Этот февральский день обещал быть плотным. Предстояло организовать подготовку корабля к погрузке ракет, высидеть на традиционном еженедельном совещании в штабе дивизии и многое другое, но важнее всего для Федина было выполнить обещание, неосторожно данное накануне своей жене - посетить стоматологический кабинет.
«И так времени нет, а тут еще поликлиника», - посочувствовал он сам себе, - «Ненавижу стоматологов - эскулапы и живодеры». Словом, идти туда не было ни времени, ни желания.
Действительно, у молодого - назначенного всего несколько месяцев назад - командира атомной подводной лодки и не могло быть много свободного времени, но жена - это святое, поэтому придется идти к врачам, невзирая ни на что.
Но если честно сказать, у Бориса Павловича с детских лет установились специфические отношения со спецами в белых халатах: при первых же признаках насильственной боли в ушах у него появлялся нарастающий звон, а при виде крови, даже чужой, этот звон еще не успевал возрасти, как врачи уже хлопотали вокруг потерявшего сознание пациента.
С нехорошими мыслями о стоматологах, которые, кстати, в этом были совершенно не повинны, Федин дошел до подводной лодки. Приняв утренний доклад дежурного по кораблю, он занял свое место в строю экипажа. Подъем военно-морского флага- единственный из ритуалов, выстраивающий всех в общий строй независимо от должностей и рангов. Это значит, что перед флагом все равны: от матроса до адмирала.
- На флаг, гюйс, смирно! - разнеслась над бухтой усиленная динамиками команда с флагманского корабля. Наступила минута тишины, пожалуй, единственная в течении дня, когда исчезает суета и можно как в молодости увидеть романтику.
... Рассвет заставил слегка покраснеть покрытые ослепительным снегом суровые склоны гор, которые здесь почему-то принято называть сопками. Сплошной ковер ледяного панциря бухты дополнял эту белую картину. Ее можно было бы назвать «белым безмолвием», если бы не подводные лодки.
Красивые своей строгостью форм и полнейшим отсутствием архитектурных излишеств, черные корпуса субмарин замерли у пирсов. Издали казалось, что лед навсегда приковал их к стенке и лишил жизни, но, подойдя ближе, замечаешь, что от каждого пирса по направлению к середине бухты тянутся дорожки слегка другого цвета - это ледокол регулярно делал свое дело. Раз чистят дороги, значит, жизнь есть.
- Флаг, гюйс, поднять!
Запела труба и полотнища флагов и гюйсов медленно поползли вверх и заняли свое место на флагштоках.
- Вольно!
Ритуал подъема военно-морского флага завершен. Начался рабочий день.
Командир, как и положено, первым поднялся на борт подводной лодки. И как только он ступил на первую ступеньку трапа, дежурный подал команду "Смирно!» и отдал честь. Все присутствующие замерли и взяли под козырек в ожидании, пока командир не пройдет весь трап и ступит на борт корабля.
«Команда «Смирно» командиру корабля подается при каждом его прибытии на корабль (сходе с корабля)».
Корабельный устав ВМФ, ст. 645
Все правильно, устав соблюден, но что-то не так. Наверное, интонация у дежурного по кораблю при этом была такая, что он как бы оправдывался перед присутствующими за то, что их потревожил. И от этого Федин, идущий по трапу, чувствовал себя неловко под прикованными к нему взглядами, как будто он нечаянно присвоил себе что-то ему не принадлежащее.
«В чем дело?» - не в первый раз задавал себе вопрос Федин. - «Почему они не признают меня командиром? А может дело в том, что у меня нет никакого авторитета?» Но ответ так и не нашелся.
Завертелся рабочий день. Посыпались разные вводные: внеплановые, неожиданные, обязательные …, но Федин все отмел и решительно зашагал в спецполиклиннику, пытаясь по дороге отвлечь себя от предстоящей экзекуции раздумьями о наболевшем
А подумать, конечно же, было о чем. Например, где взять авторитет молодому командиру? И, вообще, как могло оказаться, что весь предыдущий авторитет куда-то исчез? В самом деле, с первого дня офицерской службы он не искал, где полегче, и вскоре стал хорошим штурманом, потом добросовестным помощником и, наконец, старшим помощником командира корабля. Он был, наверно, неплохим старпомом. Его даже прозвали "старпом дивизии", поскольку он ходил в моря почти на всех подводных лодках соединения, особенно, когда нужно было кого-то выручать или подменять. Его бросали на ответственные участки, ему давали самые невыполнимые поручения, и он их выполнял. Это было прекрасное время: командиры экипажей доверяли ему, как себе, его уважали, ценили, и было за что.
Так почему же теперь, с назначением на должность командира, все былые заслуги оказались забытыми, авторитет куда-то исчез, и сам он стал как бы зеленым салагой? Командование дивизии с ним разговаривает снисходительно, командиры других экипажей его попросту не замечают, и даже не все подчиненные воспринимают всерьез. Штурман, например, вообще встал на путь конфронтации. По возрасту они почти ровесники, и тот усиленно подчеркивает теперь свою независимость. При этом он особенно выпячивает свой «высокий профессионализм», памятуя о том, что Федин вышел из штурманов.
«Что же с ним делать?.. А может и не надо ничего делать? Может надо взглянуть на самого себя, да повнимательнее?.. Если авторитета в экипаже нет, значит, его надо зарабатывать, а не искать виновных в этом... Но, простите, я же не вчера на свет родился, чтобы авторитет вдруг стал равен нулю. Что же, выходит, меня продвигали по службе вверх и вверх, а авторитет при этом не учитывался?
А может, служебная лестница- это не как у пожарных, только вверх по прямой? Может карьера складывается из множества лесенок, и все они начинаются с нулевого авторитета, а вот высота их разная? И чем выше должность, тем лестница длиннее. Пожалуй, что так. И тогда получается, что каждый раз при назначении на вышестоящую должность ты вновь оказываешься на самой нижней ступеньке своей новой лестницы и снова надо карабкаться вверх и вверх, выбросив из памяти воспоминания о том, что на предыдущей лестнице ты был где-то вверху.
Итак, дело все-таки во мне самом, а не в штурмане или в ком-то другом. Остальные, пожалуй, тоже еще не смирились с назначением к ним нового командира, просто штурман оказался темпераментнее остальных.
Значит, прежде всего, мне самому надо позаботиться об укреплении своего авторитета. А как это сделать, интересно, если каждый день приходиться заниматься лишь элементарными делишками? Надо быстрее выходить в море, только там настоящие дела.
Но с другой стороны, как можно выходить в море, если тот же штурман совершенно неуправляем? А ведь ему придется доверять безопасность плавания... Да, получается замкнутый круг. И чтобы его разорвать, нужно справиться со всем-всем самому.
Вдобавок, надо учесть, что с этим экипажем мне не доводилось раньше плавать. В него набрали людей, как говорится, «с бору по сосенке». Попали и бывалые, но с других проектов подводных лодок, ну, и, конечно, новички. А теперь добавились и «аборигены» из своей дивизии. В общем, получилась какая-то «сборная солянка», из которой надо сделать экипаж. А как сделать? Ведь в должности командира я не то, что в море, от пирса еще не отходил».
... Дверь стоматологического кабинета неожиданно распахнулась:
- Следующий, пожалуйста!
Твердым шагом, как герой - к месту казни, Федин подошел к белому креслу и уселся. Будто специально, сбоку стояла плевательница, сплошь забрызганная, нет, скорее залитая кровью. Как Федин не отворачивался, эта кровь постоянно лезла в глаза. Женщина, бряцавшая о стеклянный столик в углу никелированными инструментами для пыток и явно испытывающая от этого немалое удовольствие, наконец, прекратила свое изуверское занятие и приблизилась к дыбе. Стоящая колпаком шапочка и огромная марлевая повязка закрывали все лицо так, что не закрытыми оставались только глаза. Ну, вылитый палач времен инквизиции. Правда, тогда женщин на эту вакансию не брали. «Палач» пронзительно уставился на Федина:
- Что-то мне вид ваш не нравится. Скажите, как вы относитесь к лечению, ну, в смысле, к зубной боли?
- Нормально отношусь.
«Палач» включил бормашину, поймал еще немного кайфа от ее визга и, наконец, соизволил повернуться к пациенту. Марлевая повязка зашевелилась, очевидно, произносились какие-то слова, но Федин уже не в состоянии был воспринимать...
Медленно... пришел в сознание: резкий запах нашатырного спирта, ... горизонтальное положение, ... несколько фигур в белых халатах смотрят сверху вниз:
- Я еще ничего не делала, а он...
- Ну и мужики пошли...
- Выносите его на улицу, осторожненько...
Федин наполовину пришел в себя. Ощущение было такое, будто жизни осталось минут на двадцать, но поставленная задача должна быть выполнена любой ценой:
- Какая улица? Лечите, что надо и, пожалуйста, побыстрее.
- Нельзя же вас лечить в таком состоянии.
- Нормальное состояние, обычное.
- Ну, если обычное, тогда ладно - ядовито прошипела марлевая повязка. - Держись крепче.
... Невозможно определить, сколько прошло времени, но состояние небытия все-таки закончилось. Во рту какие-то тампоны, значит, с зубами что-то сделали. Вот и отлично: кабинет посетил, а значит, и обещание выполнил. Пошатываясь, Федин побрел к штабу - пора на совещание. Прострация еще не совсем отпустила сознание, но это не мешало испытывать чувство жгучего стыда и беспомощности одновременно. «Как же я вообще смогу быть командиром боевого корабля, где возможны и кровь, и боль, и даже смерть.»
...Начальник штаба соединения капитан 1 ранга Вуалев встретил его сердито:
- Где тебя носит? Уже с ног сбились в поисках. Погрузка ракет на носу, а он прохлаждается! Короче: срочно снимайся со швартовых и переводи лодку к дальнему пирсу под погрузку.
- Но в плане же нет перехода, да и погрузка по плану только на следующей неделе.
Начальник штаба возмутился, причем очень даже искренне:
- Какому плану? Вчерашнему, что ли? Уже давно живем по новому плану. Ну и молодежь пошла. И чему только вас в школе учили? Слушай меня внимательно: тебе предстоит выполнить важную и ответственную задачу - переход к дальнему пирсу. При этом, учти, что это будут твои первые самостоятельные маневры: отход от пирса, затем достаточно сложное плавание за ледоколом по забитой льдом бухте и, наконец, швартовка к дальнему пирсу. Надеюсь, тебе известно, что любое мероприятие, выполняемое впервые, обязательно делается под присмотром старшего?
- Так точно.
- Так вот, старшим на борту у тебя будет заместитель командира дивизии капитан 1 ранга Туканов. Он сейчас как раз находится на дальнем пирсе, там другая наша «единичка» заканчивает погрузку под его руководством. Все ясно?
- Не совсем. Вы не сказали, когда начало погрузки. И еще: как же Туканов успеет вернуться оттуда, чтобы быть у меня старшим на борту во время перехода?
Вуалев поморщился:
- Сразу видно, что молодо-зелено. Запомни на будущее: ни один уважающий себя командир такого вопроса никогда бы мне не задал. Персонально для тебя объясняю. Туканову и не надо оттуда возвращаться. Просто-напросто он будет старшим и там, и здесь одновременно. А где же я тебе наберу старших на каждый чих? Тем более, что комдив в отпуске. Вот так-то. А погрузка ракет будет по дополнительной команде, то есть, своевременно или несколько позже. Сроки - это уже мое дело. Для тебя главное - доставить туда корабль в целости и сохранности. Будь осторожнее на переходе: лодку будет тащить за «ноздрю» буксир, а впереди еще и ледокол, поскольку лед очень плотный. Но при всем при этом, за безопасность кораблевождения отвечаешь только ты. Это учти. Закон суров, но он закон.
- Владимир Никонорович, что значит «потащит буксир», разве реактор вводить не будем?
- Ты панибратство здесь не разводи и обращайся как положено, а то я быстро научу, как со старшими разговаривать. Естественно, никакого ввода, еще чего не хватало. Пойдешь под своим дизелем. Вернее сказать, твой дизель будет только чихать, да вонять, а толку от него в этой ледяной каше все равно никакого - силенок маловато. Так что, только на буксире. Ох, уж эта молодежь.
Федин хотел еще что-то спросить, но передумал, дабы вновь не услышать намек на свой возраст.
- А теперь пойдем на инструктаж к командующему, - продолжил Вуалев и, встретив вопросительный взгляд командира, добавил:
- Так положено: перед первым самостоятельным маневром, хоть это и перешвартовка от пирса к пирсу, сам командующий лично беседует.
... Контр-адмирал Волгин - невысокий, собранный, резкий в движениях и с острым взглядом - терпеливо выслушал доклад начальника штаба и, повернувшись к командиру лодки, спросил:
- Ну, товарищ Федин, вам все понятно? Задача, по-моему, поставлена несложная, но ответственная: выполнить переход корабля от и до. И не надо никакой отсебятины, никакой лишней инициативы. Всегда прошу помнить, что Родина доверила вам атомоход, стоимость которого, кстати, равна величине годового бюджета среднего европейского государства. А, кроме того, под вашим командованием находится почти сто человек, жизни которых зависят от вас лично.
- Так точно, товарищ командующий!
- Вуалев, я правильно вас понял, что командир подробно проинструктирован по мерам безопасности? Вот только я не уловил, как это ваш Туканов будет старшим на переходе, когда он сейчас находится на дальнем пирсе?
Начальник штаба начал скороговоркой:
- Ну что тут непонятного, очень даже понятно все. Федин идет на дальний пирс, а там как раз Туканов, вот он и ...
- Вы что, меня за идиота принимаете?! Ну-ка, Федин, выйди из кабинета.
Несмотря на плотно закрытую дверь, в приемной отчетливо было слышно все, о чем кричали в кабинете.
«Старший должен быть на борту - это же ребенку ясно! Немедленно доставить сюда Туканова машиной!»
«Вы прекрасно знаете, что он там больше нужен. Погрузка ракет идет вовсю. А здесь что? Тьфу! Это же не настоящий выход в море, а всего лишь перешвартовка. Буксир, ледокол - да это же элементарный маневр на веревочке. Ребенок - и тот справится».
«Вы меня не учите! Нарушения в малом ведут к преступлениям!»
«Нельзя слепо жить по инструкциям».
«Что вы себе позволяете!»
«Прошу прощения, но другого выхода просто нет. Командира мы, конечно, настроим на ответственность задания, но мы-то с вами прекрасно понимаем, что это не выход в море, а всего лишь...».
Голоса стихли, слились ...
Вскоре дверь открылась, и вышел начальник штаба с багровым лицом. Следом, не торопясь, адмирал - глаза совсем не сердитые.
«Хоть и строгий, но, кажется, не злопамятный. Не зря уважают» - подумал Федин.
- Ни пуха, ни пера, командир. Желаю удачи. И помни, что все зависит только от тебя самого, -по доброму сказал Волгин. -Действуй строго по инструкции и все будет в порядке.
«Ну, вот», - подумал Федин,: «Мне, значит, «действовать строго...». А Вуалев- то каков? Не зря говорят в дивизии, что наш начальник штаба, как танк: везде пройдет и всегда добьется. И насчет ответственности он мне ловко навешал лапши на уши - я даже поверил. А на самом-то деле - всего лишь «ответственная перешвартовочка».
... У пирса уже стоял буксир и торопил с отходом. Поодаль ползал ледокол, легко превращая лед в кашу. Старпом, оказывается, уже подготовил корабль к отходу и ждали только командира. Потому и получилось, что не успел Федин подняться на борт, как старший помощник распорядился отдать швартовые концы. «Без моего разрешения!? Ну я разберусь с ним, как освобожусь». Начинать первое в жизни самостоятельное плавание со скандала совершенно не хотелось, поэтому Федину пришлось «подхватить эстафетную палочку» и как попало, без всякого эффекта подать следующую за этим команду:
-Оба мотора назад малый!
Вот так, не успел командир прочувствовать пресловутую ответственность маневра, как лодка уже отошла от пирса.
...Переход был совершенно спокойным, хотя Федин и суетился, чуть ли не выпрыгивая из штанов. Ему казалось, что все идет как-то сикось-накось: и буксирный конец слишком короткий, и буксир МБ-12 тянет не в ту сторону, и .... Но все обошлось. Впрочем, этот буксир ежедневно таскает по десятку лодок, так что иначе и быть не могло. Словом, никаких усилий экипажа не понадобилось, и лодка, как бы сама по себе, пошла куда следует. Шуршащий лед нехотя расступался и вновь смыкался за кормой. Теперь можно было слегка расслабиться.
- Штурман, почему нет докладов о безопасности курса, о времени поворотов и прочее. Вы что, спите?
- Никак нет, товарищ командир, - даже динамик, казалось, заскрежетал зубами от несправедливого, по мнению штурмана, замечания. - Мы же не самостоятельно следуем, а нас тянут, как бычка на веревочке.
- Штурман, вы должны делать свое дело, а не литературными изысканиями заниматься. Читайте инструкции и выполняйте свои обязанности. ...Не слышу?
- Есть!
...Лодка медленно, но уверенно приближалась к "дальнему пирсу" - так называли местечко, расположенное у самого выхода из бухты. Далее простиралась другая, куда более обширная бухта, именуемая "губой", ну а еще дальше - выход в океан. Губа, как и бухта, была сплошь забита льдом. И только в открытом океане на порядочном расстоянии от побережья можно было, наконец, увидеть собственно воду.
"Дальний пирс" был обжитым уголком: там находилось несколько плавучих пирсов и один стационарный - из железобетона. Он стоял последним и помимо всего прочего надежно защищал плавпирсы от волнения и ветра с акватории губы.
Оперативный дежурный дал "Добро" на швартовку к стацпирсу с внешней стороны, как раз той стороны, которая служила для защиты от сильного ветра со стороны губы. Впрочем, сейчас ветра не было и в помине, а волн и тем более. Ледяной панцирь крепко сковал бухту.
Маневрируя к месту швартовки, Федину пришлось огибать стоящий на якоре огромный корабль. Белоснежный красавец: научно - исследовательский лайнер с огромными шарами на надстройках (космическая связь) раскинул свои якорь-цепи и мешал лодке красиво подойти к стацпирсу. Но буксир ловко справился со своей задачей, и вскоре подводная лодка была надежно пришвартована к бетонной стенке. Рядом, с другой стороны стацпирса, стоял ошвартованный ранее "стратег" - ракетный подводный крейсер стратегического назначения. За ним, у плавпирсов, и дальше, у причальной стенки, стояли надводные корабли. С их высоко задранных носов (с точки зрения подводника) полого уходили в воду, вернее, в лед, заснеженные якорь-цепи.
Федин сошел на берег и огляделся. Снег сверкал, как алмазные россыпи. Казалось, тысячи маленьких солнц рассыпались по насту. Ни одно облако не нарушало девственную голубизну неба. Погода была как по заказу.
На противоположной стороне бухты сквозь легкую дымку угадывалась родная база, куда можно было доехать на обычном автобусе.
Федин направился к оперативному дежурному, который разочаровал его известием о том, что погрузка начнется только завтра. Дозвонившись до начальника штаба, Федин получил уже более конкретное указание: "Действуй по плану". Предстояла спокойная ночь.
Офицеры экипажа быстро смекнули, что есть надежда попасть домой и провести вечер в кругу семьи.
- Товарищ командир, у нас же через неделю пополнение запаса торпед, надо срочно отвезти документы в штаб. Так что, прошу разрешения убыть,- первым "подъехал" командир минно-торпедной боевой части.
Особого повода задерживать его не было: лодка спокойненько стояла у пирса, реактор не вводился, так что, в принципе, на борту можно было оставить только одну боевую смену, то есть третью часть экипажа.
- Ну, давай, минер, поезжай. К подъему флага, чтобы - как штык,- отпустил его Федин.
Начальник химической службы "неожиданно вспомнил", что ему надо, ну очень срочно, подать заявку на какие-то фильтры. Командир боевой части связи, оказывается "забыл" переписать коды. И даже помощник нашел повод - мол, хлеба маловато взяли.
Таким образом, часть офицеров, а за ними и мичманов, сошли на берег.
"Штурман, кстати, не стал отпрашиваться - пошел на принцип. Что же с ним делать? Можно, конечно, просто наказать по какому либо поводу, благо их предостаточно. Но будет ли от этого польза? Да и как потом, в море, я смогу доверять ему безопасность кораблевождения? Но и без внимания оставлять это нельзя: дурной пример заразителен. Мне кажется, что, и младший штурман уже начал как-то своевольничать. Надо будет посоветоваться с замполитом",- подумал Федин.
Стемнело. Командир пригласил Качаева прогуляться перед сном по пирсу, а, заодно, и посоветоваться.
Надо заметить, что у Виктора Георгиевича появились и свои проблемы - это взаимоотношения со своим политическим руководством. Причиной этого, пожалуй, было то, что он в корне отличался от своих "собратьев по разуму", то есть от других замполитов дивизии. К заветной должности он пришел тернистым путем: начал с матроса срочной службы, получил соответствующее образование, а затем и закалку на малых надводных кораблях. С одинаковой энергией углублялся он и в теорию, отстаивая марксистско-ленинские идеалы, и в практику, стремясь освоить все специальности на корабле. Его интересовало буквально все: как матросы спят и что едят, почему мичмана много получают, чем дышат офицеры? Он не гнушался никакой физической работы, ни в чем не давал себе поблажек и это было... ненормально для замполита.
Экипаж растерялся от такой «ненормальности» и не хотел считать замполита за своего. Ну а клан политработников, хоть и по другим причинам, но тоже не принимал Качаева в свою доверительную среду.
Командир же с замполитом поняли друг друга сразу...
- Борис Палыч, со штурманом в одночасье не разобраться. Тут нужно терпение и настойчивость. Для начала, я думаю, нужно будет вам доказать ему свое превосходство в его же профессии, поскольку он опирается на то, что вы раньше были штурманом. Причем, насколько мне известно, одним из лучших.
- Ну а старпом?
- Со старпомом я уже поговорил. Он свою ошибку понял, приносит извинения. Да, его можно понять: офицер из другого экипажа, временно прикомандированный только на эту погрузку. Он только что вернулся с моря, а его тут же подсадили к нам. Думаю, вы не будете против, что я разрешил ему отдыхать в каюте до утра, сославшись на вас.
- Спасибо, Виктор Георгиевич.
За разговором незаметно дошли до домика, где сидел дежурный. В рубке оперативного было тепло, гудели приборы, в полумраке светились сигнальные лампочки, мурлыкал телевизор. На угловом столике закипал чайник, запах хорошего кофе расплывался по комнате. Худощавый майор с повязкой на рукаве, сидя за столом, боролся со сном. В центре зала, вальяжно развалившись в кресле, полулежал командир дивизии подводных лодок стратегического назначения. Не зная точно, как вести себя с начальством, которому непосредственно не подчинен, Федин вежливо поздоровался:
- Добрый вечер, товарищ капитан 1 ранга.
Несмотря на позу «полного расслабона», тот был очень даже энергичен:
- Приветствую, командир. Присаживайся. Может по кофейку?
- Да нет, спасибо. Мы с замом вышли прогуляться и заодно узнать, нет ли изменений в обстановке.
Дежурный майор с повязкой никак не отреагировал на наше появление, видимо сон окончательно одолел его. Комдив с ухмылкой посмотрел в его сторону, затем мельком взглянул на замполита (как на пустое место),и по-дружески сказал:
- Командир, как моряк - моряку, а не как старший по должности и званию, дам тебе совет. Ночью обещают ухудшение погоды, но я чувствую, что она будет совсем дрянь. Собственно, поэтому я и приехал сюда. Так вот, учти, если начнется заварушка, то все заниматься будут только мной, в смысле, моим стратегом, который стоит напротив твоей «малышки», а тобой - многоцелевиком - заниматься уже будет некому. Так что помощи не жди, действуй по обстановке, никого не слушай и плюй на все инструкции. А станет совсем невмоготу - самостоятельно вводи реактор, отходи от пирса и «шлепай» куда-нибудь подальше в море, пока все не утихнет. А потом..., победителей не судят. Так что бывай. Спокойной ночи.
Растерявшись от неслыханной фривольности его мыслей, Федин неловко потоптался, нелепо попрощался и вышел на улицу. Мысли разбегались в разные стороны: "Ничего себе, советик. А может это шутка? Как будто не знает, что ввод реактора - ого-го. С личного разрешения командующего флотом, да под строжайшим контролем службы радиационной безопасности, электромеханической службы, и всех прочих ступеней командования, причем после специальной подготовки корабля, при наличии на пирсе берегового электропитания, которого здесь, кстати, нет. Ну и так далее, и тому подобное. Да, и вообще, мне еще не приходилось делать ввод реактора самостоятельно.
Возвращаясь в наступившей темноте на лодку, Федин с Качаевым оживленно обсуждали "совет моряка".
- Хорошо быть начальником: какую дурь не сморозишь, все выполнят.
- Интересно, он специально приехал из-за погоды или по другому поводу?
- Кто его знает. Кстати, Туканов даже не удосужился встретить нас здесь, а ведь кругом числится старшим. Ну да ладно, не будем других обсуждать, а лучше примем дополнительные меры предосторожности. Как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть.
- Борис Палыч, я тут случайно несколько фильмов захватил с собой...
- Мысль понял, утверждаю. Объявим вечер отдыха, заведем кино, чтобы никто не уснул, а, значит, и боевая готовность будет полная. Ну и за погодой будем, соответственно, следить.
Федин поймал себя на мысли о том, что он еще никогда и ни от кого не слышал, чтобы командир сказал: "Мы с замом", имея в виду, конечно, неполитические мероприятия.
Окинув взглядом уже окончательно наступившую чудную ночь, оба спустились в прочный корпус. На мостике остался вахтенный офицер, который при виде командира всем своим видом пытался показать, что совершенно незачем кому бы то ни было торчать на мостике при стоянке лодки у пирса.
В центральном посту в полудреме сидел командир электромеханической боевой части Кунгасов. Незамеченный им, Федин остановился рядом и беспокойно подумал: "Вот и стармех у нас еще неизвестно какой специалист. Как человек- он отличный. Но нет такой должности- хороший парень. В должности без году неделя, да и больно уж молодой для механика".
Во втором отсеке замполит уже хлопотал у киноаппарата. Матросы с шумом и гамом рассаживались вокруг него.
- Даешь вечер отдыха! - завопил один из них.
"Кто это такой горластый? - подумал Федин и всмотрелся в оживленную компанию. - Да это же матрос Валишин. Ну, естественно. Как работать, так разгильдяй и сачок, зато здесь он первый. Надо будет присмотреться к нему, как-никак, по специальности он ракетчик».
Застрекотал киноаппарат, погас свет, и шум постепенно утих. Процесс, как говорится, пошел. Федин попытался смотреть фильм, однако душевное смятение беспричинно нарастало. На месте не сиделось. Федин вернулся в центральный пост и отдал несколько распоряжений:
- Боцман, возьми бойцов и заведи на всякий случай дополнительные швартовые концы. Используй все свои канаты, которые есть.
- Механик, проверь дизель и аккумуляторную батарею.
- Вахтенный офицер, об изменении погоды доложить мне немедленно!
Еще раз, поднявшись на мостик, Федин в очередной раз оценил погоду и заставил себя пойти отдыхать. Все-таки завтра будет много хлопот с погрузкой.
Однако не прошло и получаса, как динамик "Каштана" неуверенно произнес:
- Товарищ командир- вахтенный офицер! Просьба выйти наверх, кажется, погода стала плохеть.
Погода действительно запортилась. Налетевший с моря ветер крепчал на глазах, и под его натиском лед сильнее и сильнее прижимал лодку к пирсу. Корпус попискивал от трения резины о причальный брус, но стоял как влитый. Еще бы ему не стоять: прижимной ветер, ледяное поле до горизонта и железобетонный пирс. Тут и швартовых концов не надо. Так что изменение погоды особого беспокойства не вызывало.
- Товарищ командир, приглашаетесь в радиорубку. На связи "Изумруд".
"Ого! Сам «Изумруд» - это же позывной командующего, - удивился Федин и поспешил к радистам.
- Я - "Изумруд"! Доложите обстановку.
- Обстановка нормальная. Ветер прижимной, пятнадцать метров в секунду. Сплошное поле крупнобитого смерзшегося льда. Волнение моря отсутствует. Все спокойно, но экипаж в повышенной готовности, - передал Федин.
- Не расслабляйся! Посылаю буксиры на «дальний пирс», но не к тебе. Они будут забирать твоего соседа. Имей в виду, что для тебя буксиров нет. Надеяться не на кого, будь осмотрительнее.
... Матросы дружно гоготали, глядя на экран. "Еще на час боеготовность обеспечена, а дальше? Значит надо крутить кинофильмы до утра и еще что-нибудь придумать.
- Главный кок - запросил Федин. - Сколько нужно времени, чтобы испечь фирменные булочки? Так, заводи-ка свой камбуз и пеки булочки, оладьи - все, что хочешь. Накрывай столы и подавай вечерний чай, плавно переходящий в завтрак. Сделай так, чтобы никто не захотел до утра подниматься из-за стола, а тем более - спать.
Радостные вопли огласили кают компанию:
- Даешь кино с булочками!
На шум из каюты вышел заспанный старпом.
- Валентин, ты, почему не отдыхаешь? - спросил Федин.
- Уже отдохнул, Борис Палыч, спасибо. Я прошу прощения за свое поведение при отходе. Зол был на весь белый свет. Представляете, только что вернулся с морей, двое суток не спал, а меня сразу же посылают с чужим экипажем на какую-то перешвартовку. Ну, я и не сдержался. Приношу свои извинения еще раз, вы же в этом не виноваты, тем более что своего старпома у вас пока еще нет.
- Принято, Валентин.
- А что у нас тут делается?
- Погода портится на глазах, так что распорядись, чтобы весь личный состав швартовых команд был в полной готовности к немедленному выходу наверх. Проверь спасательные жилеты, страховочные концы, ну и все, что положено. Да, часть офицеров я отпустил до утра, так что имей в виду: на борту всего один вахтенный офицер, и он же- командир швартовой команды. Придется нам с тобою быть за всех.
... Замполит успевал везде: то замерял ветер с боцманенком, то кино смотрел вместе с бойцами, то на мостике «пытал» вахтенного офицера. Увидев командира, он подошел:
- Борис Палыч, был я у штурманов, так они сидят у себя обиженные. Ох, не нравится мне это. Займусь я ими завтра по-партийному.
За разговором они дошли до второго отсека, где бойцы смотрели уже не первый фильм. Вкусно пахло стряпней, было жарко, однако кое у кого на коленях виднелись ярко оранжевые спасательные жилеты. «Значит, старпом уже подготовил швартовые команды», - с удовлетворением подумал Федин и присел рядом с матросами. Но посмотреть фильм ему не пришлось...
Острая трель аварийной тревоги ворвалась в отсеки. В мгновение ока Федин выскочил на мостик. Давно ли он тут был, любуясь безмятежной природой? Прошло-то минут десять, не больше. На мостике ревел сумасшедший ветер, черная вода хаотично вздымала волны, а такого прочного, незыблемого льда ...не было и в помине, вплоть до самого горизонта.
Вахтенный офицер попытался что-то объяснить, но слов было не разобрать. Взглянув по направлению его вытянутой руки, командир похолодел: такого он еще не видел никогда. Между корпусом лодки и пирсом вместо швартовых концов ...зияла пустота. Обрывки канатов валялись на пирсе.
Расспрашивать о случившемся было уже некогда, нужно немедленно привязать лодку обратно к пирсу. И сделать это надо любой ценой. Иначе через несколько мгновений ветер и волны отнесут корпус от пирса и выбросят на камни.
Сигнал тревоги уже привел в движение весь экипаж. Личный состав швартовых команд по тревоге цепочкой выбегал наверх. Замполит встречал матросов у верхнего рубочного люка и каждому смотрел в глаза, а старпом стоял ниже, в ограждении рубки, у самой выходной двери и, ощупав в темноте крепление спасательного жилета, выпускал очередного бойца на надстройку.
Пытаясь перекричать вой ветра, Федин руководил с мостика, чтобы швартовщики расходились по своим местам: в нос и в корму и быстрее восстанавливали крепление лодки. Но они почему-то сбились в кучку возле трапа, очевидно, поджидая старпома. Где же застрял старпом?
Внезапно командир ощутил боль в ноге - оказывается это замполит, стоя под мостиком, бьет его по ноге и пытается стащить с мостика. «Зачем?» Но отвлекаться было некогда: надо срочно расставить матросов на швартовые номера, а то они жмутся друг к другу, как стадо напуганных баранов. Однако Качаев был настойчив и буквально стащил Федина с мостика, крикнув ему в самое ухо:
- Товарищ командир, что-то со старпомом!
Старпом, пропустив через себя швартовщиков, почему-то не вышел вслед за ними из ограждения рубки, а опустился на корточки и сидел неподвижно, прислонившись спиной к трапику. Голова его была опущена. Корпус лодки раскачивало, и тело старпома тоже покачивалось, а прямо перед его головой лязгала от порывов ветра неуправляемая рубочная дверь. В момент ее открытия было видно, как тяжелые волны все выше карабкаются по пологому борту и вот-вот накроют старпома.
- Валентин! Ты, что там делаешь?! - крикнул Федин.
Но старпом даже не шелохнулся. Лодка содрогнулась от очередного удара волны, тело старпома качнулось вперед, к проему распахнувшейся двери, и замерло в неустойчивом равновесии. Черная вода с пеной бурлила, казалось, у самого его лица.
"Сейчас выпадет за борт", - мелькнуло у Федина, и он пулей метнулся вниз, поймал старпома за плечо и, удержав от падения в воду, потянул к себе:
- Валя, что с тобой!?
Старпом не ответил. Его голова откинулась назад. Федин наклонился, чтобы под тусклым плафоном разглядеть лицо. Но лица ...не было. Вместо него командир увидел кровяное месиво. Кровь вытекала откуда-то из-под капюшона, лилась по груди и собиралась в лужу на согнутых коленях и никаких признаков жизни!
"Вот те на! Наверное, высунул голову, намереваясь выйти на надстройку, и не заметил волны, которая и ударила его тяжелой дверью в голову. Значит, сгустки на коленях - это мозги. Эх, Валя, Валя. Как же так неосторожно?" - мгновенно подумал Федин, но рассусоливать было не время.
Ухватив старпома за плечи, Федин поднял его - откуда силы взялись? - и с помощью Качаева опустил в проем верхнего рубочного люка:
- Внизу! Принять старпома! Доктора в центральный!
Валентин издал слабый стон. "Значит жив!", - обрадовался Федин. Опустив безвольное тело на вытянутые снизу руки, командир стремглав поднялся на мостик.
Обстановка, пожалуй, была та же, даже несколько хуже. Ветер стал сильнее, его шум перешел в вой. Брызги соленой воды уже доставали до мостика и больно хлестали, целясь исключительно по глазам. Лодку медленно, но уверенно относило от пирса, а швартовщики по прежнему кучковались у трапа то ли не зная, что делать, то ли, боясь оторваться друг от друга.
«Нужно немедленно что-то сделать», - подумал Федин и подал команду:
-Замполиту - на мостик! Вахтенному офицеру - на пирс, к швартовщикам!
Качаев резко поднялся на мостик. Встретив его вопросительный взгляд, Федин сказал:
-Давай, Витя, рули! Я пошел на пирс, иначе- дело труба.
На пирсе стихия воспринималась по-другому. Рядом уже не было поручней, не было ограждения рубки, словом, не было ничего, кроме могучего ветра. А тот знал свою силу и торжествовал. Теперь он не просто хлестал, а избивал, чередуя сильные удары с очень сильными, и запросто мог сбросить человека в море. Воздух, казалось, исчез: он превратился в упругую массу, которая забивала рот, не давая дышать, вышибала и размазывала по лицу сопли и слезы. Огромные волны вздымали свои лоснящиеся бока из-за поребрика пирса то справа, то слева, будто кровожадный дракон выискивал свою жертву. Каждые несколько секунд этот "дракон" яростно бросался на пирс и разбивал об него свою «морду» вдребезги. С пушечным грохотом вздымался тогда кверху водяной фонтан, который подхватывал взбесившийся ветер и с силой обрушивал на причал, заливая его на добрых полметра. Вспененная вода по-змеиному шипела и, унося с собой куски льда, скатывалась обратно в море. А новый «дракон» уже подкрадывался к пирсу. Казалось, что стоит сделать хоть шаг в сторону от трапа, как тут же будешь проглочен этой страшной водой.
Цепляясь за леер трапа, Федин добрался до швартовщиков и нашел глазами вахтенного офицера. Тот поддался общему чувству бессилия перед стихией и как бы затерялся среди матросов. Помощи от него не жди... Десятки глаз с мольбой о спасении смотрели на командира. Однако, спасение было как раз в их собственных руках. Нужно во что бы то ни стало победить этот «столбняк». Федин поднял руку, привлекая внимание. Он понял, что командовать или объяснять что-либо было бесполезно. Здесь нужен только личный пример.
Сделав над собой усилие, Федин оторвался от трапа и решительно ступил на пирс. Подняв обрывки каната, он связал их между собой- получился швартов приличной длины. Размахнувшись, он бросил конец на корпус лодки. Там его удачно поймали, но завести за кнехт не удалось: не хватало длины. Тогда командир свой конец каната завязал вокруг берегового кнехта «бабским» узлом. На лодке поняли и сделали то же самое.
"Ну вот, начало есть: середину привязали, теперь - нос и корму". Вахтенный офицер, наконец, нашел в себе силы оторваться от трапа и начал с бойцами подбирать обрывки канатов на носовой надстройке. Федин перевел взгляд на корму, но там по-прежнему никого не было. "Значит мое место в корме", - подумал он, повернулся, выпустил из рук кнехт, но отойти не успел. Волна ударила в пирс точно под ногами Федина. Водяная гора молниеносно поднялась из-за поребрика буквально на расстоянии вытянутой руки. «Надо было отбежать, - мелькнула запоздалая мысль, - сейчас сбросит в море. Что делать?". Решение пришло мгновенно: он упал на пирс, нырнув прямо в этот кисель из февральской водички с ледяной кашей, нащупал под водой спасительный кнехт, обнял его изо всех сил, а телом прижался к асфальту. До чего же приятно было ощущать щекой его незыблемость, когда все кругом ходит ходуном!
Убедившись, что охота не удалась, водяной столб изогнулся и со всей злобой обрушился сверху на распростертое тело. Федин едва успел поглубже засунуть голову под швартов, как куски льда вместе с водой артиллерийским залпом шарахнули по спине. На пирсе мгновенно образовалась целая река с водоворотами. Белый от пены поток яростно забурлил и поспешил обратно в море, увлекая все за собой. Казалось, железные когти впились в тело и пытаются оторвать его от кнехта. Льдины били по рукам, пытаясь их разжать, запас воздуха в легких кончался... "Врешь, не возьмешь!" - хладнокровно подумал Федин. Страха уже не было. Чувство ответственности за корабль заглушало все. Дождавшись, когда поток ослабел, Федин встал на ноги.
Устыдившись, швартовщики, сообразили прийти на помощь, но он отстранил их и показал на обрывки канатов. Те окончательно пришли в себя и засуетились, связывая обрывки на носовой надстройке. "Ну, за нос теперь можно быть спокойным - привяжут. Осталась корма".
С мостика порывом ветра донесло слова замполита, который видно давно уже кричал:
- Товарищ командир! Вернитесь на борт!
"Нет, пока не могу, - подумал Федин. - С мостика корму вообще плохо видно, а сейчас - тем более, да и не докричаться туда будет. Быстрее нужно закрепить корму. Это проще, ведь середина и нос уже прихвачены". Не пытаясь перекричать ветер, Федин махнул рукой Качаеву, мол, все в порядке и скрылся в темноте.
Добежав до торца пирса, Федин увидел, что там дела обстоят хуже, чем он думал. Корма очень низко сидела в воде, поэтому каждая волна, считающая себя крупной, перекатывалась через кормовую надстройку и не давала возможности швартовщикам приблизиться к кнехтам. Кучка матросов прижалась к ограждению рубки и стояла, вцепившись в ее надежный леер. Никто не рисковал разжать пальцы.
Увидев командира, один из них сделал попытку шагнуть вперед, но Федин остановил его движением руки: жизнь человека дороже. "Здесь надо что-то придумать". Связав несколько обрывков каната, командир бросил им один конец, а свой закрепил на пирсе. «Что делать? Что делать?» - в бешеном темпе вертелся у него водоворот мыслей, ища хоть какой-нибудь выход. Но Федин так и не успел ничего придумать, как один из швартовщиков схватил конец каната и, озираясь на накатывающие волны, побежал по надстройке в корму, к кнехтам. Вслед ему, от рубки закричали: "Стой! Назад! Вернись!" Но боец упрямо добежал до кнехтов, с размаху упал на колени и стал вязать узел.
"Кто же это? Неужели матрос Валишин? Не может быть... Он, точно он! Вот тебе и разгильдяй." Боец копошился у кнехтов, а волны щадили его, по крайней мере, пока. "Молодец, Валишин. Он же все точно рассчитал: пропустил "девятый вал" и рванул. Молодец!" Федин, затаив дыхание, наблюдал за ним. Наконец Валишин справился с канатом, закончил вязать узел, поднялся с колен, разогнулся, встал, развернулся лицом к рубке и тут... увидел ЕЕ! Она приближалась неотвратимо, как рок. Это был даже не пресловутый "девятый", а скорее - "десятый" вал. Его седой от пены гребень запрокидывался, рокотал и был уже совсем близко. Это была смертельная близость.
Матрос на мгновение замер и беспомощно оглянулся, ища поддержки. Бежать было некуда, да и слишком поздно. "Только бы не растерялся", - сердце командира сжалось.
- Валишин!!! - выкрикнул он всем своим существом.
Тот будто ждал этого: мгновенно упал на палубу и вцепился в бухту толстых электрокабелей - концов питания с берега, которые к счастью там оказались. Как удав кролика, гигантская волна проглотила всю кормовую надстройку подводной лодки... Десять глаз с надеждой и мольбой смотрели на бурлящий водоворот, где мгновение назад был Валишин. Бесконечно долго тянулось время, казалось, прошла целая вечность... Наконец, вода с шипением и воем ушла с надстройки - матрос лежал на палубе. Радостный вопль вырвался у всех разом. Вот он пошевелился, ...медленно встал, ...разогнулся, ...и, как в замедленном кино, тихо-тихо побрел к рубке. Еще одна волна, поменьше, попыталась "схватить" его за колени, но он даже не обратил на нее внимания. К нему подбежали люди, обняли и утащили за рубку.
Оцепенения у швартовщиков будто и не бывало. Разбившись на пары, они сноровисто увязывали лодку всем, что попадалось под руки. Боцман достал все свои «заначки» со всевозможными веревками и через несколько минут корпус корабля был обвязан разномастными концами, из которых во все стороны торчали узлы. На душе стало спокойно, хотя ветер и не думал стихать.
Но как же могло произойти, что все концы порвались одновременно? Подобных случаев Федин не слышал даже в байках и анекдотах. Нет, эта мысль не давала покоя. Основательно "покопавшись" в своей памяти, Федин вспомнил, что на морских навигационных картах в этом районе был нанесен этакий волнистый значок, что означает "сулой", то есть водная толчея. Наверное, здесь, на границе смыкания двух водных акваторий, их волны как бы дерутся друг с другом и при этом иногда складываются, объединяются вместе - тогда может образоваться одинокая стоячая волна огромных размеров. Скорее всего, так и было: сложились два "девятых" вала, пришедшие из разных бухт, и родилась стоячая волна, нет, скорее - стоячая гора. Вот эта-то гора и подняла лодку вверх, а потом кинула вниз - тут уж никакие швартовые концы не выдержат.
- Доктор, как старпом?
- Проникающее ранение верхней части левой скулы. Удар пришелся ниже глаза на один сантиметр и за два сантиметра до виска. В себя пришел. Большая потеря крови, но состояние удовлетворительное. Немедленной госпитализации не требуется.
- Спасибо, док, не отходи от него.
- Товарищ командир, вас приглашает на связь "Изумруд".
Федин взял микрофон:
- Товарищ "Изумруд", докладываю: в час ночи потерял все концы от аномального волнового удара. Обрывки связал, швартовку восстановил, но концы теперь ненадежные. Ранен старпом, состояние удовлетворительное. Ветер двадцать семь метров, льда нет, море очистилось полностью.
- Сынок! Прогноз очень плохой: ветер будет крепчать. Мне пока помочь тебе нечем. Главное - ни в коем случае не отходи от пирса. Стационарный пирс держит до пятидесяти метров в секунду. Если оторвет от пирса, советую сразу принять балласт и погрузиться - все-таки подольше будет выбрасывать тебя на берег. Действуй по инструкции ...
- Радисты, что случилось со связью?
- Похоже, пропала, будем искать, товарищ командир.
«Ну и советы пошли нынче: теперь сам командующий предлагает ...погубить корабль. Не приказывает, а советует, - значит, надеется, значит, есть шанс выкарабкаться. Ну что ж, командир, давай думай. Тем более, что связи, очевидно, больше не будет».
Если поступить, как советуют и погрузиться, то волны начнут нас долбать о дно, да и о пирс тоже, поскольку здесь глубина небольшая. Ну и, в конце концов, побитую лодку выбросит на берег. Что будет в итоге? Пожалуй, первой от разлива кислоты загорится аккумуляторная батарея, естественно, взорвется и водород. Затем пожар может разгуляться, и никаких средств борьбы с ним не хватит - источники-то могут возникать в разных отсеках и от разных причин. Очень вероятно, что погибнут люди. Так... Ну, с реактором в первое время ничего не должно случиться, однако внешние контуры забьет песком, значит, все механизмы выйдут из строя... Рано или поздно, но это приведет к его тепловому взрыву, теперь уж точно погибнут люди, да еще и последует радиоактивное загрязнение местности... Какого масштаба? А если это будет Хиросима? Кроме того, на борту достаточно боевого оружия...
На что надеется командующий? Очевидно, выиграть время. Освободятся спасательные силы и нами займутся вплотную, будут спасать людей, потом лодку. Но ведь наверняка уже будут необратимые последствия, взять тот же реактор - и «ком» это прекрасно понимает... Понимает и в то же время советует... Значит, другого выхода нет. Если бы Волгин был во мне уверен, то никогда бы такого не посоветовал, а поскольку я командир молодой, то ничего другого все равно сделать не смогу... По крайней мере, он так и думает. Нет, так я делать не буду!
Еще одна такая волна от сулоя - и меня окончательно оторвет от пирса. Вот тогда и останется на выбор: погружаться, в смысле, потонуть, либо... либо вперед! Ну и что, поплывем как пираты, без чьего бы то ни было позволения, зато корабль будет в безопасности, а значит и экипаж тоже", - Федин принял решение.
- Александр Иванович, реактор сумеешь ввести? Сам, без помощи с берега, от своего дизеля? Подумай хорошенько. Ты же самостоятельно ни разу не вводился.
- Нет проблем. Разрешите начать? - как всегда меланхолично ответил механик.
По кораблю разнеслась трель колоколов громкого боя:
- По местам стоять, к экстренному вводу главной энергетической установки!
Буквально в то же время Федин увидел, как из ночной круговерти открытого моря показался сначала слабый огонек, затем очертания какого-то судна и, наконец, показался до боли родной силуэт буксира "МБ - 12". От радости хотелось петь и плакать одновременно.
"Конец нашим мучениям. Спасибо "Изумруду" - сумел таки прислать помощь, да еще в самый нужный момент",- благодарно подумал счастливый командир. От радости он готов был расцеловать спасителя прямо в ржавую скулу форштевня.
Ветер отреагировал на появление буксира целой серией шквалов. Артиллерийские залпы брызг обстреляли лодку и буксир одновременно, словно пытаясь воспрепятствовать их соединению.
- До форштевня пять метров, ...три, ...два, - докладывал сигнальщик, наблюдая за приближающимся буксиром.
Капитан буксира, разглядев связанные швартовые концы, указал на них рукой и сочувственно покачал головой:
- Эй, на лодке! Я не смогу подойти ближе, а то весь борт разворочу.
- Какой еще борт? Немедленно прижать меня к пирсу! Лодку отрывает и хода нет! У вас есть запасные швартовые концы?
- Навалом! Но подойти все равно не смогу, а то и меня побьет, да и левая "нога" у меня барахлит! Уж больно у вас тут дует! Присылай человек сорок ко второму плавпирсу - я наверно туда встану - и забирай у меня канат, - с этими словами буксир-спасатель "МБ-12" дал задний ход и растворился в темноте...
У Федина опустились руки и перехватило горло. Что может быть хуже предательства? Но тут на плечо опустилась рука замполита:
- Задушу, ...если доживем.
На носовой надстройке показался боцман с верзилой-мичманом из швартовой команды. С криком:
- Мы его сейчас сделаем! - они сбежали по пляшущему трапу на пирс и скрылись в стороне, где обещал пристать буксир.
Снизу раздался невозмутимый доклад механика:
- Окончен ввод ГЭУ! Прошу добро дать пробные обороты турбиной.
- Спасибо, Саша. Пробные обороты отставить - уже нет времени. По местам стоять, со швартовых сниматься!
"Ну, теперь другое дело", - подумал Федин. - "Теперь нас голыми руками не возьмешь!"
Подводная лодка, казалось, все так же беспомощно болталась у бетонной стенки, скрежеща и обдирая резиновое покрытие бортов, но внутри нее уже забилось атомное сердце, готовое к решительной схватке с морем.
Запись в вахтенном журнале: "04.17 Закончен ввод ГЭУ. В подводной лодке по местам стоят со швартовых сниматься. Ветер 40 град., 30 (порывы до 35) метров в секунду. Повторно лопнули все швартовые концы. Объявлена боевая тревога".
Да, море все-таки не простило такую своевольность и новым ударом проверило лодку на прочность. Теперь Федин сам увидел, как это делается.
Черная вода в мгновение ока покрылась сплошной пеной. Отдельных волн не стало - они слились вместе, и образовавшийся водяной холм начал расти. Было похоже, будто сказочный исполин очнулся ото сна и медленно вставал, не замечая, что на его спине находится корабль весом четыре тысячи тонн. Многострадальные швартовые концы заскрипели и натянулись как струны... Субмарина неестественно высоко приподнялась над пирсом и зыбко задрожала на пульсирующей воде. Несколько мгновений все оставалось неподвижным и вдруг вода исчезла, будто провалилась в никуда. Лишившись опоры, подводная лодка немного помедлила и ринулась вниз. Швартовые концы не выдержали такого издевательства и дружно полопались, как нитки. А корпус опускался все ниже и ниже. На мгновение защемило сердце - а может вода вообще ушла? Но нет, что-то удержало корабль на дне ямы, и он остановился. В следующий момент вода хлынула в эту яму, и корпус скрылся под водой. На выровнявшейся поверхности теперь торчала только верхняя часть рубки. Как всегда, запаздывая с ответным ходом, лодка, наконец, всплыла. Когда пена опала, стало видно, что корабль окончательно освободился от швартовых концов и теперь стоял у пирса, ничем не удерживаемый. Носовые кнехты оторвало напрочь, а трап исчез в никуда.
«Ну что ж», - подумал Федин. - «Ситуация повторилась, но мы ее ждали. Реактор введен, турбина готова, а веревки связывать уже не из чего. Так что хочешь, или нет, а выход остался один - отходить от пирса.»
- Боевая тревога! - скомандовал Федин. Эта команда подается только для ведения боя или в особых, чрезвычайных случаях. Ну что ж, этот случай наступил. Федин знал, что только ревун боевой тревоги сейчас заставит встать на боевую вахту даже тех, кто не только стоять, но и сидеть уже не может от усталости.
- По местам стоять, со швартовых сниматься!
«Собственно, сниматься уже совершенно не с чего» - подумал Федин, но шутить почему-то не хотелось.
-Швартовым командам наверх не выходить!
Оценивая пространство для маневра отхода, командир оглянулся назад... Но что это? Оказывается, кормовые концы остались целыми. Причем это был не один какой-нибудь канат, а целая связка из четырех концов. Первой мыслью было: "Обрубить!" Но до кнехтов не дойти - он вспомнил Валишина, и на пирс уже не сойти, так как трап снесло. Остается? ... - Остается рвать концы ходом. И рядом никого, кто бы смог подсказать: а не окажется ли связка канатов сильнее турбины? Ведь если они не порвутся, а спружинят, то выбросят лодку в обратную сторону: на берег. Но и другого выхода нет, людей посылать на палубу больше нельзя. Значит, теперь будем бороться только турбиной и рулем.
Как привидение, из темноты на пирсе возникли две фигуры. Видимо, бесполезно искали исчезнувший буксир. Они остановились на краю пирса и оценивали расстояние между пирсом и корпусом, намереваясь прыгнуть. Федин предупредительно крикнул боцману:
- Назад! Без трапа прыгать на борт запрещаю! До утра останетесь в рубке оперативного!
И в это время случилось невероятное, как будто боцман заговорил свой трап, (тот, кстати, находился в его личном заведовании): очередным залпом волн исчезнувший трап вышибло откуда-то из-под пирса, и он почти точно лег на свое место. Мичмана будто только того и ждали, стремглав вбежали на лодку и скрылись вида за ограждением рубки.
Ждать больше было нечего. Море набирало силу. Волны стали бить реже, но с такой силой, что, казалось, сейчас мозги вылетят наружу.
- Турбине тридцать вперед! Стоп турбина! - подал команду Федин. "Маленький толчок вперед, вдоль пирса, чтобы взять разгон на заднем ходу".
- Турбине сто двадцать назад!!! "Ну, давай, милая."
Лодка задрожала и пошла назад: сначала медленно, ...потом быстрее, ...еще быстрее... . Затаив дыхание, с мостика следили за кормой. Связка концов натянулась, затрещала, ...еще, ...еще. Ускорение лодки начало падать..."Сейчас или лопнут, или ..."
И тут раздался оглушительный взрыв, над кормой взмыл водяной султан и все услышали нарастающий свист падающей бомбы. Не успев понять, что произошло, Федин увидел, как в полуметре над их головами пролетел кормовой кнехт, вырванный так и не порвавшимися концами из своего гнезда в легком корпусе лодки.
Освободившись от пут, лодка с облегчением пошла назад, набирая скорость. Федин перевел дух - кажется, вырвались. Но, как следует прочувствовать радость он не успел: раздался сильный удар сбоку, шипение и свист выпускаемого наружу воздуха. Лодка слегка осела и накренилась на левый борт.
- Пробита цистерна главного балласта в районе мидель-шпангоута! - доложил сигнальщик.
Федин поморщился: "Ветром ударило корпус об острый угол пирса. Это не беда - немного снижен запас плавучести и появился крен на левый борт. Жить можно".
Переведя взгляд на носовую надстройку, чтобы убедиться, как она пройдет этот злополучный торец, Федин скорее почувствовал, чем увидел какое-то шевеление на надстройке. И точно: трап, который считали безвозвратно пропавшим, как живой, рывками, ...самостоятельно вползал на корпус и скрывался за ограждением рубки. "Да это же боцман по своей скаредной натуре не может допустить, чтобы трап пропал".
- Боцман, брось трап, иначе тебя самого смоет! - крикнул Федин невидимому за ограждением боцману. В ответ- тишина, но трап по-прежнему двигался, пока не скрылся совсем. Через несколько секунд боцман уже был на мостике и как ни в чем ни бывало встал к рулю.
- Правильно сделал, что бросил трап, а то бы вместе с ним улетел за борт. ...Или все-таки не бросил? - спросил Качаев.
- Ну, вот еще,- покряхтев, ответил боцман, - чтоб свой трап бросать.
На мостике рассмеялись.
Лодка быстро вышла из-под прикрытия пирса, и теперь бушующая стихия ощущалась во всей своей красе. Волны беспрепятственно перекатывались через надстройку, разбивались о рубку и заливали мостик сплошным водопадом. Через открытый верхний рубочный люк поток воды полился в центральный пост.
Ну, что ж, пирс пройден, теперь осталось развернуться в сторону моря и отходить подальше.
- Турбине сто пятьдесят вперед! Право на борт!
Лодка задрожала от резкого перехода с заднего на передний ход. Вибрация нарастала, ...но корабль не хотел идти вперед. Разворот против ветра не удавался.
- Турбине сто семьдесят вперед! Саша, сделай что можешь, - буквально попросил Федин. Конечно, реактор имеет гораздо больший запас мощности, но это годится только для подводного положения.
Снова вмешался настырный сигнальщик:
- Лодку сносит на якорь-цепи надводных кораблей у причальной стенки!
Федин оглянулся: за кормой вырос белый бурун - это винт "рубил" непокорную воду, работая на передний ход, в то время как лодку ветром все так же несло назад. Якорь-цепи действительно приближались...
- Лодка встала, медленно пошла вперед! - радостно завопил маленький сигнальщик и, спохватившись, добавил: - Кажется, утопили винтом какой-то буй.
- Сигнальщику смотреть только вперед! И запомни: никакого буя там не было,- ответил Федин и подумал: "Еще не хватало за паршивый буй отвечать. Известно, что если лес рубят, значит, щепки должны летать".
Лодка уже смелее пошла вперед, и нос наконец-то покатился вправо.
- Товарищ командир, на какой курс ложиться? - разжал зубы замерзший боцман.
- Давай пока на пятьдесят, а я сейчас разберусь, - сказал Федин и быстро запросил центральный: - Штурману доложить курс отхода! Да не забудь, что на рейде вчера стоял белый пароход. Идти на таран нам нет резона. Штурман?!
... Но из штурманской рубки не донеслось ни слова. "Неужели со штурманом что-то стряслось?" Обеспокоенный Федин снова вызвал центральный:
- Механик, что со штурманом?
- Не знаю, товарищ командир, - как-то ядовито ответил Кунгасов. - Оба штурманца у себя в рубке.
"Этого только не хватало. Давно бы разобраться с этими штурманами, а то все откладывал, да откладывал. Вот и дождался".
- Замполит, остаешься за меня. Я спущусь вниз, разберусь.
В центральном посту картина была довольно мрачная: палуба, переборки, даже приборы были буквально залиты кровью старпома. Струи соленой воды водопадом низвергались из верхнего рубочного люка и грязными потоками носились туда-сюда по непрерывно кренящейся палубе, увлекая за собой битое стекло плафонов, книги, какие-то тряпки, валенки, ...
Не обращая внимания ни на что, стармех Кунгасов уверенно щелкал тумблерами переговорного устройства. Справа от механика за пультом управления общекорабельными системами сидел капитан третьего ранга Шныков. Выражение его лица невольно бросалось в глаза: отрешенный взгляд и на лице застывшая маска - словом, полное отсутствие всякого присутствия.
- Шныков! - окликнул его Федин. Никакой реакции. Рядом сидел мичман ... с таким же выражением. "Что же это такое? Неужели это и есть стресс?»
- Турбина работает нормально, замечаний нет, - доложил механик. - Вот только люди не выдерживают.
Измотанный качкой, весь мокрый и бледный, Кунгасов был, пожалуй, единственным в центральном, кого не поразил "вирус" стресса.
- Саша, что же ты молчал? Почему раньше не доложил? - спросил Федин.
- Да у вас там, на мостике еще похлеще. Мы тут с доктором сами обходимся. Ну и не все же такие, есть еще крепкие ребята. Я их на самые главные посты расставил, так что за машину не беспокойтесь.
- Спасибо, Саша. Смотри, только не свали аварийную защиту. И держись сам.
- Постараюсь, - скромно ответил механик.
- А штурман-то как?
- Сами посмотрите на этих орлов. Что делать, я не знаю, а других штурманов на корабле не водится.
В отличие от центрального поста в штурманской рубке было как обычно светло, тепло и уютно. Внутренняя подсветка автопрокладчика освещала установленную на нем и так нужную теперь карту. Репитер гирокомпаса исправно отслеживал рысканье корабля, надрывно жужжал репитер магнитного компаса. Федин обвел взглядом приборы - все в порядке, и ни один журнал не упал с закрепленной по штормовому полочки. Отголоски схватки со стихией сюда не доносились. И только "Каштан" вносил дискомфорт зверско-металлическим голосом замполита, который продолжал вызывать:
- Штурман! Штурман! Ответьте мостику!
А оба штурмана в это время ...преспокойно сидели на своих рабочих местах возле автопрокладчика и безучастно смотрели на карту. Казалось, что это не люди, а восковые фигуры. Теперь командир уже знал, с чем он имеет дело. Бормоча под нос:
- И там стресс, и здесь, видите ли, стресс, - Федин отодвинул штурманов, сам взял транспортир, параллельную линейку и рассчитал необходимый курс.
- Штурманенок, за мной на мостик! - Федин взял за руку командира группы и потащил за собой, приговаривая:
- Я вам покажу стресс. Ишь, нашли способ спрятать голову в песок. Я сейчас живо всех вылечу от любого стресса.
На мостике уже совсем уверенно распоряжался Качаев.
- Борис Палыч, пиратское плавание продолжается. Обстановка: пошел плотный снег, видимость сократилась до одного кабельтова. Я уменьшил ход, начал подавать туманные сигналы и открыл вахту на радиолокационной станции, но метрист на экране ничего не видит из-за сплошной засветки от ливневых осадков.
- Отлично, зам! Пираты, так пираты. Распорядись еще насчет ящика ракет на мостик, будем стрелять почаще: не мы увидим, так нас увидят. А ты знаешь, что внизу большинство народа в отключке из-за стресса?
- Эй-эй, штурманец, ты это чего надумал? Борис Палыч, да он же сейчас выпадет за борт! - воскликнул Качаев.
Действительно, долговязая фигура безвольно оседала на подкосившихся ногах и даже не предпринимала никаких попыток ухватиться за что-нибудь, а на такой качке это было опасно. Подхватив его под руку, командир с разочарованием сказал:
- Зря я его пытался от стресса вылечить, думал тут ветерком обдует и пройдет, а он еще хуже стал. Так, глядишь, и в море сиганет.
- Стресса? - переспросил Качаев.
- Увы, впрочем, как и многих внизу. Кстати, отведи-ка его сам в центральный, а заодно посмотри живьем, как все это выглядит. Механика подбодри, а то он держится из последних сил, но молодцом.
...Справа по борту почти в упор заморгал чей-то прожектор, в следующий момент вспыхнула ракета и осветила громаду ледокола. На его мостике суетились люди:
- На лодке, какая нужна помощь?
Обычные, в общем-то, слова, но сейчас они были, как голос с небес. Справившись, с предательски набежавшей слезой благодарности, Федин ответил в мегафон:
- Следую своим ходом! Порваны все концы! Вырваны из корпуса все кнехты! Прошу указать место швартовки и помочь встать к пирсу без концов!
- Свободных пирсов в базе нет, но что-нибудь придумаем! Следуйте за мной, я отведу вас в безопасное место! - ледокол развернулся и пошел вперед, указывая путь вглубь бухты. Снег уменьшился, видимость стала лучше и где-то сбоку показался силуэт буксира-спасателя, который вдоль берега, стараясь, чтобы его не заметили, крадучись, возвращался в базу.
Ледокол миновал пирсы и дошел до самого тупика бухты, где еще сохранился береговой припай сплошного льда - близкие сопки защитили его от шквального ветра. Ледокол вошел в этот лед метров на сто, остановился, после чего осторожно, задним ходом вышел обратно, оставив за собой проделанный во льду канал.
- На лодке! Я сделал "карман" во льду! Видите? Это будет вам вместо пирса! Заходите туда и спокойно зимуйте, хоть до весны!
- Спасибо, друг! - сердечно поблагодарил его Федин. Ну вот, кажется, и все, осталось только руку протянуть. ...Но попасть в спасительный «карман» оказалось не так просто: сильный боковой ветер сносил лодку. Опять проблема! Конечно, на большом ходу лодка была устойчива от сноса ветром, но идти на такой скорости перпендикулярно ледяному полю - это самоубийство. Ведь попасть в этот самый «карман» с разгона - это все равно, что в игольное ушко попасть корытом.
"Классный будет таран, если промахнусь", - подумал Федин. - "Пробьем обтекатель гидроакустики, свернем торпедные аппараты, кстати, с боевыми торпедами, ну и ... в общем, мало не будет. А попасть все равно надо, так что - вперед".
- Борис Палыч, да в эту дыру сроду не попасть, - поделился своими сомнениями Качаев.
- Не гуди, манюня, прорвемся, - отшутился командир, прикидывая возможность маневра. Наконец, он решился:
- Турбине сто пятьдесят вперед! Лево на борт!
- Вы что задумали, товарищ командир? - встревожился замполит.
- Делаем полную циркуляцию на большом ходу, и прямо с разворота влетаем в «карман». Понимаешь, я думаю, что работа турбины на полный ход придаст кораблю необходимую устойчивость на ветру. А непрерывная циркуляция, в свою очередь, не даст лодке сильно разогнаться. Ну а потом турбине реверс, морда всмятку, зато мы на месте.
- Если командир находит силы шутить...
- Другого выхода не вижу, - продолжал Федин. - Люди уже на ногах не стоят, а мы все еще болтаемся посредине бухты.
- Все равно - страшновато...
Набрав инерцию, лодка завершала разворот. Кромка льда приближалась. "Не слишком ли быстро?" - Федин, казалось, сросся с мостиком, оценивая дистанцию, скорость, радиус циркуляции...
Не чувствуя боли от непроизвольно вцепившегося в его руку замполита, он направлял боцмана:
- Чуть правее, ...прямо, ...еще чуть вправо, ...хорошо, ...
Нервы натянулись, как струны... и, наконец, Федин выдохнул:
- Турбине реверс!
Замполит подхватил команду, как боевой клич и закричал, что, было, мочи:
- Турбине реверс!!! Механик, ты слышишь, турбине реверс!!!
Маневр был рассчитан точно. Слегка зацепившись скулой за угловатый выступ льда, подводная лодка точно вошла в треклятый карман. Турбина уже вовсю работала на задний ход: корпус трясло, как в лихорадке, белый бурун тащился за кормой, куски разбитого ледоколом льда вылетали из-под винта, ...но лодка по прежнему шла вперед. Инерция была слишком сильной...
- До конца «кармана» семьдесят метров! - доложил сигнальщик. - Пятьдесят! Сорок!
Нажав педаль "Каштана", Федин не приказал, а попросил механика:
- Саша, добавь еще, ну хоть чуть-чуть. Только не урони аварийную защиту.
- Стараемся, товарищ командир! - вместо механика ответил замполит. "Значит они рядом. И когда только Качаев успел спуститься вниз?"- удивился Федин.
- До тупика осталось десять метров, ...пять, ...два, ...метр. Лодка встала!!! - радостно завопил сигнальщик.
- Стоп турбина, - впервые усталым голосом подал команду Федин. Только сейчас он заметил неизвестно кем и когда откинутый специально для него стульчик на мостике. Присев, Федин внезапно ощутил, как силы стремглав покидают его. Испугавшись этого, он встал. Последнее, что он помнил, это были его слова:
- Турбине тридцать вперед и пусть крутится до утра. Отбой боевой тревоги, команде отдыхать.
Лодка уперлась носом в ледяной тупик «кармана» и стояла неподвижно, подпираемая непрерывно работающим винтом...
Доктор тормошил Федина за плечо:
-Товарищ командир, пора вставать. Специально хочу предупредить. Дело в том, что при стрессе поступки людей неадекватны, словом, они вчера были больными. Так что прошу вас с них за это не взыскивать.
-Хорошо, док. Спасибо за совет. Я это учту. А как себя чувствует старпом?
-Спит. Я ему вчера ввел промедол, надеюсь, все будет хорошо.
Федин согнал с себя остатки сна и поднялся наверх. Утро, как ни в чем не бывало, приветствовало его ...тишиной, голубым небом и ослепительным солнцем. Невинный ветерок шевелил располосованное им же на лохматые ленты полотнище Военно-морского флага.
На мостике рядом с замом стоял штурман. Они о чем-то говорили меж собой. Поздоровавшись с командиром, штурман сказал:
-Товарищ командир, я почему-то эту ночь почти не помню. Все было, как в бреду. Мне даже стыдно, будто напился и был всем обузой. Чувствую, что толку от меня ночью было мало. Не представляю, как вы без штурмана управились. Даже не знаю, как просить у вас прощения.
Федин, глядя на хитроватую улыбку Качаева, по будничному просто сказал:
-С каждым может случиться, так что забудем об этом.
Получив «добро», лодка с креном на левый борт подходила к освобожденному специально для нее пирсу. Швартовые команды бродили по корпусу, осматривая искореженные швартовые устройства и прикидывая, куда же можно будет завести новехонькие концы, которые уже ждали их на пирсе. Федин посмотрел в бинокль на встречавших его офицеров штаба. Впереди стоял контр-адмирал Волгин.
"Ну и попадет сейчас", - подумал Федин.
...Подали трап.
"А как же быть с традиционной командой "Смирно», которая подается при сходе командира с корабля?", - подумал Федин. - "Ведь по уставу младшему начальнику в присутствии старшего начальника команда "Смирно" не подается... Опять не знаю, что делать?"
Раздираемый противоречиями, Федин ступил на трап. И в то же мгновенье с мостика раздался голос замполита. Уверенно, даже торжественно, слегка растянуто, как на параде, он скомандовал:
- Смирно-о-о!!!
Федин на ходу оглянулся: обе швартовные команды выстроились на носовой надстройке и гордо застыли, провожая СВОЕГО командира поворотом головы. В их взгляде читалось уважение и даже восхищение.
Командующий, а вслед за ним и офицеры штаба, демонстративно вытянулись по стойке смирно и взяли под козырек, приветствуя смущенного командира.
- Товарищ адмирал, - доложил Федин. - Ответственную перешвартовочку выполнил без замечаний, но пришлось вернуться - дует там сильно...
Волгин прервал доклад и порывисто обнял командира:
- Так, говоришь, сквознячок? Спасибо за людей и корабль, огромное спасибо. Молодец, я горжусь тобой. А как старпом?
- Доктор считает, что все обойдется, - ответил Федин.
- А кто это у тебя на мостике голосистый, что-то я не узнаю? - спросил Волгин.
- Это мой замполит стоит вахтенным офицером, - как о чем-то, само собой разумеющемся, сказал Федин и, поймав удивленный взгляд командующего, добавил, - Настоящий моряк, достоин самостоятельного управления кораблем.
- Построить экипаж на пирсе, - распорядился командующий.
...Сигнал большого сбора собрал команду на пирсе. Волгин подошел к командиру, снял со своей руки часы и вручил их ему. Потом адмирал вызвал из строя механика и, критически оглядев его тщедушную фигуру, вручил радиоприемник:
- От всей души, сынок.
Обратившись к строю, Волгин сказал:
- Подводники, родные мои! Вы сделали невозможное, и вправе гордиться этим. Я восхищен вашим мужеством и морской выучкой. Благодарю за службу!
Ответом ему было многоголосое эхо:
- Служим Советскому Союзу!!!
Адмирал хотел еще что-то добавить, но вместо слов то ли всхлипнул, то ли кашлянул, неловко потоптался на месте, смахнул непрошеную слезу, махнул рукой и пошел прочь...
Федин повернулся к строю. Неровные шеренги, рваные шапки, грязные ватники, небритые... Еще вчера это была просто толпа таких разных людей, причем не приемлющих нового командира... А сегодня - это стоял монолит, имя которому - экипаж. Экипаж смотрел в глаза своему командиру, и в этом взгляде читалось все.
На следующий день Качаев принес свежую газету.
Из сообщения ТАСС "...На восточное побережье полуострова без предсказания гидрометеослужбы обрушился тайфун разрушительной силы. Скорость ветра достигала тридцати пяти метров в секунду, в порывах до пятидесяти. Прохождение тайфуна сопровождалось мощными ливневыми осадками в виде мокрого снега. Серьезный ущерб нанесен прибрежным районам: по поступившим сообщениям порвано линий электропередач протяженностью более двадцати километров, у ряда предприятий и жилых домов сорваны крыши, выбиты стекла. На рейде порта раздавлено льдами и утонуло два рыболовных судна, четыре плавсредства различного назначения выброшено на берег. Имеются жертвы. Последствия уточняются".
Читая короткое сообщение, Федин невольно представил себе только что пережитое, и вдруг его охватила запоздалая тревога: «Я же мог в центральном отключиться от вида крови?».