Я и так знаю почему пью. И без тебя. Что ты мне еще хочешь доказать-то. Ну, что еще. Иногда так тоской за грудки хватит да так трясонёт, что и на ходулях, на этих, с каблуками и гвоздиком посередине, не устоишь. А ты, мол, заладил мне всё одно да потому: «Это не выход!» А где он… ну где, скажи, этот выход? выход-развыход… уход-заход-переход… со шлагбаумом по башке… бамц! – и при полном кайфе… Где он, когда каждый наползающий день еще зануднее славабоггупрожитого. Когда ты опять продираешь по утру глаза, чтоб на работу переться… и только со злостью скрежещешь зуб о зуб «вжирк-вжирк», как «болгарка» – о лист ржавой стали. И опять надо тащиться куда-то ради чего-то, и опять лицезреть эти нахальные, издевающиеся хари Крыжнюков всяких там и прочих Смирновых, набивающих свои карманы за твой счет, при этом вечно норовящих поддеть, указать тебе на место, заставить вкалывать за себя сверх положенного по договоренности, и причем бесплатно, как при социализме. А зарплату-то ведь вообще можно не давать и месяц, и два, и по полгода, и так проживете братцы, чай с голоду-то не помрёте только въё....те на них... А они-то уж себя наверняка не обидят... Конечно... Они как два долбанных клоуна... Ейбогу! Как эти... Бим с Бомом: один черный, другой плешивый, и такие же круглые, толстобрюхие, у одного нос – дурацкая картошка, у другого – хищный вороний клюв… Дальневосточный хохол! Ну, а занудства, а гонора-то. Ну, что ты! Ведь один вылез в князи из-под трактора, другой из-под автобуса, один через законченный со скрипом техникум, другой – через всеобщую полезность, и оба – благодаря умению влезть без мыла… Да, какой там выход-проход, здесь, братец, один сплошной пухлый-препухлый выходняк… выходнец… А ты мне всё одно да потому: «Зачем, ну зачем... кажный день... горькую?! Это оттого ты, что тебе заняться нечем». Мгм, конечно же нечем, ё-моё. Так «Нечем», что и домой-то после всего этого «Нечем» ползти уже не хочется: разве ж можно по трезвяни вынести все эти запилы и нытьё о том, что довел уже семью до крайности, что живем на грани нищеты. А я-то тут причем. Что же я не пашу сутками за баранкой в кабине, но чаще в мазуте под ней, как кастрированный бык, с этими постоянными продленками и вечеровками, ремонтами и поломками? Техника-то вся – «допетровских времен», то и дело сыплется, запчасти выдаются с большим «скрипом», говорят: «А ты чё сам-то купить не можешь?»... Вот так... Так что и на нее (жену, то бишь) уже ни каких сил, тем паче на какое-то там еще «занятие для души». До душа бы после кабинной КАМАЗной несколькочасовой парилки и на прикол… Долг-дОлг-доЛг-долГ, и всё ведь я кому-то должен. Должён! Да я ни у кого отродясь в займы не брал, тем более в последние сто лет, ни у супруги, ни у киндеров. А тут хлопнешь раз-другой горькой, уже и в полном отлете, и свободен от всех этих лажовостей, от всего этого всякого и всяких, и ничего-то уже не надо, и все-то уже где-то глубоко в заднице… А ты мне: «Ты лакаешь только из-за своей лени. Да-да, ты лакаешь из-за лени своих серых полушарий!». Куда ни так… Романтик ты какой-то от слова… м-м-м… «ром»! Проповедник от слова «пропил»! Пойми, если не вижу уже ни в чем смысла, то зачем что-то еще делать. Ну кому это надо, кому, скажи если тебе самому-то не надо, твою мать!
Увлечения это для тех, кто имеет много и не знает куда это много потратить. Но что мне делать, ты скажи что, если от вечного чувства взмыленной шеи и тяги на загривке, и тоски такой зеленой, как гриппозные сопли, можно освободиться только хлопнув разок-другой… А не прошу-у-у я На больш-у-у-у ю Дай на ма-а-аленькую …Оп, оп, оп… Да не ору я. Ну, хоть чуть-чуть мне можно расслабиться, повеселиться душевно, а? Швырнуть в задницу на какое-то время эти страхи, опасения, комплексы… Давай мы с тобой еще по маленькой жахнем? Тем более завтра мне опять на линию не выходить, машина снова накрылась, в гараж ночью на КРАЗе из Березовки приволокли. Как начали ковырять так все гнильё, и ни одной родной детали уже. Там в Березовке у начальства шабашка: охотничий домик для крутых строят. А для нас – обычные смены за копейки. Дак ты знаешь этот «домик» еще круче ихних закамских котеджев, с сауной и бассейном. Вот они куда наши невыплаченные денежки угрохались-то. А нуих! Давай! Во-о-о… Бр-р-р, пошла-а-а… Фу, ты чувствуешь как легко-то… Вот она – свобода и «прелесть полетов в небо»… Правда, потом снова «падёшь на камни, но не разобьешься»… Конечно же, будет не до ржачки, особенно в жару… Этим летом жарко однако. На участках все сохнет, раз дождичком пыль прибило, а что толку… А сварному-то нашему всего пятьдесят один был… Мастер был знатный… Крыжнюк ноет: «Ну, где я теперь такого сварного найду»… Здоровый был мужик, осанистый, мордастый. И ведь ни кто даже представить не мог, что вдруг какое-то там кровоизлияние может случится, инсульт какой-то, чтоб ему… Живешь себе живешь… Выпил он вроде как всегда выпивал… Это все жара, твою мать… жара… И некогда даже съездить полить-то … Ну и хрен с ним, пусть все позасыхает! А помнится, как-то он мне рассказывал, как его это… менты скрутили… Ему тогда лет двадцать восемь было, ну, буянили по молодости, дрались улица на улицу… Так вот, пришел он однажды с работы домой, как обычно… Он тогда с матерью в бараке на Декабристов жил… Мать на кухне вертится, стряпает… Он помылся да и прилег… И вдруг со всех сторон посыпалось… с крыши, из окон, из дверей… ментяры с пушками и все разом на него. Мать в слезы. Скрутили и в участок потащили. Бросили в каталажку. А он-то всё в недоумении: чё такого натворил?.. Может вчера по пьяни что-то?.. Оказалось, обознались они. Им на какого-то рецидивиста злостного бумажка пришла… полный однофамилец, даже по отчеству… Вот и кинулись… А мало ли в России Михайловых-то… Даже не извинилися… До дому утром добрался, мятый, небритый. Мать всё в слезах: «Ну, че опять натворил-то!» «Молчи, и без тебя тошно!» И на работу… Эх! Надо еще выпить! По глотку на брата… Да всё я понимаю… Все знаю и без тебя! Но ты-то, ты хоть понимаешь меня, ты-то врубаешься? Ты можешь понять, что я напрочь забываю и в тоже время помню ещё сильнее… Хочу расклепать эту цепь, прорваться, но только больше запутываюсь, как таракан в тенётах, и сам же сопротивляюсь этому… Другим кажется со стороны: о как он тверд, как он крепко стоит на двух… как эта башня парижская… как ее?.. Во, э-фей-лева, во!… Видишь какой ты головастый… А всё мол: «Зачем, ну зачем?».. Затем!… Да, кажется я стою на двух, а на самом-то деле я постоянно падаю. «Она в паденьи!» Нет, это не то!.. Я падая пытаюсь ухватиться клыками за воздух, но… фью-ю-ють…Опс… Живя я просто умираю, ты понимаешь меня, у-мии-ра-ю… И умирая… вот сейчас в данный момент… я живу!.. Как тошно-то! А ты… да что ты… Где-то у меня там в кармане пиджака был платок сморкальный, ага вот этот, давай мне его сюда… Так… Давай еще вздрогнем. Фу тяжко! Эх, грехи наши тяжкие. Ну. Ну! Да ты чё! Не-е-е, ну нет, так не пойдет! Ты меня обидеть что ли хочешь. Ну! Давай!...............Фу-у-у!
А что это за гадость у нас? «Смирновская»… И сюда он пролез, гаденыш! Так вот, братуха, я всю жизнь хотел покоя, но в то же время сам… понимаешь, сам… бежал от него, как в том рассказе, где все джунгли смываются от бродячих муравьев… да ты же мне давал, помнишь… Я расщеплен, как сахаровский водород. Ты понимаешь? Ты хороший мужик, ты понимаешь, дай пять… У-у, сила есть… Дай я тебя обниму… Ты меня понимаешь, старик… Нету мне отдохновения, в отличие от всех моих корешков… Нетути… Нетути… Не-ту-ти… А не прошу-у-у я На больш-у-у-у-ю Дай на ма-а-аленькую-у!... Ну, подпевай! Чё ты трясешь головой, как корова на солнцепеке… Разнюнился. «Тоска…» бормочешь, хлюпая носом… Это пять минут назад тоска была, да… А ты помнишь как вчера во время банкетца по поводу Ляховского юбилея ты вдруг встал на голову… Молодец! Как йог. Вот за это я тебя уважаю! У них у всех такие хари были! Уржёшься! Чё совсем не помнишь? Бывает… И как это у тебя так здорово вышло! А вот я сейчас тоже попробую… Оп-па-ля! Ни черта… Ну, каждому своё… Эх-ма! А не прошу-у-у я На больш-у-у-у ю Дай на ма-а-аленькую… Ты знаешь, мои день за днем штампованнее один другого, чем болванки на конвейере, чем тортики фирмы «Гаура», и такие же на вкус – маргаринные, ни дать ни взять… Бессмысленно… Глюп-по… Хоть камень на шею для прикола… Как там сказал кто-то из наших, Пушкин кажется: «Наша жизнь простыня да кровать. Наша жизнь поцелуй – и в омут…» Вот оно… Что, Есенин? А какая на хрен разница… Есенин,Пушкин… Х-хрюшкин… Ну вот смотри, раз вроде бы мы с тобой и всё тут и понимаем… и осознаем… и каемся… Что же мешает взять и вырулить наперекор всему этому бедламу банальности, как тогда из КБ (да, думали поденежнее будет, а вышло: шило на мыло)… Сделать такой крутой гололедный голодный смертельный финт… Что бы пан или пропал… Ведь жизня-то наша продукт нашего же творчества, ё-моё. Ведь это ж мы, кажется, мы ее производим из себя, а не она – нас… Ананас… Онанас… Онанизьм сплошной… Так что же мешает нам «бросить все, отрастить себе бороду, и бродягой пойти по Руси»? Привычки? Да, пожалуй. Да-а, кто-то выжимает за свой век из своей жизнюльки жалкий сводку-некролог в заводской малотиражке… Кто-то сухой деловой отчетец на дорогой лощеной бумженции с гербом… Ха! А иной выдаст эдакую слащавенькую, витиеватенькую, любовно-аванцюрно-эроцическую, но по сути червиво-бездарную пустую повестушку… Всё в гной, в грязь, в глину, в желудки бубей… Ну, ладно давай, давай повторим, уломал! Даю себя уговорить… Хотя куда гнать-то, и так хорошо сидим… Добро, наливай еще!… Но ты знаешь, любой, прямо-таки можно сказать всякий, мог бы сварганить из своих часов и секунд эдакую обжигающую, поднимающую с бодуна на ноги, окончательно протрезвляющую поэмищу, или бездонную, насквозь пронзающую притчу!.. Что бы мороз по коже!.. Но куда нам с тобой… Это же искусство! Завидую! Да как же я им завидую-то! Черт побери! Наливай! Ну давай же! Жахнем еще! Невмоготу мне! Душно! Ну что ты, как китайский болванчик, головой туда-сюда! Ты меня слушай! Кончилась выпивка? Сам виноват! Сходи на кухню, в холодильнике должна быть еще «Демидовская»… целебная, говорят… может промоет мозги-то. Иди-иди, халявщик…
Где мой графинчик? Пустой, как желудок аскета. Хорошо. Постучим, для солидности по графинчику ручкой, как бывало раньше… Дзинь-дзинь-дзинь… Так, господа-товарищи (две табуретки, дедовский стул и трехногое кресло), сегодня мы собрались с вами обсудить главные темы, касаемые искюс-с-ства. Как вы знаете, существует три основных вида (не считая переходных):
1. Искусство Звука
2. Искусство Изображения
3. Искусство Слова… Что? Ты не нашел ее? Хоть шаром покати? Ну, а куда она могла деться, ты скажи мне? Ну, и хрен с тобой, сбегай вниз в «Погребок», там круглосуточно. Деньги в куртке, во внутреннем кармане. От шабашки еще остались. Подвозил одному дачнику перегной. Жена про них не знает. Она сегодня со всем благородным семейством и предками изволят ночевать на даче-с … Да-да, там. Смотри в книжке иеговистской, это для конспирации. Как-то на улице нам попались. Жена в нее смотреть не станет – ее тошнит от этого. Ну, давай-давай, вали, одна нога здесь… Халявщик. Только поаккуратней там. Вон у меня на работе один пенсионер, дедок тишайший, безобиднейший, пошел под утро до киоска. Ну, пьяненький немножко. Не успел и отовариться, как четыре засранца лет 15-17. Говнюки. Окружили и ну отоваривать по полной в восемь кулаков, ни слова ни говоря. Скоты. За яйца бы всех перевешал. Нажрались дерьмовых боевиков и геройствуют на инвалидах… Очнулся, ни денег, ни ботинок, челюсть сломана, лицо – сплошной синяк. Сейчас ходит и воет от боли. Ни говорить, ни есть… Там еще у него и загноилось где-то у кости… Так что… Уже ускакал…
Так вот, продолжим нашу дискуссию… К этим трем можно приплюсовать еще и четвертый вид:
4. Искусство Жизни… Ну-у-у, понятно, что не каждую жизнь конечно можно вписать в шедевральные ранги. А те, которые… К о т о р ы е , то есть достойные храниться на века с полотнами и рукописями в запасника;;;х!... Фу, я даже задохнулся слегка. Так-так, у одной из табуреток, а такие всегда подворачиваются в неподходящий момент, кажется есть слово. Шепелявьте пожалуйста из-под тишка. «Ну, здесь, как и везде в искюс-с-стве нужон, как говориться, талант… а мы что… мы ничего… так себе… плюшками балуемся, как все простые смертные». Да, но В этом-то и загвоздка – нет людей бесталанных от природы. И в тебе, табуретка, где-то свернулся и попискивает зародыш гения. Просто у одних он с рождения мучает и себя и других, а у иных почему-то находит вечную прописку в духовных абортариях… Почему? Кто бы мне ответил на это, подсказал… Ведь у каждого есть свободная воля выбора.... Ой, чё эт я?! Куда эт меня ни с того ни с сего поперло опять? Сам на себя становлюсь не похож. Эт ведь не я, точно не я!.. Теперь уже не я… Что ж эт снова творится-то со мной-то?! Как же заколбасило-то опять!..... Ведь Творчество – это когда кто-то выполняет какую-то (кое-где у нас порой) созидательную работу и это не вызывает у него апатии, раздражения, отвращения, а наоборот поглощает его полностью..... Стой! Стойте же! Ёп-пония с Китаем! Кажется мои губы и язык чешут что-то наперекор мне, ихнему владельцу! Сейчас же остановитесь!.. Мы так не договаривалися! Блях-муха!..... Когда эта творческая работа вбирает все его эмоции, мысли, рефлексии и размывает границы его «эго». Когда он полностью о себе в этот момент и уже не думает о результате, а просто предается потоку творчества и наслаждается им..... Да, вы в конце концов остановитесь или же нет! Что за чушь такую вы лепечете! Это ведь не я! Ейбогу не я! Ну не я же! Отпусти-ите-е! Пожалейте!..... Когда творящий приходит в своей деятельности к экстазу, к трансу Творения.... Когда он переживает состояние Творца-Демиурга, создавшего Нечто за шесть дней Вот тогда это и есть Творчество..... Стоя-я-я-ять! Стоять же! Вашу мать! Заткнитесь сейчас же! Губы, эт я вам говорю. Язык, это ты, ты зачинщик, я знаю твою подлейшую натуру! Язык мой – враг мой! В натуре вы уже достали! Типун на вас!... Как счастлив тот делатель, который приходит к этому, описанному выше, состоянию и способный каждодневно отдаваться ему!..... Ну, что же это... Ну, что же это за лажа! Я больше так не вынесу! Не хочу я так! Кто же здесь главный в конце концов! Кто здесь хозяин! Цыц! Ну прекратите же, пожалуйста! Я долго так не протяну, потом на себя пеняйте... Надо бы ущипнуть себя за щеку! Ни черта не чувствую... Всё как онемело..... Но что же мешает каждому пойти по этому пути? – Это страх лишиться, страх сломать свой жесткий корсет привычного, обыденного, страх потерять что-то Неизвестночто. Бессмертныйт-Страх-Перед-Чем-бы-то-Нибыло! Он скрывается в самом человечке, в его святая святых. Он рожден господином материальности! Он и есть эта самая Материальность, желающая обретения жесткой формы, большей стабильности, стремящаяся из слизи к косности, к упорядочению Режима Режимов. Ему подвластно все! Но есть все-таки один изъян, одна слабость в нем, слабоват он..... Молча-а-а-а-а-а-а-а-а-а-ать! Вашу мать! Я больше не могу уже! Я не выдерживаю! Меня сейчас просто разорвет на куски! И опять ты, табуретка, со своими вопросами: «А слабоват перед чем?». Отстань же! Ё-моё! И без тебя худо, не видишь. И с каких это пор табуретки вмешиваются не в свои дела! Молча-а-а-а-ать! Твою мать! Место! Знайте своё место! Люди добрые я сам уже себе, кажется, не верю.......
О-о! Звонок в дверь. И где это он так долго шлялся, паразит! Ну, славабогу! Ну, вот и славно. Побегу открывать. Кажется, отлегло. Полегчало. А не прошу-у-у я На больш-у-у-ую Дай на ма-а-аленькую.
1992.