ДЕНЬ И НОЧЬ - СУТКИ ПРОЧЬ.
Юрий Короткевич
Почти все люди знают, что даже в переходный к капитализму период, сутки состоят из 24 часов. Отрадно, что хоть что-то стабильно... Некоторые, у кого хорошая память, помнят, как нас учили во втором классе правильно использовать время, чтобы не было мучительно стыдно... В учебниках была картинка - восемь часов некто спит, восемь работает на станке, а на все остальные дела, которые ему хочется делать, отводится оставшееся время. И если придерживаться такого распорядка, то, согласно учебнику, жить будет легко, а прожить можно очень долго...
Попробовал я как-то раз работать 24 часа в сутки, то есть все три периода подряд. Устроили меня охранником в районную поликлинику. Смотреть, чтобы нежелательный элемент не мешал простому народу лечиться. Правила работы простые. Приходить надо в 9 утра, сидеть по очереди с напарником в вестибюле и внимательно смотреть на входную дверь. Посторонних не впускать. "Кто такие посторонние?" - спросите вы. Думайте сами.
А с самого раннего утра известно, кто приходит. И стар и млад торопится сдать ещё тепленькую мочу и кровь на анализ. Чтобы уже к 11 часам освободиться от проблем со здоровьем.
Бряк! Входят старушка и парень лет 35. "Ты что, дура старая, мочу свою на стол охраннику ставишь?!" - кричит Гриша - гардеробщик. Он тридцать лет и три года служил в милиции и знает, как говорить с народом. Бабуля не обижается, она тоже знает, где пока ещё живет. С трудом раздевается и бредёт наверх, в лабораторию. Парень молча отдает куртку гардеробщику и идёт в регистратуру. Она в поле моего зрения и слуха. В регистратуре три женщины в белых халатах. Две из них на выдаче "Историй болезни", одна на справках. Все они в возрасте, далеком от молодости, со следами жизненного опыта на лице. Парень робко просится к урологу. "Ты что, не видишь расписания?" - орёт румяная крашеная толстуха. Парень идёт к расписанию. В нём всё чётко и ясно, как в программе КПСС, но ему, по-моему, хреново. Он с трудом вспомнил сегодняшнее число, долго думает, какое оно - чётное или нет. Находит слово "уролог" и, после размышлений, узнает, что специалист уже сидит в своём кабинете. Парень возвращается к окну и говорит, что доктор работает. Называет свой адрес, фамилию и признается, что не был здесь лет пять. История его отсутствует. То ли потеряна, то ли что...
Парень уже забыл, зачем пришел. Ему бы только свою "Историю" получить. Сначала надо оформить страховой полис, но для этого при себе хорошо бы иметь паспорт. "Иди в окно номер один," - смилостивилась крашеная. Это рядом со мной. У окна очередь человек шесть. За окном никого. Пенсионерка, приятная на вид и обслуживающая окно выдачи полисов и бюллетеней, только что вышла, умаявшись от общения с народом. Почему-то мне стало жаль парня. Иду в комнату, где делают вызов врача на дом. Там сидит другая пенсионерка, бывшая заведующая лабораторией в каком-то НИИ. К ней собираются люди в белых халатах расслабиться в разговорах за жизнь. Я улыбаюсь пенсионерке из окна: "Там на стену лезут," - и она охотно бежит на своё место.Болтать надоело... Очередь зашевелилась...
Мне слышны все параметры желающих получить полис: адрес, телефон, специальность, место работы и возраст. Входная дверь пропускает замызганного дядьку, пьяного вдрызг. В руках авоська с пустой посудой. Он меня в упор не видит и идет в сторону входа на второй этаж. Молча становлюсь перед ним. На кармане у меня большая белая бирка с надписью "Контролер". Дядька тормозит. "Вам куда?" - как можно вежливее говорю я, а внутри начинается колотун. Я не люблю общаться с пьяными. Раньше я их боялся, а теперь ненавижу. "К Левке-массажисту," - хрипит пьянчужка, напирая на меня. Кроме живого русского слова и газового баллончика в кармане у меня ничего нет. Предлагаю ему уйти. "Дело у меня... Десантником был... У, морда... Иди, позови..." "Кати отсюда," - уже на повышенных тонах почти кричу я, играя на молчаливо интересующуюся публику. Гриша срывается с места и, не стесняясь никого, матерится. Дядька сразу всё понял и уползает. Внутри у меня все дрожит, я сажусь на свое место и медленно считаю до десяти и обратно. Интеллигент паршивый первого поколения. Это я про себя.
С начала дежурства прошел час. Похожу немножко. Вдоль регистратуры коридор. В конце аптека, флюорография, смотровая. Туда можно идти в верхней одежде. В другом конце - процедурная и медицинский кооператив "Шанс", который раньше назывался "Перспектива". Туда тоже можно идти в верхней одежде. В обоих концах вход наверх и в подвал, куда главный врач просит нас не впускать никого в верхней одежде, кроме персонала. Это все просто, надо только отличить своих от чужих. Вы знаете, как работает локатор? Он крутится.
На меня несется женщина в шубке, похожая на Лильку. Кто такая Лилька? Вы ее знаете. Это Лиля Ахеджакова. Простите, пожалуйста, разденьтесь в гардеробе. "Я разденусь только у себя в кабинете, наверху, Вы еще придете ко мне на прием". Что пардон, то пардон. В следующий раз она здоровается.
-" Молодой человек, вы на второй этаж, лечиться?" - спрашиваю я здоровенного мужика кило на 120. Он одет в громадную пуховку, в руках заветная "История" его болезней.
-" Разденьтесь, пожалуйста!"
-" А зачем?" - недоумевает.
-" Но вы же идете в клинику, лечиться."
-" Ну и что?"
"Что бы такое ему сказать?" Рожаю аргумент: - "Вы производите впечатление очень культурного человека, мне трудно объяснить вам необходимость раздевания верхней одежды при входе в медицинское учреждение.Вы, думаю, и сами всё понимаете, не так ли?"
Недоумевает дальше. Наконец я рявкаю:
-" Я стою здесь не для своего удовольствия и не намерен ничего с тобой обсуждать."
Наконец-то его проняло, и он нехотя идет в гардероб. Разговор занял минут пять, мы оба попсиховали, разделся он за 20 секунд. Господи, ну что за люди?! Ну не говорить же им, что так же, как театр, медицина начинается с вешалки... Мимо проходит миловидная женщина - терапевт. Спрашивает меня, как дела.
" Сегодня посетителей было мало, чтоб они были здоровые," - говорю я.
"- Да чтоб они все передохли, родимые.'- в ответ.
На том и расходимся. Она мать - одиночка, работает на две ставки и страшно выматывается, хотя много сил, похоже, тратит на поддержание высокого товарного вида. Бог с ней.
"Ну что, старая, подлечилась?" - сочувствует какой-то старухе Гриша. Бабке лет 65, но очень уж изношенная. Последнее время вижу её каждое свое дежурство. "Мне вот 70, на пенсии уж десять лет, а работаю, - петушится Гришуня. - А ты, дура старая, чем на внуков горбатиться, деда бы себе завела," - советует он бабке. А той после трехчасового сидения к окулисту уже не до мужчин, ей поскорее бы домой, попить чайку.
Кстати, о чае. Кончается мой первый двухчасовой отсид, и из нашей комнаты появляется мой напарник в теплой куртке. На нашем месте прохладно, особенно когда на улице минус 20 по Цельсию, а народ потянуло лечиться всех сразу и дверь нараспашку. Сговорились, что ли? А может, эпидемия на носу? Чихают и кашляют, мазурики. Прохожу мимо Гриши. "Ну вот, поперли! Помогут тут вам, как же... Дома надо сидеть," -встречает страждущих пенсионер-милиционер. А парень тот, который хотел к урологу, делает направление в больницу... Радио орёт чистыми детскими голосами песенку: "Лево руля, право руля. Вот вдалеке видна земля-а-а!"
Иду в нашу комнату, включаю старый мутно-серый телевизор, подарок главного врача. Кадры захвата больницы в Кизляре. Выступление боевиков, на правильном русском языке четко излагающих свои задачи. Бормотня представителя МВД. Убитые, искалеченные...Сажусь на стул, вытягиваю ноги и занимаю положение 40 градусов к горизонту с опорой на стул в двух точках. Хо-ро-шоо... Почти отключаюсь. Подсознание перерабатывает мурлыкание телевизора. Уже показывают "Угадай мелодию". Валдис очаровашка..... Тук. Тук-тук-тук. Тук-тук. Это пароль. Напарник. Его надо подменить. Он бежит наверх на перехват торговцев с рук. Довольно быстро их выгнали. Персонал и предприниматели недовольны. Были дешевые китайские бюстгальтеры размером с мою голову. Но - низяяяя... Капитализм ещё не дозрел до такой свободы.
Я опять под 40 градусов. Вальяжный улыбающийся дядька - вы его знаете - воркует о грядущей стабилизации. Это Лившиц. Не тот, кто смешил в радио-няне. Тот давно в Израиле. Этот пока советник президента по экономическим вопросам. Засыпаю опять... Через полчаса надо пройтись по этажам. Так надо.
На этажах спокойно. К специалистам очереди часа на 3-4, к неспециалистам, к терапевтам, немного меньше. Просто их больше. Ушли в небытие воспоминания прошлого, когда к любому врачу давали талон с указанием времени приема, как при Горбачеве на курево и водку. Даже тогда люди вступали в борьбу за свое право попасть к врачу в назначенное время. Побеждала всегда сила. Теперь очередей за колбасой и водкой нет, а за здоровьем осталась.
Иду медленно. Спиной чувствую любопытство, недоумение, злобу, зависть... Гад - бездельник, ведь ему, наверное, платят, наверное, много... За что, почему меня не спросили, мне не заплатили?!
Перед невропатологом очередь на полдня. На стуле сидит одетая в поношенное пальтецо старушка, скрюченная колесом, килограмм на 35 вместе с палкой. Таких мы даже не просим раздеться. Они часами бродят по врачам. Кажется, если с неё снять этот ветхий панцирь, она рассыплется в прах. Бабка похожа на тетю Зину. Вы её не знаете. Это моя родная тетя. Она недавно умерла, ей было 97 лет. На лице бабки кротость и смирение...
В час дня сменяю напарника. Он радостно уносится. Это время, когда почти все врачи меняются, приходят другие люди в гардероб, в регистратуру, везде, кроме администрации и нас. У Гриши затишье. Он покинул свой пост и подходит ко мне покалякать. Я, грешный человек, не люблю этого, но тут надо пообщаться. Гриша весь дерганый, жизнь была собачья, дома больная жена. Если приходит к ним зять помочь, он радостно сообщает об этом всем три дня подряд. Почти искренне сочувствую ему.
Мимо меня валит народ в обе стороны - врачи, сестры, обслуга. "Тебе здесь не холодно? Смотри, не застудись," - говорит мне сестра-старушка из физиотерапии. Она грела мой радикулит. Приятно, страсть...Чувствуешь себя членом семьи.
Всех встречаю и провожаю с улыбкой - это последствие гостевого визита к дочери в Америку - и почти все отвечают улыбкой. Строем входит смена регистратуры. Хмм, знакомое лицо! Ба, да это моя родная Софулька! Она всю жизнь проработала кандидатом наук и теперь подрабатывает здесь, как многие пенсионеры. В её смене Машка-матерщинница и Галка-дебилка. Обе профессионалки: всё знают, даже слишком много, и много себе позволяют. Машку ни разу не видели трезвой, говорит она на правильном матерном языке, иногда сбиваясь на телевизионный. Место Гриши заняла уютная Зоя. Мы дружно поздоровались. Радио сообщило, что курс доллара вырос, а боевики требуют встречи с президентом, в Нью-Йорке все завалило снегом. Куда бежать, вы не знаете?...
Среди обслуживающего персонала брожение и шелест. Оказывается, старик, пришедший не в мое дежурство, зашел за рецептом для больной жены и умер прямо в очереди. Лёгкая профессиональная суета, и через час бедолагу выносят... "Ну что же ты без вешалки?!" - Сердится Зоя на молодую женщину, пришедшую с мужем и ребенком. Девочка очень похожа на Иннусю. Кто такая Иннуся? Это моя внучка. Она уже много лет во Флориде... Женщина берет обратно свою крольчатину. Господи, наверное, ей и вешалку пришить не к чему, сплошная дыра.
Одевается по виду" новый русский", вижу его не в первый раз. Смотрю в окно. Садится в "Альфа-Ромео" с водилой. У справочного окна истерика. Интеллигентного вида старичок борется за свою жизнь, не жалея последних сил. Нет его истории болезни толщиной с ногу слона, а там все анализы за десять лет. Прибегает заведующая, обещает найти и находит через два дня в архиве дел мертвых. Дед стучит палочкой. По радио звучат романсы. Пробежал подлечиться кавказец с ближнего рынка. В первый раз он просто не понял моей просьбы раздеться и обещал зарезать. Он, дескать, идет к хирургу и ножик свой есть. После этого мои молодые посменщики стали экстренно меня учить Тай-Кван-до и бандитским приемам.
К концу дня в поликлинику ходят чаще всего парами. Пожилая пара хочет вместе, не раздеваясь, получить какую-то справку. Очень прошу их раздеться. Компромисс. Она раздевается и идет, а он преет в пальто и с ее теплой курткой в руках целый час у теплой батареи около гардероба. Что-то происходит, похожее на массовое опсихение...
В гардеробе только три пальто. Скоро конец... Пришла пара оформить справку о смерти. Ну и денек! В здании остались двое охранников, сестра из процедурной с любовником и бабка Надька. Последняя делает вечером несколько выездов на дом для уколов больным раком и диабетом. Чуть не забыл постоянного жителя, внимания которого домогаются почти все посетители. Это Муська. Она не матерщинница и не алкоголичка. Муська - престарелая кошка. При виде её даже очень больные оживляются. Её постоянное место на скамье около батареи, ближайшей к гардеробу. В принципе она мешает пациентам сидеть и класть одежду. Но когда её видят сидящей в позе тушканчика и обнимающей раскаленную батарею, наступает экстаз умиления. Муська милостива к одним и равнодушна к другим.
Закрываю входную дверь на ключ. Где-то в девять уходит с хахалем утомленная процедурами и любовью сестра-укольщица. Осталась Надька. Она похожа на ведьму, полна вздорных историй, которые готова рассказывать бесконечно. Полдесятого возможен приезд на мотоцикле без коляски - это зимой - её внука. Он затаскивает с мороза свой драндулет в тамбур и пьет чай с Надькой. Мы в это время смотрим американский боевик. Стрельба, однообразно героичный рейнджер ногами забивает врагов свободы и демократии. Вот бы его к нам в Чечню или в правительство. Надька в коридоре воркует с Муськой, дает ей на ночь последние указания и просит закрыть за ней дверь. СВОБОДА!!!
Вы когда-нибудь спали в громадном пустом доме, вдвоем, но на разных этажах? Это интересно... Все четыре этажа и подвал пусты и темны. Потрескивают, остывая, лампы дневного света. Надо прислушиваться, не прорвало ли где водопровод. Муська на боевом посту. Я беру два тонких больничных одеяла, тощую подушку, часы, фонарик, переодеваюсь в спортивный костюм и иду в женскую смотровую спать на жесткой скамье. Очень полезно после радикулита. Лепота...Тихо. НИКОГО... Подо мной глухо пророкотало метро, слышно будет до часу ночи. Мгновенно засыпаю без снов. В сознании возник лай. Проснулся. Час ночи. Рядом с поликлиникой база коммунальных уборочных машин. Коллега- сторожевая собака брешет почти час. Откуда такая сила?.. Я бы так не смог. В четыре часа начинают заводить моторы тракторов и уборочных машин, но я сплю до шести утра. Лежа делаю гимнастику на вытяжку мускулов, а полседьмого, не переодевшись, иду в вестибюль. В потемках продолжаю гимнастику, пока не придет первая уборщица мыть полы. За окном, как в кино, искрится под лампами свежий снег. Иногда проезжает машина, еще реже появляется какой-нибудь пешеход. Тарахтит трактор, светя фарами. Входную дверь пока держу на замке, почти до самого начала работы поликлиники, за дверью уже как полчаса скопились первые моченосцы и желающие пробиться к специалистам. Они замерзли, и я пускаю их погреться с условием, чтобы пол был чист после мытья хотя бы пять минут и чтобы не мешали уборщицам.
В восемь всё наполняется народом. Идет Софа, приносит запас еды. Народ повалил. Радио сообщило, что террористы сели в автобусы, взяли заложников и куда-то поехали. Камчатку опять трясет. Упал самолет в океан, правда, не у нас. Пора собираться.
Переодеваюсь, расписываюсь в книге учета, прощаюсь с напарником. Он остается на второй день, несчастный, дома бывает дней десять в месяц. Он живет в Подмосковье, а там с работой туго. По радио Макаревич поет о выяснении отношений между пассажирами поезда. Каждый идёт своей дорогой, а поезд идёт своей. Вы знаете Макаревича? Это почти Высоцкий. Я спокойно иду по улице, с удовольствием дыша морозцем. Мне надо не опоздать на основную работу, где у меня трудовая книжка.