Глава 6. явление призрака-алкоголика

Странник Черный
Зайчики, построившись в колонны , промаршировали в серебристый туман и Фаридун вышел из комы. Первое, что он увидел – зверское лицо одного из охотников на фальшивой картине. Охотник, видимо, рассказывал р какрм то невероятном случае, но Фаридуну показалось, что он, протягивая костлявые руки, хочет затащить его к себе в картину. Отвернувшись от зловещей картины, Фаридун попытался вспомнить, где он находиться, но тут же острая боль пронзила голову. Половина лица при этом горела огнем, сама голова покоилась на чьих то коленях, а перед глазами мельтешила полная женщина с мухобойкой в руках, приговаривая:
- Привела женишка, гангрена чертова. Что теперь делать будем? Он же за рюмку эту всех жизни лишит.
А ты совсем озверела, так человека лупить? – возмущенно спросила обладательница колен. – Не объяснила ничего. А сразу по морде.
- Да ничего с ним не будет.
- Я Фаридун, - слабо прошептал жертва орудия убийства мух.
- И ударила то несильно, - попыталась оправдаться полная женщина.
- Ой, мать, уйди. По- хорошему прошу., - предупредила сердобольная обладательница колен и поднесла стакан с аперитивом к лежащему – Фаридушунка, выпей, родимый.
Жидкость обожгла горло и выстрелила в голову огненным шаром и боль сразу утихла.
- Лучше давай думать, что делать будем. – выхаживая по комнате, размышляла полная женщина. – Жора с минуты на минуту должен появиться. А водки- то нет. Ох, несдобровать нам, чует мое сердце.

После слова «Жора» и аперитива «Степного» мозаика событий в голове Фаридуна расставилась в логической последовательности и он неожиданно вспомнил, что полная женщина это мать Нины, что проживает он на свалке, а мухобойкой получил за выпитую рюмку… Но вернувшись память уперлась в троллейбусную штангу и дальше вспоминать уже не хотела.

- Дайте мне еще пить. – попросил Фаридун и пока Агнесска наливала второй стакан, обратился к невесте. – Нина, объясни мне, как может придти твой папа, когда он уже умер? Мы и на могилу к нему ходили.
- Умер, как же , - нервно вставила Агнесска, подавая стакан. – Такие как он прото не умирают.
- Нина, объясни, прошу тебя. А то мне страшно делается.
- Призраком стал мой папаша. Всю жизнь пропьянствовал, а как представился, его, видимо, и наказали за это. Теперь каждое полнолуние его мучает похмелье. И мучается он до тех пор пока не выпьет рюмку водки. А куда ему податься? Вот он и приходит раз в месяц. А если не дашь в него прям бес вселяется. Сразу стращать начинает, предметами швыряться, орать благим матом… Или превращениями замучит.
- Ты сама послушай, что ты несешь , Нина. Ты же разумный человек.

В этот момент лампочка, украшенная абажуром из газеты , стала как то нервно себя вести, а налетевший ветер принялся терзать скрипучую форточку и со стороны кремля донеслись раскаты грома.
- Дождались светлого праздника! – взвизгнула Агнесса и бросилась под кровать. – Ну теперь держись только…
- да что вы, мамаша? – попытался успокоить Фаридун. – Это же гром. Нина, ты то куда?
- Так положено. Он хочет чтобы его боялись.

В комнате действительно стало что-то происходить: из всех щелей посыпались стада тараканов, пауков и мокриц. В их суетливой беготне присутствовала паника и желание скорее покинуть это жилище. Вслед за ними из-за занавески вылетела огромная рыжая крыса с хлебной коркой в зубах, в страхе влетела на подоконник и, решив закончить жизнь самоубийством , выбросилась из форточки прямо на улицу. Крысиный страх перекинулся на табуретки, поскольку те стали заходиться мелкой дрожью. С потолка посыпалась штукатурка, а в воздухе запахло протухшей капустой.
Лампочка , доведя себя до нервного срыва, накалилась до бела и разорвалась на мелкие стекляшки. Тут же из-под двери заклубился мягкий голубоватый свет, после чего сама дверь с треском распахнулась и яркий слепящий луч осветил «Охотников на привале».

Луч , видимо, обладал какой то сверхъестественной силой, поскольку картина стала оживать: налетевший ветер сорвал головные уборы с двух охотников, и тот, что вальяжно лежал в центре, выругавшись по матери, убежал ловить шапку за пределы картины. За ним следом, бросив в траву сигарету, убежал и второй охотник. Белая собачонка, которую великий художник Перов, изобразил грызущей какую –то кость, вдруг вскинула морду, завыла по волчьи и , схватив с переднего плана, тушку зайца, пустилась наутек в направлении горизонта. Но далеко она не убежала, поскольку подстреленная птица семейства фазаньих вскочила и , подбежав к охотничьему рожку, протрубила сигнал к охоте. Тут же ружье, откликнувшись на боевой клич, громыхнуло на всю квартиру и собачонка, взвизгнув напоследок, свалилась замертво, не выпуская зайца. Заяц же, пытаясь освободиться из пасти, семенил лапами по собачьей морде и кричал:
- Отпусти , сволочь.. Я же задыхаюсь.
Оставшийся охотник, который так напугал Фаридуна, поднялся, поправил бороденку, вытянул перед собой руки и сказал загробным голосом , блеснув глазами:
- Что – то давно я человечины не ел.
«Я все еще не пришел в себя и мне это мерещиться». – попытался успокоиться Фаридун, щипая себя за руку.
Но, увы, это ему не мерещилось, а более того охотник из картины закинул ногу за раму, но потерял равновесие и со страшным шумом свалился в центр квартиры.

Фаридуну показалось, что у него померкло в глазах, но и тут он ошибся, поскольку яркий свет, все еще льющийся из двери перегородил еще один визитер. Но этот не был похож на охотника. На нем было какое – то ветхое тряпье. Лица его нельзя было разобрать из-за густой растительности, но чуть ли не до колен свисали огромные клыки. Клыкастый тоже раздвинул руки и для пущей убедительности замычал как бык, положивший глаз на молодую телочку.
Свалившийся же охотник чертыхнулся, после чего встал, подтянул болотные сапоги и, приняв театральную позу, громогласно пробасил:
- Что , бабы, напугали мы вас?
Из-под кровати послышался жалобный голос Агенесски:
- Напугал, Жорик Николаевич… то есть я хотела сказать… Но напугали, как есть напугали..
- А я сегодня не один. Так что вылезайте и встречайте дорого гостя.