Генза не слышал. Он видел, что Хураганья открывает рот - но не слышал ни звука. Пожалуй, это хорошо. Его усталому мозгу нужна тишина.
Он осмотрел плечо Пацана - там красовался синий шрам, похлопал его по плечу - но не сумел разбудить.
Страшно хотелось пить. И есть. Он бездумно пошарил рукой за спиной, нащупал какой-то толстый стебель и с усилием выдернул тяжёлую гроздь странных жёлтых стручков. Что это? Еда? А пить что?
Краем глаза увидел колыхание почерневшей Преграды и отмахнулся от неё: Кыш!
Прибавилось сил, Преграда втянулась в туннель и вновь заискрилась зеленью.
Зелёное в глазах - зелёная кипящая жижа в большой, почему-то мягкой прозрачной бутылке. Всё не то. Нужны вода и еда.
Ходят, ходят тучи вокруг, носят свою воду, а он хочет пить! Потянул на себя дальнего незрелого белого барашка. Тот вдруг сжался, потемнел и полил струями, заполнив воронку и разбудив разомлевшего Пацана. Тот выскочил из воронки, как ошпаренный. Вода кипела на его шкуре и он окутался паром.
Супу хочется. Любимого, перлового, с грибами, в большом горшке чёрной глазури, из которого они угощались супом по вечерам в те давние счастливые дни...
Чёрный глазурованный горшок странной формы и с ручками выдернулся с трудом. Генза не рассчитал его веса и чуть не уронил на ноги.
Теперь мяса кусок, для собак. Дракон сытый... Прозрачная коробка с куском мяса. Как его достать?
Что ест нисса?
Хураганья толкнула его в плечо, сунула в руки хламиду. А, Генза опять голый!
Машинально надел хламиду и оглядел добычу. На жёлтом стручке сидел Мервин и быстро-быстро отдирал от него полоски кожицы. Это что, вся гроздь - ему? Многовато...
Теперь верёвки и крючья для спуска. Одежду. Палатку типа той, в которой живут дир-ваши. Заплечный мешок для Хураганьи.
Да что всё такое диковинное?
Ладно. Ложки вынуть из своей сумки - и поесть. Чашку тоже надо - воды зачерпнуть из воронки... Горячая. Чаю бы...
- "Дон Карлос", - тем временем говорила Хураганья, набивая рот бананом. - Мервин, мы живём! С голоду не помрём.
- Отдай чашку, маг голый! Не пей этого! В этой воде купался грязный дракон! А ты "Тархун" добыл! Холодный не по сезону, да ладно. О Пацана отогреюсь.. Ты попробуй, дикий! Тархун вкусный...
- Супчик? Не иначе, столовку ограбил, это там на кастрюлях номера ставят. Лишил доходов честных тружеников плиты...
- Ножик дай достану, упаковку вскрыть. Это они считают, что можно просто дёрнуть. Всё равно посередине оторвётся, надо срезать ножом.
- Так. Собачкам половину, а другую пожарим на Пацане... Подуй на мясо, малыш, сделай "Ха!", но несильно, а то сгорит.
- Ага. Так. Соли нет. С супчиком сойдёт.
- Мервин, ещё банан оторвать?
- Держи банан, Генза. Смотри, как чистить. Теперь откуси. Как я. Нравится?
Щебечет. Всё равно он не слышит.
Стручок вкусный.
Зелёная вода шипит и противная. Вода из воронки лучше.
Мясо палёное, но съесть можно.
Жаль, лепёшек не вынул.
Больше не выйдет, Преграда Мира не пускает.
Отвалившись от еды, Хураганья принялась осматривать вещи.
- Всё для восхождения на Эверест! - объявила она. - Рюкзаки неподъёмные, снаряжение хоть куда, спецпаёк и документы с фотографиями...
- Если эти дядьки лишились имущества на горе, им не выжить. Однако, поскольку всё новенькое, они ещё на гору не полезли, и хорошо. Теперь отложат путешествие из-за непредвиденных обстоятельств...
- Штаны мне узковаты, а тебе в самый раз. До щиколоток. Это модно.
- В общем, одежда - тебе, но снимать надо, пока колдуешь - а ну врастёт, как та кожа, и будешь ты в сине-красных пятнах... Жуть.
- А я похожу в твоём изделии, мне оно нравится.
- Пацан, а где ты шлялся?
***
Как ни странно, другая сторона хребта не была повреждена. Словно Долина Слёз была вырезана из Трилора и избрана для вторжения чужеродной Силы. Монахи были отрезаны от Силы везде на планете - но весь окружающий Долину Слёз мир не видел самого страшного.
Да, здесь постоянно бились тучи, проливались ливнями; выходили из берегов реки, гибли посевы; бесновался океан, полностью прервав сообщение островов - но молнии, что крушили Долину Слёз, за Перевал не заходили.
Там, в мире, это были обычные молнии - редкие и почти безопасные.
Трёхглавые иоли стояли в предгорьях плечом к плечу, лишь изредка прерываясь полями, что окружали сёла. Садов здесь не знали: ветра с океана не нравились алмам, что когда-то благоденствовали в Долине Слёз.
Хураганья сердилась: опять Генза ушёл один в ближнее село за продуктами. Вернее, просить милостыню: иначе ни Монах, ни Стриженый раздобыть в миру еду не могли.
Из прошлого похода он принёс только горсть сухого пшена, да и то такого засорённого, что Хураганья чуть не час отбирала пригодные зёрна. Генза отказался есть сухие пайки из рюкзаков, не доверял галетам и страдал без хлеба.
Они шли уже третьи сутки, и только сегодня он стал слабо слышать. Глухой, Генза стал грубым , и лишь отдавал приказы Хураганье. Приходилось подчиняться - её доводов он не слышал, а свои приказы не объяснял.
Пацан перенёс всех через расщелину - и на другой стороне Пёс воспарил, вызвав раздражённый лай Газели, но далёкая Преграда не дрогнула. Хураганья предполагала, что то рассеянное "Кыш!" Гензы и оказалось кнопкой регуляции: Преграда теперь не отбирала магии у "своих".
Гензе что в лоб, что по лбу... И от неё он тоже отмахивается. Хураганья пыталась сказать, что он тоже мог бы воспарить, но Генза распорядился иначе: улетел в лапах Пацана к предгорьям, захватив Мервина и груз. Пёс оставался защитником. Потом Генза прислал Пацана за остальными.
Когда добрались до выбранной им поляны, Генза уже засыпАл землёй часть вытащенных из её мира сокровищ. Со скандалом Хураганье удалось спасти сухие пайки. Зачем закапывать? Отослал бы обратно, дикий! Да как это донести молодому бычку с остановившимся взором и забитыми ушами...
Темнело. Гензы всё не было. Пора разжигать костёр - знак для Пацана, что догонял их по ночам, чтобы не увидели люди. Скрываются. Они все скрываются. Дальше-то как?
Хураганья порылась в мешке Гензы и вынула бисекир, бритвенно острый нож и зеркало, изъятое ею в лаборатории Иоля...
Приземлившийся дракон зашипел, увидев Хураганью с голой, как мячик, круглой головой.
- Не нравится? - спросила она. - Зато теперь я с ним ходить буду.
Генза пришёл мрачный, без подаяния, и сразу подошёл к Пацану. Тот сладко спал, исходя паром. Значит, поел. Значит, верны слухи: молибожки идут следом.
Бритую голову Хураганьи он заметил лишь наутро.
Она подошла к нему на заре и больно пнула ногой.
- Посмотри на меня, уши оглохшие. Погляди в мою лысину, каков ты насупленным. Гусак и гусак. Может, улыбнёшься? Ради тебя старалась!
Вот это он услышал. Слух вернулся, и хорошо, а то вчера в толпе все силы потратил, чтобы услышать, о чём кричат.
Бритая. Бренн Святой, как хороша! Головка как мячик - ни бугорка. Обхватить, прижать, глаза эти нахальные целовать досыта...
- Побрилась? Хорошо, - буркнул он, вставая. - Надо идти в село, там опять собрание. Молибожки идут. Доставай свои квадратики, а то живот подвело.
Хураганья обрадованно выложила галеты и заварила мясной шрот. Хорошо, хоть соли сразу принёс, из первого же села.
Генза с отвращением поел и потянулся к сумке. Достал бутылочку с тёмным сиропом.
- Мажь лицо и руки, а то не выдержишь, - сказал он.
- Чего не выдержу? - Хураганья мазалась липкой вонючей жижей.
- Гнуса! - фыркнул Генза.
Она изумилась. За всю дорогу - пара комаров. Какой гнус?
Но когда они покинули лес и вышли в поля, поняла. Тучи насекомых пронзительно жужжали над каналами орошения, бросались к путникам, но отлетали, ошеломлённые запахом. Хорошо, что Пёс не пустил с ними Газель...
- Если бы она шла с нами, весть о нас донеслась бы до столицы, - уверил Генза. - Пёс - последняя Священная Собака. Газель так же опасна, как Пацан, обоих надо скрывать. Мервин хитрый, за него я не боюсь.
Мервин спрятался под хламиду Гензы: новая хламида Хураганьи, сшитая из палатки альпинистов, ему не нравилась.
- Оранжевая. Сойдёт, - заметил Генза, выбирая ткань для хламиды. - Это как у монахинь третьего ранга. Никто не заинтересуется.
Ну да. А что на Трилоре такой ткани не видывали?
- Видывали. Есть похожая, как раз у монахинь Святой Хураганьи. Тайну производства никому не выдают.
Итак, Святая Хураганья под видом собственной третьеразрядной монахини. Что-то уничижительное пробилось в её бред величия. Это отрадно. Глядишь, одолеет задачу - и проснётся дома...
Хураганья тащилась за Гензой, проклиная капюшон: под ним настаивалась вонь бальзама, пот пополам с бальзамом ел глаза. Она представила себе, как сейчас выглядит. Лысая женщина в оранжевой хламиде, благоухающая чем-то типа настоя конского навоза. Хламида волочилась по земле, поднимая тучи пыли: так Генза скрыл подозрительно чуждые ботинки, спасённые ею от захоронения.
Ботинки были лёгкими, но на три размера больше, и Хураганья постоянно спотыкалась и била свои щиколотки. Сапоги Иоля переместились в сумку Гензы. Они такие же, но тяжёлые. И вызывали в Хураганье неуместную при данных обстоятельствах брезгливость...
Впереди степенно шагал Генза в родной хламиде и босиком: сапоги он утратил тогда же, когда впаял в тело комбинезон, а обуть чужое не захотел. Ему-то они впору!
Несмотря на мучения, Хураганья торжествовала. Она добилась своего и идёт с ним! Правда, процессия напоминает "Белое солнце пустыни": она вроде Гюльчатай бежит за своим господином. Ну бежит. Зато не сидит днями в ожидании его горсти пшена.
Пшено то растёт вокруг в виде проса: шелестят листья, колышутся метёлки в рост человека... То справа - а слева каналы режут квадраты с капустой и прочими овощами. И ни одного человечка. Зачем милостыню просить?
- Давай срежем пару кочанов и веник проса! - предложила она. - Под хламидой спрячем.
Генза отшатнулся. Монаху - брать чужое?!
Хураганье стало стыдно и она побрела вдоль рога изобилия в кулинарной тоске. Галеты надоели. Молочка бы...
- А коровы тут есть? - с надеждой спросила она.
- Что? - Генза остановился.
- Коровы. Молоко. Сыр. Творог. Сметана, - мечтательно ответила Хураганья.
- Из сои делаем это всё, не из ...коровы. Такое растение у нас не растёт. А соя - южнее.
- Животное это. С рогами. Большое. Молоко даёт, как женщина. И живёт везде.
- И ты пьёшь?
- А как же!
Генза передёрнулся, - Мерзость какая! - и двинулся дальше. Потом обернулся.
- И из свиней молоко пьёшь?
Кошмар. Представить себе питьё свиного молока Хураганья не смогла.
- Встанешь позади меня, - предупредил Генза. - Рот не открывай, не то поймут, что ты чужая. Мы всегда встаём на отшибе, люди запаха не терпят.
Ещё бы. Она отлично их понимает.
Вот и село показалось. ДомА из плит известняка, не окошки - бойницы под крышей, до земли метра четыре. Крыши дощатые, облиты вроде варом - под солнцем дух ошеломляющий. Если они ЭТИМ дышат, что им монашеский бальзам? А вот поди, брезгуют.
Двери одностворчатые, забраны полосами железа. Лабазы - не дома. Один от другого далеко, между домами всё то же просо пополам с репьями и куколем. В тот раз Гензе дали, небось, дворовое, чем кур кормят.
А куры где?
Нет у них кур. Все животные - это свиньи. По запаху из-за домов и мерзкому хрюканью ясно.
Собак нет.
Кошек нет. Мышей... не видно. Может, есть - им тут привольно. Кто их ест? Совы, что ли?
Хураганья споткнулась и упёрлась в спину Гензы.
- Стой тихо! - прошипел он. - И глубже надвинь капюшон!
Толпа на площади собралась изрядная, и Хураганья ошеломлённо разглядывала женщин - точнее, то, что можно было принять за женщин.
- Ты такие абажуры умеешь шить? - толкнула она Гензу - и получила укоризненный взгляд в ответ. Ах да. Монахини не толкаются. Прячутся под капюшоном от глаз людских.
А селянки прячутся под абажурами: шляпами конусом с вуалью. На плечах - обручи с вуалью до пола, а под ней - юбки как на капусте - листик за листиком. Пока комар бродит в юбках, помрёт от голода, и тело-кочерыжка цело.
Шкуру мужчин не прокусить: бронзовые литые мужчины даже не отмахивались. На лысине впереди стоящего Хураганья насчитала десяток огромных комаров - но они безуспешно топтались и разлетались, освобождая место другим соискателям.
Вокруг лысины буйная поросль до плеч собрана в косички, сосульками закостеневшие от пота... Хорошо, что они с Гензой на отшибе. Лучше уж нюхать собственный бальзам, чем запах этой толпы. Заношенная свиная кожа комбинезонов и сапог добавляла новые струи в запахи села.
Ряды селян, голов, на глазок, до полутораста, заполняли площадь. Женщины - позади "своего" мужчины - и впереди "чужого". Те, у кого абажуры поцветистее - в первых рядах. Голытьба в однотонных одеяниях - подальше. Иерархия. Монахи - в пяти шагах позади бедноты. Ближе не пустят.
Батюшки! Ещё один в хламиде, махонький, под капюшоном не разглядеть. В сторонке, далеко.
- Слушай! - буркнул Генза. - За тем пришли!
А она думала - за просом...
На бочке - здоровенный мужик в пародийном наряде. Вестерн! Кожаные порты с бахромой, сапоги с квадратными носами, шляпа как у сказочного волшебника: конус с полями. Посоха - нет.
Недоработочка. Плохо сказки читаешь. Это, Генза сказал, Охотник, а он в робе поверх штанов, как художник. Роба вся в горошек. На кого он охотится? Зверей в лесу нет. Наверное, он сторож. Охотится за чужими. Точно.
- Молибожки с меня ростом! - кричал Охотник. - Строем идут! Посевы не спасти, прячьте запасы и закрывайтесь. Им до нас часа два-три. Всё съедят!
- И вас, - хотелось добавить Хураганье. Но она промолчала.
Жители начали разбегаться, как тараканы. Пара купцов в шитых рубахах побежала к своим возам.
- Эй! - крикнул им Генза. - Монашенку возьми!
- Тут её прячь, - ответили с воза. - Лишний вес для лошади. А ну падёт - ты, что ли, мне возместишь? Стриженый! Тьфу!
Хураганья дёрнула Гензу за полу хламиды.
- Не поеду я никуда. Ума лишился?
- Да не ты! - рявкнул он. - Тут высшая монахиня одна стоит. Мало не подали, так и на воз не берут... Тётка! Спрячь монахиню!
Ковылявшая вслед за всеми невозможно толстая селянка остановилась.
- Чужую в дом? - Не по обычаю!
- А съедят её по обычаю?
- Судьба такая, - кивнула тётка. - Чего сюда припёрлась. Проку от вас нету: вон и молибожки идут - а вы что? Всё молитесь да хлеба просите. Что молибожки, что вы. Сами друг с другом и разбирайтесь. Шёл бы ты, Стриженый, отсюда. Не пущу чужую. И никто не пустит. Не по обычаю.
А та маленькая женщина стояла посреди опустевшей площади, следила, как захлопываются двери, закрываются ставни, слушала визг упирающихся свиней, понуждаемых бросить родной хлев и уйти в подвалы домов.
- Тётка! - вновь крикнул Генза вдогонку толстухе. - В подвал её спрячь, со свиньями. Жизнь дороже!
Тётка не ответила, досадливо махнула рукой и нырнула в тот самый дом, где визжали свиньи.
- У меня пещерка есть, - тоненьким голоском вдруг сказала монахиня. - Успею, быть может. Там еды нет, одни иоли, зачем молибожкам туда? А тебе с девочкой куда податься? Можете со мной.
Генза откинул капюшон, согнулся чуть не до земли. Хураганья с запозданием и испугом повторила позу.
- Спасибо, старица. Мне не надо прятаться. Мне в бой идти. Ты уж получше спрячься, молибожки теперь людей едят. Проводить тебя, жаль, не смогу, надо подготовиться...
Монахиня внимательно осмотрела согнутые фигуры.
- Избран? А девочка зачем? Монахиней не была и не будет.
- Соратница моя, старица. Спрятал от глаз чужих. Люди порой опаснее самого Зла.
- Да пребудет с тобой Святой Бренна, Стриженый. А Святую Хураганью помолю за тебя.
Генза не сдержал улыбки.
- Помоли, старица. От неё пользу большую вижу.
Хураганья дёрнула его за хламиду. Разговорился! Ещё чего.
- Пора тебе, старица, - сказала она. - Мало времени осталось.
Господи! Выживет ли бедняжка? Как ей помочь, когда все они под запретом - и сама Хураганья, и Газель, и Пацан, и Мервин? Они - инородное тело на этой планете её фантазий...
- Господь не подглядывает за нами с небес, - тихо пробормотала монахиня. - Но вдруг обратит взор свой на Избранного? Победы тебе, Стриженый.
Повернулась и засеменила от них к горам - туда, откуда они шли всё это время.
Хураганья встрепенулась было, но Генза не дал ей окликнуть старушку. Нет! В бою ей места нет.
Тянуть с конспирацией больше не было смысла. Сейчас, при свете дня, Хураганья летела в когтях Пацана, держа за пазухой Мервина. Рядом воспаряли Пёс и Генза. Только Газель со скандалом закрыли в палатке.
Генза взял Силу из медленного течения оросительных каналов, и гигантские тучи комаров взвились над полями. Теперь следовало добыть другой, более сильный источник. Как назло, над ними голубело небо, словно отдыхая от туч последних дней.
- Там! - прокричала Хураганья, разглядев в подножии горы узкую серебристую ленту водопада. - Подойдёт?
Есть! Подземная река низвергалась с гор, падала с уровня на уровень, с шипением вылетала из узких туннелей... Старая река, извечное подземное русло. Тут не один - сотни водопадов.
Запылало алым в мозгу, разгорелся уже привычный рубин, что лишь слабо тлел над каналами, и водопад превратился в тонкую вялую струйку, замерзающую по пути. Ледяные фестоны украсили русло.
У гор Пацан сложил крылья и воспарил: узкие ущелья не пропускали дракона в полёте: научился тогда. Не воспари он в прошлый раз в ущелье, молидьявол погубил бы.
И так при его скорости сзади сыпались камни, и Генза с Псом ушли вперёд, чтобы не попасть в зону турбулентности - а значит, и под камни, летящие вослед дракону.
Ущелье следовало за ущельем, но молибожек так и не нашли.
Похоже, Генза растерялся.
- Под иолями идут! - крикнула Хураганья. - Скрытно! Зря мы не взяли Газель!
Пёс тотчас спустился ниже и нырнул под своды леса. Взлетел далеко за ними, в холмах предгорий. Нашёл!
Оттуда уже видно село...
Пацан вывернулся из ущелья, полетел над лесом к Псу, и в это время волна молибожек вырвалась из леса и устремилась через каналы.
Падали в воду, барахтались, тонули первые ряды. По утопающим быстро пробегали задние -и брали преграду. Квадрат за квадратом покрывался зелёной шевелящейся коркой - и выходил из-под неё пустым вспаханным полем.
- Надо было кочан сорвать! - досадливо подумала Хураганья.
Насекомые добрались до дороги и потекли по ней беспрепятственно. А на дороге, подняв клюку, стояла давешняя монахиня...
Генза рванулся к ней. Пацан рыкнул и спланировал вслед за Гензой.
Волна молибожек уходила вправо, в исчезающие на глазах посевы проса, и лишь некоторые ползли к монахине. Те, что несли зрелые коконы.
Генза содрогнулся. Кокон - и нет монахини. Есть выгрызенная полая кожа, что осядет на землю кучкой тряпья...
Он непроизвольно выстроил на дороге Преграду и опустился рядом со старушкой. Пацан грохнулся чуть дальше и выпустил из когтей Хураганью.
Монахиня спокойно разглядывала Преграду, покачивая головой. А та всё росла, принимая в себя полкИ молибожек: часть насекомых оставила просо и начала штурмовать Преграду.
Бог в помощь, - подумала Хураганья, обречённо промокая хламидой разбитые колени.
Передышка длилась недолго: из леса потянул бесконечное брюхо молидьявол. Эта мерзость не рискнула лезть через каналы, встала позади, размахивая клешнями.
Он - командовал! Молибожки больше не бросались на Преграду: они покинули дорогу и начали окружать деревню.
Пронзительный свист заставил Гензу оглянуться.
- Тебя обходят! - кричал с крыши давешний Охотник.
Генза, что отвлёкся на Преграду и женщин, мигом оценил ситуацию. Пока Пацан ловил и расшвыривал зашедших в тыл молибожек, он начал расширять Преграду, преграждая путь к селу.
Монотонно вспыхивал рубин в мозгу, толчками расширялась Преграда, и Генза начал греться. Он не заметил, как Хураганья сорвала с него хламиду, сдёрнула штаны и откинула их в сторону. Полубессознательное состояние позволяло лишь двигать Преграду так, чтобы полностью отсечь от села молибожек.
Зашевелился молидьявол - и молибожки побежали не шеренгами, а широкими языками, пытаясь опередить заслон.
Преграда гнулась, огибая языки, но, когда замкнулся периметр, разом выпрямила неровности. Идеальная окружность заперла село, впитав Силу огромного числа насекомых.
А Генза забился в судорогах. Демонический облик проглянул было, исчез, снова появился... Нагрев тела был уже таков, что, когда Хураганья столкнула Гензу в воду канала, вода зашипела и окутала Гензу пАром.
- Всё! - крикнул он, придя в себя. - Вылезаю! Спасибо!
Хураганья болтала в канале обожжённой о Гензу рукой, а старушка монахиня сидела около горячего Пацана и любовалась сбежавшим от Хураганьи Мервином.
- А селяне-то, а? Могли бы и помочь, - сказала она. - Что скажешь, Ай Дин?
- О, не танцуй!
Я вижу тебя. Вот шаг вперёд, шаг в сторону, шаг назад... Хуже только прыжки на месте и помахивание ногой в воздухе.
Да разве ты идёшь, плясун?
Ты собираешь вокруг других в надежде взять преграду всем скопом, но они уже затянули тебя в хоровод, и больше нет выхода... Растяни хоровод во всю планету - и выйдет большая прогулка по плоскости.
А Путь одинок. Шаг - и ещё шаг, нога за ногой в небо. Оттуда хоровод планеты не больше бус, и хорошо видно, что ныне он просто стоит на месте... - пропищала нисса и умыла мордочку.
- Так... Точка перегиба, считаешь? Роль личности в истории? Возможно. Поглядим.
Мервин забрался к ней на колени.
- А ты, девушка? Что на это скажешь? Ведь как изящно решил мальчик! Поглотитель, да ещё в таких масштабах... Ящер. Терминал Ай Дин... Ты... Не думала я, что такая силища соберётся.
- Скажите лучше, как отсюда слезть, - буркнула Хураганья. - Этот варёный юноша замуровал нас вместе с толпой селян, страдающих тонким обонянием, толстой шкурой и приверженностью в обычаям...
Разумеется, это сон. Нормальная старушка пришла бы в ужас, а эта словно всё знает, и даже больше. Терминал Ай Дин? Мервин, что ли?
- Они тебя растерзают, - сообщила она просыхающему парящемуся Гензе, бросая ему комок одежды. - Как поймут, что никуда не пройти - ни к полям, ни в гости - так самосуд устроят. Молибожки уже там, вне, они им не страшны, а тут ты - и напакостил. Думаешь, поблагодарят? Проса чашку отвалят? Ты погляди: эти букашки лезут вверх, и Преграда почти замкнулась. Купол над нами, ясно? Не полетаешь. Построил - учись ломать!
Монахиня досадливо махнула рукой.
- Молибожки сплошь до леса. Ломать нельзя. Нужно эвакуироваться.
- Что делать? - опешил Генза.
- Удирать, - пояснила Хураганья. - В иной мир, откуда ты наш скарб украл. Раз умеешь оттуда, давай нас туда. Ко мне бы... Хоть чаю попили бы. Соку...
- Апельсинового? - вдохновилась монахиня.
- Именно. Молочка, котлетку... Домой хочу. И санобработку, а то колени подлый Пацан мне разбил, а зализывал Пёс. Вдруг он бешеный, оттого и летает?
Генза мысленно заткнул уши. Вроде привык к её щебетанью, даже забавно... иногда. Её легковесность поражает. Что он ей, чаю не давал? И малинового, и ромашки с мятой? Ей надо это отвратительное "молоко" и ещё что-то неизвестное, как те стручки - бананы. Значит, Генза вынимает вещи из её мира? Странный мир.
Старица тоже странная, хотя, если вспомнить Настоятеля... Да не Настоятельница ли она монастыря Святой Хураганьи - Мата Мерседес? О Мерседес ходили невероятные слухи. Она преуспела в магии больше, чем Настоятели мужских монастырей.
- Мата, что такое "терминал"? - словно невзначай спросил он.
- На лету хватаешь, Стриженый, - откликнулась монахиня. - Пара пребольших подсказок - и нате. Схватил. Терминал Ай Дин - живое существо, способное держать связь с Большой Системой Звёзд. Не столько помогает разговорами, сколько наблюдает. Впрочем, мудрость и не к теме хороша. А если попадёт в тему - и помочь может.
- А почему не попадает? - заинтересовалась Хураганья.
- Время не согласовано в мелочах. Работает наподобие гадального автомата. Спросили - изрёк то, что упало в лунку. Иногда - и сам. Когда ему интересно. Вот тогда не общезвёздный уровень, а изречения провидцев прошлого, или собственная мудрость.
- Сиречь прошлых терминалов? - невинно спросила Хураганья. - Тоби Святого и иже с ним?
- Давай, обдирай корку, - сурово ответила Мерседес. - Надоело смотреть на тебя несмышлёную. Вот сейчас - Гортензия проклёвывается.
Генза рассердился.
- Мата, вы так неуважительны к самой Святой Хураганье!
Старушка весело засмеялась.
- Хураганья, конечно. Мне ли её не знать? Одно из её имён. Но ведь у неё есть и другие!
Есть у меня другое, - подумала Хураганья. - Санька. А Гортензия - это что-то новое. Новое - а дёргает что-то в душе. Может, мне имя неверное дали родители? И оттуда весь этот сонный бред! Ведь будь я Гортензией... А кто мне мешает? Я - Гортензия!
Замелькали сцены невероятной, безумной жизни. Нет. Этот путь ведёт к ещё большим глюкам...
Не Гортензия я!
Отпустило... Но в мозгу осталось местечко, где имя "Гортензия" бродило, как цепной пёс.
Тем временем молидьявол отозвал войска, и Преграда пригасла. Сквозь слабую зелень прозрачного купола картина окружающего мира казалась яснее, словно сквозь прозрачный дым костра, или линзу.
Молибожки выстроились у опушки леса, продолжая держать оцепление по границам сельскохозяйственной земли села. Они расположились на опушке огромной лесной поляны.
- Может, предложить Преграде мишень? - предложила Хураганья. - Скажем, на молидьявола - Фас!
- Силу-то где брать? - устало ответил Генза. - Я исчерпался. Опять комаров по канавам гонять? Хм. А что? Взгляните на Преграду!
Там и сям крошечные искры вспыхивали в зелени Преграды и гасли. То комары пытались добраться до горячих тел.
- Вот разбужу их, и поглядим.
Усталось Гензы спАла, эксперимент увлёк. - Беру канавы!
Минута, другая - и комариные тучи рванулись к Преграде, словно рассерженные осы. От их звона сводило челюсти. Преграда задышала, и фейерверки гибнущих комаров расцветили монотонную зелень. Эта преграда вышла иной, нежели первая: она не встраивала насекомых - она их усваивала.
- Прекрасно! - одобрительно кивнула Мерседес. - Ты хорошо работаешь с формулой Поглотителя. Немного тренировки, и сможешь им управлять. Пока он у тебя как мустанг: дикий и инициативный. Надо подчинять.
- А ну как из-под абажуров вылезут? - вдохновенно продолжила Хураганья. - Как же они тогда различат, кто богаче? Рожи и рожи. Они , Генза, на тебя обидятся. Напал на национальную одежду, стёр социальные различия. Потрясатель основ! Комара, их национальное достояние, - сжёг!..
- Газель! - вдруг истошно закричала она.
Дикий вой донёсся с опушки. Забытая Газель искала хозяйку.
Клубок молибожек выкатился из рядов. Пёс завыл в ответ, воспарил - и мячиком отлетел от Преграды.
Генза стиснул кулаки. Ну как её прорвать?
- Гортензия! Ячейку! - хрипло пропищала Мерседес. - Бери собаку сюда, быстро!
Взрыв в мозгу Хураганьи. Ячейка... все они. Газель...
Ластится, прижалась... мокрая псина и преданные глаза...
- Хоп! - Мерседес топнула ногой.
Клубок молибожек рассыпался там, вдалеке, а здесь тяжело дышала и виляла хвостом невредимая Газель.
Не успели молибожки бросить кокон, а одолеть её шерстяные заросли не могут взрослые молибожки. Даже Хураганья не может... Гортензия не может... Великая Ведьма Империи Касания, что здесь по делам Особого Надзора таскается за мальчиком Гензой...
Глюки. Ушло.
- Это ты добыл Газель? Спасибо, - сказала она Гензе.
Генза смотрел на неё с ужасом. Так она и впрямь богиня, а он ею командовал? Он... её... вожделел?!
- Мальчик! - воскликнула Мерседес. - Перестань пугаться. Всего дел - ячейку собрать. Ты скоро и не такое сможешь!
Мервин забрался к нему на плечо и прощебетал уже слышанное "Вооружись своей противоположностью".
- Венец! - вдруг вырвалось у Хураганьи. - Поглотитель - это Венец? Генза на Великом Пути?
"Что я говорю?" - подумала она, но цепная собака её мозга, Гортензия, продолжила:
- Антимагия - резерв Силы? Но ведь Сила та - Сила Зла! Мы же отвергли с тобой "Сила не пахнет".
- Ну-ну! Сила всегда черна, цвета в ней нету, деточка. Вооружись своей противоположностью, иначе Зло вооружится Преградой, и победить его не удастся никому... Не бери Зла: отбирай его Силу. Понял, Стриженый? Собирай Поглотитель, надо уничтожить молидьявола.
Генза понял, не понимая - слова Мерседес ползли по кипящему алым мозгу и рождали действие.
Обесцветился и исчез Купол, и лоб Гензы стиснул красный... зелёный... чёрный, иглистый, словно ветвь иоли, Венец. Каждая игла в нём была молибожкой...
Тихо охнул кто-то далеко-далеко, и молидьявол затоптался, наступая на молибожек.
- Враг! - крикнул Генза, и Венец испустил лиловые лучи, что резали, дробили, сжигали чудовище...
Молибожки ринулись в лес и исчезли.
Победил? Генза победил!
- Ушли - не значит уничтожены, - тихо сказал он. - Ещё не победа. Минута покоя. А мы... мы опаздываем с письмом!