Естественно, ничего такого бы не произошло, если б Аристарх Витеборгович не забрел в этот кабак. Однако ж он забрел. Да и как же иначе — в такой-то день!
— Триста! — бросил и так не в меру окосевший Аристарх Витеборгович. — И пива!.. Темного!
Он осмотрелся. Кабачишко как кабачишко. Оплывшие, будто догорающие свечки, физиономии обитателей «городского дна». («А где оно — это дно? — вдруг мысленно спросил себя Аристарх Витеборгович. — Вот я сейчас на дне или где?..») Жирные рожи мерзких мелких купчиков и прочей швали. Воровские элементы всех мастей… Впрочем, Аристарху Витеборговичу было совершенно наплевать на окружающее, с позволения сказать, общество — он был абсолютно счастлив и видел все происходящее будто через некую пелену тумана. Он был безымянен и не оформлен.
Рядом с ним к столу привалился грузный, чрезвычайно усатый субъект. Некоторое время его сосед, словно перевернутый американский таракан, беспомощно шевелил усами, а затем все же выдавил из себя:
— Ты… кто?
— Аристарх Витеборгович, — представился Аристарх Витеборгович. — Хрупкин, — добавил он для основательности и в самом деле сразу стал как-то основательнее ощущать собственное присутствие в этом шатком пространстве.
— Кто-кто?.. — все более сползая со стола, переспросил не в меру усатый субъект. — Рейх… стаг… Витя… Боров… Хрюшкин… Что за дрянь-то… такая?..
— Да как вы смеете?! — взвился Аристарх Витеборгович, в один момент потеряв всю основательность, и воинственно опрокинул в себя рюмку.
— В стельку… — с какою-то подобревшей философской интонацией проговорил сосед.
— Как? — не понял его Аристарх Витеборгович.
— Я… в стельку… — и усач гоготнул. — Я ха… ам.
— Да я вижу, — хлебнул терпкого пива Аристарх Витеборгович и тоже несколько как бы подобрел.
— Я Хар… лам… — сосредоточенно выговорил усатый. — Харлам… Па…
— Палисандрович? — предположил Аристарх Витеборгович.
Сосед отрицательно помотал усами: — Пав…
— Павлович?
— Па… Па… шел ты!
— Ну а кто? — не выдержал Аристарх Витеборгович.
— Пав-нуть-евич! — торжествующе выпалил Харлам Павнутьевич, мгновенно оформившись в пространстве, и рука его сама собою потянулась к рюмке, коя дожидалась своей минуты на его столе.
— А фамилья… Вон… донос… — продолжил он, не без труда вылив в себя содержимое.
— Вредоносов?
— Ты чего… брат?.. — обиделся Харлам Павнутьевич и звонко икнул. — Во-до-но-сов… О!
— Ну, за нас! — в свою очередь поднял рюмку и Аристарх Витеборгович.
Что было далее, Аристарх Витеборгович уже не помнил. Тело его, вероятно, провалилось в некую черную дыру. Очнулся он — лежа спиной на скатерти, однако, что странно, скатерть (как и сам Аристарх Витеборгович) находилась не на столе, а на полу — с разбитой физиономией и без единого гроша в кармане, в чем он мог убедиться, быстро обыскав собственные карманы. Над ним склонились две фигуры («архангелы? что-то не похожи…»): одна, похожая на щуплого плешивенького официанта с подбитым глазом, а другая — на бородатого господина в форме.
— Вот этот, этот! Этить его мать! — завопил первый, потрясая погнутым и почему-то окровавленным медным блюдом.
А второй хмуро улыбнулся в бороду и сказал:
— Позвольте представиться: городовой Проскурий Галактионович Залихватский-младший.
Аристарх Витеборгович вынул платочек, отер кровь с лица и вдруг расхохотался:
— А у меня ведь сын… сын сегодня родился!
2008