Уже с первого декабря отец с наступлением темноты каждый день включал разноцветные гирлянды на окнах. Вообще-то, эта традиция в Германии больше имела отношение к празднованию Рождества, ровно за четыре недели до которого начинались одноименные базары и распродажи, а все большие и малые города по вечерам соперничали друг с другом в яркости и многообразии праздничного убранства. Последнее, в отличие от базаров, в большинстве своем оставалось нетронутым и после 24 декабря, молчаливо соперничая с треском новогодних петард, фейерверков и бенгальских огней.
Еще не затихло в комнате эхо от двенадцатого удара часов, как ночная тишина за окном взорвалась тысячами радужных сполохов. В такие минуты в стране не существовало классовых, религиозных, национальных или иных различий между людьми: белокурые и чернокожие, немцы Бог знает в каком поколении и приехавшие пару лет тому иммигранты – все дружно и шумно радовались наступлению Нового года.
Артем с родителями тоже приняли активное участие в этом действе, а потом вернулись к шампанскому, Hennessy, к любимым салатам и другим закускам, любовно приготовленным хозяйкой дома при посильном участии обоих мужчин.
Три свечи в старинном подсвечнике в центре стола и десятки маленьких лампочек на окнах давали достаточно света, чтобы не пронести вилку или бокал мимо рта, и одновременно создавали некую особо доверительную атмосферу.
- Знаете, родители, - Артем хитровато прищурился и медленно выпустил несколько аккуратных колечек дыма, - вот многие сверстники до сих пор не верят, что мне действительно хорошо дома. А в новогоднюю ночь я вообще не хочу куда-то уходить. Все есть, все вкусно… Мамочка вот даже в комнате курить разрешила. Какой бы я ни был разгильдяй по жизни, но с вами мне с братьями повезло. Жаль только, что они сейчас далеко…
- Да-а, вместе бы было вообще замечательно, - отец отпил глоток янтарного напитка и достал из пачки сигарету. – А тебе-то, конечно, не дурственно. И покормят, и оденут, и постирают. Даже покурить дадут. Вот бы еще и «прикурить» иногда… Да, наверное, стар уже стал.
- Ладно, батя, насчет старости-то не заливай: какие твои еще годы. Я же не спорю: штучка еще та. Временами… Но ведь все хорошее от родителей, все плохое – от отца с матерью. Так что…Неужели мы сейчас плохо сидим?
- Да нет, хорошо. Даже – очень.
- Ну вот. Я хочу еще много, много лет также встречать Новый год. Можно еще и с братьями.
- И с твоей женой и внуками, - не смогла удержаться от легкой колкости мама.
- Ага! И где я такую, как ты, найду? Или, хотя бы, очень похожую. – Артем хорошо знал этот мамин «пунктик». – Сами таким воспитали, теперь вот и «мучайтесь»…
- Так мы же с отцом и не против.
- Вот и замечательно! Давайте, как говорят во всех уголках земного шара, «ле хаим!».
- За жизнь! – подняли бокалы и отец с матерью.
Пламя свечей чуть вздрогнуло от встречного движения трех рук и тут же опять успокоилось. Разноцветными искорками переливались лампочки на окнах. На улице еще виднелись радужные сполохи фейерверков и слышались приглушенные разрывы петард. Новый год отсчитывал свои первые часы.
А три человека молча курили, сидя за массивным дубовым столом в гостиной и изредка бросали друг на друга теплые взгляды. Им было хорошо и без слов.