Моему другу посвящается
Автобус подкатил к воротам, и кто-то облегченно выдохнул: « Наконец-то».
Всю дорогу рядом тараторили две пожилые матроны, и от духоты, от их бесконечной болтовни он сильно устал.
Он достал из-под сиденья красную спортивную сумку, спустился на бетонную площадку перед воротами и пошел по гравиевой дорожке в сторону моря, вдалеке слышался шум прибоя.
Завернув за угол серого здания, с вывеской «Столовая», он чуть не столкнулся с коренастым мужиком, по виду спортсменом.
— Эй, полегче, — отпрянул тот.
— Вы не подскажете, где здесь директор лагеря? — спросил он с невозмутимым видом.
— Вон, в первом домике, в начале левого ряда. — Указал тот на кирпичный дом.
— Спасибо, — кивнул он и пошел дальше к морю.
Море было холодное, на пляже почти никого не было. Он быстро стянул с себя джинсы, футболку, разбежался и нырнул: было приятно ощущать энергию своего тела и плыть, плыть вперед под изумрудно-золотистой водой с открытыми глазами, поднимая со дна фонтанчики желтого песка.… Когда закончился воздух, он вынырнул, развернулся и посмотрел в сторону берега, желтая полоска пляжа едва виднелась. Короткими сильными гребками он вновь поплыл в сторону горизонта. Иногда его с головой накрывала высокая пенистая волна, но он все греб и греб. Когда он вновь развернулся, берег уже был виден с трудом. Он лег на спину, солнце было в зените; здесь на глубине волны были длиннее, и поэтому не захлестывали; было приятно лежать на спине, качаясь на волнах. «Как в колыбели, — подумал он, — как в колыбели времени, в колыбели времени…»
— Ну, что, поселился? — спросил его незнакомец, с которым он столкнулся возле столовой.
— Да.
— А в каком домике?
— В сто восьмом.
— Это что с этим Жорой?
— Я еще никого там не видел.
— Ну, ты не пугайся, он немного того, инвалид, в детстве переболел параличом и все такое.
— А чего пугаться-то?
— А ты, молодец, смелый, я видел, как ты далеко заплыл.
Новый знакомый улыбался ему открыто и приветливо, будто они были друзьями с детства, он был громадного роста, с волосатой грудью, спиной, огромными ручищами, глаза у него были угольно-черные, блестящие, с поволокой, и немного на выкате.
— Может, ты еще и в волейбол играешь, а то давай, сгоняем. Меня зовут Арон, а тебя?
— Меня Слон.
— Почему это Слон?
— Так меня называют друзья.
— Ну ладно, Слон, так Слон, так что сразимся сегодня вечером?
— Честно говоря, в волейбол я играю плохо.
— А во что же ты играешь хорошо?
— В шахматы.
— Вот это да! А я как раз искал себе напарника, мозги потренировать, самолюбие потешить, так давай тогда я возьму колоду, и устроим матч после ужина Каспаров — Крамник, римэйк для веселых ребят с юга, а призом будет початая бутыль красного вина, ты не против?
— Нет, конечно.
Он рассмеялся.
— Ладно, договорились.
Вечером перед заходом солнца они уселись под крашеным навесом на берегу моря, разобрали деревянные фигурки, расставили их аккуратно на доске в черно-белую клеточку и начали играть.
После нескольких ходов он понял, что играет сильнее, и потому стал импровизировать, расслабился. А когда начало темнеть, они разлили по стаканам вино, выпили, и он подумал, что вот, Бог послал ему человека.
Играли они молча; мгновенно вспыхивали и пропадали освещенные дорожки неожиданных комбинаций, но досчитывать их до конца не хотелось. Он просто полагался на первый импульс, интуицию, и это приносило удовольствие. Арон играл слишком азартно, но считал он здорово.
Вскоре они оторвались от игры. Шахматные фигурки уже стали едва видны. Волна с шелестом накатывала на берег, дул легкий бриз, насыщенный запахом водорослей, в небе сияла огромная луна, на ней четко проступали очертания кратеров.
— Хорошо, — обронил он, откинувшись на руки.
— Да, ты играешь сильнее, но мы еще поборемся, еврейские не сдаются.
— А ты что еврей?
— А ты что думал чечен?
— Да мне все равно, так, просто спросил.
— Слушай, так его в глоточку, у меня идея, махнем на диско, завтра приезжает моя благоверная с сыном, и все, карантин, — вдруг оживился Арон. — Давай, давай, ты же не откажешься от десерта.
— Нет, конечно, сладкое это всегда здорово.
— Вот и ладушки.
Место, куда они пришли, походило на танцплощадку прошлого века, на возвышении были установлены колонки, которые ревели что-то победное на английском языке с немецким акцентом, на ярко освещенном круге бетонки топтались всего несколько пар.
— Да, выбор тут не богатый, — протянул Арон.
— Что будем делать?
— Будем поднимать любые деньги. Вон, смотри, вроде бы неплохой экземпляр.
— Где, где?
— Да вон, крутит задом за тем длинноруким дылдой. Смотри, какая задница, зачаруешься, ну, давай, вперед. А я вон ту субтильную попробую зацепить, может, она также горяча, как и худа.
Арон подошел к высокой блондинке, и вскоре уже мял ее в своих медвежьих ручищах и махал, крича, как сумасшедший: «Слон, давай, давай быстрее, рыба ждет, рыба готова!»
— Ну, как ты? — спросил он ее.
— Меня зовут Лена, — ответила она невпопад. продолжая танцевать.
— Откуда ты?
— Из Москвы.
— Это хорошо, — они стали дрыгаться вместе со всеми.
Кто-то толкнул его в бок, он обернулся, это был Арон, который подмигнул ему, выделывая немыслимые пируэты со своей партнершей.
Медленный танец танцевать было неудобно, она была невысокая, лицом упиралась ему в грудь, но он не думал об этом, ему было все равно.
— Ты красивая.
— Говорите, говорите.
— Нет, правда, ты красивая.
Он почувствовал, как она прижалась к нему сильнее.
Вскоре они шли по берегу, увязая по щиколотку в песке. Ветер усилился, принося издалека запахи ночного моря. Он ее обнял и поцеловал , в голове у него зазвенели тысячи серебристых колокольчиков, все закружилось, завертелось, как на качелях. Рот у нее был сладкий, скользкий, текучий, да и сама она была сладкая, сочная безумная. Она была просто безумная.
Проснулся он поздно. Долго лежал в кровати, прислушиваясь к крикам детей на пляже и шуму прибоя.
— Что-то ты припозднился.
Арон стоял в одних плавках, с нескрываемым удовольствием демонстрируя всем свои бицепсы и огромные руки борца.
— Все уже давно в сборе. Вот, хочу тебя познакомить. Это моя драгоценная женушка, белорусская принцесса, Лариса. Это мой сыночек Илюшенька, будущий царь Иудейский, а это твои соседи по коммунальной квартире. Кстати, ты, наверное, еще не успел с ними познакомиться. Прошу любить и жаловать. — Он отошел в сторону, сделав при этом характерный жест рукой, чуть наклонив голову, будто представляя иностранному послу своего государя.
— Жора, — протянул руку, точнее не руку, а скрюченную лапку, невысокий улыбчивый горбун.
При этом он подскочил как-то боком, и быстро-быстро закивал головой, пытаясь еще что-то выговорить, но слова застревали у него в горле, и оттого выходило только странное шипение и бульканье.
— Р-р-аа-д. — выдавил он.
— А это его сын Андрюша, — сказал Арон, указывая на белобрысого мальчугана, лет восьми, который строил из песка крепость у самого берега.
— Ну а это ты сам знаешь кто.
— Привет, — кивнул он ей и отвернулся.
Его смутил этот ее прямой взгляд со знаком вопроса.
— Ну что команда, кто в волейбол? — спросил Арон, подбрасывая мяч.
— Я окунусь разок, потом подтянусь.
— Давай, давай быстрее, а то нам без тебя никак, сам понимаешь.
Он бросил на песок купальное полотенце и подстилку, разбежался и прыгнул в воду.
Море было чистое, золотисто-зеленая вода искрилась солнечными бликами. Лучи солнца достигали дна. Он вынырнул и распластался на воде лицом вниз, потом быстро кролем поплыл к буйку, зацепился за него и стал смотреть в сторону берега, туда, где была волейбольная площадка. На одной стороне играл Арон с Леной на другой остальные.
«Дурак, не надо было столько вчера пить», — подумал он. — Чего это она так на меня смотрит, только бы не было этих дурацких осложнений».
Ему стало за нее стыдно. Она была какая-то нескладная в своем ярко-синем купальнике, била мячом куда попало и при этом все время истерически хохотала.
По сравнению с ней жена Арона, пышная, зеленоглазая, брюнетка, казалась просто красавицей.
— Вот так его, в глоточку, — Арон радостно вскинул руки вверх, — победа! Победа!
— А-а-а, Ленушка, наша лебедушка, садись, садись рядышком, мы вот тут катаем, катаем, и все в одни ворота, вот у Слона ничего не выходит, расстроенный он какой-то, ты бы развеселила его, что ли, или это я так усилился. А, может, это все погода, уже третий день дождит, а уезжать все равно не хочется, да, Ленуся?
Она молчала. Она сильно загорела, и в красной кофточке и белой юбке, с ярко накрашенными губами, выглядела очень соблазнительно, юбка у нее буквально лопалась от напряжения бедер.
Арон обнял ее и чмокнул в щеку.
— Пока жена не видит. Эх, всегда чего-то не хватает. Ну, так что? Еще сгоняем, или слабо?
— Нет, я, пожалуй, пойду. — Поднялся он, сглотнув сухой комок в горле.
В домике было сыро, неуютно. Накрапывал шелестящий дождь. Он лежал на кровати и смотрел в потолок. Что-то случилось. Что, - он и сам еще не понимал. Почему все так изменилось. Почему?!
В то утро, когда он сбежал с пляжа, она пришла к нему. Она пришла и чего-то ждала, а он вот так, как сейчас, лежал на кровати и смотрел в потолок, и ничего не говорил, молчал и ничего не говорил.
Потом она расплакалась, с ней случилась истерика. Она рыдала, что-то выкрикивала, говорила, что у нее какой-то приступ, все время хваталась за живот, потом сползла с кровати и стала кататься по полу. Он испугался, но, стиснув зубы, лежал на кровати и ничего не говорил, ему показалось это все слишком наигранным, нереальным. В конце концов, он не выдержал, поднялся и ушел. Через несколько дней после этого Арон сказал ему:
— Слушай, ты займись ей, а то я ей вставлю, смотри, как страдает. Я не могу просто смотреть на это спокойно.
— Делай, что хочешь.
— Смотри, захочешь, да обломится.
«Обломится». «Обломалось». Арон рассказал ему как-то, как он грубо взял ее у деревянных щитов на пляже, пока жена кормила грудью сына, очень уж захотелось.
— Вставил ей, а она плачет, тебя дурака, говорит, любит, — слезы вот такие, с палец, представляешь, говорит, что все время думает только о тебе, вот дуреха. Еще она сказала, что отомстит тебе».
— Чушь.
— Я тоже так подумал, но так сказала.
А однажды он застал ее в домике с этим обезьяной Жорой.
Накрапывал дождь, было тихо, неуютно и сыро. «Что же делать, что же теперь делать?» — спрашивал он себя, чувствуя, что погибает в черном омуте ревности и тоски.