ПАРИКМАХЕР ONLINE;) ДВ@
Часть II
Ты помнишь, как всё начиналось…
А.Макаревич
Здравствуйте, дорогие читатели!
Среди суматохи и семейных проблем, проблем на работе, которые,
уверен, есть у всех нас, надеюсь, что вы найдете возможность прочесть мою вторую книгу, и это не окажется пустой тратой вашего драгоценного времени.
Теперь я хочу рассказать вам о жизни Парикмахера ONLINE, которая
была у него до принятия этого важного для себя решения — стать парикмахером.
(Все, о чем вы здесь прочтете, произошло на самом деле.)
Дмитрий Дель (Del’)
Звуки радио: «Пи…пи…пи…».
— Здравствуйте! Начинаем утреннюю гимнастику для детей и взрослых. Поставьте ноги на ширине плеч. Начали. Иииии, раз!» — так начиналось моё школьное утро.
— Димочка, ты встаёшь? Давай, давай, вон уже зарядка идёт, — голосом будильника, говорила моя бабушка, проснувшаяся часов в 6 утра, чтобы приготовить мне завтрак. Но тогда, я этого, конечно же, не ценил.
— Ну всё, встаю, встаю! — сонным голосом отвечал я, потягиваясь и зевая.
О боже, как же это всё надоело, ну когда я уже стану взрослым, и не будет утренних гимнастик, “Пионерских зорек», горнистов, а будет то, что я захочу сам. Ну, когда?
— Ну, ты чего там валяешься? Давай, давай, а то «Пионерская зорька» скоро начнётся, и тебе выходить уже надо будет — волнуясь, говорила мне бабушка.
Несколько неохотных телодвижений, и я уже за столом, пью чай с пирожками, и как папа, читаю прессу. В углу стола лежит свежий номер «Пионерской правды», за которым любезно сходила бабушка. Вы не поверите, но я до сих пор помню подушечками пальцев ощущения от свежего номера «Пионерской правды». И этот запах свежей газеты! Именно свежей, ведь пройдёт пара дней и всё, газета — газетой.
А до школы, конечно, был детский сад. Но в моей памяти почему-то осталось не много воспоминаний и большинство негативных. Например, запах подгорелой каши, запеканок, какао с тоненькой плёнкой пенки, вкус так не любимого мною киселя, запах наволочек с подушек во время тихого часа, пластмассовые кубики с пожёванными нами углами, машинки без колёс, солдатики без рук, ног и голов, забор, так ужасно ненавидимый мною, отбирающий у меня мир свободы. Я до сих пор помню это кошмарное ощущение во время расставания с родителями. Когда тебя приводят в сад утром, оставляя там за забором, когда во время прогулок ты смотришь в щели забора, и кажется, что жизнь не здесь протекает, а там. Каждый раз я всматривался с задержкой дыхания в прохожих, которые шли по делам и не замечали моего горя, а вместе с ним меня, стоявшего по ту сторону жизни. Но самым ужасным воспоминанием о детском саде, остался день, который мне тогда показался вечностью…
Зима, вьюга, а тогда зимы и сейчас — это земля и небо, было очень холодно. Как я понял уже потом, с годами, в то утро мы проспали. Отвезти в сад меня должна была мама. Одевшись с горем пополам… Почему с горем? Сейчас объясню! Чтобы одеть тогдашнего пятилетнего ребёнка, нужно было затратить гораздо больше времени, чем сегодняшнего. Самым ужасным из той одежды было всё, пожалуй, кроме трусов. К трусам претензий нет. Но остальное — дикий ужас, причём, ужас — не маленькая литовская змейка, а ужас по Стивену Кингу. После трусов и майки, следовала белая рубашка, на этих дурацких бесконечных маленьких пуговицах. Затем следовали, наверно, самые ненавистные мне колготки. Уже тогда, в пятилетнем возрасте, они у меня ассоциировались только с девочками. Ну, бред ведь, мальчик в колготках! Да бог с ними, к ним мы ещё вернёмся. После колготок шли непонятные рейтузы, с какими-то дикими швами, торчащими наружу. Я же тогда не знал, что это станет модным потом, в наши дни, и будет применяться в элементах верхней одежды. Но в верхней, а тут внизу. Ну, зачем швы толщиной с палец и внизу??? Дальше следовал свитер с горлом, причём в обтяжку. Слушайте, а то не поверите! Хотите, прикурите сигарету, я подожду! Ну, всё? Идём дальше…
Сверху рейтуз со швами с палец надевались болоньевые штаны-комбинезон с толстым синтепоном внутри. Мне было ясно одно: если захочу писать, то лучше обоссаться на месте. Но и это ещё не всё. На шею вешались варежки, связанные между собой резинкой, чтобы я их не потерял, или чтобы у меня их никто не отнял, наверно. ВЕДЬ КОГДА ВАРЕЖКИ ЕДИНЫ, ТО ОНИ НЕПОБЕДИМЫ. После надевания варежек, пока ещё не просунутых в рукава то ли шубы, то ли тулупа и висящих по бокам моего уже колобкообразного тельца, мне приходит конец. Мне повязывают платок, какие носят бабушки, всю жизнь сидящие у подъездов. Зачем? Почему? У меня что уши больные? Не з—на—ю! После, уже процентов пятьдесят не слыша, я подвергаюсь одеванию шапки-скафандра, с кокардой посередине. Всё, теперь мне нужен сурдопереводчик, ибо я не слышу уже в пять лет. Как я уже говорил раньше, варежки просовываются в тулуп или шубу, весом килограмм в пять, не меньше, и вся эта конструкция застёгивается тремя большими пуговицами где-то спереди. Говорю где-то, потому что не вижу и половину того, что происходит из-за вечно съезжающего мне на глаза платка. Потом мне с трудом натягивают валенки, а завершает весь этот смирительный образ солдатский ремень, которым обтягивают мою недетскую талию. Ремень имеет свойство расстегиваться, если я не дай бог чихну. Но мама просит меня вдохнуть, а после застёгивания плавно выдохнуть. Ну, потом натягивает варежки и я, в принципе, готов, но готов не передвигаться, а ехать на транспорте. Лучше всего, конечно, подошло бы зеленоглазое такси, но по телевизору сказали: «НАШИ ЛЮДИ В БУЛОШНУЮ И В САДЫ НА ТАКСИ НЕ ЕЗДЯТ». Я же не хотел быть чужим для страны и согласился на санки, слава богу, имеющие спинку. С трудом погрузив то, что являлось сыном, мама втыкает мне сапёрскую детскую лопатку в неразгибаемые пальцы, и мы готовы следовать по маршруту до детского сада. В принципе, недолго собирались, правда? Я это к тому рассказываю, чтобы Вам было понятнее, почему я так запомнил этот день на всю жизнь. Помните, в начале нашего одевания я сказал, что мы проспали. Ну, так вот, поэтому мы кое-что забыли надеть из этого длинного списка вещей, обязательных для надевания. Нет, не трусы, о которых Вы, наверно, подумали. Хуже. Мы забыли мои генеральские, с лампасами шорты, которые я надевал поверх ненавистных мне колготок со швами на заднице и вытянутыми коленками. Но так как мама уже опаздывала на работу, то она помогла мне только с верхней частью скафандра, а с нижней я возился сам — там и обнаружил этот кошмар. «Шок — это по-нашему», — сказал я тогда, не подозревая, что в наши дни это станет хитом рекламы. Когда я остался один наедине с колготками, думал, что провалюсь под землю от стыда. Я был обесчещен как мужчина, у меня не было шорт — самого главного, что отличало в садике мальчика от девочки (не считая длинных волос, ну и анатомических подробностей.) Я с трясущимися руками стал шарить по ящикам других мальчиков. А вдруг у кого есть запасные. Ну, мало ли что может случиться в туалетах детского сада. Как назло, ничего. Мои чувства сложно описать, это надо на себе прочувствовать. Все уже сидели за завтраком, ковыряя подгоревшие запеканки. Должен был состояться мой выход в зал. Вы представляете, я должен выйти к аудитории в одних колготках, со швами на заднице?!?! И тут я начал выживать…
В дверную щель я увидел, что воспитательница с чайником в руке отошла. Это было сигналом к спасению. Я пулей пролетел в спальню, в которой у нас обычно тихий час. За поеданием подгоревших запеканок особо никто и не обратил на меня внимания, кроме воспитательницы, потерявшей бойца.
— А где Дима? Ребята, вы не видели?
— А я знаю! Он в спальне, — сказал мой «друг» Вовочка.
Услышав это, я нырнул под одеяло. «Будь что будет», - подумал я. Хуже колготок со швами на заднице перед глазами девчонок быть уже не может.
— Это что у нас тут такое? — спросила воспитательница.
— Живот болит что-то, — выдавил я.
— Да? Правда? Сейчас я за медсестрой сбегаю, ты лежи пока, — сказала она и скрылась в дверях.
Всё, назад пути уже не было. Играть, так до конца, а там как получится. «Он же и пройти может», — думал я. Дети обступили меня со всех сторон, и я уже готовился отбиваться от назойливых, как пришли медсестра и воспитательница.
— Ты чего ел вечером?- спросила медсестра.
— Капусту квашенку, — сам не зная почему (видимо, помня, что от этого меня пучило) ответил я.
— Ну вот, забродила небось, — со знанием дела сказала медсестра и дала горстку, состоящую из трёх грязных чёрных таблеток.
— Ну что, пусть пока полежит?
— Да, пусть себе отдохнёт. Может и отпустит, — сказала воспитательница.
— Дима, да ты разденься! Смотри, зачем в колготках-то лёг? Ну-ка снимай!
Слава богу, подумал я и стал снимать это чудо со швами.
— А вам чего надо? Ну-ка, брысь отсюда!- скомандовала она, выгоняя особо любопытных девочек и почему-то одного мальчика, затесавшегося в их девичий отряд. Ну, для девочек — понятно — это как стриптиз сейчас, а вот чего мальчик тогда хотел увидеть, я понимаю только сейчас, спустя годы. Но может, я и ошибаюсь, ну да бог с ним.
Так я продержался до тихого часа. Во время тихого часа все равны. Я имею в виду — раздетые. И с сознанием равенства, уже выспавшийся, я мог передвигаться по помещению. Туалет — вот что интересовало меня больше всего. А был он общий. Букв «М» и «Ж» не наблюдалось. В туалете наступило счастье, самое настоящее, правда, при девичьем подсматривании и хихиканьи. Потом был полдник, и ждала прогулка.
— Ну, ты как? Будешь полдничать? — спросила воспитательница.
— Мы тебе оставили твою порцию. Если захочешь, то она там, в углу, накрыта полотенцем. Смотри, если всё нормально, то одевайся и иди на прогулку. Хорошо? — и сказав это, она ушла.
Когда воцарилась тишина, я наконец успокоился и убрав постель, кинулся к еде. Быстро запихав в рот, что мне оставили, я бросился к шкафу с одеждой. С какой же любовью я схватил так до этого ненавистные мне рейтузы, с этими уже милыми и толстыми швами. Ну а дальше нет смысла описывать всю процедуру долгого одевания в то, что называлось детской одеждой. Это теперь понятно, что при таком количестве одеваемого, легко что-то и забыть. Но я этот день буду помнить до последнего своего вздоха на этой земле…
Первое знакомство с 1-ым сентября и не только…
— Пока, бабуль, — и накинув школьную куртку, я выбежал в школу…
Школа… Школа — это как целая жизнь, со своими взлётами и падениями, с друзьями и недругами, с первой любовью и первым расставанием. Это целый мир незабываемых ощущений и невероятных событий. Именно в школе ты формируешься как личность, следуя из класса в класс, словно идёшь по ступенькам навстречу взрослой жизни. Начальную школу я особо и не запомнил, так как она являлась по сути тем же детским садом. Но один день из начальной школы всё же запомнился.
Дело в том, что мы с родителями переехали перед самой школой в новый район. И времени, чтобы познакомиться с улицей и её окрестностями у меня не было. Всё вокруг было настолько одинаковым, что заблудиться мог каждый. Дома стояли как коробки, окружённые грязью, оставленной после стройки. К подъезду пройти можно только по дощечкам, положенным через сплошные траншеи и канавы. Но для пацанов это был рай, а тем, кто переехал раньше, я завидовал. Вы представляете, какое раздолье для игр в войнушку, в прятки. Одни окопы, блиндажи, свалки и много всего, что не могло остаться без мальчишечьего внимания. Из тогдашнего вооружения в наличие были духовушки, револьверы с пистонами, трубки, стреляющие всем: от рябины до сделанных из бумаги патронов. Но со всем этим я познакомлюсь попозже. Вся подготовка шла только к 1-ому сентября. И вот этот день настал…!
Папа, как всегда, сделал мне советскую стрижку, купил огромный букет, погладил брюки и ласково потрепал меня по затылку. Мама нагладила белую рубашку, проверила портфель и чмокнула в щёчку. А бабушка уже ждала у подъезда для исторического снимка. Все были готовы к празднику, пришедшему в нашу семью. Выйдя на улицу, нам с большим трудом удалось найти место для снимка. Помню, я стоял у какого-то тощего деревца, которое было немногим выше меня. Зато потом это деревце вымахало до шестого этажа и своими падающими ветками изкарябало не один десяток машин, припаркованных под его густой кроной. В итоге его спилили, но только не из моей памяти.
Потом была впечатляющая линейка у школы с таким количеством народа, что я слегка испугался. Испугался потеряться в толпе. Предчувствие меня не обмануло, но об этом чуть позже. Родители, сделав несколько исторических снимков, поспешили на работу.
Кстати, это серьёзный момент. Я до сих пор не могу понять, почему 1-е сентября не сделать выходным для родителей детей, идущих в первый класс. Мы же фактически дети, представляющие собой детский сад в прямом и переносном смысле слова. Ну да бог с ним, это моё личное мнение. Самое главное, что мой дом находился в одной минуте ходьбы от школы, но я, как ни странно, этого не знал. Да и не успел узнать, ведь переехали мы за несколько дней до 1-го сентября. Не знаю, как так получилось, но после окончания уроков меня никто не встретил. Может родители не смогли, а может они подумали, что я дойду сам. Ведь школа-то находится в минуте от дома, но только не для детского мировосприятия. Но теперь это уже не важно. Не встретили, а худшего невозможно было придумать для меня, стоящего с огромным ранцем за спиной и жадно пожирающего глазами всех и вся вокруг. Время шло, толпа редела…
Я как мог, старался отгонять дурные мысли, но они всё накатывались огромными волнами из этого бесконечного моря одинаковых домов и людей. Что делать, если не встретят? Где мой дом? Какой у него номер? Вот, что крутилось у меня в голове в тот момент. Но как оказалось, я был не одинок в своём горе. Рядом со мной стоял мальчик с таким же ранцем как у меня. Он что-то ворчал, нервно отбрасывая ногой свой мешок со сменной обувью. Больше ждать я не мог, мне хотелось с кем-то заговорить, поделиться горем. И я заговорил первым:
— Ты кого-нибудь ждёшь?
—Да, родителей, но их почему-то нету — проворчал он, чуть не плача от обиды.
—И моих нету, — сказал я. А ты знаешь, где твой дом?
— Помню плохо, но где-то недалеко, — уже со слезами на глазах ответил он.
— А ты?
— Я тоже не помню и совсем не знаю, куда идти. Помню только этаж и подъезд. Этаж второй, а подъезд третий, — сказал я, и слёзы брызнули у меня из глаз.
— А я на первом, но подъезд не помню, — уже хлюпая, сказал мальчик.
Так вдвоём мы стояли и рыдали, пока меня по плечу кто-то не хлопнул:
— Эй, вы чего тут, как девки, ревёте? Что случилось-то? — спросил парень, кусая аппетитное яблоко.
— Мы не знаем, куда идти! За нами не пришли родители, — сказал я.
— Фигня, пошли искать, я тут всё знаю. Мы в войнушку с пацанами всё облазили. Слышь, а вы в каком классе?
— Я в первом «А», — сказал мальчик.
— Я в первом «Б», — ответил я.
— О, здорово. Я в первом «В» буду учиться. Слышь, а ты не на первом этаже живёшь? Я тебя где-то видел. У тебя велик не «Школьник», такой зелёный?
— «Школьник» и зелёный. Мне папа подарил, — ответил мальчик.
— Да мы с тобой в одном подъезде живём. Ну-ка пошли.
Глаза у мальчика заблестели, и он, размазав рукавом остаток слёз на лице, побежал за нашим спасителем. Шли мы недолго, но пока шли, познакомились. Спасителя звали Мишкой, и он уже три месяца как сюда переехал, знал каждую кочку и траншею. Второго товарища по несчастью звали Лёнькой. Да, это был тот самый Лёнька, с кем сведёт меня судьба в этой жизни. И сколько приключений нас ждет впереди! Но тогда я этого не знал и завидовал, что он нашёлся.
— Да, да, вот моё окно, — воскликнул Лёнька, указывая на одинокий кактус на подоконнике. — Спасибо, Мишка, спасибо. Выходи гулять, я тебе на велике дам покататься.
Сказав последнюю фразу, он счастливый, нырнул в подъезд.
— Ну а с тобой чего будем делать? — спросил меня Мишка. Ты хоть что-нибудь помнишь?
— Да, помню. Второй этаж, третий подъезд. Дом выше вашего с Лёнькой.
— А от школы далеко находится? Ну сколько ты шёл , помнишь?
— Ну, чуть-чуть…,— только и успел я сказать, и слёзы опять хлынули рекой.
— Ах ты, паразит этакий! Опять ребят обижаешь? Я вот отцу скажу, он тебя выпорет! — вопила старушка, размахивая палкой и двигаясь к нам.
— Бежим, Димка, бежим скорей, она больная, — схватив меня за руку, на ходу скомандовал Мишка.
— Ну ничего, я до тебя, паразит, доберусь! — не унималась бабуля.
Мы неслись так, что только пятки сверкали. На бегу я думал лишь о том, чтобы не отстать моего спасителя.
— Всё, харе бежать, стой, — немного задыхаясь, скомандовал Мишка.
— Вспоминай что-нибудь из того, что помнишь. Ты говорил, дом выше моего, значит это или шестнадцатиэтажка, или двенадцати. Других тут нет, я всё с пацанами облазил, когда в трубки играли.
— Папа что-то говорил про 13-ый этаж. Что лучше второй взять, чем тринадцатый.
— Ну во, значит шестнадцатиэтажка. И от школы, говоришь, недалеко? Давай все их обойдём.
— Миш, давай,—сказал я , боясь что он передумает.
И мы пошли искать мой дом. Возле школы было целых шесть таких домов. Но оказавшись на нужном этаже первого из домов, я сразу понял, что дверь не такого цвета, как у нас. Мишка сказал, чтобы я не волновался, тем самым давая понять, что меня не бросит. И о чудо, вскоре на втором этаже одного из близлежащих домов я увидел свою дверь. Но так как почти всё вокруг у всех было одинаковым, то я попросил Мишку подождать, пока не откроют дверь. Мало ли что, вдруг придется искать и дальше. Но слава богу, дверь открыла моя бабушка.
— Ну, где ты ходишь? Ты уже давно к обеду должен был прийти. А кто это с тобой? Уже познакомился? Молодец! Как тебя зовут, мальчик?
— Это Миша, бабуль! — с гордостью сказал я. Я потерялся, а он меня нашёл и привёл домой.
— Господи!! Да как же ты мог потеряться? Школу-то вон из окна видно. Ну, проходите вместе, кушать садитесь.
— Нет, спасибо, я пойду, — сказал Мишка. — Мне домой надо, меня тоже уже ищут, наверно. Пойду я, Дим. Давай погуляем как-нибудь, я тебе район покажу, такие места есть для войнушки.
— Нечего одним по улицам болтаться, — перебила его моя бабушка. Успеете ещё.
— Лан, пока, Дим! В школе увидимся, — крикнул он, убегая по лестнице.
— Спасибоооооооо, — прокричал я ему вслед.
Так закончился первый день в школе, но на этом приключения не закончились, они только начинались…
Продолжение следует...