Тут у нас намедни недоразумение случимшись. Аккурат между Крещением
и днем Красной Армии. А жил у нас, между прочим, такой товарищ Славин.
Такой, знаете, из прежней профессуры. В пенсне и галстухе.
То есть до революции он натурально профессор был каких-то там
мелкобуржуазных искусств. А нынче он ведет
секцию истории культуры прежнего мира в школе рабочей молодежи. Но
в остальном оставался делассированым элементом старого режима и не
добрал требуемой моментом политической зрелости, за что его не допущали
в разные институты и академии передовой советской науки. Только он
продолжал хорохориться и требовать с жильцов нашего домоуправления
исполнять высокую общественную и личную культуру. И ужасно переживал
по этому поводу. То цветов в коммунальную кухню наставит. То картину
в уборной повесит. То велит галоши в передней сымать. Или вот не допущает
книги с библиотеки прежнего домохозяина в растоп пускать. Или еще какую
пакость выдумает. Нет, оно конечно, правильно, но мелко профессура мыслит,
нету в этих эволюциях масштаба и зрелости момента, не это нынче главное
для молодой нашей республики. Жильцы это конечно понимали, и учитывая,
что товарищ Славин есть жертва старого мира и темного прошлого, скандалов
с ним не затевали, хотя и культуру выполняли без надрыву. То есть некоторые
галошы сымали, но другие так и перли, хоть и с извинениями. Даже сам
управдом тов. Кошкин, со Второго подъезда, хоть и сочувствовал профессуре
по сути его замечаний, а сам так и сёк в своих кованых кавалеристских сапогах
по паркету. И только с одним сапожным мастером гражданином Акузовым у
профессора Славина завсегда катавасии на почве культуры выходили. Гражданин
Акузов был несознательный и малограмотный мещанин, кустарь-одиночка и в
профсоюзах не числился. Ремеслом своим он занимался изредка и по случаю,
а почти всегда сидел в коммунальной кухне, дымил страшно вонючий самосад
да пил горькую. Ну и промежду этим с жильцами цапался. Он по этой части
был конечно редкий талант и отчаяный сквернослов. Как бывает завернет
мнение- у товарища Славина аж геранька и прочая ботаника в кухне вянет.
Ну она конечно может от дымищи вяла. Или может потому, что
сапожник в земельку бычки тушил. Или в горшки блевал, что, конечно, с ним
случалось, когда лишнего примет. Тогда у них форменный скандал и яростные
прения выходили. Вот и на Крещение недоразумение происшедши. Сапожник
Акузов лишнюю против обычного четверть по случаю этого старорежимного
праздника высушил. И в пальму натравил, дъявол, чуть не до краю. А сам тут же ушел в
пьяный дым. Товарищ Славин вечером,когда в кухню вошед и все это увидел,
натурально до ручки дошел. Он пальму из кадки дернул и давай гражданина
акузова валтузить, не разбирая - в морду ли, в ребра или куда еще.
Счетовод товарищ Лифчиков пытался вмешаться, чтобы, значит, не допустить
увечья, но профессура уже в раж вошел и в счетовода фиалкой запустил.
Тут переполох начался. Который из жильцов до управдома, тов. Кошкина
побёг, который до районного участкового, Ивана Трофимыча Жужылева,
сиганул. Ясно, управдом с соседнего подъезду раньше подоспел. Только к
тому времени картина боя сменилась, потому как сапожник очнулся и стал от
товарища Славина по кухне ползать, попутно швыряя в его табуретки и прочую
утварь. Промеж дела примус и в управдома попал, аккурат в бровь.
Товарищ Кошкин от этого факта брык навзничь- и не шевелится. Так, знаете,
лежит себе, модерирует. Из башки кровь хлещет. Профессор Славин с испугу
замер как был, с пальмой в руке. А несознательный кустарь,
воспользовавшись затишьем, опять в пьяный сон вышел. Тут как раз и
Иван Трофимыч Жужылев, участковый наш, подошедши. Третьего числа суд
был. Товарищу Славину за дебош и драку дали год условно с удержанием из
жалованья на возмещение ущербу. Тов. Кошкин на глаз малость ослаб. А
сапожника Акузова, зачинщика и подлеца, судьи оправдали за
недоказанностью и передали в товарищеский суд домоуправления, где и
велено ему до мая съехать.