Спасатели

Жамин Алексей
На Проездной башне красно-каменного замка вывеска «Королевские спасатели». Под вывеской ходит мужик с ружьём и поёт унылую строевую песню. Рядом с мужиком у ворот прибита мемориальная доска: «Здесь жили, живут, и будут жить те, кто охранялся, охраняется, и будет охраняться». Мужик поправляет на плече ружьё и орёт во всё горло: «Смена, смена…, да где же ты…, мать наперекосяк!», - никто не собирается ему отвечать. Мужик кричит долго и нудно. Наконец, из окна замка высовывается белая ручка и бросает мужику монетку. Мужик отставляет ружьё в сторону. Он долго копается в пыли – ищет монетку. Находит. Пробует на зуб. Монетка ему нравится. Охранник поднимает голову вверх и, тряся хилой бородкой, кричит: «Ладно уж, постою ещё…, трах-бах кривоколенно….», - опять кладёт ружьё на плечо и продолжает ходить.

Вдруг он забеспокоился и начинает прислушиваться, даже прикладывает своё лиловое ухо к башне. Теперь все на площади слышат нарастающий топот копыт. Площадь моментально пустеет. Народ разбежался. Из ворот вылетают чёрные колымаги. Одна за другой, одна за другой…. Охранник с ружьём считает экипажи, но только до трёх. Каждый раз он начинает считать снова, но не выдерживает и на седьмой трёшке сбивается. Он шепчет: «Етит вас, понавыехало…, костыль вам в колёса….», - колымаги исчезают, площадь опять наполняется торговым людом. Жизнь течёт своим руслом. На первой колымаге, на облучке, подле кучера сидит толстый, круглый человечек с огромной пищалью на боку. Он бьёт кучера локтем в бок: «Пошибче не можешь править? Того и гляди, последними окажемся у кормушки», - кучер нахлёстывает лошадей.

Подъезжают к огромному пруду, который похож на грязную лужу. Около пруда стоит кран и опускает в грязную воду поддоны с белыми булками. Новые поддоны кран забирает прямо с неба. Колымаги останавливаются. Из них как горох высыпаются человечки в костюмах и галстуках. Они подбегают к пруду, встают на колени и вползают в него. Пруд моментально наполняется тёмными костюмами, и через минуту уже не видно ни галстуков, ни белых сорочек – всё уже одного цвета с лужей. Лужа копошится как навозная куча, атакованная жуками и мухами. Копошение длится довольно долго. Круглый человечек с пищалью зевает, а кучер и не зевает – он давно уже спит. Человечек спрыгивает с облучка, поправляет пищаль на боку и идёт к кучке таких же, как он - поболтать.
- Ну что? Граждане, Королевские спасатели, спасать сегодня будем?
- Не насытились ещё, не видишь что ли? Как драться перестанут, да начнут тонуть, так и начнём, - отвечает ему один из самых унылых спасателей с испитым лицом.
- Охотнорядку не забыли перекрыть? А то опять только к ночи дома будем…, - ему никто не отвечает, и так всем ясно, что всё что можно и нельзя давно перекрыто.
- Эй, не зевай! Вон один сам выходит, работаем! – трое спасателей бросаются к фигуре выползающей из пруда, которая, пошатываясь, но ещё на своих ногах пытается добраться до своей колымаги.
- Так дело не пойдёт приятель, приехал жрать, так от пуза надо, пока не скопытишься, что же ты, любезный, в королевскую свиту записался, а аппетита должного не имеешь. Спасаем его, братцы!

На измазанную в грязи фигуру наваливается толпа спасателей. Один льёт ему в глотку сладкий чай, другой наготове стоит с чаркой водки, а чтобы запить водку несчастному приготовили бочонок с квасом. Главный спасатель впихивает промеж усов страдальца огромные куски чёрного хлеба, густо укрытые чёрной икрой. Человек слабо отбивается до тех пор, пока не теряет сознание.
- Первого спасли! Нестойкий пошёл коммерсант…, - спасатель с помощью ещё двух своих товарищей запихивают безжизненное тело в колымагу. Но остальные спасатели начеку! Они подхватывают нестойких коммерсантов и доводят их до обморока, затем также как и первого оттаскивают в колымаги. Глубокой ночью кран останавливается. Небо пусто. Булок на нём не видно. Через некоторое время все дельцы погружены в колымаги. Выстраивается процессия. С присвистом кучеров, воем рожков и снопами вьющихся позади колымаг искр от факелов, воткнутых в задники, кортеж проносится через торжище и исчезает в воротах.

Вдоль ворот прогуливается всё тот же, что и утром мужик с ружьём. Он сплёвывает вслед колымагам:
- Проспятся и опять к кормушке, вот жизнь! Не приведи господи, так вас наперекосяк…, - мужик отставляет тяжёлое ружьё в сторону и ложится спать под мемориальную доску. Ему снится, что на ней совсем другая надпись: «Здесь жил и страдал мужик Иван с ружьём. Смена не пришла….».