Долбёжный станок образца 20-30х гг., созданный американской фирмой «Betts» – конструкция весьма уродливая. По сути – это вертикально-строгальный станок. Представьте: огромный круглый стол, наподобие «стола короля Артура», над которым вертикально (вверх-вниз) движется «долбяк», а над ним в противофазе движется огромная аляповатая гиря-противовес, поднимающаяся и опускающаяся в такт движению «долбяка».
Этот «ленд-линзовский» станок единственный долбёжный на нашем заводике. А управляет этим монстром молодой, но уже очень квалифицированный парень лет двадцати трёх – Коля Тышкевич. Сам он из западной Украины, а как он попал в Инту – я не знаю (по комсомольской путёвке, наверное). Коля, как и большинство знакомых мне «западников», очень вежлив. Я ни разу не слышал от него ни привычной матерщины, ни простой грубости.
Уникальный станок не мог не привлечь внимания любопытного мальчика (т.е. меня). Особенно впечатляли его огромные габариты, и то, как Коля, виртуозно играя кнопками, управляет весьма инерционным долбяком. Увидев, что я интересуюсь его станком, Коля вдруг предложил научить меня работать на нём. Я в то время уже был фрезеровщиком 3-го разряда, но получить лишнюю профессию был не прочь. Потихоньку Коля обучил меня и так же неожиданно предложил сдать экзамен на присвоение разряда. С тех пор в моей трудовой книжке стоит запись, что мне присвоен 1-й (самый низший) разряд долбёжника!
Это пролог событий. А суть в том, что Колю три года не отпускали в отпуск, ведь он был единственным долбёжником на РМЗ! А тут он представил меня – как свою замену, и взял отпуск за три года (для рабочего на севере - это более трёх месяцев!). В мае Коля укатил на родную Львовщину, а я остался вместо него долбить шпоночные канавки и упивался сознанием своей уникальности и незаменимости.
Вскоре и мои родители взяли свой северный отпуск и уехали на юг. Я же должен был взять отпуск июне и присоединиться к ним. Но… в указанный срок отпуска мне не дали, как незаменимому работнику. Я воспринял ситуацию спокойно, написал соответствующее письмо родителям и продолжал долбить… А долбёжной работы становилось всё больше и больше, и отнюдь не низшего разряда. Я стал искать способы увеличения производительности своего долбёжного труда, и находил-таки эти способы… Частенько они базировались на нарушении правил безопасности. Но мне казалось, что если нарушать осторожно – то можно, тем более все и везде что-то нарушают. Так я стал перевыполнять план. Мастер о моих художествах не знал, был доволен количеством и качеством, хвалил ударника..
А теперь поясню, как я повышал производительность: например, при долблении шпоночных канавок в огромных чугунных колёсах скорость хода долбяка устанавливалась самой малой – шесть ходов в минуту. Дабы без риска увидеть, ровно ли резец сделал первый проход, надо было остановить долбяк в верхнем положении и, сунув голову под него, увидеть результат первого прохода. (а в случае необходимости – поправить положение колеса.) Но умный мальчик рассудил, что за пять-семь секунд можно всё увидеть без остановки станка. Тем более, что научился играть кнопками управления очень виртуозно и руку с пульта не убирал. Поэтому я на малой скорости долбяк не останавливал, а быстренько совал под него голову и, увидев две ровные борозды от резца, так же быстренько голову убирал…
Такого хамства станок не выдержал и решил дать мне урок на «долбёжном языке».
Однажды я чуть-чуть замешкался и очнулся только почувствовав дыхание долбяка на голове. И как я успел правильно сыграть кнопками (стоп-вверх-стоп) и убрать из под долбяка голову?
Но увы, этот случай не пошёл мне впрок. Надо было поддерживать статус ударника, и я самонадеянно продолжал не останавливать долбяк…
И долбёжный станок преподал мне второй урок… Не буду загромождать рассказ описанием технологии долбёжной «протяжки» (есть такой вид работ). Но именно на протяжке в результате «неостановки» долбяка я «промазал» и уткнулся толстенным резцом-протяжкой не в отверстие, а в деталь. Многотонная махина станка застонала… «Стол короля Артура» выдержал, и (что невероятно) выдержала шпонка основного вала станка, что и привело к разрыву огромной приводной шестерни… Её осколки пробили кожух, разлетелись в разные стороны и… пробили фанерную стенку, за которой сидел мастер смены. Спасло его (да и меня) только чудо.
Ремонт станка обещал быть долгим, и я наивно снова подал заявление на отпуск. Вот тут-то у руководства возникло подозрение, что рабочий Свиридов нарочно сломал уникальный станок, чтоб уйти в отпуск. На РМЗ недавно был назначен новый директор (Коренев из Воркуты) Он не стал раздувать скандал, но и отпуска мне не давал, ведь станок должны были когда-нибудь починить.
Я слонялся и без работы, и без отпуска. И решил рассказать всё другу моего отца дяде Боре Игнатьеву, который был тогда начальником одной из шахт. (Игнатьев был человеком выдающимся. Для него никогда не было ничего невозможного. Уже через пару лет он станет начальником нашего комбината Интауголь, а чуть позже – начальником Воркуты.)
Дальнейшие события мне известны со слов моей матери.
Борис Николаевич позвонил Кореневу и у них состоялся следующий разговор:
«У тебя дети есть?» - спросил Борис Николаевич. «Да» - ответил Коренев.
«А не исключена вероятность, что тебе придётся обращаться ко мне по поводу твоих детей?» спросил Б.Н.
«Не исключена.» - ответил Коренев.
«Ну тогда отпусти Свиридова в отпуск», - сказал Б.Н.
«Хорошо – сказал Коренев, – но он тут станок сломал… И вообще, скажи, чего ты за него хлопочешь?»
Б.Н. объяснил, что шестнадцатилетний рабочий - это сын его друга, и, кстати, друг этот является заместителем начальника комбината «Итауголь», (а РМЗ – часть этого комбината).
Коренев был очень удивлён. (Какого чёрта шестнадцатилетний сын зам.начальника комбината работает на РМЗ?
Но вопрос о моём отпуске был решён моментально…
Пусть редкий читатель подумает всё, что угодно… Я просто нарнисовал то, что было.
Но….
Уроки долбёжного языка всё-таки пошли мне на пользу. Я на всю жизнь уяснил, что:
Блат, конечно, выше наркома, но даже блат не спасёт, если сунешь голову под долбяк!