Гостья
Он никогда не помнил, как собственно начинается его день. А разве это было важно? Последние пять лет Антону казалось, что день вовсе не прерывается. Он едва успевал закрыть глаза в понедельник, как они отрывались во вторник, и видели своего хозяина одетым и сидящим за письменным столом, где и проходила вся его работа. Одним нажатием клавиши Антон отвечал на деловые письма, составлял график бюджета, закрывал и открывал счета…
Такая работа не приносила двадцати трёхлетнему бывшему студенту, а ныне дельцу, таких денег, как его активным коллегам. Но он верил: единственным способом спастись от трудных мыслей для ограниченного в активности человека – довести своё существование до автоматизма, до непрерывного моргания. Да, когда-то было трудно, но эту науку он смог освоить, словно математику.
Теперь Антон отвернулся от мирно мерцающего дисплея и оглядел своё убежище.
Висевшая в углу застеклённая полка с книгами мерцала своим матовым ветражиком. На ней не было ни пылинки, и эта чистота и аккуратность неизменно обманывали взор того, кто полагал, что полкой пользовались хоть однажды за последние три года. За ветражиком скучали без света ночника и жадных читательских глаз Хемингуэй, Боргес, Сименон…
Маленький диванчик, что справа от стола, был всегда также обманчиво бережно застелен потому, что ночь чаше заставала его хозяина снова за столом.
В окно Антон увидел, как по светящемуся небу плывёт живая стая облаков, оставляя на земле и полу его маленькой комнаты дрожащие тени. Плакал мелкий и ещё вовсе не холодный, а просто хрустальный снег. Усталой поступью шёл за окном десятый день ноября.
«Теперь ничто не спасёт от этих мыслей… пропала вся наука» - шепнул про себя молодой делец. Он запрокинул голову на подголовник кресла и закрыл глаза, но там было темно. И слышать можно было только своё дыхание. Его сердце снова сжала чужая холодная, причиняя боль. Такое уже бывало.
Антон услышал тихий стук в дверь, и, подойдя, отрыл её удивлённо. Антон никогда никого не ждал: некого было ждать. Но теперь на пороге стояла девушка, похожая своими пронзительно голубыми глазами и русыми прядями на самого Антона. Весь её тонкий облик был соткан из чего-то прозрачного и хрупкого и наполнен изнутри печальным осенним солнцем. Сердце Антона снова поразила боль, но уже другая, похожая на ту, которую испытывает человек, когда срывает прекрасный цветок, и, жалея его, и не в силах сдержаться.
Молодой человек жестом неуверенным жестом пригласил гостью войти, и его убежище странно осветилось.
- Неужели это ты?… - спросила она тихо, - Ведь я тебя представляла точно таким, Антоша. А ты не помнишь меня. Я Настя. Мы когда-то жили рядом, напротив той старой церкви. В этих словах не было упрёка или насмешки, а было только странное тепло, с которым приходят в утреннем тумане рождества родные, а не забытые соседи.
- Нет, не помню… - страшно смутившись, солгал Антон. Нет, может быть, он, и вправду забыл и свой старый дом на окраине города и соседей. Но теперь в одно мгновение он вернул себе всё это. Там была такая красивая соседская девочка. Вот такая же. Младше его, и он был влюблён в неё ребёнком. Ведь она появилась тогда, когда в детское сердце впервые приходят тайны и яркие самые дорогие грёзы. Но звали ту девочку не Настей, а может быть…
- Откуда ты? Как узнала обо мне? Для чего ты здесь? – хотелось спросить ему. А вместо этого полились странные слова: «А помнишь…» - говорил Антон только что вошедшей гостье, как старому другу. И рисовал перед ней дом, парк, церковь, их встречи, разговоры, её утешения, в миг, когда его ранили чужие толки о его судьбе, чужие слова и взгляды.
Его гостья молчала и слушала радостно, но при некоторых словах в глазах её дрожали еле заметные слёзы, а Антону казалось, будто он уснул за столом и впервые за много лет видит странный, но прекрасный сон.
-Ты прав, Антоша, – наконец сказала Настя, я пришла не просто так. Я пришла спросить, зачем ты ушёл, укрылся здесь? Её голос дрожал. Я пришла узнать помнишь ли ты? Заглянуть и уйти. Я скоро уйду, но прежде прошу: сохрани это. Она протянула ему хрустальную слезинку на тонкой ниточке…
Внезапно он понял, чего всё это время боялся и что называл трудными мыслями. Перед ним был его подарок. Эта ниточка касалась Настиной шеи. Он впервые говорил тогда, как любит её и, как не мог раньше представить такого друга, и как надеется хоть на скудный ответ. Его тогда пронзала боль, ведь её губы шептали в ответ благодарность, а глаза говорили то, чего он не хотел понять… Как долго молился он и дома и в той их церкви, как долго спрашивал Христа, о своей судьбе. И долго видел свою Настю во сне. «А в этом убежище в этом моргании ты скрылся и от боли и от любви, превратив их в трудные мысли» – сказал незнакомый проснувшийся в нём голос. Из глаз Антона потекли слёзы.
- Не надо плакать, - говорила Настя, я чувствую твои мысли. Я простила и страсть и ревность. Прости и меня за боль. Но ведь ты знаешь теперь, почему я не могу любить тебя по-другому?
- Потому, что ты – моя душа, – сказал Антон спокойно, но вдруг в его сердце железной ниткой проник страх. – Ты говорила, что должна уйти, а это значит…
- Так решил Бог, но я рада, что смогла вернуть тебя.
- Мне не будет больно? – его голос звучал уже спокойно.
- Не бойся. Помолись обо мне, когда я выйду прочь.
Антон осторожно взял её руку и поцеловал благодарно. «Спасибо» – промолвил он уже в пустоту.
Молодой Антон незаметно умер в тот же день. Десятый день ноября расплывался в закате…
12.11.2000г.