Духовка

Андрейбора
«Года жизни по спирали улетают в небо. Там, в этой спирали, всё наше сотворённое толи в добре, толи во зле. Радужно вплетаются радости, чёрным торнадо рвутся ввысь горести.
Там в высоте, реет корабль, и его паруса надуваются этими ветрами жизни человеческой. Паруса пока не порваны, и корабль плывёт по маршруту, к месту, где будет решаться судьба каждого из людей. На «берегу», его ждёт девушка по имени Смерть, она по волчьи воет на луну, в предвкушении убийства, тех, кто не пройдёт тест на прозрачность.

А тем временем на Земле, в одной из тысяч коммунальных квартир, пьяный архитектор Вася ругается матом. Его сосед, скульптор Борис, с усердием дрочит, на иллюстрацию скульптурного комплекса « Рабочий и колхозница», но на кого именно, неясно. Соседка Люся, на кухне со злостью жарит мясо, ей представляется, что это её муж Володя, лежащий в коридоре.
Жизнь, существование, это приспособление к тем, кто рядом, и к тому, что есть, с итогом формирования структуры под именем, общество.
Здесь, в этой квартире, процессы сближения и понимания друг друга, происходили в направлении отличающиеся от приведённых выше. Здесь единение создавалось через полноту налитого стакана, от одного к другому, что создало круг поручительства, где один за всех, все за одного. Грязь, и вонь, объединяла их в этом месте существования, и желания по изменению среды обитания не приветствовались. Такие мысли иногда приходили всем, и только когда кто-либо из них трезвел.
Железная дверь квартиры, снятая с бомбоубежища, была границей в мир, где потихоньку разрушалось старое, и иногда выходя в него для поисков пропитания, жители квартиры терялись в переменах происходящих здесь. Хотя их внешний вид мало отличался от проходящих по улице мимо их, но все равно им было не по себе от смеха, и улыбок на лицах.
В один из таких походов скульптор Борис, перелезая через забор фабрики, по изготовлению керамических деталей, где воровал глину для своих произведений, после укуса собаки, понял, что пора изменить жизнь. Планы по её изменению пришли с болью собачьего укуса, и отложились в голове для дальнейшего применения, в виде большой шишки выскочившей от удара о камень, при падении с забора. Поглаживая шишку, Борис «выдавил» из неё первое действие, которое надо осуществить….».

Всё! Больше нет мыслей…. Человек в своих действиях не предсказуем и различен, и отожествлять их со своей жизнью, где всё более-менее устоявшееся, не возможно. Мы идём по улице и не смотрим друг другу в глаза, боясь открыть кому-то свою галактику, где она у каждого как печать и подпись для господа, камердинера, который ставит нас в стойло после смерти, для исполнения кого-нибудь физического закона. Мы разные в физическом, но едины в духо…вке по имени смерть. Стремление изменить свою жизнь приводит к планированию смерти, где галактика не печать и подпись, а просто крест.
Люди о которых хотел написать уже умерли, и как только не била их жизнь по голове, не изменили свою жизнь, не ушли со своего судьбоностного пути, выполнив какую-то задачу.
Они жили жизнью противоположной, в соотношении с жизнью кипевшей вокруг, и вбирали в себя как губка, всю накипь этой самой жизни, выполняя функцию фильтра.
Люди живут и умирают, создавая из своих галактик вселенную, духо…вку по имени смерть, согретую нашими сердцами. Новую звезду для мироздания, а не чёрную дыру со вставленным в её середину крестом.