Дорога паука

Маленький Фрицъ
Я иду дорогой паука
В некое такое никуда.
Это удивительнейший путь
В новое туда куда-нибудь.

(с) группа Агата Кристи

Данный рассказ основан на реальных событиях, произошедших с автором (то бишь со мной) в октябре 2008-го года.

Мне было ***во. Нет, не так, мне было очень очень очень хуёво! Так хуёво, что просто вообще…
После бессонной ночи хотелось пойти прогуляться. За окном стояла скверная типично-осенняя погода. Сильный ветер и моросящий дождь. Несмотря на дневное время суток, на улице было темно. Но мне в ту минуту в принципе было похуй. Я накинул куртку и вышел из дома.

Куда идти я не знал. Я просто шёл. Часто так случается, когда идёшь только ради того, чтобы просто идти. Неважно куда. Поворот вправо, поворот влево, какая, чёрт возьми, разница? Главное не останавливаться!
Под ногами лужи и слякоть, мои джинсы уже по колено в грязи, но я продолжаю идти неизвестно куда.
Вот впереди перекрёсток. Куда идти теперь? В долю секунды решаю, что по улице влево.
А почему именно влево? А не знаю! Просто влево и всё! А чтобы было, если б я пошёл прямо? Возможно, меня бы переехал КАМАЗ, а может быть старенький Жигули, а скорее всего, меня бы никто не переехал и я спокойно перешёл дорогу. Но какая разница, что бы со мной было, если б я пошёл прямо? Ведь я пошёл влево!
А что там с вариантом направо? А направо я бы встретил толпу гопников или мусарской патруль (что, учитывая современные российские реалии, примерно одинаково в плане последствий для порядочного молодого человека, коим я и являюсь).
Но это не важно! Я иду влево.
Что можно сказать о той дороге, которую я выбрал? Только то, что здесь очень грязно. Не дорога, а сплошное дерьмо! Мои голубые джинсы уже просто нереально в дерьме!
В голове промелькнула мысль, что мне немного неловко за свой внешний вид. Но я окидываю взором встречных пешеходов, и чувство неловкости мгновенно исчезает.
Они мало чем отличаются от меня. Грязь одинакова для всех.
Я иду дальше, прохожу через центр города. Направляюсь в район, где располагаются заводы, электростанции и так далее. Я редко там бываю, но иду именно туда. Почему? Понятия не имею. Просто иду и всё. А ведь если бы я не пошёл влево, возможно бы сейчас собирал свои зубы с асфальта или пил пиво в кабаке, или ещё что-нибудь. Но это, опять же, не имеет никакого значения. Так как я иду туда, куда и иду, а именно – никуда. В никуда, и никуда иначе!
Цивилизация постепенно заканчивается. Впереди какие-то гаражи и пустыри, а ещё впереди завод «Пигмент», где производят разную там краску. Идти туда мне совсем не хочется, потому что там уже просто как ****ец грязно! Я уже было развернулся, чтобы отправится домой, но тут…
Тут меня посетила гениальная мысль!
Она была действительно гениальной!
Ничего лучше в мою голову в жизни не приходило и, наверное, уже не придёт!
Я решил прямо здесь и сейчас устроить в России государственный переворот, со всеми полагающимися атрибутами: сменой конституции, идеологии, символики, танками на Красной площади и так далее.
Для осуществления этого, несомненного великого плана, мне надо было, в первую очередь, взорвать к ***м собачим завод «Пигмент». Именно к нему я и направился. Под ногами творился тихий коричневый ужас. Джинсы были в грязи уже не по колено, а чуть ли не по пояс. Но я не обращал на это внимание.
- В конце концов, после переворота, куплю себе новые, покруче этих, - думалось мне тогда.
Я быстро шагал по направлению к заводу и одновременно думал о том, какой конституционный строй лучше выбрать. Свой выбор я остановил на монархии, причём абсолютной.
Следующей задачей был выбор непосредственно самого монарха. Тут я поначалу сильно призадумался. Романовых вроде уже в живых не осталось, а те, кто и остался, по-русски изъясняются примерно так же, как Майк Тайсон на иврите. Поэтому, в качестве будущего императора Российской Империи (именно так вскоре будет называться наша страна), я предпочёл, непосредственно, самого себя.
А что? Станислав I - очень даже неплохо звучит. К тому же, что очень важно, Россией вновь будет править человек со славянским именем. Я продолжу, казалось бы, навсегда прерванную, плеяду великих славов! Святослав, Ярослав, а теперь и Станислав! По прошествии времени, в учебниках по истории мне припишут какое-нибудь прозвище. Станислав Мудрый, или например Станислав Великий, а может быть даже Станислав Грозный. Да в принципе не важно, главное лишь, чтоб не какой-нибудь Станислав Тупоголовый и всё в этом роде.
Я стану императором и женюсь на немке. Да-да, обязательно на немке! Как делали это в династии Романовых.
Я даже уже знаю на ком. Это будет биатлонистка Магдалена Нойнер. Она мне уже несколько лет очень нравится. К тому же мы примерно одного возраста и мы оба люди высокого статуса: я царь, она чемпионка мира. Да будет так! Она выучит русский и бросит биатлон, дабы родить России наследника престола…

С этими мыслями я незаметно для себя самого подошёл к заводу. «Пигмент» стоял передо мной.

- Ну что, Россия, готовься к великим потрясениям, - сказал я про себя, открывая рюкзак.

И тут меня охватило отчаянье…
Такого глобального облома в моей жизни ещё не было…

- А чем же, я, ****ь, буду тебя взрывать, дорогой мой пигмент?

Никакого динамита, тротила, и тому подобной херни, у меня, разумеется, не было.
Я смотрел на завод и думал, что делать дальше.
Шансы на установление монархии таяли с каждой минутой.
То, что переживала моя душа в те минуты, было просто ужасно.
Крах всему!
Мимо проходил какой-то мужик. Он не был работником «Пигмента», он просто проходил мимо.
Я подбежал к нему.

- Я тут сейчас взорву всё нахуй! – закричал я на него
- Ну, хули, взрывай, мне то что? – сказал он и пошёл дальше

Мне стало ещё обидней.
От отчаяния я стал бегать по территории завода с криками «я Царь!».

Вскоре приехала машина…
Меня скрутили и запихнули в Уазик.
Мы поехали.
Я смотрел через решётчатое окно и думал, что меня везут в психиатрическую больницу. Да, точно, именно туда меня и везут.
Меня отведут к главврачу, и я расскажу ему обо всём, что со мной сегодня происходило. Он меня внимательно выслушает. Будет задавать много вопросов. Я буду вести себя спокойно и на меня не оденут смирительную рубашку.
- Какой интересный пациент! – скажет главврач своим коллегам.
Потом меня отведут в палату к Эйнштейну, Карлу Марксу и ещё кому-нибудь.
Там мне будет хорошо.
Я буду спать.
Я буду в покое.
Покой, это то, о чём я сейчас так мечтаю, едя в Уазике…

И вот мы приезжаем.
Меня выводят из машины и сопровождают в дом скорби.
Эта психбольница сразу кажется мне какой-то странной.
Она явно на что-то похожа, но точно не на психушку.
Но мне в принципе всё равно.
Главное, что сейчас я, наконец, выговорюсь, и мне станет намного легче.
А потом, меня отведут в палату, и я буду спать на чистом белье.
Эти мысли сильно грели мою, настрадавшуюся в этот день, душу.

И вот, мы идём по коридору больницы.
Меня приводят к врачу.
Весьма странно, но вопреки моим ожиданиям, врач совершенно не был настроен меня выслушивать. Он говорил со мной резко и грубо. А больше всего меня удивило в нём то, что вместо белого халата, он был одет в какой-то серый костюм, да ещё и с погонами на плечах. Врач попросил меня, в очень, надо сказать, ультимативной форме, вытащить всё из карманов, снять ремень и вынуть шнурки из кроссовок.
Всё это меня несказанно удивляло, но я слушался и выполнял всё, что мне велели.
Затем меня отвели в палату.
Она была просто ужасна и отвечала всем «нормам» антисанитарии!
Мало того, что она была очень тесной, так в ней ещё ужасно воняло, и практически не было света. В палате было всего лишь одно маленькое пластиковое окошко, заляпанное кровью.
Мне стало плохо. Первые несколько минут я обезумевши смотрел в небольшое окно.
У меня был шок.
Я обернулся и внимательно осмотрел палату. В ней, помимо меня, находилось ещё два пациента. Один из них действительно похож на Эйнштейна, а другой на Карла Маркса.
Оба спали:
Маркс на единственной в палате койке, а Эйнштейн и вовсе на полу.
Я сел на корточки и склонил голову к коленям. На какое-то время я уснул.
Мне снилась зима.
Белый пушистый снег.
Девушка на лыжах и с винтовкой наперевес.
Это была она.
Магдалена Нойнер.
Она закрыла на стрельбище пять из пяти мишеней и в гордом одиночестве ехала к финишу.
Вот, кто-то даёт ей немецкий флаг.
О, как грациозно она им машет!
До финиша остаются считанные метры, и.…
И я просыпаюсь…
Открываю глаза и вижу перед собой ту же самую унылую картину…
На душе опять кошки скребут…
Мне хочется пить.
Я стучу в дверь.
Приходит санитар.

- Что тебе? – грубо спрашивает он.

Санитар тоже очень странный. На нём тоже нет белого халата и он, также как и врач, одет в серое.

- Я хочу в туалет, - отвечаю я.
- Хорошо, только быстро.

Тут в наш разговор вмешивается Эйнштейн, он протягивает мне пустую пластиковую бутылку и говорит хриплым голосом:

- Водички набери,
- Хорошо, - отвечаю я, и беру бутылку.

Санитар выводит меня в коридор.

- Прямо и направо, - опять грубо и резко говорит мне он.

Я иду. В голове повторяются эти его слова «прямо и направо», «прямо и направо», «прямо и направо», как будто я их сегодня уже где-то слышал. Чёрт, думаю я, а ведь действительно, надо было сегодня в начале дня идти прямо и направо. А я пошёл влево. А почему? А какая уже теперь разница…

Я захожу в туалет. Справлять нужду мне не хочется, я подхожу к раковине, открываю кран и жадно пью горькую скользкую воду. Потом набираю пластиковую бутылку.

- Ты там что, заснул? – кричит санитар.

Я выхожу их туалета, и меня вновь провожают в палату.
Я отдаю Эйнштейну бутылку с водой.

- Спасибо, - говорит он.
- Пожалуйста, - отвечаю я.
- За что тебя?
- Сам не знаю…
- Да все мы тут не знаем, - сказал он и рассмеялся.

Я вновь наклонил голову к коленям и опять попытался заснуть.
Но тут неожиданно проснулся Карл Маркс. Он встал с деревянной койки, подошёл к окошку и начал стучать в дверь.

- Эй, бля, курить хочу! – крикнул он.
- Иди на хер! – послышался из-за стены знакомый грубый голос санитара.
- Ну ты что, совсем бля мудак?
- Чего?

Тут железная дверь открылась, и в палату зашёл санитар. Он вывел Маркса в коридор и с размаху заехал ему кулаком в челюсть. Потом дверь закрылась, и я уже больше ничего не видел…
Только слышал…
Карл Маркс вопел так, будто Энгельс украл у него патент на «Капитал».

Я же лёг на освободившуюся им койку.
Она была очень жёсткой и неудобной. Никакого белья тоже, разумеется, не было.
Мне вновь захотелось пить, то санитар не разрешил мне выйти.
Я уже было начал присматриваться к бутылке Эйнштейна, которая была наполовину полной, но всё же побрезговал. Он хоть и был Эйнштейном, но пить после него я не смог. Уж очень сильно он вонял…

На следующий день состоялся какой-то непонятный суд, где мне выписали штраф в пятьсот рублей. После чего я вернулся домой.
Ещё, меня очень удивило, что когда меня выводили из больницы, все доктора, которые попадались мне навстречу, были в фуражках.

Но всё это было уже завтра.
А сейчас, я лежал на койке и смотрел в потолок.
Я взирал на небольшую паутинку, в углу палаты.
По ней туда сюда передвигался маленький паук. Его движения были хаотичными и непонятными. То влево, то вправо. То вперёд, то назад. Никакой системы.
Туда-сюда, туда-сюда.
Я начал разговаривать с Магдаленой.

- Да, сегодня я не стал императором, но так ли это на самом деле важно? Просто люби меня, слышишь? Слышишь, Магдалена? Люби меня!
Я всего лишь небольшой паучок в этой мировой паутине трагедий, судеб, жизней, случайностей, радостей, горя…
У нас с тобой разные дороги. Ты каждый год едешь по лыжне, стреляешь по мишеням, ты знаешь, чем ты занимаешься, и будешь заниматься. Ты немка. Ты аккуратна и пунктуальна. Ты чётко знаешь свою дорогу. Знаешь куда свернуть, когда остановиться. А я нет! Я не знаю! Я русский! Моя дорога то вправо, то влево, то вперёд, то назад. Я не знаю, куда я иду, куда поворачиваю, и уж тем более не знаю зачем. Но я люблю тебя! И хочу, чтобы ты любила меня! Слышишь, Магдалена? Люби меня! Если ты будешь меня любить, ты поедешь не останавливаясь! Без тормозов! Слышишь, мы будем вместе не останавливаться!
Главное люби меня!
Люби меня, Магдалена!


Я иду дорогой паука.
Что потом известно, но пока
Если ты начнёшь меня любить.
Ты уже не сможешь тормозить.

(с) Агата Кристи