Пока в одиночестве ты пьешь ненавистный грейпфрутовый сок,
чтоб вспомнить вкус моих губ, а я в опустевшем доме
не снимаю твоей рубашки, еще хранящей твой запах,
и в мороке ночи ищу твои руки, зная,
что за сотни километров отсюда ты обнимаешь во сне пустоту,
и память – единственное, что можем мы разделить сейчас на двоих,
а пошловатый кабацкий романс рвет сердце
и комом в горле возвращает воспоминания случившегося столетьями раньше,
пока безоговорочное признание права другого уходить и возвращаться
не развращает, а лишь отрицает худшую из узаконенных разновидностей рабства,
а недосказанность сгущает пространство до того,
что мое неотправленное письмо ты получаешь прежде,
чем я успеваю произнести мысленно то, что никогда не произнесу вслух,
и только пока – это имеет право быть тем невысказанным,
что тает карамелью на кончике языка, запечатанное твоими губами прежде,
чем успеет слететь с моих неосторожных губ.