Россия, которую мы...

Наталья Благушина
                Два чувства дивно близки нам -
                В них обретает сердце пищу -
                Любовь к родному пепелищу,
                Любовь к отеческим гробам.
                На них основано от века
                По воле Бога самого
                Самостоянье человека, -
                Залог величия его.
                Животворящая святыня!
                Земля была б без них мертва;
                Без них наш тесный мир - пустыня,
                Душа - алтарь без божества.
               
                А.С.Пушкин
               
               

       Воспоминания и размышления
 

       -Смотри-ка, друг! Какая молодка идет навстречу! Росточком мала, а с коромыслом-то как ловко управляется. Смотри,смотри, словно плывет!- Так говорил молодой детина в армейском мундире другому парню, гарцующему, как и он сам, на коне.
       
       Поравнявшись с девицей, резко натянул поводья. Молодой, сильный конь от неожиданности развернулся и оказался за спиной девушки. Та, видимо от испуга, тоже крутанулась и так грациозно и так ловко сбросила с плеча коромысло, что это почти не потревожило воды.
       - Запрели мы от жары, напоишь нас водицей?
       - Пейте, - тихо произнесла девушка. Было видно, что она смущена.
       Сначала один детина спрыгнул с лошади, а за ним и второй. Встали стеной. Какие же это были красавцы! Молодые, бравые, чуть не в три аршина росту, косая сажень в плечах!
       - Как звать тебя, красавица? - спросил первый, отпив из ведра холодной, чистой воды.
       - Вера - ещё тише ответила девушка.
       - А я Василий.
       
       Возможно так встретились мои дед и бабушка в далеком девятнадцатом веке в Воловском уезде Тульской губернии.
     
    Дед служил в армии, части которой стояли лагерем где-то неподалеку от деревни, где жила моя бабушка Вера и где большая часть сельчан приходилась друг другу родственниками.
     
    В армии в те времена служили ни год, ни два. Дед прошёл все этапы рядовой армейской службы, дослужившись до унтер-офицера. Был даже писарем при штабе, так как обладал каллиграфическим почерком. Впрочем, в те времена это не считалось чем-то выдающимся. Видимо, для церковно-приходского, а тем более гимназического образования развитие этих навыков не было непосильной задачей.
     
    Не случайно употребляю слова «развитие навыков». Способности к образному выражению себя через слова или красивые начертания букв, то есть через почерк, можно считать базовыми способностями человека, характеризующими общий уровень его творческих возможностей. Такие способности даются природой рождения, но требуют развития своего полного выражения. Однако, современная школа уже давно, в общем, отказалась от этой задачи под предлогом нецелесообразности. Мол, тексты теперь пишут машины, компьютеры. А скажите на милость, много-ли целесообразности в этом было для простых крестьян, из которых был и мой дед? Желание самовыражаться в красивом характеризует людей высокоодаренных природой. Можно-ли назвать тупым, ленивым, эмоционально глухим человека, освоившего каллиграфию?
     
    Вот и открыт счет потерям! Признаемся, не способны мы, теперешние выразить себя в этом. А может уже и нечего выражать?
 
    Прикипела душа деда к Тульским просторам. Молодая кровь в здоровом, сильном теле позвала любовью и зажили молодые одной семьей. За давностью лет не сохранилось сведений о том, как начиналась их семейная жизнь. Скорее всего, как у всех. Сватовство, свадьба, сначала жизнь с родителями, а потом и своим домом, возможно, купленным на унтер-офицерские деньги.
     
     А домом тогда на деревне считались не только стены да крыша. Обязательным был земельный надел. Его размеров не знаю, но точно известно, что он с избытком мог обеспечить полное довольствие всей многочисленной семье, которой обзавелись мои предки. Помимо овощей к столу, выращивали рожь, овёс, ячмень, лён, имелись сад и улья. Этот же надел обеспечивал кормом скот и птицу, без которых немыслимо крестьянское хозяйство.
     
     Первенцем в семье был мальчик. Это большая удача для крестьянской семьи — ведь хозяину всегда нужен хотя-бы один помощник. Богатой оказалась семья на мужской пол. Из восьми детей, выживших и выросших, мальчиков было шесть. Все назывались каноническими именами: Андрей, Василий, Иван, Николай, Сергей, Михаил. Всего бабушка рожала десять раз, но в те времена младенческая смертность была делом обычным - природа заботилась лишь о сильном генофонде. Впрочем, смерть во младенчестве не редка и сейчас. Только фон у этой картины другой. В те далекие времена деревни и большие села звенели от детских и молодых голосов, а сейчас и деревень-то тех не найдёшь подчас. А города? Да что города! О них разговор особый!
     
     Вообще, значение детей в русской крестьянской семье определялось общей жизненной философией. В силу сложившихся традиций и даже здоровых человеческих инстинктов глава семьи видел своей задачей всестороннее укрепление, расширение, совершенствование семейных отношений. Это выражалось, прежде всего, в обустройстве быта, развитии хозяйства, повышении достатка. А какую, скажите, это могло иметь ценность, если не было детей, для которых это всё и должно быть предназначено? И наоборот, наличие детей стимулировало хозяина с ещё большими усилиями создавать достаток.
     
    Создавать не любой ценой, а оберегая при этом своё доброе имя, ибо оно ценилось выше достатка.
     
    Так подсознательно доказывалась социальная значимость и жизненная состоятельность человека. Если та или другая задача оставалась нереализованной, то это могло означать только одно — что-то здесь не так! Вспомним русские народные сказки. Бобыли, т.е. бездетные всегда селились на краю деревни (на большее они не могли претендовать), служили обьектом насмешек даже среди более молодых односельчан, что не допускалось этикой села по отношению к другим.
       
       Семья в полном смысле была основой жизни, главным обьектом социума.. Благополучная семья могла решить самостоятельно все жизненные проблемы человека: воспитать, обучить жизненным навыкам, обеспечить жильем, пропитанием, поддержать в болезнях и старости. Особенно почётным, богоугодным делом было взять в семью и воспитать ребёнка-сироту.
 
       Где Вы, те русские атланты, держащие веками небо и землю благословенной Руси! Способные выводить каллиграфические кружева не только на бумаге, но и на камне и дереве, украшая ими свои дома, храмы, дворцы, заселившие эту суровую необьятную землю такими же богатырями-сынами и красавицами дочерьми!

       Потенциал этого народного пласта был настолько высок, что буквально выплеснул из своей среды мощный феерверк, чудо-явление под названием «русское купечество». Морозовы, Мамонтовы, Солдатенковы, Демидовы, Третьяковы, Кокоревы, Елисеевы, Зимины, Гучковы и много-много других имен поражают воображение масштабом своего предпринимательского таланта. Эти недавние крестьяне нередко за одно поколение создавали целые промышленно-финансовые империи или как бы сейчас сказали корпорации, состоящие из собственных градообразующих производств, железных дорог, пароходств, банков и т.п. Однако, достигнув неимоверных по масштабам того времени финансовых высот, с не меньшим энтузиазмом отдавались благотворительности и меценатству. Им мы обязаны сегодня тем, что можем посещать Третьяковскую галерею, Музей им. Пушкина, Политехнический музей, МХАТ, лечиться в Боткинской , Морозовской и многих других больницах, да мало ли еще плодов их деятельности продолжают служить потомкам.
     
    Залогом их жизненного успеха являлись те качества, которые были выработаны в породившей их среде: способность к труду, здоровый образ жизни, практическая хватка, способность к сотрудничеству с другими, а также высокие нравственно-этические начала.

       Кто-то скажет: - «Не надо идеализировать всех и всё». Но как же заставить себя думать иначе, если в памяти сохраняется образ моего деда, который в молодости одним плечом, как говорили, поднимал завалившийся полный воз сена, а когда заболел тифом, в сильнейшем жару просто бросился в прорубь, после чего пошёл на поправку, дожив до старости, ушёл из жизни почти с полным набором зубов во рту. А скажите, когда и чем в деревне чистили зубы? Отменное генетическое здоровье и правильный образ жизни — вот что служило защитой.
       
       Как заставить себя думать иначе, если память сохраняет светный образ моей бабушки, внешне ничем не выдающейся: не крупная, не из писаных красавиц, но какой необьятной доброты и трудолюбия!
     
     Память — это, конечно, хорошо, но чего бы она стоила, висящей на стене под стеклом в рамке? Слава Богу, достоинства родителей передаются детям. Их унаследовала от матери и пронесла по своей долгой и нелегкой жизни моя мать. И теперь уже память о ней, удивительно доброй, человечески мудрой, неустанной труженнице греет мысли и душу её потомков.

       Дом бабы Веры был открыт всегда для нуждающихся, нищих, приживалок. Хотя достаток в доме не особенно страдал от лишних ртов, однако, всё довольство доставалось неустанным трудом всех работоспособных членов семьи, отчего дед нередко поругивал бабушку за чрезмерную доброту.
       
       А способным работать по хозяйству считались дети с девяти лет. Нет, конечно, дети и раньше имели кое-какие обязанности: пасти уток и гусей, чтобы не унесла хищная птица, отнести обед старшим, работающим целый день в поле, да мало-ли таких дел в большом доме! С девяти же лет ребенок становился полноправным помощником старшим. Ходили в поле, приучались работать с сеном, другими культурами, учились навыкам, в которых были сильны родители.
     
     При этом, не только из обязанностей состояла детская жизнь. Дети росли на лоне живой природы, дающей, как известно, самые плодотворные импульсы для разнообразного творчества.
   
     Мои предки не породили деятелей культуры. В основном их способности проявились на техническом и военном поприще. Однако, незаурядные творческие способности наблюдались почти у всех детей. Так, практически все умели хорошо петь, некоторые играли на музыкальных инструментах. Особенно одарен был Сергей, предпоследний сын. Самоучкой освоил игру на разных музыкальных инструментах, отлично рисовал, был привлекателен внешне и очень обаятелен в общении, что предполагает незаурядные и артистические способности. К сожалению, он первым из ушедших на фронт пяти сыновей, в 1942 году погиб в свои 19 лет под Вязьмой и был горько оплакан всеми жителями деревни.

       Находясь в естественном коллективе своих сородичей и односельчан, дети с жадностью воспринимали творческие проявления своих друзей и в результате складывалась всеобщая творческая атмосфера жизни. Одарённая молодежь пользовалась уважением и признанием односельчан. Хороший гармонист, запевала, танцор высоко ценились, становились примером для подражания.
       
       Почвы для проявления низменных, безнравственных поступков не могло существовать, так как самым страшным было осуждение односельчан. Не припомню ни одного случая ругани, нравоучительных сцен в семье. Поведение старших членов семьи отличалось степенностью, взаимоуважением, младшим оставалось лишь следовать их примеру. Не приветствовалось сквернословие, считалось проявлением недостатка ума. И действительно, ведь оно являлось как бы последней, крайней мерой воздействия на недруга или виновника, как бы своеобразным оружием, поражающим его человеческое достоинство, и применялось только тогда, когда другие разумные доводы не действовали. Недаром называлась эта мера «покрыть матом», т.е. сравнять с землей, унизить, наказать словом. Люди же, злоупотребляющие этой мерой и применяюшие её безосновательно, расценивались как недалёкие, пустобрёхи. Я не припомню ни одного случая из своей жизни, когда бы кто-либо из моих родственников грязно выругался. Это было бы слишком низко для их достоинства.
     
       Еще одной и самой значительной нашей потерей я считаю потерю священного значения СЛОВА, его смысла. В писании сказано: "Сначала было слово; и слово было БОГ", т.е. Творец. Слово — это мысль. Но нет ничего в человеческой жизни, что сначала не было бы мыслью.
    
      Все аспекты крестьянской жизни были подчинены строго определенному ритуалу, традиции. Особенно это проявлялось в общении. Например, за столом, где собиралась вся семья, главное слово всегда было за главой семейства, почти на равных мог с ним разговаривать только старший сын, участь остальных была лишь внимать разговору. Речь была немногословной, по существу, каждое слово на вес золота. Действительно, в той жизни большую цену имели не слова, а дела! А как сейчас? Да, вот так - чем ничтожнее человек в своей сущности и делах, тем словоречивей и мерзопакостней его речь.
Как выражаемся, как мыслим — так и живём!

       Случайных слов нет. Язык — это код жизни. Возьмём, например, главные для человека слова: ОТЕЦ и МАТЬ. Что они значат? Отец — остец, остов, т.е. конструкция, на которой выстраивается древо рода. Его ветви- дети, завоевывающие жизненное пространство. Но у дерева должны быть корни. Да, это — мать, женское производное от корня мат (отсюда: материя, матрица, мать-земля), т.е. основа, на которой крепится и стоит незыблемо древо, т.е. все устои рода. Да и само русское слово "деревня" значит - древо (дерев) моё (т.е. моего нахождения - ня ).
     
     Как ни печально, но современные семейные устои, когда брак утратил свою значимость, привели нас к таким реалиям, когда дети ещё что-то могут знать о семье матери и ничего не знают об отце. И вот вместо великолепного, величественного леса, именуемого великим русским народом, имеем жалкие щепки разрозненных индивидуумов, иванов, родства не помнящих, зачастую без определенного места жительства. Таких русский филосов Иван Ильин называл «мировой пылью».
       
       Но вернёмся к жизни моих предков.
     
     Интереснейший экономический уклад, по словам моих старших родственников, заставших ту жизнь, имела российская деревня. Не ведая никаких таких экономических наук, жизнь в российской деревне явно была организована по принципу специализации и интеграции производства, был налажен товарообмен, рынок услуг.
     
    Так, в большом селе Тульской губернии, где жили мои дед и бабушка, кто-то имел мельничку, кто-то маслобойку или крупорушку, у кого-то был сепаратор для производства сливочного масла, кто-то держал пасеку и т.д., а в соседнем селе был даже частный кирпичный заводик. Услугами этих доморощенных производств пользовались все жители села, часто в порядке натурального обмена.
   
    Одеждой, в основном, обеспечивали себя сами. Ткали холсты изо льна, пряли и вязали шерсть с собственных овец, валяли зимнюю обувь. Одежду, бельё украшали вышивкой, кружевами, изумительной красоты тканными из цветных ниток прошвами, образцы которых хранятся в нашей семье как ценнейшая реликвия, т.к. выполнены руками моей бабушки. Насколько труд и художественное творчество было укоренено в быт и жизнь, думаю, не только моей семьи, говорит история последних дней жизни моей бабушки Веры. Когда она слегла в 1943 году, получив первую похоронку о гибели самого любимого и самого молодого из ушедших на фронт сыновей - Сергея и, вероятно, будучи готовой отдать всех сыновей в жертву, чего её сердце не выдержало, она, тем не менее, продолжала трудиться. По её просьбе дед пристроил над её постелью рукодельную подушку, на которой до самой смерти она плела те самые кружева, которые теперь составляют семейную реликвию. И это в 1943 году в самый разгар войны. Боже, какие же это были люди!
     
    На зиму всех членов семьи одевали в овчинные тулупы (подобие современных дубленок), для пошива которых приглашали специальных портных. Да, да! Из дома в дом ходила «бригада» (как правило, один портной и один-два подмастерья), жила на хозяйских хлебах и обшивала всю семью. Делали это творчески, хороший мастер ценился, был нарасхват. Чем тебе не «от-кутюр»!
     
    Усмехнетесь, тоже мне, сермяжная Россия! Конечно, не только из работы состояла жизнь моих предков, для которой только тулуп и сгодится. Неотьемлемой частью этой жизни были праздники, в которые работать не полагалось, а также субботние и воскресные дни. В эти дни полагалось посещать церковь, можно было навестить родственников, сьездить на станцию или в город на базар.
     
    Представляя, насколько эти мероприятия были значимы и с каким достоинством совершались, я всегда вспоминаю пальто моего деда, которое он надевал по таким дням. Оно, конечно, зимнее - когда же ещё гулять крестьянину. Чёрное, двубортное, длинное, пошитое из драпа «кастор» и подбитое по всей длине лисьим мехом. Кто сейчас может себе представить, что это такое драп «кастор»? Мне, к счастью, довелось держать в руках это чудо отечественной мануфактуры. Представляете себе очень приятный на ощупь, с благородным блеском плотный шёлк? Так вот, такой шёлк делался ... из шерсти. Мой дядя Михаил, последний из детей этой семьи, где-то в 60-е годы достал из сундука это пальто, пролежавшее там почти полвека, и отнёс его в московское ателье (конечно, уже без меха — лиса не выдержала такой долгой жизни), где из «кастора» сшили дяде шикарное пальто, в котором он ходил франтом, как Чайковский по Парижу, ещё почти добрый десяток лет.
     
    Наряжаясь в свое пальто, мой дед уж, конечно, обувался не в валенки. Кожаную обувь для праздничных нарядов привозили из города. Моя мама до конца дней своих вспоминала, какие великолепные сапожки, называемые "венгерками", привёз из города ей отец когда-то.
     
    Девочек и девушек одевали особенно хорошо — ведь невесты! Моя мама, родившаяся на свет в 1910 году, повзрослев после 1917 года, уже не смогла воспользоваться всеми благами той благословенной жизни, однако всегда вспоминала, что её старшую сестру, Анастасию, одевали в возрасте невесты «как куклу». Имея кое-какое представление о содержимом того сундука, в котором хранилось вышеупомянутое пальто, я уж, конечно, при слове «кукла» не могу представить мою тётушку, похожей на куклу Барби в блестящем синтетическом тряпье.
     
    С ранних лет девочки приучались трудиться по дому. Первой их обязанностью была помощь матери в выхаживании младших братишек и сестрёнок, что, наряду с практической пользой, пробуждало и развивало их материнские инстинкты. Мать учила девочек рукоделию: ткали полотно на домашних станках, пряли, вязали, шили и вышивали. Всю последующую жизнь это помогало преодолевать житейские трудности. Помню, какое удивление вызывали у меня, ребенка, быстро-быстро мелькавшие спицы в руках тетушки, вывязывавшей великолепные ажурные большие платки из козьего пуха, так модные в 40-50 годы.
       
       
       Сегодня часто можно слышать о том, что в России всегда много пили. Умышленно не хочу углубляться в официальные статистические данные. Буду  опираться только на воспоминания моих родных, каждому их слову верю безоговорочно, тысячу раз находила подтверждение в их жизни.
     
     Давайте рассуждать. Четыре пятых населения России до 1917 года жили в сельской местности. Кто способен себе представить эту жизнь, в чём я искренне пытаюсь помочь своим повествованием, не может не согласиться с тем, что места пьянству в этой жизни быть не могло. Крестьянин всегда должен был быть здоров, разумен, организован, заботиться о своем добром имени, т.к. всегда был на виду.
     
     Другое дело города. Если нормальную деревню той поры можно представить как здоровое, жизнеспособное существо, воспроизводящее саму жизнь, то город это гипертрофированное чудовище, поглощающее всё — и хорошее и плохое и перемалывающее это «всё».
     
     Конечно, крестьянин, попадая в город, в силу своей природной ловкости и сметливости мог легко осваивать городские профессии и ремёсла. Но что это была за работа? На заводе изо дня в день, из года в год крутить один и тот же рычаг, сверлить одну и ту же болванку! Максим Горький написал целый роман о рабочей династии и при этом ничего не сказал о том, что же конкретно делали Власовы, отец и сын на заводе. Ведь это не случайно. Просто, то что они делали не имело никакого отношения к их жизни, не давало никакого удовлетворения, не развивало, а лишь притупляло их недюжинные способности. А ведь это для русского человека, привыкшего всё делать с настроением, смерти подобно. Ну и запивал мужик, сам не зная почему. А так как не умеем мы ничего делать по чуть-чуть — уходил в пьяный туман с головой.
    
    При этом, я, конечно, допускаю, что явление пъянства, так образно описанное Горьким, имело место в той России, однако, наше представление о масштабах его явно искажённо преувеличено. Из чего я исхожу? Приобщить, как человека, так и нацию в целом к пъянству можно, конечно, очень быстро, но изжить это позорное массовое явление не возможно даже в масштабах одного поколения. Я же помню характер нашего населения 50-х годов, то есть поколения, ещё причастного к рассматриваемым временам, более того, прошедшего жестокую войну. Так вот, в большом московском доме, где я проживала тогда, только один человек, наш водопроводчик (как тогда называли слесаря по ремонту водосистем), дядя Тиня (Тихон) страдал недугом пьянства и то проявлявшимся лишь во дни получки. В нашей же многолюдной коммунальной квартире, состоящей из девяти семей, относящихся к различным социальным слоям (инженеры, служащие, рабочие) никто не проявлял даже намека на пьянство. Задумаемся, что же нас сегодняшних так подвигло к этому злейшему из пороков, отчего мы с такой алчностью взалкали его? От неустроенности жизни, от её несовершенства? Так, в этом случае разумнее с трезвой головой приняться за её устройство и совершенствование! Не следует ли из этого, что мы утратили чувство разумного и поэтому теряем, теряем и теряем. Вот и до большого общего Дома нашей души дошло - до России.
       
       Хотя сегодня четыре пятых населения России живет в городах, генетическая память и метафизическая составляющая Русской Души испытывают непреодолимую потребность в соприкосновении с землей, с русской природой. В Русской Душе каким-то странным образом заложены все качества русской природы, русской земли: широта, беспредельность, нежность и одновременно суровость, грусть, многообразие проявлений и т.д.. Огромное число жителей мегаполисов и крупных городов живут на два дома: умом и делами в городе — душой и чувствами в загородном доме. Скромный он или богатый, много земли вокруг него или только клочок — не важно. Главное другое: русская земля с её природой и русская душа - это нечто единое, это почти сверхестественная любовь — и потеря её означала бы гибель русской нации.
 
      Вообще, явление "русская дача", "русская усадьба" уникально по своему духовному содержанию и достойно отдельного разговора. Здесь же скажу одно. В городе русский человек зарабатывает земные блага, на даче же он ищет небесной благодати (выражение почти забытое), т.е. состояния душевного покоя, неги, счастья. Полагаю, современный смысл слова "дача" заключается именно в этом. Она ДАЁТ человеку именно то, к чему он стремится всю жизнь - моменты счастья.

       Если Вас ещё не утомили мои семейные воспоминания, приглашаю опять вернуться в деревню моих деда и бабушки, но уже в 20-й век, точнее в его начало.
       
       Дети росли, старшему сыну настала пора жениться. Для молодых в той же деревне был выстроен, теперь уже кирпичный дом, просторный, светлый, была выделена скотина и всё, что нужно для жизни. Всё это не манной небесной свалилось на голову молодому мужику, он заработал это, трудясь в семейном хозяйстве с детства, он доказал своим трудом, что может быть самостоятельным хозяином и главой семьи. И хозяйку выбрал под стать себе: здоровую, пригожую, аккуратную. Ведь в деревне заведомо обо всех всё известно.
       
       А как создаются семьи сейчас! Взыграли гормоны, подвернулась какая ни на есть девица — ну-ка, мать-отец, подвиньтесь, я жениться хочу! А как жить? Способен-ли ты обеспечить благополучие семьи? Деньгами-то, ладно! Это не главное. Важнее — способен-ли ты обеспечить на долгие годы уважение и любовь к себе со стороны избранницы, детей, родни? В результате, половина семей распадается.
       
       Выражение «Семья — ячейка общества» не бессмыссленный штамп. Я бы уточнила, семья — основополагающая его часть. Все истоки общественной и личной жизни — в семье. Физическое, интеллектуальное и нравственное здоровье, понятие об иерархии ценностей(что обеспечивает в дальнейшем экономическую успешность), культурные предпочтения и развитие культурных навыков (что помогает человеку быть успешным в личной жизни), чувство ответственности, долга, милосердия, всего, из чего сделан человек, выходит корнями из семьи и только получает своё развитие в дальнейшей жизни. Исходя из своих жизненных наблюдений, могу утверждать точно: все изьяны человеческой личности непременно ведут к каким-либо провалам в семье, породившей её.
     
     Но может ли семья в полной мере нести ответственность за формирование, как отдельного человека, так и качество общественной жизни в целом? Конечно же, нет! Ресурсов одной семьи совершенно недостаточно. Не может каждая отдельная клетка обеспечить здоровье всему организму.
       
       Вернемся в деревню 20-х годов прошлого века. Семью лишили средств производства (обобществили землю, средства труда), в период с 29-31 г.г. изымали даже средства пропитания (продразвёрстка), насильственно внедрили чуждую, нежизнеспособную идеологию о приоритете даже не общественной, а некой государственной пользы. И все устои отлаженной веками патриархальной жизни рухнули.
     
      Но нет в природе никакой такой "государственной пользы", которая противоречила бы интересам общества. Кто-то из высокоидейных соображений или из цинизма скажет: но ведь что полезно обществу в целом, безусловно, приоритетнее частной пользы и обеспечить эти приоритеты без государства невозможно. Да, это так, но решаться эти приоритеты должны не за счёт семьи, а с её помощью. А эффективность общественных усилий должна в первую очередь проявляться в благополучии семейной жизни.
       
       Сейчас много говорят о голодоморе по отношению к какой-либо нации. Так вот, мою бабушку Веру в 1929-1931 годах вытаскивали из петли после того, как у семьи продразверсткой забирали всё зерно и нечем было кормить детей. Многих жителей этого села, некоторые из которых были моими родственниками, раскулачили и выслали, кого в Казахстан, а кого-то и на Сахалин. Мама рассказывала, что это были самые работящие, самые достойные люди. Семье моего деда «повезло» - у него была только одна рабочая лошадь, а ссылали при двух. Вот это порядки! Но достойно ли, извлекая уроки из "порядков" того времени, приплетать национальный вопрос? Чем он поможет в восстановлении тех представлений о жизненных ценностях, на которых держалась Россия.

        Можно бесконечно много и долго повествовать об утраченных ценностях, которым в современном бытии нет достойной замены. Да, сегодняшняя наша жизнь совсем другая. Но лучше она или хуже той, утраченной? Об этом можно судить по человеку. Стал ли он лучше, здоровее, умнее, талантливее, благороднее, красивее? Какая среда удовлетворяет современного человека?

       Неухоженные пригородные земли и улицы городов, неуютные подьезды жилых домов, сквернословящая молодёжь обоего пола, одурманенная табачным зельем и пивными дрожжами; тюрьмы и детские дома, ночные притоны; продажность и подлость там, где должны быть честь и совесть; алчность и снобизм там, где должны быть достоинство и благородство; вместо красоты и изящества — пошлость и фиглярство.
 
       Кстати, о культуре! Культуру называют Душой народа. Как же себя чувствует наша Душа сегодня? Слава Богу, российская культура настолько велика и необьятна, что погубить её не по силам никому! При особой духовной жажде можно ещё найти источники чистой воды , огороженные классическими канонами. Но сегодня всё очевиднее проявляются тенденции превращения культуры в «опиум для народа». Веселись дурь-попса, пришло твоё время!
       
       Кто-то скажет: - «Но ведь именно русские классики заронили в наше сознание представление об убогой, нищей России!». Отвечу так — когда бросаешь взгляд на необьятное золотое поле тучных хлебов, видишь, прежде всего, васильки, сорные цветы. Не всякий, даже талантливый писатель, способен подняться мыслью до обозрения всей значимости картины, а некоторые, даже умышленно фокуссируют её на соринке, изьяне и делают это весьма талантливо, как, например, мой любимый Чехов. А как понимать эти фокусы гениев зависит от читателя. Гений Достоевского, например, через окаянство русской души прорывался к Богу. Не ужаснувшись — не покаешься! А без покаяния, отвержения зла в себе, невозможно постичь Царство Небесное, как место абсолютного Добра и Истины. Неутолимую жажду русского человека к самобичеванию и неистовому самоосуждению Достоевский связывал с надеждой на  духовное исцеление. «И неужели это сознание человеком болезни не есть уже залог его выздоровления, его способности оправиться от болезни... Сила самоосуждения прежде всего — сила: она указывает на то, что в обществе есть ещё силы. В осуждении зла непременно кроется любовь к добру: негодование на общественные язвы, болезни, предполагает страстную тоску о здоровье".

              Вообще, концентрация взгляда на трагических проявлениях жизни — это особая родовая черта русской литературы, впрочем, как и вообще русского самосознания. Русские писатели, обладая всеми свойствами Русской Души, не могли не проявить её в своём творчестве. Холодный, рациональный взгляд на источник литературного повествования мог воздействовать только на ум человека, но не на душу его. Трагический сарказм и страдание — это проявление крайнего неравнодушия, чем, прежде всего, и характеризуется сильная любовь.

    Вот и мы говорим о темных сторонах нашей жизни, но ведь это далеко не вся жизнь. Наше горячее стремление изжить её темные пятна показывает в нас наличие сил, стремящихся к жизни разумной и светлой. Но современному человеку пора бы уже научиться несовершенства нашей жизни воспринимать как мусор, наслоившийся по недогляду на живую почву бытия и требующий уборки, а не выкорчевывания вместе с ним всего живого и бесценного.
 
       Начиная своё повествование, не нашла в себе сил закончить фразу, вынесенную в заголовок: «Россия, которую мы...», не могу и сейчас.
       
       Россия - земля, нас породившая, вскормившая, даденая нам по словам Пушкина «по воле Бога самого», именуемая священным словом РОДИНА-МАТЬ! В каком безумном бреду можно потерять свою МАТЬ! Кому мы будем тогда интересны? Кто и за что будет нас уважать, считаться с нами? Не будут-ли все, даже те, кто вскормились с нашей руки, также, как сегодня, тыкать в нас пальцами укора и поучать жить?
       
       Россия, прости и пожалей своих непутевых, неблагодарных детей! И как мать строго спроси их — стоят ли они памяти своих предков?
       
       
       
      Иллюстрация: Константин Васильев. У чужого окна.