Жан-Жак Деррида или не надо читать

Слоня
Все персонажи этой псевдо-цитаты являются вымыслом автора. Всякое совпадение имен и текстов – случайное недоразумение.


Философ Жан-Жак Деррида поставил точку в только что написанном докладе, который он должен будет прочитать следующим утром перед толпой студентов Принстонского Университета, и положил толстый том «воспитательного» романа Ж. Ж. Руссо «Эмиль» на край стола рядом с ноутбуком. Затем он выключил компьютерное устройство и откинулся в кресле, глубоко задумавшись.
«Руссо пишет: «…за философию нам с важным видом выдают дурные сны. Мне скажут, что и я тоже грежу; я согласен, однако, в отличие от других людей, я не выдаю мои грезы за нечто реальное, предоставляя другим возможность определить, есть ли в этих грезах что-либо полезное для пробудившихся от сна людей».
Хорошая цитата. Она стоит того, чтобы ее повторить. Повторить, повторять, вписывать в новый текст и вчитывать этот новый текст и в новую душу.
Рука философа машинально потянулась к книге, из которой он пять минут назад извлек окончание своего доклада… Деррида осторожно приподнял фолиант в темно-синей обложке, погладил шершавую поверхность и открыл книгу на только что вписанной в текст доклада цитате. Глаза Жан-Жака привычно пробежали по строчкам и… споткнулись! Слова были другими! Философ резко поднял глаза к потолку и прошептал имя католического Бога. Господь безмолвствовал.
Деррида боязливо скосил глаза в раскрытую книгу. Пробежал взглядом весь текст и начал читать с верхней строчки.
«Философ Жан-Жак Деррида поставил точку в только что написанном докладе, который он должен был прочитать следующим утром перед толпой студентов Принстонского Университета, и положил толстый том «воспитательного» романа «Эмиль» Руссо на край стола рядом с ноутбуком. Затем он выключил компьютерное устройство и откинулся в кресле, глубоко задумавшись».
Абзац закончился, и философ перевел дух, оторвавшись от текста. Это был не Руссо! Деррида, заложив пальцем страницу, перевернул обложку и прочитал название «Эмиль или О воспитании»…
Но где же подстраничная сноска с цитатой? Где удивительное размышление о сновидческом характере идеалистических философских мечтаний? Деррида, вытер со лба внезапно выступившие крупные капли пота и снова бросил взгляд в книгу.
«Руссо пишет: «…за философию нам с важным видом выдают дурные сны. Мне скажут, что и я тоже грежу; я согласен, однако, в отличие от других людей, я не выдаю мои грезы за нечто реальное, предоставляя другим воз¬можность определить, есть ли в этих грезах что-либо полезное для пробудившихся от сна людей».
Но это ведь его, Жан-Жака Деррида слова! Это он цитирует Руссо, это не комментарий к своему роману французского гения! Вот же, здесь ясно написано: «Руссо пишет». Но эту-то как раз фразу написал он, Деррида, а не Руссо!
Мысли философа смешались, в глазах потемнело. Рука с книгой опустилась вниз, и Деррида захотелось плакать. Как в детстве, когда старшие мальчики в колледже издевались над ним, выходцем из Алжира. Стоп!
Жан-Жак мысленно приказал себе успокоиться. Это все утомление разума, усталость… Глупая шутка нервных клеток. Мы же прекрасно понимаем, что в книге Руссо не могла ни с того ни с сего возникнуть история о современном мыслителе, которая, кстати, пока что и не существует. Деррида выпрямил спину, протянул вперед руку с книгой, затем второй рукой протер глаза и помассировал большим и указательным пальцем пальцами виски. Поднес книгу к глазам и еще раз внимательно изучил написанное на обложке. Ж. Ж. Руссо «Эмиль или О воспитании». Деррида открыл книгу и начал читать с первой страницы.
«Хорошая цитата. Она стоит того, чтобы ее повторить. Повторить, повторять, вписывать в новый текст и вчитывать этот новый текст в новую душу.
Рука философа машинально потянулась к книге… Он осторожно приподнял фолиант в темно-синей обложке, погладил шершавую поверхность и открыл на только что вписанной в текст доклада цитате. Глаза Жан-Жака привычно пробежали по строчкам и… споткнулись! Слова были другими! Философ резко поднял глаза к потолку и прошептал имя католического Бога. Господь безмолвствовал».
Деррида все-таки заплакал, хотя и не заметил – когда. Несколько крупных капель упали на страницу, и философ оторвался от текста. Мозг лихорадочно заработал. Итак, я сошел с ума… Какая горькая ирония, какой символический философский финал! Гельдерлин, Ницше, Альтюссер… Но нет же! Я мыслю, я соображаю, я адекватен! Сразу несколько капель сорвались с век Жан-Жака и разбились о бесчувственные значки на дорогой тонкой бумаге. Издательство «Плеяды» славилось качеством своей полиграфической базы.
 Итак, нельзя впадать в панику. Прежде всего, необходимо успокоиться и начать анализ происходящего. Спокойно. Уверенно. Без слез и паники. Сейчас я открою книгу снова на первой страницы. Что бы я там не обнаружил – оставаться спокойным. Итак… Деррида раскрыл том Руссо. Руки его заметно дрожали.
«Деррида боязливо скосил глаза в раскрытую книгу. Пробежал взглядом весь текст и начал читать с верхней строчки».
Действительно, Деррида отвлекся от чтения и по инерции начал читать с верхней строчки первой страницы. Нет, надо продолжать, читать, читать и не думать!
«Философ Жан-Жак Деррида поставил точку в только что написанном докладе, который он должен был прочитать следующим утром перед толпой студентов Принстонского Университета, и положил толстый том «воспитательного» романа «Эмиль» Руссо на край стола рядом с ноутбуком. Затем он выключил компьютерное устройство и откинулся в кресле, глубоко задумавшись».
Стоп! Это уже повтор повтора!!! Деррида отбросил от себя книгу как ядовитую змею. Спокойно… Запомним это факт. И продолжим эксперимент. Но, прежде всего, ответим на самый пугающий вопрос. Деррида шумно вздохнул и оглядел свой рабочий кабинет. Все стояло на своих местах – мебель, книги, городской пейзаж за окном. Философ снова вздохнул, так же шумно выдохнул и притих, ожидая прихода мысли.
Итак, я читаю свою собственную историю. Которая, при этом, является историей обо мне. Я автор и персонаж одновременно. Нет!
Я – персонаж. И я был автором. То есть, я действительно написал этот текст о Руссо. Но то, что я читаю о себе в этой книге, на обложке которой стоит имя Руссо, пишу не я! Я читаю то, что некто пишет обо мне вместо Руссо. При этом этот псевдо-Руссо пишет то, что происходит в этот самый момент со мной. Отлично!
Деррида встал с книгой в руке и прошелся по кабинету. Но ведь в книге написано только о том, что происходит в настоящий момент. И, если я буду читать, не отрываясь, то я догоню этого псевдо-биографа. Тогда его текст должен остановиться и, возможно, дальше снова появится старый, правильный текст Руссо.
Деррида потер руки и потянулся к фолианту. Проверяем.
«Абзац закончился, и философ перевел дух, оторвавшись от текста. Это был не Руссо! Деррида, заложив пальцем страницу, перевернул обложку и прочитал название «Эмиль или О воспитании»…
Но где же подстраничная сноска с цитатой? Где удивительное размышление о сновидческом характере философских мечтаний? Деррида, вытер со лба внезапно выступившие крупные капли пота и снова бросил взгляд в книгу.
«Руссо пишет: «…за философию нам с важным видом выдают дурные сны. Мне скажут, что и я тоже грежу; я согласен, однако, в отличие от других людей, я не выдаю мои грезы за нечто реальное, предоставляя другим воз¬можность определить, есть ли в этих грезах что-либо полезное для пробудившихся от сна людей».
Но это ведь его, Жан-Жака Деррида слова! Это он цитирует Руссо, это не комментарий к своему роману французского гения! Вот же, здесь ясно написано: «Руссо пишет». Но эту-то как раз фразу написал не Руссо!
Мысли философа смешались, в глазах потемнело. Рука с книгой опустилась вниз, и Деррида захотелось плакать. Как в детстве, когда старшие мальчики издевались над ним, выходцем из Алжира, в колледже. Стоп!
Жан-Жак мысленно приказал себе успокоиться. Это все утомление разума, усталость… Глупая шутка нервных клеток. Мы же прекрасно понимаем, что в книге Руссо не могла ни с того ни с сего возникнуть история о современном мыслителе, которая, кстати, пока что и не существует. Деррида выпрямил спину, протянул вперед руку с книгой, затем второй рукой протер глаза и помассировал большим и указательным пальцем пальцами виски. Поднес книгу к глазам и еще раз внимательно изучил написанное на обложке. Ж. Ж. Руссо «Эмиль или О воспитании». Деррида открыл книгу и начал читать с первой страницы».
Внезапно Деррида почувствовал легкий укол страха. Он машинально протянул руку и стал массировать виски, подражая персонажу только что прочитанного текста, тупо регистрируя это совпадение своим оцепеневшим разумом. Неужели мне в четвертый, пятый, сотый раз придется перечитывать свою цитату?! Это похоже на навязчивый кошмар. Нет… Надо снова успокоиться.
- Это усталость, - сказал вслух Жан-Жак, оторвавшись от книги. Но ведь чистота эксперимента требовала, чтобы он дочитал текст до минуты чтения. Да! Разум подсказал ему, что это должно было привести к финалу, к разрешению странной шутки бытия. Теперь задача эта удлинялась, усложнялась. Текст разрастается, по мере того, как его сознание вторгается в процесс чтения. И откуда этот страх, оторвавший его от эксперимента? Надо ли продолжать то, что так пугает?
Деррида встал с кресла и подошел к стеллажу с книгами. Что-то промелькнуло в его мозгу, и он снял с полки первую попавшуюся книгу. Раскрыв ее на середине, он уставился в текст.
«Хорошая цитата. Она стоит того, чтобы ее повторить. Повторить, повторять, вписывать в новый текст и вчитывать этот новый текст в новую душу.
Рука философа машинально потянулась к книге… Он осторожно приподнял фолиант в темно-синей обложке, погладил шершавую поверхность и открыл на только что вписанной в текст доклада цитате. Глаза Жан-Жака привычно пробежали по строчкам и… споткнулись! Слова были другими! Философ резко поднял глаза к потолку и прошептал имя католического Бога. Господь безмолвствовал».
Снова лихорадочно заработал разум. Деррида обозлился на него, словно бы его собственный мозг нашептывал ему слова какого-то чужого человека, врага, вора, насмешника. Но ты же видишь, что не все совпадает? Слова-то те же самые! Чувствуешь? Просекаешь? Это западня! Ты-то ведь надеялся, что слова и в самом деле будут другими в другой книге. Так? Ан нет! Слова всегда будут одними и теми же.
Жан-Жак Деррида потерянно подошел к креслу и сел в него, положив взятую со стеллажа книгу рядом с «Эмилем» Руссо. Это был томик Эдмунда Гуссерля – философа, которого Деррида почитал как своего учителя, и с анализа текстов которого началась его собственная научная биография. НЕ надо об этом думать, прошептал он сам себе. Только не надо об этом думать. Как только я решил провести эксперимент и дочитать текст до конца, текст начал разрастаться. Он мешает мне читать. Только – кто этот «он». Более того, теперь у меня еще и две книги вместо одной. Может быть, все-таки продолжить и довести до конца эксперимент? Но какую взять книгу – Руссо или Гуссерля? Вот уж, честное слово, заплачешь…
Философ взял Руссо и со слезами на глазах покорно начал читать все с той же первой страницы.
«Деррида все-таки заплакал, хотя и не заметил – когда. Несколько крупных капель упали на страницу, и философ оторвался от текста. Мозг лихорадочно заработал. Итак, я сошел с ума… Какая горькая ирония, какой символический философский финал! Гельдерлин, Ницше, Альтюссер. Но нет же! Я мыслю, я соображаю, я адекватен! Сразу несколько капель сорвались с век и разбились о бесчувственные значки на дорогой тонкой бумаге. Издательство «Плеяды» славилось качеством своей полиграфической базы.
 Итак, нельзя впадать в панику. Прежде всего, необходимо успокоиться и начать анализ происходящего. Спокойно. Уверенно. Без слез и паники. Сейчас я открою книгу снова на первой страницы. Что бы я там не обнаружил – оставаться спокойным. Итак… Деррида раскрыл том Руссо. Руки его заметно дрожали.
Деррида боязливо скосил глаза в раскрытую книгу. Пробежал взглядом весь текст и начал читать с верхней строчки».
Действительно, Деррида отвлекся от чтения и по инерции начал читать с верхней строчки первой страницы. Нет, надо продолжать, читать, читать и не думать!
«Философ Жан-Жак Деррида поставил точку в только что написанном докладе, который он должен был прочитать следующим утром перед толпой студентов Принстонского Университета, и положил толстый том «воспитательного» романа «Эмиль» Руссо на край стола рядом с ноутбуком. Затем он выключил компьютерное устройство и откинулся в кресле, глубоко задумавшись».
- Папа! Папа! Мама зовет всех к столу!
А-а-а! Черт побери!!! Черт! Чери!!! Пропади оно все пропадом!!! Деррида вскочил с кресла и хлопнул книгой об стол.
- Папа!
-Иду, - едва сдерживая кипящую в груди ярость, сказал философ. Мысли в его голове, опережая одна другую, повалили толпой, как болельщики после окончания футбольного матча. Этак я никогда не закончу эксперимент... Текст разрастается и захватывает пространство жизни… Но как это все отразится на ней? Почувствуют ли это дети и жена? Меня могут упрятать в сумасшедший дом!
Господи! Я уже дважды перебрался через чудовищную мысль о сумасшествии… Но в своем ли уме остальной мир?
Деррида подошел к двери и, приоткрыв ее, выглянул в холл. Дочь стояла в нескольких метрах от двери и вопросительно смотрела на него. Наверное, ее немного испугал шум, раздавшийся в кабинете после того, как она позвала отца. Неужели я закричал вслух, когда она прервала чтение? Надо научиться контролировать себя.
- Иду, доченька, иду, - Деррида улыбнулся ребенку, и девочка, удовлетворенно кивнув, исчезла в столовой. Деррида смятенно уставился на валяющуюся на полу книгу Руссо. Все же придется идти.
Философ оправил блузу, подтянул домашние брюки и, перекрестившись, вышел из кабинета.
- Ну, как твой Руссо? – встретила его жена, стоя у стола. Внутри у философа похолодело.
- Что с тобой? – жена с беспокойством смотрела ему в лицо.
- В чем дело? – старательно выговаривая слова, спросил Деррида, усаживаясь на стул.
- Ты очень бледен?
Деррида поднял руку к лицу и ощупал его, хотя и понимал, что таким образом определить собственную бледность ему вряд ли удастся.
- Наверное. Этот доклад отнимает много сил.
Жена, разливая по тарелкам по тарелкам фруктовый суп, спросила:
- Закончиваешь?
- Нет, - соврал философ. Зачем я ей вру? Какой бестолковый разговор… Может ли зависеть от этого то, что случилось в кабинете? Не усугубляю ли я свое положение? Может, рассказать ей все? Нет, не здесь, не при детях!
Деррида хлебал луковый суп, не понимая его вкуса, когда вдруг почувствовал взгляд жены. Он поднял голову. Жена смотрела на него с жалостью в глазах. Мысли философа снова засуетились. Знает! Чушь! Он затравленно уставился в тарелку, едва кинув ответный взгляд.
Жена вздохнула.
- Ты ничего не хочешь сказать мне?
Деррида окаменел. Все! Придется сознаваться… Но в чем?!
- Послушай, Жак. Ты обещал, что скажешь вечером, когда мы поедем с детьми в Диснейленд! Они устали ждать, они теряют веру в тебя как отца! Мы уже почти год живем в этой Америке, а они ничего не видели, нигде не были, кроме загородного скаутского лагеря.
Боже! Опять одно и то же! У нас уже был этот разговор про Диснейленд. В душе философа закружились невеселые мысли, которые вскоре образовали маленький внутренний торнадо. Он сидел и, сжимая в руке ложку, сдерживал слова ярости, готовые слететь с языка.
- Вот, детишки, папа предпочитает снова отмалчиваться! – грустно проговорила жена.
Деррида передернуло. Эти слова он уже слышал!!! Сегодня утром…
Деррида с раскрытым ртом смотрел на свое семейство и вспоминал подробности утренней ссоры с женой. Итак, дочка, точно так же как сейчас, позвала меня на завтрак… Нет, она сказала «к столу». Да. Точно так же, как сейчас. Правда настроение у меня было другое – ленивое, предрабочее утреннее настроение. И я замешкался. Дочка снова меня позвала. Я сказал ей пару раз: «Иду, доченька». А потом… А потом!!! Текст разговора полностью воспроизводил утреннюю беседу!!! Сейчас она скажет: «Ну, что же ты все-таки скажешь?»
- Ну, что же ты, все-таки скажешь?
«Надо ответить: «Пока ничего не скажу», - услышал Деррида чей-то спокойный голос внутри. Философ вскочил со стула, дернулся назад, уронив стул на пол, и громко стуча задниками шлепанцев по полу, бросился в свой кабинет. Ему хотелось завыть. Потом – выброситься в окно. Потом – он забежал в кабинет, закрылся на внутренний замок и, дрожа всем телом, опустился на пол.
«Это – конец!»
Деррида подполз к столу и приподнявшись на руках, посмотрел на столешницу. Проклятая книга Руссо лежала у края. Дрожащей рукой философ взял синий том и раскрыл на первой странице. Из столовой доносились звуки. Деррида закрыл уши руками, подбежал к туалетному шкафчику и зубами вытянул ящичек. Ящичек выпал вниз, содержимое его рассыпалось. Жан-Жак сразу же увидел коробочку с берушами. Быстро нагнувшись, он схватил коробочку, раскрыл ее и мгновенно засунул себе в уши два поролоновых тампончика. Мир окутала спасительная тишина.
Не надо читать! Не надо читать!!! Никогда в жизни не надо больше читать!!! – бесновались в его мозгу жуткие слова.
Рука философа схватила книгу, но вместо того, чтобы бросить ее с ненавистью на пол, вдруг судорожно раскрыла обложку.
Глаза вонзились в текст.
Деррида неожиданно осознал, что теперь ничто в этом мире, даже гибель самого этого мира не сможет оторвать его от книги.
«Стоп! Это уже повтор повтора!!! Деррида отбросил от себя книгу как ядовитую змею. Спокойно… Запомним это факт. И продолжим эксперимент. Но, прежде всего, ответим на самый пугающий вопрос. Деррида шумно вздохнул и оглядел свой рабочий кабинет. Все стояло на своих местах – мебель, книги, городской пейзаж за окном. Философ снова вздохнул, так же шумно выдохнул и притих, ожидая прихода мысли.
Итак, я читаю свою собственную историю. Которая, при этом, является историей обо мне. Я автор и персонаж одновременно. Нет!
Я – персонаж. И я был автором. То есть, я действительно написал этот текст о Руссо. Но то, что я читаю о себе в этой книге, на обложке которой стоит имя Руссо, пишу не я! Я читаю то, что некто пишет обо мне вместо Руссо. При этом этот псевдо-Руссо пишет то, что происходит в этот самый момент со мной. Отлично!
Деррида встал с книгой в руке и прошелся по кабинету. Но ведь он пишет только то, что происходит в настоящий момент. И, если я буду читать, не отрываясь, то я догоню этого псевдо-биографа. Тогда его текст должен остановиться и, возможно, дальше снова появится старый, правильный текст Руссо.
Деррида потер руки и потянулся к фолианту. Проверяем.
«Абзац закончился, и философ перевел дух, оторвавшись от текста. Это был не Руссо! Деррида, заложив пальцем страницу, перевернул обложку и прочитал название «Эмиль или О воспитании»…
Но где же подстраничная сноска с цитатой? Где удивительное размышление о сновидческом характере философских мечтаний? Деррида, вытер со лба внезапно выступившие крупные капли пота и снова бросил взгляд в книгу.
Руссо пишет:…»
И-и-и! Стоп!!! Внезапно Деррида остановился. Словно взгляд его внезапно наткнулся на непроницаемую стену.
Голос разума молчал. Переборов панический импульс, философ осторожно прислушался к голосу своего разума. Он даже закрыл глаза.
Далее должна была снова следовать цитата из Руссо! Деррида даже увидел начало этой цитаты! Это было похоже на библейское «Мене, текел, фарес»!
И тут новая мысль мелькнула в воспаленном разуме философа. Деррида отпрянул от книги, захлопнул ее и лихорадочно стал листать толстый том Руссо с первой страницы, отсчитывая номера страниц. Наконец он добрался до страницы, где должна была располагаться проклятая цитата, которой он закончил свой доклад. Вот здесь… в сноске… Только не смотреть на начало страницы…
Деррида приоткрыл глаза так, чтобы сквозь узкую щелку нельзя было разобрать печатного текста, и взглянул на страницу.
Внизу, под чертой, действительно была сноска. Деррида быстро открыл глаза.
«…за философию нам с важным видом выдают дурные сны. Мне скажут, что и я тоже грежу; я согласен, однако, в отличие от других людей, я не выдаю мои грезы за нечто реальное, предоставляя другим воз¬можность определить, есть ли в этих грезах что-либо полезное для пробудившихся от сна людей».
Слава Богу! Это текст принадлежит Руссо! И он располагается именно там, где и должен был располагаться!
В мозгу философа неожиданно образовалась дымка, которая моментально заволокла весь горизонт разума, Жан-Жак успел подумать: «какая скука», и тут же уснул, уронив книгу на грудь.
Проснувшись через час, философ Жан-Жак Деррида напрочь забыл только что приснившийся ему дурной сон.