Глава XIII
В начале августа установилась теплая, даже можно сказать жаркая тихая погода. Оредеж нес свои воды тихо, поверхность не возмущалась даже слабенькой рябью. Листья деревьев, не колыхаемые ни малейшим ветерком, застыли как на картине. Одинокое облако целый день стояло над Богородским, даже не пытаясь сдвинуться ни вправо, ни влево. Крестьяне, работавшие в полях, то и дело утирали пот, градом катившийся с загорелых лиц.
Несмотря на жару, Александра отправилась в имение судьи Волкова. Доверив на этот раз управление лошадью молодому батраку, госпожа Еланская уселась в коляску, открыла солнечный зонтик и приказала трогать. Легкая коляска споро побежала под гору, затем повернула к дороге вдоль реки, затем по этой дороге через небольшой лесок к усадьбе семьи Волковых. Сам Евстратий Парфенович Волков с семьей жил, в основном, в Петербурге, но на лето вывозил в родовое поместье всю семью с прислугой.
За почти прошедшее лето знакомство Александры с Елизаветой Максимовной и ее двумя дочерьми, Еленой и Ольгой, практически переросло в дружбу, обычную хорошую соседскую дружбу, без подвигов и обязательств. Они бывали друг у друга в гостях по паре раз в неделю.
У этого оживленного и довольно тесного общения имелась одна очень полезная сторона. Евстратий Парфенович в свое время окончил Лейпцигский университет, был большой поклонник немецкой литературы и философии. В доме царил определенный культ языка Шиллера и Гете. Но Александра воспользовалась этим обстоятельством не только для того, чтобы иметь приятных собеседниц. Общаясь с Елизаветой Максимовной, Ольгой и Еленой, новая русская помещица Еланская начала с удвоенной энергией пытаться впитывать в себя премудрости и хитросплетения русского языка.
Это было, в числе прочих, еще одним обстоятельством, из-за которого Александр Гаврилович относился к этой дружбе весьма благосклонно. Он сам все чаще в разговорах с женой переходил на русский язык, сам объяснял ей что-либо непонятное.
Благодаря общению с подругами, Александра укладывала в голову обиходные фразы, устоявшиеся выражения, забавные восклицания, а то и колкие сравнения.
Темы для бесед были самые разные – от здоровья Анастасии и почты из Гельсингфорса, до видов на урожай в окрестных хозяйствах.
Со своей стороны Волковы рассказывали Александре о Петербурге, о столичной жизни, о манерах тамошних дам и кавалеров в различных ситуациях.
Отправляясь в этот раз, жарким августовским днем в гости к Волковым, Александра уже знала, что она опять беременна. Она знала это уже какое-то время, но пока еще не говорила об этом Еланскому. Доктор Батурин был постоянно дружелюбен и приветлив, всегда был готов откликнуться на любые жалобы со стороны Александры на здоровье. Жалоб поступало немного, но доктор осматривал пациентку и в профилактических целях. Осмотры эти были, конечно, не очень приятны молодой женщине, но что делать, врач есть врач, и по распоряжению Александра Гавриловича его супруга относилась к этому стоически.
Сейчас же какая-то проблема угнетала Александру. Это заметил бы всякий, даже не очень внимательный наблюдатель, взглянув на плотно сжатые губы и устремленный вдаль, ничего не видящий взгляд.
Заметила это и Елизавета Максимовна, присевшая рядом с Александрой на балконе, после того, как горничная, принеся и поставив на столик поднос с кувшином морса и стаканами, ушла внутрь дома.
- Ты, друг мой, наверное, не помнишь, что Ольга с Еленой сегодня гостят у Завадских в Березовом. Об этом был разговор при последней встрече. Так что, сегодня мы с тобой вдвоем. Очень хорошо, что ты решила навестить меня, несмотря на такую несносную жару.
Говоря это, Елизавета Максимовна думала о том, что же может так заметно угнетать ее гостью. Может быть, она неспроста приехала именно сегодня, подумалось госпоже Волковой. Может быть, что кое-что не предназначено для девичьих ушей, а поделиться нужно именно со старшей подругой?
Александра пригубила морс из стакана. Когда она, наконец, заговорила, то по ее порывистой речи, нервной жестикуляции, Елизавета Максимовна поняла, что ее предположения были верны.
- Я, конечно, помню, что девочек нет сегодня дома. Я хотела бы поговорить именно с вами, - Александра не смогла пока перейти на ты, несмотря на предложение самой Елизаветы Максимовны. – Я не хотела бы, чтобы кто-нибудь помешал нам. Мне нужен совет… я не знаю, что делать… если мне вообще нужно что-нибудь делать. Я верю, вы сможете дать мне нужный совет!
- Я вся внимание, и если только я смогу помочь…
- Мне в любом случае нужно рассказать кому-нибудь… я не могу больше… и у меня больше никого нет. Елизавета Максимовна, вы стали моим другом, и, наверное, только вам я могу довериться. Многие улыбаются и говорят красивые слова, но я знаю, что слова зачастую ничего не значат, а за улыбками скрывается или равнодушие или вообще неприязнь.
На глаза Александры накатилась, было, слеза, но непрошенная влага была мгновенно вытерта носовым платком.
- Ну, рассказывай, - подбодрила гостью госпожа Волкова. – Может быть, дела обстоят не так плохо, как тебе кажется.
- Я очень беспокоюсь о здоровье маленькой Насти. С конца июля она начала мучиться животиком. У нее начался понос, который длится уже несколько дней. Бедняжка даже похудела, а ведь она была такой кругленькой. Пару дней назад я выяснила, в чем дело. Вернее, мне кажется, что я выяснила. Кормилица Марьятта, давая подросшей девочке молоко, перестала кипятить его. А когда она готовит кашку или что-то овощное, то посуда для ребенка плохо моется, не ошпаривается, еда киснет. Что происходит с Марьяттой, я не понимала, ведь раньше не было никаких претензий. Я делаю ей замечания, она только хлопает глазами, говорю ей по-фински, она объясняет, что она все правильно делает и не знает, на что я сержусь. А с животиком, мол, ребенок мается от жары.
Елизавета Максимовна слушала внимательно, затем, воспользовавшись паузой, произнесла:
- Чистота и аккуратность в вопросах приготовления детской еды очень важны. Кроме кипячения, нужно разбавлять обычное коровье молоко водой, тоже обязательно кипяченой. Тебе следовало бы поставить супруга в известность о том, что кормилица, на твой взгляд, плохо справляется со своими обязанностями.
- Елизавета Максимовна, дорогая! Я обращалась к Александру Гавриловичу с просьбой разрешить, наконец, мне самой ухаживать за дочкой, полностью ею заниматься. Ведь и молоко у кормилицы давно кончилось, да оно уже и не так нужно. Но муж непреклонен. Он уверен в непогрешимости кормилицы, и ограждает меня от этих забот.
Госпожа Волкова задумалась ненадолго и вопросительным тоном произнесла:
- Может быть, есть резон заехать к доктору Батурину, попросить его содействия в этом вопросе. Александр Гаврилович должен прислушаться к его мнению.
- Да, это хорошая мысль. Надо, наверное, воспользоваться этим советом. Но вот еще одно дело, которое, как мне кажется, связано со всем этим, и, естественно, меня беспокоит. Я даже не знаю, надо ли об этом говорить…
Елизавета Максимовна смотрела на свою визави, не говоря ни слова, и через какое-то время Александра продолжила:
- Позапрошлой ночью мне не спалось. Я переживала за ребенка, да и другие заботы… Когда лежишь без сна, ворочаясь с боку на бок, в голову лезут разные мысли… скажите… вы, на моем дне рождения упомянули в разговоре фрейлейн Нойгут. Упомянули в том смысле, что когда-то что-то произошло, с нею связанное. Сейчас я хотела бы знать, что вы имели в виду. Я ведь имею право знать это, или нет?
- Столько всего говорилось тогда на празднике. Всего и не упомнишь.
- Может быть, вы и не помните, что тогда говорили. Но я думаю, что сейчас вы хорошо понимаете, Елизавета Максимовна, что я имею в виду. Годы назад происходило что-то связанное с фрейлейн Нойгут. Она живет в нашем доме. Я вижу ее каждый день, и я должна знать, в чем дело. Я не могу спросить об этом у Александра Гавриловича, так как предвижу, что толку не будет. Он, наверное, только посоветует мне, как обычно, не забивать голову чепухой. А вам, мой друг, я хочу сказать вот что. Ваша русская поговорка говорит, что если вы сказали А, то говорите и Б.
Елизавета Максимовна Волкова серьезно задумалась. Про себя она укоряла саму себя за нечаянно оброненные фразы тогда в гостях у Еланских. Вряд ли можно успокоить теперь Александру какой-нибудь придуманной небылицей. Да и что она могла сейчас придумать. Может, действительно, самое лучшее – рассказать правду. Вернее, ту часть правды, которая была известна ей самой.
- Это, действительно, старая история, - начала она после довольно долгого раздумья. Тому уже лет пятнадцать, если не больше. Тогда в Богородском вовсю заправляла Аделаида Ниловна Еланская, матушка твоего мужа. У Александра Гавриловича дела начинали идти в гору, он весь был в делах. Как раз умер его отец, Гаврила Степанович, царствие ему небесное.
Из одной из поездок в Эстляндию Александр Гаврилович привез молодую экономку, немку, Амалию Нойгут.
- Так что ж такого? Здесь нет ничего особенного…
- Потом дело пошло так, что Александр Гаврилович… как бы это сказать…начал выказывать особенное расположение и интерес к фрейлейн Нойгут. Это длилось какое-то время, затем Аделаида Ниловна обо всем узнала. Я не знаю, что ее не устраивало в Амалии в качестве … э - э…подруги ее сына, но скандал был большой. Без лишних слов фрейлейн Нойгут была отправлена обратно в Эстляндию. Поговаривали, что там, в Эстляндии, у Амалии родился ребенок от Еланского, но я этого доподлинно не знаю, и до конца верить бы не стала. Во всяком случае, против этого говорит то, что когда пять лет назад, после смерти Аделаиды Ниловны Амалия вернулась, то, ни о каком ребенке, никто больше ничего не слышал, и в Эстляндию она больше не ездила. Так что, даже если ребенок и был, то, скорее всего, помер.
И я не думаю, что связь между Еланским и Амалией продолжается сейчас. Амалия, по слухам, сожгла за собой мосты, переехав к Еланскому, а он по-своему благодарен за прошлое, платит ей хорошее жалование, она его обслуживает. В общем, как-то договорились.
- Конечно, об этой былой связи чего думать теперь, и о чем тут переживать? Какой бы привлекательной Амалия Федоровна ни была пятнадцать лет назад, но сейчас она старше меня на двадцать лет. Но есть ведь и другие…
Александра умолкла. Казалось, она собирается с силами и с духом. Затем она продолжила:
- Я бы ничего не заметила, если бы Настя не заболела. Как я уже говорила, я не спала позапрошлой ночью. Я вспомнила, что у мужа есть снотворное, которое ему дал доктор Батурин. Это снотворное всегда лежит у него в спальне, в ящике тумбочки у кровати. Я решила пойти попросить пару пилюль. Часы на первом этаже пробили час, когда я открыла свою дверь и пошла через гардеробную, разделяющую наши спальни, к Александру Гавриловичу. Я открыла дверь и вошла внутрь. Было достаточно светло, все-таки еще лето. Я решила разбудить мужа и наклонилась к кровати. Я обнаружила, что мужнина кровать пуста. Видно было, что никто не спал в ней в эту ночь. Я удивилась, так как Александр Гаврилович пошел наверх одновременно со мной. Может быть, ему тоже не спалось, и он вышел на террасу, пройтись, подышать свежим воздухом. Я не стала рыться в тумбочке и искать снотворное.
Я решила пойти в детскую, посмотреть все ли в порядке. Как вы помните, детская расположена в угловом эркере, чуть выше наших спален, и туда ведет небольшая лестница. Я хотела убедиться, что Настя спокойно спит. Я подошла к этой лестнице, и только я положила руку на перила, как услышала странные звуки из детской. Было ощущение, как будто кто-то приглушенно разговаривает. Причем было слышно, что это два человека. Я не поняла, что это может быть, и решила немедленно выяснить. У меня, в конце концов, есть право приходить к своему ребенку, когда я сочту нужным. Я открыла дверь – и можете представить, что я увидела?
- Я догадываюсь, но скажи сама. Я могу ошибаться.
Александра горько усмехнулась.
- Вряд ли вы ошибаетесь. Именно так, мой муж был в постели Марьятты. Они были так заняты друг другом, что не заметили меня. Я попятилась назад и тихо прикрыла за собой дверь. Я не смогла заставить себя что-либо сделать. Я практически прокралась в свою спальню, как побитая собака. Мне пришла в голову мысль зажечь свечу, пойти в спальню мужа, найти снотворное и проглотить все пилюли сразу. Но потом я подумала о Насте и … о том ребенке, которого я жду сейчас. Может, это будет такой желанный для мужа сын. Скажите, Елизавета Максимовна, что мне делать, да и что я могу сделать?
Забившись в рыданиях, Александра упала на колени перед старшей подругой и уронила голову ей на колени. Рыдания сотрясали все ее тело. Елизавета Максимовна растерянно гладила золотистые локоны Александры. Мимоходом она с благодарностью подумала о своем, не очень красивом и видном, но очень порядочном муже. От него никогда не приходилось ждать ничего подобного. Евстратий Парфенович уделял каждую выдавшуюся свободную минуту семье, если же дела заставляли его отлучаться или задерживаться сверх урочного, то он всегда предупреждал или извещал записками с судейским курьером.
Когда Александра немного поуспокоилась, Елизавета Максимовна сочла себя обязанной сказать что-то успокаивающее и ободряющее.
- Я полностью разделяю твое негодование, милая Александра, и понимаю всю неприятность ситуации, в которой ты находишься. Может быть, есть смысл написать отцу. Отец мог бы приехать и поговорить с Александром Гавриловичем. Я не знаю, есть ли у твоего отца какой-нибудь авторитет в глазах Еланского, но все-таки…
- Я никоим образом не хочу обременять отца собственными заботами. У него хватает забот и проблем со старшей дочерью. Мадлен вынуждена была вернуться в родительский дом дожидаться окончательного решения судьбы моего деверя. Я ведь рассказывала вам, что произошло с мужем Мадлен, Веселином?
- Да, да, я помню. Ну что ж, если ты не хочешь обращаться за помощью к родителям, то тогда доктор Батурин – последняя надежда. Это единственный человек, кто действительно на равных, в силу ряда обстоятельств, разговаривает с Еланским. Как минимум, он мог бы попробовать посоветовать отослать Марьятту из дома. Это в любом случае разрядило бы обстановку.
- Я не знаю. Я побаиваюсь доктора Батурина. Он, как и Александр Гаврилович, - пожилой солидный господин…
- Что за вздор! Андрею Николаевичу всего под сорок, он на несколько лет моложе Еланского, а уж характером и манерами ближе к твоему возрасту, чем к возрасту твоего мужа. К тому же, это очень передовой человек, во многих отношениях, большой гуманист и филантроп. Очень много бедных людей получали от него помощь медицинскую и содействие в жизни совершенно бесплатно. Он помог твоей дочери появиться на свет, и ты ему совсем не чужая.
- Может быть, вы и правы, - задумалась Александра. Она поднялась с колен, поправила прическу, вытерла нос платком и села на свое место напротив подруги.
- К тому же, доктор Батурин мог бы засвидетельствовать и зарегистрировать мою новую беременность. Я еще не говорила Александру Гавриловичу об этом. Если он узнает, что я опять в тягости, то с ним, наверное, легче будет говорить…, он так хочет мальчика, сына. Кажется, что ничего другого ему от меня не нужно. Обязательно нужно избавиться от этой Марьятты, это решено. Я думаю, что Андрей Николаевич будет на моей стороне, когда я расскажу ему…, но мне придется выдать тайну Александра Гавриловича постороннему человеку. Но предательство ли это? Я уже рассказала вам. Но я должна была рассказать. Я надеюсь, что вы, со своей стороны, не расскажете эту историю дальше. Даже Евстратию Парфеновичу.
- Я буду нема, как рыба, - заверила младшую подругу Елизавета Максимовна. – Но ты должна довериться доктору Батурину. Я знаю его много лет, ему можно доверять и он постарается помочь.
* * *
Андрей Николаевич Батурин был уездный врач, участок, охваченный его врачебной деятельностью, был довольно обширен, но Богородское было на таком перепутье, что доктор был нередким гостем в усадьбе Еланских.
В этот раз он прибыл по специальному приглашению и уже довольно долго находился на втором этаже. По крайней мере, с точки зрения Еланского, сидевшего в своем кабинете и ожидавшего доктора там. Александра настояла на визите врача, хотя, по мнению Александра Гавриловича, переживания жены были абсолютно напрасны. У всех детей всегда бывают какие-то проблемы с животом, и не стоит всякими пустяками озадачивать докторов.
Наконец, Андрей Николаевич спустился вниз. Он сразу прошел в рабочий кабинет хозяина и плюхнулся в кресло напротив Еланского.
- Да, заварил ты кашу, - произнес Батурин, прежде чем Александр Гаврилович успел что-либо спросить. – Какого черта ты связался с этой кормилицей? Я что, для этого ее сюда привез? Да и то сказать, нашел нимфу! Да ее рядом то с твоей супругой поставить, так за тебя стыдно станет, Александр!
- Что за вздор! Что за глупости Александра взяла в голову? Что она наплела тебе о своих фантазиях? Я вообще не вмешиваюсь ни во что, связанное с уходом за ребенком.
- Это точно, здоровьем собственной дочери ты ни разу не интересуешься. Зато ты очень даже интересуешься ее нянькой. Тем более, что с ней, наверное, можно вести себя как хочешь, не надо манерничать. Это тебе не жена, с которой нужно хоть в чем-то считаться.
И не вздумай ничего отрицать! Твоя жена знает все, и не желает оставаться с этой Марьяттой под одной крышей. Кроме того, твою, с позволения сказать, благосклонность, кормилица расценила по-своему, и уход за ребенком, как я погляжу, оставляет ныне желать много лучшего. Детская посуда не моется, молоко не всегда кипятится, не разбавляется, своего молока у Марьятты уже с весны нет. Это чудо, что девочка еще жива. Даже пеленки стали стираться намного хуже. Это все твое попустительство, амур ты наш.
Сейчас я дал все надлежащие указания твоей жене по питанию и уходу за малышкой. Она сама великолепно справится. Я уже сказал Марьятте, чтобы она упаковывала свое барахло. Я отвезу ее в Лугу, там она сама доберется до своих пенат. Ты уж сам решай, доплатишь ли ты ей за… дополнительные услуги.
- Слушай-ка братец, ты что о себе возомнил? – Вспыхнул Еланский, разозленный повелительным тоном Батурина. – Ты что это раскомандовался в моем доме? Решил, что ты можешь устанавливать здесь порядки? Этакий блюститель нравственности… безгрешный праведник, который имеет право бросить первый камень!
- Ты, Александр не кипятись, - продолжал Батурин более миролюбиво. – Я еще не закончил. Тебя должно несколько обрадовать то, что твоя жена снова беременна. Если не будешь ее нервировать и огорчать своими приключениями, так, даст Господь, к масленице Александра родит, может быть и сына.
- Это правда? – напрягся Еланский. – Александра мне ничего не говорила…
- Да, не говорила, потому что сначала хотела сама в этом убедиться, в том числе и с моей помощью. А во-вторых, с моей же помощью утрясти этот вопрос, со столь любезной тебе нянькой. Вот тебе решение Александры Ивановны – или я увожу в Лугу Марьятту, или в Петербург ее саму. До Гельсингфорса уж она сама доберется. Причем вместе с Анастасией.
- Ах, вот как даже дело обстоит! Да, делать нечего. Я на лопатках. Ну что ж, значит, так тому и быть, в смысле с Марьяттой. Действительно, все это так как-то…, но ты пойми меня, Андрей, как мужчину. Пойми, чтоб не больно то осуждать. Александра Ивановна ведь в постели супружеской ну точно раба приговоренная. Ну не я ведь ее приговорил. Я ведь ее ночью в бурке не увозил, как абрек, и ножик у горла тоже не держал перед алтарем. Жена, так уж жена. Устал я злодействовать в супружеской постели. А Марьятта… да просто все по-людски, от души вышло, по природе то есть.
Доктор Батурин внимательно слушал своего приятеля, теребя бородку клинышек.
- Ну, хорошо, я попробую об этом поговорить с Александрой Ивановной. Но ты тоже помни, что жену не только в платья нарядные одевать надо и побрякушки на шею вешать. Хочешь от нее любви – люби ее. Хочешь ласки – приласкай сам, хочешь тепла – согрей. Конечно, с чухонской бабой проще, с ней гы-гы, да га-га, ложись да становись, вот и все амуры. Ты же интеллигентный человек. Да и Александра Ивановна – куколка, ведь, конфетка. Увлеки, покори. А ты просто купил.
Еланскому вспомнился доктор Гертцер. Тот тоже говорил, увлеки, заинтересуй, ухаживай. Как сговорились. Но, раскрыв рот, Еланский спросил:
- Как велика вероятность, что это мальчик?
- Глупый детский вопрос. На него никто не ответит. Приметы врут, поверь мне. Первый ребенок был девочка, может быть второй будет мальчик. Так часто бывает. Но бывает и опять девочка. Вон у Волковых, Медынских, Рощиных. По две, да по три девчонки родились в свое время. А у Березиных, наоборот, почти подряд три сына. На все воля Господа, а не твоей жены. И неправильно относится к жене из-за того, что пол ребенка тебя не устраивает – значит идти против Бога.
- Ну, уж ты подвел! Да я и сам все понимаю. Слушай, раз такое дело, вот, отдай Марьятте сто рублей. И все, забудем об этом, пусть и она все забудет.
Андрей Николаевич покачал головой, но ассигнацию взял и, пожав руку хозяину дома, вышел из кабинета.
Еланский какое-то время посидел в кабинете, затем вышел в холл, вошел в желтую гостиную и осторожно из-за занавески посмотрел как коляска, управляемая доктором Батуриным, уехала со двора. Сидевшая рядом чухонка со своим большим узлом, напоминала ватную бабу на чайник. Посмотрев им вслед, Александр Гаврилович отвернулся от окна, махнул в воздухе рукой и вышел из гостиной.
Александра в этот момент размышляла о том, поднимется ли муж наверх, будет ли какое-нибудь объяснение по этому поводу, или же вся история будет, что называется, замолчана. Доктор Батурин, поговорив с молодой женщиной, заверил ее в том, что разрешит ситуацию правильным образом, добавив, чтобы Александра не переживала сильно, так как это может повредить будущему ребенку. Александра не могла даже предполагать, как отреагирует Еланский на обращение к нему доктора.
Как только Андрей Николаевич уехал, увозя чухонскую психею со двора, Александра позвала горничную, и они вдвоем перетащили все, что связано с Настей в спальню хозяйки. Затем сама Настя была перенесена в комнату матери. Александра села к бюро и начисто переписала для себя инструкции доктора Батурина, записанные до этого впопыхах.
Несмотря на все треволнения, Александра ощущала тихую радость от происшедших стремительных перемен. Настенька была такой красивой куколкой, даже не взирая на болезнь. Теперь же, заботами родной матери она скоро поправится, так сказал доктор, и Александра была в этом абсолютно уверена. Андрей Николаевич сказал также, что муж не будет больше мешать ей заботиться о дочке. Единственное, что ненадолго омрачило радость молодой матери, это то, что по мере увеличения срока беременности нужно будет подыскивать новую няньку для Насти. Но, подумав немного, Александра согласилась с доктором, что в конце беременности ей будет тяжело ухаживать за дочкой. А уж тем более с двумя детьми после родов ей одной будет не справиться.
С мужем Александра встретилась только в столовой, когда вышла к обеду. С редким для него радушием Александр Гаврилович подвинул стул жене, когда та усаживалась за обеденный стол.
- Андрей Николаевич поведал мне радостную новость. Господи, если это будет мальчик, то ты даже не можешь представить себе, какой подарок тебя ждет. Да, кстати, я отправил Марьятту из дома. Доктор Батурин отвез ее в Лугу. Я думаю, что ты не очень расстроилась из-за того, что осталась без няни для Насти. К рождеству найдем другую, а пока тебе будет, чем заняться.
Александра поняла, что муж, таким образом, расставляет в этой истории точки над i, и предлагает мировую.
На удивление себе самой, в ней всколыхнулось какое-то странное чувство. Чувство это было довольно сильным, оно заставило посмотреть мужу прямо в глаза и четко произнести:
- Я запираю отныне дверь своей спальни. Я больше не хочу пускать тебя к себе. Я хочу жить спокойно со своим ребенком.
- Вот как? Вот это что-то! Не хочешь ли ты вообразить себе, что отныне можешь запретить мне мои супружеские права?
Александр Гаврилович пришел в крайнее возмущение. От ярости он скомкал салфетку, швырнул ее прочь и встал со стула.
Вся смелость молодой жены мгновенно куда-то улетучилась, она понизила голос и залепетала:
- Я совсем не это имела в виду. Я просто боюсь за будущего ребенка, и до родов хотела бы пожить в спокойствии, в плане постельных дел… поэтому только…
Еланский подошел к жене, поцеловал ее в голову и вышел из столовой, не закончив обеда.
* * *
Второй ребенок огласил своим криком Богородское в начале марта 1877 года. К неописуемой радости родителя это был мальчик. При крещении младенца нарекли Иваном, крестной матерью, по просьбе Александры была Елизавета Максимовна Волкова, крестным отцом – Савватий Трофимович Березин. Эрик и Элеонора Валениусы приехали на крестины, но опять без Мадлен. Маленький Владко был так слаб и болезненен, что его не решились брать в такую дальнюю поездку.
Среди гостей в этот раз появилась тетка Александра Гавриловича, вдова, Евдокия Ниловна. Она была на свадьбе Еланского в Гельсингфорсе и сидела тогда рядом с отцом Александры. За последние десять лет это был второй раз когда она покинула Петербург.
- Ровесников среди родни и знакомых становится все меньше год от года, - вздыхала она. – Кто знает, сколько мне самой еще отпущено. Решила приехать посмотреть на новое поколение ближайшей родни.
Бездетная Евдокия Ниловна привезла в подарок на крестины своему внучатому племяннику массивный золотой перстень своего покойного мужа.
- Когда-нибудь оденет, и будет вспоминать старую внучатую бабку Евдокию. Я то вряд ли до этого доживу, но мне и сейчас радостно за Сашку. Дал все-таки Господь детей. Ну, и слава Богу! Дай, я тебя поцелую!
Уже привыкшая к странной манере русских целоваться по любому поводу, Александра спокойно обняла свою новую родственницу. Она, Александра, уже ко многому начала привыкать.
Продолжение следует