Дорога к Богу
Рассказ
Наверное, все представители нашего поколения – 40, и старше – были когда-то в разной степени активными участниками пионерии, а затем комсомолии. На моей памяти только одного одноклассника – Олега Давыденко - в свое время не приняли в ВЛКСМ, да и то только потому, что он сам не захотел. Как я узнал со временем, разногласия со вступительной комиссией у него пошли на почве веры в Бога. Председателю Бюро комсомола он прямо заявил, что не хочет вступать в ряды молодежного движения, так как одним из его постулатов был обязательный атеизм. Комиссия попыталась его вразумить, но, убедившись в бесполезности уговоров, отпустила с миром, предложив на последок почитать труды классиков марксизма-ленинизма.
Сам Олег тогда так и не признался, почему он один из всех нас остался без комсомольского значка. Я узнал это много лет спустя, совершенно случайно. И хорошо, что это произошло много позже тех безбожных лет. Вряд ли в том комсомольском возрасте я бы его понял. И, возможно, лишился бы хорошего приятеля.
Я рос в атеистической семье. Естественно, не крещенный. Из всех многочисленных наших сибирских родственников, верующей была только одна моя бабушка по материнской линии - баба Маня. Помню, для меня было удивительно, как она, уложив внука спать, становилась на колени перед иконой с ликом какой-то женщины и что-то шептала, быстро крестясь и иногда кланяясь. Я, конечно, не мог не подглянуть. Как-то я не удержался и спросил - с кем она в этот момент разговаривает, ведь все знают – Бога нет. Бабушка неожиданно по-доброму взглянула на меня и тихо проговорила: «Вырастишь, сам все поймешь», и, печально вздохнув, отвернулась. На этом наша теологическая дискуссия и закончилась.
Баба Маня вообще была удивительной женщиной. Могла заговаривать кровь молитвой, утихомирить боль, простым поглаживанием по голове. Бабушка была католичкой – ее родители еще до революции переселились в Новосибирскую губернию из Польши, – но молилась на православную икону. И ту она нашла около разграбленной церкви в своем городке – Искитиме. Икона была потускневшая, на потресканой доске и вся сплошь в острых дырочках от ножика – варвары-атеисты порезвились. Думаю, им это зачлось, наказание от Бога, в отличие от светского, неминуемо.
Мой путь к Богу начался в армии. Сейчас, по прошествии двадцати лет, я иногда думаю, может, мне в тот момент это почудилось – не было никакого толчка в спину, а упал я совершенно случайно, интуитивно. Но чем больше размышляю, тем более прихожу к выводу - не бывает в жизни случайностей. Да и интуиция – явление далеко не материального мира.
Сегодня я считаю себя православным верующим. Каюсь – в церковь захожу не часто, но изменения, произошедшие в душе за последующие годы - уверен – уже не обратимы. А значит, все-таки не придумал, было, все было. Но даже если бы ничего и не случилось в том далеком 1988 году на небольшой заставе на окраине Герата, атеистом, думаю, все-равно бы не остался, но дорога к Богу, возможно, была бы другая, более длинная и извилистая.
На заставу я попал, как говорится, по залету. Смотри рассказ – Пожарник. Место было бойкое, то есть обстреливали нас «духи» регулярно. К счастью, прицельных, по-настоящему опасных нападений на заставу случились за те полгода, что я прослужил на точке вплоть до самого вывода в Союз, буквально два-три раза. Конечно, это были тщательно подготовленные обстрелы, с засевшим где-нибудь на соседней вершине корректировщиком. Но чаще всего афганцы ограничивались спонтанными выступлениями. Мне представлялось это так: собрались несколько «духов» покурить чарсу. Покурили, покурили и тут одному особенно горячему юноше приходит в голову светлая мысль: «А не стрельнуть ли нам по грязным свиньям - шурави». Сказано – сделано. РС на плечо и вперед. После первых выстрелов до воинов Аллаха начинает доходить, что сейчас по ним, «в ответку» начнут стрелять из «больших пушек». Наиболее сообразительные в этот момент хватают трубу эрэса, и бегом до первого входа в катакомбы. К слову сказать, в этих местах были знаменитые подземные ходы, которым вроде бы уже не одно столетие. Рассказывали, что в них свободно проезжали наши, точнее уже трофейные УРАЛы.
Такие обстрелы нам были не страшны, и даже морально на нас ни как не действовали – привыкли. А вот точные нападения для заставы были по-настоящему опасными, поскольку неожиданными.
Застава строилась на самой вершине довольно крутой горы, и потому помещения располагались поярусно. На самой вершине размещались вкопанные жилая полуземлянка и хозблок. Ниже по левую и правую сторону находились комнаты офицеров, столовая и Ленинская комната. Эти саманные домики огораживал огромный трехметровой высоты дувал. Со стороны ленкомнаты в дувале был узенький проход, тропинка от которого спускалась к складу ГСМ, в виде пещеры вкопанного в гору. Еще ниже стояли несколько спортивных приборов – брусья и турник. Таки образом, получалось, что склад с соляркой и бензином выкопали прямо под заставой. Мы с мужиками как-то обсуждали, что появись у «духов» вдруг дикое желание уничтожить нашу заставу окончательно и бесповоротно, лучшего способа, чем подпалить склад ГСМ и не придумаешь.
И вот в один из осенних дней 1988 года меня с товарищем поставили на уборку Ленинской комнаты. Помню, мы не особенно торопились. Вооружившись вениками, расселись на партах и о чем-то болтали. И тут ухнуло! Да так сильно, похоже, за стенкой, что мы, не сговариваясь, моментально растянулись на так и не подметенном полу. Взрывы повторились и все где-то рядом. Мы сразу сообразили, что это тот самый страшный обстрел с корректировщиком, и только крепче вжимались в земляной пол, мысленно уговаривая «духов» побыстрее отстреляться. В этот момент как-то особенно громко грохнуло, мне показалось, прямо под нами. Пол ощутимо содрогнулся. Помню мысль – там же склад ГСМ, а если загорится? Вот тут-то и сказалось пионерско-комсомольское воспитание. Не долго думая я подскочил и выбежал за дверь.
У проема в дувале остановился. На крыше склада виднелась неглубокая – полуметровая воронка. Реактивный снаряд даже не смог разворотить насыпь до бревен перекрытия. Я стоял и как дурак глазел на эту воронку, потом перевел взгляд на сливающиеся в одну светло-коричневую поверхность крыши кишлаков за бетонкой, на вершины далеких гор, поднимающиеся за ними, и в этот момент что-то произошло. Тогда я голову бы дал на отсечение, что меня кто-то ощутимо толкнул в спину. Умом понимаю, что не могло этого быть, ни кого рядом не было, один я стоял. Но отчего-то же я упал. Плюхнулся прямо на живот, ободрав ладони и перепачкавшись в пыли. Оглянуться я не успел. В этом миг напротив прохода шандарахнуло так, долбануло с такой силой, что меня подбросило сантиметров этак на двадцать (потом прикинул), а с двух саманных стен по бокам посыпалась мелкой щебенкой глиняная штукатурка. На какое-то время заложило уши. Слышать я стал, наверное, где-то через час, но голова гудела еще долго – с неделю.
Я пролежал так, не двигаясь, минут десять, пока не закончился обстрел и на территории точки не начали появляться, выбираясь из укрытий, порой самых неожиданных, оживленные солдаты, мои товарищи. Я поднялся и отряхнулся. Потом спустился по тропинке вниз, чтобы взглянуть на последствия взрыва. Воронки не нашел, но увидел развороченный, разорванный пополам ствол дерева. Сейчас не помню, что там росло. Снаряд разорвался в ветвистой развилке на высоте примерно одного метра, на уровне моих ног, если бы я остался стоять. Осколки оставили несколько крупных отметин и больше мелких дырочек на поверхности дувала и в стене Ленинской комнаты – той ее части, что не была защищена забором. Через несколько месяцев, когда взвод готовился к выводу из Афганистана, ребята выковыряли из стены в этом месте несколько симпатичных осколков. Один я даже привез домой.
Уже на следующий день место это стало достопримечательностью нашей заставы. Ну какая еще точка могла похвастаться таким точным «попаданием» эрэса? Сюда водили, как на экскурсию, офицеров и солдат из полка. Те удивлялись, а после рассказывали об этом небывалом случае в своих подразделениях. Желающих посмотреть на разорванное дерево хватило недели на две. Вскоре начались хлопоты по подготовке к выводу, и про наше «чудо» постепенно забыли. А я так и не признался, что стоял в тот момент напротив прохода и только за долю секунды до взрыва непонятно по какой причине свалился на землю.
Я потом долго размышлял на эту тему. Никакого материального объяснения случившемуся так и не нашел, как не старался. Зато мне стало понятно, что не все в мире так просто. Есть все-таки что-то над нами. Какая-то высшая сила там, на недоступной высоте. А кто же еще мог толкнуть меня в спину перед самым разрывом, как ни Тот, кто все знает? Значит, не все еще из предназначенного я выполнил к тому времени.
После армии, как только впервые выехал из своего маленького узбекского городка, где церкви не было, на Родину в Сибирь, сразу же и крестился. Помню, нас таких возрастных - желающих креститься - пришли в новосибирский храм несколько человек. Поп даже пошутил – мол, младенцы ныне какие крупные пошли. Кто знает, может это такой день был особенный – для тех кто нашел дорогу к Богу в сознательном возрасте, после 20 лет.