Роман "Студенты"
Савва побывал на целине несколько раз. Но самые сильные, как от первой любви, впечатления, конечно же, остались после первой поездки.
Целина запомнилась Савве не сидением у костра и песнями под гитару. Всё это, конечно, было. Но было ещё что-то такое, чего так просто не поймёшь, не назовёшь и даже не всегда почувствуешь в другой, внецелинной жизни. Это аура какой-то безмятежной свободы, душевного равновесия и покоя. Никогда потом Савва не переживал такого благодатного настроения как на целине.
Здесь проверялись выдержка, сила воли, выносливость и всё такое прочее, о чём много написано в книгах про целину. Всё это так. Но согласитесь, что все эти качества можно спокойно проверить в спорте, в каком-нибудь другом деле, в любом городе, в любой деревне. Но чтобы вот так свободно жить и дышать – это можно было сделать только на целине.
Потом слово «целина» заездили, обеднили, а то и просто извратили. В те годы студенческие отряды, сформированные в вузах, направляли на стройку необъятной страны: от Астрахани и Мангышлака на юге до Апатитов и Норильска на севере, от Нечёрноземья России на западе до БАМа на востоке. И всё это именовали «целиной», но это не то. Настоящая целина была в диких и жарких степях Казахстана, где днём солнце поднимало ртутный столбик до пятидесяти градусов по Цельсию, а ночью волосы могли примёрзнуть к железной спинке кровати.
На свою первую целину Савва попал после второго курса. Опять же всё дело случая. Савва однажды нос к носу столкнулся в институтской столовой с Василием, бывшим комендантом общежития на Куракиной даче. Это случилось в апреле. Они поздоровались, разговорились. Теперь это был не Вася-комендант, как его звали в своё время студенты, а Василий Никанорович, аспирант кафедры общей гигиены.
- Мартынов, чем летом заниматься будешь? – спросил Василий.
- Ещё не знаю. Сначала месячная практика в больнице, а потом домой, - неопределённо ответил Савва.
- А не хочешь на целину?
- Не понял…
- Чего же тут непонятного? Я предлагаю тебе поехать со студенческим отрядом в Казахстан, на целину. Меня утвердили в Смольном командиром сводного отряда из нашего института. Делаю тебе официальное предложение, - продолжил Василий, явно симпатизировавший этому не болтливому парню.
- Но вы же второй курс не берёте?
- Исключения всегда есть, даже в самых строгих правилах, - глубокомысленно ответил Вася, - ну, так что? Хочешь поехать или нет?
- Конечно хочу! Какой разговор?
- Ну, тогда приходи в комитет комсомола, в двадцать четвёртый павильон. На втором этаже кабинет тридцать семь, там будет сидеть моя помощница Алла: у неё оставишь своё заявление и скажешь, что от меня. Всё понял?
- Спасибо, Василий, - поблагодарил Савва бывшего коменданта.
Так Савва стал бойцом студенческого отряда, выехавшего в Казахстан в середине июня. Сессию пришлось сдавать досрочно, потом короткий инструктаж, ещё более короткие сборы в дорогу, и вот уже Савва на верхней полке плацкартного вагона, не отрываясь, смотрит на родные просторы. Российские поля с цветущим клевером, Иван-чаем и ромашками пролетели быстро. На третьи сутки дорога вывела состав в оренбургские степи, ещё зелёные, но кое-где с пожухлой уже травой. Потом поезд затормозил на берегу Аральского моря.
Станция так и называлась – Аральск. Стоянка около сорока минут. Из окна вагона открывался великолепный вид на море. Оно огромным бирюзовым пятном растеклось в выжженной песчаной пустыне. Рядом, почти у самых колёс состава, застыли в ожидании ночного выхода на промысел десятки рыболовецких судов. Вокруг состава сновали проворные продавцы рыбы. Чаще всего предлагали жереха; огромные рыбины достигали метрового размера. Жерех был здесь в любом виде – горячего и холодного копчения, сушёный, вяленый и даже свежий. Пассажиры охотно раскупали очень вкусную и совсем недорогую рыбу.
После Аральска потянулась жёлтая ковыльная степь с редкими оазисами зелёных деревьев, да ленивая Амударья иногда проблескивала, а потом снова пропадала в песках.
На четвертый день поезд прибыл в Кокчетав, столицу целинного края. Город был небольшой, прогретый солнцем, с узкими улицами и редкими деревьями. Он встретил студентов приветливо. На перроне гремел духовой оркестр, алели транспаранты и флаги. На митинге один оратор сменял другого, и все они что-то говорили и говорили о студенческом братстве, помощи, связи поколений. В общем, обычная в таких случаях риторика партийных чиновников и комсомольских вожаков.
Потом студентов распределили по грузовым машинам с бортами, оборудованными деревянными скамьями для сидений, и стали развозить кого куда по районам. Отряду, в котором оказался Савва, достался Арык-Балыкский район, поселок Имантау. Там строили новую птицефабрику и школу на тысячу двести учащихся. Студентам-медикам предложили работу по бетонированию огромных площадей для птичников и устройство многокилометровой ограды вокруг.
Работа у студентов была напряжённой. Утром, ещё до восхода солнца, ребята вставали, быстро завтракали и ехали на стройку. В одиннадцать часов, когда термометры показывали 55-56 градусов по Цельсию, все работы прекращались, и ребята прятались в тени, кто где, дожидаясь обеда. На обед их отвозили ровно в двенадцать, а потом, после отдыха, часа в четыре вечера их снова привозили на работу. Там они находились почти до самых сумерек. Ужинали поздним вечером при свете ярких звёзд на чёрном, как дёготь, небе. Те у кого оставались силы, шли на вечёрний фильм в соседний сельский клуб или жгли костры и пели под гитару.
Стоянка отряда располагалась недалеко от посёлка, примерно в двух километрах от него, в небольшой балке, где весной бежал ручеёк. Балка поросла молодым березняком, и в тени деревьев расположился лагерь студентов-медиков.
Рядом, в соседней балке, располагались отряды из Германии, Чехословакии, Венгрии и ещё каких-то социалистических стран. Поездки на целину были в моде, и студенты разных стран с удовольствием ехали подзаработать, посмотреть экзотику дикого необжитого края, а заодно и отдохнуть. Между отрядами устраивались встречи по волейболу или футболу. Иногда ребята ходили друг к другу в гости. В общем, студенчество жило своей жизнью, свойственной только молодым.
Савва несколько раз пытался найти своё место на стройке. Сначала он сколачивал из досок что-то вроде опалубки, потом его направили на растворный узел готовить бетон. Работа была тяжёлой - целую смену он кидал цемент с песком в гигантское жерло бетономешалки. Потом раствор отвозили на стройплощадки, которые были разбросаны вокруг на десятки километров. Но не тяжесть угнетала Савву в работе, а её однообразие. Нет никакого творчества, а тупая, пусть даже и нужная работа, была ему не по душе. И тут случилось то, что всегда происходит, когда ты к чему-то давно готов, но не востребован. Неожиданно именно в тебе возникает самая острая необходимость. Такова уж натура человеческая, сущность диалектики, если хотите. Или ещё круче можно завернуть – мысли, возможно, и правда материализуются, и если о чём-то долго мечтать, то мечты обязательно сбудутся. Сам Савва, конечно, не верил в сказки о добрых волшебниках и не любил их. Он даже считал сказку о Золушке большой провокацией против честолюбивых и умных людей. Они добиваются всего своим трудом, помноженным на ум. Золушка же, раба кастрюль и глупой мачехи, вдруг ни с того ни с сего становится принцессой, как бы в награду за тихое рабство. Ясно, что такая история не могла быть по душе Савве. Он чувствовал свою готовность к серьёзному делу и терпеливо дожидался своего часа. И тот пришёл.
Начальник строительства на одной из своих планёрок попросил командиров студенческих отрядов поискать профессиональных водителей. Стройке не хватало шоферов, и темпы работ заметно упали. Особенно не хватало подвозной воды. Запасы, сделанные весной в запруде закончились, и воду нужно было возить из большого озера за двадцать пять километров от посёлка. Машины-водовозы есть, а шоферов нет. Из местных никто не хочет работать: мол, что можно заработать на воде? То ли дело перевозка стройматериалов или того же цемента и раствора! Оплата за тоннокилометр. А вода она и есть вода, больше нормы не загрузишь, цистерна не резиновая. Так что провал, который грозил стройке, стал реальностью. И если раньше начальник строительства относился к студентам как к дармовой рабочей силе и боялся доверять им серьёзные дела, то теперь он вынужден был пойти к студентам на поклон.
Два парня-старшекурсника, отслужившие в армии, водить машину умели, но не захватили с собой права. У Саввы же права профессионального шофера третьего класса были с собой. Он никогда с ними не расставался, носил их в своём скромном бумажнике вместе с паспортом и студенческим билетом.
- Во! Давай на машину, воду будешь возить! – заявил командир внимательно изучив права Саввы.
Так Савва стал водовозом. Практики езды на грузовой машине никакой, разве что на школьном ГАЗике, когда Савва вместе со всеми учился искусству езды. Тогда они практиковались на автомашине военного образца, знаменитой полуторке ГАЗ-АА. Но с тех пор прошло больше двух лет как Савва не сидел за рулем. А тут такое предложение! Водовозкой оказался старый ЗИС-150. Внешне он выглядел вполне рабочим. Механик, который передавал Савве машину, с каким-то затаённым сарказмом в голосе сказал:
- Машина – зверь, теперь таких не выпускают, послевоенного образца. Бери, студент, работай…
Расписавшись за получение техники, Савва попытался завести монстра советской индустриализации. К его радости, машина завелась с третьей попытки. Савва сел в кабину и попытался тронуться с места, но машина вдруг дёрнулась и заглохла. Ребята окружили машину, загоготали:
- Савва, ты же не на козе, поддай газу!
После очередной попытки завести машину, мотор чихнул и заработал, сначала с перебоями, а потом ровно…
- Ура, завелась! Савва, ты супермен!
Ребята смеялись, кричали ещё что-то, но Савва их не слышал. Он весь сосредоточился на езде и стал вспоминать, как работает переключатель скоростей. Попробовал ногой педаль сцепления, погазовал другой педалью и только после этого решил тронуться с места. Но машина снова дёрнулась, проехала полметра и затихла.
Ещё два-три раза Савва пытался поехать, но у него ничего не получалось. Тогда наблюдавший издали водитель чешской «Шкоды» подошёл и, заглянув в кабину, показал на ручной тормоз:
- Сними ручник…
Только сейчас Савва увидел, что ручник оттянут назад до отказа и вспомнил своего инструктора по вождению, дядю Лёшу. Тот всегда говорил:
- Первым делом, когда трогаешься с места, проверь: спущен ли ручник.
Савва, с трудом нажимая на «собачку» в центре ручника, снял тормоз, завёл машину и, поддав газу, рывком, но всё же тронулся с места. Машина довольно легко побежала по асфальтовой дорожке, и Савва пока ещё неумело, судорожно перебирая рулевое колесо, поехал в направлении озера набирать воду.
Выехав за окраину посёлка, где заканчивался асфальт, Савва запылил на своём ЗИСе по степному простору, где собственно и дорог-то как таковых не было. Следы от проехавшей машины тут же покрывались песчаной пылью, и складывалось впечатление, что по дороге никто никогда не ездил. На удивление самому себе, Савва двадцать пять километров проехал довольно быстро, даже почти с ветерком. И ещё издали, подъезжая к озеру, он увидел на берегу насосную станцию, где стояли в очереди машины. Взяв немного правее, чтобы пристроиться в хвост, Савва стал тормозить, но педаль предательски, проваливалась и машину несло прямо в озеро. Очередная попытка затормозить результатов не дала. Савва с размаха въехал в воду, обрызгав стоящих рядом шоферов и зевак. Машина проехала пару метров по воде и заглохла. Савва прямо из кабины выскочил в воду.
Выбравшись на берег, Савва не знал, с чего начать. Развёл руками и только потом под хохот мужиков выдавил:
- Тормоза отказали.
- А кто бы сомневался? – хлопнув Савву по спине, с весёлым смехом куражился парень в защитного цвета гимнастёрке, - Ты ещё счастливо отделался. В воду попал! А мог бы в столб или дерево. Ты из Имантау? – спросил он Савву.
- Ну… - не то ответил, не то подтвердил Савва.
- Что ну? Гну! – съязвил парень. – Я спрашиваю – из Имантау?
- Да, оттуда.
- Первый раз?
- Как ты догадался? – обиженно огрызнулся Савва.
- Ладно, не пори горячку и не обижайся. Проверяют на выдержку.
- А зачем?
- А затем, что если сбежишь, сдрейфишь, настоящие водилы зарплату потребуют выше. А вы, студенты, что вам дадут, тем и довольны. Студент? – спросил парень.
- Ага.
- Ну вот, что и требовалось доказать. Как звать-то тебя? – переспросил он Савву.
- Саввой.
- Меня Лёхой. Я сейчас трос тебе кину, вон мой ГАЗ-66 стоит, настоящий «студебеккер». Зацепляй свой керогаз за задний фарком, а я потяну. Тут дно твердое, не засасывает.
И крикнул столпившимся мужикам:
- Расходитесь, концерт окончен.
Лёха пошёл подгонять свою машину. Зацепив трос, тихими рывками Лёха быстро вытащил ЗИСа на берег.
- Ты немного дай мотору обсохнуть, а потом заводи. Эта техника неприхотливая, заведется, как пить дать.
И точно, минут через двадцать Савва завёл своего ЗИСа и подъехал к водокачке. Залив цистерну до краев, Савва потихоньку вырулил на дорогу, думая как ему без тормозов доехать обратно. Стоять на солнцепеке ещё страшней, да и воду на стройке ждут. К Савве подошёл всё тот же лихой водила Лёха:
- Ну, что ещё за проблема?
- Да как ехать без тормозов не знаю…
- Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! – удивился парень. – Да едь, как ехал, только потише, а тормози мотором, на худой конец ручником. Он у тебя действует?
- Работает.
- Ну, вот и вся недолга. Значит, так, - Лёха согнал Савву с места, - смотри как тормозят мотором.
Он завел ЗИС, проехал метров десять, сбросил газ, переключил скорость со второй на первую. Машина резко замедлила бег.
- Понял?
- Да.
- Ну, а когда совсем надо остановиться, снизь скорость до минимума, вот как я сейчас, и поставь на ручник.
Тут Лёха резко дернул ручник на себя - машина встала, как вкопанная.
- Всё понял?
- Всё.
- Ну, тогда порядок; действуй, как я показал, - и Лёха, засмеявшись выскочил из машины. – Не дрейфь, Савва, нас, шоферню, голыми руками не возьмёшь.
Лёха вскочил в свой «студебеккер» и, быстро набрав скорость, скрылся в облаке пыли. Савва же, соблюдая все меры предосторожности, спокойно доехал до посёлка.
Механик, который передавал Савве машину, встретил его с нескрываемым удивлением.
- Ты хоть до воды-то доехал?
- А как же! Полная цистерна!
- Ну-ну, молодец, - не находя других слов, похвалил механик, - давай, подъезжай вон к той ёмкости, выливай воду и снова в рейс.
- Это вы подъезжайте и сливайте воду, - буркнул Савва.
- Это что за разговорчики? – удивился механик.
- А то. Зачем мне машину без тормозов подсунули? Хотели, чтобы я наехал на кого-нибудь?
- Тихо, тихо, как там тебя… Мартынов, - засуетился вдруг механик, оглядываясь по сторонам. – Мало ли что в дороге могло случиться? Жидкость вытекла или ещё что… Машина с утра была в полном порядке, вот и роспись твоя в журнале: «Принял в исправном состоянии».
- Да ладно вам, «в полном порядке…». В общем так, если машину не сделаете как следует, напишу докладную начальнику стройки.
Отдав ключи от машины, Савва заспешил в тень. Кабина ЗИСа так прогрелась на солнцепёке, что голова трескалась от жары. «Ещё одна проблема, - подумалось тогда Савве, - надо будет решить».
Так закончился первый рейс Саввы на целине. Потом он часто вспоминал эту свою первую поездку в качестве шофера-профессионала и удивлялся, что всё закончилось так хорошо, а мир, оказывается, не без добрых людей.
Целина проверяла не только характер и волю, но часто и человеческие качества - кто ты, чего стоишь в собственных глазах и во мнении окружающих. Савва Николаевич вспомнил, в общем-то, забавный случай, ставший тем не менее очередным рубежом в его жизни.
Дело было в один из редких выходных дней, выпавший на середину недели взамен одного отработанного воскресенья – официального выходного: в то воскресенье начальник стройки уговорил студентов поработать на строительстве поселковой школы. Её спешили сдать к первому сентября. В наступивший, наконец, выходной Савва и ещё двое ребят отправились к озеру искупаться и немного отдохнуть. Савва выпросил у механика свой ЗИСок, и они поехали на озеро в предвкушении освежающей прохлады воды. Вместе с Саввой поехал Валерка Мильтейн, завхоз отряда, рыжеватый, с вечно небритой щетиной и нагловатыми навыкате оливковыми глазами еврей, а также Сашка Бобух, парень пробивной, из хохлов.
Почему поехали с ним именно они, Савва точно не мог сказать. Валерка просился очень давно. И хотя у него каждый день был транспорт, он хотел, видимо, отдохнуть по полной программе – с чувством, с толком, с расстановкой. Сашка Бобух всегда был на подхвате у Мильтейна. Не имея серьёзной работы, он помогал то завхозу, то командиру отряда в решении, как он их называл, «оперативных вопросов»: найти дополнительную шабашку, отыскать нужные стройматериалы и даже продукты. В общем, человек для отряда полезный.
Приятели подготовились к поездке основательно. Валерка держал на коленях трёхлитровую банку пива. Из пакета торчали хвосты солёной астраханской воблы, какие-то пачки, банки консервов, свежие помидоры и огурцы, редкие для этих мест овощи. Сашка Бобух ехал налегке. Но он всё время загадочно улыбался и, когда машина проехала пару километров от посёлка, попросил свернуть налево к небольшой балке.
- Чего ты там забыл? Там кроме грязи и глины ничего нет, - попытался возразить Савва.
- Ты сверни, а там видно будет, - таинственно ответил Сашка.
Машина съехала к балке, которая протянулась от озера почти к самому посёлку. И тут Савва заметил, что по глинистому дну балки медленно и переваливаясь с ноги на ногу тянется большая колонна гусей. Птицы заполонили всё пространство узкого оврага. Они, видимо, возвращались после выпаса в приозёрной впадине. Первым важно шествовал огромный гусак, задавая ритм движения всей стае. Серо-белая волна растянулась больше чем на сто метров.
- Сколько же их тут?! – удивился Савва.
- Да кто их считал? – засмеялся Сашка.
- Вот это мясо! – мечтательно произнес Валерка.
- Точно, лучшего, чем это, не бывает, - деловито ответил Сашка, вытаскивая из-под ног мешок. – Ребята, вы подождите меня, я мигом.
Сунув мешок под мышку, Сашка выскочил из машины и бегом кинулся к стае гусей. Те не обратили на бегущего человека никакого внимания и всё так же мерно продолжали шагать в сторону посёлка за своим вожаком.
- Чего это он? – не понял Савва.
- Да чёрт их знает, этих хохлов. Они непредсказуемы, - внимательно следя за убегающим Сашкой, ответил Мильтейн.
- Гуся, что ли, поймать хочет? – не то спросил, не то обозначил ситуацию Савва.
- Это непросто. Гусиная стая даже взрослого человека может до смерти защипать…
- Ну, такой бугай как Сашка им не по зубам!
- Не скажи. Ты, Савва, не видел, как они себя в стае ведут, а мне два раза приходилось от них убегать в детстве. Не приведи Бог.
- Да ладно тебе сказки рассказывать, - не поверил Савва.
- Да точно тебе говорю!
В это время Сашка Бобух остановился, вытащил из мешка монтировку и прицелившись, словно играл в городки, швырнул металлическую палку в стаю. Послышался короткий гусиный вскрик, а потом над стаей установилась прежняя тишина. Гуси, словно не замечая размахнувшего рукой человека, продолжали своё неторопливое шествие. Правда, теперь они аккуратно обходили то место, куда упала монтировка.
- Да он что, сдурел что ли? Нам за этих птиц аборигены головы оторвут! – возмутился Савва.
- Во даёт! Ну, хохол! Обыграл меня! Не зря говорят: где хохол побывал – еврею делать нечего! – не унимался Валерка. – Как он ловко гусей положил! Вот подлец, и где научился? Савва, да не гони ты волну, эти гуси-лебеди не казахов, а немцев. Их тут под Имантау целый посёлок. Каждая семья держит по сотне-две гусей. Этим и живут. Мясо, перья, пух – всё в ход идёт. Подумаешь, пару-тройку гусей потеряют. Они нам больший урон нанесли, так что с них не убудет.
- Да ты что, Валерка, чокнулся? Какой урон? Они же наши, обрусевшие немцы. Мне рассказывали, что их с Поволжья в сорок первом выселили. Но ничего плохого они нам не сделали. Говорят, что им сейчас разрешили снова вернуться на Волгу, но многие не хотят, привыкли. Немцы народ практичный, везде приспосабливаются. И что характерно, всегда хорошо живут. Я проезжал их посёлок, так там дома-мазанки, как на Украине: все беленькие, даже сады небольшие разведены. Чисто и уютно!
- Наивный ты, Савва. А я вот немцам не верю. Ты посмотри хорошенько, и наверняка найдёшь в этих уютных домиках на дне сундуков «Майн Кампф», - зло ответил Валерка.
- А я-то думал что вы, евреи, добрые. Откуда у тебя столько злости к немцам, что они тебе лично плохого сделали? Вот у меня на фронте два дяди погибли, батьку контузило, ещё двое родственников калеками с войны вернулись. А твои-то хоть воевали?
- Не воевали, точно! Но не в этом дело. А в том, что немцы уничтожили миллионов шесть евреев. Это что, можно забыть? И дальше делать вид, будто ничего не произошло?
Савва не стал ничего отвечать. После долгой паузы Валерка понемногу успокоился.
- Ну, чего он там стоит? Ни туда, ни сюда, - прервал, наконец, молчание Савва.
- Ждёт, - ответил Валерка.
- Чего ждёт? – не понял Савва.
- Когда гуси пройдут.
- А потом?
- Поднимет убитых, сунет их в мешок, и мы поедем дальше.
- А с убитыми что делать будем? – не унимался Савва.
- Найдём чего. Я, например, с десяток блюд знаю из гусятины, без блюда не останемся.
Наконец, стая гусей прошла, оставив лежащими на боку двух огромных гусей с перебитыми шеями. Сашка Бобух подошёл, поднял каждого за шею и, расправив мешок, кинул туда птиц одну за другой.
- Охота закончена! – весело отрапортовал Сашка. – Как впечатление?
- Да ты молоток! Одним ударом двоих уложил без шума и пыли. Где ты так навострился? – возбуждённый увиденным, спросил Валерка.
- Цыгане научили. Они так приспособились гусей воровать. Вот я и перенял передовой опыт.
Савва ничего не сказал. Он завёл машину и только буркнул:
- Гусей кинь рядом с цистерной. Только привяжи хорошенько, чтобы мешок не упал. Вот верёвка. Куда едем?
- Куда и собирались, маршрут не меняем. Извини, Савва, задержались на полчасика, а теперь снова к озеру - в воду, в воду. Ах, как хочется искупаться! - ответил Валерка Мильтейн.
Сашку же прямо распирала радость от удачной охоты на гусей и предстоящего купания. Он закатывал глаза, делал такие движения руками, как будто занимался гимнастикой, и даже замурлыкал какую-то украинскую песню.
За разговорами они и не заметили как подъехали к озеру. Солнце ещё ярко светило, но изматывающей жары уже не было. Прохладный лёгкий ветерок дополнял восторг от красивого пейзажа и тишины. Въехав на песчаную косу, Савва остановил машину.
- Ну всё, приехали!
И, не сговариваясь, ребята бросились к воде, на ходу скидывая рубашки. Озеро нежной прохладой остудило перегретые тела и вплеснуло в юные души заряд энергии и ласки, который может дать только тёплое летнее озеро. Ребята блаженствовали. Полчаса они кувыркались, плескались, делали друг другу «пробки», плавали наперегонки, в общем, дурачились как могли. Наконец, самый практичный из них, Валерка, сказал:
- Ну всё, пора за готовку приниматься. Я там дровец немного с нашей кухни прихватил. Если ты их не рассыпал по дороге, Савва, то иди, разводи костёр, а я пойду что-нибудь соображу на скорую руку. Консервы у нас с собой, так что получится отличная каша с тушёнкой. Не возражаете?
- Возражаю! – диким голосом заорал Сашка. – Возражаю, да ещё как! Оставь свою кашу на завтрак, а я сейчас приготовлю вам гуся по-цыгански.
- Да с ним возни, Сашок, на целый час. Гусей мне девчонки-поварихи разделают и с яблоками завтра к ужину приготовят…
Но Валерка не успел закончить свою речь, как Сашка оборвал его:
- Завтра будет завтра, а сегодня – моё блюдо из гуся. Я добывал, я и буду готовить.
- Дело хозяйское, - обиделся Валерка, - как хочешь. Но кто будет есть такое варево – без приправы, без гарнира?
- Ничего, всё, что нужно, у меня с собой. Давай на спор, что я приготовлю гуся за полчаса, ну, за сорок минут, не больше? Только огонь разведите, мне побольше углей надо.
Савва не вступал в спор спецов по стряпне, а разводил огонь. Вскоре костерок весело заплясал на дровах пока ещё слабым пламенем. Сашка взял мешок с гусями и потащил его к озеру.
- Я скоро справлюсь, давай побольше углей делай! – крикнул он Савве.
- Да понял, будет сделано, - ответил Савва, подкидывая дрова в огонь.
- Вот упрямый хохол! Что он там будет мудрить с этими гусями? Чёрт знает, ещё отравит нас. Давай всё же кашки гречневой сварганю, у меня небольшой котелок есть. Как мыслишь, Савва?
Валерка посмотрел на Савву.
- Кашу всегда успеем, - ответил тот. – По правде говоря, она у меня вот где…
Он провёл ребром ладони по шее.
- Нам бы сейчас что-нибудь такое…
- Ну ладно, согласен, Старик. Будем ждать готовки этого баламута, - Валерка небрежно кивнул в сторону Сашки.
Тот же, ловко орудуя ножом, вспорол одного из гусей, выпустил требуху, и, промыв внутренность водой, стал укладывать гуся на заранее раскатанный лист глины, которую он прихватил с собой из оврага вместе с гусями.
- Мужики! Давайте соль, перец и пару пачек сухой каши, лучше гречневой. Да, захватите ещё чеснок или лук, что там у нас есть…
- Есть и то, и другое, - крикнул в ответ Валерка.
- Ну, тогда всё сюда и тащи. Видишь, дичь уже готова, только заправить осталось и в печь!
После недолгой возни Валерка с Сашкой притащили к костру огромную куклу из глины. И лишь торчащий из куклы желтый клюв выдавал, что внутри неё находится гусь.
- Угли разгребай! – скомандовал Сашка. – Так, а теперь кладём дичь в глине в яму, засыпаем горячим песком и углями и снова разжигаем костёр.
Сашка был увлечён своей работой и не замечал насмешливые взгляды Валерки Мильтейна.
- Ты что же, даже не ощипал его, так с перьями и завернул в глину? – недоверчиво спросил Савва.
- Так и есть, с перьями, - отвечал Сашка, присев на корточки около костра и постоянно поправляя головешки, чтобы они лежали горкой на глиняной кукле.
- И когда же поспеет твоё блюдо? – не переставал ерничать Валерка. – До ночи ждать будем? Скоро уж солнце сядет, а мы ещё не приступали к ужину.
- Да вот, уже почти готово. Видите, из носика пар пошёл?
Сашка показал на клюв, торчащий из глины. И действительно, оттуда стал валить пар - сначала едва заметной струйкой, а затем сильной струёй, как из закипевшего чайника.
- Всё, баста… Разгребайте угли, готовьте стол. Гусь готов!
Ничего вкуснее, чем тот запечённый вместе с перьями гусь, Савва Николаевич, кажется, никогда потом не едал. И даже сейчас одно это воспоминание вызвало выделение слюны и желудочного сока. Ему очень захотелось есть. Савва Николаевич утолил голод, взяв с тумбочки одну печенинку в шоколаде. А тогда, на целине, они съели почти пятикилограммового гуся вместе с кашей за вечер. Запивали еду тёплым пивом, которое так и не смогли остудить в воде озера, и чувствовали себя на седьмом небе от счастья.
Потом они снова купались, пили пиво и ели какие-то консервы уже при свете костра. Возвратились в лагерь поздним вечером, отдохнувшие, пропахшие костром и сытые до отвала. Савва сразу же упал на койку в палатке и тут же уснул мертвецким сном, так и не успев рассказать остальным ребятам, где он был и отчего такой счастливый.
На следующий день опять начались работа, жара, пыль, жажда, которая постоянно мучила всех. Ближе к концу смены, когда Савва выливал последнюю цистерну воды, к машине подъехал уазик командира отряда. С ним был человек в милицейской форме.
- Мартынов! – крикнул командир отряда. – Подойди ко мне, разговор есть.
Савва подошёл, поздоровался за руку с Василием и незнакомым капитаном милиции.
- Это участковый. К тебе у него есть несколько вопросов.
Савва сразу всё понял, но сделал вид, что ему нечего скрывать и пожал плечами:
- Спрашивайте.
- Скажите, Мартынов, вы вчера выезжали на машине?
- Выезжал.
- С кем?
Савва замешкался, не зная, что отвечать.
- С ребятами…
- С кем конкретно? – уточнил свой вопрос милиционер.
- С Валеркой Мильтейном и Сашкой Бобухом.
Милиционер записал фамилии в блокнот.
- Куда?
- На озеро.
- Зачем?
- Купаться…
- В какое время?
- Да около пяти. А в чём, собственно, дело? Машину мне разрешили взять, - стал изображать недоумение на лице Савва.
- А дело в том, что ко мне поступило заявление от граждан посёлка: у них пропало два гуся, и я расследую эту пропажу.
- А-а-а, - как можно более равнодушно произнёс Савва. – Понятно. Более серьёзных дел у милиции, значит, нет. А я-то тут при чём?
- Есть у нас и более серьёзные дела, не переживай. Но сейчас меня интересует вопрос, кто украл этих гусей?
Милиционер снял фуражку, вытер лоб платком и вскинул взгляд на Савву:
- Мы сейчас вместе с командиром отряда выезжали на место происшествия…
Савва так же равнодушно, как и в начале разговора, посмотрел капитану в глаза:
- Ну и что, нашли?
- Нашли. Следы от твоей машины.
- А почему именно от моей? Мало ли кто ещё мог приехать туда.
- Куда? – спросил милиционер.
- Откуда я знаю куда? На место происшествия, так вы сказали. Кстати, а где оно, это место? – спросил Савва как бы из любопытства.
- Да как раз на пути следования твоей машины к озеру. Только через два километра от посёлка ты, Мартынов, почему-то свернул налево, к оврагу, где пасутся гуси. У меня вопрос – зачем?
Милиционер опять в упор посмотрел Савве в глаза.
В этот момент в разговор вмешался командир отряда.
- Мартынов, постой порожняк гнать. Капитан, разреши я сам переговорю с Мартыновым, а потом продолжай свое дознание.
Тот кивнул головой.
- Да, конечно, Василий Кузьмич.
Василий взял Савву за рукав и отвёл в сторону
- Ты что, ничего не понимаешь? Вас троих видели вчера на озере, вы купались, веселились и готовили что-то на костре, а запах от гусятины был такой, что на всю округу!
- Да кто нас видел? Там же не было никого, голову даю на отсечение! – шёпотом ответил Савва.
- Рыбаки вас видели, уже вечером они в сумерках с бреднем ходили. Потому-то вы их и не видели. Зато они вас точно увидали, только лиц ваших не рассмотрели, а то бы вас уже давно арестовали. Так что давай, Савва, признавайся. Уплатим стоимость гусей, извинимся; думаю, что дело будет закрыто. Я с капитаном как-нибудь договорюсь. Но только ради честного имени отряда, понял? Не думал, что ты меня подведёшь… А теперь иди и обо всем расскажи капитану.
Василий подтолкнул Савву в спину.
- Только лишнего не брякни сдуру. Меньше слов, и бери всё на себя, с тебя-то что взять…
Но Савве и без этого всё уже стало понятно. Поэтому и дальнейший разговор с милиционером получился очень простым. Савва рассказал, что они подъехали к оврагу, и он на спор кинул монтировку в гусей: хотел проверить, правда или нет, что так гуся можно убить. Гусей зажарили и съели прямо на озере.
- Это как же? На троих двух гусей?! – не поверил капитан.
- Да они небольшие были, - соврал Савва.
- Ладно, дело раскрыто. Ставим точку. Вот, распишись в протоколе. Налагаю на вас, товарищ Мартынов, административный штраф в размере десяти рублей, а за гусей вам придётся заплатить отдельно. Всё понял? – уточнил милиционер.
- Что ж тут непонятного… Куда штраф-то платить?
- Занесёте деньги в отделение милиции, там и квитанцию выпишу.
- Хорошо, - неопределённо ответил Савва и, развернувшись, зашагал к своей машине.
- Вот ведь, на ровном месте споткнулся! Ни за что ни про что – получай пилюлю за других. Ладно. Сказано – Бог шельму метит. Это про меня. Не надо было соглашаться на эту авантюру. Теперь вот отвечай за чужие грехи… Ах, жизнь моя, жестянка… - бурчал себе под нос раздосадованный Савва.
Вскоре командир отряда вместе с комсоргом провели общее собрание, где Савве объявили выговор и депремировали по итогам работы за месяц на десять процентов. Из этих денег выплатили компенсацию пострадавшим немцам за гусей в размере пятидесяти рублей. Мильтейн и Бобух отделались устным замечанием за участие в противоправном поступке их товарища. Но в коллективе, где все на виду, невозможно что-либо утаить. Ребята в отряде, конечно же, понимали, что произошло на самом деле, и кто как мог поддерживали Савву. Никогда Савва не чувствовал себя так погано. Ему казалось, что все осуждают, смеются за его спиной. Но вдруг он осознал, что ребята стали относиться к нему добрей, никаких злых шуток или зубоскальства, как это часто бывает в молодёжной среде, не было. Это его обнадеживало, и он искренне поверил, что мир не без добрых людей. Зато за Сашкой Бобухом закрепилась кличка Паниковский-второй, с намёком на гусокрада Паниковского из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Тот сильно обижался, но поделать ничего не мог. Так он и остался Паниковским-вторым до конца своей учёбы в институте.
Кстати, второго гуся, которого они тогда не съели, а привезли с собой, приготовили в столовой, и командир отряда вместе с комсоргом и ещё несколькими приближёнными бригадирами съели его с превеликим удовольствием. Валерка Мильтейн, который участвовал в этом мероприятии, сказал, что всё равно не тот вкус, как у гуся, приготовленного Сашкой Бобухом, с перьями и в глине. Но командиру с комсоргом гусятина всё равно понравилась и они распорядились, чтобы для отряда закупили целую партию гусиного мяса. Правда, цены кусались. Немецкие крестьяне продавали гусей не меньше, чем по двадцать пять – тридцать рублей за штуку, тогда как килограмм живого веса барана обходился в тридцать копеек. Фактически, живой баран весом в пятьдесят килограммов стоил дешевле одного гуся.
Но баранина так всем опостылела, что студенты часто отказывались от еды. Ушлый Мильтейн тогда переходил на тушёнку или выискивал пару коров, которых забивали на мясо и готовили на обед. И тогда у отряда был маленький праздник живота. Гусятину же подали для всех к какому-то празднику: не то это был день Парижской коммуны, не то День рыбака. Как бы то ни было, всем пришлось по вкусу сочное гусиное мясо с отварной картошкой и свежей петрушкой. Так, с лёгкой руки Сашки Бобуха, студенты стали периодически получать диетическое меню, которым мог бы гордиться любой ресторан на Невском…
***
Ещё одна сторона целинной студенческой жизни – это любовь. На целине влюблялись все, и даже в некрасивых. Девушек в институте было много, но если они попадали на целину, то женихи им были обеспечены. Среди институтских девчонок конкурс на право поехать в Казахстан достигал десяти человек на место. Так велика была цена любви на целине.
Савва Николаевич помнил очень отчетливо одну романтическую историю, которую наблюдал в свою первую поездку на целину.
Влюбился вечный баловень женского пола, красавец-мужчина Лёвка Ушаков. Лёвка легко и просто знакомился с девчонками и так же легко и просто расставался с ними. Многие из них плакали, устраивали истерики. Одна из его бывших пассий чуть не покончила с собой. Но Лёвка не менялся. Он придерживался, как он говорил, «революционной теории любви», провозглашённой Инессой Арман, знаменитой любовницей Владимира Ильича. Она ратовала за свободу любви и выдвинула лозунг: «Любовь – это стакан воды, из которого может напиться каждый». Правда, Ильич придерживался другой концепции и неоднократно отвечал на лозунг Арман своим тезисом: «А если стакан грязный?» Но Лёвке по душе пришлась теория Арман, и когда его упрекали в чрезмерной увлечённости женским полом, он всегда приводил слова своего идейного защитника – Инессы Арман.
На целину Лёвка поехал от скуки и досаждавших ему женщин. Он устал с ними спорить, доказывать, что разлюбил, что у него другой вектор увлечений, и что он никому и никогда ничего не обещал, потому никому и ничего не должен. В конце концов, если какая-то из его пассий ложилась к нему в постель, то разве здесь есть в этом его вина? Он же не заставлял: дело молодое, добровольное…
Так или иначе, Лёвка, балбес и повеса, влюбился в Нинку Балабанову. Никто не знал, чем же прельстила его Нинка, добродушная женщина лет тридцати с широким лицом и большим туловищем. До поступления в институт Нинка окончила медицинское училище и отработала восемь лет фельдшером на Севере. Коренная ленинградка. Нинка не производила впечатления на мужской пол своими женскими прелестями, и отношение её к мужскому полу было соответствующим. Резкая и решительная, она часто ставила мужчин в беспомощное положение, и потому ни наличие квартиры, ни прописка ни на йоту не прибавляли ей женихов. А тут такое дело! Лёвка втюхался в неё по самые уши! От чего и почему, никто не знал. Не зря в народе сказано: «Любовь зла, полюбишь и козла…»
Всё началось с обычной травмы. Их студенты получали почти каждый день: кто ободрал кожу, кто прищемил палец, кто подвернул ногу или ударился обо что-нибудь. Это было обычным явлением на стройке. Но Лёвка умудрился, работая художником по оформлению витража в новой школе, упасть с лесов и подвернуть ногу. Нина Балабанова как опытный фельдшер со стажем подрабатывала на полставки отрядным врачом. И именно ей пришлось заниматься Лёвкой. Что она делала, как лечила – так и осталось тайной. Только Лёвка после этого не мог уже смотреть на разные женские наряды, кроме как на Нинкины широченные брюки из хлопчатобумажной ткани защитного цвета – униформу студенческих отрядов.
Первой заметила это и забеспокоилась Вика Раменская, отрядовская подружка Левки, студентка-красавица, которая училась на пятом курсе. Родом она была из Калининграда. Имела классические черты лица. Тёмно-каштановые волосы и очень выразительные глаза делали её весьма привлекательной. Вика влюбилась в Лёвку давно, года два назад. Они дружили, потом расходились, потом снова сближались. В отряд она поехала поваром исключительно из-за него, посчитав, что вдали от соблазнительных городских красавиц у неё не будет достойных соперниц, и, может быть, Лёвка, перебесившись, останется с ней навсегда.
Сначала всё гладко шло по её сценарию. Лёвка увлёкся вновь Викой, у них было много романтических встреч под яркими южными звездами и безудержные постельные страсти. Но внезапно Лёвка ко всему охладел, ходил потухший и какой-то не такой, как раньше. Вика встревожилась.
- Ты что, заболел? Приходи вечером в мою палатку, я тебя полечу, - кокетливо шептала Вика на ухо Лёвке во время обеда.
Тот ничего не отвечал и лишь мотал головой.
- Нога болит, ходить не могу.
- Ну, тогда я сама к тебе приду, скажи только когда.
- Нет, не надо, - отбивался Лёвка, - я в палатке не один. Да и потом, нога так ноет, что ничего мне не в радость.
- Можно подумать, что у тебя и другое место отшибло при падении, - смеялась Вика.
- Может и другое, - соглашался Лёвка.
Так в их отношениях появился холодок. Вика надула губки и перестала замечать Лёвку. Тем более, что за ней всё настойчивее ухаживал командир отряда Василий.
По правде и Лёвке было не до них. Он весь был поглощён Нинкой Балабановой. Чего он только не предпринимал! Посылал ей букеты цветов, купленные за большие деньги у местных садоводов-селекционеров, делал подарки, оказывал другие знаки внимания, на которые обычные женщины клевали безотказно. Но Нинка Балабанова молча, как ни в чём не бывало, относила цветы в столовую и ставила их в вазочки на столы. Туда же отправлялись коробки конфет или другие сладости. Ценные подарки она возвращала Лёвке через знакомых ребят. Мол, не подошло, размер не тот… Просила сказать спасибо и передать, что она не может принять такой дорогой подарок.
Дело дошло до того, что Лёвка стал пропускать работу под разными предлогами, чаще всего «из-за болезни» и, пока в отряде никого не было, шёл в медпункт на приём к Нинке. Та его осматривала, давала советы, но все его попытки как-то сблизиться пресекала в самом зародыше.
Лёвка сначала затосковал, а потом запил… Пил местную водку «Москванын», плохо очищенную с белым осадком, а потом, когда командир запретил в местном сельпо обслуживать его, Лёвка перешёл на местный самогон, приготовленный из сбраженного кобыльего молока – кумыса. Вонючее пойло он доставал у местных казахов-алкашей, привозивших его большими бурдюками, кожаными мешками, выделанными из бараньей кожи и вмещающими пять, а то и семь литров. Пил в одиночку где-нибудь в тени редких деревьев, подальше от отряда, чтобы ни кто не видел. А потом спал в палатке до вечера.
Командиру пришлось вызвать Нину Балабанову для разговора. Василий попытался объясниться с ней, мол, нельзя же так с человеком, пропадает ведь. А без него к первому сентября школу не откроют – витраж только наполовину готов, и всё из-за неё. Нинка молча выслушала командира, а потом, уже выходя, бросила фразу, которая всё поставила на место:
- А я повода не давала.
И ушла с гордо поднятой головой.
Всем было очень жаль Лёвку, и ребята тоже пытались воздействовать на Нинку. Но она была непреклонной. Говорила, что ей жаль Лёвку, но она тут ни при чём.
Дело кончилось тем, что Лёвку выслали в Ленинград, а вместо него на стройку приехал другой художник. Правда, не такой талантливый, как Лёвка, но витраж он всё-таки доделал, и объект сдали в срок.
Следы Лёвки где-то затерялись. Савва пытался его найти, вернувшись в город, но Лёвка бросил институт и, как говорили, уехал строить БАМ. Так несчастливо закончилась эта грустная история про любовь…
Вторая любовная история закончилась свадьбой. Вика и командир отряда Василий поженились. Брак с самого начала смахивал на брак по расчёту, во всяком случае со стороны Вики. Василий же ухаживал за ней искренне и нежно. Со стороны это выглядело немного смешно, но Василий не на шутку влюбился в Вику и не замечал ничего, настойчиво шёл к своей цели. В конце концов Вика сдалась, махнула на всех рукой: замуж так замуж.
И вот долгожданная свадьба. Весь отряд усиленно готовился. Сбросились в счёт будущей зарплаты по пятьдесят рублей на подарок. Валерик Мильтейн с Сашкой Бобухом весь поселок перевернули, чтобы сделать свадебный стол. И не просто, чтобы это была еда и много, а им хотелось чего-то необычного, чтобы блюда были эксклюзивные, как выражался Мильтейн. В ход шло всё – поездки в Кокчетов на базу и рынки: там брали продукты, овощи и фрукты. За свадебным подарком отрядили Мильтейна аж до самой Алма-Аты, столицы Казахстана.
Таков был размах предстоящей свадьбы. Вика внешне выглядела хорошо и даже старалась быть счастливой, но от внимательного взгляда нельзя было укрыть тоску в её глазах и какую-то надорванность чувств. Она то шумно смеялась, то впадала в тихую тоску. В такие минуты она брала гитару и пела. Пронзительная тоска выплёскивалась в её песнях и как-то сама по себе вызывало жалость у окружающих.
«Не забыть ей Лёвку», - как-то вечером, слушая её пение, сделал вывод Савва. «Как поёт! Так и хочется вместе с ней заплакать! Вот что любовь делает с homo sapiens! Не дай Бог так влюбиться», - предостерёг себя Савва.
Но неумолимо приближался день свадьбы, когда всё, что было в твоей личной жизни и жизни твоего избранника должно отойти на второй план или попросту забыться. Иначе невозможно будет существовать уже в новой, создаваемой ими, семейной жизни. Тот, кто это правило соблюдает – становится счастливым, кто нет – несчастным. Такова реальность семейной жизни. Может, когда-нибудь этот институт человеческих отношений отомрёт, как ненужный атавизм, и человечество вернётся к полигамии. От таких мыслей становилось грустно. Человечество обеднеет, если так случится. Уже не будет места человеческой страсти, и новый Отелло никогда не задушит свою Дездемону. А простой деревенский парень в свои шестнадцать лет уже никогда не напишет своих проникновенных стихов. И не будет мама городского романтика и влюблённого студента тревожиться по ночам, не будет «дежурных» по апрелю… Будет сплошная скука. Женщины перестанут рожать и мучиться в родах, а потом трястись всю жизнь над своим драгоценным чадом. Любовные страсти заменит какой-нибудь суррогат, вызывая в мозге галлюцинации секса и удовольствия, а дети будут рождаться в пробирках столько, сколько будет нужно. До всего этого может дойти прогресс. По правде говоря, уже сейчас не хотелось бы жить от одной только мысли, что это может когда-нибудь случиться…
Вика, наконец, дождалась своего незапланированного счастья. Свадьба состоялась. Отряд пировал два дня. Всего было достаточно на праздничном столе, он ломился от яств и изысканных блюд. Невесте была преподнесена натуральная норковая шубка, молодой семье прекрасный столовый набор из серебра, а жениху настоящий, расшитый бисером халат казахского бая. Не было лишь искреннего веселья. Все понимали, что свадьба не настоящая, а лишь талантливая имитация. Но все делали вид, что веселятся. Пожалуй, только Василий, ослеплённый красотой Вики и свалившимся на него счастьем, не замечал ничего.
Судьба жестоко отомстила и Вике, и Василию. Не прошло и двух лет, как их семейная жизнь не только дала трещину, но превратилась в настоящий ад для обоих. Василий не выдержал, первым уехал с глаз долой, устроившись на работу подальше от Питера. Вика, оставшись одна, жила как ей хотелось: весело и непринуждённо. Василий присылал ей деньги, а она их тратила на наряды и весёлые пирушки. Савва Николаевич как сейчас увидел перед собой измученного, доведённого до нервного срыва Василия, приехавшего в Питер, чтобы окончательно развестись с Викой. Савва встретился с ним всё в той же студенческой столовой, как и когда-то несколько лет назад, перед отъездом на целину. Савва обрадовался, подскочил к Василию.
- Привет! Даже не понял, ты это или нет!.. По лицу вижу, что Василий, а по прикиду – буржуй буржуем. Костюм с иголки, очки, галстук и рубашка… Ништяк! При какой должности сейчас? Наверное, не ниже главного врача в районной СЭС?
Василий как-то невесело усмехнулся:
- Не поверишь, заведую горздравом в Тынде.
- А где такая Тында?
- В Сибири, на БАМе.
- Вот куда тебя, Василий, судьба закинула. А я думал, что ты после аспирантуры под Питером остался.
- Да нет, - всё так же невесело ответил Василий. – Из Питера сам сбежал. Достала моя благоверная, так что утёк со всех ног, куда подальше.
Савва недоумённо посмотрел на него.
Василий отвернулся в сторону.
- Пойдем посидим где-нибудь, там и поговорим.
Они вышли из столовой, молча дошли до небольшой кафешки рядом с институтом. Зашли, сели за столик , но разговор не клеился…
- Что будешь есть? – спросил, наконец, Василий.
- А что закажешь, то и буду, - сверкнул Савва голодными глазами.
- Хорошо, тогда действую по своему усмотрению.
Вася подозвал официанта и заказал по полной тарелке солянки, цыплят-табака, мясные салаты, рыбное ассорти, по рюмке коньяка, лимон с сахаром.
- За встречу, - объявил Василий, - выпить полагается.
- Я не против, - ответил Савва в предвкушении хорошего обеда.
Коньяк с лимончиком и салаты принесли быстро. Мужчины чокнулись. Василий осушил рюмку одним махом, а Савва лишь наполовину. Ему хотелось продлить удовольствие от самого процесса обеда и приятной встречи. Как никак бывший командир студенческого отряда захотел с ним поговорить! Интересно, о чём? В это время Василий, как бы угадав мысли Саввы, дожевал лимон и спросил:
- Ты, Савва, сейчас на каком курсе?
- На пятом.
- А-а-а…
- А что?
- Да хотел тебя агитировать к себе на работу, думал ты уже на шестом. Ты же лечебник?
- Ага!
- Вот мне как раз десятка два лечебников нужно. Представляешь, больницу открываем, оборудование из Америки, Японии, Германии. А работать некому.
- Ты за этим и приехал?
- Да не совсем… - Василий подозвал официанта и обратился к нему. – Командир, дай нам целую бутылочку коньячку. Армянский есть? – тот утвердительно кивнул головой. - Вот его и подавай.
Официант ушёл в буфет за коньяком, а Василий посмотрел прямо в глаза Савве.
- Ты, Мартынов, Вику знаешь?
- Ну конечно!
- Так вот, она лярвой оказалась.
- Кем? – не понял Савва.
- Шлюхой, вот кем, - ответил зло Василий.
- Зачем ты так, Вась. Не стоит людей слушать. Они наговорят на кого хочешь. Мне лично Вика казалась очень приличной женщиной.
- Вот-вот. Казалась… Мне тоже.
Вася взял принесённую бутылку с коньяком и налил себе целый бокал.
- Давай и тебе добавлю.
Савва пододвинул свою рюмку.
- Вот теперь порядок. Ну ладно, как говорится за свиданьице выпили, а теперь за нас с тобой. За тебя, Савва!
- За тебя, Василий!
Они снова чокнулись, и каждый выпил свой бокал до дна. Принесли солянку. Савва жадно накинулся на еду. Василий снова наполнил бокал.
- Ты будешь?
Савва замотал головой:
- Не-е-е. Пропущу. Есть хочется!..
- Ну давай, нажимай. А я выпью.
И Василий снова опрокинул в себя целый бокал.
- Так вот, хорошая девочка Вика давно наставляла мне рога. Пока я здесь жил, а она училась, то всё было ничего. Боялась, что могла из института вылететь, как пробка, если бы я очень захотел. Все же свои... Поэтому держалась как могла. А как только я уехал, пошла гулять, как с цепи сучка сорвалась…
- Вася, да что ты наговариваешь. На Вику это непохоже. Злые языки страшнее пистолета. Тебе, может, кто-то завидует. Мол, аспирантуру закончил, жена красавица, должность получил… Сам понимаешь, поводов для зависти набирается… Как тебе гадость не устроить?
Савва высказал свою точку зрения на полном серьёзе и продолжил:
- Иногда её встречаю в общаге. Всегда вежливо здоровается, улыбается. Не верю! – твёрдо рубанул Савва.
- И я не верил. А вот посмотри на это, - и Василий, с трудом сдерживая гнев, швырнул на стол конверт.
- Это что? – спросил удивлённо Савва.
- Ты смотри, смотри. Учись, чтобы не повторять самому ошибок.
Василий снова наполнил бокал и молча выпил. Савва открыл конверт, оттуда выпали несколько фотографий и письмо.
- Письмо можешь не читать, там всё то же, что и на фото.
Савва взял фотографии и обмер: Вика, раздетая, в разных позах, с разными мужчинами. Он даже сначала не поверил, она ли? Савве уже приходилось встречаться с порнографией, но, в основном, зарубежной. Однако, чтобы знакомая женщина и в таком виде… Для него это оказалось совершенным шоком. Он хлобыстнул свою рюмку коньяка и, ничем не закусывая, произнёс только:
- Да-а-а…
- Вот то-то и оно, что да-а-а.
- А мужиков-то ты этих знаешь?
- Да какая разница, знаю – не знаю… Одного знаю, мой бывший приятель… Сукин сын!
Василий снова потянулся к бутылке, разлил остаток по бокалам.
- Верно мне говорила моя покойница мать: предают только близкие, с друзьями нужно быть поосторожнее. Как в воду глядела. А я ему помогал подлецу. Из института хотели выгнать – отстоял. За драку чуть не посадили – вытащил. Вот и награда. И чтобы мне досадить, взял, подлец, и фотки эти состряпал. Его рук дело, к гадалкам ходить не надо. Ну, Мартынов, давай. Будем!
Они подняли бокалы и молча выпили. Принесли второе, аппетитных, с корочкой цыплят-табака. У Саввы от выпитого коньяка аппетит разыгрался не на шутку. Он вонзил зубы в сочное мясо молодого цыплёнка, чуть пахнущее чесноком и кинзой, и с нескрываемым удовольствием стал есть.
- Ты чего модничаешь, Василий? Цыплята прелесть!
Но Василий взял цыпленка, откусил край крылышка, пожевал и снова поманил рукой официанта.
- Слушай, приятель, ещё граммов двести коньячку, потом, пожалуй, кофе по чашечке, мне двойной крепости и без сахара, и что-нибудь попить.
- Напиток или минералку? – осведомился официант.
- А давай и того, и другого. Что из минералки?
- Могу предложить «Боржоми», совсем свежий завоз.
- Хорошо. А напиток какой?
- «Грушевый», очень вкусный.
- Давай грушовый, - согласился Василий и повернулся к Савве. – Так вот, Мартынов, и это ещё не всё. Мало того, что она, поганка, здесь меня опозорила, она ещё и в нашем городе дала гастроли.
- А как она туда попала? – удивился Савва. – К тебе что ли приехала?
- Да я бы её и на пушечный выстрел к себе не подпустил. Нет, не ко мне, а к Лёвке Ушакову. Помнишь такого?
- К Лёвке? – ещё больше удивился Савва. – Да как он там, в твоей Тынде, оказался?
- Мир тесен. Знаешь, Савва, это великая мудрость! Лучше не скажешь. Как-то еду в командировку, жду поезда на вокзале, захожу в буфет чайку глотнуть и, представь себе, Лёвкина пьяная рожа прямо на меня смотрит. Я хотел было уйти, думаю обознался, а он ко мне наперерез кидается. «Василий, Василий, постой! Давай поговорим!» Я отвечаю, что нам не о чем разговаривать. А он: «Что, начальником заделался, так и зазнался?» Это меня и остановило. Говорю, ну, если есть что сказать – говори. А он мне бух! Твоя, говорит, благоверная, сюда ко мне приезжала, звала с собой в Питер. Мол, меня не может забыть. Как узнала, что он там, сразу к нему и прилетела. Я у него спрашиваю: зачем он мне всё это говорит? Ехал бы с ней в Питер. А он знаешь что мне, подлец, ответил? «Я чужих жён не отбиваю!» Она, говорит, умоляла уехать, хоть куда, хоть в Калининград, только бы вместе, вдвоём. Не знаю, Савва, врёт или нет Лёвка, только она, ничего не добившись от него, в гостинице с каким-то армянином снюхалась. Два дня он из её номера не выходил. Вечером выбредут в ресторан, поддадут, потанцуют – и опять в номер. Вот такая хорошая девочка Вика.
Василий снова налил коньяк. Савва отказался.
- Нет, я в таких дозах не могу.
- Ладно, ещё научишься.
Василий осушил свой бокал, так и не притронувшись к еде.
- А ты что, приехал на разборку с ней? – прямо в лоб задал вопрос Савва.
- Никаких разборок не будет. Поздно разбираться. Я приехал разводиться. Завтра официальное мероприятие по этому вопросу. Уговорил знакомых ребят помочь с разводом. Завтра, даже если она не придёт в суд, нас разведут. Мне нужна бумага и чистый паспорт. А то смешно получается. Жены фактически нет, а числюсь по документам женатым. Сам понимаешь, в маленьком городке это большое неудобство. А ещё мне адвокат сказал, что она может претендовать на моё жильё и имущество. И ради чего я с ней должен всем делиться? Хватит, повила из меня веревки, теперь приходит этому конец.
Василий опьянел от выпитого без закуски коньяка и понёс всякую чушь… Савва понял, что «клиент созрел» и его нужно срочно устраивать на ночлег.
- Пойдём, Василий, на Кириловку, у меня в комнате переночуешь. Женькина койка свободная, он сейчас на дежурстве, так что есть, где переночевать.
Василий легко согласился, и Савва, поймав такси, отвёз его к себе в общежитие. Утром, проснувшись раньше всех, Василий куда-то исчез. Савва слышал, что он встал и куда-то вышел, но не придал этому значения. А когда открыл глаза, то увидел, что на столе стоит коробка с тортом, несколько бутылок пива, банка с растворимым кофе и банка сгущенного молока.
«Пир продолжается», - подумал радостно Савва. «Только где Василий?» Тут дверь открылась, и на пороге возник сам «виновник» торжества.
- Привет всем! – громким голосом поздоровался Василий. – Мужики, подъём! Хватит дрыхнуть. Чай готов, прошу всех к столу!
Пока ошалело таращил глаза Рифат, не понимая в чём дело, подселившийся к ним в комнату аспирант Генка мигом сообразил, что к чему, похлопал себя ладонями по груди:
- Вот это настоящее утро аристократов! Пиво, кофе, торт! Мы мигом, - и, стащив одеяло с Рифата, сказал ему, - А ну за мной, умываться.
Он выскочил за дверь, за ним зашлёпал в тапках Рифат.
- Где ты всё это взял, Василий? – спросил Савва, тоже направляясь в умывалку.
- На Московском вокзале. Что, забыл? Там буфет круглые сутки торгует.
- Ах, да! А что за праздник?
- Да никакого. Просто вспомнил своё голодное студенчество, решил вот сюрприз вам сделать.
- А-а-а, - хмыкнул Савва понимающе. Вскоре все собрались.
Утреннее застолье удалось на славу. Кофе со сгущёнкой, вкуснейший бисквитный торт «Северный», который таял о рту. Давно такого праздника не было в их комнате. Даже вечно молчаливый и недовольный Рифат заулыбался и прихлебывал кофе с куском торта. Красота! Генка с Василием налегли на пиво. Как выяснилось, и Генка-аспирант вчера тоже капитально замочил нос в вине, а пиво для отходняка первое дело.
После завтрака Савва отозвал Василия в сторонку:
- Моя помошь нужна? Я тогда останусь…
- Да нет, иди на занятия. Сам управлюсь. Суд будет в одиннадцать, здесь рядом, на Суворовском. Думаю, что никаких проблем не должно быть.
- Тогда до вечера! Встречаемся здесь или как? – спросил на прощание Савва.
- Да нет, Старик, видно сегодня уже не увидимся. У меня в два часа дня поезд отходит. Я сразу после суда хочу забежать в институт, кое-какие бумаги подпишу да заявку на врачей оставлю и мигом на вокзал. Так что давай прощаться.
Они обнялись.
- Ты, Савва, как закончишь пятый курс, приезжай ко мне на БАМ, я тебя устрою на хорошую работу, заодно присмотришься - что и как, а потом может после института приедешь работать. Вот мой адрес, - он подал листок бумаги. – Там мой телефон есть. Если что, звони. Буду рад. Ну, иди, а то ещё заплачу…
Он подтолкнул Савву в спину.
- Давай, Мартынов, вперёд. Удачи тебе.
- И тебе тоже.
Они обнялись, и Савва выскочил за дверь, чтобы ребята не увидели выступившие на его лице слезы.
Так они расстались навсегда. Василия развели с Викой, он уехал к себе в Сибирь, сделал серьёзный карьерный рост, став начальником медико-санитарной службы всего БАМа. Погиб, разбившись на вертолете, в очередной командировке по бескрайним просторам Сибири, где-то в Саянах. Василий так и не женился и не оставил после себя наследников. А Вика успешно вышла замуж за престарелого профессора, ему было уже за шестьдесят. Работала ассистентом на его кафедре, периодически заводила романы с молодыми аспирантами и студентами. После смерти мужа унаследовала трёхкомнатную квартиру на Петроградской и жила в свое удовольствие. Третий участник этой истории, Лёвка Ушаков, спился и умер у себя на родине, в Вологодчине. Нинка Балабанова стала Ниной Петровной, вышла замуж за простого рабочего с завода, родила и вырастила двух девочек красавиц. Обе пошли по стопам матери и стали врачами, а сама Нинка была очень счастлива в браке.
***
Так закончились воспоминания Саввы Николаевича о его студенческой целине. Ему даже стало казаться, что вместе с воспоминаниями о юности, к нему вернулись её сила и задор. У него стало улучшаться самочувствие, поднялось настроение.
- Вот теперь другое дело, - сказал ему лечащий врач. – Пора выздоравливать.