на груди! Она бы пожалела и успокоила меня», - подумала Скарлетт, но тут же она ужаснулась: «Нет, нет, я не хочу, чтобы она увидела, что стало с Тарой, и что стало со мной! Эллин разочаровалась бы во мне, это разбило бы ей сердце. Нет, только не это».
Скарлетт посмотрела на Уилла. Вот он стоит на своей деревянной ноге, с непокрытой головой, без галстука, в тщательно залатанном руками Сьюлин темно-коричневом старом сюртуке. Бедный Уилл, что он может сделать? Разве под силу ему с несколькими слугами и сезонными работниками соблюдать в Таре такой же порядок, какой поддерживала Эллин O'Хара, имея в хозяйстве три десятка негров, да еще семьдесят для работы на плантации? Почему-то сейчас Скарлетт, с ее практичным умом, пришло в голову, что добрая половина из них были дармоедами. Ведь нынче ни в одном доме, даже у нее, нет такого количества прислуги, как бывало раньше. И ничего, все обходятся, зато у них голова не болит о том, как прокормить целую ораву черномазых с их отпрысками. Да, неграм несравненно лучше жилось до войны. Ведь многие из рабов, получив свободу, не знали, как ею распорядиться, и, не желая идти и честно зарабатывать, шли с дубиной на большую дорогу, грабить проезжих. Скарлетт с содроганием вспомнила ту ужасную сцену на пути к лесопилке, когда она едва не стала жертвой вот таких разбойников. Слава всевышнему, что ее спас бывший надсмотрщик из Тары, Большой Сэм, трудолюбивый и добрый негр, попавший в Палаточный городок случайно. Сейчас он, понурив голову, стоит рядом с Далилой, своей женой, и утирает глаза рукавом куртки.
Немного народу на этих похоронах, только свои. Семья Сьюлин, дети Скарлетт, слуги. Бедняга Порк выплачет все глаза, если не прекратит лить слезы. Какой же он старый, волосы почти белые…. Зато его жена мулатка Дилси, кажется, совсем не изменилась с того дня, как Джералд выкупил ее у Джона Уилкса и привез из Двенадцати Дубов в Тару.
Скарлетт перевела блуждающий взгляд на Уилла. Долго еще? Она не очень хорошо помнила последовательность молитв, которые надо читать при прощании, в этом всегда хорошо разбиралась Кэррин, только она да Эллин были истовыми католичками в их семье.
Скарлетт опять посмотрела на седую шевелюру Порка и вздрогнула. А что, собственно, делают здесь Порк и Дилси, как они сюда попали? Они не работают в Таре уже много лет, с тех пор как Ретт взял Порка к себе в услужение, а Дилси стала мамушкой Бо, поселившись в доме Уилксов. Как они могли узнать о смерти Мамушки, неужели Ретт…
Скарлетт огляделась, ожидая увидеть могучую фигуру мужа. Но нет, Ретта Батлера не было среди присутствующих.
По окончании похорон Скарлетт сделала знак Порку, пригласив его следовать за собой.
- Какой печальный день, мисс Скарлетт, - Порк утирал слезы.
- Да, Порк, - ответила она и пошла рядом со старым черным слугой по направлению к дому, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не спросить о Ретте. Нельзя показывать, что она ничего не знает о собственном муже. Если она потерпит, Порк сам ей все выложит.
А Порк погрузился в воспоминания о мистере Джералде, с восторгом говоря, что был его первым рабом. Отец Скарлетт выиграл его в карты, а потом и землю, на которой теперь находится имение. Порк помнит о первых днях Тары, о том, как его хозяин, проявив деловую хватку и завидное трудолюбие, расширил хлопковую плантацию, доставшуюся ему в виде заросшего сорняками и молодыми сосенками заброшенного поля; о том, как мистер Джералд надумал жениться на Эллин Робийяр и та, навеки покинув родительский дом в Саванне, привезла с собой в имение мужа два десятка негров, в том числе и Мамушку, тогда еще совсем молодую пухленькую негритянку.
Скарлетт вполуха слушала старого негра и прикидывала в уме, сколько же лет должно быть Порку, который всю жизнь, с ранней молодости, служил ее отцу. Никак не меньше семидесяти.
Кончив вспоминать о прошлом, Порк поделился новостями. Мистер Ретт уехал жить в Чарльстон, Порк упаковал все его вещи и отправил на вокзал. Это было последнее, что он сделал в качестве личного лакея мистера Батлера. Мистер Ретт, да благословит его Господь за доброту и щедрость, отпустил его на покой, вручив солидную сумму денег.
- Я куплю домик, и Дилси не надо будет больше работать, – хвастался старый негр. - Там еще и Присси на приданое хватит! Она, конечно, не красавица, мисс Скарлетт, и ей скоро двадцать пять, но с денежками она так же легко подцепит себе жениха, как и симпатичная девчонка без денег.
Скарлетт выдавила из себя улыбку и согласилась с Порком, что мистер Ретт очень добрый и щедрый джентльмен. А внутри у нее все клокотало от злости на этого замечательного джентльмена. Черт бы его подрал! Вначале сам бросил ее, а теперь еще лишает ее детей няньки. Кто будет заботиться о них, где она найдет замену Присси? Да еще Дилси уйдет от Уилксов. Маленький Бо только что потерял родную мать, его отец вне себя от горя, а теперь еще единственный здравомыслящий человек в доме покинет его?
Чтоб они все пропали! Скарлетт тоже с удовольствием уехала бы куда-нибудь, оставив их всех с их проблемами, но она не может. Именно ей придется все решить и все устроить. Она уезжала из Атланты, надеясь почерпнуть силы от родной земли Тары, успокоиться в объятьях Мамушки, как-то выправить свою жизнь, а нашла только горе, заботы и кучу проблем. Сейчас ей хотелось одного – чтобы ее оставили в покое.
Она прибегла к испытанному средству, сказав себе: «Я не буду думать об этом сейчас, я подумаю об этом завтра, когда отдохну».
Она получила необходимую ей передышку и отдых. После скромных поминок Уилл отправил ее спать, наказав всем домашним, чтобы Скарлетт не беспокоили. Она проспала почти восемнадцать часов кряду, а проснувшись, еще час не вставала с постели, думая о том, что же ей делать, как справиться со всеми проблемами, навалившимися на нее. Она дала обещание Мелани заботиться о ее сыне и муже, значит, должна выполнить его. Она должна устроить так, чтобы Бо ни в чем не знал недостатка и найти для него новую няньку. Это не так-то просто – найти порядочную женщину, способную заменить невозимутимую и трудолюбивую Дилси. Придется поспрашивать у родственников и друзей – не может же она пустить в дом Уилксов первую попавшуюся вольную негритянку? Расспросы займут много времени, может, придется даже съездить в Мейкон или в Мариэтту. А как же ее дети? С кем они останутся в доме, когда нет ни Мамушки, ни Порка, ни этой дурочки Присси? Скарлетт даже не может отправить Уэйда и Эллу в дом Питтипэт – она второй год не переступала порога красного кирпичного дома на Персиковой улице, с тех самых пор, как там поселилась Индия, с которой Мелани порвала всякие отношения после того скандального случая. Скарлетт перебирала в уме всякие варианты, пока не нашла устраивавшего ее решения.
- Я надеюсь, ты хорошо отдохнула? – отвратительно слащавым голосом спросила Сьюлин у сестры, когда та спустилась к завтраку. – Ты, должно быть, в ужасном состоянии после всего, что перенесла.
Может быть, Сьюлин имела в виду, что сестра переутомилась, ухаживая за Мамушкой и горюет по ней, но почему-то Скарлетт подумала, что она говорит о той унизительной сцене, когда она умоляла мужа не покидать ее.
Скарлетт хотелось ответить сестре какой-нибудь резкой фразой, но она взяла себя в руки и проговорила с приторной улыбкой:
- Едва я коснулась головой подушки, как тут же провалилась в сон. Деревенский воздух так освежает и успокаивает!
«Лицемерная дрянь, в жизни не поверю, что ты беспокоишься о моем самочувствии», - добавила она про себя. Она прекрасно знала, что Сьюлин недовольна ее присутствием в доме, ведь пришлось уступить сестре спальню Сьюзи. Со смертью Мамушки Скарлетт чувствовала себя здесь посторонней, но она не покажет виду. Если она собирается выполнить свой план, ей придется демонстрировать хорошие отношения со Сьюлин. Она приветливо улыбнулась сестре.
Сьюлин насторожилась:
- Что-то смешное? У меня испачкан нос?
Но Скарлетт продолжала улыбаться, чертыхаясь про себя.
- Прости, сестричка, - ласково сказала она, - я просто вспомнила глупый сон, который мне приснился. Будто мы опять маленькие девочки, и Мамушка шлепает меня за что-то.
Сьюлин улыбнулась.
- Мне тоже иногда доставалось от нее. И Люти так же воспитывает моих девочек. Когда я вижу это, мне всегда вспоминается, как Мамушка шлепала мена.
Скарлетт состроила скорбную гримасу.
- Мне доставалось значительно чаще. Я была такой скверной девчонкой! Представить не могу, как вы с Кэррин меня терпели?
Сьюлин с подозрением смотрела на сестру, а Скарлетт, как ни в чем не бывало, намазывала джемом печенье.
- Ты действительно нам сильно досаждала. Уж не знаю, как так получалось, но ты всегда умудрялась сваливать всю вину за драки на нас, хотя первая их затевала.
- Знаю, я была противной и гадкой. Даже потом, когда мы повзрослели: надо было собирать хлопок, и я заставляла вас работать, гоняя как мулов, помнишь, после того как янки разорили имение?
- Мы едва не умерли, а ты вытащила нас из постели, еле живых после тифа, и погнала на плантацию, под палящее солнце. Нам тогда даже нечего было надеть, янки забрали все наши платья.
Сьюлин заметно оживилась, вспоминая обиды, копившиеся многие годы.
Скарлетт кивала вдохновляюще, всем своим видом изображая раскаяние. Она прекрасно помнит, какие истерики закатывала Сьюлин, и как она наотрез отказалась убирать хлопок, едва поцарапав пальчик. Малышка Кэррин работала, пока не упала в обморок, а средняя сестричка не собрала и полкорзинки. Она также помнит, как Сьюлин выпрашивала лошадь, чтобы развлечься поездкой в гости, хотя, видит бог, их кляче нужен был отдых хотя бы один день в неделю. Скарлетт прекрасно помнила ее нытье, и скандалы, которые сестричка закатывала по самому ничтожному поводу, обвиняя старшую сестру в жестокости и призывая в свидетели господа бога и дух умершей матери. Скарлетт все прекрасно помнит, но сейчас она даст Сьюлин выговориться, ее же хлебом не корми, дай пожаловаться и поныть. Когда сестра, наконец, сделала паузу, она вздохнула:
- Я так виновата! Я просто не знаю, что мне сделать, чтобы загладить свою вину. Я хотела дать денег для поддержания хозяйства, только Уилл наотрез отказался. Я знаю, он такой гордый, но по-моему, это глупо.– Она еще раз притворно вздохнула, а потом посмотрела на сестру так, как будто ей в голову только что пришла замечательная мысль. – О, Сьюлин, я, кажется, придумала, как дать вам денег, чтобы Уилл не мог отказаться от них! Скажи «да», ну пожалуйста…. Я так хочу сделать что-нибудь для восстановления хозяйства Тары. Что, если я оставлю Эллу и Уэйда здесь, и буду посылать деньги на их содержание? Мои дети просто зачахли в городе, там везде такая пыль и негде побегать, а деревенский воздух пойдет им на пользу.
В глазах Сьюлин появился жадный огонек, но она не хотела показывать виду, что предложение Скарлетт ей нравится:
- Не знаю, Скарлетт, у нас и так полно народу, а скоро родится еще один, - она опустила глаза, указывая на живот.
- Я понимаю, - с сочувствием произнесла Скарлетт, - к тому же кормить всех! У Уэйда Хэмптона отменный аппетит, он ест, как лошадь. – Последнее замечание никак не вязалось с тем, что она говорила о зачахших в городе детях, но Скарлетт не обратила на это внимания и продолжала. – Я думаю, будет уходить около полусотни в месяц на то, чтобы их одеть и прокормить.
Она была уверена, что даже четверти не понадобится. А ей было прекрасно известно, что за год напряженной работы в Таре Уилл Бентин едва ли получал, за вычетом всех расходов и налогов, больше пары сотен долларов живых денег. Скарлетт с удовлетворением отметила, что сестра потеряла дар речи. Пожалуй, после завтрака уже можно будет выписать чек.
- Какое замечательное печенье, никогда не пробовала ничего лучше. Можно я возьму еще одно? – с невинным видом попросила Скарлетт.
Когда к Сьюлин вернулась способность говорить, она согласилась. Конечно, Уэйду и крошке Элле будет очень полезно пожить здесь. В Фейетвилле есть отличный пансион для мальчиков, Уэйд может учиться там, а на воскресенье Уилл будет привозить его в Тару. Скарлетт заверила, что пришлет на замену Присси другую няньку, потому что не хочет вешать на Сьюлин и ее прислугу лишние заботы. Покончив со своим завтраком, младшая сестра вышла на кухню.
- Уф! – выдохнула Скарлетт. Она почувствовала облегчение – ее дети пристроены.
Она оглядела столовую. Яркий солнечный луч освещал единственную оставшуюся картину на противоположной стене, над изрубцованными досками. Дыра в портрете навсегда останется памятью о войне. Слава господу, штык янки не попал в надменное лицо бабушки Робийяр и не поранил грудь, которая округло выступала из низкого выреза платья. Дырка красовалась на месте одной из сережек в ушах бабушки.
Ее бабушка по матери была единственным из предков, кто действительно интересовал Скарлетт, и ее с юности раздражало, что никто толком ничего о ней не рассказывал. Расспрашивая Эллин, Скарлетт не могла добиться никаких подробностей. Бабушка была замужем трижды, и это все, что ей сказали. Ну и что? Скарлетт тоже похоронила двух мужей и вышла за третьего. Ничего в этом особенного нет. А вот бабушка! От тетушек Полин и Евлалии Скарлетт слышала, что из-за этой жестокой красавицы неоднократно происходили дуэли. Тетушки не посвящали ее в детали, впрочем, когда Скарлетт видела их в последний раз, ей было семнадцать лет, вероятно, они считали такие истории неподходящими для ушей столь юной вдовы.
Выходя из комнаты, она обернулась, еще раз взглянув на портрет. Сейчас бабушкино платье показалось бы скандальным, но такова была мода начала века. Никаких корсетов, тонкие муслиновые ткани. Мамушка рассказывала, что кое-кто даже специально мочил их, чтобы они прилипали к ногам. Скарлетт усмехнулась, представив, как вытянулись бы лица у миссис Мерриуэзер, миссис Мид и миссис Элсинг, надумай она появиться в таком виде в обществе Атланты.
Войдя в гостиную, Скарлетт огляделась и тяжело вздохнула. Все здесь вопило о бедности и запустении. К тому же детские игрушки разбросаны повсюду. Скарлетт с трудом узнала свой любимый вельветовый диван, на котором, бывало, расправив свой кринолин, усаживалась пококетничать с очередным мальчиком. Обивка дивана вытерлась, да и остальная мебель не в лучшем состоянии, все стоит не на своих местах. Конечно, теперь Сьюлин здесь хозяйка, и может переделывать все по своему вкусу, но все же вид гостиной расстроил Скарлетт. Это была не настоящая Тара.
Переходя из комнаты в комнату, она все больше впадала в уныние. Каждый раз, приезжая домой, Скарлетт находила перемены, и отнюдь не к лучшему. Дом буквально ветшал на глазах. Вся мебель розового дерева нуждалась в новой обивке, шторы истрепались, ковер протерт буквально до дыр. У нее сердце щемило при виде рассыпающихся в прах родных вещей. Если бы только Уилл ей позволил, уж она бы обновила здесь все. Неужели он не замечает, как ужасно стал выглядеть дом? Конечно, не замечает, ведь не он здесь родился.
«Я бы лучше управилась! – подумалось ей. - Тара должна была быть моей. Па всегда говорил, что я стану хозяйкой имения. Но он не оставил завещания, и в этом весь он – никогда не думал о завтрашнем дне». Последнее было несправедливым, отец не раз рассказывал, как, приобретя землю, прикупал акр за акром, мечтая, что когда-то здесь будут расти его дети. Но на самом деле Скарлетт не сердилась на него. Как можно сердиться на такого человека, он и в шестьдесят пять лет был как задорный ребенок.
Вот на кого Скарлетт действительно была сердита, так это на Кэррин, и никогда не сможет ее простить. С упрямством мула младшая сестра настаивала на своем желании уйти в монастырь, и Скарлетт пришлось согласиться. Но Кэррин и словом не обмолвилась, что в качестве вступительного взноса отвалит католической церкви третью часть Тары. Она должна была сказать! Скарлетт нашла бы деньги, выкупила у сестры ее долю наследства и стала бы хозяйкой двух третей имения. Конечно, это не все, но большая часть и она по праву могла бы указывать, что следует сделать в Таре, а чего не следует. А вместо этого она вынуждена прикусывать язык и наблюдать со стороны, как в хозяйских ручках Сьюлин ветшает ее родной дом.
«Это несправедливо. Именно я спасла Тару от янки и саквояжников, и Па хотел оставить ее именно мне. И неважно, что там гласит закон, она моя, и она будет когда-нибудь принадлежать Уэйду, я добьюсь этого, чего бы мне ни стоило».
Она еще не представляла, как сделает это и какая борьба ее ожидает, но решение вернуть себе все имение уже созрело.
В маленькой комнатке, откуда когда-то Эллин О’Хара управляла имением, Скарлетт прилегла на старый кожаный диванчик. На миг ей показалось, что она чувствует слабый запах лимонной вербены, аромат, который всегда ассоциировался у Скарлетт с мамой. В этом маленьком кабинете она ощутила спокойствие, за которым приехала в Тару, и наконец почувствовала, что она дома. Она лежала на софе до тех пор, пока детские голоса не вывели ее из задумчивости. Если девчонки сейчас будут приставать к ней со своими глупостями, она не выдержит и сорвется. Опасаясь попасться кому-нибудь на глаза, Скарлетт тихонько выскользнула во двор. Она хотела осмотреть плантацию.
Миновав лужайку, Скарлетт оказалась возле хлева в котором размещались свиньи и три коровы. Она вспомнила, как приблудившаяся к ним по пути из Атланты в Тару корова спасла жизнь обитателям дома. Преодолевая страх, Скарлетт тогда собственноручно привязала рогатое чудовище к повозке веревкой, сделанной из своей нижней юбки. Потом ей неоднократно приходилось доить корову и страх перед ней прошел.
Подойдя к первому полю, Скарлетт облокотилась на ограду, глядя на возделанные плугом холмистые просторы и вдыхая запах свежевспаханной земли. Вот она, красная земля, единственное что вечно, ради нее стоит трудиться и за нее надо бороться. Так говорил ее отец, он надеялся, что Скарлетт позаботится об этой земле, и она сделает это.
Когда больной пневмонией Уилл Бентин, возвращаясь после окончания войны во Флориду, оказался в их имении, да и остался здесь навсегда, Скарлетт без сожаления перекинула на его неширокие плечи часть забот по хозяйству. Она знала, что Уилл полюбил эту землю, как другие влюбляются в женщину. Он хороший фермер, но по своему сознанию навсегда останется лишь мелким фермером. А Скарлетт хотела, чтобы плантация выглядела так же, как до начала войны. Чтобы вспаханы были все поля, чтобы на тучных пастбищах лениво помахивали хвостами десятки коров и лошадей, чтобы зеленая лужайка перед домом радовала глаз ровным зеленым газоном и манила предаваться веселью и развлечениям. Чтобы дом был отремонтирован внутри и снаружи, чтобы по свежевыбеленным столбикам террасы вилась глициния и дикий виноград. Чтобы шумные толпы беззаботных гостей часто посещали этот дом, и здесь раздавались музыка и смех. Эта та жизнь, которой по рождению достоин ее сын Уэйд, а вместо этого он помогает сейчас Уиллу и Большому Сэму чинить покосившуюся изгородь на дальнем конце поля. Впрочем, пусть потрудится, для мальчишки это полезный урок. Он должен почувствовать любовь к плантации, которая когда-нибудь будет принадлежать ему.
Подумав об этом, Скарлетт вспомнила, что так и не выписала чек для Сьюлин и поспешила обратно к дому.
Подпись на чеке отображала характер Скарлетт: четкая, деловая, без всяких завитушек и волн. Их она, следуя моде, добавляла лишь в случаях, когда писала личные записки или приглашения. Она взглянула на подпись, прежде чем промокнуть ее. Скарлетт О’Хара Батлер, 11 октября 1873 года.
Больше трех недель со дня смерти Мелани! А она и не заметила, что провела в Таре двадцать четыре дня, ухаживая за Мамушкой. И прошло уже больше полугода, как умерла Бонни. Скарлетт была вне себя от горя после гибели дочки, но ее жизнелюбивая натура постепенно брала свое. Ей хотелось скорее оставить глубокий траур, начать выезжать в гости и принимать друзей у себя. Теперь она может делать хотя бы это, она может вернуться в свет. Скарлетт устала терять близких людей, устала от похорон, ей хотелось нормальной жизни со всеми ее радостями и хлопотами, ей хотелось домой, в Атланту.
«Наверное, в моем магазине все счетные книги в беспорядке, я не проверяла их так давно. Мне нужно скорее ехать в Атланту, чтобы присматривать за делами . К тому же Ретт обещал, что будет приезжать иногда. Я должна быть там, когда он приедет».
Она решила отдать Сьюлин чек сразу же после обеда, вечером собрать свои вещи и утром поспеть в Джонсборо к поезду. А пока у нее есть время, чтобы навестить соседей.
Дорога к Прекрасным Холмам Тарлтонов вилась через поля и кизиловые рощи. Нынче она заросла сорняками, а в благословенные довоенные времена дорогу постоянно чистили, поддерживали в идеальном состоянии, порой даже поливали, чтобы прибить пыль. В округе было не меньше десятка плантаций, хозяева которых жили тесным сообществом и постоянно ездили в гости друг к другу. А теперь из прежних хозяйств остались только Тара да имения Тарлтонов и Фонтейнов. На месте других усадеб грустными памятниками давно окончившейся войне торчали обгоревшие печные трубы и разрушенные стены, да кое-где возле крошечных клочков обработанной земли жались убогие лачуги вольных негров и белой голытьбы.
Едва Скарлетт на потрепанной двуколке подъехала к крыльцу дома Тарлтонов, как навстречу ей выбежали все члены этого никогда не унывающего семейства. В рыжей шевелюре Беатрисы посверкивала седина, но она осталась жизнерадостной женщиной. Потеряв всех четверых сыновей, она могла бы превратиться в убитую горем старуху, однако любовь к лошадям по-прежнему осталась ее страстью. Она сходу стала рассказывать Скарлетт о своих красавцах, похвасталась, что поменяла крышу на конюшне, ведь удобство ее драгоценных лошадей всегда интересовало ее больше всего. Но само семейство до сих пор ютилось в домике управляющего, и кровля его была не в лучшем состоянии, Скарлетт сразу заметила это. Джим Тарлтон выглядел стариком на фоне своей моложавой и энергичной жены, волосы его совсем поседели, однако он похвалился, что вместе со своим зятем, мужем Бетси, собрал в этом году неплохой урожай хлопка. Остальные три дочери Тарлтонов – Камилла, Рэнда и Хетти засиделись в старых девах, но видимо, не слишком переживали по этому поводу.
- Мы оплакиваем свою горькую участь день и ночь, - заливалась смехом Рэнда, и сестры вторили ей, будто ничего смешнее этого никогда не слышали.
Скарлетт не понимала, что в этом смешного, но рыжеволосые неугомонные Тарлтоны хохотали всегда и по любому поводу.
Она с удовольствием провела в этом доме остаток дня, вспоминая вместе с хозяевами прошлые беззаботные дни, пикники и балы, проделки шалопаев-близнецов. Видимо, время сгладило горечь невосполнимой потери и даже упоминая о героически погибших от рук янки сыновьях, Беатриса совершенно искренне смеялась, подсчитывая на пальцах, сколько раз Стью и Брента выгоняли из учебных заведений, во скольких драках они участвовали, сколько раз ее хлыст прохаживался по ягодицам мальчишек. Атмосфера любви и веселья, царящего в этой семье, вызвала в сердце Скарлетт легкую зависть. Сестры безобидно подтрунивали друг над другом и даже над матерью с отцом, но никто не воспринимал эти мелкие уколы всерьез. У самой Скарлетт общение с родными сестрами никогда не было таким непринужденным. Сьюлин любое ее слово воспринимала с подозрением и старалась вывернуть наизнанку, а тихоня Кэррин, от которой никто не ожидал подвоха, подложила семье свинью, решив посвятить себя богу и подарить монастырю треть имения.
Когда Скарлетт возвратилась в Тару, уже стемнело. Еще у порога она услышала завывание старшей племянницы. Это вызвало у нее раздражение и желание поскорее уехать в Атланту.
В гостиной Сьюлин пыталась успокоить ревущего ребенка. Несмотря на неприбранные волосы и бесформенное тело, она выглядела мило сегодня и радость светилась в ее глазах.
- О, Скарлет, у нас такая прекрасная новость! – начала она, но тут же опять стала сюсюкать с дочкой. – Тише, моя сладкая, на ужин тебе дадут хорошую косточку, и ты избавишься от этого старого зуба, который так мучает тебя. Тише, моя хорошая.
«Неужели прорезающийся новый зуб племянницы должен быть для меня хорошей новостью? Она что, совсем спятила?», - неприязненно подумала Скарлетт, но тут Сьюлин выпалила:
- Тони Фонтейн вернулся! Салли заезжала к нам, чтобы сообщить это. Тони жив и здоров! И завтра, как только Уилл управится с делами, мы все отправимся к ним на ужин. Правда, это здорово, Скарлетт?
Сьюлин буквально сияла от счастья. В округе появился еще один человек, которого она знала с самого детства.
Скарлетт тоже была рада возвращению Тони. Она даже кинулась обнимать сестру, чего сто лет не делала. Вместе они решили, что если Сьюлин прикроет свой большой живот шалью, и будет стараться сидеть в тени, она вполне еще может пару раз съездить в гости.
Последняя встреча с Тони Фонтейном была одним из самых страшных воспоминаний в жизни Скарлетт. Тони прискакал в их дом в Атланте возбужденный, промокший до костей. Янки гнались за ним по пятам. Он собирался бежать в Техас, потому что убил Джонаса Уилкерсона и чернокожего, осмелившегося оскорбить вдову его погибшего брата. Тогда Фрэнк Кеннеди снабдил Тони лошадью, деньгами и пальто, и с тех пор Скарлетт ничего не слышала о нем, знала лишь, что янки и их приспешникам не удалось поймать его и он благополучно добрался до Техаса.
Продолжение на странице автора или по ссылке:
http://proza.ru/2008/11/22/178