Порфирий Говнецов слыл человеком озорным и весёлым. По всему городу ходили слухи и небылицы о его проказах. Все слушали, смеялись и передавали дальше из уст в уста сей бесценный народный фольклор. Все его знали, но никто ни разу живьём и не видел. Потому как боялись, что он и над ними подшутит. И поползут дальше истории по всему городу, а быть главным героем в таких зарисовках никому не хотелось, т. к. считалось это дело омерзительным и непристойным. Потому и не было у него друзей… здесь не было.
А друзья у него всё же были. Во многих других городах. И поскольку они его давно уж не видели и не общались с ним, то и рогом не вели, насколько он был добродушный, юморной и приятный в беседе. И вот позвали как-то Порфирия на день рождения старые хорошие друзья. Телеграмму отбили, мол такого-то числа, в том-то месте и в такой-то час. Помним, любим, хотим увидеть. Приезжай, соскучились. Ну, что делать. Друзей забывать нельзя. Засобирался наш Говнецов в путь дорожку…
Долго ли коротко ехал он по кочкам да ухабам, но добрался таки. Встретили его хорошо. Даже замечательно. Как и принято встречать друзей не видевшихся с хороший десяток лет. Хлебом да солью. Ну, не без водочки конечно. А как же, не в России-матушке живём, что ли?
Посидели, выпили. Посидели, выпили. Ещё раз посидели, и ещё раз выпили. И не могут они всё никак нашему Порфуше нарадоваться. Уж столько он интересных историй знает, небылиц, присказок, пословиц похабных, да поговорок смачных, что и сапожники краской зардятся. Да что скрывать. И Говнецов то рад. Давно уж не видел такой благодарной публики. У всех аж слёзы из глаз, да за животы держатся, не порвался бы. А Порфушке то и мало всё. Он бы и ещё горазд, да уж и подустали-то все. И время позднее. Да и грех смеяться, на ночь то. Так и уснули, кто где…
И Порфирий Говнецов уснул… Вот только проснулся вскоре. Не спалось ему как-то. Не привычно всё. Обстановка другая. Да и не любит он спать, когда кто-то храпака давит. Видит Бог, что не виноват он. Что проснулся-то. Стал весельчак наш думать, дальше то что ему делать. Ведь не мог же он талант свой да и без дела то оставить. Ходит Говнецов по квартире, да и думку гадает, чтоб такого накуролесить. Ходит и думает, думает и ходит. А кругом тишина гробовая, спят все. И только он ходит, да думает:
- В рояль, что ли, насрать? Не-е-е. Провинция всё ж… Могут не понять.
Не сильно расстроился наш Говнецов, что с пианинной не вышло. Ибо столько вокруг всего интересного, непременно да что-нибудь и замутит. И тут ему как ***м по лбу.
- Ебтить-колотить! Завтра ж 1 апреля. А мужики то не знают…
И тут понесло его…
Кому носки оттянет, да ножницами концы оттяпает, что аж пальцы видно. Кому на лицо кончит, кому в глаз пёрнет, а кому и иголки под ногти вобьёт, кому спицу вязальную сквозь уши пропустит (в одно вошла, в другое вышла), кому стопы в обратную сторону вывернет, а кого и петлёй задушит. И хоть бы какая реакция в ответ. Спят все мертвецки, хоть колом чеши, хоть из пушки стреляй. Взял тогда Порфушка, да и скрепил-то ****ень бабе одной стэпплером. В аккурат ровненько, словно портной какой. Да и нарадоваться себе не может. До чего же изобретательный то у него ум. Мужичку то одному приспустил штаны, да и засунул его *** другому в задницу. Да спохватился потом. Как же? Ведь баба то ночью может и поссать захотеть. А чего ж, дело то не хитрое. Испортит тогда всю затею. И все то старания его да коту под хвост. Делать нечего, исправлять надо. Взял он тогда, да и заклеил ей глаза супер-клеем. Баба проснётся, увидит, что темно вокруг, и подумает что спит ещё и не захочет в туалет…
Уж потом только и заснул Порфирий Говнецов, как умаялся в доску от забот своих праведных.
А мужики проснутся по-утру, вот смеху то будет, думал про себя Порфирий Говнецов, засыпая…