Дом, из которого никто не вышел

       
Ворона кружила над селом второй час. Внизу – маленькие замаскированные белым снегом домики выглядели обычными холмиками. Сани, гружённые сухими ветками, двигались полем в сторону деревни, оставляя за собой две параллельные линии. Натужно гудел трактор, пытаясь огромной лопатой расчистить дорогу. По краям дороги видны стволы деревьев, спрятавшие ветки под белоснежными пышными шапками. На краю села огромный белый заяц завтракал корой молодого саженца.
Ворона любила наблюдать за жизнью села, но сегодня случай особый. Сегодня она сконцентрировала свой взгляд на маленьком дворике, где Петрович со своим соседом копошились возле огромного спиленного дерева. Того самого дерева, на верхушке которого совсем недавно располагалось гнездо. Её гнездо.
Ещё утром ничего не обещало трагедии. Ворона с утра наблюдала за Петровичем, отметив его непривычную активность. Он вынес из сарая огромную пилу и топор, прислонил к стене дома, взял лопату, принялся расчищать двор от выпавшего ночью снега. Пришёл сосед. Вместе зашли в дом, тут же вышли, кряхтя и прикуривая папиросы. А когда мужики с пилой подошли к дереву, ворона вздрогнула, покинула гнездо. Мужчины присели, по очереди притягивая пилу к себе. Вороне показалось, что мужчины играют в непонятную игру, стараясь вырвать друг у друга пилу. Но когда она увидела, как острые железные зубья всё глубже и глубже впивались в живое дерево, поняла, что у игры этой будет печальный финал.
 Ворона сидела на провисшем электрическом проводе, с грустью наблюдая за происходящим. На морозе пила выводила грустную мелодию. Дерево наклонилось, зашаталось, а через мгновение и вовсе рухнуло на заснеженный огород. Ворона не верила своим глазам. Её добротное гнездо отвалилось и покатилось по снегу.
- Вы что, сволочи, сделали? – каркнула ворона во всё горло. Кажется, её никто не услышал. Лишь собака Петровича, вечно голодная и злая, высунула из конуры голову, понюхала морозный воздух, лениво гавкнула.
Потом приехал трактор, приволок дерево во двор. Петрович вынес бутылку, наполнил стаканы. Выпили. Трактор с рёвом выехал со двора, задев наклонившийся забор. Петрович лишь махнул рукой. А ворона летала над селом, возмущаясь от несправедливости:
- Вон, пилят моё дерево на мелкие части. Собаки. Не могли летом спилить? Я бы другое выбрала. А так… И что теперь? Вот невезуха-то. Надо было лететь на юг. Аисты улетают, ласточки улетают, а мы чем хуже? Предлагала маме бросить всё и вместе с аистами в Турцию махнуть. Так она раскаркалась:
- Я, - говорит,- живу здесь с тех пор, когда села этого и в помине не было. И ты проживёшь. Нельзя, милая каркуша, родину на юг менять.
Послушалась. Милая каркуша… И что теперь? Замёрзну, никто и не заметит.
Ворона вздрогнула от нового неизвестного звука. Это Петрович колол распиленные столбики на чурки.
 - Ему хорошо, - вздохнула ворона, - он сейчас печку затопит, теплом наслаждаться будет. А я? Мне что делать? Может к прадедушке махнуть? Он в соседнем селе на краю леса. Боится к людям близко подходить. Наполеоновские солдаты напугали его в молодости. Они хотели поймать молодого воронёнка и бросить в суп. Не поймали. Воронёнок с испугу залез на верхушку дерева и нагадил им на головы.
Стук топора прекратился. Петрович с охапкой дров вошёл в дом. Следом замельтешил сосед. Вскоре дымоход Петровича закурил синеватым дымком. От бессилия и холода ворона заплакала. Молча, без слёз. Она готова была улететь, куда глаза глядят, если бы не это пятно. Вокруг дымохода растаял снег. Вороне показалось, что это пятно спасёт её. Она не ошиблась. Возле дымохода было не так холодно. Через час и вовсе потеплело. Захотелось есть. Ворона вспомнила, что возле собачьей конуры валяется кусочек замёршей хлебной корки. Собака ещё вчера хотела достать корку, но не могла – цепь не пускала.
Взмахнув крыльями, ворона спланировала к конуре. Собака открыла один глаз, зарычала. Пока она рычала, ворона долбила клювом лёд, высвобождая корку. Возвращаясь, заглянула в окно дома. Петрович с соседом сидели за столом в майках, держа в руках стаканы.
Ворона клевала замёрший хлеб, прислушиваясь, к происходящему в доме. Она без труда узнала знакомую: «Ой, мороз, мороз»… Эту песню Петрович пел каждый вечер. Стоило лишь выпить.
На улице стемнело. Стихли песни. Через минут двадцать - и разговоры. Впереди ночь. Долгая и холодная.
 Ночью вороне стало жарко. Она отодвинулась подальше от дымохода. Всё равно жарко. Отодвинулась ещё дальше. Жарко. Открыв глаза, она увидела, как языки пламени облизывали край крыши. Испуганно каркнув, она слетела с крыши и села на собачью конуру. О собаке не подумала. Страха не было. Лишь испуг, от увиденного. Дом горел сплошным факелом. Ворона пристально смотрела на огонь, стараясь разглядеть дверь, из которой должны выйти люди.
Языки пламени превратили дом в сплошной красный шар. Обвалилась крыша. Шар уменьшился в размерах. Вокруг летали искры, на конуре растаял снег. Послышались крики соседей, спешивших на помощь.
Ворона забыв о своём гнезде, пристально смотрела на догорающий дом. Дом, из которого никто не вышел.