Родился в царской России, лет за восемнадцать, а то и поболее до сакрально-драматического революционно-октябрьского переворота. Присягал ей служить верой и правдой, живя на земле русского Китая. В Первую империалистическую - добровольцем ушел на фронт. Награжден медалью и крестом Святого Георгия, что даны были за отвагу и храбрость, проявленные в самых жесточайших по драматизму того времени баталиях - за преданность Отечеству своему. Тогда же, после тяжелого ранения вернулся на КВЖД, где получив медицинское образование, служил простым людям.
Пережив невзгоды Маньчжурской аккупации японцами, в 1945 году искренним хлебом-солью встречал советских воинов-освободителей. Казалось жизнь снова войдет в должное мирное русло. Ан не тут-то было. Освободители пришли с «идеологическим камнем за пазухой». Через месяц с небольшим его арестовали - заведомо лукаво мотивируя мобилизацией для перегона в Союз породисто-племенных лошадей. Бывший, когда-то еще в 14-м году виртуозным кавалеристом, всегда прекрасно джигитовавший и после, когда уже остепенился семьей в том своем небольшом и дружном таежно-маньчжурском поселке на речке Нонни. Неплохо знающий и умеющий ценить породистых лошадей, казалось, не мог он отказаться помочь в той просьбе советским военным чинам, даже не подозревая, что эта поездка иначе предрешена и затянется на бесконечно-долгие года мытарств сталинских лагерей.
Как выжил, одному Богу известно... Тому самому, которому после 10-ти лет «сталинских академий» наедине с собой возможно и молился, но того никто никогда не видел. Разве только по большим праздникам в единственно уцелевшей в том степном городке, деревянной церкви Константина и Елены, да и то скупо взмахивая рукой.
В 1955 году был реабилитирован с полным восстановлением в советских уже гражданских его правах. Выбор - куда поехать, на постоянное жительство не стоял остро, как это могло тогда показаться. Выбор за него снова сделала судьба – на казахстанской Целине уже мало-мальски сносно обосновалась его жена, добровольно репатриированная в том же году из Китая в Союз. Вот к ней-то он и поехал в ожидании воссоединения. Им действительно повезло – оба были живы и после длительной разлуки не утратили былых своих чувств. А то, что детьми не успели обзавестись, так оно и к лучшему – ей тоже не сладко жилось при освободителях. Время тогда было тяжелое, голодное. И с членами семей врагов народа не особенно-то церемонились, они всегда были первыми в списках на увольнение, да и на квалифицированную работу по специальности их принимали не так уж охотно. Бралась за любую - потому как доводилось уже, этой молодой и аристократически красивой женщине, пухнуть с голоду. И хоть не привыкла изначальностью своей - к грубой, да грязной и тяжелой работе, но смирилась. А куда ж ей в тогдашнем отчаянном положении "соломенной вдовы", деваться-то было. Вот и забыла о своем былом кокетливом изяществе быстрее не бывает - почти, что в одночасье. Когда впервые пришлось штопать грубые мешки на фабрике Чурина за мизерную плату. Поневоле за этой-то работой и забылось, как изнеженно вольготно жилось ей когда-то за заботливо-любящей мужниной спиной. В Иверской часовне, известной всем бывшим харбинцам, что у Собора частенько ставила свечки и истово молилась, сама не зная за живого или мертвого, но Господь ведь сам лучше знает - какого, думалось тогда. Не разведенная и не вдова. А жив ли, долго еще не знала. Пока не приехала в тот самый степной городок, откуда и смогла наконец-то разыскать своего многострадального, канувшего на долгие года - в союзовскую безвестность, мужа.
Той же весной и нашла – но через местные органы, куда исписала немало запросов. А осенью уже встречала и его приезд. Радости обоих супругов не было границ, хотя повод для беспокойства все же у неё был...
И омрачало беспокойством именно то, что муж не хотел получать положенный ему - советский документ. «Я сюда не просился ТАКИМ вот способом, и не нужно мне ТАКОЕ вот ихнее гражданство,» - неосмотрительно горячился он на первых порах. В подобные моменты, у неё закипали слезы и, боясь ранить его - жестокостью предостережений и напоминаний, она беззвучно плача просила получить этот самый - гражданской значимостью не оправдывавший себя и немного невзрачный с виду паспорт. Да и на работу пора уже было устраиваться. Отлично всё понимая, и чтобы не провоцировать жену на новые моральные страдания, муж пошел и получил эту самую книжицу. Предмет самозначимой гордости новообретенных им - советских наших соотечественников.
На работу его взяли в местную больницу, где он и проработал не только до пенсии, но и сверх того – до самого своего последнего часа. Сотрудники и начальство уважали его и не только за грамотный профессионализм необычайно широкого лечебно-медицинского профиля. В этом удивительно добром и мягко-мудром человеке их поражало, прежде всего, именно сочетание необыкновеннейшей твердости духа и несгибаемости перед высшими чинами всех рангов и мастей, обостренное чувство порядочности и неподкупной справедливости. Все это было свойственно особенной его интеллигентности, так заметно отличавшей из обще-советской массы, как самого доктора, так и его супругу. За глаза их восхищенно называли «шах и шахиня». Уж очень не обыденно-советской была эта удивительная и моложавая, красивая семейная пара, приехавшая когда-то из неведомой, многим союзовским целинникам, страны под таинственностью аббревиатуры - КВЖД.
Удивительные и полные драматизма судьбы этих людей - Отечество не предававших, потрясают нас до сих пор. Они умели служить ему - даже такому бездумно жестокому в своей требовательности служений, как обновленная Родина. По-своему искренне и честно любя её. Живя в СССР, они по-прежнему любили свою Россию. Самой преданной и верной дочерне-сыновней любовью, взращенной их праотцами в детях и внуках своих на далекой почве русского Харбина и КВЖД. России верные сограждане.
Людмила Солма, Октябрь 2005г.
*)Примечание:
-иллюстрация из личного фотоальбома-2007г. Людмилы Солма