Бегство в прошлое. Главы из романа

БЕГСТВО
В ПРОШЛОЕ

1

В зале отлета Шереметьевского аэропорта было людно. Казалось, все население Москвы собралось под мрачными сводами этого неуклюжего, приземистого здания, лилипутские размеры которого напоминали о недавних, советских временах. Тогда пассажиры, покидающие страну и прибывающие в нее, представляли собой нечто вроде редкого биологического вида (наподобие зубров или уссурийских тигров), особи которого свободно могли разместиться на нескольких тысячах квадратных метров отнюдь не большого по европейским меркам аэропорта.
Андрей стоял под центральным табло и пытался найти свой рейс.
«Анталия», «Дубаи», «Анталия», «Хургада», «Хургада», «Афины», «Шарм-Эль-Шейх»… - мелькали названия городов, состоящие из наборных белых букв, выбитых на крутящихся металлических пластиночках старого механизма...
«Опять я попал в «Час курортника», - с раздражением подумал он. – Эх, надо было соглашаться лететь через Цюрих…»
Андрей поставил полупустую дорожную сумку на полированный керамогранитный пол и стал сосредоточенно всматриваться в бурлящую вокруг него толпу, пытаясь отыскать жену. Его сосредоточенный взгляд быстро скользил по лицам, мелькающим в плотном людском потоке. Мужские, женские, детские… – они казались ему отдаленно похожими друг на друга, как бывают похожи фотографии из семейного фотоальбома. На самом деле никакого сходства между этими лицами не было. Просто на каждом из них застыло одно и то же выражение: смесь сосредоточенности и какой-то неосознанной тревоги. Такое лицо бывает у человека, окончательно решившегося подчиниться слепой воле случая и при этом изо всех сил старающегося отогнать от себя страх.
«Всех нас объединяет слепой, инстинктивный страх перед враждебной стихией, - подумал, вдруг, Андрей. - Боязнь высоты, морской глубины, скорости… Как бы мы ни храбрились, как бы ни «прятали по-страусиному голову в песок» - мы никогда не сможем полностью свыкнуться с жутковатыми «чудесами цивилизации». Полет на самолете, например, всегда будет будить в нашем подсознании мрачные, размытые образы: дымящиеся исковерканные обломки, бесформенные куски разорванных человеческих тел и разбросанные повсюду груды вещей, все еще хранящих на себе чей-то запах, следы губной помады, пятна пота… Впрочем, что это я?.. Опять какие-то кошмарные ассоциации… Может быть, эти люди ничего и не боятся вовсе, а просто озабочены какой-нибудь мелочью: например, объявленной задержкой вылета или безрадостной перспективой оказаться на неудобном месте в салоне самолета. Я окончательно становлюсь неврастеником и проецирую свои мрачные мысли на все окружающее».
Тут он, наконец, увидел Ирину.
       «Терпи, - приказал он себе. - Натяни на лицо улыбку и терпи».
Ирина не видела мужа. Она медленно пробиралась между нагруженными багажными тележками, растерянно оглядываясь по сторонам.
Андрей невольно залюбовался женой. Стриженые, темно-русые, слегка мелированные волосы были прекрасно уложены. Мочки ушей украшали маленькие сережки с изумрудами (в прошлом году он привез их ей из Рима). Длинное, черное, кашемировое пальто и светло-бежевые замшевые полусапожки на высоких, металлических каблуках прекрасно гармонировали с элегантной, крошечной сумочкой из крокодиловой кожи, которую Ирина держала в левой руке. Длинный, тонкий ремешок сумочки соскользнул с ее плеча и свободно болтался в нескольких сантиметрах от пола.
Ирина нервно теребила пальцами сумочку, тщетно пытаясь открыть ее. Тугой замок ни в какую не хотел сдаваться, угрожая сломать длинный, наманикюренный ноготь. В конце концов, ей пришлось помочь себе второй рукой, в которой при этом блеснул золотой, эмалированный брелок с выбитым на нем трехцветным логотипом «BMW».
Открыв, наконец, сумочку, Ирина небрежно бросила в нее брелок с «пультом» от центрального замка автомобиля и, не застегивая, вновь повесила на плечо.
Улыбка Андрея перестала быть «натянутой». Он, неожиданно для себя, почувствовал накатившую теплую волну нежности к жене и улыбнулся ей вполне искренне. В этот момент ему казалось, что он ощущает запах ее волос, и что этот запах чем-то напоминает полузабытые, но бесконечно родные запахи из далекого детства…
«Никто, кроме нее, не оставил бы открытой сумочку с побрякушкой стоимостью в тысячу долларов, - подумал Андрей. – Она, как всегда, верна себе…»
Рассеянность Ирины иногда казалась просто неестественной. Она вполне могла забыть расплатиться в косметическом салоне или на парковочной стоянке; могла оставить свою кредитную карточку у официанта в баре или у кассира в супермаркете.
Андрею частенько приходилось после работы ехать через весь город для того, чтобы оплатить какой-нибудь счет или забрать у раздраженной косметички забытый женой браслет. Но он безропотно терпел все это. Сердиться на Ирину он просто не мог. Стоило ему вечером увидеть перед собой ее глаза, и накопившееся за день раздражение бесследно исчезало. Ему, вдруг, начинало казаться, что он тонет в бездонной, прохладной глубине этих прекрасных, темно-серых глаз. В них была какая-то трогательная беззащитность. Ирина никогда не носила ни очки, ни контактные линзы, хотя была очень близорука. Он вспоминал об этом всякий раз, когда видел ее за рулем. И всякий раз ему становилось страшно…
Неожиданно за спиной у Андрея послышался какой-то грохот. Обернувшись, он увидел в нескольких шагах от себя пышнотелую, коротко стриженую блондинку лет пятидесяти. Ее слоноподобное тело, подобно огромному, величественному монументу, возвышалась над тщедушным мужчиной, сидящим неподалеку на корточках.
*
Крепко прижимая к себе левой рукой маленького мальчика, мужчина пытался поднять с пола и поставить на тележку лежащий на боку огромный чемодан. Мальчик, обиженно поджав губы, изо всех сил колотил его по голове крошечным кулачком и упрямо повторял: «Пусти…, пусти…».
С первого взгляда было ясно, что тщедушный папаша не в состоянии справиться ни со своим капризным отпрыском, ни с чемоданом, в котором, судя по его размерам, вполне мог бы уместиться небольшой холодильник. В его блестящих, слегка выпученных глазах было такое отчаяние, что, казалось, из них вот-вот польются слезы.
- Поосторожнее надо, молодой человек! – Завизжала, вдруг, блондинка, грозно наступая на мужчину, который копошился на полу, как какое-то несуразное, гигантское насекомое. – Вы мне чуть ногу не отдавили своим дурацким чемоданом….
- Простите, пожалуйста, - пробормотал в ответ мужчина и едва не выронил ребенка, изо всех сил пытаясь подтащить к себе чемодан. - Жена пошла в туалет, а я один с ним просто не справляюсь…. Он прямо как юла…. Кто-то толкнул нашу тележку – чемодан и упал.
- Нечего таскаться с маленькими детьми по курортам! - Не унималась разгневанная матрона. – Из-за них ни в бассейн, ни в море не войдешь. Копошатся под ногами, как….
Она внезапно замолчала, не сумев, по-видимому, сразу подобрать подходящее сравнение.
Андрей подошел к мужчине и слегка тронул его за плечо.
- Позвольте, я вам помогу, - тихо произнес он.
Тот испуганно вздрогнул и тут же расплылся в жалкой, заискивающей улыбке.
- Спасибо, – чуть слышно пробормотал он и выпустил ручку чемодана.
Андрей легко, как пушинку, поднял упавшего «монстра» и водрузил на тележку.
Мужчина поднялся с корточек и медленно опустил мальчика на пол.
Он буквально пожирал глазами модную, замшевую куртку Андрея, его дорогой, шелковый галстук, часы Радо* с черным, металлокерамическим браслетом…. Явно зная цену каждому из этих вызывающих атрибутов богатства и благополучия, он, казалось, готов был вечно любоваться ими.
Отчаяние в глазах мужчины сменилось восхищением. Он шумно сглотнул слюну и как-то по-голодному облизнулся. При этом острый кадык на длинной, тощей шее судорожно дернулся и застыл над расстегнутым, помятым воротничком несвежей рубашки.
Андрей физически ощущал направленный на него оценивающий взгляд. Ему, вдруг, показалось, что кто-то невидимый робко поглаживает его лицо липкими пальцами, бесцеремонно касаясь век, бровей, кончика носа…. Это напомнило ему кошмар из раннего детства….
Ему было тогда лет шесть или семь. Родители первый раз повезли его отдыхать в Крым. Это было первое его путешествие на поезде. Он лежал на нижней полке и прислушивался к мерному стуку колес. За окном купе проносились горящие фонари, вспарывая ночную тьму бледно-желтыми, остроконечными высверками. На противоположной полке спала его мать. Он отчетливо видел ее длинные, черные волосы, разметавшиеся по подушке. Тук-тук, тук-тук…, тук-тук, тук-тук… - отстукивали колеса. Темное купе каждые несколько секунд озарялось призрачным, бледно-желтым светом пролетавших мимо фонарей….
Андрей закрыл глаза, пытаясь уснуть, и, вдруг, почувствовал легкое прикосновение. Оно было слабым-слабым, едва уловимым, но абсолютно реальным. Его нельзя было спутать с ощущением кожного зуда или движением воздуха. Что-то живое быстро ползло по нежной, чувствительной коже, перемещаясь вдоль шеи к подбородку…. Андрей почувствовал, как это что-то пробежало по его верхней губе, и открыл глаза. В тусклом, мерцающем свете он увидел на самом кончике своего носа огромного таракана. Насекомое на какое-то время замерло. Только длинные усики быстро шевелились, методично ощупывая окружающее пространство.
Андрей не закричал, не вскочил с полки, даже, не стряхнул таракана с лица. Оцепенев от ужаса, он просто лежал и, не отрываясь, смотрел на отвратительное существо. Его тело в тот момент не принадлежало ему. Оно наотрез отказалось подчиняться приказам охваченного паникой мозга.
Таракан неожиданно пришел в движение. Он пробежал по щеке мальчика и соскочил на серую, застиранную наволочку.
Насекомое уже бесследно исчезло в складках постельного белья, а мальчик еще долго лежал, оцепенев от ужаса….
В ту ночь Андрей пережил свой самый страшный кошмар. Ему часто снился потом один и тот же сон. Как будто он, парализованный лежит в грохочущей темноте, а вокруг копошатся полчища насекомых. Они бегают по его лицу и волосам, щекочут кожу своими пружинистыми лапками, забираются в ноздри…. Вот сейчас они проникнут в носоглотку и устремятся в легкие…. На этом месте сон всегда обрывался. Андрей просыпался и подолгу лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к гулким ударам своего сердца. Он боялся, что этот жуткий сон когда-нибудь не выпустит его из своих ледяных объятий. Он просто не проснется и все….
И вот сейчас, стоя перед этим худым, низкорослым мужчиной, Андрей, вдруг, почувствовал страх, смешанный с омерзением. Как тогда, в поезде.
Он совершенно не знал этого человека. Не знал о чем тот думает, о чем мечтает, кого любит и кого ненавидит…. Одним словом – не знал о нем ничего. Но, все равно, боялся его. Боялся этого маленького, морщинистого личика с выступающими скулами. Боялся этой заискивающей, подобострастной улыбки, этой жалкой, сгорбленной осанки – осанки униженного человека «с перебитым хребтом». Но больше всего его пугали глаза незнакомца. Они были темно-темно-карие, почти черные. Их радужные оболочки сливались с зрачками и поэтому они казались неестественно огромными и «мертвыми», как у акулы. Как будто это были вовсе не глаза, а отверстия, через которые из темноты черепной коробки на мир смотрел кто-то другой, непонятный и недобрый. Смотрел и все, что видел, подсчитывал, анализировал, запоминал… И этот кто-то почему-то ассоциировался у Андрея с гигантским насекомым, наподобие того таракана из поезда, только намного…, намного страшнее. В холодной пустоте этих глаз было что-то бездушное и подчеркнуто механическое, как в прорезях на пустом рыцарском шлеме.
Неизвестно, сколько еще тянулась бы эта «немая сцена», если бы не мальчишка. Все это время он извивался, как уж, тщетно пытаясь вырвать свою руку из цепких отцовских пальцев. Наконец, окончательно убедившись в том, что получить свободу таким путем ему не удастся, маленький сорванец яростно впился своими молочными, острыми зубами в ладонь отца и отвлек тем самым на себя его внимание.
- Извините. Еще раз большое спасибо. – Морщась от боли, прошипел незнакомец, снова подхватывая сына на руки.
- Что ты так грубо тискаешь его!.. – Закричала на него высокая, зобастая женщина с бесцветными, рыбьими глазами и хищным, крючковатым носом. Она стояла у входа в туалет и вытирала руки большой бумажной салфеткой. На ней был короткий, цветастый сарафан, белая, шерстяная кофта и открытые босоножки с длинными ремешками, туго оплетающими мясистые икры.
Бросив скомканную салфетку в стоящую неподалеку пепельницу, женщина закинула за спину объемистую кожаную сумку, похожую на школьный рюкзачок; и направилась к мужчине с ребенком.
Тон, которым она говорила, не оставлял никаких сомнений в том, что мужчина связан с ней брачными узами, и мальчик появился на свет при ее непосредственном участии.
Приблизившись к тележке, женщина сразу занялась проверкой замков чемодана.
Быстро вращая указательным пальцем колесики кодового механизма, она разблокировала оба замка, открыла и снова защелкнула их.
Замки работали безотказно.
Женщина несколько раз провела ладонью по выпуклой крышке чемодана, как будто стирая с нее пыль, и грозно посмотрела на мужа.
- Ну что ты за мужик!.. – Принялась она отчитывать его. - Даже, ребенка не можешь успокоить…. Впрочем, не мудрено. Он чувствует, что ты тряпка и поэтому не слушается…. Скажи спасибо, дистрофик, что Галин чемодан остался цел. А то я тебе устроила бы отдых…. Мало того, что летишь, как всегда, за мой счет, так еще и вещи чужие уродуешь.
- Надя, прошу тебя…. – Смущенно пролепетал мужчина, тщетно пытаясь увернуться от очередного удара мальчишки, который все это время изо всех сил колотил его по лицу, стараясь попасть кулачком в глаз. – Люди же смотрят….
- Плевала я на людей!.. Ты-то сколько еще будешь сидеть на моей шее, бездельник несчастный. Те три сотни, которые ты зарабатываешь в своей школе, ты сам же и прожираешь. Все. Вернемся – как миленький пойдешь работать ко мне на фирму. Будешь на своей «девятке» товар по точкам развозить. Надеюсь - хоть на это-то у тебя таланта хватит…. А своим институтским дипломом можешь дерьмо с унитаза соскребать.
На отца семейства было больно смотреть. Он, казалось, еще больше уменьшился в размерах и теперь скорее походил на высохшую мумию, чем на живого человека.
Пронзительный, каркающий голос жены, готовый в любой момент сорваться на визг, заставлял его периодически вздрагивать всем телом. Затравленный взгляд выпученных глаз, которые, вдруг, стали похожи на черные, влажные маслины, все время метался между женой и стоявшим за ее спиной Андреем. В них больше не было ничего «акульего». Теперь они скорее напоминали испуганные глаза оленя, застигнутого врасплох стаей голодных волков. В них была одна только жуткая, предсмертная тоска.
Перед Андреем стоял обычный человек, невзрачный и жалкий. Стоял и покорно выслушивал жестокие упреки своей вконец обнаглевшей стервы – жены. Все в этом маленьком, забитом человеке выражало покорность судьбе и беспомощность перед беспредельным человеческим хамством. Куда только подевались его бесцеремонность, наглое любопытство, недобрый, оценивающий интерес к чужим вещам?..
Андрей больше не испытывал к этому человеку омерзения. В его мозгу уже не возникало никаких ассоциаций с отвратительными гигантскими насекомыми, с таинственным злом, притаившимся в глубине огромных, черных зрачков…. То, что он видел перед собой, было настолько убого и обыденно, что могло вызывать только сострадание и жалость.
Он отвернулся, не желая больше наблюдать эту пошлую семейную сцену.
«Старо, как мир, - с тоской думал он, глядя на бурлящую вокруг толпу. – Все мы, в сущности, так похожи друг на друга. Носимся со своими маленькими житейскими проблемами, упиваемся эмоциями, ссоримся по пустякам, обижаем друг друга».
Тут он заметил свою сумку, которая сиротливо стояла под центральным табло. Ему, почему-то, стало до боли жалко ее. Эта небольшая, светло-коричневая сумка с блестящим брелком чем-то напомнила ему маленького, беспомощного ребенка, случайно отставшего от родителей…
Повсюду толпятся незнакомые, равнодушные люди; сверкает полированный гранит, залитый холодным, мертвенным светом люминесцентных ламп; чей-то чужой, равнодушный голос все время повторяет одни и те же непонятные слова, от которых становится еще страшнее, еще тоскливее…
Андрей направился к сумке, быстро ускоряя шаг. Ему, вдруг, так захотелось искупить свою вину перед этим куском мертвой кожи, что, если бы расстояние до табло составляло не десять, а хотя бы пятьдесят метров, он, наверное, не выдержал бы и побежал…
Он нагнулся, чтобы поднять сумку, и в тот же миг чья-то рука коснулась его волос. Это прикосновение было таким легким, таким нежным!.. Оно несло в себе столько нерастраченной любви, что, казалось, могло спасти душу, утолить телесную боль, вернуть жизнь в бездыханное тело. К мужчине так прикасаться может только беззаветно любящая его женщина….
Андрей выпрямился во весь рост и оказался лицом к лицу с Ириной.
В первый момент ему показалось, что аэропорт опустел. Он не замечал людей вокруг себя, не слышал их голосов, звука шагов, звяканья тележек. Время остановилось. Пространство утратило свои ориентиры. Не было ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Не было ни силы притяжения Земли, ни зала вокруг. Не было ничего, кроме широко распахнутых, серых глаз, способных вместить в себя весь мир.
«Господи, за что она меня так любит?.. – Пронеслось в его сознании. – Я, ведь, так холоден к ней. Ласков, внимателен, но холоден….»
- А все-таки я успела..., успела. – Ирина чмокнула мужа в гладко выбритую щеку, потом слегка отстранилась и пристально посмотрела ему в глаза. – «Кензо»*!.. Я обожаю запах «Кензо»! Какой же ты молодец, что никогда не меняешь своих привычек. У тебя даже одеколон всегда один и тот же…. С этим запахом у меня связаны самые приятные воспоминания. Помнишь ту чудесную осень в Египте?..
Она помолчала несколько секунд, а потом тихо добавила:
- Нашу с тобой первую осень….
Низкий, грудной, чуть хрипловатый голос Ирины всегда вызывал у Андрея сексуальные фантазии.
Вот и сейчас он сразу представил себе ее прекрасное, упругое тело, ее затуманенные глаза, полуоткрытые, ждущие поцелуя губы. Ему, даже, показалось, что он отчетливо слышит тихий, прерывистый стон наслаждения, напоминающий мурлыканье ласковой кошки….

Всякий раз, услышав голос жены, Андрей забывал обо всем на свете. Однажды она позвонила ему во время совещания. Разговор был сугубо деловой и продолжался всего несколько секунд, но Андрей после этого так выступил перед приглашенными представителями фармацевтической компании - спонсора, что те наотрез отказались подписать договор с институтом и сорвали тем самым крупный коммерческий проект, тщательно спланированный руководством. Как ему потом рассказали: он два раза перепутал название фирмы. Причем оба раза по ошибке назвал имя ее главного конкурента на Российском рынке. Взбешенный директор посоветовал ему тогда, не откладывая, начать принимать Ноотропил*….
Андрей всегда был однолюбом и первый раз изменил жене только два месяца тому назад, да и то, можно сказать, не по своей воле….
Судьба щедро вознаградила его за пуританство в браке. В Ирине он нашел все, о чем только может мечтать мужчина: внешнюю привлекательность, живой, легкий характер, сексуальность. При каждой их близости она по нескольку раз достигала кульминации, была полностью раскована в постели, а иногда становилась просто ненасытной….
Андрей поначалу недоумевал, откуда в этой спокойной русской женщине, строго воспитанной «гувернерами» в семье Советского министра, умудрившейся в двадцать девять лет выйти замуж девственницей, такая природная чувственность, такая страстность натуры. Но однажды она, как бы невзначай, рассказала ему о близком друге своего отца – обрусевшем испанце, который в конце шестидесятых эмигрировал в Канаду и с тех пор регулярно звонил оттуда, подолгу разговаривая с ее матерью.
Сразу после отъезда родителей в Голландию Ирина получила по электронной почте «письмо», в которое была «вложена» отсканированная старая фотография: высокий, красивый брюнет с пышными усами сидит на садовой скамейке и держит на руках улыбающуюся трехлетнюю девочку. В этой девочке она сразу узнала себя, а в усатом мужчине - отцовского друга - эмигранта. Само сообщение состояло всего лишь из трех слов и одного предлога. «ПРИСЛУШАЙСЯ К ГОЛОСУ КРОВИ…» - было набрано крупным, готическим шрифтом….
Андрею тогда показалось, что жена рассказывает все это не случайно. Он уловил в ее словах явный намек на то, что в «эпическом романе» о жизни ее семьи есть и непрочитанные страницы. Может быть, не все ее предки жили на границе ледовых широт?.. Может быть, кому-то из них посчастливилось нежиться в палящих лучах солнца Кастилии или Андалузии?.. Может быть, в ее жилах текла не только «прохладная», Славянская, но и «горячая», Испанская кровь….
Тогда, заканчивая свой рассказ, Ирина упомянула об их семейном враче из «Кремлевки»*. У него была седая, прокуренная борода и тонкие, нервные пальцы, два из которых совсем пожелтели от табачного дыма. Этими пальцами он тщательно выстукивал ребра, отворачивал веки, щупал пульс…. Ирине доктор всегда казался добрым волшебником с невидимой волшебной палочкой в руке. Она верила в силу его волшебства. Ей казалось, что нет на свете такой болезни, которую он не смог бы вылечить. Когда в семь лет Ирина заболела корью - доктор три дня сидел у ее постели и все гладил, гладил по горячему от лихорадки лбу. Она на всю жизнь запомнила легкие прикосновения холодных пальцев, от которых пахло табаком и одеколоном….
Бородатый доктор любил сажать Ирину себе на колени и рассказывать ей добрые сказки. Он часто называл ее «девочкой со звезды». Когда она, однажды, спросила его, почему он дал ей такое странное прозвище – он смутился и не стал отвечать на вопрос. Тогда девочка решила обратиться за разъяснениями к матери. Та в ответ рассмеялась, нежно поцеловала дочь и сказала, что Сергей Борисович (так звали врача), вероятно, имел в виду ее чудесное появление на свет. «Мне удалось забеременеть только раз в жизни…, забеременеть тобой», - сказала тогда мать.
Добрый доктор, так любивший сказки, в их доме больше ни разу не появился….

Кто-то из проходящих мимо пассажиров случайно задел Андрея тяжелой сумкой. Удар был довольно сильным и пришелся как раз по больному колену.
Когда-то, в молодости он повредил это колено на тренировке. С тех пор оно часто беспокоило его, особенно в сырую и холодную погоду: опухало и сильно болело. Сейчас, как раз, был период очередного осеннего обострения. Всю последнюю неделю Андрей вынужден был глотать таблетки и каждое утро натягивать на ногу эластический чулок.
Острая боль от удара мгновенно вывела Андрея из состояния задумчивости. Он снова стал ощущать вокруг себя толпу, которая, подобно единому, гигантскому организму жила, двигалась, дышала…. А вокруг нее дышал и жил аэропорт. Жил той шумной, суетливой жизнью, за которой совершенно не видна жизнь отдельного человека с его мыслями и переживаниями.
Повсюду сновали пассажиры с багажными тележками. Усталый женский голос читал объявления на ломаном английском языке. Замученные официантки в мятых передниках осторожно пробирались между столиками, расставленными в самом центре зала, и собирали использованные пластиковые тарелки, стаканчики из-под «Кока-колы», пустые чашки, мокрые пакетики с чайной заваркой…. Пахло свежесмолотым кофе, жареными сосисками и кислым дымом ароматизированных сигарет….
- Помню, конечно, - быстро заговорил Андрей, заставляя себя все время смотреть Ирине в глаза. – Это, действительно, была необыкновенная осень: мы с тобой исколесили тогда все курортное побережье Красного Моря и нашли-таки верблюда, который любезно согласился плюнуть мне в физиономию. Помнишь, как выглядела после этого моя голубая тенниска?.. Богатый старик-американец еще пожелал нам в баре приятной «кум-фиесты»*, а я, дурак, даже не зная, что это такое, церемонно поблагодарил его, пожав руку. Он сразу заказал мне «двойной Бурбон»** с огромным количеством льда и предложил продолжить знакомство. Ты-то сразу по достоинству оценила его «тонкий юмор» и утащила меня в номер…. Я помню, как ты напоследок ему улыбнулась…. Не хотел бы я, чтобы кто-нибудь когда-нибудь одарил меня столь «лучезарной улыбкой». Бедняга даже поперхнулся своим «Бурбоном»….
Он все говорил и говорил…, каким-то чужим, неестественно бодрым голосом. Говорил первое, что приходило на ум, даже не вдумываясь в смысл произносимых слов. Слова, вообще, утратили содержание и стали не более, чем защитой от неловкого молчания, которого он теперь боялся больше всего на свете.
Ему казалось: если он сейчас замолчит – жена сразу поймет, что он мечтает только об одном - уехать. Уехать куда угодно. Пускай ненадолго, пускай, всего лишь, на несколько дней, но уехать…, вырваться из ее цепких объятий.
Он чувствовал себя ныряльщиком, запутавшимся в обрывках старой рыболовной сети. Сердце бешено колотится, в глазах темнеет, все мышцы сводит судорогой…. И неоткуда ждать спасения….
Слова, вдруг, иссякли. Андрей тщетно пытался найти какую-нибудь новую тему…, хоть какую-нибудь зацепку, чтобы продолжать прятаться за этим спасительным монологом, но не мог.
 «Она смотрит на меня с сочувствием! – Вдруг, с ужасом подумал он. – Мне иногда кажется, что она, вообще, свободно читает все мои мысли».
Его захлестнуло острое чувство вины….

Угрызения совести всегда были его ахиллесовой пятой. Они вызывали болезненное ощущение собственной уязвимости, отнимали силы и уверенность в себе.
Всю жизнь он учился противостоять окружающему миру, старался быть сильным и независимым. Может быть, по этой причине он никогда не хотел иметь детей.
«Дети – это всегда слабость, пробоина в твоей броне…, - часто говорил он самому себе. – Любой, кто берет за горло твоего ребенка, сразу становится хозяином твоей судьбы. Если хочешь быть по-настоящему свободным – никогда не имей детей и избегай женщин, не способных отказаться ради тебя от материнства».
И он всегда следовал этой формуле, которую сам когда-то вывел и сделал своим главным жизненным кредо. Обе женщины, которых он впустил в свою жизнь, сразу безропотно приняли эту формулу. Ни та, ни другая не потребовали от него никаких жертв. Они предпочли пожертвовать собой и не отнимать у него вожделенной свободы. Именно это и довершило процесс его превращения в закоренелого эгоиста….
А задел был положен его родителями, которые с рождения купали сына в концентрированной кислоте материнской и отцовской любви. Они едва не сожгли в ней своего единственного ребенка и получили закономерный результат – волка-одиноку, страдающего тяжелым комплексом неполноценности.
Андрей с детства привык воспринимать мир, как крайне агрессивную среду, выжить в которой весьма непросто. Жестокие насмешки сверстников и всяческие унижения постепенно закалили его. Поначалу он все старался спрятаться, забиться в какую-нибудь щель, а потом начал ковать для себя прочную «стальную броню».
Многолетние изнурительные занятия боксом научили его «держать любой удар». Упорное самостоятельное изучение «языка» и ежедневное чтение серьезной англоязычной литературы превратили его из обычного выпускника одного из Московских мединститутов в рафинированного интеллектуала. Наконец, титанический труд по овладению профессией принес ему всеобщее уважение, власть и деньги, то есть все основные слагаемые жизненного успеха.
Сильное, натренированное тело, свободное владение «английским», поразительная начитанность, высочайший профессионализм – все это стало той самодельной, непробиваемой кольчугой, которую он считал главным своим завоеванием в жизни….
И вот сейчас, оказавшись один на один с любящей его женщиной, Андрей неожиданно для себя убедился в непрочности этой своей кольчуги. Она всегда надежно защищала его от прямых ударов и нападений, от человеческой подлости, предательства и вероломства. Ему казалось – нет такой силы, которая способна пробить ее, но…. Одного пристального женского взгляда оказалось достаточно для того, чтобы превратить «каленую сталь» в «мягкий, податливый воск».

Они молча стояли и смотрели друг на друга.
«Почему он тяготится мной?.. Что я не так делаю?.. – Спрашивала себя Ирина и не находила ответа. – Может быть, я слишком навязчива?.. Вот, например, сегодня мне явно не следовало его провожать. Когда он позвонил мне на «мобильный» и ледяным голосом сообщил, что вылетает прямым рейсом, на два часа раньше, и что я наверняка не успею к началу регистрации из-за «мертвой» пробки на «Ленинградке», мне следовало сразу же согласиться с ним, а не мчаться, сломя голову, по встречной полосе…. Хорошо еще, что этот «гаишник» с лицом мертвеца, согласился взять деньги…. У него был такой вид, как будто дома его ждут трое голодных детей. Да, наверное, так оно и есть…. Сколько я ему сунула?.. По-моему, двести «евриков». Кто-то мне говорил, что примерно столько они зарабатывают за целый месяц…. Кошмар!.. Не понимаю, почему все они до сих пор не перестали плодиться…. Господи! О какой же чепухе я думаю!.. Андрей!.. Андрей!.. Я исправлюсь. Клянусь – я больше не буду вешаться тебе на шею. Ты только не бросай меня! Умоляю! Не бросай!..»
«Зачем она мучает меня и себя?.. – Думал Андрей. – Неужели она не понимает, что я никогда не смогу полностью раствориться в ней?.. Что у меня есть еще моя работа, мои книги, мои воспоминания, наконец…. В душе у каждого мужчины обязательно есть тайный уголок, куда он никого не должен пускать. Может быть, в этом как раз и состоит сущность мужского начала. А она непременно хочет вывернуть всего меня наизнанку, осмотреть придирчивым взглядом помешанной на чистоте домохозяйки каждую засаленную складку, каждое пятнышко, а потом стирать, стирать, стирать…, в порошке с отбеливателем….»
В этот момент откуда-то сверху послышался слегка охрипший, бесцветный голос:
«Начинается регистрация билетов и оформление багажа пассажиров, вылетающих рейсом Эс-Ю – восемьсот одиннадцать, авиакомпании «Аэрофлот» в Ниццу. Пассажиров и провожающих просим пройти к четырнадцатой и пятнадцатой стойкам регистрации в правом крыле здания аэропорта».
Последовала секундная пауза, а потом тот же голос затараторил на жутком Английском языке:
«Эттеншн, плиз….»
- Ну вот…, объявили мой рейс, - тихо произнес Андрей, невольно отводя глаза в сторону. – Я же говорил тебе, что нет смысла меня провожать…. Времени, ведь, в обрез….
- Во-первых, я все-таки успела тебя увидеть. Пускай всего лишь на несколько минут, но мне и этого вполне достаточно…. Мне сегодня обязательно надо было еще раз посмотреть тебе в глаза. Ты же знаешь: у меня иногда возникают совершенно необъяснимые желания…. Когда ты позвонил мне и сообщил, что вылетаешь более ранним рейсом, я сразу загадала: если успею до начала регистрации – все у нас с тобой будет очень хорошо. Понимаешь, очень…, очень хорошо….
Она лукаво улыбнулась.
- Ну, а потом, что, собственно, мешает нам посидеть полчасика в «Айриш-баре» и выпить по чашечке ирландского кофе?.. Я так по тебе соскучилась!.. С тех пор, как ты стал спать в гостевой спальне, мы почти не видимся. Когда ты утром уходишь – я еще в постели. Слышу только, как Ольга Петровна гремит посудой, готовя тебе завтрак, и как Володя выгоняет из гаража твой «Мерседес». А вечер у тебя расписан буквально по минутам. Все идет по графику, в котором я просто не предусмотрена. Бассейн, «Джакузи», потом два крепких коктейля в домашнем кинозале (пока Ольга Петровна накрывает на стол), потом ужин, который, как правило, проходит в полном молчании, и на этом вся «программа» заканчивается. Остаток вечера ты проводишь у себя, наверху, за компьютером, обмениваясь «аськами»* со своими бесчисленными виртуальными подругами….
- Ну, хватит! – Андрей слегка поморщился, как от зубной боли. – Ты, как всегда, в своем репертуаре…. Не хватает еще, чтобы мы напоследок поссорились…. Скажи, а как ты себе это представляешь?.. «Айриш-бар», ведь, находится в зоне вылета. Для того, чтобы попасть туда, тебе, как минимум, необходимо зарегистрироваться на какой-нибудь рейс и пройти паспортный контроль. Или ты собираешься лететь вместе со мной?..
Андрей тут же пожалел, что задал этот вопрос.
«Вот дурак!.. Зачем я ее об этом спросил? - Подумал он. – Она, ведь, и в самом деле может увязаться за мной. У нее же «свободный выезд» к матери, в «Шенгенскую зону»».
Но, заметив, что в глазах жены, вдруг, вспыхнул хорошо знакомый ему недобрый огонек, он сразу успокоился:
«Слава Богу!.. Кажется, она просто обиделась…. Скандала не избежать, но полечу я, все-таки, один».
- Что ты?.. Что ты?.. Можешь не волноваться. – С нервной дрожью в голосе заговорила Ирина. - После того, как ты отчитал меня тогда, в Женеве, при всех своих, так называемых профессорах, я навсегда зареклась ездить с тобой. К тому же меня начинает тошнить всякий раз, когда я вижу, как ты лебезишь перед этими толстозадыми стариками и старухами. Бездельники!.. Только и знают, что разъезжать за чужой счет по всему миру и обжираться до поноса бесплатными завтраками в дешевых отелях…. Я понимаю, конечно, что «научный туризм» является для тебя своего рода хобби, что ты таким образом «оттягиваешься», но…. Скажи, неужели тебе не противно слушать пошлые разговоры этих псевдоученых?.. Ведь все их степени, звания, должности – это просто «правительственные награды», выданные им еще в «Совке» за доносы, лизоблюдство, так называемые «удачные браки», пьяное шутовство за барским столом…. Как ты можешь слушать их мерзкие, хвастливые россказни о «раскручивании» фармацевтических фирм, о составлении всяких там инструкций, «льготных списков», «пиарных» программ?.. Ведь это и есть ваша, так называемая «наука», не так ли?.. Ты же нормальный, здоровый мужик, Андрей!..
- Ну ладно, мне пора. - Андрей подхватил сумку и стал суетливо шарить свободной рукой по карманам куртки, как будто пытаясь найти какие-то документы. Губы его были плотно сжаты. На щеках появился неровный румянец. Было заметно, что он едва сдерживается и хочет, как можно быстрее, закончить разговор.
Ирина молча следила за рукой мужа. Ей, вдруг, показалось, что у него дрожат пальцы.
«Вот и опять я все испортила, - с досадой подумала она. – Ну почему я никогда не могу вовремя остановиться?.. Каждый раз мне непременно надо все ему высказать. Зачем?.. Зачем, спрашивается?.. Он же сам все это прекрасно понимает. Своими циничными нападками я только оскорбляю его и, тем самым, отталкиваю от себя. Ведь каждая такая его командировка – это по сути дела бегство…, бегство из нашей тусклой повседневной реальности. И там, где он находит себе временное прибежище, для меня, увы, нет места….»
- Прости меня!.. Пожалуйста!.. Если можешь…. Я обещаю больше не касаться щекотливых тем. А в «Айрише» мы с тобой все-таки посидим. Мне наверняка удастся купить билет на какой-нибудь чартерный рейс. Думаю, наш семейный бюджет от этого не очень пострадает…. В крайнем случае, попрошу маму вместо обещанного к дню рождения «Лексуса»* подкинуть немного деньжат.
Ирина достала из сумочки малюсенький, блестящий телефон, который легко можно было спутать с ювелирным украшением, и быстро поднесла к уху.
Андрей всматривался в застывшее, сосредоточенное лицо стоявшей перед ним женщины и не узнавал в ней свою жену. Куда, вдруг, подевались мягкость, дружелюбие, трогательная мечтательность?.. Он видел перед собой живое воплощение силы, целеустремленности, прагматизма…. Никакой мольбы, никакого колдовского тумана в хищно прищуренных глазах. Только черная пустота зрачков и холодный, голубой отсвет телефонного дисплея на щеке.
- Роман, слушай меня внимательно. – Ирина говорила четко и размеренно, как автомат. – Я нахожусь в «Шереметьево». Мне необходимо пройти через пограничный контроль, в зону вылета. Реши, пожалуйста, этот вопрос. Дозвонись до начальника аэропорта, до дежурного по управлению ФСБ, сделай мне билет на какой-нибудь из ближайших рейсов…. Мне все равно, как ты «протащишь» меня, но через полчаса я должна сидеть в «Айриш-баре». Все. Жду.
Ирина, не глядя, сунула телефон в сумочку и тут же закрыла ее. Но теперь эта мера предосторожности казалась совершенно излишней. Никому бы и в голову не пришло покуситься на собственность этой женщины. Ее надежно защищала та самая «аура власти», которая исходит только от очень сильных людей; от тех, с кем, как говорится, «лучше не связываться».
- Ну, вот и все. – Ирина опять улыбалась, но глаза все еще были холодными, чужими. – Иди, зарегистрируйся и жди меня в «Айрише».
Андрей кивнул и покорно направился к ближайшей стойке таможенного контроля, у которой собралось человек десять курортников с огромными чемоданами. Они, то и дело, оглядывались на свои пустые багажные тележки, с которыми успели сродниться за долгие часы томительного ожидания.
Андрею, вдруг, показалось, что во взглядах курортников таится какая-то безропотная, тихая грусть…, грусть неизбежного расставания.

Андрей сидел за столиком и наблюдал за высоким, худым барменом, который в этот момент обслуживал у стойки двух девиц.
Бармен работал, как хорошо отлаженный автомат. Ни одного лишнего движения, ни одной потерянной секунды….
Со стороны могло показаться, что все, происходящее в этом баре, вызывает у Андрея живой интерес. Но на самом деле это было не так. В мыслях своих он сейчас был далеко отсюда….
«А, ведь, мы уже и не вспоминаем сегодня о Великом предназначении Человека, - думал он. – О том, что именно Человек создал весь этот мир. Человек безраздельно господствует на планете, вершит судьбами всех населяющих ее живых существ. От него зависит – сколько еще эта планета просуществует…. Но почему-то Человек только тем и занимается, что строит для самого себя эшафот. Эшафот уже почти готов. По нему расхаживает палач с огромным топором. Этот палач – не что иное, как современное общество, созданное по какому-то безумному проекту. Оно незаметно убивает всех нас, заставляя выполнять примитивную, отупляющую работу…, работу, которую давно уже могли бы взять на себя созданные нами же машины….»
Бармен открыл стеклянную дверцу холодильника, выхватил из него две полулитровые банки пива и поставил их на предварительно подложенные бумажные салфетки, нахлобучив, при этом, на каждую по прозрачному, пластиковому стаканчику. Последним аккордом этой «механической симфонии отточенных движений» стала неизвестно откуда появившаяся одноразовая, синяя тарелочка с сырным печеньем.
Пододвинув все это прямо под нос юным посетительницам бара, он взял у одной из них деньги и отошел к кассовому аппарату.
Андрей в упор смотрел на бармена, не переставая при этом размышлять о судьбе человечества.
«Такого отточенного профессионализма, наверное, могут достигать только бармены и рабочие сборочных конвейеров. И тем и другим приходится изо дня в день многократно выполнять одну и ту же последовательность примитивных операций: первые наливают, перемешивают, подают…, вторые паяют и привинчивают…. Хотя, надо признаться – работа современных педагогов, инженеров, да и врачей не многим лучше. Сегодня практически любая специальность представляет собой некий набор рабочих алгоритмов: диагностический алгоритм, обучающий алгоритм, экзаменующий алгоритм, технологический алгоритм и так далее. Мозг человека превратился в некую кибернетическую систему. Мы совсем разучились думать. Мы только фиксируем, анализируем, рассчитываем…. Увы!.. Времена великих натурфилософов, способных увидеть в падении яблока основной принцип устройства мироздания, прошли. Проклятый научно-технический прогресс убил в нас творческое начало. Даже высококвалифицированный труд перестал быть для нас интересным. Работу, которую сегодня еще выполняют миллиарды людей, завтра вполне смогут взять на себя роботы. Эта работа перестала быть достойной человека. Она не только отнимает у него треть жизни. Она выжигает его мозг, убивает душу. Подобно чудовищной мясорубке, она берет живого человека со всеми его мыслями и чувствами и превращает в однородный, мертвый фарш».
Андрей внутренне содрогнулся, представив себе очередь из юношей и девушек, бесследно исчезающих в темном дверном проеме огромного фабричного здания, из которого на широкой, транспортерной ленте выезжают розовые, влажные брикеты замороженного мясного фарша.
Он вдруг зажмурился и потряс головой, как будто освобождая волосы от висящих на них дождевых капель. Он сделал это неосознанно, повинуясь какому-то древнему инстинкту, но, как ни странно, добился желаемой цели. Мрачная картина, которую он только что нарисовал в своем воображении, растаяла.
Андрей перевел взгляд на девушек, сидящих перед барной стойкой.
Обе они были поразительно похожи друг на друга. В первый момент ему, даже, показалось, что это близняшки. Но, присмотревшись повнимательнее, он понял, что ошибся. Просто они были одинаково пострижены, пользовались одной краской для волос и, к тому же, были одеты в том подчеркнуто неряшливом, молодежном стиле, который, как ни что иное, отнимает всякую индивидуальность.
Они сидели на высоких, вращающихся стульях, в абсолютно одинаковых позах: ноги, затянутые в эластичные джинсы, демонстративно широко раздвинуты; толстые, пробковые подошвы босоножек упираются в металлический обруч у основания стула; спина выгнута так, что лопатки и ягодицы находятся где-то далеко позади, а белая полоска обнаженной кожи над брючным ремнем неестественно выпирает вперед.
«Прямо, как отборочная кинопроба на второстепенную роль в порнофильме, - усмехнувшись про себя, подумал Андрей. - Именно так их несчастное поколение представляет себе «секссимвол сегодняшнего дня»…. Сколько целеустремленности в этих девочках!.. Сколько решимости!.. Они едут на курорт, как на охоту. А, вдруг, посчастливится и удастся подстрелить кого-нибудь «стрелой Амура»! Ведь там встречаются иногда богатенькие старички, которых «тянет на клубничку»…. Старая курица – жена вполне может зазеваться и не уследить за своим «шалуном», который, как она считает, давно уже довольствуется тем, что запирается в своем кабинете с «мужским журналом» и, в буквальном смысле, изливает на него всю накопившуюся «романтическую энергию». Вот тут-то его и можно - «за рога и в свое стойло». Естественно, со всеми кредитными карточками и «заначками» в придачу. Много ли нужно «дедушке», чтобы забыть обо всем на свете и побежать, очертя голову, за синим парусом мечты, неожиданно мелькнувшим на горизонте?.. Смазливая мордашка, ладная фигурка, немножко французских духов, немножко лести, немножко наглости, немножко орального секса и дело, как говорится, в шляпе. Влюблен, жизнь свою с храпящей, растолстевшей женой считает роковой ошибкой, о детях уже забыл, готов всецело принадлежать…. А то, что ему уже далеко за сорок и изо рта разит, как из помойки - так тут уж ничего не поделаешь!.. Придется потерпеть. На сверстников, все равно, надежды никакой. У них нет ни настоящего, ни будущего. Старички, прикарманившие весь мир, сами не прочь пожить в свое удовольствие. Ни копейки своим сыновьям и внукам не оставят».
Андрею, вдруг, показалось, что он без труда читает мысли этих наивных, самоуверенных «куколок» с нарисованными мордашками.
И в тот же миг он с облегчением почувствовал, что его сарказм и раздражение постепенно уступают место элементарной человеческой жалости.
«А, ведь, это сама природа…. Сама природа человеческая напялила на себя дешевые джинсы в обтяжку, накрасилась, надушилась и сидит, раздвинув ноги, в надежде продлить свою агонию еще на несколько десятков лет. Женщины, ведь, ни в чем не виноваты!.. Они просто хотят элементарно, биологически размножаться. Мы им нужны только, как ключ, отворяющий дверь в материнство. По большому счету, их не интересуют ни наши деньги, ни наши машины, ни бриллианты, которые мы им дарим…. Все это не более, чем атрибуты того материального благополучия, без которого сегодня стало невозможно рожать. Мир так жесток и несправедлив!.. И это мы - мужчины сделали его таким. А теперь, вот, вырождаемся…, превращаемся постепенно в ленивых, жирных трутней и время от времени пачкаем женщин, пачкаем свою природу….»
Он взболтал остатки виски в тамблере* и одним глотком допил пряную, обжигающую жидкость, быстро процедив ее сквозь стиснутые зубы. Мелкие льдинки, тая во рту, слегка пощипывали язык и десны.
Дождавшись знакомого ощущения приятного тепла, разливающегося по всему телу, он поднялся и направился к стойке.
Худой, узкоплечий бармен вытянулся в струнку и сразу стал похож на бледного, испуганного подростка, явившегося на призывной пункт. Он стоял и, как загипнотизированный, смотрел на приближающегося высокого мужчину, в походке которого угадывалась какая-то тигриная грация. Так ходят люди, наделенные большой физической силой и великолепно владеющие своим телом. Как будто, они вынуждены сдерживать ту энергию, которую несут в себе и делать все в полсилы: шагать, жестикулировать, пожимать вам руку. Как будто, внутри у них находится сжатая тугая пружина, способная в одно мгновение разрушить все вокруг…
Подойдя к стойке, Андрей заказал двойную порцию «Голубого Джонни»** со льдом, забрался на высокий стул и стал наблюдать за работой бармена.
Высоко над стойкой взметнулась опрокинутая вверх дном тяжелая, литровая бутылка, два раза сверкнула хрустальная мерная рюмка, зазвенел лед в хромированном ведерке, с хрустом переломилась пластмассовая палочка….
«Прямо, как Риккардо Мутти* в «Ла Скала»**…. - Подумал Андрей, осторожно кладя руку на стойку, чтобы намертво зафиксировать вращающееся сидение стула, на котором он сидел. – И кто только придумал эти чертовы стулья?.. Они годятся разве что для каких-нибудь детских спортивных игр или цирковых аттракционов. Сидишь – как птица на ветке».
Он положил прямо перед собой стодолларовую купюру и постучал по ней ногтем указательного пальца.
Бармен явно растерялся. Он окинул быстрым взглядом зал, потом зачем-то оглянулся на стеллаж с бутылками и, наконец, робко протянул Андрею запотевший тамблер с несколькими салфетками,* (грубое нарушение общепринятого этикета обслуживания: посуду с выпивкой полагается ставить на стойку, а не протягивать клиенту) стараясь, при этом, не смотреть на новенькую, зеленую бумажку.
Он сразу понял жест клиента. Понял, что тот отказывается от сдачи. Но боялся попасть в неловкое положение. Уж больно велика была сумма!..
Чаевые в баре, вообще, давали редко. Разве что какой-нибудь подвыпивший русский турист, с раннего утра дожидающийся своего чартерного рейса, расщедрится, вдруг, на несколько центов, или один из сухопарых стариков-американцев купит своей девяностолетней «миссис» шоколадную матрешку за три с половиной доллара и оставит пару монет на стойке. Да и скрытая аудиторская проверка могла нагрянуть в любой момент. Администрация аэропорта частенько устраивала такие «экзамены» арендаторам своих помещений. Бары и рестораны в зоне вылета приносили баснословные прибыли. Поэтому их владельцы были беспощадны по отношению к работникам, уличенным в тех или иных нарушениях. В частности, в отношении чаевых существовали определенные правила, которые все должны были неукоснительно соблюдать.
Если сумма предлагаемых клиентом чаевых превышала одну единицу общеевропейской валюты – необходимо было напомнить ему о превышении рекомендованного порога, и только после этого можно было взять деньги. Нарушение этого правила влекло за собой немедленное увольнение «за злоупотребление щедростью неосведомленного клиента».
В сложившейся ситуации бармен должен был положить перед Андреем всю сдачу и ждать его окончательного решения.
«А что, если этот «шкаф»* передумает?.. – Думал бармен. - Он уже второй раз заказывает двойную порцию самого дорогого молта*. За первую он рассчитался через ту, новенькую официантку, которая меняет сейчас бумажную скатерть на его столике. Судя по тому, как она посматривает на него, чаевые она поимела неплохие…. Его постукивание ногтем может означать только одно - он оставляет мне всю сдачу. Но, ведь, это больше полтинника!.. «Зашкал»!.. На моей памяти - здесь никто больше пятерки не давал….»
Заметив, что бармен не решается взять чаевые, Андрей решил придти ему на помощь.
- Сдачу можете оставить себе, - тихо произнес он, забирая у бармена тамблер. – Я вижу обручальное кольцо на вашем пальце. Вы, наверное, женаты…. Купите жене цветы или игрушку ребенку. Вы подарите человеку маленький кусочек счастья. Это такое наслаждение – дарить счастье…. Когда вы дарите кому-то счастье - вы на секунду становитесь волшебником….
Длинное, худое лицо бармена вытянулось и застыло. Но это настороженное, застывшее выражение быстро сменилось широкой улыбкой. Лед в глазах растаял. Еще мгновение - и в них зажглись веселые огоньки. Губы больше не казались тонкими и обескровленными. Все морщины разгладились. Как будто чья-то невидимая рука одним ловким движением стащила с этого лица мертвую, резиновую маску, освободив кожу от стягивающего ее латекса. Лицо сразу смягчилось и подобрело. А, точнее – помолодело… Помолодело лет на пять.
- Спасибо большое! Я непременно последую вашему совету. Знаете… – я, пожалуй, куплю дочери куклу…. Она сейчас болеет. Корь…. Уже две недели сидит дома одна. Жена работает сутки через сутки. Она медсестра в больнице. У них там совсем некому работать… Сегодня вечером моя девочка будет счастлива. И все - благодаря вам… Спасибо еще раз…
Глаза у бармена недвусмысленно заблестели. Он взял деньги и, не говоря больше ни слова, отошел к кассовому аппарату.
«Да…. Их здесь явно не балуют…. – Подумал Андрей, провожая бармена рассеянным взглядом. – Помню в Венеции я дал двадцатку гостиничному официанту. Так тот расхохотался мне в лицо….»
Но, секунду спустя, он уже забыл о бармене и, медленно перекатывая тамблер между ладонями, зачем-то стал читать висящее на стене меню. Дойдя до последней строчки, он устало закрыл глаза и начал восстанавливать в памяти события вчерашнего дня….
Он был так насыщен событиями, этот день, неожиданно ставший Рубиконом всей его жизни!.. Все, что было раньше, теперь окончательно отошло в прошлое, стало казаться далеким и туманным, как будто происходило не с ним, а с кем-то другим. Как будто он и не жил, вовсе, а смотрел длинный телесериал. И вот вчера, наконец, посмотрел последнюю серию….

2

Когда, открывая дверь своего кабинета, Андрей услышал резкие, протяжные звуки телефонного звонка, он невольно вздрогнул от неожиданности.
Старый, громоздкий телефонный аппарат, стоявший на его столе, уже полгода, как не звонил.
С тех пор, как началась «эра мобильных телефонов», обычные настольные аппараты стали чем-то вроде антикварных украшений. Во всем институте не насчиталось бы и десяти кабинетов, в которых еще изредка можно было услышать пронзительные, повторяющиеся трели телефонных звонков. Играющие, поющие, хохочущие и мяукающие «мобильнички», похожие на разноцветные елочные игрушки, стали теперь предметом повседневного обихода и окончательно вытеснили розетки, провода и оглушительно гремящие, уродливые пластмассовые коробки с вращающимися дисками и огромными, потертыми кнопками.
Андрей сохранил у себя в кабинете «доисторический», пропыленный аппарат только потому, что не любил расставаться со старыми вещами. Они всегда вызывали у него щемящее ностальгическое чувство, напоминая о наиболее ярких эпизодах прожитой жизни.
Мир за последние три десятилетия так изменился, что Андрей иногда ощущал внутри себя некую раздвоенность. Ему казалось, что за спиной у него вовсе не одна, а несколько прожитых жизней. Они, как огромные, пустые залы музея, хранили на своих стенах яркие и, при этом, слегка размытые картины воспоминаний.
Перебирая в памяти сцены из детства, он видел потрясавшие его когда-то до глубины души трагические кадры из старых Советских фильмов, слышал чеканные шаги солдат, марширующих по Красной Площади; ощущал первое, по-настоящему мужское рукопожатие отца...
Когда он вспоминал свою счастливую молодость, напоенную ароматом цветов и звонким щебетанием птиц, перед ним возникали совсем другие картины: радужные и веселые, как капли весеннего дождя на первых изумрудных листочках или солнечные блики на дрожащей поверхности воды. Эти картины напоминали ему полотна французских импрессионистов. Столько в них было счастья и волнительного, радостного предвкушения жизни!..
Вот он спешит на ночное дежурство, пряча за пазухой зачитанный самиздатовский «Архипелаг Гулаг» Солженицына. Не дай Бог - кто увидит!.. Аспирант академического института читает антисоветчину!.. Подумать только!.. Да еще в такой день!.. Сегодня, ведь, хоронят очередного генсека*…
А вот они с Наташей бредут по слякотной, вечерней Москве. Звезды отражаются в лужах. Все тротуары завалены мокрым снегом. Завтра седьмое ноября, а, значит, начинается долгожданное «окно» между дежурствами. Пять дней подряд можно будет заниматься только подготовкой к экзамену по философии. Спать придется часа по три. Ну да ему не привыкать. Какое счастье, что у Наташи есть своя отдельная комнатка в сестринском общежитии, это уютное гнездышко…. А трудностей он совсем не боится. Ведь Наташа всегда рядом. Милая, любимая Наташа!.. Какие у нее чудесные глаза!.. Голубые-голубые, как весеннее безоблачное небо...
Воспоминания о «третьей», пока еще не до конца прожитой жизни – жизни современного, преуспевающего человека, внушающего уважение мужчинам и восхищающего женщин, до сих пор так и не сложились в какой-либо завершенный пасьянс. Они были похожи на выцветшие фотографии каких-то кукольных марионеток, которые чисто внешне отличаются друг от друга, но пользуются одними и теми же фразами, жестами, гримасами…. А сам Андрей - всего лишь одна из этих марионеток. Он только и делает, что повторяет одни и те же слова и натягивает на свое лицо одну и ту же улыбку, не испытывая, при этом, ровным счетом никаких чувств ни к себе, ни к окружающим….
Андрей очень дорожил воспоминаниями о первых двух прожитых им жизнях. Он часто и подолгу наслаждался тем щемящим, сладостно болезненным, ностальгическим чувством, которое эти воспоминания пробуждали в его душе. Он всегда находил в них прибежище, спасаясь от серой обыденности и одиночества.
Поэтому он так дорожил и старыми вещами, которые иногда, вдруг, напоминали ему о том времени, когда мир в его глазах еще не утратил свои краски, когда четко видна была грань между добром и злом, когда сам он был молод, чист и полон энергии, когда рядом была Наташа, была любовь….
Но на этот раз неожиданно «оживший» старый телефон не вызвал у Андрея никаких приятных ассоциаций. Его резкие, требовательные звонки вонзались в содрогающуюся тишину кабинета, как нож вонзается в живую, трепещущую плоть. Они, как будто, предупреждали о чем-то, требовали к себе внимания, просили, настаивали, угрожали….
Андрей засуетился и долго не мог попасть ключом в узкую щель замка. Наконец, кое-как вставив ключ, он попытался повернуть его, но из этого ничего не вышло. Ключ явно перекосило.
Чертыхаясь про себя, Андрей плавно продвинул ключ до упора. Замок, наконец, щелкнул. Дверь открылась.
Подбежав к столу, он первым делом судорожно схватился за трубку. Но когда стал поднимать ее, она неожиданно выскользнула из его пальцев и снова легла на прозрачные, пластиковые рычажки. Телефон замолчал.
Какое-то время Андрей стоял и тупо смотрел на допотопный аппарат, который только что сыграл с ним злую шутку. Потом, не спеша, вернулся к распахнутой двери кабинета и закрыл ее.
Вешая пиджак в шкаф, он с облегчением подумал.
«Все…. Никто не перезванивает. Слава Богу!»
Он, вдруг, понял, что не хочет повторения этого тревожного телефонного звонка.
Ему, почему-то, вспомнились яркие кадры из какого-то старого фантастического боевика, герои которого телепортировались при помощи обычного телефонного соединения. Снимая трубку такого вот старенького аппарата или нажимая кнопку на «мобильнике», они мгновенно перемещались в совсем другой, параллельный мир….
Андрей был почти уверен: если телефон на столе сейчас снова зазвонит – неминуемо откроется телепорт, который, как воронка торнадо, поглотит его и мгновенно перенесет куда-то. Может быть, в начальную точку новой, уже четвертой по счету жизни, а, может быть в небытие….
Телефон как-то жалобно, коротко звякнул и через секунду зазвонил во всю мощь. Д-з-з-з-ы-ы-ы-н-ь!.. Д-з-з-з-ы-ы-ы-н-ь!.. Старый, дребезжащий колокольчик внутри аппарата отчаянно надрывался. Как будто ему необходимо было немедленно излить этому жестокому миру всю тоску, накопившуюся в его «металлической душе» за долгие месяцы вынужденного молчания.
Андрей стоял перед распахнутым настежь шкафом и, не отрываясь, смотрел на оживший телефон. Прозвенел третий звонок, за ним четвертый, пятый…. Телефон упорно продолжал звонить. Восьмой звонок, девятый, десятый….
Закрыв одну за другой дверцы шкафа, и поправив «вслепую» узел галстука, Андрей медленно подошел к столу и уселся в кресло. Он поднял крышку портативного компьютера и зачем-то стал смотреть на экран, по которому сразу побежали светящиеся строчки «меню загрузки». Прозвенела традиционная «майкрософтовская» мелодия приветствия, и на экране появилась бледно-зеленая картинка рабочего стола «Виндоус»….
А телефон на столе все не унимался. И, казалось, нет такой силы, которая может заставить его замолчать.
Андрей вздохнул, как-то странно усмехнулся (печально и, в то же время, саркастически) и решительно снял трубку.
В тишине кабинета отчетливо послышался мужской, бодрый голос.
Андрей сразу узнал этот раскатистый, красивый баритон, «рубящий» фразы на немецкий манер.
Неестественно четкое выговаривание окончаний и легкое растягивание гласных придавали голосу едва уловимый механический оттенок. Так звучит заводская запись «обращения телефонного автоответчика».
Это был голос Сергея…, Сергея Разлогова – директора представительства Американской компании «Би-Эм-Ди».
- Андрей, это вы?.. Это Разлогов. Узнали?.. Как хорошо, что я вас застал в кабинете. Ваш «мобильный» не отвечает, а мне необходимо срочно с вами встретиться. Слышите?.. Срочно!
- Сергей?.. Здравствуйте! Рад вас слышать!.. – Андрей пощупал карман рубашки, в котором обычно носил свой «мобильник».
«Так и есть. Забыл на комоде, когда переодевал рубашку. Ольга Петровна приготовила мне на сегодня «синюю» и не заметила, что на воротничке оторвана пуговица….»
 - Я стою в пробке на «Садовом…», но просвет уже виден…, - доносилось из трубки. – Думаю – минут через пятнадцать - двадцать подъеду к вашему институту. Спускайтесь и ждите меня у главного подъезда. У меня – черный «Эксплорер».
- А почему бы вам самому не подняться ко мне? – С легким оттенком раздражения в голосе спросил Андрей.
Представители «Би-Эм-Ди» и других компаний, поставляющих институту хирургические инструменты, обычно вели себя с ним более почтительно. О встречах принято было договариваться заранее, как минимум, за неделю. И происходили эти встречи исключительно в его кабинете, в удобное для него время. Ему не надо было никуда идти, высматривать чьи-то автомобили....
«Но, ведь, это не кто-нибудь, а Сергей, - напомнил он себе, пытаясь, как можно быстрее, подавить раздражение. – Может быть, он хочет видеть меня по какому-то личному делу?.. Например, обратиться за помощью….»
- Видите ли…. – В трубке, вновь загудел знакомый баритон. – Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь из сотрудников института знал о нашей встрече. Думаю – нам лучше поговорить в моей машине. Я все вам потом объясню….
- Хорошо. Я спускаюсь.
- Вот и отлично. Ну, все. Я отключаюсь. А то мне сейчас автобус дверь помнет.
Андрей положил трубку, из которой теперь доносилось жалобное, прерывистое попискивание, захлопнул крышку компьютера и, не спеша, поднялся из-за стола.
 «Что это еще за «шпионские страсти» такие? – Думал он, выходя из кабинета и направляясь к ближайшему лифту. – Скорее всего, у него, действительно, какое-то личное дело ко мне. Может - его родители передумали, и он хочет вернуться к вопросу об удочерении девочек?.. Вот Ирина обрадуется!.. Но зачем, в таком случае, скрывать нашу встречу?..»
Он, вдруг, поймал себя на мысли о том, что вся эта история с удочерением племянниц Сергея утратила теперь для него всякое значение, превратившись в очередной короткий эпизод из его теперешней, бесцветной жизни. Воспоминания об этой истории не вызывали больше в его душе никакого отклика. Единственное, о чем он сразу подумал – так это о тяжелом испытании, через которое совсем недавно пришлось пройти его жене….
 
Они с Сергеем познакомились ровно десять лет назад, во время поездки на большой медицинский конгресс, в Сан-Франциско. «Би-Эм-Ди», организовавшая поездку, поручила Сергею сопровождать группу Российских профессоров, возложив на него «почетную миссию» – оплачивать кредитной карточкой карманные расходы ученых мужей и служить им в качестве переводчика….
- Давайте знакомиться. Меня зовут Сергей. – Молодой, улыбчивый, рыжеволосый мужчина протянул Андрею свою молочно-белую, весшушчатую руку и, лукаво подмигнув, добавил. - Я буду вашим «ходячим кошельком» в течение целой недели.
Самолет уже мчался по взлетной полосе и вот-вот должен был подняться в воздух….
Эти несколько секунд, предшествующие отрыву от земли, всегда казались Андрею томительными. Каждый раз, переживая этот момент, он, изо всех сил, старался отвлечься от наползающих тревожных мыслей: забыть о птицах, которые иногда залетают в турбины двигателей, о невыспавшихся авиадиспетчерах, о разбавленном топливе….
Поэтому сейчас он был искренне рад тому, что этот жизнерадостный, словоохотливый сотрудник Американской компании, с которым они вместе стояли в очереди на регистрацию, протянул ему через проход руку, не обращая никакого внимания на нахмурившуюся стюардессу.
- Очень приятно. Андрей Сакланов. Ведущий научный сотрудник Института Кардиопульмонологии. – Крепко пожимая протянутую руку, ответил Андрей….
Молодой менеджер и молодой профессор к моменту приземления в аэропорту Сан-Франциско уже немало знали друг о друге. Нашлись и общие знакомые, и общие интересы…. Оказалось – оба они обожают старые Американские блюзы, ранние романы Ирвина Шоу и никогда не садятся ужинать без пары унций «Скотча»* со льдом. Оба ненавидят спортивные телепередачи и пошлые, «казарменные» разговоры о женщинах.
Гуляя по вечерним улицам волшебного города, восставшего, как «Феникс из пепла», после чудовищного землетрясения, любуясь его вечно несущимися, сверкающими трамваями и неоновыми вывесками бесчисленных китайских ресторанчиков; они взахлеб говорили о фантастических мирах Хайнлайна и Азимова, читали друг другу стихи, рассуждали о гуманизме и о судьбе человечества….
А, потом, были еще поездки…, поездки на международные конгрессы и симпозиумы, проходившие по всему миру. Рим, Париж, Венеция, Стокгольм, Милан, Глазго, Бирмингем, Токио… Прекраснейшие города мира раскрывали им свои объятия, делились бесценными сокровищами своих дворцов и музеев. Заседания и лекции пролетали, как один миг. А вечерние, завораживающие «погружения» в шумную жизнь чужих городов тянулись бесконечно долго и оставляли после себя яркие, неизгладимые впечатления.
Попав в так называемый «спонсорский лист» «Би-Эм-Ди», Андрей оказался на долгие годы тесно связан с Сергеем Разлоговым. Они, как будто, оказались на борту океанского лайнера, совершающего увлекательнейший кругосветный круиз.
Их отношения, которые сводились к серии мимолетных встреч, всегда происходивших в совершенно необычной, романтической обстановке; при всем желании нельзя было назвать дружбой. Между поездками они практически не общались. Даже, созванивались крайне редко и, исключительно, по делу. Но, когда у Сергея от быстротечной формы рака умерла тридцатилетняя сестра, оставив после себя в маленьком провинциальном городе двух девочек-близняшек, Андрей тут же, не колеблясь, предложил удочерить обеих сирот.
Да. Он тогда решил изменить своим жизненным принципам.
Может быть ответственность за чужих детей не так пугала его. А, может быть, ситуация была настолько неординарная, что за ней прямо-таки прослеживался «указующий перст судьбы»….
Ирина была в восторге. Она только и говорила, что о мебели для «детской», да о бутиках одежды для девочек. Андрею, даже, показалась, что в его отношении к жене что-то стало меняться. Как будто на заснеженном поле наметились, вдруг, первые весенние проталинки. Пахнуло теплым, апрельским ветерком из прошлого…, из прежней, бесконечно счастливой жизни…, жизни с Наташей…. Но….
Все рухнуло в тот самый день, на который, как раз, была запланирована встреча с девочками….
Андрей сидел в кресле, перед камином и любовался пляшущими язычками пламени. Ирина уже закончила переодеваться и осторожно спускалась по дубовой, винтовой лестнице. С минуты на минуту должен был запищать видеодомофон, возвещая о приходе долгожданных гостей....
Вдруг, его «мобильник» громко «заиграл» какую-то бравурную, полифоническую мелодию (свадебный марш Мендельсона или что-то в этом роде). Он нажал на кнопку и…, уже через несколько секунд все было кончено….
Это звонил Сергей для того, чтобы сообщить об отказе своих семидесятилетних родителей дать согласие на удочерение девочек.
- Простите, если можете…. Мне очень неудобно перед вами и вашей женой…. Но…, сами понимаете…. Старики…. Я лично считаю – это чистейший маразм. У девочек была бы совсем другая судьба. Что их ждет в этом захолустье!.. Там одна только вечная, раскисшая грязь, в которой барахтаются нищие и алкоголики. Хотя…, говорят, на судьбу человека пытаться влиять бесполезно. Так что…. Может оно и к лучшему. Живите себе спокойно. Ну, счастливо. Пока.
- Что?.. Что случилось?.. – Испуганно спросила Ирина, увидев, как изменилось лицо мужа, пытающегося засунуть мобильный телефон в карман рубашки, но раз за разом промахивающегося.
- Ничего особенного…. Просто пытаться влиять на судьбу бесполезно….

Выйдя из подъезда института, Андрей сразу заметил огромный, черный внедорожник, припаркованный рядом с рекламным щитом, на противоположной стороне улицы.
Он нырнул в подземный переход и уже через минуту стучал костяшками пальцев по тонированному стеклу пассажирской двери.
Послышалась короткая, приветливая мелодия центрального замка и массивная дверь распахнулась.
Андрей забрался в просторную кабину и сразу стал шарить рукой по внутренней поверхности двери, пытаясь нащупать выдвигающуюся металлическую ручку.
- Где же она?.. Ага…. Кажется - нашел. – Бормотал он себе под нос. - И что вы все перебесились из-за этих «джипов»?.. Сидишь, как в экскурсионном автобусе, в двух метрах над землей. Никакого комфорта. Никакого слияния с машиной. Нет, даже, нормального ощущения скорости…. То ли дело большой «седан»….
Захлопнув, наконец, дверь, он первый раз посмотрел на своего приятеля.
Сергей, как всегда, улыбался. Энергия, буквально, била из него ключом. Непослушные кудри рыжих волос торчали во все стороны, словно лепестки подсолнуха. Даже потолок кабины «Эксплорера» был недостаточно высок для его буйной шевелюры. Она то и дело елозила по золотистой, кожаной обивке.
– Узнаю…, узнаю ворчуна. Во-первых, здравствуйте.
- Здравствуйте. Извините, пожалуйста…. – Сконфуженно произнес Андрей, пожимая протянутую руку. – Я совсем одичал в своем институте. Вся жизнь проходит между кабинетом и операционной…. Пригласили бы куда-нибудь, что ли!.. Меня, наверное, надо периодически прогуливать по набережной Тибра или по Елисейским Полям. А то я так, пожалуй, могу в медведя превратиться.
- Ну, вы даете!.. Прямо в «десятку»!.. А я, ведь, как раз, это и хочу вам предложить. Хотите завтра полететь в Ниццу?
- Хочу! Очень хочу!.. – Выпалил Андрей.
Но огонь, вспыхнувший было в его глазах, тут же погас.
Он щелкнул по носу маленького, пластмассового гномика, прикрепленного присоской к лобовому стеклу. Гномик запрыгал, потешно суча коротенькими ножками. Застывшая улыбка на его крошечном, кукольном личике в этот момент больше походила на злобный оскал….
Андрей придержал гномика двумя пальцами. Тот на мгновение застыл, а, потом, стал медленно поворачиваться то в одну, то в другую сторону, как будто наблюдая за сидевшими перед ним мужчинами.
– Хотя…. Едва ли это возможно. – Голос Андрея звучал очень грустно. - У меня на этой неделе пять операций. Да и директор не отпустит. Вы же знаете Голдина. Не простой человек, правда?.. Он требует, чтобы обо всех таких поездках сотрудники сообщали ему заранее. Может быть, он сам хотел бы слетать во Францию…. А, кстати, он-то не летит?
- Нет. Не летит. И ему совершенно не нужно знать о том, что летите вы. Дело в том, что…. Г-м-м…. Видите ли, это необычная поездка. Вы полетите один.
Сергей многозначительно подмигнул оторопевшему от неожиданности приятелю.
- Побродите по набережной, посидите за столиком Хемингуэя в «Негреско»*. Насладитесь «Эдемом для богатых». Так, кажется, ваш любимый Ирвин Шоу назвал когда-то «Лазурный берег»…. А директору своему просто скажите, что представилась возможность полететь отдохнуть в какую-нибудь Турцию или Грецию. Недельку побалдеть в пятизвездочном ресоте*…. Бывают же у вас благодарные пациенты, способные подарить своему доктору несколько дней заслуженного отдыха. Заменить собой профсоюз медработников, так сказать…. Ха-ха…. Никто в институте не узнает о вашей поездке. Симпозиум, на который вы полетите, компания проводит исключительно для «Ви-Ай-Пи»-персон*, от которых зависит продвижение на мировой рынок нашего нового изделия. Среди этих «избранных» - несколько американцев, три англичанина, три японца и один россиянин. Вы догадываетесь – какого именно россиянина я имею в виду.... Никто из приглашенных не заинтересован в утечке информации. Сотрудники компании – тем более. Так что – не беспокойтесь. «Местечковая» профессура ничего не узнает. Для них, для всех – вы будете просто загорать на Анталийском* пляже и потягивать «Узо»* через соломинку.
Андрей слушал и не верил своим ушам. Неужели такое возможно?!.. Целую неделю провести в сказочном, заповедном уголке Европы и не видеть, при этом, опротивевших, постных физиономий «уважаемых» коллег-соотечественников. Не слышать их занудных разговоров о защитах, новых назначениях, заседаниях…. Не слышать сплетен и фальшивых комплиментов. Не ловить на себе косые взгляды. Не улыбаться в ответ на многозначительные полуулыбки и хитрые подмигивания.
- Да…. О таком предложении можно только мечтать. Если все обстоит так, как вы говорите – я, конечно же, согласен.
Он откинул голову на широкий подголовник сиденья и тихо добавил:
- Знаете – о чем я сейчас подумал?.. Не к месту будь сказано…, но согласитесь…. Во всех этих поездках, которые вы для нас устраиваете, есть что-то унизительное.
- Что-что? Я не понимаю…. И кого именно вы имеете в виду, когда говорите «вы устраиваете»?
- Ну, не лично вас, конечно. Я имею в виду «Би-Эм-Ди» и других спонсоров, финансирующих наш своеобразный «туристический клуб»…. Ведь, все эти, так называемые, международные симпозиумы – не более, чем бутафория…, декорации одного и того же «заезженного» спектакля!.. Поймите вы, наконец!.. Мы обеими ногами вступили в XXI век – век Интернета, цифровых носителей информации, открытого виртуального пространства…. Кому нужны сейчас все эти посиделки в полутемных залах с прыгающими, неразборчивыми картинками на допотопном киноэкране?.. Да настоящие ученые на эти сборища и не ездят. У них просто нет на это времени. Они работают в своих кабинетах и лабораториях, общаясь друг с другом исключительно по электропроводам. А мы – не более, чем «туристы», которых вы … (я, опять-таки, не лично вас имею сейчас в виду) развозите по всему миру для создания массовки на рекламных презентациях своих товаров. И не важно, как вы называете эти свои презентации: симпозиумами, конгрессами или как-нибудь еще; суть, ведь, от этого не меняется…. Они – всего лишь «пиар»*. Ну, может, не совсем «черный», может «серый»*, но «пиар».
Андрей повернул голову налево – так, чтобы видеть глаза своего собеседника.
- Постоянно разъезжая по всему миру, мы четверть своей жизни проводим в самолетах, такси, отелях, экскурсионных автобусах, залах заседаний, барах и ресторанах. Поскольку все дорожные расходы берете на себя вы, нам, волей не волей, приходится во всем подчиняться вашему железному уставу: лететь тем рейсом, который вы для нас выбрали, жить в той гостинице, в которой вы нас поселили, есть и пить то, что вы для нас заказали…. Мы вынуждены все время находиться в замкнутой среде, постоянно общаясь друг с другом. А мы, ведь, друга недолюбливаем…, ох, как недолюбливаем…. Поэтому, хочешь - не хочешь, а приходится лицемерить…. Когда я вижу - как мои слегка уважаемые коллеги, оказавшись заграницей, вежливо расшаркиваются друг с другом в гостиничных коридорах, как с искусственной улыбкой поют друг другу дифирамбы, я сразу же вспоминаю Московские «научные» банкеты, на которых перемываются кости всем отсутствующим и изливается столько грязи, что, даже, белоснежные, ресторанные скатерти тускнеют на глазах….
Андрей понимал, что говорит много лишнего, что его приятелю едва ли интересно слушать все эти излияния, что самобичевание его выглядит нелепо и смешно…. Образ «унтерофицерской вдовы» еще никогда ни у кого не вызывал сочувствия. Наконец, никакой логики не было в том, что он, только что приняв официальное предложение «Би-Эм-Ди» и решившись тайком от начальства завтра лететь на очередной международный симпозиум, взахлеб разглагольствовал об аморальности своего же собственного решения.
И все же он продолжал говорить.... Ему, вдруг, показалось, что если он сейчас, наконец, выговорится – дальше ему будет легче жить, намного легче….
- Каждый…. Буквально каждый член нашего «туристического клуба» (откуда бы он ни приехал и какой бы титул ни носил) сидит на таком вот, никому не нужном заседании и, совсем осовев от бесконечного мелькания таблиц и графиков на экране, думает примерно так: «Ничего не поделаешь. Работа есть работа. Приходится сидеть и слушать этих японцев, французов, американцев, не понимая, при этом, и одной десятой части из того, что они бубнят на своем исковерканном английском. Надо лупиться в экран, изо всех сил стараясь не заснуть. А то, ведь, больше не повезут…. Надо бы дотянуться и незаметно толкнуть старенького академика из Новосибирска в соседнем ряду, а то он, то и дело, клюет носом. Вот будет скандал, если захрапит…. Молодая блондинка, у которой на бадже* крупными буквами напечатано «CHEKH REPUBLIC»*, только что посмотрела на него с такой брезгливостью, как будто он испортил воздух…. А, может, так оно и есть?.. От йогурта, который мы ели сегодня за завтраком, ужасно пучит живот….»
Андрей замолчал. Его сарказм неожиданно иссяк.
«Все. Хватит. – Мысленно приказал он себе. – Все, что хотел, я уже сказал. Сцена с «дремлющим академиком» явно была лишней. Паясничанье чистейшей воды. Меня, как всегда, понесло….»
Он вновь принялся рассматривать гномика, неподвижно висящего на лобовом стекле….
Гномик, вдруг, резко качнулся в сторону, потом несколько раз подпрыгнул и заплясал, то и дело ударяясь красными башмачками о кожаную обшивку «торпеды». И в тот же миг вся кабина «Эксплорера» заходила ходуном.
А, потом, послышались громкие, прерывистые всхлипывания: как будто, кто-то истерически зарыдал.
Андрей испуганно посмотрел налево и… не увидел за рулем никого. Да и руля самого он тоже не увидел. Перед ним была только широкая спина его приятеля, которая, то и дело, судорожно вздрагивала. Каждый раз, когда по этой спине пробегала очередная конвульсия – слышался громкий, всхлипывающий звук.
Сергей лежал на рулевом колесе, обхватив его обеими руками, и подпрыгивал так, как будто через его тело пропускали мощные электрические разряды. Тяжелый внедорожник трясся и раскачивался, пружиня на своих мощных амортизаторах.
Вскоре всхлипывающие звуки прекратились, но спина Сергея все еще продолжала вздрагивать.
Наконец, в кабине воцарилась полная тишина. «Эксплорер» перестал раскачиваться, и гномик неподвижно повис, «обиженно» уткнувшись лбом в стекло.
Но через секунду тишина взорвалась от оглушительных раскатов дикого хохота.
Сергей откинулся на спинку сиденья. Лицо его побагровело. По щекам бежали слезы. Потом он, вдруг, резко наклонился вправо и положил голову Андрею на плечо. Тыча его кулаком в бок, он продолжал хохотать во все горло.
- Да тише вы…. Машину перевернете. Не понимаю – что вас так насмешило…. – Но тут Андрей не удержался и расхохотался сам.
Они хохотали, как безумные, периодически сгибаясь пополам и тут же, вновь, откидываясь на спинки сидений. Хохотали и не могли остановиться. Хватались за бока, морщились от колик, стонали и, все же, продолжали хохотать….
Когда, чуть позже, потные и раскрасневшиеся, они сидели, расслабившись на мягких, удобных сиденьях – Сергей, вытирая слезы со своих веснушчатых щек, с трудом произнес сдавленным, срывающимся голосом:
- Ну, насмешили…. Классная получилась зарисовка!.. Прямо – готовый сюжет для юмористического рассказа. Кстати, я, фамилию «вспученного» академика, по-моему, знаю….
- Да, нет…. Клянусь вам. Это чисто собирательный образ…. А, если уж говорить о сюжете для рассказа – так в нем не столько юмора, сколько сатиры.
- Да, какая разница?.. Юмор…. Сатира…. Ненавижу всю эту терминологическую «бодягу»!.. Главное – здорово это у вас получилось. Животики надорвешь!.. Мне тут, кстати, забавный анекдот рассказали. Хотите, поведаю?
- Валяйте!
Андрей, вдруг, почувствовал себя помолодевшим на десять лет. Все было, точь в точь, как тогда, в Сан-Франциско. Им опять было весело и хорошо друг с другом. Они готовы были без конца обсуждать романы Патриции Хайсмит*, фильмы Тарковского*, скандальные видеоклипы Милен Фармер*…. Они понимали друг друга с полуслова, с полунамека.
«А, ведь, он смотрит на мир моими глазами!.. - От этой мысли у Андрея сразу потеплело на душе. Он готов был обнять этого веснушчатого весельчака, в котором, неожиданно, нашел полного единомышленника. – Сейчас…, сейчас он скажет, что полностью согласен со мной…, что ему, тоже, опротивело заниматься всей этой мерзостью, тратить жизнь неизвестно на что…. Кто сказал, что я должен быть совершенно одинок в этом обезумевшем мире, где товаром сегодня стало все…, даже, человеческая совесть?..»
- Значит так…. Молодой человек говорит своей девушке: «Когда ты рядом – мой «смысл» наполняется «жизнью»»…. Вы поняли?.. Он перепутал слова!..
Сергей захохотал точно так же, как хохотал и до этого: громко и заразительно. Но, на этот раз, веселье продолжалось недолго.
Взглянув на часы и сладко потянувшись, он заговорил своим обычным, деловым тоном…, тоном человека, который очень дорожит временем и, поэтому, предпочитает изъясняться коротко и лаконично.
- Ну…, повеселились, и хватит. Пора приступать к делу. К тому же, я вижу, у вас сегодня не «анекдотное» настроение.
Андрей с грустью смотрел на своего давнишнего приятеля. Прекрасные замки, только что построенные им из ностальгических воспоминаний «на песке времен», рушились один за другим.
«Нет…. Один. Совсем один. – Тоскливо думал он, чувствуя, как одиночество, вновь сжимает его в своих ледяных объятьях. – И нечего себя обманывать….»
- Настроение обычное…. Только анекдот, прямо скажем - не из самых утонченных….
- Ой…, только не надо чистоплюйствовать, Андрей!.. Анекдот - как анекдот. По-моему – достаточно смешной…. Ну, и потом – не забывайте: все мы стареем, деградируем, «уплощаемся»…. Может быть, я несколько опередил вас в этом отношении….
Сергей ткнул указательным пальцем в желтую, блестящую кнопку встроенного в «торпеду» портсигара. Из небольшого отверстия, открывшегося рядом с темным экраном «круиз-контроля», выскочил пластмассовый мундштук тонкой сигарилы*.
- Вы, ведь, не курите? – Спросил он Андрея, включая зажигалку.
- Нет. Так и не начал.
- А я, вот, перешел на сигарилы…. Много их не выкуришь, и выглядит весьма респектабельно. Приходится, ведь, думать и об имидже. Я, как-никак, директор.
Нагретая зажигалка тихо щелкнула. Сергей взял ее и раскурил сигарилу. По салону пополз удушливый запах соусированного гаванского табака.
- Итак, вы завтра летите…. Мне нужен ваш паспорт. Надо успеть оформить визу. Но с этим, я думаю, проблем не будет. Сложнее с билетами…. Вы согласны лететь через Цюрих? Часа полтора придется провести на Швейцарской земле, но зато авиакомпания вполне приличная и время вылета, что называется, элитное…, свободное от чартеров. Толкучки в Шереметьево уже не будет.
- Ну что ж…. «Дареному коню в зубы не смотрят»…. Но, все же, если будет возможность полететь прямым рейсом….
- Ну, ладно, ладно…. Понял. Ох уж эти мне ученые!.. У каждого своя «фишка». Один рыбу не ест. Другому, непременно, «номер для некурящих» подавай. От занавесок, видите ли, табаком разит…. Третий транзитные рейсы не выносит…. А, еще, говорите - мы вас всех под свой «устав» подгоняем.
- Извините. Я, конечно же, готов лететь любым рейсом. – Смущенно пробормотал Андрей, чувствуя, что краснеет.
- Да, уж, ладно…. Постараюсь, как-нибудь, выполнить все пожелания. Коли натянул на себя «чешую Золотой Рыбки» - надо, как говорится, соответствовать. «Ви-Ай-Пи» - так «Ви-Ай-Пи».
- Спасибо, но, ей Богу, все это лишнее. Я сам не знаю, зачем заикнулся про прямой рейс…. А, кстати, насчет «Ви-Ай-Пи»…. Почему мне, вдруг, оказана такая честь. Лечу один. Да, еще, на закрытый симпозиум, да, еще, на «Лазурный берег»….
- А, вот, за это вам следует немедленно поблагодарить «вашего покорного слугу», который, в отличие от некоторых, никогда не забывает старых друзей и которого вы вчера, между прочим, даже не поздравили с днем рождения.
 - Ой, Сергей!.. Ради Бога простите меня. Я совсем замотался. Да и память на даты у меня, сами знаете – хуже некуда. Подарок за мной.
- Вот и привезете мне его из Франции…. «Би-Эм-Ди» на этот раз не поскупилась на карманные расходы. Я перевел на вашу «Визу»* двадцать пять тысяч долларов. Так что, вполне, сможете заняться «шоппингом»*. А, может еще и на «рулетку»* останется…. В Монако съездите непременно!.. Я вам плохого не посоветую.
Андрей был настолько потрясен, что на какую-то секунду полностью утратил дар речи.
- Но чем…, чем я заслужил… такой щедрый подарок? – Наконец, спросил он слегка охрипшим от волнения голосом.
- Да, ничем. Вы во всей этой истории не более, чем статист…. В том смысле, что от вас ровным счетом ничего не зависит…. Просто, наша «штаб-квартира» сумела договориться с Российским чиновниками. Страна-то, ведь, специфическая…. – Сергей злорадно хихикнул. – Каждый десятый не ворует. Зато остальные девять тащат из казны, как сто. И так – спокон Веку…. Что при татарах, что при большевиках, что при нынешних жуликах… - ничего не меняется…. Ну, короче, кому-то «занесли», кому-то «откатили»… и добились-таки решения об огромной закупке наших новых коронарных эндопротезов*. Новизны-то, собственно, в них никакой нет. Пружинки - они и есть пружинки…. Покрыли их только каким-то дерьмом…, якобы для повышения надежности. Ну и цену, естественно, на десять процентов задрали…. А для России они обойдутся не на десять, а на целых пятьдесят процентов дороже!.. Эта дополнительная «процентовка», естественно, потом «откатится» «заинтересованным лицам». Ну, сами понимаете…. У местных крыс глаза разгорелись. Еще бы!.. Такой куш!.. Скажу по секрету – они, даже, какую-то «федеральную коронарную программу» под это придумали. Профилактически эндопротезы здоровым людям собираются засовывать. Представляетете!.. Им же – чем больше, тем лучше…. Если так дальше пойдет - то и Московских бомжей скоро начнут нашими эндопротезами пользовать….
Сергей глубоко затянулся и выпустил в потолок голубоватую струйку сигарного дыма.
- К сожалению, мне пора…. Дела…. Дела…. Море дел…. Мечтаю об отпуске. Я, ведь, в отличие от вас, не связан узами Гименея. Для меня отпуск – всегда приключение…, полет фантазии, так сказать. В декабре полечу в «Эмираты».
Он закатил глаза и слегка причмокнул языком, как гурман, которому вспомнилось какое-то необыкновенное лакомство.
Андрею, вдруг, нестерпимо захотелось сделать пару глотков неразведенного «Бурбона»*. И, вовсе, не для того, чтобы получить обычное удовольствие от легкого, минутного опьянения, наступающего в тот самый момент, когда высококачественный алкоголь только начинает всасываться, слегка обжигая слизистые. Ему вполне хватило бы и чисто вкусовых ощущений. Он, почему-то, ни секунды не сомневался в том, что окажись прямо сейчас жгучая, сладковатая жидкость у него во рту – эта внезапно накатившая тошнота тут же прошла бы.
Отвратительный, приторный дым сигарилы абсолютно гармонировал с тем неприкрытым цинизмом, которым были насквозь пропитаны слова его приятеля. Андрей вдыхал этот дым, и ему начинало казаться, что его желудок насильно накачивают какой-то мерзкой, студенистой массой, мгновенно твердеющей и превращающейся в камень. И ему, уже, никак не избавиться от нее. Даже рвота не принесет никакого облегчения. Нельзя, ведь, извергнуть камень из желудка!..
Он надолго закашлялся, поперхнувшись густой слюной, заполнившей его рот.
- Я надымил. Извините.
Сергей поспешно нажал на рычажок стеклоподъемника. Толстое, тонированное стекло скользнуло вниз, впуская в салон уличный шум и поток свежего воздуха, смешанного с выхлопными газами проползающих неподалеку машин.
Дышать сразу стало легче.
- Но, ведь, это ужасно…. – Все еще продолжая подкашливать, прохрипел Андрей. - То, о чем вы мне рассказали – просто ужасно…. Неужели, все у нас настолько прогнило?!.. Неужели ради денег люди, действительно, готовы на все?..
- Вы, все-таки, неисправимый идеалист, Андрей! За те десять лет, которые я вас знаю, вы совершенно не изменились. Все такой же Дон Кихот…. Вот вы говорите: «у нас прогнило…»…. Да почему, черт побери, «у нас»? Везде! Поверьте мне!.. Везде одно и тоже. Весь мир сегодня живет по этим законам. Мир, ведь, принадлежит чиновникам. А там где чиновники – там всегда воровство. Чиновники во сто крат хуже «торговцев», которых Иисус попер их храма. Торгаши торгуют всякой дребеденью: тряпками, машинами, турпоездками, жильем, нефтью…. А чиновники торгуют людьми: их сознанием, доверием, совестью…. Чиновники и есть та черная мгла из Апокалипсиса, которая однажды поглотит Землю. Они – главное зло. И свою власть над миром они никогда никому не отдадут….
Он еще раз затянулся и медленно выпустил дым в открытое окно.
- Просто отчизна нам с вами досталась, прямо скажем, не из лучших. Аборигены здесь никогда сами чиновниками не были. У них на это здорового прагматизма не хватало. Вечно привечали у себя всякую сволочь…. То Шведы - менеджеры…. Варяги…. Ха-ха!.. То Европейские жиды – проходимцы…. Сколько их сюда «Петруша» понавез из Голландии и Германии?.. То шпана международная. Большевички…. Ха-ха! А сейчас их детки с разными «синтетическими» фамилиями…, которые гордо олигархами себя называют…. И все бы ничего…. В конце концов, и в африканских колониях люди живут. Но, ведь, и с географией нам тоже не повезло. Мы всегда были буфером между лопающейся от жира Европой и тощей, голодной Азией. Отсюда – вечные войны. А чужеродная власть мужичка никогда не жалела…. Да и дипломатии настоящей на Руси, отродясь, не было. Всю дорогу человеческим мясом от бандитов откупались…. Вот и извели «синеглазок» совсем. Они теперь здесь - исчезающий вид. Хоть в Красную Книгу заноси…. «Мясо» кончилось. Некому даже границы «Великой и неделимой» обозначить. Куда уж там охранять?.. Хотя бы обозначить…. А вы – «ужасно…, ужасно!»…. Ха-ха!..
В этих частых подхихикиваниях Сергея было что-то скверное…, что-то неимоверно злое и, поэтому, пугающее.
В какой-то момент Андрею, даже, показалось, что в них слышится истерический хохот Мефистофеля.
«А, ведь, по большому счету, он прав!» – Андрей с удивлением отметил, что эти последние страшные слова, с такой легкостью произнесенные Сергеем, как-то сразу все смягчили, облекли в некую благопристойную форму. В той абсолютной безысходности, которую они несли в себе, была какая-то парадоксальная утешительная сила, способная притупить боль в оголенных нервах, успокоить и примирить с неизбежностью грядущего.
Он больше не чувствовал той мучительной тошноты, которая едва не задушила его минуту назад. Он снова мог рассуждать, мог принимать решения.
- И все же я не понимаю, Сергей, какое отношение вся эта история с «федеральной коронарной программой» (так, по-моему, вы ее назвали) имеет непосредственно ко мне?..
- А все очень просто. Вашему институту поручено возглавить проект. Таким образом, вы, как руководитель «Отдела коронарного эндопротезирования» автоматически становитесь координатором «программы» и, соответственно, «Ви-ай-пи»-персоной для нас. Хотите вы этого или нет…. Ха-ха!..
- Но я ни за что не буду заниматься этой мерзостью!.. – Тут же выпалил Андрей.
Сергей выбросил в окно недокуренную сигарилу и положил палец на рычажок стеклоподъемника.
- А вот это меня совершенно не касается…, - произнес он ледяным голосом, наблюдая за стеклом, медленно выползающим из щели. Стеклоподъемник, казалось, не желал подчиняться чужой воле и отсекать герметичный, звукоизолированный салон «Эксплорера» от шумного внешнего мира.
- Черт!.. Надо сегодня же попросить в гараже, чтобы, как следует, смазали…. Я вас «впихнул» в обойму. Вот и все. По-моему, отказываться глупо. Полетите вы или нет – от этого, ровным счетом, ничего не изменится…. К тому же, перед вами не ставят никаких условий. Считайте – это мой подарок…. Вы чистый человек, Андрей…. Как-то умудрились не запачкаться во всем этом…. За это я вас и люблю…. А не хотите участвовать в «программе» – что ж, уходите из института. Другого выхода у вас, по-моему, нет. Академик Голдин никогда не простит вам отказа. Вы сразу станете для него опасным врагом. А опасных врагов умные чиновники уничтожают. А он умный…, очень умный чиновник. Поверьте мне!.. Думаю – в вашем случае до физической расправы дело не дойдет. Ха-ха!.. Но он вас непременно растопчет. В своем узком, профессиональном кругу вы сразу станете изгоем и посмешищем…. Он просто вынужден будет это сделать. Иначе вы его как-нибудь, ненароком «заложите». Это - как дуэль на десяти шагах. Либо он вас, либо вы его.
Он, вдруг, посмотрел Андрею прямо глаза и улыбнулся совсем, как тогда…, десять лет назад…, в самолете, который уносил их из дождливой, осенней Москвы в яркий, волшебный мир уютных квартальчиков Сан-Франциско.
- А, знаете что?.. – Сергей неожиданно перешел на шепот, как будто боялся, что его услышит какой-то тайный соглядатай, незримо присутствующий в салоне его «Эксплорера». – Увольняйтесь, а!.. Бегите от всего этого!.. Спасайтесь, пока не поздно!.. Выбирайтесь из этого вонючего болота, пока оно окончательно не засосало вас!.. Вы, ведь, можете! Я знаю…. Любящая, преданная жена, упакованная «выше крыши». Теща в Голландии – вдова бывшего Советского министра, сумевшего под шумок прикарманить целую отрасль народного хозяйства…. Ха-ха!.. Я вам завидую! Если бы вы только знали, как я вам завидую! Вам удалось породниться с теми, кто составляет «золотой миллион» планеты. Их женщины инстинктивно тянутся к чистоте. Вопреки всем родительским запретам они находят таких, как вы и впускают в «фамильные сокровищницы». Оно и понятно: их узкий круг – одна чернота…. Гнилье и вырожденцы. Семья вампиров!..
Он нервно потер лицо ладонью и облизал пересохшие губы.
- Поймите же вы, наконец! У вас уникальная ситуация. Вам есть, чем заняться на покое. Вы пишете книги…. Кстати, на меня произвел огромное впечатление этот ваш последний роман, написанный в форме библейских хроник. Вам удалось слить христианскую мораль с вселенской биоэтикой…. Вы в красках изображаете совершенный мир…, мир абсолютной морали и гармонии, а, потом, на его фоне крупными мазками набрасываете реалистичный портрет звериного лика человечества…. И, главное, вы отказываете..., отказываете человечеству в праве на существование!.. Это – почти пророчество…. Вам так много дано, Андрей! Вы должны писать, а не ковыряться во всей этой грязи. Увольняйтесь и уезжайте к теще, в Голландию. С ее деньгами вы еще «раскрутитесь» там…. Голливуд купит у вас ваши книги. По ним будут снимать фильмы. Вы прославитесь…. Хотя дело, опять же не в этом, не в этом….
Сергей опять положил палец на рычажок стеклоподъемника, но в последний момент передумал открывать окно. Он тяжело вздохнул и замолчал.
Внезапно пошел дождь, Крупные, тяжелые капли застучали по крыше и капоту.
Андрей молча следил за струйкой дождевой воды, прочертившей по диагонали лобовое стекло.
«Он завидует тому, что мне удалось породниться с ними, что ко мне тянутся их женщины…, - думал он. – Эх…. Знал бы он про Ларису!..»
Его мысль оборвал сочный баритон Сергея.
- Я тут с вами совсем разоткровенничался…. Простите, если брякнул что-то лишнее. Ну, так что? Вы летите или как?.. Если да – куда и когда мне прислать курьера за паспортом?
- Курьера присылать не нужно. Паспорт у меня с собой. Сегодня, как раз, хотел сдать на обмен. Через месяц его срок кончается….
- Ну, как не верить после этого в судьбу, а?!.. Вам однозначно надо лететь. Звезды, как говорится, встали…. Даже, паспорт при вас. Ну-ка, давайте его сюда. Вот, так-то оно лучше….
Сергей взял протянутый ему паспорт и небрежно сунул его во внутренний карман пиджака.
- А, теперь, мне действительно пора. Я, итак, слишком долго был выключен из жизни. – Он посмотрел на светящийся индикатор электронных часов, расположенный под экраном «круиз-контроля», и нажал на сенсорную кнопку включения встроенного в «торпеду» телефона. – Целых двадцать пять минут….
- Ну, что ж…. Большое спасибо вам за подарок…. Пойду – попрошу у директора недельку «за свой счет». А, там уж - как получится.
Приятели молча пожали друг другу руки. Рукопожатие получилось крепким, по-настоящему мужским. Слышно было, как хрустнули суставы.
Андрей любил такие рукопожатия. Он считал, что они не позволяют мужчинам лгать друг другу, сближают их и делают единомышленниками во всем, даже, в мелочах….
После того, как за Андреем захлопнулась дверь, Сергей еще какое-то время сидел и смотрел на свои слегка онемевшие пальцы. А, потом, улыбнулся…, как будто вспомнил о чем-то очень хорошем, и повернул ключ в замке зажигания….

Войдя в директорскую приемную, Андрей сразу почувствовал на себе тяжелый взгляд Ларисы.
Стол молодой секретарши стоял так, что любой посетитель, открывая дверь приемной, сразу оказывался под прицелом ее слегка раскосых, зеленых глаз. Они, как объектив цифровой фотокамеры, все фиксировали и запоминали. В этих поразительно красивых глазах была такая холодная безучастность, такое безразличие ко всему происходящему, что, казалось, они принадлежат вовсе не человеку, а роботу.
- Борис Львович у себя? – Спросил он, стараясь, при этом, не смотреть на девушку.
- У себя…. Но не знаю – примет ли. Он через десять минут уезжает на совещание в Минздрав.
- Ничего…, я не надолго. Мне только об отпуске договориться….
- Вот как?.. В отпуск собрался?.. Что это вдруг?..
- Да, вот, несколько дней «за свой счет» хочу взять. Двух аспирантов надо к апробации подготовить, а то стоят каждое утро под дверью кабинета, как сироты…. Смотреть жалко.
- А…, ну-ну…. – В голосе Ларисы явно слышалась издевка.
Андрей быстро прошел мимо ее стола и уже взялся за бронзовую ручку массивной дубовой двери, когда резкий окрик внезапно остановил его.
- Стой! Борис Львович не позволяет никому входить без предупреждения.
- Ну, так предупреди!.. – Не оборачиваясь, тихо произнес Андрей и тут же добавил окончание. - -те….
Это прозвучало, как-то по-детски жалобно и смешно. Андрей закусил губу и досадливо поморщился.
- Сейчас. Потерпи одну секунду.
Послышался щелчок снимаемой трубки селектора, и мелодичный голос Ларисы негромко произнес:
- Борис Львович, извините, но к вам посетитель…. Это Сакланов…. Да, я сказала, но он настаивает. Говорит – вопрос одной - двух минут…. Поняла…. Больше никого…. Извините еще раз.
- Можешь войти. – Эти два коротких слова прозвучали резко, как выстрелы. Андрей, даже, ощутил неприятный холодок между лопатками, как будто в спину ему вот-вот должны были вонзиться пули, выпущенные умелой рукой снайпера.
- Благодарю, - буркнул он, рывком открывая огромную, тяжелую дверь.
Он не мог отделаться от ощущения, что холодный, насмешливый взгляд Ларисы сверлит ему затылок. Ощущение это исчезло только тогда, когда за ним закрылась вторая, внутренняя дверь - небольшая и отделанная под орех.
«Прямо, как в дворцовой гостиной, - думал он, шагая по темно-синему ковру ручной работы. – До чего же он любит всю эту варварскую роскошь: ореховые стеновые панели, хрустальные бра на стенах, витрины с инкрустацией, итальянские зеркала в бронзовых рамах, столики с цветочными вазами….»
- А!.. Андрей Андреич!.. На ловца, как говорится, и зверь….
Толстенький старичок с короткими, пухлыми ручками выкатился, как колобок, из-за письменного стола, на изготовление которого пошла, наверное, целая дубовая роща. Стол был настолько велик, что вполне мог бы подойти для игры в пинг-понг.
- Я, ведь, как раз собирался пригласить вас, чтобы обсудить один весьма важный для всех нас вопрос…. Правда, я планировал встретиться с вами чуть позже, после двух. Я, видите – ли, вынужден сейчас отъехать в Минздрав. Совещания…. Заседания…. В общем, как говорится, работать некогда….
В своем безразмерном твидовом пиджаке американского покроя с крошечным золотым значком «Ротари-клаба»* на отвороте и коротеньких брючках на подтяжках директор в этот момент был поразительно похож на переодетого Санта-Клауса из голливудской рождественской киносказки. Забавный седой ежик волос на макушке, небольшая, острая бородка и непрерывно двигающиеся пушистые кисточки бровей над круглыми стеклами золотых, похожих на пенсне очков создавали вокруг него некую ауру доброжелательности и душевной теплоты.
«Каким же надо быть классным физиономистом, - подумал, вдруг, Андрей. - чтобы под этой маской доброго, улыбчивого толстяка разглядеть застывшее, бесстрастное лицо опытного чиновника: одного из тех, о которых только что говорил Разлогов. Закоренелого карьериста - расчетливого и безжалостного, умеющего «одним уколом в зрачок» мгновенно оценивать деловые качества подчиненных и тут же «подбирать к ним ключи». Пройдя многолетнюю «жизненную» школу, он научился «выжимать» из людей все соки, превращая их в «сухой, отработанный жмых», который в любой момент можно выбросить на помойку, не тратясь даже на мешок для мусора….»
- Я – сразу к делу, Борис Львович…. Видите ли…, мне необходимо срочно подготовить к апробации двух своих аспирантов. Вы, ведь, не хуже моего знаете – каково заниматься бумажной работой, барахтаясь в нашей повседневной текучке. С вашего разрешения я на недельку слетаю в Турцию, поживу в каком-нибудь уютном отельчике…. Возьму с собой «ноутбук». Поработаю, а заодно и воздухом подышу…. Мне тут рекомендовали один, вполне приличный «ресот»…, в местечке под названием «Финике». Там только море, горы, апельсиновые рощи и заброшенные археологические раскопки. Людей почти нет. Так что, за неделю можно сделаться филантропом….
- Конечно, конечно! Какой разговор?.. Считайте, что с завтрашнего дня вы находитесь в недельном творческом отпуске. А если одной недели, вдруг, окажется недостаточно – просто позвоните мне на «мобильный»….
Директор всем своим видом давал понять, что для него не существует большего наслаждения, чем оказать любезность обратившемуся сотруднику. Он весь растекался в приторной улыбке, оживленно жестикулировал, то и дело кланялся, как будто собираясь сделать реверанс…. Казалось, попроси сейчас Андрей почистить ему ботинки – он, тут же, кряхтя, опустится на колени, достанет из кармана носовой платок и с удовольствием примется за дело….
- Мы очень ценим ваши «золотые» руки…. Они ведь у вас и впрямь золотые, а..., Андрей Андреич?.. Я вчера справлялся в бухгалтерии. Оказывается - с начала года ваше отделение заработало для института больше сорока миллионов…. Вообще, я все больше прихожу к выводу, что коронарное эндопротезирование в России гораздо более востребовано, чем большая кардиохирургия.
Он засеменил к небольшому шкафчику из румынской черешни, в котором стояло несколько одинаковых, пузатых бутылок с золотыми этикетками.
- Знаете, что?.. Я, пожалуй, чуть-чуть опоздаю на совещание…. Давайте-ка мы с вами пропустим по рюмочке моего любимого «Юбилейного». Люблю, знаете…. Еще со старых, советских времен…. По моему глубокому убеждению - Армянский коньяк – одно из величайших достижений человечества. А «Арарат» - «король» Армянских коньяков!.. Вы как, вообще, к коньячку относитесь?..
- Да, я, честно говоря, виски предпочитаю….
- Эх!.. Молодежь…. Ничего…. Поживете с мое – научитесь ценить аромат доброго коньячного спирта. Это вам не зерно какое-нибудь…. Это виноград, вобравший в себя все солнце и всю родниковую свежесть горных долин.
Директор открыл стеклянную дверцу шкафчика и, откупорив распечатанную бутылку, наполнил темной жидкостью две большие хрустальные рюмки.
- Подойдите сюда. Пейте. Вот так…. До дна…, до дна!.. Умничка!.. Теперь давайте на минутку присядем.
Он подхватил Андрея под руку, подвел к журнальному столику и усадил в глубокое, кожаное кресло.
Упругие складки захрустевшей кожи обхватили Андрея со всех сторон. Ему показалось, что его поместили в какой-то кокон с толстыми стенками.
«Где-то сейчас свищет ледяной ветер, идут проливные дожди, метут метели…. – Думал он, наслаждаясь приятным теплом от только что выпитого коньяка. - А мне нет до всего этого решительно никакого дела. Как здорово, что можно вот так, просто сидеть и наслаждаться покоем, тишиной, уютом….»
- Я, собственно, вот что хотел с вами обсудить…. – Вкрадчивым голосом начал директор, медленно опускаясь в соседнее кресло. - Видите ли…, нашему институту поручено возглавить новый грандиозный проект. Планируется запустить так называемую «федеральную коронарную программу». Вы, ведь, знаете – правительство, последнее время, весьма озабочено состоянием здоровья молодого населения. Страна «стареет». Число пенсионеров растет, и их надо на что-то содержать…. Вся надежда теперь на вас, наша дорогая молодежь…. А, ситуация с атеросклерозом – сами знаете какая. Он буквально выкашивает ваше поколение…. Вот и решили расширить показания к коронарному эндопротезированию. Алгоритм простой: молодые пациенты, имеющие предрасположенность к развитию атеросклероза* или любые жалобы со стороны сердца, направляются на обследование, и, если у них находят любые, даже, самые незначительные сужения коронарных артерий – им немедленно устанавливают эндопротезы…. Так, вот…. Я предлагаю вам, как главному нашему специалисту в этой области, стать координатором «программы».
Андрею показалось, что его взяли и окунули в ледяную воду. Кокон, в котором ему только что было так уютно и тепло, испарился.
Почувствовав начинающийся озноб, он попытался расслабиться, но не смог. Да и как можно было расслабиться под взглядом этих маленьких, хищных глазок, «бегающих» за стеклами золотых очков?..
Только что ему ясно дали понять, что для него пришло время «конфирмации», окончательного принятия той темной «религии», по законам которой он жил уже много лет, умудряясь при этом не принадлежать к числу ее приверженцев; «религии», которая безраздельно господствует повсюду, попирая устаревшие принципы бескорыстной любви и милосердия; религии, провозгласившей окончательную победу зла над добром.
Когда-то он совершил главное предательство в своей жизни, согласившись жить по законам извращенной морали, пропитанной прагматизмом и жестокостью. Он предал доставшийся ему от природы атавистический орган души, который не позволяет мириться с несправедливостью, подлостью, равнодушием…, кровоточит и болит. И вот сейчас от него потребовали разрешения на «ампутацию» этого истерзанного органа….
Ему вспомнились слова Сергея, прозвучавшие как заклинание, там…, в темном, прокуренном салоне «Эксплорера»: «…бегите…, спасайтесь, пока не поздно!»
- Нет, Борис Львович, - Андрей заговорил тихо, но уверенно, как будто перед ним был не академик, а пациент, которому необходимо популярно объяснить смысл предстоящей операции. – Я не могу принять ваше предложение, так как не согласен с самой концепцией профилактического эндопротезирования. Вы не хуже моего знаете, что атеросклеротические бляшки никогда не поражают одну артерию. При атеросклерозе они растут буквально повсюду: и в коронарных сосудах, и в мозговых, и в почечных…. И скорость их роста непредсказуема…. А сосудов в организме человека много. Одно только сердце питается от трех коронарных артерий. Предположим - мы нашли в одной из них маленькую бляшку, которая пока никак себя не проявляет, и профилактически установили в этом месте эндопротез. Казалось бы, наша цель достигнута…. А если у больного через год вырастет другая бляшка, выше или ниже нашего эндопротеза или, вообще, в совершенно другом сосуде?.. Да не маленькая, а большая и вызовет инфаркт…. Чего будет стоить тогда вся наша профилактика?.. А как мы оправдаемся за риск, которому напрасно подвергался больной?.. А как отчитаемся за бессмысленные материальные затраты?.. Дело-то, ведь, не дешевое….
 - Ну что ж…. Коли так… - Хищно улыбаясь, перебил его директор. – Буду с вами до конца откровенен…. Судя по тому, что вы сами сейчас затронули финансовый вопрос – вы уже вполне «половозрелый юноша» и способны смотреть, как говорится, «в корень». Это меня радует…. Весьма…, весьма радует.
Он выпорхнул из своего кресла и «поплыл» к «коньячному» шкафчику. Его короткие ножки переступали так быстро, а шаги были такими мелкими, что пухлое, бесформенное тело, казалось, летит над ковром, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
Вернувшись с двумя наполненными до краев рюмками, директор вновь опустился в свое кресло. Он поставил рюмки на столик, осторожно отодвинув локтем большую китайскую вазу, их которой торчали зеленые «спиральки» молодых бамбуковых побегов, и медленно откинулся на спинку кресла. На лице у него в этот момент было выражение какого-то неземного, абсолютного блаженства.
- Видите – ли, дорогой мой Андрей Андреич, мы сегодня живем в очень сложном мире. Все в нем так переплетено!.. Интересы общества целиком зависят от сугубо личных интересов отдельных людей…, людей, по-настоящему, сильных, можно сказать, избранных. Хотим мы этого или нет, но реальность такова, что вся наша жизнь находится в их руках. От них, например, зависит – будем ли мы с вами завтра работать в этом институте или пойдем наниматься консультантами в районную поликлинику….
Он вздохнул и, обхватив обеими руками свой круглый, объемистый живот, с трудом сомкнул пальцы в замок.
- Короче…. Кое-кто заинтересован в том, чтобы в течение ближайших двух лет в стране было установлено как можно больше этих чертовых эндопротезов. Наш институт должен стать застрельщиком в этом деле и заставить инертную массу отечественных медиков как можно быстрее включиться в «федеральную коронарную программу». К концу года эндопротезы должны устанавливаться во всех стационарах, в которых имеется мало-мальски приличное оборудование. Под этот проект, в ближайшее время планируется закупить для «регионов» десять новых ангиографических установок. Контракт с японцами, кстати, уже подписан…. Вы сегодня же сформируете три-четыре операционные бригады, которые будут заниматься только эндопротезами. Скажите - пусть «засовывают» эти безделушки любому, кто окажется на операционном столе. Если могут – пусть «засовывают» по две, по три штуки за раз…. Не важно: есть показания, или нет. Главное «засовывать», «засовывать», «засовывать»…. Кстати, эндопротезы, с которыми вам предстоит работать, совершенно не видны под рентгеном. Так что…. Если, вдруг, вы забудете «засунуть» их кому-нибудь или засунете меньшее количество, чем будет указано в протоколе операции – об этом никто никогда не узнает…. Лишь бы в отчетах ваших все было в порядке. Помните – главное это количество…. Сделайте из всего сказанного мною правильный вывод и действуйте в соответствии со своими убеждениями. Мы не собираемся вам ничего навязывать.
Глазки за стеклами очков забегали еще быстрее.
- Я думаю – дело пойдет…. Неизбежно включится фактор материальной заинтересованности врачей. Наши предприимчивые эскулапы, зарплата которых не выше, чем у араба - уборщика в Парижском общественном туалете, не упустят предоставленной им возможности выудить у своих пациентов немного деньжат. Можно, ведь, представить дело так, что безумно дорогие инструменты пришлось добывать по своим личным каналам, да, еще, и расплачиваться за них своими деньгами…. А вы, Андрей Андреич, за каждый эндопротез, установленный в нашем институте, будете «налом» иметь двести «условных Европейских единиц». Небольшой бонус для вас и ваших сотрудников. Так что…, сами видите - незаинтересованных лиц в этом проекте нет….
- Есть, Борис Львович!.. Уверяю вас - незаинтересованные лица есть.
Директор удивленно уставился на Андрея.
Маленькие глазки сразу перестали «бегать». Несколько секунд они растерянно смотрели в одну точку, а, потом, в них появился испуг. Хотя «испуг» - не совсем подходящее слово…. Это был, скорее, дикий, панический страх, который струился из черных, медленно расширяющихся зрачков. Он, как ядовитый газ с едким, удушливым запахом быстро заполнял собою просторный кабинет.
Андрею стало, даже, как-то не по себе от почти материального, животного ужаса, источаемого этим самоуверенным, бодрым человечком, которого, казалось, ничто на свете не может испугать. Он опять почувствовал приступ тошноты – почти такой же, как час назад, когда сидел в «Эксплорере» и слушал Сергея.
«Все. Пора заканчивать», – мысленно произнес он и выпалил на одном дыхании:
 - А вы знаете, Борис Львович, почему в нашей медицине творится такой беспредел?.. Почему один за другим исчезают жизненно необходимые лекарственные препараты.... К вашему сведению - я уже пять лет сам лично таскаю через таможню норадреналин*, который Христа ради выпрашиваю у своих коллег в Швейцарии и в Австрии... Если вы еще не забыли - без него, ведь, не лечится ни один шок. А в нашем Отечестве его нет. Понимаете? Нет!.. Нет лекарства, без которого ни в одной стране мира парамедики на дежурство не выезжают!.. А почему вместо обычных, многофункциональных больниц строятся гигантские лечебно-диагностические центры, в которых даже подвалы отделаны мрамором и хрусталем?.. Почему вместо недорогого медицинского оборудования, абсолютно достаточного для рутинной, повседневной работы, за дикие деньги приобретаются спиральные компьютерные томографы и магнитно-резонансные установки, работающие на жидком гелии?.. Это в стране, где в некоторых областных больницах нет ни одного работающего рентгеновского аппарата!.. Хотите – я вам объясню, кому выгоден весь этот бардак?..
Андрей поднялся с кресла и, глядя сверху вниз на притихшего директора, продолжал:
- Он выгоден таким, как вы. Это такие, как вы, превратили медицину в свою персональную кормушку. Вы ведете себя, как бессовестные рэкетиры на рынке медикаментов и медицинского оборудования. «Убиваете» одни лекарства для того, чтобы расчистить дорогу для других, производители которых вам несут огромные взятки…. Вы лоббируете в правительстве какие-то немыслимые проекты по созданию новых научно-исследовательских центров. Притом, что никакой науки здесь, отродясь, не было и нет. И вы это прекрасно знаете…. Вы не даете сократить количество медицинских вузов, которые давно уже работают вхолостую. Никто из их выпускников в практическую медицину не идет. Нищенствовать никто из них не хочет…. Но, ведь, если вузы и НИИ позакрывают – все ваши кафедры и отделы полопаются, как мыльные пузыри и вы останетесь без «крыши». Да-да. Без «крыши». А что у вас есть кроме этой «крыши»?.. Да, ничего!.. Ровным счетом, ничего! Весь ваш профессионализм – это профессионализм бюрократов-чиновников. Вы же в реальной жизни ни на что не годитесь. Разве что утки за больными выносить…. «По-настоящему сильные и избранные»!.. Так, кажется, вы себя величаете?.. Ха-ха…. Да вся ваша сила – в таких вот кабинетах (Андрей демонстративно окинул взглядом роскошный кабинет), визитных карточках и деньгах, которые вы выдаиваете из подыхающей от голода коровы по кличке «Медицина»…. Так вот, что я вам скажу…. Не верьте глупой пословице, которая, учит, что «деньги не пахнут». Они не только пахнут. Они смердят…, смердят так, что можно и задохнуться…. А я никогда…, слышите, никогда не прикоснусь к вашим вонючим деньгам…. Все. Заявление об уходе из института я напишу, когда вернусь их творческого отпуска, который вы мне только что любезно предоставили.
 Андрей резко повернулся, едва не опрокинув журнальный столик с покачнувшейся Китайской вазой, и, не оглядываясь, направился к двери. Если не считать звука приглушенных ковром шагов, – в кабинете в этот момент царила гробовая тишина….
«Наверное, так должен чувствовать себя парашютист, только что выпрыгнувший из самолета», - думал он, закрывая за собой дверь кабинета и щурясь от яркого солнечного света, струившегося через незашторенное окно, расположенное сбоку от стола секретарши.
- Ну как?.. Отпустил в отпуск?.. – спросила его Лариса.
Взгляд ее, при этом, был прикован к экрану монитора, по которому бежали строчки почтовых сообщений.
- Он тебя так долго держал, что я уже начала волноваться. Водитель его только что звонил. Он уже целых пятнадцать минут ждет у главного подъезда. Даже с гаишниками успел пообщаться. Парковка, ведь, там запрещена…. Ты, мой милый, выбрал лимит «посетительского времени» на целый месяц вперед….
- Слушай, я ведь, кажется, просил тебя обращаться ко мне на работе «на вы», - прошипел Андрей, неожиданно теряя контроль над собой. – Совсем не обязательно демонстрировать всему миру, что….
- Что ты со мной спишь, - закончила за него Лариса без тени эмоций в голосе.
Она, все также, не отрываясь, смотрела на экран. Ее тонкие, длинные пальцы с холеными ногтями, будто, срослись с кнопками «мыши».
В подчеркнуто прямой осанке девушки, в бесстрастном выражении ее красивого лица, в ничего не выражающих глазах, устремленных на экран, было что-то мистическое. Казалось, это не человек из плоти и крови, а пифия, пророчествующая от лица всеведущего оракула и ревностно охраняющая вход в его обиталище. Любое посягательство на привычный ход событий, на идеальный, кристаллический распорядок дня хозяина воспринималось ею, как чудовищное святотатство. Каждый, кто вольно или невольно вторгался в этот распорядок, сразу становился ее личным врагом.
- Извини, пожалуйста, но я сейчас очень занята. Давай обсудим романтику наших с тобой отношений сегодня вечером. Встретимся, как обычно, в баре отеля «Аэростар». Ровно в семь часов, идет?..
Андрею показалось, что ему дали пощечину. В словах девушки не было ничего оскорбительного, ровным счетом ничего, но тон…, тон!.. Что это был за тон!.. Таким тоном профессиональный кинолог подзывает собаку: холодно, спокойно, уверенно. Животное не должно слышать в команде ни радости, ни умиления, ни мольбы, ни сомнения…. Любая эмоция в голосе дрессировщика может вызвать ответную эмоцию и, тем самым, привести к непослушанию.
В этот миг Андрей окончательно понял, что больше не принадлежит самому себе, что на него заявлены права, и что жизнь его понесется теперь по прямой, узкой колее, в конце которой уже сейчас можно различить силуэт кладбищенского надгробья. Он понял это и, вдруг, ужаснулся. Его смертельно испугала та предельная четкость, с которой он видел, день за днем, все свое будущее: и сегодняшний вечер в отеле, и предстоящую поездку во Францию, и последний разговор с Ириной по возвращении, и свадебное путешествие с Ларисой, и долгие годы работы в собственной клинике, обещанной ему будущим тестем, и сцену крещения первого ребенка, и покупку роскошного особняка на самом берегу Средиземного моря, и ужин в «Палаццо Ланселотти»* по поводу двадцать пятой годовщины супружеской жизни с третьей, на этот раз уже последней женой, и, даже, пасмурный, дождливый день своих похорон.
Он растерянно стоял посреди приемной и, не отрываясь, следил за молниеносными движениями ловких пальцев Ларисы. «Щелк», «щелк», «щелк»… - щелкали светящиеся кнопки «мыши». Это щелканье было похоже на неумолимое тиканье «адской машинки», отсчитывающей последние секунды перед взрывом….
И тут Андрей, вдруг, почувствовал неимоверное отвращение к ней. Ему показалось, что если она сейчас повернется к нему лицом, то он увидит череп с оскаленными, жемчужно-белыми зубами и пышной копной черных, блестящих волос.
«Это не человек, - пронеслось у него в голове. – Это чудовище, отвратительный, жуткий монстр из «ужасника» про вампиров. Бежать!.. Бежать!.. Бежать!.. Бежать без оглядки, пока не поздно!.. Пока сам он не превратился в одного из них!.. Пока не стал таким, как эта холодная, мерзкая тварь!..»
Он до хруста сжал кулаки и произнес тихо, почти шепотом:
- Я тебя ненавижу!.. Слышишь?! Н-е-н-а-в-и-ж-у!.. Будьте вы прокляты, ты и твой отец-людоед!.. Вам не сожрать меня!.. Не сожрать!.. Не смей больше приближаться ко мне!.. Не смей звонить!.. Иначе…, иначе я убью тебя!..
Он не произносил слова, а выплевывал их, как выплевывают густую, едкую слюну после рвоты. Ему казалось: если он сейчас, немедленно не освободится от этих слов – они сожгут его внутренности. Мир мгновенно сжался до размеров одной тесной комнаты и навалился на него всей своей немыслимой тяжестью. Каждый волосок, каждый квадратный миллиметр кожи испытывал чудовищное давление и вопил…, вопил от нестерпимой боли и ужаса. В какой-то момент ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Перед глазами повисла густая розовая пелена. Он ничего не видел и ничего не слышал….
Потом поток эмоций иссяк. Ему показалось, что в его мозгу, как в системе отопления, внезапно перекрыли какой-то регулировочный вентиль, заслонку. Мысли стали похожи на маленькие кристаллики льда, складывающиеся в идеально правильные, геометрические узоры. Он теперь уже не мог вспомнить: что же вывело его из себя, что заставило наговорить столько ужасных, оскорбительных слов. Ведь он не хотел этого. Видит Бог, не хотел!..
Пелена постепенно рассеялась. Он снова видел перед собой окно с приоткрытыми жалюзи, большой, серебристый циферблат часов с быстро бегущей по кругу секундной стрелкой, стол с монитором и клавиатурой, Ларису….
«Наконец-то она перестала щелкать своей «мышью», - подумал он. - Как тихо вокруг!.. Как хорошо…, спокойно…. Вот бы продлить это мгновение, растянуть его на годы!..»
И в тот же миг, где-то в глубине его сознания, как молния, сверкнула мысль:
«А, ведь, она только что сидела за монитором…. Когда же она успела встать и выйти из-за стола?.. Почему я этого не видел?..»
Лариса стояла в двух шагах от него, скрестив на груди руки. Ее округлые, выпуклые ягодицы, туго обтянутые короткой, черной миниюбкой, касались края стола. Крупная, хрустальная брошка из коллекции «Зваровски»*, приколотая к воротнику блузки, искрилась в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь оконное жалюзи.
Если не считать учащенного дыхания девушки (дрожащие крупинки хрусталя вспыхивали неестественно часто) – выглядела она совершенно спокойной. Даже глаза не выражали ничего, кроме удивления. Она бесцеремонно рассматривала Андрея, как любопытные подростки рассматривают изображения инопланетян на страницах научно-популярных журналов: и с интересом, и с недоверием, одновременно.
Но вот, в бездонной глубине темно-зеленых глаз промелькнула мрачная тень и, в тот же миг они загорелись такой лютой ненавистью, что у Андрея возникло непреодолимое желание спрятаться куда-нибудь, стать невидимым. Он попятился, что-то невнятно бормоча, и едва не опрокинул маленький круглый столик, на котором стояла какая-то тяжелая бронзовая статуэтка из коллекции Фаберже. Статуэтка сдвинулась с места, но не упала.
Андрей поспешно нагнулся и стал поправлять статуэтку. И тут на него обрушился настоящий шквал. Поток звериной, слепой ярости, словно струя кипятка, ударил ему в лицо. Он, даже, зажмурился, как будто спасая от ожога глаза.
- Вон отсюда!.. Гнида!.. Мягкотелая, вонючая гнида!.. Что?.. Хотел всю свою никчемную жизнь просидеть в высушенном состоянии под обоями?.. Нет, мой милый, не получится…. Рано или поздно приходится выбирать: становиться полноценным кровососущим клопом или подыхать. Ты свой выбор только что сделал…. Ну что ж…. Только знай: сдохнешь не в теплом, женушкином коттеджике, а в канаве!.. Слышишь?.. В к-а-н-а-в-е!..
Произнося эту длинную тираду, девушка ни разу не повысила голос, не ускорила свою речь, не сделала ни одной паузы. Она говорила абсолютно спокойно, как будто рассказывала подруге о новом косметическом средстве или оригинальной туалетной воде. Только едва заметное «растягивание» шипящих согласных, напоминающее шипение разъяренной змеи, выдавало ее гнев. Ледяное спокойствие, с которым она бросала оскорбления в лицо Андрею, придавало ее словам какой-то пророческий, зловещий оттенок.
Закончив говорить, Лариса села за стол и, как ни в чем не бывало, стала просматривать очередное почтовое сообщение. Вновь громко защелкала «мышь»….
Все было, как всегда: за окном, по-прежнему, ярко светило солнце, перед большим, плоским монитором сидела красивая, зеленоглазая девушка и, не отрываясь, следила за бегущими по экрану строчками.
Трудно было поверить, что еще минуту назад здесь кипели страсти, сталкивались непримиримые характеры, резко менялись «расчетные траектории» человеческих судеб….
Андрей вздохнул и устало побрел по направлению к двери. Не к той, массивной, дубовой двери, которая вела в директорский кабинет, а к обычной, типовой, изготовленной из прессованных опилок и дешевого бесцветного пластика. За этой дверью начинался длинный коридор, ведущий к бесшумному, скоростному лифту. А лифт уже был той главной шлюзовой камерой, через которую можно было беспрепятственно покинуть маленький, тусклый мирок института, наполненный призраками, и окунуться в большой, настоящий мир, залитый солнцем и населенный живыми людьми….
Выйдя в коридор, Андрей на секунду замер. Ему, вдруг, показалось, что из-за захлопнувшейся двери все еще слышится звонкий голос Ларисы, повторяющий нараспев:
- В канаве…. В канаве…. В канаве….
Он прислушался. Нет. Из приемной не доносилось ни звука.
- Черт…. Наваждение какое-то…. – пробормотал Андрей и быстро зашагал по коридору.









ИЗ «РАЯ» в РАЙ...

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ


 ЗВУЧИТ МУЗЫКА («Let it's snow», Ф. Синатра)

Сцена постепенно освещается

Спальная комната в большой роскошной американской квартире. За окном — рассвет. Слышен шум большого города. Стены комнаты прозрачные. Несколько больших зеркал на стенах. Несколько картин с абстрактной живописью. Справа — роскошная кровать с кожаным изголовьем, слева — идентичные ей кресла с косметическим столиком. На кровати лежит женщина на спине, закинув руки за голову. Слева от кровати, у окна, спиной к залу стоит мужчина в шёлковых пижамных брюках с голым торсом (Типаж Максима Аверина). Мужчина  закуривает, открывает форточку и говорит мечтательным голосом, не поворачивая головы:

- Когда здесь идёт снег, кажется, что ты в Москве... Жаль, что это бывает редко..

Женщина поворачивается набок, накрывает голову одеялом и выкрикивает:

- Закрой окно! Ты меня простудишь!..

      Потом она  откидывает резко одеяло и говорит:

- Эта твоя идиотская привычка превращает шикарную квартиру в московскую хрущёвку.

      Мужчина закрывает оно, поворачивается и говорит:

- Знала бы ты цену этого табака!..

Женщина:

- Ну спасибо, что не «Беломор»! Слава Богу, что у тебя есть деньги и вкус! А то от тебя воняло бы, как от твоего отца! У него даже любимый белый кот пожелтел от табачного дыма! Не забывай, что твой папаша от табака и умер!..

      Мужчина (сдеражанно):
      
- Давай оставим мёртвых в покое.

      Мужчина подходит к кровати, ложится рядом с женщиной, целует её в плечо, нежно               
      кусает за  мочку уха. (Начало интимной сцены)

      
       МУЗЫКА ПЕРЕСТАЁТ ЗВУЧАТЬ

       Женщина резко отодвигается и говорит:

- Ну нет! Даже не думай! Я не участвую в комедиях! Тем более в роли персонажа, над которым смеются! Вечер ты проводишь со своей юной мулаткой, а утром бросаешь мне остатки трапезы! Я понимаю особенности твоего возраста. Уже пятьдесят. Не мальчик. Но причём здесь я?

      Мужчина отодвигается, садится, начинает фразу:

- Могла бы...

      Женщина перебивает его:

- Не могу, не хочу и не буду! Мы договорились, что кажлый из нас живёт своей жизнью, а всё остальное — по обоюдному согласию! Ты — бизнесмен. Держи слово!

      Мужчина:

- Какой же ты стала деловой!.. Всего лишь за двадцать лет!

      Женщина:

- Не всего лишь, а за целых двадцать лет! У женщин — другое измерение времени! Они умнеют быстрее!
 
      Мужчина:

- Хочешь сказать, что я не поумнел за эти двадцать лет? А на чьи деньги ты тогда живёшь? Это только в сказках деньги сами плывут дуракам в руки!

       Женщина вздыхает, тянется, садится, говорит:

- Банальный упрёк, дешёвая сцена, как в плохом кино! А потом... Чем ты годишься? Подсуетился. Наворовал в «девяностые». И упрекаешь меня в том, что я не испачкалась...

       Женщина вскакивает с кровати, подбегает к зеркалу. На ней — шикарный пеньюар. Она                гладит свою талию, живот. (У неё — идеальные формы.) Приподнимает подол пеньюара чуть выше колен, смотрит на ноги, встряхивает пышные волосы, говорит:
 
- Ты не забывай, что тебе досталась красавица! А за это, дорогой, надо платить! И потом..., я никогда не забуду ночи наших первых лет с ящиком водки на кровати и пистолетом под подушкой! Не табаком и не дорогим парфюмом от тебя тогда несло... Так что ты со мной ещё не рассчитался, «малиновый пиджак»!

      Мужчина вскакивает с кровати, шипит:

- Не смей! Тоже мне «гениальная пианистка» с образованием музыкальной школы!.. Такое утро испортила!

      Мужчина встаёт и пересаживается в кресло, повёрнутое к стене на которой висит огромный телевизор. Хватает дистанционник, включает телевизор, переключает каналы. При переключении слышны то стрельба, то женский смех, то голос Шварценеггера «I'll be back!»... Он останавливается «на новостях». Женщина в это время приводит себя в порядок перед косметическим столиком. Из динамиков слышится прогноз погоды на английском языке, а потом звуит срочное сообщение: «Полиция разыскивает мужчину, который привёз в Нью Йорк из России женщину с больной дочерью для пересадки почки. Сняв с карточки наличные, мужчиа исчез, оставив женщину с больным ребёнком на улице. Этот авантюрист обманул так уже не одного человека. Такой крминальный бизнес заслуживает наказания. Вот его фотография. Опять звучит прогноз погоды. Женщина поворачивается к мужу и язвительным тоном говорит:

- Ты страдаешь от ностальгии. Вот они прелести нашей Родины. Авантюрист... Не авантюрист, а жулик! Привёз из России маму с больным ребёнком, обобрал и бросил. Как тебе наши соотечественники. Это по ним ты скучаешь?..

      Мужичина:

- А причём тут Россия? У подлецов нет Родины!

      Женщина:

- Ишь ты как заговорил! Воплощённое Христианство! А у самого «рыльце в пушку»! Ладно. Хватит «собачиться»! (Жанщина встаёт и продолжает говорить.) Напоминаю В семь вечера будут гости. Твои гости! Для твоего бизнеса это важно! Так что не опаздывай... (С насмешкой.) Сегодня к любовнице ты не попадаешь...

Свет на сцене гаснет.  Занавес опускается.



СЦЕНА ВТОРАЯ

ЗВУЧИТ МУЗЫКА (Очень медленный блюз)

Действие присходит в передней части сцены, перед закрытым занавесом.

Вечерние сумерки. Почти темно. За занавесом — свет фар проносящихся автомобилей. Падают редкие снежинки. Мужчина (герой первой сцены, Андрей) выходит на сцену слева. Он слегка освещён. Остальная часть сцены более тёмная. Он очень медленно идёт, смотрит вверх, потом по сторонам. На нём- длинное модное пальто с поднятым воротником. На лице — блаженная улыбка. Раздаётся звонок мобильного телефона. Он вынимает телефон из кармана. Слышен голос жены.

      Жена:

- Алё! Ты где? Ты скоро?

Андрей:

- Да. Уже иду. Буду минут через пятнадцать.

      Жена:

- Ты идёшь?! Ты что? Выпил?

      Андрей:

- Да не пил я! Просто решил ноги размять!

      Жена:

- Какие ноги? У тебя сегодня что-то с головой не в порядке! Ты, ведь, уже лет пять, как из машины не вылезаешь! Ладно. Делай, что хочешь. Только не опаздывай! Гости уже здесь. Надо, чтобы всё выглядело прилично. Да! Смтори там себе под ноги внимательно! Ходить-то уже небось разучился! Там яму на тротуаре вырыли здоровущую, как могила! Если кто в неё упадёт — все кости переломает! Ну всё. Мы ждём.

      Андрей продолжает идти. Перед ним появляется яма с очень низким ограждением (10 см), действительно похожая на свежевыротую могилу. Он подходит к краю ямы и смотрит в неё несколько секунд. Потом отходит от ямы, идёт вперёд. Звучит тревожная музыка. Он останавливается, сосредоточенно трёт лоб ладонью, как будто пытается что-то вспомнить; возвращается к яме, достаёт телефон, набирает номер, Говорит:

- Начинайте без меня. Я задержусь на час.

      Жена:

- Что? Что ты сделаешь? Ты соображаешь, что ты говоришь?

      Андрей:

- Мне нужно в церковь заехать.

      Жена:

- Что ты там забыл?

      Андрей:

- Ты права. Я забыл... Сегодня день смерти отца.


       Жена: (Напряжённо, разделяя слова)

- День смерти отца пятнадцатого февраля!

      Андрей: (С раздражением)

- Сегодня день смерти моего (!) отца!

Андрей выключает и убирает телефон, поворачивается лицом к дороге (к занавесу). К нему подъезжает  лимузин. Свет на сцене гаснет.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Мягко освещённое кафе. В нескольких местах на стенах — надпись «НОСТАЛЬГИЯ» , портеты Тарковскго и Янковского и картина «Утро в сосновом бору». Это кафе для русских эмигрантов. В нём все говорят только на русском языке. Четыре столика. За тремя сидят пары. За четвёртым, ближайшим к залу сидит Андрей. На нём — дорогая рубашка с высоким воротником, без галстука.  На столике: неполная бутылка водки, тарелка с солёными огурцами и другие закуски.

ТИХО ЗВУЧИТ ПЕСНЯ Владимира Преснякова «Странник».

Между столиками ходят официанты. Несколько секунд ничего не происходит.

      К гостям выходит метрдотель и говорит:

- Друзья! Спасибо, что пришли! Сегодня у нас в программе цигане. Они будут в полночь, а через пять минут в жёлтой комнате — фильм «Кавказская пленница», в зелёной - «Зекало» Тарковского. Приглашаем всех желающих. Убедительно прошу еду и напитки с собой не брать. Здесь вам не Америка.

Посетители дружно смеются и расходятся. Остаются только Андрей и мужчина за соседним столиком. Андрей наливает рюмку водки, собираетя выпить. Внезапно в кафе (с правой стороны на сцену) заходит полицейский. Он ведёт под руку мужчину, который выглядит совершенно пьяным. Мужчина — высокий, худой еврей с мягкими чертами лица. На нём — модная, короткая, стёганая куртка. (Типаж Никиты Тарасова в к/ф «Битва за Севастополь»)

МУЗЫКА ПЕРЕСТАЁТ ЗВУЧАТЬ. ПОСЛЕ КОРОТКОЙ ПАУЗЫ ЗВУЧИТ ПЕСНЯ в исполнении ансамбля «Самоцветы» «Снег кружится...»

       Полицейский:

- Мужики, нужна ваша помощь. Батюшка Отец Василий этого товарища мне с рук на руки передал, просил о нём позаботиться.

Андрей встаёт, подхватывает мужчину под руку и усаживает за свой столик.

      Андрей: (Обращается к полицейскому)

- Где это он так набрался?

      Полицейский:

- Он не пьяный. У него просто горе большое. Он неизестно сколько у церковной ограды в снегу просидел, пока его священник не заметил.

      Андрей:

- Ладно, брат. Оставляй его. Я за ним присмотрю.

Полицейский уходит. Андрей подзывает официанта.

      Андрей:

- Нам бы тару побольше и ещё один пузырёк.

Официант уходит и возвращается очень быстро. Он ставит на стол два стакана и бутылку водки. Андрей наливает себе и незнакомцу по полстакана водки, подвигает стакан мужчине.

      Андрей: (Твёрдым, повелительным тоном)

- Пей.

Незнакомец поднимает голову, пытается сосредоточиться и сконцентрировать взгляд на стакане.

      Андрей:

- Пей.

Мужчина залпом выпивает содержимое стакана, передёргивается, оглядывается по сторонам,  потом смотрит на Андрея и подвигает к нему пустой стакан.
 
       Незнакомец:

- Ещё.

       Андрей:

- О! Оттаял!

Андрей наливает незнакомцу ещё полстакана водки. Тот залпом опорожняет стакан и тянется  рукой к бутылке. Андрей перехватывает его руку и отодвигает бутылку.

       Андрей:

- Э, нет... Перерыв. Поговорим?

       Незнакомец:

- Поговорим.

       Андрей:

- Ну и кто же ты такой? Звать то тебя как?

       Незнакомец:

- Иван.

       Андрей:

- А по батюшке?

       Незнакомец:

- Абрамович.

       Андрей:

- О как... Вся история России... Кто ж ты такой?

        Иван: (Постепенно оживляется. При этом, чувствуется влияние алкоголя.)

- Я врач, уролог.

        Андрей:

из-за- Ну! Так ты не бедный человек! Что же ты в сугробе то, как бомж, отмораживался?..

        Иван:

- У меня жена умерла.

        Андрей:

- Беда... Так что же ты в церковь не зашёл. Я на Него обиделся.

        Андрей:

- На кого?

Иван показывает пальцем в небо.

         Андрей:

- Нашёл на кого обижаться, дурак!.. Он-то тут при чём? (Далее ехидным голосом) В миру живём...

Иван опять опускает голову.

         Иван:

- У меня кроме неё ничего в жизни не было. Она была мне другом, женой, матерью... и даже ребёнком... Детей-то у нас не было. Да что там! Я и в Америку то приехал из-за неё. Когда мне здесь работу предложили, она так обрадовалась! Говорит: «Там так тепло! Два океана! Джаз играют на каждом углу! И правда... В Питере она так часто болела!.. Ты представляешь? Она никогда не ела мороженого!.. А сюда приехала — ни разу не простудилась! Весёлая была, бодрая!.. Такую жизнь мне организовала!.. Как в Раю!.. Я не думал, что бывает такое счастье...

        Андрей:

- Да... Настоящая американка...

        Иван:

- Нет! Нет! Ты не понял! Здесь она была самой русской на свете! Бегала по благотворительным фондам, русским выставкам... Даже щенка русского спаниеля у кого-то нашла! Этой породы в России почти не осталось!.. И знаешь как назвала? Костиком в честь Паустовского! Он - её любимый писатель...

       Андрей:

- Ну прямо Марлен Дитрих!..

       Иван:

- По Родине она очень тосковала... Но держала это при себе, виду не показывала... (Иван полминуты молчит, потом горестно вздыхает.) Как же я без неё жить-то буду?..

         Андрей:

- Ну, ну!.. Ты не уходи в себя! Спроси что-нибудь обо мне для приличия!.. (Иван пристально Андрею в лицо. Андрей медленно протягивает ему руку.) Андрей... Ну, спрашивай! Спрашивай!...

        Иван:

- А ты кто, Андрей?

        Андрей:

- Ну слава Богу! Я бизнесмен. Жена у меня жива. И сын уже взрослый.

  Иван:

- А где твой сын?

        Андрей:

- Хороший вопрос!.. Сын у меня «молоток»!.. Сказал: «Достаточно, что ты в нашей семье бизнесом занимаешься. Деньги нужно использовать для приобретения счастья!..» И укатил на Гоя. Живёт там в городке хиппи. В инстаграмме выкладывает фотографии звёздного неба.

        Иван:

- И правда, молодец... Я тебе завидую...

Иван берёт наливает стакан водки и залпом выпивает.

        Андрей:

- Э!.. Как же ты домой-то пойдёшь?..

        Иван:

- А я и не пойду... Мне теперь там делать нечего... (Говорит пьяным голосом)

       Андрей:

- Ну эту проблему мы решим.

Андрей встаёт, берёт совершенно опьяневшего Ивана под руку, достаёт мобильный телефон,  набирает номер и говорит по-английски.

       Андрей:

- Mikle, come here! Help me!

Андрей убирает мобильный телефон в карман и говорит Ивану голосом заботливой мамочки.

        Иван:

- Мой шофёр тебя отвезёт.

Андрей и Иван уходят со сцены.


ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Сцена не освещена. Темнота  Звук бегущих собачьих лап. К нему присоединяется звук шумного собачьего дыхания, лёгкого поскуливания и облизывания собакой человеческого лица.

       Иван:

- Машка, убери Костика! Я же не иду на работу! Маша! Спаси!.. Уйди! Уйди! На место, Костик!

Включается свет. Роскошная гостиная комната. На стене — телевизор. Посреди неё - диван, два кресла, пара шкафов, журнальный стол; тумбочка, на которой стоит аудиосистема. Три окна плотно завешены тяжёлыми занавесками. На полу — огромный ковёр. Иван сидит на диване, растерянно оглядывается по сторонам. (Как будто, не понимает где находится.) Он закрывает лицо руками, горестно вздыхает и говорит.

        Иван:

- Машка, Машка! Что же ты наделала!.. Мне же как-то жить надо! Костик вон есть хочет... О, Господи!..

Ивана встёт идёт по нправлению к боковой кулисе. Раздаётся скрип двери. Он останавливается и говорит.

        Иван:

- Ну, иди, гуляй, несчастный... Потом покормлю... И мы с тобой поговорим...

Иван возвращается к дивану и на ходу говорит.

        Иван:

- Больше-то не с кем...

Иван садится на диван, берёт ТВ-пульт, какое-то время время вращает его пальцами, а потом  отбрасывает в сторону. После этого он продолжает говорить.

         Иван:

- Видеть никого не хочу.

Иван подходит к аудиосистеме и включает её.

ЗВУЧИТ МУЗЫКА (Э. Артемьева из к/ф. «Свой среди чужих, чужой среди своих» (Концовка)).

Музыка приглушается и раздаётся голос диктора: «Вы слушаете «Русское радио». Для вас, дорогие бывшие соотечественники — коктейль из самых разных местных новостей. Хорошая новость: Агутин и Варум через месяц будут давать у нас в Нью Йорке несколько концертов. Это их новогодний подарок нам... А плохая заключается в том, что подлеца, обокравшего мать с больной девочкой, пока не нашли. Добрая Православная семья приютила их, а вот денег на обратный перелёт у них нет. Да и долетит ли девочка? Это тоже большой вопрос. Желающие оказать финансовую помощь, обрщайтесь к хозяину русского клуба «Ностальгия». Он напрямую связан с мамой девочки без карточек и счетов. Как вы понимаете, это гарантия, что деньги дойдут до адресата.

ЗВУЧИТ МУЗЫКА (Инструментальная, звучная).

Иван убавляет звук, берёт модильный телефон, набирает номер.

        Иван: (Говорит по телефону)

- Альбина, привет У вас всё в порядке? Жорка на работе? Да, да. У меня тоже всё нормально. Скажи. Ты новости слышала. Да. Я о них. Что там за проблема-то у ребёнка?.. Понятно. Понятно. То есть технически возможно. (Его отвлекает от разговора собачий лай за дверью.) Альбиночка, спасибо за информацию! Извини! У меня собака тут за дверью революцию утсраивает. Надо её покормить. Ага... Целую. Пока.

Иван идёт к боковой кулисе. Слышится шум открывающейся двери, звук бегущих собачьих лап. А в комнату входит Андрей (!).

        Иван: (Ошарашенно)

- Ты откуда?.. Ты как узнал... где я живу?..

        Андрей:

- Ну ты и набрался вчера, «Ватсон»!.. Мой же шофёр тебя отвозил! Вот я и решил проверить цел ты или нет... Я человек свободный... Деньги сами на меня работают...

Иван пятится и резко садится (шлёпается) в кресло. Андрей по-барски, не спеша, усаживается на диване.

        Андрей:

- Неплохо живёшь... Прямо, семейное гнездо... Чувствует женская рука... Ох! Извини! Я — на больной мозоль!..

Иван встаёт, достаёт из шкафа бутылку виски и два тамблера, ставит всё это жарнальный стол. Андрей тянется к ТВ-пульту.

       Иван:

- Не включай! Ничего хорошего не услышишь! Пожар, потоп... Или, вообще, Конец Света...

Андрей включает телевизор.

        Андрей:

- О чём тогда говорить будем? О болезнях я не хочу! О бабах... Извини! Опять оплошал!.. Ты не можешь... А тут сразу тема для разговора появится... Вот, моя любимая передача из Москвы, где мужики стоят в студии друг против друга, брызгают слюной и называют себя политиками.

        Иван:

- Это та, где Россию всё время бензоколонкой обзывают?..

        Андрей:

- Ага! Попался!.. Ничто человеческое докторам не чуждо...

  Иван:

- Да смотрели иногда с машкой для смеха..., чтоб представлять себе, как историю переписывают... Страдали, правда, очень от того, что нашу страну в грязь втаптывают..

        Андрей: (Издевательски)

- А ты под «нашей» какую страну подразумеваешь?

        Иван: (Смотрит на Андрея пристально)

- А действительно!..


 

  

ЗВУЧИТ МУЗЫКА («Let it's snow», Ф. Синатра)





 

















 



















ЗВУЧАНИЕ МУЗЫКИ ПОСТЕПЕННО ПРИГЛУШАЕТСЯ

Отец: