Мои записки. дневниковые записи. том 2

Н. Белых














МОИ ЗАПИСКИ
ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАПИСИ
ТОМ 2

(5 января 1944 г. – 15 мая 1945 г)













































































От автора

Работу над записками о своем времени
я начал давно, но удалось сохранить в
целости лишь ту часть их, которая охватывает
период с мая 1941 г. по май 1945 года.
Записки этого периода разделены на два тома. Первый том (ему дано осо-бое предисловие) охватил период с мая 1941 года по начало января 1944 года, а настоящий, второй, том моих записок охватывает период с начала января 1944 года по май 1945 года.
Я не ставил себе каких-либо очень больших задач перед своими записка-ми. Я просто приступил к работе над дневником, чтобы иметь возможность поговорить с самим собой по всем вопросам, сопутствующим моей жизни. Но события, развернувшиеся на протяжении прошедших лет, изменили мои внутренние побуждения и вывели дневник за рамки интимности, сделали его, по моему мнению, достойным внимания моих современников и подрастаю-щего нового поколения. Насколько полезны мои записки, пусть судит чита-тель, перед которым я не пугаюсь выступить, ибо он – справедлив, а я – ис-кренен в своих записках.
       Автор
16 мая 1945 года. Г. Горький, 23. Белых Николай Никифорович.









Н. Белых
МОИ ЗАПИСКИ
Том II

Тетрадь 10-я (5 января – 17 апреля 1944 г.)
В наступлении войск 2-го Украинского фронта, начатом на Кировоград-ском направлении 5 января 1944 года, 8-я гвардейская Воздушно-Десантная Дивизия занимала особое положение: она обеспечивала левый фланг 7-й гвардейской Армии генерал-полковника Шумилова и находилась на стыке 2-го и 3-го Украинских фронтов. Поскольку главный удар по врагу наносился правым флангом 2-го Украинского фронта, а 3-й Украинский фронт ставил себе пока ограниченные задачи «выравнивания линии и подготовки условий для последующего наступления», нашей дивизии, наступая, надо было не те-рять тактической связи с третьим Украинским фронтом, что само по себе ог-раничивало глубину нашей оперативной задачи и сказалось на всем характере наших действий.
К исходу 5-го января 93-я дивизия заняла Новую Андреевку, 84-я дивизия вступила в Новгородку. Мы, развивая успех в стыке этих дивизий, имели об-щее направление – через Тарасовку и в район южнее Кировограда. На нашем пути немцы оказали ожесточенное сопротивление. Особенно упорные бои развернулись в ночь под 6-е января и днем 6 января. На моих глазах разнесло снарядом моего напарника радиста Кушнарева, ранило начальника штаба полка капитана Прокина. Тысячи немецких снарядов рыли мерзлое поле, по-дымая в воздух тучи снега и камней, зажигали скирды пшеницы, разбивали наши повозки и машины, но были не в состоянии остановить лавину наших войск.
Сотни наших танков устремились на вражескую оборону, прорвали ее и не только перехватили важнейшие дороги, соединявшие вражеские опорные пункты, но и внезапно появились в тактической зоне противника, парализовав немецкие очаги сопротивления. Лобовая атака на Кировоград не сулила успех «малой кровью». Поэтому, прорвав оборону на основных направлениях и раз-громив крупные опорные пункты противника на флангах кировоградской обороны немцев, наши войска обошли Кировоград с севера и с юга, отбили целый ряд упорных немецких контратак и к вечеру 7 января немецкий гарни-зон в Кировограде оказался окруженным. За три дня наступательных боев Второй Украинский Фронт расширил прорыв немецкой обороны до ста ки-лометров и продвинулся в глубину более сорока километров. Освобождено около 130 населенных пунктов и два районных центра – Аджамка и Новго-родка. Уже были разгромлены три пехотных дивизии, одна моторизованная и одна танковая дивизия.
В ночь под 8 января мы вступили в деревню Рыбчина. Все покрыто инеем. Густой туман заволок улицы. Не видать ни зги. С юга, из-за балки, непрерыв-но били немецкие пушки, временами небо загоралось розовым пламенем, ок-рестности оглашались неприятным скрипом, похожим на крик ишака, и в темноте неслись на нас огненные шары. Они рвались с каким-то особым треском, потрясая землю, разваливая дома. Это действовал немецкий миноб-росательный аппарат с реактивными минами. Пленные немцы называли его «Небельвельфором», а наши солдаты окрестили его двумя названиями: «Скрипач» и «Иван». Иваном называли его потому, что немцы этот аппарат предназначали противопоставить нашей «Катюше», но у них это не вышло. Бойцы шутили: Свадьба не состоится, так как наша Катя в два счета растре-плет немецкого Ивана…
Переколов штыками немецкий взвод, засевший в одном из колхозных са-раев, наши бойцы вышли на самую южную окраину Рыбчино, но дальше про-двигаться оказалось невозможным: встретились сплошные немецкие минные поля. Мы выслали туда полковых саперов. Вскоре я принял по радио сигнал. Нам было приказано приостановить наступление в западном направлении, не завязывать боя за хутор Веселый, к которому наши саперы проделали было проходы в минных полях, а развернуть полк фронтом на юг и наступать на Ново-Федоровку.
Для выполнения задачи нам пришлось несколько продвинуться на восток, выйти на грейдер Кировоград-Кривой Рог, и отсюда начать наступление на Ново-Федоровку. Эта деревня была расположена у балки, прикрыта широки-ми минными полями, огневыми точками в каменоломне и на господствующих буграх. Вся местность немцами была хорошо пристреляна. Если бы мы полу-чили задачу по овладению Ново-Федоровкой с вечера, то, возможно, взяли бы ее с налета, но теперь время было упущено: наше наступление на деревню началось утром, когда рассеялся туман и стало светло. Преодолев ожесточен-ное сопротивление немцев, мы к вечеру овладели северной половиной дерев-ни, после чего получили приказ перейти к обороне. Вечером же 8 января, ко-гда была развернута наша рация в глинобитном домике хутора Николаевка, я получил сообщение, что наши войска полностью овладели Кировоградом. В середине ночи в наши боевые порядки привели из политотдела дивизии четы-рех пленных немцев. Они были соответствующим образом подготовлены еще армейским политаппаратом, и предназначались для пропагандийской работы среди немецких солдат действующей армии. Мне эта затея не совсем нрави-лась: уйдут, канальи, и поминай, как звали. Но приказ есть приказ. Немцев этих мы спровадили в южную часть Ново-Федоровки. Пошли они очень охотно. Через несколько секунд они исчезли из виду, но, прислушиваясь, мы вскоре уловили окрик: «Хальт! Вэр гэст?» В ответ послышался уже знакомый нам голос одного из распропагандированных немцев: «Вир зинд дойтче золь-датен».
И это все. Больше этих немцев мне не пришлось видеть или слышать.
Утро 9 января было тихое, морозное. Бои замерли. На наш участок непре-рывно подходили артиллерийские подразделения. Становилось тесно от ору-дий всех систем и калибров. Ожидалось немецкое контрнаступление, воз-можно было и наше наступление в направлении Кривого Рога, чтобы содей-ствовать Третьему Украинскому фронту… С обеда началась артиллерийская перепалка и длилась она до 11 января.
Поздно вечером 11 января принято радиосообщение о ликвидации немец-кой группировки северо-западнее Кировограда. Разгромлены 2 танковых ди-визии, одна мотопехотная и две пехотных дивизии. Убито 8000 немцев, за-хвачено нашими войсками 94 танка и 124 орудия. Это хорошо. Но и плохое есть: с полночи немецкие пушки начали лупить по нас из Новгородки (Немцы вытеснили оттуда 84-ю дивизию наших войск, но об этом в информбюро не будет напечатано: мы скоро вновь возьмем Новгородку), а из хутора Веселый надоедливо до самого утра бросал в нас огненные шары немецкий «скрипач».
12 января радио принесло несколько хороших вестей: успешно действуют Первый Украинский и Белорусский фронта. Форсирована река Случ севернее и южнее Сарны. Войска генерала армии Рокоссовского приближаются к го-роду Мозырь и ж. д. узлу Калиновичи. На рассвете зашел ко мне подполков-ник Уласовец, заместитель командира дивизии по строевой части. В недавнем прошлом он командовал 224 полком 41-й стр. дивизии. Она была нашим со-седом при наступлении 5 декабря 1943 года на Новую Прагу. Исходные пози-ции нашего наступления были в районе деревни Скеля. Там же мы и нашли в свое время списки всего личного состава 224 полка, потерянные подполков-ником Уласовец. Этим спискам и суждено было стать яблоком раздора между мной и товарищем Уласовец. А получилось так. Ночью же под 13 января по-шли мы втроем, Уласовец, наш начарт полка Шеронов и я, проверять перед-ний край. По пути Уласовец начал необоснованно хвастаться своими качест-вами бдительного человека. Мне надоело слушать его хвастовство, я и сказал:
       – Вы правы, товарищ подполковник. Только бдительный человек мог потерять в Скеле списки целого полка…
Уласовец остановился, что было у него силы, дернул меня за рукав овчин-ного пиджака, обложил трехэтажным матом и приказал убираться к чертовой матери. Но мы с Шероновым не стали «убираться к чертовой матери». Тогда Уласовец повернул от нас на грейдер и зашагал на НП командира дивизии, а мы с Шероновым прошли в боевые порядки 2-го батальона, где и просидели в окопах до самого утра: выбраться оттуда из-за внезапно открытого немцами огня оказалось совершенно невозможным.
Поздно вечером 14 января стало известно, что войска Белорусского фрон-та (Рокоссовский) занял Мозырь и Калинковичи. На рассвете 15 января пра-вее нас завязала бои 41-я СД, пытаясь овладеть хутором Веселый. Жесткий мороз. Жесткий огонь. Со своего НП вижу, как золотыми искрами разрывных пуль разрисовали немцы южный скат, по которому черными зигзагами и от-дельными точками двигались цепи и одиночные бойцы 41-й. Над их головами катились в немецкую сторону кроваво-красные шары: советская артиллерия била трассирующими снарядами. А на северо-западе, в темном небе горели целые гирлянды огней, вспыхивали и гасли остроконечные звезды: кирово-градские зенитчики отражали очередной налет немецкой авиации, еженощно злобствовавшей над потерянными немцами городом.
Бой 41 СД провела без успеха. Главная причина этого, полагаю, в неуме-нии сохранить в тайне подготавливаемую операцию: дней пять тому назад чуть ли не по всем проводам телефонной сети армии болтали начальники и телефонисты о готовящемся наступлении 41 дивизии на Веселый. Конечно, немцы подслушали (подслушивание у них поставлено на широкую ногу, тех-нически прекрасно обеспечено: имеются специальные аппараты подслушива-ния) и приготовились…
17 января – хорошие вести: советские войска прорвали севернее Ново-Сокольников немецкий фронт шириной в 15 километров и продвинулись в глубину на 8 километров. Перерезана железная дорога Ново-Сокольники-Дно. Заслуживает большого внимания газетная публикация 11 января о взглядах нашего правительства на будущую восточную границу Польши. При условии, что послевоенная Польша будет дружественной нам, граница ее на востоке пройдет по «Линии Керзона», с некоторым отступлением в пользу Польши. Против этой линии не могут возражать наши союзники, поскольку она была разработана Территориальной комиссией Парижской мирной Кон-ференции и была принята союзными державами после заключения Версаль-ского мира, а потом опубликована 8 декабря 1919 года в известной «Деклара-ции Верховного Совета Союзных и Объединившихся Держав по поводу вре-менной восточной границы Польши». Декларация эта была подписана Пред-седателем Верховного Совета Жоржем Клемансо. В июле 1920 года эта «ли-ния» была подтверждена на конференции союзных держав в Спа, а 12 июля 1920 года она вошла в качестве основы в ноту английского министра ино-странных дел Керзона, посланную Советскому Правительству в связи с пред-ложением посредничества в польско-советской войне (поляки просили тогда союзные правительства об этом посредничестве, т. к. потеряли надежду ору-жием отторгнуть у нас Западную Украину и Западную Белоруссию). В ноте Керзона было сказано, что «Линия эта приблизительно проходит так: Гродно-Яловка-Немиров-Брест - Литовск-Догогуск-Устилуг, восточнее Грубешова, через Крылов и далее, западнее Равы-Русской, восточнее Перемышля до Кар-пат». Севернее города Гродно указывалась граница между Польшей и Лит-вой. Польское правительство не согласилось тогда с этим предложением и, пользуясь тяжелым положением нашей страны, навязала нам мартовский Рижский мирный договор 1921 года, захватив западные области Советской Украины и Белоруссии. Исправление исторической несправедливости было сделано в 1939 году, но сейчас польское эмигрантское правительство снова предъявляет необоснованные претензии на Советские западные области Ук-раины и Белоруссии. Это не только дико с точки зрения этнографического состава областей (они заселены украинцами и белорусами, жаждущими жить в составе своих республик), но и еще больше дико с точки зрения необходи-мости освободить Польшу из-под ига немецкого фашизма: сделать это может только наша Красная армия, а польские Рачкевичи, Соснковские и Квапин-ские никак этого уразуметь не желают. Отсюда невольно напрашивается мысль, да желают ли они вообще освобождать польский народ от немецкого ига? Кажется мне, что в период боев за Польшу нам придется не только драться с немцами, но и с польскими реакционными силами, организованны-ми Рачкевичем и его коллегами в Польше, возможно, с согласия немцев.
18 января противник вел себя смирно. Войска Ленинградского фронта на-чали наступление в районе южнее Ораниенбаума. Ночевал я на НП команди-ра полка. Холодный блиндаж. Коптушка из консервной банки. Жестяная печ-ка – без дров (На Украине дров трудно найти, разве только рубить фруктовые сады, но мы не немцы). На земляных полатях – куча спящих людей. Тут и те-лефонисты, и автоматчики из охраны и пара связных. Продрогнув в траншее, я снова возвратился в блиндаж, приказал радисту развернуть станцию. В 23.30 19 января 1944 г. радио сообщило о взятии Ленинградским фронтом Красного Села, Ропши и Петергофа. Генерал армии Говоров недурно начина-ет новый военный год.
 20 января был теплый день, с крыш падали капели. Немец весь день лу-пил по нас из минометов. Мины ложились так близко, что жар взрыва касался наших щек, а дышать становилось трудно, т. к. воздух густо насыщала зло-вонная металлическая гарь взрывчатки. Радио сообщило хорошие вести: вой-ска Волховского фронта под командованием генерала армии Мерецкого ов-ладели сегодня Новгородом. Это почти символично. В 1242 году Александр Невский отсюда понес карающий меч против немецких рыцарей. В 1944 году этот меч понесут отсюда против немцев наши богатыри-красноармейцы. Они отсекут голову немецкому фашизму. Недаром, как идут слухи из Каира, Риб-бентроп встретился недавно в одном из городов Пиренеев с двумя официаль-ными англичанами и беседовал с ними о сепаратном мире. Риббентроп пони-мает, как складывается обстановка. Правда, англичане опубликовали опро-вержение, но это не меняет самого факта, что Германия нуждается в сепарат-ном мире, а в Англии есть люди, желающие освободить Гитлеру руки в борь-бе с Красной Армией. Это те самые сэры, которые в силу всех своих возмож-ностей тормозили и тормозят открытие второго фронта в Европе.
21 января Ленинградский фронт освободил станцию Мга.
Мы получили приказ провести частный бой с целью улучшения позиции. Всю ночь под 22 января я проблуждал в боевых порядках полка, готовя их к предстоящей операции и проверяя готовность. Прибывший к нам новый ко-мандир полка майор Комаровский очень легкомысленно относится к пред-стоящей операции: он, напившись до пьяна, не только не стал слушать мои соображения, составленные вместе с капитаном Бекасовым из оперативного отделения штадива (С ним мы вместе облазали всю местность, на которой предстояло провести операцию), но и выгнал из блиндажа НП всех телефони-стов и радистов, выключил аппараты и залег спать со своей походной поле-вой женой, некоей Раисой Приблудной. Так и проспал он до 8 часов утра, по-ка начался бой. Только теперь Комаровский познакомился с нашими сообра-жениями, в которых было убедительно доказано, что действительное улучше-ние наших позиций могло произойти лишь в результате овладения всей Н. Федоровкой и М. Новгородкой (для чего у нас явно не доставало сил), а про-движение наших подразделений на 500–600 метров к югу, в силу рельефа ме-стности и охватывающего положения немецких позиций, не улучшало, а ухудшало наши позиции и угрожало нам необоснованными потерями как в процессе бессмысленной операции, так и после ее, когда наш узкий клины-шек попадет под двоякий огонь с флангов. Прочитав, Комаровский согласил-ся с нашими соображениями, но счел невозможным приостановить операцию из-за боязни, что его будут ругать «за позднее высказывание своего мнения». Операция была проведена. Мы потеряли до сорока человек убитыми, продви-нулись на 600 метров, как и требовал подполковник Уласовец, а потом… снова отошли на старые позиции, убедившись в невыгодности нового рубежа (О его невыгодности настойчиво твердили мы в своих письменных соображе-ниях, которые не захотел майор Комаровский провести в жизнь по вышеука-занным причинам)
… 23 января удалось познакомиться с новогодним посланием Рузвельта Конгрессу. В этом документе отражена могучая сила ума и прозорливость ве-ликого американского президента. Читая послание, ощущаешь, какую уйму препятствий приходится преодолевать Рузвельту, организуя победу над фа-шистскими странами. Мне начинает казаться, что в затяжке с открытием вто-рого фронта виноват кто угодно, только не Рузвельт. Америка и весь мир дол-го будут помнить человека, который выступил с требованием к Конгрессу принять закон о национальной повинности. Рузвельт сказал при этом: «Я три года не решался предложить вам закон о национальной повинности. Однако сейчас я убежден в его необходимости. Хотя я считаю, что мы и наши союз-ники можем выиграть войну, не прибегая к этой мере, я все же убежден, что лишь всеобъемлющая мобилизация всех наших ресурсов, людских резервов и капитала гарантирует скорейшую победу, сократит страдания, горести и кро-вопролитие». Отметив, что США присоединились к весьма обширным кон-кретным планам во время Московской, Каирской и Тегеранской конферен-ции, чтобы за этой войной не последовала катастрофа, «чтобы мы не повто-рили трагическую ошибку страусовой политики изоляционизма и чтобы не повторились эксцессы безумных 20-х годов, когда наша страна предалась беспечности, что привело к трагической катастрофе». Призывая разработать планы обеспечения прочного мира, Рузвельт указал, что «При нынешней ме-ждународной обстановке, действия Германии, Италии и Японии показали, что установление какого-то военного контроля над возмутителями спокойствия столь же необходимо в отношениях между нациями, как и между гражданами в обществе. Столь же важным для обеспечения мира является обеспечение приличного уровня жизни для каждого мужчины, женщины и ребенка во всех странах. Свобода от страха связана со свободой от нужды».
Золотые слова. Но если Рузвельт доживет до конца войны, он, вопреки своим желаниям, будет свидетелем колоссальной нужды народных масс. И, возможно, американцы первыми увидят на своих улицах миллионы безработ-ных. Такова уж основа капиталистического миропорядка…
Осуждая разногласия между американцами во внутренней жизни, прези-дент указал, что именно «Сейчас наступило время подчинить индивидуаль-ные и групповые эгоистические интересы требованиям национального бла-га… Мы присоединились к правильно мыслящим людям, чтобы защитить се-бя в мире, который находился под сильной угрозой гангстерского режима… Мы объединены решимостью сделать так, чтобы за этой войной не последо-вала новая катастрофа. Когда в октябре Хэлл отправлялся в Москву, а я в но-ябре поехал в Каир и Тегеран, мы узнали, что мы и наши союзники едины в своей общей решимости сражаться и выиграть эту войну. Однако имелось много жизненно важных вопросов, касавшихся будущего мира, и они были обсуждены в атмосфере полной искренности и гармонии. В прошлую войну такого рода переговоры и встречи даже не начинались, пока не прекратилась стрельба и пока делегаты не начали собираться за столом мирной конферен-ции. Тогда не было случаев вести переговоры, результатом которых было бы согласие умов. Следствием этого явился мир, который не был миром. Эту ошибку мы не повторим в нынешней войне.
Здесь я хочу прямо обратиться с парой слов к некоторым страдающим по-дозрительностью людям, опасающимся того, что Хэлл или я взяли на себя обязательства на будущее, которые могли бы связать США секретными дого-ворами или заставить их играть роль Санта Клауса (Рождественского деда). Таким, если говорить вежливо, страдающим подозрительностью людям я же-лаю сообщить, что Черчилль, Сталин и Чан Кай-Ши – все они превосходно знакомы с пунктами нашей конституции. С ними знакомы также Хэлл и я. Конечно, мы взяли на себя некоторые обязательства… которые требуют ис-пользования всех сил союзников для разгрома наших врагов в возможно кратчайший срок… Настроениям самоуспокоенности у нас не должно быть места… Вспомним уроки 1918 года. Летом тогда сложилась благоприятная обстановка для союзников в ходе войны. Но наше правительство не ослабило усилий. Фактически наши национальные усилия были еще более напряжен-ными. В августе 1918 года предельный возраст для мобилизации был повы-шен с 21-31 до 18-45 лет. Президент обратился с призывом «напрячь силы до предела», и его призыв нашел отклик. В ноябре – всего лишь тремя месяцами позже – Германия капитулировала. Вот как надо воевать и выигрывать войну – напрячь все силы до предела, а не смотреть одним глазом на поля сражения за границей, а другим глазом следить за личными или политическими интере-сами на родине».
Все это Рузвельт сказал не только потому, что сам верит в свои слова, а еще и потому, что чувствует за своей спиной массовую поддержку…Его го-лос – это голос миллионов. И жаль, что Рузвельт, безгранично сильный ду-хом, до крайности слаб физически: может стать, что он не доведет свои идеа-лы до конца… А Рузвельтов Америка рождает не каждый день…
… 24 января, как сообщило радио, освобождены от немцев города Пуш-кин и Павловск (Слуцк). Перерезана железная дорога Гатчина–Нарва. Над немцами бушует ураган расплаты за слезы и раны Ленинграда… Города, пе-режившие блокаду и осаду в 900 дней. Так долго не держалась древняя Троя, так долго не держался ни один город мира.
26 января весь день провел на НП командира полка. Немец настойчиво лупил по нашему кургану. Два автоматчика из охраны НП ранены осколками снарядов, перебиты все телефонные кабели. Только к вечеру затих огонь не-мецкой артиллерии из района высоты 163.9 (в районе Новгородки). А затих он потому, что наши дальнобойные пушки нащупали, наконец, немецкую ба-тарею и своими снарядами подняли ее на воздух.
Меня должен был сменить на НП майор Тихонов, но он, как всегда, со-слался не то на зубную боль, не то на занятость перепиской протокола пар-тийного собрания, и… на НП не явился. Остался я дежурить и на ночь.
Любители фейерверка не смогли бы придумать более красивой иллюми-нации, чем иллюминация фронтовая. Достаточно подняться на вершину кур-гана, чтобы в ночной тьме увидеть сияние осветительных ракет над передним краем немецкой обороны, цветение радуги из разноцветных сигнальных ра-кет, золотые и зеленые фонтаны трассирующих пуль, искрящиеся длиннохво-стые реактивные мины, зарницы орудийных вспышек, рубиновые искры раз-рывающихся снарядов, ослепительные короны рвущихся авиабомб, сбрасы-ваемых нашими ночными бомбардировщиками, смешными и настойчивыми «У-2». Конечно, все это по-своему звучит, по-своему портит зрительное впе-чатление: пули с пронзительным свистом или шелестом проносятся над кур-ганом, заставляя прятаться за бруствер. Иногда они со звоном щелкают по брустверу, рикошетят и с жалобным мяуканьем уносятся куда-то в высь или в сторону, разбрызгивая огненные искорки. Снаряды с режущим свистом и гу-лом, мины с неприятным воем, бомбы с гудящим свистом и оглушительным треском наполняют все пространство, и удивление берет, как только люди ос-таются живыми в столь плотном насыщении воздуха смертоносным градом осколков и пуль… Постепенно картина, красивая картина смерти заворажи-вает человека, притупляет в нем инстинкт самосохранения, и он становится таким, что его начинают именовать храбрецом. На днях был на НП один из командиров резерва. Он так увлекся ночным зрелищем, что не заметил, как был ранен. В этом надо искать объяснение, что часто ядовитое бывает наибо-лее красивым: красивого мы меньше остерегаемся…
В двенадцатом часу ночи прибыл ко мне старший лейтенант Смирнов. Он согласился подежурить на НП, пока я немного погреюсь. В блиндаже, стара-ниями красноармейца-телефониста, топилась печка. Вместо дров в ней горе-ли ящики от разбитых телефонных аппаратов, куски кабеля и толовые шашки. Было копотно, но тепло. На земляном столе горела не коптушка из консерв-ной банки, а лампа из снарядной гильзы. Голубые огоньки бегали по медным бокам «лампы», устроенной телефонистом, и я побаивался, как бы не вспых-нул налитый в гильзу бензин. Но бензин не вспыхивал, и я вскоре привык, не стал обращать ровно никакого внимания на голубые огоньки. Вернее, я ув-лекся рассказом В. Гроссмана «Жизнь». В этом трагическом рассказе, кото-рый я прочитал залпом, говорилось о борьбе небольшой группы красноар-мейцев с немцами. Одна строчка рассказа, несмотря на общий трагизм опи-сываемых событий, вызвала у меня улыбку: старик-забойщик Козлов вспом-нил, как однажды жена приревновала его к шахте, куда он, возвратившись с войны, зашел прежде, чем к жене…
Написана «Жизнь» сильно. Но смерть старика Козлова здесь даже лиш-ня… Хорошо, что судьба сохранила жизнь храбрецов-красноармейцев в ус-ловиях, казавшихся безвыходными: они нашли путь из шахты, будучи заму-рованными там. У читающего «Жизнь» рождается надежда, что и его судьба сохранит ему жизнь в сплошном потоке смерти, бурлящем на полях войны…
В ночь на 26 января, как стало известно, очищена от немцев Гатчина (Красногвардейск), а 27 января войска Ленинградского фронта взяли Тосно, Волосово и подошли к Любани. Вечернее радио сообщило 28 января о взятии Любани, окружении Чудово, полном очищении от немцев всей дороги Моск-ва-Ленинград.
В наших местах заметно уменьшилась плотность наших и немецких бое-вых порядков. Почти исчезла с нашего участка обороны тяжелая артиллерия. Все идет к правому флангу фронта. Там, вероятно, в скором времени разы-грается крупное дело.
29 января получил письмо от жены. В письме вложены рисунки, сделан-ные моим семилетним сыном. Тут и танки, разящие фашистов, и красно-звездные истребители, стреляющие по немецким «Юнкерсам», и бронемаши-ны, вышедшие на разведку. Жена отзывается о рисунках с преувеличенной восторженностью. Боюсь, что ее восторг окажет отрицательное влияние на сына, поспешил поэтому написать ей следующее: «Получил, Соня, твое пись-мо с рисунками Жеки. Это очень хорошо, что сын рисует, отзывается своими рисунками на злобу дня. Старайся развить в нем к рисунку, но не перехвали-вай: похвала часто кружит голову, мешает развитию таланта, возможно, за-ложенного в человеке. Надо убедить каждого, что любая цель им может быть достигнута упорным трудом и исканием, действием беспокойной, настойчи-вой мысли…»
30 января 1944 года. Дряблое утро. Сплошные облака. В воздухе порхали снежинки. Под подошвами сапог гулко гремела замершая земля. На нашем участке фронта молчали пушки, лишь изредка хлопали винтовочные выстре-лы. В заснеженном поле не видать ни одного человека. Такое время у нас принято называть скучным временем. Слева и справа слышался отдаленный непрерывный гул. Мы знали, что это гремела артиллерия, и у нас рождалась зависть к тем участкам фронта, где шло наступление. Там не было «скучного времени». Лишь вечером повеселело: узнали, что вчера Первый Прибалтий-ский фронт занял Новосокольники, а Ленинградский фронт освободил Чудо-во. Очень жаль, что восточнее Винницы и севернее Христиновки наши вой-ска отошли на новые позиции.
Есть оперативные данные о продвижении войск Ленинградского фронта к Кингисепу, о взятии Аппостолово войсками 3-го Украинского фронта, о взя-тии Шполы (с. з. Кировограда) войсками 2-го Украинского фронта.
… Украинское Правительство уже переехало в Киев. Это демонстрирует прочность нашего положения на Правом берегу Днепра.
… Война внесла глубокие изменения не только в международную, но и во внутреннюю жизнь нашей страны: свободнее вздохнула церковь и стала на позиции поддержки Советской власти, теснее стало национальное единство и крепче дружба народов нашей страны, «Интернационал» из Государственного стал только партийным гимном, расширены права Союзных Республик в во-енном деле и в международных связях… Это укрепит наша международное положение, поднимет наш вес при решении послевоенных вопросов за миро-вым столом…
… Мы живем сейчас в век таких грандиозных искушений духа и плоти, в век столь распространенной лжи, что трудно найти что-либо подобное в при-мерах мировой истории, в прошлых веках. Вот, например, сегодня немецкий самолет разбросал несколько листовок. Одна из листовок озаглавлена «Еще раз об убийствах в Катыни», а вторая – иллюстрированная – озаглавлена «Кожен нарiд мае свiй смак. Украiнки, що Ви iх бачите на цьому знiмку, найкраще знають, як догодити гарною стравою своiм землякам. Харчування готуеться на чистих кухнях, обудованих за останнiм словом технiки». Эта листовка с изображением чистеньких и веселых украинок, работающих на обильной и сверкающей кухне за изготовлением пищи для красноармейцев – немецких пленных, имеет задачу убедить нас в райском житье-бытье наших пленных в немецких лагерях. Что может быть кощунствее этого? Нам прихо-дилось не раз брать в плен немецких солдат. Это грязные, голодные и зав-шивленные люди. Неужели немецкое командование захотело бы поставить в более лучшие условия своих пленников? Конечно, нет. Немецкие пленники умирают от голода, забиваются до смерти палками надсмотрщиков, травятся собаками, сжигаются на кострах, а немецкая пропаганда осыпает нас дождем своих красочно иллюстрированных листовок. Правда, что в красивом может таиться яд. Но находятся люди, склонные поверить этим немецким листов-кам: соблазн обильного затмевает их разум, и они призрак и иллюзию спо-собны бывают принять за правду. Если бы этого порока не было в человече-ской душе, невозможна была бы никакая пропаганда. Но если в этой листовке немцы рассчитывали на человеческую слабость искания «желудочных благ», то чего же хотели они сказать «Еще раз об убийстве в Катыни»? Они хотели эксплуатировать ту психологическую черту людей, которая содействует вос-приятию лжи в качестве правды, если лживые «факты» многократно и упорно подтверждаются «очевидцами» и свидетелями. Известен случай, когда один неаполитанец признал свои башмаки за фазанов только потому, что все встречные и поперечные называли его башмаки фазанами.
Еще весной 1943 года немцы опубликовали сообщение, в котором дока-зывали, что в 1940 году в Катынском лесу советскими органами были убиты польские военнопленные. Теперь, когда пятнадцатый километр шоссе Смо-ленск-Витебск снова в советских руках, а работами Специальной Комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецкими фа-шистами в Катынском лесу военнопленных поляков полностью восстановле-на картина немецких злодеяний в Катыни, Геббельс снова наводнил наши по-ля своей листовкой. Он доказывает, что поляков убивали не немцы, а русские.
Что же в действительности произошло?
До нападения немцев на СССР в Смоленской области был лагерь для во-еннопленных поляков, занятых на строительных работах. Поспешное отступ-ление войск Красной Армии в 1941 году не позволило нашему правительству эвакуировать этот лагерь на Восток. Немцы, захватив лагерь, продолжали свою политику физического уничтожения поляков, и осенью 1941 года рас-стреляли всех военнопленных поляков в Смоленской области. Местом рас-стрелов был избран Катынский лес, что недалеко от Смоленска (к западу от города). Массовые расстрелы, как видно из опубликованных в «Правде» за 26 января 1944 г. материалов, совершались немецкой военной частью, зашифро-ванной условным наименованием «Штаб 537 строительного батальона». Во главе этого «штаба» стоял оберст-лейтенант Арнес и его помощники обер-лейтенант Рекст и лейтенант Хотт. Убийства производились по директиве из Берлина в осуществлении политики физического уничтожения славянских народов. Таковы факты. И никакими листовками Геббельсу не затмить наш разум, нашу возмущенную совесть. Что же касается немецких ссылок на «очевидцев» и свидетелей, то материалы Специальной Комиссии раскрыли методы, при помощи которых немецкие палачи создавали Катынское дело.
Почувствовав приближение Красной Армии, они пытками, провокациями, уговорами, подкупами отыскали некоторое число «свидетелей» и получили от них ложные показания. Сами эти «свидетели» на весь мир теперь рассказали, как немцы допрашивали их по катынскому делу. Не удалось и не удастся немцам свалить свои преступления на голову благородного русского народа. Не удастся поссорить нас с польским народом.
30 января 1944 года в Катынском лесу состоялась панихида по убитым фашистами польским офицерам. Командир 1-го польского корпуса в СССР генерал-майор Зигмунд Берлинг под звуки оркестра, исполнявшего Шопенов-ский «Фюнебр», возложил на могилу первый венок и отдал честь праху пав-ших. Заместитель Берлинга – генерал-майор Завадский в своей речи сказал: «Катынский лес – это новое преступление немцев против славян. Но гитле-ровская провокация не удалась. Никто не поверил их фальшивке… Русский народ помог нам найти правду, и он поможет нам донести эту правду до Варшавы. Будем же мстить врагу, пока не уничтожим его окончательно».
Немцы хотели катынской могилой поссорить русских с поляками, но до-бились обратного результата: именно над этой могилой еще раз торжественно и клятвенно скреплено братство русско-польского оружия, нацеленного в сердце Германии.
… 1 февраля 1944 года. Ночь прошла без артиллерийской канонады. Только ливни трассирующих пуль всю ночь расцвечивали серое небо огнен-ными радужными искрами. Морозно. Захвачены пленные. Они показали, что в связи с успехами второго Украинского фронта на его правом фланге, не-мецкое командование подготавливает солдат к драп-маршу за Южный Буг. Возможно, в этом есть большая доля правды. Но за Буг врага потянуло не от хорошей жизни: в войне наступил тот перелом, от которого веет неизбежной грядущей победой наших войск над немцами.
В половине дня получили приказ принять полосу обороны от 41-й диви-зии, т. е. нам надо подвинуться значительно правее, к деревне Рыбчино. 41-я дивизия высвобождалась для боевых дел на правом фланге 2-го Украинского фронта.
Вечером пришли новые хорошие вести: ленинградцами взят Кингисепп.
… На новом месте мы устроились быстро. Штаб разместили в толстостен-ной хате из самана. Прямо из-под стены шел ход в траншею и в щели, куда можно было прятаться от снарядов. Все это сделано было еще немцами, но годится и для нас. Штабной писарь – старшина Логвинов раскопал в куче бу-маг на чердаке книгу, оказавшуюся семьдесят седьмым изданием «Еванге-лия», отпечатанного в 1915 году. Редко какая другая книга выдерживала та-кое большое число изданий. Книга напечатана славянским шрифтом, и я уди-вился, что еще не забыл чтение его, хотя обучался славянскому чтению лет восемнадцать тому назад. Бренное что-то есть в славянском шрифте, как впрочем и во всей современной жизни, избитой минами, снарядами и ложью немецкой пропаганды. Вот прямо под окном штабной хаты чернела опален-ная краями воронка, выбитая в земле немецким снарядом, на титульном листе «Евангелия» нарисован тушью немецкий герб со свастикой, на полях страни-цы написана фраза из Ницше «Германия – превыше всего», а на синей про-кладке, заложенной в книгу каким-то украинским читателем, изображен не-мец с дубиной дикаря-людоеда… Все полно противоречий, как и евангель-ский текст. Евангелист Матвей, если он был в жизни, сам заметил противоре-чие своих суждений, но не стал уничтожать их, а счел за большее благородст-во свой стих 16-й подправить и объяснить стихом 18-м. Жаль, что в наше время привыкли к заметанию следов и к опусканию «концов в воду», что час-то вынуждает нас принимать явления в готовом виде и в приемлемой служеб-ной редакции, за которой ни в какой микроскоп или телескоп не рассмотришь динамику становления: вывод никогда не имел качеств прозрачности. И горе тому, кто живет одними выводами…
… В стихе 16-м главы 1-й «Евангелия» Матвей писал:
«Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от которого родился Иисус, назы-ваемый Христом».
Вспомнив догму, что Иисуса родила не жена, а дева, да еще непорочная, Матвей не стал зачеркивать свой стих 16-й, как это сделали бы современные политики, не желающие попасть в конфузное положение, а просто написал дополнительно стих 18-й в следующей редакции:
«Рождество Иисуса Христа было так: по обручении матери его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что она имеет во чреве от Духа Святого…»
Какая волнующая наивность! И она владела на протяжении веков умами и сердцами миллионов людей. Продолжает владеть и поныне. Блажен, выходит, обманутый, не зная о том во век. Не этот ли мотив прозвучал в рассказе Се-рафимовича «На реке?» Обратная сторона этой медали состоит в том, что… горе понимающему, но лишенному сил одолеть зло и изменить мир в сторону всеобщего счастья. А сильные почти всегда бывают не склонны снисходить до мелочей жизни, так как не знают боли от поражающего других неустрой-ства и зла, не несут на своей спине всенародное бремя. Не этот ли мотив вол-новал Грибоедова до самой последней минуты, пока фанатичная тегеранская толпа грязными руками оборвала его жизнь?
… На улице гулко лопнул снаряд. Я взглянул на часы. Было ровно 13 ча-сов по Московскому времени. 2-е февраля 1944 года. Издалека-издалека, как сквозь сон, доносился с северо-запада неясный гул артиллерийской канонады. И, может быть, сто верст отделяли нас от того места, где столь внушительно гремели пушки. Что представлял в сравнении с ними этот немецкий снаряд, лопнувший невдалеке от штаба и переломивший единственную на этой улице старую березу? Я записываю войну. Когда, интересно, смогу записать я день и час наступившего мира? Дату, за которой последует строительство челове-ческого счастья без повторения столь многих заблуждений, допущенных людьми в предвоенные годы и отравляющих часто наше существование.
Эти строки я пишу, уже находясь во власти мечты. Забытое Евангелие, распластав свои листы-крылья, одиноко лежало на немецкой противоиприт-ной накидке, имитированной под шагрень. Вспомнил о шагрени, а перед гла-зами встал Бальзак с его волшебной «Шагреневой кожей». Если бы мне при-шлось владеть таинственным куском шагрени, то первым моим желанием было бы дать человечеству мир, а не взять себе красавицу со звездными гла-зами… Однако, нельзя давать волю моей измученной мысли, иначе она заста-вит карандаш покрыть сотни страниц мелким убористым почерком, плотным текстом, в буквах которого растворится большая жизнь маленького человека, всегда чаявшего осуществить мечту о подлинном народном благоденствии, но видеть которое он, возможно, сумеет лишь во сне и в неспокойное грезе… О, как коротка жизнь человека, и как много в ней препон, мешающих людям излить свою душу в исповедной беседе перед всем миром: римский цензор пережил столетия…
… Внезапно пришла мысль, если останусь жив, написать после войны рассказ «Очищение». Рассказ о том, как человек, отвергнутый родиной, по-любил ее, пройдя через очистительный огонь войны…
3 февраля посмеялся немного над наивностью начальника штаба полка капитана Прокина. Он кодировал схему огней названиями зверей: «Леопард», «Лев», «Тигр»… Ему еще осталось закодировать один огонь, но он не смог сразу придумать подходящего звериного названия и задумался.
– Напишите «Жираф», – посоветовал я.
– Не подойдет, – возразил Прокин. – Жираф это птица, а мне нужен зверь.
– Жираф птица? – нетактично удивился начхим Савицкий. – Это вроде ко-ня с длинной шеей, а вовсе не птица…
Картинка, которая Чехову годилась бы для написания веселого рассказа. Но в наше время, как писала однажды «Правда», многие редакторы имеют коровьи глаза и не разрешают нашим героям ни плакать, ни смеяться, ни умереть, как следует. Например, даже за границей стал известен случай, когда рассказ одного из известных русских писателей был вычеркнут редактором из сборника по мотивам «пессимистической струнки», которая состояла в том, что летчик поставил рекорд, а сам погиб при исполнении долга… Умному разве долго найти запретительную причину?
Вечером пошел в боевые порядки 1-го батальона, и пробыл там почти до утра. Вспомнить когда-либо надо эту ночь: тепло, клубился небольшой туман, освещенный луною. На бруствере отбитого у немцев окопа торчало ружье, воткнутое штыком в землю. И не понять, был ли в этом символ начавшегося протрезвления немецкого солдата или было злобное предложение нам пойти в немецкий плен? Ведь выкрик «Штык в землю!» служил в этой войне знаком предательства для нас и был немецким пропуском для людей с опустошенной душой, которые пытались на подошвах своих сапог унести Родину в немец-кое рабство. Такие, к сожалению, были у нас.
Когда мы спустились в лощину, то заметили человека. Он полз к немец-кому проволочному заграждению. Мы знали, что в эту ночь не действовали наши разведчики и саперы. Никому не дано было задание резать немецкую проволоку или ползти к немецким окопам. Мы успели добежать до пулемет-ного окопа раньше, чем человек дополз до проволоки. Пулеметчик немедлен-но прицелился, нажал на гашетку. Огненные брызги трассирующих пуль осыпали человека, переступившего законы страны. Труп его и утром продол-жал лежать в снегу. Только следующей ночью вытащили его оттуда наши разведчики. В рукаве ватной фуфайки нашли справку, что предъявитель ее действительно отбывал наказание в Н-ском лагере по статье 58 Ук, но был освобожден по особому ходатайству Р-ского районного отд. НКВД. Ошибоч-но освобожденный, он, видимо, спешил к своим хозяевам. По пути к ним он попал рядовым в Красную Армию, по пути к ним и обрел заслуженную смерть…
К 5-му февраля оттепель совсем согнала снег с полей. Земля раскисла, и трудно стало вытаскивать сапоги из клейкого суглинка улицы, из чернозема огородов, ходить по которым приходилось, чтобы прятаться за домами и из-городями от немецкого наблюдения и огня. Запахло весной. Днем я услышал песню жаворонка. Совсем исчезли красногрудые снегири, порхавшие, быва-ло, по заиндевелым веткам бузины. Приближалась весна, но далеко еще было до мира. Окруженные севернее Звенигородки, немецкие дивизии не хотели сдаваться. Немецкое командование подбрасывает им боеприпасы и продо-вольствие при помощи трехмоторных «Юнкерсов». Безнадежное дело! Плохо усвоили немцы урок Сталинграда… Вчера сбито на подступах к окруженным дивизиям 60 трехмоторных «Юнкерсов».
7 февраля выехал верхом в политотдел дивизии на совещание. Совсем весна: журчали ручьи, мокрый туман плыл над полями, по обочине дороги зеленела трава, зеленела озимь. Но к вечеру резко похолодало, потянул се-верный ветер.
Ночное радио сообщило то, о чем мы уже имели некоторые оперативные сведения: пять дней тому назад начал свое наступление Третий Украинский фронт. Освобожден город Аппостолово и более 200 других населенных пунк-тов. Войска фронта вплотную подошли к Никополю, продвинулись на право-бережное низовье Днепра.
Ночь прошла в пулеметной трескотне: в Н. Федоровке вела с немцами бой 63-я отдельная штрафная рота. Утро сиверное, морозное. В разрывах облаков временами мелькало бронзовое солнце, и от его пронзительного света стано-вилось тогда еще холоднее. Зима решила не уступать. В трубе и окнах нашей хатенки ветер выл и свистел. Медленно и грустно чирикали нахохлившиеся воробьи, перепрыгивая с ветки на ветку чахлой акации, растопырившейся под окном. Из вишневого сада методически била наша пушка в лощину, шедшую от Рыбчино к хутору Веселому: там был замечен врытый в землю немецкий танк.
В штаб привели женщину. Она – жительница Вершины Каменки, а роди-лась в свое время в Рыбчино. Здесь она жила и при немцах. А сегодня пришла из далека, чтобы увидеть своего мужа, который, оказывается, служил в нашем полку. По телефону я отдал приказание выслать ее мужа из роты в штаб на свидание с женой, а сам разговорился с женщиной о ее житье-бытье при не-мецкой оккупации. Она многое рассказала, а потом заключила: «Я думала раньше, что немцы очень умные, а в действительности мы, бабы, и то их уме-ли дурачить». В подтверждение своего тезиса женщина рассказала о немец-ком коменданте участка, который на задке своей брички приказал написать: «Ариец пан Круль». Этот пан Круль, толстенький мюнхенский пивовар с жирным подбородком, пузатый и низкорослый, любил разъезжать по округе в бричке, запряженной парой гнедых жеребцов. На высокой его фуражке свер-кала металлическая птичка, на серых петлицах мерцали эмалированные пря-моугольники – знаки власти. Круль – ретивый немец, кнутобивец, крикун, старатель за «Великую Германию». Он приказал засеять поле пшеницей и дать высокий урожай. Рыбчинские женщины, Новгородского района, Кирово-градской области, организовали пану Крулю неурожай: они подвесили на се-ялки тяжелые гири и заделали зерно на столь большую глубину, что редко ка-кое взошло. Зерно попарилось в земле, и «Великая Германия» не получила пшеницы с рыбчинских полей…
… Ночью стало известно, что войска Третьего Украинского фронта в те-чение 8 февраля овладели Никополем, а 4-й Украинский фронт ликвидировал левобережный плацдарм немцев юго-восточнее Никополя.
Всю ночь под 11 февраля провел в траншее. Мы рыли ее под огнем не-мецких пулеметов. У нас не хватало солдат, чтобы рыть трехкилометровую траншею. За лопату взялись все офицеры. В первом часу ночи особенно злобная пулеметная очередь прошлась по нашему колену траншеи. Буквально у самых моих глаз мелькнули огненные искры и я видел, как исчезли они на груди моего товарища, старшего лейтенанта Соколова. Он слабо вскрикнул и медленно опустился на дно траншеи. Я бросился к нему, но все уже было кончено: разрывные пули сделали свое дело. А как жаль Соколова! Тихий, безответный человек. Всему полку и даже дивизии запомнился он шагающим в рядах, как солдат, с винтовкой «на ремень», с котелком на боку, с патрона-ми в котелке. Так прошагал он с полком сотни километров и был в шутку прозван «человеком с ружьем». Вместе со мной под ураганным немецким ог-нем он форсировал Днепр в ночь под 6 октября 1943 года, перенес нечелове-ческое напряжение в многодневных боях с немцами на правобережном плац-дарме, и теперь с лопатой в руках погиб в дождливую ночь в траншее на средней линии между Кировоградом и Кривым Рогом, погиб в мятежную ночь, полную огня и свиста пуль. Навсегда закрылся его рот с блестками ме-таллических зубов, закрылись косматобровые глаза, поникла усталая пятиде-сятилетняя голова на усталую, пробитую пулями грудь. Как можно было по-думать, что человек, прошедший с ружьем всю страну, должен умереть на юго-западных скатах высоты 175.3?!
Днем тело Соколова мы погребли на дивизионном кладбище в Ново Анд-реевке. Прощай, мой боевой друг! Может быть, суждено будет моим запис-кам выйти в свет, и строки, написанные о тебе, будут прочтены многими, кто знал тебя в дивизии, будут прочитаны твоими родными в Воронеже. Все по-мянут тебя добрым словом и обнажат голову перед памятью твоей. А пока над всеми нами веет смерть, и кто знает, пощадит она нас или коснется наших уст своим поцелуем небытия…
… Севернее Звенигородка и Шпола наши войска продолжали бои по уничтожению окруженной немецкой группировки из 8-ми пехотных дивизий, одной 213-й охранной дивизии, танковой дивизии СС «Викинг» и мотобрига-ды СС «Валония». Общее число окруженных войск достигает 70 тысяч чело-век. Немцы обороняются яростно, но ничто теперь не спасет их от разгрома. Здесь, в районе Корсунь-шевченковский, немцы получат новый Сталинград.
12 февраля немцы совершили несколько артиллерийских налетов на Рыб-чино. Один из снарядов влетел в окно нашей хаты, разметал со стола бумаги, пробил противоположную стену и разорвался в соседском дворе, убив двух девушек-санитарок и одного бойца.
В ночь я ушел на НП. Сыро, холодно и туманно. Без конца загорались зарницы артиллерийских огней, дрожали в небе разноцветные огни ракет, свистели над курганом пули.
На нашем участке немец ежедневно стрелял разрывными пулями. В ночи создавалось впечатление, что огненные струи, цепляясь за полыни и черно-быльники, за неубранные подсолнечные стебли, раскалывались на мелкие звездчатые брызги, цвели невиданными пламенными цветами, источавшими вместо аромата оглушительный треск.
Вечером 13 февраля узнал, что 1-й Украинский фронт овладел Шепетов-кой. Наши дивизии близки к Западным границам нашей Родины. Пусть об этом подумают в Англии, не спешащей с открытием второго фронта. В той стране, как сообщило ТАСС 7 февраля, препятствуют распространению со-ветских кинофильмов о победах Красной Армии. Там боятся многие наших побед. Это является одной из причин затяжки с открытием второго фронта. Но именно наши победы заставят и твердолобых поспешить со вторым фрон-том. Они, конечно, прочитали американскую газету «Крисчен сайнс мони-тор», которая написала знаменательную фразу: «Может быть грядущая эпоха будет русским веком…»
Наша Красная Армия кует этот век. Войска Ленинградского фронта взяли сегодня Лугу, Гдов, Комаровск, освободили более 800 других населенных пунктов.
… 17 февраля 1944 года покончено с Корсунь-шевченковской группиров-кой окруженных немецких войск. На поле боя остались 52 тысячи немецких трупов и 11 тысяч немцев сдались в плен. В селе Джурженцы обнаружен труп генерал-лейтенанта Штеммермана, отклонившего 8 февраля ультиматум со-ветского командования о капитуляции. Штеммерман поверил Гитлеру, что тот его выручит. И вот он, гитлеровский генерал Штеммерман, мертв. Пожи-лой человек с седоватым бобриком волос, с истощенным лицом и тонкими иезуитскими губами, с костлявыми цепкими пальцами на тонких аристокра-тических руках, лежал в снегу освобожденных от фашистов украинских по-лей. Он не вырвался из окружения, не дождался помощи от «фюрера». Какой прекрасный итог, какая классическая операция. Войска 2-го Украинского и 1-го Украинского фронтов 2-го февраля начали наступление из района севернее Кировограда в западном направлении и из района юго-восточнее Белая Цер-ковь в восточном направлении, прорвали сильно укрепленную оборону нем-цев и смелым искусным маневром окружили крупную немецкую группировку войск севернее линии Звенигородка–Шпола. Но под Корсунь-шевченковским оказалась обстановка иная, чем под Сталинградом. Немцы имели две сильные танковые группы: одна в районе Умани, другая – севернее Кировограда. По-этому здесь нельзя было повторить сталинградскую операцию (прорыв на флангах, окружение по сходящимся направлениям, одновременное наступле-ние частью сил на запад, чтобы максимально расширить внешнее кольцо ок-ружения и громить резервы противника), надо было применить оригинальный план. И он был применен. Здесь не только заботились об окружении немцев, но и о быстром создании прочного внешнего фронта обороны. Огульное движение на запад здесь исключалось.
Результат оказался изумительным. Ведь с 5 по 18 февраля на помощь ок-руженной немецкой группировке, как и предполагал руководитель операции генерал армии Конев, рвались из районов западнее и юго-западнее Звениго-родки 8 немецких танковых дивизий с «Тиграми», «Пантерами» и самоход-ными пушками «Фердинанд», рвались несколько пехотных дивизий, поддер-жанных 600 бомбардировщиков и истребителей. Этот бешеный натиск из района южнее Звенигородка разбился о прочный внешний фронт обороны советских войск. Потеряв 20000 солдат, немцы так и не пробились на выруч-ку Штеммермана. Об ожесточенности боев и о состоянии немецкой психики под воздействием наших орудий можно судить не только по трупам и разби-той немецкой технике, усеявшей поля боев, но и по показаниям пленных. Они показывали, что за последние 3–4 дня перед капитуляцией среди солдат и офицеров наблюдались массовые случаи самоубийства. Раненые, по приказу немецкого командования, умерщвлялись. Таков скорпионий характер немец-ких фашистов!
19 февраля 1944 года освобождена от немцев Старая Русса.
Генерал Эйзенхауэр награжден орденом Суворова I-й степени.
Сегодня, 20 февраля, объявлен по радио Указ Президиума Верховного Со-вета СССР о присвоении генералу армии Коневу И. С. военного звания Мар-шала Советского Союза.
22 февраля на НП прибыл ко мне командир 3-го дивизиона 9 артиллерий-ского полка капитан Чешский. Мы решили побеспокоить немцев огоньком, но в поле висел такой туман, летали снежинки, что пришлось от своего реше-ния отказаться: снаряды у нас строго лимитированы, и пулять их, не видя це-лей, нельзя. В ожидании, что ветер разгонит туман, мы читали в блиндаже «Первую девушку» Богданова. Неуютно у нас, холодно, грустно. Только на фронте весело: наши войска ворвались на окраину Кривого Рога. Третий Ук-раинский фронт действует.
Вечером 23 февраля приняли известие о взятии Красной Армией Кривого Рога, а также получили текст Приказа Верховного Главнокомандующего № 16, посвященного 26-й годовщине Красной Армии. В приказе отмечено, что Красная Армия успешно провела зимнюю компанию 1942–43 года, выиграла летние сражения 1943 года и развернула победоносное зимнее наступление 1943–44 года. В боях пройдено на Запад местами до 1700 километров, очи-щено от врага ; захваченной им советской земли. Красная Армия ликвиди-ровала мощную оборону немцев на всем протяжении Днепра от Жлобина до Херсона, советские воины завершают очищение Ленинградской и Калинин-ской областей и вступили на землю советской Эстонии. Развернулось массо-вое изгнание оккупантов из Советской Белоруссии. За три месяца зимней компании 1943–44 года освобождено от немцев 13000 населенных пунктов, в том числе 82 города и 320 железнодорожных станций. Теперь уже всем, должно быть, ясно, что гитлеровская Германия неудержимо движется к ката-строфе… Если Советский Союз один на один… нанес немецко-фашистским войскам решающие поражения, то тем более будет безнадежным положение гитлеровской Германии, когда вступят в действие главные силы наших союз-ников… Немецко-фашистские разбойники мечутся теперь в поисках путей спасения от катастрофы. Они снова ухватились за «тотальную» мобилиза-цию… Гитлеровские дипломаты носятся по нейтральным странам, намекая на возможность сепаратного мира с нами или с нашими союзниками… Близится час окончательной расплаты за все злодеяния гитлеровцев на советской земле и в оккупированной Европе…
Отметив героическую роль рабочих, колхозников и советской интелли-генции в наших победах, Сталин выразил уверенность, что создание новых войсковых формирований в союзных республиках…еще более укрепит Крас-ную Армию… Товарищ Сталин снова предупредил весь наш народ и Армию, что враг еще не разбит, что нам не надо самоуспокаиваться: нужно напря-женным усилием подвести противника к пропасти и столкнуть его туда. Долг Красной Армии – каждый день поднимать выше свое военное искусство, не-престанно и тщательно изучать тактику врага, разгадывать его коварные уловки, противопоставлять вражеской тактике нашу более совершенную так-тику, использовать боевой опыт передовых частей Красной Армии и бить врага по всем правилам современной военной науки.
Приказ ясен. В этом году союзники откроют второй фронт. Но пока мы должны надеяться на свои силы. Ведь соображения естественно-природных условий не будут отброшены нашими союзниками, а это значит, что высадку войск на французское побережье англичане и американцы не произведут раньше лета текущего, 1944 года. Ну, теперь осталось не долго. Дотянем.
24 февраля. Холодно, мглисто. Войска Ленинградского фронта заняли станцию Дно и Струги Красные (севернее Пскова), Первый Белорусский фронт овладел городом Рогачев. Ночью под 25-е начались пожары в районе Новгородки, что послужило сигналом к началу боя: немец привык перед сво-им отступлением сжигать села, а мы не могли дать ему спокойно отступать. Бои затянулись на несколько дней. Появилась немецкая авиация. Партиями по сорок самолетов она методически клевала наш передний край, особенно активно бомбардируя район Тарасовки (западнее нас, ближе к Кировограду). Немцы, напуганные наступлением наших войск на других участках, вероятно, приняли нашу демонстрацию за начало нового наступления и потому злобст-вовали здесь с такой активностью. В течение ночи под 29-е мы отразили три немецких контратак и овладели первой линией немецких траншей. Подсчита-но до сотни немецких трупов. Среди убитых обнаружено несколько солдат из армии изменника Власова. В карманах одного из них изъята газета «Новий час» (издание Вознесенського окружного комiсара) за 26 февраля 1944 года или, как написано в подзаголовке газеты, № 16(222) от 26 лютого 1944 року. Вранья в этой газетке, редактируемой неким А. Козловским, весьма много. Но ожидать правды от немецкого прихвостня и не приходится. Да и сама ре-дакция откровенно предупреждала своих читателей об этом. В подзаголовке газеты так и написано, что «Редакция сохраняет за собою право выправлять рукописи». Ну и выправляют, как немцам нравится. Например, в отделе « Го-ловна квартира фюрера» сообщено, что «В Кривому Розi нашi вiйська ведуть тяжкi вуличнi боi з ворожими силами, якi прорвалися. Бiля Звенигородки, на схiд вiд Жашкова, на пiвдень вiд Березини i на пiвнiчний схiд вiд Рогачева ворожi наступи були вiдбитi, при чому ворог повiс кривавi втрати, мiсцевi вклинення були лiквiдованi або iзольованi. Також i на пiвнiч вiд Великих Лук совети вели безуспiшнi наступи…» Несколько строк взято мною, но и в них целый ворох немецкой брехни. Ведь фактически в районе Шпола-Звенигородка немецкие дивизии кончили свое существование под ударами Красной Армии еще 17 февраля, Кривой Рог взят 23 февраля, Рогачев – 24 февраля, а немцы продолжают дудеть в своей газетке на украинском языка, что атаки советов отбиты. А врать им приходится не от хорошей жизни.
На первой же страницы газеты «Новый час» опубликована поздравитель-ная телеграмма Гитлера маньчжурскому царевичу.
«Привiт фюрера цiсаревi манджурii.
З Головноi квартири фюрера. Фюрер передал телеграмою в сердечних словах побажання щастя цiсаревi Манджурii знагоди рiчницi з дня його на-роддення».
Обреченный поздравил обреченного. Кто из них кого переживет и на-сколько?
Газетка пыталась поговорить и о вопросах большой политики. С этой це-лью она опубликовала большую статью без подписи, озаглавленную «Наша вiдповiдь». В этой статье взята под обстрел советская демократия и послед-ние правительственные и конституционные мероприятия СССР. Газета назва-ла «новым трюком» такие мероприятия в СССР, как введение офицерских званий, установление орденов Суворова, Александра Невского и Кутузова, реабилитации церкви, роспуск Коминтерна и замена государственного гимна «Интернационал» другим Гимном, изменения в Конституции – расширение прав Союзных Республик (создание там наркоминделов и наркоматов оборо-ны, создание национальных воинских формирований).
Не в силах опровергнуть неприятные для немцев факты, газетка попыта-лась своеобразно объяснить их, чтобы тем самым и очернить всемирно-историческое значение мероприятий Советской страны, припугнуть и наших союзников. Она взялась за отыскание причин демократизации нашего строя, и указала их три: 1. Демократизация в СССР есть развитие основной страте-гии большевиков, рассчитанной на мировую революцию: за демократически-ми формами будет замаскирована диктатура, и народы Европы соблазнятся «добровiльно вступить до СССР». 2. Дав самостоятельность в международ-ных делах своим 16 Союзным республикам, СССР увеличит свой междуна-родный вес в 16 раз. 3. Сталина упросили из Лондона и Вашингтона немного побелеть хотя бы на время войны, т. к. неудобно красным советам воевать рука об руку с капиталистическими Англией и Америкой против Германии.
Свою «Вiдповiдь» газетная статья закончила выводом, «что вмирати за Москву i ii царя Сталiна нiхто не хоче».
Неучам и провокаторам из легиона немецкой пропаганды пора бы знать слова Сталина, произнесенные на весь мир, что «Революция не относится к числу экспортных категорий», и запугивать ею немцам некого. Времена стали другими, и на этом жупеле немцам не удастся выиграть чего-либо, чтобы ос-лабить влияние Советского Союза, как ведущей силы свободолюбивых на-ций, поднявшихся на борьбу с фашизмом.
Об увеличении международного веса Советского Союза в 16 раз немцы закричали с перепугу. Во-первых, законы политики не совпадают с законами арифметики: Германия, подчинив себе всю Европу, оказалась все же изоли-рованной в международном смысле, а Советский Союз, опираясь на добро-вольное объединение Республик, даже в тяжелые дни сталинградских боев не только продолжал быть центром мирового внимания и надежд свободолюби-вых народов, но и оставался Советским Союзом: ни одна из Республик ему не изменила. Значит, вес нашего Советского Союза не в том, в чем хотят его представить немцы, не в числе «16», а в монолитном союзе наших народов, крепости которого может позавидовать любое национальное государство. И не в расчете на чужой пирог получили наши Республики расширение своих прав. Нет, во-первых, наша Конституция предусматривала возможность такой демократизации. Во-вторых, создание войсковых формирований в союзных республиках и предоставление Союзным Республикам права внешних дипло-матических взаимоотношений с другими странами было подготовлено имен-но боевым содружеством народов СССР в отечественной войне и всей исто-рией нашего государства.
По третьему вопросу надо сказать, что Сталину вовсе нечего было «бе-леть» для успешного создания антигитлеровской коалиции государств. В ос-нове этой коалиции лежат длительные насущные интересы свободолюбивых стран, а стратегия большевизма никогда не исключала военного союза наше-го государства с одним или группой капиталистических государств против одной или группы наиболее реакционных империалистических стран. Занос-чивым немецким писакам и их украинским прихвостням не мешало бы знать конкретное на этот счет и очень давно уже высказанное мнение самим Лени-ным. Да и Сталин эту мысль неоднократно подчеркивал как в довоенных и в период войны сделанных выступлениях. Невежество и провокаторское усер-дие, с которым редакция «Нового часа» писала приведенную нами статью, за-вершились достойным автора-провокатора неумным воплем: «а вмирати за Москву i ii царя Сталiна нiхто не хоче». Да, господа, мы хочем жить за Моск-ву и за Сталина. А вы приготовьтесь умереть за свой трижды проклятый Бер-лин. Туда ведут все дороги наших наступающих полков и дивизий.
… 29 февраля стало тепло, поплыл над полями косматый туман. Снег рас-таял и под ногами чавкала грязь. На ходу мы завтракали, на ходу читали газе-ты (27-го освобожден город Порхов, славившийся немецкими лагерями, в ко-торых уничтожались тысячи пленных красноармейцев): мы готовились к лю-бым неожиданностям, производили перегруппировку сил. Ночью немцы жес-токо атаковали нашего правого соседа – 36-ю СД, днем они могли броситься на нас. Всю ночь под 1-е марта я провел на НП, где караулил каждый шаг немцев, а утром вышел на рекогносцировку соседнего (левого) участка мест-ности, который нам подлежало в дальнейшем включить в границы своей обо-роны. Путь сюда лежал по Кировоградскому грейдеру до мостика, что южнее Николаевки. От мостика мы с ординарцем повернули на юг и пошли по балке. Было тепло, журчали ручьи. Над нашими головами шуршали крупнокалибер-ные снаряды: наши и немецкие дальнобойные батареи вели огневую дуэль.
По талому, пожелтевшему снегу тянулся рыжий немецкий телефонный кабель. Шагая вдоль него, мы миновали кусты, поднялись к груде камней и оттуда увидели деревню. Она маячила в тумане, будто мираж. Это был хутор Веселый (северная часть – в наших руках, южная – в немецких). Оттуда за-строчил пулемет. Рядом с камнями прозвенели пули, брызнула грязь. Мы сбежали вниз почти к самому ручью на дне балки и продолжили свой путь. Миновали землянки минометчиков и артиллеристов, миновали штабеля за-маскированных снарядов, блиндажи, на крышах которых дымились мокрые портянки и шинели: пользуясь теплым днем, бойцы обсушивались и сушили свои вещи.
Через каменную плотину, дырявой стеной перехватившую ручей, мы пе-реправились на правую сторону балки. Из нашего вида пропала деревня, скрытая за складками местности. Мимо опрокинутых вагонеток и разрушен-ной узкоколейки мы прошли в собственно каменоломню. Серые гранитные стены. Отвесные и суровые, они образовали огромный каменный котлован, в котором не могли достать никакие немецкие пули. По каменным выступам мы вскарабкались наверх и вступили в небольшую лощину, заваленную ог-ромными серо-зелеными гранитными глыбами, похожими на гигантских ля-гушек. Глыбы эти принесены сюда ледниками со Скандинавских гор, может быть, полмиллиона лет тому назад. До войны здесь ломали камень советские рабочие. Во время войны камень ломали и дробили немцы, покрывая им ши-рокое полотно грейдера Кировоград-Кривой Рог. Теперь снова мы стали хо-зяевами этого камня. По тропинке между лобастыми валунами гранита мы добрались, наконец, до НП командира 63 ОШР старшего лейтенанта Чернова. Отсюда мы до самого вечера следили и наблюдали за немецкой обороной. К наступлению сумерек все наиболее важное и представлявшее боевой интерес было занесено мной на схему. Мы засекли также две новых минометных ба-тареи, заставив их открыть огонь ложной демонстрацией наступления одного из взводов ОШР. Немец стал нервным: он открывает минометный и артилле-рийский огонь и тогда, когда, по нашему мнению, хватило бы огня одного станкового пулемета.
С наступлением темноты наши подразделения заняли окопы 63-й ОШР, растянув свой левый фланг. Кроме того, мы в ночь начали принимать участок обороны правого соседа, т. е. участок обороны 106 полка 36 СД. Для этого нам пришлось растянуть свой правый фланг. Плотность наших боевых по-рядков достигла неимоверной мизерности: 15–20 человек на километр фрон-та. Был ли в этом риск? Да, был большой риск. Но это не было авантюрой. Во-первых, командованию фронта очень и очень нужны были дивизии для боев за Умань и мы высвобождали эти дивизии с левого фланга 2-го Украин-ского фронта. Во-вторых, успехи третьего Украинского фронта, развивавше-го наступление в направлении магистрали Куцовка-Николаев, ставили немцев перед нашим фронтом под угрозу окружения, и им было не до наступления на нас. В-третьих, мы отлично знали, что немецкая разведка в последнее время работала очень плохо и ничего не знала о событиях в наших траншеях (Кста-ти будет сказать, что немецкая полевая разведка вообще стояла на небольшой высоте. Гораздо лучше была у немцев поставлена агентурная разведка. Но по мере возрастания наших военных успехов сужалась база для действия немец-кой агентурной разведки. Были даже случаи, когда немецкие агенты, утратив веру в победу Германии, предпочитали добровольно выдать себя в руки со-ветских властей, чем волочиться на привязи за обреченной немецкой колес-ницей). В-четвертых, мы знали, что события должны развиваться с такой молниеносностью, что немцы не успеют узнать о сильном ослаблении нашего участка фронта, как над их головами разразится удар невиданной силы. Кро-ме всего, недостаток своих сил мы замаскировали дерзостью и усиленным огнем. Захваченные пленные утром показали, что немцы очень боятся нашего наступления и предполагают наличие у нас подошедших подкреплений: ре-жим огня стал другим, более мощным.
… Утром 3 марта прибыл к нам из дивизии Самусенко. Он сообщил но-вость: войска Ленинградского фронта перерезали железную дорогу Нарва-Таллин.
В блиндаже наблюдательного пункта сплошной дождь: снег на крыше растаял, вода просочилась сквозь земляную насыпь и обильными каплями па-дала с бревенчатого потолка, заливала постепенно все. Мы прибили к потолку плащ-палатку, но она вскоре под тяжестью воды надулась, точно парус от ветра. Через край ее начала бежать вода. Тогда телефонист предложил свое изобретение: он гвоздем пропырнул палатку в самом центре вздутия, а под упругую струю воды, засвистевшую через дыру, подставил котелок. Так мы и оказались под палаточным зонтом-водосбирателем. Телефонист попеременно подставлял под водяную струю, выплескивая воду за блиндаж, в канаву, и мы чувствовали себя неплохо. Я даже согласился прочитать несколько страниц из найденной ординарцем книжки «Ведьма» Е. Оларт (издана в 1913 году. Иногда истина познается путем сравнения. Так вот в этом вопросе: книжки современных авторов, по сравнению с «Ведьмой» Е. Оларта, настолько слиш-ком умны, что вряд ли какую из них станет украинский колхозник беречь 32 года… Да у нее и переплет не выдержит такого длительного бережения). В этом же сборнике напечатано произведение Катерины Бестужевой «Жены де-кабристов».
Часов в двенадцать дня пришел на НП представитель редакции газеты «Сын Родины». Он уговорил написать для газеты небольшой рассказ о раз-ведчике. Обещал ему сделать рассказ под названием «Сын» или «Самолю-бие». В блиндаже мы беседовали по поводу публикации информбюро Нарко-миндела СССР к вопросу о советско-финских отношениях. Оказывается, что в середине февраля 1944 года один видный шведский промышленник, по просьбе Паасикиви, содействовал встрече последнего с советским посланни-ком в Стокгольме А. М. Коллонтай. Встреча состоялась 16 февраля. Паасики-ви отрекомендовал себя в качестве уполномоченного Финского Правительст-ва, обязанного выяснить условия, на которых согласно будет Советское Пра-вительство допустить прекращение военных действий и выход Финляндии из войны.
Проконсультировавшись с Правительством СССР, Коллонтай вторично встретилась с Паасикиви и передала ему следующие условия перемирия: 1. Разрыв отношений с Германией и интернирование немецких войск и кораб-лей в Финляндии, причем если Финляндия считает эту последнюю задачу для себя непосильной, то Советский Союз готов оказать ей необходимую помощь своими войсками и авиацией. 2. Восстановление советско-финского договора 1940 года и отвод финских войск к границе 1940 года. 3. Немедленное воз-вращение советских и союзных военнопленных, а также советских и союзных людей из гражданского населения, содержащихся в концлагерях или исполь-зуемых финнами на работах. 4. Вопрос о частичной или полной демобилиза-ции финской армии оставить до переговоров в Москве. 5. Вопрос о возмеще-нии убытков, причиненных Советскому Союзу военными действиями и окку-пацией советских территорий, оставить до переговоров в Москве. 6. Вопрос о районе Петсамо оставить до переговоров в Москве.
 Такие условия по отношению Финляндии могло выставлять только Со-ветское Правительство. Всякое другое потребовало бы от Финляндии безого-ворочной капитуляции. А тут получилось, как в древности: «Боги на стороне победителей, Катон на стороне побежденных». Горе будет Финляндии, если она не примет этих очень мягких условий перемирия… Но финские правите-ли (военные преступники) могут взглянуть на исторические перспективы Финляндии под углом зрения личной судьбы, и тогда они выберут именно худший путь для Финляндии. Ближайшие дни это покажут.
4 марта меня внезапно вызвали на партбюро и начали разносить за то, что я веду записки, пишу статьи в газеты, работаю над рассказами. Это было так дико, что я только поглядывал молча на разгневанных членов партбюро пол-ка, недоуменно разводил руками. Особенно старался пьянчушка Котов, счи-тающий себя холостяком, но по забывчивости написавший в анкету, что у не-го есть шурин и теща. Только в конце заседания мне стало понятно, почему загорелся сыр-бор: нашей братии стало известно, что я написал во фронтовую газету заметку о неправильном расходовании спирта в полку (бойцам вместо стограммовой порции выдавалось семидесятипяти граммовая порция водки, а сэкономленные литры распивались кучкой начальства, в числе которых упо-минался Котов). Жаль потраченное на партбюро время. Лучше бы я побесе-довал с бойцами в траншее. Там куда интереснее. Секретарь партбюро Там-бовцев, о котором я был высокого мнения, оказывается, способен снизойти до обывательского уровня.
Диверсанты смертельно ранили командующего 1-м Украинским фронтом генерала армии Ватутина, но официально объявлено, что он болен и коман-дование фронтом передано маршалу Советского Союза Жукову.
Начав наступление 4 марта, 1-й Украинский фронт к исходу 6 марта со-вершил прорыв немецкой обороны на фронте в 180 километров и в глубину до 70 километров. Освобождено более 700 населенных пунктов и города: Изяславль, Шумск, Ямполь, Острополь, Збараж, Вищневец, Лановцы, Новое Село. Перерезана железная дорога Проскуров-Тарнополь. Войска 3-го Укра-инского фронта 8 марта заняли Лозоватку, Новый Буг и перерезали железную дорогу Куцовка-Николаев.
В два часа дня наши разведчики поймали паршивенького фрица. Он кате-горически утверждает, что получен приказ отходить к Южному Бугу. Есть и другие признаки подготовки немцев к отходу: немцы зажгли Ново Федоров-ку, запалили стога и скирды пшеницы в поле, усилили обстрел наших пози-ций. Эти немецкие повадки мы уже изучили. Весь наш полк, вся дивизия на-чала готовиться к преследованию. С НП видно как от кургана, похожего на двугорбого верблюда, по дороге на Ингуло-Каменку помчались десятка два конников. Это, вероятно, власовцы. Они выполняли здесь роль полевой жан-дармерии. Вызвали мы огонь по этой группе всадников. В стереотрубу отчет-ливо видны взрывы, подымающиеся на дыбы лошади, падающие на землю всадники. Наша артиллерия мстила власовцам за измену Родине.
В 17.00 9 марта мне позвонили из дивизии, предупредили, что сейчас бу-дет передано сообщение «В последний час». Через минуту в трубке раздался голос: «Войска 2-го Украинского фронта заняли город Умань, захватили 500 танков и самоходных орудий и свыше 10000 автомашин». Из-за этого вполне стоило нам рискнуть почти оголить левый фланг фронта, что и было сделано несколько дней тому назад.
В ночь под 10 марта 1944 года снова пришлось мне дежурить на НП. Это прямо таки въелось в мою привычку: я за всех дежурил, за командира полка, за его заместителей, за начальника штаба и сам за себя. Не знаю даже, почему все они так избегали сидеть на НП? Правда, от НП до немецкой траншеи бы-ло всего 800 метров и пули, как пчелы, жалили бруствер НП, но смерть могла достать и в двух километрах за НП: убило же на днях осколком наряда часо-вого, стоявшего у дверей штаба. А на НП, ей-богу, интереснее быть, чем в штабе. Здесь все видишь непосредственно, все знаешь, и, главное, чувству-ешь себя как-то увереннее, теснее связанным с солдатами. Посмотришь в сте-реотрубу, если пули мешают высовывать голову над бруствером наблюда-тельной ячейки, и видишь мохнатые шапки своих бойцов в траншее, видишь обветренные лица красноармейцев, заметишь даже кучи яйцеподобных тро-фейных гранат, пристроенных на берме траншеи на всякий случай. Хозяйст-венные наши бойцы. Они и в траншее, как дома наводят порядок. И стоит только какому немецкому солдату высунуть голову из своей траншеи, чтобы понаблюдать за русскими, как боец наш, доселе сидевший в траншее, каким-то чутьем улавливает немца, берет винтовку, целится и… часто любопытный немец, взмахнув руками, грохался замертво на дно своей траншеи. И одно в привычке нашего солдата не нравилось мне: после выстрела он обязательно высовывался над бруствером и смотрел, что сделалось с немцем. Такое лю-бопытство тоже, иногда, кончалось плачевно…
В эту ночь немцы особенно буйствовали. Часов с семи вечера открыли они огонь и вели его всю ночь. Били из винтовок, строчили из автоматов, грохали из пушек и минометов, палили сотни и тысячи ракет. Потом, часа в 4 утра, канонада прекратилась. Только ракетчики продолжали бешено палить ракеты да несколько неугомонных пулеметчиков побледневшими в рассвете струями трассирующих пуль поливали нашу оборону. Я еще раз позвонил к командиру полка, доложил свои наблюдения и выводы, получил на этот раз разрешение дать сигнал на преследование. Над нашим курганом, помеченным на топографической карте цифрой 175.3, взвилась радужная серийная ракета. И сейчас же ударили наши пушки, минометы, затрещали автоматы, застучали пулеметы… В эту ночь редко кто смыкал глаза в нашей обороне. Все ждали сигнала. Сигналом и огнем начался день 10 марта 1944 года.
Маршрут нашего преследования лежал в кармане каждого командира. Он был вычерчен мной еще в прошлые ночи и вчера с вечера вручен командирам в специальном пакете литерой «К». Никто не знал его, кроме командиров, но все должны были, когда скажут командиры, с боем пробиваться через Весе-лый, Ново-Тимофеевку, Тарасовку, Выгоду, Петровку до хутора Ключевой. До него было около тридцати километров.
Над полями клубился матовый туман, по балкам гремело эхо боя, там и сям вздымались фонтаны земли: немецкие минометы били прямо из кузовов грузовых машин, прикрывая свою пехоту. Двигаясь на юг, мы с боем взяли деревни Веселый, Первомайск, Ново-Тимофеевку, Лебедевку. За Лебедевкой, встретив особенно упорное сопротивление немецких танков, мы повернули на Запад, и к 16 часам дня, покрыв двадцати трех километровый путь, сосре-доточились в Тарасовке. Отдохнув здесь, мы в 3 часа 20 минут 11 марта заня-ли боевой порядок в районе высоты 131.5.
Утро морозное. На колчистую землю падала снежная крупка. Немец не-прерывно бил из минометов и пулеметов, артиллерийским огнем прочесывал лощину. Снаряды все ближе и ближе ложились от нашего штаба, развернуто-го в лощине, в заброшенном немцами блиндаже. Потом мы перевели штаб в саманный домик на южной окраине Губовки.
Наши батальоны дорвались до рукопашной схватки с немцами. За многие километры слышен крик людей. Одни кричали «Ура», другие звали на по-мощь, третьи просили пощады… По улицам Губовки один по одному побре-ли пленные немецкие гефрейторы и солдаты, больше – гефрейторы с тре-угольными, обнесенными серебряным галуном, нашивками на рукавах корот-ких серо-зеленых бушлатов. Все немцы – любители ходить в каких-либо чи-нах, и немецкое командование не скупилось на чины: почти вся армия у них стала гейрейторской и обер-гефрейторской.
Гефрейторы шагали в крагах, в цветных штанах, сделанных из плащ-палаток, в серых фуражках с длинными козырьками и серыми металлически-ми пуговицами на лбу. Иные шли в пилотках, иные совсем без фуражек. У этих ветер трепал длинные рыжие космы, осыпал их головы снежной круп-кой. Все шли, воровато оглядываясь или глядя себе под ноги. При встрече с нашими бойцами, боясь расправы, немцы нелепо кричали: «Гитлер капут!»
Вечером мы завязали бои за деревню Выгода, расположенную на одно-именной речушке, впадающей в Ингул. К утру штурмом овладели Выгодой. Часам к восьми утра из полевой балки мы перебросили штаб полка в Выгоду. Здесь уцелели некоторые домики.
Кругом была немая картина только что закончившегося жаркого боя. В траншеях, идущих прямо из-под стен домов, в садиках, в камышах и на мура-ве зеленой озими валялись немецкие трупы. Голые, отвратительные, длинно-рукие. На них не хотелось даже плюнуть, как плевали москвичи в начале сем-надцатого века на голый труп польского Дмитрия-самозванца, валявшегося на площади в шутовском бумажном колпаке. Один из немцев, раздетый дона-га, лежал с поднятыми кверху ногой (она была подперта камнем), точно гим-наст или загорающий в крымском солярии. Другой, обняв гранитную глыбу, сверкал голой спиной, изогнутой предсмертным напряжением. Казалось, что он хотел поднять эту серую гранитную глыбу да так и умер, надорвавшись ее непомерной тяжестью.
На брустверах траншеи рассыпаны патроны, валялись немецкие карабины с тяжелыми дубовыми прикладами, валялись ружейные гранаты и патроны для них – с деревянной пулей, валялись пулеметные коробки. В одной из траншей я увидел знакомого сержанта из первого батальона. Он сидел верхом на застывшем немецком лейтенанте, не успев оторвать от него своих рук. На затылке сержанта была кровь. Вероятно, немецкий солдат, пробегавший ми-мо, выстрелил из винтовки и одной пулей поразил и красноармейца и вопив-шего о помощи своего соотечественника.
На улицах пыль, щебень, осколки кирпичей. Даже в уцелевших хатах полы усыпаны желтым градом кукурузы, шелухой глиняных черепков, перьями и осколками разбитой мебели. Мамаев погром. Немцы выполняли приказ фю-рера «оставить после себя только пустыню и пепел».
В воздухе звучала птичья трель. Украинский март. Желание славить весну подавило в птицах страх перед громом недалекой пальбы. За бугром еще си-дели немцы, и наши батальоны шли в атаку.
К вечеру удалось потеснить немцев на несколько километров в юго-западном направлении. Отражено несколько контратак, захвачено три мино-мета и 300 мин. В темноте попался Фриц вместе с повозкой и лошадью. Он искал по полю немецких раненых и его захватили наши разведчики.
Мы действовали теперь на левом фланге дивизии. Правее нас был 27-й полк, левее – 3-й Украинский фронт, 93-я гвардейская дивизия.
Под утро опросил пленного ефрейтора Курта Длатха из Берлина (Штрассе – сх № 4, № 34). Он из 2-го батальона, 371 полка, 161-й пехотной дивизии немцев. Ему тридцать два года. В Берлине у него жена и двое детей. Он был до войны рабочим-металлистом. Пошел за Гитлером потому, что тот ликви-дировал безработицу и дал возможность каждому немцу покупать два костю-ма в году, обещал сделать Германию господином вселенной и раем для нем-цев.
Курт Длахт показал, что их дивизия получила задачу прикрывать отход главных сил на участке в 30 километров. Отступление идет в направлении на Новоукраинку, в дальнейшем – за Южный Буг. Полки 161-й дивизии все двухбатальонного состава, а батальоны – четырехротного состава по 90-120 человек в роте.
Курт подтвердил также, что «скрипач» у них имеет название «Небельвер-фор». При этом Курт утверждал, что «Небельверфор» является больше реак-тивным головастым снарядом, нежели аппаратом в привычном смысле слова. Звук, похожий на крик ишака или на скрип колодезного ворота (кабестана), получается в момент отрыва снаряда от рамы или просто от земли вследствие выхода сильных газовых струй через многочисленные отверстия в донышке удлиненной ракетной части снаряда. А так как снарядов выпускается не-сколько друг за другом, то и звук принимает характер пульсирующего визга или скрипа «и-и-у, и-и-у, и-и-у».
Преследуя огрызающихся немцев, мы к 12 часам 13 марта достигли Пав-ловки, т. е. прошли от кургана 175.3 сорок восемь километров. По полям и дорогам ветер гнал массу бумажных обрывков, остатки немецкой печатной пропаганды. Наши солдаты вытирали сапоги и ботинки о большие печатные листы фашисткой газеты «Фолькишер Беобахтер». Пришлось немецкому «на-родному наблюдателю» наблюдать позорный крах гитлеровских планов по-корения СССР.
В 15 часов дня мы, со штабом двигаясь за боевыми порядками полка, за-няли огромный немецкий блиндаж в балке в 400 метрах северо-западнее де-ревни Гордиевки, на улицах которой шумел еще бой. Вскоре привели пленно-го из 8-й роты з71 полка, 161 пехотной дивизии Вильгельма Тендлера, уро-женца немецкой деревни Питчковец около города Лайтмарец. Этот рыжий молокосос, имевший от роду 19 лет, состоял в немецкой армии с декабря 1942 года, то есть вступил в нее чуть ли не семнадцатилетним юнцом. Он смеется, притворяется довольным, что попал в плен, предлагает свои услуги работать по росписи наших дворцов и декораций: он художник. В его клеен-чатой тетради, обернутой куском хрома, мы нашли несколько десятков ри-сунков, сделанных карандашом. Были здесь голые женщины и пьянствующие фрицы, были цветы в красивых кувшинах и вазах, были островерхие домики с готическими стрельчатыми окнами, были и виселицы с качавшимися на них русскими партизанами. Среди прочих рисунков попался и карандашный портрет фюрера, написанного в полупрофиль. Бандит с идиотской косичкой волос на лбу и с гангстерскими усиками под мясистым длинным носом, хму-ро смотрел в даль застывшими глазами, как у удава. Неужели всерьез думал Вильгельм Тендлер, что его талант достоин будет применения для росписи наших дворцов и декораций, возникающих из пепла великой войны. И этот «бауэр», отца которого звали Юзиком, а мать Бертой, нарисовавший сам себя в кругу своих четырех братьев и четырех сестер с фашистскими значками «Гитлерюнг» на лацканах френчей, уверял нас в своих симпатиях. Хотелось дать его в зубы, в улыбающийся рот, который недавно изрыгал приветствие «Хайль Гитлер!»
… 14 марта 3-й Украинский фронт овладел на правобережье Днепра горо-дом Херсоном. Положение немцев в Крыму стало очень тяжелым. Там для них будет незабываемый курорт.
Вечер 15 марта был ветреным, мглистым. На горизонте светилось зарево пожара. К полночи наши батальоны ворвались в немецкую траншею на высо-те 174.9, после чего немец начал отходить. Мы покинули свой огромный блиндаж, похожий изнутри на пассажирский вагон с поднятыми средними полками, двинулись вперед. В ночи полыхали ракеты, гремела артиллерия. И, очень странно, немецкая артиллерия, не имея целеуказания, лупила куда-то через наши головы. Снаряды рвались километрах в пяти за нашими спинами. Ночью мы продвинулись через Гордиевку, через хутор Шевченко и на рас-свете достигли поселка Лобачевки. Здесь с большим трудом лошади прота-щили наши пушки через плотину, взорвать которую не дали немцам местные жители. Тут же на плотине, свесив ноги в мутную воду пруда, лежал немец-подрывник с пробитой топором головой. Окружившие нас женщины показа-ли нам человека, который проломил голову немецкому саперу. Это был шес-тидесятилетний старик из-под Харькова. Его вместе с семьей пригнали сюда немцы как хорошего бондаря. И он, оказалось, не плохо сумел клепать не-мецкие головы.
Наскоро ответив на ласки населения, на радостные слезы женщин, мы устремились в дальнейший ратный путь. В десятом часу утра мы сбили не-мецкие заслоны и овладели деревней Владимировка. Здесь около сотни до-мов, и только четыре или пять из них немцы успели спалить. Из остальных хат, из погребов, из сараев и ям к нам бежали возбужденные люди. Они с ин-тересом рассматривали наши погоны, пробовали мокрые наши шубы, звали нас к себе в гости, выносили хлеб-соль на раскрашенных деревянных подно-сах, обнимали бойцов и офицеров, не обращая внимания на то, что в огородах и садах, на улице рвались еще одиночные, залетавшие сюда немецкие снаря-ды. Одна из украинок упросила нас выпить вишневого компота. Вкусный, прохладный, настоенный на меду, он бодрил нас не сам по себе, а как дар ос-вобожденного народа.
Опустился дождь. Он мочил наши овчинные пиджаки, наши меховые шапки, наши рукавицы давно уже сброшенные с рук и болтавшиеся на шнуре, перекинутом через шею. Но нам некогда было гостить в теплых украинских хатах: враг уходил, огрызаясь огнем. У врага надо было выбить из рук ору-жие. Мы двинулись дальше. Нам было надо через хутор Полтавский пробить-ся к районному центру Бобринец. Туда оставалось около семнадцати кило-метров.
Дороги размокли. Мы утопали по колени в грязь, тащили пушки, помогая измученным лошадям, несли на себе боеприпасы. Все несли, и бойцы, и офи-церы и даже санитары. Нам нужны были мины, патроны, снаряды, а обоз не мог успеть следовать за нами по клейкой украинской грязи. Украина золотая бывает в другое время, а в половине марта, когда льют дожди, ее дороги – самые грязные дороги мира. Недаром на большаке и проселках стояли неук-люжие немецкие пушки на четырехколесных лафетах, исправные машины и трактора: они не смогли одолеть украинской грязи, прилипли к ней и оста-лись навсегда нашими трофеями. И удивление брало нас, видевших наши танки «Т-34», которые с треском и шумом, разбрасывая целые каскады воды и грязи, обгоняли наших солдат и мчались по дорогам Украины вперед и впе-ред на Юго-запад.
В хуторе Полтавском мы окружили один из домов, откуда вели огонь не-мецкие автоматчики, Четверо из оставшихся в живых немецких солдат, маша платками, запросили пощады. Трое, не заучив этого слова по-русски, орали «Ди гнаде, ди гнаде!» Четвертый завопил особенно громко по-русски «По-тшада!» Это был Пауль Рехтнер из города Рагуй, ефрейтор-пулеметчик из 371 полка 161 ПД. Пауль утверждал, что он чистый ариец, хотя имел черные во-лосы и карие глаза. Этот двадцатилетний оболтус, окончивший 8 классов средней школы, не смог нам назвать ни одной прочитанной им книги. Он да-же не слыхал о Бальзаке, о Пушкине, о Гейне. Он даже не знал о своем аппо-столе – о Ницше, и твердил только наименование «Майн кампф». Пауль Рехтнер высказался о Гитлере, высказался чисто в немецком духе: «До войны Гитлер был хорошим, а сейчас стал плохим, не сумел организовать победу». Слово «организирен» немцы любили. Оно прикрывало собою весь их банди-тизм и разбой. Немцы не крали украинских поросят или кур, они их «органи-зовывали». И вот Пауль Рехтнер обвинил Гитлера не в преступлениях против человечества, а только в неумении организовать победу… Знаменательное высказывание. За спиной Гитлера стоял в войне не призрак, а немецкий на-род, который должен быть, поэтому, безжалостно наказан. Нельзя забыть, что Пауль Рехтнер – сын рабочего… Справедливость требует отметить, Пауль признался, что участвовал в подавлении солдатского бунта, вспыхнувшего в частях 161-й дивизии 12 марта. Около пятисот солдат взбунтовались в районе Софиевки и Покровки, отказывались воевать, бросили оружие. По приказу командования, они были окружены и жестоко наказаны: их на полчаса загна-ли в ледяную речки Сухоклеи, потом за спину солдат-бунтарей привязали пу-довые мешки с песком и заставили с такой нагрузкой за плечами рыть окопы. Бунтарей хлестали также шомполами, а потом, заковав в наручники, отправи-ли на машинах куда-то в тыл, чтобы судить.
К вечеру 16 марта мы пробились к каменистым берегам речонки Сухо-клеи, ворвались в Софиевку. События изменили несколько нашу задачу и мы, наверное, не попадем на Бобринец. Нам, промокшим до самых костей, раз-решили в Софиевке немного обогреть и обсушить солдат. Писал эти строки я в одной из софиевских хат. За окном была темная, бурная и дождливая ночь. Слякоть. Сквозь шум, вой и свист разгулявшейся непогоды долетали в хату рокочущие звуки артиллерийской пальбы, дребезжали стекла.
Часам к двум ночи наступило резкое похолодание, засвистел северо-западный ветер, и дождь, точно по мановению волшебного жезла, о котором приходилось в детстве слушать в сказках, превратился в снег. Началась пурга, которой к лицу было бы появиться в самые жестокие морозные дни февраля.
Через полчаса мы подняли народ и пошли на юго-запад по следам отсту-павших немцев. Снег замел все поле, сделал непроницаемым для взора воз-дух. Мокрые люди, чавкая по слякоти сапогами и ботинками, в кромешной тьме шли наугад. Казалось, что в темноте двигались не люди, а беломрамор-ные изваяния: так основательно всех залепил мокрый снег. Перед ними, будто призраки, появлялись и исчезали кусты, отдельные чернобыльники, засне-женные стога соломы и сена. На изгибе дороги, у темного кургана, выступило что-то черное, распластанное. Это оказалась разбитая пушка с раскорячен-ными станинами. Отсюда мы взяли правее, и вскоре вышли к рощице, за ко-торой началась околица деревни Покровка. Отдав распоряжение дежурному офицеру обогреть людей, я с ординарцем остановился у первой попавшейся хаты и постучал в запертую дверь.
Встретили нас два высокорослых старика. Один – с маленькой седой бо-родкой, другой – с широкой русой бородищей. Приветливо пригласили в ха-ту. Здесь уже грелись и сушились бойцы из первого батальона. Командовал им мой товарищ Пацков Василий Савельевич. В комнате пахло картофель-ным супом и поджаренным салом. Меня пригласили к столу. Не отказался. Объемистая миска горячего супа согрела меня, и я приступил к своей слу-жебной работе. Вскоре запищали зуммера телефонов, помчались по деревне посыльные. В глухом населенном пункте, в шуме и вое снежной пурги, под грохот недалеких артиллерийских разрывов штаб начал свое функционирова-ние. А на противоположной окраине еще трещали автоматы: наши бойцы очищали улицу и постройки от засевших там немецких автоматчиков.
Утром 17 марта продолжили наступление, заняли хутор Садов (или Седов, спросить подробнее – не у кого, на карте не значился). Не останавливаясь, устремились за немцами в направлении Марьяновки и Кривоносовки. Кило-метров двенадцать гнали их по полю. Более сотни трупов немецких солдат остались лежать в балочках и на дорогах, а мы ворвались в Марьяновку и здесь окончательно ликвидировали убегавший от нас немецкий отряд. Захва-тили 37 пленных, 20 повозок с различными грузами, 50 лошадей, 18 пулеме-тов и 4 орудия. В грязи, посреди улицы, догорали две немецких штабных ма-шины, подожженные перед нашим приходом.
Население от мала до велика выбежало встречать нас. Мужчины и жен-щины взялись за лопаты. И дорога, на которой перед тем завязли немецкие машины, стала сухой, беспрепятственно пропустила наши пушки, повозки, машины. Через плотину у пруда мы вышли на западную окраину села. Наша артиллерия, развернувшись открыла огонь по немецким позициям в поле, пе-хота начала обтекать немецкие окопы с флангов, по лощинам. К 20 часам ве-чера мы овладели Фадеевкой.
Ночью вели бои за Тарасовку (Братский район, Николаевской области), и к шести часам утра заняли ее. Здесь захвачен большой склад боеприпасов, два склада горючего, десятка полтора исправных автомашин. Немец уперся севе-ро-западнее Тарасовки на высоте 182.4 (смотрите карту 100000, М–36–136, Ново-Украинка). До Южного Буга нам осталось не более шестидесяти кило-метров.
Днем 18 марта мы, обходя немцев с юга, овладели деревушкой Юровичи, а в пятом часу вечера начали на немецкую деревню Штейнфельд. В завязав-шемся бою был убит наш начальник штаба полка капитан Прокин. Радиопри-казом из дивизии на меня были возложены обязанности начальника штаба, а моим первым помощником стал мариец из Йошкар-Олы старший лейтенант Кудрявцев.
Обозленные смертью капитана Прокина, мы смяли немцев, и в седьмом часу вечера ворвались в Штейнфельд. Хаты здесь походили на казармы, такие же длинные, со столбами посредине и с нарами и лавками по стенам. Потол-ков в хатах не было. Двускатные крыши, оштукатуренные изнутри, заменяли собой потолок. Это готический стиль. Плохой стиль. В немецких хатах я чув-ствовал себя как в казарменном сарае.
Воспользовавшись получасовым перерывом, написал жене письмо. Мы так быстро продвигались, что никак нельзя было найти для этого времени. Но нельзя же без конца держать семью в неведении обо мне. Едва успел я завер-нуть написанное в общепринятый на фронте треугольник, как мне сообщили о начавшейся контратаке немцев из района Щира Хата. Растолкав командира полка, который задремал, сидя у стола, я сообщил ему об обстановке, а сам помчался на улицу. Там уже гремел гранатный бой: немцы теснили наш пер-вый батальон. Бросил на помощь Пацкову резервный офицерский взвод (у нас было до тридцати свободных офицеров, т. к. подразделения из-за неком-плекта людского состава были сведены в небольшое число. Вместо трех штатных батальонов у нас имелось только два неполноштатных). В рукопаш-ной схватке немцы были сломлены, начали отступать к Щире Хате, а потом и к мосту через речку Каменно-Костоватая. Откуда ни возьмись, вырвался на лошади наш дивизионный инженер-майор Меркулов. Не разобравшись в об-становке, он прорвался к мосту и был немедленно окружен там несколькими десятками немцев. Наш батальон усилил атаку, отбросил немцев за мост, но отбить Меркулова так и не удалось. Воспользовавшись наступившей темно-той, немцы увели Меркулова на хутор Воровский. Преследовать же их не-медленно нам не позволила обстановка: с тыла по нас ударила рота немцев, которую мы обошли еще в шестом часу вечера, оставив ее сидеть на высоте 182.4. По личному указанию подполковника Уласовец, заместителя команди-ра 8 ГВДД, эту группу немцев должен был ликвидировать второй эшелон ди-визии, но Уласовец забыл проверить свое исполнение приказа, в результате чего немцы чуть было не сорвали нам успех. С большим трудом, отказавшись от немедленного наступления на хутор Воровского, мы образовали перевер-нутый фронт и разгромили немцев, напавших на нас с тыла. При этом и наши потери были значительны. Но мост мы все же удержали за собой.
Утром 19 марта мы штурмом овладели хутором Воровского и на плечах немцев катились вперед километра четыре до деревни Сергеевка.
20 марта мы узнали по радио о большой победе нашего, 2-го Украинского фронта на Днестре. 17 марта в американских газетах был военный обзор, в котором говорилось, что «В настоящий момент линия германской обороны может быть создана только на Днестре… Это последняя опора немцев…» А 19 марта наши войска овладели городом Могилев-Подольский, важным опорным пунктом немцев на Днестре, стремительно форсировали Днестр и вступили в Советскую Молдавию. Это не только обрадовало нас, но и вызва-ло много откликов за границей. Лондонское радио, например, высказалось так: «Это значит, что советские войска вступили на территорию Бесарабии. С другой стороны, части Красной Армии успешно продвигаются в нижнем те-чении Южного Буга. Таким образом войска генерала Малиновского получат возможность в свою очередь двинуться в сторону Днестра… Проникнув на ту сторону Днестра, советские войска перерезали на две части германские ар-мии, действующие на Украине, опрокинули всю систему германской обороны в этом районе и начали штурм обороны противника у границ Румынии. 1-й Украинский фронт овладел 19 марта Винницей, что также ускорит ход собы-тий на Украине и в Молдавии. Все оборонительные расчеты немцев строи-лись в надежде на речные рубежи». Днестр был последним крупным водным рубежом на советском юге, и его перешагнули наши солдаты. Перешагнули глубокую узкую каменистую теснину среднего течения Днестра.
Эта весть подняла энтузиазм солдат и офицеров нашего полка. «Даешь Южный Буг!» Вот как встретили они наш приказ о продолжении наступле-ния.
21 марта 1944 года мы стремительной атакой овладели деревнями Михай-ловкой, Хмаровкой, Арбузиновкой. Отсюда до Южного Буга осталось 12 ки-лометров. Мы получили в Арбузиновке уточненную задачу: выйти на северо-западную окраину Константиновки на Буге. С утра началась оттепель, засия-ло солнце. Перед нами открылась бескрайняя Украинская степь, покрытая курганами, на которых справляли тризны наши славянские предки, развива-лись победные знамена петровских полков, гремела военная слава Румянцева, Суворова и Кутузова. Теперь сюда мы, достойные потомки наших славных дедов и прадедов. В лицо нам уже веял ветер Буга, и ничто не могло нас оста-новить на пути к его берегам. Многим предстояла смерть, но все рвались впе-ред, как на праздник. В 12 дня мы перерезали железную дорогу Помошная-Одесса, в 2 километрах южнее станции Кавуны.
С наступлением темноты немцы перешли в контратаки. Им удалось отре-зать наш штаб от главных сил полка. Связавшись по радио с начальником штаба дивизии подполковником Некрасовым, я сообщил ему о нашем поло-жении. Он обещал прислать на помощь учебный батальон, но забыл про обе-щание, и мы всю ночь воевали одни, заняв для круговой обороны немецкие окопы на огромном кургане. Мы так истрепали немцев своим огнем, что по-лучили возможность сами перейти на них в наступление. Масса фрицев чело-век в полтораста буквально разбежались, когда мы бросились на них с крика-ми «Ура», хотя нас было не более сорока человек. Мы не только прорвали кольцо окружения, но и захватили двух пленных, один из которых оказался медицинским фельдшером.
Прорвав кольцо, мы немедленно устремились к Константиновке, к своему полку. В четыре часа 22 марта мы соединились с полком, а с полпятого утра начали решительный штурм той части Константиновки, которая была предна-значена приказом для нашего полка. Точно кинжалом пропороли мы немец-кую оборону и вышли к Южному Бугу. Он не широк – метров 100–150, но стремителен и шумлив. Подорванный мост лежал наполовину под водой. На каменистом берегу стоял пограничный столб с Румынским и немецким гер-бами.: здесь, как мы узнали, имелись румынские пограничные посты. Они разбежались с подходом сюда нашего полка (На левом берегу гуляла до нас немецкая «пограничная» стража, а на правом – румынская). Немцы, взобрав-шись на крыши домов в Богдановке, расположенной на правом берегу Южно-го Буга против Константиновки, вели по нас ружейно-пулеметный огонь.
Вскоре мы заметили, что в обширной Константиновке, в которой могли бы разместиться две с половиной дивизии, кроме нас никого из советских войск не было. А чтобы немцы это не заметили (Тогда бы они нам всыпали), мы решили покрепче их напугать и достигли этого следующим образом. Мы создали до пятнадцати небольших групп из пулеметчиков, автоматчиков и гранатометчиков, которым и поставили задачи активными действиями и ин-тенсивным огнем прочистить всю Константиновку. Через полчаса по улицам села поднялся такой грохот и шум, будто действовала здесь целая дивизия. Немцы начали бросаться в Южный Буг на лодках, а то просто вплавь, боясь попасть к нам в плен. Не мене семисот немецких солдат и офицеров бежали в панике от каких-нибудь полутора сотен наших бойцов. Константиновка ока-залась очищенной. Но теперь немцам было нечего стесняться насчет артилле-рийского огня: по своим не попадешь. И вот начали они поливать нас с хол-мов, из-за рощи, что за Богдановкой, из-за бугров. Сотни снарядов с треском и грохотом рвались на улицах Константиновки, на площади, во дворе «МТS» (Недаром здесь русское название было помечено немецкими буквами латин-ского алфавита: за колючей проволокой, как в концлагере, стояли здесь де-сятки больших тракторов и комбайнов). Загорелись некоторые постройки, дым застилал улицы. А у нас, как на грех, не было еще с собой артиллерии. Она лезла по грязи и ожидалась с минуты на минуту.
Капитан Чешский, командир 3 артдивизиона 9 артполка, появился со своими пушками не с той стороны, откуда мы его ждали. И появился он в момент, когда наступило затишье. А затишье оно всегда соблазнительно. Так и на этот раз. Когда наши посты предупредили Чешского об опасности дви-жения пушек к центру Константиновки, т. к. он хорошо просматривался и простреливался немцами, то капитан засмеялся: «Испугались! Я вот выстав-лю сейчас свои системы на прямую наводку, и все немцы из Богдановки легче пуха полетят». Этим временем пушки Чешского вышли к району МТС. Мы с майором Котовым, командиром полка, сломя голову, выбежали навстречу пушкам, закричали, чтобы они немедленно были убраны за дома. Но уже поздно. Обрушился шквал артиллерийского немецкого огня и на наших гла-зах погибли все до одной лошади, везшие пушки, пали многие артиллеристы. Немцы видели результаты своей работы и решили, что с нашими пушками покончено. Однако, пушки не были разбиты. Но они, задрав стволы, стояли на улице под прицелом немецких орудий. Что было делать?
К каменному дому, у которого мы стояли, подбежал Чешский. Губы его тряслись, по бледному лицу катились капли пота. Он не мог от потрясения вымолвить слова. Шутка ли, потерян сразу весь дивизион орудий!
Мы приняли решение, в котором важнейшим элементом успеха была бы-строта и хладнокровие. Было выделено столько групп людей, сколько стояло на улице орудий. Каждому человеку была указана единственная функция: один должен был, подбежав к орудию, обрезать постромки орудийной за-пряжки, другой – свалить с хобота орудия труп артиллериста и т. д. Каждому орудию было указано место, в которое должно было его откатить и поставить под прикрытие каменной стены.
По нескольку раз каждый исполнитель повторил свою задачу, осмотрелся, прикинул в уме. Здесь ошибка могла стоить не только орудия, но и самой жизни.
По сигналу все команды бросились к орудиям, а химик устроил задымле-ние улицы со стороны, обращенной к немцам. Совершилось почти чудо: не успели немцы сделать ни одного выстрела, как наши орудия на руках людей были сняты с дороги и укрыты за стенами каменных зданий. Это было самое главное, а о лошадях мы не так беспокоились: у нас их была целая сотня, за-хваченная у немцев. Только артиллеристы сомневались, поймут ли эти лоша-ди ганноверской породы наш русский язык. Повеселевший капитан Чешский авторитетно заявил, что поймут, если им дать кнута.
Майор Котов, когда артиллеристы отошли к орудиям, сказал Чешскому: «Вам, капитан, тоже следовало бы дать кнута за неосторожность. Но все так хорошо кончилось, что… давай выпьем по глоточку». Он отстегнул фляжечку и приказал ординарцу принести закуску…
… В ночь приказано начать форсирование Южного Буга. С наступлением сумерек мы вышли на рекогносцировку переправы. Шел проливной дождь, быстро сгущалась темнота. В таких условиях трудно производить рекогнос-цировку, но в светлое время ее совсем здесь нельзя провести: в ста метрах от нас в каменных окопах на правом берегу сидели немцы и на малейшее наше движение отвечали пулеметным огнем. Переправу мы наметили в районе сго-ревшей мельницы, где Буг изгибался коленом и течение его несколько замед-лялось. Рядом была грандиозная каменоломня с пещерами столь большой мощности, что никакая авиабомба или самый тяжелый снаряд не смогли бы расколоть их гранитных стен. Эту каменоломню мы наметили и под штаб и под пункт сосредоточения наших батальонов перед переправой. Начальник инженерной службы полка инженер Лукин вместе с саперным взводом и вы-деленными командами занялся заготовкой леса для плотов. А работу эту в здешних каменных местах было преодолеть труднее, чем добыть воду из камня: на десятки километров вокруг не имелось лесов. И все же материал для плотов был найден. Просто-напросто саперы спилили несколько десятков телеграфных столбов, с которых немцы еще до этого сняли проволоку. Ко-нечно, столбы очень нужны были для связи, но плоты еще более нужны были для победы. Пришлось пойти на необходимые жертвы…
Часов в двенадцать ночи, когда мы уже посадили на три плота первую де-сантную партию, нацелили на правый берег жерла наших орудий, к нам под-бежал оперативный дежурный и сообщил: – Получен приказ командира диви-зии переправу приостановить и подготовиться к маршу на северо-запад, через Алексеевку, Ивановку на Семеновку. Это ближе к Первомайску.
Через полчаса я получил радиошифровку из штадива. В ней разъяснялось, что 81 дивизия уже форсировала Южный Буг в районе Семеновки и нам не надо тащить с собой никаких переправочных средств, поскольку там уже соз-дан плацдарм и мы перейдем на правый берег Южного Буга по понтонному мосту. Меня отчасти радовало подобное обстоятельство: мы меньше потеря-ем людей там, чем здесь, отчасти повергало в мучительное сомнение. «Когда же, – думал я, – успела 81-я дивизия сотворить подобные чудеса в решете? Ведь она значительно позже нас вышла к Бугу и никогда не отличалась боль-шей, чем мы подвижностью» Свои сомнения я высказал майору Котову и по-советовал захватить из Константиновки хотя бы те четыре рыбачьих лодки, которые обнаружены в одном из сараев и нуждаются в некотором ремонте. Если их поконопатить и обмазать смолой, то они годились бы для плавания.
Майор Котов недовольно пробурчал: – Не приучайтесь сами и не разре-шайте своим подчиненным брать под сомнение приказы начальников!
Формально он был прав, и мне пришлось подчиниться.
… К исходу дня 23 марта 1944 года наш полк перебрался в Семеновку. Еще на подходе к селу я почувствовал, что мои сомнения имели под собою реальную почву: немцы обстреливали Семеновку не только артиллерийско-минометным, но и ружейно-пулеметным огнем. О каком же плацдарме, соз-данном будто бы 81-й дивизией, бредили из штадива 8 ГВДД? Они или сами стали жертвой ложной информации или выдумали эту ложь с какими-то бла-гими намерениями. Но в последнем случае не мешало бы штадиву 8 вспом-нить и варьировано применить изречение геолога Гексли, что математика – жернов, который всякую засыпку смелет, но ценность помола определяется исключительно ценностью засыпанного. Так и шифрованная радиограмма. Она все выдержит, что ни зашифруй. Но каковы плоды будут при осуществ-лении расшифрованного?
Разместив людей в укрытия, я с инженером Лукиным пробрался поближе к берегу Южного Буга. Там убедился в следующем: а) Ни одного солдата из 81-й дивизии на правый берег не переправлено и никаких плацдармов там не создано. б) Никаких переправочных средств налицо не имеется, кроме уста-ревших поплавков Полянского. в) Операция по форсированию Буга еще бо-лее трудная, чем форсирование Днепра: немцы занимали здесь господствую-щий каменистый берег, заблаговременно укрепленный (на одном километре фронта перед Семеновкой мы, наблюдая с чердака одного из домов, насчита-ли 6 дзотов, полнопрофильные две траншеи и хода сообщения с приспособ-ленными в них площадками для пулеметов. За Могилой раскопанной, на вы-соте 147.6 стояла хорошо прикрытая артиллерийская батарея, за многочис-ленными стогами располагались минометы). г) Переправа может быть ус-пешной при условии хорошего артиллерийского прикрытия (чего пока здесь не имелось) и немедленного изготовления (а леса нет) или подвоза перепра-вочных средств (использовать местного почти ничего не представлялось воз-можным: хаты сделаны из самана, больших ворот, чтобы использовать их в качестве плота, не было. Здесь даже и заборы сделаны не из досок, а из кам-ней).
Лукин, возвратившись с разведки, отправился со своими саперами резать, где попадутся, телеграфные столбы, а я зашел к майору Котову и доложил обстановку. Выслушав меня, он начал ерошить свои седеющие волосы и впал в такое долгое раздумье, будто заснул, облокотившись на стол. Но он не спал. У него сверкали глаза и по вискам барабанили тонкие бледные пальцы.
В хату вошел наш письмоносец красноармеец Сирота. Он принес номер фронтовой газеты. Мое внимание обратило сообщение о советско-финских отношениях. Пробежав по сообщению глазами, я чуть было не выругался: Финское правительство 17 марта дало отрицательный ответ по поводу шести советских условий перемирия и тем самым сохранило состояние войны меж-ду Финляндией и СССР. Военные преступники избрали слишком рискован-ный путь: он может погубить Финляндию, но не принесет спасения Рюти и Таннеру.
… В ночь под 24 марта завязали бои за переправу на правую сторону Южного Буга. Перед нами находятся дивизии Манштейна (сам он, кажется, в Яссах), сведенные в 64-ю армию. Они упорно дерутся, зажатые между Бугом и Днестром. Пути в Германию для них почти нет. Распоряжение Гитлера об оккупации Венгрии, Болгарии, Румынии, не изменит общего положения Гер-мании в лучшую сторону. Но это распоряжение вносит ясность в положение немецких вассалов и толкнет Америку и Англию на путь активизации дейст-вий в Европе. Лопнула Румынская граница на Южном Буге, погорели «кус-ты»…
Нашему отряду десантников удалось зацепиться за сигароподобный ост-ров, расположенный в десятке метров от правого берега. Перед нами – низи-на шириной до 20 метров, а потом вздымается гранитный высокий берег с трещинами и острыми выступами. На высоте доброй колокольни, в каменных окопах и трещинах правого берега, висели над нашими десантниками немцы. Они могли бросать свои ручные гранаты с длинными деревянными ручками прямо на сигароподобный остров. Но мы не дали им такой возможности: из окопов на левом берегу Буга по немцам вели огонь наши снайперы. Располо-женные за домами Семеновки, вели по немцам огонь наши минометы, били прямой наводкой пушки. Снаряды и мины ложились по высокому гребню гранитного берега, а осколки их частично прилетали к нам, на левый берег: так коротка была дистанция между нашими снайперами и немцами.
С Василием Савельевичем Пацковым, возглавляющим отряд десантников на острове, я непрерывно поддерживаю связь по радио. Разговаривали почти шепотом, так как от меня до немцев не более 220 метров, а от Василия Са-вельевича не было и тридцати шагов. В 24 часа 26 марта передал нашим де-сантникам ободряющие вести: вражеские гарнизоны в Тарнополе и Каменец-Подольске окружены войсками 1-го Украинского фронта, а войска 2-го Укра-инского фронта вышли на государственную границу по реке Прут на протя-жении 80 километров.
Разведка сообщила, что ночью 25 марта десантники во главе с Константи-ном Ольшанским высадились в Николаевском порту, захватили элеватор.
– Может быть, пора нам начать штурм? – спросил Василий Савельевич. – Ребята мои готовы на все…
– Жди условленного сигнала, – сказал я.
На рассвете 27 марта начался штурм. Южнее острова мы выбросили на плоту группу бойцов, которые с неописуемой дерзостью ворвались на заня-тый немцами берег, привлекли на себя огонь немецкой обороны и содейство-вали переходу в наступление всего полка. Зрелище незабываемое.
Весь правый берег заполыхал огнем, укутался дымом и пылью: рвались наши мины и снаряды. По гранитным выступам, почти на отвесную стену бе-рега, полезли бойцы. Они помогали друг другу, падали одни, взбирались на крутой берег другие. Вот, во мгле пыли и дыма, полыхнуло что-то красное, поднялось высоко над камнем. Это наши бойцы водрузили знамя над немец-ким каменным дотом. Немцы выбегали из трещин и с дикими криками броса-лись в контратаки, но сейчас же под напором наших десантников заворачива-ли назад, бежали, невзирая на крики своих офицеров. А через Буг плыли все новые и новые партии наших бойцов. Спотыкаясь, они карабкались на каме-нистый берег, бросались в бой без передышки. Буг кипел от разрывов немец-ких мин и снарядов. Перевертывались лодки, кружились на быстром кругово-роте воды громоздкие плоты из телеграфных столбов, барахтаясь в ледяной воде, плыли бойцы, подняв одной рукой свои автоматы, чтобы не замочить патронов. Казалось, что весь наш берег превратился в ярость, а ярость пре-вратилась в одержимых бесстрашием солдат, которые и ковали нашу победу.
– Огня! Огня давай! – кричал я артиллеристам. И огненный ураган начи-нал метаться с новой силой по немецким флангам, по тылу, по немецким под-креплениям, показавшимся было из района противотанкового рва и Могилы раскопанной.
Бой все быстрее, точно набиравший скорость поезд, удалялся от берега. Уже замелькали серо-зеленые немецкие спины, из-за курганов вырвались на дорогу грузовики с поставленными на них минометами. Они наскоро дали залп-другой и помчались, сопровождаемые разрывами наших снарядов.
– Немец отступает, – передал я по телефону командиру полка.
– Вижу, – ответил он. – Подготовьте штаб к движению. Через десять ми-нут начинаем преследование. Обозы направьте через Первомайск, там захва-чены мостовые переправы…
Я отдал все необходимые распоряжения, поручил старшему лейтенанту Кудрявцеву вести за нами штаб, а сам с командиром полка и с ординарцем погрузился в лодку, поплыл через Буг.
Лодку крутило, сбивало, несло течением к каменистой гряде, над которой кипела и пенилась вода, висел шум, оплакивавший тех из наших воинов, ко-торые в это утро обагрили Буг своей кровью и отправились в последний путь, к знаменитому острову Березань, где покоился прах мятежного лейтенанта Шмидта. По моим щекам катились слезы. Плакал и майор Котов. Мы своими глазами видели, как добывалась победа, и мы не стыдились своих слез: это были слезы скорби о погибших, слезы радости за одержанную победу. И полк своей битвой за Буг шептал моему сердцу слова, которые я и решил записать здесь.
…Мохом зеленым покрыты
       Гранитные глыбы брегов
       И Бугской водою обмыты
       Отмели серых песков.
Цокали пули о камни,
Огненных брызг высекая струю,
Буря металась над нами,
На плот нагоняя волну.
       «Крепче держите, ребятки! –
       Молвил усатый блондин, –
       Если нас отнесет до Зубатки,
       Тогда уж пишите «Аминь».
Белой пеной играла «зубатка»,
Гремел на камнях могучий поток,
Металлической гарью воняла взрывчатка:
Снаряды и мины здесь были, дружок.
       Наш плот закружило,
       Волной понесло,
       И грозные камни придвинулись ближе,
       Те, что зубчаткой прозвали давно.
Грудью на весла нажали солдаты.
Их мускулы спорили с силой речной.
Слева с бойцами прощалися хаты,
Справа – скалистый берег крутой.
       Вспышки сверкали в расщелинах скал,
       Клекотал немецкий эМГэ,
       Минный осколок руль обломал,
       И блондин тогда крикнул: «Ребята, к воде!»
И четверо смелых гвардейцев,
Героев шести переправ,
Автоматы на шею повесив,
К вражьему берегу бросились вплавь.
       Долго с водою солдаты боролись.
       Немецкие пули свистели вблизи.
       Во славу отчизны, за счастье народа
       Одолели герои стихию реки.
Мокрое платье их к телу прилипло,
На берег гранитный стекала вода.
Группа десантников бросилась а битву,
Из первой траншеи изгнала врага.
       И в каменной этой траншее,
       На кровью забрызганном дне,
       Захвачены были трофеи:
       Два пулемета эМГэ.
Вскоре опомнился враг,
Из гранитных он вылез расщелин,
С криком «Хура!» и «Форвертс!» на устах,
В атаку пошла компанея.
       Автоматы бойцы положили на бруствер,
       Заправили ленты в эМГэ,
       В мыслях с невестой простились грустно,
       Жизнь посвящая родной стороне.
Мелькнули квадратные каски
За серой грядою камней.
Залп прогремел для острастки
И голос коварный: «Рус, сдавайся скорей!»
       Затрещали в ответ автоматы,
       Пулеметы искристую дали струю.
       И видели наши солдаты,
       Как падали немцы в бою.
Компанея их поредела,
Стяг на камни упал,
А стрельба все гремела, гремела,
Пока враг посрамленный бежал.
       В серо-зеленые спины
       Лучистые пули летели,
       И солдаты немецкие гибли
       У самых гранитных расщелин.
       …………………………………
На отвоеванный этот плацдарм
Весь ринулся полк
И локтем могучим границы разжал
До самых заречных высот.
       И вышли на берег другие полки,
       На запад ринулись быстро.
       Четверка гвардейцев была впереди.
       И «Слава» сверкала у них на груди,
       Слава гремела, как выстрел.
… Преследуя немцев, мы миновали Могилу раскопанную, совхоз имени 25-го Октября, Трудолюбовку, и в двенадцатом часу овладели Владимиров-кой. Здесь, на правом берегу Буга, было мало разрушенных и сожженных хат, зато в большом количестве полыхали на полях и дорогах брошенные немца-ми автомашины. Преследовали мы немцев весьма энергично. Почти на их плечах мы ворвались в деревни Счастливое, Николаевка, Ново-Головнево, Мариновку и в хутор Алексеевка. Здесь мы захватили немцев на привале. Среди них поднялась невообразимая паника. Бросив оружие, повозки, хлеб и консервы, немцы с криком и гамом разбежались по бурьянам полей, по тем-ным в ночи балкам. Это произошло в ночь под 29 марта, в 40 километрах за-паднее Буга. Захваченные пленные показали, что немецкое командование, ко-гда русские подойдут к своим государственным границам, обещает приме-нить газы. Один из немцев попросил разрешение спеть песенку, которую не-мецкие солдаты сложили в окопах на Буге.
Из-за любопытства мы разрешили.
Немцы, сев в кружок, завыли. Они пели о своих неудачах, сетовали на Гитлера, грозили расправиться с ним и с Геббельсом. Но в этой песне не слышно было раскаяния самих фрицев за их дела. Они не смогли надеть ярмо на советских людей и потому пели:
«Запряжем мы Гитлера в ярмо,
       А Геббельса в дышло:
       Три года воевали,
       Ничего не вышло…»
… Радиосвязь с дивизией потеряна, с соседями также. Лишь под утро уло-вили наши радисты позывной командира дивизии генерал-майора Богданова. Я встал у микрофона. Выяснилось, что генерал с несколькими спутниками нажимал за нами пешим ходом, т. к. его «Виллис» и все другие транспортные средства пошли через Первомайск и неизвестно когда догонят нас. Генерал приказал нам дальше не двигаться, пока он догонит наш полк. Я сообщил об этом майору Котову, и он принял решение дать людям отдых в Алексеевке.
Пленных мы загнали в сарай, вокруг деревни выставили охранение и, утомленные боями и походами, крепко заснули. С большим трудом растолкал меня утром ординарец. Котов сидел уже за столом. Перед ним стоял огром-ный горшок молока и лежала гороподобная буханка белого хлеба. Возле сто-ла суетилась бойкая хозяйка, упрашивала гостей кушать побольше и все ще-бетала комплименты: «Яки ж вы уси гарны, яки гарны!»
… Здесь – Одесская область. Синкретизм обычаев, быта, нравов: русские, украинские, молдаванские. Здесь еще имели хождение румынские леи, ру-мынские календари висели на стенах изб, но уже с новой силой полыхал со-ветский патриотизм и любовь населения к Красной Армии. Украинки тащили солдатам мясо, яйца, молоко, белый хлеб, мед. К штабу подходили группы молодежи, вооруженной немецкими винтовками, опоясанной немецкими ме-таллическими лентами с патронами, с подвешенными у ремней немецкими гранатами. Молодежь упрашивала командира включить ее в свой полк и взять с собой в наступление против немцев. Мы этого не имели права делать, и мы направили молодежь в Первомайск: там уже формировались полки украин-ского пополнения Красной Армии.
… В 16 часов, наконец, догнал нас генерал-майор Богданов. Он сообщил, перехваченную им по радио, новость: 28 марта Третий Украинский фронт за-нял Николаев.
После пятнадцатиминутной беседы с генералом мы подали полку сигнал на выступление.
Немцы, видимо, посчитали, что мы совсем отказались от преследования их. Они безмятежно хозяйничали в пятнадцати километрах от нас в селе Но-во-Павловка. Оттуда прибежали в Алексеевку два мальчика, посланные кол-хозниками, узнавшими от самих немцев, что советские войска уже в Алексе-евке. Ребятишки рассказали нам, что в Ново-Павловке у многих жителей есть оружие и что жители, как только подойдет Красная Армия, нападут на немцев с тыла.
Мы направили с ребятишками наших разведчиков, а вслед за ними двину-ли полк.
В десять часов вечера, бесшумно подобравшись к Ново-Павловке, мы за-легли в бурьянах на самой ее окраине. Прибывшие два разведчика сообщили, что в селе все готово и народ ждет только сигнала. Сигналить – красной раке-той.
Связные, как ящерицы, расползлись в батальоны с приказанием команди-ра полка. Через десять минут должно начаться дело.
Как утомительно долго текли эти десять минут. Казалось, что время за-стыло и никогда не двинется с места. Чтобы оно скорее прошло, я повернул-ся на спину и начал считать звезды, поблескивающие через разрывы облаков.
– Ну, пора! – промолвил майор Котов. – Сигналь, начальник…
У Котова была привычка всегда почему-то называть меня «начальником». Но сегодня он сказал это с какой-то особой теплотой, точно жалел, что пре-рвал мои мысли или опасался не увидеть меня после битвы за село.
Подняв над собой ракетный пистолет, я нажал на спуск.
Ракета, зашипев, описала огненную дугу и, точно серп, врезалась концом в одну из соломенных крыш деревенских сараев. Вспыхнул огонек, колыхнул-ся, точно факел, побежал к гребню.
«Непорядок!» – мелькнуло в моем мозгу. Но в тот же миг затрещали вы-стрелы из края в край по всему селу. Заполыхали десятки ракет, загрохотали гранаты, поднялся крик. Кричали женские голоса, мужские и женские. Кри-чали немцы. Кричали и наши солдаты. В село стрелять нам было нельзя: там были и свои. Мы ударили по окраинам, по дорогам, по мосту.
Через полчаса все было кончено: остатки немецкого гарнизона, пользуясь темнотой, бежали через высокий бугор к Ивановке. Группа немецких солдат явилась в плен. Их конвоировал поляк Иоган Вейтеховский из 203 полка.
Наши батальоны безостановочно двинулись за отступавшими немцами. Мы, поблагодарив население за помощь, также направились к Ивановке со всем штабом. На память о бое под Ново-Павловкой женщины подарили нам красный платок, привязанный на длинный шток. С ним, как с флагом, населе-ние вступило в бой против немцев, помогая нам очищать свою родную дерев-ню.
Заняв Ивановку, мы связались по радио со штабом дивизии. Нам сообщи-ли новость: 1-й Украинский фронт занял 29 марта Черновицы. Потом мы приняли шифровку с указанием нашей дальнейшей задачи. Нам предлагалось круто повернуть на юг и наступать через Ново-Ивановку, Украинку, Федо-ровские дворы к Николаевке 3-й, чтобы захватить переправы на реке Тили-гул.
За Федоровскими дворами наши разведчики поймали двух странных лю-дей. Один был стариком и называл себя колхозником из деревни Николаевки 3-й, а второй – настоящий немец, тоже очень пожилой. Старик говорил и по-украински, и по-русски и по-немецки. Немец по-русски почти ничего не по-нимал.
Из опроса удалось установить следующее. Старик Петр Иванович Гарбу-зенко во время мировой войны 1914–1918 годов опал в плен к немцам и рабо-тал в южной Германии в одном из кулацких хозяйств. В этом же хозяйстве работал в батраках Карл Мюллер из Аугсбурга. Там они и познакомились. А в Отечественную войну в Николаевку 3-ю, отступая под натиском Красной Армии, прибыл командир 64-й немецкой армии. Тонкий такой, высокий, ры-жий сорокалетний генерал. Перед ним все тянулись, а он никому – ничего. Только распоряжения отдавал, да и то через адъютанта, похожего на армяни-на. Старик, на квартире которого остановился генерал, притворился незнаю-щим немецкого языка и преданным немцам, и те перестали его опасаться, разговаривали открыто. А однажды, это было 26 марта, прискакал верхом на лошади солдат с пакетом. Пакет передал адъютанту, а сам присел на завалин-ке ожидать ответа.
Старик узнал в нем давнишнего знакомого – Карла Мюллера. Узнал и тот старика. Разговорились помаленечку, а старик и предложил Карлу сдезерти-ровать. Все равно, мол, немецкой армии капут. Мюллер согласился. В тот же день старик упрятал его в погребе и скрывал целых четыре дня. А вечером 28 марта командующий 64 армией выехал из деревни, через день и все осталь-ные немцы ушли из села за речку Тилигул и окопались там на буграх. Но немцы взяли за привычку приходить в деревню и шарить по погребам в поис-ках пищи. «Вот и решили мы с Карлом уйти оттуда к своим, чтобы поскорее с Красной Армией встретиться, – заключил старик свой рассказ. – А насчет до-рог, по которым немцы бежать собрались, вам Карл может по карте показать. Он генеральский пакет никуда не возил, а разорвал и прочитал, что было по-нятным…»
Я подозвал Карла, приказал ему объяснить отобранную у него нашими разведчиками карту.
Карл объяснил: генерал приказал отступать, если русские не будут сильно мешать, по маршруту № 1, через Березовку (около 60 километров от Никола-евки), Александровку (В 110 километрах от Николаевки) до Одессы, а оттуда он собирался уехать куда-то морем.
 В случае сильного нажима со стороны русских, генерал наметил маршрут № 2 (неудобный, гористый) – через Секретарку, Шараево, через станцию За-тишье, через Кучерган и в Тирасполь.
Взяв старика и Карла Мюллера в качестве заложников, ускоренным мар-шем устремились к Николаевке 3-й, в районе которой, по показанию старика, еще целы были мосты через Тилигул.
Ночью под 31 марта мы без боя заняли Николаевку 3-ю, захватили мост через Тилигул, но не смогли пробиться дальше. Как и сообщил нам старик, немцы, действительно, создали на буграх за речкой очень прочную оборону, и нам пришлось подождать, пока подтянулась наша артиллерия. Она отстала от нас потому, что не смогла пройти по болотам и буеракам, где очень быстро продвинулся наш полк. Артиллерия двигалась под охраной пехотной роты по дороге, кружным путем.
Развернув рацию, мы связались со штадивом, передали обстановку, полу-чили дальнейшую задачу и были проинформированы о важных событиях: нашей дивизии присвоено наименование «ПЕРВОМАЙСКАЯ», первый Ук-раинский фронт занял Тарнополь.
В ночь под 1-е апреля 1944 года форсировали Тилигул и с хода заняли Татьяновку. Захвачено двадцать пленных. Среди пленных – солдат 205 от-дельного батальона Генрих Гейнц из Гамбурга. Этому остолопу девятнадцать леи, а он ничего не знает о том, кто такой Тельман. Однако, Генрих Гейнц, под общий хохот штабистов, рассказал арийскую свою генеалогию до времен Арминия Германика. Пусть ляжет грех на нашу душу: мы не пожалели авто-матной очереди на этого тевтона, воспитать его все равно не воспитаешь, а суд ждать долго. Пришедшая в наш штаб пятнадцатилетняя девочка Ариша показала нам следы зубов на своей шее и на руках: садист Генрих Гейнц, как показала Ариша, подверг ее насилию.
……………………………………………………………………………….
В 16 часов 1 апреля мы прорвались к хутору Докторову. Здесь нам сдалась в плен группа немецких конвоиров, угонявших женщин-евреек на Запад. Сре-ди сдавшихся был двадцатитрехлетний Фридрих Фламм, расстрелявший се-годня своего обер-лейтенанта за попытку поставить под пулемет всех кон-воируемых женщин. Это редкий случай в немецкой армии, когда солдат ее стал человеком. Впрочем, у нас не было времени выяснить психологические причины такого поступка Фридриха Фламма. Может быть, он понял, что ему не уйти от Красной Армии и потому совершил гуманный поступок, а, воз-можно, он просто влюбился в одну из девушек-евреек, которые были среди конвоируемых. Одна из женщин нас очень просила оставить Фридриха с ни-ми именно потому, что «парень умирает по Сарочке, кареглазой красавице из Одессы».
Всех пленных мы сопроводили на этапный пункт, а сами двинулись даль-ше. Нам нужно было пробиваться к хутору Преображенскому. Там должны были сосредоточиться полки трех дивизий – 8 ГВДД и 81-я из 2 Украинского фронта, 93-я – из 3-го Украинского фронта.
Население здесь больше молдаванское, русский язык люди знают плохо и не умеют объяснить толком, какая дорога куда ведет. А тут еще надвинулись тучи, полил дождь, стало темно. Людей пришлось вести по азимуту. Шли очень долго по топким полям, по балкам, посадкам и ручьям. Справа сыпался на нас дождь трассирующих немецких пуль. В задних рядах роптали мокрые усталые люди: «Наверное, сбились мы с пути, идем вдоль фронта, не долго и в лапы к фрицам попасть». Особенно, заметил я, волновались старшие лейте-нанты Ковалев и Батыцкий. Пришлось отстранить их от охраны полкового знамени за малодушие.
Шли мы долго, но правильно. В темноте различили мы черные силуэты хат, рисовавшиеся на фоне неба. Остановились, выслали разведку. Оказалось, немцев в хуторе нет уже с половины дня 1-го апреля, а все хаты набиты сол-датами различных дивизий нашего и третьего Украинского фронта. Так и должно было быть по условиям нашей задачи. А что немцы убежали, мы о них сегодня не жалели: по грязи далеко не уйдут, нагоним.
В хуторе трудно оказалось найти какое-нибудь укрытие от дождя. Солда-ты были везде, – в хатах, в сараях, в стогах соломы, даже в канавах, над кото-рыми они натянули палаточные навесики от дождя. Под кровлей одного сарая толпились и сидели, как попало, пленные немецкие солдаты, охраняемые на-шими автоматчиками. Один их немцев, невидимый в темноте, на ломаном русском языке вполголоса пел частушки:
«Ин Руссия ми ехал на танках,
       Нах Дотчлянд ходим на палках…»
………………………………………………………………………………..
Утром 2 апреля мы почти без боев, не считая мелких стычек с заблудив-шимися группами немцев, продвинулись от Преображенского через Лидовку и хутор Рощ к местечку Жовтнево (Петроверовка). Впереди нас здесь уже прошли танковые войска. Они разнесли весть о советских победах, и на встречу нам все чаще и чаще двигались мужчины с торбами за спиной, в шта-нах из крапивных мешков, в тряпье. Это из числа тех тысяч советских граж-дан, отбитых нашими танками у немецких конвоиров, гнавших народ на не-мецкую каторгу.
В кюветах дороги валялись убитые немцы. Иные из них, задрав ноги, ле-жали лицом в дождевой ноге, точно утоляли великую жажду. Другие растя-нулись вдоль кювета навзничь и дождь хлестал их рыжие лица. А у моста, на-стигнутый советскими пулями, немецкий офицер застыл на ракушках. Опира-ясь локтями о бруствер кювета, он смотрел мертвыми глазами в землю. Из разбитого рта в мутную лужу капала кровь. Они не ушли домой, эти завоева-тели мира. Пусть дети их и дети детей знают, как непрошено ходить в Рос-сию.
В 2 часа дня мы вступили в местечко Жовтнево. Это районный центр Одесской области, имеющий до 600 домов, большей частью каменных с че-репичными и железными кровлями. Много жилищ с своеобразной глино-насыпной кровлей. По улицам Жовтнево шумели танки, самоходные орудия, «Катюши». Это наступала на немцев Россия. Огромная, непостижимая стра-на, много раз уничтожаемая и всякий раз уничтожавшая своих врагов.
К вечеру мы настигли немцев южнее Жовтнево, на высоте 151.7 прямо за окраиной Ковалевки (в четырех километрах южнее Жовтнево). Разгорелся жаркий бой. Мы медленно продвигались, имея намерение прорваться к Ста-лино (Каторжино).
Часам к 8 вечера погода совсем испортилась: подул северный ветер, нача-лась снежная вьюга. Не видать ни зги. Даже немецкие ракеты не в состоянии были осветить густой от снега воздух. Драться пришлось на ощупь. К полно-чи высота оказалась в наших руках и мы открыли себе дорогу на Сталино. Но был получен неожиданный приказ генерал-майора Богданова изменить мар-шрут наступления и начать движение на Виноградовку и Ново-Михайловку.
………………………………………………………………………………..
в Ново-Михайловку мы не попали, так как в Виноградовке получили но-вый маршрут: Переплетковка 2-я, Мардаровка, Еленовка, Путиловка. Это оз-начало, что на нашу долю выпала задача перерезать железную дорогу Сло-бодка-Раздельная и лишить маневра одесскую группировку немцев, повиснув у нее на левом фланге.
Бой за Переплетковку вторую мы завязали часов в семь вечера 3 апреля. Немецкий гарнизон, как выяснилось потом, не ожидал появления войск Крас-ной Армии так скоро. Дня три перед нашим приходом в Переплетковке был какой-то немецкий генерал. Он здесь хвастал, что наступление Красной Ар-мии приостановлено, и немецкие войска прочно удерживают позиции чуть ли не на Буге.
Нам почти не пришлось применять пушечного огня, если не считать двух выстрелов по глинобитному сараю, в котором засело десятка полтора немцев. Прямой наводкой орудие разнесло стену. Оставшиеся в живых три немца, бледные и грязные, выскочили из пыли и дыма с поднятыми руками. В это же время наши автоматчики прочесывали деревню, вытаскивая фрицев из закро-мов, с потолков, из ям и больших винных бочек с выбитым дном. Всего в плен было взято человек пятьдесят, да десятка три было перебито.
Закончив бои за Переплетковку, мы устремились на Мардаровку. Дорог здесь между деревнями почти нет, и наступать нам пришлось целиной, по рвам и буеракам. Здесь так много бугров, балок и лощин, что вся местность казалась волнистой. Наступление наше осложнялось еще и некоторыми по-бочными обстоятельствами: поднялась вьюга такой силы, что людей валило с ног. Кроме этого, появился откуда-то майор Комаровский со своей Раисой Приблудной, и в полку оказалось двоевластие (Комаровский себя считал ко-мандиром полка и Котов тоже. Дело дошло буквально до драки. Ну, это еще пусть, куда ни шло. Беда была в другом: ни тот, ни другой командир не хоте-ли принимать решения о дальнейшем ходе боя). Связавшись с командирами батальонов, я от имени командира полка, имея на это уставное право, дал на свой страх и риск указание сбить немецкие заслоны и к утру 4 апреля овла-деть Мардаровкой. Батальоны обошли высоты, на которых немцы наиболее рьяно сопротивлялись, сбили заслоны на лощинах и балками вышли к Марда-ровке. Часть сил ворвалась в деревню и начала очищать ее от немцев, а часть развернулась фронтом к полю, чтобы не впустить в деревню тех немцев, ко-торые продолжали еще сидеть на буграх и в соседнем хуторке. К утру мы оказались полными хозяевами Мардаровки. Но тут началось самое любопыт-ное явление. Немцы, промерзшись хорошенько в поле, прислали своего пар-ламентера с просьбой взять их в плен и поскорее накормить. Мы согласились. Часам к десяти утра прибыли в плен не только немцы, сидевшие в поле, но и те, которые были в хуторе. Последние приехали в плен верхом на лошадях, что послужило поводом для наших бойцов хохотать до упада: немцы ехали на вороных большекостных ганноверских кобылах, сидя по трое на каждой и поддерживая друг друга подмышки. А верхами они поехали потому, что идти им оказалось не в чем. Хуторские жители, прослышав о приходе Красной Армии, отняли у немцев сапоги и валенки, в некоторых даже совсем убили топорами. Где тонко, там и рвется… Прибывшие сдаваться в плен, сами не-давно, как маньяки, заскакивали в крестьянские хаты и хватали все, на что падал их взгляд. А теперь они покорно вытряхивали на стол содержимое сво-их карманов. Тут были нитки, пуговицы, мелочь. Были и порнографические открытки. По вещам в кармане можно судить о самом человеке: одно другого стоит...
………………………………………………………………………………..
Продолжая выполнять задание командования, 22 гвардейский Воздушно-Десантный полк к исходу 4 апреля с боями вышел на рубеж Еленовка–Дубосары Одесской области. Тут получили очень ответственную задачу – немедленно нанести удар по немецким войскам, охранявшим железную доро-гу Слободка–Раздельная–Одесса, перерезать дорогу и обеспечить ввод в про-битую брешь частей второго эшелона, который командование берегло для развития успеха и оперативного маневра.
Сил для решения задачи обычными способами у нас явно не доставало. Посоветовавшись с командиром полка майором Котовым, мы решили немед-ленно организовать захват контрольного пленного в районе железнодорожно-го полотна. Обстановка для поиска была подходящая: по-прежнему крутила снежная вьюга столь густая, что в одном метре от себя нельзя было уже ниче-го рассмотреть, а шум вьюги маскировал собой шорох шагов и всякие другие звуки, связанные с движением человека.
Пока шел поиск, мы готовили полк к выполнению операции. Все бойцы дополучили боеприпасы до положенной нормы, артиллеристы проверили пушки, обучили группы приданных им пехотинцев искусству перекатывания орудий (мы не собирались вести пушки на лошадях, т. к. своим ржанием они могли выдать нас и сорвать дело), личный состав был введен в курс пред-стоящего боя, каждый в касающейся его мере. Политработники провели не-обходимые беседы. В результате всего мы отлично покормили бойцов, выда-ли положенную по закону порцию водки и настроение нашего народа оказа-лось на высоком уровне, достойном предстоящего дела.
Поиск удался. Пленный обер-ефрейтор Альфред Штоль с солдатской книжкой 1 роты, 154 пп, 384 пд, 7 армии немцев, с перепугу дал нам довольно точные данные о немецких войсках, расположенных перед нами. Особый ин-терес для нас представляло то, что немцы ждали удара только на станцию Ве-селый Кут со стороны шоссе из районного центра Цебриково. В эту сторону немцы нацелили свои пушки, пулеметы, развернули минометные батареи, по-ставили засадные танки. Важно было в показаниях обер-ефрейтора, что не-мецкое командование намечало во что бы то ни стало удержать участок доро-ги на нашем направлении для облегчения перегруппировки своих сил и увода многочисленных эшелонов с военным и невоенным имуществом.
Немцы располагали пятикратным превосходством по отношению к нам, и мы решили внезапным ударом свести это превосходство к нулю, напасть на немцев с неожидаемого направления, лишенного дорог и полного балок и буераков. Выбросив впереди себя разведывательные группы азимутного на-правления, мы именно по бездорожью двинулись к полустанку Путиловка, северо-западнее станции Веселый Кут. Шли в непроглядной тьме, утопая по пояс в снегу. Над нами бесилась вьюга. Но мы не обижались. Шум вьюги да-же радовал нас: в нем тонули звуки падения поскользнувшихся, шорохи дви-жения людей, характерное постукивание передвигаемых пушек.
Двигались мы очень медленно: на руках тащили пушки, минометы, пуле-меты, сумки с патронами, связки мин и снарядов. Кроме того, мешали мин-ные поля. Неведомо каким чутьем угадывали их в кромешной тьме наши са-перы, проделывали в них узкие проходы, пропускали бойцов чуть не цепоч-кой (делать широкие проходы было некогда). Когда ночная тьма ослабела и восток заиграл предутренним посветлением, мы вышли в балку перед самым полотном дороги. Здесь майор Котов построил боевой порядок в линию для одновременного удара по врагу, приказал командирам батальонов нащупать немецкие передовые посты, но не уничтожать их, а вынуждать к бегству, по-сле чего преследовать с максимальной скоростью.
– А минные поля? – обронил кто-то недоуменную фразу.
Майор Котов улыбнулся:
– Немецкие посты, наверное, знают проходы в своих минных полях. По-этому я и советую вам не спешить уничтожать кур, несущих золотые яйца: удирая от нас, они покажут свои проходы в минных полях. Понятна ли вам моя идея?
Идея была всем понятна. Через несколько минут все снова пришло в дей-ствие. Минометы были поставлены на огневые позиции в готовности дать огонь по ракетному сигналу. Пушки катились непосредственно в пехотной цепи. Небольшой резерв командира полка двигался по балке в готовности сманеврировать на поддержку любой из трех групп боевого порядка по ука-занию командира полка (В практике оказалось полезным держать резерв и за центром боевого порядка, хотя еще в русско-японскую войну 1904–1905 го-дов пришли к невыгодности такого размещения резерва. Но там речь шла о резерве больших частей, растянутых на многокилометровом фронте. В этом случае было выгоднее держать резерв за угрожаемым или намечающим ма-невр флангом. У нас было другое обстоятельство, и мы решили по иному).
Вскоре послышался крик, шум, треск автоматных очередей: наша право-фланговая группа напала на передовой немецкий заслон, захватив его прямо в блиндажах, в которых он скрывался от снежной вьюги. Сейчас же, точно подхваченный вьюгой шум с правого фланга покатился через центральную группу налево. Мы к этому времени уже ворвались в полосу древесных наса-ждений, защищавших полотно дороги от снежных заносов. На фоне этой густой посадки наши силы показались более многочисленными, чем они бы-ли в действительности (в бою очень легко, особенно в сумеречное время, принять дерево за солдата. Это еще Ермак Тимофеевич, покоритель Сибири, заметил в конце XVI века: известен его прием выставления на лесных опуш-ках и даже на лодках хворостяных чучел, принимаемых в сумерках татарами за казаков. Любил Ермак Тимофеевич вести бой, имея за спиной лесную ча-щу, на фоне которой «воины множились»).
Немцы, напуганные неожиданностью и явно переоценив наши силы, пус-тились наутек так стремительно, что мы на их плечах, благополучно миновав полосу минных заграждений, ворвались прямо на железнодорожное полотно и начали в упор расстреливать железнодорожную охрану.
Наша левофланговая группа вышла тем временем на дорогу между Пути-ловкой и Добрым Лугом, откуда начала обстреливать пушечным огнем не-мецкую резервную колонну, появившуюся с запада, из деревни Мацкулы. Ту-да же, по ракетному сигналу, ударили наши минометы. Немцы, видимо, ре-шили, что их окружают (чувство естественное, когда со всех сторон рвутся снаряды и мины), и многосотенной беспорядочной толпой бросились бежать на юго-запад. Это позволило нашим правофланговой и центральным группам изменить фронт с западного направления на юго-западное и ударить немцам с тыла.
С полотна дороги мы отчетливо видели, как метались среди бегущих сол-дат немецкие офицеры. Они стреляли в бегущих, били их рукоятками «пара-беллумов», но ничто не помогло. Паника, охватившая солдат, продолжалась. Лишь в районе Будки, километром южнее Путиловки, немецкая рота с пуле-метами и двумя легкими пушками, попыталась сдержать наше наступление. Туда немедленно был выброшен наш резерв и перенесен огонь минометов. Смятые нашим огневым и штыковым ударом, немцы разбежались по оврагам западнее линии дороги.
На занятых нами железнодорожных путях стояли воинские эшелоны со многими десятками вагонов и платформ, забитых имуществом. Тут были и сапоги, и кожа, и аккумуляторы, и снаряды и автобусы. На платформах чер-нели исправные асбестированные танки и орудия. С тормозов свисали бурые концы Бикфордова шнура, на тормозных площадках высились разноцветные пирамидки толовых шашек (известна немецкая склонность к пестрому рас-крашиванию своих огнеприпасов и взрывчатых средств). Все было готово к взрыву, но взрыв не произошел: рядом с тормозными площадками валялись в снегу расстрелянные нашими автоматчиками немецкие поджигатели и взрывщики. В наших руки попали также три исправных батареи семидесяти пяти миллиметровых орудия и четыре засадных танка, не успевших даже вы-стрелить.
Минут через сорок, придя в себя, немцы начали контратаки. Особенно сильно они нажимали на наши фланги, пытаясь их охватить. Нами были вы-брошены на фланги все наши пушки и пулеметы. Был направлен туда и ми-нометный огонь батальонных и полковых минометов. После безуспешных контратак, немцы начали откатываться на Поплавское, к отметке 163.9 и к деревне Мацкула. Такой широкий отход немцев и для нас оказался неожи-данным: мы были более высокого мнения о немецком командовании, чем оно себя проявило. Но поскольку оно допустило оплошность и потеряло управле-ние своими многочисленными войсками, мы немедленно использовали дос-тигнутый успех, сообщили обстановку по радио а штадив, а сами закрепились по всей многокилометровой ширине достигнутого прорыва. Правда, мы со-вершили большой риск, вытянув свои силы в тоненькую линию, отдельные точки которой были связаны только огнем и почти повсеместно мы лишились глубины закрепления. Но, во-первых, мы рассчитывали на молниеносность в развитии событий, на наращивание удара наших полков и дивизий второго эшелона, и, во-вторых, немцы были так деморализованы, что от них нельзя было ожидать повторных контратак. Кроме того, немцы, видимо, не имели никакого представления о нашей малочисленности. Они посчитали нас за це-лую полнокровную дивизию, как показали потом захваченные пленные. Через час-полтора в прорыв хлынул мощный поток вторых эшелонов, прошедших через настолько редкие наши боевые порядки, что многие бойцы и команди-ры покачивали головами. Их удивляло, что столь незначительные силы 22 гвардейского ВДСП совершили важный прорыв, ускоривший потом падение станции Раздельная и облегчивший действия советских войск против одес-ской группировки немцев.
Вечером 5 апреля вся наша дивизия получила приказ выйти из боя. Пред-положено было пополнить наши подразделения за счет местных мобилизо-ванных мужчин, после чего начать поход в Румынию. Командир полка был вызван в дивизию. Возвратившись оттуда, он приказал построить полк, чтобы объявить ему важный приказ по фронту. Батальоны были выстроены за же-лезнодорожными путями. В нескольких километрах западнее нас гремел бой, полыхали первые вечерние ракеты, рвались авиабомбы. В воздухе ревели са-молеты. Все это придавало особую значимость полковому митингу. Майор Котов, сказав речь о боевом пути полка, поздравил офицеров и солдат с важ-ной победой над немцами в районе Путиловки и с особым подъемом сообщил о решении командования Фронта присвоить всем рядовым участником –сражения сержантские звания, а офицерский состав представить к внеочеред-ному повышению в звании на одну категорию. Полк, полный глубокой благо-дарности за справедливую оценку его ратного подвига, ответил на речь майо-ра Котова троекратным ура. Разойдясь потом по своим подразделениям, вете-раны полка (их осталось немного) всю ночь возбужденно говорили о проис-шедшем, поздравляли друг друга. Однако когда я распорядился в штабе на-чать соответствующее оформление документов на присвоение внеочередных званий личному составу, майор Котов сказал мне: – Прекратите работу до особого распоряжения.
«Особого распоряжения» никогда не последовало. Зачем, спрашивается, потребовалось Котову обмануть своих солдат и офицеров-героев? Если ко-гда-либо Наркомат Обороны и Правительства, от имени которых фактически говорил майор Котов, захочет наградить полк 22-й, пусть запросит через га-зету участников боя за Путиловку, какие награды им были обещаны майором Котовым? Не так уж много осталось тогда в живых солдат и офицеров того героического полка, который имел полевую почту № 36938.
… Утром 5 апреля мой ординарец притащил со станции чемодан какого-то немецкого офицера. В чемодане были различные иллюстрированные жур-налы, пленочный фотоаппарат, с полсотни открыток и фотоснимков, крохот-ные детские туфельки, фляга с ромом и единственная книжка Вильгельма Гумбольдта “Briefe an eine Freunlin Herausgegeben von Dr. Huhnhauser”. Berlin 1921 jahr. Мне давно хотелось прочитать гумбольдовские «Письма», и я по-слал ординарца в разведвзвод за немецко-русским словарем.
Забившись в щель, так как немец начал обстрел Путиловки из дальнобой-ных орудий, я полностью перевел только “Vorbericht Von Charlotte Diede”, на остальное не хватило времени. Артиллерийский обстрел прекратился и мне потребовалось идти принимать прибывшее пополнение в полторы сотни че-ловек. Люди, одетые в матерчатые пиджачки, в ватные фуфайки, в шубные курточки и столь же разнообразно обутые – в сапоги, ботинки, коты и даже лапти, толклись в грязи за сараями. На орудийный гром они не обращали внимания: война дважды прокатилась через их села и деревни приучила к громким звукам.
После беседы с людьми, распределил их по батальонам, приказал немед-ленно обуть всех в трофейные сапоги. Дело это оказалось не из легких: все немцы, как известно, имеют ноги с низким подъемом, а у славян ноги высо-коподъемные, немецкие сапоги на них натягивать трудно. Помощник коман-дира полка по материальному снабжению загоревал: «Сапог много, а обувать людей не во что». Но пополнение оказалось смекалистым, нашли выход. Но-жичками народ разрезал слегка кожу на самом подъеме головки сапога, за-пустил в поднарез резиновую прокладку и сапоги стали хоть куда: просторны и водонепроницаемы. А для солдата такое качество сапога – самое желатель-ное в бою и в походе.
… Обучать пополнение в Путиловке нам не пришлось. В час дня 6 апреля мы получили приказ на марш, с наступлением сумерек вышли по маршруту: Ново-Павловка, Романовка, Ивановка, Антоновка, Икономировка, Кочелово, Александровка. Колонна полка растянулась на целых два километра, особен-но трудно было двигаться обозу: в раскисшей грязи колеса увязали по самую ступицу, лошади грузли по живот. Моя «Зорька» все куда-то рвалась, спеши-ла и если бы ее пустить, она на многие километры ушла бы впереди колонны. Но этого нельзя было сделать: на плечах командира полка и на моих плечах лежала обязанность вести полк, подбадривать людей, помогать отставшим, сдерживать не в меру ретивых. Выдерживать ритм на походе так же важно, как не упустить момент в бою. И так, пользуясь широким шагом своей «Зорь-ки», я без особого для нее напряжения циркулировал от головы колонны к хвосту и обратно. Вперемежку со мною, это делал также и командир полка.
К полночи мы добрались до Антоновки, где устроили привал. Почти все дома стояли без крыш, на потолках дымились и тлели тряпки, домашняя рух-лядь. Над всем стоял затхлый запах войны. Солдаты, подстелив палатки, са-дились прямо на землю и начинали дремать, преклонив головы к плечу друг друга. Офицеры располагались рядом. Ординарцы притащили им обгорелые пучки соломы вместо кресел. Я с командиром полка зашел в одну из сохра-нившихся хат. На столе там горела стеариновая свеча, на полу повалкой спа-ли солдаты одного из полков нашей дивизии. Под головой одного из них бы-ла толстая книга вместо подушки. Я осторожно извлек ее, сунув под голову солдата длинную брусоподобную консервную банку с американским клеймом «Distrist illinois». Книга оказалась дельной. Это было одно из немецких изда-ний «Истории военного искусства в рамках политической истории» Ганса Дельбрюка. Книга богато иллюстрирована, но слишком тяжеловесна. По этой причине мой ординарец, которому я поручил взять эту книгу, «забыл» ее на столе рядом со стеариновой свечкой.
После привала я покидал деревню последним, следя, чтобы никто не про-спал и не отстал от полка. И какая все же пустота ощущалась в этой, разгром-ленной немцами деревне. Ушли наши войска и здесь стало как на кладбище. Только трещали кое-где горевшие еще дома, светились в темноте карнизы: на потолках тлело пламя, раздуваемое ветром. До войны, помню, люди так боя-лись огня, столько создали мер предосторожности, что потребовалось создать целую противопожарную науку. А тут тысячи людей пришли в село, вздрем-нули по пятнадцать-двадцать минут рядом с горящими зданиями, прикурили от головешек, встали и пошли в далекий путь испытывать, может быть, в со-тый раз свою судьбу. Ох, и много будет конфликтов у очевидцев-писателей с молодыми критиками, не обогащенными опытом по изучению психологии людей на войне. Писатели напишут, как было, критики запищать – «неверо-ятно, вымысел, отступление от правды»… И все же, писать надо так, как бы-ло. Только при этом случае написанное будет иметь познавательный интерес. Выдумать красивую жизнь и захватывающую историю можно и дома, нигде не путешествуя, как это сделал Жюль Верн. Но показать правду войны и по-ведение людей на войне нельзя сидя в кабинете. Для этого обязательно прой-ти по дорогам войны и отучить себя от подхалимства и клакерской страсти. Иначе уже в «третьем дополненном и переработанном издании» от войны ос-танется только название да слава…
… Продолжая марш, утром мы завернули на железную дорогу в районе станции Чабанка. Здесь стояли немецкие эшелоны с сахаром. Мы нагрузили им все повозки, бойцы набили сахаром сумки. С сегодняшнего дня, как сказа-ли нам дивизионные начальники, мы перешли «На бабушкин аттестат», по-просту говоря, на местное самоснабжение. Да и в самом деле, какие же надо иметь гигантские транспортные возможности, чтобы в период небывалой ве-сенней распутицы успеть снабдить огромную армию, которая наступает чуть ли не с темпами урагана. Возможности снабжения в плановом порядке оказа-лись недостаточными и, учитывая сложившуюся обстановку (масса брошен-ных немцами и населением продуктов в полях и на дорогах), само централи-зованное снабжение на некоторый период сделалось не обязательным. Воз-можно, после войны некоторые заумные люди будут порицать нашу практи-ку, но мы действовали в целях победы над врагом, и наши успехи подчерки-вали правоту наших действий.
… К 18 часам 7 апреля мы, покрыв до сорока километров, прибыли в Александровку. Это означает, что мы двигались в общем направлении на Ко-товск. В Александровке устроили привал до одиннадцати часов ночи.
Зайдя в одну из хат, я услышал знакомый девичий смех. Протиснувшись к столу, за которым сидели человек пятнадцать бойцов, кушавших только что сваренную картошку, горой насыпанную на стол, я увидел небольшую де-вушку в серой шинели и в голубом берете с красной звездочкой. Девушка, облокотившись на зеленую санитарную сумку с алым крестиком на боку, рас-сказывала солдатам о похождениях «Бравого солдата Швейка», перелагая по-весть не Ярослава Гашека, а Слободского. А смеялась она, смеялись и солда-ты тому, что Швейк хладнокровно отрегулировал машину с генералом на ми-нированную дорогу и не опасался при этом наказания: мертвые генералы не наказывают…
Не замечая моего присутствия (я стоял в тени, падавшей от листа бумаги, изображавшего абажур на висячей керосиновой лампе), девушка продолжала рассказывать. И что ни дольше она рассказывала, тем тверже я убеждался, что рассказчицу я знал и видел в бою. Не удержавшись, я произнес: «Алена!»
– Ай, кто это назвал мое имя? – встрепенулась девушка. Она встала, от-странила рукой лист бумаги, свисавший с ущербленного лампового стекла, и в упор посмотрела в меня, вскрикнула:
– Ах, товарищ старший лейтенант, вот и снова встретились!
– Здравствуй, Алена! – ответил я и крепко пожал ей руку.
Бойцам не понравилось, что так неожиданно Алена прервала веселый рас-сказ о бравом солдате Швейке, что обошла их вниманием и долго не выпус-кала из своей руки мои пальцы. Они, попросту, приревновали ее ко мне. За-молчав и нахмурившись, бойцы начали ожесточенно жевать картофель. Иные из них даже забыли от волнения снять с картофеля полупрозрачный мундир.
Я подмигнул на них Алене, сел рядом с ней за стол и спросил:
– Вот, товарищи, про Швейка вы рассказ слушали. А знаете ли Вы про Аленину жизнь?
Бойцы переглянулись. Один из них, оказавшийся посмелее, сказал откро-венно:
– Алена всего третий день как пришла в нашу дивизию из госпиталя, мы о ней еще ничего не знаем…
– Тогда я вам расскажу о ней, – сказал я. – Желаете?
– Ой, не надо! – возразила Алена.
Это настолько подзадорило бойцов, что они хором закричали:
 – Просим, просим, расскажите!
И я рассказал, как летом 1941 года Алена, девочка из приднепровской де-ревни, ушла на Восток с отступавшей Красной Армией, как была участницей боев за Сталинград, как наступала с нашей дивизией до Днепра, форсировала Днепр и пришла в свою деревню воином-медсестрой. Там встретили ее посе-девшие от горя соседки, обласкали, назвали «врачом», но ни слова не сказали о сожженном немцами домике Аленки, об убитых немцами родителях: они не хотели омрачать радость победы. В дивизионной газете появилось тогда сти-хотворение, посвященное Алене. Оно сохранилось в моей тетради. Я прочи-тал это стихотворение бойцам.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я помню хату белую
С поломанным крыльцом.
И девчонку помню бледную
С заплаканным лицом.
       Зачем так плачешь, девочка?
       Я ласково спросил.
       Мы сюда вернемся, белочка,
       Как наберемся сил.
И рученькой маленькой
Она вытерла глаза,
С мольбой сказала: – Дяденька,
Забери с собой меня!
       И так по всей России
       До Сталинградских стен
       Мы в полку ее возили,
       Чтоб не попала в плен.
Зима пришла суровая,
В снегах застыла степь.
В ту пору сила грозная
Порвала вражью цепь.
       Поднялась на штурм пехота,
       Вновь за запад полк пошел,
       И шла за ним санрота,
       А в ней – сестра, что я нашел.
С сумкой маленькой, зеленой,
На сумке алый крест…
Солдаты звали девочку Аленой
И было ей пятнадцать лет.
       Не раз в бою кровавом,
       В трескучем зареве ракет
       Я видел сумку, крестик алый
       И в руках Аленки – марлевый пакет.
«Не стонай, родной.
Перевяжу и станет легче!»
Склонилась Алена надо мной
В жаркий боем этот вечер.
       Совсем вблизи рвалися мины,
       Пули разрывные выбивали трель,
       И Алена так дрожала мило,
       Что раненый улыбнулся ей:
Алена, смерть тебя пугает очень.
Голову, сестричка, пониже опусти.
Пули стали злыми в эту осень,
Им тебя недолго укусить.
       Ну, нет, – ответила Алена. –
       Смотрите, вон там, за Днепром,
       Где купол на церкви зеленый,
       Стоит моя хата с побитым крыльцом.
И вижу я первые лодки,
Что Днепр пересекли под воем гранат.
В кустах мелькают пилотки
Доблестных наших солдат.
       Смерть не тронет сестру,
       Которая видит деревню родную
       И смело стоит на посту
       За Отчизну свою золотую.
………………………………..
Всю ночь тряслась земля:
За правый берег дрался полк
И в багровом зареве огня
Грохот только к утру смолк.
       Лежало все село в руинах.
       Огонь и дым над камнями гулял.
       Полк встречали женщины в сединах,
       Но взор их радостью сверкал.
Вдруг раздался крик:
– Смотрите, бабоньки, на чудо:
Алена сделалась врачом!
……………………………
И женщины Алене пожимали руки,
Слезами радости кропили ей шинель.
Но о домике с крылечком не роняли звука,
Потому, что домика не было теперь!
Алена слушала молча, но по щекам ее катились и катились бирюзовые зерна слез. Потом, глубоко вздохнув, она вымолвила:
– Истинно, товарищи, рассказано старшим лейтенантом о моей жизни. Горе мое сделало меня солдатом. И не отступлюсь я от этого, пока не будет уничтожен последний немец.
– С нами, Алена, до самого Берлина дойдешь! – сказал один боец.
– До полной победы довоюешь, – добавил другой.
– И вам, товарищ старший лейтенант, спасибо за рассказ об Алене. Теперь мы знаем, что «Красное Знамя» она носит недаром.
– Семнадцатая Кременчугская, выходи строиться! – послышалась за ок-ном басистая команда.
Бойцы вскочили из-за стола, начали пристегивать лопаты, одевать за спи-ну вещевые сумки, загремели винтовками и автоматами. Встала и Алена.
– Ну, вот и расставаться пора. До свиданья! – Пожимая мне руку, она ус-пела шепнуть: «Идем на Путиловку, в бой».
………………………………………………………………………………..
Через час вышел в путь и наш полк, но пошел в другую сторону. Нам надо было совершить 35-километровый марш до Васильевки. Было холодно, пере-летывали снежинки.
Лошади с трудом тянули повозки по клейкой глубокой грязи. Громко, с щелкающим отзвуком чавкали по грязи сотни ног. Казалось, что в таких ус-ловиях человек не способен вдохновляться, и мечтать. Целиком он весь по-гружен в желание сесть на обочину дороги и отдохнуть, стряхнуть с себя свинцовую усталость, хоть немножечко подремать. Но вот комсорг Васильев запел:
«… Не смеют крылья черные
       Над родиной летать…
       Поля ее зеленые
       Не смеет враг топтать…
И голоса, мощные, гневные, упругие подхватили песню, понесли ее над всей колонной полка.
… Пусть ярость благородная
       Вскипает, как волна.
       Идет война народная,
       Священная война.
Через несколько минут пел весь полк. И в ночи эта песня будила мечту, звала на подвиги, воодушевляла. Вдохновение охватило людей и они шли, за-быв об усталости, о грязи, о лишениях. Они шли, наполненные одной стра-стью – разгромить врага, алчная жадность которого породила войну, принес-ла смерть и разрушение на нашу землю, оторвала миллионы людей от родных очагов и заставила их топтать все дороги целой планеты.
Я тоже мечтал, тоже думал и желал. Желал того, чего желала вся измучен-ная и грозная Россия. Я думал об Алене, которая в пятнадцать лет стала сол-датом великой русской армии, о миллионах погибших на полях сражений, о том, чтобы после войны никто не посмел из аппаратчиков повернуться спи-ной к солдатам Отечественной войны. Поколение людей, добывающих побе-ду, должно быть священным и забота о них должна стать на годы первейшей задачей государства.
………………………………………………………………………………..
Наступило 8-е апреля 1944 года. Наш полк в пути. Мой конь тяжело ды-шал от усталости, натружено скрипело седло. По себе и по своему коню я за-ключил, что людям и лошадям надо дать привал. Ориентировавшись на мест-ности и на карте, определил, что мы находились недалеко от деревни Ново-Зарницкой. Но дорог туда нет никаких: зимние растаяли, а летних и весенних здесь не было никогда. Своему помощнику Кудрявцеву поручил вести колон-ну по азимуту, а повозки – по травянистым буграм, сам я с ординарцем по-скакал в небольшой хуторок, видневшийся за глубокой балкой. Там всего бы-ло несколько хат с ярко-красными черепичными крышами. В хуторке, назы-ваемом Юрково, застали одних баб-молдаванок. По-русски они разговарива-ли и плохо, местность знали еще хуже и толком ничего не смогли нам расска-зать о дорогах. Пришлось ехать наугад и по компасу прямо через лес. Это за-пущенное насаждение дубняка и акаций. Еле пробились мы через чащобу. В густом и корявом лесу бегали одичавшие свиньи с поросятами. Два ухача, одетые в немецкие офицерские мундиры, разделывали у ручья убитую ло-шадь. Проверили их. Оказались они новозарницкими гражданами. Они и про-водили нас до Ново-Зарницкого, оказавшегося за опушкой леса, на крутом бугре. (Но лишь лет через 30, если останусь жив, рискну рассказать о про-исшествии со мной здесь. Пока умолчу). (Автор сделал вставку об этом про-исшествии – смотреть *в конце данных «МОИХ ЗАПИСКАХ» в 1970 году – Е. Б.)
Из Ново-Зарницкого мы вышли дальше после полудня, в Васильевку доб-рались только в 23 часа, ночью. Ехали сюда по топким полям, по буеракам и лощинам. Кстати сказать, Васильевку никто из жителей не знает. Даже сами васильевцы пожимали в недоумении плечами и твердили:
– Нет, Васильевки на свете не существует. Есть Кочаровка, а Васильевки нет.
Спорить было бесполезно. Пусть будет Кочаровка. Нам все равно. А дви-гались мы правильно, что было важнее спора о старом и новом названии де-ревни.
Когда выкатилась на небе огромная луна, Котов решил колонной конной пехоты начать движение, а мне поручил остаться со штабными подразделе-ниями и с обозами до утра, т. к. лошади выбились из сил и не могли без дли-тельного отдыха продолжать марш.
Утром 9 апреля и мы направились по маршруту: Федоровка, Марьяновка, Разаливка, Котовск, северо-западная часть Любомирки. Днем мы подошли с юга к Разаливке (Котовский район, Одесской области). Под самой деревней, переезжая балку, я оказался свидетелем удивительного геологического явле-ния: почва под моим конем вдруг дрогнула и поползла. Впереди, точно на льду, образовалась и все ширилась трещина, извилистая, серная, глубокая. Конь захрипел. Я пришпорил его и галопом перелетел почти метровую ши-рину трещины. Но едва ноги коня коснулись земли, вниз поползла под нами новая полоса травянистой земли. Пока мы выбрались из балки, трижды по-вторялось оползание почвенной коры. На краю балки я с трудом удержал ко-ня, чтобы получше разглядеть редкое явление оползания почв. Конь храпел и дрожал всем телом, нетерпеливо семенил ногами: явление природы показа-лось ему страшнее разрывов орудийных снарядов. Оползень продолжался минуты полторы. На скате балки образовались волнистые, как у быка на шее, складки, а в двух местах – огромные участки поверхности наплыли на более низкий скат и замерли на нем, похожие на большие льдины с рваными края-ми, вынесенные водой на берег. В здешних местах вообще много гидрогеоло-гических странностей: вчера в Плоском мне пришлось наблюдать как жители, хаты которых расположены в гигантском котловане, карабкались на высо-ченную кручу с ведрами в руках, чтобы взять воды из колодца, вырытого на самом гребне кручи. На дне же котлована, прельстившего жителей своим без-ветрием, до воды надо было пробить чуть ли не двухсотметровый пласт зем-ли, то есть столько метров толщи, сколько шагов надо было сделать на вер-шину кручи и почерпнуть воду из колодца глубиной в полметра.
В двенадцатом часу дня по широкому шляху, обсаженному тополями и акациями, подошли к Котовску. Над городом вздымались высокие черные столбы дыма, стоял оглушительный грохот. На станции горели немецкие эшелоны, рвались вагоны со снарядами. Занявшие Котовск советские войска допустили ротозейство, не поставили охраны у захваченных немецких эше-лонов и складов, а диверсанты сделали свое дело: подожгли неохраняемое имущество. Ротозеи махали на взрывы рукой, цедили сквозь зубы: «Война все спишет!» Противный, но укоренившийся лозунг…
… Котовск – преимущественно одноэтажный город. Черепичные кровли, грязные улицы, разбитые дома и сараи, немецкие вывески, румынские наиме-нования улиц: «Антонеску», «Кароля I», «Михая». Синкритизм вкусов, на-циональных черт… румыно-молдавано-немецко-русская помесь в разговоре, в письменах бумаг, ворохами валявшихся по улицам, в предметах домашнего обихода, во внешнем виде уцелевших построек, уцелевших ребятишек.
… Через железнодорожный переезд мы повернули налево и начали спус-каться с котовского бугра к деревне Любомирке. Это довольно большое село, раскинувшееся на дне гористого и овражистого котлована. По селу, извиваясь змеей, текла быстрая мутная речушка. Мост взорван. На концы дубовых свай положены и даже не прибиты гвоздями широкие доски. С риском сломать но-ги лошадям или совсем полететь в реку с повозками и пушками, перебрались мы через речушку и разместились по молдаванским хатам на привал. Нача-лось пиршество. Молдаване получили от нас сахар, а нам натащили вино-градного вина, сала, мамалыги, белого хлеба, молока и яиц. Девчата пели нам грустные молдаванские песни, похожие на плач. Впрочем, сами певицы сияли радостными лицами и жизнерадостно сверкали карими глазами. Отсюда я сделал вывод, что молдаванские песни просто неправильно воспринимались моим слухом, привыкшим к другим напевам.
В ночь под 10 апреля покинули гостеприимную Любомирку, выбрались на крутую гору и двинулись в сторону Клементьево. До этой деревни было че-тыре километра по «точному» румынскому указателю, стоявшему у дороги, и оказалось более семи километров по практическому нашему шаганию. В Клементьево мы завтракали, иначе и не выбраться бы натощак из тех гор и буераков, в которые завела нас узенькая дорога. Смотрели у хозяйки паспорт, выданный Берзоловской (Котовской) примарией на имя Роймович Феодосии. Оскорбительное явление: в паспорте имелся специальный листок с дактило-скопическими отпечатками пальцев его владелицы. Пальцы правой руки были отпечатаны в соответствующих графах листка: «Маре» (Большой палец), «Aratator» (Указательный), «Misloclu» (Средний), «Inelar» (Безымянный), «Mis» (Мизинец). Так дактилоскопиловали рабов и преступников. Румынское государство, усвоившее немецкие приемы, начало было дактилоскопиловать советских граждан. Об этом тоже пусть знают наши потомки. И им яснее ста-нет наша ярость в борьбе за независимость нашей Родины.
… Потянулись совсем незнакомые виды. Вот деревня Нестоита, Котов-ского района, Одесской области. Горы, грязь на улице, плетневые изгороди, многочисленные кресты. На развилке двух больших дорог возвышался высо-кий зеленый крест с большой деревянной фигурой «Распятия», а над полу-круглой кровелькой креста, похожей на дугу арбалета, трепыхал на ветру жестяными крыльями железный петух. Это символ гефсиманского отречения апостола Петра, имеющий религиозное значение, из-за которого, рассказы-вают жители и документы, произошел в свое время спор между главами пра-вославной русской и православной румынской церквей. На Руси петух не удержался, в Румынии – усидел на кресте, символизируя измену, как прояв-ление небесной воли. Не этим ли объясняется в Румынии многочисленная коррупция и предательство правящих кругов. Камарильи, как известно, все-гда охотно объясняли свои поступки волей Провидения… Что «Провидение» готовит господину Антонеску? Мы уже в Домнице, готовимся форсировать Днестр, до которого недалеко. Народ здесь мамалыжный. Запахло Румынией, куда, вместе с нами и за нами, двигались новые советские дивизии. На их знаменах трепыхалось «Провидение» Антонеску – крепкая веревочная петля на преступную шею.
… Дороги здесь гадкие: грязь, горы, каменные валуны, устроенные нем-цами и румынами завалы. На покрытие 16-ти километров от Домницы до Рыбницы нам потребовалось почти семь часов. Лишь в десять часов вечера, 11 апреля, мы проследовали через Рыбницу. Луна в это время или еще не взошла или была скрыта густыми облаками и мне не удалось поподробнее рассмотреть Рыбницу. Запомнились только многочисленные кузницы, камен-ные заборы с очень узкими калитками, огромные бугры и овраги, дома с кру-говыми балконами, на которые прямо с улицы вели деревянные лестницы.
В темноте форсировали Днестр, пройдя по понтонам. Рядом – большой мост, взорванный немцами. Над водой и в воде чернели железные фермы, в сумраке маячили быки. Слышно было, как под нами журчала и плескалась стремительная днестровская вода.
Вот и началась Бессарабия. Потянулись поля, бурые виноградники, ка-менные кресты у дорог, колодезные журавли и не понимающие по-русски люди. «Мер», – отвечали на мои вопросы встречные мужчины и женщины, махая рукой вдоль дороги. И я понимал, что в этом направлении недавно про-шли наши батальоны.
По улицам деревень и здесь валялись бочки из-под вина, хотя и не в таком ужасающем количестве, как в Еленовке Одесской области. Там на снежной лужайке я видел их целые сотни. Одни из них были совсем сухи, из других сочилось вино, не допитое солдатами.
… Утром 12 апреля полк остановился на отдых в деревне Пойяна. Хозяй-ка-бессарабка угостила меня отличным лингура (творог со сливками) и сдоб-ным белым хлебом. Жители здесь чувствовали себя жирно. Улыбаясь, они советовали нам покрепче кушать в Бессарабии, т.к. в Румынии ничего, кроме безвкусной мамалыги, нам не предложат.
От Пойяны до Кобыля-Веки всего восемнадцать километров, но двигались мы туда через Шипку и Шостачь очень долго: грязь, горы, бездорожье. Толь-ко в 9 часов утра, 13 апреля, мы вошли в Кобыля-Веке. Дома здесь большей частью с железными решетками на окнах, с крепкими ставнями, точно не-большие крепости.
По улицам трудно пройти из-за грязи и плетней, но церковка стояла бе-ленькой, чистенькой, как игрушка на выставке. По сравнению с ней хаты вы-глядели нищими и серыми. Меня пригласил к себе в гости один цыган. Он немного говорил по-русски, и первым его вопросом было, «Правда ли, что нас опять запишут в колхоз?» Мне так и не пришлось понять, почему цыгану колхоз представлялся таким пугалом? Вот он почти три года прожил в окку-пированном районе, был единоличником, вытачивал ложки и головные гре-бешки. Работал по двадцать часов в сутки, был голоден и почти гол. Разве можно было назвать одеждой допотопный дырявый сюртук, в котором цыган встретил меня на улице. Правда, у цыгана была еще собственность: рядом с хатой, привязанный веревкой за ногу, топтался вокруг столба крохотный, злой от голода ишак. О силе этого ишака можно судить по такому факту: мой ординарец боец Котельников, которого ишак ударил задом, схватил его за уши и посадил перед собой на колени.
Молодая цыганка, жена гостеприимного хозяина, совсем не понимала по-русски, но очень хотела разговаривать с нами и без конца предлагала нам ви-но и воду, произнося при этом слова: «Вин», «Апа»… И это, казалось цыган-ке, уже приобщало ее к нашему кругу. Цыганка была красива и мила. На-стоящая Аза. Даже удивление брало, как это ее пощадили немецкие и румын-ские солдаты…
В 19 часов 13 апреля мы получили из штадива новый маршрут: Кобыля-Веки, Флорешти, Бельцы. Протяженность его, по данным оперативного отде-ла штадива, равнялась сорока километрам. Но практикой мы доказали лож-ность этих данных: мы прошли сорок километров и оказались только во Фло-решти.
К этому городку мы подступили со стороны Гуры Каменки. На широкой речке Реут, на крутых холмах, живописно раскинулся Флорешти. При въезде в него, на высоких столбах. Образуя своеобразные ворота, через всю улицу протянута вывеска с двумя словами «Комуна Флорешти». Дома в городке са-манные, деревянные с тесовыми, черепичными и железными кровлями. Мно-гие дома пусты. На пустых магазинах сверкали серебряные вывески: отсюда хозяева бежали в Румынию, охваченные страхом перед Красной Армией. Улицы Флорешти вымощены камнем, приличные тротуары. В центре – кра-сивая церковь. Она с двумя серебристыми главами, с дымчатыми стенами, с золотыми обводами на углах и карнизах.
… Обедать попал к учителю французского языка. Он родился в Орловской бывшей губернии в городе Мценске, в Бессарабию попал после ее нового присоединения в 1940 году к Советской России, да так и осел здесь. Тоскует по родным местам, собирается, как «все утрясется», уехать снова в Мценск. Улыбнувшись, он продекламировал Грибоедова: «Постранствуешь, воро-тишься домой, и дым Отечества нам станет сладок и приятен…»
Под вечер полк тронулся в дальнейший путь. Путь предстоял далекий, до Топиле за румынской рекой Серет. Надо было идти через Бельцы (до них 40 километров), через Ведерей на берегу Прута (до него сто километров). От Бе-дерея до Топиле еще около ста километров. Он, кажется, еще и не взят наши-ми войсками. Но не мешает предвидеть, что возьмем.
В пятнадцати километрах за Флорешти, в деревне Циплешти мы встрети-ли старика-ветерана первой мировой войны. Он говорил по-русски, и утвер-ждал, что до Бельцы осталось всего 16 километров.
– А вы разве меряли дорогу? – в шутку спросил его один из наших офице-ров.
Старик вздохнул: – Мерять то я ее не мерял, но в 1915 году ездил туда к воинскому начальнику, и мне дали денег на проезд, исходя из того, что доро-га имеет длину 16 километров, а с начальством спорить нельзя, хотя дорога показалась мне длиннее шестнадцати километров, а тогда на версты счита-ли… Может, от этого и разница происходила.
Меня поразили здесь два обстоятельства: а) население не знает своего края, б) дешевизна продуктов (литр вина – 2 рубля, курица – десять рублей, кувшин молока – 2 рубля. Все это в десятки раз дешевле, чем в РСФСР. Здесь ценят деньги. Объяснить дешевизну можно слабым развитием рынка, иным – нечем.
15 апреля 1944 года. Пока мы совершали румынский маршрут, в мире произошли великие дела: вслед за вступлением в Румынию, наши войска пе-решли границу Чехословакии. Бенеш приветствовал это специальной теле-граммой на имя Сталина. Наши войска вышли на подступы к Кишиневу, к Яссам. В Крыму освобождены Керч, Феодосия, Симферополь. 20000 плен-ных. Освобождена Одесса. Близится развязка войны.
… В седьмом часу утра по гравийной дороге подошли мы к городу Бель-цы. На дорожном указателе надпись рассказывала о расстояниях: до Флореш-ти – 30 км, до Сороки – 70 км. В синеватой дымке слева видны два кургана, похожие на груди колоссальной женщины. За курганами виднелся красный купол часовни. Правее Бельцы тоже виднелись два кургана. По скатам их черной лентой вилась траншея. Над городом висели синие тяжелые тучи.
При въезде в город, открывая улицу, слева стояла будка шлагбаумщика, похожая на парусную лодку (она была из брезента, натянутого на один длин-ный и на два коротких кола), а справа – двуглавая серая церковка. Стены ее были исписаны стрелками и фамилиями командиров, проследовавших через город войсковых частей. Это опасная форма регулирования давала много пищи для вражеских агентурщиков, которые могли читать на стенах на сте-нах домов всю легенду о марше наших частей, об их численности и роде оружия (На стенах не только были фамилии и номера, но и условные знаки танков, артиллерии, минометов, пехоты, кавалерии). Многие наши команди-ры и в румынском походе продолжали оставаться наивными детьми в смысле отношения к сохранению военной тайны.
На цементных крестах в церковном вишневом саду сидели наши связисты и пристраивали крючки с белыми чашечками изоляторов.
– Хозяйничаете? – спросили их бойцы из колонны.
– Порядок наводим, – отвечали связисты, натягивая серый кабель. – Без этого нельзя…
За железобетонным мостом, переброшенным через ручей, торчала высо-кая рыжая труба среди развалин какого-то завода. У дощатых заборов толпи-лись у водоразборных колонок женщины. Над ними висел шум бессарабско-молдаванского говора, похожего на гвалт. Двигатель на водокачке издавал странные звуки, похожие на крик затосковавшей гусыни: он был так изношен, что еле держался, готовый ежеминутно разлететься на куски. На лужайке, на берегу реки Реут, обучались новобранцы, одетые в черные штаны-клеш и в матерчатые пиджаки.
Через Реут мы переехали по взорванному мосту. Рядом визжали пилы, стучали «бабы» и топоры: рабочие забивали сваи, строили новый мост. За мостом – сплошной хаос разрушений, произведенных еще в 1941 году. Тор-чали остатки фундаментов, серел щебень, между битыми кирпичами качались на ветру серые былинки прошлогодней травы.
На центральной улице, среди разрушений и щебня, мы увидели совершен-но целый оригинальный домик с колоннадой, с газоном перед ним, с темно-зелеными кустами самшита вокруг газона (Самшит – кавказская пальма, удельный вес которой больше, чем у воды. Родина самшита – Закавказье. Там из самшита вытачивали бильярдные шары, а здесь самшит выродился в кус-тарник). По улице, вдоль тротуара росли бледно-зеленые мелкохвойные дере-вья, называемые туя. Этими деревьями обсажена вся улица Кароля I.
У белого одноэтажного здания госпиталя мы повернули вправо, прошли мимо маслобойно-пивоваренного завода (так написано на вывеске, хотя у нас так не бывало) до ресторана «Виктория», пустого, как Торричеллево про-странство, и снова повернули направо по грязненькой улице без наименова-ния: румынские надписи уже сняты, русские еще не повешены. Далее по ули-це Халипа и Михая I выбрались на северо-западную окраину города. За ней начались холмы, поля, виноградники. Серенькая скучная дорога, телеграфные столбы, гудящие на ветру провода. Полк двигался к Пруту.
Через Старужесть, Старая Яблоно, местечко Глодяны, Душман мы добра-лись до деревни Кажба, где прекрасно использовали «Бабушкин аттестат», за-готовили продуктов на дорогу и пустились в последний переход перед Пру-том. Однообразные деревни: Гиждиено, Кубани, Руманешти-Дионвала, Бобу-лешти, Чиорногалу. От Гиждиено до Кубани 12 километров, до реки Прут – 15 километров.
Под утро 17 апреля 1944 года пересекли Прут, вступили в Румынию. Го-ристая местность. Села здесь большие, хотя и не так велики, как в Бессара-бии. Дома расположены густо. Плетни, плетневые кукурузохранилища, горы, яры… Сады на косогорах. Заросли акаций. Долины. Овраги. Перелески и ви-ноградники. Длинные и узкие полоски единоличников, от которых уже отвык наш глаз. В деревнях разные хаты: есть и на курьих ножках хижины, крытые камышом, есть и красивые дома с верандами, плющом, с островерхими ба-шенками над входами. В хижинах полно людей, изящные дома пусты: отсюда сбежали хозяева вглубь Румынии.
Вслед за нами, обгоняя нас, гремели танки, танки, танки. Навстречу румы-ны везли на волах раненых русских красноармейцев.
Следует отметить, что румынское население относилось к нам двойствен-но: они было не против русских и боялось, что снова придут немцы, придет Антонеску и накажет. Поэтому симпатии к нам высказывались не открыто, а исподтишка. Например, в комуне Каралаш седой толстенький старичок в черном матерчатом пиджачке. В триковых штанах и матерчатых лаптях (опи-чах), подшитых кожей, пригласил нас к себе в гости, накормил и на ломаном русском языке сказал: - Русские нам не враги. Антонеску наш враг. Я еще с юных лет понимал, что Россия наш лучший союзник. Запишите это в свою книжечку: через несколько месяцев румыны предай (сдадутся) русским и на разбой с Германией. (Воевать будут с Германией) Это говорю я, Иеремия Чо-бан. Я член царанистской партии, но я не с вождями этой партии, я – с цара-нами, а цараны – за русских.
Но в этот момент в сенях послышались шаги и Иеремия Чобан испуганно заглянул в дверь. Вернувшись к столу, он пояснил: - У нас такая обстановка, что и соседу верить нельзя. Подслушают и в сигуранцу…
– Вы боитесь, что мы не удержимся в Румынии? – спросил я у старика в упор. Он помялся и неопределенно вымолвил:
– Немец еще сильный. Вас он, может быть, не одолеет, а меня достать может: Румыния – не Россия. И румынам всегда надо опасаться…
До чего все-таки довел маршал Ион Антонеску свой народ, что румыны живут и боятся жить…
Когда мы покидали гостеприимный кров Иеремия Чобана, он надел ост-роверхую шляпу, приложил по военному ладонь к ее полям и по-солдатски отчеканил:
 – Курсабек, офицеры! (до свиданья, офицеры).
Я прошелся по деревне, предупредив командиров, что через час выступа-ем в поход. Потом я сел на каменную ограду и начал наблюдать за аистами. Задумчивые, опустив длинные оранжевые носы, они стояли на одной ноге у дымарей, на гребне крыш. На солнце сверкали белизной из шеи и зобы, чер-нели концы крыльев и хвостов. «Черногузы». Это слово не раз произносил мой дед, рассказывая об аистах. Он видел их в Румынии в 1877-1878 годах во время русско-турецкой войны. Пришлось увидеть и мне. Да, Иеремий Чобан прав: «Румыния – не Россия, и румынам всегда надо опасаться жить без сою-за с Россией. Процветание Румынии без этого союза с Россией прямо-таки невозможно…»
КОНЕЦ ДЕСЯТОЙ ТЕТРАДИ

Тетрадь 11-я (18 апреля – 6 июля 1944 г.)
18 апреля 1944 года. В течение ночи совершили 45-километровый марш по маршруту: Келераш, Хлипичений, Бедений. По горам и лесам катился гро-хот фронта, слева от нас сияли огни немецких осветительных ракет, сверкали золотые брызги трассирующих пуль. И было это сказочно красиво, будто черный бархат неба горел узорами золотых украшений.
В огромных, разбросанных по горам и буеракам румынских селах стояла тишина. Долго приходилось стучать в тяжелые двери, чтобы вызвать жителей и спросить у них о дороге. Иные показывали дорогу охотно, другие притво-рялись глухими, неразумными, не понимали даже румынский язык. Этих мы садили с собой на машины, после чего они становились очень сообразитель-ными, точно показывали дорогу, просили не завозить их дальше соседней де-ревни. Обещав это, мы отпускали проводников и брали других. Женщины, как правило, жаловались, что нет у них барабатов (мужей), что Антонеску уг-нал из на разбой (на войну), что у них нет пыни (хлеба) и приходится есть од-ну попушой, кукур (кукурузу).
На рассвете вступили в город Хырлеу (Херлау). На стене избитой снаря-дами церквушки трепыхался на ветру большой плакат. Я прочитал на нем надпись: «Военнослужащим Красной Армии категорически воспрещается по-сещать публичные дома». Подобный приказ я встретил в Румынии вторично. Вот она заграница! Замогильный отзвук. Здесь есть еще публичные дома, и первый советский генерал должен вывешивать приказы, запрещающие посе-щение этих публичных домов… Но немцы всемерно поощряли эти «Вер-махьтборделли»…
В городке неимоверно узкие улицы. Они похожи на грязные коридоры ка-ких-нибудь захолустных трущоб, в которых проживали нищие китайцы. Кро-ме того, эти улички перепружены баррикадами, точно плотинами. Баррикады из камня, баррикады из деревьев, перевязанных железными тросами, барри-кады из мешков с песком. Ничто не удержало русских. Прошли. Валяются разбитые немецкие орудия, сожженные бронетранспортеры, развороченные снарядами танки.
Мы долго пробирались по извилистым уличкам, попадали в тупики, про-езжали через разрушенные дворы и снова оказывались в кривых уличках, за-валенных щебнем и пылью. Большое количество магазинов с разбитыми вит-ринами и красивыми вывесками «Калоши», «Боты», «Баранки», «Шляпы».
У одного из домов меня остановили наши разведчики, пригласили зайти в дом посмотреть книги. В доме была целая библиотека, оставленная бежав-шим на юг хозяином-интеллигентом. Среди книг я заметил роман Льва Нико-лаевича Толстого «Война и мир» на французском языке. На румынский язык не удосужились перевести эту книгу румынские писатели и издатели. Рядом с бессмертным произведением Толстого на золоченой полочке книжного шка-фа торчали антиеврейские брошюры немецкого бандита Штрейхера и маячи-ла коричневая книжечка-пасквиль Поля Морана «Я жгу Москву». Ничего ру-мынского на полках, говоря строго, не оказалось: хозяин библиотеки, вероят-но, настолько оторван от народа, что и сам перестал быть румыном. Написав на шкафу мелом русское слово «Хлам», я приказал разведчикам взять из шкафа роман Толстого «Война и мир», а остальное закрыть на замок и оста-вить…
Выходя из дома, я встретил красивую молодую румынку. Она только что вошла во двор через Калитку, ведшую в сад, и грациозно поклонилась мне, приятным голоском промолвила:
– Буна диминяци!
– Доброе утро, – ответил я, задержав на секунду свой взор на красивом лице румынки. Она перехватила мой взор, улыбнулась и протянула ко мне нежные руки с длинными пальцами, на которых сверкали кольца, чарующе пригласила:
– Винин куа (идите сюда). Деп серутари (дайте поцелую)…
Мне было известно, что румынки – народ южный, страстный, но столь об-наженная прямота, если не сказать бесстыдство, проявленная красавицей, обескуражила бы кого угодно из советских людей. В моей памяти возник трепыхающийся плакат на стене церковки при въезде в город… «Она из пуб-личного дома, – подумал я, – а может…?» Я покричал разведчикам. Они вы-шли из дома и отвели красавицу к уполномоченному «Смерш».
… Вечером по дорогам горбатой Румынии добрались до сада (села) Сек-лерии. До Серета осталось километров 25. Румыны относятся к нам не как к завоевателям, а скорее как к союзникам. Многие старики-румыны охотно го-ворили с нами на русском языке, которому они научились еще до Октябрь-ской революции от русских солдат, а многие румыны сами жили в России. Все они ругали Антонеску, ругали Гитлера, высказывали желание, чтобы ру-мынские солдаты сделали «Предай» (подняли руки в гору, сдались в плен) и кончили разбой (войну). Может быть, рано еще становиться на путь такого суждения, но мне показалось, что немецкая пропаганда не растлила душу ру-мынского трудового народа, и он остался дружественно настроенным к рус-ским, хотя и румынские фашистские заправилы с большим усердием стара-лись разжечь среди румын антирусские страсти. Да и нет оснований у румын-ского народа ненавидеть русских, братьев по труду и великих гуманистов по делу: мы пришли в Румынию, но не обидели румын, а помогли им жить сво-боднее, изгнали с солидной румынской территории международных разбой-ников-немцев, грабивших Румынию, как свою колонию. Румыны, рабочие и крестьяне, сами знают, что не русские им враги, а немцы и свои фашисты и богатеи. Этим можно и объяснить, что много румынских царан обращаются к нам с вопросом: «Можно ли взять землю у бояр и пахать?»
Мы отвечаем, что это не наше дело, а внутреннее дело самих румын. Но в нашем голосе румынские крестьяне улавливают ту ободряюще-теплую нотку, которая волнует их, зовет к делу. Они кланяются, поднимая над головой фет-ровые поношенные шляпы, произносят «Мульсимеск» (спасибо), снова кла-няются, смотрят на нас радостно искрящимися глазами, и, уходя, говорят: - Ларивидери (до свидания)!
Говорят это они тепло, как старым знакомым, с которыми еще не раз встретятся, и встреча эта для них желанна. Да и в самом деле. Неужели ру-мынский крестьянин, босой и голодный, одетый в узкие холстинные штаны и длинную холстинную рубаху, знающий на своем столе только пресную мама-лыгу, захочет враждовать против русских рабочих и крестьян? Нет. Он скорее обратит свой гнев против боярских дворцов, расписанных великолепными красками, украшенных изображениями райских птиц. Он поинтересуется, за чей счет бояре устроили уборные в стиле Людовика XIV, за какие денежки приведена керамика де ля Робия в боярские конюшни в ту пору, когда ру-мынских крестьян вынудили жить в курных избах и платить налог за дым из печной трубы?
О немцах я говорил в своих записках как о нации зверей. О румынах не могу этого сказать, хотя и на них зол за беды, принесенные румынскими сол-датами на русскую землю. Но румын мы простим, пробудим их к жизни, по-можем стать людьми, а немцев накажем и накажем сурово. Румын надо про-светить, а у немцев надо вырвать фашистскую душу. Это разные программы. При осуществлении их нам придется еще поспорить с демократической Ев-ропой, поспорить крепко…
… 19 апреля 1944 года. Воспользовавшись отрывом наших передовых частей от баз снабжения боеприпасами, а также некоторым отставанием тан-ков и артиллерии, немцы и румыны перешли здесь в контрнаступление пре-восходящими силами и потеснили нас километров на 10-15. Немедленно бы-ли приняты меры. К фронту поспешили танки, артсамоходки, с хода вступили в бой наши пехотные полки. Всю ночь шли бои. К утру 20 апреля положение стабилизировалось, но Тыргу Фрумоз остался в руках румын… По всей веро-ятности, на этой линии фронт продержится долго. Во-первых, наши авангар-ды достигли рубежа линии Кароля II, построенной чуть лине два с лишним десятка лет назад. Во-вторых, у нас явно недостаточно наличных сил для прорыва этой лини сейчас. Вот почему можно предположить, что операции под Яссами и Тыргу Фрумозом должны пережить значительную паузу… Да и политически, наверное, нужно будет кое-что сделать. Румынии монолитной не существовало и не может существовать… Так неужели мы должны наде-яться только на одни свои пушки? Нет. Наше Правительство не откажется от союза с теми румынскими силами, которые способны будут выступить про-тив Германии изнутри. В какие формы это выльется, покажет будущее. Но одно несомненно: в Румынии готовится что-то грандиозное. Один из румын-ских священников, беседуя со мною, обронил фразу: «Если у короля дрогнут руки, мы наложим на него проклятие и возьмемся за румынскую судьбу са-ми». Речь шла именно о путях вывода Румынии из войны…
… День 20 апреля был теплым. Над нами висело безоблачное голубое не-бо, носились стаи птиц. Гул орудий утих, и румыны вылезли из погребов и ям, из-под заскорузлой руки начали посматривать на солнце, начали вздыхать о труде. Ко мне в штаб пришли два румына с плачущим говором, как у всех румын. Они пришли с одним и тем же щекотливым вопросом: можно ли ехать пахать?
На этот раз они предусмотрительно не называли боярскую землю, хотя именно о ней думали. И я, притворившись, что понял их просьбу, разрешил пахать свою землю, сказал: «Пашите, в добрый час!»
Румыны обрадовано поклонились. Они поклонились не один раз, а добрый десяток, уходя из хаты задом, медленно пятясь и подымая над головой свои островерхие смушковые шапки, похожие по форме на папскую тиару.
Через полчаса я увидел этих румын снова. Они проехали на волах к бояр-скому особняку, обрамленному виноградниками и лесами. На арбе со скри-пучими немазаными колесами лежал плуг с огромным лемехом, а в передке, хлопая волов длинными лобызинами, тряслись сами румыны с худыми заго-релыми шеями и косматыми волосами, торчащими из-под черных смушковых шапок.
В полдень протарахтел в воздухе «Капрони». Над селом закружились лис-товки. Они были обращены к румынам. Фашистские пропагандисты уверяли румын в большевистских зверствах, призывали крестьян сжигать имущество и уходить в леса и в Карпаты. Румыны читали бумажки, качали головами, смеялись, просили у наших солдат табачку и тут же завертывали из листовок огромные цигарки, жадно курили. Покурить русскую махорку, да еще бес-платно, румыны очень любили. Так вместе с табачным дымом и улетала в воздух пропаганда Геббельса, не приставая к румынским царанам.
Мой ординарец привел в штаб пожилого румына, только что прибежавше-го из города Ботошани верхом на немецкой лошади. Румын выглядел интел-лигентно: побрит, в сюртуке, в накрахмаленных манжетах с золочеными за-понками, в высоком оскар-уиальдовском воротничке, в твердом котелке. Ру-мын дрожал от испуга. При допросе выяснилось, что он работал в одной из боташанских гостиниц чем-то вроде лакея или швейцара. Боясь русских, сбе-жал в свое родное село, а здесь тоже русские…
– Меня не поджарят на огне? – поинтересовался «интеллигентный» ру-мын.
Мы его не поджарили, а сопроводили к брату, жившему недалеко от шта-ба в курной избе, и посоветовали больше никуда не бегать: везде русские, ку-да не побежи.
– Штии, штии (понимаю, понимаю), – бормотал повеселевший беженец, хватаясь пальцами за свой высокий воротничок, в прорези которого торчал острый кадык румына.
… 21 апреля. За Серет идут наши танки. Боташани уже в нашем тылу. Не-мецкие и румынские дивизии отступили за Серет, к Карпатам. Наш полк по-лучил приказ быть в готовности. Весь транспорт мы послали в Хырлеу за бо-еприпасами. Все подготовили к движению. Уложили на повозки и машины все имущество до документов включительно.
… В середине дня наблюдал интересный случай: в штаб пригласили деле-гата деревни Стеклярии, и наш командир полка майор Котов предложил ему заняться коммерцией, то есть заготовлять скот для нашего полка. При этом майор Котов нехорошо намекнул делегату, что он может хорошо подрабо-тать, покупая коров дешевле, чем ему будет выплачивать за них казначей полка.
Незавидный внешне румын с редкой черной бородкой, с закатанными ру-кавами посконной рубахи, в дырявых отинках (черевиках), с грязными уреки (ушами), гордо выпрямился, поправил свою смушковую кащуле (шапку), ска-зал:
– Так торговать не желаю. Так торгуют у нас только коммерсанты, а мне лишние леи не нужны…
Признаться, я торжествовал в душе. Торжествовал потому, что простой румынский крестьянин отстоял честь трудовых румын и дал предметный урок заносчивому Котову, способному частенько терять такт…
… В Стеклярии мы задержались до вечера 23 апреля. Оказавшееся сво-бодным время я употребил для наблюдения за жизнью и бытом румын. Мне бросилось в глаза, что в Румынии все плакаты и украшения носят ярко выра-женный религиозный и верно-подданический характер. При этом очень часто встречаются казусы: Георгий-победоносец, написанный красками, выклеен на стене рядом с голой женщиной, вышитой на полотне коврика. Король Михай изображен на спинке деревянной кровати в грязной избе. Теленок тыкал мор-дочкой в детскую сиделку (стульчик на высоких ножках), на стенках которого нарисованы государственные гербы – косматоголовые львы с орлиными но-гами. Все это раскрашено серебряной и медно-золотистой сусалью.
На подоконниках цветы, на окнах крепкие железные решетки, на дверях массивные засовы. В хатах потолки подперты несколькими перекрестными матицами, хотя нагрузку потолков могла бы выдержать одна приличная ма-тица. Дело оказывается в религиозном символе: матицы изображают кресты и тем охраняют хозяев от нечистого духа, который, как верят хозяева, не смо-жет через кресты спуститься в хату с потолка, а на дверях и окнах также на-малеваны кресты… Сплошная магия…
Румыны не имеют амбаров в нашем понимании. У них имеются башнепо-добные плетеные из хвороста кукурузохранилища, установленные во дворах. У днища этих хранилищ есть люк с подвижной заслонкой. Отодвинешь ее, и кукуруза начинает падать в подставленный мешок или в ведро или, по-румынски, в калдарь (внешняя разница с нашим ведром, пожалуй, только в размере, да в деревянном дне).
Улички в деревнях очень узки. На них не смогут разъехаться две встреч-ные телеги. Часто эти улочки вымощены камнем, и всегда по сторонам уло-чек – колодцы с колесами и крестами над срубом. Журавли над колодцами тоже есть, но это чаще – в поле, а не в деревне.
Типичный молодой румын выходит на улицу в фетровом котелке, в шляпе или в смушковой шапке с конусообразным верхом, в вязанном джемпере, в бледно-зеленых или бурых панталонах, в тряпичных отинках (черевиках, лап-тях) на кожаной подошве. Ходит такой щеголь по деревенской улице, засунув руки в карманы панталон и с любопытством посматривает на советские тан-ки, на советских воинов.
Сельские домнешуаре (девушки) – щеголяли босиком или в тряпичных черевичках (отинках), в суконных юбках, в расшитых рубашках, в ярких оже-рельях, с длинными, приятными темными косами. Русских они пугались. Но до первого прикосновения, после чего не отставали, будто всю жизнь жили вместе, просились в Россию.
Румынские девушки очень быстро усваивали русский язык.
… Поздно вечером 23 апреля по улице Стеклярии прошла похоронная процессия. В двух гробах несли к кладбищу румынских мальчиков, убитых разрывом мины, которую они вздумали лупить топорами. Впереди процессии шла женщина в черном, а за ней шагал парнишка лет тринадцати-четырнадцати. Тоненьким голоском, похожим на песню азербайджанца, пар-нишка нудно тянул «волынку». Я так и не понял, плакал он или пел…
Ночью под 24 апреля двинулись из Стеклярии по маршруту: Кривешть, Бедилица, Болдешчий, Думбрэвица (Ясского уезда). Мы должны сменить 3-ю гв. ВДД и занять оборону южнее Редиу, на участке 10-го полка. По картам, изданным еще в 1889 году, мы пустились в путь, и к утру, двигаясь по горам и лесам, достигли пункта дневки. Начало дождить. Лес и овраги полны лю-дей. В дубовых трущобах свистели птицы, на полянах пахло цветами и тра-вой. По лесу катилось гулкое эхо артиллерийских залпов. За лесом – линия фронта.
Ко мне подошел старшина Логвинов с большим блокнотом стихов в ру-ках.
– Это наследство погибшего капитана Хвостова, – сообщил он. – Из гос-питаля прислали.
Я развернул блокнот, пробежал глазами по карандашным и чернильным строкам. Все вспомнилось. 23 февраля вечером капитан Хвостов, вступая в должность командира батальона в деревне Рыбчино Кировоградского района и области, читал нам свои стихи, а в половине марта 1944 года он был смер-тельно ранен в бою, умер, оказывается, в госпитале. Мне стало несказанно жаль его, несказанно грустно. Я взял карандаш и на титульном листе написал следующие слова:
Дорогой Хвостов!
Я помню, был февраль,
Но ветер дул весны:
Таял снег, и ты нам стихи читал,
Как чарующие сны.
       И в душе мечта росла
       Красивей роз,
       Победу нам весна несла
       И стих твой нес.
Потом в бою
Оборвалась песнь,
И жаль, что не пою,
Не могу в стихах оплакать эту весть.
       Пройдут года,
       Век пройдет
       И у мирных очагов
       Люди вспомнят год,
       Когда солдат в бою
       Писал
       Блокнот стихов.
……………………..
… 24 апреля вечером мы прибыли на место, сменили 10-й полк 3-й ГВДД и заняли оборону в соответствии с приказом по дивизии. Левее нас – 106 полк 36 СД, правее – 27 гв. полк нашей дивизии. В Думбрэвице были также остат-ки одной нашей танковой бригады в количестве 13 машин.
Мы получили очень точные данные, что к исходу дня 24 апреля на наш участок фронта прибыли довольно сильные румыно-немецкие подкрепления: 1-я гвардейская пехотная дивизия румын (она до 23 июня 1943 года охраняла правительственные учреждения в Бухаресте, потом билась против Красной Армии за Тирасполь и другие города, после чего пополнилась и прибыла вот к Думбрэвице) в количестве 11260 человек, немецкая танковая дивизия «Ве-ликая Германия» и другие части. Нетрудно было сделать отсюда вывод, что немцо-румыны готовили удар. Об этом выводе мы сообщили в штадив 8 ГВДД, но там не придали нашему сообщению должного значения, почти иг-норировали.
Ночь была облачной, тихой. Пехотинцы вышли на южную окраину села, начали совершенствовать оборону. Мы с командиром полка обошли боевые порядки, побеседовали с солдатами, с офицерами. Майор Котов отвел меня в сторону, многозначительно сказал:
– Тиха ночь, очень тиха. Такие ночи бывают только перед грозой…
– Усилю боевое охранение, подброшу патронов и гранат в окопы, подвезу снарядов к орудиям, – ответил я. – Сдержим…
– Трудно, – сказал Котов. – Очень трудно…
Мы расстались. Майор Котов снова пошел в траншеи к бойцам, я возвра-тился в штаб, вызвал необходимых людей.
Прошла бессонная ночь. Утром немецкие орудия и минометы ударили по нашей обороне. Выползли «Тигры». Много «тигров». Затрещали броневики и суетливо, охватывая фланги, поползли немецкие бронированные вездеходы с пехотой.
106 полк 36 СД оставил свои позиции, оголил наш левый фланг, отошел также и 27 полк. Широким серпом немецко-румынские войска нависли над флангами обороны нашего, 22 гвардейского воздушно-десантного полка.
Несколько часов подряд на боевые порядки полка лезли немецкие танки и пехота румын. Снаряды взрывали землю. Черно-сизый дым разрывов запол-нил улицы и стало темно, как ночью. Танки били со всех сторон, без конца налетали немецкие бомбардировщики.
Часам к двум дня немцы сомкнули кольцо вокруг полка, отрезали штаб от боевых порядков. Связь с майором Котовым я поддерживал только по радио. Он приказал мне прорваться со штабом из окружения, спасти минометы и полковое знамя.
У меня было очень мало людей: десятка два солдат и десять-двенадцать офицеров. Кроме того, к нам присоединилось отделение пулеметчиков из 106 полка с одним станковым пулеметом и три бронебойщика с Симоновскими ружьями. С этими силами мы и начали прорыв. В нашей группе действовал также заместитель командира полка по политчасти – майор Тихонов и замес-титель по строевой части – подполковник Одинцов, интеллигентный тихо-нравный человек.
К вечеру мы прорвались в овраг южнее деревни Херменештий и сверхче-ловеческими усилиями сдержали наступление немцев и румын. В это же вре-мя, мимо пылавших наших и немецких танков, по трупам убитых немцев и румын, командир полка майор Котов и командир 2-го батальона старший лейтенант Пацков с боем провели своих гвардейцев к центру Думбрэвицы и заняли круговую оборону в каменных зданиях. Центром обороны оказался старинный боярский дом с подвалами, чердаками, слуховыми окнами и бой-ницами.
Прошла напряженная ночь. Связь с Котовым прервалась: у него вышла из строя рация, а пробиться сквозь вражеское окружение наши связные не смог-ли.
Утром бой загорелся с новой силой. Пьяные орды лезли на штурм домов, занятые нашими гвардейцами, шли в атаку на наши, признаться, жиденькие позиции. Мы расстреливали румын и немцев в упор из автоматов, винтовок, из пулемета. Издалека нас поддерживали пушки какого-то артиллерийского полка. Сотни вражеских солдат залегали в поле и не хотели наступать на смертоносный овраг. Тогда на них сзади начали наезжать немецкие броне-машины и танки, грозя раздавить. Но едва солдаты поднимались в атаку, наш огонь снова валил их на землю, а артиллерия прогоняла с поля немецкие бро-невики и танки.
В это же время наши гвардейцы, засевшие в домах Думбрэвицы, огнем и контратаками отражали натиск пьяных врагов.
На тачках и тележках румыны вывозили раненых и убитых, грозили кула-ками, что-то хрипло кричали. Подошли танки. Окружив боярский дом, они открыли огонь из орудий по окнам, по стенам, по чердакам. Через каждые де-сять минут открывался люк «Тигра», прекращалась стрельба и немецкий офицер кричал:
– Рус, сопротивляйся бесполезно. Иди в плен, у нас будет карошо…
В ответ летели пули. И тогда танки снова начинали обстреливать дом. Из-расходовав боеприпасы, они разворачивались и уходили. Румыны бегали по улицам, молящими жестами останавливали немецкие танки, упрашивали тан-кистов открыть огонь по неодолимым русским. Вскоре танки возвращались и ожесточенно били по каменным зданиям, проламывая снарядами стены, пре-вращая камни в серовато-бурую пыль. И так с утра до вечера.
Бой длился пять суток.
На шестую ночь удалось передать полку приказ пробиваться к своим час-тям, т. к. через день должно начаться наше наступление, и нахождение полка в Думбрэвице стесняло собой действие нашей артиллерии.
… В огромном боярском доме установились свои законы: никто не имел права кашлять, громко разговаривать, стучать сапогами. Немцы и румыны находились в 15-20 метрах, за колючей проволокой, которой они обнесли дом со всех сторон.
С наступлением темноты все гвардейцы подтянулись к выходной двери. Ни звука. Майор Котов приказал:
– Если ранят кого, молчи. Терпи и молчи. Тишина – наше спасение.
Было темно. Где-то румынский часовой ударами в рельс выбивал время. Прозвучали два удара.
– За мной, – шепотом скомандовал Котов, и храбрецы начали свой путь из адского пекла. Ножами прикончили трех часовых. Перешагнули румын-ские траншеи, двинулись на север. Там, над темным лесом и над горами, дрожали огни родных, русских ракет.
Внезапно завопил румынский солдат. Поднялась стрельба. Ракеты и трас-сирующие пули огнем пронизали темноту. По нашей обороне ударили немец-кие минометы и тяжелая артиллерия.
Россия молчала. Россия ждала своего времени.
На румыно-немецкой стороне метались крики: «Рус, рус, рус!»
Вероятно, румыны и немцы решили, что у них в тылу оказалось не мень-ше русской дивизии.
Воспользовавшись паникой, полк решительным броском прорвал враже-ское окружение и вышел к своей дивизии.
Мы встретились с Котовым и расплакались. Эта встреча была почти неве-роятной. Чтобы она состоялась, пришлось многократно одолеть смерть. И пусть молодые потомки наши запомнят, что смелость и решительная страсть борьбы за Родину почти равны бессмертию и хранят людей от снарядов и пуль крепче любой брони.
… По грязной дороге тащились подводы со снарядами. На арбах сидели румыны в широкополых фетровых шляпах, в грязных свитерах. Волы, угнув головы, медленно шагали по дороге, мокрой от начавшегося дождя. Над хол-ками волов качалось желтое новое ярмо, обмытое дождем. Рядом с арбами шли красноармейцы, покрикивая на румын:
– Гони волов, как следует. Чего тащишься?
Румыны что-то бормотали в ответ, знаками показывали на вспотевшие шеи волов: «Утомились, мол, не могут быстрее».
Подводы двигались навстречу нашему полку, отходившему во второй эшелон. А везли они боеприпасы для готовящегося нашего наступления.
Вдруг из-за ближнего леса раздался свистящий грохот. Румыны оживи-лись, показывая своими гишушке (кнутами) в небо, вскрикивая:
– Русешти Катюш, русешти катюш…
Да, это работала «Катюша». Она осуществляла священную месть тем, кто поднял руку на Россию. И мне вспомнились сожженные дотла украинские се-ла, дымный смрад над степями, плачь женщин и детей, горестное молчание убитых и замученных людей. И пусть простят мне поколения за жесткую мысль: я злорадно подумал – «Пусть и Румыния познает ужас войны». Это потому, что слишком много мне пришлось видеть горя, много трупов и пеп-ла. Когда кончится война, возможно, я стану снова мягкосердым и более гу-манным… А сейчас пусть огонь нашей войны очищает землю Румынии. Здесь феодальные фрески на каждом шагу: старик-румын в белых посконных рубахе и штанах, узких, как макароны, пашет узкую полоску земли на тощих волах, которые с трудом тянут плуг с огромным лемехом. Шляпа старика за-дралась, сползла за затылок.
Широкое боярское поле с беседкой и виноградом на углу. Обширные са-ды, а за ними снова бесконечно длинные, метровой ширины, полоски румын-ских царан. Фамильные гербы на боярских хоромах и заткнутые тряпицами окна курных крестьянских хат. Для всего этого нужен огонь и огонь… Не под силу нынешним примариям во главе с примариями перестроить румынскую деревню, не помогут им в этом и шеф-дисикторы (уполномоченные двадца-тидворок), заботящиеся о хозяйстве. Ведь заботиться пока не о чем… Логи-кой событий Румыния должна стать демократической, иначе она будет ника-кой, погибнет как государство.
… В ночь заняли боевой порядок юго-западнее Херменештий. Я располо-жил свой штаб в окопе у небольшого стога овсяной соломы. Стог дрожал от взрывов немецких снарядов, которые ложились совсем близко. Осколки зве-нели над окопом, шлепали на бруствер, шипели в лужах.
Не знаю почему, пришла на память трехлетняя давность: лагерь под Клю-квой (недалеко от Курска), вечер в начале войны, приезд жены в лагерь. Вспомнилась трехлетняя давность, и из взволнованного сердца запросились на бумагу слова. В другое время я их, возможно, не стал бы записывать, но сейчас их крайне нужно записать. Такие войны, как нынешняя, повторяются не часто. Писатели, не знавшие войны, до пота трудились, придумывая своим героям различные мысли и чувства, волновавшие их будто бы перед боем и в бою. Мне посчастливилось не придумывать, а переживать. Так имею ли я право не написать о пережитом? По-моему, не имею такого права и пишу:
Пройдут года,
Забудутся цветы
И синие скамьи,
Забуду лагерь под Клюквой.
       Но сердце сохранит навсегда
       Твои милые черты
       И карих глаз огни,
       И блеск зубов
       В улыбке дорогой.
Сумрак ночи на дубы ложился
И мокла от росы трава,
А я с тобой простился,
Когда за лес ушла луна,
И над кустом сирени прошумела
Крылатая сова.
       «Придешь?»
       «Приду».
       И вот, ты ждешь,
       А любой снаряд стережет
       Мою судьбу.
Пожалуй, и самому мне когда-нибудь покажется странным, что я писал такие строки под визгом осколков, под грохотом взрывов. Но разве кто в со-стоянии полностью объяснить поступки людей. Вот, например, подполковник Одинцов, прорываясь из немецкого окружения, убегая от фашистской бро-немашины, нашел все же возможным нагнуться и поднять лупоглазую линзу, при помощи которой немецкие солдаты прикуривали от солнца… Не лучше ли принять данный факт без объяснения.
… К нам попал перебежчик из 5 роты 240 пп 100 пд Ганс Вернер. Он по-казал, что на наш фронт немцы привезли мины и бомбы, наполненные сжа-тым воздухом. Названы они «Минами люкс-пресс». При взрыве такой мины сжатый воздух попадает в легкие человека, рвет их, и человек умирает.
Ганс Вернер сказал, что в 1943 году в медицинском институте в Гайд-Сельбурге (Германия) он видел технический фильм с демонстрацией дейст-вия минометов с миной «люкс-пресс». Действие таких мин было опробовано на русских военнопленных. В кругах немецкого командования предполагают применить эти мины на фронте в критический момент.
… Наступление наше было отложено на 2-е мая.
1-го мая было дождливо и холодно. На дне окопов горели небольшие ко-стры. В воздухе пели немецкие мины. Левее нас стучал пулемет, ухала мето-дически полковая пушка. Майор Котов сообщил мне, что за спасение полко-вого знамени и за удержание позиций под деревней Херменештий меня пред-ставили к ордену «Красного Знамени».
… Ночью под 2-е мая 1944 года немцы были весьма активны. Они бук-вально засыпали нас огнем. Наша сторона хранила величавое молчание…
Утром в 5 часов застонал лес, загудел воздух: загорелись зарницы нашей мести. Над немцами повисли наши самолеты, засверкали огненные шары «Катюш», засияли бесконечные брызги трассирующих пуль и снарядов. За-пылала Думбрэвица. Яссы услышали наш карающий грохот. Два часа испы-тывал он крепость немецких и румынских дивизий. На третьем часу наши войска снова пришли в сожженную Думбрэвицу. И невольно руки воинов, проходивших мимо развалин боярского дома, тянулись к пилоткам, обнажая головы: здесь был бастион храбрецов-гвардейцев 22 воздушно-десантного полка. Щебень и песок руин рассказывали о невиданном бое за честь Родины, за славу полка, за славу русского оружия.
Наш полк вечером 3 мая занял боевой порядок южнее деревни Ново-Херменештий. На наших картах, изданных в 1889 году, не имелось такой де-ревни, но в жизни она имелась. Была здесь и небольшая церквушка с луко-вичными, ртутного цвета главами. В деревушку набилось некстати много войск. Кроме нашей дивизии, сюда пришли полки 72 СД и других частей. Лу-на смотрела на наши дела сквозь тонкое полотно облаков, порванные в кло-чья ветром.
Утром 5 мая выпал дождичек, потеплело. Зацвели вишни, груши, волоц-кие орехи. Запах цветов и трав напоил воздух, и он стал пряным, пьянящим и волнующим.
Под вечер, когда я поехал в штадив, моя лошадка испугалась распятого кем-то на плетне убитого орла и понесла трепать. Пришлось ткнуть ее голо-вой в одну из румынских мазанок. Сумасшедшая лошадь: она упала с пере-ломанной шеей, но не остановилась. Перелетев через нее, я ударился о стену и целый час пролежал в саду, пока приехал ординарец и помог мне добраться до штаба.
До 8 мая провалялся в санчасти, где приводили меня в порядок. Все обошлось благополучно, т. к. переломов не оказалось, а ссадины и помятины быстро заживают… К вечеру 8 мая наш полк был уже переброшен в лес од-ним километров западнее Городиштя. От Ново-Херменештия мы удалились километров на 13-14 на северо-восток и заняли позиции во втором эшелоне, в горах и лесу. Кругом дубы, клены, груши, орехи. Ночью, впервые за эту вес-ну, слушал пение соловья.
… Красивые места. Горно-лесистый ландшафт. Но эту красивую картину омрачает жизнь: румыны в белых узких штанах, в высоких шапках или в ши-роких шляпах, согнув спины, мотыжили землю, готовили к посеву свои кро-хотные огородики, а наш приход, в силу международных условий, не мог ни-чего изменить.
Глядя на этих изможденных людей, я лежал на плащ-палатке и нервно щипал бурые стебельки жирных полупрозрачных «толкачиков» с черными пламенеподобными венчиками на суставах и с желто-белой копьеобразной верхушечкой, похожей на гусеницу. Из этой травы румыны готовили различ-ные лекарства – от зубной боли и против кровотечения, но нуждались они в более действительном лекарстве: в самой земле и в свободе. Эти вещи в траве не растут…
9 мая, как сообщил подполковник Некрасов, наши войска взяли Севасто-поль. Браво, виват и ура!
Но что это за идиллия? На койке Некрасова, НШ 8 гв. ВДД, сладко похра-пывала его полевая походная рыжеволосая жена из числа радисток дивизион-ной роты связи. В комнате была тишина, не чувствовалось войны. На столе сверкал стеклянный кувшин с цветущей веткой шелковицы. Среди белых цве-тов и густозеленой листвы, точно золотые помпоны, висели коконы шелко-вичного червя. Они были желтыми, продолговатыми, величиной с волоцкий орех.
Посидел я здесь и подумал, «кому война, кому… одна».
…………………………………………………………………………………
Интересно, Красная Армия 5 августа 1943 года освободила Белгород, 23 августа – Харьков, 23 сентября – Полтаву, 10 марта 1944 года разгромила немцев под Уманью, 26 марта 1944 года 2-й Украинский фронт вышел на Прут, а 8 апреля перешагнул в Румынию. Мы стоим за границей нашего госу-дарства, а в Европе и в Америке все еще есть люди, вроде Макгоуэна, предсе-дателя «Британского Империэл кемикс индустрис», которые не об открытии второго фронта думают, а припугивают свой народ тем, что «немцы, мол, располагают не меньшими ресурсами, чем союзники».
Правда, есть и ксендзы, «достопочтенные Станиславы Орлеманьские», ра-ботающие на объединенные нации, но… мало у них энергии. Пожалуй, не-достаточно и влияния… Однако, нельзя недооценивать этого человека, аме-риканца польского происхождения, написавшего брошюру «Польша, Россия и Германия». В ней Орлеманьский доказывал невозможность дружбы Поль-ши с Германией, звал Польшу к дружбе с Россией и говорил: «Мы славяне. Союзные Польша и Россия станут величайшей силой на востоке… Мы обес-печим себе мир на сотни лет». Во всяком случае, мы имеем больше шансов осуществить свои планы, чем Макгоуэны, стремящиеся помешать делу объе-диненных наций… Немцы, и те начинают понимать это. Например, «Берзен Цейтунг» с содроганием в голосе кричит: «Наши враги открыто мечтают о том, как они ворвутся в Германию. Эти слова производят на нас, немцев, от-талкивающее впечатление». Чуют, собаки, что палка скоро опустится на их спины. Не мешает всем, кто переценивает сейчас силы «Райха», прочитать и продумать приведенные мною слова из «Берзен Цейтунг».
… 13 мая 1944 года с несколькими офицерами я выехал на берег реки Се-рет в районе поселка Леспезий. Среди офицеров был Иосиф Кривман, луч-ший «динамовец»-физкультурник Ленинграда, занявший в 1938 году 2-е ме-сто на лыжных соревнованиях на первенство города Ленинграда. Ехал со мной также Смирнов Александр Васильевич – тренер по легкой атлетике и лыжному бегу в московском обществе «Спартак». Пробираясь через леса по горным тропам, мы беседовали о многом. В частности разговорились о младшем лейтенанте Цалиеве, который накануне войны занял первое место среди борцов Азербайджана. И вот этот Цалиев в бою под Опытной станцией (район Чемодановки Сумской области) потерял руку. Кривман видел его в госпитале плачущим от огорчения: пропала жизнь борца.
… В разговорах мы и не заметили, как добрались до Серета. За рекой, где синели бугры и леса, вздымались черные фонтаны: в белый свет, как в копей-ку, лупила немецкая артиллерия. А мы незаметно осуществляли свой план, рекогносцировали местность. Подробностей на этот счет в записках приво-дить не следует. Скажу только, что в связи с переходом нашего фронта к же-сткой обороне, нам поручено подготовить схему создания второго рубежа обороны от Сирецелу и юго-восточнее, недалеко от Серета.
… 14 мая – сумрачный день, ветреный и мжистый. Отметить почти нече-го. Разве указать на следующий факт. Слава нашего полка после боев в Дум-брэвице достигла Москвы и к нам начали ездить различные представители. В частности, приехал толстенький, старательный журналист Виктор Финк в ко-ричневом костюме, поверх которого натянуто серое поношенное пальто в ви-лочку. Длинноносый и худой, с утомленными серыми глазами и продолгова-тым лицом, Финк не имел обаятельного влияния на своих собеседников, а без этого журналисту работать прямо-таки трудно. Он не умеет поговорить заду-шевно, а беседует, как заполняет анкету. Мне очень быстро наскучили его расспросы о том, как было дело и т. д. Я вежливо увильнул от дальнейших бесед с ним, сославшись на мой очерк «Слава», отосланный в «Красную Звез-ду».
 Финк при упоминании об этом очерке почему-то смутился: догадываюсь, очерк у него, но… автором буду не я, как часто водится. Газеты публикуют материалы своих человечков, хотя бы и худшие…
Удивила меня общая черта приезжавших в наши места столичных журна-листов: «мелкозность». Все они пытались и тужились факты войны: как шею китайского преступника, всунуть в конгую своих эталонов и привычных схем. Все они искали важное в «чуде», а не в обыкновенном поступке воинов. Не утерпев, я сказал одному из журналистов: «Вы лучше фотографируйте нас, но не придумывайте и не выдумывайте, иначе получится квасно и глупо. Одно сплошное «ура» без костей и плоти». Обиделся парень, но все же не отказался принять на память румынскую медаль, отобранную мною у одного из румын-ских офицеров.
15 мая лил дождь, над вершинами гор клубились матовые туманы, мед-ленно плыли по склонам. Ночью шел артиллерийский бой, а утром танки корпуса Котельникова, тяжелые «ИС», ушли из наших мест. Возможно, они направились в Белоруссию, где назрели большие события войны…
Как сообщают газеты, в Европе началось оживление: в 23 часа 11 мая вой-ска союзников перешли в наступление против линии Густава в Италии. Дей-ствуют 5-я американская и 8-я английская армии под общим командованием генерала Александера, командующего союзными войсками в Италии.
Сегодня вечером приняли по радио Москву. Меня особенно взволновало сообщение, что сегодня вступила в строй станция метро «Электрозаводская» на Покровском радиусе. Станция сооружена по проекту профессора Гельф-рейха и архитектора Рожина. Оформление новой станции посвящено совет-скому тылу, помогающему Красной Армии громить немецких фашистов. Скульптор Мотовилов сделал 14 барельефов, отображающих работу строите-лей танков, самолетов, металлургов, нефтяников. Станция залита электриче-ским светом и сверкает разноцветным мрамором. Ее украсили скульптурные портреты шести ученых, прославившихся работой в области электричества: Ломоносова, Джильберта, Попова, Франклина, Фарадея, Яблочкова.
Родина моя не только живет, но и процветает. Новую станцию метро, ко-гда гремит война, могли строить только люди, уверенные в победе. И это именно взволновало меня. Москва, из Румынии я рукоплещу тебе, благослов-ляю твой новый успех. Я верю, что приду на твои улицы с победой, встану ногой на ступеньки эскалатора и спущусь в подземный вестибюль станции «Электрозаводская», чтобы узреть своими глазами ее белый прохоро-баландинский мрамор и красный мрамор «сальети», чтобы пройтись по тем-ному граниту пола и пощупать золотистые бронзовые решетки в среднем за-ле. Я русский человек и все понимаю лучше, когда попробую и увижу лично сам. Обязательно по окончании войны приеду в Москву!
А пока… в моем штабе, устроенном в лесном шалаше, собрались штабные офицеры. Они чертили схемы, оформляли документы, шутили. Агитатор пол-ка – Штейн потел над историей полка. Не знаю, правда, что получится у него с историей полка, но со службой у него идет все благополучно: прибыл он к нам позже всех, а награжден гуще всех. Бравый парень.
Не знаю почему, но он обиделся, когда я сказал ему, чтобы он, работая над историей полка, не забывал бы и про контрастную историю бравого не-мецкого генерала Штейнкеллера, который сдался в плен Красной Армии, хо-тя незадолго перед этим выступал в Берлине перед 10000 войск СС и СА и их родственниками по случаю награждения его знаком отличия дубовый лист и рыцарским орденом железного креста. В своем выступлении он заявил, что его дивизия «Фельдхеренхалле» не знает, что означает слово «капитуляция» и что он сам скорее погибнет, чем сдастся противнику.
Впрочем, шутники объясняли потом обиду Штейна тем, что я порекомен-довал ему такого немецкого генерала, у которого половина фамилии равняет-ся целой фамилии автора истории полка, равно как и сам автор попал в полк под самый конец войны, т. е. только в половинную часть истории… Вот по-чему и трудно ему, приходится потеть более натуральной необходимости.
… Бай! Ночью под 17 мая получил приказ – выехать к 8.00 на южную ок-раину Кыржоя для последующего выдвижения на передний край с целью ре-когносцировки участка обороны, подлежащего занятию нашим полком. Всю ночь, как назло, лил дождь. Дорога стала грязная, скользкая. Лошади, когда мы утром выехали в назначенный пункт, еле двигались по крутым скатам и тропинкам, боясь упасть. Из румынских хат, разбросанных среди холмов и гор, смотрели через окна большие конские головы, приветствуя нас пронзи-тельным ржанием. У входов в хаты и на широких завалинках, на крыльцах стояли плетенные из хвороста стулья, точно снег, белели во дворе перья, тре-пыхались прилипшие к грязи легкие пушинки: здесь навели порядок солдаты. Румыния познавала смысл войны.
Мимо каменной церковки с двумя главами и сизой железной кровлей мы повернули налево и увидели издали кладбищенский сад. В нем, скрытые под листвой каштанов и урюка, топтались на привязи лошади. Значит, уже успели приехать представители штабов соседних полков. Мы въехали на кладбище. Здесь каменные кресты, каменные надгробные плиты, глубокие окопы с жел-тыми человеческими костями, торчащими из стенок окопа. Меж кустов валя-лись немецкие погоны, куски шинелей, обрывки папиросных коробок, зажи-галки и стреляные гильзы.
Эти строки я записывал, сидя на зеленой каменной плите без надписи. По-средине плиты изображен вдавленный в камень петух. Рядом – кусты сирени. Справа, вдали, видна церковка, наполовину запрятанная в зелень деревьев, а еще правее и дальше – белели островерхие башенки боярского дома, при-строенного к горе охваченного с трех сторон густым садом. Перед домом вился синий дымок. Это работала походная красноармейская кухня. Я видел ее, проезжая мимо. Боярин сбежал, и в усадьбе его размесилась хозяйствен-ная часть какого-то полка тяжелых гаубиц. Гребни гор, как и вчера, клуби-лись матовым туманом. Дождь вот-вот должен был брызнуть из низко плыв-ших облаков.
Через полчаса приехал начальник штаба дивизии подполковник Некрасов, и мы начали карабкаться в гору. Через овраги с большим трудом перевели лошадей, т. к. они ни за что не хотели идти по узким мосткам всего в две скрипучих и гибких доски. Потом, петляя по тропинкам, по виноградникам, по садам и огородам, мы взобрались на такую головокружительную высоту, что увидели впереди лежащую местность километров на 30. В лесу оставили ординарцев с лошадьми, а сами до переднего края продвинулись пешком.
… Возвратившись с рекогносцировки, я ознакомил по карте своего ко-мандира полка с разведанным участком обороны и отдал необходимые рас-поряжения командирам батальонов. Поздней ночью 18 мая полк был уже на месте, заняв новые боевые порядки. Наш КП – над горой. Под нами синела деревня, зеленели бугры и леса, сверкала узкая речонка. Для схода вниз бой-цы рыли земляные ступеньки, забивали в землю палки, чтобы было за что ух-ватиться, если кто поскользнется и начнет падать.
Штаб разместили в парусиновой палатке под густыми кронами дубов. По-лучилось очень хорошо. Вечером принесли фронтовую газету «Суворовский натиск» за 16 мая 1944 года и «Правду» за 17 мая (эта газета доставлена са-молетом). Что интересного? Во-первых, интересно интервью маршала Тито корреспонденту Рейтер. В этом интервью, между прочим, «Тито считает, что второй фронт вскоре будет открыт, а русские продвинутся прямо на запад, к сердцу Германии».
Дуновение ветерка близости второго фронта ощутил я и в строках сооб-щения ТАСС из Лондона о том, что 16 мая в Лондоне подписано соглашение между Правительствами СССР и Норвегии о гражданской администрации и юрисдикции на территории Норвегии после ее освобождения союзными вой-сками. Одновременно такие же соглашения подписаны Норвежским Прави-тельством с Англией и США. Разве неясно, что подобные соглашения имеют смысл только в связи с предстоящим открытием второго фронта в Европе.
Большой интерес представляет Заявление Орлеманьского на пресс-конференции в Америке. Поскольку Орлеманьский пользовался на пресс-конференции документом, подписанным маршалом Сталиным, мы получили большое уточнение взглядов Сталина на возможные взаимоотношения СССР и папы Пия XII по вопросам религии.
Орлеманьский сказал: «Я не коммунист, и об этом открыто заявил в Мо-скве в моем публичном обращении к польской армии. Я американец… Я уве-рен, что американская публика поймет мою позицию и оценит ее. У меня есть замечательные известия насчет Польши, но о них будет известно позже».
Потом Орлеманьский огласил свои вопросы, предложенные в Москве Сталину, и ответы Сталина за подписью последнего. Текст этого приложения следующий:
1. Считаете ли Вы допустимым для Советского правительства прово-дить политику преследования и насилия в отношении католической церкви.
ОТВЕТ МАРШАЛА СТАЛИНА: Как сторонник свободы совести и свобо-ды вероисповедания, я считаю такую политику недопустимой и исключенной.
2. Считаете ли Вы возможным сотрудничество со святым отцом папой Пием XII в деле борьбы против насилия и преследования католической церк-ви?
ОТВЕТ МАРШАЛА СТАЛИНА: Я считаю это возможным.
Достопочтенный Станислав Орлеманьский пожелал, чтобы вышеуказан-ные вопросы и ответы не публиковались в настоящее время, а были представ-лены ему лично. Маршал Сталин не возражал против этого предложения, но в то же время заявил, что он не возражает против опубликования этих вопросов и ответов, если достопочтенный Станислав Орлеманьский сочтет это необхо-димым. Подпись: Маршал Сталин.
… 21 мая. На сегодня союзники заняли в Италии 123 кв. километра терри-тории и захватили 7000 пленных, преодолели в основном линию Густава и вошли в соприкосновение с линией Адольфа Гитлера. О темпах операции можно судить по тому предположению, что за это же время и при тех же средствах Красная Армия дошла бы уже до Рима.
… На нашем фронте начинает активничать немецкая авиация. Из области международной следует отметить дипломатическую активность союзников по заключению соглашений с правительствами Чехословакии, Бельгии, Дании, Норвегии о порядках на территории, если туда вступят союзные войска. Все это говорит о недалеком часе открытия 2-го фронта в Европе.
Из внутренней жизни достойно упоминания решение Священного Синода Русской Православной церкви от 15 мая о принятии к исполнению завеща-тельного распоряжения Святейшего Патриарха Сергия о вступлении в долж-ность Патриаршего Местоблюстителя Преосвященного Митрополита Ленин-градского и Новгородского Алексия. Этот 67-летний умный старец, вместе с усопшим патриархом Сергием, твердо взял курс на поддержку Советской власти и советской государственности.
В своем письме к Сталину от 19 мая Алексий написал:
«… В предстоящей мне деятельности я буду неизменно и неуклонно руко-водствоваться теми принципами, которыми отмечена была церковная дея-тельность почившего Патриарха: следование канонам и установлениям цер-ковным – с одной стороны, и неизменная верность Родине и возглавляемому Вами Правительству нашему, - с другой. Действуя в полном единении с Сове-том по делам Русской Православной Церкви, я вместе с учрежденным покой-ным патриархом Священным Синодом – буду гарантирован от ошибок и не-верных шагов».
Нечего сомневаться в том, что эта декларация Сергия будет иметь очень важные практические последствия. Можно даже предугадать некоторые очень полезные шаги Русской Православной церкви: она сможет в выгодном для Родины виде примирить русскую эмиграцию с Советским государством, подготовит психологические предпосылки к воссоединению некоторых хри-стианских территорий под эгидой СССР (например, армянские земли), нало-жит отпечаток на информацию об СССР среди миллионов заграничных хри-стиан, доселе представлявших нашу Родину в очень искаженном освещении. Возможно также усиление Советского влияния на африканские христианские общины посредством надлежащей церковной работы и церковного сближе-ния. Во всяком случае, я усматриваю большую дальновидность как главы на-шего Правительства, так и главы Русской Православной Церкви, объединив-ших свои усилия для решения важнейших исторических задач нашего време-ни. Но, надо отметить, очень многие из атеистов до сей поры не понимают сущности совершившегося и ворчат. Им следует не ворчать, а вдуматься…
22 мая. Главный штаб союзных войск в Италии 20 мая официально объя-вил о прорыве укрепленной линии Гитлера. Это хорошо не только в частном, но и в общественном отношении: имея успехи в Италии, союзники смелее пойдут на открытие второго фронта. Английская газета «Дейли Экспресс» уже написала, что «в ближайшие недели будет начато наступление на гитле-ровскую Европу с востока и запада». Кажется мне, что подобная информация в «Дейли Эксмпресс» могла появиться только потому, что где-то в море уже плывут или готовы отплыть к берегам гитлеровской Европы союзнические военные корабли. Поживем, увидим.
… Интересное событие: во вчерашних газетах опубликовано соболезнова-ние СНК СССР, выраженное Священному Синоду по поводу смерти святей-шего Патриарха Московского и всея Руси Сергия.
… В детстве я в какой-то книге читал:
«И гордецы в годину лютую
       Склонили голову перед тем,
       Терпят кого с великою мукою,
       Как терпят собственную тень».
И склонен я согласиться с утверждением, что «немцы остались немцами, а русские русскими, независимо от политических, религиозных и этических идеалов». В этом цемент национальности…
… Наши армии в Румынии фактически переведены на самозаготовку. Долго ли это выдержит Румыния с ее мамалыжными ресурсами?
… Принесли мне «Суворовский натиск» от 20 мая 1944 года. В номере на-печатана статья гвардии майора И. Ломп. В статье майор пытался рассказать о боях нашего полка в Думбрэвице. Беда майора в том, что он этих боев не видел, а слышал о них весьма не точно, в результате чего статья получилась глупая. Во-первых, майор Ломп спутал название населенного пункта «Дум-брэвица» с рощей и написал: «Офицер Котов быстрым броском вывел отряд к роще и здесь снова организовал круговую оборону». Чепуха. Не в роще шел бой, а внутри деревни Думбрэвица, в районе крупного каменного боярского дома.
Ломп озаглавил свою статью «Бой с противником, просочившимся в бое-вые порядки». И здесь все не на своем месте. Шел как раз другого характера бой, бой нашего полка в полном окружении. Вполне естественно, что я напи-сал резкий протест против статьи Ломп и приложил свое описание боя в Дум-брэвице, попросил редакцию «Суворовского натиска» опубликовать это опи-сание, чтобы устранить таким образом вопиющее искажение фактов майором Ломп. Свой материал срочно направил газете.
24 мая был у меня один майор из армейского штаба.
«Как вы не боитесь работать в шалаше? – спросил он, сидя по горло в тра-ве, насыпанной в щель».
«Надоело три года бояться, – сказал я. – Кроме того, у нас есть щели на случай немецкого артобстрела или авиабомбежки. Непрерывным же сидени-ем в земле у нас занимаются приезжие товарищи из далекого тыла».
Майор густо покраснел, вылез из щели и устроился рядом с ней прямо на траве. Потом, увидев на моей груди нашивку о ранении и орден, спросил: «Давно вы в Армии?»
«С первого дня войны», – ответил я.
Майор пожал плечами:
– Почему же вы, занимая должность подполковника, носите погоны стар-шего лейтенанта?
– Вам, тыловикам, впору о себе позаботиться, а для заботы о нас не оста-ется времени, – резко ответил я.
Майор опять покраснел. На фронте он никогда не был, но успел пробе-жать путь от младшего лейтенанта до майора в течение двух лет. Подобное явление – не редкость.
… 25 мая прибыл ко мне ПНШ-1 капитан Сержанов. Едва переступив по-рог, он рассыпался в комплиментах по моему адресу, ссылаясь, что все это слышал обо мне в штабе корпуса и в штабе дивизии. Тут же он успел сооб-щить, что окончил в свое время Ленинградский Университет по историче-скому факультету, теперь довольно постарел, ослабел зрением, не может бы-стро ходить и вообще не обещает быть крепким помощником. Ветерана ува-жаю, но помощи от него, вероятно, не будет…
… 27 мая. Только сегодня одумался от комбинированного укола (брюш-ной тиф, холера, дизентерия), принятого вечером 25 мая. Снова взялся за де-ла. Дождь лил немилосердно. Мое жилище протекает. Крупные капли воды падали на постель, на пол, на крышку импровизированного стола. Серебри-стые капли воды скользили по парусине шалаша, и по коже у меня блуждала дрожь. Нехорошо.
… Недавно немецкая газета «Гакенкрейцбаннер» поместила статью о скромности Гитлера, пытаясь этой скромностью объяснить, что за последние два года он редко выступал с речами перед народом. И… газета договорилась при этом до оригинального и редкого суждения: «В дни тяжелых испытаний, какие мы пережили за последние 8 месяцев, он не всегда, умел справляться с запутанным клубком забот». Растерялся бедняга! Но это ничего. Хуже будет, если Гитлеру удастся потеряться, когда войска союзников придут в Герма-нию. За ним бы надо позорче присматривать. Этот скромник на все спосо-бен…
… Прочитал сегодня в центральной газете от 25 мая текст выступления Черчилля 24 мая в Палате общин о внешней политике Англии. Некоторые строки этого текста особенно интересны. Например, Черчилль сказал: «На-дежды, которые мы лелеяли в феврале и марте на смелое вступление Турции в войну… увяли». Турецкие военные деятели самым мрачным образом оце-нивали перспективы русских в южной России и в Крыму. Им и не снилось, что к началу лета Красная Армия будет на склонах Карпат и выйдет на реки Прут и Серет…
Теперь стало особенно понятным, что Турция удержалась на позиции «нейтралитета» не только по причине своих симпатий к Германии, но и по причине вялости английских действий в Эгейском море и по причине вполне закономерных заминок-пауз воск IV Украинского фронта, не сумевших с хо-ду овладеть Крымом. Кроме того, турки оказались бессовестнее и хитрее, чем мы предполагали. В дальнейшем они должны почувствовать на своей спине наше неудовольствие их политикой. Был подходящий момент для турок ис-купить свою вину перед свободолюбивыми нациями, но они не воспользова-лись им и пусть потом пеняют сами на себя…
В данный момент Турция просто опоздала уже вложить свой вклад в дело союзных наций: второй фронт откроется без нее. Недаром Молотов 10 мая 1944 года в английском посольстве в Москве, принимая ордена и медали от английского посла Керра для генералов, офицеров и бойцов Красной Армии, заявил: «Эти награды являются выражением боевого содружества наших на-родов, которое окрепло за эти годы. Теперь пришло время, когда вооружен-ные силы союзников готовятся к решительным совместным действиям про-тив нашего общего врага – гитлеровской Германии, и враг скоро почувствует мощь наших совместных ударов».
… Газеты напечатали интересное сообщение о том, что ключ от Никола-евских ворот Киевской крепости весом в 3 килограмма 545 граммов, увезен-ный немцами из Киева в ноябре 1943 года, отобран у гитлеровцев бойцами 2 стрелкового батальона 335 гв. полка 117 гв. стр. дивизии в момент уничтоже-ния тарнопольского гарнизона немцев войсками 1-го Украинского фронта и переслан маршалом Жуковым председателю СНК Украины Хрущеву 27 мая 1944 г. для хранения в киевском историческом музее, где он хранился до того больше ста лет. Не удалось немецким грабителям увезти киевский ключ в Германию. Да и зачем? Скоро все равно придется им не только возвращать в Россию награбленное, но и отдать в русские музеи немало своих ключей от различных городов и крепостей.
Прямо-таки расклеилось дело у немцев. На днях английские офицеры вы-садились на остров Крит, остановили машину командира 22-й германской бронетанковой дивизии генерала Крейпе, вставили генералу пистолет в бок и на его же машине, миновав 22 военно-контрольных поста, доставили генерала в пункт в 38 километрах от Гераклиона и посадили его на борт английского корабля. Генерал даже не пикнул, пока его доставили в Лондон. Значит, Крейпе перестал верить в непобедимость Германии, иначе он завопил бы… Все у немцев расклеилось, даже генералитет… Не то еще будет, когда немец-кие генералы взбесятся.
… 31 мая прочитал во фронтовой газете «Суворовский натиск» статью генерал-майора И. Фомиченко «Об основах чести советского офицера». Ни-чего нового. Главное, что мне не понравилось в статье, так это сплошное охаивание всех авторов, которые раньше Фомиченко выступали в печати по данному вопросу. Он очень самонадеянно и нескромно написал: «Чтобы пре-сечь в корне появление подобного рода «памяток» и «советов» и оградить офицерскую среду от проникновения этих халтурных изданий…» и т. д. и т. п. Одним словом, надо всем читать только одну статью И. Фомиченко, чтобы не впасть в какой-либо грех. Вот это и есть то, по моему мнению, что недос-тойно офицерской чести и не должно бы содержаться в статье «Об основах чести советского офицера». Какая же это честь, если всех предшественников своих мы научимся поливать помоями?
… На нашем фронте неспокойно. В течение вчерашнего дня немцо-румыны нажимали на советские позиции севернее Яссы. Они сумели не-сколько продвинуться вперед, вклиниться в нашу оборону. Мы – накануне больших событий.
Сегодня замечена концентрация немецких войск перед Думбрэвицей, пе-ред Ружинос и западнее. Мы привели полк в боевую готовность…
… В последнее время участились случаи публикации в газетах историко-географических и политических очерков о Румынии, географических карт Румынии или отдельных ее областей и других материалов. Столь неожидан-ный интерес к Румынии вызван, насколько мне известно, широкой секретной подготовкой почвы в Румынии для переворота в пользу объединенных наций и вывода румынской армии из войны, а при более благоприятном исходе за-думанного дела – использование этой армии против немцев. Больших под-робностей сейчас писать не следует, но, буду надеяться, что недалекое буду-щее даст объяснение всему… В частности, более понятным станет «слух» о приезде Кароля II в Боташани, о высадке одного из английских офицеров на парашюте в Бухаресте, о раздорах Михая I с Антонеску, о приходе на наш фронт румынской дивизии, составленной из военнопленных румын, взятых еще под Сталинградом и соответствующим образом обработанных. Смутно ощущая нависшую над его головой угрозу, маршал Антонеску пытается «де-мократизироваться» и начинает лично посещать лагеря русских военноплен-ных, о чем регулярно ставит нас в известность через свои листовки. Сизифов труд. Нас этим не ублажишь, а себя расстроишь, маршал Антонеску, неудач-ный скрипач.
… 1 июня 1944 года. Весь день била немецкая дальнобойная артиллерия. Снаряды ложились недалеко от нашего расположения. Убита одна лошадь.
Обходя блиндажи и землянки личного состава полка, я заглянул в блин-даж автоматчиков. Командир роты старший лейтенант Батыцкий, сидя на пне, заменявшем стул, читал старую потрепанную книжицу. Взяв книгу в руки, я прочитал на переплете, что издана она в типографии СПБ, т-ва «Труд», на Ка-валергардской, 40, не то в 1913, не то в 1915 году. И эту старую книжицу, озаглавленную «De Profundis», рассказывавшую о страстной любви некоего писателя к своей сестре Агай, Батицкий читал с необузданным увлечением. Огни страсти пылали в его глазах.
Я пожурил Батыцкого за плохой выбор книг для чтения, но сам ушел от него, взбудораженный мыслями, чем же объяснить интерес советского офи-цера к этой сомнительной повести? Наверное, это объясняется трехлетней попыткой убить плоть и страсть грохотом войны, что, видимо, невозможно… Больше того, страсти загорались с еще большей силой и рвали всякие грани-цы, особенно в кругу старших офицеров и генералов: там полевые походные жены стали такой же табельной необходимостью и неизбежностью, как ружье или автомат для стрелка-солдата… В тылу, как пишут наши жены, еще об-стоит дело опаснее. Там «начальники» навязывали свою любовь солдаткам по разному поводу. И недаром фронтовики сложили едкий анекдот про тыловых Жон-Жуанов, которые проявили сверхнахальство: лежа на жене фронтовика, они кричали: «Смерть немецким оккупантам!»
Возможно, эта откровенность фронтовика многим не понравится, но что поделаешь. Нам тоже очень не нравилось читать письма наших жен, в кото-рых они жаловались на различные похабные предложения райвоенкоматских жеребцов. Однако мы терпели…
… Ночью под 2 июня получили приказ явиться утром со своими помощ-никами на учение по теме «Смена части на переднем крае». Сделал вывод: дня через два-три нам придется кого-то сменить. Оценив обстановку и веро-ятное направление мероприятий нашего Верховного командования в связи с активностью немцев под Яссой, решил, что нам, вероятно, придется сменить 3-ю гв. ВДД. Да и уж вошло в привычку, что мы в последнее время все сме-няем взаимно друг друга…
Утром на огромной коруции (румынская повозка) мы всем штабом выеха-ли в район учений.
В приказании нам предлагалось прибыть на северную окраину Белушеш-чий, а в действительности надо – на северную окраину Тодирешчий, где, соб-ственно, мы и нашли всех остальных офицеров соседних полков.
Ошибка штадива, если знаешь особенности румынских сел, извинительна: румынские села построены наподобие раскрытой папиросницы – одна поло-вина с одним, а другая – с другим наименованием, но концы их (окраины) од-новременно или южные или северные. Не трудно спутать: на сто метров ближе – северная окраина Белушешчий, а на сто метров дальше – уже север-ная окраина Тодирешчий. Между ними нет никакого перехода, даже изгоро-ди, чаще из колючей проволоки, непрерывны…
У боярского обширного дома на северной окраине Тодирешчий собралась большая группа штабных офицеров. Одни закуривали, другие оживленно бе-седовали, третьи заигрывали с «девчатами» из медсанбата, четвертые окру-жили незадачливого «казака» в серой папахе и с красными лампасами на штанах, с хохотом старались вытащить его саблю из ножны. «Казак» (это ор-динарец одного из тыловых командиров. А известно, что данная категория вместе со своими ординарцами любила пофорсить) сопротивлялся, но четве-ро офицеров вцепилась в его ножну, трое – за эфес сабли, двое – за плечи «ка-зака».
И… бац! Клинок со скрежетом вылетел из ножны. На солнце, на свер-кающей стали клинка, похожие на пятна крови, выступили шершавые бугор-ки запущенной ржавчины. Вот почему для изъятия клинка из ножны потребо-валась сила целого полувзвода людей. Подошел как раз начальник штаба ди-визии, неторопливо осмотрел ржавый клинок и немедленно отправил скон-фуженного «казака» на гауптвахту.
Пока не начинались занятия, я занялся осмотром дома. Это обширное зда-ние с островерхой башенкой над центральным входом, обращенным на вос-ток (это почти традиция: входы с востока), с круговым коридором и с огром-ными окнами с вставными рамами (Они держались не на петлях, как принято во всей Европе, а на своеобразных застежках – на изогнутых коленцем же-лезных защелках, вращающихся вокруг своей оси).
На северо-восточном углу дома, прячась за ним, была угловая (тоже ост-роверхая) неширокая башня, увенчанная шпилем, подымающимся выше гребня сизой железной кровли. В башне, на высоте трех метров от земли, - узкие окна с полувырванными решетками (немцы заготовляли металлолом). В эту башню, как пояснил нам старик-румын, боярин садил своих слуг «за строптивые характеры».
В коридоре, опоясывавшем все здание, было светло, но во внутренних комнатах – царил полумрак, так как огромным коридорным окнам противо-речили небольшие сравнительно окна внутренних комнат. Создавалось впе-чатление, что дом был всунут в другой дом наподобие двустенной коробки.
Под потолком вился темный орнамент из гипсовых листьев кукурузы и кукурузных «початок», а остальная часть стен была гладкая, белая. На стенах сидела серая пыль, в углах шевелилась паутина. В каждой комнате – большие стеклянные двери, а в одном из углов кирпичные строеньица, похожие на ка-мины. Веет от многого вкусом московских бояр от XV до XVII веков.
На деревянных полах, разлинованных цветными шнурами узких прокла-дочек, играли радужные пятна света, прошедшего через разноцветные стекла узорчатых окон. Везде фигурность, замысловатость, - отражение замыслова-той жизни людей с феодальными вкусами, дожившими до века индустриаль-ных бурь и величайшей мировой войны. Теперь они сбежали, услышав грохот русских «Катюш». Далеко ли смогут убежать?
Сосны под окнами дома, сосновая роща невдалеке. Светло-зеленые пом-поны ветвей сделали сосны похожими на кокотливых боярынь, недавних оби-тателей брошенного дома. К северу от дома – службы. Тут и каменный амбар с подвалом для вина и хранилищем для кукурузы, и сарай для скота, и карет-ный двор. За службами пошли дубовые леса, потом горы и горы. Преддверие Карпат.
Непонятный край остатков дикости и нищеты, рядом с которыми, как но-вые бархатные заплатки на порванной сермяге, ужились изысканный уют и сказочная нега правящих классов, стремящихся походить на весь цивилизо-ванный мир, но не желающих быть румынами. Это видно даже потому, что в забитых книгами шкафах боярского дома мы нашли и французские, и англий-ские, и японские и немецкие издания, но не нашли ни одной книги крупней-шего румынского прозаика Михая Садовяну, хотя именно он являлся (и явля-ется) прекрасным знатоком живого народного румынского языка. Не нашли мы среди целого вороха нот и партитур, сваленных в лакированный вишне-вый ящик, имени известного всему миру румынского музыканта Г. Энеску. Он – в эмиграции, а его творения – забытии.
Невдалеке от стены зияла воронка от снаряда, прилетевшего с востока. От него в свое время брызнули стальные осколки и на кирпичной стене образо-вались красные язвы и царапины, содрана штукатурка. В вековечном обозле-нии на бояр, кто-то из румынских крестьян поддел железным ломом резной карниз боярского дома и завернул его кверху вместе с сизыми листами кро-вельного железа. Потом, видимо, крестьянин плюнул на это дело, слез вниз, а лом так и продолжал торчать в изувеченном карнизе, как гарпун в боку каша-лота. Во дворе валялась «универсальная румынская мельница» - деревянная ступа, удивительно похожая на дубовую ступу, которая имелась и в моей се-мье и о старости которой не могли ничего сказать даже самые древние стари-ки: возможно, она была выдолблена во времена Мамая, когда понятие «Мельница» исчезло из обихода людей.
… Часа через два подполковник Некрасов вывел нас к отметке 394, кило-метрах в двух северо-западнее Беделицы. Там и началась учебная игра.
В полдень слушали радио из Москвы. 28 мая, как сообщили агенты ТАСС из Каира, два батальона немецких парашютистов были сброшены в районе главного штаба маршала Тито с целью его разгрома. Югославская охрана уничтожила или захватила несколько сот немецких парашютистов и не по-зволила им нанести какой-либо ущерб штабу Тито.
Эта неудачная немецкая операция все же очень интересна с точки зрения практического применения парашютных десантов в диких балканских го-рах…
… Учебную игру мы продолжили и 3 июня. Ничего знаменательного. «Домой» прибыли в одиннадцатом часу ночи. Командир полка сообщил мне новость: завтра, вероятно, передислоцируемся. Подполковник Одинцов уже выехал в штадив за приказом.
В 3 часа утра 4 июня мне позвонил командир полка майор Котов. Он про-сил к 6 часам утра выслать к нему конную группу офицеров для проведения рекогносцировки…
Выслав, кого положено, к Котову, я собрал в штаб офицеров спецподраз-делений и тыловых служб, потребовал привести к двум часам дня свои под-разделения и обозы в полную готовность к маневру.
В 10.20 из штадива уточнили, что мы своим полком должны сменить всю 3 гв. ВДД, оседлать дорогу из Боташани в Тыргэп Фрумос в районе юго-восточнее деревни Кукутений. Дополнительно выслал к Котову ПНШ-5, ма-рийца Кудрявцева, двух офицеров резерва и взвод разведчиков, начал прини-мать доклады командиров о людях, о транспортных возможностях, о готов-ности к маневру.
Наступило 5-е июня. Штадив, как всегда, снова все перепутал, и пошло все вверх тормашками: надо бы начинать с другого конца. Люди возвратили назад. Сегодня сдадим свою оборону представителям 36 СД, а в ночь уже примем оборону от 3-ей воздушно-десантной дивизии.
С утра в штабе шелестели бумаги: чертили десятка три схем, писали при-казы. Многое из этого совершенно не нужно сейчас (например, зачем нужен учебный приказ, когда готовится действительный маневр), но туповатый Не-красов считает хорошим тоном не пересматривать своих приказов, хотя бы как изменилась обстановка. Пусть улыбнутся такому порядку наши детишки. А для Некрасова строки моих записок будут неплохим зеркалом: посмотрится и оправится, причешется…
… Сегодня узнали, что 4 июня американские и союзнические войска заня-ли Рим, первую из трех столиц стран «Оси». Рим – символ начала наступле-ния союзников на гитлеровскую Европу. И почем знать, какие потрясающие вести может услышать мир в течение ближайших дней. Вести эти будут радо-стными для нас и горькими для нацистов всего мира. Привет 5-й американ-ской армии, занявшей Рим!
… Наступил теплый вечер. Ординарец угостил меня румынскими череш-нями. Розовые, мясистые, они похожи на скороспелые «шпанские» вишни и имели приятный сладкокислый вкус и ароматный запах. Я улыбнулся: ру-мынские сады протянули свои благословенные ветви с плодами ко ртам «рус-ских необыкновенных оккупантов», помогающих побежденному народу ма-териально (мало ли людей из румынского населения накормили наши кухни и духовно румынское население оккупированной зоны за два месяца прослуша-ло лекций и докладов больше, чем предшествующее поколение румын – за всю жизнь).
… В ночь под 6-е июня мы заняли новый участок обороны, потеряв при этом двух бойцов ранеными и одного сержанта убитым. Новый КП мы уст-роили в глубоком овраге в одном километре северо-западнее церкви Бейче-ний. Над нами высокий бугор, с которого на многие километры вперед про-сматривалась полоса земли, занятой врагом.
… Принял радиошифровку о том, что на 1-м Украинском фронте появи-лись немецкие радиоуправляемые танкетки малых размеров, снаряженные 50 килограммами ВВ. Специальное назначение этих танкеток: вызов на себя ог-ня ПТО, наблюдаемого потом немцами-корректировщиками, разведка мин-ных полей, проделывание проходов в заграждениях и минных полях. Танкет-ки эти можно выводить из строя огнем пулеметов и противотанковых ружей.
Утром 7 июня узнал великолепную новость: на заре 6 июня 1944 года во-енно-морские силы союзников под командованием генерала Дуайта Эйзен-хауэра при поддержке крупных военно-воздушных сил начали высадку союз-ных армий на северном побережье Франции. Открыт Второй Фронт в Европе. Мы дожили до него. Близится третья годовщина 2-й мировой войны. Канун ее уже начинает бурно проявляться: пал Рим, отрекся король Виктор-Эммануил, высадись союзные войска в Северной Франции. Третьей годовщине войны не обрадуются в Берлине, не обрадуются и в Токио.
Генерал Эйзенхауэр выступил по радио с обращением ко всему миру и заявил 6 июня, что «Высадка союзников в Северной Франции представляет собой часть согласованного плана освобождения Европы совместно с наши-ми русскими союзниками. Те, кто сотрудничал с врагом, будут устранены».
Перед началом операции каждому солдату союзных армий вторжения был вручен напечатанный приказ Эйзенхауэра, в котором говорилось:
«Солдаты, матросы и летчики экспедиционных сил союзников! Вы нахо-дитесь накануне вступления в великий крестовый поход, к которому мы стремились эти долгие месяцы. Взоры всего мира обращены на вас. Надежды и молитвы свободолюбивых людей во всем мире сопутствует вам. Вместе с нашими доблестными союзниками и собратьями по оружию на других фрон-тах вы осуществите разгром немецкой военной машины, избавите от нацист-ской тирании угнетенные народы Европы и обеспечите им безопасность в свободном мире.
Ваша задача будет нелегкой. Враг хорошо обучен, хорошо оснащен и за-кален в боях. Он будет яростно сражаться. Но мы живем в 1944 году. Многое произошло с тех пор, как нацисты одерживали победы в 1940 и 1941 гг. Объ-единенные нации нанесли немцам крупные поражения в открытых боях ли-цом к лицу. Наше воздушное наступление серьезно сократило их силу в воз-духе и их способность вести войну на суше. Наш внутренний фронт дал нам подавляющее превосходство в области вооружения и боеприпасов и предста-вил в наше распоряжение крупные резервы обученных солдат. Положение изменилось. Свободные люди во всем мире вместе идут к победе. Я вполне уверен в вашей храбрости, преданности долгу и боевом мастерстве. Мы не согласимся ни на что меньшее, чем полная победа.
Желаю вам удачи! И да будет благословение всемогущего Бога над этим великим и благородным предприятием!»
К исходу 7 июня воска союзников расширили плацдарм в Северной Фран-ции до 80 километров по фронту и до 20 километров в глубину.
9 июня 1944 года. Впечатлений так много, что рука устает записывать. За одну ночь под 8 июня союзники, бомбя немецкие позиции в Северной Фран-ции, совершили 13000 самолетовылетов. Военный корреспондент агентства Рейтер с борта английского эсминца сообщил о виденном начале вторжения во Францию утром 6 июня. Грандиозно. Более 600 военных кораблей союз-ников одновременно открыли орудийный огонь по немецким позициям. Ты-сячи бомбардировщиков обрушили на немцев свой удар. Клубы густого чер-ного и серого дыма заволокли побережье юго-восточнее Гавра. Огромные вспышки пламени, высокими столбами взлетавшего к небу, говорили за пря-мые попадания шестнадцатидюймовых снарядов в немецкие укрепления. За десять минут непосредственно перед высадкой десанта на побережье было выброшено 2000 тонн фугасных снарядов. В 7 часов 25 минут утра солдаты первой штурмовой волны союзников рассыпались по побережью.
Под руководством адмирала Бертрама Рамсея – командующего союзными военно-морскими экспедиционными силами – в сражении принимали участие два огромных морских соединения из канадских и английских военных ко-раблей (восточное), под командованием контр-адмирала Филиппа Вайнана и (западное) американских кораблей под командованием контр-адмирала Алана Керка.
Рузвельт, выступая 6 июня на пресс-конференции в Вашингтоне, заявил, что в Тегеране была решена дата вторжения, которая вполне удовлетворила Сталина. Приблизительно, вторжение должно было произойти в конце мая или в первых числах июня. Точно дата была установлена в последние не-сколько дней, так как это зависело от погоды в Ла-Манше. Рузвельт указал, что вторжение было отложено всего лишь на один день по сравнению с уста-новленной датой и причиной этого были неблагоприятные условия погоды. Рузвельт отрицательно ответил на вопрос – было ли место вторжения выбра-но на Тегеранской конференции и указал также, что точный день и час втор-жения, являвшийся вопросом стратегии, был поручен определению Эйзенхау-эра.
Этот крупный генерал-полковник уже 6 июня посетил район высадки со-юзников. Настолько уверен он в успехе начатой операции.
Пока еще нет авторитетной оценки операции союзников, но один вывод напрашивается сам собою: выгодно, очень выгодно подобные операции осу-ществлять крупными силами. Например, по данным Рузвельта, к двенадцати часам дня 6 июня, достигнув решающий успех, американцы потеряли только 2 эсминца и 1 десантное судно для переброски танков. Во время высадки де-сантов потери военно-воздушных сил составили всего около одного процен-та.
… Как вчера, сегодняшней ночью немцы продолжали лезть на позиции нашего полка, особенно на район обороны 4-й роты. Имеем убитых и ране-ных. Рядовой Ткач из 2 батальона и после ранения продолжал вести бой. Мы его представили к солдатскому ордену «Слава» 3-й степени.
Замечено, что противник подтянул к нам поближе до 250 танков. Прибыла откуда-то 46 пехотная дивизия немцев. Ожидаем жарких боев. К нам тоже подошли танки 27-й Отдельной танковой бригады. Непрерывно подходила артиллерия. Надеемся перемолоть немецкие танки. Настроение у нашего на-рода приподнятое. Большую роль в этом сыграло открытие второго фронта. С наступлением сумерек, для уплотнения наших боевых порядков на самом опасном месте, прибыла отдельная 63 штрафная рота. В ней одни бывшие офицеры. Когда-то Радек говорил, что нет никого опаснее офицера, с которо-го сорвали погоны. На самом деле мы убедились, что нет лучшего воина, чем штрафной офицер, кровью покупающий себе право на свободу и возврат по-гонов. Разные времена, разные оценки.
… Прочитал в «Красной звезде» от 6 июня 1944 года речь президента тор-говой палаты США господина Эрика А. Джонстона, произнесенную 3 июня на завтраке в наркомате внешней торговли в Москве. Поразительно умная речь. Война многому научила народы. Вопрос о торговле правильно постав-лен Джонстоном: лучше торговать с пользой для народов, чем сидеть на го-лодном распределительном пайке. Так уж мир устроен, что ни одно государ-ство, как бы оно ни было богато, не обойдется без товарообмена с соседями.
Отметив коренные различия экономической и политической систем СССР и США, Джонстон старательно подчеркнул наличие общих интересов, связы-вающих Советский Союз и США: наша общая решимость покончить с гитле-ровским режимом, наша обоюдная страсть к производству (СССР увеличил свою промышленную продукцию с 1928 по 1940 год на 650 процентов. Это достижение могут понять и оценить американские бизнесмены, которые вна-чале ошибочно считали советский социализм простой системой распределе-ния уже существующих богатств, а теперь поняли его как непрерывное уве-личение народного богатства, из которого с каждым годом будет все больше выделяться для распределения среди народа и увеличения производства. В этом отношении русские и американцы являются двумя молодыми народами, которым остается долго жить), наши взаимные интересы экспортной и им-портной торговли (Русский марганец нравится американцам и не знает, что он социалистический, как и американские станки, нравящиеся русским, не пахнут капитализмом. Они с такой же готовностью будут резать металл в Харькове, как и в Детройте. Это хорошо, что низшие формы неодушевлен-ной материи не имеют идеологии и могут, поэтому, служить посредниками между людьми самых противоречивых идеологий).
Оригинально аргументировал Джонстон свою мысль о необходимости тесных экономических отношений между СССР и США, сославшись на фак-тор географической близости территорий обеих государств:
«… наши две страны отстоят друг от друга всего на три мили. В неспо-койных водах северной части Тихого океана, в бурном проливе, названном по имени великого датского исследователя Беринга, плававшего по указанию Петра Великого, имеется два острова. Остров Большой Диомид принадлежит России, остров малый Диомид принадлежит США. Между островами узкий трехмильный пролив с очень быстрым течением. Между островами прошла также установленная людьми, воображаемая, но практически весьма нужная, астрономическая линия, называемая Международной Линией Дня… На этих островах поэтому никогда не бывает один и тот же день недели. Туземцы, пробившись через бурный пролив в своем челне, в который они сели на Ма-лом Диомиде во вторник, через пару часов окажутся в Советском Союзе, где этот день называется средой. Это обстоятельство не смущает эскимосов.
… Нет, будем такими же мудрыми, как эскимосы, которые населяют оба Диомида. Они не боятся течения и благополучно плавают туда и обратно ме-жду двумя Диомидами, посещая друг друга, распивая чай и обмениваясь из-делиями домашнего производства на бартерной основе.
Последуем их примеру. Будем делать две вещи… Во-первых, давайте смиримся и примем за истину тот факт, что, без сомнения, в течение долгого времени мы будем жить в различные экономические дни.
Во-вторых, давайте будем посещать друг друга и торговать. Пусть будет больше советских людей, знающих долину Миссисипи. Пусть будет больше американских бизнесменов, знающих долину Волги.
… Мир завтрашнего дня будет принадлежать тем, кто может поставить богатства природы на службу человеку. Каждый из нас может помочь друг другу овладеть этими богатствами в наших интересах… Пусть вас не смущает течение. Пусть вас не смущает линия дня. За нынешние победы, за которые мы вместе боремся, и за будущий мир, ради которого мы должны вместе ра-ботать».
И ничего не скажешь. Правильная постановка вопроса. В вопросах тор-говли у нас должны быть сделаны такие же смелые шаги, как в вопросе рели-гии. С массами нет смысла спорить из-за обедни или аршина, когда надо сде-лать большое дело всемирно-исторической важности… Что ни лучше будет жить народу, тем он более будет предан строю, создавшему прекрасную жизнь.
10 июня 1944 года. В интересное время мы живем: открыт 2-й фронт, вой-ска союзников во Франции, Рузвельт опубликовал свою «Молитву», которую лично 7 июня прочитал по радио в два часа по Гринвичу, Демьян Бедный по-местил в «Правде» за 8 июня стихотворение «Отважным море не помеха».
(Взят Рим! Блистательная веха!
 На берег Франции взгляну:
 Десант и вширь и в глубину!
 Как говорилось в старину:
 – «Друзья, вперед! Дай бог успеха!»)
Автор «Евангелия без изъяна евангелиста Демьяна» срифмовал «не поме-ха» с фразой «Дай бог успеха».
Удивляться не стоит: сила солому ломит… Район Шербура и Гавра может войти в историю, как место, где начался разгром союзниками немецких за-падных армий. Летом 1945 года там будет развеваться флаг победивших со-юзных наций.
Утром 11 июня получены новые радостные вести: Ленинградский фронт под командованием Говорова прорвал сильно укрепленную оборону финнов на Карельском перешейке, занял город Териоки, углубился в финскую оборо-ну на 24 километра и успешно продолжает наступать.
… Маршал Бадальо оказался слишком правым, чтобы возглавлять бурную Италию. Новое итальянское правительство сформировало под главенством левого политического деятеля Иваноэ Бономи. В новом правительстве семь министров без портфеля, в их числе граф Сфорца и лидер компартии Тольят-ти (Эрколи). Жаль, что загруженность работой не позволяет мне широко комментировать события. А сейчас бы это легко делать, позже будут значи-тельно труднее.
12 июня. Союзники взяли Карантан (в юго-восточной части Нормандского полуострова, во Франции). Наши войска на карельском перешейке овладели 30 населенными пунктами.
13 июня. Ночь провел на НП. Фрицы вели непрерывный огонь с 10 часов вечера до 6 утра, после чего точно вымерли, ни звука. Наступил ветреный день. Над траншеей, ведущей на НП, мягко шелестели мясистые, широкие, как свиные уши, листья урюков. Плоды зелеными помпонами качались на ветвях. Они кислы до предела, но ПНШ-4 Гайриев жевал их с непонятным мне удовольствием и аппетитом. Над траншеей росли также грецкие и волоц-кие орехи, виноград, черносливы, шелковицы. Румыния богата флорой. Когда рвались в саду немецкие мины или снаряды, зеленые урюки и орехи сыпались на дно траншеи вместе с листьями и ветками. Солдаты топтали их своими са-погами, вдавливали в сырой грунт.
14 июня. Пасмурный день. Боевое затишье. Изредка хлопнет винтовочный выстрел или протрещит автоматная очередь и снова тишина. Наверное, как в пьесе Гандурина «Перед Бурей».
Под вечер принесли «Суворовский натиск», в котором опубликован ответ товарища Сталина на вопрос корреспондента «Правды» об оценке десанта союзников в Северной Франции. 13 июня Сталин ответил следующее:
«Подводя итоги семидневных боев освободительных войск союзников по вторжению в Северную Францию, можно без колебаний сказать, что широкое форсирование Ла-Манша и массовая высадка десантных войск союзников на севере Франции, – удались полностью. Это – несомненно, блестящий успех наших союзников.
Нельзя не признать, что история войн не знает другого подобного пред-приятия по широте замысла, грандиозности масштабов и мастерству выпол-нения. Как известно, «непобедимый» Наполеон в свое время позорно прова-лился со своим планом форсировать Ла-Манш и захватить Британские остро-ва. Истерик Гитлер, который два года хвастал, что он проведет форсирование Ла-Манша, не рискнул сделать даже попытку осуществить свою угрозу. Только британским и американским войскам удалось с честью осуществить грандиозный план форсирования Ла-Манша и массовой высадки десантных войск.
История отметит это дело, как достижение высшего порядка».
Если вдуматься в ответ Сталина корреспонденту «Правды», то станет яс-ным, что вторжение союзных войск во Францию не считается еще в полной мере вторым фронтом. Разговор Сталина с «корреспондентом «Правды» – умный прием подтолкнуть союзников на настоящий 2-й фронт, способный отвлечь на себя не 10, а не менее 80 дивизий немецких войск.
15 июня. Ночь прошла в боях. Имеем 3 убитых и 17 раненых. Но все рав-но своего добьемся, раз взялись: высота Сарка Ноуэ и высота 255.6 будут на-шими. Недаром мы вышли на гору Тэтарулуй.
… Днем – жара. К вечеру хлынул дождь, стало холодно. В своей землянке я засел за схему предстоящей операции. Воюю карандашом и линейкой. А потом придется батальонам воевать ружьем, где я обхожусь мыслью. На вой-не часто бывает, что надо сначала одолеть врага мыслью, а потом – шты-ком…
16 июня. В Румынии мало насекомых: безмолвие над цветами полей, лу-гов и цветов. Здесь опыление осуществляют или птицы или ветер…
Какой-то сумасшедший летчик протарахтел над нами на самолете «Капро-ни» и сбросил румынские журналы. Он, наверное, спутал наши позиции с ру-мынскими. В одном из журналов зеленой краской сделана карикатура: два солдата в касках и со штыками наперевес (побольше – немец, поменьше – румын) наступали на трехглавого дракона с красноармейскими шлемами на головах и серпом и молотом на животе. Дракон, пыша огнем, медленно пя-тился от Черного моря и от Крыма к Волге под напором бравых немецко-румынских солдат. Я расхохотался: где теперь эти бравые солдаты? Может, они гниют в приволжской земле, а может быть, потом своим восстанавливают разрушенные ими советские города. Ведь пленных мы не станем даром кор-мить хлебом…
… Наши самолеты стали ежедневно бомбить немцев в Белоруссии. Это верный признак подготавливаемого наступления. Берегись, фрицы!
Вечером стало известно, что Красная Армия на Карельском перешейке прорвала вторую линию обороны и за 5 дней, с 10 по 15 июня включительно продвинулась на 40 километров, расширив прорыв до 75 километров по фронту.
17 июня узнал, что меня наградили орденом Отечественной войны I сте-пени. Это за подвиг в Думбрэвице. На сердце радостно, что ратный труд мой оценен, не забыт…
…Оказалось немного свободного времени и я, правда в перелистку, про-читал некоторые рассказы из посмертного издания (1912 год) произведений Льва Николаевича Толстого. Пробежал глазами «Дьявол», «Фальшивый ку-пон», «Хаджи Мурат», «Записки сумасшедшего». Поразило меня, что и Тол-стой (разве нарочито) был небрежен в языке. Например, в «Хаджи Мурате» писал: «Накурившись, между солдатами завязался разговор» или «Мюриды его догнали…»
18 июня вечером радио сообщило о прорыве нашими войсками Третьей укрепленной линии на Карельском перешейке (линии Маннергейма) и выходе их на рубеж в 28 километрах южнее Выборга. События в Европе и на Карель-ском перешейке заставили Турцию позаботиться о своем будущем: разре-шивший проход немецких кораблей через проливы, министр иностранных дел (кажется, Мимиоджоглу) Турции ушел в отставку. Одной сволочью стало меньше. Но вина Турции перед нами мало пока уменьшилась…
К вечеру 19 июня, сокрушая линию Маннергейма, наши войска оказались уже в 16 километрах от Выборга. В это же время немецкие войска на полу-острове Котантен (Франция) оказались в ловушке у союзников. Англо-американцы начинают немцам преподносить котлы, наподобие русских.
… 20 июня меня посетил представитель журнала «Военный вестник» старший лейтенант административной службы Быковский. По его просьбе, я продиктовал ему статью для журнала на тему «Бой за узел дорог в лесисто-гористой местности». Это об опыте боев в Думбрэвице и на подступах к Хер-менештий.
Странный этот Быковский, типичный журнальный чиновничек. Он, на-пример, стал прямо таки в тупик перед тем фактом, что сотня человек нашего полка разрешила боевые задачи, посильные по уставу полнокровному полку в две тысячи человек. Долго бедняга думал, как же назвать эту группу – полком или отрядом? Будто в названии дело, а не в факте героизма. Вот такие сухари никогда бы не рискнули приводить устав в соответствие с жизнью. Они ско-рее бы постарались жизнь изнасиловать в рамках устаревших параграфов ус-тава. Как хорошо, что им не дано власти и размаха дальше журнальной ста-тьи. Была бы иначе великая беда.
… Вечернее радио сообщило, что 20 июня наши войска овладели Выбор-гом, а 21 июня стало известно, что наши войска севернее Онежского озера прорвали оборону финнов и завязали бои на улицах Медвежьегорска. По-видимому, бои на финском участке фронта вошли в решающую фазу, за ко-торой последует капитуляция или полный разгром финнов.
Дела наши пошли неплохо. Союзники овладели тремя четвертями полу-острова Котантен во Франции. Желтобрюхие и чернохвостые «Мустанги» ре-гулярно лупят немцев и румын здесь, на нашем участке фронта. Два дня тому назад мне пришлось наблюдать «челночную» операцию американской авиа-ции. Несколько десятков самолетов отлупили немцев на Сарка Ноуэ и потом пошли на советский аэродром в районе Боташани. Если бы после войны со-хранилась подобная дружба СССР и США, то и весь мир для нас не был бы страшным…
Сегодня, 21 июня 1944 года, «Суворовский натиск» опубликовал мою ста-тью «Слава гвардейцев» и тем исправил путаницу, внесенную в описание боя в Думбрэвице майором Ломп.
22 июня 1944 года. Исполнилось три года Великой Отечественной войны. Перебежчик, румынский солдат, заявил: «Мы войной недовольны, продол-жать ее бессмысленно, т. к. Россию нам не одолеть». Вот итог трех лет вой-ны. Этот же солдат в 1941 году видел смысл в войне, т. к. ему вдолбили тогда мысль об одолимости России. Время исправило взгляд и заблуждение. Страшные цифры встали перед глазами солдата: немецко-фашистские войска на восточном фронте потеряли 7800000 солдат и офицеров убитыми и плен-ными, до 70000 танков, 60000 самолетов, более 90000 орудий. За это же вре-мя Красная Армия потеряла 5300000 человек убитыми, пленными, пропав-шими без вести, 49000 танков, 30128 самолетов, 48000 орудий.
………………………………………………………………………………..
Сумасшедших мощностей достигло военное производство наших союзни-ков. Наши газеты в первой половине мая 1944 г. опубликовали «Иностранную хронику», в которой сказано, что «С момента возникновения войны Англия выпускала в среднем в час 2,5 самолета, 1.5 артиллерийского орудия, более 4000 снарядов и 180000 патронов. В 1943 году США и вся Британская импе-рия выпускали в среднем 14,5 комплектных самолетов, 9 артиллерийских орудий, почти 106000 снарядов и примерно 3000000 патронов».
… Поймали пленного, который показал. Что перед нами действительно находится 46 пехотная дивизия немцев. Эту дивизию советские войска били у Могилев-Подольска, у Каховки, под Севастополем, под Туапсе. Говорят, ее командир – генерал Ребке действительно порябел от переживаний. И вот, провоевав три года, дивизия оказалась на исходном положении, т. е. на том месте, с которого начинала свой оголтелый поход за покорение мира. Инте-ресно отметить, что эта дивизия в прошлом имела свой опознавательный символ – черный сапог на белом поле флага. Потом знак сапога заменили по-этическим прыгающим оленем. Олень таят по мере неудач дивизии на совет-ском фронте: исчезло туловище, осталась оленья голова, потом остались одни оленьи рога, наконец, ничего не осталось. К 22 июня 1944 года на белом штандарте дивизии не имелось уже никаких опознавательных знаков, а в со-ставе в самой дивизии не осталось ни одного старого гренадера. Молодое же «тотальное» пополнение дивизии предпочитает сдаваться в плен и сохранить свою голову, чем завоевывать для дивизионного штандарта право на оленью голову. Новый комдив генерал-майор Энгель, сказывали, срочно начинает перебрасывать дивизию в Белоруссию.
23 июня. Сегодня, по оперативным данным, наши войска начали наступ-ление севернее, северо-западнее и юго-восточнее Витебска, прорвали оборо-ну немцев на участке в 30 и в 25 километров, углубились в нее от 8 до 15 ки-лометров. Начинается период непрерывных ударов Красной Армии по врагу. Эти удары сведут немцев в могилу. Не спасут немцев и их самолеты-снаряды, запускаемые пока в сторону Англии. «Фау-1», а потом и «Фау-2», возможно, увеличат количество жертв, но не изменят нависшей над Германией судьбы…
Как сообщают газеты, на Англию вчера и сегодня продолжались налеты немецких радиоуправляемых самолетов снарядов ракетного действия, хотя некоторые базы этих самолетов уже захвачены союзниками в Нормандии. Для борьбы с немецкими самолетами-снарядами англичане успешно приме-нили свои самолеты «Темпест». Эти самолеты использованы на постоянной патрульной службе в воздухе над южным побережьем Англии. При появле-нии самолета-снаряда, самолеты «Темпест» устремлялись на него попарно. В первый период летчики, пилотировавшие «Темпест», открывали огонь по са-молету-снаряду с дистанции в 400 ярдов, потом изменили свою тактику и на-чали вести огонь по хвостовой части самолета-снаряда с дистанции 100 яр-дов.
Если самолет-снаряд взрывался в воздухе, небо озарялось красным све-том, а взрывная волна на мгновение переворачивала самолет «Темпест» вверх колесами.
По данным английской печати, немецкие самолеты-снаряды развивали скорость до 300-320 миль в час, имели радиус действия до 150 километров и обычно появлялись на высоте у 2500 футов. Во время темноты они пролетали и на меньшей высоте. Самолет «Темпест» тратил три минуты на уничтожение самолета-снаряда.
24 июня. Возвратившись из траншеи, где беседовал с бойцами, проверял оборону и установку пулеметов для ночной стрельбы, я почувствовал силь-ную усталость и вошел в блиндаж. Там стоял полумрак и тонкий лимонный запах. Сняв с себя снаряжение, я опустился на принесенные ординарцем вет-ви, чтобы немного отдохнуть. Твердое что-то оказалось у меня под боком. Пощупав рукой, я обнаружил упругий шар, похожий на яблоко, и отломил его вместе с мясистыми длинными листьями, напоминающими по форме собачьи языки. Это оказалась веточка волоцкого ореха с зеленым еще плодом.
Имея склонность к анализу, я сунул зеленый орех в рот и раскусил. Во рту обожгло, точно йодом, десна и губы мои мгновенно стали желто-бурыми. Внутренность раскушенного ореха, сочная и белая, напоминала головные по-лушария человеческого мозга. Вот здесь и происходил процесс выработки красящей и обжигающей жидкости.
… Вечером меня позвали к телефону. Говорили из дивизии, сообщая только что принятые по радио новости: войска 1-го Прибалтийского фронта сегодня, 24 июня, овладели Витебском, продвинулись на 40 километров и расширили прорыв до 80 километров по фронту.
25 июня снова гремели орудия Москвы, салютуя победам всех трех Бело-русских фронтов, 1-му Прибалтийскому и Карельскому. Надеемся, что скоро Москва отсалютует и нам…
26 июня. Поправочка: только сегодня овладели войска 1 Прибалтийского фронта (генерал армии Багромян) и 3 Белорусского (генерал армии Черня-ховский) Витебском. Окружена витебская группировка немцев в составе 5 пехотных дивизий. Войска 1 Белорусского фронта (генерал армии Рокоссов-ский) заняли Жлобин. На всех действующих фронтах за день освобождено от немцев около 1800 населенных пунктов. Если с такой поспешностью немцы будут драпать, то ясно, что им ничего не остается делать, как всю свою кино-хронику фабриковать в Германии на учебных полигонах в Вунсторфе и Ютерборге, пока туда не придут наши или союзные войска.
27 июня. Стоим у отметки 129 в 3 километрах севернее озера Хырбу. Ря-дом идет железная дорога из Хырлей в Поду-Илоаей, два километра севернее нас, в деревне Моара Префектулуй, разместились полковые тылы. В полутора километра северо-западнее нас – станция Котнарий. Все удобства. Местность здесь безлесная, кругом горы, буераки, ручьи. Немало странностей. Напри-мер, железную дорогу перерыли грунтовой, подорвали прекрасный мост че-рез речонку Бахлуй, а рядом с ним натянули мостик на живую нитку, шаткий, скрипучий. Едешь и ждешь, что вот-вот рухнет. Бахлуй, закованный в высо-кие и крутые берега течет на юго-восток, в не оккупированную пока зону Румынии…
29 июня. События развивались молниеносно: за считанные дни освобож-дены от немцев Могилев, Орша, Осиповичи и другие города. Наши войска вырвались на подступы к Минску. 26 июня одновременно с падением Витеб-ска, пал под ударами союзников Шербург – крупнейший порт на севере Франции. Германия запищала в тисках двух фронтов…
30 июня. Интересное совпадение: письмо известило о выезде жены из Ан-дижана на родину, США порвали дипломатические отношения с Финляндией, город Борисов накануне падения перед войсками 3 Белорусского фронта, по-лучен приказ о присвоении мне звания «капитан». Финляндия, заручившись поддержкой Германии, приняла глупое решение продолжать войну.
3 июля 1944 года. Еще первого июля взят Борисов, форсирована Березина, 2 июля 3 Белорусский фронт освободил Вилейку, Красное, перерезал ж. д. Минск-Вильно и вышел на рубеж в 20 километрах северо-западнее Минска. 1 Белорусский фронт освободил Столбцы, Городею, Несвиж, перерезал д. д. Минск-Барановичи. К исходу 3 июля войска 3 Белорусского фронта, при со-действии войск 1 Белорусского фронта овладели городом Минск. Вот это темп операций! Союзникам надо подражать России, а не топтаться на полу-острове Котантен…
5 июля. На кургане Пулина немцы устроили для нас радиоловый концерт, после чего предложили через громкоговорители переходить к ним в плен. Вот слепцы. Не понимают того, что наши войска рвутся к Берлину… Взят Полоцк, взято Молодечное. Наши войска в 25 километрах от Барановичей. Окружена крупная группировка немецких войск восточнее Минска.
6 июля 1 Белорусский фронт (Рокоссовский) взял Ковель. Сплошной ура-ган, на крыльях которого мчится наша Красная Армия на Запад, сметая с пути немецкие корпуса и дивизии, окружая их и уничтожая, если они отказывают-ся сложить оружие. Встать, Германия, идет Россия. Идет возмущенная со-весть, чтобы освободить мир от фашистского кошмара, покарать преступный гитлеризм.

КОНЕЦ ОДИННАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ

       
Тетрадь 12-я (7 июля 1944 г. – 28 августа 1944 г.)
7 июля 1944 года. Решил сегодня признаться, что уже несколько дней подряд владеет мной странное чувство, будто я возвращаюсь на Родину. В моем воображении, как наяву, вставали родные улицы, родные поля и сады, бесконечно милые лица близких и знакомых людей. В науке называли это чувство, кажется, носталогией, тоской по Родине. Сегодня начал перебирать свой скарб в вещевой сумке и поймал себя на том, что делал это так, как де-лали едущие в отпуск товарищи. Неужели в моей взбудораженной мечте есть доля правды, реальности, сбыточности. Я был бы бесконечно рад побывать с семьей хотя бы один день. Но отпускное дело у нас поставлено плохо, гораз-до хуже заграничных армий…
8 июля. Все те же чувства. На фронте – некоторое снижение темпов на-ступлений. Предвижу неожиданный ход войны. Сейчас 10 часов утра. В небе редкие облака. Над лугом свистели птицы, над горами и холмами кудреватое дрожание миражей. Слева, из-под Ясс, долетел до нас орудийный грохот. На нашем участке блаженная тишина.
… В 23.40 узнал, что наши войска заняли Барановичи и ворвались в город Вильно. Немного позже имел телефонную перепалку с Кривоплясовым и Уласовец. Они всеми силами и средствами рвутся к власти, считают всех ду-раками, в действительности же у них много сходства с крыловской лягушкой, пытавшейся стать волом…
9 июля. Взят город Лида. Освобождено 1200 населенных пунктов. Север-нее Яссы немцы перешли в наступление. К нам прибыли многочисленные ар-тиллерийские системы и танки. Мы готовы к неожиданности.
10 июля. Завтра в ночь сменим в 1-м эшелоне 25-й полк нашей дивизии.
… Освобождены Лунинец, Слоним (Войска 1 Бел. фронта Рокоссовского).
11 июня. Выехал к недостроенной церкви в Котнарий. Это на крутейшей горе, откуда хорошо видны немецкие позиции. Сюда прибыл и Некрасов. Злой, не выспавшийся, он не говорил с людьми, а рвал, точно лаял…
… Потом приехал на занятия начальник штаба 7 гвардейской армии гене-рал-майор Лукин, кареглазый мужчина с мясистым носом, седеющими темно-русыми волосами и широким ртом, заполненным металлическими зубами. Генерал-майор одет в темно-зеленый китель, в голубые галифе с красным лампасом, в крохотные хромовые сапоги с золотистыми шпорами.
Лукин должен был прочитать нам лекцию о Секретном управлении вой-сками, но у него не хватило времени: усевшись на скамью в тени яблонь и груш, он начал нам рассказывать о делах минувших. И рассказывал, надо от-дать справедливость, интересно. Он рассказал нам как во время гражданской войны был комендантом Луги, как в Сталинграде беседовал с немецким фельдмаршалом Паулюсом, который требовал порядка в приеме его техники и вооружения, капитулировавшей 6-й армии, как наши солдаты тут же обди-рали кожаное прикрытие с немецких машин.
Во время рассказа генерал-майор Лукин вел себя неспокойно: постукивал пальцами о стол, чесал свои порыжевшие брови, дергал плечами. Золотой по-гон его посверкивал при этом, отражая солнечные лучи, падавшие сквозь ли-ству деревьев. Было видно, что он не одобрял солдатских поступков по обди-ранию немецких машин, но допускал это сознательно, чтобы подчеркнуть размер немецкого поражения и оттенить древнюю истину, что «Победителей не судят»…
Закончив свои воспоминания, генерал-майор Лукин посмотрел на ручные часы, зевнул, немного подумал и начал экзаменовать начальников штабов полков, спрашивая у них наизусть цифры о личном составе, о вооружении, о боеприпасах. Пришлось и мне отчеканить ему данные о боевом и численном составе 22 гвардейского воздушно-десантного полка. Не могу утверждать. Что я был совершенно точен: в количестве патронов, людей и автоматов все-гда могли быть погрешности. Но я докладывал без запинки, и это понрави-лось Лукину. Зато одного из начальников штабов он долго и придирчиво па-рил за заплетание языка. В конце концов, выяснилось, что этот начальник штаба полка выпил для храбрости лишнее… Лукин расхохотался и прекратил испытания…
Занятия были закончены оглашением ряда практических советов о пере-мещении КП на новое место, об использовании радио, телефона, бегунов и других средств связи, о лучшем пользовании кодированными картами и ко-дированными переговорными таблицами. Лукин категорически потребовал до тех пор не снимать средства связи со старого КП, пока новый КП будет оборудован и связан с подразделениями и вышестоящими штабами.
Мы все были согласны с Лукиным, но часто не могли так делать из-за хронического недостатка телефонного провода, раций или питания к ним. Приходилось месяцами сидеть на голодном лимите и у опечатанных радио-станций: берегли энергию для напряженных периодов боя…
… В ночь под 12 июля перешли в 1-й эшелон дивизии, сменив 25-й полк.
… 13 июля мы узнали, что с 10 июля Гитлер объявил Восточную Пруссию военной зоной, перенес свою ставку из города Летцен (Вост. Пр.) в глубь Германии, призвал на военную службу подростков 1927-1929 годов рожде-ния. Разумеется, все это сделано Гитлером в связи с продвижением наших войск за Вильно, за Лиду и т. д.
… В 23.20 радиосообщение о взятии нашими войсками Вильно.
Нашей разведкой получены сведения, что в период 15–17 июля румынская армия намерена перейти в наступление на фронте Яссы-Пашкани. Пусть по-пробуют. Ждем в гости.
14 июля. 1 Прибалтийский фронт освободил станцию Опочка. В Белорус-сии заняты нашими войсками Пинск, Волковысск.
… Четвертый день работает в штабе практикант капитан Захаров, слуша-тель военной Академии имени Фрунзе. Академистый парень, бумажник, хотя и не глупый. Безнадежно спорит со мной, что в Германию наши войска вой-дут не через Восточную Пруссию, а через Венгрию. Он аргументирует тем, что в Восточной Пруссии все восточные стенки домов каменные, а вся водная система подготовлена к затоплению местности. Мальчишеские рассуждения. Никакие укрепления не выдержат нашего удара, а стратегия ищет направле-ние главного удара не там, где меньше укреплений, а там, где наш успех при-ведет к поражению жизненных центров противника. В этом смысле – Вос-точная Пруссия, а не Венгрия является первостепенным объектом нашего внимания. Сюда именно и придут наши войска уже этим летом или осенью.
Сегодня Захарову понравилась моя статья о боях за Путиловку. Он пере-писал ее в свою тетрадь, чтобы использовать для академической зачетной ра-боты на тему «Сила внезапного удара».
16 июля. Взят Гродно.
17 июля. Мы вели неудачную разведку (четверо ранено, столько же про-пало без вести).
18 июля. Немцы и румыны в районе Пашкани вклинились в нашу оборону на полтора километра, но к вечеру положение восстановлено. Нашей развед-кой захвачен пленный из немецкой роты. Он показал, что румынское наступ-ление не состоится, т. к. немецкое командование начинает перебрасывать ку-да-то свои войска…
Поздно вечером получили радиоизвестие о том, что три дня тому назад перешли в наступление войска 1 Украинского фронта. Они прорвали немец-кую оборону на фронте в 200 километров, продвинулись на 50 километров, освободили до 600 населенных пунктов и 8 городов, в числе которых Броды, Красное, Порицк.
… В начале июля советские войска окружили восточнее города Минск крупную группировку немецких войск и предъявили им ультиматум о капи-туляции. Командир 12 немецкого армейского корпуса генерал-лейтенант Мюллер, исполняющий обязанности командующего 4 немецкой армией, 8 июля принял ультиматум советского командования и издал приказ по немец-ким войскам о капитуляции. Приказ этот настолько интересен, что я его по-мещаю в своих записках.
«Приказ генерал-лейтенанта Мюллера немецким войскам, окруженным восточнее реки Птичь.
8.7.1944 г.
Солдатам 4 армии, находящимся восточнее реки Птичь.
После недельных тяжелых боев и маршей наше положение стало безвы-ходным. Мы свой долг выполнили. Наша боеспособность пала до минимума и нет никакой надежды на снабжение. Русские, по сообщению Верховного Командования, стоят у города Барановичи. Последние пути через ближайший водный рубеж нам перерезан. Нет никакой надежды выбраться отсюда наши-ми силами и средствами. Наши соединения беспорядочно рассеяны. Колос-сальное число раненых брошено без всякой помощи.
Русское командование обещало:
а) медицинскую помощь раненым;
б) сохранение офицерам холодного оружия, а солдатам – орденов.
Нам предложено: все вооружение и снаряжение собрать и сдать в непо-врежденном виде; окончить бессмысленное сопротивление.
Я приказываю:
Немедленно прекратить борьбу. Местным группам от 100 до 500 человек собираться под руководством офицеров или старших унтер-офицеров. Ране-ных собрать и взять с собой. Мы должны показать дисциплину и выдержку и как можно быстрее начать проводить эти мероприятия.
Этот приказ письменно, устно, всеми средствами передавать дальше.
Мюллер, генерал-лейтенант, командир 12 армейского корпуса»

По получении приказа немцы прекратили сопротивление и сложили ору-жие. Дисциплинированный народ!
20 июля. Вслед за 1 Прибалтийским фронтом пришел в наступательное движение 3 Прибалтийский фронт южнее города Остров. С 17 июля по сего-дня освобождено более 700 населенных пунктов. Сегодня 1 Украинский фронт (маршал Конев) вышел на реку Западный Буг, оказался в 7 километрах от Львова, занял Раву Русскую и Новоград Волынский.
… Поздним вечером я возвратился с переднего края весь мокрый и гряз-ный. Внезапно хлынувший дождь размочил все. Всю ночь шел местный бой. Я до утра дежурил у телефонных аппаратов. Гудение зуммеров, грохот пу-шек, треск пулеметов и автоматов. Все это надоело, впиталось в меня, как угольная пыль в шахтера…
21 июля. Жаркий день и к тому же спокойный. Измотавшись за ночь, нем-цы и румыны сидели теперь смирно. Просмотрел пачку центральных газет за 19 июля 1944 года. Наиболее интересным материалом оказалось заявление немецкого генерала Гофмайстера, бывшего командующего 41 германским танковым корпусом, на имя Командования Красной Армии. Генерал-лейтенант Эдмунд Гофмайстер сдался русским в плен в начале июля под Боб-руйском. Его заявление относится к числу тех документов, которые показы-вают врага изнутри. Нелишне будет выдержки этого заявления привести в моих записках.
Гофмайстер заявил: «… К моменту русского наступления в Белоруссии, начавшегося в 20-х числах июня, я командовал «группой Гофмайстер», в ко-торую входили: 46 пд под командованием генерал-майора Энгель, 383 пд, ко-торой я командовал лично, и 6 пд под командованием генерал-лейтенанта Гейне. Эта группа входила в состав 35-го армейского корпуса под командова-нием генерал-лейтенанта Лютцов.
На второй день июньского наступления русских участки обороны 35-го армейского корпуса и 41-го танкового корпуса были прорваны русскими вой-сками, а командующий 9-й армией, в состав которой входили эти корпуса, ге-нерал от инфантерии Иордан был отозван в ставку. В связи с этим генерал Вейдлинг был назначен командующим 9-й армией.
Вместо него командующим 41-го танкового корпуса был назначен я, а «группа Гофмайстер» была распущена.
Вечером 25 июня… я занял оборону западнее Бобруйска.
… Утром развились бои за Бобруйск. Русские атаковали со всех сторон. Войска моего корпуса были полностью окружены… Утром 28 июня мне было приказано сдать Бобруйск и со всеми силами пробиваться в северном направ-лении. Но этот приказ пришел с опозданием на 24 часа.
В течение последующих 6 дней я находился в непрерывных боях с рус-скими, которые постепенно уничтожили мои части. С группой в 12–14 чело-век мне удалось добраться до деревни Погорелое… Спустя примерно 4 часа в Погорелом появились русские пехотинцы и кавалерия. Они проследовали на север.
Надеясь встретить части 9-й армии, я укрылся в болотистом лесу, однако через 3 дня вынужден был послать парламентера к русским и сдаться в плен. Так нашли свой конец 41-й танковый корпус и основные силы 35-го армей-ского корпуса.
Эта катастрофа явилась результатом не только превосходства силы рус-ских, но и следствием допущенных грубых ошибок германской стратегии. Эти ошибки в основном сводились к следующему: линия обороны 35-го ар-мейского корпуса, проходившая между Днепром и Березиной, была слишком растянута и недостаточно сильна. Командиры соединений предлагали коман-дованию группы армий сократить линию обороны, однако, командование группы армий не имело таких полномочий.
За 7 или 8 дней до начала русского наступления командующий группы армий генерал-фельдмаршал Буш прибыл в мое расположение в лесу около Мормаль и заслушал мой доклад. В докладе я указал ему на невыгодность моих позиций и просил разрешения отойти, чтобы сократить линию фронта. Однако, фельдмаршал Буш заявил мне, что Гитлер запретил всякое отступле-ние и приказал защищать каждый метр земли. Хотя, на мой взгляд, этот при-каз был ошибочным, я вынужден был его выполнить.
Я должен заявить, что поражение в Белоруссии является не единственным примером бездарного командования Гитлера. Когда фельдмаршалы Лееб, Лист, Рундштедт, Бок, Браухич, генерал-полковник Гальдер и многие другие пытались указать на эти ошибки, Гитлер прогонял их с занимаемых постов.
… Та стратегия, которую проводил Гитлер, привела к поражению под Сталинградом и поколебала веру немецкого народа и германской армии в во-енное руководство Гитлера (Только в военное, заметьте. Н. Б.) Эту веру еще более поколебала отставка генерал-полковника Гальдер, потому что он был не согласен с такой стратегией.
… Когда немецкие войска находились под Сталинградом и проникли глу-боко в районы Кавказа, Германия не имела достаточных резервов, чтобы удержать такую территорию. Гитлер должен был бы отвести войска, чтобы иметь возможность держать сокращенный фронт. Но он отдал приказ удер-живать всю линию фронта. Эту ошибку видели пожилые генералы, которые имели большой военный опыт и военное образование. Молодые же генералы, например, Роммель, Дитль, Шернер, Кейтель, которые не прошли большую военную школу, не заметили этой ошибки. Сталинград был хорошим уроком, но ошибки продолжались (яркий пример зависимости стратегии от политики. Н. Б.) К ним следует отнести наступление на Орловско-Курской дуге в июле 1943 года против больших сил, попытки удержаться на Нижнем Днепре, окончившиеся окружением немецких частей, и, наконец, катастрофа в Бело-руссии.
Все это, естественно, вызывает недовольство со стороны опытных немец-ких генералов и усиливает недоверие к гитлеровскому руководству (Эта часть заявления весьма многозначительна: в умах немецких старых генералов блу-ждает идея милитаристского бунта. Они не прочь спихнуть Гитлера, а войну продолжить более искусными методами. Н. Б.)
Однако недовольные таким положением генералы вынуждены молчать, т. к. Кейтель заявил, что любая критика германского руководства будет карать-ся смертной казнью.
Гитлер сам знает о недоверии к его командованию и предпринял ряд мер к тому, чтобы поднять настроение. С этой целью в Германии было введено три или четыре курса, на которых руководители германского правительства пы-талось разъяснить генералам свою политическую линию.
Я лично в конце мая этого года в числе других 150 генералов и адмиралов был вызван на такие курсы в местечко Зонтгофен… Совещание продолжа-лось пять дней. Выступали фашистские партийные деятели Геббельс, Гимм-лер, Гроссе, фельдмаршал Кейтель. Они говорили, что мы обязательно выиг-раем войну, но не сказали, какими средствами они намерены выиграть войну. Из Зонтгофена мы направились в резиденцию Гитлера в Берхтесгаден, где он обратился к нам с речью.
Гитлер выглядел больным. Опухшее лицо, тихий голос и путаный разго-вор. В своей полуторачасовой речи Гитлер неоднократно говорил о трудно-стях того периода, когда национал-социалистская партия пришла к власти. Он говорил о том, что хотел стать архитектором и художником, но в результате катастрофического исхода мировой войны и Версальского договора он был вынужден стать государственным деятелем. Он также говорил о больших ус-пехах своей деятельности, об освобождении Рейнской области, говорил о восстановлении германской армии. Затем Гитлер указал, что Германия под-верглась нападению со стороны Франции, Польши и Англии, и если бы он не опередил Россию, то последняя также напала бы на Германию. В заключение Гитлер заявил о необходимости продержаться до полной победы, которая придет. Для этого он рекомендовал генералам заниматься национал-социализмом.
… Как и следовало ожидать, часть молодых генералов была восхищена речью Гитлера, а старые и опытные генералы отнеслись к ней скептически, ибо каждый из нас пришел к выводу, что пустыми словами о государстве, о победе, о вере в национал-социализм положение на фронте не спасти. Для этого необходимы солдаты, пушки, танки и самолеты. Германии придется от-ветить на вопрос, каким образом она сможет создать основы для ведения пе-реговоров о мире с другими государствами, с Гитлером они переговоров вес-ти не станут, следовательно, необходимо создать другие предпосылки (Гоф-майстер этими словами, если вдуматься, подталкивает своих коллег в Герма-нии к бунту. Поймут ли там, дойдет ли это до них? Н. Б.)
Заявление написано мною на даче под Москвой. Я ничего не имею против его опубликования. ГОФМАЙСТЕР».

Хорошо начинают петь немецкие зяблики, попавшиеся в нашу золотую клетку. Они теперь усиленно думают о сохранении своей шкуры, почему и говорят много правды, чтобы умилостивить победителей. Только победонос-ная Красная Армия развязала генеральские языки, которые долго молчали, припугнутые Кейтелем…
Не успел я записать заявление Гофмайстера и произвести свои к нему за-мечания, как в штаб ввалился лейтенант из корпусного штаба. Он по специ-альности – военный топограф, а прибыл к нам в полк с целью уточнить пе-редний край и нанести его на корпусную схему. По ходу сообщения мы про-шли в траншею. С высотки, по которой вились окопы, был виден широкий луг, дорога, село – в зелени садов. Солнце пекло. В воздухе висела волнистая голубая дымка испарений. На выжженных гребнях гор, обрамлявших луг, рвались мины, клубилась бурая пыль.
В траншее навстречу нам шагнул молодцеватый старшина Кизейков. Он доложил:
– Пулеметный расчет углубляет знания материальной части и совершенст-вуется в пользовании стрелковой карточкой…
– Но вы же не пулеметчик, а бронебойщик, – заметил я.
Старшина смущенно улыбнулся:
– Мои бронебойщики расположены рядом, – он показал рукой на бруст-вер, с которого смотрели вниз на дорогу замаскированные стволы противо-танковых ружей. – А интерес во мне и к пулемету лежит. На войне все приго-дится.
В это время, держа в руке стрелковую карточку, подошел командир пуле-метного расчета гвардии сержант Руднев, попросил разрешения задать не-сколько вопросов.
– До домика и до куста расстояние одинаковое, – сказал сержант. – Это я сам измерил. Между тем, куст кажется дальше, а домик ближе, если отсюда на них смотреть. Почему это?
Сержант смахнул кистью руки пот со лба и умолк, ожидая ответа. Заинте-ресованно придвинулись бойцы-пулеметчики.
В завязавшейся беседе выяснилось, что офицер Батраков, в подразделении которого состоял сержант Руднев, не уделял внимания обучению своих под-чиненных искусству определять расстояния.
Гвардейцы с глубоким интересом прослушали наши разъяснения о том, что мелкие предметы кажутся дальше крупных при одинаковом до них от нас расстоянии, что предметы яркого цвета кажутся ближе темно-окрашенных предметов, что в сумерки все расстояния кажутся большими, а в солнечный день – меньшими, что в горной местности все предметы кажутся ближе дей-ствительного расстояния. Тут же мы объяснили несколько простейших спо-собов определять расстояния подручными дальномерами: пальцем, спичеч-ной коробкой, винтовочной мушкой и т. д.
Лейтенант-топограф настолько заинтересовался затронутой темой, что и забыл о своем прямом назначении. Он более двух часов популяризировал среди гвардейцев топографические и геометрические приемы определения расстояний, а также делился мудростью глазомера. Занятия наши были пре-рваны начавшимся огневым налетом. Немцы минут двадцать гвоздили по нашим боевым порядкам из минометов и орудий, а когда закончили свою ра-боту, засыпанный пылью лейтенант, смущенно улыбаясь, промолвил:
– Теперь, капитан, выручайте меня. Придется начертание переднего края обозначать по вашим схемам…
– Конечно, – согласился я. – Идем!
Через час лейтенант отбыл в дивизию, перечертив «линию» переднего края с моей схемы на свою карту. И он не прогадал: мы и для себя всегда чер-тили схемы с большой точностью, чтобы не попасть под огонь своей артил-лерии и избежать горькой шутки: «ноль-ноль пять, по своим опять!»
… В половине июня французские патриоты освободили город Сен-Жьюнен. Сегодняшние газеты сообщили, что французские вооруженные от-ряды сопротивления снова имели большой успех. Они освободили города Форкалькье, Манас, Мангд и Манжак.
… Шведская газета «Афтонтиднинген» сообщила о начавшемся бегстве немцев из Восточной Пруссии, так как Красная Армия подошла к воротам Германии.
22 июля радио известило, что 20-го произведено покушение на Гитлера, который отделался ушибами и ожогами. О месте покушения ничего не гово-рится. Хотя германское информационное бюро сообщило о тяжелом ранении многих из свиты Гитлера (генерал-лейтенант Шмундт, полковник Брандт, со-трудник Гитлера Бергер), но у меня возникло подозрение, было ли покушение на Гитлера? Не хитрая ли это попытка Гитлера улизнуть в подходящий мо-мент из бренного мира живых в какую-нибудь трущобу и отсидеться там до лучших времен?…
… Вчера войска 3 Прибалтийского фронта (генерал-полковник Масленни-ков) освободили город Остов. В это же время западнее города Любомль наши войска форсировали Западный Буг на фронте в 60 километров и продвину-лись в глубину на 15 километров. Фактически они вышли на польскую терри-торию, но о границе разговор будет потом.
23 июля. Вчера к исходу дня наши войска завязали уличные бои в Пскове, вышли на государственную границу с Финляндией, оказались в 6 километрах от Бреста.
… Разнесся слух, что Гитлера заменили неким фельдмаршалом Кейтелем. Вариант возможный, но, думаю, пока не имеющийся в действительности.
…Вышли с капитаном Захаровым, стажером из Академии, в горы. Он рас-сказал о своем участии при ликвидации Республики немцев Поволжья, Чече-но-Ингушской АССР, Калмыцкой АССР и Южно-Осетинской области, по-смевших изменить Советскому Союзу в пользу немцев. В Чечено-Ингушской обошлось без боев, а в других местах пролилась кровь. Берия за успешную ликвидацию изменнических республик получил орден Суворова 1-й степени. Так вот они, опозорившиеся деятели! А сколько мы их лелеяли, сколько хо-лили и жалели! Подлецы и сволочи! Русский народ, вот кто никогда не изме-нял своей отчизне и не изменит. Слава ему, великому и бессмертному, но… Берия!
… Под вечер вызвал меня к себе подполковник Уласовец, заместитель ко-мандира дивизии. Навстречу мне он вышел вместе со своей фавориткой, го-лоногой бабой со светлыми кудряшками завитых волос на круглой, как мяч, голове. Фамильярно огрев ее ладонью по спине, Уласовец сказал:
– Ну, иди погуляй, а я займусь с капитаном.
«Занимались» мы с ним часа два, пока легли на землю сумерки. В двери блиндажа уже несколько раз нетерпеливо просовывалась завитая круглая го-лова фаворитки и, фыркнув, исчезала. Наконец, я получил разрешение идти и с облегчением переступил порог блиндажа, закрыл за собою дверь. Меня чуть не сбила с ног разгневанная «Фурия». Она молнией промчалась в блиндаж, чтобы дать подполковнику крепкую головомойку. И поделом его. Завел фа-воритку, сиди с ней, а не «занимайся» по два часа с капитанами, которые и в десять минут способны понять, чего хочет от них умный начальник.
Я уже направился, было, по дороге в штаб своего полка, как меня оклик-нул старшина Логинов, работавший теперь в оперативном отделении штадив. Он сказал, что через полминуты будет принята по радио лекция о событиях в Германии, ее можно послушать. Мы прошли вместе к радисткам.
Из прослушанной лекции узнал следующее:
Покушением 20 июля на Гитлера, совершенные полковником фон Штау-фенбергом (он погиб при взрыве брошенной им в Гитлера бомбы), начался мятеж генералов. В связи с этим, 21 июля по радио обратились к германскому народу адмирал Дениц, Геринг и сам Гитлер. Они потребовали полного под-чинения как немецкой армии, так и немецкого тыла гитлеровскому прави-тельству. Гитлер в своем выступлении уверял, что покушение на него совер-шено небольшой группой офицеров, но сообщенные самим же Гитлером фак-ты говорят за то, что покушение на Гитлера не является изолированной анти-гитлеровской вспышкой, а выражает собой одно из звеньев широкого военно-го заговора, возглавляемого генералами. Иначе, зачем бы объявлять Гитлеру о своем решении создать специальную «внутреннюю армию» во главе с Гиммлером?
Гитлер заявил также, что он приказывает расстреливать всякого, кто рас-пространяет указания заговорщиков. Приказом Геринга создана полицейская авиация под командованием генерал-полковника Штумпфа.
Подпольный радиопередатчик «Атлантик» передал из Германии через Стокгольмскую радиостанцию сообщение об образовании в Германии нового правительства из генерал-фельдмаршала Кейтеля, генерал-полковника Фромм, генерал-полковника Гальдер, генерал-фельдмаршала фон Браухич и генерал-фельдмаршала фон Бок. Это правительство заявило народу, что поль-зуется поддержкой генералов, командующих различными соединениями ар-мии и гарнизонами в городах Германии. Сообщено также, что заговорщиками захвачено помещение штаба верховного командования германской армии. Отрядами заговорщиков здесь командовал майор Амай, шурин Браухича. Амай арестовал начальника генерального штаба армии генерал-полковника Цейцлера.
(Гитлер в своем заявлении сообщил, что на пост Цейцлера назначен гене-рал Гудериан. А это и есть признание того, что Цейцлер действительно аре-стован майором Амай или другими офицерами-заговорщиками).
Гитлеровское информационное бюро утверждало, что бунт был подавлен в течение 6 часов, но радиопередатчик «Атлантик», наоборот, заявляет о трудном положении Гитлера. Его личный пилот полковник Пауль Койте дер-жит наготове на аэродроме Флаксфельд один из крупных четырехмоторных самолетов, способных совершить беспересадочный перелет в 10000 кило-метров.
Что можно сказать о всем этом важном событии в Германии? Генералы школы бывшего командующего рейхсвером фон Секта поняли, что война проиграна и решили найти средства выхода из нее ценой свержения гитле-ризма и устранения молодых генералов, фанатически преданных Гитлеру…
Возможно, Гитлеру удастся подавить мятеж, но в дальнейшем он надеять-ся может только на генералов СС, вроде Дитриха, или на любовников режи-ма, профессиональных генералов – Роммеля, фон Клюге, отчасти – на гросс-адмирала Деница. Да и надежды эти недолговечны. Пройдет еще несколько месяцев. И Гитлер вместе с его верными генералами, если не успеет удрать из Германии, окажется за тюремной решеткой в одном из союзнических концла-герей… И там Гитлер и его генералы переживут то же, что переживали не-мецкие генералы 17 июля 1944 года в Москве, шагая во главе 50-тысячной лавины поенных немецких солдат и офицеров.
Пленные, как сообщали газеты, шли широкими шеренгами по 20 человек. Голова потока повертывала на площади Маяковского, а хвост еще продолжал развертываться на Ленинградском шоссе. Так много было немцев, взятых в плен в Белоруссии.
Они шли сквозь строй гневных москвичей, дрожа своей постылой шкурой. Медленно, не смея поднимать глаз, шагал толстый генерал-майор Гаман, ко-мендант и главный палач Бобруйска. Рядом с ним, сверкая орденами, шел в островерхой фуражке огромный, широкоплечий генерал-майор Эрдмансдорф, боязливо озиравшийся и втягивавший голову в плечи при каждом свисте или выкрике в толпе. Толстенький и низкорослый генерал-майор Михаэлис, сла-вившийся жестокостью даже в немецких войсках, энергично вытирал пот со своей стриженой головы и угодливо улыбался москвичам, а поджарый гене-рал-лейтенант Траут бросал на москвичей злые взгляды, как хорек, попавший в капкан. Таким хорьком выглядел бы и Гитлер в союзническом концлагере. А он туда обязательно попадет, если не покончит с собой заблаговременно.
… На советско-германском фронте молниеносные события. 22 июля со-ветские войска овладели польским городом Холм, а сегодня, 23 июля, завяза-ли уличные бои в Люблине. В то же время западнее Равы Русской наши вой-ска на ряде участков вышли к реке Сан, а на севере – взяли Псков (3 прибал-тийский фронт).
24 июля. Вечернее радио известило о взятии нашими войсками Люблина, форсировании Сана, о пересечении железной дороги Брест-Варшава, Львов-Перемышль. Можно на этом основании сказать, что львовская и брестская группировки немцев попадают в окружение, созданы условия для удара на Варшаву и на Восточную Пруссию с юга. Возможен удар на Балканы.
25 июля. В сегодняшних газетах опубликованы материалы по польскому вопросу. Сообщается, что в день вступления Красной Армии в Холм, там на-чала издаваться газета «Речь Посполита». В ее первом номере от 23 июля опубликованы:
а) Декрет Краевой Рады Народовой о создании Польского Комитета На-ционального Освобождения под председательством Эдвард Болеслава Осуб-ка-Моравского;
б) Манифест к польскому народу;
в) Декрет Польского Национального Совета о принятии верховной власти над польской армией в СССР и слиянии Народной Армии с Польской Армией в СССР в единое Польское Войско;
г) Постановление Краевой Рады Народовой о создании Верховного Ко-мандования Польского Войска во главе с генерал-полковником Михаилом Роля-Жимерским;
д) Постановление Краевой Рады Народовой о подчинении ей Союза Поль-ских патриотов в польской армии в СССР.
Суть этих документов, датированных 21 июля 1944 г., Варшава, в том, что в Польше создано Временное правительство в лице Краевой Рады Народовой и Парламент – в лице Национального Совета Польши. Сделано это вопреки фашистской конституции апреля 1935 года и вопреки желанию эмигрантско-го польского правительства в Англии, под крылом Черчилля. Польское вой-ско остается пока в оперативном подчинении Верховного командования Красной Армии. В качестве вторых лиц (юридически), первых – по существу, поставлены во главе польского движения Ванда Василевская и генерал-лейтенант Зигмунд Берлинг. Поляки будут воевать до полной победы над Германией, хотя не исключены большие ляпсусы и провокаторские действия со стороны польской реакции и такого туза, как Бур-Комаровского, разыгры-вающего из себя борца за польскую свободу, но, видимо, в понятии этой сво-боды Рачкевичем и Соснковским…
Народный комиссар иностранных дел СССР сделал определенное заявле-ние по польскому вопросу. В нем, по поручению советского правительства, сказано: «… Советское правительство… рассматривает военные действия Красной Армии на территории Польши, как действия на территории суверен-ного дружественного союзного государства. В связи с этим Советское прави-тельство не намерено устанавливать на территории Польши органов своей администрации, считая это делом польского народа… Советское правитель-ство… не преследует цели приобретения какой-либо польской территории или изменения в Польше общественного строя и что военные действия Крас-ной Армии на территории Польши диктуются единственно военной необхо-димостью и стремлением оказать помощь в освобождении дружественного польского народа от немецкой оккупации…
26 июля. Получены вчерашние центральные газеты. Обратило на себя мое внимание обращение 16 немецких генералов к генералам и офицерам герман-ских вооруженных сил. Генералы, попавшие в плен, подумали хорошенько своими головами, нарисовали «правду о положении на Восточном фронте», проанализировали «Причины этих поражений» и спросили «Где выход?» Са-ми же на этот вопрос и ответили так:
«… задачей немецких генералов и офицеров является:
а) решительный разрыв с Гитлером и его окружением;
б) отказ от выполнения приказов Гитлера и его уполномоченных;
в) немедленное прекращение борьбы и бессмысленного кровопролития.
Эти задачи надо смело разъяснять солдатам… Не ждите, пока Гитлер вас погубит! Борьба против Гитлера – борьба за Германию!»
Воззвание записано 22.07.1944 г. собственноручно, по поручению подпи-савших его генералов, командиром 12 пд – генерал-лейтенантом Бамлер, тем самым генералом, которого красноармеец Ф. Ионов за шиворот вытащил из подвала в Могилеве. Там генерал-лейтенант хотел отсидеться со своим шта-бом. А в Москве на него, как на сектанта квакера нашло просветление и он заговорил человеческим голосом.
В воззвании генералы написали правду, но верить им и после этого нельзя,
«… таковы их преступленья,
       Что нет забвенья им и нет им искупленья!»
       Д. Бедный.
… 26 июля войска Ленинградского фронта заняли Нарву. Войска Белорус-ского фронта вышли к Висле, заняли крепость Ивангород (Демблин).
27 июля. Всю прошлую ночь гремели пушки под Яссами. Немцы рвались вперед. Перед нашим левым соседом немцы сняли ночью проволочное за-граждение, – признак подготовки к наступлению. Румыны сегодня разбросали листовки, в которых пытаются форсить: обещают нам сытный плен и личную заботу о нас со стороны маршала Антонеску. Тихие идиоты. Пройдет какой-нибудь месяц, и Антонеску сам окажется в наших руках. Мы усиленно гото-вимся к удару по немецко-румынской армии. А Антонеску, старый балбес, и не догадывается, что творится у него под носом и в королевском дворце… Он продолжает портить бумагу на листовки, вызывающие у нас гомерический хохот… Мамалыгой нас не соблазнишь!
Наступил урожайный вечер: в 21 час – сообщение об освобождении Бело-стока, в 21.45 – о взятии Станиславова, Дугавпился, Режицы, в 22.45 – сооб-щение о взятии Львова, в 23.45 – сообщение об освобождении Шауляя. Вот это денек! Неудачный, очень неудачный для румынских пропагандистов, раз-бросавших сегодня листовки с приглашением нас в румынских плен…
И вы, немцы, глотайте горькие пилюли. Вам хотелось завоевать Россию, растоптать Москву. Из России вы полетели, как пивные пробки из бутылок, а по Москве позорно прошлись 17 июля под конвоем русских конников, на плечах которых сверкали обнаженные клинки. Теперь наступила пора для русских проехать в Пруссию на спине германских солдат.
… Над Японией все более сгущаются тучи. На днях под ударами амери-канцев пал остров Сайпан. Ветер этого падения сдул японский кабинет Тод-зио. Образован новый кабинет генерала Койсо (представитель армии в от-ставке) с участием адмирала Ионаи (представитель флота в отставке). Это ре-акционеры, способные принести не мир народу, но меч. Койсо заявил, что в своей политике он будет «добиваться улучшений с Германией в общих целях войны». Тут же, спохватившись, он сделал оговорку, что «и с СССР будет жить хорошо…» В действительности же «жить хорошо» Япония с СССР те-перь уже не может. Война абсолютно неизбежна, т. к. исторические счеты между нами и японцами очень велики, а обстановка все более благоприятст-вует свести эти счеты концы с концами…
28 июля. В 21.45 радио сообщило о занятии Перемышля войсками 1 Укр. Фронта. Взят также г. Ярослав, т. о. наши войска вышли на Краковскую доро-гу. В 22.40 дополнительное радиосообщение о том, что 1 Белорусский фронт путем обхода и удара с тыла занял город Брест.
29 июля. Севернее Шауляй, продвигаясь вперед, войска Красной Армии заняли населенный пункт Елея, расположенный в 25 километрах от Елгавы (Митавы). Одновременно наши войска, действующие южнее Демблина, пол-ностью очистили от немцев восточный берег Вислы до устья реки Сан. За день на фронтах освобождено до полторы тысячи населенных пунктов, и на-ши войска оказались в 9 километрах севернее Каунаса.
30 июля. Работала у нас фронтовая комиссия, возглавляемая подполков-ником Тюленевым. Искали, чего не клали: делали заключение, не читая под-линных материалов; пили вино, пока растеряли полевые сумки на кургане Ходора. Их можно во внимание не принимать… С удовольствием выпрово-дил их в район Котнария, к штабу 7 гв. армии. Расстался с ними за речкой Бахлуй, у ж. д. насыпи. Некоторое время посидел на одноколейной дороге, осмотрелся. Впереди лежал луг с высокой буйной травой и редкими кустами кудрявых осокорей. Окруженное группой тополей, виднелось здание станции Котнарий с рыжей черепичной кровлей; далее – слева и справа тянулись цепи предгорий Карпат, по склонам и на хребтах синели дубовые леса.
По насыпи торчали рельсовые столбики, окрашенные в рыжие и белые краски. На вершине одного из столбов была приделана чугунная доска с бело-розовой шахматной раскраской. На доске латинские, арабские цифры. «0 м 003 Horizontal 800». Я бы ничего не написал в своих записках об этой доске, если бы не следующее обстоятельство. Мой ординарец внезапно прицелился из автомата и выстрелил по доске, а я захотел посмотреть, нанесла ли пуля царапину или отскочила от доски, как горох от стенки. Подойдя поближе, я заметил темное пятнышко в розовой краске – след пули, а ниже – полусмытая дождями строка, написанная по-русски химическим карандашом. Она звала нас: «Дорогие товарищи, ищите нас в городе Романы, туда погнали. Зоя Пет-рова. Март, 1944 года».
Как ошпаренный, я побежал от доски в полк. В моих ушах свистел ветер. В сердце трепыхалась боль. «Зоя Петрова! Неужели это она?» – думал я. А перед глазами так и стоял ее круглый почерк, легший призывными буквами на румынскую чугунную доску. В моей памяти воскрес Воронеж, проспект Революции, кудрявые каштаны на тротуаре, астры в руках светловолосой де-вушки, светлые сияющие глаза, нежная улыбка. Студентка физико-математического факультета Зоя Петрова, тронув меня за рукав, показала то-гда на ветки каштана, среди жесткой листвы которого, похожие на головку рыцарской булавы, усеянной шипами, бурели каштановые плоды: – Хочу один, – наивно сказала она.
Я взял небольшой серый камешек и удачным броском сбил для девушки каштан, рискуя быть оштрафованным воронежским милиционером. И вот, прошло много лет с той поры, и снова я слышу просьбу Зои Петровой найти ее в городе Романы.
Может быть, в Романы попала другая Зоя Петрова: сходство имени и по-черка еще не доказательство… Но и другую надо освобождать, иначе она ум-рет в неволе.
Утомленный бегом, я присел на камень и уронил голову на подставленные ладони рук. Ординарец сел рядом. Кашлянув, он догадливо спросил:
– Может, знакомая ваша на доске письмо написала?
Я кивком головы дал утвердительный ответ.
Ординарец сердито засопел, выдавил сквозь зубы:
– Когда придем в Романы, найдем Зою и расспросим, кто ее мучил. Всем по диску патронов отпущу из своего автомата…
– Спасибо, друг, – сказал я. Мне стало на сердце легче от сочувствия бой-ца, от мысли, что мы придем в Романы, что мы освободим всех русских де-вушек, угнанных на чужбину, и накажем их мучителей.
… Подходя к расположению своего штаба, мы услышали крики «Ура». Там шел митинг в связи с получением известия об Указе Президиума Вер-ховного Совета СССР от 29 июля о награждении Сталина орденом «Победа».
………………………………………………………………………………..
На исходе суток стало известно о занятии нашими войсками Седлеца и Лукова – на ближайших подступах к Варшаве. Взята также Елгава (Митава).
… Миколайчик, глава польского эмигрантского правительства в Лондоне, собирается ехать в Москву. Теперь, пожалуй, поздно. В Каноссу ездить надо тоже вовремя…
… Двойник Гитлера – некий Бергер, взятый на совещание по совету Гиммлера, пал жертвой бомбы 20 июля. Но сколько еще двойников осталось? Трудно будет выковыривать Гитлера из оболочки этих двойников, особенно если Гитлер использует современные достижения ринопластики и хирургии…
1 августа 1944 года. Дождливый день. Вчера мы наблюдали странное яв-ление: тысячи лягушек устремились на вершину горы Ходоры, а сегодня те же лягушки непрерывным потоком катились вниз, к реке Бахлуй. Жаль, нет в нашем полку естественников-биологов. Они бы занялись выяснением причин лягушечьего похода на гору и обратно.
… Сегодня войска 3 Белорусского фронта овладели Каунасом. Дрожи, Пруссия. Твое «коварное оружие» (кошмар бактериологической войны) не вывезет теперь.
Северо-западнее Елгавы занят город Латв. ССР – Тукумус, а также стан-ции Добеле, Правикус, Слампе, Будас. Теперь перерезаны все пути, ведущие из Прибалтики в Восточную Пруссию.
Успехи Красной Армии подогнали и наших союзников: они поспешили занять остров Вис (Лисса) у побережья Далмации и создали там базу англо-американо-югославских войск.
… Из Хельсинки поступили сведения об уходе Рюти с поста президента Финляндии и вступлении на этот пост Маннергейма. Но эта старая песочница столь дряхла, что большинство президентских функций будет выполнять премьер Линкомиес. Основное же во всей этой пертурбации, вероятно, состо-ит в том, что Финляндии очень туго и она начинает снова искать возможность выхода из войны. Только теперь она должна будет, вполне естественно, при-нять более жесткие условия, чем ей предлагали раньше через Паассикиви…
2 августа. Утром ко мне постучал красноармеец Ковальчук. Потоптавшись у порога, он достал из кармана грязную листовку и подал мне.
– Побачте, яку брехню нимцы кажут…
В листовке было написано:
«Товарищи украинцы!
Во временно занятых Красной Армией областях вас насильно мобилизуют в РККА и кое-как обмундированных, еле обученных, гонят на передовую. Это потому, что кацапы вас ненавидят…»
– Что же вы хотите? – спросил я Ковальчука.
Он улыбнулся и ответил:
– Хлопцы наши хотели бы нимцам такое письмо написать, як Запорожцы турецкому султану писали насчет ежа, которого султан не мог бы раздавить…
– Повремени немного, – сказал я. – Декадки через две мы им такого ежа пропишем, что они и грамоту свою забудут…
– Вот це ж добре! – засмеялся Ковальчук, – очень добре. Разрешите идти?
Ковальчук, сверкнув орденами, сделал кругом и вышел из блиндажа. Че-рез открытую дверь я видел, как он крепко погрозил кулаком в сторону нем-цев. «Соскучились ребята по наступлению, – подумал я. – Очень соскучи-лись».
… Вечером светила почти полная луна, ныряя в лохматых облаках, точно золотая монета в грязных хлопьях. На переднем крае тишина, будто все вы-мерло. Тарахтел только в воздухе «У-2», выжидая момента, чтобы сбросить пару пятидесятикилограммовых бомб на немецкие позиции. И немцы молча-ли, наверное, потому, что побаивались этой небольшой машины, про которую фронт складывал анекдоты, а враги называли ее «кофейной мельницей», дру-зья – «кукурузником».
Вот тарахтение смолкло, и вскоре за гребнем горы, в направлении кургана Пулина, вспыхнули искристые зарницы, два сильных взрыва потрясли воздух. Теперь сразу затрещали пулеметы, и струи трассирующих пуль засверкали в небе: немцы открыли огонь по самолету. Напрасно! С выключенным мотором он проплыл над нами, похожий на огромную сову, и скрылся за курганами. Уже издали, от Котнария, долетел до нас дробненький стук машины, похожий на тарахтение мотоцикла. Но вскоре он уплыл на восток, и над фронтом снова повисла тишина, тягучая, нудная, не военная…
В моем блиндаже зазвенел телефон. Оказалось, звонил майор Тихонов, заместитель командира полка по политчасти. Он сообщил мне некоторые но-вости, прослушанные им по радио. Сараджиоглу объявил о разрыве Турцией экономических и дипломатических отношений с Германией. Это вторая, по-сле падения Муссолини в 1943 году, пощечина Гитлеру. Что же касается «не-воюющей» Турции, стремящейся навести порядок на Балканах, то за ней надо крепко присматривать. Свежо еще в нашей памяти ее поведение в дни Ста-линграда (придвинуты были дивизии к нашим границам, высказывались вож-деления на счет советской Армении, турецкие деятели расшаркивались перед Германией, как истые лакеи, а Павлова и Корнилова турки и по сей день то-мят в своей тюрьме). Турция осталась вероломным янычаром, кривая сабля которого готова на пакостные дела…
… В течение сегодняшнего дня северо-западнее и южнее Мариамполь ос-вобождено более сотни населенных пунктов и город Вилковишкис – в 18 ки-лометрах от границы Восточной Пруссии. В Польше занят город Жешув.
Всю ночь с 3 на 4-е августа мы вели разведку боем, но живого языка не сумели захватить: наши разведчики передушили с взвод немцев в их блинда-жах, но в штаб доставили только трех столь сильно избитых, что они так и умерли, не сумев сказать ни одного слова. Только по солдатским книжкам мы установили, что солдаты принадлежали ко 2-му батальону 42 полка 46 пд. Но эти данные нас только смущали своей необычностью: нам было известно, что к двадцатым числам июня 46 пд немцев была снята с нашего участка фронта и отправлена в Белоруссию, в район Бобруйска, где ее и ликвидировали части Красной Армии. И вдруг, солдаты этой дивизии попали к нам в плен в августе 1944 года. Разгадку столь диковинного явления я получил немного позже, в десятом часу утра 4-го августа. Именно в это время ко мне притащили раз-ведчики молодого немца Вольни Эриха, рожденного в 1922 году в Эберваль-де и состоявшего до последнего часа в пятой роте 42 полка 46 пд немцев. Все обнаруженные при нем документы и данные им показания подтвердили не-сомненность его принадлежности к 46 пд. Он назвал нам своего командира роты – лейтенанта Коперника, своего командира взвода – штаб фельдфебеля Земст, рассказал о голом дивизионном штандарте, ранее украшенном оленьей головой, о своем новом командире дивизии генерал-майоре Энгель, сменив-шем генерала Ребке. Под конец Вольни Эрих признался, что их дивизия дей-ствительно была в июне переброшена из Румынии под Бобруйск, за исключе-нием 2-го батальона 42 полка, оставленного для наблюдения за румынами и обмана русских, которые должны думать, что в районе Пулины находится вся 46 пд. Такой же номер проделали немцы и с 1 пд, оставив из ее состава в Ру-мынии только 1-й и 2-й батальоны 5 пп. Как говорят, голь хитра и на выдумку пошла. Это похоже на то, как в первые месяцы войны немцы буксировали де-ревянные макеты танков, чтобы создать видимость многочисленности их ма-шин даже и там, где их осталось мало от огня русской артиллерии.
На вопрос о причине перехода на нашу сторону, Вольни Эрих подал мне свое письмо, которое он не успел отправить на родину через полевую почту 22835 «Б». В письме он жаловался своему старшему брату, что утомился вой-ной и потерял веру в победимость России. Эрих при этом пояснил, что брат его находится в Северной (Прибалтийской) группировке немцев под коман-дованием генерал-полковника Шернера, и письма туда не принимают…
Я засмеялся и пояснил Эриху, что группировка Шернера полностью отре-зана от Восточной Пруссии и зажата русскими войсками, что Шернер в своем приказе угрожает разделаться со всеми бездельниками, не желающими вое-вать, требует от солдат и офицеров врасти в землю, т. к. они держат в своих руках судьбу и решение войны…
У Эриха задрожали губы, покатилась по щеке слеза. Он глухо вымолвил:
– Значит, брат мой врастет в землю навсегда. Несчастный Карл! Он так любил кататься на велосипеде…
– Обязательно врастет, – подтвердил я. – Врастет, если не догадается сдаться в плен.
– В плен? – вопросительно произнес Эрих. – В плен он идти побоится. Он член национал-социалистской партии…
… Вечером радиовести: нашими войсками занята Нова-Весь в семи кило-метрах к востоку от Сувалки. В Польше, юго-западнее Сандомира, наши вой-ска форсировали Вислу и создали левобережный плацдарм шириной в 30 и глубиной в 25 километров.
На фоне этих успехов Красной Армии чудовищно-странным выглядит со-общение прокуратуры СССР о том, что «за последнее время органами проку-ратуры привлечен к уголовной ответственности ряд должностных лиц пред-приятий и учреждений, а также председателей колхозов, виновных в покро-вительстве и укрывательстве дезертиров с предприятий военной промышлен-ности. Преданы, например, суду и осуждены начальник отдела кадров алю-миниевого заводе в г. Сталинске, Кемеровской области, Горбунов А. В. – к 10 годам лишения свободы и заведующий личным столом этого завода Захаров М. М. к 5 годам лишения свободы».
Неужели люди не поняли, что самым высоким гражданским долгом сей-час является служба и работа на оборону нашей страны? Только явный враг мог дезертировать или покрывать дезертира. Не заключение им, а – смерть!
6 августа 1944 года. Сегодня исполнилась годовщина первого салюта мос-ковских орудий в честь побед Красной Армии, освободившей Орел и Белго-род 5 августа 1943 года.
Последнее наступление немцев началось 5 июля 1943 года.
«Отразив все попытки противника прорваться к Курску со стороны Орла, - говорил Сталин, – наши войска сами перешли в наступление и 5 августа, ров-но через месяц после начала июльского наступления немцев, заняли Орел и Белгород».
В полночь 5 августа 1943 года в Москве раздались двенадцать артилле-рийских залпов. Впервые Москва салютовала Красной Армии. В этот день войсками Брянского фронта при содействии с флангов войск Западного и Центрального фронтов был занят Орел, а восками Степного и Воронежского фронтов – занят Белгород. С той поры прошел год. Красная Армия прошла с боями на Запад сотни километров. Ее полки вступили в Карпаты, ведут бои у ворот Восточной Пруссии, освобождают польскую землю от немцев. Идет величайшее наступление Красной Армии, начало которому положено и воз-вещено московскими салютами 5 августа 1943 года.
Отмечая эту знаменательную годовщину, мы под носом у немцев ухитри-лись с 22 часов вечера и до 4 часов утра смотреть сеансы кинокартин «Два бойца», «Чапаев», «Радуга». У нас это удовольствие бывало редко, зато креп-ко, до одурения, точно в театре времен царя Алексея Михайловича Романо-ва…
6 августа 1944 года в 21.45 вечера радио сообщило о взятии войсками 4 Украинского фронта украинского города Драгобыч. Как известно, 4 Укр. Фронт под командованием генерал-полковника Петрова недавно действовал левее 3-го Украинского фронта, в районе Крыма. К сегодняшнему же дню он оказался между 2-м и 1-м Украинскими фронтами. Самым замечательным здесь является то, что передислокация огромных войсковых масс и техники проведена незаметно даже для русских больших командиров. Искусство вне-запности и скрытности действий в Красной Армии начинает занимать неви-данные высоты. На сегодня фронта наши разместились с востока на запад так: 3, 2, 4, 1 Украинские фронта, потом – три Белорусских, три Прибалтий-ских, Карельский. Много фронтов. Колоссальное развертывание сил. Никогда еще столько людей не стояло под ружьем… Массовость армий достигла пре-дела. В стране не осталось ни одного здорового мужчины не связанного в той или иной мере с армией и войной. Велик процент женщин, призванных в ар-мию. Армия, как и война, являются подлинно Отечественными.
7 августа. С утра начала гвоздить по нашему расположению немецкая ар-тиллерия. Все трясется. Приблудная кошечка залезла от страха в оконную нишу и жалобно мяукала. Осколки, свистя и визжа, звонко шлепали в земля-ные насыпи и деревянные укрытия. Имеются убитые и раненые. Среди чер-ных столбов дыма и земли носились лошади, сорвавшиеся с привязи. Две из них упали на дороге и начали судорожно биться, пронзенные снарядными ос-колками.
В обед к нам пробрался немецкий перебежчик. Он уверяет, что на наш участок ожидается на днях немецкая 14 танковая дивизия, от которой уже прибыли квартирьеры… Мало этому верю, но… на войне всякое может быть.
В конце дня получили оперативную сводку о занятии 4 Украинским фрон-том городов Борислав и Самбор.
8 августа. Рад, что англо-американские войска расширили во Франции фронт прорыва до 250 километров. Два дня тому назад во Франции линия фронта проходила через Сен-Мало, Динан, Плоэрмель, Редон, Гемене, Ша-тобриан, Лаваль, Фужер, Горрон, Домфрон, Вир, Ле-Бени-Бокаж, Онэ-сюр-Одон, Эвреси, Бургебюс, через Троарн к устью Орн. Пленено 100000 немцев. Это сделано за два месяца операций союзников во Франции.
Положение Германии настолько осложнилось, что гитлеровский посол при Ватикане барон фон Вецзекер порвал с Берлином. Не желая представлять нацистское правительство. Оно и понятно: трудно представлять Германию, находясь в окружении у союзников.
Сегодня южно-африканские войска союзников вступили во Флоренцию.
9 августа. Генерал Зыков, начальник политуправления 7 гв. армии полу-официально сообщил, что войска Красной Армии вступили в Восточную Пруссию. В этом, вероятно, имеется доля правды, так как имеются и посто-ронние намеки на этот счет. Например, шведская газета «Моргонтиднинген» 7 августа сообщила из Базеля, что немцы уже объявили Верхнюю Силезию и Познань военной зоной. Не с добра это сделано…
10 августа. После нескольких дней затишья, снова усилились бои. Осо-бенно успешно развивается наступление северо-западнее Двинска, западнее и юго-западнее Митавы. Северо-восточнее Мариамполь немцы перешли в контратаки.
… Все же Миколайчик пробрался в Москву и даже – попал 3 августа на прием к Сталину, который настойчиво посоветовал ему, что пусть «все поль-ские вопросы решат сами поляки. Обсудите их с Польским Комитетом На-ционального Освобождения». По сообщению «Польпресс», 6 и 7 августа в здании польского посольства в Москве господа Миколайчик, Грабский и Ро-мер беседовали с Осубка-Моравским, Витосом, Василевской, Роля-Жимерским. Ничего не вышло: «эмигранты» из Лондона не согласны с демо-кратической конституцией 1921 года и стоят за фашистскую конституцию 1935 года. Канальи!!!
10 августа ТАСС сообщило, что с 7 августа турки ввели затемнение в Ан-каре, а 8 августа выпустили из тюрьмы советских граждан Павлова и Корни-лова, сидевших по делу «покушения» на немца фон Папена. Туго идет Турция к союзникам. Воевать ей придется не с Германией, а, может быть, с нами.
Прочитал сегодня обращение Паулюса к немецкому народу от 8.08.1944 г. Призвал, каналья, к свержению Гитлера. Значит, дошло…
11 августа. Встретился с дивизионными работниками у Halta Hodora, у крестообразной предупредительной доски с надписью: «Atentie la Tren!» (вроде нашего: «Берегись поезда!») Беседовали по разным вопросам между-народной жизни. В частности касались хорошего признания врага. Именно, Геббельс в газете «Дас Райх» на днях написал: «Германия вдруг оказалась над пропастью и с содроганием заглянула в ее зияющую глубину… Государст-венный корабль, получив столь серьезные пробоины, может скоро потонуть вместе со всеми в волнах». Да, он обязательно потонет. И сейчас, когда гре-мит еще война, хозяева мира взялись уже за подготовку будущего порядка: 21 августа 1944 года должны состояться в Вашингтоне неофициальные перего-воры между представителями СССР, США и Великобританией по основным вопросам учреждения международной организации для поддержания мира и безопасности. От СССР в переговорах примет участие делегация в составе Громыко А. А. (посол в США), Соболева А. А., Царапкина С. К., контр-адмирала Родионова, генерал-майора Славина и др. Надо добиться. Чтобы новая организация мира не была бы усопшей лигой наций.
……………………………………………………………………………….
В Бухенвальде был один из заводов по производству немецких самолетов-снарядов «Фау-1». Завод находился в подземелье, внутри скал. Насильно за-гнанные в подземелье, славяне делали «Фау-1» и слепли без солнечного света, после чего их отправляли тысячами в Люблинский лагерь уничтожения «Фернигтунглагерь» называемый также «Дахау № 2». Константин Симонов, человек очень впечатлительный, в одной из своих статей утверждает, что весной 1943 года в этом лагере погиб социалист, бывший премьер-министр Франции Леон Блюм. Симонов сослался на люблинских инженеров – Петра Михайловича Денисова и поляка Клавдия Елинского, которые рассказали, что «в конце апреля или первых числах мая 1943 года они были в лагере на складе строительных материалов и встретили там одного из люблинских ев-реев, знакомого им обоим по мирной жизни. Заключенный переносил на складе доски. Он обратился к ним и, показывая на какого-то дряхлого стари-ка, также переносившего доски, сказал:
– Знаете, кто этот старик? Это Леон Блюм.
Увидев, что поблизости нет никого из эсэсовцев, оба инженера подошли поближе, спросили:
– Вы Леон Блюм?
– Да, я Леон Блюм.
– Премьер-министр Франции?
– Да, премьер-министр Франции.
– Как вы сюда попали?
– Я попал сюда вместе с последней партией французских заключенных.
– Почему вы не пробовали спастись там, у себя. Неужели вы не могли?
– Не знаю, может быть, и мог, – сказал Леон Блюм, – но я решил разде-лить судьбу своего народа, – и на глазах его показались слезы.
Тут появилось несколько эсэсовцев. Блюм поспешно поднял на плечо тя-желую доску и понес. Оступившись, он упал. Заключенные помогли ему встать, и он пошел дальше.
Через неделю инженеры снова встретили еврея во дворе склада и спроси-ли, где Блюм?
Тот ответил:
– Там же, где скоро буду и я, – он показал пальцем на небо».
Одна эта история, если она правдива, достаточна, чтобы поставить фа-шизм вне закона. Но, вспоминая довоенного Блюма-соглашателя, я никак не могу согласиться, что именно он так страстно захотел разделить судьбу сво-его народа, так трагично погиб и заслужил тем бессмертную славу человека большого сердца. Ведь именно Леона Блюма вместе с его супругой останови-ли однажды кагуляры на одной из парижских площадей, камнями разбили стекла в его машине, избили самого, а он, премьер Франции, стерпел это и не пожелал вместе с коммунистами выступить против французских фашистов. А разве не представляли коммунисты лучшую часть французского народа? Да, они представляли именно эту часть народа, но Леон Блюм предпочел им ка-гуляров. Вот почему не верится, чтобы даже люблинский лагерь переродил Блюма, превратил его в рыцаря, каким он выглядит в описании впечатлитель-ного Константина Симонова.
У меня такое внутреннее состояние после прочтения статьи Симонова, та-кое волнение сердца, что я склонен объяснить случай с Леоном Блюмом ка-кой-то ловкой мистификацией, на которую попался Симонов. Леон Блюм, ко-нечно, является пленником Германии, но пленником особым. Немцы знают его соглашательскую природу и вряд ли пожелают сжечь Блюма в газовой камере… Блюмы еще потребуются немцам. С содроганием сердца, боясь впасть в кощунство, но, повинуясь голосу совести, я все же записываю такие строки о Блюме и молю историю оказаться ко мне снисходительной и при жизни моей выяснить, прав ли я, не доверяя Блюму даже перед лицом свиде-тельских показаний, записанных Симоновым. Разве Достоевский, крупней-ший психолог, не показал своими произведениями, какие ошибки могут та-иться за показаниями очевидцев и за неопровержимыми фактами… Возьмите хотя бы «Братьев Карамазовых»…
12 августа. Союзники вчера заняли Нант, в устье Луары, а сегодня нахо-дились уже в 70 километрах от Парижа.
Вечером подуло у нас новым ветром: одна за одной начали сниматься ар-тиллерийские батареи, отбыл и 112 минометный полк, поддерживавший до-селе нас. Готовимся и мы… Нас должен подменить 235 полк 81 гв. СД. О дальнейшей нашей судьбе пока неясно. Возможно, пойдем под Кишинев, возможно, – под Яссы (отсюда будет начат охватывающий удар). А может быть, помчимся к границам Восточной Пруссии. Не все ли равно для солдата. Впрочем, в штабе дивизии мне намекнули на возможность вывода дивизии в глубокий тыл для обучения пополнения десантному делу, так как есть приказ Сталина о расширении воздушно-десантных формирований РККА до многих десятков бригад… В последнем случае, нашей дивизии и полку предстоит проделать обратную эволюцию. Нелишне, в связи с этим напомнить, что при-казом НКО СССР в октябре 1941 года была сформирована 23 воздушно-десантная бригада. С 29 мая по 23 июня 1942 года она участвовала в опера-ции по выводу конного корпуса Белова из немецкого окружения в Смолен-ской области (Район Дорогобужа). Вместе с бригадой десантировался тогда и ее командир, маленький, толстенький генерал-майор Казанкин с – рябоватым лицом и русыми волосами. Он имел так же задачей вывести штаб 4-го воз-душно-десантного корпуса, попавший в немецкое окружение на землях смо-ленщины. Пришлось блуждать десантникам более месяца по смоленским и орловским землям, вести непрерывные бои с немцами. Во время всего этого боевого пути генерал Казанкин сражался за власть с высоким, черноволосым генералом Беловым, за которым почти до последнего дня выхода из окруже-ния ходил приученный немецкий карий конь. Сражались по вопросу о путях движения, о тактике боев, о связях с партизанами, о всем, что волновало их на тяжелом пути рейда по тылам немцев.
22 июня 1942 года в лесу десантники встретили в землянках русских и бе-лорусских женщин, которые связали десантников с партизанами. Партизан-ский начальник капитан С… подвел ночью десантников и сопровождаемых им своих людей к последнему немецкому завалу. За ним, за немецкими око-пами и колючей проволокой должны быть свои, русские красноармейцы.
Напали на немцев с тыла. Начался бой. Многие падали, другие рвались вперед. Лес кончился. Позади продолжали греметь взрывы снарядов, т. к. немцы считали, что они еще продолжают удерживать огнем русских десант-ников, пытающихся выйти из окружения, а в это время первые цепи 23 воз-душно-десантной бригады подходили уже к позициям советских войск. В су-мерках мелькнула каска со звездочкой. Наши.
– Проходи, не бойся, – прозвучал голос дозорного, голос родной Красной Армии.
Кончилась трудная операция. Десантники возвратились в село Внуково, под Москвой. За образцовое выполнение заданий командования, 345 человек из состава бригады были награждены орденами и медалями СССР. Среди на-гражденных был также мой друг, старший лейтенант Лапин. С ним мы снова встретились весной 1943 года за Ловатью…
С той поры уже не разлучались.
С 6 августа по 20 октября 1942 года бригада действовала в районе Клет-ской, не допуская немцев к Сталинграду, хотя и была переименована прика-зом НКО № о1761 от 6 августа в 122 гв. стрелковый полк в составе 41 гв. стр. дивизии. Потом, сформированная заново, 23 ВДБ подготовилась к десантным операциям и была переименована на станции Внуково Московской области 14 декабря 1942 года в 22 гв. ВДП, согласно постановления Государственного Комитета Обороны от 8.12.42 г. № Г ОКО 2597 и приказа НКО от 8.12.42 г. № 00253. И вот, снова есть перспектива нашему полку превратиться в одну из ВДБ… Несмотря на полуофициальность подобного предположения, мне ка-жется, что так оно и будет… Есть некоторые основания для такого заключе-ния, но помещать их в записки не следует: слишком они станут широки и от-кровенны, если помещать в них все, известное мне. Ведь я надеюсь дать за-пискам свет…
14 августа. Вечером радио сообщило, что войска 2 Белорусского фронта заняли город и крепость Осовец.
15 августа. Теперь твердо установлено, что фашиствующий поляк Со-снковский виновен в трагических событиях в Варшаве, имевших место 1 ав-густа 1944 года. Несвоевременное восстание всегда равнялось провокации. В данном случае у Соснковского есть нечто общее с безумным греком Герост-ратом, сжегшим храм в Афинах: грек хотел славы, поляк – жеста власти. Сле-дует повесить Соснковского рядом с Гитлером.
… В 24.00 узнал о большом событии: сегодня в 1300 английские, фран-цузские, американские войска высадились на юге Франции в районе Ница-Марсель. Десантные операции были поддержаны 800 военных кораблей. Вы-брошено на французскую землю 15000 парашютистов. Дело крупнее Нор-мандского. Приветствую.
16 августа. Несколько интересных новостей: а) Начальник штаба 235 сп 81 гв. СД краснощекий товарищ Бродский рассказал, что 15 гв. дивизия расфор-мирована за потерю знамени в бою. Жаль. Пострадал хороший офицер, ко-мандир 15 гв. дивизии – генерал-майор Василевский.
б) В 19.30 меня внезапно вызвали в оперативное отделение дивизии и вру-чили задачу и карту на марш. Исходное положение – Жолештий, у моста на шоссе в 800 метрах севернее озера Хырбу. Через три километра севернее по-вернуть с шоссе налево и выйти затем на северную окраину Котнарий. За де-ревней Лупэриа пройти 500 м на север, сделать поворот налево и вести полк на северо-запад по дороге километров 5, а оттуда, по горам и лесам проби-ваться к Штеклерии, где будет дано дополнительное указание.
Наступила темная ночь. Небо заволокло облаками. Во тьме и тиши мы пе-редали оборону 235 сп, нацелили их на Тыргу Фрумоз, а сами отбыли в Штеклярию. Наш поход длился с 2 часов ночи до 8 утра. Покрыв в гористо-лесистой местности 30-километровое пространство, мы вышли в дубовый лес в одном километре южнее Штеклерии и остановились на привал.
18 августа. Вчера сдали на армейский склад боеприпасы и артиллерию, получили извещение, что вошли в подчинение ВДВК и едем на Родину ком-плектоваться. Среди людей царит подъем. Вчера же в 20.00 вышли в поход по маршруту: Рощий, Сирецелу, Леспези (Здесь целый комбинат регулировоч-ных арок на берегу реки Серет), Сату, Чиуркинарь (Здесь переправа на пра-вый берег Серета. Шли по низенькому деревянному мосту, лежавшему живо-том прямо на воде. Правее нас высились обломки огромного моста. На арках висели черные настилы, торчали, как усы у огромного таракана, прутья же-лезной арматуры. Через Серет мы перешли в 4 часа 45 минут утра, пройдя перед тем около 20 километров), Ретиванулуй (Здесь оригинальная белая церковь с четырьмя, расположенными в один ряд. Наподобие частокола, чер-ноглавыми колоколенками. И все это в крутых горах, все в зелени лесов и са-дов), Корнь (северо-западнее Чиуркинарь километрах в 6). Здесь останови-лись на день – на два. Намечено потом, в ночь под 21 августа, начать погруз-ку в эшелон на станции Литени, в 6 км сз Корнь. Оттуда – через Верешть, Черновицы, Воронеж, Тулу, Москву, в Киржач. Там, что прикажет Респуб-лика…
… В районе Сату видел странные деревья, поразившие меня своей мо-щью: они высились, точно пирамидальная колокольня, похожие на кипарисы. Сорванные мною листья с этих деревьев напоминают по запаху и по форме листья акаций, но деревья – не акации. Как их назвать, никто не мог нам ска-зать.
… В горной деревне Корнь, по приказу из дивизии, мы начали наводить «шик»: часовые, дневальные, регулировщики прикололи на рукава белые марлевые повязки (за неимением красных), по улицам замаршировали нелов-кие патрули, разучившиеся в окопах рубить строевой шаг, аляповатые стрел-ки указывали путь по «хозяйству» Котова. Весь этот маскарад потребовался только за тем, чтобы генерал-майор Богданов, намеренный к нам приехать, не заблудился. Смешно, когда взрослые люди поступают по детски, считая воз-можным достичь за несколько часов того, что достигается годами упорной учебы. Но… чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало…
19 августа. Сегодня должно начаться действие войск 2 и 3 Украинских фронтов против Ясско-кишиневской румыно-немецкой группировки. Весь день на юг, к фронту шли танки, пехота, кавалерия.
В полученных из местного госпиталя для прочтения центральных газетах за 18 августа опубликована сводка Совинформбюро о том, что наши войска северо-западнее Мариамполь с боями вышли к границе Восточной Пруссии по реке Шешупа.
Вечером во фруктовом саду проведено офицерское собрание с выпивкой, закуской и песнями.
… Западнее Шауляя немцы добились некоторого предсмертного успеха, потеснив наши части. Зато вчера 1 Украинский фронт занял город Сандомир и создал на левом берегу Вислы солидный плацдарм в 120 километров по фронту и 50 километров в глубину.
Наши офицеры, подвыпившие и изголодавшиеся по женской ласке, атако-вали ночью местный госпиталь с недурными сестрицами. Пришлось мне и Котову отправиться туда и примирить наших офицеров с госпитальным на-чальством, приревновавшим офицеров к своим ППЖ… «Любовь – вечная те-ма»…
20 августа. На рассвете начался лет нашей авиации, гул артиллерийской канонады покатился по горам и лесам. Войска двух фронтов двинулись в ге-неральное наступление против Румынии. Она должна пасть на колени через несколько дней. Ударом на Яссы открывается путь Красной Армии в глубь румынской земли, к Бухаресту.
22 августа. Ночь прошла весьма неспокойна. Полупьяный Кривоплясов из дивизии дал сигнал на посадку, а эшелоны, оказалось, еще не поданы. Из-за этого путаника все карты перемешались. Остаток ночи я пролежал с откры-тыми глазами, не имея сил заснуть. Я слушал, как в деревянной стене румын-ской хаты тикали часы. Часы эти оказались странными: они умолкали, едва я приближал к стене свое ухо. Под утро мы с ординарцем догадались, что это работал древесный червь («сашель», как называли его жители от Южного Бу-га до Серета). В Румынии вообще много разной «ереси». Сегодня днем, на-пример, меня поразила такая картина: на суку волоцкого ореха сидела, точно птица, большая зеленая лягушка и громко, скрипуче кричала наподобие ивол-ги. Я приказал красноармейцам поймать эту лягушку, но она шустрее воробья порхнула в листву и исчезла в ее зелени, несмотря на все наши старания об-наружить ее. Румыны называют таких лягушек «древесными лягушками».
Бросив безнадежные поиски зеленой лягушки, я с подполковником Один-цовым отправился верхом на станцию Литени. Там шла погрузочная сумато-ха. Звенели голоса солдат, санитарок. Визжали пилы. Стучали топоры. Обла-ками висела серая пыль. Люди тащили в вагоны все, что попадалось под руку: и скамеечки, и стулья, и противотанковые ружья, и пулеметы и охапки сена. Готовился к отъезду соседний с нами, 27 гвардейский полк.
Двухэтажное белое кирпичное здание железнодорожной станции, точно огромный куб, высилось над одноколейной железной дорогой. Красноармей-цы-железнодорожники зачем-то смазывали мазутом рельсы, забивали косты-ли, подсовывали под рельсы новые неотесанные шпалы. С углов здания и со столбов свисали многочисленные порванные провода, у вокзала высились ку-чи битого кирпича, щебня, ржавых катушек колючей проволоки. В привок-зальной роще и даже на путях непролазный чертополох, буйная травяная за-росль, как возле замка спящей красавицы из сказок Андерсена. Там царевна уколола палец волшебным веретеном, здесь Румыния усыпила свое хозяйство несчастной войной… Невдалеке от полотна железной дороги румыны, в бе-лых холщовых рубахах и черных колокоподобных шляпах, косили сено для нашего военведа.
Оборванные мальчишки бойко кричали нам:
– Дониц, дониц! (Здравствуйте).
Кругом зелень, леса, крутые горы, покрытые синей дымкой, обворожи-тельно голубые дали. Неплоха природа, но… нестерпимо тянуло нас на роди-ну, в Россию, в родные края. Завтра в ночь и мы погрузимся в поезд. Загрохо-чут колеса, помчимся в Россию. За границей хорошо, на Родине – лучше.
… Поздно вечером объявлен по радио приказ Сталина командующему войсками 2-го Украинского фронта Малиновскому. В приказе указано, что в 3-х дневном жестоком сражении прорвана глубоко эшелонированная оборона противника по фронту в 120 километров и в глубину – 60 километров. Взят город Яссы, взят Тыргу Фрумос и много других населенных пунктов. Есть теперь Ясские дивизии. В то же время войска 3-го Украинского фронта в на-правлении города Бендеры прорвали фронт на протяжении 30 километров и углубились до 70 километров. Огромные клещи советских войск захватили большую вражескую группировку между Днестром и Прутом.
Совсем недавно румынские листовки звали нас в плен, а теперь Антонеску даже не в состоянии своим войскам обеспечить «ундипуци на коруции». Да и сам Антонеску переживает последние часы.
23 августа. На рассвете пошел дождь, но и он не смог смыть густую пыль с листвы и травы у шоссе: так много ее нагнали сюда своими гусеницами сотни прошедших за эти дни танков. Утром мы с командиром полка пошли в госпитальную баню деревни Кочни. В бане ворковала большая бочка с водой, подбадриваемая сухим паром, попадавшим в нее из парообразователя через широкий резиновый шланг. Сержант предложил нам попариться из шланга. Мы согласились. Горячий пар хлестал нас пуще березового веника. В бане от пара стало темно и нам нечем было дышать. Задыхаясь, мы взмолились, что-бы сержант прекратил «удовольствие».
По пути из бани мы встретили офицера связи. Он уведомил нас, что по-дошел на станцию Литени эшелон для погрузки первой очереди наших ба-тальонов. Значит, сегодня успеем отправить хотя бы половину людей и иму-щества…
… К 19 часам вечера разбушевалась гроза, полил дождь. Сняты последние телефонные провода нашей внутриполковой сети, отданы мной последние распоряжения на погрузку, отправлены люди на станцию. Ожидая подачи своего коня, я наблюдал за тем, как ординарец хлопотал у несложного моего скарба, как качалась от ветра буйная лебеда за окном, шевелились ветви оре-хового дерева, отягощенные крупными зелеными шарами неспелых плодов. Через открытое окно в хату ветер бросал дождевые брызги, доносился шум осокорей, чириканье продрогших на дожде птиц, мяуканье кошки на гунто-вой кровле соседней хаты, стон черногуза на своем гнезде у плетеной из хво-роста трубы. Все это видел я и слышал, но мысли мои были заняты другим. В мечтах передо мной открывался безграничный русский простор, Россия – с ее городами и селами, с большаками и проселками, с наивными митингами мо-лодежи и с серьезными речами стариков, умудренных опытом большой жиз-ни. И мы, почти не верилось, должны быть скоро там, где рабочие куют ору-жие для последнего решительного боя, где крестьяне выращивают хлеб для победы, где женщины отдают свою кровь для армии, отказываясь от платы. Сердце мое усиленно билось, таяло в радостном чаянии, молодело в упругом соку надежд…
Наконец, все готово. Я умчался на станцию, обгоняя по пути пешие ко-лонны мокрых людей, груженые подводы, табуны волов и овец. Навстречу мне, разбрызгивая грязь, мчались тяжелые грузовые машины с боеприпасами, отдельные танки. Сердитые велосипедисты, ругаясь на непогоду, тащили свои велосипеды, держа их за руль, точно барана за рога.
На станции пыхтел паровоз, стучали буфера вагонов, ругались артиллери-сты, устраивая на платформе дивизионные орудия… Сгущались сумерки, журчала вода, мычали в вагонах заскучавшие коровы.
Часам к двенадцати ночи мы отправили в путь первый эшелон, а в поло-вине шестого часа утра 24 августа отошел от станции Литени и наш эшелон. Утомленный и продрогший под дождем, я упал на топчан, устроенный за пе-регородкой в штабном вагоне, и крепко заснул.
Проснулся я лишь в 11 часов дня. Поезд стоял на станции Итскани, в 70 километрах от Черновиц. Паровоз брал воду и уголь или дрова.
Здесь настоящая Румыния. Черноголовые ребятишки шныряли у вагонов, предлагали молоко по баснословно дешевым ценам – по пятьдесят копеек за литр, веревкообразные сушки по двадцати рублей сотня, толстую колбасу по 4 рубля килограмм. На переездах, как и по всей Румынии, стояли ветрякопо-добные доски с надписями «Атентие ля трен!» (Берегись поезда!) Чернели рельсы, перешитые на русский образец колеи.
Из-за любопытства я совершил небольшую прогулку по станции. Это кра-сивое двухэтажное белое здание с рыжей железной кровлей и с полуоткры-тым дебаркадером. Перрон вымощен красивыми серыми плитками с рисун-ком, но очень низок, что составляет для пассажиров существенное неудобст-во: пассажирам высоко прыгать из вагона и еще хуже входить в вагоны.
Голова нашего эшелона направлена на северо-запад. Слева от нас в трех километрах – город Сучава, справа – Итскани. На стене, у одного из входов в станцию, висел жестяной автомат-торговец. Над щелочками диаметром в бронзовую лею, выпуклые надписи по-румынски: «Cicolata – I leu», «Caramel – I leu», «Diferite Deserturi – I leu». Для пробы я бросил в щель бронзовую ру-мынскую лею с изображением кукурузы на ней, но автомат ничего мне не по-дарил: ни шоколаду, ни карамели, ни десертной мармеладки. А до войны, го-ворили мне, он выбрасывал за лею все перечисленные сладости.
В северо-западном конце дебаркадера – асфальтированные, но сильно за-гаженные уборные с рисунками и надписями на стенах общего стиля интер-национальной порнографии и непристойности. От русских рисунков здешние отличались только чрезмерно носатыми мужчинами, а текст – латинскими буквами. На уборных, как и в Европе, указательные надписи: «Femei» (жен-ская), «Barbali» (мужские).
Вокзал строго разбит на классы. Имелись также кинозалы с эстрадой и рамкой для экрана. Стены комнат выкрашены глиной под цвет серо-зеленых шпалер. Вообще тона окраски стен и желто-бурые панели делали здание су-мрачным, украдали свет. Во всех комнатах и залах валялись по углам кучи мусора, над которыми стояли большие метла с длинными деревянными пал-ками вместо ручек. За станцией, ближе к Сучаве, проходила благоустроенная аллея с шоссейным настилом промеж рядов деревьев, с железной фигурной решеткой, с скамеечками под деревьями. За аллеей краснели домики из не-крашеного кирпича, блуждали два поросенка, ребятишки катали обручи, пу-ляли камнями в девчонок.
Справа от полотна торчали девять пузатых нефтехранилищ, за которыми высилось заводское здание или депо с кирпичной трубой, увенчанной громо-отводным металлическим шестом. Была труба, но не было дыхания: война остановила жизнь заводов и депо Румынии. А фронтоне здания надпись «CFR – Uzina de unjectat – traverse», написанная мазутом.
К нам подошел белокурый мальчик лет семи. Это уже не чистый румын: он не черноволос и не кареглаз. Скрестив руки на животе, он мял ими свою рваную фетровую шляпу и смотрел на нас с непонятным удивлением и пере-минался босыми ноженками на пропитанном нефтью межпутьи. Осмелив-шись, мальчик пискливым голосом вымолвил:
– Де пыня… (Дайте хлеба).
Это был представитель румынской нищеты. Правда, он не первый и не по-следний. К нам подходили румынские женщины с изможденными лицами и застенчиво предлагали мамалыгу; подходили крестьяне в узких холщовых штанах и просили закурить. Один из них спросил по-русски:
– Товарищи, война скоро кончится?
Испугавшись своих слов, он не стал ожидать ответа, быстро ушел. Мы их не называли товарищами, и они это знали. Они не могли не знать, что делали румынские солдаты в Одессе…
В пять минут второго начальник эшелона майор Маркин завопил:
– По ваго-о-нам! Звякнула сцепка, дрогнули вагоны. Я прекратил запись. Поехали.
… В 15 часов проследовали через станцию: «Milicauti». Везде одинаковый пейзаж: луга с копнами убранного сена и с некошеной еще густой травой, ку-курузные и конопляные посевы, бесчисленные темно-желтые и сероватые по-лоски не скошенной пшеницы и ячменя, пестрые деревни с островерхими одинокими колокольнями, горные цепи, покрытые лесом, румыны с наголь-ными косами, идущие по обочинам дороги. Они приветственно-прощально махали нам руками, будто старым знакомым, навсегда покидающим их стра-ну, кричали:
– Конец разбою! Конец Антонеску!
На полустанках и разъездах разминовываемся со встречными эшелонами танков, артиллерии, пехоты. Они шли к фронту. Пламя войны охватывало всю Румынию от Черноморского побережья до гор Северной Трансильвании. Может быть танки, которые проследовали мимо нас в юго-восточном направ-лении, ударят через Пятры и Бокеу в долину реки Марош Арани, чтобы вый-ти в Венгрию, или они помчатся на Фокшаны, на румынский городок, распо-ложенный у выхода из Трансильванских Альп к низменности Серета и Дуная. Первого августа 1789 года Суворов разгромил турок под Фокшанами, и они «побрели по дорогам – браиловской и к Бухарестам», - говорил о них полко-водец в своей автобиографии. С фокшанского сражения турки прозвали Су-ворова «Топал-пашой» (хромым генералом) и боялись его, как огня.
Советские правнуки Суворова на мощных танках нагонят на врагов Рос-сии еще больший страх. От них не уйти врагу ни по браиловской дороге, ни к Бухарестам. Догонят и раздавят.
Поезд гремел и гремел колесами, скрипел сцепкой, позвякивал буферами. Мимо проплывали железнодорожные будки, исцарапанные пулями и увитые порванными проводами. Качались на ветру полуоторванные створки разби-тых окон. На разъездах и на мостах стояли наши красноармейцы с желтыми и красными флажками.
… В 19 часов вечера по телефону разнеслось: «Предупредите всех, что приблизилась государственная граница».
Через пятнадцать минут эшелон остановили в 40 километрах от Чернови-цы, на границе Румынии и южной Буковины. Началась проверка документов.
Вот она, граница здешняя. Обыкновенная балка с рядами осокоревых са-женок, вершины которых опушены прутьями и листвой наподобие пальм. По-граничники с зелеными блинами известных всему миру фуражек проверяли документы минут 15-20. Ни одного румынского стража мы не видели: их и не могло здесь быть…
Совершив необходимые формальности, мы двинулись дальше, и через не-сколько минут пересекли Серет. Небольшая речка, перекрытая огромным же-лезобетонным мостом. Тут же станция Серет. Веселое двухэтажное здание вокзала с красной черепичной кровлей было обсажено каштанами, акациями, липами и стояло одиноко среди разрушенной ограды. Рядом – штабеля круп-ного леса.
В восемь часов вечера прибыли на станцию Адвиньката. До Черновиц ос-талось 36 километров. На окраине поселка – оборона, похожая на игрушку: бруствера окопов обложены шахматно зеленым дерном, крутости траншей одеты досками, к аккуратненьким стрелковым ячейкам гармоникой бежали чистенькие досчатые ступеньки… На войне такого не приходилось видеть.
На станции Адвиньката простояли до половины десятого вечера, так как меняли паровоз и паравозно-поездную бригаду. На обочине дороги, заросшей травой, собрались красноармейцы. Баянист, устроившись на пыльном рельсе, исполнил «Расставание», «Кто его знает», потом взялся за плясовые.
… Здесь нас догнало известие, что 23 августа капитулировала Румыния. Это известие было принято нами, как должное неизбежно совершиться: при сложившихся военно-политических и международных обстоятельствах даль-нейшее участие Румынии в войне на стороне Германии могло бы привести к полной гибели Румынии. Эту истину соответствующим образом донесли до сознания короля Михая I и мамко Елены. В будущем люди узнают, что в акте капитуляции Румынии в одинаковой мере сыграли свою роль и Советские армии и советская дипломатия.
 … На путях станции Адвиньката мы подобрали донецкого мальчика лет 13-ти. Немцы убили его отца, расстреляли мать. Этот мальчик познал, что не могут в мире существовать одновременно гитлеризм и большевизм: его мать была коммунисткой. В поисках жизни, парнишка с шахты 33 уехал в уголь-ном вагоне одного из эшелонов на румынский фронт, а теперь, хлебнув горя, рвался на родину, чтобы учиться в школе служить своему народу.
… Ночью эшелон больше стоял, чем двигался. И только в начале восьмого утра 25.08.1944 г. мы прибыли к станции Чернiвцi. Огромный вокзал, обли-цованный под темно-серый цемент. Над центром двухэтажного здания вы-сился квадратный купол со шпилем и шаром наверху шпиля. По концам зда-ния – небольшие бельведерчики, тоже увенчанные серыми деревянными шпилями, но уже без шаров. Кровля вокзала черная, как смола. Над цен-тральным входом в вокзал – огромное окно с цветной росписью на стеклах и фигурными шибками.
К вокзалу примыкал длинный полудебаркадер, опирающийся на колонна-ду фигурных железных столбов, в верхней части которых пристроены метал-лические корзины с банками живых цветов. Перрон асфальтирован, но также низок, как и на румынских станциях. Пассажирских платформ совсем нет. Не в моде.
Прямо за вокзалом, одетая в гранит, улица подымалась в гору, уводя лю-дей к центру города. На солнце сверкали трамвайные рельсы, неколебимо и тяжело толпились на горе гранитированные дома. Мощные постройки яруса-ми восходили на крутую высокую гору, густо покрытую лесом и садами. Там росли широкие каштаны, ланцетовидные тополя, шершавые акации, вздыма-лись темно-зеленые пирамиды кипарисоподобных деревьев без листвы, юти-лись у домов кудрявые яблони, а по стенам построек ползли зеленые плющи и дикие винограды, висли плети хмеля. Чарующая живописность, незабывае-мый пейзаж.
В Черновицах нам гостить не пришлось. Уже в 7.40 эшелон двинулся в путь. Медленно проплыл мимо завод, на фронтоне которого латинскими бук-вами было написано русское милое слово «Beresa». Потом, параллельно по-лотну дороги, долго тянулась каштановая аллея. В темной зелени листьев светились корявые желто-зеленые шары каштановых плодов. За аллеей по-шли низина, луг, осокоревый лес. Вскоре мы поехали по мосту через Прут. Под нами очень глубоко кипела вода, рассекаемая острыми углами железобе-тонных и деревянных быков. Рядом высились леса и решетки восстанавли-ваемого саперами моста. В двух сотнях метров далее купались в воде разва-лины второго моста, через который когда-то шли автомобили прекрасной ав-тострады.
Река разделяла Черновицы на части, шла между домов, пересекала улицы. Петляла среди построек и железная дорога. Эшелон медленно прокатил мимо базара, полного пестрой толпы и куриного кудахтанья. Для нас это было от-вычным явлением и мы, высунувшись из дверей, наблюдали за базарной тол-пой, будто это было представление классической вещи в столичном театре. Уплывал постепенно от нас много, трубастый красавец город. Начиналась Северная Буковина. Оборвались горы, измельчали и почти исчезли холмы. Мы поехали лугами и равнинами с кукурузой, овсами, кудрявой зеленью кар-тошки.
Минут десять езды и снова эшелон остановился на пригородной станции Садагура Кишиневской ж. д. Здесь, осаждая вагоны, девочки предлагали ку-пить у них белые сливы по 15 штук на рубль, огурцы – по 10 копеек, яйца – по тридцать. Мальчишки вели себя с меньшей бойкостью. Они держались по-одаль от вагонов, продавали из-под полы цуйку (водку), запрашивая по 300 рублей за литр.
Отсюда чарующий вид на Черновицы. Они теперь правее и позади нас. Утопая в зелени садов и рощ, по крутой горе сверкали на солнце белые стены домов. От линии железной дороги и до самого горизонта, там и сям торчали кирпичные фабричные и заводские трубы, зеленели поля, ярко полыхали желтые огоньки цветущих подсолнухов. Живописный уголок нашей Родины.
На станции Садагура мы узнали о подвиге французских патриотов, осво-бодивших Лион, Тулузу, большую часть Парижа от немцев. Виват, доблест-ные французы!
Лионские ткачи в XIX века бросили лозунг: «Мир хижинам, война двор-цам!» Ныне они объявили беспощадную войну немецкому фашизму, фран-цузскому кагулярству, мировой реакции. Франция всегда была прекрасной. Когда на ее голове вспыхивала красная шапочка революционного гнева. Но во Франции слишком много «социалистов», которые снова могут свихнуться в болото… Народ Франции должен не выпускать из своих рук оружия до пол-ной победы не только над немцами (этот вопрос можно считать обеспечен-ным), но, еще более важно, до полной победы над своей реакцией. Учитывая то, что Францию освобождает не Красная Армия, а англо-американцы, там можно ожидать всякого оживления реакции… Да и Де Голь – только нацио-нальное знамя, а не знамя социальной справедливости…
… Наши войска победно углубились к центру Румынии. 2-й Украинский фронт занял ряд городов, в числе которых – Романы. Нашли ли там наши солдаты Петрову Зою? Она так звала их туда, показывала дорогу нашим вой-скам. Верится, что нашли, и мне придется когда-нибудь поздравить ее с осво-бождением от неволи.
3-й Украинский фронт занял Бендеры, Аккерман, Кишинев.
… В 9.53 утра выехали со станции Садагура, а в 10.20 прибыли на стан-цию Боян. Здесь свекловичные плантации, кукурузные полоски, ивовые кус-ты. У полотна навалены штабеля старых рельс и гнилых шпал. Каменная гру-зовая платформа заросла подорожником. На ней бабы организовали базар с продажей хлеба, молока, яиц и огурцов. Рядом одноэтажное здание станции. Оно разбито войной, а вокзал перенесен в крохотный домик с тремя оконца-ми и узкими голубыми наличниками.
У станционных путей мирно паслись комолые коровы, вокруг которых с длинными хворостинами в руках резвились смуглолицые девочки. Ветер ко-лыхал кончики их красных повязок и галстуков. Здесь была уже советская Бессарабия. Ребятишки и женщины с нами дружелюбно беседовали, но за продукты торговались, запрашивая цены побольше. Рынок – не свой брат. Пришла весна победы, приближалась осень хозяйственного расчета.
Солдаты наши пыряли женщинам по тридцатке за круглую буханку хлеба. Женщины отдавали хлеб, бесстрастно свертывали красные бумажки и тру-бочки засовывали в пазуху. Трудно было определить, радовались женщины цене или жалели, что продешевили. Весной, когда мы освобождали Бессара-бию, с нас совсем население не брало денег за продукты, а на лицах их, одна-ко, сияло довольство, яркое и заметное…
В 10.37 отправились в путь. До станции Новоселицы, куда прибыли в на-чале двенадцатого, ехали по живописной балке, полной вербовых кустов, го-лубых озер с буро-метельчатыми камышами и юркими белыми утками, кото-рые без конца ныряли и, уставив кверху растопыренные хвосты, что-то вы-щипывали и вылавливали на илистом дне. Тут же, в грязных копанях, стоя по пояс в воде, бабы замачивали конопляную тресту, на берегу нежились в грязи кругленькие поросята.
В глазах рябило от многочисленных и пестрых полосок единоличных по-севов. Среди зелени кукурузы, нет да и мелькали черные прямоугольники па-ра. Живописные бессарабцы в фетровых шляпах, в узких, как и румыны, холщовых штанах и длинных белых рубахах, перехваченных цветными шер-стяными кушаками, степенно шагали за плугом, а их жены бичами погоняли ленивых коней или волов, шагая босыми ногами рядом, по невспаханной еще целине.
На станции масса хлама. Здесь и разбитые бочки, и штабеля старых досок, и подбитые машины и исковерканные орудия. В облаках предательски рыдал немецкий разведчик, пробравшийся к нам в тыл. Из-за садика били зенитки. Снаряды со жвыкающим звуком уносились ввысь и рвались там безрезуль-татно, засоряя небо черными и синими кудрявыми шапками разрывов. По эшелону объявили воздушную тревогу, но это мало на кого действовало. В здешних местах много спирта и почти весь эшелон, несмотря на принятые меры профилактики, навеселе. Рядом с нашим вагоном машинист громко спорил с дежурным по станции, доказывая ему свою невозможность.
– На себе что ли повезу состав? – кричал он. – У меня и пару то всего на 6 очков. Совсем погасли топки.
С паром у машиниста, по его словам, было очень туго, но все же он согла-сился вести эшелон, когда дежурный принял воинственную позу и покраснел от гнева. В утешение себе, машинист пробормотал: – В поле выеду, а там придется зимовать. Без топлива пару не бывает…
Капитан Сержанов тоже выпил. Длинный, как землемерная веха, он раз-добрел, начал досаждать всем своими услугами: какому-то бойцу он помог тащить толстую доску, изрядно мешая ему и сбивая с ритма; потом он вырвал лопату у девушки-железнодорожницы и начал рьяно прочищать межпутье, подрезая траву, грязь и кучи глея. Наконец, он залез под полу суконного жа-кета черномазой дамочки, чтобы прикурить от немецкой зажигалки, гаснув-шей на ветру. По его адресу зашумели голоса из вагонов:
– Ты под юбку к ней залезь, там совсем не дует ветер…
В 11.40 сигнал отправки. Через час проследовали через маленькую стан-цию Ванчикауцы. Пошла ровная местность с кукурузными посевами, с голы-ми степями, с узкими полосками единоличников. Недавно освобожденная от немцев, Бессарабия еще не вошла в колхозную колею.
В 13.50 эшелон остановили на станции Красный пояс, чтобы пропустить встречный поезд, и продержали до 15 часов. Яркий пример против однопут-ности ж. д. полотна.
В 17.15 проследовали через разбитую станцию Липкани, а в 20.15 минова-ли станцию Ларга, запрятанную справа по движению в огромной дубовой роще, забитой лошадьми, людьми, машинами, красными кирпичными доми-ками с ярко красными черепичными кровлями. Нас не остановили здесь по-тому, что предстояла погрузка какой-то части в уже поданный длинный эше-лон…
Слева бежали ровные безлесные поля. Над ними медленно сгущались су-мерки. Мягкие украинские сумерки. Вскоре нельзя стало ничего различить: луна была и мала и закрыта облаками. Совсем уже была ночь, когда эшелон подъехал к станции Ниноводск. Здесь мы получили некоторые вести с фрон-тов: третий Прибалтийский фронт занял сегодня город Тарту, 2-я француз-ская танковая дивизия вступила в предместье Парижа. Если правда, что вчера еще французские и союзные войска вышли к швейцарской границе, то скоро они доберутся и до страсбургских гусей, достаточно им развить успех на се-вер. Неужели союзники смалодушничают и не войдут в Германию через Швейцарскую дверь? Скорее всего, они остановятся перед швейцарским «нейтралитетом»… Ведь недаром стратегия неотделима от политики…
26 августа. Ночь я проспал. Проспал и утро, когда, часов в восемь, эшелон пересекал Днестр и Могилев Подольский. Проснулся я уже на маленьком по-лустанке в 9 километрах за М. Подольским и в 90 километрах от Жмеринки. Здесь побрился, позавтракал. А когда поезд тронулся в путь, то и увидел но-вые картины. Прошла ведь всего одна ночь с 25 на 26 августа, поезд примчал нас в новый мир. Вместо маленьких клеточек и полосок земли, исполосован-ной рубцами единоличных меж, здесь развернулись перед глазами необозри-мые и безбрежные поля. Сразу видать, здесь немец меньше разъел своей ржавчиной советскую душу хлеборобов. Поле – это изнанка человеческой души, копия социального строя. У немца душа мелкая, из клеток. Довольно точно отражались немецкие идеалы в индивидуальных полосках земли. На эти полоски хотели немцы снова разрубить Россию. У русского человека ду-ша большая, цельная, как поле без межевых рубцов. Даже в пору сельских общин это проявлялось с такой силой, что народники (правда, ошибочно) ус-матривали «природный социализм в крестьянстве». Это, конечно, был не со-циализм, а только необходимая для него большая цельная душа, которой не доставало тогда рабочего индустриального руководства…
На станции Вындычаны, где остановились мы часов в 10 утра, украинки снабжали нас фруктовым самогоном по 60 рублей литр, спрашивали, скоро ли придут их человеки з войны. В это же время мимо грохотали составы с танками и пушками. Они шли на войну, шли добивать Венгрию, Германию, шли кончать войну и завоевывать мир.
Распрощавшись с украинками, помчались дальше. Часто мелькали мимо нас станции. Их здесь больше, чем надо. Вот проехали мимо Немерчи. У станции – базар, масса женщин с кошелками. Минут через тридцать минова-ли маленькое белое одноэтажное здание станции Катожани, окруженное ли-пами, дубами, кленами. Несколько навесов, пакгауз и… поле, поле, поле. Впечатление – одинокая станция в обширной степи. Далекие горизонты. Винницкая область.
В половине шестнадцатого прибыли на станцию Жмеринка. До Винницы – 30 километров.
Какое впечатление от Жмеринки? Большой поселок с массой разбитых зданий, с тополевыми, липовыми, осиновыми рощами, с фруктовыми садами. Торчали почерневшие от дождей и времени водокачки. На столбах висела паутина проводов, на десятках рельсовых путей пыхтели большие и малень-кие паровозы, дремали длинные составы вагонов, стояли приглушенные мо-тодрезины. Навалены горы разбитых машин, вагонов, ржавой железной арма-туры, продырявленных осколками цистерн…
Здесь подтвердился слух о капитуляции Румынии, об объявлении ею вой-ны против Германии. Говорили также, что Антонеску будто бы удрал на са-молете в Германию. Но этому верить не следует. Тогда чего же делали наши люди, работавшие при королевском дворце? Антонеску должен не уйти, а по-пасть в руки правосудия. Он – военный преступник.
Приятно было узнать, что союзники полностью освободили от немцев Па-риж.
… Из Жмеринки выехали в 18.30 и через 5 минут проследовали через по-лустанок Браилово. Несколько домиков и несколько баб, рассматривавших наш поезд. Здесь дело пошло веселее: навстречу беспрепятственно бежали встречные поезда, т. к. от Жмеринки начиналась двухколейка. По обеим сто-ронам дороги – зеленая сосновая защита, дубовые леса, перемешанные с бе-резняком, орешником, акациями.
В 20 часов вечера эшелон остановили на путевом блоке в семи километрах от Винницы и продержали здесь минут тридцать, так как Винница была заби-та поездами.
Балки, перелески, дремлющие в вечерней тиши березы, прохлада. На зем-лю ложилась темнота, но на медно-лиловом небе резко выделялись черные силуэты заводских труб и мощная церковная глава. В котловине сверкали редкие городские огни, нарушившие светомаскировку. Поезд, тронувшись с путевого блока, сперва шел с большой скоростью, но по мере приближения к городу сбавляли ход и, наконец, пошел совсем тихо, точно поплыл. Мимо двигались дома, улички, сверкающие озерки воды. Все это было в котловине, по краю которой катился наш эшелон. Вот он совсем остановился. Перед на-ми красными кружочками засветились фонари на стрелках. Сбоку на высокой платформе толпились люди, стояли какие-то столы. Навстречу поезду спеши-ли железнодорожники с молотками на длинных ручках, с длинноносыми мас-ленками в руках.
– А где же вокзал? – спросил кто-то.
В самом деле, где же вокзал? Мы всматривались в сумерки, искали глаза-ми когда-то красивый винницкий вокзал. Его не было. Перед нами слева (как и весь город – слева) высилась колоссальная куча кирпича и щебня, валялись на каменном холме куски каменных арок, обломки круглых колонн, торчали над развалинами ажурные мачты с юпитерами и козырьками затемнения, пристроенными в первые дни войны. Это все, что осталось от взорванного немцами вокзала. Почти рядом с вокзалом полулежала рельсовая ажурная во-донапорная башня без резервуара, который был сброшен взрывом, и сохра-нилось только корзина башни, то есть гнездо, на котором держался до взрыва цилиндрический резервуар.
… Из Винницы мы отбыли в 21.10. В последнюю минуту получили офи-циальное подтверждение, что Антонеску сбежал, а новое правительство, ка-жется, Санатеску и король Михай I приняли все советские условия выхода из войны, и румынские войска, удерживая в своих руках Бухарест, громят нем-цев, отступающих под ударами Красной Армии. В последнее я верю, но в бегство Антонеску не могу поверить. Его, на худой конец, если не удалось арестовать, можно было убить. Мне кажется, что слух о бегстве Антонеску имеет маскировочную цель, чтобы дезориентированные этим немцы не смог-ли повторить с Антонеску опыт дуче: того, как известно, они выкрали. Анто-неску поэтому надо было спрятать до подхода частей Красной Армии к Буха-ресту. И он, наверное, спрятан.
Впрочем, если он и убежал в Германию, не отсидится и там. Войска наши и наших союзников скоро прочешут и Германию.
Интересно сообщение о Болгарии. Тамошнее правительство, желая сма-неврировать и не допустить Советские войска на свою территорию, уведоми-ло СССР о своем полном нейтралитете, обещало изгнать из Болгарии немец-кие войска и гражданских лиц, интернировать немецкие части при отступле-нии их от Красной Армии через болгарскую территорию. Хорошо в этом только то, что началось подлинное бегство немецких марионеток в кусты. Что же касается болгарского «нейтралитета», то было бы большой ошибкой, если наше Правительство не нарушит его. Относительно поведения болгар-ского правительства до самого последнего времени у нас не было никаких сомнений: германофильство, советофобия. Теперь же болгарский «нейтрали-тет» будет походить на щит в шлюзе: немецкие войска проходи, советские – стоп! Нет, номер не пройдет. Москва давно перестала походить на ворону, которой «Бог послал кусочек сыра». И не болгарской лисице обмануть Моск-ву.
… 27 августа. В город Казатин прибыли ночью, а выехали оттуда рано ут-ром, поэтому увидеть пришлось здесь очень мало. Запомнилось много разби-тых домов, железнодорожный парк, забитый изуродованными немецкими танками и бронетранспортерами. Кругом мертвые машины, мертвые остова сгоревших вагонов, глубокие воронки авиабомб, заполненные водою, разби-тое депо с неодухотворенными трудом, заржавелыми паровозами на заржаве-лых рельсах среди закопченных стен. И над этим хаосом разрухи, точно цве-ток над свалкой, контрастно возвышалась справа от полотна красивая водо-напорная башня, не тронутая войной. Краснокирпичная, с желтыми обводами по углам и своеобразными штакетами на кровле, похожей на опрокинутую тарелку, башня напоминала собой сказочное строение, предназначенное не для водоснабжения, а для жизни волшебной красавицы, которая должна про-снуться, взмахнуть платком и возвратить Казатину его довоенный вид.
… Поезд набирал скорость. Исчезла из вида красавица-башня, началась окраина Казатина. Разбросанные на большое удаление друг от друга хаты, чахлые садики, обгорелые деревья, обгорелые танки за сараями, разбитые мо-тоциклы в наполненной водою канаве. Война.
За Казатином сперва тянулись леса, потом начались поля с небольшими балками и перелесками.
В 9.15 мы проследовали через станцию Попельня, в 9.53 миновали тще-душные Трилесы, в 10.15 прибыли в Фастов. До Киева осталось 63 километ-ра.
Фастов – незавидный городишко, да еще разбитый войной. Много желез-нодорожных путей, много огородов. Прямо-таки огородная станция, но пыльная и с дурным воздухом, пропитанным запахом нечистот.
Изрядно постояв в Фастове, мы, наконец, двинулись дальше.
Километра два ехали по одноколейной дороге, что вызвало у меня удив-ление. Потом слева заблестели рельсы и мы «впали» в них, точно приток в реку. Некоторое время ехали по трехколейному пути, потом пошла нормаль-ная двухпутка до самого Киева, восстановленная советскими дорожно-строительными батальонами.
В 16 часов 10 минут прибыли в Киев. Со стороны железной дороги ничего красивого в Киеве незаметно. Большой город, грузные серые каменные дома, дома, дома. Они уходили далеко, покуда хватал глаз, и были большей частью с выбитыми окнами. Это уж наша особенность: мы скорее построим новый город или сделаем огромный завод мирового значения, но годами будем эко-номить на стекле, на замазке, на кровле уже построенных домов. Есть неко-торые отравители, действующие не сразу, а по мере накопления их в орга-низме, зато бурно и неотразимо, если необходимый минимум их накопился. Есть опасность, что и весь старый жилой фонд страны в одно время пережи-вет невиданную катастрофу, т. к. практически уже десятки лет не подвергает-ся необходимому ремонту и реставрации. Особенно плохо с крышами и по-толками: сплошная течь… копеечная экономия может опустошить в свое время наш целый бюджет. Вот и в Киеве, я увидел начатые строительством новые здания. На них нашлись средства. Неужели этих средств не оказалось на остекление уже готовых домов? Простое ротозейство и гибельная привыч-ка надеяться на указания сверху…
…Издалека был виден знакомый по картинкам купол. Узнал его. Это ку-пол колокольни Киево-Печерской Лавры. Вопрос о ней волновал многих. Без Кремля и Василия Блаженного не узнать бы Москвы (Дворца Советов пока нет), без Киево-Печерской лавры утратилась привычная индивидуальность Киева, его, запомненное всем миром, лицо.
В Киеве мы почти не останавливались. Поезд мчал нас мимо бесконечных составов, мимо целых и разбитых вагонов, мимо обгорелых и разбитых домов – коробок безвкусной архитектуры реконструктивного периода. Эшелон то и дело нырял под мосты, один из которых до такой степени подорван, что справа на наш эшелон чуть не рухнул обвалившийся железобетонный пролет. Он рухнул, когда эшелон уже миновал его и отъехал от пролета метров на сто-полтораста.
Наш дальнейший маршрут – на Нежин. Взором простился я с тоненькой высокой башенкой, смотревшей за нами из синеватой глубины огромного го-рода. Эшелон прокатил мимо оригинальной церковки с тремя островерхими колоколенками готического стиля. Средняя колоколенка похожа на шпиль адмиралтейства на берегах Невы, а вся церковка, казалось, мчалась к небу, как струи нагретого воздуха: так легка и воздушна была ее архитектура.
В раскрытую дверь вагона дохнуло прохладой, и перед глазами заплескал-ся голубой Днепр. Эшелон долго и медленно шел через новенький мост над Днепром. Рядом купались в воде обломки старого моста, подорванного нем-цами. Севернее нас еще виднелся один новый мост, а возле его обломки ста-рого. Казалось, что наш эшелон и мост, по которому мы ехали, отразились в гигантском зеркале. Так было велико сходство. Стандарт. Повторение одной и той же идеи архитектора. Надоедливо, зато дешевле.
Выезд с моста на левый берег Днепра венчали, похожие на вереи ворот, две деревянных колонны с надписью «Киев, 1944 г.» От колонн, как и от мос-та, пахло еще свежей стружкой только что законченных работ.
Зв мостом я оглянулся на Киев в последний раз. На высоком берегу Днеп-ра, покрытом садами, красовалась Киево-Печерская Лавра, без которой Киев не имел бы исторического лица, и которую немцы подорвали, но не смогли уничтожить. С этой стороны Киев действительно хорош. Этот красавец-город смягчил в свое время сердце татарского хана Батыя, но красоту его изуродо-вать пытались бесчувственные немцы. Что ж, дождь наших побед и наших забот смоет с лица Киева немецкие царапины. И он, молодой и сверкающий, снова будет сиять на славу нашей отчизны. Мать русских городов… пока скрылась из вида Печерская колокольня, я все смотрел на Киев, к которому будто магнитом тянуло мои глаза. Не знаю почему, но еще ни с чем я не рас-ставался с таким тяжелым нежеланием.
… А Днепр… Он не седой, не серебристый, как писали о нем поэты. Он каштановолосый и голубоглазый красавец. Я запомнил на его груди красный треугольник якорного буя и зеленую моторку, с борта которой нам прощаль-но махали платками красивые пассажирки.
28 августа 1944 года. Нежин проехали ночью. К утру эшелон находился на последних перегонах к Бахмачу, куда прибыл в 9.40 утра. Город справа. У станции жиденькие тополя, пара водонапорных башен. Одна – цилиндриче-ская, тонкая, обитая железом. Чтобы не упала, она привязана четырьмя тро-совыми оттяжками к толстым анкерам, вбитым в землю. Другая походила на индийскую свайную постройку: серый досчатый домик с крышей арбузной расцветки и с четырьмя хмурыми оконцами (в каждой стене по оконцу) под-нят на высоту восьми метров и висел на бесчисленном лесе свай и деревян-ных переплетов, как на паутине. Больше в Бахмаче ничто не привлекало вни-мания. Жаль, что не посмотрел я прославленного на весь мир своими огурца-ми города Нежина. Да и самих нежинских огурцов никогда не кушал, а верил не нежинской славе на слово.
В Бахмаче мы узнали новости: наши войска заняли Фокшаны, Рымник, Галац. Много пленных. В полном составе сдалась 1-я гвардейская дивизия румын. Она воевала с нами в конце апреля 1944 года в Думбрэвице.
В полчаса двенадцатого прибыли в Конотоп, в одноэтажный деревянный город с бурыми железными кровлями. Здесь много садов, огромное кладбище паровозов, горы немецкой разбитой военной техники, развалины зданий, раз-битый вокзал, бесчисленные составы товарных поездов, толпы людей, про-дающих махорку (6 рублей стакан), блинчики – по пятерке штука, яблоки – по трояку, яйца – по пятерке и огурцы – по паре рублей за штуку.
Проститутки заигрывали с военными, бесстыже выпячивали полуоткры-тые груди. Эти, видать, основательно подержаны немцами, усвоили европей-скую «культуру любви»…
Рядом стоял сборный поезд из вагонов и платформ, наполненных мусором и железным ломом. Поверх груды железа и навоза сидели женщины, ребя-тишки, высились полосатые узлы со скарбом людей, возвращавшимися из эвакуации. Откуда ни возьмись, подбежала толпа евреек. С шумом и криком они начали грузить на платформы попарно связанных коз и какие-то белые мешки с перьями и шерстью. Неизвестный пьяный солдат, распевая во всю глотку: «Даешь Варшаву нам, даешь Берлин, мы захватили Крым…» подбе-жал к еврейкам и начал помогать им в погрузке. Мешок от солдатского усер-дия лопнул и по ветру, точно снег, полетели белые куриные перья.
– Ай, вай, – тоненько закричала женщина, замахала руками в след летя-щим перьям, но больше ничего не могла поделать: поезд начал двигаться, и увез женщину в сторону, противоположную полету перьев.
Перед самым нашим отъездом из Конотопа, в третьем часу дня распро-странился слух о налете 10 тысяч союзных самолетов на Берлин. Может быть, это преувеличение, но… желательно.
… В три часа мы переехали через Сейм по высокому мосту с грандиозны-ми решетчатыми перилами, с бочками воды по краям моста, с часовыми от НКВД при въезде и при съезде с моста. На берегу клекотал мотор водокачки, из трубы валил парок. Возле бурой высокой трубы из железа масса девок и военных. Одни из них играли в теннис, другие просто глазели, третьи – щи-пали друг друга.
От Конотопа пошла на Москву одноколейная дорога через Брянск. В 15.30 проехали через станцию Мельня. Поля здесь или обрамлены лесами (березы, акация, хвоя, орешник) или чередовались с рощами. Много кудрявых хвой-ных школ-посадок. Мелькали небольшие балочки, мосты, проселки. На золо-тисто-зеленых жнивьях паслись стада коров, настороженно гоготали гуси, жгли пастушата свои дымные костры из бурьяна и соломы.
Эшелон наш шел очень тихо по слабо еще обкатанному полотну, восста-новленному после немцев. В 16 часов 10 минут проследовали через станцию Алтыновка, окруженную садами и огородами. Бабы забрасывали в наши ва-гоны яблоки и огурцы, охально хохотали, манили к себе. Видно, наскучило им без мужчин…
В 16.43 миновали Кролевец. Пошли хвойные леса, между которыми попа-дались лысины полей и полян. Потом – балки, речонки, ольховые болота, бредущие толпы цыган, неведомо откуда появившиеся. Цыганки в традици-онных цветных платках и больших серьгах улыбались нам, широко скаля бе-лые зубы. От шума поезда не слышно было их голосов, но мне казалось. что они предлагали погадать или спрашивали: «Война что ли кончилась, что сол-даты с фронта едут?»
… В начале девятнадцатого часа остановились на несколько минут на станции Терещенская. Вечерело. На перроне, под душистыми тополями жен-щины продавали желтые цветы и уверяли, что это сейчас очень модно: «нет мужей и изменять очень даже требуется… Для этого и живем. К поездам хо-дим».
Станция в зелени. По обе стороны дороги – большая деревня городского типа. Рядом базар, шумливая толпа. Заходящее солнце золотило листву де-ревьев и иззубренные гребни крыш. В листве тополей ошалело шумели воро-бьи. Сплошное чириканье.
… В 18.47 поехали дальше. До Москвы 564 километра. Заходило солнце. Над лугом плыли седые клубы тумана. За лугом начинались дубовые леса. Ощущался приближавшийся север, начиналась Среднерусская Возвышен-ность.

КОНЕЦ ДВЕНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 13-я (28 августа 1944 г.– 15 октября 1944 г.)
День 28 августа закончился для нас на станции Ямполь. Когда эшелон в конце двадцатого часа подкатил к ее перрону, уже ложились сумерки. Лило-вое небо быстро темнело, гасли последние отблески вечерней зари. Замирали дневные шумы. Снотворно действовали глухие крики ребятишек, точно звон поддельной монеты. Так, бывало, действовало на меня блеяние овец, возвра-щаемых с пастбища запоздалым пастухом.
Здесь стояли долго. То пропускали встречные составы, набитые солдата-ми, орудиями, танками и повозками, то нас обгоняли санитарные поезда, то что-то не ладилось с нашим паровозом. Я, не дождавшись отправки, заснул в своем купе.
Сквозь сон слышал, как ординарец Волков, колхозник Первомайского района на Южном Буге, снимал с меня сапоги и укрывал меня плащ-палаткой. Он заботливый и чуткий солдат.
29 августа 1944 года. В семь часов утра, проснувшись, я выглянул в дверь. Эшелон проходил через станцию Симина. За ней потянулись болота, похожие на северо-западные, ильменьские болота. Только там было больше сосен, а здесь – ольховые леса. Справа от насыпи, залитая болотной водой, серела де-ревянная лежневая дорога, по которой, разбрызгивая гейзеры воды, катили несколько грузовых машин. Они прыгали и качались, будто шли по кочкова-тому месту. Так сильно была разрушена лежневка.
Наш радисты перехватили сообщение о том, что вчера войска 2 Украин-ского фронта завершили ликвидацию окруженных вражеских дивизий юго-западнее Кишинева, что успешно действует Черноморский флот, заняты го-рода Сулин (в устье дунайского рукава Сулина) и Тульча – на правом берегу Дуная к югу от Измаила.
В 9 часов утра мы миновали мост через речку Геруса. На доске, на левом берегу Герусы, чернела надпись: «До Москвы – 478 километров».
Через час остановились на станции Хомичи. Женщины окружили вагоны, предлагали купить сырые лесные орехи, жаловались на немцев, уничтожив-ших всех коров: на всю станцию осталось две коровы. Здесь партизанский поселок… Над развалинами и пеплом торчали закопченные печные трубы, кое-где чернели двускатные крыши землянок, белели свежим деревом новые хатенки: начиналось новоселье. Женщины охотно рассказывали, как партиза-ны воевали с немцами в брянских лесах. Леса эти – совсем рядом. Густые, молчаливые прародители тревог. До Брянска население считало отсюда около восьмидесяти километров.
… Часов в двенадцать дня мы уже были на станции Навля. Здесь щебень, руины, полуповаленная железобетонная башня. Толпы ребятишек просили хлеба и картошек. Иные из них – без глаз или с оторванными пальцами, на самодельных деревяшках вместо ног: эти маленькие инвалиды попали на не-мецкие минные поля или пробовали отвинтить головки снарядов.
Справа от эшелона торчали бесчисленные пеньки сгоревших складских построек и так много зеленоватого битого стекла от бутылок, что кто-то не-вольно воскликнул: «Вот где смерть бутылкам!»
До Брянска, куда мы приехали в два часа дня, нас сопровождали леса и ле-са: хвоя, береза, дуб и снова хвоя, хвоя…
Брянск. Хаос разрушения: рухнувшие корпуса кирпичных зданий, изра-ненные осколками стены депо (красные и закопченные), обвалившиеся по-толки, искореженные взрывом железные балки. Поваленные на бок паровозы, новые строительные леса у старых стен. Проворные каменщики, лазая по хо-дам лесов, латали в стенах пробоины от снарядов. Везде, на обширных про-сторах узла, пыхтели паровозы, свистели гудки. По путям тяжело передвига-лись подъемные краны. На тросах ажурных мачт качались квадратные челю-сти погрузочных ковшей. Подъемными кранами грузили уголь в тендеры па-ровозов. К этому примитиву железнодорожники перешли вынужденно, т. к. эстакада была взорвана немцами. Бесчисленные рельсы, бесчисленные пути, бесчисленные ряды вагонов, платформ, паровозов. Масса измазанных в уголь и мазут людей, толпы нахальных женщин и ни одного продавца газет, зато много пьяных, орущих песни и отсыпающих ругань.
На пыльных платформах, под палящим солнцем сидели среди мешков и узлов своего скарба сотни понурых людей. Это возвращенцы: они были эва-куированы немцами в Барановичи, а теперь ехали на родину, в смоленщину. Везли их, жаловались они, крайне скверно, высаживали на станциях из по-путных эшелонов и приходилось днями и неделями сидеть на перронах, ожи-дая счастья. Среди белорусов шныряли цыганки с неотвязным предложением «Дай погадаю. Всю правду скажу».
Отбившись от цыганок, которые целой толпой насели на меня, предлагая погадать, я услышал шум и крик за вагонами. Перебежав через тормозную площадку, я увидел кудлатого паренька, которого драл за ухо широкоплечий железнодорожник. Я вступился за паренька, выяснил потом причину гнева железнодорожника. Оказалось, что парнишку оттузили за сон в осмоленном ларе для буксо-смазочного хозяйства. Странно устроена жизнь: одних ника-ким боем не загонишь спать в грязный ларь буксо-смазочного хозяйства, дру-гих колотят за то, что они добровольно заснули там… Действительно, «Где розы, там и тернии. Таков закон судьбы…»
… В брянской стоянке прошел день. Мы продолжали стоять здесь и вече-ром, когда уже в домах зажглись огни, пробиваясь сквозь дырявые полотна светомаскировочных завес. Единственная польза стояния на Брянске I была в том, что здесь я точно узнал об Антонеску: он не бежал в Германию, а аре-стован и содержится под стражей в королевском дворце в Бухаресте. Замени-ли его на посту премьера неким Сатанеску (комичное совпадение с именем Вельзевула. Пусть простят мне потом, если я и ошибся немного в какой-либо букве этой фамилии, зато в духе… я не ошибся…) Но еще более важные све-дения. Полученные здесь, состояли в том, что наши войска заняли сегодня город и порт Констанцу. Теперь обеспечено наше влияние во всей западной части Черного моря.
… Часа в два ночи, не пожелав поехать на машине в город (Он от вокзала километрах в 6 или в 7), я лег спать.
30 августа. Проснулся в восьмом часу утра. Эшелон стоял уже на каком-то разъезде в 330 километрах от Москвы. Время московское, а у меня оно было и в Румынии московским. Переждав, пока отгрохотали мимо нас воинские эшелоны южного направления, мы помчались без остановок до станции Зи-кеево, а здесь простояли с 8 до 11 часов дня. На лугу с порыжевшей травой, правее полотна, носились конники и сияющими клинками рубили лозу. За лу-гом синели леса.
Рядом с нами, слева на путях, стоял состав из десятка вагонов. Видимо, стоял он давно: все обжито. Под вагонами стояли койки со свежим сеном, на котором спали люди. На бечевках, протянутых вдоль вагонов, ветер качал простиранное белье. Хозяйки, засучив рукава, жарили что-то на импровизи-рованных жаровнях из изогнутых листов железа. Толстоногие девчата подме-тали сор на путях, зубоскалили с солдатами. Одна из них, хлопая себя по ар-бузоподобным грудям, путала русскую речь с украинской мовой, громко го-ворила:
– Я сегодня и не поснедала, все до парубков спешила. И исть хочется и до хлопцев дуже тягне. Душа мрет…
… У одного из офицеров, следовавшего с воинским эшелоном из Москвы в Румынию, достал московскую газету с опубликованным в ней сообщения агентства Рейтер из Лондона о возвращении английского офицера Шастелена из Румынии. Об этом офицере я из секретных источников слышал еще в Ру-мынии, а теперь весь мир узнал, что майор Шастелен – английский офицер, занимавший с 1940 по 1943 год пост эксперта по румынским делам при анг-лийском посольстве в Турции, в канун рождества 1943 года был сброшен на парашюте в Южную Румынию с тайной миссией к маршалу Антонеску. В Румынии он был задержан, как Гесс в Англии, и лишь 25 августа прибыл в Стамбул на специальном самолете, принадлежавшем румынской авиации.
Если хорошенько оценить военную обстановку, сложившуюся на Восточ-ном фронте к декабрю 1943 года, а также не забыть о длительных перегово-рах Англии с Турцией по вопросу ее выступления против Германии (перего-воры провалились) и о боязни некоторых реакционных кругов в Англии на-ших возможных успехов на Балканах, то посылка Шастелена со специальной тайной миссией к отъявленному врагу СССР – маршалу Антонеску предста-нет перед нами в не совсем приятном свете. И очень хорошо, что старания английского «Гесса» упреждены теперь молниеносным наступлением и неви-данным успехом войск Толбухина и Малиновского. «Дипломатия СССР и огонь Красной Армии оказались сильнее «чар» Шастелена, от которого, как слышал я шутку на улице Боташани, «пахло духами Кароля II». Лондон все еще стремится быть арсеналом корон, послушных хвосту британского льва.
… В половине первого наш эшелон прибыл на станцию Думеничи, в 25 километрах от Сухиничи. Навстречу проследовал пассажирский поезд, Под вагонами, на распорочных тягах верхом и лежа путешествовали девчата. Их согнутые колени еле-еле не скребли землю. Ветер задрал розовые юбчонки и набросил их на головы пассажирок. Синели триковые панталоны, поблески-вали желтизной голени. О чем думали в эти минуты подвагонные пассажиры? Может быть, они думали о равенстве прав и различимости положения: одни в купе, другие – верхом на распорочных тягах. Ничего. Придет скоро пора, ко-гда всем хватит места в купе. Для этого же мы совершали революцию и гро-мили немца, чтобы наш народ жил и ездил хорошо, по-человечески.
…На подъезде к Сухиничи мы наблюдали на обочинах дороги брошенные дзоты, траншеи, окопы. Здесь жила война. В болото вросли опрокинутые ва-гоны, чугунные скаты, почерневшие и ржавые скелеты сгоревших платформ.
Мы так скверно ехали, останавливаясь у каждого столба, что только к семнадцати часам прибыли в Сухиничи. Отсюда до Москвы около 250 кило-метров.
Город Сухиничи расположен в лощине. Кругом луга, пустое поле. На станции несколько железнодорожных составов ждали своей очереди к от-правке. Один из составов – санитарный. Завитые сестры выглядывали из окон вагонов, махали нам руками, что-то кричали. Подъемные краны грузили уголь в тендеры паровозов. У разбитых зданий копошились рабочие, склады-вали кирпичи в колонки и штабеля. У обитой железом цилиндрической баш-ни со стрелкой на вершине спорили бабы, рьяно рвали друг у друга брезенто-вый плащ. Железнодорожник с красными зигзагами в бархатных синих пет-лицах, упершись руками в бока, хохотал, наблюдая неуклюжую бабью пота-совку из-за найденного ими плаща.
… За Сухиничами начались ровные места, далекие горизонты, мелкие кусты, круглые озерки – наполненные водою и заросшие осоками воронки от тяжелых немецких авиабомб.
В первые дни пути наши фронтовики расходовали накопленные на фронте деньги, увлекались выпивкой, теперь все переключились на домино. В ваго-нах слышался такой стук и треск, будто ломали там доски на топливо. Игра в домино – вещь не вредная. Заодно заживали у многих царапины и ссадины, полученные многими по-пьянке: иные сами пахали землю носом, слетая с подножек и стремянок вагонов, другие получили затрещину от товарищей, третьи – комбинированно, по совокупности всех обстоятельств…
31 августа. Ночью ехали плохо. Стояли на какой-то Суходрее. Там же сто-ял целый эшелон с учительницами. Они направлялись работать в Западные освобожденные районы и всю ночь пели песни. Голосишки у девчат слабые, да и образы в песнях надуманные: муж погиб на фронте, а жена отложила плач по нем до конца войны; в горящем танке рвались снаряды, а танкист продолжал лупить врагов из пулемета, аж искры летели. В первом случае, ес-ли верить песне, вдова сама сообщила о своем диковинном решении, вложив письмо в невиданный зеленый пакет с адресом комиссару и товарищам мужа, а во втором случае – даже автор вымысла не известен. Опять, как и до войны, дешевка полезла в литературу и в песню. И поют-то где? Поют в 140 кило-метрах от Москвы.
В третьем часу ночи покинули Суходрею, а в конце восьмого часа утра ос-тановились в 100 километрах от Москвы, на станции Балабаново. Лесная станция. Деревянные домики желто глинистого цвета, роскошные тополя, ве-селая зеленая уличка поселка, железная сетчатая ограда у станции, взлохма-ченные веселые белокурые железнодорожницы… Здесь все цело, не видать щебня и развалин. А что большой кирпичный дом стоял без кровли и без окон, так это потому, что кровлю еще не делали.
Наши тащили в вагоны зелень, ветви, траву. Почуяли Москву, маскирова-ли вагоны под веселый цвет весны, хотя и был сегодня последний день авгу-ста. Генерал-майор Богданов, наш командир дивизии, обещал нам устроить встречу в Москве. И мы, пробывшие долгое время на фронте, должны были молодцевато прибыть в столицу и отчеканить шаг. Встреча, конечно, воз-можна, но чеканный шаг не получится: в окопах разучились строю.
… Прослушали радио. Вчера, оказывается, войска 2-го Украинского фронта заняли города Бузэу и Плоешти. Для наших танкистов, ударивших на Бузэу, исходным рубежом послужили Фокшаны. Бузэу был последним мощ-ным прикрытием нефтяных источников Плоешти. С падением Бузэу бои пе-ренеслись к Плоешти. Часть немецких сил отошла по главному бухарестско-му шоссе. Возможно, сегодня наши танки окажутся в Бухаресте, преследуя бегущих немцев.
… От Балабаново до Нарофоминска двадцать километров. Через город мы промчались без остановки. С хода заметил в нем большие краснокирпичные корпуса, иные без окон и даже без крыш. Вся избитая снарядами и ободран-ная церковка – без крыши. На выпуклом своде колокольни торчал кирпичный столбик, готовый вот-вот рухнуть.
От станции вилкой разбегались низенькие деревянные домики и железно-дорожные пути. Мы поехали правой ветвью. Левее нас толпились на путях зеленые бронепоезда, пыхали голубым дымом гробовидные бронеавтомоби-ли: грузился воинский эшелон.
Промелькнула мимо водонапорная башня с перебитой мачтой. Диву да-ешься, как держалась голова башни на покосившихся при взрыве решетча-тых креплениях.
… В начале второго часа проскочили Апрелевку, славную довоенными патефонными пластинками. Справа мелькнул людный базар, широкая фабри-ка, целый лес дышел военных кухонь. Кто-то шутливо сказал, что вместо па-тефонных пластинок, Апрелевка делала походные кухни для батальонов. Сле-ва маленькое здание станции, куча сена, возле которого кормились две коро-вы… И опять лес, и опять мы мчались к Москве, пренебрегая остановками на станциях. Все подтянулись. Даже такие разгильдяи, как Зеленков и Кудряв-цев, выбрились, начистили обмундирование, чтобы не ударить в грязь лицом перед столицей.
В 13.47 увидели Внуково. Эшелон быстро катил к нему. Слева синела, точно речка, асфальтированная автострада, за которой, обнесенное деревян-ной оградой, сверкало озеро. В него смотрелись ели, сосны, березы. Левее нас и дальше краснели трубы кирпичного завода. Там была деревня Одинцо-во. Над зеленью леса торчала вдали голова водонапорной башни.
В 13.49 эшелон остановился на станции Внуково. Мигом опустели вагоны. Ведь многие воздушно-десантники начинали свою военную службу и совер-шали первые парашютные прыжки именно здесь, во Внуково. Отсюда 8 фев-раля 1943 года полк выехал на СЗФ и на Ловати вступил в бой с немцами. У каждого фронтовика были здесь знакомые и близкие люди, женщины с ин-тимными отношениями. Непостижимо, каким образом они были оповещены о подходе поезда. Едва он замедлил ход, как рядом с дверями вагонов эти женщины, с разной снедью в корзинах, побежали в припляску, называя милые им имена. Из вагонов на ходу еще прыгали сержанты, прыгали лейтенанты, прыгали капитаны и замирали в жарких объятиях своих, пусть даже времен-ных подруг. Вот почему опустели вагоны эшелона…. Живое чувство и скука по теплоте женских ласок вызвали фронтовиков на перрон…
Во Внуково розовые дома-коробки, сделанные по общему реконструктив-ному стандарту. Из окон высматривали многочисленные головы старух и ма-лых ребятишек, не сумевших выбежать к поезду.
На путях стояли пригородные поезда. Девчата, показывая на облинялые штаны наших офицеров, на сапоги, изъеденные румынской глиной, улыба-лись из окон вагонов, манили офицеров к себе, кричали: «Поедем с нами, у нас весело…»
Вокруг – хвойные леса. По шоссе Москва-Минск, сверкая лакированными боками, катились машины, лошади тянули возы хвороста с буроватой по-блекшей листвой на хворостинах.
… В 15 часов и мы выехали к Москве. До нее оставалось 24 километра. Минут через пятнадцать снова пришлось стоять на станции Свинорино, про-пуская встречные поезда. До Москвы –16 километров. На станции Свинорино навалены ржавые рельсы, кучи чугунных плиток для крепления рельсов к шпалам, носатые костыли.
Рядом с кучей железа – узенькая зеленая полоска картофельного посева. У картошки двухэтажный желтый дом-коробка с настежь открытыми окнами. Четыре белые трубы его дымились, несмотря на теплый полдень. На одном из подоконников, выставив колени, сидела девочка с черными косичками и по беличьи, держа обеими руками, грызла желтую морковь. На досчатой изгоро-ди ветер трепал байковые одеяла и просушиваемое белье. Прямо за полотном дороги желтели жнивья ржи и пшеницы, а вдали за ними – высился изумруд-ный лес, бурели стволы сосен.
Я вышел к станции, надеясь обнаружить расклейку листков Совинформ-бюро. Это стало везде модным с тех пор, как началась война. Но листков не нашел. Сторож объяснил мне очень просто: – Бумажка висела, но мы ее иску-рили из-за кризиса… Отвернувшись от меня, он продолжал анекдот слушав-шим его двум женщинам-железнодорожницам:
– Вот у этого бухгалтера и спросил начальник насчет арифметики: дважды два, сколько будет? А тот ему и сказал: «Боже мой… Сколько вам будет нуж-но, столько у меня и получится…» Ответ начальнику понравился, и бухгалте-ра на работу приняли. С той поры начальник о своем лице не заботится, так бухгалтер ему всегда подбирал подходящее зеркало…
– А зачем ему зеркало? – спросила одна из женщин. Старик в ответ зару-гался:
– Голова у тя есть, вот и помазгуй насчет зеркала. Анекдот мой, вить, с секретом…
Меня обогнали два солдата. Они шумно беседовали, чему-то радуясь.
– … Я попросил у нее бумажки, – говорил один, – а учительница выдрала мне из своего устава во, какую пусму…
– Чудак, – поправил его другой. – Это же не устав, а грамматика.
– Мне это кажется единым: для нас – устав, для учительницы – граммати-ка. Переступать их не моги…
Солдат этот, видимо, понимал сходство устава с грамматикой, что так уверенно раскуривал то и другое… целой пусмой. Много еще нам придется работать над человеческим материалом, который в жизни, часто, не так со-вершенен, как в газетной статье или в угодливой брошюрке. По-моему, по-лезнее обходиться без комплиментов, чем говорить их, греша против дейст-вительности. Если недостаток выпячен, его легче устранить. Замаскирован-ный же недостаток, что болезнь, загнанная внутрь: ее трудно лечить… В ста-рину, говорят, высокопоставленные лица, чтобы увидеть жизнь без прикрас, ездили и ходили среди народа инкогнито, переодевшись под простолюдина. Ничего плохого я не увидел бы в повторении этого приема и в наши дни. Беда небольшая, а пользы – много…
… В 15.49 помчались вперед и через пятнадцать минут миновали полуста-нок Очаков. Отсюда, точно рыжие ручьи, по обе стороны дороги, текли к Мо-скве железнокровельные поселки. Часто мелькали железнодорожные выемки, красневшие огнем глиняных стен, мелькали водомоины и балки. В логове ба-лок лежали серебристые колбасы аэростатов воздушного заграждения. Они были накрепко привязаны канатами к толстым столбам и лежали смирно, как мертвые. Навстречу нам приближалась Москва. Все шире и шире, разверты-ваясь, выступали из дымки постройки Москвы, трубы заводов, главы церквей. Зеленели сады и леса. Висел над городом дым, верный признак пробуждав-шейся жизни индустриального города.
Нетерпение все больше охватывало каждого из нас, и мы посматривали на часы. В 16.05 эшелон остановился на станции Москва вторая. Иначе – Сло-бода Кутузова.
Здесь я встретил одного из своих товарищей – капитана Округина, кото-рый только что прибыл в Москву из-под Варшавы и рассказал мне ряд инте-ресных подробностей. А частности, он сказал, что в Варшаве командующий подпольной Армией Людовой, некий Бур-Комаровский, действующий, види-мо, по директиве из Лондонского эмигрантского польского центра, поднял восстание против немцев, не согласовав этот вопрос с командованием Крас-ной Армии. В результате этого, Варшава оказалась в огне и развалинах, насе-ление перебито, а немцы не потерпели значительного урона. Округин утвер-ждал, что вечером 27 августа, за два часа до отбытия в Москву, он лично был на правом берегу Вислы и слушал грохот артиллерии и взрывы в Варшаве. Через реку даже доносились крики людей, просящих о помощи. Так как не имелось никаких признаков к отходу немцев, а мы не предпринимали к этому времени никаких наступательных действий, то оставалось предположить од-но: немцы карали восставшее население. Вскоре перебежавшие на нашу сто-рону несколько поляков рассказали о происшедшем в Варшаве кровавом со-бытии. При этом перебежчики назвали имя полковника Болеслава Ковальско-го – офицера варшавского штаба Армии Людовой, погибшего будто бы в бою с немцами во время неудачного восстания.
Возможно, в рассказе капитана Округина были допущены неточности, но все же факт остается фактом: в Варшаве произошло такое, после чего, по-моему, невозможен никакой компромисс между СССР и польским эмигрант-ским правительством. Ведь не нужно иметь большой ум, чтобы понять смысл проведенного восстания: польские эмигрантские правители рассчитывали своими силами взять из рук немцев Варшаву и свести перед лицом общест-венного мнения мира к нулю успехи Красной Армии по освобождению Польши, развязать себе руки в определении польской политики, как антисо-ветской. В этом свете надо рассматривать варшавское восстание, как гранди-ознейшую провокацию, направленную и против широких масс польского на-рода и против СССР.
……………………………………………………………………………….
В конце дня наш эшелон передвинули на кружную дорогу и затерли его, как корабль во льдах и торосах, между бесчисленных рядов других составов и поездов. Обещанная генерал-майором Богдановым встреча гвардейцев оказа-лась пуфом, и мы теперь думали только об одном – выберемся ли отсюда раньше первого сентября?
… В 21.45 узнали, что войска Второго Украинского фронта разгромили группировку немецких войск в районе Плоешти и южнее Плоешти и сегодня, 31 августа, вступили в город Бухарест, ликвидировав тем самым немецкую угрозу с севера столице Румынии. Два дня перед этим немецкие летчики бом-били Бухарест. Теперь им будет не до этого. Для Красной же Армии наступил сезон марша по столицам зарубежных государств. Сколько их, гордых и на-пыщенных городов, склонит свои головы перед русскими боевыми знамена-ми? На нашей улице все мощнее разгорается праздничная заря.
Гитлеровское командование неоднократно заявляло, что оно будет защи-щать румынскую землю, как собственную территорию. Потом гитлеровцы начали жечь румынские села и города, убивать румынское население. Нако-нец, немцы вышиблены и отброшены из Бухареста. Что ж, так и, защищая свою территорию, гитлеровцы будут вышиблены и отброшены из Берлина. Это совершится, сколько бы ни кричал гаулейтер Восточной Пруссии Эрих Кох, что немцам «… лучше копать, чем эвакуироваться – таков наш лозунг». Пусть копают немцы в Восточной Пруссии ямы. Красная Армия придет и за-копает немцев в эти ямы.
… В 22 часа начался салют Москвы доблестным войскам 2-го Украинско-го фронта. Мы слушали гром орудий, видели тысячи разноцветных ракет, взвившихся в ночное небо. И казалось, что столицу двадцать четыре раза оза-рило северное сияние, двадцать четыре раза прогремел над ее каменными улицами и домами гром всепобеждающей демократической весны человече-ства. 324 московских пушки возвещали миру о новой победе Красной Армии, олицетворяющей Великую Россию и все прогрессивное, что есть в человече-стве нашей планеты.
1 сентября 1944 года. Ночью выехали из Москвы. Наш эшелон тащил до Александрова электровоз. Здесь, в 83 километрах северо-восточнее Москвы, в Ивано-Вознесенской области, утром эшелон повернули хвостом наперед, чтобы везти нас в направлении города Киржач.
Пока цепляли паровоз и выполняли разные формальности, я успел немно-го осмотреть город Александров. Это деревянный городок. Серые двухэтаж-ные дома со слуховыми окнами и будочками на железных и тесовых кровлях. Над железнодорожными путями и над площадью целая паутина толстых чер-ных проводов московской электрички. На станции, как и везде, нет газет, молчало радио. Новости шли, по выражению местных жителей, через цен-тробрех, т. е. через базарный слух. И это сразу видно и заметно: к нашему эшелону набежало сотни три людей всех полов, возрастов и профессий. И каждый из прибежавших старался любезно разъяснить нам все подробности о местах, куда мы ехали, о времени, сколько нам придется быть там, о хозяй-ках, с которыми нам надлежит встретиться. При этом я заметил, что жители нас ни о чем не расспрашивали, и не только потому, что мы им все равно не сказали бы правды, а просто население считало себя осведомленным о нас больше, нежели мы сами о себе. Во многом это население оказывалось пра-вым. Но не по радио же они получили точные сведения о нас? Конечно, нет. Они были информированы «Центробрехом»…
В семь сорок утра мы покинули Александров, а в 8.20 прибыли в городок Карабаново. Здесь публика спутала меня с Героем Советского Союза Чурико-вым и, обознавшись, чуть не забросала цветами. Я поспешил разъяснить, что не только не знаю Чурикова, но до сей поры и не слыхал о нем. И публика разочаровалась: ей как раз хотелось кого-то громко поприветствовать, а но-мер сорвался…
… Вырвавшись из ошибочных объятий, я прошелся по пристанционной земле. У краснокирпичной станции бойко торговал базар. Толпы девушек в ярких косынках шагали по пристанционным дорожкам, похожим на тропин-ки. Здесь не было асфальта: трава, шоссе из крупного булыжника, отшлифо-ванные ботинками коричневые дорожки. У грузовой платформы без навеса навалены штабеля березовых дров, которыми снабжались паровозы. По обе стороны дороги высились корпуса текстильных и швейных фабрик. Красно-кирпичные двух и трехэтажные здания были похожи на казармы, но из окон «Швейной» смотрели на эшелон десятки женских голов, оставив на время ра-боту и утюги.
Солдаты вступали с женщинами-торговками в деловые отношения, ряди-лись, сбивали цену, тащили в вагоны помидоры и огурцы.
Подали команду «по вагонам!» Все оказались на своих местах, но уехать нам не пришлось: подошел пассажирский поезд, следовавший на Киржач, и нам надо было пропустить его впереди себя. Поезд этот был перегружен так, как умели перегружать только в России. Один старик, например, не пробив-шись в вагон и не найдя свободных ступенек, умудрился «сесть» в пассажир-ский поезд, став в раскорячку ногами на подножки двух соседних вагонов, как это делали балерины при пластических танцах. Интересно, что при этом у старика не лопнули штаны: они были парусиновыми, солдатского покроя.
До Киржача отсюда – 20 километров, но нам туда и не надо. Мы двину-лись только до Бельковой Горки. До нее от Карабаново километров 12–13.
… К двум часам дня мы полностью разместились в Бельковой Горке. Это рабочий поселок городского типа. В нем мануфактурная фабрика. До войны она вырабатывала маркизет, а теперь была занята изготовлением бинтов, марли и аптекарской продукции.
2 сентября. Всю прошлую ночь решали вопрос о кадрах… Мы из 22 гвар-дейского Воздушно-десантного полка превратились в 26-ю гвардейскую Воз-душно-десантную бригаду. Ночью же я подписал первое приказание как на-чальник штаба бригады.
4 сентября. Работы по горло. Фактически я остался один в штабе, т. к. мои помощники переведены на постоянную работу в аппарат формируемых ба-тальонов. Но это ничего. Обстановка складывается столь радостная, что мои силы множатся и я смогу вывезти любую нагрузку. К числу радостных собы-тий относится сообщение о поведении Финляндии, которая, вслед за Румыни-ей, снова запросила у СССР мира. Это новое предложение было сделано Финским правительством через своего посла в Стокгольме и через Коллонтай 25 августа 1944 г.
В ночь на 3 сентября премьер-министр Финляндии Хакцелль выступил по радио с заявлением, в котором указал, что 2 сентября вечером финский сейм на закрытом заседании рассмотрел вопрос о перемирии между Финляндией и Советской Россией.
«… Нынешняя неблагоприятная обстановка в Прибалтийских странах свидетельствует о том, что Германия фактически находится накануне потери всего южного побережья Финского залива, имеющего большое стратегиче-ское значение как для Германии, так и для Финляндии. С Германской точки зрения, финский фронт не представляет в данный момент большого интереса. Для Финляндии же это означает, что она осталась одна против во много раз превосходящего по своей мощи врага.
В течение трех лет мы честно несли бремя братства по оружию с Герма-нией, поскольку совместная военная борьба отвечала до определенного мо-мента интересам обороны нашей страны… Новый президент республики, приступивший около месяца тому назад к исполнению своих обязанностей…, отказался признать военное соглашение, заключенное в текущем году между Финляндией и Германией…
Ввиду этого и вследствие ухудшившегося положения Финляндии, прези-дент республики и правительство решили вновь поставить в сейме вопрос о выходе Финляндии из войны. Сейм, приняв решение о необходимости заклю-чить перемирие. Поручил правительству приступить к практическому разре-шению этого вопроса. В соответствии с этим правительство направило 25 ав-густа с. г. письмо нашему посланнику в Стокгольме для передачи его совет-скому послу в Швеции. В этом письме мы указали, что Финляндия просит Советский Союз возобновить переговоры о заключении перемирия, а затем и мира между Финляндией и СССР.
29 августа советское посольство в Стокгольме передало ответ Советского правительства, в котором говорилось: Финляндия должна порвать свои отно-шения с Германией, Германские войска должны быть выведены из Финлян-дии в 2-х недельный срок, не позднее 15 сентября.
Советское правительство разрешило отправить финскую мирную делега-цию в Москву.
Я должен заметить, что эти требования Советского правительства согла-сованы с Англией и США. Получив эти условия, финское правительство не-медленно внесло их на рассмотрение сейма. В соответствии с решением сей-ма, правительство Финляндии обратилось к германскому правительству с требованием вывести в двухнедельный срок свои войска с территории Фин-ляндии. Одновременно с этим Финляндия обратила внимание Германии на недопустимость в дальнейшем использования нашей территории немецкими войсками.
Таким образом, мы уже предприняли первый шаг в целях достижения ми-ра между нашей страной и ее великим восточным соседом. Мы еще не знаем, какие условия перемирия предъявит нам Советский Союз. В этих условиях, вероятно, найдут свое отражение предшествующие советские мирные пред-ложения. Я не могу не отметить, что нам не предъявлено требование безого-ворочной капитуляции…»
В этой речи, составленной своеобразно, много фарисейства, расшаркива-ния перед Германией и сожаления, что Финляндия не имеет сил воевать с СССР. Хакцелль никогда не был другом СССР и не собирается им стать. Это видно из всего текста сделанного им в сейме заявления. Недаром ТАСС под-вергло заявление Хакцелля краткой, но выразительной критике. В примеча-ниях ТАСС прямо сказано, что «… в речи премьер-министра Финляндии г. Хакцелля имеется ряд существенных извращений фактов.
Хакцелль не сказал о требованиях Советского правительства разоружить германские войска и передать их союзникам в качестве военнопленных, если немецкие войска не уйдут из Финляндии до 15 сентября.
Предложение Советского правительства, чтобы финское правительство заявило о разрыве отношений с Германией и об указанных выше мерах в от-ношении немецких войск, находящихся в Финляндии, является предвари-тельным условием. Хакцелль даже не упомянул об этом. Он не сказал, что со-ветское предложение было предварительным условием и что финская делега-ция может прибыть в Москву для переговоров о перемирии лишь после вы-полнения этого предварительного условия.
Обращает на себя внимание также следующее обстоятельство: Хакцелль много говорил о том, что финны в течение трех лет «честно несли бремя братства по оружию с Германией» и нашел немало слов для извинений и объ-яснений теперешней позиции финского правительства в отношении Герма-нии. Хакцелль, однако, не сказал, что Финляндия разрывает отношения с Германией, тогда как разрыв отношений Финляндии с Германией является составной частью предварительного условия Советского правительства, и что только после этого могут начаться советско-финские переговоры о переми-рии и о мире».
Из всей этой радиоинформации ясно, что финское правительство пытается маневрировать, но политика нашего правительства проводится твердо и по-следовательно, что является гарантией провала финских маневров. Придется гордым суоми до самой земли склонить свою голову и согнуть выю, иначе Москва не откроет своих дверей перед финской мирной делегацией.
5 сентября. Белькова Горка. Утреннее радио сообщило, что Финляндия вышла из войны и приняла советские условия перемирия. Вчера с восьми ча-сов утра финны прекратили военные действия, а с восьми часов сегодня пре-кратили боевые действия против финнов и советские войска. Итак, мы видим проблеск наступающего мира и новой полосы жизни…
Ночное радио принесло новые важные вести: болгарский псевдо-нейтралитет, приносящий пользу только Германии, вынудил наше правитель-ство в 19 часов 5 сентября вручить болгарскому посланнику в СССР И. Ста-менову ноту, о состоянии войны между СССР и Болгарией. В ноте сказано: «Три года с лишним Болгария на деле помогала Германии в войне против Со-ветского Союза. Советское правительство считалось с тем, что маленькая страна Болгария не в состоянии сопротивляться мощным вооруженным силам Германии в такое время, когда Германия держала в своих руках почти всю Европу. Советское правительство терпело и то, когда болгарские правящие круги помогали немцам эвакуироваться из Крыма и спасать остатки разбито-го германского войска на юге Советского Союза.
Однако летом этого года наступил сильный кризис в состоянии вооружен-ных сил Германии. Взятая в клещи советскими войсками с востока и союз-ными войсками на западе, Германия оказалась в катастрофическом положе-нии и ее вооруженные силы, разбитые наголову, вынуждены отступать на всех фронтах. Германия окончательно потеряла Италию, потеряла Францию. После этого от Германии отпала Румыния. Отпадает даже такая небольшая страна, как Финляндия, ибо она видит, что продолжение дружественных от-ношений с Германией ведет страну к гибели. Участь Германии решена. Война проиграна Германией окончательно.
При этом повороте дела можно было ожидать, что Болгария решится ис-пользовать благоприятный момент, и вслед за Румынией и Финляндией отка-жется от прогерманской политики, порвет с Германией и присоединится к ан-тигитлеровской коалиции демократических стран. Несмотря на это, болгар-ское правительство и теперь отказывается порвать с Германией, проводит по-литику так называемого нейтралитета, в силу которого она продолжает ока-зывать прямую помощь Германии против Советского Союза, спасая отсту-пающие немецкие силы от преследования Красной Армии и давая им базу для создания нового очага сопротивления силам антигерманской коалиции как на суше, так и на море.
Советское правительство не может расценить эту политику Болгарии ина-че, как фактическое ведение войны в лагере Германии против Советского Союза – политику, проводимую ныне, несмотря на коренное ухудшение во-енной обстановки для Германии и несмотря на то, что Болгария имеет теперь полную возможность, не опасаясь Германии, порвать с Германией и тем са-мым спасти страну от гибели.
В силу этого Советское правительство не считает дальше возможным со-хранять отношения с Болгарией, рвет всякие отношения и заявляет, что не только Болгария находится в состоянии войны с СССР, поскольку на деле она и ранее находилась в состоянии войны с СССР, но и Советский Союз отныне будет находиться в состоянии войны с Болгарией».
Кончился, таким образом, фарс болгарского «нейтралитета». На днях на-ши войска должны оказаться на территории Болгарии. Это очень важно не только с точки зрения разгрома германских войск в Болгарии, но и с точки зрения больших возможностей оказания непосредственной помощи маршалу Тито со стороны Красной Армии. Со стороны Румынии наши войска, заняв сегодня Крайову, приближаются к границам Югославии в направлении Бел-града. Но там надо еще будет форсировать Дунай. Из Болгарии же можно удобнее выйти в Югославию и покончить там с немцами.
8 сентября. Продолжаем формирование 26 гв. ВДБ. Некогда даже регу-лярно вести дневник. А событий значительных и интересных - много. К чис-лу их относятся такие, как вступление 6 сентября союзнических войск в Гол-ландию, выход наших войск на границу Югославии, приезд румынской и финской делегаций в Москву для ведения мирных переговоров. Важно еще и то, что английские попы ополчились против «латинского джентльмена» (рим-ского папы), выступившего с адвокатской просьбой к лондонцам о прощении немцев за убийства лондонцев немецкими авиабомбами и «Фау-1». Важным, но в данных условиях не решающим, явился факт перехода румынских войск через границу Северной Трансильвании и объявления войны Венгрии против Румынии. «Союзнички», наконец, получили возможность немного подрать-ся…
7 сентября советские войска вступили в Болгарию, которая не посмела со-противляться, и сегодня, 8 сентября, уже капитулировала и объявила войну Германии. На этой базе наше правительство согласилось вести переговоры с Болгарией о перемирии.
9 сентября. Сегодня в 22 часа наши войска прекратили военные действия в Болгарии, поскольку последняя приняла советские требования и объявила войну Германии. В Болгарии уже создано новое правительство, восстановле-ны свободы. Судьба страны переходит в руки Демократическо-Отечественного фронта.
… С десятого сентября здесь ударили морозы, потом начали лить холод-ные дожди. Пески стали зыбкими, мокрыми. По улицам трудно пройти по песчаной кашице. Воде деться некуда, так как улица ровная. А под слоем пес-ка был водонепроницаемый слой глины.
К 12 сентября мы в основном закончили формирование бригады и присту-пили к подготовке парашютистов. По-прежнему, в штабе приходиться рабо-тать одному: штаб не укомплектован. Комбриг Котов женился на медсестре и глаз не кажет, проводя с молодой женой медовый месяц. Подполковник Одинцов, предчувствуя перевод его в другое место, не проявляет никакого рвения к работе. Переживаем, как говорится, «организационный период»…
Утром 13 сентября радио сообщило о подписании между СССР и Румы-нией соглашение о перемирии. Сообщено также о переходе германской гра-ницы американскими войсками. Американцы оказались в нескольких кило-метрах от Трира и Анахена, обстреливая эти города артиллерией. Немецкий спрут начинает получать тумаки на своей собственной территории. Не то еще будет в скором времени.
Сегодня началось первое занятие по парашютной подготовке с личным составом управления бригады. В клубе местной текстильной фабрики, где от-крыты занятия, холодно. Ветер дул в разбитые окна, в рассевшиеся двери. На длинном полу расстелен парашютный «стол» - длинная зеленая полоса мате-рии шириной побольше метра. На этом зеленом парусиновом столе лежали белые пучки строп, белый шелк и перкалий парашютного купола.
Проработав всю ночь в штабе, я с больной головой и одолеваемый сном пришел на эти занятия. Как сквозь сон слушал голос и пояснения инструктора парашютной подготовки. Он говорил: «Парашютом называется приспособле-ние, предназначенное для замедления падения человека или груза, сброшен-ного с большой высоты… Парашюты подразделяются по применению – на спасательные, боевые и тренировочные, а по назначению – на людские и гру-зовые… Купол парашюта сшит из нескольких полотнищ, скроенных так, что при растяжении парашюта все нитки ткани выдерживают одинаковую на-грузку… В центре купола большинства парашютов имеется полюсное отвер-стие для смягчения динамической нагрузки при открытии парашюта и для ус-тойчивости при спуске. Купол парашюта крепится к подвесным лямкам пле-теными стропами (шнурами), которые проходят через весь купол от одной Д-образной пряжки к другой (за исключением квадратных парашютов). В цен-тре полюсного отверстия к месту перекрещивания строп крепится вспомога-тельный вытяжной парашютик, служащий для облегчения и ускорения рас-крытия главного купола. Так, например, устроен «ПД-6». Но на парашютах ПД-41 полюсных отверстий и вытяжных парашютиков нет. Изучением этой системы мы и займемся…
… Если парашюты ПД-6 и спасательный приводились в действие резким рывком за вытяжное кольцо, отчего шпильки вытяжного троса выходили из конусов и освобождали клапаны, которые быстро открывались при помощи резинок, а воздух, попав через нижнюю кромку в купол, наполнял его и пол-ностью раскрывал (В первую очередь, конечно, выскакивал вытяжной пара-шютик), то десантный парашют образца 1941 года, наспинный, снабжен двойным приспособлением: принудительное – фала, прикрепляемая к самоле-ту перед прыжком, и ручное – вытяжное кольцо с тросом.
… Скорость снижения с парашютом ПД-41-1 около 5 метров в секунду при давлении 760 мм рт. Ст. и при температуре плюс 15 градусов С. Купол парашюта квадратной формы, изготавливается сейчас из хлопчатобумажной ткани; площадь купола парашюта – 70 кв. метров. Снижение парашютиста на этом парашюте устойчивое, без раскачиваний. При прыжках с принудитель-ным раскрытием (фалой) парашют действует надежно при скорости самолета до 300 километров в час. При ручном раскрытии парашют действует надежно при скорости самолета до 280 километров в час. Раскрытие парашюта через одну-две секунды после отделения от самолета.
Наличие ручного раскрытия дает возможность совершать с парашютом ПД-41-1 затяжные прыжки… Подвесная система парашюта дает возможность присоединять съемный запасной парашют ПЗ-41. Вес парашюта ПД-41-1 13 кг, а вместе с запасным парашютом – 21,4 кг…»
Потом инструктор ознакомил с подробностями материальной части пара-шюта, с прочностью фалы, выдерживающей нагрузку в 800 кг., с прочностью обрывной стропы, рвущейся при сорока килограммах нагрузки, упомянул, что купол ПД-41 имеет один большой кили и 3 малых, при помощи которых парашютист управляет парашютом, вызывает скольжение, развертывается против ветра и прочее.
В это же время, когда мы познавали мудрость парашютного дела, на сцене клуба, за толстым занавесом шоколадного цвета шла репетиция самодеятель-ных артистов. Вдохновенный голос декламировал: «Многострадальный народ Украины изгнать должен немцев со своей земли…» Этому голосу подпевал хор… Клюнув носом, я согнал с себя липкую дремоту и снова начал прислу-шиваться к монотонному голосу инструктора, который говорил теперь о пра-вилах укладки купола парашюта и, сидя на корточках, перебирал стропы, ле-жавшие на зеленом «столе», точно длинные-предлинные макароны.
14 сентября закончил подготовку батальонов к первому учебному прыжку. Завтра начнем практическую работу на поляне у юго-западной окраины де-ревни Перегудово. Решено прыгать не с аэростатных корзин, а с учебных са-молетов. Все новички произведут прыжок на парашютах принудительного открытия, сконструированного в свое время полковником Зигаевым, ныне начальником ПДС ВДВ.
Вечером слушал радиосообщение о том, что войска Рокоссовского (1 Бе-лорусский фронт) взяли крепость Прагу и ведут бои за Варшаву. Имевшее место раньше варшавское восстание только теперь имело бы смысл и благо-творное влияние на бои за Варшаву. Но совершенного не устранить. Теперь надо только добиться полного освещения того восстания и наказать, когда придет пора, шляхтичей, спровоцировавших восстание и потом предавших его в руки немцев… Этого достичь можно и нужно во имя всечеловеческой справедливости…
15 сентября. Проснулся сегодня очень рано и вышел к подъему в артгоро-док. Оттуда, взяв машину, умчался на площадку приземления. Утро холодное. Небо заволокли облака. Пронизывающий холодный ветер морозил руки, тре-пал флажки, шумел в ветвях деревьев. Дорога, по которой мы ехали, ухаби-стая и кочковатая. Она извивалась по лугу, по деревне Перегудово и вывела нас к поляне, окруженной сосновыми лесами. Сюда шли также колонны пе-хоты, ехали машины с людьми, подходили «Виллисы» с дивизионными ра-ботниками, с представителями ВДВ. Все мы опасались, позволит ли погода самолетам вылететь к нам из Москвы (Своего аэродрома здесь бригады не имели).
Вместе с другими штабными офицерами из дивизии и представителями из Москвы взобрался я на верхний ярус сторожевой вышки. С досчатых подмо-стков, поднятых на высоту пятнадцати метров, видна вся обширная поляна, изгибы лесных опушек, тропы в кустах, сломанные ели в глубине леса, окопы на поляне, замаскированные пушки, костры у дороги и кучи людей у костров.
Часов в 12 дня началась военно-учебная игра. Стрелково-парашютная рота обеспечивала высадку десанта главных сил бригады. Шло все, как на войне. Били полковые минометы. Темные, похожие на кегли, силуэты мин чертили в воздухе крутые траектории. Мины рвались за красным гречневым полем и сине-бурый дым расходился вокруг кудрявыми облаками. Потом начали бить орудия, показались фанерные макеты танков, затрещали пулеметы и автома-ты, взвились в небо ракеты и волны пехотинцев покатились в атаку.
В четырнадцать часов мы получили радиосообщение, что самолеты при-няли десантников на борт и идут к месту высадки. Вскоре до нашего слуха дошел рокот моторов.
В третьем часу дня ветер почти стих, облака очистили небо, уплыли куда-то за зеленый лесной горизонт. Самолет протарахтел над нами, развернулся. На плоскостях обозначились темные фигурки человечков. Они, одна за дру-гой, начали нырять вниз и сейчас же в воздухе вспыхнули белые огни развер-нувшихся куполов парашютов: квадратные – ПД-41, круглые – ПД-6.
Сотни людей, завтрашних парашютистов. С огромным интересом наблю-дали за воздухом, где, скользя и падая, летели люди под белыми зонтами па-рашютов. Один из них прошел совсем над головами батальонов, сидя на лям-ках подвесной системы. Он уже вытянул ноги, поставив ступни рядом, чтобы приземлиться без травмы…
Едва парашютист погасил парашют, как его окружили люди. Это оказался старшина Череватенко Филипп Иосифович. Бойцы расспрашивали его с при-страстием:
– Сильно ли ударился?
– Почему пыль пошла, когда приземлился?
– Почему подметка на левом сапоге отстала, когда сапоги еще новые?
– Правда ли, что в воздухе хочется петь и кушать?
– Почему поцарапана рука?
– Правда ли, что за прыжок платят сто рублей?
– Сколько лет учился на парашютиста?
………………………………………………………………………………..
Старшина смутился. Он то снимал, то снова надевал на каштановолосую голову матерчатый шлем пепельного цвета, медленно отвечал на вопросы:
– Учился я … два дня… Потом прыгал… Имею 82 парашютных прыжка. Царапина – это ничего, но удовольствия в прыжке много. Вроде как стакан хорошего вина выпьешь…
Старшина разглаживал руками свой зеленый комбинезон, пытаясь скрыть ощущаемую им усталость, но пальцы его мелко дрожали.
Перехватив взоры красноармейцев, старшина разъяснил:
– Я при снижении управлял парашютом, натягивая стропы. А эта работа не из легких: пальцы сильно утомляются. Конечно, можно и не управлять, – обиженным голосом произнес старшина. – Подчинился парашюту пусть та-щит, куда придется. На дерево, скажем, повиснешь и будешь, как куль, ви-сеть… Но я предпочитаю утомлять пальцы, но управлять парашютом. Люблю садиться туда, где мне удобнее…
Так началась настоящая боевая учеба нашей бригады…
16 сентября. Сегодня утром наносил на схему расположение своей брига-ды, намечал реконструкцию учебных полей и городков. Холодно. На траве и листьях лежал серебристый иней… На реке Шерна (впадает в Большой Кир-жач, а последний – в Клязьму) зеленое цветение покрыло все зеркало. Похо-жие на свиней, копошились в этом цветении и тине обрубки бревен, оторвав-шиеся от лесосплавного плота. С крутого берега Бельковской Горки было ин-тересно наблюдать, как ребятишки ловили крючками бревна и, воровато ози-раясь, отводили их к отмели, прятали в бурьяне, чтобы потом утащить на то-пливо. Немного неразумно: в краю лесов и такая жажда в топливе…
Вечернее радио принесло ряд новостей: сегодня наши войска вступили в столицу Болгарии, в Софию. Погиб Тельман. Гитлеровские газеты, обеляя фашистских убийц, распространили версию, будто бы Тельман убит 28 авгу-ста во время воздушного налета союзников на окрестности города Веймар, где расположен концлагерь Бухенвальд. Опубликовано Коммюнике польско-советской Чрезвычайной Комиссии по расследованию злодеяний немцев, со-вершенных в лагере уничтожения на Майданеке в городе Люблине.
Нельзя было без содрогания стоять у репродуктора и слушать горькую правду о немецкой «цивилизации». На Майданеке гитлеровцы создали ком-бинат смерти на площади в 270 гектаров. Здесь были сотни различных зда-ний, оборудованные техникой убийства: виселицы, газовые камеры, «экспе-риментальные кабинеты», жаровни, ампулы с ядом, шприцы, карцеры… Днем и ночью дымились трубы мощного крематория. Пять печей сжигали ежедневно более 1900 человек. Круглосуточно к лагерю шли, ехали на поез-дах и на автомашинах десятки тысяч людей под конвоем немецких солдат, чтобы быть потом убитым и сожженным в печах Майданека. Осуществлялась угроза Гитлера, произнесенная им еще до захвата власти: «Мы разовьем тех-нику обезлюдения… Я имею в виду устранение целых рас…»
Тогда мир не поверил этому, не принял предупредительных мер. Теперь народы мира должны содрогаться перед картиной воплощенных в Майданеке людоедских замыслов Гитлера. Может быть, Майданек и другие, подобные Майданеку немецкие лагеря смерти, пробудит во всем человечестве то необ-ходимое чувство, без которого нельзя поставить фашизм вне закона, а поста-вить его вне закона надо. Ни один преступник не совершил так много злодея-ний, как фашизм. Немецкие фашисты создали беспрецедентные средства и масштабы уничтожения людей, и человечество вправе осудить их пусть даже с беспрецедентной безжалостностью… И, невзирая на неизбежный вой, ко-торый обязательно поднимут в защиту нацистов человеколюбивые «отцы» из Ватикана и мягкосердечные дамы из английских и американских реакцион-ных салонов, нацисты будут осуждены и наказаны. Порукой этому – совесть человечества нашей планеты, воплощенная в СССР. Он сделает все. Его под-держат сотни и сотни миллионов людей земного шара.
17 сентября. Работала медицинская экспертная комиссия. Многие из на-ших командиров и рядовых оказались не отвечающими требованиям пара-шютно-десантной службы: слабое сердце, не зажившие раны, давнишние травмы, ревматизм, легочные заболевания, нервное расстройство. В числе этой категории лиц оказалась и моя персона. Из Москвы получено строгое указание об отчислении лиц, не отвечающих требованиям по состоянию здо-ровья, из состава воздушно-десантных бригад. 19 сентября я должен выехать в Москву, в ГУК РККА.
19 сентября. До сих пор еще не удалось выехать из Бельковской Горы: пе-редавал дела новому начальнику штаба – майору Трембач, помогал адъютан-там старшим батальонов в составлении расписаний занятий и планирования предстоящих перевозок (штабная учебная игра), планировал боевую подго-товку бригады на октябрь месяц. За эти дни произошло много событий в ме-ждународной и внутренней жизни страны. Войска союзников очистили Бель-гию от немцев, высадили авиадесанты в Голландии, завязали бои в Аахене, в древней столице Карла Великого. Немцы познали войну на своей территории, перестали быть такими заносчивыми, как в начале войны. Американские га-зеты сообщили, что в немецком городке Ренгене, в который вступили амери-канские войска, немцы повсеместно вывесили белые флаги. Они даже на са-мих себя напялили простыни и полотенца, стали белыми, как евангельский Лазарь в момент чудесного воскрешения его Иисусом. Немцы сдались, но им нельзя верить: это звери, полные подлости. Они, как черные пантеры, непри-миримо злы.
Зачитан по радио приказ Сталина войскам 3 Прибалтийского фронта (ге-нерал армии Масленников), прорвавший оборону немцев и овладевший горо-дом Валга в Южной Эстонии. Также перешли в наступление войска 1 При-балтийского фронта. В Прибалтике освобождено 2800 населенных пунктов. Войска Ленинградского фронта за 4 дня освободили в Эстонии до 1800 насе-ленных пунктов. Огненная лава наших войск с грохотом катится на запад, не-ся смерть фашизму. Сегодня подписано соглашение о перемирии с Финлян-дией и опубликовано сообщение об аресте группы маршала Антонеску и представителей германского командования в Румынии. Сообщение сформу-лировано так:
«Ввиду того, что группа маршала Антонеску и военные представители Германии в Румынии могут оказаться подходящими кандидатами для внесе-ния их в список военных преступников, Командование советских войск в Ру-мынии взяло под стражу: 1) Маршала Антонеску И. И., 2) Бывшего министра иностранных дел Румынии Антонеску М. А., 3) Бывшего военного министра генерала Пантази К. К., 4) Бывшего генерал-инспектора внутренней жандар-мерии Василиу К. З., 5) Бывшего префекта бухарестской полиции Элефтере-ску М. С., 6) Германского посла по экономическим вопросам в Румынии Клодиуса К., 7) Начальника германской военной миссии в Румынии генерала от кавалерии Ганзена Э., 8) Начальника германского военно-морского связ-ного штаба в Румынии адмирала Тиллессена В., 9) Командующего немецки-ми военно-воздушными силами в Румынии генерал-лейтенанта Герстенберга А., 10) Германского коменданта Варшавы в 1944 г. генерал-майора Штагеля Р.»
Ничего не скажешь, теплая собрана компания!
22 сентября 1944 года. До сегодняшнего дня задержался в Бельковской Горке ложным обещанием комбрига: он просил меня помочь новому началь-нику штаба войти в колею, после чего обещал дать отпуск к семье. Я свое обязательство выполнил, а начальство оказалось прохвостом. Сегодня, отъ-езжая в Киржач, я не подал такому начальству руку на прощание. Зашел по пути к знакомому директору фабрики «Свобода», простился с некоторыми рабочими и… в путь.
………………………………………………………………………………..
В Киржаче я задержался недолго. На исходе дня сел в поезд, а в половине ночи оказался в Москве.
23 сентября. Только закончил свое путешествие от Киржача через Алек-сандров и Загорск до Москвы. Всадившись на Ярославском вокзале из поезда электрички, мы с лейтенантом Тцюма (он тоже ехал в ГУК) спустились в Метро на станции Комсомольская, доехали до Красных ворот, а здесь, завер-нув за угол налево, пешком прошлись до Чистых Прудов. Нас интересовал дом 14, квартира 43. Здесь жили родственники моего товарища по полку лей-тенанта Ткачевского (начхим полка, а потом – бригады). Он дал нам реко-мендательную записку на Чистые Пруды.
Ходить по Москве, оказалось, было запрещено. Нас задержала девушка-милиционер, оказавшаяся сама жительницей дома 14 на Чистых Прудах. Она провела нас до квартиры 43 и постучала в окно нижнего этажа.
Нас приняли и даже любезно сообщили, что вечером был салют в Москве из 324 орудий по поводу взятия нашими войсками Таллина. Так ознаменовал-ся наш приезд в Москву в начале суток 23 сентября.
Молодые хозяйки, Оксана и Зина Павловны, оказались не только госте-приимными, но очень комичными. Они даже рассказали нам случай (почти шаржевый) с одной из москвичек, занявшейся прорицательством. В частно-сти, она начала утверждать, что война кончится через полтора месяца после ее, прорицательницы, смерти. И вот, чтобы ускорить конец войны, эту про-рицательницу женщины пихнули тому два месяца назад под трамвай. Прори-цательница оскандалилась: саму ее похоронили, а война не прекратилась.
Мы засмеялись и посоветовали хозяйкам никогда не заниматься опасным ремеслом прорицательницы, а пока ложиться и спать. Было уже два часа тридцать минут утра.
……………………………………………………………………………….
24 сентября. Квартируем на Чистых Прудах. В этом названии кроется, по-жалуй, вся соль относительности: пруды-то, ведь, заросли травой и глиной, босоногие ребятишки бегали по ним в погоне за лягушками. Кругом кучи камня и песка: намечено реконструировать пруды, берега обложить гранитом.
Полюбовавшись Чистыми Прудами, мы пошли по магазинам Москвы. Вывески и витрины здесь обещали все блага мыслимые и не мыслимые, но… купить ничего невозможно, так как надо иметь или всесильный пропуск или мешок денег: сто грамм рыбы стоят семьдесят рублей. Никакого соответствия с нашей зарплатой. Если есть что у нас сказочного и невероятного, так это наши сумасшедшие цены.
Рассердившись на магазинные порядки, прейскуранты и пропуска, надо-евшие нам, мы направились в ГУК, а оттуда нас послали в отдел кадров МВО. Но и туда, оказалось, добраться нелегко. Мимо Кремля мы проехали к дому 53 на улице Осипенко, как советовали нам в ГУК, но… там развели ру-ками, удивленно пожали плечами, оттопырили нижнюю губу и… порекомен-довали явиться на Стромынскую площадь, 32.
Туда мы ехали долго: до Павелецкого вокзала качались в трамвае 48, по-том – поездом метро добрались до станции Сокольники, а оттуда – пять ми-нут пешего хода и мы оказались на Стромынской площади (так называлась одна из московских улиц). Мы считали себя у цели, и вдруг, никуда не свора-чивая, мы потеряли Стромынскую площадь, оказались на Большой Остро-уховской.
Такая метаморфоза нас озадачила. Мы остановились, начали соображать. Сообразили, что улицы в Москве кривые и втыкаются одна в другую, мы прошли мимо сада с цементированным забором, повернули вправо и… вы-шли все же опять на Стромынскую. Там, почти на берегу мутной Яузы, выси-лось огромное белое здание, ободранное и замазанное. В этом здании обитал отдел кадров МВО.
Часовой у ворот лениво взглянул на наши пакеты и показал нам на первый подъезд. Мы прошли через туннель под зданием и оказались в квадратном дворе, окруженном многоэтажными корпусами. Во дворе были аллеи, цемен-тированные дорожки, тополя, вязы, липы. Ветер гнал по аллеям желтую увядшую листву. На панельке солдаты стучали прикладами: старший сержант в широкой фуражке с огненно-красным околышем обучал их ружейным приемам.
Мы с лейтенантом Тцюмой присели переобуться на одну из зеленых дере-вянных скамеек, расставленных по аллеям. Перед нами висел на столбе кусок рельса, далее стояли рыжие бочки с водой – на случай пожара, а рядом с ни-ми возвышалась огромная доска с напечатанным на ней текстом военной присяги. Какой-то мальчишка с кровли четырехэтажного здания запускал бу-мажных голубей.
Переобувшись, мы прошли в левый угол двора и поднялись на второй этаж угрюмого здания, почти лишенного света, забитого хламом и грязью. Там у нас отобрали головные уборы, вместо них выдали круглые номерные жетоны из белой жести и предложили пройти в комнату № 3.
В комнате № 3 сидел рыжеусый лейтенант административной службы. Он долго и тщательно спрашивал нас, записывая ответы в толстый блокнот. За-кончив допрос, лейтенант составил справки и повел нас в комнату 13. Там с нами даже не стали беседовать, а выдали стандартные повестки, в которых «получателю сего… предлагалось явиться к 10 часам утра 25 сентября в ком-нату № 1». Кроме этих повесток, нам выдали талоны на завтраки, ужины и обеды, взыскав за это тридцать копеек. Это для проформы, чтобы народ не привыкал к бесплатности.
Столовая оказалась за Яузой, в огромном здании этажей в семь. В столо-вой чисто, но пищи маловато. Чтобы не тратить времени на ходьбу в столо-вую, и, учитывая посильность пищи для нашего аппетита, мы сразу съели завтрак, обед и ужин. Эти невозбранительные порядки нам понравились. Ад-министрация столовой учла, что три раза в день ходить к ним столующихся нет смысла…
Немного о Яузе. Здесь она узенькая, зеленая. Вода шевелила водоросли, похожие на волосы, качала зеленый мох на камнях берега. Впечатление за-пущенного пруда. Доступ к берегам Яузы преграждала ограда из рельсов (и колья и жерди, – все было из рельсов). Сама Яуза пряталась здесь под крас-нокирпичную арку моста. По мосту шла двухколейная трамвайная линия, по-званивали трамваи.
………………………………………………………………………………..
Возвращаясь со Стромынки, 32, я обратил внимание на профсоюзный клуб Русакова: что-то среднее между комбайном и элеватором. Вероятно, здесь потрудился архитектор из блаженной памяти футуристов. А по рукам ему дать москвичи Сокольнического района не дерзнули…
… Вечером пошел было в кинотеатр «Уран», но там такая духота, что я немедленно оттуда вылетел на улицу и направился в «Колизей». Здесь про-хладно. В фойе – эстрадка, обитая красно-буксиновым плюшем. К моему приходу на эстрадке декламировала женщина в белом платье. Глаза ее были закрыты, руки страдальчески скрещены на животе. Народ, ожидавший звонка для входа в зрительный зал, стоял у эстрадки густой толпой так усердно шу-мел, что я так и не расслышал, о чем же декламировала женщина в белом платье. Ее голос я услышал лишь в конце, когда она, потеряв, видимо, терпе-ние, пронзительно закричала:
– На запад, на запад идут…
– Наша поэтесса, – пояснила мне одна из стоявших рядом со мной моск-вичек, кивнув в сторону декламаторши.
– А почему же вы ее плохо слушаете? – спросил я.
– Она одну агитацию декламирует, – ответила москвичка. – И делает это каждый день. А нам хотелось бы другого, теплого, задушевно-интимного, а не этого, барабанного…
– Но сейчас война, – возразил я.
– На войну сейчас принято все сваливать, – раздраженно сказала москвич-ка. – Привыкли к этому, что и после войны будут лет сто все безобразия сва-ливать на войну…
Тема оборачивалась к нам своей щепетильной стороной, и я искренне об-радовался, что прозвенел звонок. Мы разошлись в разные концы зрительного зала и тема сама собой умерла.
Возвратившись из кино, где смотрел «Зою», я участвовал в домашней игре в «петушка». Технику игры я не понял, но проиграл три рубля… Игра без-обидная…
25 сентября. В город вышел с утра. У ворот дома 14 на Чистых Прудах повернул налево и направился по влажному от поливки темно-серому тротуа-ру к улице Кирова. Справа, точно грачи перед вылетом в теплые края, крича-ли ребятишки, игравшиеся на крутых берегах чистопрудского котлована, громыхал и звенел трамвай. Далее, за чистопрудским парком, толпился народ у кино «Колизей». Там начались утренние сеансы кинокартины «Зоя». Карти-на злободневная, но недолговечная. Сделана наспех… Слаба в художествен-ном отношении. Документ, не более. Это не «Чапаев», не «Родина», не «Большой вальс».
Вышел к станции метро «Красные ворота». Разумеется, никаких ворот здесь не было. Одна традиционная память о воротах сохранилась в названии станции, наземный павильончик которой торчал посреди площади.
Съехав на прекрасном красно-воротском эскалаторе в подземелье, начал свое путешествие на Стромынку. Через Комсомольскую и Красносельскую станции прибыл на Сокольники. Здесь эскалатора нет. Выбрался на улицу пешком и трамваем 8 добрался до Стромынки, 32. За яузским мостом еще ра-ботала столовая. Зашел в нее и съел одновременно завтрак, обед и ужин на 25 сентября. Так делали здесь почти все офицеры, чтобы не бить подметки сапог троекратным хождением в столовую. Официантки рассказали нам, что в обед в столовой бывает просторно, а вечером – пусто…
… В 10 часов утра через подъезд 3 5 прошел в комнату первую, на втором этаже. Комната № 1 оказалась комнатой бесед и ожидания. Хромой лейтенант Рабинович, похожий на нашего полкового Штейна, составлявшего историю полка, неутомимо предлагал всем прочесть брошюру со статьями И. Эрен-бурга. Больше он ничего не имел предложить нам, и время тянулось нудно, мучительно долго. Только в два часа дня выкрикнули мою фамилию.
Бритый капитан, с пробором и седеющими висками, движением рук, будто разглаживал усы, пригласил меня сесть к столу. Порывшись в бумагах, он по-тряс одной из них в воздухе, в секретном тоне, приглушив голос, сообщил мне:
– Вы отправитесь завтра в 56 офицерский полк, в Кучино. Туда двадцать километров. С вами поедет команда в 13 человек офицерского состава.
На этом мы и простились до завтра.
26 сентября. Утром встретился со всей командой, порученной моему по-кровительству. Ребята оказались все боевые, фронтовики. Они дали мне сло-во, что к половине двадцатого часа все будут в Кучино, в пока просили раз-решить им погулять в Москве, зайти к знакомым девчатам. Я разрешил.
…В семнадцать часов, подав на прощание руку московских гостеприим-ных хозяек, я пешком двинул на Курский вокзал. Путь мой лежал мимо кино-театра «Аврора», что рядом с чистопрудским парком, до кривого Барышев-ского переулка, имевшего крен налево. Далее, миновав два каких-то узких переулка, я вышел на широкий, залитый асфальтом проспект, и увидел визави налево огромный черный дои станции метро Курская, а рядом – немного дальше и правее – был Курский вокзал.
Перед вокзалом и у пригородных касс толпилось публики видимо-невидимо: девушки подыскивали дефицитных парней, парни высматривали знакомых и высокомерно посматривали на скучавших девчат, инвалиды с костылями и перевязанными лицами торговали папиросами, мороженым, старыми часами плохих немецких марок. Шум, гам, сутолока.
Купив за два рубля билет, сел в электропоезд и через час оказался на стан-ции Кучино, восточнее Москвы.
Моя команда оказалась твердой на слове: к условленному времени все офицеры собрались ко мне, а в 20 часов мы уже прошли регистрацию в ка-рантине 56 офицерского полка.
27 сентября. Что тут карантинного, не понимаю. Целую ночь мы проваля-лись на грязных нарах, а к утру почувствовали, как нас начали грызть каран-тинные воши. Тогда мы подняли шум, потребовали вызвать дежурного врача. Нас успокоили обещанием, что через час поедем в Москву, в баню Перво-майского района. Это оказалось правдой.
До станции Кучино (полтора километра) мы шли пешим строем, немило-сердно пылили. На дороге здесь – пепел и песок, непролазная пыль. Дрянная речонка, кругом сосновые леса, полковые огороды, тщедушный мостик… «Электричку» ждали недолго. Громыхая и шипя пневматическими тормоза-ми, остановилась она у досчатой высокой платформы с крытым навесиком для пассажиров и кассы, но едва успели мы втиснуться в вагон (нам обяза-тельно надо было тискаться в один вагон), как «электричка» издала турий звук и понеслась дальше. Станции мелькали одна за другой. Кучино, Салты-ково, Никольское, Реутово… Двухминутные остановки…
… В бане мылись весело: выдали нам по «червячку» мыла (тоненький, как добротная спичка, десятиграммовый кусочек), которое немедленно убежало из рук и скрылось вместе с водой в сточных решетках на полу бани. Посыпа-лись бесконечные непечатные остроты по адресу интендантов. Озорное на-строение, приобретенное в бане, долго не покидало офицеров резервного полка. Во-первых, все разбежались, и начальник команды целых два часа нервничал, пока резервисты собрались на станции. Но и по возвращении из Москвы бедняге-лейтенанту не повезло: он долго не мог сдать нас в один из батальонов резервного полка, так как на папках наших «дел» не оказалось ка-кой-то бумажной наклейки. Но и нам не очень повезло: в помещение каран-тина нас, как «очищенных», не впустили, а батальон не принял по причине отсутствия наклеек. Вот и пришлось нам часа три сидеть во дворе на положе-нии «изгоев», пока канцеляристы догадались приклеить к папкам злосчастные ярлычки. Нет, друзья мои, у нас все еще гадкая бумажонка продолжает це-ниться выше живых людей. И это несмотря на все декларации о борьбе с бю-рократизмом. Деклараций много, настоящей проверки исполнения очень ма-ло. Бюрократия в 56 офицерском полку торчала изо всех щелей. И недаром все офицеры на вопрос военфельдшера о самочувствии отвечали с едким сар-казмом:
– Страдаем, батюшка, от прижима бюрократии.
… День догорал. В окна заструились сумерки. Эти строки я записывал в одной из ротных ленкомнат, с трудом разбирая буквы: в ленкомнате не было электричества. Вероятно, и здесь не хватало какого-то ярлыка…
28 сентября. Сегодня получали образование: перекладывали дрова с места на место и стояли на посту у пустых рыбных бочек.
29 сентября. Третий день, как я подал рапорт об отпуске, но ответа нет. Решил пойти лично к командиру полка подполковнику Козявину. Он, тучный человек с открытым русским лицом и медлительными манерами, выслушал меня внимательно, слегка похлопал по плечу, сказал:
– Отпуск получите сегодня же, достойны. Что же касается вашего рапорта, то я его не получал. Вероятно, он валяется в папке растущего бюрократа Ильиных…
Подполковник вопросительно взглянул на меня: – Конечно, вы еще не знаете этого лейтенанта из строевого отдела, но… дурной человек… Держу его только потому, что в Москве у него широкие связи…
– Господин блат? – сказал я.
Подполковник молча улыбнулся и возвратил мне мой рапорт с резолюци-ей о разрешении краткосрочного отпуска, порекомендовал:
– Всюду сами лично пройдите, иначе наши канцеляристы затрут рапорт дня на три в своих папках…
Я ходил во всюду лично сам и все же… аппарат штаба задержал меня на целые сутки: поезд ушел в 11.30, а мне только к этому времени написали от-пускной билет, хотя и было в этой бумажке на пересчет – пятнадцать слов. Пришлось мне из-за лейтенанта Ильиных, имеющего в Москве широкие свя-зи, ночевать в Павелецком вокзале.
30 сентября 1944 года. Проснулся в пять часов утра, сидя в казенном бу-ром стуле. Вокруг, на паркетном полу, вповалку лежали храпевшие люди. Ос-торожно шагая через них, пробрался к умывальнику. Освежившись водой, за-нял очередь у комендантского окошечка. В половине девятого комендант по-ставил на моем билете красную птичку и цифру «7». По этой отметке часа че-рез полтора я добился в седьмой кассе получения проездного билета до Ста-рого Оскола, а в 11.45 уже отъехал от Павелецкого вокзала поездом на Ста-лино. И настроение у меня было такое, как у красноармейцев-киевлян, кото-рые в этот же последний день сентября 1943 года сидели на Трухановом ост-рове, отделенные от Киева четырехсотметровой лентой Днепра. Те хотели скорее освободить город и увидеть семью. С таким же нетерпением я хотел поскорее одолеть пятисоткилометровое пространство и обнять семью. Я злился, что поезд шел медленно и подолгу стоял на станциях.
1 октября 1944 года. Утром поезд подошел к станции Старый Оскол. Мо-росил дождь. У поезда шумела толпа. Утопая по щиколотку в песке, я прошел на ту платформу, где три года назад расстались со мной жена и дети. Там стояла женщина в зеленом плаще, а рядом с ней – голенастая девчонка. Вдруг они обе вскрикнули и подбежали ко мне. Женщина в зеленом плаще начала меня целовать. Это и была моя жена. Девчонка вблизи выглядела девушкой. Смуглая, лукавоглазая. Я едва узнал ее. Это была моя племянница Тамара. Они взяли меня под руки, отняли у меня мой небольшой узелок. И так пошли мы в город. Нас провожали сотни завистливых женских глаз. В это время большой диковиной был приезд кого-либо из мужчин на побывку. Гремела война. Многие и многие не могли уже никогда дождаться своих близких, павших на полях сражений. В этих условиях вполне были понятны и завист-ливые взоры женщин, и бурая радость моей жены, и моя личная взволнован-ность и слезы, засверкавшие на моих ресницах…
2 октября. Внезапно пришла лошадь из деревни, присланная колхозника-ми. Меня приглашали в гости мать и соседи. Немедленно выехал. Дорога шла по деревням, где долго хозяйничали мадьяры и немцы. Они так все обобрали, что меня поразила нищета, сопутствующая всю дорогу: старики ехали на ко-ровах, впряженных в двухколесные тачки. Женщины помоложе – тащили кладь на своих спинах или толкали своими руками ручные тележки с грязны-ми мешками картофеля или вязанками сена на них. Старики и ребятишки бы-ли одеты в лохмотья, женщины щеголяли в юбках из разноцветных немецких плащ-палаток или просто из крапивных мешков.
Вечером прибыл в деревню. Сейчас же в хату набились соседи. Своими рассказами и слезами они расстроили меня вконец. Мать висела у меня на груди. Она плакала от радости, плакала от пережитого горя в период немец-кой оккупации, жаловалась, что и сейчас нигде не добьешься толку: районные власти больше заботились о своем благополучии, чем о детях и матерях вои-нов. И жалобы эти были справедливы.
Подарки американского Красного креста, например, присваивались неза-конно ответработниками Старооскольского района, а наши дети щеголяли босыми. Инструктор старооскольского райкома партии Михаил Шестаков обосновал это в беседе с моей женой с невиданным цинизмом. Он сказал: - Не ваши мужья, а мы делаем погоду в стране. И если они останутся живы, то снова придут в райком и будут ломать перед нами шапку. Мы – ответствен-ные работники, а они кто?
С каким бы удовольствием я наплевал в глаза этому чиновнику из Старо-оскольского райкома партии. И неужели он будет спасен цензурой от поще-чины этих гневных слов моих записок?
…………………………………………………………………………………
3 октября друзья устроили в честь меня маленькую вечеринку. Поздрави-ли с приездом, пожелали в скором времени прибыть домой совсем и с полной победой над немцами.
4 октября. С утра ветер. Солнце казалось холодным, ничего не грело. В груди тяжелое чувство необходимой разлуки с семьей. Закончился прощаль-ный завтрак у старушки-матери; грустный и рассеянный покинул я стол, вы-шел из избы. Вслед за мной вышла мать. Обняв меня, она долго рыдала. Я не мешал ей. Она выплакалась и ей стало немного легче.
Сосед, Антон Никифорович Таратухин сообщил, что лошадь готова… Че-рез полчаса, распрощавшись с матерью, сел на дрянную колхозную повозку, оставшуюся случайно после немецкой оккупации, и отбыл в город Старый Оскол. Пока не скрылись мы за гребнем горы, видел я у колодца маленькую старушку. Она, придавив рукою платок к щеке, чтобы улавливать слезы, смотрела нам вслед и горячо молила небо и судьбу о сохранении моей жизни. Она была женщиной религиозной и верила в силу своих материнских молитв.
… Ленивая рыжая кобыла с космами шерсти на боку и с коротко под-стриженным хвостом однотонно выбивала мелкими шажками звуки: тук-тук, тук-тук… И очень скучно, очень скучно тянулось время, тянулась однообраз-ная дорога с помертвевшими полями по обеим сторонам, с увядшими трава-ми, желтолиственными деревьями, на которые дохнула осень. За всю тридца-ти пятикилометровую дорогу я только раз улыбнулся, когда Антон Никифо-рович, почесывая круглую черную бородку, высказал свои соображения о го-родской жизни. Он сказал:
– Особенно я не люблю в городе два места – одеколон в парикмахерской и городскую уборную. За одеколон плати, а в уборной, хоть как нужда, нельзя без очереди…
5 октября. Ночью прибыли в город. Здесь обнаружилось, что надо мной висело тяжелое горе: жена, путешествуя в андижанскую эвакуацию и обрат-но, потеряла мою рукопись «Перекресток дорог», трудовые документы, ред-кие книги и дневники. Я проплакал весь остаток ночи. Слишком уж было мне тяжело и обидно… Невозвратимые потери. Сколько бессонных ночей, сколь-ко упорного труда было вложено во все это, теперь превращенное в небытие. О, люди, люди, способны ли вы оценить мое горе и хоть немного помочь мне своим сочувствием? Судя по жизненному опыту, нет… Эпоха стала новая, эгоизм – прежний.
… Днем, желая рассеять, ослабить свое горе, я пошел гулять по заветным местам своего города, завернул и в городской сквер. Но там трудно было найти облегчение для страдающей души. В сквере царила печальная картина разрушения: пустовал черный мраморный постамент памятника Ленина, так как статую Ленина немцы сняли и неизвестно куда дели. В сквере поломаны и сожжены все оградочки, штакеты и скамеечки, вырублены кусты египет-ских пихт, загажены дорожки, вытоптаны бывшие пышные газоны. Над пус-той цементной чашей бассейна, над которой до войны играли радужные брызги фонтана, сидели изуродованные каменные лягушки, а в центре, на импровизированном утесе, подняв голову в небо, тосковала чернокожая ста-туя тюленя, поцарапанная пулей немецкого громилы. Когда-то изо рта этой статуи с шумом била водяная струя, и серебристая водная пыль живительно кропила прифонтанные цветы.
В сквере, обнесенные железной оградкой, появились могилы погибших за нашу отчизну. Спал здесь вечным сном герой Советского Союза Токарев, летчик, уроженец города Сталино, спали и другие орденоносцы, спали лейте-нанты и бойцы. Опершись на островерхие прутья ограды, я задумался. Кто-то тронул меня за плечо, спросил:
– Капитан, чего грустишь?
Я поднял глаза. Передо мной стоял инвалид – майор Степанов, бывший до войны директором Старооскольского мельзавода. Он поздоровался со мной, вспомнил прошлое, рассказал о настоящем. Ему предстояло дня через два выехать в Тулу на должность райвоенкома, так как воевать он уже, в силу ин-валидности, не мог.
Мы оба посмотрели друг другу в глаза и, будто сговорившись, в один го-лос произнесли: «Да, много людей теперь не только не могут воевать, но и не могу жить. Они спят вот так, как эти… под холмами могил». Майор кивнул на могилу летчика Токарева, и по щекам его, оборванным ветром и боями, покатились слезы.
………………………………………………………………………………..
7 октября 1944 года. Ну, вот и кончился мой краткосрочный отпуск. Что получил я от него? Трудно это сформулировать словами, но чувствую я ка-кое-то оскорбление моей части, тоску обманутых надежд и глубокую неудов-летворенность: везде жалобы, босоногие ребятишки, подлость блатных отно-шений, непонятная грубость, через край плескающийся эгоизм и чванство. К идиотской «философии» Шестакова из Старооскольского райкома прибави-лось еще вчера ядовитое изречение билетерши из старооскольского киноте-атра: «– Ох, уж эти фронтовики… надоели, как мухи, со своими просьбами о билетах. Захочу вот и не дам…» Мне пришлось плюнуть и уйти. Как смеют эти подленькие Дуси кощунственно говорить о фронтовиках? А смеют они говорить потому, что их поддерживают Шестаковы из райкомов.
Нельзя теперь удивляться тому, что из отпуска я возвращался в часть с тяжелыми думами и с обиженным сердцем… Для человека самым тяжелым в жизни является – обманутая надежда…
… В двадцать часов я уже был в вагоне № 7 поезда Сталино-Москва. В ва-гоне, называемом офицерским, тесно, неаккуратно, грязно. Пьяный сержант в форме летчика, старшина во флотской фуражке и майор-танкист, называя друг друга братишками, били куриные яйца о свои лбы, потом из скорлупы, как из рюмок, пили водку и целовали сидевших в купе женщин. Они надоеда-ли также всем своим хвастовством, что имеют полный чемодан яиц, так как вступили во время отпуска в блатные отношения с птицефермой. Потом они начали петь хриплыми голосами странную песню:
«Полюбил всей душой я кухарку
       И готов все котлеты пожрать…»
Ехавший в вагоне подполковник потребовал от них привести себя в поря-док, что стало причиной большого скандала. В вагон явилась линейная охра-на, комендантский патруль…
В 21 час 20 минут поезд отошел от станции Старый Оскол. В нашем ваго-не было по-прежнему тесно, но не шумно: яичные «рыцари» остались ноче-вать … на станции…
В вагоне самые разноречивые разговоры, в той или иной мере отражаю-щие разноречивую нашу действительность. С верхней полки, слабо освещен-ной тусклым светом электрической лампочки, гудел баритон:
– Немцы потому и пятятся на Западе, что Гитлер отдал приказ не впускать русских в Пруссию, а лучше впустить союзников в Германию…
– Оно, может, так и есть, – возражал лейтенант, прожевывая кусочки сель-ди и хлеба. – Но мы все равно войдем не только в Пруссию, но и в Германию. Гитлеру теперь трудно выбирать между лучшим и худшим: с обеих сторон над ним повисли молотки. Скоро всему будет конец…
– Ну, это вы переборщили, – сказал молчавший доселе капитан в выцвет-шем кителе. – Воевать нам придется еще целую зиму. Да и весны сорок пято-го года прихватить придется…
– Откуда вы знаете?! – зашумели на него со всех сторон люди, явно не же-лавшие затяжки войны до весны 1945 года.
Из соседнего купе высунулась круглая бритая голова с неясными в сумер-ках чертами лица. Голова ядовито заметила:
– Что ж, по-вашему, Тито напрасно в Москву приехал? Или, по-вашему, Красная Армия плохо дерется в Югославии?
Капитан встал. Держась руками за края средних полок и слегка баланси-руя в такт покачиванию вагона, он ответил:
– Знаю потому, что воюю с первого дня войны и снова вот еду туда, к гра-ницам Пруссии. А опыт – хороший предсказатель… Насчет маршала Тито не возражаю. По важному он делу в Москву приехал, но не за тем, чтобы делать невозможное. А войну закончить этой осенью невозможно, хотя и желатель-но.
В тоне капитана звучала такая категоричность, что у всех померкли иллю-зии насчет конца войны. И в вагоне стало необычно тихо. Больше до самой Москвы пассажиры не поднимали разговора о конце войны. Он был еще да-лек. А о далеком русские любят говорить лишь в том случае, если, хотя бы иллюзорно, это далекое представлено близким и ощутимым…
9 октября. Войска 1 Прибалтийского фронта прорвали немецкий фронт северо-западнее и юго-западнее Шауляя, продвинулись за четыре дня на 120 километров и расширили прорыв по фронту до 280 километров. В Венгрии наши войска вчера вышли на железную дорогу Будапешт-Сегед и заняли же-лезнодорожный узел в двадцати километрах северо-восточнее Сегед. (Сегед – город вблизи впадения речки Мурешул в Тиссу). Таким образом, наши войска оказались на линии южнее Будапешта.
… Черт бы взял наших интендантов: пришлось, по их вине, ехать мне из Кучино в Бельковскую Горку исправлять записи в вещевой книжке.
10 октября. Дела пошли удачно. В половине первого ночи я добрался до Бельковского штаба, а к началу девятого часа утра уже отделался и на всех парах задымил на станцию. Правда, поезд из Иваново на Москву я прозевал, но устроился на поезд, который шел до Орехово. В половине десятого мы уже миновали Киржач. Справа, прижавшись к сосновому лесу, проплыл аэро-дром, полный самолетов. Это – для обслуживания парашютно-десантных бригад от 24-й до 26-й. Они сегодня должны осуществить массовые прыжки с парашютом. Все вагоны нашего поезда были забиты парашютистами. Они толклись также и на площадках. За их спинами высились кубические белые и зеленые мешки, набитые уложенными парашютами и пристегнутые к пара-шютистам белыми помочами лямок.
… Поезд замедлил ход и остановился, чтобы высадить парашютистов. Це-лый батальон их, горбатых, с кубическими тюками парашютов за спинами, направился к аэродрому. Я смотрел им вслед, пока поезд, подав свисток, сно-ва двинулся в путь и аэродром и люди скрылись от нашего взора за выступом леса, потянувшегося необозримой полосой по обе стороны пути. За окнами мелькали золотистые молодые березки, желто-бурые леса: осень тронула ли-ству своей кистью зрелости и смерти.
В 11 часов утра промчались по мосту через Клязьму. Речка не широка, мутна, но мост капитален, высок, с мощными чугунными фермами. Кругом леса. Вдоль левого берега реки тянулась старая насыпь, змеились окопы, вы-рытые в суровый 1941-й год, когда немецкие орды готовы были полонить страну и раздавить нашу столицу.
Через пять-семь минут поезд промчался мимо деревянной станции Крутое, мимо корпусов многочисленных мануфактурных фабрик, мимо базара, пол-ного пестрой толпы. В 11.15 остановился на станции Орехово. Здесь предпо-ложено ожидать пересадку до 13.51.
День сегодня прохладный, туманный. Накинув на плечи плащ-накидку, я блуждал по довольно обширному Ореховскому вокзалу, стены которого вы-крашены в молочно-кофейный цвет с розовым оттенком. В зале № 2, на кир-пичном постаменте, обшитом фанерой, высилась веселая статуя Ленина, вы-крашенная под бронзу. Владимир Ильич – в пиджачке, в жилете, в традици-онном галстуке. Подняв правую руку, он произносил одну из своих речей пе-ред вечно стоящей перед ним народной массой. Высокий потолок зала под-пирали два ряда каменных квадратных столбов, консоли которых обиты ро-зовыми досками. На уровне двух человеческих ростов, равняясь с широколо-бой головой Ильича, молочно-белые ожерелья голофанов обрамляли столбы, вцепившись в них железными ручками. Сквозь стекло голофанов, сверкая на бронзовой одежде Ильича, излучался матово-золотистый свет зажженных внутри электрических лампочек. На тяжелых коричневых вокзальных стуль-ях, связанных попарно и тройками, сидели у стен люди. Они жужжали, разго-варивая вполголоса, отчего зал казался похожим на пчелиный улей.
…В одном из залов я увидел газетную витрину с заделанной под стеклом газетой. Прочитал газету, узнал, что 8 октября 1944 года от сердечного при-падка умер Уэнделл Уилки – видный деятель республиканской партии США, вице-президент республики и кандидат республиканской партии на пост пре-зидента США. Наши граждане знали его с августа 1942 года, как человека, присутствовавшего при операции Красной Армии, осуществившей прорыв немцев на Ржевском направлении, и начавшего потом «мутить воду» своими статьями в американской желтой прессе по поводу «слабостей и несостоя-тельности Красной Армии…» Исходя из всего этого, мы не имеем основания огорчаться, что Уилки умер. Демократический мир ничего не потерял.
Ровно в 13.51 поезд отбыл на Москву. В вагон набилось много всякого на-рода. Ехали военные и колхозники, ехали спекулянты и священники, ехали студенты и инвалиды. Я присел на чемодан одного благообразного старичка в каракулевой шапке и сером пальто с котиковым воротником. Он сам сидел на скамье и очень беспокоился за свой чемодан, боясь, что его кто-либо стащит. Но ко мне старичок проникся доверием и шепнул на ухо: «Вы уж, если что, скажите, что это ваш чемодан. Признаться, кое-что продать везу в Москву… Я там работал в музее Антропологии до войны, а теперь… пока кормлюсь вот этим, – он пырнул пальцем в чемодан. – В последний раз везу. Отремонтирую квартиру и опять пойду в музей. Надоело…»
Всматриваясь в черты старика, я все больше находил в них что-то знако-мое, когда-то виденное, полузабытое. Вдруг мне вспомнилось. Конец зимы или начало весны 1942 года. Наш эшелон следовал на Северо-западный фронт. Я зашел в музей и читал материалы о Геккеле под надзором сторожа, вооруженного берданой. Потом, когда я покинул музей, сторож засвистел в гуттаперчевый свисток и меня окружили трое народных ополченцев, потре-бовали документы.
После, найдя мои документы в порядке, один из них извинился: - «Вы уж, товарищ. Не обижайтесь. Закон порядка требует…»
Это был он, тогда народный ополченец, теперь – среднее между тружени-ком и спекулянтом.
Я напомнил старику о том случае. Он сперва отрицал, потом признался и густо покраснел. Так краснели только действительно не испорченные люди и маленькие дети. Для меня этого показалось достаточным, и я старика никому не стал выдавать: нельзя же портить ему жизнь за вынужденные, хотя и не лицеприятные спекулятивные экскурсы. Он делал это, как сказал, в послед-ний раз. Я поверил старику… В мой памяти он так и стоял теперь, продрог-ший, завернутый в кашне, с ружьем в руках… Московский ополченец зимы 1942 года, сказавший мне, что «Закон порядка требует»…
Рядом с нами, ерзая на мешках, сидела женщина в толстом суконном жа-кете и белом вязаном платке. Она рассказывала своей соседке случай, как на днях опоздала к поезду, который ей был нужен.
– Тогда я впервой ехала, – пояснила женщина, – и порядков ихних не зна-ла. На станции Бельково мне сказали, чтобы я спокойно сидела, пока человек с метлой попросит меня выйти из вагона. Это, как они говорили, случится на станции Орехово. Я, дура, поверила. Сидела-сидела, пока проехала до Егорь-ево. А мне туда совсем не в руку. Хорошо еще, что там шофер знакомый по-пался. Он привез меня на машине снова на Бельково. Сам поехал машиною на Киржач, а я поездом на Иваново уехала. Вот она, какая притча…
«Притчу» эту женщина рассказывала раз десять подряд, рока поезд при-был на Курский вокзал в Москву. Было 16.45.
Я вытащил из вагона тяжелый чемодан знакомого старика и сопроводил бывшего ополченца до вагона метро.
На прощание старик сообщил мне свой адрес, просил, при случае, захо-дить в гости. Я обещал. А если мне и не придется зайти, то, надеюсь, старик прочтет когда-нибудь мои записки и вспомнит с улыбкой или горечью (как будет настроен) о странном нашем знакомстве и о тяжелых днях, пережитых страной, когда не только «закон требовал порядка». Но и порядок нуждался и пользовался неписаным законом… Такое время, думаю, не повторится боль-ше никогда…
Расставшись со стариком, я не пошел в туннель вокзала. А по платформе № 1 вышел к решетке, перелез через нее и сел в уже начавший двигаться электропоезд. В 18 часов вечера я уже был в Кучино, в 56 офицерском полку.
11 октября 1944 года. Холодное морозное утро. Земля поседела от инея. Я – часовой, охраняющий дрова и штабеля мешков с картофелем. Со мной, в качестве основного часового, стоял боец комендантского взвода. У обоих у нас в руках длинные трехлинейные драгунки со штыками. Боец чувствовал себя на равную ногу со мной, предлагал обогреваться по очереди в железно-дорожной будке. Солдат был прав, что судил о нас не по звездочкам, а по действительному положению: глупцы из штаба резервного офицерского пол-ка сравняли нас, поставив рядом и на одинаковый пост, руководствуясь при этом странными соображениями, что часовые из комендантского взвода сплавляют картофель и дрова на сторону, если стоят на посту без дублера-офицера.
… А сколько болтовни приходилось слышать об офицерском высоком звании, о необходимости поддерживать авторитет офицера… Неужели этот авторитет должен выращиваться столь сомнительными методами, как назна-чение офицеров в суточный наряд в качестве часового-дублера? Как анекдо-тична жизнь 56-го офицерского резервного полка, подвизавшегося в военном городке на станции Кучино, в 20 километрах от Москвы…
… На посту я стоял с двух часов ночи и до дести утра. Мы, офицеры, так договорились между собою, что стоять будем сразу всю треть положенных на дежурные сутки часов.
Отмеривая шаги по шпалам, я грелся и думал. Думал о себе, о жене, о дру-ге – Семене Аскинадзе, снова – о жене. Да, совсем недавно…
Уснул я у ней на груди
Впервые за тысячу дней,
И во сне мне сверкали огни
Моих дум и мечтаний о ней…
И горестно, очень горестно, что жена не сумела сберечь лучшие мои ру-кописи и документы. Я бы боготворил ее за сохранение всего этого, безгра-нично дорогого для меня, но… увы. Недостаток огонька в отношении к моим духовным устремлениям, холодное безразличие к ним, – вот чем можно объ-яснить невосполнимую и неизвинимую потерю женой моих рукописей.
… И этим не только нанесен мне сильный удар, но и ей, хотя она почувст-вует его позже в угасающем жаре поцелуя. Разве сумею я сохранить этот жар для того, кто меня столь мучительно обидел.
………………………………………………………………………………..
Не менее тяжелые думы и чувства волновали меня и в связи с исчезнове-нием Семена Аскинадзе. Кто он, подлец или благородный невольник, пропу-щенный сквозь когти тысячи смертей? Всем нутром своим я стоял за его оп-равдание. Я не допускал мысли о возможности измены им своей Родине, но мне становилось при этом еще более тяжело и больно. Зачем он унес в неиз-вестность плод моих (и своих) бессонных ночей, творческих страданий и мук? Зачем не сумел сохранить наши общие, а также мои личные наброски второй части повести «Перекресток дорог»? Ведь он мог бы зарыть рукопись а землю, передать ее мне через друзей, отослать с родителями в эвакуацию. Он этого не сделал… Он исчез, вычеркнув себя из жизни, если не навсегда, то на года и года. Горе мое безгранично. Жаль друга и обидно, что он не все сде-лал для нашего общего дела. Он был настолько умен, что непонятна его глу-пость, приведшая человека в лапы немецких зверей… Неужели никогда мне не придется увидеть его, говорить с ним?
… Так в эту караульную ночь мечты мои, мои горячие мысли витали не у мешков с картофелем, не у штабелей дров. Нет. Они носили меня далеко от Кучино, носили на крыльях своих мою взбудораженную душу, звали мое сердце высказаться о человеке, который все потерял, все испепелил в огне своих страданий, но сам выжил, хотя и поседели его темные волосы, выцвели серые глаза, поблекли белые щеки. Кто не страдал, того сердце не услышит и подобного зова. Тот и не поймет моих строк, не познает их волнующей прав-ды. Они написаны для умных, но не для умничающих…
… Вечером 11 октября, когда мыс товарищем сидели у окна одной из спальных комнат офицерского корпуса кучинского лагеря, небо на Западе вдруг озарилось беглыми вспышками, а потом зацвело разноцветным пламе-нем, засияло свечением, похожим на северное сияние. Это начался салют в честь войск 2-го Украинского фронта, овладевших столицей Трансильвании города Клуж.
12 октября. Сегодня новая большая партия офицеров резерва выехала на фронт. Среди выехавших были командиры рот и взводов разных специально-стей. Более высшие категории не были включены в эту группу: спрос не ве-лик. А жаль. Хотелось бы вырваться из скучного кучинского резерва.
… Посмеялись сегодня над сообщением стокгольмской газеты «Афтон-тиднинген» о том, что различные квислинги (нарицательное от имени Нор-вежского фашистского вождя Квислинга, продавшего родину немцам), бе-жавшие в Германию, будут расквартированы в местечке Фушль, в 20 кило-метрах от Зальцбурга. В этом клопятнике будут жить, пока сгорит Германия, такие фашисты, как Лаваль, де Брион, Паволини, Муссерта.
… В кругу офицеров мы читали сегодня некоторые материалы о югослав-ском маршале Тито. Этот человек уже при жизни своей стал легендарным. Тито – редкое явление среди людей. Своей легендарной славой он никому не обязан, кроме личного гения и народной любви. Его, не в пример другим, не газеты раскричали, а сделала известным народная молва и изумительная лич-ная храбрость и полководческая одаренность. Из многих его полководческих дел, каждое из которых достойно бессмертия, укажем на одно. Во время чет-вертого похода против югославских патриотов, немцы прижали двадцатиты-сячную армию Тито к реке Неретва. Слева были немцы, справа – итальянцы, с фронта – четники Михайловича. Спасение было только в том, чтобы про-рваться в Санджак. Но он лежал за горной рекой трехсотметровой ширины с крутыми берегами и без переправ. Но Тито решил именно форсированием реки спасти свою армию. Были построены переправы. Немцы обнаружили их и подвергли жесточайшей бомбардировке. Тогда офицеры штаба Тито посчи-тали план прорыва через реку невыполнимым. Но в голове Тито созрело ре-шение, способное родиться только в мозгу гения: он приказал сжечь перепра-вы.
Немцы это поняли как признак отказа Тито форсировать Неретву, а попы-таться выбиться из окружения через горы. Соответствующим образом были перегруппированы войска фашистов.
Тем временем, когда наступила ночь, сапер Тито соорудили переправы и многотысячная югославская армия, форсировав Неретву, тяжелым молотом обрушилась на врага. Были перебиты тысячи четников, инициатива перешла в руки Тито, который немедленно нанес удары по немецкой и по итальянской группировкам, перерезав предварительно дорогу между ними.
Развивая успех, югославская народно-освободительная армия освободила ряд районов Герцеговины, Черногории и Восточной Боснии. Этот маневр Ти-то достоин внимания военной истории наравне с маневром Суворова, вывед-шего русские полки из Мутенской долины в октябре 1799 года, где они ока-зались окруженными в шесть раз превосходящими силами французского ге-нерала Массены.
Суворов с окаменевшим лицом, как свидетельствовали очевидцы-современники, выслушал тогда сообщение разведки о разгроме французами войск Готце и Корсакова и полном окружении в долине суворовских полков. Выслушав, Суворов сказал: - Мы русские, мы все одолеем.
И русские одолели. Они своим штыком и гением пробили дорогу через горы и французские полки к долине верхнего Рейна.
Тито в критические минуты ходил взад и вперед у своей палатки, обдумы-вая решение. Он сказал солдатам: «Выход у нас один – пройти через реку. От успеха переправы зависит судьба всей армии. И мы перейдем реку. Народ, взявшийся за оружие, нельзя победить».
Так в Балканских горах повторилась славянская слава, гремевшая 146 лет перед тем над миром с швейцарских Альп.
13 октября. Холодно. Туман. Небо покрылось тяжелыми облаками. В ка-раульном помещении, отощав от офицерских харчей, люди тянули унывными голосами песню:
«Руса коса до пояса-а,
       В косе лента голуба-а…»
Чувствуется, как глубоко наскучило боевым офицерам сидеть в резерве и охранять водокачку, дрова, кучи лукошек коровник, хотя молоко пили только штабные работники 56-го офицерского полка, образ которого на всю жизнь сохранится в памяти каждого из нас в виде отвратительного средоточия бю-рократизма и серенького времяпровождения. Только вечером, когда Западное небо озарилось вспышками московских салютов, мы почувствовали себя хо-рошо, радовались очередной победе Красной Армии над фашистами и, за-крыв на минутку глаза, в мечтах уносились далеко-далеко, на поля сражений, где рождалась слава наших полков, рождалась победа. Потом каждый из нас спрашивал: «Когда же нас отправят на фронт из этого бестолкового учрежде-ния, где непрерывно заставляли нас равнять койки, охранять коровники, но не давали газет и книг, оскопляли постепенно наши знания. Воистину, дуракам законы не писаны: в офицерском полку все рассчитано на уровень малогра-мотного солдата. Даже додумались сегодня провести с нами беседу на тему «Зачем нужна бойцу трехлинейная винтовка?» Комментарии к этому излиш-ни…
… Вечером сегодня Москва дала 24 залпа из 324 орудий в связи с освобо-ждением от немецкой неволи Риги, столицы Латвии. На душе у нас радостно. В казарме зазвенела песня. Даже туповатый служака, заместитель командира роты по строевой части – лейтенант Гроза, прослуживший в резерве всю вой-ну, перестал кричать, что мы песней нарушили распорядок дня, и начал сам подпевать своим жиденьким голоском… Пел он плохо. Но мы начинали ви-деть в нем человека уже по одному тому, что он решился не мешать пению других и не запретил песню, как это он обыкновенно делал…
15 октября. День выдался солнечный, безветренный. От мелочных приди-рок казарменных должностных лиц офицеры разбежались, как от назойливых мух. Кто куда ушел: одни – в лес, другие – к знакомым хозяйкам поселка Ку-чино, третьи уехали в Москву. Я с двумя товарищами нашел приют на ма-ленькой станции Кучино. Здесь, у небольшого здания, обитого голубыми дос-ками, я примостился на скамье и начал писать письма родным и знакомым. Под навесом и на платформе толклись люди, больше женщины с кошелками, с ребятишками, с небольшими вязанками дров. Один из них грызли семечки, сплевывая кожуру в горсти своих рук; другие, скучая, просматривали желез-нодорожное расписание; третьи спорили о том, будет ли и как скоро после войны жизнь лучшей, не такой нудной и тяжелой, как в период войны.
Несколько военных, толкая локтями хорошеньких дамочек. Гуляли по платформе. Иные из них уже успели познакомиться с накрашенными подру-гами фронтовиков и, взяв их под руку, пошли к ним в гости. Случайные зна-комые, случайная любовь и, возможно, длительная… болезнь. Никакой под-ленькой иногда выглядела жизнь. Нужны, очень нужны произведения Стефа-на Цвейга. Новых он написать теперь уже никогда не сможет, но старые должны быть переизданы. Молодежь наша удалилась от целомудрия, как не-бо от земли. Это не надо замалчивать. Лучше принять необходимые меры ле-чения (С профилактикой во многих случаях мы уже опоздали. Она годится только для подрастающих малышей).
… Вечером Москва двадцать раз грохотала залпами орудий в честь наших войск, взявших Петсамо. Надо ожидать скорого вступления Красной Армии в Норвегию.

КОНЕЦ ТРИНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 14-я (16 октября 1944 г. – 2 февраля 1945 г.)
16 октября 1944 года. Черчилль и начальник генерального штаба Алан Брук продолжали свое пребывание в Москве, а Рузвельт сделал заявление, что «ничего не знает» о причинах их пребывания. Этому никто не поверил, но все с уважением отозвались о Рузвельте, умеющем держать язык за зубами и найти для этого удовлетворительное объяснение. Действительно, речь – се-ребро, молчание – золото.
Знаменательно, что именно в это время, вчера в обед, выступил по радио регент Венгрии Хорти, который сказал: «Мы намерены вступить в перегово-ры о перемирии»…
В Будапеште паника в связи с наступлением Красной Армии. Создалась также неясность политического положения. После выступления Хорти, зага-дочно исчез его сын, а начальник Генерального штаба венгерской армии зая-вил, что «нельзя выступление Хорти считать как приказ о прекращении воен-ных действий: речь идет лишь о перемирии, условия которого нам не извест-ны… Армия будет продолжать сопротивление». Вслед за этим последовало выступление главаря венгерских фашистов Салаши, который сказал: «Радио-станция находится в руках гитлеровцев, и Венгрия будет по-прежнему вое-вать на стороне Германии».
Выступление Салаши явилось косвенным указанием на то, что немецкая ориентация пока одолела в Венгрии. Можно ожидать большей антисоюзниче-ской активности венгерских войск, а также правительственных изменений в Венгрии в сторону создания кабинета из открытых сторонников Гитлера. Ко-нечно, это не спасет гитлеровскую коалицию, но может затянуть агонию этой коалиции.
… В Югославии наши войска, продолжая успешные операции против немцев, завязали сегодня бои на окраинах югославской столицы - Белграда.
17 октября. Газеты сообщили, что 14 октября умер от ранее полученных ран немецкий генерал Роммель (Вероятно, и этот недавний кумир Германии и фаворит Гитлера пал по указанию своего «фюрера»).
18 октября. В Венгрии положение до сей поры не прояснилось. Только Красная Армия, видимо, сможет навести там полную ясность. Сегодня стало известно, что 4-й Украинский фронт прорвал немецкую оборону, занял ру-мынский город Сегед. Вступил в Чехословакию. Все это необходимые вехи на пути к нашей окончательной победе над фашизмом…
20 октября. К нам в казарму прибыл сегодня один из участников боев за варшавское предместье Прагу. Он рассказывал, как вечером в начале октября пробрался на самый берег Вислы, чтобы взглянуть на польскую столицу. Она была видна, как на ладони. Серели контуры Старого Мяста, сожженного нем-цами. Разрушены старинные здания Рыночной площади и прилегающих к ней средневековых извилистых улиц. Жители Праги, нелегально посетившие Варшаву, рассказывали, что немцами разрушен древнейший собор святого Яна, превращено в руины Краковское предместье, уничтожена Маршалков-ская улица. Но все, содеянное немцами в Варшаве, нельзя увидеть через Вис-лу. Скоро Красная Армия увидит Варшаву прямо в Варшаве.
Сегодня вечером прозвучали новые залпы в Москве, посвященные осво-бождению Красной Армией от немецких захватчиков югославской столицы Белграда и венгерского города Дебрецена. Продвинулись немного вперед и наши союзники: американские войска полностью заняли город Аахен. Надо ожидать большей активности и от англичан. Неужели об этом им не было сказано в Москве, где, встречаясь со Сталиным, с 9 по 18 октября гостили У. Черчилль и А. Иден. Они только вчера вылетели в Лондон.
… Из радиосообщений стало известно, что венгерский главарь фашистов Салаши, затруднившись справиться с положением в Венгрии собственными силами, помчался к Гитлеру в Берхтесгаден с просьбой об увеличении немец-ких подкреплений. Гитлер отказал своему другу, посоветовал ему верить в победу и создавать побольше венгерских отрядов смертников. В этих услови-ях, когда фашисты полностью уподобляют себя скорпионам, очень дико и не-лепо прозвучали слова сердобольной до фашистов англичанки леди Гибб о том, что И. Эренбург напрасно «Запечатлевает в сознании русского народа нечто очень старое и злое, а именно жажду мести после победы. Это старое зло не приносит счастья победителям…» В подтверждение своей правоты, леди Гибб сослалась на библию и процитировала слова: «Мне отмщение, аз воздам». Выходит, не мы должны наказать немцев, а поручить это дело тако-му мифическому судье, каким является бог. Нет, леди Гибб, мы сами в со-стоянии наказать наших врагов, в том числе и врагов немецкой национально-сти.
21 октября. Вчера американские войска высадились на Филиппинах (на восточном побережье острова Лейте, а также в центральной части Филиппин – На острове Сулуан) в районе расположения крупной японской армии под командованием фельдмаршала Терауци. Начинается наступление союзников на Японию. Не пройдет, по-моему, и года, как американские войска высадят-ся и на территории собственно Японии. Путь к этому расчищает наша Крас-ная Армия своими успехами в борьбе против гитлеровской Германии. Выхо-дит, все дороги ведут в одну точку, к перелому «Оси».
22 октября. В девять часов вечера под Москвой метались огненные споло-хи: сто двадцать орудий дали двенадцатикратный салют по поводу занятий войсками 2 Украинского фронта (маршал Малиновский) венгерского города Ньиредьхаза.
23 октября. Днем шел дождь. Офицеры перебирали картофель, копали морковь, пилили дрова, повышая свою тактическую подготовку.
Вечером читали материал о том, что Гиммлер приступил к созданию но-вого «чудо-оружия» для спасения Германии. Названо это «чудо» фольк-сштурмом (народным ополчением), и войдут в его состав все дети и старики, т. е. мужчины от 15 до 60 лет. Страшную силу решил Гиммлер обрушить против нас и наших союзников. Только не мешало бы Гиммлеру вспомнить пословицу: «Мертвому горчичники не помогут». Не поможет германии и то, что Хорти арестован и отправлен в Берлин, что Салаши посчастливилось из-бегнуть смерти, т. к. покушение на него, совершенное вчера, оказалось не-удачным. Ничто не поможет. Сегодня совершилось событие, знаменующее начало штурма Германии: войска 3 Белорусского фронта вступили сегодня на территорию Восточной Пруссии в районе Сувалки и заняли более 400 насе-ленных пунктов. Войска маршала Черняховского пришли первыми…
Ночью Москва салютовала этой замечательной победе советских войск. Я наблюдал салют с площадки лестницы второго этажа одного из корпусов в Кучинском лагере 56 офицерского полка. Сперва вспыхивали красные споло-хи орудийных выстрелов, потом в небе загорались множество разноцветных ракет. Иные из них были видны, другие только давали знать о себе своими зоревыми отблесками. В общем же небо над Москвой становилось радужным, как северное сияние.
24 октября. В некоторый раз перечитал рассказ Марка Твена «Визит капи-тана Стормфильда на небеса», и снова от души хохотал. Острый антирелиги-озный рассказ. Он куда действеннее, чем демьяновское «Евангелие без изъя-на…» Последнее и нетактично и надоедливо…
Сегодня же мне удалось прочитать одну из брошюрок-приложений к жур-налу «Огонек». В брошюре оказалась глава из романа Эмиля Золя «Разгром», озаглавленная по имени французской деревни, где происходили описанные события, «Базейль». Немцы 1870 года показаны такими же зверями, какими они сами себя показали в наши дни Великой Отечественной войны: если то-гда они убивали на глазах француженки Генриетты ее мужа Вейса, то в наши дни они не только убивали Вейсов, но и насиловали Генриетт, отправляли их в публичные дома, сжигали их в газовых печах Майданека, а из их кос, вы-дранных палачами, делали матрацы для немецких белокурых фрау…
Если бы Золя посмотрел своими глазами на картины немецких зверств в наши дни, то, наверное, отказался бы от литературного натурализма: есть на-тура кошмарнее самых бесшабашных криминалистических выдумок…
Немцы – не только звери по отношению к другим народам. Нет. Они сами между собой остаются зверями, съедают друга в поисках потерянного спасе-ния от надвигающегося возмездия. В Руре, например, арестованы гестапо за пораженческие настроения такие магнаты капитала, как Герман Рехлинг (66-летний глава германского «Стального треста»), главный кредитор Гитлера, Альберт Феглер – 65-летний ученый и исследователь – председатель акцио-нерного общества «Штальверке – Дортмунд» (Он заключен в своем замке в Хердеке, недалеко от Дортмунда). Арестован также 60-летний Фридрих Флик – ближайший сотрудник Рехлинга, входивший в мозговой трест Шпеера в ка-честве технического консультанта (он – изобретатель новых процессов про-изводства стальных плит). Заключен в тюрьму Клекнер из Дортмунда. Он был до последнего времени одним из руководителей германской тяжелой про-мышленности.
Эти факты, кстати сказать, снова проиллюстрировали непрочность, рас-шатанность самой основы гитлеровской машины. Хуже не может быть для разбойников, как их взаимное подозрение, доходящее до взаимоистребления. Жить, оглядываясь на свою собственную тень, пугаясь даже единомышлен-ников, могли только обреченные. Гитлер и гитлеровцы являются такими об-реченными. Правда, боясь всего до смерти сами, гитлеровцы стараются напу-гать весь мир: они распускают слухи, что при прорыве союзных армий в Рур, вся рурская область будет затоплена, а при затоплении будут применены так-же секретные химические вещества, чтобы вызвать катастрофу армий союз-ников. Это новый жупел, которому союзники не должны поверить. Если бы Германия действительно располагала чем-либо «секретным» из области хи-мических средств борьбы, то не преминула бы применить это без предупреж-дения. Не в характере Германии предупреждать своих противников о наме-ченных против них действиях. Германские ученые, пришлось мне слышать, получили крепкую головомойку за одно только публичное признание в сен-тябре 1939 года, что производство «тяжелой воды» может сыграть очень важ-ную роль в военных усилиях Германии («Тяжелой водой» принято называть воду, полученную путем электролизной обработки обыкновенной воды и во-дорода, в результате чего получается продукт, необходимый для освобожде-ния атомной энергии), хотя это признание ничего не рассекречивало и не вы-давало немецких военных тайн. В последнее время немцы пытались, однако, припугивать мир применением какого-то нового, энергоатомного средства, способного изменить обстановку войны в сторону Германии. Но вряд ли кто, кроме Салаши и японцев, поверил немцам. А теперь и сами немцы не повери-ли себе: вместо чудо-техники, они создали тщедушный фольксштурм… По одежке протянули ножки…
25 октября. Возле Кучинского завода № 1 красного кирпича и черепицы мое внимание привлек хромой человек в потрепанной бурой шинели. Он на-зойливо приставал к прохожим, предлагал им хриповатым голосом:
– Купите единицы, сходно уступлю.
«Наверное, сумасшедший, – подумал я о нем, – или сильно контуженный». Чтобы не вступать с ним в неприятные разговоры, поспешил на другую сто-рону улицу, но при повороте к станции мне преградила путь женщина в по-ношенном и облезлом меховом пальто. Она, к моему удивлению, тоже пред-ложила:
– Вам не надо единичек?
Считать всех сумасшедшими, конечно, невозможно. И я, превозмогая чув-ство неловкости невежды, попросил женщину посвятить меня в секрет этой «единички»
Оказалось, что единичками назывались отрезанные от карточек квадрат-ные розовые и голубенькие бумажки величиной с квадратный сантиметр и помеченные цифрами 1, 2, 3, 4, 5 и др. Владельцы таких «единичек» могли зайти в магазин и купить пару аляповатых носков или грубошерстный свитер. Правда, на носках висела картонная этикетка «цена 17 рублей», но ниже было добавлено «и 5 единиц». Глупее трудно придумать, но спекулянты довольны: ведь носки так и сохранят семнадцатирублевое достоинство, но на базаре их будет продать гораздо выше, т. к. каждая единичка оценена в 2 рубля. Мало этого, можно спекулировать одними талонами на чулки, продавая их в коли-честве, далеко превосходящем наличие чулков и носков на полках магазина. Вся эта унизительная комедия, наверное, считается изобретателями ее чуть ли не апофеозом мудрости. Ведь они ходят в носках, не в призрачных «единич-ках».
… По сообщению газет, наши открытые и потенциальные враги продол-жают питать себя иллюзиями возможных побед. Косвенным показателем это-го является продолжающееся строительство подводного туннеля в Японии, соединяющего Симоносеки (остров Хонсю) с Модзи (остров Кюсю). Оста-лось прорыть только четыреста метров. Интересно, дадут ли американцы са-мураям закончить их работу?
… Вечером был двадцатикратный салют из 224 орудий в честь войск Ка-рельского фронта генерала армии Мерецкова, занявших норвежский город и порт Киркенес. Сегодня же войска 2 Украинского фронта завершили очище-ние от немцев Трансильвании, заняв Сату-Маре.
26 октября. Вчера восстановлены дипломатические отношения СССР с Италией.
Днем мне удалось несколько часов пробыть в полковой библиотеке-читальне. Просмотрел книгу М. Горького «Жизнь Матвея Кожемякина». Чи-тая ее страницы, я вспомнил изречение Короленко по адресу Льва Толстого, который «по графски сморкался». И вот, часто наши издательства готовы съесть автора, написавшего только первую книгу или первый рассказ, обви-няя его в небрежности языка, в натурализме и прочих смертных грехах. При этом любят издательства ссылаться на Толстого или Горького, требуя от на-чинающего автора такого же мастерства, каким владели Лев Толстой или Горький. При этом забывается, что Толстой и Горький не родились, а стали гигантами-художниками, что путем становления для них была публикация произведений, а не песочек сварливых придирок не в меру критичных крити-ков, способных в наше время затолочь любого начинающего писателя, не ус-певшего приобрести еще имени. Эти критики ругают его за те грехи, о кото-рых побоялись бы сказать Горькому. Они потребуют от него написать сразу всю многотомную эпопею и откажут в праве печатать первую книгу произве-дения, хотя ни один автор-классик никогда не сдавал в печать сразу все свое многотомное произведение, публикуя его, обычно, по законченным частям (Шолохов никогда, возможно, не стал бы писать «Тихий Дон», если бы отка-зали ему в публикации его по частям. Но Шолохову посчастливилось: первые части его произведений были напечатаны до принятия упомянутого странно-го решения публиковать только все части произведения сразу…) Надо иметь ввиду и то, что наши критики и издатели готовы из-за запятой или из-за не-скольких неудачных образов и терминов, из-за натуралистических незначи-тельных моментов не выпустить в свет полезную книгу. Насколько это оши-бочно, можем судить по Максиму Горькому, хорошие книги которого были не лишены ляпсусов и грехов, считающихся непростительными для других. Например, Горький очень часто допускал повторение сравнений и образов, т. е. допускал ту банальность изобразительных средств, за которую всегда гото-вы убить критичные критики начинающего писателя. В «Матвее Кожемяки-не» Горький писал: «Крыло блестит, как «помазанное маслом», «Голова бле-стит, как помазанная маслом» и т. д. «помазанное маслом».
Язык татарина исковеркан Горьким до невероятности, навлекший бы на другого писателя пламенный гнев критика и издателя.
Часто мне приходилось слышать и читать громобойные речи и статьи на-ших социалистических реалистов, воюющих с натурализмом и смакованием половых вопросов в литературе. Но почему эти горячие критики ни разу не объяснили неизменную вязкую страсть самого Горького или Толстого трак-товать и показывать половые отношения. Возьмите «Воскресенье» Л. Толсто-го и описание в нем любовных встреч Неклюдова с Катюшей Масловой. Там больше натурализма, чем платонического созерцания… Подробно описано, как Катюшина рука шарила крючок двери, как Неклюдов, задыхаясь от стра-сти, тащил Катюшу в свою спальню, ощущая ее голые руки, холстинную ру-баху и трепет грудей. Он не обращал внимания на ложные протесты Катюши, на ее сердитый голос, в котором слышал только отголосок страсти: «Возьми меня… я вся твоя».
У Горького страсть к половым вопросам еще большая и резче натурали-стическая: в «Климе Самгина» Клим ныряет в постельку к бабенке, понукае-мый ею, а Матвей Кожемякин без понукания лез к мачехе Палагее. Натура-лизм Горького здесь резче, чем у Золя, особенно в описании спящей Палаги (тут и раскинутые ноги, и розовые соски грудей и прочие «прелести», взятые в натуральную величину…) и даже в описании Собачей Матки, которая всю жизнь решила жить с псами, бросая им куски собранной милостыни. Со сма-ком описал Горький, как Собачья Матка показывала детям улицы свой «пач-порт». Она… «… высоко вздернув юбку, показывала им желтые ноги, мохна-тый живот и глухо, в такт их крикам, говорила три слова: – Вот – вам – пач-порт!»
Так что это, социалистический реализм или французский натурализм? Де-ло не в вывесках. Это копия жизни. И я бы хотел читать художественную ли-тературу не только с целью удовлетворения своих эмоциональных потребно-стей, но и с познавательной целью. А такая литература может быть лишь ко-пией жизни. Чрезмерный вымысел уже не есть копия жизни. Он, скорее, мо-жет быть идеализацией или опохабливанием этой жизни, а значит, подчинен определенной тенденции: один и тот же факт будет обрисован по-разному, в зависимости от политических симпатий автора. И чтобы разобраться в опи-сываемом, людям требовалось долго размышлять, прибегать к помощи кри-тиков и испытанию произведений временем.
Конечно, пока есть на свете классы и классовая борьба, невозможны про-изведения, копирующие картину жизни. В них необходимы домыслы, тен-денциозные обобщения, идеализация или осуждение жизни, призыв к под-держке ее или к борьбе с нею. Но в условиях нашей страны практически от-пала необходимость бояться произведений «копий с жизни». Наша жизнь да-же в простой копии, не подсахаренной идеализированным вымыслом, при-влекает симпатии читателя на свою сторону, а это дает большие возможности для писателей увеличить познавательный элемент в своих произведениях. Не следует шарахаться в сторону и от некоторого элемента натурализма, необхо-димого при этом. Хорошо, кстати запомнить, что наиболее сильными частями произведений Толстого, Горького, Шолохова являлись те, в которых они грешили «натурализмом».
… Мои записки были прерваны в связи с тем, что прибежал посыльный и передал приказание явиться немедленно на беседу к прибывшему в штаб представителю МВО майору Лебедеву. Беседа была краткой. В конце ее май-ор Лебедев предложил мне завтра явиться в Москву (Осипенко, 62) в отдел кадров. У меня вспыхнула надежда распроститься с неказистым 56 офицер-ским резервным полком. Самая маленькая работа все же будет лучше боль-шого безделья или ненужного дела…
27 октября. Был в отделе кадров МВО. Получил назначение на должность преподавателя военной истории в Горьковское Красно-Знаменное Военно-политическое училище РККА имени Фрунзе. На днях уеду туда, в Горький.
В двадцать два часа был салют в Москве войскам 4 Украинского фронта, освободившим от немцев чехословацкий город Ужгород.
28 октября. Утром меня уже не тревожили на физзарядку, считая отчис-ленным от полка. В Москву было ехать рано, и я пошел в ленкомнату слу-шать радио. Разные сообщения:
Вчера снова немецкие самолеты-снаряды «Фау-1» падали на Лондон. И в тот момент, когда Лондон сотрясался от взрывов, умер 63-летний архиепи-скоп Кентерберийский, возглавлявший до последнего времени дело помощи СССР и активно выступавший против Гитлера и гитлеровской Германии.
Немецкие самолеты-снаряды убивают английских женщин и детей, а в са-мой Германии происходят важные события: начальник штаба отрядов СА Шепман, на которого было возложено Гитлером обучение «фольксштурма», заболел нервным расстройством, и врачи рекомендовали ему переменить климат… переехать в другую страну… Такое «лечение» сильно напоминает мероприятие легализации бегства фашистских чиновников за границу. Ко-рабль тонет, крысы покидают палубу…
Герман Геринг, рейхс министр имперской авиации, сбежал из своего име-ния в Восточной Пруссии. Прекрасное имение. Расположенное в Роминтен-ском лесу, вблизи города Шитткемена, оно занимало площадь в 28 на 15 ки-лометров. В усадьбе, как сообщили газеты, сохранились полностью двух-этажные сосновые дома, окрашенные в бронзовый цвет. В кабинете Геринга на письменном столе оказалась забытой целая кипа топографических карт со стрелами и пометками на них. На стене – рабочая карта. На кухне и в столо-вой – приготовленная пища, бутылка с французским шампанским. Показатели поспешного бегства – лежали на столе и креслах личные вещи Геринга.
Толстяк, выходит, не верил в приход Красной Армии в его именье до тех про, пока его разведка сообщила, что советские танки уже ворвались на ок-раину Роминтенского леса.
… На исходе дня выбыл я из Кучино в Москву. Навстречу нашей «элек-тричке» проследовал из Москвы на восток поезд из одних платформ, забитых трофейной немецкой техникой. Мелькали часто машины с нарисованными на их бортах цветками. Нарисованный на машине цветок, насколько мне извест-но, являлся знаком немецких горно-егерских дивизий. И в горах они не отси-делись от русских. Нашли.
… На трамвае «А» заехал на Чистые Пруды к Зиновьевым, но ночевать у них не остался: в квартире неописуемая теснота, так как вселилась к ним зна-комая еврейская семья, возвратившаяся без повреждений из ташкентской эва-куации. Решил возвратиться на Курский вокзал.
На улице было холодно и темно. Редкие фонари еле источали голубоватый затемненный свет. Пройдясь немного по тротуару, я сел на трамвай. Через две остановки высадился на земляном валу, повернул направо и по широчен-ной асфальтированной лице, пересекаемой несколькими переулками, добрал-ся до площади. Тротуары, заметил я, были также широки, как и улица, но не-много приподняты. Все – темно-серо, как вода в омуте.
С площади стал виден темный силуэт церквоподобного здания. Это и был Курский вокзал.
… В вокзальном ресторане, за одним столом со мною, пристроились двое военных с лейтенантскими погонами. У них был при себе аппетит, имелась сине-зеленая лимитная книжка, но не имелось ни копейки денег. Они набро-сились на мои фронтовые погоны (В Москве обывательское представление о фронтовике, как о человеке с деньгами) и без стеснения сказали:
– Мы, товарищ, основательно хочем жрать. Не примете ли вы участие в обеде с нами: наша лимитка, ваши деньги.
Я поморщился, вспомнив о «единичках» у хромого. Принятого мной за сумасшедшего, но интереса ради принял предложение. Ведь ненормально только то, что не узаконено. Удовольствие участливого отношения к аппетиту братьев по погонам стало мне в 220 рублей. Вряд ли прообедывал столько денег дореволюционный генерал, хотя он и не стал бы нюхать съеденные мною блюда. Явление временное. Война. А ссылка на войну превратилась у нас в панацею, чтобы отвертеться от ответственности за любую ненормаль-ность. Еще и после войны не скоро разные безобразия умрут, питаемые все-спасающей «панацеей» – война. Тогда, правда, наверное, авторы безобразий, отравляющих жизнь граждан, добавлять: «Ничего не поделаешь. Мы еще не перестроились после войны…» И так вот будет идти жизнь: расстройство и перестройство, а настоящее устройство – мечта грядущих десятилетий. Она - не для нас, а для наших внуков. Мы просто так привыкли к ненормальностям, что не считаем зазорным аплодировать им только потому, что это занятие безопасное и не требует большого ума и больших трудовых затрат. А надо, ох, как надо проявлять повседневной нетерпимости к безобразиям, чтобы их одолеть. Многие безобразия в обслуживании нужд трудящихся у нас превра-тились в проблему, достойную большой книги или специального правитель-ственного закона, иначе его величество «БЛАТ» не умрет никогда… Не умрет и его высочество «купон», открывающий доступ к «блату». Нельзя узаконить того, что порождено горькой нуждой… Я не хочу видеть людей с лимиткой на руках, приглашающих заплатить за них в ресторанную кассу, и не хочу чи-тать на этикетке, воткнутой в стограммовую скибочку сала, цену, равную нормальной цене целого трехпудового поросенка. И надеюсь, что этого скоро не будет…
… Поезд в Горький должен отойти лишь в 18.30 следующего дня. В ожи-дании его, мне пришлось ночевать в вокзале. Я дремал, сидя на чемодане и опершись головой на спинку впереди стоявшего стула.
29 октября. Пробудило меня радио, загремевшее на весь зал. Передавали сообщение о подписании вчера перемирия с Болгарией.
Мне мешали слушать военные, сидевшие рядом на груде набитых чем-то мешков, и спорившие о бюрократизме. Один из них, пожилой и обвешанный медалями, выпустил изо рта целое облако махорочного дыма, заключил спор характерным предложением:
– Вы хочете посмотреть бюрократизм? Тогда попробуйте пообедать в Мо-скве по продовольственному талону на обед…
Предложение это нам понравилось. Мы решили проверить мудрость оме-даленного старика-солдата, сдали свои вещи в камеру хранения и отправи-лись обедать. Капитан Сорокин, принявший участие в нашем походе, засек время. Было без двадцати минут шесть часов утра. И так мы начали ногами вытаптывать обед.
Комендант послал нас к № 17 за получением талонов, черкнув какую-то птичку на углу наших аттестатов. От окна № 17 нас послали к вагонам, име-нуемым продпунктом № 5. Там нам должны были выдать собственно – тало-ны. Должны, но… не заплатили, а написали бумажку и послали на… Первую Мещанскую, 19.
Всеми видами транспорта и на своих ногах добрались и туда.
Только напрасно: с Первой Мещанской нас направили на Осипенко, 62. А с Осипенко, в свою очередь, препроводили на Стромынку, 32. Сидя за решет-кой, цыганоподобная девушка стромынского учреждения выписала нам зеле-ненькие талончики с красными словами «Обед», но чтобы они стали действи-тельными, нам надо было съездить еще на Коланчовку, 6. Оттуда мы возвра-тились на Курский вокзал и попытались получить обед в ресторане, но не тут-то было: сердитый старикан в белой спецовке послал нас к вокзальной кассе № 18 поставить на талоны какой-то штамп, без которого талон считался не-действительным. Ох, боже мой. положили нам на талоны штамп… В 16 ча-сов, после десятичасовых хождений по мукам, мы, наконец, сели за стол и попросили подать нам обед. Через час нас обслужили. У нас к этому времени от утомления заболели все суставы, заболели головы. Обедали мы без удо-вольствия, а омедаленный старик, подмигивая глазами, бросал реплики:
– Вот теперь и вы посмотрели бюрократизм. А я его еще вчера испытал.
Дорогие потомки наши, зубами с детства грызите бюрократизм. Жить при нем невыносимо трудно. Прямо-таки невозможно. И рад бы не писать этих строк, да вежливостью бюрократизм не вылечишь.
… 30 октября. Вчера вечером выехал из Москвы, а сегодня в одиннадца-том часу утра прибыл в Горький. Большая комендатурская группа сержантов, лейтенантов и капитанов, наскоро проверив документы, выпихнула нас через решетчатые железные ворота на привокзальную площадь. С этой стороны Горьковский вокзал, подъезды которого подперты каменными столбами, вы-глядел облезло-рыжим. Справа была пустая будка справочного бюро, а за ней – досчатая стена с арочными запертыми воротами. Невдалеке – неизменный железнодорожный кинотеатр «Спартак», у ворот которого трепыхалась пест-рая афиша «Свадьба». От площади веером расходились четыре улицы, по ко-торым звенели трамваи.
Дежурный помощник коменданта, посмотрев мое направление, пореко-мендовал ехать на Арзамасское шоссе трамваем № 9, потом пересесть на трамвай № 5, который останавливается прямо у Тобольских казарм, где и размещено ВПУ. На мой вопрос, где должна произойти пересадка с 9-го трамвая на 5-й, дежурный развел руками, подчеркнув тем самым свое незна-ние.
Отважно втиснувшись в огромную очередь человек из четырехсот, я начал медленно подвигаться к месту посадки в трамвай. Здесь, в очереди, я и полу-чил все необходимые мне сведения о маршруте и расположении училища. Публика и на этот раз оказалась или любезней или более осведомленной, чем комендантские работники на вокзале.
В Горьком еще вчера выпал снег. Было ветрено и холодно. Я продрог и, не дождавшись девятого трамвая, сел в десятый. Сквозь разбитое окно трам-вая я видел дома, магазины, пустые ларьки, сберегательные кассы, синие поч-товые ящики. Но вот дома прервались. И справа завиднелась Ока. Мы ехали почти по самой набережной, запрятанной в камень, кирпич и гранит. За Окой синели горы, по которым лепились дома, церковки, садики. Виднелся безгла-вый Канавинский собор, о котором упоминалось в отчетах международных нижегородских ярмарок. Теперь в нем управление речного пароходства. Че-рез Оку висел огромный мост на мощных фермах и каменных быках. Шесть пролетов.
Трамвай шел по мосту замедленно. Гулко отдавался его шум и стук, будто кто стучал палкой по пустой бочке. Было видно с моста, как на Оке, темнев-шей двумя протоками среди заснеженных берегов, дымили пароходы, букси-ры тянули бурые баржи с дровами и ящиками. И, глядя на эту картину, я вспомнил Москву-реку. Два дня тому назад я ехал на трамвае 33 по улице Чкалова через мост. Там, прижатые к берегу, стояли баржи, набитые не ящи-ками и дровами, а капустой. Цепочка людей «конвейером», перекидывая с рук на руки, гнала качаны капусты на склад на берегу Москва-реки. Зеленые кры-латые шары прыгали по рукам и потом исчезали в темной дыре складских дверей. А здесь, на Оке, таким же манером разгружали дрова и небольшие ящики…
За окским мостом я вышел из трамвая, постоял немного, любуясь новыми для меня видами, любуясь Окой и стоявшими на ней пароходами. Вдали ды-мил «филянчик», перевозя пассажиров, ближе к мосту – на острове люди пи-лили дрова, а рядом с ними дымил костер.
Ко мне подошел курсант с погонами танкиста. На погоне желтая обшивка. Мы разговорились. Курсант оказался из ВПУ. С ним вместе мы поднялись в гору, покрытую камнем и асфальтом, прошлись по Краснофлотской улице и оказались у трамвайной остановки 5. Здесь мы сели на трамвай без особых затруднений, а через двадцать минут высадились на пятой остановке, то есть у самой проходной будки в ВПУ.
… Встретили меня с непонятным вниманием: немедленно вселили в квар-тиру и даже сам начальник КЭО лейтенант Кобзарь притащил откуда-то же-лезную койку. Моими сотоварищами по комнате с сегодняшнего дня оказа-лись лейтенант Скиба, старший лейтенант Акулич и младший лейтенант Ка-ропетян, житель третьего дома на Электрическом переулке Москвы. Все они с самыми противоположными наклонностями: Скиба стремится выйти в об-разованные люди, много читает и расспрашивает знающих о том и другом; Акулич – склонен к авантюризму и коммерции, неглуп, но заносчив; Каропе-тян – тип современного Тартюфа, прикованного к примусу и втихомолку блуждающего по женщинам, но упорно отрицающего за собой этот грех. Умолчать об этом я не смог по той причине, по какой не мог прикрашивать действительность английский сатирик XVIII века Джонатан Свифт: он был против «искусства закрывать и конопатить щели», против желания многих «быть хорошо обманутым». Только насмехаясь и бичуя, можно будить со-весть общественную и совесть отдельных лиц.
Выяснилось сегодня, что и меня так быстро вселили в общежитие по при-чине прибытия в ВПУ комиссии из Политуправления РККА с целью обследо-вать бытовое устройство кадров, прибывающих в училище с фронта. Не о мне, собственно позаботились, а о своем мундире и… привычном месте. Не-удобно попасть на фронт, когда война идет к концу…
2 ноября. Присутствовал сегодня на офицерском занятии. Была прочитана полезная лекция: «Добролюбов и Чернышевский – революционные демокра-ты».
Придя с лекции, я приступил к изучению программы по курсу военной ис-тории, который мне надлежало прочесть для всех батарей, рот и батальонов училища. Программа не столь обширная, но раскрыть ее будет нелегко. В училище нет стабильных учебников, очень мало подходящих книг, а газетные и журнальные статьи либо дискутичны, либо распылены, что и не собрать их. Но я не привык падать духом перед трудностями. Сегодня же я засел за со-ставление первой лекции «Военное искусство древнего мира. Тактика фалан-гообразных построений. Тактическое расчленение фаланги в римском легио-не».
Работая над лекцией, я не очень лестно думал о составителе программы, который, точно Мальбрук, отважно пустился в путь по изложению двухтыся-челетней военной истории в двухчасовой лекции. Это получится «галопом по Европам».
3 ноября. Начались холода. Дни какие-то косматые, все запушил иней.
На фронтах относительное затишье. Только в Венгрии наши войска про-рвались на подступах к Будапешту и оказались от него менее чем в полусотне километрах. В этих условиях большой интерес представляет выступление Рузвельта 2 ноября по радио в Белом Доме. Он указал, что не рассчитывает на зимнее затишье в Европе и что союзники будут продолжать свое наступле-ние, пока не достигнут Берлина. Это означает, что в ближайшее время мы станем перед фактом нового большого наступления на Германию. Рузвельт не бросает слов на ветер. В том же выступлении Рузвельта интересна его по-лемика с лидерами республиканской партии, которые пригрозили, что кон-гресс не будет сотрудничать с президентом в обеспечении прочного мира, ес-ли Рузвельт окажется вновь избранным на президентский пост. Рузвельт ост-роумно ответил республиканским лидерам, что не знает, кто уполномочил их говорить от имени конгресса. Ведь сенат и палата представителей почти еди-ногласно одобрили предложенные Коннелли и Фулбрайтом резолюции, что США будут сотрудничать в международной организации по сохранению ми-ра.
Из всего этого и из многого другого следует, что Рузвельт крепко стоит на демократических позициях единства свободолюбивых наций. Но нам необхо-димо считаться, что Рузвельт не всегда волен в выборе путей к этому единст-ву. Под сильным нажимом реакции, Рузвельт может делать и ложные шаги. К числу таких шагов следует отнести приглашение Испании на чикагскую кон-ференцию. Как известно, наше правительство решило не участвовать на чи-кагской конференции, где будет представлен кровавый Франко. И вот, замес-титель премьер-министра Великобритании Эттли, отвечая в палате общин на предложение лейбориста Джона Дагдейля отменить приглашение Испании на чикагскую конференцию, сказал: «… несомненно, это зависит не от англий-ского правительства, а от американского, которое созвало конференцию».
В этом отразилось сразу две истины: а) Рузвельт иногда может не устоять перед натиском реакционной оппозиции; б) Англия не прочь свалить на Аме-рику вину за неприятные нам события, хотя и сама исподтишка организует эти события.
Можно, чтобы не быть голословным, указать на поведение Англии в Ира-не. Там она явно ободряет иранскую реакцию и порождает у последней раз-личные антисоветские надежды, толкает ее к наступлению на демократию. Ярким следствием этого явилось недружественное нам выступление иранско-го правительства, возглавляемого Саедо. Это правительство отказалось за-ключить до конца войны договор с СССР на концессию североиранской неф-ти, хотя отказ противоречит национальным интересам Ирана и вызвал много-численные антиправительственные забастовки и демонстрации иранской де-мократии.
Ободренный английскими поблажками, Саеда пошел открыто в наступле-ние против свобод и интересов свободолюбивых наций. Одним из его шагов в этом направлении явилось снятие запрета с ежедневной газеты «Марде Эм-руз», известной своей провокационной деятельностью против союзников. Мы можем ожидать больших неприятностей на иранской почве по многим вопро-сам, в том числе и по вопросу нахождения там наших войск: части Красной Армии оставят Иран по выполнении там своей миссии. Но уйдут ли оттуда английские войска? Англия прямо-таки в неподобающих масштабах интере-суется Ближним Востоком…
Мне кажется, что на международной профсоюзной конференции, созы-ваемой в Лондоне 8 января 1945 года, в той или иной мере будет поднят во-прос и о более широком участии рабочих организаций в строительстве систе-мы международной безопасности, иначе дело не будет прочным: одни прави-тельства никогда не смогут обеспечить длительный мир и спокойную зажи-точную жизнь народных масс.
4 ноября. После длительного кризиса, в Румынии сформировано новое правительство, главой которого остался Санатеску. Большая группа минист-ров – члены национал-царанистской партии. Коммунисты возглавили только министерства юстиции и сообщений… Больших сдвигов в работе этого пра-вительства по демократизации страны и проведении социально-экономических реформ, сказать откровенно, ожидать не следует. Недолго-вечное правительство…
5 ноября. Закончил писать первую лекцию по военной истории и начал вторую «Военное искусство средних веков».
… Интересное явление: швейцарские убийцы Воровского обратились че-рез своего посланника в Лондоне господина Поль Рюгер к Советскому Пра-вительству с «памятной запиской швейцарского правительства» и с просьбой восстановить дипломатические отношения между Швейцарией и СССР. Ав-торы «записки» сослались на древние демократические традиции Швейцарии, но обошли молчанием профашистскую политику Швейцарии до сегодняшне-го дня. Советское правительство поступило совершенно правильно, отказав-шись от восстановления дипломатических отношений с Швейцарией, до сих пор не отмежевавшейся от своей прежней антисоветской политики. Можно себе представить, какой вой поднимут по этому поводу иностранные газеты и журналы. Они обвинят СССР во всех смертных грехах за отказ пожать руку маленькой Швейцарии. Конечно, эти журналы и газеты умолчат, что малень-кая швейцарская рука забрызгана большой кровью советского полпреда Во-ровского, убитого в Женеве…
7 ноября 1944 года. Моя безобразная фронтовая шинель, оказывается, в тылу имеет значение: мне не разрешили портить вид демонстрирующих ше-ренг. Вот почему я и домоседил, глядя из окна третьего этажа 42-го корпуса Тобольских казарм на Оку. Сквозь подернутые изморозью стекла Ока видне-лась за Арзамасским шоссе, похожая на широкую дымчатую ленту. На хо-лодной воде, окутанной туманом, стыли в недвижности пароходы, баржи, не вытащенные на берег плоты строевого и топливного леса. Справа, по низине, серели дома, кудрявились дымы из труб, торчали редкие деревья с голыми ветками. Слева и вдали серебрился крутой берег с мелколесьем, опушенным густым инеем.
Рядом с нашим корпусом, через узкую дорогу, на грязненьком одноэтаж-ном бараке плескался на ветру старенький красный флаг. Рабочие, старики из гарнизонной автомастерской, шагали колонной по дороге и тощенькими го-лосами пели «За власть Советов». Время от времени, шумя и позванивая, проходил с Мызы или на Мызу трамвай. Скучно…
Часа в четыре дня письмоносец принес областную газету «Горьковская Коммуна» за седьмое ноября. В номере были напечатаны доклад Сталина о XXVII годовщине Октябрьской Социалистической революции и приказ № 220.
В докладе товарищ Сталин указал, что «если два предыдущих года войны были годами наступления немецких войск и продвижения их в глубь нашей страны, когда Красная Армия была вынуждена вести оборонительные бои, а третий год войны был годом коренного перелома на нашем фронте, когда Красная Армия развернула мощные наступательные бои, разбила немцев в ряде решающих боев, очистила от немецких войск две трети советской земли и заставила их перейти к обороне, причем Красная Армия все еще продолжа-ла вести войну с немецкими войсками один на один, без серьезной поддержки со стороны союзников, – то четвертый год войны оказался годом решающих побед советской армии и армий наших союзников над немецкими войсками, когда немцы, вынужденные на этот раз вести войну на два фронта, оказались отброшенными к границам Германии.
В итоге истекший год завершился изгнанием немецких войск из пределов Советского Союза, Франции, Бельгии, Средней Италии и перенесением воен-ных действий на территорию Германии.
Отметив, что решающие успехи Красной Армии в этом году и изгнание немцев из пределов советской земли были предрешены десятью ударами, на-чатыми еще в январе и развернутыми потом в течение всего отчетного года, товарищ Сталин сказал: «Новым моментом за истекший год войны против гитлеровской Германии нужно считать тот факт, что Красная армия вела свои операции в этом году против немецких войск не в одиночестве, а совместно с войсками наших союзников. Тегеранская конференция не прошла даром… Германия оказалась зажатой в тисках между двумя фронтами… Задача состо-ит в том, чтобы держать Германию и впредь в тисках между двумя фронтами. В этом ключ победы».
Во втором разделе доклада Сталин отметил великий подвиг советского народа в Отечественной войне и объяснил природу этого подвига. Он сказал: «Трудовые подвиги советских людей в тылу, равно как и немеркнущие рат-ные подвиги наших воинов на фронте, имеют своим источником горячий и животворный советский патриотизм».
В третьем разделе доклада, посвященного упрочению и расширению фронта противогерманской коалиции и вопросу мира и безопасности, Сталин привел факты торжества общего дела объединенных наций в 1944 году (Теге-ранская конференция и ее осуществленные решения о совместных действиях против Германии; решение конференции в Думбартон-Оксе об организации безопасности после войны; переговоры ч Черчиллем и Иденом в Москве, проведенные в дружественной обстановке и в духе полного единодушия) и расширения этого фронта ( к нему примкнули, вслед за Италией, Финляндия, Румыния, Болгария… Не может быть сомнения, что последняя союзница Германии в Европе – Венгрия также будет выведена из строя в ближайшее время. Это будет означать полную изоляцию гитлеровской Германии в Евро-пе и неизбежность ее краха).
Выразив уверенность, что «Война с Германией будет выиграна Объеди-ненными нациями, Сталин указал, что «выиграть войну еще не значит обес-печить народам прочный мир и надежную безопасность в будущем. Задача состоит не только в том, чтобы выиграть войну, но и в том, чтобы сделать не-возможным возникновение новой агрессии и новой войны, если не навсегда, то, по крайней мере, в течение длительного периода времени».
Далее Сталин дал классический и смелый анализ причин, в силу которых Германия и Япония нанесли серьезные удары по СССР, Англии и США, ока-завшись более подготовленными к войне, чем демократические страны. Этот вопрос давно волновал многих, в том числе и меня. Даже мысли теснились в мозгу, близкие к истине, но высказывать их было боязно, пока не сказал об этом Сталин. Ведь наши некоторые пигмеи готовы всю жизнь просидеть в хомуте устаревших воззрений и убить каждого, кто этот хомут признает не-удобным. Так что же сказал Сталин? А он сказал, что «заинтересованные в войне агрессивные нации…, готовящиеся к войне в течение длительного сро-ка и накапливающие для этого силы, бывают обычно – и должны быть – бо-лее подготовлены к войне, чем нации миролюбивые, не заинтересованные в войне. Это естественно и понятно. Это, если хотите, – историческая законо-мерность, которую было бы опасно не учитывать. Следовательно, нельзя от-рицать того, что в будущем миролюбивые нации могут вновь оказаться за-стигнутыми врасплох агрессией, если, конечно, они не выработают уже те-перь специальных мер, способных предотвратить агрессию.
… Это не должно быть повторением печальной памяти Лиги Наций, кото-рая не имела ни прав, ни средств для предотвращения агрессии. Это будет но-вая специальная, полномочная международная организация, имеющая в сво-ем распоряжении все необходимое для того, чтобы защитить мир и предот-вратить новую агрессию».
 Приказной части приказа № 220 Сталин приказал в честь 27 годовщины Октябрьской Революции в 20 часов сегодня дать салют в Москве, Ленингра-де, Киеве, Минске, Петрозаводске, Таллине, Риге, Вильнюсе, Кишиневе, Тби-лиси, Севастополе, Львове двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами.
9 ноября. Холодно. На фронтах, начиная с 6 ноября, ничего существенно-го. Наши газеты полны приветственных телеграмм на имя Калинина, Моло-това, маршала Сталина, присланные из различных стран света по поводу 27-й годовщины Октябрьской социалистической революции. Среди многих при-ветствий, опубликовано также на имя Калинина приветствие фарисея Фин-ляндии – президента и маршала Маннергейма. Он написал: «По случаю на-ционального праздника Союза Советских Социалистических Республик про-шу Вас, г-н Председатель, принять мои поздравления и наилучшие пожелания счастья. Выражаю вместе с тем искренние желания финского народа укре-пить прочные и дружественные, на обоюдном доверии основанные, добросо-седские отношения Финляндии с его великим соседом».
Вот старый шакал. Он даже Октябрьскую революцию свел на степень только национальной значимости. От всей его телеграммы так и несет фари-сейством… В будущих столкновениях Финляндия опять окажется против нас. Сколько волка не корми, он все в лес смотрит!
10 ноября. Стало известно, что Болгария еще 6 ноября порвала диплома-тические отношения с Японией. Но более значительным событием явился факт избрания Рузвельта президентом в 4-й раз подряд, хотя это и противоре-чило Конституции США. Народ превыше закона. За Рузвельта голосовали 27 миллионов американцев, а противники Рузвельта собрали 22 миллиона голо-сов. Республиканский кандидат Дьюи признал свое поражение и выступил по радио с поздравлением Рузвельта с успехом, исполнив тем самым долг веж-ливости.
… Сегодня же ТАСС сообщило, что иранское правительство Саеда в два часа 9 ноября подало в отставку. Это хорошо. В Иране без Саеда стало бы значительно чище воздух. Только, думается мне, уход Саедо невыгоден анг-лийской реакции, которая постарается восстановить Саедо…
12 ноября. День выдался без особых обязанностей для меня. Занимался я блужданием по корпусам училища и наблюдением за отдельными чертами жизни обитателей этих корпусов. В столовой холоднее, чем на улице. Офице-ры, одетые в шинели и шубы, вбежав в столовую, внезапно, точно споткнув-шись, останавливались у порога, кивали по инерции головой и быстро прохо-дили к столам. Это они, оказывается, приветствовали тех, которые прибыли к столам раньше других. Разумеется, только некоторые отвечали на приветст-вие, так как заняты были своими тарелками и кружками с компотом. Единого часа завтрака не установлено. Начальство мотивирует, что слабы возможно-сти столовой. По-моему же, дело в слабости самих начальников…
Во дворе, окутанные туманом, носились ватаги ребятишек. Они кричали, как грачи, и метали друг в друга комья снега. Одна группа малышей само-стоятельно изучала водопроводную технику. Один по одному, воровато огля-дываясь, карапузы подбегали к водоразборной колонке, дергали ее рычаг и отбегали в сторону. Один из них дернул рычаг удачно, и сейчас же все запры-гали, наперебой закричали:
– Глянь, полилось маленько…
– Нет, немножко побольше полилось, – возразила девчонка, укутанная в шали и платки. – Ай, как красиво…
Наблюдая за детьми, я подумал: «Многое они не знали бы, точно придер-живаясь совета и запретительных границ, установленных взрослыми. Так и мы, взрослые люди, куда стали бы развитее, если бы нас не сушили рамками запрещений: поехать за границу – нельзя, выписать заграничную газету – нельзя, переписываться с заграницей – нельзя… Все нельзя. И мало ли в чем мы уподоблены детям? Многое для нас кажется таким же странным и дико-винным, как для карапузов – водоразборная колонка… Как мечтаю я о ликви-дации этих препон. Человеку тесно в одной стране. Он всегда мечтает о про-сторах целой планеты…»
15 ноября. Записать что-либо систематическое почти не представляется возможным: события, если можно так выразиться, приняли несистематиче-ский характер. В Венгрии фронт еле-еле движется, на других участках – «без перемен», союзники на западе, как утомленный атлет, выжимает ярды, гитле-ровцы укрывают свои капиталы в Испании, Швейцарии, Аргентине. Намече-ны «к экспорту» из Германии также некоторые видные гитлеровцы, среди ко-торых фигурирует имя Франка. Стокгольмская газета «Афтонбладет» распро-странила сообщение, что Гитлера постиг удар, ограничивший способность речи и парализовавший всю правую сторону его тела. Конечно, верить этому не следует. Гитлер просто занялся самоподготовкой на случай, если придется нырнуть в кусты. Оснований для этого много. Даже руководитель германско-го трудового фронта и генерал войск СА Лей начинает выть от неудач. Не-давно он в «Ангрифе» написал: «Совершенно ясно, что война действует на некоторых солдат опустошающе (и на генералов, добавим мы. Н. Б)… на шестом году войны даже самые лучшие солдаты утратили уже свой пылкий энтузиазм». Но еще с большей откровенностью какой-то немец написал, а письмо это огласил гаулейтер Юри на одном из собраний, что «… мы не мо-жем больше терпеть. Уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Такие душераздирающие крики нашли свое место даже на страницах «Нейес винер тагблат». Действительно, есть отчего Гитлеру пережить удар хотя бы в вооб-ражении. Буря дует с Востока…
Ее волны снесли Пиле-Голаца, руководителя департамента иностранных дел Швейцарии, ушедшего в отставку в связи с отказом СССР возобновить дипломатические отношения со Швейцарией. И в этих условиях совершенно дико прозвучало заявление Франко о праве Испании участвовать в мирных переговорах. Франко козырнул «нейтралитетом» Испании, как достаточной заслугой Испании, сумевшей (не шутите!) спасти мировую цивилизацию… Вот образец бездействия западных демократий: Франко осмеливается кри-чать потому, что англо-американцы не желают наступить ему на хвост. Да что Франко? Лондон, видимо, жалеет, что Франко не правит заодно и Фран-цией. Вот, например, такая мастистая газета, как лондонская «Таймс» напеча-тала статью «Восстановление Европы», в которой призывает заставить фран-цузских членов движения сопротивления «перековать свои меч на орала». Образное это требование «Таймс» выражает желание английской реакции ра-зоружить французское движение сопротивления и оживить вишистские эле-менты, фашистские по существу. А давно ли Сталин предупредил мир, что важно не только выиграть войну, но и прочный мир… Не внемлет словам маршала Сталина английская «Таймс». Твердолоба, что и говорить, очень твердолоба эта газета. Ее критиковать можно только дубиной по голове, а иные доводы не пробьют себе дорогу к ее вниманию…
… По сообщению ТАСС, в японском городе Нагоя умер Ван Цзин-вей, глава «нанкинского» правительства, и 10-же ноября пост его занял новый предатель Чень-Гун-бо. Этому, наверное, не придется умереть: его повесят или сами китайцы или союзники.
17 ноября 1944 года. Немцы снова обстреляли Англию ракетами «Ф-2» и летающими бомбами «Ф-1». Это даже хорошо: британский лев, разозленный немцами, будет проявлять большую активность и научится передвигаться не ярдами, а милями в день. Впрочем, англичане стараются по мере сил не оста-ваться в долгу у немцев. Например, двенадцатого ноября английские самоле-ты «Ланкастер» зажали немецкий линкор «Тирпиц», сбросили на него пяти-тонную бомбу и линкор затонул.
… Сегодня пришлось съездить в места, описанные Горьким, в Сормово. Там, в ателье мод № 3, сняли с меня мерку на пошивку кителя. Тут же «мод-ные» портные предупредили, что китель не будет сшит: заказов много, а де-лаем только наиболее выгодным заказчикам.
Давать взятку я не захотел и, потеряв всякие надежды, отправился трамва-ем домой. Три часа пришлось ехать, вволю накачавшись в трамваях 6, 9, 5. Публики много, много ругани, криков, шуму. Впечатление, что живешь среди дикарей. Только и отвлекал себя от всей этой грустной картины, что смотрел на проезжаемые мимо улицы, ларьки, заводы, дома. Ехал и по улице Комин-терна, и по улице XX-летия комсомола, и по кооперативной и по многим дру-гим. Впечатление чего-то хаотического: деревянные дома, большие и малень-кие, некрашеные и выкрашенные охрой или желто канареечной краской; ста-рые кирпичные дома с заплесневелыми стенами и добротной архитектурой, новые пятиэтажные коробки с трещинами, похожими на зигзаги черных мол-ний. Глаз утомляется от всей этой разбросанности, от всего сумбура зданий и галдежа в трамвае. Откровенно сказать, не будь горькой нужды, не захотел бы я ни за какие деньги путешествовать по улицам Горького. Слишком оче-виден здесь факт полного игнорирования нужд рядового человека, забвение его…
… Вечером взял у товарища одну из книг почти исчезнувшей серии «Ми-ровой истории», редактированной в свое время, кажется, Покровским и Раде-ком. В разделе о Соединенных штатах Америки попалось мне на глаза одно любопытное изречение Александра Стефенса, вице-президента Южной кон-федерации, написанное в 1862 году: «Мы отвергаем ложное представление о равенстве рас. Наша новая власть основывается на противоположном мнении: черный человек не может быть приравнен к белому, следовательно, абсолют-ное, рабское подчинение высшей расе неизбежно и морально оправдано. Впервые в мировой истории мы провозглашаем превосходство высшей расы над низшей, как этическую и философскую истину». Вот кто, оказывается, запатентовал за собой пальму первенства реакционной дискриминации по от-ношению «нисших» рас. Немецкие расовые теоретики, вроде Альфреда Ро-зенберга, только заимствовали мракобесное учение Стефенса и приспособили ее к своим нуждам. Этот факт очень знаменателен, и нам следует остерегать-ся американской «демократии», способной закрыть глаза на возрождение в Америке «этических и философских истин» Стефенса. Когда-то Ленин, ха-рактеризуя сущность мелкокрестьянской страны. Писал: «Пока мы живем в мелкокрестьянской стране, для капитализма в России есть более прочная эко-номическая база, чем для коммунизма» (см. т. XXVI, стр. 46). Перефразируя эту истину, можно сказать, пока в Америке существуют капиталистические монополии, там больше почвы для фашизма, нежели для настоящей демокра-тии. Отсюда встает перед нами историческая задача – убедить американцев в превосходстве нашей социалистической системы перед их системой капита-лизма. И убедить их можно не импозантностью общей картины социализма, а его деталями: пусть наш каждый гражданин живет богаче и культурнее аме-риканца. Такая агитация будет неотразимой. А у нас есть для этого возмож-ности и стоит только по настоящему захотеть и взяться. Война показала, с ка-кой изумительной быстротой мы можем производить разрушительные сред-ства обороны и борьбы с фашизмом. Так неужели мы не в состоянии развить такие же темпы создания жизненных благ для каждого гражданина СССР. Конечно, можем и должны!…
22 ноября. Сейчас, когда судьба Гитлера предрешена и идет к закату, о нем говорят и пишут гораздо больше, чем в период зенита его могущества. И это естественно: могуществом Гитлера восторгались миллионы, а его падения жаждут сотни миллионов людей. И жажда эта в различной, подчас фантасти-ческой форме, отражается мировой прессой. Уделяется одновременно много внимания и ближайшим сподвижникам Гитлера. Специальный корреспондент газеты «Обсервер», как сообщило агентство Рейтер, опубликовал статью под заглавием «Тайна Гитлера». В этой статье сказано: «Еще большее значение, чем молчание Гитлера, имеет исчезновение Геринга… Не будет ничего уди-вительного, если, если мы скоро узнаем, что с Герингом приключилось что-нибудь роковое».
Если автор статьи «Тайна Гитлера» не куплен фашистами, готовящимися к внезапному исчезновению от взоров людей и от предстоящей ответственно-сти за свои преступления, то его предсказание о судьбе Геринга очень инте-ресно: с Герингом приключится роковое, как с одним из главнейших военных преступников. Вопрос только во времени… А время это, наверное, будет ус-тановлено на предстоящей конференции Сталина, Черчилля и Рузвельта. Эта встреча подготавливается, хотя, по недавнему заявлению Рузвельта на пресс-конференции, еще не достигнуты успехи в деле организации такой встречи. Однако тот же Рузвельт сказал: «Для меня важнее встретиться со Сталиным и Черчиллем, чем с де Голлем… Но географическая сторона вопроса также иг-рает определенную роль».
Мне это вспомнилось в связи с утренней беседой в нашей комнате по во-просу встречи глав трех государств. Один из собеседников в шутку заметил: «Для Америки и Англии удобнее бы видеть Сталина на каком-нибудь англий-ском курорте, но Сталин не любит английского тумана и, пожалуй, настоит на встрече с Рузвельтом и Черчиллем именно в России. У нас меньше тумана и поисправнее работает охрана…» Как там дело не сложится, а вопрос геогра-фический, рассуждая логически, перерастет в вопрос политический и в во-прос престижа. Учитывая конкретно сложившееся соотношение сил, союзни-ки должны принять условия Москвы о месте встречи глав трех государств…
Надо отметить, что нам интереснее, чтобы визит де Голля в Москву со-стоялся до встречи Сталина с Рузвельтом и Черчиллем. Абсолютно необхо-димо выяснить целый ряд вопросов наших взаимоотношений с Францией в деле послевоенного устройства Европы. Важность этого понимают и францу-зы. Например, министр иностранных дел Жорж Бидо во вчерашнем выступ-лении на заседании Французской Консультативной Ассамблеи прямо заявил, что поездка генерала де Голля в Москву будет иметь большое значение для будущего Франции и для улучшения понимания между союзниками, так как невозможно построить Европу без занятия в ней Советским Союзом места, соответствующего размерам принесенных им жертв и его значению. Бидо сказал при этом, что Франция должна сохранить союз не только с западом, но и с востоком, так как многочисленные политические и моральные интересы связывают нас с востоком Европы.
Все это правильно. Жаль только, что Бидо не высказал своей точки зрения на политику региональных соглашений, хотя этот вопрос обязательно станет в недалеком будущем камнем преткновения разногласий между союзниками. Да и самой Франции, если в ней одолеет склонность к атлантическому блоку, угрожает опасность потери экономической независимости: мешок Дяди Сэма или Джона Буля для Франции не будет открыт бескорыстно… Американский беспроцентный миллиард, предоставленный в свое время Советскому Союзу, никогда больше не засияет ни над чьим небом, ибо неповторима обстановка кредита и нет более силы, равной силе СССР…
Для нас «западный блок» неприемлем. Это санитарный кордон, взятый наизнанку. Его всемерно надо не допустить…
24 ноября 1944 года. Агентство Танюг распространило позавчера сообще-ние, что постановлением президиума Антифашистского Вече Народного Ос-вобождения Югославии маршалу Иосипу Броз-Тито присвоено звание На-родного Героя.
Я аплодирую этому постановлению. Тито является одним из немногих людей, для которого любая награда найдет одобрение сотен миллионов тру-дового народа. Тито – это живая легенда о человеческом бесстрашии, безгра-ничной гениальности и мастерстве служить обществу во имя счастья и свобо-ды. Пусть многие годы живет маршал Тито, рыцарь совести и чести нашего времени. Если о нашем Сталине Анри Барбюс сказал как о человеке с лицом рабочего, с головой ученого, в одежде простого солдата, то о Тито можно бы сказать почти то же самое, хотя он носит военный костюм серого цвета с маршальскими знаками – скрещенными ветками маслины и пятиконечной звездой.
Ему сейчас 52 года. Он среднего роста, физически крепок, опрятен и под-тянут. У него решительное и энергичное лицо. Его серо-голубые глаза смот-рят на собеседника пронзительным, но в тоже время и ласковым взглядом. Тито всесторонне образован, владеет несколькими иностранными языками, но любит всего больше свой родной – хорватский. Он любит искусство и вос-питывает любовь к искусству в своей армии и народе. Он безгранично чело-вечен. Таким он и вошел в сознание всех народов Югославии, став для них знаменем стойкости, непобедимости и святой правды, перед которой падут все темные силы реакции. И я счастлив, что в моих записках представился случай упомянуть Тито как Народного Героя.
… Каропетян принес номер «Горьковской Коммуны» за 23 ноября. Какая похабщина в растранжиривании средств. Газета опубликовала в хвалебном тоне сообщение, что отдел по делам архитектуры при Горьковском Облис-полкоме объявил конкурс на составление проекта киоска для продажи вод и установил денежные премии в 1200, 1000 и 700 рублей. Это хуже, чем кры-ловская лягушка… Лучше бы поили в существующих киосках народ хорошей водой, чем премиальные тысячи раскладывать потом рублями на стаканы дурной воды. Привыкли пестро раскрашенной фанерой маскировать и доро-говизну газированной воды и ее дурное качество, а по рукам никто их не бьет за эти «шалости». И смерть не берет подобных «архитектурных» дубин. Це-лую дюжину бы их не пожалел за одного Иосифа Уткина, о гибели которого на фронте сообщила «Красная звезда» за 16 ноября.
… Снова есть в газетах сообщение, что за границей усиленно продолжает-ся в прессе трактовка вопроса о создании блока стран Западной Европы. И Черчилль молчаливо соглашается с планом и идеями такого блока.
Отлегло, как говорили старики. Захотелось создать блок западных госу-дарств без участия России. Не мешает напомнить Черчиллю о его речи, про-изнесенной 7 ноября 1941 года в Гулле перед промышленными рабочими района Тайн. Он тогда сказал: «Русские энергично борются и ведут бои, и ре-зультаты их борьбы имеют особо важное значение». Конечно, русские армии спасли весь мир, Англию в том числе, от порабощения немецкого фашизма. Что было бы с миром и с Англией в частности, если бы перед взбесившимся гитлеризмом не встала русская сила? Англия была не в силе противостоять Германии, не могла ее укротить. Сам Черчилль в вышеуказанной речи в Гул-ле признался в этом. Он сказал: «Мы оказались почти безоружными. Мы спасли в Дюнкерке свою армию, но она вернулась без всяких принадлежно-стей и орудий войны. Если не считать нашей страны и нашей империи, с ко-торой мы неразрывно связаны, все страны мира отказались от нас, решили, что наша жизнь окончена и наша песня спета».
В тех условиях Англии было не до создания западных блоков. Да и не смогли ее спасти никакие западные блоки. Ее спас Советский Союз. Разве этими дурно пахнущими западными блоками надо платить России? Подумай-те хорошенько, уважаемая Западная Европа!
Английский посол в США Галифакс 7 ноября 1941 года, возможно, в один час с выступлением Черчилля в Гулле, произнес речь в «экономическом клу-бе» в Детройте и сказал следующее: «Россия испытала на себе всю сокруши-тельную силу нацистской военной машины, и трудно найти слова, чтобы опи-сать ее великолепное сопротивление… Русские нанесли потрясающие потери Германии, но и сами понесли тяжелые потери не только в людях, но и в мате-риалах. В настоящее время они ожидают, чтобы рабочие Англии и Америки восполнили эти потери, и я уверен, что мы не допустим, чтобы их надежды были напрасными. Наши рабочие не подведут их».
На английских и американских рабочих мы и не жалуемся. Они нас не подводят. Но ведь и не они поднимают вопрос о создании «западного блока государств». Этим занимаются некие другие силы в Англии. И не пора ли эти силы посадить на цепь или, на худой конец, – на крепкие тормоза, иначе они далеко зайдут, выйдут из себя, а тогда им трудно будет войти в себя. Одним словом, нужна им сейчас же смирительная рубаха.
…Конечно, для них нужна иная, чем на Гитлера рубаха. Тот ищет теперь всякую дыру, куда можно ему нырнуть. Он даже не прочь использовать «Жи-вой труп» Толстого… Шведская газета «Стокгольм тиднинген», например, сообщила о распространившихся в Берлине упорных слухах о смерти Гитле-ра. А реакционеры, мечтающие о блоке западных государств, ищут всякой трещины в союзе Свободолюбивых наций, чтобы протащить сквозь нее сой план. Не допускать трещин, своевременно конопатить их, вот историческая задача нашей дипломатии. Это и будет являться смирительной рубашкой на первом этапе.
Об этапах последующих нет смысла говорить в моих записках…
27 ноября. Больших, потрясающих событий нет. К числу важных относят-ся: очищение 24 ноября войсками Красной Армии острова Сарема (Эзель) от немцев и активничание 4-го Украинского фронта, занявшего вчера несколько городов.
Вылетел в отставку слабовольный премьер польского эмигрантского пра-вительства Миколайчик. Теперь лондонские поляки начнут открытую «игру» против СССР. Вредные птицы!
… Американские летающие крепости 24 ноября бомбили Токио. Бушуют в столице самураев пожары. Они сметут этот город из дерева, картона, бам-бука. Останутся разве несгораемые шкафы, к которым, как известно, имеют пристрастие японские купцы и промышленники, напуганные частыми пожа-рами. Конечно, если не разрушат его прямые попадания бомб, сохранится императорский дворец, построенный из дикого камня, сохранится европеизи-рованный центр столицы из каменных зданий, сохранятся священные пруды, высокие стены и обширные сады и парки, отделяющие жилой дворец япон-ского микадо, кажется, Хирохито от остального города. Страна вишневых са-дов и восходящего солнца пылает, принося себя в жертву богам собственного безумия и войны…
28 ноября. С утра повалил снег, затрещал мороз. Часам к двум немного помягчило. К этому времени я успел закончить чтение лекций в одном из ар-тиллерийских дивизионов и отправился в Город посмотреть на Волгу, зайти в Горьковский Кремль. Трамваем № 5 доехал до Первомайской площади, до-вольно просторной. От нее расходились лучи семи или восьми улиц и переул-ков. Через площадь бежали машины, шли, покачиваясь на ходу, женщины с мешками за спиной. Из мешков торчали дрова или хвостики мерзлой морко-ви. Ребятишки с гиканьем и шумом цеплялись специальными крючкастыми палками за борта машин и мчались на буксире с такой скоростью, что из под коньков били гейзеры серебристой снежной пыли. Другая группа ребятишек злорадно визжала у шофера, который лягал ногой свою сломавшуюся маши-ну, стоявшую среди площади на трех колесах и на тоненькой ножке домкрата, вместо четвертого колеса.
– Улю-лю, лупи ее, лупи! – подбадривали ребятишки подвыпившего шо-фера, лупившего машину успетком.
По улице Свердлова я дошел до банка, привлекшего мое внимание своей кудрявой древнемосковской архитектурой, фигурной кровлей, башенками и затейливыми подъездами.
Завернув в банк, я проследовал в кассовый зал. Он поразил меня пестрой росписью потолка, дыханием торговой старины, мифологической фреской.
Потолок зала представлял собой комбинацию арочных сводов и секущих плоскостей, кривых линий и лучей, граней и овальных выступов, сферических вогнутостей и линзовых выпуклостей. Все расписано и раскрашено. Иконо-писная роспись пестра, как публика бывших больших Нижегородских ярма-рок. В качестве фона служила художественная вязь, прерываемая пространст-вами рамок кругов, овалов, треугольников, квадратов и ромбов, заполненных изображениями гребных галер, древних парусников, Соломонов с лучистыми ореолами у круглых голов с совиными глазами, львоподобных царей с кре-стами и скипетрами в руках, двуглавых орлов с изображением на их груди Георгия Победоносца и с круглыми державами в когтистых курчавых лапах. Были здесь также изображены юные конники с рогами изобилия в руках и с порхающими под ногами коня белыми голубями, изображены звери в цар-ских коронах и цари в звериных шкурах… Безграничная фантастика, рожден-ная на плодотворной почве когда-то шумевшего на весь мир Нижнего Новго-рода, ныне скромного и бесшумного, несмотря на наличие здесь заводов, равных по величине многим мировым гигантам индустрии. И только бледны-ми копиями былых ярмарок выглядели горьковские базары, мимо которых мне пришлось перед тем проследовать.
… Три огромные пятиярусные бронзовые люстры висели под сводами по-толка кассового зала, поблескивая резными колпачками электрических свеч. И чувствовалось, что «электричество» только пристроилось к древней, ус-певшей потускнеть, бронзе люстр, знавших стеариновые, а может, и сальные свечи с их мерцающими и стелющимися острыми язычками пламени и сини-ми спиральками дыма, исходившего от черных корешков погасших фитилей. Это было в ту пору, когда в углу крестьянских хат стояли небольшие толсто-ногие столы, покрытые грубыми скатертями и заваленные краюхами свеже-испеченного хлеба, уставленные берестяными солонками с крупной солью, зелеными стеклянными кружками с прозрачной водой, расплесканные капли которой дрожали на ворсе скатертей, как роса на тычинках цветов. Это было в старину. А теперь и в крестьянских хатах сияет электричество, краюхи хле-ба убраны в буфеты и поставцы, столы завалены книгами и газетами, на ок-нах цветы и занавески, на стенах нет мифологических образов, вытесненных реальными портретами вождей…
Свет, краски, образы – все это почти душа материи… Из банка я вышел, взволнованный влиянием беспокойной нижегородской старины на мое вооб-ражение, и поспешил к «детинцу» города – к Кремлю.
Буро-красные стены его с квадратными и круглыми башнями, с хмурыми глубокими проездами и боевыми зубцами, подпиравшими холодное свинцо-вое небо, унесли мою мысль и чувство к временам Минина и Пожарского, ко-гда разгневанный Нижний Новгород закипел, заворошился, поднялся на вы-ручку полоненной поляками Москвы. Туда пришло нижегородское гневное ополчение и изгнало поляков, восстановило величественную самостоятель-ность Москвы, про которую впоследствии историк Карамзин сказал: «Москва будет всегда истинною столицею России». Вспомнился мне еще в детстве слышанный рассказ учительницы о том, что, будто бы, князь Дмитрий По-жарский и нижегородский староста Кузьма Минин, изгнав поляков из Моск-вы, взошли на Сухареву башню, стоявшую сизой фантастической четырех-угольной громадой, и со вздохом облегчения взглянули на освобожденную Москву. Может быть, было и не так, как рассказывала учительница, но имен-но ее устами говорили прошлые века о старой Москве и перед глазами учени-ков вставали ее достопримечательности. С той поры я запомнил бесчислен-ные купола храма Василия Блаженного, состоявшего из нескольких уступов и увенчанного огромной, радужного цвета зубчатой главой, похожей на гране-ную пробку одеколонного флакона.
Говорила учительница и о Симоновом монастыре с платформой, откуда москвичи наблюдали когда-то за приближающимися тучами татарских пол-чищ, о туманных Воробьевых горах. Увлекшись рассказом о Москве, учи-тельница сместила время и рассказала о более поздних картинах Москвы, не имевшихся еще при Минине и Пожарском. Она рассказала о произведении новейшего искусства – о Петровском театре с плоской кровлей и портиком с вознесенным над ним алебастровым Аполлоном, который, стоя на одной ноге в алебастровой колеснице, твердо управлял тройкой алебастровых коней. Эту тройку коней пришлось увидеть и мне, но уже над бывшим Петровским теат-ром.
Все это вспомнилось мне, когда с трепетом в сердце я проходил через от-крытые ворота во внутрь Горьковского Кремля. Так дорога нам слава про-шлого, без которой не было бы славы сегодняшней России.
Во дворе заснежено. Серые полоски асфальтированных дорожек ручьями текли между вспушенных снежных сугробов, только что набросанных лопа-тами сторожей. Молодые сосенки, зеленея среди снегов, напоминали о мос-ковском кремлевском дворе. Только не было здесь московской строгости, не было московской пестроты зданий, меньше пахло стариной, чем в Москов-ском Кремле. Здание обкома партии и облисполкома – современные здания, плоскостенные, с изрезанными углами, с многочисленными переплетами ши-роких окон и верандных стен из стекла и легких рам.
Я прошел дальше. Здесь запахло вековой давностью: слева было длинное сумрачное каменное здание местами в 2, местами в 3 этажа. Заплесневелые, позеленевшие кирпичи стен, железные решетки на глубоких окнах. В давние времена здесь был застенок. В сумрачных комнатах, освещенных трепетным светом факелов, скрипели дыбы, и воеводский палач опускал со свистом тя-желый кнут на спину пытаемого. Мне стало жутко и душно, несмотря на мо-роз. Мне захотелось простора, а его не было на просторном каменном крем-левском дворе. Я почти опрометью выбежал со двора на берег Волги.
Берег этот очень высок: трехэтажные казармы, расположенные внизу, у самой реки, казались мне маленькими и ничтожными. По крайней мере, стоя у подножия Кремля, я находился, по отношению этих казарм, на двадцатом этаже небоскреба. Справа от меня, ближе к Волге, торчало деревянное здание с островерхой кровлей и двумя деревянными башенками. Мне сказали, что это бывший ресторан охотников. Любили здесь волжские охотники выпить, закусить, вволю похвастать друг перед другом. Теперь здесь было тихо и снежно: не только война, но и жизнь с расчетом и на тонкую ногу несовмес-тима с веселым шумком охотничьего ресторана…
… Далеко внизу текла медленная и широкая Волга. Зеленые льдины с шо-рохом плыли на восток, сталкиваясь, прирастали друг к другу, образуя серо-белые длинные караваны, которые снова с треском ломались на поворотах фарватера. В туманах утопал противоположный берег, еле маячили неясные очертания рыбачьих домиков, кустарники, отдельные деревья. Казалось все это затонувшим в мутной воде и так нанесенным кистью гениального худож-ника на свое полотно. Несмотря на простоту картины, она приняла сказочно-поэтический характер и порождала в моей душе неопределенное чувство, по-хожее на грезу и на грусть. Я находился на таком удалении от противополож-ного берега, при котором иллюзия видимой картины достигала своего клас-сического предела: подойди я наполовину ближе, и видение потеряло бы свою обворожительность, в нем угасла бы жизнь. Это была натура, показан-ная мне удачной стороной. И она была милее фантазии.
Позади меня прошумели сани. Оглянувшись, я увидел только задок саней и девушку, сидевшую в них рядом с военным в форме наркомвнудельца. Кроме их, кто же мог в такое время кататься на санях в обществе красивой горьковчанки… Сани скрылись от моего взора за памятником великому лет-чику нашего времени – Валерию Чкалову. Валерий, огромный, голубоватый, стоял спиной к Волге, лицом к площади, к городу. Не так он любил стоять при жизни. Тогда он чаще стоял на крутом волжском берегу и смотрел на мощную водную стихию, вид которой рождал в нем стремление к одолению стихии пространства. Ему казалось тогда, что взмахни он руками, и тело его отделилось бы от земли, плавно пролетело над Волгой, а потом, ведомое мя-тежной душой, полетело бы над всем миром, вокруг земного шара.
И вот, мертвого Чкалова заставили повернуться спиной к Волге. Рождав-шей в свое время во взоре Валерия грезу о полете. Зачем это сделали? Отдана дань ложному сценическому требованию, чтобы артист смотрел в глаза пуб-лике, так как в повороте к ней спиной зрители усматривали дурной тон… Сцена может торжествовать: Чкалов смотрит лицом в глаза публике. Но сим-волическая сила памятника погасла. Чтобы зажечь ее, необходимо Чкалова повернуть лицом к Волге, стихийная мощь которой будила и звала живого Чкалова к творению великих дел. Стихию любил Чкалов, бурю жизни, а не городскую площадь, дисциплинированную милиционерами и указателями о допускаемых скоростях движения коммунального транспорта.
Технически не встретится большой трудности, чтобы повернуть лицом к реке огромную фигуру чкаловского памятника. Не нарушатся и пропорции: черно-мраморный пьедестал памятника цилиндричен. Но идея памятника станет другой, настоящей: бессмертное дерзновение одолеть стихию сил при-роды, стихию пространств. Именно это влекло Чкалова и было сущностью его характера…
……………………………………………………………………………….
29 ноября 1944 года. Волнующее радиосообщение: войска Толбухина (3-й Украинский фронт) перешли в наступление, форсировали Дунай и заняли бо-лее трехсот населенных пунктов на территории Венгрии. Прорыв расширен до 150 километров по фронту и до 40 километров в глубину.
1-е декабря. Сегодня мир отметил первую годовщину Тегеранской встре-чи Сталина, Рузвельта и Черчилля. Для Красной Армии прошедший год был годом решающих успехов: немцы вышвырнуты с территории СССР, началось освобождение Польши, Чехословакии, Норвегии, перенесены военные дейст-вия на территорию Германии, освобождена столица Югославии – Белград, Красная Армия вышла к воротам Будапешта. В это же время союзники осво-бодили почти всю Францию, Бельгию, начали освобождение Голландии, пе-ренесли военные действия на территорию Германии.
Мощные наступательные операции Красной Армии приковали к восточ-ному фронту 200 немецких дивизий, что позволило союзникам выполнить свои задачи на Западе. С другой стороны, союзники сковали на Западе 75 не-мецких дивизий, что облегчило и ускорило выполнение Красной Армией сво-их стратегических задач.
Сейчас война близится к завершению, к полному разгрому немецких фа-шистов. И попытки последних затянуть войну, попытки элементов «пятой ко-лонны» внутри союзных стран облегчить положение Германии, ничто это не остановит поступь грядущей судьбы. Свободолюбивые народы мира получат победу, завоюют и прочный мир, хотя сделать это будет не так легко, как многим кажется и казалось. К примеру сказать, почему Англия позволяет польскому эмигрантскому правительству в Лондоне безобразничать против СССР и всех свободолюбивых наций? Ясно, что английские лорды рассчиты-вают использовать поляков в качестве средства, «уравновешивающего» нашу политику…
Но… Рокоссовский находится сейчас в Москве. Он получает в столице маршальскую звезду… Не только звезду… Он получит твердую установку о дальнейших действиях 3 Белорусского фронта стоящего у ворот Варшавы. «Гордиев узел» пора разрубить.
3 декабря. Вчера в Москву специальным поездом прибыл глава временно-го правительства Французской республики генерал де Голль, сопровождае-мый министром иностранных дел господином Бидо. Де Голль 29 ноября при-был самолетом в Баку, а 30 ноября, следуя специальным поездом, выехал в Сталинград, где вручил сталинградцам мемориальную доску и в тот же день выбыл в Москву. На московском вокзале де Голль сделал перед микрофоном заявление: «Я счастлив и польщен, что нахожусь в столице Советского Сою-за, принеся сюда дань уважения Франции, союзницы Советского Союза для обеспечения победы, и затем для обеспечения мира, который должен стать благодеянием для человечества».
К приезду де Голля в Баку союзные войска в районе Линниха (в Герма-нии) вышли к реке Рур севернее Кослара. Немцы, обезумев от страха перед двумя фронтами, лихорадочно проводят «сверхтотальную» мобилизацию. Ефрейтор 44 батальона связи 44 немецкой пехотной дивизии Рихард Шульц, захваченный в плен войсками 3 Украинского фронта, признался, что до вой-ны он был виолончелистом оркестра веймарского театра и получил на днях письмо из Веймара от своего учителя музыки, профессора Эдварда Шульца, который сообщил, что «в связи со «сверхтотальной» мобилизацией закрыт всемирно известный веймарский театр. Все актеры театра мобилизованы в армию. Руководитель театра Пауль Сикст и первый концертмейстер Герберт Беккер назначены в артиллерию. В Германии ликвидированы все оркестры, а музыканты взяты в армию. Остался только один оркестр при берлинском ра-дио».
Что обо всем этом можно сказать? Если войну проиграли отборные наци-стские дивизии, то не немецким скрипачам и барабанщикам ее выиграть…
7 декабря. В Греции полиция завязала бои с отрядами «национально-освободительного фронта», пытаясь разоружить патриотов. Английский ге-нерал Скоби, командующий английскими войсками в Греции, активно помо-гает греческой полиции. Так Англия понимает демократию и невмешательст-во во внутренние дела Греции. Над Афинами висят английские «Спитфайры». Позор! Грубо, империалистично… Так и торчат из всего этого английские уши стремления установить свое влияние на Балканах, опираясь на балкан-скую реакцию, и прежде всего – на греческих монархистов. Никак не может «демократическая» Англия обойтись без королевских корон, без поддержки реакции вообще. Это показательно как на примере Греции, так и на примере Польши. Англия поддерживает до сей поры правительство Арцишевского и Квапинского, о которых газета «Глос люду» написала: «Если санация (реак-ционный режим в Польше) удержала в свое время власть, если Бек и Ридз-Смиглы смогли привести Польшу к катастрофе 1939 года, то немалая ответ-ственность за это ложится на Арцышевского и Квапинского. Ни один рабочий не может считать себя товарищем тех, кто десятки лет выслуживался перед реакцией и кто сегодня борется против возрождающейся народной Польши».
………………………………………………………………………………..
Сегодня исполнилось три года войны между англо-американцами и Япо-нией. Япония, как и Германия в Европе, спланировала войну на Тихом Океа-не, как молниеносную войну, рассчитывая выиграть ее в связи с занятостью Англии и Америки проблемами европейской войны и значительным усилени-ем стратегических позиций Японии на Дальнем Востоке. Япония ввела в дей-ствие первоначально около 450 тысяч солдат и 1000 самолетов против полто-раста тысяч англо-американских солдат и сумела, при явной неподготовлен-ности Англии и США к войне, захватить Британскую Малайю, Бирму, Фи-липпины, Голландскую Индию, Гонконг, Острова Гуам и Уэйк, часть Новой Гвинеи и Новой Британии, Новую Ирландию, Тимор и Соломоновы острова. Эти успехи были достигнуты Японией с 7 декабря 1941 года и до начала авгу-ста 1942 года.
К этому времени англо-американская вооруженная мощь возросла на-столько, что можно было ожидать изменения характера военных действий на Тихом Океане. Именно военные действия, развернувшиеся летом 1942 года на Тихом Океане, знаменовали собой начало нового, второго этапа: японские усилия в этот момент оказались безуспешными, а англо-американские войска, успешно придерживаясь оборонительной стратегии, завершали процесс нака-пливания сил для контрнаступления.
Первый удар по японским вооруженным силам союзники нанесли в ночь на 7 августа 1942 года, высадив десанты на Соломоновых островах. Начался третий этап войны, характерный переходом инициативы в руки союзников, а также переносом центра тяжести боев к берегам Австралии.
В ходе наступления союзники заняли острова Гильберта, Адмиральтеские, Алеутские, Гуам, часть Маршальских, Марианских, Каролинских, Соломоно-вых островов, остров Новая Британия и почти полностью очистили от япон-цев Новую Гвинею, вступили в Бирму и на Филиппины.
Союзники, закрепившись на острове Сайпан и на Филиппинах, оказались в близости к Японии и китайскому побережью. Все это, а также ухудшившее-ся положение Японии на море после неудачных морских сражений, предо-пределяет исход войны: островная система японской обороны, созданная в центральной, южной и юго-западной частях Тихого Океана и названная «японской линией Мажино», дала уже трещину. Трещина эта есть начало конца японского империализма. Правда, пока СССР будет стоять на позиции нейтралитета по отношению к Японии, союзники не смогут нанести ей реши-тельного поражения и не заставят ее капитулировать безоговорочно. Ведь Япония обладает обширными плацдармами в Корее, Манчжурии и Китае. Ли-квидировать эти плацдармы японского сопротивления может только СССР. И…, забегая немножко вперед, можно предсказать неизбежность вступления СССР в войну с Японией… Без этого война может затянуться столь долго, что мы не сможем нормально воспользоваться несомненными результатами скорого краха Германии. Здесь дело именно «нескольких месяцев, может, полгодика»…
9 декабря. В английской палате общин обсуждается положение в Греции. С интересной речью выступил лейборист Сеймур Кокс. Он сказал: «В по-следнее время некоторым из нас кажется, что, поскольку победа приблизи-лась, англичане в своей политике склоняются к поддержке многих старых, отживших режимов в Европе против возникающих новых народных сил. Примеры этого мы видели недавно в Бельгии и Италии… Мы можем поте-рять дружбу греческого народа ради завоевания расположения принца Гоген-цоллернского (греческий король)». Кокс предложил одному из министров вылететь в Грецию и созвать конференцию различных партий с целью созда-ния греческого национального правительства и отвести английские войска с улиц Афин.
Черчилль также выступил по греческому вопросу. Его речь была непосле-довательна и лицемерна. Он сказал, что «Правительство было бы недостой-ным доверия, если бы оно использовало войска его величества для разоруже-ния друзей демократии в Греции и в других частях Европы». Этими словами Черчилль пытался снять обвинение в том, что именно правительство пользу-ется войсками против греческой демократии.
Далее, говоря о греческих патриотах, Черчилль отметил: «Они оказали большую услугу, но дело государства судить, какую награду они должны по-лучить». Черчилль, таким образом, прямо выразил пожелание подчинить гре-ческих патриотов государству, возглавляемому реакционером Папандреу. Да-лее он начал подводить базу под осуществленное уже вмешательство англий-ской армии в греческие дела и указал, что «В Греции имелся довольно хоро-шо организованный блок и план, в соответствии с которым ЭЛАС (военная организация национально-освободительного фронта – ЭАМ) должна была за-хватить Афины вооруженной силой и установить царство террора под пред-логом чистки от коллаборационистов». И вот Черчилль считает большой за-слугой, что он предотвратил эласовский террор, разрешил английским вой-скам вмешаться в греческие дела. Как это лицемерно и глупо звучит. Ведь террор большинства над меньшинством всегда был более демократичным, чем наоборот. А Черчилль обеспечил именно это «наоборот», помогая грече-ской кучке реакционеров и предателей держать власть над Грецией в своих преступных руках… Черчилль замазал свои руки кровью греческих рабочих. И нет больше у меня к нему симпатии, которой он был достоин за энергичное участие в деле организации усилий объединенных наций для борьбы с фа-шизмом.
13 декабря. Вчера опубликовано Советско-французское коммюнике о пре-бывании генерала де Голля и господина Бидо в Москве. «Оба правительства подтвердили снова свое решение вести военные действия до полной победы над Германией и свою волю принять совместно все соответствующие меры для предохранения Европы от новой агрессии. В духе этих решений оба пра-вительства 10 декабря подписали Договор о союзе и взаимопомощи»
Это очень важное событие, особенно на фоне разговоров о «Союзе стран Северо-западной Европы»…
10 декабря де Голль покинул Москву, сделав на вокзале заявление перед микрофоном Кинохроники: «Несколько дней, проведенные нами в Советской России, будут, я полагаю, отмечены в истории этой войны, и, я думаю, также в тех деяниях, которые будут совершать бок о бок Объединенные Нации в ус-ловиях мира для блага всех людей. Да здравствует Советская Россия!»
16 декабря. Надо отметить, что советская дипломатия успешно и очень ак-тивно ведет свою работу. Приезд де Голля в Москву, установление 14 ноября дипломатических отношений с Чили, успехи нашей дипломатии в Балканских странах, – все это достойно высокой оценки. И рано или поздно, но англо-американцы должны будут признать превосходство нашей дипломатии над всякой другой. Очень жаль, что с первого декабря ушел в отставку с поста го-сударственного секретаря США господин Хэлл. Он бы сделал подобное при-знание гораздо раньше, чем это способен сделать его преемник Стеттиниус. Пожалуй, Стеттиниус даже и не успеет сделать ничего в смысле оценки рус-ской дипломатии: он своенравен, склонен к компромиссам с полуфашистами и поэтому не усидит долго в министерском кресле.
Да и народ наш научился быть дипломатом и угадывать будущее по са-мым различным признакам. Вот сегодня, например, едва радио сообщило о том, что Президиум Верховного Совета СССР отложил выборы в Верховный Совет СССР до декабря 1945 года, как все жильцы нашей комнаты едино-душно заключили, что война закончится не раньше мая: потребуется же не меньше шести месяцев мирного времени для подготовки к выборам. Как и когда закончится война, это еще большой вопрос. Одно несомненно, в нашей стране дипломатов и дальновидных политиков гораздо больше, чем их заре-гистрировала Москва, всегда ощущавшая недостаток в этой категории лю-дей…
… В европейской печати распространился слух об уходе Франко в отстав-ку. Слух этот через корреспондентов агентства Рейтер активно распространя-ет республиканский испанский министр Мигель Маура, проживающий сейчас в Париже. Слух, по-моему, ложен. Ведь Испания является почти последним оплотом нацистской мечты покорения мира, и Франко не подумает уходить в отставку, пока на него никто крепко не жмет. Несомненно, однако, что стоило бы Англии и США организовать необходимый демарш против Франко, и это-го мясника сдуло бы с борта испанской государственной власти в течение не-скольких часов. Да посмеют ли англо-американцы сделать что-либо в этом направлении: они так боятся красной Испании…
В то время, когда европейские и американские политики с закрытыми гла-зами тычут пальцем в палец, чтобы не ошибиться в выборе «линии» своего поведения или занимаются, как руководитель военного отдела французского министерства информации полковник Шассен, распространением неправиль-ной информации о количестве немецких дивизий на Восточном фронте (он на инструктивной пресс-конференции 5 декабря назвал цифру немецких и вен-герских дивизий на восточном фронте – 132 дивизии, когда их в самом деле насчитывается 220 дивизий, в числе которых 200 дивизий немецких), Красная Армия делает свое дело. Напуганный ее ударами, 9 декабря «вождь восточ-ной крепости Европы» – Салаши со своим марионеточным правительством перебрался из Будапешта в город Шапрон на австрийской границе. В Буда-пеште поднялась паника. Газета «Гетеборг-постен» сообщила, что «Четыре шведа, приехавшие из Будапешта, рассказывали, что положение там ужас-ное. Среди местного населения, а также среди солдат царит паника. Шведская миссия в Будапеште получила приказ о возвращении на родину. Другие ино-странные миссии также эвакуируются». Нервничают и главари немецкого фашизма. В Германии продолжаются казни. Один из участников заговора против Гитлера бывший бургомистр Лейпцига Герделер подвергается «впры-скиваниям», ослабляющим волю. Таким образом, гестаповцы заставили Гер-делера выдать им десятки промышленников и директоров крупных предпри-ятий. Была устроена очная ставка этих людей с Герделером. Повешены – ми-нистр финансов Попиц и германский адвокат доктор Ландберг, служивший в разведке и бывший близким другом и юридическим советником Гиммлера. Последний повешен потому, что слишком много знал о гитлеровской вер-хушке.
Заслуживает серьезного внимания «Обращение 50 немецких генералов к немецкому народу и армии». Обращение первым подписал Паулюс. Оно было опубликовано в немецкой газете «Свободная Германия» (Орган Националь-ного Комитета «Свободная Германия») в № 50 от 10 декабря 1944 года и по-том переведено на русский язык и помещено во вчерашнем номере централь-ных газет. Генералы пришли к выводу, что «Близится час окончательного крушения Германии перед лицом подавляющего превосходства сил объеди-ненных противников» и закричали:
К такому положению привел Германию Адольф Гитлер! Война проиграна! Но наш народ не должен погибнуть! Поэтому надо немедленно покончить с войной! «Немецкий народ, подымайся на спасительный подвиг против Гитле-ра и Гиммлера, против их губительного режима. В единении – твоя сила. В твоих руках и оружие для борьбы!»
Конечно, значение этого документа велико. По крайней мере, весь мир убедится, что немецкий народ, имея оружие в своих руках, даже после при-звания его пятьюдесятью немецкими генералами, не шевельнул пальцем, что-бы свергнуть гитлеровский режим, так удовлетворяющий разбойничьи ин-стинкты немецкого народа. И нам, участникам событий, и поколениям, кото-рые только будут читать о них, следует твердо помнить: немецкому народу никогда не верь. Он является потенциальным бандитом, время от времени пытающимся активничать и покорять мир и навязывать ему немецкие поряд-ки. Слишком дешево будет для Германии, если она откупится от нас голова-ми Гитлера и Гиммлера…
18 декабря. Трещат морозы. Ежедневно ощущаем обилие электрической энергии в виде «темных часов и темных суток». Один из работников Горьков-ской электростанции сказал мне по секрету: «Мы оставляем население без света, но это неважно. Москва все равно нас наградит за экономию, хотя мы избрали путь к экономии самый примитивный – воровать энергию из фонда насущных нужд народа». Признание циничное, но справедливое. И он прав. Вместо придания к уголовному суду за бесцеремонное обращение с трудя-щимися, горьковские отцы города, засыпающие Москву фальшивыми реля-циями «об экономии» электроэнергии, обязательно получат ордена. Хорошо бы Москва сделала, спросив мнение трудящихся Горького прежде, чем на-граждать горьковских «хозяев»…
… Вечером прочитал выступление Черчилля 15 декабря в палате общин. Удовлетворен той частью речи, где Черчилль указал на правильность полити-ки СССР в польском вопросе, считая требования СССР разумными. Это явля-ется символом того, что скоро будет достигнуто соглашение между Англией, США и СССР относительно Польши.
Говорят, Арцишевский любил читать книги о древности. Он зачитывался будто бы «Троянской историей» Гвидо де Колумна, не гнушался записками средневекового ливонского летописца Бальтазара Рюссова, а заодно прово-дил многие часы над чтением библии. Если так, то мы имеем право заподоз-рить Арцишевского в знании слов «Менэ, тэкел, упарсин!» (Исчислен, взве-шен и разделен!), начертанных, по библейскому преданию, таинственной ру-кой на стене вавилонского дворца царя Валтасара в качестве предсказания гибели этого царя, безмятежно пировавшего со своими приближенными.
Так и арцишевские и квапинские, пирующие в Лондоне, должны усмот-реть в речи Черчилля предсказание их скорой гибели. А что не договорил Черчилль, то доделает Красная Армия. В Польшу Арцишевский не возвра-тится!
19 декабря. Утреннее радио огласило текст Договора о союзе и взаимной помощи между СССР и Французской республикой, заключенного сроком на двадцать лет.
В недавних беседах Сталина, Молотова, де Голля и Бидо, проведенных в Москве, было установлено, что обе страны стремятся к тесному сотрудниче-ству в деле достижения полной победы над Германией и в создании системы послевоенного мира, гарантирующего Европу от новой агрессии. Все это на-шло свое воплощение в договоре о взаимной помощи и союзе Франции и СССР. Договор нанес удар по давнишней германской стратегии разделения противников, чтобы избежать войны на два фронта. Договор в своей основе имеет идею, как и англо-советский договор, укрепления международного со-трудничества, поэтому он будет важной составной частью будущей системы всеобщего мира и безопасности.
Радио огласило также сообщение Чрезвычайной Государственной Комис-сии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских за-хватчиков и их сообщников о преступлениях гитлеровцев в Литовской ССР.
Гитлеровцы пытались уничтожить литовскую культуру. Они разграбили или сожгли имущество университета в Вильнюсе, разграбили высшие и сред-ние школы в Каунасе и других городах, разграбили библиотеки и музеи. Они расстреляли скульптора Грибаса, поэта Монтвила, дирижеров Гофмеклерис и Дурмашкинас, замучили академика-хирурга Кузьму поэта и драматурга Бин-киса и многих других. Они сожгли на территории Литвы 165000 военноплен-ных и свыше 300000 мирных граждан. Особенно массовые убийства совет-ских людей осуществлялись в местечке Панеряй и в «Форту смерти» в Кауна-се.
Обнародован документ, лишний раз показывающий, куда хотели немцы привести людей нашей планеты. Неужели найдутся еще адвокаты, у которых хватит дерзости защищать немцев перед лицом грядущего правосудия?
20 декабря. Стало известно, что семнадцатого декабря немцы начали на-ступление на фронте 1-й и 9-й американских армий, перешли бельгийскую границу, люксембургскую границу и намереваются создать Арденский вы-ступ. Немецкий главнокомандующий Рундштедт призвал свои войска сделать последнее усилие. Видимо, немцы пытаются поддержать дух в стране хотя бы какой-нибудь победой на фронте. Но пятьдесят немецких генералов во главе с Паулюсом в своем обращении к немецкому народу и армии недавно правиль-но написали, что «нет такого чуда, которое могло бы нам помочь». Не создаст такого чуда и чудаковатый Рундштедт… Ему не удастся даже восстановить положение на линии Зигфрида, как не удастся Гитлеру увеличить количество своих дивизий, вогнанных Красной Армией в землю, тем, что он разрешил французу Дорио объявить себя «французским фюрером». Это не более, как кандидат на виселицу. Рундштедт же является кандидатом на проигрыш зате-янного им наступления.
23 декабря. Радио огласило новый документ о немецких зверствах – со-общение Чрезвычайной Государственной Комиссии о злодеяниях немцев на территории Львовской области. Пытки, истязания и расстрелы немцы в Янов-ском лагере производили под музыку. Для этой цели был организован специ-альный оркестр, руководить которым немцы заставили профессора Штрикс и известного дирижера Мунд. Композиторам немцы предложили сочинить осо-бую мелодию, которую назвали «Танго смерти». Незадолго до ликвидации лагеря немцы расстреляли всех оркестрантов. Под звуки музыки, исполняв-шей «Танго смерти», в Яновском лагере уничтожено 200000 мирных граждан. Комендант лагеря гауптштурмфюрер Варцок очень любил присутствовать при церемонии расстрелов и, слушая музыку, притоптывал ногой. Второй же комендант этого лагеря Вильгауз даже отметил в 1943 году 54-летнюю го-довщину рождения Гитлера тем, что сам лично расстрелял 54 человека из числа заключенных.
Мщение и смерть немецким людоедам!
26 декабря. Войска маршала Толбухина (3 Укр. Фронт) юго-западнее Бу-дапешта прорвали оборону противника и в трехдневных боях, с 21 по 24 де-кабря, продвинулись вперед на 40 километров, заняли города Секешфекервар и Бичке, отрезав основные пути отхода на запад для будапештской группи-ровки немцев. В Дебрецене 22 декабря создано Временное Национальное правительство Венгрии во главе с премьер-министром генерал-полковником Миклош Бела. Правительство учреждено Временным национальным Собра-нием, избранным демократически. Опубликована декларация Временного на-ционального правительства, оглашенная перед тем на заседании Венгерского Национального собрания. В Венгрии устанавливается буржуазно-демократический строй. Это демократия нового, пожалуй, переходного к со-циалистической демократии, типа оказалась возможной в результате блиста-тельных побед Красной Армии и полевения широких венгерских народных масс, очутившихся над пропастью в результате преступного сотрудничества венгерской реакции с немцами. Сейчас надо ожидать проведения демократи-ческой аграрной реформы в Венгрии, ликвидации феодализма в этой стране, остатки которого довольно сильны, и вступления венгерского вооруженного народа в войну против Германии.
На западном фронте наметился также некоторый перелом: замедлилось немецкое наступление. Немецкая пропаганда начинает менять тон. Если гер-манское информационное бюро шумело о наступлении Рундштедта, заявляя: «… наступление задумано так широко, что должно пройти продолжительное время, когда выявятся решающие успехи», то теперь, когда Эйзенхауэр при-нял некоторые меры, немцы съежились в страхе перед контрударом союзни-ков и завопили по-другому. Например, «Фелькишер Беобахтер» испуганно пишет: «Можно себе представить, как по превосходным дорогам Западной Европы мчатся американские танки и моторизованные колонны пехоты, что-бы сокрушить германский клин». Мне кажется, что Геббельс и Гитлер на-столько отучили немцев думать и представлять, что они не успеют выполнить совет фашистского официоза, а будут просто биты скоро войсками Эйзенхау-эра. Не велика беда, если немцев отлупить без того, как они себе это успеют представить… Да и куда там рядовым фрицам разобраться во всем происхо-дящем, если и сам Гитлер потерялся в бесконечных планах. Геббельс так и заявил о нем на днях: «Я никогда не видел фюрера в такой степени занятым различными планами, как в последнее время». А занят он, вероятно, планами уже третьей мировой войны, чтобы погасить огни Европы и мира еще раз.
Но английский король Георг VI в своем рождественском послании, пере-данном 25 декабря по радио, недаром заявил, что «Огни, потушенные немца-ми по всей Европе первый раз в 1914 году, а затем в 1939 году, постепенно зажигаются снова. Мы уже начинаем различать их свет… Поражение Герма-нии и Японии является лишь первой половиной нашей задачи. Вторая состоит в том, чтобы создать мир свободных людей, не омраченный тиранией. Мы имеем великих союзников в этом трудном предприятии человеческого духа – непобедимый ум человека и священное пламя свободы. Я твердо верю, что мы достигнем этой цели… до следующего рождественского дня история ос-вобождения и триумфа будет завершена».
………………………………………………………………………………..
Записываю несколько не комментируемых интересных фактов:
 а) Черчилль и Иден 25 декабря прибыли в Афины умиротворять Грецию.
 б) Люксембургское герцогство заявило 21 декабря 1944 г. о своем отказе от нейтралитета, провозглашенного и гарантированного лондонским догово-ром от 19 апреля 1867 года. Денонсация договора произошла в связи новым вступлением немцев на люксембургскую территорию.
в) 21 декабря бельгийская палата депутатов приняла решение о национа-лизации бельгийской военной промышленности.
г) Французское правительство национализировало заводы Рено, работав-шие при оккупации Франции на немцев.
д) Англо-американцы настолько боятся бельгийского народа, что 25 де-кабря вторично запретили гражданскому населению Бельгии участвовать в борьбе против вторгнувшихся в Бельгию немецких войск. Мотив: партизан-ская война затрудняет военные действия. Новое в стратегии…
е) Красной Армией завершено окружение будапештской группировки немцев.
До последних дней будапештское радио транслировало для немецких сол-дат, наводнивших Будапешт, марши, фокстроты и… колокольный звон, а не-мецкий комендант кричал, что немцы не впустят Красную Армию в Буда-пешт. На всех тумбах в городе и на дорогах к Будапешту были расклеены плакаты с изображением мадьяра в шляпе, с трубкой в зубах и с мотыгой в руке. Мадьяр должен был вырыть противотанковые рвы, чтобы остановить советские танки. И вот, все это лопнуло. Будапешт в кольце советских войск, и немцы не имеют даже возможности послать в провинцию миллионы плака-тов, обязанных воодушевить венгров для борьбы с советскими танками. Пе-рестали, говорят, немцы транслировать и колокольный звон. А напрасно. Ведь погребальный звон для немцев следует бы протранслировать, пока они еще живы и могут его слушать…
31 декабря. Канун нового года оказался богат различными событиями, в каше которых сверкает самое главное событие – величественные победы на-ших войск, уничтожающих немцев в Будапеште… И этот факт определил со-бою многие другие события. Временное национальное правительство Венг-рии объявило войну Германии, приняв это решение на своем заседании 28 де-кабря.
Немцы, обреченные в Будапеште на уничтожение, совершили чудовищ-ную провокацию. Они убили советских парламентеров в 11 часов утра 29 де-кабря, передавших немецкому командованию ультиматум о капитуляции.
… Из Польши получено сообщение о состоявшемся сегодня пленарном заседании Крайовой Рады Народовой – верховного органа законодательной власти польского народа в Люблине. Принято постановление преобразовать Польский комитет Национального освобождения во Временное правительст-во Польской республики. Эмигранты допрыгались…
1 января 1945 года. Ну, вот и наступил новый год. Красная Армия к нача-лу нового года вступила ногой на территорию 9 стран и доколачивает немцев в Будапеште. Радостное начало нового года. Очень и очень жаль, что нашу радость омрачает Англия своей политикой разоружения греческих и бельгий-ских патриотов, делая это в угоду международной реакции.
2 января. В Горьком распространились фантастические слухи, что огром-ный кусок металла, оторвавшийся полвека тому назад от солнца, должен 3 или 5 января упасть или в районе Одессы (днем) или в районе Горького (но-чью). В связи с предстоящей «катастрофой» горьковчане пьют водку и бро-саются лозунгом «спешите жить!» Вот как сильны еще суеверия в народе. И они себе зреют и укрепляются, так как наша пресса не беспокоит их, оберега-ет и не позволяет высмеять… Неужели лучше, если сор будет накапливаться в избе?
7 января 1945 года. Особых событий не произошло, если не считать важ-ного решения советского правительства, принятого 4 января, о признании Временного Правительства Польши и установления с ним дипломатических отношений. Чрезвычайным и полномочным послом СССР в Польшу назначен Лебедев Виктор Захарович.
Под давлением Англии и США, 3 января турецкий меджлис постановил прекратить с 6 января дипломатические и экономические отношения с Япо-нией…
Парижское радио сообщило, что 30 декабря 1944 года в Везеле (департа-мент Ионна) в своем имении умер 79-летний писатель Ромэн Роллан.
… Начатое в двадцатых числах декабря немецкое наступление на люксем-бургско-бельгийской границе привело к образованию арденского клина глу-биной до 70 километров, и англо-американцы до сих пор не сумели ликвиди-ровать это клин, хотя у англичан хватило сил отнять Афины из рук греческих патриотов. Какая доблесть! Партизаны ЭЛАС ушли в горы, и лишь сотни женщин в северных рабочих кварталов греческой столицы захвачены в плен английскими войсками. Об этом, не покраснев, англичане сообщили через агентство Рейтер. Славу английских побед над греческими патриотами пожал генерал Скоби.
Впрочем, для англичан вообще понятия места и положения, а также слава существуют в особом аспекте. Вот в «Британском союзнике» № 49 (121) от 3 декабря 1944 года, издаваемом министерством информации Великобритании, помещена статья Вильяма Дальтона – английского крысолова Сити. В статье, названной «Моя работа в военное время» Дальтон дал целую генеалогию крысы и умных ее действий и закончил эту смешную статью словами: «Я горжусь сознанием, что я, крысолов, своей работой вношу скромный вклад в общее дело обороны моей родной страны».
Это англичанин считает, что разгром Германии зависит от уничтожения крыс в Лондонском Сити (аллегорично, если он прав), а Черчилль и Скоби уверены, что демократия состоит из изгнания греческих патриотов с улиц Афин в горы.
Не мешало бы к анекдоту, имеющему хождение сейчас у нас, прибавить еще одну строку: «Папа, прочисти очки английским лордам». Пока же этот анекдот ограничивается просьбой сынишки к своему фронтовику-отцу:
– Папа, убей немца, еще убей петуха, который несет яичный порошок, и убей интенданта, который ходит к нашей маме и носит из склада твой паек…
… Нельзя обойти молчанием хотя бы некоторые положения, выдвинутые Рузвельтом в его послании от 6 января к конгрессу. «Сейчас, когда собрался 79 конгресс, – сказано в послании, – мы достигли самой критической фазы войны.
… В области внешней политики я предлагаю действовать вместе с объе-диненными нациями не только в войне, но и для одержания победы, ради ко-торой ведется война. Нас объединяет не только общая опасность. Но и общая надежда… Мир можно построить и сохранить лишь единой решимостью сво-бодных и миролюбивых народов… Лично я убежден…, что нельзя достиг-нуть прочного мира без сильной Америки – сильной как в социальном и эко-номическом, так и в военном смысле… После войны Соединенные штаты должны обеспечить работой все свое население… 1945 год может и должен стать свидетелем основательного начала организации всеобщего мира».
В ночь я с капитаном Павловым срочно выехал на Варшавское направле-ние.
13 января. Вечером радио известило, что 1 Украинский фронт под коман-дованием маршала Конева перешел в наступление в районе Сандомира, углу-бился на 40 километров и расширил прорыв до 60 километров. Наконец-то тронулся зависленский лед.
Мы с Павловым при штабе 1-го Белорусского фронта.
17 января. Вслед за Первым Украинским перешел в наступление 14 января 1-й Белорусский фронт. Войска маршала Жукова ударили по немцам с двух плацдармов на западном берегу Вислы. За три дня фронт прорыва достиг 120 километров, а глубина продвижения наших войск исчисляется 60-ю километ-рами. 16 января взят город Радом, а сегодня вечером закончено очищение от вражеских войск всей польской столицы – Варшавы. Начавшееся наступле-ние Красной Армии в Польше, несомненно, окажет большое влияние на весь ход войны в Европе, поскольку рушится германская крепость на востоке и Красная Армия выходит на оперативные просторы германского направления.
Начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковник Малунин сказал нам, что можем взять документы и возвращаться в Горький. В Варша-ве делать нечего.
…В центральных газетах еще 16 января появилась публикация «коммю-нике югославского короля». В нем сказано, что король Петр II отвергает вы-работанное осенью 1944 года соглашение премьер-министром Шубашичем и маршалом Тито о временной организации власти в Югославии. Петр II воз-ражает против учреждения регентства на время, пока Учредительное собра-ние установит форму правления, а также против роли Антифашистского Веча Национального Освобождения, как временного законодательного органа.
Конечно, Петр II сделал это не без суфлерства некоторых английских пра-вящих кругов, но английские газеты осудили югославского короля. А газета «Стар» даже написала, что «юноша с замашками самодержца может оказаться без трона».
Опять таки поднял голову человек, сидящий на английских харчах. Стран-но, даже эта война не отбила у Англии охоту поддерживать всяческие коро-ны.
19 января. Войска 2-го Белорусского фронта, перешедшие в наступление 14 января на двух плацдармах на западном берегу реки Нарев севернее Вар-шавы, в результате четырехдневных боев соединились и продвинулись до 40 километров. Расширив прорыв до 100 километров по фронту.
На фоне наших успехов Черчилль смог заявить вчера в своем выступлении в палате общин: «Я могу сказать Германии от имени Объединенных наций: если вы капитулируете сейчас, то все, что вам придется вынести после войны, нельзя будет сравнить с тем, что вам в противном случае придется претерпеть в течение 1945 года».
Черчилль согласился с Рузвельтом, что злоупотребление силой является политикой силы. Но тут же, забыв о последовательности, он считает, что в Греции англичане правильно применили силу, хотя именно там они ее непро-стительно злоупотребили, навязав греческому народу власть реакционеров. Чтобы найти какое-либо оправдание своей политики в Греции, Черчилль да-же рискнул сесть в галошу. Он сказал: «Войска ЭЛАС сыграли весьма не-большую роль в борьбе против немцев за последние два года. Они притаи-лись, выжидая момента для захвата власти и превращения Греции в коммуни-стическое государство». Черчилль, наверное, рассчитывал на короткую па-мять у мировой общественности, рискуя такими неосторожными фразами дать себе по затылку. Ведь мы помним, как в 1943 году было от имени Чер-чилля передано по радио поздравительное послание бойцам ЭАМ за их под-виги в борьбе с немцами. И только с мая 1944 года, учуяв носом коммунисти-ческую опасность, Черчилль дал установку британской радиовещательной корпорации не упоминать в своих передачах об ЭАМ и ЭЛАС. Но и после этого радио проговорилось и сказало правду о том, что 14000 немцев убиты греками, т. е. именно бойцами ЭЛАС.
Нехорошую славу завоевывает себе Черчилль своей политикой в Греции.
… Но… взят Краков войсками 1-го Украинского фронта. Перешел в на-ступление 4-й Украинский фронт. Перешел в наступление 3-й Белорусский фронт в Восточной Пруссии и за 5 дней продвинулся в глубину на 40 кило-метров и расширил прорыв до 60 километров. Войска Жукова заняли Лодзь, войска Рокоссовского заняли крепость Модлин (Новогеоргиевск). В крепости и на подступах к ней обнаружены бронированные кольца высотой до трех метров. Это выше, чем Черчилль на трибуне, а не удержало наших войск.
Весь мир ощущает ураган нашего наступления.
22 января. Францию мы считаем освобожденной, но печать сообщает не-вероятные факты о том, что в атлантических портах – в Руайяне, Ля Рошели, Лориане, Сен-Назере до сих пор держатся немецкие гарнизоны, так как фран-цузским внутренним силам сопротивления не хватает оружия и боеприпасов для ликвидации этих немецких очагов, а Англия, нашедшие войска против греческих патриотов, не сможем выделить необходимых сил в помощь фран-цузам. Двадцатого числа один из студентов Московского Университета спро-сил английскую парламентскую делегацию о причинах медленного развития операции на западе, на что господин С. Кинг-Холл сказал: «Англия, как мор-ская страна, сосредотачивает свои усилия на морской войне, но на это об-стоятельство не всегда обращают внимание в странах континентальных и это не всегда встречает здесь должное понимание». Мне вспомнилась, в связи с этим, фраза из выступления Черчилля 18 января в палате общин: «Англии выпала обязанность играть руководящую роль на Средиземном море». Ясно. В силу этого, а не в силу любви к демократии, Англия и вцепилась в Гре-цию…
… 20 января взят войсками 3 Белорусского фронта (Черняховский) город Тильзит. Завязались бои на Кенигсбергском направлении.
…Страшась усиления Советского Союза, некоторые американские деяте-ли взялись за составление политических анекдотов. В одном из журналов, на-пример, под снимком Сталин, Рузвельт, Черчилль на Тегеранской конферен-ции сделана подпись «Утренний разговор»:
Черчилль сказал: – Видел я интересный сон, будто бы меня назначили премьером государства объединенных наций…
Рузвельт ответил: – Представьте, господин Черчилль, что и я видел себя во сне президентом объединенных наций…
Сталин, вмешавшись в разговор, улыбнулся: – Не помню, господа, чтобы я назначал Вас на эти должности.
Одним словом, что такое: кругом газ, а внутри черт? – спросил азербай-джанец и сам же ответил: «Это моя жена «в газовом платье». Таковы некото-рые американские журналы и некоторые политические деятели. Это их имел ввиду Рузвельт в своем послании к конгрессу от 6 января, сказав: «Все мы знаем, что в нашей столице есть некоторые люди, чья задача в значительной степени заключается в разжигании раздоров и в преувеличении нормальных и здоровых разногласий – так, что они кажутся непримиримыми конфликтами».
… Реакционный греческий премьер Пластирас, которого английский лей-борист Кокс справедливо назвал чудовищем, грозит сурово расправиться над патриотами из ЭЛАС. Этот храбрец улепетнул из Греции в Англию, когда немцы появились на Балканах, а теперь явился в Афины наводить монархиче-ские порядки. По шее бы его из Греции.
……………………………………………………………………………….
 Наши войска оказались в 350 километрах от Берлина. И вот мировая ре-акция подняла свой голос в защиту «бедных немцев», в защиту эмигрантской польской клики и т. д. 10 января в Йоркшире выступил консервативный член английского парламента Р. Т. Бауэр с призывом «не выдавать Польшу на рас-терзание Советскому Союзу». Эту речь передавала для Англии рация агентст-ва Рейтер. Американский сенатор Уилер 15 января выступил в сенате с на-падками на англо-американо-советский союз, на конференцию в Думбартон-Оксе (о системе послевоенной безопасности) и политику безоговорочной ка-питуляции Германии.
Все это в такой мере надоело нам, что в «Известиях» от 20 января 1945 года появилась статья шести депутатов Верховного Совета СССР с достойной отповедью клеветникам и немецким адвокатам. Но этого мало. При встрече «большой тройки» должен быть серьезный разговор.
… 20 января подписано в Москве соглашение о перемирии с Венгрией. Документ подписан представителями Венгрии, СССР, Великобританией и США. Триста миллионов американских долларов, – вот стандартная цена из-держек войны для каждого из бывших немецких прихвостней…
… С 16 по 19 января в Москве происходила конференция французской конфедерации труда и Всесоюзного Центрального Совета Профсоюзов СССР. Принято решение, создан франко-советский профсоюзный комитет. Присутствовал секретарь Всеобщей конфедерации труда Бенуа Фрашон. На-до усматривать в факте создания франко-советского профсоюзного комитета преддверие создания международного профсоюзного объединения на широ-кой демократической базе.
… 3-й Белорусский фронт овладел городом Гумбинен в Восточной Прус-сии. Первый Украинский фронт вторгнулся в пределы Немецкой Силезии на 30 километров в глубину и на 90 километров по фронту и занял города Крайцбург, Розенберг, Ландсберг, Гуттентаг. 2-й Белорусский фронт ворвался в Восточную Пруссию с юга на фронте в 80 километров, углубился на 25 ки-лометров и овладел городами Найденбург, Аллендорф, Танненберг.
Вот и снова русские пришли в Танненберг, под стенами которого в 1410 году объединенные силы русских, поляков и литовцев наголову разбили не-мецких тевтонских рыцарей.
… Югославский король Петр II решил все же прекратить переговоры с маршалом Тито при посредстве Шубашича и предложил ему уйти в отставку. Лондонское радио утверждает, что Петр II намерен назначить на должность премьера Милану Гролу, главу оппозиции к соглашению Тито-Шубашича. Надо полагать, что во всей этой свистопляске отражается недовольство анг-личан сложившейся на Балканах обстановкой сильных советских позиций. Но… англичане и здесь могут оказаться с таким же носом, с каким оказались уже в Польше, признавая до сей поры правительство Арцишевского, Квапин-ского и Рачкевича (президента, избитого розгами польских крестьян еще в сентябре 1939 года).
… 22 января 1945 года в Восточной Пруссии заняты города Инстенбург (3-й Белорусский фронт), Алленштайн, Остероде, Дотши Айлау (2-й Белорус-ский фронт). В немецкой Силезии заняты города Конштадт и Гросс Стрелиц (1-й Украинский фронт).
Операции в Восточной Пруссии развиваются с явной тенденцией отрезать всю прусскую группировку немцев от остальной Германии. Это случится обя-зательно. Наши войска выйдут к устью Вислы, т. е. в район Данциг-Эльбинг.
Красная Армия дает пример всему миру, как надо поступать с немецкими фашистами: окружать их и уничтожать. Но наши союзники все еще продол-жают наивничать. Например, американский журнал «Либерти» сообщил не-давно о работе американской школы по перевоспитанию 89 немецких поли-цейских, взятых в плен в городе Аахен. Эти фашистские лоботрясы усваива-ют английский язык, постановления оккупационных властей и военную веж-ливость. В перерывах между занятиями они домогаются от американцев со-гласия восстанавливать немецкие города, обещая за это отказаться от битого всеми Гитлера. Странными делами занимаются американцы, недостойными их делами.
23 января. Стало известно, что правительство Шубашича, обсудив пред-ложение Петра II об отставке правительства, решило не предпринимать ника-ких шагов. Это означает, что Шубашич по-прежнему считает себя премьер-министром Югославии.
… Парижское радио сообщила о панике в берлине. Там лихорадочно строят противотанковые препятствия, страшась советских танков.
… Сегодня войска 3-го Белорусского фронта форсировали реки Дайме и Прегель. Заняли города Лабиау и Велау на подступах к Кенигсбергу. А также города Даркемен, Бенкхайм, Тройбург. 2-й Белорусский фронт овладел в Восточной Пруссии городами Виленберг, Ортельсбург, Морунген, Сааль-фельд, Фрайштадт. 1-й Украинский фронт вышел на реку Одер в районе Бреслау на участке в 60 километров по фронту.
Юго-западнее Будапешта наши войска оставили город Секешфехервар. Немцы, потеряв самообладание, упорно лезут головой в ловушку.
25 января прибыли в Москву.
Вчера Петр II целых два часа уговаривал Шубашича согласиться на уход в отставку. Позднее кабинет заседал и подтвердил свое прежнее решение не уходить в отставку. Интересный номер с классическим ударом по королев-ской шее. Шубашич – молодец.
Вечером сегодня гремели салюты Москвы: войска 2-го Белорусского фронта (маршал Рокоссовский) заняли ряд городов и вышли на побережье Данцигской бухты, отрезав тем самым восточно-прусскую группировку нем-цев от центральных районов Германии.
Немцы в смятении. Они даже не в состоянии скрыть этого смятения и бу-квально вопят в страхе перед девятым валом нашего наступления, перед на-шими полками, идущими на Берлин.
Известный радио-генерал Дитмар заявил: «… на нас двигаются апокалип-тические полчища… То, что еще недавно было для жителей центральных районов… отдаленной угрозой, стало теперь их непосредственной судьбой… Все поставлено на карту… Нам остается победить или погибнуть».
Вслед за Дитмаром огласил Германию своими воплями Лей. Он сказал немцам: «Мы переживаем то, что переживают люди, когда разбушевавшаяся стихия разрушает построенные ими дамбы». В газете «Гамбургер фремденб-латт» появилось признание, что «Пространство уже не является нашим по-мощником. Теперь решается исход войны…»
Взирая на огненный вал нашего наступления, Зюндерман скулит: «Нам остается сказать: на баррикады!»
Что ж, идите на баррикады. Красная Армия умеет брать и баррикады. Там не усилите. Нигде не усидите.
Датское прессбюро распространило сообщение, что германское прави-тельство и гражданская администрация уже эвакуируются из Берлина. Все иностранные корреспонденты уведомлены о необходимости быть готовыми в любой момент покинуть немецкую столицу.
… Второй и Третий Белорусские фронты завершили прорыв обороны противника в районе Мазурских озер, заняли города Бартен, Дренгфурт, Рас-тенбург, Райн, Николайкен, Рудшани, Пуппен, Бабинтен, Теервиш.
Вот бы в наше время воскрес чванливый немецкий маршал Огильви, ко-торый Петру I составил диспозицию на взятие одной Нарвы за трехмесячный срок (Правда, Петр Великий плюнул на эту экспозицию, и взял Нарву за не-делю). Воскрес бы он и посмотрел, какие темпы наступления развивает рус-ский солдат, которого Огильви презрительно называл «мужиком с ружьем». Глаза бы на лоб вылезли у этого ученого Огильви…
26 января. Утром выехал в Горький один. Капитана Павлова оставили в штабе МВО. Пошлют снова в Польшу, а мне предложено преподавать в ВПУ…
28 января 1945 года. Гитлеру настолько стало тяжело, что он своего быв-шего посла в Будапеште фон Ягова мобилизовал и послал в армию рядовым солдатом. С какого из берлинских вокзалов отъехал в армию фон Ягова, с восточного, называемого Силезским (Щлезише бангоф), или с западного, на-зываемого «Шарлотенбург» и расположенного в нарядном когда-то аристо-кратическом квартале столицы? Ведь с обоих фронтов движется смерть на Германию. Впрочем, фон Ягова мог бы и не выезжать из Берлина, не затруд-нять своего дворянского фонства: Красная Армия все равно скоро пожалует в Берлин.
Жаль, что меня оторвали от Павлова, ведь он попадет в Берлин…
Немцы хотели разрушить наш Ленинград, нашу Москву, а судьба оберну-лась им разрушенным или подлежащим разрушению Берлином. Ленинград выдержал 900-дневную блокаду и награжден 26 января орденом Ленина. Бер-лин не выдержит и будет награжден презрением и позором. Берлину будут припомнены руины всех городов и столиц народов, по территории которых ступали сапоги немецких солдат, гремели немецкие танки. Припомнится ему и разрушенная Варшава, о которой польский посол в СССР С. Модзелевский на пресс-конференции в польском посольстве в Москве 25 января сказал: «Варшавы, как города, больше не существует. Остались развалины».
Голодному и бескровному населению Варшавы, как сообщило ТАСС 27 января, Советские республики безвозмездно послали 60 тысяч тонн хлеба. В это же время, прибавлю от себя, эмигрантское польское правительство дер-жит за границей огромные запасы продовольствия в качестве средства интри-ги… И власти государств объединенных наций, прежде всего США и Англии, не желают понудить польские эмигрантские круги к отправке продуктов, соб-ранных народом, в голодающую Польшу. Уж если хлеб господа польские эмигранты, с разрешения известных властей, решили пользовать в целях ин-триг, то они подавно будут использовать в этих целях польские вооруженные силы за границей. И мы еще увидим такие факты в этом направлении, что по-чешем переносицу от возмущения и гнева.
… В двадцать часов тридцать минут сегодня радио известило, что войска Первого Украинского фронта освободили от немцев Катовицы и завершили очищение от немецких оккупантов всего Домбровского угольного района, а также заняли ряд городов в немецкой (Верхней) Силезии.
Слушаем радио уже в Горьком.
1 февраля 1945 года. С 29 января по истекшую ночь бушевал Буран, реже звенели победные куранты Москвы, и все же Первый Белорусский фронт, ру-ководимый маршалом Жуковы, 29 января ворвался в Немецкую Померанию (Западнее и С. З. Познани). До Берлина 29-го января было 150 километров, а сегодня уже меньше 130 километров. Радостно. И за фронт радостно, и за всю страну и за себя: получил краткосрочный отпуск с выездом к семье. Началь-ник училища полковник Широков раздобрился…
К десяти утра я был уже на Канавинском вокзале. Там, у большой карты, написанной на холстине, толпился народ. Бурый шнур, пришпиленный к по-лотну карты, обозначал линию фронта. Она острой дугой выдвинулась к Франкфурту на Одере…
… Мне редко выпадало счастье, но сегодня повезло: откуда ни возьмись, прибыл поезд из Свердловска, и мне удалось достать на него билет. Завтра буду в Москве, а послезавтра обниму семью.
2 февраля. И всегда у нас так делается, что любую радость превратят в га-дость. Поезд наш задержали в Петушках целых шесть часов и даже не посчи-тали нужным предупредить пассажиров. В Москву прибудем с таким опозда-нием, что на сталинский поезд я не попаду и буду вынужден сидеть сутки на московском вокзале.
Без десяти минут три. Наш поезд подошел к Курскому вокзалу. Выбежав к трамвайным остановкам, я с большим трудом ворвался в трамвай 33 и через Ильинку, Таганку, Прачечную добрался до Павелецкого вокзала. Но, час от часу не легче: поезд на Сталино не только давно уже ушел, но и снова пойдет лишь 4 февраля. Он соизволит возить пассажиров только по четным дням, а за остальное не обессудьте… Забота о человеках изумительная: сиди и мерз-ни в не отопленном вокзале, пока истечет твой краткосрочный отпуск.
Сразу потерялась вера в разумное и графиковое. По примеру других, я от-правился искать счастье в сумбуре и почти стихии. На отправочной платфор-ме толпился народ, на путях стоял поезд, пыхтел паровоз. Мне сказали, что он отправляется только до Ельца и отходит через полминуты. Я и еще один лейтенант из кратко-отпускников бросились к поезду. Он уже скрипел и по-звякивал, медленно отходя от платформы. Но мы успели вцепиться в поруч-ни, взобрались на подножку… начали колотить кулаками в запертую дверь. С большим трудом удалось заставить проводницу открыть нам дверь. Провод-ница кричала, что в вагоне «нет местов». Но мы вошли и от злости заскрипе-ли зубами: вагон был почти совершенно пустой…
……………………………………………………………………………….
Мы еще не знали, как удастся нам добраться из Ельца до Старого Оскола. Надеялись прицепиться к какому-нибудь товарному поезду. В нем должно быть не на очень много холоднее, чем в нашем пассажирском вагоне. Эконо-мия! Мы, русские, готовы замерзнуть из-за этой «экономии», имея массу леса и угля. Вот уж действительно, скупой богач беднее нищего…
… Ехавший со мной лейтенант, оказывается, всю почти войну пролежал в госпитале: не успевал он вылечить одни раны, как, по прибытии на фронт, получал новые. Его даже так и не успели аттестовать на присвоение более высокого звания. Он рассказывал много занятных историй и анекдотов. В ча-стности, он рассказал о своем участии в первом налете наших самолетов на Тильзит 22 июня 1941 года. Во время этого налета лейтенант и получил пер-вое ранение.
Перед войной лейтенанту пришлось быть в Финляндии. Там он в одном из театров наблюдал веселую и одновременно грустную картину: какая-то рабо-чая организация заарендовала театр на одну постановку для объединенных ею рабочих и служащих древесной промышленности. Народу набилось много. Перед открытием спектакля у занавеса появился конферансье, обвешанный бубликами, конфетами, колбасами и другими продуктами. Появился и стоит себе молча, посматривая на публику. Прошло минут пять такого неловкого молчания, и в публике раздались голоса:
– Конферансье, чего же вы молчите?
– А чего мне кричать? – возразил конферансье. – У меня все есть. Мне только непонятно, чего публика молчит?
В зале, понявшем остроту конферансье, поднялся невообразимый шум восторга, но в этот момент в складках занавеса показалась рука. Она схватила конферансье за шиворот и уволокла его за кулисы, а потом – в полицию. В Финляндии не допускалась подобная критика.
Потом лейтенант рассказал бытовую картинку из жизни наших базаров. Однажды пришлось лейтенанту покупать молоко у одной горьковской ста-рушки. Молоко показалось подозрительным, но старушка расхваливала свое молоко без меры. Лейтенант проходил мимо, имея в руках авиационный вет-рогон. Он заставил старушку бросить капельку молока на ветрогон, начал его вращать, тараща глаза и делая лицо свое очень серьезным. Потом, орудуя ло-гарифмической линейкой, к большому удивлению старушки, «подсчитал», что в ведре молока находится 3 стакана воды и предложил старушке следо-вать в милицию. Испуганная старушка взмолилась: – Отпусти, голубчик, по-милуй. Я тут не виновата. Это, это внучка плеснула два стаканчика…
… Чертовски все относительно. В половине первого часа наш поезд при-был в Елец. И вдруг, глазам не верилось, на путях мы обнаружили поезд Мо-сква-Сталино. Он, оказывается, шел с большим опозданием. Бурей ворвались мы в него и помчались к Старому Осколу. За окнами бежали снежные поля, раскорячистые телеграфные столбы. Изредка, точно бронзовая художествен-ная вязь на белых изразцах печки, мелькали на снегу бурые верхушки про-шлогодних бурьянов. По обочинам дороги, утомляя глаз, тянулись щиты, щи-ты, щиты, задерживающие снег…

КОНЕЦ ЧЕТЫРНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 15-я (3 февраля 1945 г. – 24 февраля 1945 г.)
В Ельце еще мы узнали, что переговоры Финляндией и СССР о снабжении финского населения продуктами в обмен на стратегическое сырье закончи-лось 31 января 1945 года подписанием соглашения, по которому мы должны поставить Финляндии до 1-го июня этого года 30 тысяч тонн продовольст-венного зерна, 1000 тонн сахара и 300 тонн кондитерских изделий. Нам это не очень легко сделать, имея ограниченные продовольственные ресурсы. Но, как заявил Черчилль 18 января в английской палате общин, «Маршал Сталин весьма пунктуален. Он скорее опережает свои сроки, чем отстает от них». Финляндия получит от нас все это полностью и в срок. Только пусть благода-рит она нас не так, как отблагодарила за 20 тысяч тонн зерна, отпущенные ей советским правительством в мае 1941 года...
… В Старый Оскол я прибыл в 19.30 3-го февраля, а до квартиры дота-щился лишь в 22 часа. Никакого транспорта, доставляющего пассажиров от вокзала до центра города, здесь не оказалось. По дороге, скользкой от голо-ледицы, таща на спине мешок со своими пайковыми продуктами, я еле доп-лелся до Комсомольской улицы, дом № 35.
5 февраля 1945 года. Живу в Старом Осколе. Стоит теплая погода, но в квартирах холод: нет топлива. В магазине военторга длиннохвостая очередь за хлебом. Вышла какая-то накрашенная дамочка и сказала:
– Хлеб для детей будем давать только вечером, а женам офицеров совсем давать не будем…
– А сахар? – раздались вопросительные голоса в толпе.
– Никакого сахара до нового урожая не будет, – со злостью сказала на-крашенная дамочка и, вильнув хвостом, скрылась.
Как депутат городского совета, я написал письмо в Москву, отоптал поро-ги местных райторгов, райсоюзов, картбюро и пекарен. Везде обещают ис-править трудность, но… продуктов пока никому не дали, хотя староосколь-ская мельница имеет много муки, и мука эта лежит в штабелях мешков.
Зашел я и к военному прокурору. Туповатый человек с символической фамилией Козолуп. Он сжился со всеми безобразиями и лень ему пальцем шевельнуть, чтобы устранить безобразия. Вообще, крайне разочарован я тем, что увидел в моем родном городе. Надежда только на то, что, когда кончится война, придут сюда горячие патриоты города и наладят жизнь по настоящему, а нынешних чиновников выбросят из города, как балласт…
7 февраля. В Старый Оскол все вести, как жаловалось население, прихо-дили с опозданием. В этом я убедился и на личном опыте. Только сегодня я узнал, что немцы перенесли свою столицу из Берлина в Нюрнберг еще 3-го февраля. Что с 31 января по 2 февраля в Москве состоялся Поместный Собор Русской Православной церкви. Собор этот, открывшийся в Воскресенском храме в Сокольниках, единогласно избрал Патриархом Московским и всея Руси митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия, а также принял интересное обращение к христианам всего мира и к Русской Православной Церкви, к Правительству СССР. В последнем обращении «Поместный Собор Русской Православной церкви», отметив, что «Во всей своей жизни наша церковь встречает полное содействие в своих нуждах со стороны Правитель-ства…», указывал:
«Русская Православная церковь на протяжении всей русской истории жи-ла со своим народом одной жизнью. И сейчас, в дни Великой Отечественной войны, в дни напряженной борьбы всего миролюбивого человечества с кро-вавым фашизмом, наша церковь всю себя отдает на служение дорогой Родине и нашему народу. Она счастлива тем, что в общее дело победы, в годину тя-желых испытаний, и она, вместе со всей страной, вкладывает свою посиль-ную долю».
Нельзя не поместить в свои записки некоторые выдержки из речи пред-ставителя нашего правительства – председателя совета по делам русской пра-вославной церкви при совнаркоме СССР тов. Г. Карпова, произнесенной на поместном соборе. Он сказал: «… Я глубоко уверен, что решения Поместного Собора послужат делу укрепления церкви и явятся важным отправным мо-ментом в дальнейшем развитии деятельности церкви, направленной на по-мощь советскому народу в достижении стоящих перед ним величайших исто-рических задач…
… Православная Русская церковь в дни тяжелых испытаний, которым не-однократно подвергалась наша Родина в прошлом, не порывала своей связи с народом, жила его нуждами, чаяниями, надеждами и вносила свою лепту в общенародное дело. В церквах и монастырях зародилась письменность и складывались первые летописи о жизни нашей страны; стены церквей и мо-настырей неоднократно выдерживали осады иноземных завоевателей; многие выдающиеся деятели церкви пожертвовали своей жизнью за благо Родины. И в наши дни… Православная русская церковь с первого дня войны приняла самое горячее участие в защите Родины всеми имеющимися в ее распоряже-нии средствами и возможностями.
Выдающийся церковный деятель, мудрейший старец Митрополит, а затем – Патриарх Сергий, глубоко понимавший смысл происходящих событий, бла-гословил православных на защиту границ Родины… Патриотическая дея-тельность церкви нашла свое выражение не только в посланиях, церковных проповедях, но и в сборе пожертвований на строительство танков, самолетов, на помощь больным, раненым, инвалидам, сиротам войны. Правительство Советского Союза с глубоким сочувствием относилось и относится к меро-приятиям церкви, направленным на помощь в борьбе с врагом.
В нашей Великой стране, с победой нового, невиданного еще в мире, со-циалистического, самого справедливого строя, установились и новые взаимо-отношения между церковью и Государством. Великая Октябрьская Социали-стическая Революция, раскрепостившая и освободившая наш народ, освобо-дила и Русскую Православную церковь от тех пут, которые сковывали и стес-няли ее внутрицерковную деятельность…»
Без вдумчивого ознакомления с вышеприведенными высказываниями, на-до заметить, невозможно понять тех новых взаимоотношений, которые сло-жились у нашего государства с церковью сейчас. А понять их крайне надо. Не можем мы сейчас допустить ошибочной политики по отношению такой серь-езной общественной силы, как церковь – объединение миллионов и миллио-нов верующих граждан нашего государства.
… Быстро развиваются события и на фронтах. Характерно, что немцы то там, то в другом месте попадают в котлы и котелочки. Начинает казаться, что вся «стратегия» немцев состоит в том, чтобы сдыхать в русских капканах. Ва-рятся немцы в котле будапештском, варятся в котле познаньском, в котле… всегерманском. В этих условиях очень комичным выглядит Лей, выступая со своими пьяными радиообзорами и прогнозами. Недавно он сказал: «Поток советских армий штурмует жизненно-важные районы Восточной Пруссии… Плотины рушатся…, но, хотя германский фронт опрокинут, немецкий дух не опрокинут». Ах, пьяница-пьяница, когда же ты протрезвишься? Правда, про-трезвиться надо не только немецкому Лею, но и некоторым американским водолеям, вроде обозревателя «Нью-Йорк таймс» Болдуина, который раньше прославился глупыми пророчествами, что СССР не выдержит немецкого на-тиска, а теперь пытается доказать, что успехи Красной Армии объясняются отсутствием у немцев мощных оборонительных сооружений на Востоке. Он даже комичнее Лея выглядит: Лей, как никак, признал все же, что поток Красной Армии смыл немецкие восточные плотины (укрепления), а Болдуин через стекла своих очков ничего не видит, кроме ровненькой стратегической карты, висящей в его кабинете. Там, конечно, трудно обнаружить немецкие укрепления.
… Большим событием является декларация тысячи шестисот американ-ских священников некатолической церкви, адресованная Рузвельту, Черчил-лю и Сталину. В этой декларации, опубликованной 30 января, сказано:
«Свобода совести покоится на важнейшем принципе отделения церкви от государства, поэтому религиозные органы не должны принимать участия в государственных делах. Мы не можем допустить, чтобы лояльность солдат-католиков Объединенных наций была куплена ценою какой-либо политиче-ской сделки с Ватиканом. Наоборот, по нашему мнению, солдаты, разбираясь в вопросах лучше, чем «политиканы» их церкви, будут рассматривать такую сделку как измену тому делу, во имя которого они сражаются. Мы против всяких попыток вовлечения под любым предлогом свободных демократиче-ских государств в какую-либо сделку, в которой Ватикан или представители других религий будут принимать непосредственное участие или будут высту-пать в качестве посредников».
Декларация резко критикует вмешательство римского папы в междуна-родные дела, от вмешательства в которые Ватикан воздерживался с 1870 до 1929 года. Папа начал активно вмешиваться в политику с 1920 года, опираясь на фашизм, заключив союз с фашистскими странами. Папа поддерживал ре-жим Муссолини в Италии, Дольфуса и Шушнига – в Австрии, Гитлера – в Германии, Франко – в Испании, Петэна – во Франции и в нынешней войне выступил на стороне врагов демократии.
Давно еще так остро не выступало духовенство некатолического вероис-поведания против папы. Величайшая война размежевала силы на два боль-ших лагеря, на фашистский и демократический. Средины нет. Вот почему и не могли промолчать американские священники против папы, ставшего прочно в лагерь фашизма. Ранее имевшая место религиозная борьба между католицизмом и другими религиозными направлениями и религиями ныне вылилось в открытое столкновение, отражая собой острую борьбу народных масс с реакцией. В этом смысле декларация американских священников явля-ется большой важности прогрессивным историческим документом.
… Вечером 7 февраля 1945 года распространилось краткое, но очень важ-ное сообщение о том, что в районе Черного моря открылась конференция трех держав: СССР, США, Великобритании. Это известие я воспринял, как первую ласточку, провозвестницу скорой весны нашей победы над Германи-ей. Если бы победа была далека, то конференция сейчас не состоялась бы. Теперь можно утверждать, что Сталин, Черчилль и Рузвельт примут решение о судьбе Германии и всей Европы, ибо важнее этого сейчас не может быть вопроса. И очень важно, чтобы эти решения были приняты единодушно. Ведь чем ближе советские войска подходят к Берлину, тем острее становится зада-ча укрепления сотрудничества великих держав в деле разрешения германской и общеевропейской проблемы.
… Один из помощников Геббельса Зюндерман на днях выступил по радио и, желая ободрить немцев, сказал, что «Берлин не эвакуируется». Судя по то-му, что 4 февраля 1-й Украинский фронт маршала Конева форсировал Одер юго-восточнее Брелау и за три дня продвинулись на 20 километров в 80 ки-лометровой полосе прорыва, Берлину действительно не удастся эвакуиро-ваться… Я с трепетным желанием ожидаю создание Берлинского котла…
8 февраля 1945 года. Сегодня приехал из Москвы майор Степанов. Он привез «Британский союзник» № 4 (129) за 28 января 1945 года. В нем, на стр.9-12, опубликована полностью речь Черчилля в палате общин 18 января. Она озаглавлена «Отчет премьера Черчилля». Но я бы назвал ее иначе: «Как начиналось предательство господина Черчилля по отношению к демократи-ческим силам внутреннего сопротивления». Но… в целом, – это очень инте-ресная публикация. В ней есть звонкие подзаголовки, как «Наш принцип – верить народу» (собственно, пусть все устраиваются на основе плебисцита. Н. Б.), «Я первый поддержал маршала Тито» (Здесь же Черчилль подчеркнул, сто «иные из моих лучших друзей и майор Рандольф Черчилль находятся сейчас в Югославии вместе с ним и его войсками, т. е. с войсками Тито. Я глубоко надеюсь, что он окажется спасителем и объединителем своей страны, так как он, несомненно, является в настоящее время ее бесспорным хозяи-ном), «Британская политика в Греции» (в этом разделе Черчилль подчеркнул, что «наша высадка… была следствием военных конференций, на которых присутствовали генералы ЭЛАС и ЭДЕС… У нас было немного войск… Мы привезли продовольствие, одежду и другие товары… нас принимали с цвета-ми и радостными возгласами… Мы обеспечили безопасность Греции, прежде чем там вспыхнуло восстание… В ночь с 4 на 5 декабря 1944 года отряды ЭЛАС подошли на расстояние около тысячи ярдов от греческих правительст-венных учреждений и отеля «Гранд-Бретань» и на такое же расстояние от Британского посольства… Генерал Скоби донес, что в Афинах объявлена всеобщая забастовка... положение правительства Папандреу станет критиче-ским.
… Около двух часов ночи генералу Скоби было приказано любыми мера-ми восстановить порядок… На протяжении последующих 3-4 дней шла борь-ба, чтобы предотвратить … резню в центре Афин, в ходе которой была бы сметена всякая власть и установлен ничем не прикрытый торжествующий троцкизм. Я полагаю, троцкизм – самое хорошее определение для греческих коммунистов и прочих сект (Ну и ну, антитроцкист. Н. Б.)
… Благодаря решительности горсточки британских солдат… наступаю-щие были отбиты в Афинах и, по моему твердому убеждению, свобода Гре-ции была спасена (Это уже с одной стороны Козьмкрючковщина, а с другой – умственные упражнения мольеровского Журдена. Недаром в народе ходит анекдот о том, что на Тегеранской конференции на Черчилля напали пчелы. Он спросил у Рузвельта, почему на меня напали пчелы? Рузвельт улыбнулся и сказал: «От вас пахнет демократической липой»… Н. Б.) … В день Рождества я счел необходимым вместе с министром иностранных дел Иденом отпра-виться в Афины… Я хотел лично разобраться, чем можно помочь делу.
… На конференции, которую архиепископ Дамаскинос по моей просьбе созвал в Афинах и в которой участвовали все партии, включая ЭАМ и комму-нистов, люди, которых разделяла жгучая и смертельная вражда, уселись во-круг стола и оказались единодушными в вопросе о регентстве. Они считали, что есть только один человек, который может занять этот пост…
… По возвращении мы с минделом положили много труда, чтобы добить-ся согласия греческого короля (замучились, бедняги, в своей возне с марио-неткой в гогенцоллерновской короне! Н. Б.) 31 декабря 1944 года архиепи-скоп Дамаскинос впредь до учреждения регентства был облечен королевской властью… Он призвал генерала Пластираса, и тот… сформировал правитель-ство в составе либералов, социалистов левого крыла и демократических рес-публиканцев, т. е. представителе, как нас заверяли (а вы хотели этому верить Н. Б.) всех современных течений, но бесспорно сугубо отрицательно настро-енных в отношении коммунистов…»
Вот вам и отчет господина Черчилля, поставившего во главе Греции са-мую реакционную группу и задавившего греческую демократию. И на дол-гое-долгое время Греция будет очагом беспокойства на Балканах, очагом ан-тисоветских интриг в районе Средиземного моря…
11 февраля 1945 года. Был в полуразрушенном Старооскольском музее. Там почти ничего не осталось, кроме обгоревшей подшивки газет. Листая эту подшивку, я натолкнулся на номер «Правды» от 14 марта 1936 года, в кото-ром сообщалось о любопытном голосовании в английском парламенте вопро-са о введении социализма. Столь почти невероятное голосование имело место 12 марта 1936 года. За социализм тогда было подано 100 голосов, против – 121 голос, а остальные депутаты недоуменно воздержались от голосования. Чем же было вызвано голосование вопроса о введении социализма в Англии? Нашими сияющими успехами, засиявшими в 1936 году над миром наподобие яркого солнца, и очевидным тупиком, в который зашел капитализм…
… Среди газетной подшивки я обнаружил также две газетных вырезки. Одна из «Учительской газеты» за 6 июня 1941 года, а вторая – из «Курской правды» за то же число. Интересно, что эти газеты за 16 дней до начала вели-чайшей мировой войны даже тени догадки о ней не имели на своих страни-цах, вели себя безмятежно, и увлекались «редкими явлениями». Они, напри-мер, не народ звали к бдительности, а бдительность прятали от народа, пре-доставляя ему читать «случаи»… «Португальский летчик Видерира, летая над бухтой Луанда (Ангола), подвергся нападению огромного орла. Видерира бы-стро произвел вираж, но орел смертельно ранил летчика».
Остальной тон газетных материалов был таков: «Нам все нипочем, нас врасплох не застанешь!» Последующее время показало насколько этот тон был ложен. Хорошо, если бы к этому шумно-трескучему, ложному до мозга костей, тону наша пресса никогда не вздумала возвращаться… Но она, если ей не напоминать об уроках прошлого, может «ничего не забыть и ничему не научиться».
……………………………………………………………………………….
Но возвратимся к современности. Четвертого февраля 1-й Украинский фронт форсировал реку Одер и ведет бои с немцами на ее левом берегу. И вот, взволнованный этим фактом, немецкий генерал Дитмар, говорят, попро-сил позавчера немцев забыть все его изречения за первые два месяца 1945 го-да и за все предшествующие года. Конечно, все сказанное Дитмаром, нельзя и бесполезно помнить, но последние его изречения полезно воспроизвести в моих записках, чтобы Дитмара, как котенка, потыкать мордочкой в свои де-ла… В недавнем радиообзоре Дитмар сослался на Фридриха II, дух которого должен спасти Германию, процитировал королевское изречение:
«Я и впредь буду вынужден балансировать на высоко протянутом канате и стремиться всячески предохранить себя от падения», после чего рявкнул на всю Германию: «И мы вынуждены балансировать на высоко протянутом ка-нате… Мы должны с полной ясностью сознавать, что с обеих сторон нам гро-зит опасность, пропасть. Только почти сомнамбулическое спокойствие может предохранить нас от смертельного падения… Кроме того, наступление рус-ских к Одеру замедлилось… Одер стал рекой, на которой решается судьба Германии...»
Вот мы и берем Дитмара, как котенка, и тычем его мордочкой в его… слова о значении Одера. Одер форсирован Красной Армией и Дитмару не долго еще пускать свои изречения в эфир: его судьба приблизилась… Конеч-но, некоторые тупоголовые немцы попытаются еще выполнить совет Дитма-ра. Они побалансируют на высоко поднятом канате и сделают что-либо для подъема немецкого духа. Германское радио, например, сообщило о патрио-тическом поступке родственников фельдмаршала Гинденбурга, сдавших в фонд сбора текстиля мундир фельдмаршала, который он носил при сражении под Танненбергом в 1914 году. Но фельдмаршальским мундиром Берлина не спасешь. Это, видимо, многие в Германии начинают понимать. В частности, понимает и немецкая грабь-армия.
В сегодняшней утренней радиопередаче мне пришлось прослушать вос-произведенное в нашей прессе письмо гитлеровской активистки фрау Хилли Барванской на имя Геббельса. Письмо это было захвачено 2 февраля войска-ми 2-го Белорусского фронта в городе Гутштадт (Вост. Пруссия). Вот текст этого письма, показывающего безотрадную картину проходящих воинских частей и местного фашистского аппарата.
«Гутштадт, 1 февраля 1945 года.
       Г-ну Имперскому министру пропаганды
 Доктору Геббельсу. Берлин.
Надеюсь, что эти немногие строки дойдут до вас. Мы переживаем здесь, в маленьком городе Гутштадте, нечто ужасное. Хаос, хуже которого нельзя се-бе представить. Я прошу о немедленной помощи нашего фюрера.
Проходившие здесь наши солдаты грабили население, сбрасывали с себя мундиры. Улицы заполнены предметами обмундирования. Военные билеты, кобуры и шлемы – все, что может напомнить о солдате, валяется кругом. Тут же трупы застреленных лошадей, брошенные в спешке продукты, награблен-ные у населения в таком большом количестве, что их нельзя было захватить с собой.
Солдаты отбирали у жителей гражданское платье, переодевались в него и бежали. За ними последовали местные руководители: бургомистр и предста-вители национал-социалистских органов. Все они сбежали и бросили населе-ние на произвол судьбы. В городе – полная неразбериха. Солдаты и офицеры сказали нам: «Глядите сами, как вам унести ноги отсюда». К сожалению, не могу сейчас писать больше. Я желаю, чтобы эти строки дошли до вас. Верные фюреру солдаты оказывают мне услугу, беря это письмо с собой, и, если ока-жется возможным, отправят его в ваш адрес. Я верю вам.
Хочу добавить вам, что я старый член партии. Гаулейтер Эрих Кох меня хорошо знает. Ваш верный товарищ по партии Хилли Барванская.
Р. С. Ранее я жила в Кенигсберге. Пострадала от бомбежки
30 августа 1944 года.
Фашистская ведьма писала Геббельсу, не желая балансировать одиноко на канате. Но и Геббельс ей не мог помочь. Да и в Берлине был уже не меньший хаос, чем в Гутштадте.
Шведская газета «Моргонтиднинген» в корреспонденции из Берлина со-общила, что жители берлинских пригородов эвакуированы, многие дома взрываются, мосты через Шпрее минируются. Власть в Берлине целиком пе-решла в руки гестапо. В укрепленных точках города находятся отряды СС, целью которых является не столько оборона города, сколько подавление вся-ких попыток восстания. В Берлине в особых лагерях под сильной охраной со-держатся 250 тысяч рабочих. 7 февраля в Берлине была мобилизована третья очередь фольксштурма. Среди них много физически слабых людей. Одним словом, балансировать они не годятся и дух Фридриха II их не сделает более сильными.
Все ближе и ближе подступает к Берлину правосудие. Это видит весь мир. Мировая реакция, пытаясь заглушить радость революционной демократии, взывает к ней с требованием поменьше наказывать немцев, побольше их про-стить. Римский папа возглавляет эту оголтелую «человеколюбивую и богобо-язненную» шайку. Все слои человечества держатся другого мнения, требуют наказать Германию. К народам всего мира обратились также представители Православных Автокефальных церквей, присутствовавшие на созванном в Москве Соборе Русской Православной Церкви для избрания Патриарха Мос-ковского и всея Руси. Они заявили, что «имея ввиду теперешнее международ-ное положение, возвышают свой голос против усилий тех – особенно Ватика-на, - кто, пытаясь в своих выступления оградить гитлеровскую Германию от ответственности за все совершенные ею преступления и взывая к милосер-дию в отношении гитлеровцев, заливших кровью невинных жертв всю Евро-пу, хочет тем самым, по нашему мнению, оставить после войны на земле фа-шистское, человеконенавистническое, антихристианское учение и его носи-телей.
Христианская религия должна только благословлять усилия всего про-грессивного свободолюбивого человечества, направляемые сейчас к устрое-нию такого порядка на земле, при котором мир никогда не будет больше знать фашизма и кровавых, кошмарных агрессий, подобных гитлеровской. И православная церковь едиными устами и единым сердцем об этом усердно молится, призывая свое благословение и на оружие, обеспечивающее сейчас свободу всем народам от гитлеровской тирании, и на великих вождей про-грессивного человечества в предстоящей им послевоенной организации ми-ра».
Среди подписавших обращение – Христофор, папа и патриарх Александ-рийский; Александр III – патриарх Антиохии и всего Востока; Алексий – пат-риарх московский и всея Руси; Каллистрат – католикос и патриарх всея Гру-зии; Германос – митрополит Фиатирский и представитель Вселенского Кон-стантинопольского патриарха; Афиногор – архиепископ Севастийский и представитель Иерусалимского патриарха; Иосиф – митрополит Скоплянский и представитель Сербского патриарха; Иосиф – епископ Аржевский и пред-ставитель Румынского патриарха.
Москва, 7 февраля 1945 г.
… 12 февраля 1945 года. Вот и кончается мой отпуск, как и не было его. Собираюсь к отъезду из Старого Оскола, наношу прощальные визиты неко-торым знакомым. Забежал и к Труфанову Ивану, редактору газеты «Путь Ок-тября». Был уже вечер, и редакция принимала новости для газеты. Много ин-тересного. К исходу дня сегодня войск Красной Армии завершили ликвида-цию немецкой группировки в западной части Будапешта (Буда). Заняты – ко-ролевский дворец и старинная крепость, пленено 30 тысяч немцев.
На 25 апреля 1945 года назначено открытие в Сан-Франциско конферен-ции объединенных наций для выработки устава и создания международной организации безопасности. Но самой важной новостью явилось сообщение об успешном завершении Конференции руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании в Крыму. Конференция длилась 8 дней и приняла ответственейшие решения по вопросам: Разгром Германии, оккупа-ция Германии и контроль над ней, репарации с Германии, Конференция Объ-единенных наций, Декларация об освобожденной Европе, о Польше, о Юго-славии, Совещание Министров иностранных дел, Единство в организации мира и ведении войны. Если Тегеранская конференция длилась всего три дня (с 28 ноября по 1 декабря 1943 года), то через четырнадцать месяцев потре-бовалось удлинить срок работы новой конференции в два с лишним раза, так как теперь надо было союзникам договориться по решающим вопросам за-вершения войны и организации мира. Спланированы сроки, размеры и коор-динация новых ударов в сердце Германии с востока, запада, севера и юга. Достигнута полная договоренность союзных держав в отношении общей по-литики при оккупации Германии и установления контроля над ней. Уничто-жение германского народа не входит в задачу союзников, но они решили уничтожить германский милитаризм и нацизм, ликвидировать или взять под контроль все отрасли германской промышленности военного характера, ра-зоружить и распустить все германские вооруженные силы, уничтожить гене-ральный штаб и принудительно заставить Германию максимально возместить странам убытки войны (намечено взять с Германии натурой…)
В отношении освобожденной Европы союзники согласились развить и осуществить те демократические принципы, которые были провозглашены еще раньше, в частности на Московской и Тегеранской конференциях. Обсу-жден вопрос о Польше и разрешен в духе взаимопонимания: польское прави-тельство, в связи с новой обстановкой в Польше (освобождена Красной Ар-мией), будет реорганизовано на более широкой базе, но с сохранением ядра ныне существующего Временного Правительства Польской Республики.
Маршалу Тито дана рекомендация немедленно ввести в действие согла-шение, достигнутое между ним и Шубашичем.
Интересно отметить, что Германия будет разделена на зоны оккупации (США, СССР, Англия, Франция…, которую решено пригласить для оккупа-ции). Я это полностью приветствую…. Сейчас очень важно… не иметь еди-ного имперского германского государства. Да и факт «раздробления» Герма-нии сейчас ярче всего проиллюстрировал бы диалектический закон единства противоположностей в области истории: в прошлом столетии считалось про-грессивным объединение Германии, а сейчас благом для человечества явился бы раздел ее на части…
14 февраля 1945 года. Утром снова был у прокурора Козолуп. Он все та-кой же тупой и самодовольный. Никогда ему не суждено быть настоящим защитником советского правопорядка: он даже не может заставить одну из немецких наложниц возвратить жене офицера РККА стол, украденный в свое время при содействии немцев…
На улице тепло. На булыжник мостовой падал мохнатый снег, на тротуа-рах показалась вода, зашуршала ледяная корка в водосточных трубах. У зда-ния райсовета гоготала толпа женщин. А смеялись они на другую женскую толпу человек из пятнадцати, вцепившихся в грядки саней, в крутые полозья, в передок. И действительно было что-то комичное в этой картине, когда женщины в половине XX века тащили на себе большой воз дров для ФЗУ. Но пусть не улыбаются над этим наши потомки. Такую картину я видел на улице города, в котором почти два года хозяйничали немцы-оккупанты. Они имен-но к тому и стремились, чтобы уничтожить наш народ или низвести его на положение конного тягла. И пусть наши потомки прочтут о виденном нами регрессе, сопровождавшем немца-поработителя, и проклянут дурную память о кошмарном немецком нашествии, проклянут немецкую историю, связанную с именем Гитлера. Мы все имели, немцы уничтожили это, и наши сестры бы-ли вынуждены возить на себе сани с дровами. Мы все построим вновь и бу-дем ездить на автомобилях, но воз с дровами, толкаемый женщинами не за-будем. Он будет занесен в счет немецких преступлений… И не спрячутся немцы нигде от нашего возмездия. Командующий Будапештской группиров-кой немцев генерал-полковник Пфеффер Вильденбрух, желая скрыться о возмездия, залез в подземную канализационную трубу, но и оттуда его, во-нючего и мокрого, за шиворот извлекли наши красноармейцы…
15 февраля. В полночь жена и соседка пошли проводить меня на вокзал. Чемодан и вещевую сумку везли на кургузых салазках, то и дело нырявших носом в снег. Темнота и тишина, будто весь город вымер или заснул волшеб-ным сном. На вокзале горели только редкие-редкие тусклые огни…
В три часа утра 16 февраля, поцеловав на прощание жену, сел в поезд Сталино-Москва, а в 10.40 17 февраля прибыл в Москву. Не успел еще поезд порядком остановиться, как в вагоне появился милиционер. Закрыв наглухо двери, он громогласно объявил, что всех пассажиров велено вести в санпро-пускник, в центр города.
Вдруг послышалось хлопание, будто кто лупил в ладоши, а потом затре-щали сломанные доски. В вагоне сразу поднялась кутерьма: люди, сбивая друг друга, кинулись к взломанным дверям, наступая сапогами на поваленно-го в проходе милиционера.
– Под суд, все под суд пойдете! – вопил милиционер, пряча лицо под ниж-нюю полку, так как проходившие мимо пассажиры норовили поддеть его ус-петком.
Не желая впутываться в историю, я выбежал из вагона в другую дверь, предусмотрительно открытую проводником вагона в момент поднявшейся сумятицы.
За углом была трамвайная остановка. Сев на «Б», я доехал до широкого проспекта, ведшего к Курскому вокзалу, и пошел пешком к воинским кассам. Вскоре должен был отойти поезд № 86, следовавший через Горький в Сверд-ловск. Но… комендантская волокита с отметками и пометками затянулась так долго, что свердловский поезд ушел, и мене предстояло сидеть здесь до 19.40, надеясь уехать семьдесят четвертым поездом до Горького.
В ожидании время шло утомительно медленно. Хорошо еще, что при-шлось познакомиться с одним капитаном, который следовал в отпуск из Ле-нинграда в автозаводской район города Горького. Разговорились мы с ним о пережитом, о прошлых днях, о войне. Капитан заволновался, когда был за-тронут вопрос о первых налетах немецкой авиации на Горький.
– Я был тогда в Горьком, – сказал капитан, – и видел все непорядки, всю нашу неподготовленность к войне. ПВО полностью отсутствовало и немцы могли летать на Горький безнаказанно. Первый раз они совершили налет на автозавод имени Молотова 4 ноября 1941 года. Мне тогда пришлось быть на дежурстве вместе с начальником станции газированной воды Сергеем Павло-вичем Бруссер. И вот, как сейчас помню, заполыхали постройки цехов, гро-хот потряс землю… Директор завода Лоскутов (ныне генерал-майор) по пря-мому проводу вызвал Москву, лично наркому машиностроения товарищу Окопову крикливым голосом сообщил, что немцы бомбят завод…, сбросили уже 107 фугасок… Потом Лоскутов просил Окопова принять необходимые меры и помочь заводу авиацией отогнать врага.
Ничего не вышло. Никакой помощи Москва дать не смогла. Три месяца восстанавливали молотовцы разрушенный завод. 4 июня 1942 года немцы снова нанесли по автозаводу бомбовый удар. Все загорелось. От термитных бомб плавились станки. Конечно, – вздохнув, продолжил капитан. – Немцам легко было бомбить горьковские заводы, если они хорошо знали их располо-жение и не получали крепкого отпора от нашей ПВО. Вот, насчет осведом-ленности немцев. Как же они не могли знать, если их инженеры были при-глашены в свое время строить наши военные заводы. Например, они строили завод радиоаппаратуры имени Ленина, это что в Ворошиловском районе, на Мызе… Они же его и разбомбили.
– Без привлечения иностранных специалистов мы тогда не могли еще обойтись, – возразил я, на что мой спутник с горячностью ответил:
– Но правительство должно было предвидеть, должно было обойтись без немецких специалистов…
Так в споре и рассуждениях мы на своих чемоданах досидели до вечера, потом кружными путями пробрались на посадочную платформу (Если ожи-дать сигнала на посадку, то вагоны успеют забить блатные пассажиры, вы-пускаемые к поезду железнодорожниками за взятку).
В сумерках толпились пассажиры у Ногинского поезда, на заднем вагоне которого, похожие на кровавые пятна, горели сигнальные огни. Мыча по ко-ровьи, одна за другой подходили к вокзалу длинновагонные «электрички» с решеткоподобными контактами над крышами. Сверкали огоньки синих элек-трических искр.
Мы успели основательно продрогнуть, продуваемые резким ветром и осыпаемые хрупким снежком, как внезапно, сверкнув фонарями, откуда-то из-за вагонов выплыл паровоз.
– Наш, – закричали люди, – наш! И сейчас же толпа бросилась осаждать вагоны с такой яростью, с какой солдаты Суворова штурмовали в конце XVIII века турецкий Измаил.
Поезд остановился у перрона Курского вокзала, прямо возле тонких чу-гунных столбов перронного навеса. Мы с капитаном бросились в вагон № 7, так как именно это номер был помечен на наших билетах. К нашему удивле-нию, вагон оказался уже до отказа набитым людьми, хотя сигнала на посадку еще не было. На полках, вытянувшись, лежали фигурные дамочки, какие-то гражданские дяди с толстопузыми кожаными саквояжами, сидели угрюмые стариканы с мешками, полными подсолнуха и табака – для горьковского и других рынков.
Мы запротестовали, так как вагон 7 считался офицерским, но проводник поспешил внести ясность: в вагоне места были заняты всеми законно. Дамоч-ки сами были подполковниками, дяди имели разрешение коменданта, угрю-мые старики сели в вагон с разрешения начальника поезда… Мы, чтобы на-прасно не портить свои нервы, извинились перед знатными пассажирами, родственниками господина Блата, залезли на багажные полки третьего яруса. На этом Монблане мы некоторое время продолжали ворчать, потом заснули. Во сне я увидел лето 1941 года, когда впервые пришлось наблюдать езду лю-дей под вагонами на распорочных тягах. Была во всем виновата война. А ведь тогда паровозы продолжали еще питаться не древесным топливом, а углем. Арбели, похожие на перевернутые пирамиды, слегка покачиваясь, с грохотом изрыгали в яму пыльные каскады угля. «Зачем в ямы?» – спросил я тогда од-ного курского железнодорожника, а он, пожав плечами, философски улыб-нулся и сказал: – На эстакадах углю опасно будет от бомбежек, а из ям мы его не сможем достать, так он и съэкономится… Война…
Проснувшись утром 18 февраля, я все еще не мог отрешиться от сновиде-ния, в котором повторилась полностью виденная мною картина. Пришлось тяжело вздохнуть. «Война». Сколько подлецов привыкло прикрывать этим словом свои преступные дела... И не видно пока, чтобы с этим велась смер-тельная борьба…
………………………………………………………………………………..
18 февраля 1945 года радио сообщило, что сегодня скончался от тяжелых ран командующий 3 Белорусским фронтом генерал армии Черняховский. Ут-рата тяжелая. Она последовала, по моему, или в результате неосторожности Черняховского, склонного быть там, где и командиру-то дивизии не обяза-тельно, или в результате провокационного убийства, наподобие убийства ге-нерала армии Ватутина в 1943 году на дороге Шепетовка-Луцк (мне при-шлось в Румынии разговаривать с офицерами из числа близких к Ватутину. Они утверждали, что бандитами был захвачен один из Контрольно-пропускных пунктов, через который должна была пройти машина Ватутина. Машина была задержана и в этот момент произошло подготовленное заранее нападение на Ватутина…)
… 19 февраля 1945 года. На квартире у меня накопились горы газет. Про-читать их полностью нет времени. Решил хотя бы перелистать. Чем же живет сейчас мировое общественное мнение? Первое, о чем говорят и пишут, было решение Крымской Конференции трех держав. Английская газета «Дейли мейль» назвала решения этой конференции столь важными, что они являются «вехой в истории человечества». Американский радиокомментатор Стил счи-тает, что успехи крымской конференции превзошли самые большие ожидания и надежды демократических народов. А Нью-йоркская газета «ПМ», назвав решения крымской конференции мощным оружием войны, добавила: «Теперь нацистское государство услышало не только свой смертный приговор, но также программу похорон после казни».
Отозвался на Крымские решения и господин Геббельс. В своей статье «Наш шанс», опубликованной в фашистском еженедельнике «Дас рейх», он призвал немцев к затяжке войны, уверяя их, что «Даже самая страшная война все же лучше и легче, чем мир, который навязали бы нам наши враги».
У Геббельса нашлись и резонаторы. Например, в американском конгрессе выступил республиканец Оконский с похабной критикой крымских решений, с клеветой по поводу положений о Советской Прибалтике и Польше, с на-стойчивым требованием к конгрессу не давать свое одобрение решениям конференции представителей трех держав. Но голос Геббельса и его подруч-ных в других странах тонет в мощном хоре одобрительных голосов миллио-нов людей, приветствующих Крымскую конференцию. В своем послании Рузвельту, Национальный совет американо-советской дружбы обещал пол-ную поддержку решениям Крымской конференции. Общее настроение в ла-гере Объединенных Наций хорошо выражено в парламентской речи фельд-маршала Смэтса, премьера Южно-Африканского Союза. Он сказал, что «Весь мир сейчас аплодирует тому, что достигнуто в Ялте».
Английский карикатурист Лоу обрушился на польских эмигрантов, высту-пающих против решений Крымской конференции. Он опубликовал карикату-ру на Арцишевского и Миколайчика, изобразив их стоящими за дверью «Объединенных наций» и занятным диалогом:
АРЦИШЕВСКИЙ: – Видите, как я хлопнул дверью перед самым их но-сом?
МИКОЛАЙЧИК: – Да, но мы остались за дверью.
И, по всему видно, не только польские реакционные эмигранты оказались в луже, но и все фашистские доброжелатели. Решения Крымской Конферен-ции действуют. Авиационный обозреватель лондонской «Дейли телеграф энд Морнинг пост» сообщил, что, осуществляя крымские решения, за 48 часов на Германию совершили налет более 11000 бомбардировщиков, половина кото-рых поддерживала армию маршала Конева в ее продвижении на Дрезден и Берлин.
Американская газета «Стар» восторженно написала, что «результаты крымской конференции окажут влияние на историю многих поколений». Возражать против этого нельзя. Газета права и ее утверждение дальновидно. Уже сейчас никто и ничто не может действовать без учета решений Крым-ской конференции. Это понимают и в Германии. Например, немецкий радио-комментатор Отто Кригк жалуется, что он тщетно пытался найти в докумен-тах Крымской конференции хотя бы одно слово, оставляющее надежду для гитлеровцев. А Геббельс, хотя и призывает немецкий народ к бесконечной войне, все же скулит: «Читая решения Крымской конференции, мы вытираем слезы и кровь…»
Печать «Крымского духа» лежит и на работе Всемирной профсоюзной конференции, открывшейся в Лондоне 6 февраля 1945 года при участии 240 делегатов, представляющих более 50 миллионов человек.
Черчилль прислал послание к профсоюзной конференции, в котором зая-вил: «В грядущие годы сотрудничество будет не менее важно, чем сейчас, и я уверен, что те же высокие принципы вдохновляют и будут вдохновлять рабо-ту профсоюзов во всех странах, представленных на этой конференции».
На открытии конференции выступил генеральный секретарь конгресса британских тред-юнионов Ситрин, сказавший, что «Это важнейшее из всех совещаний в истории международного рабочего движения созвано по ини-циативе конгресса британских тред-юнионов».
Председатель конгресса британских тред-юнионов Джордж Исаак произ-нес вступительную речь, в которой заявил: «… Одна из наших важнейших за-дач заключается в том, чтобы обсудить, что может быть сделано нашим орга-низованным движением для установления прочного и устойчивого порядка и закона с тем, чтобы заложить основы международной организации, направ-ленной к охране мира и справедливости на всем земном шаре».
Эти выступления, обширная повестка дня (охвачены вопросы, начиная от вклада рабочих всего мира в военные усилия и кончая требованиями рабочих в отношении послевоенного устройства мира. В повестку включены также предложения о создании всемирного профсоюзного объединения и об опре-делении того места, которое рабочее движение должно занимать в послево-енной организации мира), а также сорокаминутное выступление главы совет-ской делегации Кузнецова ярко подчеркнули тесную связь духа лондонской всемирной профсоюзной конференции с духом крымских решений.
Кузнецов в своей речи сказал также, что «Окончательная победа над вра-гом должна быть достигнута в кротчайший срок. На раненого фашистского зверя, загнанного в свою собственную берлогу, должна быть обрушена вся наша военная мощь Объединенных наций. Выполнению этой задачи должны быть подчинены все наши силы… Но… Военный разгром фашистской Гер-мании не означает еще уничтожение фашизма до конца. Одними только во-енными усилиями искоренить фашизм полностью нельзя. Для этого необхо-дим его полный морально-политический разгром. Необходимо поэтому уста-новление такого порядка, при котором Германия не могла бы после военного разгрома подготовить и начать новую войну. Необходимо ее полное разору-жение и суровое наказание преступников войны. Для достижения этой цели решающее значение имеет дальнейшее укрепление единства демократических государств, как в военный, так и в послевоенный периоды.
… Крупнейшим фактором, способствующим укреплению этого единства свободолюбивых народов, является национальное и международное единство рабочего класса»…
Интересным днем в работе конференции был день 16 февраля. Француз-ский делегат Газье зачитал резолюцию об отношении профсоюзов к мирному устройству. В ней сказано, что Всемирная профсоюзная конференция, рас-смотрев социальные и экономические проблемы мира, считает необходимым, чтобы ответственные и компетентные представители профсоюзного движе-ния приняли участие в мирном устройстве на всех его этапах. Резолюция ука-зала, что в декларации Крымской конференции «Всемирная профсоюзная конференция видит залог того, что жертвы и страдания рабочих были не на-прасны».
Одобрив решение руководителей трех союзных держав, наметивших уничтожить германский милитаризм и нацизм, резолюция особо подчеркнула необходимость в проведении следующих мероприятий:
а) предание суду всех военных преступников;
б) ликвидация всей нацисткой системы и роспуск всех нацистских органи-заций при полной конфискации их фондов и собственности;
в) установление контроля Объединенных наций не только над германской тяжелой промышленностью, но и над германской транспортной системой, банками и земельной собственностью германских трестов, картелей, финан-совых магнатов и юнкерства;
г) использование в рамках, диктуемых эффективной демилитаризацией, германских промышленных и всяких других резервов для восстановления всех стран, опустошенных и разграбленных немцами;
д) создание механизма для обеспечения полной компенсации Германией ущерба, причиненного ею союзным странам, при приоритете тех, которые больше всего пострадали.
Кроме того, «Германский трудовой фронт» должен быть полностью лик-видирован, и в Германии должно быть создано демократическое профсоюз-ное движение под наблюдением международной профорганизации, как толь-ко это станет возможно в период оккупации. Профсоюзное движение требует также участия в работе по очищению германской культуры, искусства, театра от влияния фашизма.
Резолюция одобрила также решения Крымской конференции о создании всеобщей международной организации для сохранения мира и безопасности и для претворения в жизнь принципов Атлантической хартии, а также о созыве конференции в Сан-Франциско.
В резолюции указано, сто конференция настаивает на быстрой реализации разработанного в Думбартон-Оксе плана и считает одной из первых задач ас-самблеи, предложенной в Думбартон-Оксе, должно быть ограничение дея-тельности международных картелей и монополий. В равной степени необхо-димо положить конец системе колоний, зависимых территорий и подчинен-ных стран, как сфер экономической эксплуатации, и способствовать немед-ленному развитию свободных профсоюзов в этих странах.
Профсоюзная конференция обратилась с просьбой к трем союзным прави-тельствам аккредитовать профсоюзных представителей на конференцию в Сан-Франциско с правом совещательного голоса. Наконец, в резолюции есть пункт о том, что профсоюзные организации тех членов Объединенных наций, которые находятся в состоянии войны с Японией, считают принципы, ка-сающиеся мирного устройства, должны быть продиктованы не только Герма-нии, но и в равной мере применимы и к Японии.
Конечно, целый ряд положений этой резолюции, найдя полную поддержку со стороны Советского Правительства, будет отвергнут англо-американскими правительствами. Но это не умалит исторического решения мировой проф-союзной конференции, а только подчеркнет его прогрессивность… А что с конференцией считаются и в Англии, видно из факта хотя бы, что король Ге-орг VI принял 17 февраля в Букингемском дворце председателей и заместите-лей Всемирной профсоюзной конференции. Делегаты (советские, американ-ские, английские, французские, китайские, латиноамериканские) были пред-ставлены королю профсоюзным «дворянином» (Ситрин ведь давно еще по-жалован королем в графы) Ситриным.
…………………………………………………………………………………
20 февраля. Второй день прошел в беготне по учреждениям: командова-ние училища разрешило мне привести семью в Горький, но это связано с та-ким количеством бумажной волокиты, что мне не остается времени вести свои записки. Только и смогу сегодня отметить, что в районе Бреслау про-должаются бои по уничтожению окруженной в городе группировки против-ника, да в 17 часов сегодня в столице Советской Литвы городе Вильно со-стоялись похороны генерала армии Черняховского, командующего войсками 3-го Белорусского фронта. В час погребения Черняховского Москва отдала последнюю воинскую почесть умершему, произведя салют в 24 артиллерий-ских залпа из 124 орудий.
24 февраля 1945 года. Все еще продолжается моя беготня насчет пропуска семье для проезда в Горький. Ведь все это дело можно бы сделать за три ми-нуты, но бюрократизм ужасающе быстро охватил все поры нашего государ-ственного аппарата, даже Советы депутатов трудящихся. В Горьковском со-вете выдумывают то день не приемный, то на бумаге запятая не так поставле-на, то вопросительный знак не так изогнут, то « они обедать ушли и неизвест-но когда придут». Так вот и длится мое хождение шестой день… Красива жизнь в пьесах и газетных статьях, сплошные цветы. Но в жизни она более похожа на терниковые кусты: пока пройдешь сквозь них, все обдерешь. И не только платье, но и душу и сердце. Некрасов правильно писал: «Где розы, там и тернии. Таков закон судьбы…»
Если наши высшие руководящие товарищи перестанут ездить в машинах и начнут почаще ходить пешком, если они перестанут отгораживать себя от житейщины перегородкой вседоступного уюта, то многое заметят и скорее искоренят. Пока же их вполне удовлетворяет хорошо составленный очковти-рательский рапорт о процветании жизни на низах…
Очень давно, помню, на одном из губернских съездов советов в Курске делегаты посоветовали наркомздраву Семашко снять розовые очки, чтобы увидеть неудовлетворительное состояние районных больниц. Хороший совет. Не лишен практического значения этот совет и в наше время. Сталин ведь всегда рекомендовал прислушиваться к голосу масс. Почему бы и не прислу-шаться к нему многим и многим товарищам, допустившим ряд нетерпимых явлений в жизни и быту нашего народа?
… По радио сообщено из Москвы о смерти Алексея Толстого, автора ро-мана «Петр I» Неожиданно и странно, без всякого сообщения о болезни. Не-ужели удар? Во всяком случае, смерть Толстого огорчила меня. Это круп-нейший русский писатель, которого, по правде сказать, некем сейчас заме-нить.
… Ликвидирован вчера немецкий гарнизон в Познани. 25 тысяч трупов, 23 тысячи пленных немцев. Ликвидирована целая армия, а комендант крепо-сти генерал-майор Маттерн и его штаб взяты в плен.

КОНЕЦ ПЯТНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 16-я (24 февраля 1945 г. – 9 марта 1945 г.)
… Сегодня, роясь в портмоне, обнаружил маленькую записочку, сделан-ную еще в Румынии: «Преудивительные вещи делает природа. Например, на юго-западной окраине села Бейчений Ясского уезда есть гора, похожая на ог-ромный зеленый стул со спинкой. Эту гору наши солдаты так и прозвали Стул-горой…»
………………………………………………………………………………..
По сообщению румынской газеты «Ромыниа либера», семнадцатого фев-раля 1945 года в городе Краиова состоялось собрание национально-демократического фронта с участием 10 тысяч человек. Собрание приняло резолюцию о необходимости создать правительство национально-демократического фронта, сместило префекта, назначенного еще при Анто-неску, и избрало на эту должность инженера Келак. Румынские войска окру-жили префектуру и заняли соседние улицы, но… в тот же день были вынуж-дены выполнить требование Союзной контрольной комиссии об освобожде-нии Келак и других арестованных было румынскими войсками.
В Румынии интенсивно идет размежевка сил, причем демократия все ак-тивнее и активнее наступает на реакцию, всячески выражая свои симпатии Советскому Союзу. В этом направлении действуют и письма румынского патриарха Никодима, опубликованные на имя Советского правительства 21 февраля, но датированные 25 и 26 января 1945 года. Объективно они помо-гают демократии. В письмах патриарх благодарит советские войска, что они в Молдавии и других частях Румынии сберегли церкви и монастыри, в том числе патриарший монастырь Нямцу, древний очаг культуры и религии всего румынского народа.
Письмо свое Никодим закончил так: «Да поможет бог, чтобы это проявле-ние культуры и дружбы освятило будущие взаимоотношения между союзным нам СССР и свободным румынским королевством».
Но рост влияния Советского Союза в Румынии и усиление там позиций демократических сил явно не нравится Англии и, возможно, США. Не этим ли можно объяснить медленное развитие операций союзных войск на запад-ном фронте, так как военными причинами такую медлительность трудно оп-равдать. В самом деле, даже английская «Таймс» недавно написала, что «це-лый ряд вражеских дивизий, в том числе 6-я танковая армия, исчезнувшие во время боев у Арденн, отведены с линии западного фронта, которая в настоя-щее время удерживается более слабыми силами, чем когда бы то ни было со времени летнего наступления через Францию. Многие из этих дивизий, несо-мненно, отправлены на русский фронт».
Это высказывание «Таймс» является редким признанием факта, что войска союзников не используют всех благоприятных возможностей для наступле-ния против гитлеровских армий на западе, что наибольшее количество сил и до сей поры немцы держат на Восточном фронте, непрерывно посылая туда новые и новые дивизии.
… Правда авиация союзников ведет себя активно. Средние бомбардиров-щики и бомбардировщики-истребители, входящие в состав средиземномор-ской авиации союзников, как сообщило агентство Рейтер, 20 февраля даже впервые добрались до сельской резиденции Гитлера – Берхтесгадена, но это-го мало, чтобы создать эквивалент наступательным действиям Красной Ар-мии. Союзники, конечно, успели теперь прочитать приказ Сталина № 5 от 23 февраля 1945 года и могут конкретно судить об успехах Красной Армии.
В приказе Сталин указал, что « В январе нынешнего года Красная Армия обрушила на врага небывалый по силе удар на всем фронте от Балтики до Карпат. Она взломала на протяжении 1200 километров мощную оборону немцев, которую они создавали в течение ряда лет… Советские войска с упорными боями продвинулись от границ Восточной Пруссии до нижнего те-чения Вислы – на 270 километров, с плацдарма на Висле южнее Варшавы до нижнего течения реки Одер – 570 километров, с Сандомирского плацдарма в глубь немецкой Силезии – на 480 километров… Красная Армия полностью освободила Польшу и значительную часть территории Чехословакии, заняла Будапешт и вывела из войны последнего союзника Германии – Венгрию, ов-ладела большей частью Восточной Пруссии и немецкой Силезии и пробила себе «дорогу в Бранденбург, в Померанию, к подступам Берлина…»
Так вот, если бы столько же за этот срок сделали союзные армии на запа-де, с Германией было бы уже покончено…
Но ничего, с ней все равно будет покончено через несколько месяцев. В этом уверены не только мы, но и наши друзья в лагере союзников. Министр финансов США Моргентау, выступая 23 февраля на обеде, устроенном На-циональным советом американо-советской дружбы в ознаменование 27-й го-довщины Красной Армии, сказал: «Наступит день, когда войска Объединен-ных наций встретятся и протянут друг другу руки победы… Празднование дня Красной Армии в этом году происходит при самых счастливых предзна-менованиях. Прежде празднование этой годовщины было проявлением веры. Сегодня оно является выражением приближающегося триумфа. В настоящее время происходят самые крупные и самые ожесточенные битвы, которые ко-гда-либо видел мир. Мы больше не можем сомневаться в их исходе. Год тому назад они велись на территории нашего союзника. Однако теперь вторгшийся подвергся вторжению… То, что когда-то называли гитлеровской крепостью, теперь превращено в подземную тюрьму. Скоро в этой тюрьме будет заклю-чен – и окончательно сгинет – злой дух милитаризма, нацизма и агрессии, ко-торый навлек на мир ужасные бедствия.
Чрезвычайно удачно, что американец приветствует Красную Армию в день рождения отца их страны Джорджа Вашингтона. Грандиозные русские вооруженные силы так же, как и небольшой отряд, боровшийся под руково-дством Джорджа Вашингтона, сражаются за независимость земли, на которой они живут».
25 февраля. Как стало известно, Рузвельт не захотел из Ялты заехать в Па-риж и пригласил еще 12 февраля де Голля выехать для встречи с ним в Ал-жире 18 февраля 1945 г. Де Голль отказался поехать в Алжир и разъяснил, что «обращенное к нему предложение поехать в этот порт явилось для него неожиданным, когда многие дела требуют его присутствия в Париже…» Де Голль просил посла США Кеффери заверить Рузвельта в том, что он не пере-стает надеяться увидеть его в Париже, где правительство и все население бы-ли бы счастливы принять его в любой момент.
Де Голль, вероятно, не понял действительного смысла недавнего заявле-ния Рузвельта, что он считает встречу со Сталиным важнее, нежели с де Гол-лем. Дело тут в том, что Рузвельт не спешит связывать себя обязательствами по отношению к Франции и потому, что еще не завершена война с Германи-ей, и потому, что позиция Франции не может быть сейчас решающей для ис-хода войны, и потому, что визит Рузвельта во Францию сейчас был бы, по мнению американцев, расценен как заискивание перед французами, в чем американцы совершенно не нуждаются… А Франция в американской помощи нуждается не меньше, чем поляки – в нашей помощи. Но наше правительство гораздо щедрее американского: оно, например, приняло на обязанность рус-ского народа половину расходов по восстановлению польской столицы. Пре-зидент Варшавы Спыхальский 19 февраля заявил корреспонденту ТАСС, что «с помощью братских народов Советского Союза поляки восстановят свою столицу, которая будет служить символом вечной дружбы между народами, символом победы славянства над чудовищным варварством - гитлеризмом».
Нельзя в своих записках обойти молчанием сообщение анкарского о том, что турецкий меджлис 23 февраля утвердил решение турецкого правительства об объявлении войны Германии и Японии. Это запоздалое и, пожалуй, бес-предметное решение проституированной страны, откровенно мотивировал как корыстное министр иностранных дел Турции Хасан сака. Он сказал: «Для получения возможности участвовать в предстоящей 25 апреля конференции в Сан-Франциско, Турция должна до 1 марта этого года объявить войну держа-вам «Оси».
Здравствуй, хитрый янычар! Он не желает, но должен…, иначе не пустят в Сан-Франциско… Да, откровенно сказать, Турцию нынешнюю не стоило бы пускать в зал конференции свободолюбивых наций. Она все время хотела стать разбойником и только победа Красной Армии страшила ее и удержива-ла не позициях «нейтралитета»… Запомните, турецкие воротилы, бомба со-юзников нашла французского изменника Жака Дорио даже в юго-западной Германии и разнесла его в куски, то вам не спрятаться от нашего гнева даже в султанских гаремах…
Надеясь на поддержку турецкой и английской реакции, пытается подни-мать голову и румынская реакция. Бухарестская газета «Скынтейя» в статье за 20 февраля, озаглавленной «Генерал Радеску – против народа» рассказала, как этот «примиритель» национально-демократического фронта и реакцион-ных представителей «исторических партий» в правительстве 11 февраля в те-атре «Аро» открыто выступил против народа, за реакционеров вместе с Ма-ниу и Братиану. Под его покровительством на улицы вышли фашистские мо-лодчики, полицейские грузовики и танки. Против рабочих типографии «Вин-торул» Радеску направил войска, так как рабочие отказались печатать фаши-стскую газету, редактируемую Фаркашану и яростно нападающую на рабо-чих.
Прыток стал этот румынский премьер. Прыток и зол, как муха перед смертью. Видать, не долго ему осталось сидеть в премьерах… Будет глупо с нашей стороны терпеть в тылу действующей Красной Армии фашистские эксперименты Радеску, похожие на путч… 1923 года в Мюнхенской пивной.
27 февраля 1945 года. С середины февраля международная жизнь необы-чайно оживилась, порой достигая космического в стремлении некоторых стран стать «воюющими». У нас с такой стремительностью женщины стано-вятся в очередь у магазина.
14 февраля чилийский посол в Вашингтоне Мора заявил, что президент Чили Риос считает Чили в состоянии войны с державами «Оси».
15 февраля Уругвай объявил войну странам «Оси».
16 февраля министр иностранных дел Венесуэлы Ларес сообщил Стетти-пиусу, что Венесуэла находится в состоянии войны с Германией и Японией, а 20 февраля посол Венесуэлы в США Эскаланте подписал декларацию объе-диненных наций от 1 января 1942 года.
22 февраля приступил к действию Организационный комитет всемирной профсоюзной организации, созданный всемирной профсоюзной конференци-ей в середине февраля.
23 февраля Турция объявила войну державам «Оси».
24 февраля Египетский парламент, заслушав заявление премьер-министра Ахмед-Макер-паши, утвердил решение об объявлении оборонительной войны державам «Оси». При этом партия Вафд, возглавляемая Нахас-пашой, и на-циональная партия возражали против объявления войны. В этот же день еги-петский премьер-министр был застрелен при переходе из палаты депутатов в сенат неизвестным убийцей.
Франко, желая показать себя раз в тысячу увеличенным, заявил, что он яв-ляется «оплотом против большевизма в Европе». Ничего, кроме гомерическо-го смеха английской и американской печати, Франко в ответ не получил.
26 февраля президент Сирии Шюкри Куатли заявил в сенате, что Сирия находится в состоянии войны с державами «Оси».
26 февраля Уругвай подписал декларацию Объединенных наций от 1 ян-варя 1942 года.
Современники и потомки, эту маленькую хронологию нашего времени я записал затем, чтобы показать, как много находится друзей у каждого, про-шедшего тяжелый путь борьбы и вступающего на пьедестал победы. Делить радость (или выгоду, как многие из упомянутых выше «вояк» себе и пред-ставляют дело) легче, чем ратный путь к этой радости. Но, как говорил Шота Руставели, тот не знает радость дружбы, кто не кушал горечь бед…
И разве познает сейчас нашу радость нынешняя Турция, которая не стала пить горечь наших бед в борьбе с Германией и даже занесла было свою руку с кинжалом для удара нам в спину, если бы пал наш славный Сталинград?…
28 февраля 1945 года. Начался снегопад. Немного потеплело. До сего-дняшнего дня жали тридцатиградусные морозы. Замерзли водопроводные трубы.
Приехал сегодня из Москвы один из офицеров, участвовавший 26 февраля на похоронах Алексея Толстого. Урна с прахом писателя была опущена в 15 часов в могилу на Ново-Девичьем кладбище. Трижды звучал прощальный са-лют. Траурная мелодия сменилась торжественной мелодией гимна Советско-го Союза. Медленно расходились москвичи и приезжие люди от могилы большого писателя.
… В Румынии все жарче разгорается борьба против фашиствующего пра-вительства Радеску, стрелявшего в народ 24 февраля. Вчера в Бухарест при-был зам. НКИД СССР А. Я. Вышинский. Считаю, что его приезд ускорит па-дение Радеску.
… Среди многих поздравлений на имя Сталина по поводу 27 годовщины Красной Армии прислано поздравление Хайле Селасие, императора Эфио-пии. В поздравлении написано: «По случаю двадцать седьмой годовщины создания Красной Армии мы шлем свои горячие поздравления и выражения нашего глубокого восхищения героическими делами храбрых армий Совет-ского Союза».
Вот как обернулись дела. Один из наших деятелей любил в свое время подчеркивать чье-либо невежество таким сравнением: «Он понимает в этом. как абиссинский негус в высшей математике». Но происходило это просто не от зла, а от незнания, что абиссинский негус окончил в свое время физико-математический факультет Петербургского университета, сделав это в озна-менование союза между православными державами, какими были – Россия на севере и Абиссиния на юге, в глубине Африки. Тогда, правда, нынешний не-гус был еще только принцем, а негусом Абиссинии (Эфиопии, страной солн-ца) был тогда Менелик II, объединитель страны и организатор разгрома итальянцев под Адуей в 1896 году. В этой битве была разгромлена итальян-ская армия генерала Баратьери и захвачены эфиопами все 60 итальянских орудий. В этой победе эфиопов над итальянцами сыграло большую роль рус-ское оружие (в Эфиопию было продано 30000 ружей и 5000 сабель) и руко-водство русского корнета гвардейской кавалерии Николая Степановича Ле-онтьева, помогшего негусу создать армию и обучить ее искусству современ-ного боя.
Поехав за свой счет в научную экспедицию в Эфиопию, Леонтьев в 1889 году прибыл к Негусу, который только что подписал договор с итальянцами о признании их права на захваченную ими Эритрею. Итальянцы не ограничи-лись этим и истолковали договор как согласие негуса Менелика II на протек-торат Италии над всей Абиссинией. В силу этого Менелик II начал готовиться к вооруженному отпору грабителям-итальянцам.
Леонтьеву, которого Менелик II полюбил и назначил на должность мини-стра иностранных дел и главного военного советника, пришлось оставить ро-зыски древних манускриптов и пергаментов эпохи первых веков нашей эры и взяться за политику и военное дело.
Принеся большую пользу Эфиопии, Леонтьев пробыл там до 1904 года, получил титул графа и орден Звезды Эфиопии I степени, но, узнав о нападе-нии Японии на Порт-Артур, он прибыл на защиту России. Здесь он опреде-лился в Уманский полк Кубанского казачьего войска и потом служил началь-ником разведки в отряде генерала Мищенко. Умер Леонтьев в 1910 году в Париже.
И пусть теперь никто не удивляется той дружбе, которая с 1935 года снова возобновилась между СССР и Эфиопией. Дружба эта имеет свою длительную историю и скреплена даже ратными делами и кровью. При помощи русских унтер-офицеров и казаков, навербованных Леонтьевы, абиссинцы побили итальянцев под Адуей в 1896 году. Стараниями русского офицера Леонтьева была создана абиссинская регулярная армия. И в 1899 году на параде в Ад-дис-Абебе перед негусом прошли первые батальоны стрелков и первые каза-чьи сотни. Во время героической борьбы абиссинского народа с разбойничь-ими дивизиями Муссолини советский народ первым протянул братскую руку помощи эфиопам. И сейчас, когда вторая мировая война подходит к победо-носному для нас концу, мы перед всем миром заявляем, что нас интересует судьба Абиссинии. Мы поддержим суверенитет этой страны, если кто взду-мает посягнуть на него…
… Поговорим несколько о состоянии на Западном фронте. Генерал Эй-зенхауэр 24 февраля 1945 года на парижской пресс-конференции заявил во-енным корреспондентам, что, «… потеряв Рур и Силезию, немцы не смогут обороняться боле, чем 60 дней после того, как будут израсходованы их исто-щавшиеся резервы». Многие из наших офицеров назвали это заявление «ре-зиновым», т. к. в нем не поймешь, где находится исходное положение для шестидесятидневного срока, в потере ли Германией Рура и Силезии или в из-расходовании резервов? Во всяком случае, война с Германией захватит март, апрель и, возможно, часть мая 1945 года. Но как же обстоит дело на Западном фронте сейчас, на конец февраля. Союзные войска в ряде мест начли штурм «Линии Зигфрида», построенной немцами в 1936–1939 годах и улучшенной в 1942-44 годах. Эта «линия», как известно, на севере упирается в Рейн в рай-оне города Клеве, а на юге стыкается с швейцарской границей у города Базе-ля.
Осенью 1944 года 9-я и 1-я американские армии вклинились в полосу не-мецких укреплений в районе Аахена, намереваясь выйти к Кельну. Продви-жение американцев было задержано в связи с немецким контрударом в Ар-деннах, и только 23 февраля американские войска снова перешли в наступле-ние на широком фронте, форсировали реку Роер, заняли ряд опорных пунк-тов, в числе которых Юлих и Дюрен, авангардами своими вышли в Кельн-скую равнину и, тесня войска Рундштедта, поставили под угрозу своего удара город Кельн. Севернее 9-й армии действует уже дней пятнадцать первая ка-надская армия, сумевшая взять города Гох и Клеве. Общие успехи американо-канадских войск создали предпосылки для возможного широкого наступле-ния союзников на Рейнско-Вестфальский промышленный район. Американцы заняли также Шлайден и Прюм (первая армия), входящие в состав укрепле-ний «линии Эйфель», осуществив тем самым почти полный прорыв этой «ли-нии». Союзники также активно наносят удары по среднему сектору «линии Зигфрида» – от реки Мозель до Саарбрюккена. На Саарбрюккен американцы наступают с юга и юго-запада.
Южнее Страсбурга американские и французские войска на всем протяже-нии вышли к Рейну. 1-я французская и 7-я американская армии здесь оказа-лись на исходных позициях для штурма немецких укреплений на восточном берегу Рейна.
Из всего этого видно, что армиям наших союзников предстоит еще сде-лать много и очень много, чтобы подать руку нашим войскам. Но позиции для наступления заняты, молот над головой Германии занесен, и голова эта будет раздроблена раньше, чем мы предполагаем. На войне, иногда, бывают картины, столь ярко охарактеризованные эпитетом «карточный домик»: все сильно, крепко, и вдруг… крах. Такой крах для Германии может наступить столь неожиданно, что многие откроют от удивления рты…
1 марта 1945 года. Прочитал приказ Сталина № 285 от 27 февраля марша-лу Рокоссовскому, так как 2 Белорусский фронт сломил сопротивление про-тивника западнее города Хойнице и за четыре дня продвинулся до 70 кило-метров в глубину. Заняты города Шлохау, Штегере, Хаммеритайн, Бальден-берг, Бублиц. Это означает, что возможен данцигский котел для немцев. До моря осталось около 45 километров.
Интересно вспомнить слова Гитлера из его обращения по поводу 25-летия нацистской партии: «Я предсказываю наступление решительного перелома еще в нынешнем году…» Предсказание сбылось: наступил перелом фашист-ского хребта.
Рушатся надежды немецких фашистов на раскол союза свободолюбивых наций. Черчилль 27 февраля, открывая дебаты в палате общин о результатах Крымской конференции, внес резолюцию: «Палата одобряет декларацию, принятую тремя великими державами на Крымской конференции, и в осо-бенности приветствует их решимость поддерживать единство действий не только в деле достижения окончательного разгрома врага, но и в дальнейшем мире, как и в войне».
«В Крыму, – сказал Черчилль, – мы проработали 9 дней и вплотную заня-лись многими проблемами, при этом дружба между нами все время росла. В Англии мне пришлось столкнуться с критикой того, что Франция не была приглашена принять участие в Ялтинской конференции. Первым принципом английской политики в Западной Европе является сильная Франция и сильная французская армия. Однако все три великие державы, собравшиеся в Крыму, считают, что, в то время как они несут главную ответственность, так как на них лежит основное бремя ведения войны и политики, тесно связанной с опе-рациями, они не могут допустить, чтобы выдвигались какие-либо ограниче-ния в отношении из права встречаться, когда им это кажется необходимым, для того, чтобы они могли эффективно выполнять свой долг в общем деле. Эта точка зрения, конечно, не исключает самых ответственных встреч, на ко-торые будут приглашаться другие державы.
Франция может поэтому найти много оснований для удовлетворения ре-шениями Крымской конференции… Если крах германской мощи произойдет завтра, то нет ничего, что не было бы предусмотрено и разработано заранее важной Европейской консультативной комиссией, состоящей из послов Вай-нанта и Гусева и сэра Вильяма Стронга из министерства иностранных дел… На Крымской конференции три великие державы пришли также к соглаше-нию относительно решения трудного вопроса о процедуре голосования, на который не было найдено ответа в Думбартон-Оксе.
… Новая международная организация должна принять во внимание эту особую ответственность великих держав и должна быть построена таким об-разом, чтобы не нарушать их единства или мешать их способности эффектив-но действовать, в случае необходимости, без промедления. В то же самое время международная организация не может основываться на диктатуре ве-ликих держав. Их долг – служить миру, а не господствовать над ним. Мы на-деемся, что процедура голосования, относительно которой мы пришли к со-глашению в Ялте, отвечает этим двум существенным требованиям и обеспе-чивает систему, которая является справедливой и приемлемой и предусмат-ривает очевидные трудности, которые встанут перед всяким, кто глубоко за-думывается над этим вопросом.
Отметив, что Лига наций оказалась недееспособным инструментом мира, Черчилль заявил о твердом решении союзников создать более мощный новый орган, который не будет бояться диктовать свою волю преступникам свое-временно и с помощью оружия.
«… Пусть Германия знает, что бесполезно надеяться на раскол между со-юзниками и что ничто не может предотвратить ее полный разгром… Наша политика заключается не в том, чтобы мстить, а в том, чтобы принять такие меры, которые будут необходимы для обеспечения будущего мира и всеоб-щей безопасности. Когда-нибудь немцы получат место в общей семье наций, но лишь после того, как все признаки нацизма и милитаризма будут эффек-тивно и окончательно ликвидированы».
По вопросу о Польше «Требования русских, впервые выдвинутое в Теге-ране в ноябре 1943 года, всегда оставалось неизменным и основывалось на линии Керзона на востоке, и русские всегда предлагали предоставить Польше полную компенсацию за счет Германии на севере и западе. Я никогда не скрывал от палаты общин, что лично я считаю, что русское требование спра-ведливо и правильно… Если бы не было колоссальных усилий и жертв со стороны России, Польша была бы обречена на полную гибель от рук немцев. Не только Польша, как государство, но поляки, как народ. были обречены Гитлером на уничтожение или порабощение…
… Впечатление, сложившееся у меня от поездки в Крым и от всех других случаев общения, таково, что маршал Сталин и другие советские лидеры же-лают жить в почетной дружбе и равенстве с западными демократиями. Я счи-таю также, что они – хозяева своего слова. Никогда никакое правительство не выполняло точнее свои обязательства даже в ущерб себе, нежели русское со-ветское правительство. Я категорически отказываюсь пускаться здесь в дис-куссии по поводу добросовестности русских. Совершенно очевидно, что эти вопросы касаются всей будущности земного шара. Действительно, судьба че-ловечества была бы мрачной в случае возникновения какого-либо ужасного раскола между западными демократиями и русским народом, в случае, если бы будущая всемирная организация развалилась на части и если бы новый ка-таклизм немыслимого насилия разрушил то, что осталось от сокровищ и сво-бод человечества».
В завершение своего выступления, Черчилль сказал: «Узы, связывающие три великие державы, и их взаимопонимание окрепли… И я уверен, что перед человечеством открыты лучшие перспективы, чем те, которые оно знало в прошлые века. Огни горят ярче и светят дальше, чем раньше. Будем идти вместе вперед».
… 2 марта 1945 года. После выступления Черчилля с резолюцией по по-воду Крымской конференции, группа консерваторов пыталась протащить по-правку к резолюции, осуждая правительство в уступках Советскому Союзу по польскому вопросу. Палата общин отклонила поправку консерваторов 396-ю голосами против 25, поданных за поправку. Все же свежая струя одолевает затхлую атмосферу тех английских закоулков, в которых все еще пытаются некие старички петь в одну дудку с гитлеровцами. Эти старички се еще про-должают видеть в Гитлере своего хозяина, хотя Красная Армия бьет уже в самое сердце Германии, а на западе американские и канадские войска успеш-но грызут «линию Зигфрида». Пусть не обижаются эти английские старички-консерваторы, если они кажутся нам более глупыми, чем немецкие прости-тутки. Те уже перестали видеть в Гитлере своего хозяина и пытаются найти нового. В одной из корреспонденций из Восточно-прусского города Аллен-штайна сообщено, что «Недавно к военному коменданту города явились три молодые немки со странной просьбой. Прежде они находились в публичном офицерском доме и сейчас желают работать для Красной Армии по своей специальности». Правда, комендант предложил им пойти трудиться на скот-ных дворах. Но куда можно предложить пойти на работу английским консер-вативным депутатам, пытающимся обязательно служить Гитлеру или Ква-пинскому? Не мешало бы их послать на чистку канализации и подметание тротуаров на Варшавскую улицу «Аллея Уяздовска», которую польский совет министров переименовал в «Аллею маршала Сталина». Там, общаясь с поль-ским народом, консерваторы, пожалуй, поняли бы, что настоящая Польша в их адвокатстве не нуждается…
Все эти твердолобые обязательно дотанцуются, что их народ прогонит из парламента, как румыны прогнали 28 февраля в отставку Радеску и весь его кабинет. Король Михай I начал консультации с партиями по поводу форми-рования нового правительства.
… Немецкий фельдмаршал Гинденбург во время первой мировой войны однажды сказал: «Война с Россией, прежде всего, вопрос нервов. Если в Гер-мании будут крепче нервы, то мы победим». Сдали немецкие нервы перед русскими. Красная Армия пришла в Германию. В городе Гинденбурге наши воины зашли в «хаймат-музей» немецкого фельдмаршала Гинденбурга. В глубине серо-зеленого зала стоял, попавший в плен, портрет Гинденбурга в квадратной золоченой раме, а в орденской шкатулке хранились 32 ордена и медали Гинденбурга. Среди них – медаль «За верную службу», выданная Гинденбургу Гитлером за то, что он расчистил путь фашизму, будучи прези-дентом Веймарской Республики… Гинденбург, его шпаги и ордена, насуп-ленные брови и медали, – все это должно было символизировать величие не-мецкого военного духа, но… волей могучей Красной Армии все это превра-щено в знаки позора разбойничьего немецкого милитаризма-фашизма, под-лежащего немилосердному уничтожению.
3 марта 1945 года. Как стало известно, союзные войска к исходу 1 марта оказались в одиннадцати километрах от Кельна и в стольких же километрах от Трира, родины Маркса и Энгельса. Закончились переговоры Александер и Тито о дальнейшем ведении войны на Югославском театре.
Иран с 28 февраля считает себя в состоянии войны с Японией. В Румынии вчера король поручил формирование нового правительства доктору Петре Гроза, председателю союза плугарей, крупнейшей организации национально-демократического фронта, заместителю премьера в прежнем правительстве.
… Вечером прочитал текст выступления Рузвельта 1 марта на совместном заседании обеих палат конгресса с отчетом о Крымской конференции. Вы-ступление Рузвельта столь важно, что нельзя не поместить в моих записках хотя бы некоторые выдержки из него.
«Я прибыл с Крымской конференции с твердой уверенностью в том, что мы хорошо начали наш путь к всеобщему миру, – сказал Рузвельт. – В Теге-ране… представители штабов… разработали военные планы дальнего прице-ла. Тем не менее, между гражданскими руководителями в Тегеране происхо-дил лишь обмен мнениями и взглядами. Не было заключено никакого поли-тического соглашения и не делалось никаких попыток в этом направлении. На Крымской же конференции наступило время перейти к решению особых вопросов в политической области, и всеми сторонами были приложены ог-ромные усилия к тому, чтобы достигнуть соглашения…
… Период между Тегеранской и Ялтинской конференциями… оказался чересчур длительным – 14 месяцев. В течение этого длительного периода бы-ло допущено, что местные проблемы приняли острый характер в таких мес-тах, как Польша, Греция, Италия, Югославия. Поэтому в Ялте мы пришли к решению о том, что если даже обстоятельства и не дадут возможности трем руководителям правительств встречаться чаще, то все же будет обеспечен частый личный контакт с целью обмена мнениями. В соответствии с этим мы пришли к согласию об организации через каждые 3-4 месяца периодических встреч министров иностранных дел Великобритании, России и Соединенных штатов.
… Гитлер надеялся, что мы не придем к согласию… Однако надежды Гитлера рухнули… Было принято решение о ежедневном обмене информаци-ей между армиями под командованием Эйзенхауэром, под командованием советских маршалов и нашими армиями в Италии непосредственно… Отныне американские и английские тяжелые бомбардировщики будут использованы в ежедневных тактических операциях для непосредственной поддержки совет-ских армий и наших армий на западном фронте…
… Мы не ослабим усилий ни на один момент до безоговорочной капиту-ляции. Народ и солдаты Германии должны понять, чем раньше они…капитулируют, тем скорее закончится их нынешняя агония… мы ясно дали понять, что означает для Германии безоговорочная капитуляция. Она означает временный контроль над Германией, осуществляемый Англией, Россией, Францией и Соединенными штатами… Она означает конец нацизма, нацисткой партии, всех ее варварских законов и институтов. Она также озна-чает конец всякого милитаристского влияния на общественную, частную и культурную жизнь Германии. Она означает для нацистских военных преступ-ников быстрое, справедливое и строгое наказание, а также полное разоруже-ние Германии, уничтожение милитаризма и военного оборудования, прекра-щение производства вооружения, роспуск всех ее вооруженных сил и оконча-тельное уничтожение германского генерального штаба… Она означает, что Германии придется выплачивать репарации в натуре за ущерб, который был причинен невинным жертвам ее агрессии. Заставляя выплачивать репарации в натуре – заводами, машинами, подвижным составом и сырьем – мы избежим ошибки, совершенной после прошлой войны, требуя репарации в форме де-нег, которые Германия никогда не могла уплатить… Одним из выдающихся примеров совместных действий союзников в освобожденных районах было решение, достигнутое в отношении Польши. Весь польский вопрос был в це-лом потенциальным источником беспокойств в послевоенной Европе. И мы пришли на конференцию с твердой решимостью найти общую почву для раз-решения этого вопроса. И мы нашли ее.
… На протяжении всей истории Польша была коридором, через который совершались нападения на Россию… Для обеспечения европейской безопас-ности и всеобщего мира необходима сильная и независимая Польша. Реше-ние о соответствующих границах Польши было компромиссом, на основе ко-торого, однако, поляки получают компенсацию в территории на севере и за-паде в обмен на то, что они потеряли, благодаря установлению линии Керзо-на. Западная граница будет окончательно определена на заключительной мирной конференции.
Крымская конференция, вполне естественно, занималась лишь европей-ской войной и политическими проблемами, касающимися Европы. И не раз-бирала вопросов тихоокеанской войны. На Мальте, однако, наша объединен-ная англо-американская группа начальников штабов разработала свои планы усиления атак против Японии.
… Конференция в Крыму явилась поворотным пунктом в американской истории. Вскоре на рассмотрения американскому сенату и американскому народу будет представлено великое решение, которое определит судьбу Со-единенных Штатов и судьбу всего мира на будущие поколения… Крымская конференция… означает конец системы односторонних действий и исключи-тельных союзов и сфер влияния и системы равновесия сил и всех других спо-собов, к которым прибегали на протяжении столетий и которые не имели ус-пеха. Мы предлагаем заменить все эти системы всеобщей организацией, к ко-торой могут присоединиться в конечном счете все миролюбивые страны…»
Интересно отметить, что Черчилль в аналогичном отчете о Крымской конференции не говорил об уничтожении сфер влияния и политики равнове-сия сил. Напротив, он неоднократно давал понять, что не собирается быть председателем комиссии по ликвидации Британской империи. Он стоит за сохранение колоний и за сохранение сфер влияния…
4 марта 1945 года. Войска 2 Белорусского фронта вышли на побережье Балтийского моря в восточной Померании, в районе города Кезлин. 1-й Бело-русский фронт маршала Жукова в наступлении с 1 по 4 марта продвинулся на сто километров и вышел к Балтийскому морю в районе города Кольберг. Та-ким образом, немцам устроен новый большой котел с включением Данцига. Генерал Эйзенхауэр два дня тому назад сделал радостное заявление, что 9-я американская армия достигла Рейна близ Дюссельдорфа.
Вчера маршал Тито, именуя себя доверенным по делам национальной обороны Югославии, отдал приказ о переименовании народно-освободительной армии в Югославскую армию, а флота – в Югославский во-енно-морской флот.
… В румынских газетах «Ромына либера», «Скынтейя» и «Семналул» опубликовано письмо Николая Радеску своему бандиту-отцу, стрелявшему 24 февраля в румынских рабочих. Николай написал: «Отец, я долго думал, пре-жде чем написать тебе эти строки. Однако в момент, когда весь румынский народ борется за спасение родины, я пришел к заключению, что не могу на-ходиться в стороне, и решил выполнить свой долг честного румына, помогая своим свидетельством восстановлению истины в связи с недавними печаль-ными событиями. Ответственность за эти события тяжелым бременем ложит-ся на твои плечи.
После того, как я выступил 3 недели тому назад на собрании молодежи в зале коммерческой академии, ты написал мне, что считаешь меня преступни-ком и расстреляешь своей собственной рукой. Я не мог понять твоей злобы и поэтому явился на другой день к тебе с надеждой попросить у тебя разъясне-ний. Однако мне суждено было испытать тяжелый удар. Я должен был вы-слушать от тебя оскорбительные и несправедливые слова. Они были направ-лены не только против меня. Мне было бы значительно легче, если бы это было так. Нет, они были направлены против самых честных патриотов, про-тив людей, которые во время гитлеровского террора не жалели жизни для спасения страны, которые сегодня с той же самоотверженностью продолжают борьбу за возрождение нашей дорогой родины и включение ее в семью сво-бодолюбивых прогрессивных наций. Но и тогда я не мог себе представить, что дела примут столь серьезный оборот. Мне больно говорить о том, до чего ты дошел. Ты стрелял в народ. Я также был среди сотен и тысяч граждан, мирно демонстрировавших на площади около королевского дворца. Рядом со мной находились священники, представители интеллигенции, рабочие, жен-щины и подростки. Это был народ. Люди по твоей команде стреляли в них из винтовок и пулеметов. Стреляли из здания министерства внутренних дел, стреляли из королевского дворца. Такова истина. Через несколько часов, удивленный, я должен сказать возмущенный, я слушал по радио твою неспра-ведливую речь о том, что демонстранты спровоцировали столкновение. Это неправда. Ты мне отец, и я пишу эти строки с тяжелой душой. Но я обязан сделать это, ибо прежде всего я сын родины, а затем уж твой. Николай Раде-ску».
Это письмо показывает до какой драматической глубины взволнована за-ново рожденная Румыния, в которой неудержимо растут демократические си-лы. Им принадлежит будущее.
… Вечером прочитал один документ, который характеризует стратегию обреченности немецких вооруженных сил. Взятый в плен комендант города и крепости Познань немецкий генерал-майор Эрнст Меттерн рассказал: «Гит-лер приказал нам любой ценой удержать город и крепость Познань. Два раза я по радио докладывал командующему группой армий «Висла» Гиммлеру, что положение гарнизона отчаянное. Обоих случаях он ответил, что город необходимо оборонять, невзирая ни на какие жертвы. 22 февраля мы послали следующую радиограмму: «Держаться дальше невозможно. Русские бомбар-дировщики беспрерывно атакуют нас. Тяжелая артиллерия, минометы, пуле-меты день и ночь обстреливают наши позиции. Просим дать гарнизону при-каз прорваться из города».
Вечером Гиммлер приказал: «держаться, не считаясь ни с чем. Проры-ваться бессмысленно. Об этом говорит печальный опыт Шнайдемюля. Оттуда гарнизон пытался прорваться, но был уничтожен».
Пленный начальник штаба комендатуры города и крепости Познань пол-ковник Эрвин Детбарн сказал: «После телеграммы Гиммлера мы начали об-суждать создавшееся положение. Это время прибежал дежурный офицер с известием, что русские ворвались в цитадель, а солдаты и офицеры сдаются в плен. Стало ясно, что пришел конец».
Этот умный фриц, оказывается, до самого конца не знал и не считал яс-ным, что пришел конец…
Симптом характерный: немцы останутся опасными и после их поражения и покорности… От своих идей они не откажутся, пока выдохнут.
5 марта 1945 года. Первый Белорусский фронт продвигается на штетин-ском направлении, занял Штаргард, Нугард, Польцин. Утром передовые час-ти 104 американской дивизии вступили в предместье Кельна (эта дивизия воюет в составе 1-й американской армии). Германию союзники взяли за горло не в фигуральном, а в буквальном смысле слова, а Геббельс в газете «Дас Райх» продолжает еще кричать: «Наш лозунг – навострить уши, не бросаться за борт и не сводя глаз смотреть на кормчего». Геббельс, видимо, решил кри-чать до тех пор, пока превратится в труп.
… Наконец-то… 4 марта только сумела Финляндия официально объявить состояние войны с Германией. Такая затяжка должна насторожить наше Пра-вительство в отношении Финляндии, которая до последнего дня находилась в извиняющемся положении по отношению к Германии. Значит, за пазухой Финляндии сохранился еще камень против нас…
6 марта 1945 года. Украинская печать проявляет большую активность в вопросе о возвращении Закарпатской Руси в состав Украины. Надо полагать, что эта идеологическая подготовка предшествует каким-то реальным шагам нашего и Чехословацкого правительств, должных решить судьбу Закарпат-ской Руси в духе высказываний украинской печати.
… В Греции, как сообщает радио, берет верх реакция: советом министров принят закон «Об обеспечении спокойствия и порядка» (Запрещены собра-ния, пользование рупором, распространение плакатов, листовок, лозунгов, эмблем. Нарушителям – суд, тюрьма, ссылка, штраф в 10000 драхм (Профес-сорам-антифашистам Афинского университета запрещено читать лекции. За-прещение коснулось таких, как правовед Сволос, хирург Кокалис, геолог ака-демик Георгалас, экономист Ангелопулос, профессора высшей политехниче-ской школы – Китсикис и Папапетру.
Вот результат политики Черчилля в Греции. Как это вяжется с заявлением Черчилля в палате общин 18 января 1945 о том, что «…мы ничего не хотим от Греции, кроме ее дружбы, но для того, чтобы заслужить ее, мы должны исполнить свой долг»? А вяжется это так, что Англия склонна завоевывать дружбу не с греческим народом, а с греческой реакцией. И, надо заметить, в этом сквозит плохое предзнаменование для послевоенной британской прак-тики. Сейчас греческая реакция и бельгийская пользуется английской под-держкой, а через полгода англичане сочтут возможным заигрывать и с не-мецкой реакцией. Может быть, нехорошо, что я пишу так, но сердцем чувст-вую, что поведение английских высокопоставленных кругов будет именно та-ким. Яблоко от яблони не очень далеко катится…
… Еще в первую мировую войну появилась разноцветная книжечка с ил-люстрациями. Называлась она «Вильгельм II в Аду». Кайзер, опустившись в ад, увидел там большой пустой котел, на котором буква «Веди» белой крас-кой нарисована с опаской.
– Для кого припасен котел? – строго спросил Вильгельм у сопровождав-шего его Вельзевула.
Усмехнулся тут князь ада:
– От тебя скрывать не надо. Ведь котел-то я, любя, приготовил для тебя…
Вот и в нашу войну в печати начало часто появляться изображения злого немецкого гения войны, помещенного в ад. Даже в журнале «Огонек» № 5 за 1945 год обложка журнала украшена иллюстрацией адовского вида. В боль-ших котлах, высунув длинные языки, поджариваются и кричат «караул» Ати-ла, царь Ирод, Каин. Рядом – пустой пока персональный котел для Гитлера, Гиммлера, Геббельса, Геринга. В ожидании этих персон, высунув от утомле-ния языки, два рогатых черта подогревали котлы, не скупясь на топливо.
Эта иллюстрация, перекликаясь с подобными иллюстрациями прошлой мировой войны, подтверждает, что народный предрассудок тесно связан в своем проявлении с желаниями охватывающими народ. Сходство желаний нашлось и в сходстве форм, выражающих эти желания: в ад Гитлера, как и в ад Кайзера… Если бы подобные вопросы могли решаться правительствами, то и Радеску с Антонеско полетели бы в ад по постановлению образованного сегодня в Румынии правительства концентрации демократических сил во гла-ве м бывшим крупным банкиром Петре Гроза, который предпочел демокра-тию своим банкам и крепко вошел в демократическое движение.
По радио передано опубликованное в газетах разъяснение «К предстоящей Конференции в Сан-Франциско». В нем сказано, что «В соответствии с реше-нием Крымской конференции о созыве 25 апреля 1945 года в Сан-Франциско в Соединенных Штатах Америки, Конференции Объединенных Наций, с пра-вительством Китая и Временным правительством Франции были проведены консультации и им было направлено обращение принять участие совместно с правительствами Соединенных Штатов, Великобритании и Советского Союза в приглашении других стран на конференцию. В результате консультаций, китайское правительство согласилось участвовать в рассылке приглашений. Что касается Временного Правительства Франции, то оно, согласившись принять участие в конференции, решило не участвовать в рассылке пригла-шений другим странам, поскольку оно не участвовало в переговорах в Дум-бартон-Оксе» (в этом отказе проявилось демонстративно недовольство Фран-ции, что она не поставлена пока на один уровень с тремя великими странами. Но это недовольство, по-моему, незаконно Н. Б.)
5 марта правительство США от своего имени и от имени правительств СССР, Великобритании и Китая разослало приглашение на конференцию 40 странам. Польше, где еще не образовано Временное правительство нацио-нального единства в исполнение решения Крымской конференции, пригла-шение не послано. На конференцию не приглашены Италия и другие бывшие сателлиты Германии, присоединившиеся к союзникам лишь после своего по-ражения. Они, как сказал Черчилль, должны честным выполнением условий перемирия «отработать свой обратный проезд», после чего им будет открыт доступ к международной организации безопасности.
В разосланном «Приглашении» сказано:
«Правительство Соединенных штатов Америки от своего имени и от име-ни Правительства Соединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии, Союза Советских Социалистических Республик и Республики Ки-тая приглашает… Правительство направить представителей на конференцию Объединенных Наций, которая должна состояться 25 апреля 1945 года в Сан-Франциско в Соединенных штатах Америки, для подготовки Устава Всеоб-щей Международной Организации для поддержания мира и безопасности.
Вышепоименованные правительства предлагают, чтобы конференция рас-смотрела как базу для такого Устава предложения по учреждению Всеобщей Международной организации, которые были опубликованы в октябре про-шлого года в результате конференции в Думбартон-Оксе и которые были до-полнены следующими условиями для раздела «С» главы IV:
С. Голосование.
1. Каждый член Совета Безопасности имеет один голос.
2. Решения Совета Безопасности по вопросам процедуры принимаются большинством в семь голосов членов.
3. Решения Совета Безопасности по всем другим вопросам принимаются большинством в семь голосов членов, включая совпадающие голоса постоянных членов, причем сторона, участвующая в споре, воздержи-вается от голосования при принятии решений согласно разделу «А главы VIII и согласно второй фразе абзаца I раздела «С» главы VIII»
Дополнительная информация о новых мероприятиях будет публиковаться в последующем.
… Вечером узнал я, что сегодня скончался автор «Угрюм-реки» и нашу-мевших «Странников» Шишков Вячеслав Яковлевич. Его имя стало в одно время особенно широко известным, когда в нашей прессе непомерно сильно ругали Шишкова за «Угрюм-реку», в которой незаслуженно благоприятно выведен инженер, кажется, Тулинов…
Кому как, а мне Шишков нравился. Сколько правды в его «Странниках». Завидую Шишкову, что ему удалось эту правду сделать достоянием всего света…
… С наступлением ночи загремели залпы Москвы: 2-й Белорусский фронт занял город и крепость Груздяндз в нижнем течении Вислы. В числе пятиты-сячного плененного гарнизона оказался и комендант крепости генерал-майор Фрикке.
В Западной Померании 1-й Белорусский фронт маршала Жукова занял го-рода Бельгард, Трептов, Грайфенберг, Каммин, Гюльцов, Плате. Пушки гре-мят на подступах к Данцигу и Штеттину…
7 марта 1945 года. По сообщению стокгольмского корреспондента лон-донской «Таймс», с пятого марта немцы начали призывать в регулярную ар-мию пятнадцатилетних мальчиков. Фашистский официоз «Фелькишер бео-бахтер» оправдывает это тем, что «на наши мирные города покушаются степ-ные люди. Они хотят завладеть нашими уютными домами, нашими площадя-ми с липами, нашими старыми ратушами…» А военный обозреватель «Килер цайтунг» в страхе спрашивает: «… когда русские прекратят свое наступление, ибо всякое наступление имеет свой конец?»
И тем немцам, которые желают изобразить наше наступление в качестве агрессии по отношению к «мирной» Германии, и тем, которые интересуются концом русского наступления, мы можем ответить: «На колени, Германия! Идет правосудие!»
И в самом деле, что стоило бы заявление Идена в палате общин о включе-нии германского министра иностранных дел Риббентропа и министра пропа-ганды Геббельса в число главных военных преступников в свете декларации о германских зверствах, принятой на Московской конференции 1943 г., если бы мы отказались покорить всю Германию или нашли бы границу, за которую не надо переходить? Все бы превратилось в идеалистическую болтовню. К сча-стью, судьба Германии зависит не от газет и парламентских болтунов, а от всесокрушающего оружия Красной Армии…
И если в Италии, охраняемой англо-американцами, возможно стало бегст-во в ночь под пятое марта из военного госпиталя крупнейшего военного пре-ступника генерала Марио Роатта, то из-под охраны Красной Армии никто не убежит… Да и посольства наши не окажут гостеприимства бандитам вроде румынского Радеску, которого скрыло от народного гнева английское пред-ставительство в Бухаресте. Подобные блудливые примеры английских по-ступков косвенным образом затягивают войну, порождая у фашистских гла-варей розовые иллюзии…
Если бы в союзных нам странах было настоящее народоправие, историче-ские вопросы разрешались бы с неимоверной точностью, справедливостью т быстротой. Небольшой пример народного решения: румынские крестьяне, утомленные ожиданием аграрной реформы, чтобы ускорить ее, уже присту-пили к самочинному дележу помещичьих земель.
9 марта 1945 года. На втором Украинском фронте взяты в плен два солда-та 102 роты испанского легиона Хесус Сайнс Балса и Энрике Марота Эрнан-дес. Этот факт является новым доказательством, что Испания не есть «ней-тральная страна». Она воюет против Объединенных наций. В ее городах Лаг-роньо и Сан Себастьяне вербуются добровольцы в антисоветские войска.

КОНЕЦ ШЕСТНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 17-я (9 марта 1945 г. – 24 марта 1945 г.)
Стало известно, что 8 марта 1945 года Председатель Румынского Совета Министров П. Гроза и министр иностранных дел Г. Татареску написали Председателю СНК СССР товарищу Сталину следующее письмо:
«Господин маршал,
После акта 23 августа 1944 года, по которому Румыния присоединилась к Объединенным Нациям, чтобы вести войну против общих врагов, горячим желанием румынского народа было увидеть себя снова в пределах Трансиль-вании, часть которой была у него несправедливо отобрана. Эта провинция была освобождена благодаря героизму Красной Армии в тесном сотрудниче-стве с румынской армией, и румынский народ Северной Трансильвании ожи-дает с нетерпением дня своего воссоединения в границах Румынии.
Румынское правительство имеет честь обратиться к Правительству Совет-ского Союза и к Высшему Советскому командованию с просьбой исполнить это желание румынского народа. Румынское правительство полагает, что Ад-министрация, которую оно установит в этой области, будет заботиться о за-щите прав национальностей, там живущих, и будет руководствоваться в сво-их действиях принципами равенства, демократии и справедливости по отно-шению ко всему населению. Оно также будет заботиться о поддержании пол-ного порядка для того, чтобы ничто не смущало правильного функциониро-вания всех учреждений, обслуживающих боевой фронт.
Румынское правительство надеется, что его ходатайство найдет отклик и благожелательное разрешение со стороны Правительства Советского Союза и Высшего Советского командования».
Сталин дал на это письмо 9 марта 1945 года следующий ответ:
«Господин председатель,
Советское Правительство рассмотрело просьбу Румынского Правительст-ва, изложенную в Вашем письме от 8 марта, относительно установления ру-мынской Администрации на территории Трансильвании.
Принимая во внимание, что вступившее ныне в управление страной новое Румынское Правительство берет на себя ответственность за должный порядок и спокойствие на территории Трансильвании и обеспечение прав националь-ностей, а также условий правильного функционирования всех местных учре-ждений, обслуживающих нужды фронта, Советское Правительство постано-вило ходатайство Румынского Правительства удовлетворить и, в соответст-вии с Соглашением о перемирии от 12 сентября 1944 года, согласиться на ус-тановление в Трансильвании Администрации Румынского Правительства.
Председатель СНК СССР И. Сталин».
Сегодня же маршал Сталин подписал приказ № 297 Рокоссовскому, т. к. войска 2 Белорусского фронта овладели в Северной Померании городом Штольп. Москва салютовала двадцатью залпами из 224 орудий. Очень ко-мично звучит в этих условиях заявление начальника немецкого генерального штаба Гудериана, что он «с лихорадочным нетерпением ждет обратного от-воевания восточных провинций Германии». Куда уж там отвоевывать восточ-ные провинции?! Немецкое командование не может даже эффективно помо-гать своим окруженным гарнизонам. Например, солдаты окруженного наши-ми войсками гарнизона города Бреславля получают помощь только в виде очков, да и то поставляемых не верховным командованием, а крейслейтером (окружным руководителем фашистской партии). Не имея чем больше похва-литься, об этом гремит гитлеровское агентство Трансоцеан, сообщая на весь мир, что:
«Гражданские власти всячески облегчают защитникам крепости борьбу. Когда дым и пепел, пыль застилают солдатам глаза, достаточно сообщить об этом по телефону крейслейтеру. Через каких-нибудь полчаса на месте появ-ляются юноши из организации гитлеровской молодежи, уже раздобывшие где-то специальные очки».
Слабое утешение. Если 31-ствольные минометы не помогли, то оптиче-ские стекла, конечно, не спасут немцев от разгрома.
10 марта 1945 года. Рузвельт во вчерашнем выступлении на пресс-конференции охарактеризовал, как спекулятивный вопрос представителей пе-чати о том – вступила ли война против Германии в такую фазу, когда она мо-жет внезапно кончиться. А министр военных дел США Стимсон 8 марта зая-вил, что США создали сейчас новый наступательный танк «Першинг Т-26», на котором установлена 90-миллиметровая пушка. Этот танк тяжелее амери-канского танка «Шерман», но легче немецкого «Королевского тигра». В 1941 году американское артиллерийское управление создало тяжелый танк, не ус-тупающий немецким, но потом решило концентрировать внимание на произ-водстве более легких и более маневренных танков.
… На дальних подступах к Берлину, в немецком местечке Парадис, обна-ружен военный завод в костеле. Интересный образчик немецкой аккуратно-сти по использованию помещений и образчик сращения католических попов с немецким фашизмом. О деятельности завода никто не знал из местного насе-ления, а иностранные рабочие под страхом смертной казни не выходили за стены этого завода. Завидная засекреченность. У нас бы разболтали…
… Наступающая Красная Армия вызывает у фашистских главарей некото-рые припадочные реакции. Например, командующие Восточным фронтом Гиммлер и генерал-полковник Шернер 8 марта издали приказ о «приравнива-нии русских рабочих в Германии к прочим иностранным рабочим». А еще раньше, в январе 1945 г., когда началось решающее наступление Красной Армии, сам Гитлер отдал приказ «Об обращении с советскими военноплен-ными». В этом приказе осуждалось грубое обращение с пленными со стороны охраны, приводились факты из жизни лагеря Болдев, где часовые палочными ударами подгоняли пленных в работе и т. д.
По-моему, тот и другой приказ, характеризуя зверство немцев устами са-мих фашистских главарей, являются хорошими документами в руках обвине-ния на предстоящем в будущем суде над немецкими преступниками.
… Вечером 9 марта югославский премьер-министр маршал Иосип Броз Тито выступил по радио с декларацией нового правительства: быстрее из-гнать немцев, восстановить страну, улучшить жизнь народа, собрать воедино все исторические территории Югославской федерации, дружба с СССР, США, Англией и другими свободолюбивыми нациями.
Трудно выполнить эту декларацию, имея в виду, что Англия и США обя-зательно многое начнут тормозить. Но, опираясь на поддержку СССР, мар-шал Тито добьется своего…
11 мата 1945 года. С восьмого марта установлены дипломатические и кон-сульские отношения между СССР и Доминиканской республикой.
Румынские правительственные и общественные организации шлют Ста-лину благодарственные телеграммы за разрешение установить в Трансильва-нии румынскую Администрацию. Очень интересна в этой связи речь Петре Гроза, произнесенная на собрании военной секции Арлюса (общество укреп-ления связи с СССР) в присутствии 600 румынских генералов и офицеров. Петре Гроза сказал:
«Друзья, я хотел бы, чтобы мои слова проникли в сердце и сознание каж-дого находящегося в зале. Я знаю, что борьба против темноты трудна. Я знаю, что пропаганду ненависти, которая привела к этой кровавой войне, принесшей столько горя почти в каждый дом, было трудно преодолеть в столь короткое время. Пропаганда, проникшая с запада, пропаганда, которая по обезьяньему обычаю ввела зеленую, синюю и другие рубашки, привела к тому, что наш несчастный народ терпеливо сносил ярмо фашистской и гитле-ровской диктатуры. Мы хотели возвращения Трансильвании, которая была отобрана Гитлером, Муссолини и всей их бандой. В то время мы предполага-ли отстоять нашу Трансильванию. Нам заявили, что мы не в состоянии будем защищать ее, ибо Гитлер и Муссолини узаконили этот акт. Глядя на трусость вооруженных людей, я был подавлен горем, ибо я знал храбрость людей без-оружных. Я боролся в подполье рядом с моими сегодняшними друзьями. Я был заключен в тюрьму. Но даже там я старался воспитать любовь к свободе и презрение ко всему тому, что называется гитлеризмом и фашизмом. Насту-пило 23 августа, но мы не сумели воспользоваться свободой, которая нам бы-ла дана.
Мы допустили, чтобы фашистские бандиты и их агенты поставили нас в течение этих 6 месяцев перед опасностью потерять доверие великого нашего соседа Советского Союза. Мы не сумели достаточно оценить его великоду-шие. Наш сосед был терпелив. Мы были свидетелями его терпения, с кото-рым он смотрел на этот танец блох, хотя он мог бы подавить нас одним дви-жением.
Прошло 6 месяцев. Саботаж чистки станы от врагов нашего народа, фа-шистов и гитлеровцев привел к тому, что недавно нашелся сумасшедший, ко-торый в этом зале начал угрожать нашему великому соседу – Советскому Союзу. Он заявил здесь всему миру, что румынская армия не идет с теми, кто борется за освобождение Трансильвании и кто желает спасти нашу Румынию. Он сказал, что румынская армия находится на его стороне.
В Трансильвании были не мы, румынский народ, а легионеры. Они терза-ли и убивали десятки и сотни невинных граждан. Маршал Малиновский был прав, когда он заявил мне: «Для меня, командующего фронтом, не безразлич-но, что происходит в моем тылу. В Северной Трансильвании бесчинствовали фашистские банды. Я вынужден был восстановить порядок и удалить этих бандитов».
Господам из «исторических партий» я говорил: если ваша совесть чиста, станьте искренними демократами, отбросьте все фашистское и сделайте так, чтобы наш великий сосед и друг Советский Союз питал к нам и к вам полное доверие, и тогда вы получите Северную Трансильванию в течение 24 часов. Ценой больших усилий мы сумели, наконец, навсегда смести со своего пути остатки гитлеризма и установить в нашей стране демократический режим. Первое, что мы предприняли, было решение обратиться к СССР с просьбой вернуть нам Северную Трансильванию. Мы обратились в Москву к великому маршалу Сталину, и через час он дал нам благоприятный ответ… Как румын из Трансильвании, я убежден в том, что вопреки всем препятствиям, как внутренним, так и внешним, мы восстановим нашу родину».
Разумеется, что внешние препятствия будут. Судя по тому, что в англий-ском полпредстве нашел себе приют разбойник Радеску, первые препятствия на пути демократического восстановления Румынии можно ожидать со сто-роны Англии…
13 марта 1945 года. Вчера вечером Москва салютовала войскам 2 Бело-русского фронта маршала Рокоссовского, вышедшим на побережье Данциг-ской бухты севернее Гдыни, и войскам 1 Белорусского фронта маршала Жу-кова, овладевшими на подступах к Берлину крепостью и городом Кюстрин. Так как войска союзников форсировали Рейн во многих местах и создали плацдармы на его восточном берегу, расстояние между ними и Красной Ар-мией сократилось сейчас до пятисот километров. Положение настолько серь-езно для Германии, что даже Гитлер в своем последнем обращении к армии сказал: «Создается такое впечатление, словно судьба идет против нас». Анг-лийская газета «Йоркшир пост» по поводу этого заявления заметила, что оно представляет интерес для интересующихся психологией преступников. Гит-лер ничего не обещает в нем немцам, но требует «сопротивляться и сопро-тивляться до тех пор, пока враги не устанут». Так вот до чего дошла страте-гия Гитлера, до надежды – утомить неутомимых… В этом объяснение бес-смысленного упорства немцев, не желающих признать факт проигранной ими войны… Преступник надеется отвоевать снисхождение к себе бешеным со-противлением. Идиотский расчет…
… В Токио, как сообщают английские и американские газеты, американ-ские самолеты опустошили 15 квадратных миль, в том числе вокзал Уено. Пострадал и центральный квартал Токио Хибия-парк, где сосредоточена ад-министративная жизнь столицы. У семи выходов императорского дворца – проволочные заграждения, щели, окопы…
Да, грустно становится японскому микадо. И все же, японцы петушатся и раздувают кадило не по своим губам. Например, японцы разоружили во Французском Индокитае французские войска, заняли 10 марта все француз-ские учреждения в Шанхае, окружили казармы французской полиции и войск.
Что это даст Японии? Ничего, кроме усиления к ней французской нена-висти и усиления позиций англо-американцев, которых отныне французы бу-дут всемерно поддерживать в войне с Японией в большей степени, чем досе-ле… Нет, политика Японии топорна и глупа…
14 марта 1945 года. С половины дня вчера потеплело, запахло весной. Но к утру сегодня понесла снежная метель. Не видать ни зги. В лекционных за-лах холодище. Курсанты, слушая лекцию, заметил я, дули в покрасневшие пальцы. Черт знает, когда мы научимся не мерзнуть в своих помещениях? Россия самая богатая топливом страна, а мерзнут у нас в частных квартирах и общественных помещениях больше, чем где бы то ни было… Постепенно то-пливо превратилось в проблему, леденящую нервы…
… В газетах опубликовано опровержение ТАСС: «На днях римский бюл-летень «Сервицио информациони» опубликовал сообщение о том, что при посредничестве Соединенных Штатов и при поддержке со стороны Велико-британии между Советским Союзом и Ватиканом будто бы происходят пере-говоры с целью заключения соглашения. ТАСС уполномочен заявить, что это сообщение совершенно не соответствует действительности».
Сколько разных блох на свете? Там Радеску, здесь папа Римский, а в дру-гом месте – хорватский марионеточный «правитель». Последний заявил: «Нам необходимо всеми средствами препятствовать осуществлению решений Крымской конференции». Таких политических дураков не сделает умнее да-же начатая применением 10-ти тонная английская бомба, сбрасываемая с са-молетов «Ланкастер» (Для погрузки этой бомбы на самолет требуется полу-часовая работа команды из 6 человек). Мы живем в век радио и электричест-ва, стоим на рубеже века атома и электрона (уже есть электронные микроско-пы, увеличивающие в 20 тысяч раз, есть основания надеяться на скорое раз-решение проблемы использования внутриатомной энергии), а Павеличи и ему подобные обскуранты мечтают оттолкнуть нас чуть ли не к палеолиту. Но не сбыться мечтам мракобесам. СССР – весна человечества, стал столь притяга-тельным и мощным, что весь мир видит в нем своего лидера на путях про-гресса. Каждый самый маленький народ стремится быть с нами на этих путях. Проявлением этого является и установление сегодня дипломатических отно-шений между СССР и Венесуэльской республикой.
… Вечером новый салют Москвы войскам 2 Украинского фронта маршала Малиновского, овладевшим в полосе Карпат чехословацким городом Зволен.
15 марта 1945 года. Пролит теперь некоторый свет на бегство бывшего руководителя итальянской военной разведки Марио Роатта из римской тюрь-мы. Именно, американский журналист Дрю Пирсон заявил, что бегство Роат-та из Рима 4 марта было организовано англичанами и Роатт, по утверждению Пирсона, находится в Бенгази или Триполи под защитой англичан.
Правда, английское министерство иностранных дел 13 марта вечером вы-ступило с опровержением этого утверждения Пирсона, но… после случая с Радеску в Бухаресте, я не склонен верить английским дипломатам в вопросе их невиновности в спасении Роатта от правосудия… Вообще, английские деятели прямо таки страдают болезненной страстью побольше выгородить и спасти разных реакционеров в разных странах, приберегая их для каких-то темных делишек.
… Нелишне отметить в записках, что де Голль, выступая по радио в связи с событиями в Индокитае, сообщил, что борьба сил сопротивления с японца-ми идет по плану и руководству французского правительства. Франция делает все, что может, чтобы союзники решились выдать для нее оружие из своих арсеналов, так как для борьбы с японцами французам не хватает оружия.
Учитывая конкретно сложившуюся обстановку (боязнь со стороны Анг-лии и Америки, как бы французские силы сопротивления не использовали оружие для слишком левых целей), можно сказать, что союзники не поспешат с выдачей Франции оружия. А если и дадут, то это будет началом экономиче-ской зависимости Франции, как и Китая, от Англии и США. Факт же этой экономической зависимости, которой мы сейчас ничего не в состоянии про-тивопоставить, несомненно, в какой-то степени отразится на наших взаимо-отношениях с Францией в дальнейшем. В частности, мы вынуждены будем остерегаться допускать Францию в качестве «арбитра» при нашем возможном споре с англо-американцами. Разве мы не знаем, что политика является кон-центрированным выражением экономики…
16 марта 1945 года. На фронтах незначительное по территории, но важное по существу продвижение наших войск: решается судьба Штеттина, Данцига, Гдыни. В немецкой армии растет дезертирство, невзирая на виселицы и рас-стрелы. Ухудшается положение немцев и на западном фронте, где вступила в действие новая американская армия, 15-я. Немецкий командующий Рундш-тедт не может остановить наступление союзников, так как основные силы немцев прикованы к Восточному фронту. По последним данным, части аме-риканской 3-й армии форсировали реку Мозель к югу от Кобленца, уничто-жив последние очаги немецкого сопротивления к северу от реки Мозель.
Что же касается положения в Финляндии, то его нельзя считать удовле-творительным. Правда, успешно завершены работы по демаркации границы арендованного Советским Союзом у Финляндии района Порккла-Удд в соот-ветствии с соглашением о перемирии, а финны с удовольствием кушают наш хлеб и кондитерские изделия, занимаясь самокритикой (в радиовыступлении 15 марта 1945 года в связи с предстоящими 17 и 18 марта выборами в сейм премьер-министр Паасикиви сказал: «Финляндия воевала против Советского Союза… упомянутый факт бросает свою тень и на нас… Чувство горечи, по-дозрение и недоверие по отношению к нам продолжают быть препятствием к установлению хороших отношений с нашим великим соседом… Теперь тре-буются новые силы для осуществления новых задач», (но… без достаточной и злой решительности искоренить фашизм в стране. В результате мы стали свидетелями таких возмутительных фактов, как нападение фашистских бан-дитов на редакцию финского журнала «Коммунисти», как обнаружение в по-селке Рапаккойоки склада оружия, созданного бывшим местным начальником шюцкоровской молодежи Францем Кауханеном. В том и другом случае по-лиция или «не смогла» найти преступников или была в роли постороннего наблюдателя. Нет, с Финляндией мы непростительно долго нянчаемся. С гос-подами-финнами надо поговорить пооткровеннее и потверже. За период вой-ны они, имея в свое время некоторые успехи, разучились понимать вежли-вость…
… Мы получили некоторые сигналы, что наши союзники не совсем кор-ректно относятся к советским гражданам, попавшим через Германию в каче-стве пленных или освобожденных из немецкой неволи во Францию, в Анг-лию или в Америку. Однако сами мы весьма чутки и предупредительны к гражданам союзных с нами стран. Из Одессы отправлен сегодня уже третий транспорт с репатриированными солдатами и офицерами союзных стран, ос-вобожденными Красной Армией из немецкого плена.
17 марта 1945 года. Ничего особенного. Продолжалось уничтожение вос-точно-пруской группировки немцев, ликвидация немецких плацдармов на восточном берегу Одера и уничтожение немцев, окруженных в Бреслау. Взя-тый в плен войсками 1 Белорусского фронта, командир 1 немецкого саперно-го полка полковник Генлейн заявил, что «Мне 57 лет. Я профессиональный офицер и в начале войны был уверен, что Германия победит. Катастрофа не-мецкой армии под Сталинградом поколебала мою веру, а последовавшие за-тем события разрушили ее до основания. Но, признаюсь, такого поражения, какое немецкая армия потерпела за последние месяцы на Восточном фронте, я все-таки не ожидал. Германия вела много войн и не раз имела неудачи. Од-нако, такого невиданного поражения, такого банкротства немецкой стратегии история Германии еще не знала».
…Сегодня в Москву прибыл президент Чехословацкой республики Эдуард Бенеш. Перед микрофоном он сделал следующее заявление: «Наш путь на Родину, освобождаемую героическим усилием Красной Армии и всех наших союзников, ведет через Москву. Это подчеркивает большое значение нашей общей дружбы и наших союзнических отношений. Я уверен, что скоро враг будет разбит и Европа – опять свободна». Бенеш прибыл в Москву вместе с супругой из Лондона через Баку. Он возвращается в Чехословакию.
Интересно, будет ли сейчас разрешен вопрос о Закарпатской Украине или его отложат до полного освобождения Чехословакии. Дипломатичнее и веж-ливее, конечно, будет, если этот вопрос на некоторое время отложат…
… Теперь имеется возможность высказать некоторое суждение о межаме-риканской конференции, которая проводилась с 21 февраля по 8 марта вклю-чительно в Мексико во дворце мексиканского президента Чапультепек и бу-дет в дальнейшем, наверное, часто называться «Чапультепекской конферен-цией». В Мексико присутствовали министры иностранных дел 18 республик Латинской Америки, за исключением Аргентины, которая под руководством фашиствующего президента Фарреля и премьера Перона продолжала полити-ку поддержки Германии.
Государственный секретарь США Стеттиниус выступил на закрытии кон-ференции с речью и перечислил шесть пунктов, характеризующих, по мне-нию Стеттиниуса, результаты конференции:
1. Соглашение американских республик относительно уничтожения по-следних следов влияния нацистов на западном полушарии и присоединения к декларации трех держав о военных преступлениях, опубликованной в октябре 1943 года.
2. Принятие программы конференции в Думбартон-Оксе в качестве ос-новы для хартии международной организации, которая будет принята в Сан-Франциско.
3. Принятие Чапультепской декларации, согласно которой американ-ские республики объединятся с целью сопротивления агрессии в пределах За-падного полушария «в соответствии с их собственными конституционными процедурами и полномочиями военного времени».
4. Организационное укрепление межамериканской системы.
5. Принятие декларации экономических принципов, предусматриваю-щих повышение жизненного уровня и рост благосостояния американских на-родов.
6. Принятие декларации относительно Аргентины, в которой амери-канские республики призывают Аргентину присоединиться к общей борьбе против агрессора «и проводить свою политику таким образом, чтобы иметь возможность подписать декларацию Объединенных Наций и присоединиться к окончательным решениям конференции».
Последнее решение, надо отметить, чревато большими опасностями для демократии, поскольку последняя идет на непонятную уступку аргентинским фашистам. Сделавший шаг, делает и другой. Так и прецедент с призывом Ар-гентины присоединиться к Чапультепекской конференции может довести де-мократию до еще большего позора: фашистская Аргентина может оказаться за одним столом с объединенными нациями, чтобы защищать таи интересы фашистских агрессоров.
Чтобы понять все же прогрессивное зерно конференции в Мексико, необ-ходимо обратиться к истории. Борясь в свое время против испанского гнета, народы латинской Америки прибегали к взаимному сотрудничеству. В 1826 году в Панаме прошел первый латиноамериканский конгресс, а в 1889 году государственный секретарь США Блейн сумел созвать первую межамерикан-скую конференцию в Вашингтоне. В дальнейшем имелись постоянные орга-ны связи между американскими республиками, один из которых – панамери-канский союз – находился в Вашингтоне. Однако усилия американцев огра-ничивались внутри республиканским сотрудничеством, изолированным от остального мира (Изоляционизм).
Даже после первой мировой войны это положение почти не изменилось, хотя и некоторые американские страны вступили в Лигу Наций. Только в 1940 году, почувствовав непосредственную угрозу германского империализ-ма, латиноамериканские страны начали пытаться вырваться из узких рамок изоляционизма. В поисках путей собственной безопасности, латиноамерикан-ские страны провели конференцию министров иностранных дел в Гаване в 1940 году, в Рио-де-Жанейро в 1942 году, но реальные предпосылки для объ-единения усилий американских республик с усилиями всех свободолюбивых народов в борьбе за безопасность были созданы лишь после конференции в Думбартон-Оксе и, я бы сказал, после Крымской конференции. Не случайно ведь, что Стеттиниус, прибывший на конференцию во дворце Чапультепека на обратном пути из Крыма, сформулировал задачи межамериканской конфе-ренции так: «Сейчас мы знаем, что нет таких барьеров на море, в воздухе и на суше, которые могут нас отделить от остальной части мира… Недостаточно предотвратить войну на наших берегах. Войне должен быть положен конец в любом пункте поверхности земного шара, где война возникает. В этом на-правлении мы работали на Крымской конференции. С этой целью мы собра-лись здесь».
Хотя и в ходе конференции не все участники ее понимали необходимость полного включения американских стран в систему международных мер безо-пасности, но уже то является прогрессивным, что конференция одобрила принципы Думбартон-Окского плана международной безопасности, торжест-венно провозгласила принцип взаимной помощи американских республик против внеамериканского и американского агрессора, установила принципы межамериканского сотрудничества на основе международного права, осуж-дения агрессии и осуществления демократических принципов.
Вредным решением конференции надо считать, что она допустила воз-можность для современной Аргентины присоединиться к межамериканскому соглашению при условии объявления своего согласия с ним. Такая дешевка не только на руку Аргентине, ставшей сейчас штабом мирового фашизма. Надо бы сказать прямо, что не место нынешнему аргентинскому режиму на американском континенте. Но это не сказано, и мир еще вынужден будет пе-режить горькие минуты разочарования, когда голос фашистской Аргентины прозвучит с трибуны демократических наций. В этом будет таиться стыд и позор американских республик и Стеттиниуса, который не смог быть после-довательным проводником крымских принципов…
18 марта 1945 года. С удовлетворением отмечаю, что гаулейтер Эрих Кох, как сообщило агентство Рейтер, четыре недели тому назад повешен за дезер-тирство и попытку тайно скрыться из осажденного Красной Армией Кенигс-берга. Он ел в свое время украинское соло в качестве наместника 3-й импе-рии, он повешен 3-й империей…
19 марта 1945 года. Вчера Бенеш с супругой посетил Большой театр в Мо-скве, где смотрел балетный спектакль «Дон-Кихот», а сегодня он был на приеме у Калинина, после чего беседовал со Сталиным. Вероятно, решалась судьба Закарпатской Украины.
… Союзники сообщили, что они имеют уже предмостное укрепление у Ремагена, на восточном берегу Рейна, размером в 300 квадратных километ-ров. Позавчера в три часа дня рухнул центральный пролет Ремагенского мос-та. Союзное командование считает, что катастрофа вызвана не действием вражеских диверсантов, а естественными причинами. Но… не верится…
… В Финляндии продолжает царить фашистский душок. Например, фин-ский суд, разбирая дело солдата Седермунда, ранившего четырех военно-пленных русских граждан выстрелом из автомата, он присудил бандита толь-ко к одному году шести месяцам каторжных работ. Недаром даже английская газета «Дейли телеграф энд Морнинг пост» 17 марта написала: «Наблюдатели в Швеции признают, русские зайдут не слишком далеко, если они потребуют немедленного смещения определенных финских должностных лиц и примут более суровые меры, оправданные после двух неудачных войн Финляндии».
Мне кажется, что подобные меры совершенно необходимы, и применить их следует не позже окончательных итогов выборов в Финский сейм (предва-рительные итоги опубликованы сегодня).
… Гораздо лучше идет дело в Юго-восточной Европе. Вслед за земельной реформой в Польше и Румынии, 17 марта Временное правительство Венгрии приняло закон о земельной реформе, которая обеспечит безземельное кресть-янство землей. Конечно, заслуга в этом принадлежит не столько премьер-министру Миклош Бела или министру земледелия Надь Имре, подписавшим декрет, сколько Красной Армии… Наша Великая Отечественная война, неся крушение фашизму, побочно осуществила такие исторические чаяния мил-лионов трудящихся, для которых нужна была бы революция в Болгарии, Ру-мынии, Венгрии и Польше. Столь прогрессивна военная буря, помчавшаяся с Востока на Запад.
… Союзные войска успешно теснят японцев в Бирме. Части 33 индийско-го корпуса подошли к разрушенному мосту Ава на реке Иравади.
Хорошо. Индийским войскам надо учиться современной войне. Без этого умения они никогда не получат самостоятельность из рук Великобритании.
… Нью-йоркский журнал «Протестант» сообщил, что Ватикан, испанская фаланга и державы оси не только сотрудничали в прошлом, но продолжают это сотрудничество и сейчас, особенно на территории Аргентины. Там круп-нейшие банковские и промышленные компании, контролируемые Ватиканом, играют ведущую роль в переводе нацистских фондов из Европы в Латинскую Америку. К числу таких компаний относится «Банко франсес-итальяно де ля Америка дель Сур». Но не только в Аргентине пытаются фашисты обосно-ваться для будущей деятельности по подготовке третьей мировой войны. Их хватает и в других странах, в том же, скажем, Иране. И нельзя думать, что эти элементы там так крепко ликвидированы, как об этом рассказано в докумен-тах английского посольства в Иране о деятельности германской 5-й колонны в Иране. Но публикация эта, сделанная 16 марта в газете отдела печати анг-лийского посольства в Иране «Дейли ньюс», довольно интересна. Помещаю ее в своих записках.
«В октябре 1940 года германская разведка послала в Иран двух своих агентов – Романа Гамотта и Франца Майера – для изучения страны в целях проведения там разрушительной работы в будущем. В апреле 1941 года в Иран прибыл третий член тройки, организовавший центр для руководства деятельностью 5-й колонны. Это был агент германской тайной разведки май-ор Юлиус Бертольд Шульц. Когда войска союзников вступили в Иран, иран-скому правительству было предъявлено требование об аресте германской ко-лонии в Тегеране. Трем вышеуказанным агентам германской разведки. хотя они были интернированы, все же удалось бежать и продолжать свою опасную работу. Из захваченных документов известно, что на юге Ирана при содейст-вии саботажников из англо-иранской нефтяной компании был подготовлен аэродром для приемки германских самолетов.
В январе 1942 года Майер пытался объединить иранские организации, ра-ботавшие против союзников, и установил контакт с одной из групп, имевшей в своем составе известного иранского генерала.
5-я колонна Франца Майера была создана под видом национальной орга-низации, называвшейся «Миллиюне Иран», возглавлявшейся комитетом, куда входили видные иранцы. Среди руководящих членов этой организации были генералы иранской армии. Организация делала ставку на восстания среди курдских и других племен на севере. Одновременно Шульц на юге пытался поднять кашкайские племена, поддерживая связь с Майером через специаль-ных курьеров. Комитет «Миллиюне Иран» решил, что Майер должен отпра-виться в Исфаган и передать известному иранскому генералу 2 из имевшихся у него радиопередатчиков, а также помочь в объединении племен в пользу немцев.
В Исфагане Майер совместно с генералом выработал план сотрудничества между южными племенами и план восстания на случай приближения герман-ских войск к границам Ирана. Окончательные детали заговора должны были быть выработаны после падения Сталинграда. Майер пытался также органи-зовать силами иранцев путч, целью которого было свергнуть шаха и начать военные действия против союзников в тылу последних. В то же время Шульц на юге добивался расчленения Ирана на два марионеточных государства.
Когда немецкая армия потерпела поражение у Эль-Аламейна и Сталин-града, исфаганские сообщники Майера стали более острожными в своих от-ношениях с ним, а один из его приближенных, испугавшись, показал предста-вителям британской разведки, где находился чемодан, содержащий около 250 документов, написанных в большинстве Майером и Шульцем, а также такими важными фигурами, как Сеид Абдул Касем Кашани – знаменитый мулла и Хабибула Ноубахт – депутат меджлиса. Майер сумел скрыться. Руководство германской разведки в Берлине решило послать в Тегеран в подкрепление Майеру парашютный десант и в случае успеха послать его Шульцу на юг Ирана.
30 марта 1943 года шесть агентов германской разведки приземлились с парашютами в районе Соленого озера и оттуда на верблюдах и автомобилях были доставлены в Тегеран. Парашютисты привезли с собой много денег и оружия.
Известие об успешном прибытии этой группы было передано в Берлин по радиопередатчику, и там было решено отправить вторую группу на юг для подкрепления Шульца. Она прибыла в район Шираза 15 июля 1943 года и со-стояла из трех немцев и одного иранца, завербованного германской разведкой в Германии. Они успешно прибыли к Шульцу и установили связь с Майером. Перед организацией «Миллиюне Иран» была поставлена задача – оказывать влияние на предстоящие тогда выборы в меджлис с тем, чтобы создать в меджлисе антисоюзнический блок, который предотвратил бы вступление Ирана в войну против Германии и противодействовал бы целям союзников. Конечная цель заключалась в срыве снабжения России через Иран.
В середине августа 1943 года, когда интриги Майера в выборной кампа-нии в Тегеране достигли своего высшего предела, власти союзников решили, что настал момент для разгрома 5-й колонны. 15 августа 1943 года Майер был арестован английскими властями. Затем в Тегеране были переловлены и остальные немцы. Схвачены были те немцы, которых Майер направил к Бах-тарам. Весной 1944 г. руководители кашкайских племен выдали Бертольда Шульца и других германских агентов. Около 170 иранцев, известных или за-подозренных в сотрудничестве с немцами, были арестованы иранским прави-тельством. Арест иранцев – служащих железной дороги – привел к значи-тельному уменьшению случаев саботажа на железной дороге, которые перед этим в течение весны и лета достигли угрожающих размеров.
Из приведенного материала не только видно, с какой коварностью и упор-ством цеплялись немцы за Иран, но насколько битва за Сталинград была не только вопросом стратегии, но и вопросом далеко идущей мировой политики, способной и ставшей фактически стержневой осью, вокруг которой история совершила свой поворот в сторону победы демократии над силами фашизма.
… Не случайными является и сделанное сегодня Молотовым заявление турецкому послу Сарпеду о желании Советского Правительства денонсиро-вать договор о дружбе и нейтралитете, заключенный еще 17 декабря 1925 го-да. Молотов деликатно указал, что этот договор уже не отвечает новому по-ложению дел. А, сказать по правде, он уже в 1942 году не отвечал… дружбе и нейтралитету… Ведь Турция тогда, как хищник, выжидала исхода Сталин-градской битвы, чтобы напасть на нас. Помнится, в «Правде» появилась ста-тья, кажется Заславского, в которой с горечью и гневом было сказано, что нам трудно и очень трудно, но у нас хватит сил, чтобы призвать к порядку агрессора в феске и чалме…
………………………………………………………………………………..
20 марта 1945 года. Был сегодня в Горьковском областном книгоиздатель-стве и выслушал критику моего произведения «Перекресток дорог». Крити-ковал редактор литературно-художественного отдела Зарубин. Это болезнен-ного вида человек с жесткими темно-русыми волосами, с серенькими глазка-ми и с неприятным налетом слюны в уголках губ. Ежась от холода и натяги-вая сухими пальцами короткие рукава своего поношенного пиджачка на кис-ти рук, чтобы они меньше стыли, он листал рукопись и скороговоркой выска-зывался, мало заботясь о логике и убедительности своих аргументов.
Случайно или в силу какой-либо системы, но он оказался на противопо-ложном полюсе во взгляде на мою повесть, нежели писатель Бондарин, в свое время читавший мою рукопись. Бондарину, например, нравилась любовь Ва-силия к Гале, а Зарубину она кажется надуманной; Бондарин находил по-грешности в описании военной школы, а Зарубину это место понравилось; Богдарин и курская литературовед Саввина считали, что о немцах я писал не-заслуженно «черно», а Зарубин, наоборот, требует такой модернизации, что исторические факты «братания» солдат в первой мировой войне должны быть отрицаемы или рассмотрены как преступление… Нудные бесконечные консультации, как они мне надоели! Мне лучше бы самому поговорить с миллионами читателей, но на пути стоят и лежат утесы вот из таких, как За-рубин, модернизаторов… А на какой черт мне нужно делать так, как им нра-вится? Ведь я пишу, охваченный велением своего сердца и разума. Наступит ли в моей жизни счастливый день, когда я смогу говорить с читателями и не ломать шапки перед различными консультантами и «цензорами», влияние ко-торых на мои работы, чувствую я, чисто отрицательного характера. И тяже-лее ничего не может быть, как литературная опека, заставляющая писателя молчать всю жизнь…
… Выйдя от Зарубина, я некоторое время провел среди рабочих издатель-ства, заинтересованный разговорами между ними. Все дело в том, что народ теперь с меньшей опаской посматривает на Запад (Все верят в конец Герма-нии), чем на Восток. Нутром, интуицией все мы чувствуем неизбежность войны с Японией. Об этом теперь только и говорят. Так и здесь, в книгоизда-тельстве, говорили о возможности войны с Японией.
– Наш-то, Мякишев, в зенитную артиллерию поехал на Дальний Восток…
– Ну и что ж, будет там посиживать, пока войны нет.
– Нет, так будет. Он артиллерист, а артиллерия она теперь решает исход боя. Да и меня не обманешь: если бы не воевать, то и войска тащить на Вос-ток незачем…
– А где ты образованность получил?
– В разных местах. И на Иркуте (надо бы – «на Варкуте») был, что за Пе-черой. Народ коми там живет, а то и совсем никто не живет… Тундра и снег, да Северное сияние… И на Московском море был и на Беломорском канале был…
– Добровольно?
– Ну, сказал! Десять лет мне дали, вот и путешествовал…
– За что?
– Не спрашивай. Я истопник и трубочист. Трубы плохо чистил, дым по-шел… Вот оно и самого было в трубу загнали…
– О, у тебя жизни много!
– Да не меньше, чем у тех, которые к десяти годам меня присуждали… Меня и германец и японец не обманет… А кормили нас хорошо, не поедали прямо. Зато и работали по-медвежьи, аж спина трещала.
– Ну, а насчет войны с япошками как мыслишь?
– Летом с ними обязательно завоюем, - авторитетно и басисто сказал заса-ленный и грязный бывалый трубочист, которому бы министерский пост за-нимать, а не трубы чистить…
… По дороге к ВПУ мне попался попутчик. Это один из офицеров-трофейчиков. Он хорошо осведомлен обо всех новинках немецкой техники, примененной в Отечественной войне, и назвал мне не только такие образцы, которые я сам лично видел (мины-торпеды-танкетки, пикирующие бомбарди-ровщики, минобросательные реактивные аппараты «Небельверфор», шести-ствольные и десятиствольные минометы, «Тигры» 1943 г. и «Королевские тигры» 1944 г., реактивные противотанковые ружья и пр.), но и такие, о кото-рых я только слышал или читал (Самолеты-снаряды «Фау-1» и «Фау-2», про-тивотанковый 88 мм миномет «Пупхен» обр. 1943 г. с реактивными минами кумулятивного действия: действует от 100-200 до 700 м – предел, пробивает броню до 160 мм; 31-ствольный миномет и пр.) Потом мы с ним разговори-лись о новых попытках немцев прощупать почву насчет мира с союзниками сепаратным путем. Активно действует Риббентроп и Геббельс. В Стокгольм послан некий фон Гессе с задачей войти в контакт с англичанами через шве-дов. А агенты Геббельса и в парижских кругах пустили слух, что Рундштедт вошел в контакт с Эйзенхауэром и запросил его об условии перемирия.
Но… у немцев и на этот раз трюк сорвался: из Вашингтона и Лондона по-следовало категорическое заявление о невозможности каких-либо мирных переговоров о частичной капитуляции Германии. Капитуляция должна быть полной и перед всеми союзниками, а не перед некоторыми из них. 16 марта агентство Рейтер опубликовало разъяснение о том, что «Авторитетные лон-донские круги расценивают немецкий зондаж, как типичный пример герман-ских усилий, направленных к тому, чтобы посеять рознь между союзниками, и он полностью игнорируется».
… Вечером Москва салютовала 1-му Белорусскому фронту, овладевшему городом Альтдамм – восточнее Штеттина, и 3-му Белорусскому фронту мар-шала Василевского, овладевшему в Восточной Пруссии городом Браунсберг – на побережье залива Фриш Гаф.
21 марта 1945 года. Освежающий ветерок подул в лицо «исторических партий» в Румынии. Реакционный глава национал-царанистов Маниу просит-ся в отставку «по болезни». Возможно, руководство партией перейдет в руки левого лидера доктора Лупу. На чашу весов демократического правительства Румынии бросил свой авторитет и патриарх Никодим. Он 19 марта опублико-вал в газетах «Скынтейя», «Семналул» и «Драпелул» свое послание, в кото-ром призывает народ поддерживать новое правительство и шлет ему и коро-лю свое благословение.
… Союзники сегодня прорвали «Линию Зигфрида» на широком фронте (саарский фронт, вблизи Цвейбрюккена). Части 3-й американской армии дос-тигли Майнца, вступили в Вормс и Кайзерслаутерн. Есть также сообщение, что американский флот под командованием адмирала Нимица 19 марта ата-ковал главные японские морские силы во внутренних японских водах север-нее Кобе и Куре, расположенных в южной части японских островов. Это зна-менательное событие. Оно предвещает большие неприятности для Японии.
22 марта 1945 года. Бушевала метель. 1-й Украинский фронт маршала Ко-нева прорвал оборону противника западнее и южнее города Оппельн, части продвинулись на сорок километров на каждом направлении и, соединившись в районе города Нойштадт, окружили и разгромили группу немецких войск. Взято в плен до 15 тысяч немцев. Это означает, что начинает рушиться «внутренний оборонительный пояс Германии», на который немцы возлагали большие надежды после сокрушения Красной Армией фашистской обороны по верхнему течению Одера и в Померании. Замечательно в действиях 1-го Украинского фронта то, что его войска не вытеснили, а окружили и уничто-жили гитлеровцев. Ведь Суворов еще говорил: «Враг оттеснен – неудача, враг уничтожен – удача». До нашей Отечественной войны считалось, что опера-ции на окружение возможны вообще редко и предполагают наличие выгод-ной конфигурации, а также наличия с одной стороны Теренция Варрона, а с другой Ганнибала. Считают ли себя немцы Варронами, не знаю. Но русский Ганнибал всегда находится. Он даже и не ищет особых конфигураций, а ок-ружает противника при всех условиях. Короче говоря, русское военное ис-кусство дало миру классические образцы систематических операций на окру-жение, сделав их обычными, как всякий бой…
… Интересно! Окружная комиссия по выборам в финский сейм в Нюланд-ском округе дала в центральную комиссию «ошибочно» сведений, снизив на 10000 число голосов за демократический союз народа Финляндии. Эта «ошибка» равняется одному депутатскому месту, присвоенному было швед-ской народной партией. Финский министр юстиции Кекконен заявил, что «выборы обнаружили значительный сдвиг влево». Об активности избирателей можно судить по проценту принявших участие в выборах: 1907 г. – 70%, 1939 г. – 66,6%, 1945 г. – 80%.
… Японский премьер-министр Койсо 21 марта сообщил по радио, что остров Иведзима занят американцами. Это имеет серьезное значение для вой-ны на Тихом океане, но не может быть никакой речи о соглашении с против-ником…
Ох, самурай, врешь! Прижмут покрепче, запросишь пить. Немецкие фа-шисты тоже кричали, что они никогда не склонят головы и не изменят фюре-ру. На деле же, нацисты начинают сейчас бросать свои партбилеты в берлин-ские мусорные ящики, а сами впадают в мистику, массами слушают предска-зания гадалок о своей «судьбе». Геббельс, пытаясь использовать сложившую-ся психологическую конъюнктуру, приказал многим нацистским пропаганди-стам обрядиться гадалками и предсказывать своим клиентам, что Германия скоро будет спасена «духом Фридриха Великого, воплощенного в фюрере». Среди гадалок проводится нацистская инструктивная работа. Гадалки пред-сказывают благоприятную судьбу немцам, а союзные армии углубляются тем временем в территорию Германии. Части 3-й американской армии вчера вступили в Людвигсгафен и продвинулись через город к Рейну, а англо-американские бомбардировщики вчера совершили тридцатый подряд ночной налет на Берлин.
23 марта 1945 года. Войска 2 Белорусского фронта овладели городом Цоппот на данцигском направлении и вышли на побережье Данцигской бух-ты между Гдыней и Данцигом. Таким образом, данцигская группировка нем-цев разрезана на две части. В это же время рушится под ударами армий союз-ников немецкая оборона между Рейном и Мозелем, где расположены наибо-лее мощные укрепления «Линии Зигфрида», идущие двумя-тремя линиями параллельно франко-германской границе.
… Американская печать осуждает клеветническую книгу Уайта, который, по выражению «Сан-Франциско кроникл», поехал в Советский Союз, убеж-денный, что нет необходимости в содружестве США с СССР. А, по-моему, этот господин, как в свое время Андре Жид или летчик Линдберг, попользо-вался хлебосольным гостеприимством СССР, а потом наплевал нам в глаза. Это обязывает нас осторожнее выбирать своих друзей и не спешить откры-вать перед ними квартиры и сердца.
24 марта 1945 года. Войска маршала Толбухина (3 Укр. фр.), отразив ата-ки одиннадцати танковых дивизий немцев юго-западнее Будапешта, сами пе-решли в наступление, разгромили танковую группу немцев, продвинулись на 70 километров в глубь и расширили прорыв на 100 километров по фронту. Рушатся надежды немцев удержаться в районе Будапешта, откуда идут крот-чайшие пути в Австрию, в индустриальные районы Чехословакии, где сосре-доточены военно-промышленные немецкие базы. Успех Красной Армии на южном фланге представляет также серьезную угрозу немецким войскам в Италии и Югославии. Это все и объясняет отчаянное упорство, с каким нем-цы дерутся в районе Будапешта.
Войска 1 Украинского фронта, продолжая наступление, заняли в Силезии западнее Одера города Нейссе и Леобшютс. Войска союзников форсировали Рейн севернее Рура, в районе Везеля, Рееса и Ксантена. Черчилль в своем по-слании 21-й армейской группе, переданном утром 24 марта, заявил, что он счастлив. что находится вместе с начальником имперского генерального шта-ба в штабе 21-й армейской группы фельдмаршала Монтгомери во время зна-менательной битвы за форсирование Рейна. Обращаясь к английским солда-там, Черчилль заявил:
«Долго будут рассказывать, как вместе с нашими канадскими братьями и храбрыми американскими союзниками вы выполнили эту величайшую зада-чу».
………………………………………………………………………………….
В Германии появились живые «покойники». Бернский корреспондент га-зеты «Дейли экспресс» сообщает о новой уловке: они исчезают как якобы умершие. Полковник войск СС Олиф Фикерт поместил в немецких газетах свой некролог, но четыре недели спустя его видели разгуливающим по глав-ным улицам Барселоны под именем Вильгельма Клейнерта.
Начальник штаба гитлеровской молодежи Гельмут Меккель, как сообща-ют, «явился жертвой рокового несчастного случая», но после этого его виде-ли с главарем испанских студентов-фашистов Альваресом Серано…
Подобные трюки выбросили многие и другие немецкие фашистские гла-вари. Пусть человечество насторожится. Если второстепенные лица превра-тились в живых «покойников», чтобы избежать ответственности, то этот опыт могут повторить и вожди нацизма. Поэтому, если появится сообщение о их смерти, необходимо потребовать для осмотра их трупы, как сделали в начале XVII в. москвичи, выставив для всеобщего обозрения труп одного из дмитри-ев-самозванцев, убитого в Кремле…

КОНЕЦ СЕМНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 18-я (25 марта 1945 г. – 9 апреля 1945 г.)
25 марта 1945 года. Полковник Деборин, выступая в политуправлении РККА на совещании преподавателей партполитработы военных училищ, кос-нулся ряда вопросов международного порядка и войны. В частности он рас-пространил сообщение о поведении Гитлера в период хода Крымской конфе-ренции. Гитлер дважды выступил по радио с мирными предложениями. При этом он жаловался на обманувший его надежды немецкий народ, на посла в СССР фон Шуленбурга, который де неправильной информацией толкнул Германию на войну с СССР и т. д. Гитлер грозил также союзникам, что они, отказавшись от мира с Германией, найдут там руины и голод.
Последнее на Гитлера похоже: бандит способен на все, когда гибель ок-ружит его со всех сторон. Только теперь не время для испугов. Наш девиз: «Вперед и только вперед!» Иметь дело с голодом и руинами нам не впервые, справимся.
Потом говорилось о Франции, которая отказалась подписывать приглаше-ние к странам на конференцию в Сан-Франциско т проявила колебание на-счет вообще участия в этой конференции по двум причинам: а) Союзники поздно открыли второй фронт, что стоило французам многочисленных неоп-равданно понесенных жертв; б) Союзники не поддержали Францию в Сирии, а Англия прямо-таки допустила здесь антифранцузское нахальство…
Интересные факты приведены из японской жизни: газета «Ници-ници» в одной из своих статей упрашивала Сталина не верить Рузвельту и Черчиллю, не вступать в войну против Японии, обещая за это разрешить сахалинский вопрос путем переговоров Японии с СССР. При этом выставляется в качестве заслуги Японии перед СССР, на который она не напала в трудный для СССР период. Конечно, японская газета умолчала о готовности Квантунской армии напасть на СССР в момент предполагаемого и с нетерпением ожидаемого па-дения Сталинграда в 1942 году. Газета даже намекнула на ошибочность поли-тики дружбы Японии с Германией, поскольку в Германии господствует взгляд на японцев, как на представителей «низшей расы». Заметьте, ошибоч-ной политика дружбы Японии с Германией считается не потому, что эта дружба была разбойной, а потому, что разбойники не договорились расовой полноценности и одноценности. Пусть после этого никто из нас не удивляет-ся, если японские деятели после поражения и капитуляции Японии (а это рано или поздно будет) недоуменно пожмут плечами и заявят: «Непонятно, почему с нами поступают, как и с немцами, ведь мы страдали от расового неравенст-ва с немцами, имели свою конституцию и парламент, т. е. были демократиче-ской страной?»
Мало ли может быть в жизни неожиданных ляпсусов. В 1918 году, напри-мер, румынский Кароль II, жалуясь на неравенство его с английским королем, просил принять его в компартию. А потом, женившись в нарушение румын-ских обычаев и законов, бежал под крыло к английскому королю… Да и ляп-сусы другого порядка возможны. С давних пор социальной опорой королей считалось дворянство, а короли воспитывались монархистами. Теперь же есть такие страны, где социальная опора королей исчезла, но по традиции там еще сохраняется король, воспитываемый коммунистами и левыми социал-демократами (малолетний царевич Симеон в Болгарии и регентский совет из двух коммунистов и одного социал-демократа: Ганев, Бобошевский, Павлов) или есть регентский совет в стране, из которой король фактически изгнан за профашистские взгляды, а премьером ее является генеральный секретарь компартии (Тито) и в помощь ему направлен бывший работник Коминтерна товарищ Коларио. Все это понять совершенно невозможно, если оставаться в плену партийных взглядов периода, скажем, 1917–1936 годов. Вот почему необходимо не только образование, но и переобразование, не только воспи-тание, но и перевоспитание миллионов людей в нашей стране, чтобы они бы-ли в состоянии разобраться в сложнейших сплетениях проблем политики на-шего времени…
Когда-то, учась еще в Воронеже, мы спорили по поводу выдвинутого Ко-минтерном вопроса о едином народном фронте, направленном против фа-шизма. Тогда некоторые говорили, что «коммунистическому ручью не следо-вало бы в свое время выделяться из общедемократического потока, если его заставляют теперь снова влиться в общедемократический поток». Говорили эти слова даже с гневом и возмущением, не понимая разницы между движе-нием вслепую и движением. Происходящим по сознательному велению так-тики коммунистов. Теперь, через добрый десяток лет, мы видим сколь пра-вильным было решение Коминтерна объединить все антифашистские силы в один мощный поток: без этого нельзя было одолеть страшную фашистскую силу. Великие решения, даже если они многим и не нравятся, все же влияют на поступки целых поколений. Возьмем пример, в американских странах ан-тифашистские решения Коминтерна не пользовались популярностью, но они все же продолжали учить американцев многому. И вот, когда прошло много лет учения, мы являемся свидетелями созыва в Мексике американской анти-фашистской конференции. 21 марта 1945 года в Мексико закончила свою ра-боту конференция против франкистского террора. Она призвала правительст-ва демократических государств прекратить ложную миротворческую дея-тельность в отношении Испании и спасти действительными мерами от смерти и пыток испанских антифашистов, брошенных генералом Франко в застенки. Конференция решила день 14 апреля объявить на южно-американском кон-тиненте днем борьбы против террора Франко. Закрывая конференцию, пред-седатель партии Мексиканской революции Вильялос выразил от имени пра-вительственной партии Мексики просьбу к объединенным нациям отказаться от признания правительства Франко и порвать отношения с фашистским пра-вительством Испании.
26 марта 1945 года. Умер после продолжительной болезни маршал Ша-пошников – начальник Высшей военной академии, бывший начальник Ген-штаба, замененный Антоновым. По совпадению, лондонское радио сообщило о смерти старейшего члена английского парламента Давида Ллойд-Джорджа. Теперь, наверное, он всерьез умер. Был ведь случай накануне войны, когда ТАСС сообщило о его смерти, а в действительности же тогда умерла только супруга Ллойд-Джорджа.
Вчера состоялись в Варшаве похороны пяти офицеров варшавского штаба Армии Людовой, павших 27 августа 1944 года в боях с немцами во время варшавского восстания, спровоцированного польским эмигрантским прави-тельством. На траурном митинге на площади Зигмунда над открытой могилой выступил президент Берут. Он сказал: «Мы смотрим на эту могилу, зная, что разрушенная Варшава скрывает неисчислимые могилы павших в борьбе за столицу. Борьба эта была не нужна Польше. Эти пятеро знали об этом, но хо-тели до конца остаться на своем посту. На этом посту стояло и население Варшавы, которое, любя родину и ненавидя оккупантов, давно ожидало мо-мента, чтобы сбросить вражеское иго. Но население Варшавы не подозревало злонамеренной игры реакционных политиков, которые ради своих эгоистиче-ских целей вызвали уничтожение города варварами-оккупантами, злоупот-ребляя патриотизмом населения. Зачинщики восстания пытались захватить власть перед приходом Красной Армии, ничем лично не рискуя в случае не-удачи. Для нас и для будущих поколений борьба Варшавы за независимость будет всегда примером героизма и самоотверженности. Теперь польский сол-дат у Одера продолжает их борьбу».
Сегодня же в Варшаве опубликовано заявление Временного польского правительства, адресованное СССР, США, Великобритании и Китаю, по по-воду несправедливого не приглашения Польши на предстоящую конферен-цию в Сан-Франциско. В заявлении выражена надежда, что Польша будет приглашена на конференцию, хотя и комиссия, созданная в Крыму для кон-сультации по польскому вопросу, еще не закончила свою работу.
Надо полагать, кроме СССР, польскую просьбу никто не поддержит, а Ве-ликобритания даже постарается руками польского эмигрантского правитель-ства затянуть разрешение польского вопроса (создание нового правительства на базе расширения нынешнего), чтобы тем самым оправдать недопущение Польши на конференцию и обеспечить некоторое ослабление советских по-зиций на конференции. Как-никак, а Великобритания не отказывается от по-литики «равновесия сил» при всяком случае… Долго нам придется отучать Великобританию от этой «соски».
Но ничего, «равновесие сил» в Европе все более складывается в нашу пользу. Об этом свидетельствует не только принятый вчера в Венгрии декрет, отменяющий все антиеврейские законы, но и дальнейший успех Красной Ар-мии: войска 2-го Украинского фронта маршала Малиновского овладели Че-хословацким городом Банска Бистрица, войска 3-го Украинского фронта маршала Толбухина овладели венгерскими городами Папа и Девчер на под-ступах к австрийской границе, Войска 3-го Белорусского фронта завершили ликвидацию немецкой группировки на побережье залива Фриш Гаф юго-западнее Кенигсберга и отбросили немецкие остатки к мысу Кальхальцер-Хакен. Наша авиация бомбила Данциг. И это делается несмотря на примене-ние немцами авиационной новинки в виде самолетов с реактивным двигате-лем и без горизонтального хвостового оперения (к представителям реактив-ного самолета относится одноместный истребитель-перехватчик типа «МЕ-163»).
Правда и на западном фронте имеются значительные успехи. Части 3-й американской армии достигли окраин Франкфурта-на-Майне. Четвертая часть восточного берега Рейна находится уже в руках союзников. И все же, учиты-вая расплывчатость англо-американской демократии, даже в этих условиях приближающегося краха германского фашизма, его друзья не желают – сло-жить оружия за границей, на что-то надеются. Например, депутат мексикан-ского парламента Сальвадор Очоа Рентелиа заявил, что синаркисты (мекси-канские фашисты) прячут в городах штатов Гуанахуато и Керетаро большие запасы оружия для нанесения неожиданного удара в спину демократии во время предстоящей избирательной компании. В это же время в Греции, опи-раясь на английскую политику, немецкие прихвостни ходят на свободе, а де-мократические элементы томятся в тюрьмах. Газета «Элефтерия» (независи-мая либеральная) сообщила, например, что бандит Антон Уауч, громивший при немцах антифашистов во Фракии, подписавший договор с немцами о со-вместной борьбе против греческих патриотов, на днях произведен из сержан-тов прямо в капитаны. Генерал-майор Папафанасопулосе был при немцах гаулейтером острова Эвбея и в январе-июне 1944 года казнил 64 греческих патриотов, а сейчас гуляет на свободе в военном мундире. «Над страной с древними и новыми священными развалинами, над могилами сотен тысяч по-гибших за эти четыре года, раздается ужасное оскорбительное карканье пре-дателей».
Этого нельзя забывать никому из современников, а также из наших по-томков, которые будут изучать историю наших дней и поинтересуются запис-ками современников. Пусть даже коряво написаны эти записки, но в них дана хроникальная правда о нашем времени. Дана без домысла, который, может быть, приятнее для слуха и глаза, но более удален от истины…
27 марта 1945 года. Вокруг больших личностей обязательно складывались и складываются анекдоты. Мне много пришлось слышать их о Петре Вели-ком, о Пушкине, о Черчилле. Сегодня офицеры-преподаватели, беседуя о Рузвельте, возвели его физические недуги в принцип-анекдот: «Рузвельт – весь на винтах». В чем же причина подобных анекдотов? Она лежит в отсут-ствии художественных литературных биографий о великих людях. В отноше-нии Пушкина, скажем, Вересаев и Тынянов несколько восполнил пробел, а Рузвельт до сей поры для нашего гражданина продолжает быть загадкой во многих отношениях. А там, где существует «загадка», хорошо растут анекдо-ты…
Иногда анекдотическое предопределяется неправильной политикой. На-пример, демократические страны ведут непонятно-терпеливую политику по отношению к фашистской Аргентине. В результате этого аргентинское пра-вительство получило возможность спасать немецких и японских фашистов на своей территории, а демократическим странам бросить в глаза песок в виде анекдотического объявления войны державам оси. Да, Аргентина вчера объя-вила войну, но это будет только означать, что японо-немецким фашистам бу-дут отныне прислуживать не аргентинские штатские в широких шляпах. А ар-гентинские военные в генеральских мундирах. Чем не анекдот? А все же най-дется много умных дураков, чтобы кричать о решительном повороте Арген-тины в сторону демократических стран. Среди этих дураков (дураками они прикидываются добровольно, чтобы безопаснее для себя заниматься клеветой на настоящую демократию) обязательно окажется обозреватель английской газеты «Обсервер», замаскировавший свое настоящее имя псевдонимом «Зна-ток Европы». Он упражняется сейчас рассуждениями насчет того, что поня-тие «демократия» нельзя применять к событиям Юго-Восточной Европы, ос-вобожденной от фашизма Красной Армией или при ее содействии. Он счита-ет, что там демократия навязывается народу решением Крымской Конферен-ции и силой Красной Армии. Он договаривается до того, что сравнивает Вен-ский конгресс 1814-1815 годов с Крымской Конференцией, хотя всякому из-вестно, что Венский конгресс и созданный им «Священный Союз» стреми-лись осуществить принцип восстановления и утверждения господства фео-дальных элементов в Европе, а Крымская конференция постановила помогать народам Европы «создавать демократические учреждения по их собственно-му выбору». И народы Румынии и Венгрии избрали себе такие формы демо-кратии, которые им нравятся, но не нравятся английским реакционерам. И последние готовы пойти на все, чтобы опорочить румыно-венгерскую демо-кратию. Но… есть хорошая пословица: «Что у волка в зубах, сам Георгий не отнимет». Ее можно перефразировать: «Что румыно-венгры сделали в союзе с СССР, сам волк не отнимет, хотя он и является «Знатоком Европы».
А все же часто приходится нам тратить свою энергию не на саму работу, а на вытирание различной пыли со своих рабочих инструментов. Вот, напри-мер, снова пришлось публиковать опровержение ТАСС против утверждения обозревателя американской газеты «Дейли Миррор» Пирсона, что, якобы в советско-французском договоре о взаимопомощи есть секретная статья о свободе рук Франции – на Западе, СССР – на Востоке… Не спится даже Пир-сону, когда его хозяева нуждаются в чернилах против СССР…
… С Германией же происходит явление «Шагреневой кожи» Бальзака: она уменьшается при всяком новом высказывании своих желаний. Недавно Дит-мар сказал: «Для каждого ясно, что здесь начинает вырисовываться ситуация, требующая срочных и радикальных решений». Дитмар этим выразил жела-ние… и сейчас же Германия заплатила за это желание: 1-й Украинский фронт занял на территории Силезии города Штрелен и Рыбник, 3-й Белорусский фронт на мысе Кальхольцер-Хакен захватил 4000 пленных, 2-й Белорусский фронт прорвался в Данциг и Гдыню, 3-й Украинский фронт занял в Венгрии города Кишбер, Тет, Целдемелк, Яношхаза, Топольча, а Эйзенхауэр заявил о прорыве линии германской обороны. Он сказал при этом, что немцы не име-ют теперь сил держаться с таким упорством, как до сей поры. Однако не сле-дует ожидать стремительного марша союзников прямо на Берлин. Никакого мира на основе переговоров не будет. Только безоговорочная капитуляция, навязанная союзными армиями, занимающими Германию с обеих сторон.
28 марта 1945 года. Президент Рузвельт, по утверждению Агентства Рей-тер, отдал вчера распоряжение членам своего кабинета и всем дипломатиче-ским представителям находиться наготове на случай немедленной победы в Европе. Может быть, в этом сообщении есть некоторая натяжка, но не это сейчас важно. Умонастроение всех людей из лагеря свободолюбивых наций сейчас таково, что именно подобное заявление считается нормальным и свое-временным. Все мы чувствуем такое, что трудно поддается описанию слова-ми, но которое можно выразить грубым и энергичным сжатием кулака, в ко-тором мы воображаем зажатую Германию. Конец близок… Теперь уже кану-ли в историю факты, когда мы по году сидели под Васильевщиной или Лыч-ково, безуспешно атакуя немцев. Теперь 3-й Украинский фронт подходит к австрийской границе, заняв города Чорно и Шарвар; 2-й Украинский фронт взял на берегах Дуная города Дьер и Комаром на Венском направлении; 2-й Белорусский фронт овладел Гдыней, а танкисты американского генерала Пат-тона жалуются, что не успевают брать в плен немецких солдат. Правда, в этом тоже есть некоторый трюк немецких фашистов: упорно сопротивляясь нам и быстро сдаваясь нашим союзникам, немцы рассчитывают этим поссо-рить нас с англо-американцами. Но это похоже на одну глупую девушку, ко-торая «обманула» солдата: переспала с ним, а замуж не пошла… Все равно судить будем немцев, куда бы они в плен ни попали, к нам или американ-цам… Правда, немцы пытаются свои страхи перед русскими перенести и на нервы англо-американцев, припугивая из «Красной опасностью». Фриче, на-пример, сказал доверительно одному из английских пленных офицеров по поводу продвижения Красной Армии: «Союзники открыли двери ада против немцев, но они не сумеют их закрыть. Ключ европейского порядка находится в руках немцев и его не надо бы выбивать из их рук…»
Напрасные потуги. Теперь большевистский жупел невысоко ценится за океаном. Вот, например, что говорит об СССР Митрополит Вениамин, вер-нувшийся в Нью-Йорк с поместного собора епископов русской православной церкви:
«В Советском Союзе на меня огромное впечатление произвел патриотиче-ский подъем среди населения и его страстное желание добиться победы над врагом. Все население и церковь идут на любые жертвы для обеспечения по-беды… В Советском Союзе власти внимательно относятся к делам церкви, и церковная деятельность в СССР не встречает ни каких препятствий…» Вот и пусть выкусят чего-либо нацисты из своих антисоветских жупелов!
Пока они надеются, мы действуем. Сегодня опубликован список советских делегатов на конференцию в Сан-Франциско. Всего восемь человек во главе с Громыко А. А. – советским послом в США.
29 марта 1945 года. Бухарестские газеты опубликовали приказ товарища Сталина маршалу Малиновскому в связи с взятием Банска Бистрица, в кото-ром среди отличившихся войсковых соединений отмечены также румынские войска генерала Дэскэлеску. Восхищаясь тем, что румынских солдат привет-ствовали орудия войны, румынские газеты высказывают и чувства, за кото-рыми кроется большая политика и надежда на облегчение условий предстоя-щего мира с союзниками. Газета «Универсум» написала, что «признание храбрости румынских солдат, специальное упоминание о них в приказе мар-шала Сталина наполняет сердца румынского народа справедливой гордостью и укрепляет его в решимости довести до конца борьбу за окончательный раз-гром гитлеризма». Газета «Либертатя» отметила, что приказ Сталина напол-няет гордостью сердца румын и вселяет в них большие надежды на будущее.
… А будущее это не за горами. Сегодня 3 Украинский фронт овладел в Венгрии городами Сомбатель, Капувар, Кесег и вышел на австрийскую гра-ницу. 3-й Белорусский фронт маршала Василевского завершил ликвидацию Восточно-Прусской группировки войск, окруженной юго-западнее Кенигс-берга. С 13 по 29 марта убито 80000 и пленено 50000 немцев, захвачено 605 танков и более 3500 полевых орудий.
В это же время союзники очистили от немцев северную половину Ман-гейма, вступили в Висбаден. В воинских частях немцев в Дании 25 и 26 марта произошли волнения. Эсэсовцы стреляли в бунтовщиков из легких пушек. В Копенгагене на одной из площадей произошел бой между немецкой полевой жандармерией (полицией) и армейскими частями. От всего этого Германия не становится крепче… Отлично.
30 марта 1945 года. Второй Украинский фронт форсировал реки Грон и Нитра, продвинулся на 50 километров и занял опорные пункты на Братислав-ском направлении, как Комарно, Новы Замки, Шураны и др. Второй Белорус-ский фронт маршала Рокосовского овладел Данцигом. Третий Украинский фронт совместно с болгарской армией генерал-лейтенанта Стойчева прорвал немецкую оборону южнее озера Балатон и продвинулся на 30 километров, выйдя на подступы к нефтяному району Надьканижа.
И вот теперь, когда польский флаг развивается над Данцигом, Англия не перестает держать себя в состоянии дипломатических отношений с трупами Рачкевича, Арцишевского и Ко. Более того, поощряемое англичанами, поль-ское эмигрантское правительство усиленно хлопочет в Лондоне, Брюсселе и Париже о предоставлении ему займов. Какими комичными выглядят не толь-ко лондонские поляки, но и их хозяева… В противоположность грязненьким приемам английских политиков чисто работают англо-американские солдаты. Они разгромили оборону немцев на Рейне, быстро продвигаются к Везеру, движутся в направлении Вюрцбурга и Нюрнберга. Вторжение союзных войск в Баварию и движение Красной Армии в Австрию окажут решающее влияние на ход войны. Ведь в планах затяжной войны, намеченных Германским гене-ральным штабом оборона в гористых районах южной Германии и в Австрии была основным козырем. И вот этот козырь почти превращен в ничего не стоящую битую карту. На все будущие времена практика согласованных дей-ствий двух фронтов против Германии, осуществленных в 1944-45 годах, бу-дет служить прекрасной пищей для теории военного искусства действительно передового и действительно великого, искусства демократий, борющихся с реакционнейшими армиями немецкого фашизма. Самым выдающимся масте-ром этого искусства была и есть Красная Армия. Ей суждено стать мировой военной академией… И кто не будет учиться в этой академии, тот безнадеж-но отстанет…
1 апреля 1945 года. Недавно в Греции произошли сумасшедшие события: монархические демонстранты сожгли на площади символ нашего могущества – Советский красный флаг, а сам регент Дамаскинос провозгласил поход на Софию. Неправда ли, что это похоже на мышкин теремок: наступит на него «русский медведь» и от теремка ничего не останется. Говорят, что у коров и лошадей так устроен глаз, что человек корове или лошади кажется сильно увеличенным. Не страдают ли наличием таких коровьих глаз греческие дама-скиносы и прочие «иносы»? С такими глазами, да еще взятыми в оправу Чер-чилля, греческие монархисты и прочие реакционеры, смотрясь в зеркала, ви-дят себя сильно увеличенными и готовы на весь мир стукнуть ножкой. Бед-ненькие, каблуки-то пожалели бы… А лучше, чем стучать, прислушались бы к тому, что говорят в Европе и Америке по поводу сложившейся обстановке. Как известно, Геббельс в начале головокружительных успехов немецкой ар-мии не менее Дамаскиноса петушился, а теперь кричит: «Мы уже столько по-теряли в этой войне, что у нас почти ничего не осталось, кроме нашей чести, нашей жизни и свободы». Конечно, чести у Геббельса не было никогда, но жизни и свободы было не менее, чем у Дамаскиноса: он мог свободно призы-вать немцев к уничтожению целых народов и жить за счет грабежа целой Ев-ропы, а Дамаскинос пока свободен в разгроме только греческих патриотов и живет надеждой придти в Софию. Не было бы ошибкой, если бы одна петля захлестнула на виселице и Геббельса и Дамаскиноса. Пустую траву из поля вон! Вся Европа и Америка этого требует. Я имею ввиду народ, а не… Чер-чилля или Идена, запятнавших себя кровью греческих патриотов…
2 апреля 1945 года. Опубликовано в сегодняшних газетах интересное со-общение о том, что «В результате работы Крымской конференции было дос-тигнуто соглашение о том, что на предстоящей Конференции в Сан-Франциско делегации Великобритании и США поддержат предложение о приглашении Украинской и Белорусской ССР участвовать в указанной Меж-дународной Организации в качестве первоначальных членов-учредителей. После этого представители Соединенных Штатов Америки поставили вопрос о том, чтобы Советский Союз поддержал предложение о предоставлении США дополнительных голосов в Ассамблее.
В ответ на это представители Советского Союза выразили свое согласие с предложением США, заявив, что можно было бы довести количество голосов Соединенных Штатов Америки в Ассамблеи до трех.
Как сообщают из Вашингтона, представители Великобритании также зая-вили об отсутствии у них возражений против указанного предложения Прави-тельства Соединенных Штатов».
Вот один из практических шагов выхода двух наших Союзных Республик на международный простор.
Большой интерес представляет опубликованное в газетах Советско-Чехословацкое коммюнике о пребывании в Москве Президента Чехословац-кой Республики господина Эдуарда Бенеша. В коммюнике сказано, что «17 марта в Москву прибыл… доктор Эдуард Бенеш в сопровождении членов Че-хословацкого правительства…
В беседах… между Президентом Чехословацкой Республики Бенешем, Премьер-министром Шрамеком и министром иностранных дел Масариком, с одной стороны, и Председателем СНК СССР Сталиным и НКинделом СССР молотовым, с другой, были подвергнуты рассмотрению вопросы дальнейшего развития дружественных отношений между Чехословакией и СССР, основой которых является Договор о Дружбе, взаимной помощи и послевоенном со-трудничестве, подписанный 12 декабря 1943 года между СССР и Чехослова-кией…
… Рассмотрению были подвергнуты также вопросы, связанные с освобо-ждением территории Чехословакии от немецких захватчиков и установлени-ем на этой территории власти Чехословацкого Правительства, с оказанием Советским Союзом помощи Чехословакии в деле укрепления и расширения чехословацкой армии, а также с оказанием помощи населению освобождае-мой Красной Армией Чехословакии. Беседы протекали в атмосфере сердеч-ности и дружбы. 31 марта Эд. Бенеш и сопровождающие его лица выехали в Чехословакию».
… Лондонское радио сообщило, что в ночь на 1 апреля немецкие войска начали отступать из Голландии. Американские армии в Германии продвига-ются почти без сопротивления. 1-я американская армия за 29 марта продви-нулась, например, на 88 километров. Теперь уж совершенно ясно, что немец-кий западный фронт разгромлен американскими, английскими и канадскими войсками. Не существует по существу ни командования фронтом, ни войск, способных продолжать успешное сопротивление. Союзники, изумленные бы-стротою своего продвижения и тревожимые опаской, не попасть бы в окру-жение, ввели цензуру для сообщений со всех армейских фронтов, хотя нем-цам теперь уже не до окружения и не до крупных диверсий. Смятение охва-тило также всех немецких марионеток и прихвостней.
Стокгольмское радио сообщило, что находившиеся в Вене марионеточные «правительства» Венгрии, Сербии, Румынии и Болгарии, а также австрийский гаулейтер Бальдур фон Ширах спешно перебрались в Вюртемберг и Зигма-ринген. Да разве можно надеяться даже на край света спастись от натиска нашей Красной Армии и от армий союзников?
В условиях стремительных этих побед Красной Армии и армий союзников в Москву прибыла Клементина Черчилль, председатель Британского Комите-та «Фонда помощи России». Выступая перед микрофоном на аэродроме, гос-пожа Черчилль заявила: «Это один из самых вдохновляющих и волнующих моментов в моей жизни. Мне давно хотелось посетить вашу великую страну, потому что за долгие годы войны я, мои соотечественники и соотечественни-цы следили с восхищением уважением, трепетом, удивлением и любовью ха великими усилиями вашей замечательной армии и всех ваших мужчин и женщин. Я уверена, что получу большое удовольствие от пребывания у вас».
……………………………………………………………………………….
29 марта генерал-лейтенант Дитмар выступил с очередным военным обзо-ром, в котором сказал и такие слова: «Мы стоим перед новой обстановкой, которую нам надлежит проанализировать и в которой мы так или иначе должны дать себе отчет… Вопрос о смысле дальнейшей борьбы, т. е. вопрос, который никогда нельзя полностью отделить от вопроса о перспективах борьбы, ныне особенно резко встает перед немецким солдатом, как и перед всем немецким народом».
Почему же таким языком начал говорить Дитмар? Для этого у него имеет-ся много оснований: Красная Армия идет на Берлин, на Вену, на Братиславу. Западный фронт рухнул. Союзники быстро продвигаются к центру Германии. Лондонское радио 25 марта информировало весь мир о том, что «до сего вре-мени Паттон (командующий 3-й американской армией) не встретил серьезно-го и организованного сопротивления». Через два дня корреспондент агентст-ва Рейтер при 21-й армейской группе Кэмпбелл сообщил, что англо-американские войска «Не встречая на своем пути сопротивления, устремля-ются к сердцу Германии».
Причина такого почти беспрепятственного движения союзных войск двоякая. Во-первых, Красная Армия, взяв Кюстрин, оказалась в 70 километ-рах от Берлина, и немецкое командование вынуждено снимать новые дивизии с Западного фронта на выручку своей столицы, оказавшейся под ударом Красной Армии. Американское радио из Вашингтона 27 марта, ссылаясь на мнение военных авторитетов, утверждало, что «немцы имеют гораздо меньше 60 дивизий… 15 дивизий в этом году переброшено ими с Западного фронта на Восточный», а военный обозреватель агентства Рейтер господин Кимхе заявил 27 марта, что «германская армия на Западе находится, кажется, нака-нуне полного истребления. У Кессельринга, очевидно, имеется не больше 15 дивизий». Так, первая причина быстрого продвижения союзников в Германии состоит в том, что Красная Армия сковала на Восточном фронте такое ог-ромное количество немецких войск, что на западе немцам нечем сдерживать союзников.
Вторая причина отчасти вытекает из первой (нет резервов), отчасти со-стоит в последней попытке немецких фашистов поссорить СССР с союзника-ми, породить взаимное недоверие у союзников и кое-что выиграть на этом. Во имя этой призрачной надежды немецкое командование пошло на очень рискованную меру – на оголение некоторых участков западного фронта. Из этого, конечно, ничего не получится: союзников немцы не поссорят и столицу не спасут от Красной Армии, хотя и Геббельс пытается подбадривать немцев, совсем приунывших перед лицом очевидного поражения. Геббельс в газете «Дас рейх» от 29 марта выступил со статьей, полной ссылок на исторические примеры. В частности, он написал так: «В сокрушительном сражении при Каннах Рим потерял почти весь личный состав своих вооруженных сил. У не-го были все основания впасть в отчаяние, ибо Ганнибалу был открыт путь к вечному городу, а у руководителей Рима уже не было сколько-нибудь значи-тельных вооруженных сил, которые они могли бы противопоставить врагу. Но Рим не впал в отчаяние».
Но каждый немец, если хоть немного пошевелит мозгами, поймет неудач-ность сравнения положения древнего Рима с современным Берлином. Во-первых, немцам советские Ганнибалы закатили в загривок не одни «Канны», а добрых два десятка. Во-вторых, на Германию идет не пятидесятитысячная карфагенская армия, а вся разгневанная Россия, перед которой Берлин уже падал на колени и не может не упасть вновь. Берлин падет, несмотря на за-клинания Геббельса. Позорно падет и Геббельс, много лет лаявший на ухо немцам свои отвратительные речи о превосходстве их расы над другими, о призвании их править миром. Песня Геббельса подходит к концу.
3 апреля 1945 года. Старший лейтенант Капульский, прибывший в свое время в Горьковское ВПУ на должность преподавателя из 1-й танковой ар-мии генерала Катукова, рассказал сегодня интересный случай из области вражеского коварства. На 1 Белорусском фронте 1500 человек из оставлен-ных немцами банд напали на штаб армии. Бои шли 36 часов. С большим тру-дом удалось отбить натиск бандитов. Но когда штабная охрана начала пре-следовать отступающих бандитов, они, прижатые к лесам и болотам, подняли белые флаги. Эти рыцари бандитизма оказались не только по-волчьи смелы-ми, но и по-заячьи трусливыми. Не этим ли чувством трусости руководство-вались немцы, сдавая американцам город Мангейм по телефону и моля их прекратить стрельбу? Нет, немцы не в состоянии больше слушать призыв Геббельса о том, что «Дело лишь в том, чтобы удержаться на ногах, все рав-но, в каком состоянии!» Скажу им, немцам, что они могут удержаться на но-гах только в качестве пленных. В противном случае они сгниют в земле… На что им надеяться? Берлин слышит грохот советской артиллерии. Войска со-юзников на 3 апреля заняли города Мюнстер, Рейне, Падерборн и Энсхеде, ведут бои в предместье Касселя и на улицах городов Фульда и Ашаффенбург.
Может быть, немцы надеются на Аргентину, хотя и последняя объявила им войну (известно, что за неделю до объявления аргентинским правительст-вом войны странам оси в Аргентине состоялось тайное совещание немецких фашистов, которые признали, что объявление войны необходимо для сохра-нения нацистского центра в Латинской Америке)?
Но в Аргентину дороги закрыты.
На Японию тоже нечего надеяться. Из Токио в массовом порядка, спаса-ясь от американских самолетов и бомб, эвакуируется население. Ежедневно отправляются 29 дополнительных поездов. По признанию газеты «Майницы Симбун» токийский муниципалитет решил отвести выгоревшие районы То-кио под огороды в целях производства продовольствия.
И те обыватели, которые кричат в Германии: «Лучше какой-нибудь конец, чем ужас без конца!» должны быть рассматриваемы в данный момент как лучшие стратеги Германии: они бы капитулировали без превращения многих немецких городов в щебень и пыль. Горе Берлину, который медлит с капиту-ляцией и дерзает сопротивляться Красной Армии. Десятки тысяч орудий Красной Армии и тысячи наших самолетов накажут эту «индустрию импе-риализма». И накажут скоро.
4 апреля 1945 года. Со вчерашнего дня установлены дипломатические от-ношения между Бразилией и СССР.
… Сегодня войска 2-го Белорусского фронта штурмом овладели важным промышленным центром и главным городом Словакии – Братиславой, яв-лявшейся мощным опорным пунктом немецкой обороны немцев на Дунае.
В результате наступления с 16 марта по 4 апреля войска 2-го и 3-го Укра-инских фронтов завершили освобождение от немцев всей Венгрии.
5 апреля 1945 года. Чем ни дальше продвигаются наши войска, тем боль-ше они обнаруживают немецких преступлений против человечества и увели-чивают число страниц в книге обвинений против немецкого фашизма. Таких страниц большое число уже опубликовано и стало достоянием всего челове-чества, другие публикуются (в сегодняшних газетах помещено сообщение Чрезвычайной комиссии о преступлениях немцев на территории Латвийской ССР), третьи будут опубликованы. Немцы сами начинают понимать, что за такие преступления их не похвалят свободолюбивые народы. Они или пыта-ются сбежать за границу, или притвориться мертвыми, чтобы избежать ответ-ственности, или стать «Вервольфами», то есть, по-русски, оборотнями (кры-сами там, волками, мышами, чем угодно, лишь бы остаться жить и вести по-том подпольную борьбу с союзниками).
Гитлеровское руководство призывает немцев вступать в подпольные тер-рористические организации «Вервольфов». Это означает, что немцы призы-ваются продолжать и множить свои преступления. Кажется ясно, что к таким людям не должно быть жалости, и любой адвокат должен считать для себя позором, если ему предложат защищать подобных преступников. Но в жизни находятся люди, поступающие по-другому. Они добровольно берут на себя позорную функцию защиты немцев, ведут компанию жалости к ним. Первым человеком в этом отношении является папа Пий XII. Он призывает простить немцев, ибо они не ведали, что творили. Выступает в защиту немцев католи-ческий журнал в Америке «Пайлот». Он предлагает союзникам опереться на католическую церковь для спасения Германии от хаоса. Тут же журнал разо-блачил истоки своей жалости откровенным высказыванием о своей прошлой деятельности, о деятельности католиков. Он написал: «После прихода Гитле-ра к власти немецкий католизм нашел более разумным пожертвовать своими политическими позициями, лишь бы не вызвать революцию в Германии». Яс-нее трудно выразить реакционные чаяния католиков. Теперь они предлагают не обижать Германию и не применять к ней строгих крымских решений.
Нет, господа защитники, жалости не будет. Будет проявлена по отноше-нию к немцам такая же твердость духа, какую похвально проявил командир Кольдстримского гвардейского полка из армейской группы Монтгомери, приказав усилить артогонь в ответ на немецкую просьбу уменьшить его. При этом мы знаем, что даже очень ответственные деятели некоторых демократи-ческих стран начнут проявлять жалость к немцам. Но и это не изменит дела: народ заставит замолчать жалость, когда в груди у него горит справедливый гнев и жажда справедливого возмездия…
… Сегодня в три часа дня Народный комиссар иностранных дел СССР В. М. Молотов принял японского посла господина Н. Сато и от имени Советско-го Правительства сделал ему следующее заявление: «Пакт о нейтралитете между Советским Союзом и Японией был заключен 13 апреля 1941 года, т. е. до нападения Германии на СССР и до возникновения войны между Японией, с одной стороны, и Англией и Соединенными Штатами Америки, с другой.
С того времени обстановка изменилась в корне. Германия напала на СССР, а Япония, союзница Германии, помогает последней в ее войне против СССР. Кроме того, Япония воюет с США и Англией, которые являются со-юзниками Советского Союза.
При таком положении Пакт о нейтралитете между Японией и СССР поте-рял смысл, и продление этого пакта стало невозможным. В силу сказанного выше и в соответствии со статьей 3-й упомянутого Пакта, предусматриваю-щей право денонсации за один год до истечения пятилетнего срока действия Пакта, Советское Правительство настоящим заявляет Правительству Японии о своем желании денонсировать Пакт от 13 апреля 1941 года».
Ну, вот и кончился нейтралитет, который фактически давно был нарушен правительством японского императора Хирохито. Теперь осталось ждать войны. На этот раз не Япония нанесет первый удар, а мы. И нанесем его то-гда, когда это будет нам выгодно. Кажется, пришла пора смыть с России по-зор Порт-Артура и Ляо-Яна, отомстить японцам за Лазо, за Южный –Сахалин, за самурайскую мечту установить границу Великой Японии на Ура-ле…
… Сегодня же японское правительство во главе с Койсо ушло в отставку в виду серьезности положения. Новое правительство император поручил фор-мировать адмиралу Судзуки. Ветер из Москвы, оказывается, действует на японский кабинет сильнее Тайфуна…
В Москве дипломатическая жизнь бьет ключом. Прибыл для встречи со Сталиным маршал Тито. Перед микрофоном на аэродроме маршал Тито зая-вил: «Чувствую большую радость, что могу сегодня здесь, в великой столице Великого Советского Союза, передать горячее приветствие и глубокую бла-годарность Советскому Союзу за ту огромную моральную и материальную помощь, которую он дал и дает народам Югославии в их тяжелой борьбе про-тив германских оккупантов и их квислингов. Но пришел час, когда и наша родина – Югославия скоро будет полностью очищена от германской нечисти и победа близка. Это дело лишь нескольких дней, не больше месяца…»
6 апреля 1945 года. Сводка информбюро сообщает об успешном продви-жении наших войн на всех фронтах. Союзные войска также продвигаются. Часть их мчится в направлении к Эрфурту. Думается мне, что приближение союзников к Эрфурту ускорит удар наших войск по Берлину с востока, севера и юга. Немецкие дельцы все энергичнее покидают Германию, ища спасения в Дании, в Швеции, Швейцарии, в Испании. Иные из них даже прорываются в Аргентину, предоставляя защиту фатерлянда инвалидам и дуракам. Коррес-пондент английской газеты «Ньюс Кроникл» Уильям Форрест написал статью с Западного фронта, в которой рассказал о том, как «Один из взятых 9-й аме-риканской армией немецких городов удерживался батальоном глухонемых, возглавляемым эсэсовским офицером… Вторая же американская армия на-блюдала случаи, когда немецкие города командование поручало оборонять умственно дефективным немцам…» А немецкий военный обозреватель Ру-дольф Землер в своих выступлениях по радио старается поднять дух своих вояк тем, что «Немцы сумеют временно обойтись без Силезии, без Вартелан-да и без Рейна. Наступит время, когда наши бидоны будут снова полны, и мы опять набьем свои пустующие карманы». Конечно, сумасшедшие защитники немецких городов не совсем усваивают подобную пропаганду и все чаще мо-лодцевато поднимают руки перед союзными войсками, но мечта Землера за-ставляет нас быть настороже; не довершив печальную авантюру одной вой-ны, фашисты нацеливают немцев уже на третью. При этом они даже до само-го 31 марта продолжали хвастать, что располагают очень сильным секретным оружием. Стокгольмский корреспондент одной немецкой газеты Ганс Вейд, например, писал: «Германское оружие возмездия является символичным. Оно играет роль таинственного предостережения и подчеркивает, что германский дух никогда не будет сломлен». Речь велась о самолетах-снарядах и ракетах, действие которых прекратилось с 31 марта над Англией. Правда, были слухи, что немцы усиленно работали над изысканием атомных снарядов и с этой це-лью на специальном заводе в Норвегии добывали большое количество «тяже-лой воды», необходимой для процессов при освобождении атомной энергии. Но, вероятно, они не смогли разрешить этот важнейший вопрос, положивший бы, в случае удачи, начало веку атома, более мощному, чем век пара и элек-тричества. Но не только это, и не столько это ставили себе задачей немцы (наука их интересует одной своей стороной – военными возможностями). В случае успеха, они ликвидировали бы жизнь людей на нашей планете. И эти гнусные свои замыслы немецкая пропаганда даже при последнем своем вздо-хе пытается освятить именем и памятью полководцев прошлого. Именно в га-зете «Дас рейх» Геббельс на днях написал: «Мы гораздо приятнее чувствуем себя в обществе великих героев истории… Великие герои могут нас утешить и поддержать в самые критические моменты. Никто из них, ни Александр, ни Фабий, ни Сципион, ни Цезарь, никто из наших великих германских импера-торов или наших великих прусских королей, если бы оказался в нашем поло-жении, не действовал бы иначе, чем мы».
Прямо-таки счастье для человечества, что колченогий Геббельс вместе со своим фюрером не располагает более страшными средствами, чем «Ф-1» и «Ф-2» (Чернила в расчет не принимаем), иначе они совершили бы такое пре-ступление, перед которым задрожали бы и перевернулись прахи упомянутых великих полководцев, императоров и королей…
8 апреля 1945 года. Кто так, кроме русских, может: в одном из очищенных от немцев кварталов осажденного нашими войсками города Бреслау фронто-вой филиал Московского театра имени Вахтангова ставит спектакли для бой-цов и офицеров Красной Армии. Во время спектакля зрители слышат завы-вающий свист пролетающих над зданием снарядов и оглушительный треск некоторых из них, разорвавшихся на ближайшей улице. Но это привычные для воинов звуки и шумы. Воины даже не вздрагивают, когда дрожат от взрывов каменные стены театра. Им некогда. Они увлечены спектаклем, ко-торый зовет их вперед, на разгром врага, будит мечту о семейной жизни и мирном труде, который скоро наступит. Вчера один из спектаклей был на не-сколько минут прерван: зрителям объявили сводку, что войска 3 Украинского фронта маршала Толбухина завязали уличные бои в южной части Вены. А се-годня зрители узнали об успешном развитии боев уже в западной части авст-рийской столицы. И гром аплодисментов, адресованных артистам московско-го театра имени Вахтангова и Красной Армии, долго не смолкал под сводами театра Бреслау. Со спектакля зрители пошли на штурм новых кварталов, уве-ренные, что к утру добудут новые победы над немцами.
Вот о ком писать надо как о борцах за вечное общечеловеческое счастье. Для этих борцов утро действительно не забудет наступить, а для гитлеровцев оно никогда уже больше не наступит, хотя и Геббельс в своей статье «Борцы за вечную империю» и тешит себя и немцев некими рассуждениями и некоей надеждой. Он написал: «Заключительная фаза войны будет, как и всегда, са-мой тяжелой. Час, предшествующий восходу солнца, бывает всегда самым темным часом ночи. Глубокий мрак предшествует приближающемуся утру. Но никто не должен опасаться того, что оно забудет наступить». Да, Геб-бельс, оно наступит, но не для вас. Солнце и утро нашей победы сожжет сво-им огнем и даже тех фашистов, которые почему-либо не сгорели от огня на-ших «Катюш» и огнеметов… Вы говорили, что «Тот, кто первый утратит власть над своими нервами, проиграет войну». Возражать не станем. Не по-может вам и валерианка управлять своими нервами. Готовьтесь к загробной жизни, если в нее верите… Фридрих II, разбитый русскими в августе 1759 го-да при Кунерсдорфе, помышлял о самоубийстве и кричал, что «только в смерти можно найти спасение от этого позора». Только в смерти ищите и вы. Постыдно планете иметь вас в живых…
… 9 апреля 1945 года. Еще 6 апреля маршал Толбухин обратился к жите-лям Вены с призывом не эвакуироваться из Вены, не давать немцам миниро-вать и взрывать дома и мосты, мешать вывозу из Вены промышленного обо-рудования и продовольствия, активно помогать Красной Армии в освобожде-нии от немцев австрийской столицы.
Советское правительство сделало специальное заявление об Австрии. В заявлении сказано: «… В отличие от немцев в Германии, австрийское населе-ние сопротивляется эвакуации, проводимой немцами, остается на месте и ра-душно встречает Красную Армию, как освободительницу Австрии от ига гит-леровцев.
Советское правительство не преследует цели приобретения какой-либо части австрийской территории или изменения социального строя Австрии. Советское правительство стоит на точке зрения Московской декларации со-юзников о независимости Австрии. Оно будет проводить эту декларацию в жизнь. Оно будет содействовать ликвидации режима немецко-фашистских оккупантов и восстановлению в Австрии демократических порядков и учреж-дений. Верховным Главнокомандованием Красной Армии дан приказ совет-ским войскам оказать свое содействие в этом деле австрийскому населению».
Итак, Советская власть и Красная Армия решают еще один всемирной ис-торической важности вопрос о воссоздании свободной Австрии, которую с 1938 года немцы держали под своим сапогом.
Австрийские патриоты действуют. Уже 6 апреля в одиннадцатом часу ве-чера был убит семью выстрелами из револьвера начальник германской обо-роны Вены генерал-полковник войск СС Дитрих в момент, когда он хотел с Венской радиостанции обратиться с новым призывом к населению Вены «сражаться против русских до последних сил».
Тем временем, когда идет гул боя в австрийской столице, совершаются величайшие события на берегах Балтийского моря. Вчера войска 3 Белорус-ского фронта, руководимые маршалом Василевским, начали штурм города и крепости Кенигсберг, а сегодня в 21 час 30 минут остатки немецкого гарни-зона во главе с комендантом крепости генералом от инфантерии Ляш и его штабом сложили оружие. За два дня взято в плен 42000 пленных. То, что не смогла разрешить в прошлую мировую войну 1-я русская армия генерала Ра-ненкапфа, блестяще разрешили войска маршала Василевского. И это является символом того, что военная и прочая слабость России канули в вечность, а военное искусство русских поднялось на головокружительную высоту и пе-ред ним не устояли стальные и железобетонные укрепления Кенигсберга, возводимые несколько десятков лет.
… Вчера ушло в отставку сволочное греческое правительство чудовища-Пластираса, а сегодня уже сформировалось, по поручению регента Дамаски-носа, новое правительство под премьерством командующего военно-морским флотом адмирала Вульгариса. О нем мне приходилось уже слышать раньше. Это реакционер и монархист с вульгарной не только фамилией, но и репута-цией среди греческого народа. При нем, конечно, греческий народ получит не свободу, а тюрьму…
… Следует упомянуть в моих сегодняшних записках о радиосообщении, что «в ответ на денонсацию Советским Союзом турецко-советского договора от 17 декабря 1925 года турецкое правительство довело до сведения Совет-ского правительства в форме декларации, врученной министром иностранных дел Хасан Сак 4 апреля 1945 года советскому послу в Турции Виноградову о том, что турецкое правительство всегда желало поддерживать и укреплять отношения искренней дружбы и добрососедства, связывающие с давних пор Турцию с СССР, что оно желает подчеркнуть, какое значение оно придавало договору от 17 декабря 1925 года, оказавшему значительные услуги делу ту-рецко-советской дружбы, и что оно приняло во внимание желание Советского правительства денонсировать этот договор. В соответствии с предложением Советского правительства заменить договор, срок которого истекает, другим договором, более соответствующим нынешним интересам обеих сторон и со-держащим в себе серьезные улучшения, турецкое правительство сообщило о своей готовности изучить со всем должным вниманием и доброжелательно-стью предложения, которые ему будут сделаны…» Странно! Турция еще бу-дет «изучать» вопрос о проливах… Нам нужен свободный выход из Черного моря и он должен быть дан нам.

КОНЕЦ ВОСЕМНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ


Тетрадь 19-я (10 апреля 1945 г. – 23 апреля 1945 г.)
10 апреля 1945 года. По данным штаба 3-го белорусского фронта, после 21 часа 30 минут вечера 9 апреля, то есть после прекращения сопротивления кенигсбергского гарнизона, сдалось в плен еще 50000 немцев. Таким обра-зом, с 6 по 10 апреля количество пленных немцев в Кенигсберге возросло до 92000 человек. Кроме того, подсчитано более 42 тысяч немецких трупов. Все эти живые и мертвые немцы упорно защищали до вчерашнего дня прусскую твердыню, которая пала и которая не будет больше Прусской: «Одна из на-ших Союзных республик не имеет выхода к Балтийскому морю. Это Белорус-сия. Белоруссия слишком много пролила крови своих сынов в борьбе с не-мецким фашизмом, чтобы кто посмел еще сомневаться в ее праве на Кенигс-берг».
… Войска 3 Украинского фронта очистили сегодня от немцев все районы Вены, расположенные на западном берегу Дунайского канала. Захваченные нашими войсками пленные дают интересные показания, которые необходимо запомнить даже и потому, что в печати наших союзников уже начинают про-скальзывать нелепые строчки о том, что будто бы Красная Армия не так уж много сделала в разгроме немцев и не так уж много, в сравнении с союзника-ми и их авиацией, отвлекала или притянула немецких дивизий на Восточный фронт. Надо полагать, когда победа уже полностью будет осуществлена над Германией, в союзнической печати найдут возможность многие «стратеги» высказывать и защищать ныне пока робкий, но до очевидного нелепый тезис. И так, что же показывают немецкие пленные. Возьмем для примера показа-ние командира 6 роты 2 мотополка 1 танковой дивизии СС «Адольф Гитлер» обер-штурмфюрера Курта Штелльмахера.
«В декабре 1944 года, – сказал Штельмахер, – наша дивизия принимала участие в наступлении немецких войск на западном фронте. Операция разви-валась успешно, и нам удалось захватить значительную территорию. В январе 1945 года русские перешли в наступление. Немецкое командование начало перебрасывать войска на советско-германский фронт. Нашу дивизию отпра-вили в Венгрию, в город Дьер, куда мы прибыли в конце февраля. Многие солдаты выражали недовольство тем, что им приходится воевать в Венгрии. Они говорили между собой: «Англо-Американские войска угрожают Рурской области, а мы гибнем здесь вместо того, чтобы защищать немецкую террито-рию». По приказу командира дивизии бригаденфюрера Кумм офицеры долж-ны были каждодневно разъяснять солдатам, почему нам необходимо оборо-нять Венгрию и отбросить русских за Дунай. И мы ожесточенно лезли в на-ступление против русских. Однако наступление, стоившее нам огромных по-терь, быстро выдохлось. Затем русские войска сами перешли в наступление и разгромили наши лучшие дивизии».
О том, что немцы бешено дрались и дерутся на восточном фронте, то есть против Красной Армии, знает весь мир. Это выглядит контрастно по сравне-нию с немецким бегством на Западе и многократно признано прессой наших союзников и самими немцами. Английская газета «Таймс» 7 апреля 1945 года написала, что «Положение на востоке, где немцы по-прежнему сражаются в виде организованных армий, является поразительным контрастом бегству немцев на Западе». Захваченный в плен американскими войсками один из видных представителей германского министерства иностранных дел заявил: «Угроза с Востока считалась нами более серьезной, чем угроза с Запада, и было решено бросить против нее как можно больше сил… командующий германскими вооруженными силами на западе совершенно трезво оценивает положение… В случае поражения германской армии война будет перенесена в подполье…» Заместитель Геббельса доктор Ганс Фриче тоже говорит о главной опасности с Востока. Он заявляет: «На Востоке осуществляется но-вое наступление и потому сегодня не наше дело говорить. Нам надо создавать группы «Вервольф», которые могут вести войну в подполье…»
Интересно привести здесь сообщение военного корреспондента ТАСС, переданное 8 апреля из Северо-западной Германии. В сообщении говорится: «… Наступающие войска союзников продвигаются … по 32 километра в день. До сих пор главными препятствиями союзников являются плохие мосты и нехватка горючего. Сопротивление немцев ограничивается местными боя-ми за перекрестки дорог или просто действиями снайперов. У немцев здесь нет никакой линии обороны, никакого фронта, никакой армии…»
В чем же дело? Скажем на этот счет без всякой дипломатии: немцы пред-почитают как можно большую часть своей территории сдать англо-американцам (они и золотой запас Германии вывезли из Берлина куда-то по-ближе к войскам союзников), рассчитывая не только поссорить нас с союзни-ками хотя бы в самый последний момент, но и прямо питая вожделения на защиту немцев от русского гнева многочисленными адвокатами, которых очень много находится в Англии и США, но совсем не найдется в СССР. Не найдется даже за все тонн золота, которые немцы бросили в соляные копи южнее Мюльхаузена под ноги солдат 90-й дивизии 3-й американской армии (как известно, немецкий золотой запас захвачен американскими войсками 7 апреля 1945 года).
А вот в Англии они уже нашлись. Корреспондент «Дейли телеграф», опи-сав в корреспонденции просьбу немецкого фермера-рабовладельца о том, что «Русские рабочие должны остаться у него, иначе он не сможет приступить к работам», дружески добавляет: «Я согласен с доводами немецкого фермера». Спрашивается, чего же немцам бояться таких английских джентльменов, ко-торые согласны сохранить в Германии рабовладение? Или другой факт. Во-енный корреспондент английской газеты «Обсервер», польщенный немецкой «вервольфовской» улыбкой и кружкой немецкого пива или молока, заявил: «Вполне можно усомниться в том, насколько в наших интересах уничтожать дружелюбные чувства немцев высокомерным обращением с ними». Но ведь в планы немцев как раз и входит сохранение своего милитаристского духа и материальной его основы всеми средствами, в том числе и средствами вызы-вания у своих победителей чувства жалости к немцам.
Газета «Обсервер», как и другие англо-американские газеты, вообще по-дозрительно много печатают статей, доказывающих невиновность немцев в ужасах войны и в совершенных по отношению к человечеству преступлениях. Все немецкие злодейства статьи стараются изобразить в качестве частного дела Гитлера. Нет, друзья, такой номер не пройдет. Слишком мала цена нем-цев за их преступления, если она будет выражена в одной голове Гитлера. Мы знаем, что эту голову еще в 1942 году согласны были дипломаты, как «арий-ский еврей» Оппенгейм, и магнаты, как Геринг и Тиссен, предложить Чер-чиллю в обмен на гарантию целости их концернов…
Да и какого черта люди напрашиваются в адвокаты к немцам, когда сами немцы о себе пишут следующее: «Когда Германия захватила Саарскую об-ласть, Австрию и Судеты, когда было выдвинуто требование присоединить Данциг, что вызвало войну, когда были разгромлены Польша и Франция и было совершено нападение на советские армии, – никто в Германии не счи-тал, что это частное дело Гитлера и его партии. Наоборот, все немцы созна-вали, что в данном случае обеспечиваются их насущные интересы и их бу-дущность. Поэтому все восторженно приветствовали эти события. Почему же теперь все должно быть по-другому, когда обстоятельства приняли неблаго-приятный для нас оборот?»
Эта истина напечатана в одном из апрельских номеров гитлеровской газе-ты «Дейче Цейтунг ин Норвеген», и ее нельзя игнорировать, нельзя забыть. Конечно, нельзя на сто процентов поверить этому высказыванию гитлеров-ской газеты, стремящейся весь немецкий народ связать круговой порукой. В этом народе есть какой-то процент, к которому мы должны подойти по ино-му, мягче и, может быть, сочувственно. Но… давать амнистию всему народу немецкому мы не имеем ровно никакого права и никакого основания: кровь и пепел замученных жертв и разрушенных сел и городов стучит в наши сердца, призывая к справедливому и строгому возмездию. Это должны твердо понять наши союзники и не закрывать Германию от возмездия под своими крылья-ми, перья которых уже кое-где начинают пригревать и приголубливать нем-цев. Нелишне здесь привести лондонскую корреспонденцию из газеты «Сан-ди пикториал» от 8 апреля о том, что независимый член парламента Грен-виль намерен спросить военного министра Грига, арестован ли прибывший четыре недели назад в Англию офицер немецкого рейхсвера капитан Клаузе, как военнопленный, или с ним обращаются, как с гостем? Газета «Санди пик-ториал» от себя порекомендовала также Григу подумать над вопросами: были ли схожи обстоятельства приезда Клаузе в Англию с обстоятельствами, со-провождавшими приезд в Англию Гесса, было ли разрешено ему установить со времени его приезда в Англию контакт с кругами французского общества и некой знаменитой в Англии семьей, с которой он породнился благодаря же-нитьбе в 1942 году в Париже, где осталась его жена; достоверно ли то, что, пока капитан Клаузе находится в Англии, с ним обращаются не как с военно-пленным нацистом, а как с привилегированным гостем?
Учитывая, что за последнее время именно через Париж из Англии распро-странялись некоторые сведения о мирном зондаже Германии, добивающейся сепаратного мира с нашими союзниками, а также считаясь с фактом госте-приимного отношения англичан к капитану Клаузе, мы вправе заподозрить в визите Клаузе в Англию миссию, похожую на миссию Гесса в мае 1941 года. И если англичане не арестуют Клаузе, им придется носить на себе пятно Клаузе не только сейчас, но и в истории…
Последнее, что считаю нужным отметить сегодня в записках, это Сталин принял 10 апреля 1945 года патриарха Московского и всея Руси Алексия, с которым беседовал по делам православной церкви. Во время беседы присут-ствовали – митрополит Крутицкий Николай и протопресвитер Колчицкий Николай. Принимал участие в беседе и Молотов.
В наше время, когда назрел вопрос объединения всех народов, для кото-рых Россия была и есть Родиной, хотя и часть этих народов эмигрировали или по другим причинам живут вне пределов нашей страны, встреча Сталина с патриархом исключительно важна. Мы будем свидетелями церковных мис-сий за границу, как только военная обстановка это позволит. Мы будем сви-детелями того, как церковь, ставшая на правильный путь помощи советскому государству в его насущных нуждах, может объективно сыграть прогрессив-ную роль, как и в прошлом, когда она встала вместе с народом на защиту Ро-дины. И заслугой Сталина мы будем считать то, сто он умеет подчинять сво-ему обаянию и двигать на пользу Родине такие силы, которые мы долгое вре-мя считали только лишь вредными. Нельзя не вспомнить сталинские же слова о том, что «нет худа без добра, как и нет добра без худа».
11 апреля 1945 года. В Москве подписан Молотовым и Тито договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между Советским Союзом и Югославией. Он является важнейшим документом, призванным укреплять боевое сотрудничество между народами Югославии и СССР и дружбу, выдержавшую испытание жестокой войны против немецкого фа-шизма. Договор закладывает основу плодотворного послевоенного сотрудни-чества советско-югославского народов и будет служить созданию прочного и длительного мира и всеобщей безопасности после разгрома Германии, а по-том и Японии…
В это же время войска 3-го Украинского фронта форсировали Дунайский Канал и овладели всей восточной частью Вены, расположенной между кана-лом и Дунаем.
На Западном фронте союзники продолжают беспрепятственное продви-жение, захватывая большое количество немецких пленных и танки «Королев-ский тигр» со спящими в них немецкими танкистами. О таком случае сооб-щило лондонское радио. Танки, стоявшие на виадуке вблизи Ганновера, были захвачены без боя, а разбуженные немецкие танкисты с удивлением узнали, что стали пленными: ведь фронт им казался очень далеким, стрельбы не было слышно.
В Лондоне официально объявлено, что 10 апреля 1945 года английские бомбардировщики совершили налет на Киль и потопили там германский кар-манный линкор «Шеер».
… В связи с приближающимся крахом Германии происходит оживление в лагере различных «демократических» правителей этой страны, обеспечивших в свое время приход Гитлера к власти, а теперь стремящихся спасти хоть часть немецкого милитаризма. К таким господам относится и бывший канц-лер Брюнинг, имеющий желание возглавить послевоенную Германию. Газета «Правда» недавно разоблачила интриги Брюнинга, но этот господин вздумал «опровергать», отказываться от своих политических грехов, пытаясь усыпить мировое демократическое общественное мнение и втереться в доверие у со-юзникам. Но волчьи повадки Брюнинга хорошо известны в Европе и Амери-ке. Журналист Пауль Уинклер поместил свою статью в газете «Вашингтон пост» о Брюнинге. В статье категорически возражается против какого-либо дела союзников с Брюнингом, который вел раньше лживую политику по от-ношению Англии и Америки. Брюнинг несет ответственность за создание в Германии положения, при котором она вступила на путь агрессии… Он не юнкер, но вел Германию так, как хотели юнкеры и нацисты. Уинклер привел в статье лживые протесты Брюнинга американцам и англичанам в связи с тем, что Германия, мол, разорена и не может платить репараций, и указал, что в Германии в это же время Брюнинг хвастал уплатой всех репараций с помо-щью иностранных денег. Брюнинг обманул в 1932 году Лигу Наций своим за-явлением о безоружности Германии, хотя в действительности она стояла на пути быстрого вооружения и перевооружения. Теперь Брюнинг снова хочет разжалобить союзников и спасти военно-экономический потенциал Германии для новой войны…
Необходимо здесь же привести частичку выступления митрополита Ве-ниамина в Нью-Йорке 8 апреля на церковном соборе с публичным докладом об СССР. Он указал, что «старое представление о России необходимо забыть. В настоящее время существуют Советский Союз и советский патриотизм… политические выступления против Советского Союза в церквах недопусти-мы».
Большое внимание митрополит Вениамин уделил антисоветскому поведе-нию католической церкви, которая в последнее время неожиданно начала проявлять необычное для нее миролюбие. Она призывает к милосердию и че-ловеколюбию в отношении фашизма. Вениамин гневно заявил: «Что должен думать весь мир об этих католиках, которые неожиданно стали такими сто-ронниками мира? Это те самые католические священники, которые молчали, когда их фашистские друзья убивали женщин и детей в Испании, когда Гит-лер опустошал Европу, когда фашисты убивали людей самыми зверскими способами. Но теперь, когда Красная Армия перешла от поражения к побе-дам, когда Советский Союз и его союзники близки к победе над фашизмом, эти когда-то молчавшие католики неожиданно начали призывать к справед-ливому миру. Для убийц не существует такой вещи, как справедливость. Ка-толики просто ставят себя в смешное положение. Гитлер и его банда должны быть наказаны. Но, помимо жестокого наказания военных преступников, на Германию должны быть наложены репарации в качестве возмещения огром-ных преступлений, совершенных ею против человечества».
Конечно, нельзя думать, что католики защищают фашистов ради того, чтобы самим стать в смешное положение. Нет. Они знают, что делают и кому служат. Вспомним о деятельности уже раз упомянутого мною католического «Пайлот», издаваемого в Америке. Этот еженедельник прямо соблазняет со-юзников опереться на католическую церковь для спасения Германии, кото-рую, по признанию журнала, раз уже спасли от революции немецкие католи-ки. Как огромную заслугу католиков, журнал рекламирует тот факт, что «По-сле прихода Гитлера к власти немецкий католицизм нашел более разумным пожертвовать своими политическими позициями, лишь бы не вызвать рево-люцию в Германии». Делалось это с благословения римского папы. Значит, все дороги ведут в Рим, в Ватикан. Тут не до смешного положения. Смеяться потом, а сейчас надо громить не только Германию, но и ее адвокатов, из ка-кой бы щели они не появлялись…
12 апреля 1945 года. Продолжаются холода и дровяная экономия. Мерз-нем мы в своих квартирах, а курсанты – в учебных классах. Начальство наше очень нерасторопно и незаботливо о своих подчиненных. Но это ничего. Го-раздо хуже, что оккупационные власти союзников сотрудничают с немецкими промышленниками, омрачая тем самым дни нашей победы в самом ее начале. Американская газета «Чикаго дейли ньюс» публикует корреспонденции сво-его корреспондента в Германии Киркпатрика, в которых последний приводит целый ряд неприятных фактов, когда американские власти оставляют на сво-их местах нацистских руководителей промышленности, в частности военная администрация союзников – АМГОТа использует германских промышленни-ков вроде представителей «И. Г. Фарбениндустри» и немецкой ассоциации деловых кругов во Франкфурте. В сообщениях из Франкфурта говорится, что союзники создали там совет их священника, представителей некоторых поли-тических партий и деловых кругов немецких концернов с целью получать консультацию этого совета в вопросах работы АМГОТа. В совет вошли руко-водитель ассоциации деловых кругов «Торгово-промышленной палаты» Ду-исберг, а также служащий «И. Г. Фарбениндустри» Бонерт.
Радиокомментатор Стернбергер 9 апреля критиковал политику АМГОТа, которая допускает сотрудничество с дельцами, служившими верой и правдой Гитлеру. Такая политика может нанести большой ущерб нашей безопасности в будущем. Стернбергер резонно спросил: «Почему АМГОТ выдвигает лю-дей, известных тем, что они служили делу Гитлера?»
А выдвигаются эти люди вопреки Крымским решениям трех держав, что создает у всей реакционной Германии иллюзию о возможности противопос-тавить Англию и США Советскому Союзу и под общий шумок спасти не только нацистскую шкуру, но и подготовить реванш. Не этим ли надо объяс-нить, что немцы сдаются союзникам в плен по тысяче человек в час на Западе и бешено сопротивляются русским на Востоке. Пленный полковник Бейзе, командующий артиллерией 9-го армейского корпуса, злобно процедил в свое время: «Мы Кенигсберг не сдадим. 22 января 1758 года не повторится!» В это же время Вагнер, «фюрер» обреченного Кенигсберга, объявил по радио: – Отныне мы бешеные. Будем драться с фантастическим бешенством. Наш де-виз – национальное бешенство!
И вот это бешенство и безнадежное сопротивление немцев, оказывается, питалось надеждами на наших западных союзников, позволяющих себе сеять среди немцев отвратительные иллюзии. Если говорить открыто, заигрывание союзников с немецкими промышленниками равно провокации, удлиняющей войну, затягивающей немецкую капитуляцию. Эту игру надо всемерно пре-одолевать, даже если потребовалось прибечь к некоторым резкостям и жест-ким эпитетам… Мы не можем себе на губы ложить девиз Гиммлера: «Пст!» (молчи!)…
Союзники хорошо поступают, совершая беспрепятственные налеты на Японию после того, как 24 ноября «Летающие крепости» предприняли пер-вую дневную бомбардировку Токио. Но почему они поступают недопустимо мягко с воротилами той страны, в которую Красная Армия обеспечила теперь беспрепятственный доступ англо-американских дивизий. Говорят, легкая по-беда не делает человека злым. Англо-американцы сейчас побеждают легко, но пусть оглянутся они на устланный трупами и концлагерями, виселицами и газовыми печами преступный путь немцев и тогда будет им чего злиться и ненавидеть. Без ненависти с нацизмом не расправишься…
… Вечернее радио сообщило, что сегодня в 20 часов 35 минут по Гринви-чу в Уорм Спрингсе, в штате Георгия, скончался Президент США Франклин Делано Рузвельт. Смерть последовала, как в свое время у Ленина, от кровоиз-лияния в мозг. Меня это известие поразило не самим фактом смерти Прези-дента (просматривая киножурнал «Крымская конференция», в которой Руз-вельт показан настолько парализованным, что мог передвигаться только на «Виллисе» и сидеть только в специальном механизированном кресле, я удив-лялся, в чем только держалась огромная жизнь Президента?), но сугубой не-желательностью ее именно сейчас, на завершающем этапе войны. Крупнее Рузвельта сейчас в демократической Америке никого нет. И вот он днем две-надцатого апреля потерял сознание в то время, когда художник писал его портрет. Он больше не приходил в сознание и умер спокойно, оставив мил-лионы людей в большем беспокойстве за дальнейшее… По американской конституции, должен автоматически вступить на должность президента ны-нешний вице-президент демократ Гарри Трумэн. Но он нам еще не совсем ясен. Сумеет ли он, захочет ли он нести вперед великое знамя, выпавшее из рук Рузвельта.
Правда, при жизни Рузвельта Трумэн поддерживал внутреннюю и внеш-нюю политику Рузвельта, много раз выступал против изоляционизма и выска-зывался в пользу международного сотрудничества уже после 7 ноября 1944 года, когда он был избран вице-президентом США. Но как поведет он себя сейчас? Этот вопрос задают и друзья, и враги демократии. Скоро мы получим на него ответ не только в традиционной декларации, но и в делах нового пре-зидента. Долго это не может быть предметом догадок или секрета.
13 апреля 1945 года. О кончине Рузвельта все наши офицеры говорят с сожалением. Рузвельт стал темой всех разговоров. Чувствуется его утрата и в состоянии сердца и настроений людей. Боль, похожая на грусть, держит всех в своих руках. Так могут волновать народ только действительно великие лю-ди, сделавшие для человечества великое добро. Имя Рузвельта не только бес-смертно, но и любимо нашим народом. Такое счастье выпадает не всем вели-ким людям, а избранным среди них.
… Через три часа после скоропостижной смерти Рузвельта Гарри Трумэн вступил в должность президента и вслед за тем сделал заявление представи-телям печати о своем намерении решительно продолжать войну до успешно-го завершения. Он уполномочил государственного секретаря Стеттиниуса объявить, что конференция в Сан-Франциско будет созвана в назначенный срок. Трумэн объявил также, что будет продолжать политику Рузвельта и со-хранит его кабинет. «Мир может быть уверен, что мы будем продолжать вой-ну на обоих фронтах – на западе и на востоке – со всей имеющейся у нас си-лой до успешного конца».
Декларация удовлетворительная, а дела мы увидим…
… Лондонское радио распространила интересное сообщение о том, что 12 апреля части 3-й американской армии генерала Паттона заняли немецкий го-род Веймар без единого выстрела: к американским войскам прибыл на вело-сипеде один пастор, который сообщил о капитуляции Веймара и беспрепятст-венно уехал обратно.
Какими ручными и гибкоспинными стали фашисты перед американскими войсками, над которыми в свое время смеялись и которых пугали своим «не-приступным атлантическим валом». Ставленник немецких фашистов в Испа-нии генерал Франко сегодня повторил аргентинский трюк: он порвал дипло-матические отношения с Японией. Найдется ли кто слепой, чтобы не увидеть за этим жестом Франко его обычного маневра примазаться к демократиче-ским странам, спасти свою власть и испанский плацдарм фашистов?
… Опустился новый молот на голову фашистской Германии: войска 3-го Украинского фронта, при содействии войск 2-го Украинского фронта, после упорных уличных боев, сегодня, 13 апреля, овладели столицей Австрии – го-родом Вена – стратегически важным узлом обороны немцев, прикрывающим пути к южным районам Германии. С 16 марта по 13 апреля в районе Вены и на подступах к ней разгромлено одиннадцать танковых дивизий немцев, в том числе 6-я танковая армия СС. В плен взято более 130 тысяч солдат, захвачено и уничтожено до 1345 танков и самоходных орудий, 2250 полевых орудий и много другого военного имущества. Освобождена Красной Армией Вена – шестая европейская столица, из которой красноармейцы выбросили немецких бандитов. В марте 1938 года шумные гитлеровские банды вступили на терри-торию аншлюсированной Вены, положив начало своих захватнических дей-ствий. Прошло семь лет, и война вернулась в те места, где играли победные марши немецкие оркестры и звенели фанфары, дополняемые диким воем ко-ричневых банд.
Недавно военный обозреватель американского агентства Ассошиэйтед Пресс заявил, что «Ни одно из нынешних событий не превышает по своему значению битву за Вену». Теперь Вена взята. Мир видит в этом предвестие окончательного разгрома фашистской Германии.
14 апреля 1945 года. Опубликована статья Г. Александрова под заглавием «Товарищ Эренбург упрощает». Часть этой статьи считаю необходимым пе-реложить, а местами и процитировать в своих записках. Александров, крити-куя Илью Эренбурга за его статью «Хватит» (см. «Красную звезду» за 11 ап-реля 1945 г.), защищает тезис, «что в жизни нет единой Германии, что не все немцы одинаково ведут себя» и полемизирует насчет причин упорного сопро-тивления немцев на Восточном фронте при одновременном бегстве без боя перед армиями союзников на Западном фронте. Александров по этому поводу написал:
«Нет слов, – немцы, повинные в преступлениях на нашей земле, страшатся ответственности… Но… было бы упрощением и наивностью объяснять со-временную расстановку германских вооруженных сил между Западным и Восточным фронтами только лишь страхом, боязнью гитлеровских преступ-ников… Причины лежат глубже… В свое время Ленин… отмечал, что всякая война нераздельно связана с тем политическим строем, из которой она выте-кает» (соч. т. XXX, стр. 333). Каков политический строй гитлеровской Герма-нии, такова война и политика во время ее, проводимая кликой Гитлера… про-вокация, демагогия, политическое шулерство были всегда основным содер-жанием политики гитлеровцев как в военное, так и в мирное время. Вот что писал, например, Гитлер об основной черте своей политики: «Политика – это такая игра, в которой допустимы все хитрости и правила которой меняются в зависимости от искусства игроков». Нельзя отказать в известной последова-тельности клике Гитлера: на протяжении более десятка лет… одно веролом-ство фашистской Германии следовало за другим, одна провокация сменяла другую.
За последнее время… гитлеровцы предприняли новую провокацию… за последние два с половиной месяца немецкое командование перебросило на советско-германский фронт с Западного фронта, из центральных районов Германии, из Норвегии и Северной Италии 44 дивизии… оставило фактиче-ски без серьезной защиты свой Западный фронт.
… Можно ли объяснить подобные действия боязнью, страхом немецкого командования перед ответственностью за кровавые преступления?… Более верным будет предположить, что на нынешней стадии войны гитлеровцы следуют своей издавна выношенной и внутренне присущей им провокатор-ской политике (а еще правильнее, сказал бы я, это признать диалектическое единство: провокация и страх, все это вместе и объясняет нынешние действия немецкого командования. Н. Б.) Гитлеровцы стремятся породить своими дей-ствиями недоверие в лагере Объединенных наций, вызвать раздор между со-юзниками, отвести хотя бы на время от себя последний смертельный удар союзных армий и сохранить при помощи провокаторского военно-политического трюка то, что не удалось достигнуть при помощи вооружен-ной силы».
И какое же окончательное объяснение факта? Александров философски советует, что факту «нужно дать совсем другое объяснение, чем то, которое дано т. Эренбургом на страницах «Красной звезды»… Совет очень хороший. Можно на эту тему книгу написать, а можно и ответить кратко, но, по-моему, правильно: проиграв войну, немцы принимают меры к получению сепаратно-го мира с союзниками. Конкретным выражением этих мер и явилась странная на наш взгляд группировка немецких вооруженных сил между Западным и Восточным фронтами. Но вопрос о странности, иногда, является вопросом привычного и непривычного явления для нашей психологии и политики. Для немцев же вполне нормально их поведение. Если бы они сумели сломить на-пор Красной Армии, то… союзники, можно биться об заклад, приняли бы од-ностороннюю капитуляцию Германии. А это как раз и входит в гитлеровское понятие политики, как игры и хитрости с правилами, меняющимися в зави-симости от искусства игроков. А если и ничего не получится у немцев, то это будет лишь доказывать, что советская политика, как и советская стратегия, подкрепленные могучей Красной Армией, более искусны, нежели политика и стратегия немцев. «Русские прусских всегда бивали», – говорил еще Суворов. Побьем и теперь прусских по всем разрезам, по военному, дипломатическо-му, экономическому и философскому. Без этого нельзя осуществить, вслед за военным разгромом, морально-политический разгром Германии…
15 апреля 1945 года. Вот и новое доказательство, что немцы считают нор-мальным то, что у нас вызывает крайнее удивление. Корреспондент швейцар-ской газеты «Газетт де Лозанн» сообщил из Берлина об исключительном фар-се, разыгравшемся на Вильгельмштрассе, в германском министерстве ино-странных дел. На очередной пресс-конференции перед журналистами поя-вился Риббентроп и спокойно объявил: – Конференция закрыта из-за отсутст-вия новостей.
Способен ли наш человек объяснить это поведение Риббентропа как пове-дение человека, нуждающегося в психиатрическом враче? Конечно, нет. Риб-бентроп хорошо знает, что за прошлую неделю появилось много новостей: пал Кенигсберг, пала Вена, союзные войска форсировали Эльбу. Но Риббен-тропу об этом невыгодно распространяться и потому, что корреспонденты сами знают об этих фактах, и потому, что это было бы признанием наступив-шего краха Германии. Но гитлеровцы еще считают возможным надеяться на чудо своих трюков, способных, по их мнению, внести некоторое успокоение внутри зажатой союзниками Германии, и нанести хотя бы царапину, если не трещину, в отношения Объединенных наций. Бандит всегда способен пойти Ва-банк… Вот и разыграл Риббентроп олимпийское спокойствие перед жур-налистами, зная, что они разнесут это далеко на концах своих перьев и на ко-го-то повлияют в нужном для нацизма направлении. А что влияют… об этом говорят многие факты. Например, один из трех директоров концерна «И. Г. Фарбениндустри» фон Шницлер получил возможность высокомерно держать себя с американскими офицерами: они долго толклись в приемной загородно-го дома магната, пока он согласился их принять. Наглость тоже является в политике методом влиять… И вот… английская газета «Дейли Экспресс» по-могает немецкой наглости. Она прислала своих корреспондентов к немецко-му пушечному королю Альфреду Круппу попросить интервью. Интервью бы-ло дано и уже опубликовано. Крупп хвастает своей принадлежностью к наци-стской партии, своим умением держать на заводах 160 тысяч рабочих, из ко-торых 50 тысяч – иностранцы, своим намерением приспособить свое произ-водство к потребностям новых рынков.
Вот и подумает пусть каждый из нас, зачем Крупп оказался пленником не нашим, а английским? У нас бы он не посмел петь свои рабовладельческие песни. А там он поет. Там трюки Риббентропа и риббентроповцев кое на кого влияют… Интересно, даже очень интересно, что немецкие преступники, ко-торые покрупнее, попадают в плен почти исключительно на Западе. Вот и фон Папен. Сегодня лондонское радио официально объявило, что американ-ские парашютные войска захватили в плен фона Папена, скрывавшегося в Руре.
… Ночное радио сообщило, что войска 3 Украинского фронта заняли ав-стрийский город Санк-Пельтен на реке Трайзен, а 2-й Украинский фронт ов-ладел севернее Вены городами Корнейсбург и Флорисдорф на левом берегу Дуная.
… В связи со специальным обращением Трумена, Советское правительст-во приняло решение направить Молотова в США. Он посетит в Вашингтоне Трумэна, а потом возглавит советскую делегацию на Конференции в Сан-Франциско.
16 апреля 1945 года. Советское Правительство дополнило состав делега-ции на Конференцию в Сан-Франциско, введя в нее председателя ВЦСПС Кузнецова и Наркоминдел РСФСР Лаврентьева. По вопросу о польской деле-гации получен ответ от Англии и США отрицательного характера: они не считают возможным пригласить Польшу на конференцию в Сан-Франциско, пока в Польше не будет создано правительство в соответствии с решениями Крымской Конференции. Китайское правительство не приняло никакого ре-шения, считая, что любое решение беспредметно, поскольку англо-американцы дали отрицательный ответ. Прецедент создан: в дальнейшем Ки-тай, зависимый экономически от США, всегда будет находить причину скрыть свои подлинные чувства и тем самым обеспечить американский инте-рес.
… Президент США Трумэн выступил с речью на заседании обеих палат Конгресса. В частности он сказал следующее:
«… Я призываю всех американцев помочь мне сохранить единство нации в защите тех идеалов, которые были столь красноречиво провозглашены Руз-вельтом. Я… буду поддерживать и защищать эти идеалы всеми силами и всем сердцем. Это мой долг, и я не уклонюсь от него… Америка никогда не под-пишется ни под каким планом частичной победы.
Приступая к исполнению моих тяжелых обязанностей, я покорно молю Всемогущего Бога словами Соломона: «Даруй слуге твоему понимающее сердце, чтобы судить твой народ, дабы я мог отличить добро от зла, ибо кто может быть судьей твоего великого народа?» Я прошу лишь о том, чтобы быть хорошим и верным слугой моего Господа и моего народа».
17 апреля 1945 года. Войска второго Украинского фронта овладели горо-дом Цистерсдорф, нефтеносным районом Австрии. Союзники овладели всем Западным берегом Эльбы, за исключением небольших узлов сопротивления немцев от Виттенберга до слияния рек Эльба и Заале.
Германский фельдмаршал Модель, по сообщению агентства Рейтер, по-кончил жизнь самоубийством, потеряв надежду вырваться из рурского «меш-ка». Скорпиону скорпионья и смерть.
… В международной печати сейчас оживленно обсуждается вопрос о ре-парациях, которые Германия должна выплачивать натурой, и об использова-нии немцев на работах по восстановлению разрушенного ими во всех странах Европы. Лондонская газета «Дейли мейль», осуждая недавние выступления в палате общин некоторых консервативных депутатов, возражавших против трудовых репараций, пишет: «Со стороны подавляющего большинства анг-лийского народа не последует возражений против того, чтобы нынешнее по-коление немцев, поддерживавших Гитлера, искупило свою вину работой по восстановлению разрушенных ими сел и городов».
Рассуждая практически, было бы даже глупо не заставить немцев работать над восстановлением разрушенного ими. И им придется поработать немало. У нас они уже работают…
20 апреля 1945 года. Центральная группа наших армий продолжала насту-пать западнее рек Одер и Нейсе. Занято несколько городов. Бои завязались за города Каменц и Бауцен на Дрезденском направлении. В Германии жесто-чайшие поражения на фронте, развал экономики в тылу и террористический разгул гитлеровцев рождает массу самоубийств. Даже Геббельс признает в своей статье, опубликованной в газете «Райх», что «многие немцы предпочи-тают самоубийство продолжению борьбы. Нам нужно образумить потенци-альных самоубийц, а если это не поможет, нужно будет прибегнуть к более сильно действующим средствам». Интересно, считает ли Геббельс сам себя потенциальным самоубийцей, ведь в кармане он, давно уже сообщалось, но-сит ампулу с ядом?
Главари фашистской Германии продолжают звать народ драться до пол-ной победы, хотя сами в нее уже не верят. Например, еженедельник Гиммле-ра «Дас шваце кор» поместил на днях статью, в которой сказано, что «Мы вынуждены признать, что, пожалуй, окажется возможным одолеть нас на по-ле брани».
21 апреля 1945 года. Пушечная бригада прошла за эти дни от Одера до Претцелерского леса под Берлином. Это Краснознаменная Режицкая пушеч-но-артиллерийская бригада. И когда были пройдены Зееловские высоты, озе-ра, многочисленные речушки и каналы, на орудийных стволах появились надписи: «Дадим первый выстрел по Берлину». Вот и лес под Берлином – это огромный сосновый массив с аккуратными просеками, дорогами, с охотничь-ими хозяйствами, с дачами и домиками. Пройдя его, дивизионы заняли на опушке огневые позиции. Гвардии майор Демидов дал приказ:
– Огонь по Берлину!
Это произошло в 13 часов 10 минут сегодня. Гул залпа покатился по лесу. Снаряды, шурша в воздухе, полетели к немецкой столице. Так сегодня наша артиллерия начала свой разговор с Берлином, который еще дымился и пылал от массированного удара по нем нашей авиации, нанесенном в ночь под 21 апреля. Идет борьба с городом, который подобен спруту, державшему много лет в своих щупальцах города и села, целые государства и народы Европы. Теперь он будет разрушен, так как сотни миллионов людей желают жить, а «Берлин создан для человекоубийства» (Салтыков-Щедрин)… Вместе с Бер-лином будет уничтожена война, которую француз Мирабо называл нацио-нальной индустрией Пруссии.
… Ночное радио сообщило, что западнее Одера наши войска сегодня за-няли города Бернау, Вернойхен, Штраусберг, Альт-Ландсберг, Буков, Мюн-хеберг, Херцфельде, Эркнер и завязали бои на улицах в пригородах Берлина. Вполне можно понять, почему германское информационное бюро сообщило, что «Главное внимание немцев приковано к боям на участке дуги на Одере и у Нейсе», почему «Дойче Цейтунг ин Норвеген» жалуется, что она «невольно содрогается при мысли о силе советского оружия, передвинувшем фронт от линии, связывавшей Ледовитый океан с Молдавией, к воротам Берлина». Со-дрогнешься, когда снаряды русской артиллерии рушат последний оплот не-мецкой военной машины. Нет городов, не будет скоро столицы, нет почти флота-разбойника. В Лондоне официально объявлено, что последний герман-ский карманный линкор «Лютцов» лежит сейчас на отмели в Свинемюнде на Балтийском побережье. Он выведен из строя бомбардировщиками «Ланка-стер» 16 апреля 1945 года.
Геббельс в своей последней речи (а он их произносит каждый день по ра-дио) заявил: «То, что мы переживаем сегодня, является последним актом ве-личайшей трагедии, начавшейся 1 августа 1914 года, которую мы, немцы, прервали 9 ноября 1918 года, в тот момент, когда она приближалась к ре-шающей развязке. Поэтому пришлось все начинать сначала 1 сентября 1939 года». Если правильно понять Геббельса, он просто призывает немцев при-знать, что сейчас дело не вышло, надо сделать новый перерыв и готовиться к третьей мировой войне. Это обязывает нас к повышенной бдительности, что-бы не допустит повторения мировой бойни. Нам, признаться, надоело с опа-ской посматривать на Запад. Пора этот запад смирить так, как наши предки навсегда смирили татарский восток…
Ради этого мы принесли огромные жертвы, ради этого неутомимо насту-пает наша Красная Армия, ради этого сегодня в Москве подписан Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между Советским Союзом и Польской Республикой. Мы хотим мирной жизни и процветания. Мы ее получим.
При подписании договора И. Сталин и Президент Крайовой Рады Народо-вой Польской Республики Э. Осубка-Моравский обменялись речами (Они же и подписали договор. Это первый случай, когда Сталин сам подписал дого-вор).
Сталин сказал: «… я думаю, что договор…, который мы только что под-писали, имеет большое историческое значение. Значение этого договора за-ключается, прежде всего, в том, что он знаменует собой коренной поворот в отношениях между Советским Союзом и Польшей в сторону союза и дружбы, который сложился в ходе нынешней освободительной борьбы против Герма-нии и который получает теперь формальное закрепление в этом договоре.
Отношения между нашими странами в течение последних пяти веков, как известно, изобиловали элементами взаимной отчужденности, недружелюбия и нередко открытых военных конфликтов. Такие отношения ослабляли обе наши страны и усиливали немецкий империализм.
Значение настоящего договора заключается в том, что он кладет конец и заколачивает в гроб эти старые отношения между нашими странами и создает реальную базу для замены старых недружелюбных отношений отношениями союза и дружбы…
В течение последних 25–39 лет, т. е. в течение двух последних мировых войн, немцам удалось использовать территорию Польши, как коридор для нашествия на восток и как трамплин для нападения на Советский Союз. Это могло произойти потому, что между нашими странами не было тогда друже-ственных, союзных отношений. Старые покровители Польши не хотели иметь союзных отношений с Советским Союзом. Они предпочитали вести политику игры между Германией и Советским Союзом. И, конечно, доигра-лись… Польша была оккупирована, ее независимость – аннулирована, при этом немецкие войска получили возможность, в результате всей этой пагуб-ной политики, оказаться у ворот Москвы.
Значение настоящего договора состоит в том, что он ликвидирует старую и пагубную политику игры между Германией и Советским Союзом и заменя-ет ее политикой союза и дружбы между Польшей и ее восточным соседом.
Таково историческое значение только что подписанного Договора… Не-удивительно, что народы наших стран с нетерпением ожидают подписание этого договора. Они чувствуют, что этот договор является залогом независи-мости новой демократической Польши, залогом ее могущества, ее процвета-ния.
Но этим не исчерпывается дело. Настоящий договор имеет большое меж-дународное значение. Пока не было союза между нашими странами, Герма-ния имела возможность использовать отсутствие единого фронта между на-ми, могла противопоставить Польшу Советскому Союзу и наоборот и тем бить их поодиночке. Дело изменилось в корне после того, как сложился союз между нашими странами. Теперь уже нельзя противопоставлять наши страны друг другу. Теперь имеется единый фронт между нашими странами от Балти-ки до Карпат против общего врага, против немецкого империализма. Теперь можно с уверенностью сказать, что немецкая агрессия осаждена с востока. Несомненно, что если этот барьер с востока будет дополнен с запада, т. е. союзом наших стран с нашими союзниками на западе, то можно смело ска-зать, что немецкая агрессия будет обуздана и ей нелегко будет разгуляться.
Неудивительно поэтому, что свободолюбивые нации и, прежде всего, сла-вянские нации с нетерпением ожидают заключения этого договора, ибо они видят, что этот договор означает укрепление единого фронта Объединенных наций против общего врага в Европе. Поэтому я не сомневаюсь, что наши союзники на западе будут приветствовать этот договор».
Осубка-Моравский в своей речи сказал, что «Польский народ, прошедший ад немецкой оккупации, понес страшные жертвы в этой войне, а с другой стороны испытал и постоянно испытывает проявление дружбы и помощи со стороны Великого Советского народа, примет этот договор, как великое по-литическое достижение, как гарантию постоянного мира и безопасности, как гарантию своей свободы и независимости…»
22 апреля 1945 года. Геббельс на днях изрек сентенцию: «Мы еще живы, и мы еще дышим…» О красоте этой «жизни» можно судить хотя бы по такому факту. В двадцати пяти километрах западнее Берлина имелся военный лагерь Дебериц. Там была создана новая немецкая дивизия «Дебериц», которая пришла защищать Берлин и подступы к нему, но не провоевала и двух дней, как была разгромлена Красной Армией. Пленные из этой дивизии показали вчера, что их целыми батальонами пополнения посылали к линии фронта без оружия, советуя оружие подобрать на поле боя около убитых и раненых… Но… «мы никого не видели, – все было в дыму, – потом появились из дыма русские и взяли нас в плен. Мы еле живы, еле дышим от пережитого ужаса под огнем русской артиллерии»… Немцы шагали в плен по кирпичной пыли, в которую увязала нога. Здесь было селение, превращенное в крепость, и се-ление снесено огнем русской артиллерии. Восковая бледность ужаса покрыла немецкие лица. Так они живут и дышат… перед смертью.
В течение 22 апреля центральная группа советских войск продолжала на-ступление на Дрезденском и Берлинском направлениях. Занято шестнадцать пригородов Берлина. Наша авиация наносила сокрушительные удары по Бер-лину.
 В это же время французские войска заняли Штутгарт, форсировали Рейн и утром вчера заняли Брейзах. Перейдя Дунай у Мюдьгейма, французские части вышли к швейцарской границе. И в этих условиях триумфа союзных армий, громящих немецких фашистов, резким диссонансом прозвучало со-общение о нелепом запрещении во Франции фильма «Майданек». Его запре-тил французский министр по делам военнопленных и высланных господин Френэ. Газета «Юманите» по этому поводу заявила протест и написала: «В тот самый момент, когда англосаксы заставляют немцев посещать Бухен-вальдский лагерь (имеется ввиду приказ Эйзенхауэра заставить немцев по-смотреть на преступления Германии своими глазами в Бухенвальдском лаге-ре, полном замученными жертвами всех наций), когда союзные правительст-ва заявляют о своей воле покарать преступников войны, Френэ и Тетжен (ми-нистр информации) стремятся помешать французам узнать о нацистских зверствах в лагере Майданек. Почему фильм запрещен как раз в период вы-боров? Хотят скрыть немецкие преступления, чтобы сообщники предателей могли лучше обманывать избирателей? Хотят, чтобы публика не могла ви-деть своими глазами силу молодой польской армии или большие религиозные церемонии, организованные поляками в память убитых в Майданеке? Не хо-тят показать, что новая демократическая Польша вполне уважает свободу всех? Какую цель преследуют? Ответьте, гг. Тетжен и Френэ». И господа эти, если их не взять за шиворот, добровольно ничего не ответят народу…
23 апреля 1945 года. Сегодня опубликованы по радио два исторических приказа Верховного главнокомандующего № 339 – маршалу Жукову и № 340 – маршалу Коневу. Первый Белорусский фронт, перейдя на днях в наступле-ние с плацдармов на западном берегу Одера, прорвал глубокоэшелонирован-ную немецкую оборону восточнее Берлина, продвинулся от 60 до 100 кило-метров и ворвался в столицу Германии Берлин. Одновременно войска 1 Ук-раинского фронта, прорвав оборону немцев на реке Нейсе, продвинулись от 80 до 160 километров и ворвались в Берлин с юга. Не удержали русских ни-какие немецкие укрепления, никакие немецкие силы. Берлинская зенитная дивизия, пытавшаяся остановить наступление стального потока Красной Ар-мии, была смята. На ее плечах советские воины ворвались на Берлинер-аллею – первую улицу старого Берлина. Немцы вскоре увесили всю улицу белыми флагами капитуляции, а зенитная дивизия, злобствуя и огрызаясь, откатилась за окружную железную дорогу, попятилась к Шпрее. Вот и пришла наша месть от Волги к Берлинской реке. Теперь уж недолго будет сопротивляться Берлин.
Сегодня же от имени всех Объединенных наций главы трех правительств – Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании дове-ли до сведения германского командования и распространили на всех фронтах заявление следующего содержания:
«От имени всех Объединенных Наций, находящихся в войне с Германией, Правительства Советского Союза, Соединенного королевства и Соединенных Штатов Америки настоящим обращаются с торжественным предупреждени-ем ко всем комендантам и охране, в ведении которых находятся союзные во-еннопленные в Германии и на территориях, оккупированных Германией, а также к служащим гестапо и ко всем другим лицам, независимо от характера их службы и ранга, в ведении которых переданы союзные военнопленные, будь то в зоне боев, на линиях коммуникаций или в тыловых районах. Они заявляют, что всех этих лиц они будут считать ответственными в индивиду-альном порядке не в меньшей мере, чем верховное германское командование и компетентные германские военные, военно-морские и авиационные власти, за безопасность и благополучие всех союзных военнопленных, находящихся в их ведении.
Любое лицо, виновное в дурном обращении или допустившее дурное об-ращение с любым союзным военнопленным, будь то в зоне боев, на линии коммуникаций, а лагере, в госпитале, в тюрьме или в другом месте, будет подвергнуто беспощадному преследованию и наказанию.
Правительства Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Вели-кобритании предупреждают, что они будут считать эту ответственность без-условной при всех обстоятельствах и такой, от которой нельзя будет освобо-диться, переложив ее на какие-либо другие власти или лица.
Маршал Советского Союза И. Сталин
Президент Соединенных Штатов Америки Ам. Г. Трумен
Премьер-министр Великобритании У. Черчилль».
Немцам не только посланы эти предупредительные и назидательные лис-товки от имени Объединенных Наций. Нет. Наши артиллеристы послали спе-циальные гостинцы и для Гитлера от имени работниц Н-ского завода…

КОНЕЦ ДЕВЯТНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 20-я (23 апреля 1945 г. – 30 апреля 1945 г.)
Об этой истории наша пресса сообщила следующее: «Однажды, когда на батарее открыли ящик с боеприпасами, на двух снарядах увидели белую над-пись: «Для Берлина». Здесь же была обнаружена записка от работниц Н-ского завода боеприпасов Бураковой и Минченко с просьбой переслать снаряды в сердце Берлина. Это было 20 февраля 1945 года. Тогда шли бои за Познань, на которую и были нацелены орудия батареи, получившей необычное пору-чение от советских работниц. Батарейцы дали слово послать снаряды по на-значению. И вот наступил апрель. С общим потоком танков, машин и людей на Берлин двинулась также артиллерийская батарея со снарядами специаль-ного назначения. Бойцы, хранившие снаряды для специального выстрела, не раз спрашивали своего командира капитана Чирьева насчет адреса Гитлера, но тот не спешил с ответом. Лишь на подходе к Берлину на батарее появилась карта немецкой столицы и номер газеты «Берлинер иллюстрирте цейтунг», вышедшей в свет в связи с отмеченным немцами семисотлетием со дня осно-вания Берлина. На второй странице газеты было изображено огромное тюрь-мовидное здание новой имперской канцелярии Гитлера и указан адрес. По этому адресу и было решено послать снаряды Бураковой и Минченко. Кроме того, бойцы подготовили новые снаряды и написали адреса: «Лепцигер-штрассе 3/7, министру авиации Герингу; Вильгельмплац 8/9, министру пропа-ганды Геббельсу; Кенигплац 6, генеральному штабу».
Дождливым апрельским утром капитан Чирьев еще раз проверил все рас-четы… В торжественной тишине раздалась команда:
– По канцелярии Гитлера – огонь!
Дрогнул от орудийного грома воздух, колыхнулась земля. Гнев русских женщин, сгущенный в снарядах, с грозным шуршанием помчался покарать трижды проклятых адресатов».
И в то же время, когда 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронта взяли Германию за сердце, когда внутрь этого сердца полетели советские снаряды с адресами, итальянские патриоты установили в доме Муссолини в Милане бомбы, и бывший диктатор Италии только случайно не был убит взорвавшей-ся бомбой (он вышел из комнаты, где находилась бомба).
Во всем этом мы видим символ конца фашизма, который народ демокра-тических стран ставит вне закона. На фоне этого особенно ярко светит пламя любви и уважения всего мира к Великому Советскому Союзу и к памяти его основателя – Владимира Ильича Ленина. Мы знаеи, что еще в первом году Отечественной войны в Лондоне были установлены мемориальные доски на тех домах, в которых проживал Ленин. Теперь примеру Лондона последовал и освобожденный от немцев Париж. 22 апреля 1945 года, как сообщило агентство Франс Пресс, по случаю 75-й годовщины со дня рождения Ленина в присутствии посла СССР Богомолова, префекта Сены Флурэ и других французских деятелей были установлены мемориальные доски на двух домах в 14-м округе Парижа, в которых жил Ленин в декабре 1908 года и в июне 1912 года.
24 апреля 1945 года. Сегодня войска 1-го Белорусского фронта юго-восточнее Берлина форсировали реку Даме и в районе берлинского пригорода Бонсдорф соединились с наступающими с юга войсками 1 Укр. фронта.
Весь мир бурно и радостно реагирует на вступление Красной Армии 21 апреля в берлинские пригороды, а 23 апреля – в сам Берлин. Парижская газе-та «Се суар» восторженно заявила: «Долгожданный час пробил!… Пробил тот час, наступления которого мы ждали после разрушений, причиненных Герни-ке, Роттердаму, Лондону, Ленинграду…» Другая газета, «Паризьен либере» восклицает: «В Берлин, центр всех преступлений, ворвалась Красная Армия. Берлин падет!» Американская газета «Нью-Йорк таймс» пишет, что пылаю-щий Берлин является символом приговора истории над Гитлером и его дея-ниями.
В Бейруте в час ночи под 24 апреля демонстранты из центра города подо-шли к зданию советской миссии и выразили свою радость по случаю победы, одержанной Красной Армией в Берлине. В городе были произведены салюты, зажжены костры. Митрополит православной церкви Селиби принес совет-скому посланнику Солоду поздравление по телефону и сообщил, что право-славные церкви во всем Ливане отметят вступление Красной Армии в Берлин трехдневным торжественным звоном колоколов.
Пытаясь, вероятно, приуменьшить заслугу Красной Армии, вступившей в Берлин, американская газета «Дейли Миррор» и австралийская газета «Сид-ней дейли телеграф» опубликовали сообщения журналиста Пирсона из Ва-шингтона о том, что будто бы американские передовые патрули еще 13 апре-ля были в Берлине и отступили в виду протеста Сталина, заявившего, что ра-нее было достигнуто соглашение о том, что русские займут Берлин первыми. Американцы отступили потому, что русские настаивали на соблюдении этого соглашения.
Это нелепое утверждение опровергнуто нашим ТАСС, так как «совершен-но не соответствует действительности и выдумано от начала до конца».
24 апреля 1945 года. Приказ Верховного главнокомандующего № 342, ад-ресованный маршалу Жукову и маршалу Коневу, возвестил сегодня вечером, что «Войска 1-го Белорусского фронта перерезали все пути, идущие из Бер-лина на Запад, и сегодня, 25 апреля. Соединились северо-западнее Потсдама с войсками 1-го Украинского фронта, завершив, таким образом, полное окру-жение Берлина». Одновременно отдан приказ № 343 маршалу Василевскому по случаю занятия войсками 3-го Белорусского фронта последнего опорного пункта немецкой обороны на Земландском полуострове – города и крепости Пиллау, крупного порта и военно-морской базы немцев на Балтийском море.
Поступающие из Берлина сведения говорят о том, что многие берлинцы бегут из своих квартир и подвалов не в центр города, где еще сидят и упорно обороняются немцы, а к русским: здесь спокойнее. Прибежал к русским и механик завода автоматических касс высокий и толстый немец Отто Гартман. Он, глядя на могучую советскую военную технику, сердито бормочет:
– Геббельс вчера уверял, что мы еще не проиграли войну… А, психопат!
Другие немцы, растерянные, подавленные и удивленные грозным видом наступающей Красной Армией, угодливо замечают:
– Как вас много! Вас так много, что вы не уместитесь в Германии…
– Ничего, – отвечает боец. – Мы потеснимся и потеснимся. Авось, вме-стимся.
Немцы умолкают и подымают глаза в небо. Там – тучи советских самоле-тов, направлявшихся бомбить центр Берлина.
Интересно сопоставить. Жители Бухареста, отмечая гигантскую мощь на-шей военной техники, сокрушались, что в Плоешти не хватит бензина для отопления танков, а немцы начали припугивать нас теснотою в Германии. Конечно, румыны не жалели нефти для помощи Красной Армии в борьбе с немцами, они только жалели, что всего Плоешти для этого не хватит. Немцы же, жалуясь на тесноту, аллегорично ставят вопрос «о жизненном простран-стве». Значит, и поваленные на лопатки, они продолжают думать о том же, за что их так крепко союзники. Неисправимые империалисты. Надо бы изоли-ровать все нынешнее поколение немцев, как социально опасное…
………………………………………………………………………………..
26 апреля 1945 года. ТАСС сообщило из Сан-Франциско, что сегодня, 25 апреля 1945 года в 16 часов 30 минут по тихоокеанскому времени, то есть 26 апреля в 2 часа 30 минут по московскому времени, открылась Конференция Объединенных Наций для подготовки устава Всеобщей Международной Ор-ганизации по поддержанию мира и безопасности. Присутствует свыше 850 делегатов. Первое пленарное заседание конференции открыл ее временный председатель, государственный секретарь Соединенных Штатов Америки Э. Стеттиниус.
………………………………………………………………………………
Американская печать уделяет много внимания вопросу о зверствах нем-цев. И совершенно необходимо кое-что занести в мои записки из высказыва-ний американской печати. Дело в том, что после полной победы над Герма-нией острее встанут противоречия между нами и нашими союзниками, и то-гда многие газеты их постараются забыть сказанное сейчас, когда победа над Германией всем безгранична нужна. Так вот, не потребуется ли им напом-нить…
Американская печать одобрительно относится к совершенно правильному поступку военных властей, которые заставили жителей Веймара посетить концентрационный лагерь в Бухенвальде. Но печать напрасно увлеклась сен-тиментальной стороной дела и своими описаниями создала впечатление не-виновности немцев. Подчеркивалось некстати, что при виде результатов зверств над жертвами лагеря, немцы рыдали, а женщины, в том числе меди-цинские сестры, падали в обморок. Но все единодушно заявляли, что они не были осведомлены об условиях жизни в этом лагере, хотя много лет жили по-близости.
И что же, неужели нам надо поверить, что слезы и обморок немцев про-диктованы их невинной человечностью? Не правильнее ли предположить как раз обратное: немцы плачут, а немки падают в обморок потому, что их охва-тывает ужас перед карой, которую они заслужили. Слабые на слезу немецкие медсестры, приведенные за шиворот в Бухенвальд американцами, возможно, бывали здесь до прихода американцев на практике и прививали пленным всех стран различные болезни и впрыскивали в вены яд. Об этом скажет еще свое слово недалекое будущее, когда за дело возьмутся не только сентименталь-ные журналисты, но и суровые прокуроры, и непримиримые криминалисты всех стран…
Обозреватель газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» Хиггинс сообщил, что некоторые немки закрывали глаза, чтобы не видеть свидетельств массовых убийств и садизма, но военные власти заставляли их смотреть на все преступ-ления, совершенные в лагере немцами, говоря: «Вы должны видеть то, за что вы несете ответственность» (не в этом ли объяснение обморока немецких валькирий? Н. Б.) Хиггинс указал, что, как и немцы, посетившие Ордруф, так и немцы, осмотревшие Бухенвальд, были явно потрясены, но заявляли о пол-ном неведении.
Обозреватель газеты «Нью-Йорк таймс» Карривэн сообщил, что в Бухен-вальде осталось 20 тысяч заключенных из 80 тысяч, обычно там находивших-ся до вступления 10 апреля американцев в Бухенвальд. Остальные 60 тысяч убиты или эвакуированы.
Описав бухенвальдские виселицы, комнаты пыток, операционные комна-ты, крематории и лаборатории, Карривэн обратил внимание читателей на то, что посетители лагеря сразу же видят выставленные для обозрения «перга-мент» – большие куски человеческой татуированной кожи, собранной «гер-манским доктором, который писал научный трактат о татуировках», а также женой начальника бухенвальдского лагеря. Из этого «пергамента» были сде-ланы два больших абажура, выставленные теперь для обозрения. В то время как немцев заставляли осматривать эту ужасную картину, тысячи освобож-денных пленников молча наблюдали эту сцену.
В бараках для больных и престарелых находилось около 8000 человек, ко-торые не могли выйти из помещения и умирали на койках, не получая помо-щи. Другие изнуренные и обезумевшие заключенные бродили вокруг. Боль-шинство из них превратилось в идиотов, хотя они все еще имели способность передвигаться.
В «научной» лаборатории находилось множество банок с человеческими органами, а другая лаборатория была специально оборудована для прививок тифа с целью получения противотифозной сыворотки. Смертность среди лю-дей, которым делались прививки, достигала 98 процентов. Кожу с людей снимали в специальной комнате.
Карривэн сообщил, что первые заключенные прибыли в Бухенвальд из Саксенбурга и Лихтенбурга в мае и июне 1938 года. После убийства нациста фон Рат в Париже, в лагерь прибыло 12500 евреев. В сентябре 1939 года в ла-герь было привезено 2500 евреев из Вены. В августе 1940 в лагерь прибыли первые сотни поляков.
Что же касается утверждения нацистов о гибели Тельмана в Бухенвальд-ском лагере во время августовского налета союзной авиации в 1944 году, Карривэн утверждает, что Тельман никогда в этом лагере не был и не числил-ся в сохранившихся лагерных записях.
Обозреватель газеты «Чикаго еан» Меклин дал подобную картину описа-ния лагеря в Лангенштейне. В нем содержались главным образом политиче-ские заключенные, но были и русские пленные, французские партизаны, уча-стники варшавского восстания в августе 1944 года.
… Продолжаются уличные бои в Берлине. Немцы являются на командные пункты советских войск и доказывают, что нехорошо стрелять по жилым до-мам. Этим «гуманистам» артиллеристы показывают немецкий журнал «Ди Вермахт» («Вооруженные силы») от 27 августа 1941 года. На шестой и седь-мой его страницах напечатан снимок «Бомбы над Москвой… ночные пожа-ры» и тут же сделано пояснение: «Снимок показывает, насколько уничто-жающа сила немецкой авиации». Немец тупо смотрит на снимок, молча кру-тит головой, цепенеет.
– Топай, дядя, в свой подвал, – говорят ему артиллеристы, впиваясь в нем-ца жестким взглядом покрасневших от бессонницы и пыли глаз. – Мы при-шли в Берлин рассчитаться сполна.
И рассчитываемся, несмотря на то, что Геббельс, назначенный комисса-ром обороны Берлина, заявил 22 апреля в своем обращении к населению Бер-лина, что «В последние несколько недель в столице созданы значительные оборонительные сооружения. Эти сооружения тянутся от окраинных районов до центра города. Вокруг Берлина созданы несколько тысяч противотанковых заграждений, баррикады, завалы, земляные сооружения. Столица находится в полной готовности к обороне».
Многие немцы не ругаются, что советская артиллерия рушит их дома. На-против, стараясь подольститься к победителям, они рьяно уничтожают гитле-ровские лозунги, замазывают их краской, называют Гитлера выскочкой, ко-торому нельзя вверять политику Германии (как будто мы собираемся вверять ему что-либо в Германии? Н. Б.) Старичок-немец предлагает взять у него пу-теводитель по достопримечательным местам Берлина. Он поясняет, что путе-водитель стоит целую рейхмарку, но русский окажет немцу честь, если возь-мет у него книжечку бесплатно… Не берут русские эту занимательную кни-жечку. Они спешат к центру, где кипит и бушует бой, заверяют старичка, что и без его путеводителя не заблудятся, не первый раз в Берлин ходим: были в 1760 году, были в 1813 году, пришли и в 1945 году. Напрасно немцы не пове-рили Чернышеву, который предупреждал их в Берлине в 1760 году, что «Рус-ские всегда могут придти из Петербурга в Берлин, если он будет драчливым и неуважительным по отношению к России». Теперь за такое неверие немцам приходится дорого расплачиваться. От такой расплаты даже толстяк Герман Геринг заболел «болезнью сердца» и, как сообщило 26 апреля гитлеровское радио, подал в отставку с поста командующего германскими военно-воздушными силами. Гитлер удовлетворил просьбу Геринга и назначил на его место генерала Риттер фон Грейма.
Имя Геринга давно не упоминалось в немецких радиопередачах и в печа-ти. Есть основания предполагать, что сообщение о его отставке является средством замаскировать возможное бегство Геринга в одну из нейтральных стран или уход его в гитлеровское подполье.
Не только Герингу стало неудобно, но и всякие другие гитлеровские при-хвостни места себе не находят от грома русских пушек в Берлине. Вот, на-пример, маршал Петэн, находящийся в Швейцарии, запросил у французского правительства разрешения на въезд в страну. На заседании 25 апреля фран-цузский совет министров постановил разрешить Петэну возвратиться во Францию. Часть министров высказалась против заключения Петэна в тюрь-му, но согласилась держать его под надзором в районе Парижа. Правая пе-чать старается обелить Петэна и подняла соответствующую шумиху по пово-ду ожидаемого 27 апреля приезда Петэна в Париж, но печать организаций со-противления правильно расценивает возвращение Петэна в Париж. Как но-вый маневр Гитлера, и требует ареста Петэна и скорого суда над ним.
Во всяком случае, надо сказать заранее, Франции придется повозиться с этим предательским старичком, который посмел в свое время управлять Францией именем… «мы, Филипп Петэн!», что очень похоже на корону…
… На сегодня нелишне еще несколько записать относительно Конферен-ции в Сан-Франциско. Еще до открытия конференции пришлось мне ознако-миться с некоторыми высказываниями делегатов от Америки. Сенатор Стас-сен, например, выдвинул утопический проект создания всемирного прави-тельства и международного законодательства по всем вопросам. Если конфе-ренция (а он, наверное, захочет предложить ей свой проект) захочет зани-маться подобной утопией, то цель Стассена будет достигнута: он желает кон-ференцию превратить в говорильню… Другой сенатор Ванденберг не менее щепетильным вопросом взволнован: он предлагает считать недействитель-ными все акты между странами, принятые во время войны, так как они за-ключены «в нервозной и ненормальной обстановке». Ванденберг считает не-обходимым заменить их актами новыми, спокойными… Этот «друг» прямо таки держит курс на срыв конференции, так как старается выбить все основы, опираясь на которые только и может конференция быть успешной.
Конечно, при нынешних международных условиях и весе Советского Союза, при нынешней прочности англо-американо-советских отношений не надо быть пророком, чтобы заявить о безусловном предстоящем успехе кон-ференции в Сан-Франциско. Однако, немало горьких минут эта конференция даст пережить доподлинным антифашистам-демократам, которым придется считаться с такими господами, как Стассен и Ванденберг… Но об этом пол-нее говорить пока рано. Будущее покажет. Сейчас же Конференция в Сан-Франциско начала свою работу при наличии добрых предзнаменований, то есть условиях наметившегося победоносного завершения войны против на-цистской Германии, когда невозможно допустить, чтобы объединенные на-ции не довели до плодотворного конца свою конференцию, созванную для выработки мероприятий по охране послевоенной безопасности обеспечения прочного и длительного мира. Вопрос о мире сейчас – актуальный вопрос. Без единства свободолюбивых народов прочный мир невозможен, что и пока-зала история Версальского мира: он лопнул главным образом из-за разногла-сий союзников, которые так и не смогли найти полностью согласованную и удовлетворительную точку зрения на структуру мира. Рассказывают, что со-ветник американского президента Вильсона задал в свое время французскому премьер-министру Клемансо вопрос о ходе переговоров между ним, Вильсо-ном и Ллойд Джорджем, на что Клемансо иронически ответил:
– Дела идут отлично. Мы разошлись по всем вопросам…
Сейчас всемерно этого допустить нельзя, так как это было бы повторени-ем истории в интересах Германии.
Вольные или невольные агенты гитлеризма в Сан-Франциско именно стремятся, посеяв недоверие и подозрение среди свободолюбивых наций, по-вторить неблагоприятную историю прошлого, т. е. помешать созданию дей-ствительно сильного инструмента мира и безопасности. С этой целью в Сан-Франциско, куда приехало до 2000 журналистов (из них многие – бандиты пера), распространяются слухи о том, что будто бы влиятельные люди в Анг-лии и Америке «начали предпринимать маневры с целью воссоздания силь-ной послевоенной Германии в качестве оплота против Советского Союза». Автором этих слухов провокационного порядка является корреспондент газе-ты «Дейли Миррор» господин Пирсон. Значит надо кому-то нарушить един-ство свободолюбивых наций? Конечно, в утверждении Пирсона есть доля правды, которая с течением времени станет очевидной. Но и для говорения правды надо выбирать такое время, когда эта правда поможет Объединению свободолюбивых наций, укреплению их союза. В настоящее же время пирсо-новские «откровения» играют только на руку врагу свободы и демократии. Да и круг лиц, о котором сказал Пирсон, как о силе, стремящейся «воссоздать сильную послевоенную Германию» столь незначителен, что мы вправе, рабо-тая над созданием великого здания мира, игнорировать его сейчас и не отрав-лять сан-францисской атмосферы несвоевременным о нем напоминанием…
………………………………………………………………………………….
Сегодня 2-й Белорусский фронт маршала Рокоссовского форсировал Одер южнее Штеттина, продвинулся на 30 километров и овладел главным городом Померании и крупным морским портом – Штеттин. В это же время 2-й Укра-инский фронт маршала Малиновского овладел Чехословацким городом Брно.
… В Москве продолжает работать XI сессия Верховного Совета СССР Первого созыва. Идут прения о государственном бюджете СССР на 1945 год.
27 апреля 1945 года. Вчера Молотов выступил на устроенной им пресс-конференции в Сан-Франциско перед пятьюстами американских и других корреспондентов. Он подчеркнул, что польский вопрос нельзя урегулировать без поляков, что германское сопротивление близится к концу, что «если бы мы не намеревались внести какие-либо поправки к программе Думбартон-Окса, было бы бесполезно созывать конференцию в Сан-Франциско». На во-прос корреспондентов, почему Советский Союз потребовал трех мест в Ас-самблее, а не 16, Молотов ответил: «Мы просили миниума» и подчеркнул, что Украина и Белоруссия сыграли важную роль в разгроме общего врага и никто не может отрицать, что они заслужили права голоса на конференции.
На вопрос, согласен ли Молотов с мнением Трумэна, что альтернативой успеху конференции в Сан-Франциско является хаос, он ответил: «Речь, ко-торую я произнесу сегодня после полудня, даст более исчерпывающий ответ на этот вопрос, чем это можно сделать на пресс-конференции».
Когда Молотова спросили о позиции Советского Союза в отношении уча-стия Аргентины в конференции в Сан-Франциско, он улыбнулся и сказал: «Это новый вопрос для меня».
В сегодняшних газетах опубликовано изложение речи Трумэна, произне-сенной 25 апреля по радио, и речи Стеттиниуса на открытии конференции. Трумэн из Вашингтона сказал делегатам что «… мир переживает возрожде-ние старой веры в вечные нравственные принципы и силу справедливости. Никогда в истории не было более важной конференции или более необходи-мой встречи, чем это встреча в Сан-Франциско, которую я сердечно привет-ствую от имени американского народа… Именем великого гуманиста, дух ко-торого, конечно, находится сегодня с нами, я серьезно призываю каждого из вас подняться над личными интересами и присоединиться к тем прекрасным принципам, которые приносят благодеяние всему человечеству… Мы все еще стоим перед выбором: сохранение международного хаоса или создание меж-дународной организации для обеспечения мира. В цели этой конференции не входит выработка мирного договора в старом смысле слова… Эта конферен-ция посвятит свою энергию и свои силы исключительно единственной про-блеме создания основной организации для поддержания мира… Девять дней назад я обращался к Конгрессу Соединенных Штатов, и сейчас повторяю вам: «Ничто не имеет большего значения для будущего мира, чем продолжающее-ся сотрудничество наций, которые должны обладать силой, необходимой для того, чтобы разгромить заговор держав оси, направленной к господству над миром… Мы вполне понимаем сейчас, что победа в войне требует мощных объединенных усилий… Человек давно уже знал, что он не может жить обо-собленно. Этот же основной принцип применим сегодня к нациям. Мы не изолированы во время войны. Мы не можем себе позволить оказаться изоли-рованными во время мира… Разногласия между людьми, между нациями ос-танутся всегда. Фактически, если держаться в разумных рамках, такие разно-гласия вполне естественны. Все развивается на основе различия взглядов и движется вперед по мере того, как эти различия сглаживаются при помощи разума и взаимопонимания... Смысл нашей проблемы заключается в том, чтобы обеспечить чувствительный механизм для урегулирования споров ме-жду нациями. Без этого мир не может существовать. Мы не можем позволить ни одной нации или группе наций попытку урегулировать свои споры бомба-ми и штыками. Если мы будем по-прежнему прибегать к таким решениям, мы будем вынуждены принять философские принципы наших врагов, а именно, что «сила – это право»… Мы должны раз и навсегда перевернуть порядок слов и доказать своими делами, что, в конце концов, право – это сила. Если мы не хотим погибнуть вместе в войне, мы должны научиться жить вместе в мире…»
Стеттиниус при открытии конференции сказал: «… Эта конференция Объ-единенных наций, созванная для подготовки устава международной органи-зации, во многом обязана проницательности и смелости Франклина Делано Рузвельта. Много последних часов своей жизни посвятил он подготовке к этому моменту – моменту, до которого по воле Всевышнего он не смог до-жить.
Мы собрались здесь в тот момент и в том месте, где он предложил. Мы собрались для того, чтобы осуществить великую цель, которой он посвятил свои силы, - создание структуры прочного мира после победы в этой войне… Жизненные национальные интересы каждой из объединенных наций требуют того, чтобы все Объединенные нации действовали совместно для обеспечения прочного мира и свободы… Поэтому конференция Объединенных наций на-чинается в обстановке твердого сознания этих настоятельных взаимных инте-ресов…»
… Мы были на плацу, где занимались строевой подготовкой. Когда осо-бенно звонко затрезвонили позывные Москвы. В 7 часов 45 минут вечера по-слышался торжественный голос диктора:
«Приказ Верховного Главнокомандующего войсками действующей армии.
Войска 1-го Украинского фронта и союзные нам англо-американские вой-ска ударом с востока и запада рассекли фронт немецких войск и 25 апреля, в 13 часов 30 минут соединились в центре Германии, в районе города Торгау (на берегу Эльбы, севернее Лейпцига. Н. Б.). Тем самым немецкие войска, находящиеся в Северной Германии, отрезаны от немецких войск в южных районах Германии.
В ознаменование одержанной победы и в честь этого исторического собы-тия сегодня, 27 апреля, в 19 часов столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1-го Украинского фронта и союзным нам англо-американским войскам, – двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.
Да здравствует победа свободолюбивых народов над Германией!
Верховный Главнокомандующий маршал Советского Союза И. Сталин
27.04.1945 года № 346».
Мы немедленно прервали занятия, начали ликовать. Шутка ли, над миром вознеслись две могущественных руки, – рука СССР и рука наших союзников, соединенных теперь в крепком дружеском пожатии, от которого затрещали кости фашистской Германии. У многих на ресницах засверкали слезы: ра-дость по разному просилась наружу, делала нас другим людьми… И мы не стыдились своей сентиментальности и своей потребности нежно обнять друг друга и сказать ласковые слова. Мы обнимались и целовались. Мы, взрослые люди, радовались, как дети. И пусть правильно поймут наше поведение наши потомки, которым, возможно, не придется переживать ужасов войны. Мы по-тому радовались по детски, что война своей горечью сделала нас стариками и посеребрила волосы сединой. В наших ушах стоял еще грохот орудий и стон раненых, перед нашими глазами еще метались огненные космы пожаров и груды мертвецов, мы еще осязали холодную воду форсированных нами рек и упругий жар огнеметных струй, сжигавших наших товарищей. И мы радова-лись, что всему этому приходит конец.
…………………………………………………………………………………
В девять часов тридцать минут вечера (по горьковскому времени) высту-пили с обращением к Красной Армии и войскам союзников Сталин, потом Черчилль и, наконец, Трумэн. От имени последних обращение было передано по радио – на английском языке – от имени Черчилля, а от имени Трумэна прямо на русском языке.
Сталин в своем обращении сказал: «От имени Советского Правительства я обращаюсь к вам, командиры и бойцы Красной Армии и армий наших союз-ников. Победоносные армии союзных держав, ведущих освободительную войну в Европе. Разгромили германские войска и соединились на территории Германии. Наша задача и наш долг добить врага, принудить его сложить оружие и безоговорочно капитулировать. Эту задачу и долг перед нашим на-родом и перед всеми свободолюбивыми народами Красная Армия выполнит до конца.
Приветствую доблестные войска наших союзников. Стоящие теперь на территории Германии плечом к плечу с советскими войсками и преисполнен-ные решимостью выполнить свой долг до конца».
В обращении Черчилля говорится: «После долгих походов, тяжких трудов и побед на суше и на морях, пройдя через многие поля сражений, армии ве-ликих союзников пересекли Германию и обменялись рукопожатием. Теперь их задачей будет уничтожение всех остатков германского сопротивления, ис-коренение нацистской власти и подчинение гитлеровского государства. Для этой цели имеются достаточные силы, и мы встретились в преданной и побе-доносной дружбе с непоколебимой решимостью выполнить нашу задачу и наш долг. Вперед, на врага».
Наиболее пространным, как и положено в стране американской демокра-тии, оказалось обращение Трумена. В нем сказано: «Англо-американские Армии под командованием генерала Эйзенхауэра встретились с советскими войсками там, где предполагали встретиться – в сердце нацистской Германии. Силы врага разрезаны на две части. Это не есть еще час окончательной побе-ды в Европе, но этот час, час, для наступления которого так долго трудились и о чем молились весь американский народ, все британские народы и весь со-ветский народ, приближается. Союз нашего оружия в сердце Германии имеет для всего мира значение, которое мир не оставит незамеченным. Он означает, во-первых, сто последняя слабая, отчаянная надежда Гитлера и его разбой-ничьего правительства уничтожена. Общий фронт и общее дело держав, яв-ляющихся союзниками в этой войне против тирании и бесчеловечности, были продемонстрированы в их делах, как задолго до этого они были продемонст-рированы в их решимости. Ничто не может разделить или ослабить общего стремления наших закаленных армий довести победоносное решение из зада-чи до окончательного триумфа союзников в Германии. Во-вторых, соедине-ние наших сил в этот момент показывает нам самим и всему миру, что со-трудничество наших народов в деле мира и свободы является эффективным сотрудничеством, могущим успешно преодолеть величайшие трудности ком-пании, величайшей из всей военной истории. Народы, которые могут вместе разрабатывать планы и вместе сражаться плечом к плечу, перед лицом таких препятствий расстояния, языка и затруднений связи, какие преодолели мы, могут вместе жить и вместе работать в общем деле организации мира для мирного времени.
Наконец, никакими словами нельзя было бы воздать такую дань уважения мужеству и решимости Франклина Рузвельта, какой является этот великий триумф союзного оружия и союзной стратегии, и этот великий триумф мог быть достигнут только благодаря настойчивости и мужеству сражающихся солдат и моряков союзных стран. Но до тех пор, пока наши враги оконча-тельно не разбиты в Европе и на Тихом Океане, не должно быть ослаблений усилий в тылу, направленных на поддержание наших героических солдат и моряков, так как мы все знаем, что не будет передышки на боевых фронтах».
Радостно, очень радостно на сердце от всего происходящего на фронте борьбы с фашизмом. Итальянские патриоты освободили от немцев Геную, Милан, Парму, большую часть Турина, арестовали в окрестностях озера Комо итальянского дуче Бенито Муссолини и других фашистских главарей.
Союзники захватили в плен известного обозревателя немецкого радио ге-нерал-лейтенанта Дитмара. Пусть теперь он уясняет и понимает, что проис-ходит вокруг. Он, кажется, тосковал об этом на свободе за… неимением вре-мени…
… Все делегации на конференции в Сан-Франциско получили вчера мате-риалы с заявлением правительств Украинской и Белорусской Советских рес-публик, выражающих желание присоединиться к международной организа-ции безопасности и принять участие в конференции Объединенных наций. В положительном ответе Конференции мы не сомневаемся. Это также реально, как происшедшее два дня тому назад соединение войск 1-го Украинского фронта с англо-американскими войсками, когда командир 18-й гвардейской дивизии генерал-майор Русаков и командир 69-й американской дивизии гене-рал-майор Райнхардт обменялись рукопожатиями на восточном берегу Эль-бы, у города Торгау.
Записки сегодняшнего дня полагаю завершить некоторыми выдержками из выступлений глав Советской, американской, английской и китайской деле-гаций на конференции в Сан-Франциско во время пленарного заседания 26 апреля.
Молотов заверил конференцию, что «Советское правительство придает важное значение международной конференции в Сан-Франциско. Приблизил-ся конец войны, по крайней мере в Европе… Пришла пора позаботиться о по-слевоенном времени, о будущем.
… Еще задолго до прямого нападения на своих соседей гитлеризм у всех на глазах подготовлял преступную войну, которую развязал тогда, когда за-хотел… Предостерегающий голос Советской республики не был выслушан с должным вниманием. Сейчас не время подробно вдаваться в причины этого. Нельзя доказать, что не было желания помешать возникновению войны. Пол-ностью, однако, показано, что правительства, претендовавшие в свое время на руководящую роль в Европе, показали если не сое нежелание, то свою не-способность предотвратить войну, с последствиями которой будет еще не так просто справиться.
Конференция должна заложить основу организации будущей безопасно-сти народов. Понятно, что теперь никто не хочет восстанавливать бесправную и бессильную Лигу наций, не мешавшую любому агрессору готовить войну против миролюбивых стран, а иногда и прямо усыплявшую бдительность на-родов в отношении надвигавшейся агрессии… Советское правительство яв-ляется искренним и твердым сторонником создания международной органи-зации безопасности… Вполне естественно, что новая организация междуна-родной безопасности строится на том фундаменте, который был заложен Объединенными нациями в этой войне… Дело идет о создании международ-ной организации, которой должны быть предоставлены определенные права по охране интересов всеобщего мира. Такая организация должна иметь и не-которые необходимые средства военной защиты безопасности народов… По-сле неисчислимых жертв этой войны, после пережитых в эти годы страданий и бедствий, особенно велико стремление народов к созданию такой организа-ции. Но не сложили оружия и противники создания подобной международной организации. Они и теперь ведут свою подрывную работу, хотя и в большин-стве случаев делают это в скрытой, завуалированной форме. Для этого неред-ко используются по внешности самые демократические лозунги и аргументы вплоть до словесной защиты интересов малых наций или принципов справед-ливости и равноправия народов… Мы не должны преуменьшать трудностей создания международной организации безопасности. С закрытыми глазами мы здесь не найдем дороги. Мы должны предупредить об этих трудностях, чтобы преодолеть их и, избежав иллюзий, найти, наконец, надежный путь для движения вперед к достижению этой благородной цели...»
Э. Стеттиниус в своей речи указал на то, что «Три года назад силы тира-нии и агрессии, казалось вот-вот покорят мир. Сегодня на всех фронтах они стоят перед лицом поражения – полного поражения. Понадобились годы тру-да и жертв для того, чтобы мы пришли к этому моменту. Но судьба стран-агрессоров была решена уже давно. Она была решена 1 января 1942 года в Вашингтоне, когда была подписана декларация Объединенных наций… Мы объединились прежде всего для того, чтобы обеспечить справедливый и прочный мир… Ради этой цели ответственные руководители наших стран и их представители встречались в Москве, Тегеране, Каире, Квебеке, Думбар-тон-Оксе, в Крыму… Да, объединенные нации уже давно работают вместе, подготавливая мероприятия, необходимые для возведения здания прочного мира. Здесь, в Сан-Франциско, мы подошли к решающему моменту этой под-готовки… Мы поставили перед собой задачу разработать устав международ-ной организации, достаточно энергичной для того, чтобы предотвратить вой-ну, и достаточно гибкой для того, чтобы сделать возможным мирное развитие и изменения…»
Антони Иден в своей речи подчеркнул, что «… Временами в истории че-ловечество пыталось путем создания международного механизма разрешать споры между нациями при помощи соглашения, а не силы. До сих пор все эти попытки терпели неудачу. Тем не менее, никто здесь не сомневается, что, не-смотря на эти прежние неудачи, необходимо сделать новые попытки, и на этот раз мы должны добиться успеха. Все причины, делавшие желательной какую-то форму международного механизма после прошлой войны, делают ее необходимой и сейчас. За последние сто лет и особенно за последние 25 лет научные открытия обогащали, а иногда угрожали миру, но, прежде всего, сужали его. Мы вступили в век, когда никакой естественный барьер, будь то горы или океаны, не могут гарантировать безопасность против нового ору-жия, которое наука предоставила в распоряжение человечества. Этот упря-мый факт в настоящее время глубоко вошел в сознание всех народов, и они, мне думается, готовы принять его последствия и ответственность, которую он налагает. В этом заключается основное различие между нашими возможно-стями и утерянными возможностями в конце прошлой мировой войны. Сей-час этот факт ясен для всех из нас. Хотим мы этого или нет, мы все в настоя-щее время являемся соседями друг друга. Сан-Франциско так же близко рас-положен к Берлину и Токио, как и Нью-Йорк к Вашингтону век тому назад. Мир сейчас – это один большой город, а наши страны – его отдельные рай-оны… Поэтому не будет преувеличением сказать, что работа, к которой мы приступаем сейчас, возможно, является для мира последним шансом…»
Министр иностранных дел Китая Сун Цзы-вень заявил:
«… Китай, возможно, больше, чем какая-либо другая страна, понимает необходимость обеспечения успеха этой конференции… Дважды на протя-жении жизни нынешнего поколения приходилось мобилизовывать все миро-вые людские резервы и материальные ресурсы, чтобы пресечь тиранию и со-хранить свободу. Дважды на протяжении жизни этого поколения нам прихо-дилось на горьком опыте убедиться, что в этом мире, в котором все связано между собой, война не может быть локализована и не может быть мира в изо-лированном районе. Дважды на протяжении жизни нынешнего поколения мы теряли трагически большое число людей и огромное количество ценностей, которые могли бы быть спасены, если бы миролюбивые страны объедини-лись сразу же, когда мир был поставлен под угрозу, а не ждали до тех пор, пока агрессия охватит своим пламенем весь мир.
… Будем смотреть в лицо жестоким фактам – длительные усилия потре-буются ото всех нас прежде, чем в международных делах будет установлена эффективная законность. Мы, в Китае, убедились в этом на горьком опыте… Коллективная безопасность при наличии Лиги Наций потерпела фиаско по-тому, что многие реальные силы мира не входили в состав Лиги. Соединен-ные нации не были членом Лиги Наций, к голосу Советского Союза не всегда прислушивались. Китай лишь иногда был представлен в Совете, тогда как Японии, Италии и Германии просто разрешили совершенно безнаказанно выйти из Лиги Наций после того, как они совершили акты агрессии.
В настоящее время все обстоит иначе. В настоящее время победа является результатом объединенных усилий и практических мероприятий коллектив-ной безопасности. Германия и Япония будут обезврежены… новый порядок будет пользоваться поддержкой всех мощных стран нашего времени.
… Если моя страна, которая является одной из главных и самых ранних жертв агрессии, хочет выразить какие-нибудь пожелания этой конференции, так это то, что мы должны, не колеблясь, уступить часть наших суверенных прав новой международной организации в интересах коллективной безопас-ности.
… Принося необходимые жертвы, мы должны признать, что не можем «одновременно съесть пирожное и сохранить его»…
… Население нашей страны в настоящее время горячо стремится к дости-жению наших общих целей – свободы человечества в рамках содружества свободных народов…»
Читая заявления представителей главнейших стран на конференции, пе-реживаешь такие же взволнованные чувства, какие в конце XVIII века цели-ком захватывали душу и сердце миллионов людей Европы, разбуженных гро-мом пушек французской революции и ее лозунгами о свободе, равенстве и братстве. Это переживают сейчас не миллионы, а сотни миллионов людей, готовых своей кровью и грудью защитить завоеванное в борьбе с нацизмом и оградить это завоеванное от нового «термидора», попытки к которому обяза-тельно будут неоднократно международной реакцией. Это уж исторический закон… Но «термидор» не повторится, потому что в общедемократическом антифашистском потоке имеется фарватерное течение сотен миллионов лю-дей, разбуженных залпами «Авроры» и воспитанных Лениным, Сталиным, большевистской партией, взволнованных величием своей борьбы с фашиз-мом, своими сверкающими победами и сознанием своей авангардности в борьбе за справедливую и прочную мирную жизнь после войны.
………………………………………………………………………………..
28 апреля 1945 года. Фашистская газета «Фелькишер беобахтер» на днях утверждала, что борьба за Берлин будет поворотным пунктом. Конечно, газе-та имела в виду поворот всего дела в пользу Германии, так как Берлин, по за-явлению германского информационного бюро, укреплен «по последнему сло-ву оборонительного искусства». Газета «Дейче альгемейне цейтунг» дополня-ла ко всему вышесказанному, что «из всех городов Германии Берлин должен выполнить особый долг и особые задачи». И вот, в Берлин пришли войска 1-го Белорусского и 1-го Украинских фронтов. Перед их мощными ударами па-дает квартал за кварталом германской столицы. Из городов улетели все пти-цы. Над Берлином висит сплошное облако дыма. Всепожирающее пламя гу-ляет по его улицам, жертвенным жаром очищая землю от грехов самого пре-ступного города неметчины. Не вытерпела Германия. Гиммлер сделал вчера письменное предложение Англии и США о готовности Германии к безогово-рочной капитуляции перед этими странами. Гиммлер пытался в самый канун смерти нацистской Германии вбить клин между союзниками и поссорить их односторонней капитуляцией Германии. Но ничего не вышло. Сегодня агент-ство Рейтер передало опубликованное канцелярией премьер-министра Вели-кобритании заявление, что на предложение Гиммлера правительства Англии и Соединенных Штатов ответили желанием принять капитуляцию Германии только перед всеми союзниками, включая Советский Союз. Одновременно сообщено лондонским радио, что гитлеровский пропагандист генерал Дит-мар, характеризуя в своем показании состояние руководства сегодняшней Германии, отметил начавшееся там уничтожение новой порции генералов, заподозренных хотя бы в малой степени в нелояльности к верховному руко-водству. «Возможно, уже покончено с генерал-фельдмаршалом фон Браухи-чем, фон Рундштедтом, а также с генерал-полковником Гудерианом». Ясное дело, принимать это заявление Дитмара за чистую монету нельзя. Ведь в Германии еще давно началось целое «наводнение» живых трупов. Не являет-ся ли и заявление Дитмара дымовой завесой, под прикрытием которой немец-кие «мертвецы»-генералы улизнут за границу? Вообще немцы ведут себя крайне подозрительно. Они пачками оказываются в руках союзных властей даже и тогда, когда могли бы куда-то исчезнуть. Вот и брат Геббельса, Ганс, попал в Дюссельдорфе в руки американцев. Не в качестве ли адвоката пола-гает использовать себя этот пленник, старый гитлеровец? Политическое ко-варство доведено немцами в наше время до совершенно исключительной вы-соты, на которую оно никогда не поднималось в прошлые века истории… Одним из ярких актов этого политического коварства и провокации, прояв-ляемых гитлеровцами, можно считать возвращение вчера Петэна во Фран-цию. Газета «Фрон насьональ» рассматривает возвращение Петэна во Фран-цию, как последнюю попытку противника, направленную против француз-ской нации. Еще более ясно оценила возвращение Петэна газета «Об». Она написала, что «Германия продолжает свою проигранную войну тем же ору-жием, которым она пользовалась, начиная войну. Это, безусловно, новый ма-невр немцев, последняя их ставка накануне всеобщих выборов во Франции, накануне падения Берлина и полного разгрома Германии… Этот акт нельзя расценивать иначе, как новые происки врага в надежде на поддержку 5-й ко-лонны… Гитлер посылает нам Петэна, как последний летающий снаряд, рас-считывая, что этот снаряд произведет свое разрушающее действие». Как сло-жится дальнейшая судьба Петэна, это вопрос недалекого будущего. Но одно, несомненно, персона этого старика-маршала вызовет во Франции активиза-цию реакционных и профашистских элементов. Да и международные профа-шистские открытые и скрытые элементы не преминут соответствующим об-разом приложить свою руку к этому делу. Первой зловещей ласточкой из этих краев прилетели на крыльях печати и радиоволн подозрительные ком-ментарии корреспондента агентства Рейтер Роберта Ллойда по поводу приез-да Петэна во Францию. Этот корреспондент убеждает читателей в благих на-мерениях Петэна, который может на обвинение его в государственной измене ответить оправдательными документами и привести в доказательство этого перечень целого ряда своих оправдывающих действий…
Интересно, пожелают ли демократические массы Франции выслушивать оправдательную болтовню Петэна, который был и остается изменником Ро-дине и слугой Гитлера? Думаю, нет. Не та пора. Теперь Европа собирается не гасить огни, а свободно зажечь их. Символическим является в этом смысле постановление Правительства СССР об отмене с 30 апреля затемнения в го-роде Москве. Снова, как и до войны, разрешено нормально освещать улицы, жилые дома, общественные здания. Волей Советского правительства и Крас-ной Армией, волей демократических народов, освобожденных от немецкого гнета, зажигаются и политические огни в других столицах Европы. Сегодня, 28 апреля, в Вене опубликованы прокламации руководителей антифашист-ских партий Австрии и официальное сообщение об образовании Временного Правительства Австрии, возглавляемого канцлером социал-демократом док-тором Карлом Реннером. В состав этого правительства вошли три коммуни-ста.
29 апреля 1945 года. События на фронтах войны, развивающиеся неви-данно бурными темпами, держат весь мир в состоянии экзальтации. Вечером вчера на конференции в Сан-Франциско, когда переводчик зачитывал англий-ский текст речи главы уругвайской делегации, в зале поднялся переполох, – кто-то принес и поднял вверх экстренный выпуск вечерней газеты с огром-ным красным заголовком: «Нацисты сдались». Делегаты бросились пожимать друг другу руки, защелкали фотоаппараты, зазвучали приветственные крики. Долго не могли успокоиться делегаты даже после того, как президиум разъ-яснил, что сведения о капитуляции Германии не подтверждаются. Так сильно радостное ожидание конца фашистской Германии. Волнуются и немецкие обыватели. Война пришла на их землю, зажгла огнем их столицу. Теперь они не желают войны и украшают улицы и дома белыми тряпками капитуляции, пытаются кричать: «Кончай войну». Одна корреспонденция из Берлина рас-сказывает о молодой немке, которая подбежала к нашей звукоустановке в момент передачи обращения к немецким солдатам и офицерам о прекраще-нии бессмысленного сопротивления и закричала в микрофон:
– Солдаты! Если меня слышит мой муж или мой брат, пусть он сейчас же прекратит войну. Это неправда, что русские убивают мирных жителей. Я немка, и это я вам говорю…
Вчера вспыхнуло волнение в Мюнхене, охарактеризованное немецкими сообщениями как «попытка предателей организовать восстание, чтобы нанес-ти удар в спину германским солдатам, сражающимся на фронтах». Возможно, восстание уже подавлено двинутыми против восставших отрядами фолкс-шурма, но оно характеризует то, что в Германии нет воспетого Геббельсом единства нации, а есть фашизм, идущий ко дну, есть и оппозиция ему, кото-рая обретет поддержку со стороны наших победоносных армий и своей вер-ной службой делу демократии заработает себе со временем прощение…
… Вечерне радио сообщило, что войска 1-го Белорусского фронта вчера прорвались в Берлине по северному берегу Шпрее в городской район Моа-бит. Очищая на своем пути квартал за кварталом, прилегающие к улице Альт Моабит, наши бойцы вышли к известной Моабитской тюрьме и штурмом взяли ее. Занято в районе Моабит 14 заводов, освобождено 12 тысяч военно-пленных различных национальностей.
Одновременно миланское радио сообщило о казни итальянскими патрио-тами фашистских главарей – дуче Бенито Муссолини, генерального секретаря фашистской партии – Алесандро Паволини, бывшего секретаря фашистской партии – Карло Скорца и любовницу Муссолини Клару Петачи. Труп Муссо-лини и других казненных фашистов выставлены на площади Пьэцца Лорето в Милане.
30 апреля 1945 года. Элизе Реклю в своей книге «Земля и люди» давно еще писал, что «… Берлин расположил свою сеть между Эльбой и Одером, как паук, протягивающий паутину между двумя деревьями…» В 1942 году берлинская паутина достигла было берегов нашей матушки-Волги и предго-рий сказочного Кавказа. То была тяжелая пора для демократии всего мира, для СССР особенно. Теперь дело повернулось по-другому: сегодня войска 1-го Белорусского фронта прорвались в парк Тиргартен, на углу которого ря-дом с рекой Шпрее расположен немецкий рейхстаг, овладели в 14 часов зда-нием рейхстага и водрузили на нем знамя победы. Все свободолюбивые на-роды преисполнились несказанной радостью, но Аргентинское правительство запретило демонстрации сейчас и в момент, когда придет известие о падении Берлина…
КОНЕЦ ДВАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ

Тетрадь 21-я (30 апреля 1945 г. – 15 мая 1945 г.)
 И очень обидно было слушать радиосообщение о заявлении Стеттиниуса на пресс-конференции в Сан-Франциско сегодня, что Исполнительный и Ру-ководящий Комитеты конференции Объединенных наций решили пригласить на конференцию Аргентину. Чувство огорчения не уменьшилось даже от того радостного известия, что вышеупомянутые Комитеты единодушно одобрили предложение пригласить Украинскую и Белорусскую республики участвовать в конференции в Сан-Франциско. Как посмели столь кощунственно посадить рядом многострадальные советские республики и фашистскую Аргентину? И это происходит буквально за несколько дней, а может часов перед оконча-тельным крахом Германии. В Италии, как заявил командующий союзными войсками генерал Кларк, компанию уже можно считать завершенной, по-скольку немцы прекратили организованное сопротивление. Недалек час, ко-гда немцы повсеместно прекратят сопротивление. И только в таких странах, как в Испании, Португалии и Аргентине будет продолжаться их сопротивле-ние. Досаднее всего то, что Америка и Англия, добившись приглашения Ар-гентины на конференцию, тем самым во вред себе и другим свободолюбивым нациям оказали помощь немецкому сопротивлению за границей и в частности – на американском континенте… В этом шаге Соединенным Штатам придет-ся каяться. Покается и Англия…
…………………………………………………………………………………
Парижское радио распространило сегодня сообщение, что восставшие ба-варцы захватили Лаваля, Марселя Деа и других французов, которые во время оккупации Франции немцами продали Гитлеру себя и свой народ. Жаль толь-ко, если восстание баварцев закончится неудачей, и предатели получат от-срочку в своем последнем походе на виселицу. Да, крепко жизнь посмеялась над предателем Лавалем, который выдал Гитлеру всех своих бывших това-рищей по довоенному правительству. Но те, кто остался верным Франции, возвращаются на родину, а Лаваль прячется на задворках и, вероятно, кончит когда-либо в скором времени свою бренную жизнь на виселице или у стенки. Бывший премьер-министр Французской Республики Эдуард Эррио был не-давно освобожден Красной Армией из немецкого концлагеря и сегодня на самолете прибыл в Москву, возвращаясь из плена на Родину. Он летит во Францию, как ее верный сын и от этого еще тяжелее становится французское проклятие по адресу Лаваля. Он не может сказать, что его принудили немцы к предательству, так как каждый француз укажет ему не только на коммуни-стов, но и на Эррио и скажет: «Эти не захотели быть предателями и их не смогли принудить к предательству никакие немецкие угрозы».
1 мая 1945 года. Опубликован приказ Верховного главнокомандующего № 20. В нем Сталин отметил, что «В этом году народы нашей Родины встречают день Первого мая в обстановке победоносного завершения Великой Отечест-венной войны. Ушли в прошлое и не вернутся больше тяжелые времена, ко-гда Красная Армия отбивалась от вражеских войск под Москвой и Ленингра-дом, под Грозным и Сталинградом. Ныне наши победоносные войска громят вооруженные силы противника в центре Германии, далеко за Берлином, на реке Эльба… Над Берлином водружено Знамя Победы.
… Дни гитлеровской Германии сочтены. Более половины ее территории занято Красной Армией и войсками наших союзников.
… Германия полностью изолирована и оказалась в одиночестве, если не считать ее союзницы – Японии.
В поисках выхода из своего безнадежного положения гитлеровские аван-тюристы идут на всевозможные фокусы вплоть до заигрывания с союзника-ми, стремясь вызвать разлад в лагере союзников. Эти новые жульнические трюки гитлеровцев обречены на полный провал. Они могут лишь ускорить развал немецких войск».
Далее Сталин разоблачил фашистскую ложь о том, что будто бы союзники хотят уничтожить немецкий народ. Он сказал: «В задачу Объединенных На-ций не входит уничтожение германского народа. Объединенные нации унич-тожат фашизм и германский милитаризм, сурово накажут преступников вой-ны и заставят немцев возместить ущерб, который они причинили другим странам. Но Объединенные нации не трогают и не тронут мирного населения Германии, если оно лояльно будет выполнять требования союзных военных властей…»
Указав на то, что мы имеем теперь первоклассную кадровую армию, спо-собную обеспечить государственные интересы Советского Союза, что наша социалистическая экономика успешно и быстро возрождается благодаря ге-роическим усилиям нашего народа, вдохновляемого и направляемого боль-шевистской партией, товарищ Сталин выразил уверенность, что «Крушение Германии – дело самого ближайшего будущего… Задача теперь сводится к одному – доканать фашистского зверя».
В Берлине, как сообщил начальник советского гарнизона генерал-полковник Берзарин, первомайский праздник отмечается усилением нажима на врага, который еще пытается удерживать некоторые районы. Но, беспо-щадно сокрушая сопротивляющихся немцев, наши солдаты показывают изу-мительные образцы великодушия и гуманности, доходящие до подвига. На-пример, «Правда» в одной из статей из Берлина описывает поступок ефрейто-ра Ивана Цибина, бывшего сибирского охотника, а теперь – снайпера, унич-тожившего в бою более полсотни вражеских солдат. И вот этот суровый воин в грохоте боя услышал детский плач среди щебня и развалин Берлинской улицы. Не понимая чужого языка, Цибин сердцем определил свое поведение: ребенку надо было оказать помощь. Под градом немецких пуль Цибин пере-сек открытое место и пробрался к подвалу, откуда доносился плач ребенка. В подвале он увидел убитую снарядом немку, рядом с которой плакала ее шес-тилетняя дочь. Глыба разбитого свода висела над девочкой, готовая упасть при каждом новом взрыве падавших вблизи снарядов. Цибин взял ребенка и, прикрывая его своим телом, понес в безопасное место. Немецкие солдаты, сидевшие в развалинах дома, открыли по Цибину огонь. Осколком мины ему разорвало голенище сапога, но он не бросил ребенка, спас ему жизнь. Вот он русский человек, великан сердца и духа. Каким пигмеем выглядит перед ним немец, убивавший русских детей и бросавший детские трупы в колодцы! И русские люди, отступая перед немецкими полчищами в тяжелую годину, не падали духом, не прибегали к самоубийству, не пытались превратиться в жи-вые трупы, как это делают сейчас немцы. А почему? Да потому, что мы счи-тали свое дело правым и были уверены увидеть и на своей улице праздник. Фашистам подобные чувства не присущи, как не присуще бандиту понятие чести и законности. Вот и новое тому доказательство: вчера поздно вечером германское радио сообщило, что 1 мая после полудня умер Гитлер, который еще 30 апреля назначил своим преемником адмирала Деница. Топорность выдумки о смерти Гитлера заметна до очевидности. Вспомним такие факты, что еще 22 апреля Гитлер был здоров и подписал назначение Геббельса на должность комиссара обороны Берлина; тот же Гитлер 26 апреля принял от-ставку Геринга и подписал назначение генерала Риттер фон Грейма на долж-ность командующего германскими военно-воздушными силами; 30 апреля Гитлер беседовал с адмиралом Деницем, назначая его своим преемником, но не передавая ему свою власть. После этого не прошло и двадцати четырех ча-сов, как Гитлер успел заболеть и умереть. Такое не может быть. Гитлер про-сто превратился в живой труп и спрятался. Его надо тщательно поискать, а сообщениям о его смерти надо упорно не верить, ибо это чистейшая утка, со-ответствующая природе немецких фашистов. А она у них несовершенная, о чем признался сам Геббельс в газете «Дас райх». Он там в половине апреля 1945 года писал: «В течение всей войны я каждую неделю публично обра-щался к народу. Если иногда мне приходилось заблуждаться, то эти заблуж-дения являлись следствием несовершенства человеческой природы». Отсюда нечего нам и удивляться, если несовершенная природа геббельсовского ве-домства решилась рискнуть ввести в заблуждение общественность всего мира своим сообщением о смерти Адольфа Гитлера. Нет, господа фашисты, на слово мы вам не поверим. Покажите-ка нам мертвого Гитлера, мы его узнаем даже среди многочисленных двойников: больно уж у него личность темная…
……………………………………………………………………………….
На новой пресс-конференции в Сан-Франциско Молотов проинформиро-вал 30 апреля прессу по вопросу о возможности участия международной профсоюзной организации на конференции (Советская делегация за допуск представителя Международной профорганизации, созданной в феврале 1945 г.. на конференцию с правом совещательного голоса. Но и то хорошо, что Международная профорганизация приглашена уведомить письменно конфе-ренцию о своих соображениях) и по вопросу об Аргентины.
Молотов заявил, что Советская делегация всегда считала аргентинский вопрос важным, но Советскому правительству до сих пор не приходилось об-суждать этот вопрос с другими державами-инициаторами конференции.
Характеризуя политику Аргентины Молотов напомнил, что Хэлл в заяв-лении от 7 сентября 1944 года заклеймил Аргентину как штаб-квартиру фа-шизма и как потенциальную заразу для остального мира. Потом Молотов со-слался на заявление Рузвельта, сделанное осенью 1944 года, в котором Руз-вельт отмечал парадоксальный рост фашистского влияния в Аргентине, когда силы агрессии во всем мире приближались к своему поражению.
«Быть может, со времени этих высказываний фашистское правительство в Аргентине было заменено демократическим правительством? В Америке об этом лучше знают. Если это так, то мы просим, чтобы нас информировали об этих фактах, как о действительных фактах». Если пригласить Аргентину, но не пригласить Польшу, то возникает вопрос: неужели Польша занимает менее важное место среди объединенных наций, чем Аргентина?
…………………………………………………………………………………
Пятое пленарное заседание конференции в Сан-Франциско открылось но-чью 1 мая по Московскому времени под председательством Антони Идена. Сразу же была одобрена рекомендация Руководящего комитета о немедлен-ной посылке приглашения Украине и Белоруссии принять участие в конфе-ренции. Потом докладчик Руководящего комитета Бельт (кубинец) внес ре-комендацию Руководящего комитета о посылке приглашения Аргентине.
В ответ на вопрос Идена, будут ли какие замечания, на трибуну поднялся Молотов. Он произнес речь против приглашения фашистской Аргентины на конференцию и просил, в крайнем случае, не торопиться с этим, отсрочить рассмотрение вопроса о приглашении Аргентины хотя бы на несколько дней.
Но голосу Молотова мало внимали: 31 человек голосовал за допуск Ар-гентины, 4 – СССР, Чехословакия, Югославия и Греция – голосовали против.
Многие делегаты, в том числе и Молотов, ушли с конференции через 30 минут после голосования аргентинского вопроса.
2 мая 1945 года. Великий русский сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин в свое время писал, что «… Берлин ни для чего другого не нужен, кроме как челове-коубийства… и вся суть современного Берлина… в здании… носящем назва-ние Главный штаб». Ныне свершилось справедливое историческое действие: войска 1-го Белорусского фронта, под командованием маршала Советского Союза Жукова, при содействии войск 1-го Украинского фронта, под коман-дованием маршала Советского Союза Конева, после упорных уличных боев завершили разгром берлинской группировки немецких войск и сегодня, 2 мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлин – центром не-мецкого империализма и очагом немецкой агрессии. Берлинский гарнизон, оборонявший город, во главе с начальником обороны Берлина генералом от артиллерии Вейдлинг и его штабом, сегодня, в 15 часов, прекратил сопротив-ление, сложил оружие и сдался в плен. К 21 часу сегодня нашим войскам в Берлине сдалось в плен более 70 тысяч немецких солдат и офицеров. В 23.30 сегодня по московскому времени Москва салютовала этой победе двадцатью четырьмя залпами из 324-х орудий.
Битва за Берлин началась с боев за Одер, который немцы называли рекой своей судьбы. В феврале 1945 года на его западном берегу был захвачен плацдарм Красной Армией. С этого плацдарма, расширенного к 16 апреля до необходимых размеров, и началось решительное наступление на Берлин. 22 апреля советские пушки сделали по Берлину первые выстрелы, вслед за этим были заняты первые городские постройки с немецкими надписями «Берлин блейбт дойтч» (Берлин останется немецким). Прошли десять дней и началь-ник обороны Берлина генерал Вейдлинг приказал немецким войскам прекра-тить сопротивление и сложить оружие. Заодно он сообщил о самоубийстве Гитлера и Геббельса. Так ли, узнаем немного позже. Но Берлина, как мирово-го паука, больше нет. Тысячи пленных немцев, шагая под охраной наших ав-томатчиков, хмуро взирали на обломки своей столицы, на пурпурное знамя нашей победы, развевающееся над германским рейхстагом.
О положении на западном фронте Штаб верховного командования экспе-диционными силами союзников сообщил, что союзными войсками в двух местах северо-восточнее Графенау перейдена чехословацкая граница и в двух местах перейдена австрийская граница (в 16 километрах северо-западнее Ин-сбрука и близ Оберкаппеля). Восточнее Гамбурга предмостное укрепление союзников на Эльбе достигло 48 километров по фронту. Корреспондент агентства Рейтер, находящийся при 7-й армии, написал, что в госпитале в 25 милях южнее Мюнхена обнаружен бывший главнокомандующий немецкими войсками на Западе фельдмаршал фон Рундштедт. Сегодня вступило в силу соглашение о капитуляции немецких войск в Италии, подписанное 29 апреля. Трумэн прислал по этому поводу поздравление фельдмаршалу Александеру и генералу Кларку.
3 мая 1945 года. За усердие в работе командование училища премировало меня… бритвой. Об этом, конечно, распространяться в записках не следует. Интереснее отметить тот факт, что Аргентина, только что приглашенная на конференцию в Сан-Франциско, запретила народные праздничества по пово-ду взятия Берлина советскими войсками. Даже в передачах аргентинского ра-дио не упомянуто о падении Берлина. Вот как быстро стало ясным банкрот-ство дружеской по отношению к Аргентине политики некоторых демократи-ческих стран, не посовестившихся поднять свою руку за приглашение Арген-тины в Сан-Франциско. В этой связи небезынтересно привести в записках комментарии американского журналиста Липпмана, опубликованные 2-го мая в газете «Нью-Йорк геральд трибюн». Липпман отметил, что действия Моло-това в Руководящем комитете и его выступления на пресс-конференции сви-детельствуют о серьезных целях и подтверждают мнение, что конференция в Сан-Франциско затрагивает жизненные интересы Советского Союза… Моло-тов предложил систему поочередного председательства, как это принято в Президиуме Верховного Совета СССР вместо обычного устройства, при ко-тором председательствует глава делегации, представляющей страну, в кото-рой происходит конференция. Это предложение показывает большой практи-ческий интерес Молотова к работе конференции, его правильное понимание роли председателя, что не является отражением личной враждебности к Стет-тиниусу и не подсказано соображениями национального престижа, но свиде-тельствует о том, что Молотов пришел в Сан-Франциско для серьезного уча-стия в делах конференции. Молотов в своем выступлении на пресс-конференции… рассеял всякие предположения, что польский вопрос сорвет конференцию, и, наоборот, указал на надежду разрешить польский вопрос в соответствии с советской трактовкой ялтинского решения вместо американ-ской и английской трактовки. Ясно, что польский вопрос не предполагает от-каза Советского Союза придерживаться ялтинских решений, но лишь обна-руживает расхождения между советской и американской трактовкой. Актив-ный, пристальный интерес Молотова к конференции исходит из двух целей: упрочить гарантии против возобновления германской агрессии и помешать международной организации создать новый санитарный кордон, направлен-ный против Советского Союза.
Всякий объективно мыслящий человек должен считать эти цели допол-няющими друг друга. Для того чтобы положить конец германской агрессии, Объединенные нации должны осудить всякое намерение создать организа-цию, имеющую целью полицейские действия против Советского Союза и восстановление Германии, как буфера и передового антисоветского отряда.
Советский Союз прекрасно осознает это, и за всей советской политикой, за всеми подозрениями Советского Союза скрывается эта решимость проти-водействовать мощным кругам в Западной Европе, которые, хотя они откры-то в этом и не признаются, преследуют эту цель.
Комментарии Липпмана, по-моему, в основном правильны. Между строк в них так и звучит предупреждение, что к голосу Советского Союза всегда на-до прислушиваться, а игнорирование этого голоса ни для кого не пройдет безнаказанно. Можно такой тезис подтвердить конкретным примером. До сих пор по отношению к Аргентине и Испании мировые страны проводят поли-тику в нарушение советских рекомендаций, а результат каков? Аргентинские фашисты, засевшие в правительство, открыто готовят почву для возрождения нацистской Германии и делают наглый вызов всей мировой демократии сво-им решением запретить празднование падения Берлина. В то же время фаши-стская Испания, ободренная мягкими действиями по отношению ее со сторо-ны Англии и Америки, начинают нахальничать. Недавно Франко заявил пре-тензию на участие в организации Объединенных наций, а 2-го мая франкист-ские фалангисты, одетые в свою парадную форму, столпились перед герман-ским посольством в Мадриде и выразили соболезнование в связи с распро-страняемыми германским радио сообщениями о смерти Гитлера.
Конечно, этот плач фалангистов не спасет Германию, которой придется капитулировать не позже середины мая, но очень показательно, что фаланги-сты осмелились плакать о Гитлере именно сейчас, когда безнадежность по-ложения Германии стала очевидной…
4 мая 1945 года. Газеты сообщили о захвате войсками 1-го Украинского фронта немецкой деревни Цоссен, расположенной в лесу под Берлином. В этой деревне оказался, спрятанный под землей, немецкий генеральный штаб со всем своим хозяйством. В Берлине же на период войны оставалось пустое здание Генштаба, увенчанное флагом и охраняемое по всем правилам, будто там именно продолжала работать немецкая кухня войны.
В деревне Цоссен сдался нашим войскам немецкий инженер-электрик Ганс Бельтов. Он ведал электрическим хозяйством штаба, а теперь взял на себя функции проводника по лабиринту штабного подземелья. Раньше в под-земелье спускались люди на лифте, но сейчас это делать пришлось при по-мощи длинной винтовой лестницы. Под землей целый бетонированный го-родок и хаос внезапного бегства: клочья бумаги, недопитые бутылки вина, чемоданы, остановившиеся часы со стрелками на двух часах сорока минутах, бесконечные ряды немых в бездействии телеграфных аппаратов, обрывки те-леграфных лент с записью последних разговоров генштаба с периферией. Точнее, разговаривал с периферией не Гудериан или какой-либо генерал-лейтенант Вистер из генштаба, а дежурный солдат-телеграфист, оставленный здесь, чтобы отвечать на вызовы и не вызывать паники в низах. Этот солдат, а также несколько инженеров, отсидевшихся в подземном сейфе бюро времени, попали в плен к Красной Армии. Сохранились и любопытные переговоры солдата-телеграфиста с различными фронтами рассыпавшейся немецкой ар-мии. Приведем их в записках:
– У меня спешное на Осло.
– Очень жаль, но мы больше не принимаем. Все уехали. Я последний. Скоро закрываю связь.
– Разве в Берлине нет никого, кто бы мог отправить с курьером?
– Увы, нет.
– Боже мой, что делается, довоевались!…
– Внимание! У меня молния для верховного командования вооруженных сил западного отдела генерал-лейтенанту Вистер.
– Мы больше не принимаем.
– Почему?
– Я сказал, что не принимаем, и для вас достаточно. Все смылись. Я не могу каждому рассказывать целый роман…
– Я бы хотел знать, какое у вас положение.
– Превосходное, как всегда. Посмотрел бы ты на меня – я сижу в полной военной форме и с автоматом. Все удрали, я тут последний. Настроение ниже нуля.
– Ну, а в Берлине настроение хорошее?
– Конечно, хорошее, как всегда. Каждый мечтает о мыле и котле, а у меня петля на шее…
– Есть у вас связь с Прагой?
– Дурак, никакой связи, я последний.
– Боже, до чего мы довоевались!
Если вся суть современного Берлина, по Салтыкову-Щедрину, состояла в здании, носящем название главный штаб, то в чем же сущность теперь самого этого здания, оказавшегося перенесенным под землю в деревню Цоссен? А сущность его в том, что кончилась история германских завоеваний, постав-ленных теперь вне закона, как и сам Генеральный штаб, сперва загнанный союзниками под землю, а потом уничтоженный солдатами Красной Армии. Это не только приятно сознавать нам, участникам и современникам великих дел советского народа и народов союзных стран, сокрушавших своими уда-рами гитлеризм, но еще более приятно будет нашим потомкам. Ведь часто величие исторических дел наиболее полно оценивалось только потом, когда человечество удалялось на расстояние многих десятилетий от совершивших-ся фактов. Так оно, пожалуй, будет и в дальнейшем. Оно и совершенно по-нятно: события мчатся так быстро, что нам кажутся они уже обычными, во-шедшими в обиход.
Вслед за падением Берлина последовало сообщение о капитуляции немец-ких войск в Италии, а сегодня уже стало известно о капитуляции немецких войск в Северо-западной Германии, в Голландии, в Дании. Выбросил белый флаг капитуляции командующий германскими войсками в Северо-западной Германии генерал-фельдмаршал Эрнст фон Буш, улизнувший в феврале 1943 года из Демянского котла, в котором варились части 16-й немецкой армии. 2-го мая югославские войска заняли Триест, а 3-го мая туда вступили новозе-ландские части войск союзников.
3-го мая экспедиционные силы союзников и Красной Армии еще в новом месте соединились, именно – на реке Эльба, юго-восточнее Виттенберга. Этих событий так много, что мы к ним привыкаем, как к рядовым явлениям, хотя это далеко не так. Мы сейчас можем сказать, что разгром Германии идет такими прогрессивными темпами, что вопрос о полной и безоговорочной ка-питуляции Германии стал вопросом не дней, а часов. В воздухе запахло кон-цом войны. Но оценить последствия этого в исчерпывающей мере вряд ли сможет наше поколение. Мы сделаем только основное. Детали же станут дос-тоянием научного и практического внимания наших благодарных потомков…
5 мая 1945 года. Вчера выпущен 4-й Государственный военный заем в сумме 25 миллиардов рублей сроком на двадцать лет. Прошли митинги, за-кончившиеся подпиской на заем всего офицерского состава на месячный ок-лад. Тяжелы будут советские займовые рубли для погибающей Германии, ко-торая издавна мечтала истреблять весь мир. Предшественник фашистской философии Фридрих Ницше еще в своих «Несвоевременных размышлениях» писал: «Мне грезится сообщество людей, которые независимы, не знают по-щады и хотят носить имя истребителей».
Тогда Ницше назвал свои варварские размышления несвоевременными, но он надеялся на приход лучших времен для осуществления палаческих функций Германии. Эти надежды начали было воплощаться в Бухенвальде, Майданеке, Освенциме, на всем пространстве Западной Европы и на огром-ной территории СССР. Миллионы замученных и сожженных людей, сотни разрушенных городов, десятки тысяч испепеленных деревень, - вот триумф идей Ницше. Триумф продолжался бы до полного истребления целых наро-дов и государств, если бы не было на свете СССР и его могучей Красной Ар-мии. Ныне «триумвир» находится при последнем издыхании, но нужны сред-ства и средства, чтобы навсегда зарыть его в могилу. Одним из составляющих этих средств является наш государственный заем, и мы даем его, хотя и сами еще не располагаем излишками. Но мы знаем, что это необходимо. Фашизм не только в Германии, и битва с ним будет еще тяжелой. 3-го мая португаль-ский премьер-министр Салазар, следуя примеру Франко, направил чиновника министерства иностранных дел в германскую миссию для выражения собо-лезнования по поводу смерти Гитлера. Мало того, португальское правитель-ство объявило двухнедельный национальный траур в связи со смертью Гит-лера. В Лиссабоне вывешены тысячи флагов с траурной каймой. О неумест-ной позиции шведского государственного радио сообщила 2 мая газета «Ге-теборгс-постен». Именно, шведская государственная радиостанция первого мая после объявления о смерти Гитлера передавала похоронный марш и дру-гую траурную музыку. Газета справедливо заметила, что «смерть этого чело-века, принесшего всему человечеству столько несчастий, не должна была явиться поводом для более или менее официального выражения печали по шведскому радио».
Впрочем, шведской реакции привычно расточать комплименты или про-ливать слезы по адресу немецких милитаристов и фашистов, по адресу пы-лающего Берлина. Шведская реакционная газета «Гетеборг моргонпостен» в период успехов нацисткой армии воспевала Бисмарка – крупного деятеля не-мецкого пруссачества, который из могилы напоминал немцам, что «Германия – превыше всего на свете». Не забыла своим вниманием газета и неумного авантюриста – Вильгельма II, который ради победы Германии над миром из-нурял себя физкультурой и научился не хромать, хотя одна нога его была ко-роче другой. Потом, захлебываясь от усердия, газета восхваляла бандита Гит-лера, который ради победы Германии над миром стал вегетарианцем и не ку-шал мяса. А когда запылал Берлин от огня русской артиллерии, «Гетеборг моргонпостен» зарыдала и начала уверять, что «В сердце каждого шведа Бер-лину отведен уголок».
Но нет больше фашистского Берлина. В центре его хмуро стоят избитые снарядами стены здания рейхсканцелярии, над исковерканным тротуаром ви-сит балкон, с которого Гитлер неоднократно произносил свои визгливые речи на смотрах и парадах. Балкон обгорел и забит досками. Недалеко валяются поваленные стены пристройки, в которой жил Гинденбург. Длинные залы но-вой имперской канцелярии, достроенной при Гитлере, завалены стреляными гильзами, пулеметными лентами, орденами и немецкими мундирами. Орна-мент из свастик на стенах избит осколками и пулями. Окна загорожены кни-гами, кирпичом, ящиками. В залах размещался гитлеровский штаб в послед-ние дни боев за Берлин. Штабисты покончили с собой, и трупы их лежали во дворе канцелярии. Среди этих трупов нет трупа Гитлера, но найдено обраще-ние его преемника гросс-адмирала Дениц к немецкому населению. В обраще-нии утверждается, что «Фюрер пал смертью героя в столице германской им-перии». Фашисты, пытаясь создать героический миф вокруг имени Гитлера, врут не впопад. Дениц уверяет о героической смерти Гитлера в бою, пленные немецкие генералы говорят о самоубийстве Гитлера, отсутствие его трупа за-ставляет нас думать, что он просто удрал от Красной Армии в запечку к сво-им друзьям, которых, к сожалению, у него немало в разных «нейтральных» странах… Есть гитлеровские друзья и на территории некоторых демократи-ческих государств. Они даже смело аукают. Например, нью-йоркская газета «Дейли ньюс», издаваемая объединением Маккормик-Патерсон, посмела если не плакать по Гитлеру, то посвятить свои слезы Муссолини. Она написала по поводу его казни итальянскими патриотами следующее: «Истекающая слю-ной чернь линчевала Муссолини – энергичного, умного, храброго тирана, в созидательные достижения которого входило упорядочение транспорта, осушка болот и разгром мафии».
Такие высказывания в США возможны только потому, что, как вырази-лась газета «Вашингтон пост» по поводу приглашения Аргентины в Сан-Франциско, «государственная мудрость некоторых американских деятелей находится в отпуску». На этот «отпуск» государственной мудрости, вероятно, рассчитывал немец в своем разговоре с корреспондентом газеты «Дейли экс-пресс» Пантоном.
Пантон спросил, что бы сказал немец, если бы русские или англичане увезли его на принудительные работы восстанавливать разрушенные города?
Немец возмущенно ответил: – Это было бы несправедливо. То, что делали мы, являлось военной мерой. Все другое будет актом мести».
И вот, чтобы возвратить государственную мудрость из отпуска, чтобы окончательно уничтожить фашизм, где бы он ни приютился, мы даем своему государству взаймы миллиарды рублей, хотя и сами очень и очень нуждаемся в повышении своего жизненного уровня. Наши союзники, если рассмотреть вопрос объективно, тоже нуждаются в наличии мощного Советского Союза, чтобы смелее действовать против своих реакционеров. А реакционеры долж-ны получить затрещину за свои дела и за свою активность. В частности по-дозрительную активность ведут агенты Арцишевского в Англии, организуя антисоветские запросы в палате общин, влияя на поведение прессы. Напри-мер, в последние дни некоторыми английскими газетами распространены слухи об исчезновении из Польши некоторых польских политических деяте-лей. Об этом 2 мая был сделан запрос в английской палате общин. По всей этой свистопляске должно было ударить наше ТАСС, что оно и сделало сего-дня, сообщив следующее: «Упоминаемая в английской печати и названная в английской Палате Общин группа политиков (исчезнувших) состоит не из 15, а из 16 человек. Во главе этой группы стоит известный польский генерал Окулицкий, об исчезновении которого английская информация намеренно умалчивает, ввиду особой одиозности этого генерала.
Группа генерала Окулицкого и, прежде всего, сам генерал Окулицкий об-виняются в подготовке и совершении в тылу Красной Армии диверсионных актов, жертвами которых пали свыше 100 бойцов и офицеров Красной Ар-мии. Эта группа в 16 человек не исчезла, а арестована военными властями советского фронта и находятся под следствием в Москве. Эта группа обвиня-ется также в организации и содержании нелегальных радиопередаточных станций в тылу советских войск, что преследуется законом. Все эти лица или часть их, в зависимости от результатов следствий, будут преданы суду.
Что касается распространяемых английской информацией слухов об убий-ствах и расстрелах поляков в Седлеце, о чем было сделано заявление и в анг-лийском парламенте, то это сообщение английской информации выдумано от начала до конца и, видимо, подброшено авторам запросов агентами Арцы-шевского. Также выдумано сообщение об аресте бывшего польского пре-мьер-министра Витоса».
………………………………………………………………………………..
Сегодня вечером генерал Эйзенхауэр опубликовал заявление, что южная группировка немецких войск на Западном фронте, состоящая из 1-й и 19-й армий и возглавляемая генералом Шульцем, капитулировала сегодня перед войсками союзников и сдалась после полудня генералу Деверсу.
………………………………………………………………………………..
Не лишено интереса сообщение агентства Франс Пресс из Парижа, что адвокат Крестель, которого Петэн избрал в качестве своего защитника, отка-зался защищать изменника Петэна. Это верный признак, что Петэн будет осужден, раз если Крестель не захотел портить свою репутацию явно безна-дежным делом защиты…
………………………………………………………………………………..
Вечером Москва салютовала войскам 2-го Белорусского фронта маршала Рокоссовского, овладевшим городом Свинемюнде – крупнейшим портом и военно-морской базой немцев на Балтийском море. У немцев почти ничего не осталось и Прибалтийского побережья. Петля все туже захлестывает герман-ское горло.
На западе загорается день, в который падет Германия и над планетой про-несется громовой голос: «По-бе-да!»
6 мая 1945 года. Слушали по радио статью «Правды» о чудовищных пре-ступлениях германского правительства в Освенциме. В освенцимском лагере (в Польской Силезии) немцы уничтожили до 4-х миллионов с лишним чело-век. Ежедневно сюда прибывало 3-4 железнодорожных эшелона с людьми, и ежедневно в газовых камерах немцы умерщвляли и сжигали 10-12 тысяч че-ловек. Все человечество требует осуществить декларацию Рузвельта, Стали-на, Черчилля об ответственности гитлеровцев за совершенные преступления. Преступники не должны скрыться. «Три союзных державы наверняка найдут их даже на краю света и передадут их в руки обвинителей с тем, чтобы смог-ло совершиться правосудие». С этой мыслью не расстаются сотни миллионов людей земного шара. С этой мыслью сегодня в 11 часов по местному времени прибыли в Сан-Франциско Украинская и Белорусская делегации, возглавляе-мые Мануильским и Киселевым. Этими мыслями руководится Французское правительство, требуя у Испании выдачи изменника Лаваля, которого испан-цы комфортабельно устроили в Мадриде (комната в крепости, где интерниро-ван Лаваль, обставлена шикарной мебелью, люстрами, обвешана дорогими коврами. Из отеля Ритц Пьеру Лавалю доставляются раки и шампанское. Ла-валь, по сообщению агентства АФИ из Мадрида, выглядит оптимистом и на-ходится в хорошем расположении духа).
 С этими мыслями солдаты союзных армий разыскивали преступников войны в районе Берхтесгадена, где и арестовали сегодня бывшего германско-го генерал-губернатора Польши Ганса Франка. Он признался, что знал о не-мецких зверствах в Польше, но пытался отрицать свое личное участие в этом. хотя и в доме Франка обнаружены картины и другие произведения искусства общей стоимостью в 12 с половиной миллионов фунтов стерлингов, награб-ленные в Варшаве…
В этом же районе в госпитале взят в плен бывший адъютант Гитлера пол-ковник Вильгельм Бюхер. Все это хорошие кандидаты на виселицу за престу-пления перед человечеством.
………………………………………………………………………………..
Сегодняшнее сообщение ТАСС, что в глубине Альпийских гор восками союзников захвачен германский секретный лагерь для военнопленных и ос-вобождены в нем бывшие французские премьеры Эдуард Даладье, Поль Рей-но, а также генералы Гамелен и Вейган, проливает свет и на судьбу Леона Блюма, которого в свое время писатель Симонов представил в качестве муче-ника Майданека, где он таскал на плечах тяжелые доски и погиб под ударами эсэсовских дубин. В действительности же, Леон Блюм и бывший австрийский премьер Шушниг содержались в лагере вместе с Даладье и вывезены отсюда за несколько часов до занятия лагеря в Альпийских горах союзными войска-ми. А как бы хорошо было для Леона Блюма погибнуть за Францию так тра-гически, как описал эту смерть майданекского узника Симонов. Но… Леон Блюм, кажется мне, не способен на действительно великие дела. И как только его освободят из немецкого плена, он, по старой привычке, не преминет на-чать работу по расколу рабочего класса, который сейчас во Франции очень близок к действительному единству и настаивает на слиянии Социалистиче-ской и Коммунистической партий.
………………………………………………………………………………..
 Вечером сегодня снова Москва салютовала 2-му Белорусскому фронту, войска которого форсировали пролив Штральзундерфарвассер, овладели ост-ровом Рюген и городами на нем: Берген, Гарц, Путбус, Засснитц.
7 мая 1945 года. Был на разделе земли под огороды для военнослужащих и рабочих Горьковского Военно-политического училища. Боже мой, до чего же все это глупо и антиполитично: толпы офицеров и баб, шумно споря за межи, за вершок земли, немилосердно топтали пахоту, превращая в утрамбо-ванный ток, на котором можно бы молотить рожь. Тут же меряли полоски палками и двухметровыми раскорячками, забивали пограничные колышки с карандашными надписями фамилий владельцев… Разъяренные бабы, чуть не ударяя друг друга в зубы, кричали: «Это комиссарша в белом платке выдер-нула наши красные колышки. Надо ее разыскать и заставить сделать, как и было…»
На другом конце полоски огнедышащая баба в красном берете орала на сухонькую вдову в белой бухарке:
– Ты знаешь кто я? Моя фамилия Евдокимова. Я тебе покажу, как полмет-ра земли присваивать…
Странно и дико было слушать эти аграрные споры у нас, в СССР…
Вдруг кто-то, прибежав из города, сообщил о каком-то радиоперехвате из Америки или Англии, утверждавшем, что Германия капитулировала. Было в этом что-то похожее на правду. Ведь уже несколько дней назад населению были возвращены отобранные в 1941 году радиоприемники, и городские лю-бители, слушая заграницу, распространяли в последнее время некоторые све-дения за день, а то и за неделю раньше наших официальных газетных и радио уведомлений.
Как по мановению волшебной палочки, прекратились шумные аграрные споры на огороде ВПУ. Люди начали смеяться, обнимать друг друга, запели песни.
Один из офицеров вздохнул и сказал:
– Вот, закончится война, на рынке и в магазинах появится картофель, не-нужными станут эти затеи с аграрными дележами… Что будут делать тогда офицеры и их жены со своими аграрными привычками единоличника?
Ему ответили, что тогда все будут заниматься больше своим непосредст-венным делом, а не кустарничать…
…………………………………………………………………………………
Слух о капитуляции Германии так и не прекращался циркулировать до са-мого вечера, хотя и никаких официальных подтверждений не было. В трамва-ях, на улице, в магазинах, – везде люди обнимались, целовались, поздравляли друг друга с победой, с окончанием войны. А вечером посыпалась целая се-рия радионовостей: войска 1-го Украинского фронта маршала Конева после 81-дневной осады овладели городом и крепостью Бреславль (Осаждал город генерал Глуздовский меньшими силами, но компенсировал это методом мас-сированного применения артиллерии, огонь которой не дал немцам вырвать-ся из Бреславля. Одних пленных взято 40000), первая французская армия взя-ла в плен бывшего германского кронпринца Вильгельма, сына Кайзера, а также взяла в плен германского имперского министра и бывшего посла в Англии барона Константина фон Нейрата и бывшего немецкого посла в Ита-лии барона Ганса Георга фон Макензена. Нейрат числится первым в списке военных преступников. Он до сентября 1941 года был палачом в качестве гитлеровского «Протектора Богемии и Моравии»; итальянские партизаны арестовали на швейцарской границе сына Муссолини Витторио Муссолини; 2-я английская армия обнаружила труп фельдмаршала фон Бока (он командо-вал немецкими войсками под Москвой в 1941 году). Его настигла пуля с анг-лийского истребителя, преследовавшего немецкую колонну. В начале войны немцы не бросали на дорогах даже своих убитых солдат, а в конце ее они да-же не захотели поднять труп своего фельдмаршала. Смертоубийственное знамение мечется над прокаженной Германией. «Гитлеровские заправилы, возомнившие себя властелинами мира, оказались у разбитого корыта», как сказал Сталин в свое первомайском приказе 1945 года.
8 мая 1945 года. День туманный, ветреный. На улицах толпы народа. Все чего-то ожидали, толклись у репродукторов, толклись в магазинах. Разъезжа-ли по городу в трамваях.
Вместе с людьми носились слухи. В полдень снова упорно заговорили о конце войны. Ссылались на радиоперехваты из Лондона, уверяли, что еще 7 мая гросс-адмирал Дениц отдал приказ о безоговорочной капитуляции всех сражающихся немецких войск, упоминали имя графа Шверин фон Крозика, взявшего будто бы на себя функции рейх-министра и выступившего с обра-щением к немецкому народу, который он просил не питать иллюзий по пово-ду суровости условий капитуляции перед союзниками и смотреть в глаза сво-ей судьбе прямо и безоговорочно, прося противника о прекращении военных действий.
Эти слухи еще более тревожили народ, и никогда люди так не стремились к репродукторам, как в этот день.
Ранним вечером затрезвонили позывные Москвы. Левитан предупредил радиослушателей, что скоро начнется передача важных сообщений. В 20.30 вечера по Горьковскому времени был передан приказ Сталина генералу ар-мии Еременко в связи с занятием войсками 4-го Украинского фронта города Оломоуц – важного опорного пункта обороны немцев на реке Морава. Потом Москва салютовала 1-му Украинскому фронту, овладевшему городом Дрез-ден – важным узлом дорог и мощным опорным пунктом немцев в Саксонии. Наконец, Москва отметила подвиг 2-го Украинского фронта, овладевшего чехословацкими городами Яромержице и Зноймо, а также австрийскими го-родами – Голлабрунн и Штоккерау.
На этом передача важных сообщений прервалась. Ночной выпуск послед-них известий тоже не принес чего-либо неожиданного и исключительного. Американцы, заняв итальянский город Альба у австрийской границы, захва-тили там бывшего гитлеровского министра финансов Шахта. Но это уже не составляло сенсации.
Наиболее важным было сообщение об обращении председателя Админи-стративного комитета Всемирной профсоюзной конференции Мэррея к кон-ференции в Сан-Франциско с новым призывом обеспечить представительство организованных рабочих в международной организации безопасности, а так-же изложение заявления Молотова на очередной пресс-конференции в Сан-Франциско, посвященного итогам первой части работы конференции. Моло-тов сказал: «Теперь… закончились совещания четырех председателей конфе-ренции о поправках к решениям, принятым в Думбартон-Оксе… Советская делегация придает главное значение следующим принятым на совещании че-тырех поправкам:
1. В главе «Цели» теперь специально сказано о соблюдении принципов справедливости и международного права. Здесь сказано также о необходимо-сти уважения принципов равноправия и самоопределения народов, чему Со-ветский Союз всегда придавал первостепенное значение. К принципам рав-ноправия и самоопределения народов, провозглашаемым международной ор-ганизацией безопасности, будет привлечено особое внимание народов в ко-лониях и в подмандатных территориях, что поможет столь необходимому ус-корению осуществления этих великих принципов. Кроме того, в главе «Цели» сделано указание о поощрении уважения прав человека и основных свобод для всех, без различия расы, языка, религии и пола.
Такая программа несовместима с участием фашистских стран в организа-ции международной безопасности. Но ведь это вполне естественно, так как страны фашизма, как мы знаем, являются не только центрами черной реак-ции, но также очагами войны, и они не могут служить делу мира и безопасно-сти народов.
Советская делегация не стала настаивать на своем предложении указать, что к важнейшим правам человека должно быть отнесено право на труд и право на образование. Указывалось на целесообразность делать ссылки на те или другие права, но разве не понятно, что, скажем, право на труд имеет осо-бенно жизненное значение при переходе от войны к миру, когда опасность массовой безработицы исключительно велика.
2. Как известно, в печати высказывалась мысль о желательности пере-смотра договоров, заключенных в годы войны. При этом видимо, имелось в виду договоры, которые подписаны побежденными агрессивными странами, а также договоры. Заключенные между некоторыми Объединенными страна-ми с целью предупреждения возобновления агрессии в послевоенное время со стороны разбитых стран «оси». Не трудно понять, что указание на необходи-мость пересмотра указанных выше договоров было бы на руку вражеским странам, которым, конечно, уже теперь хотелось бы расшатать эти договоры и подорвать их силу. Нельзя не видеть и того, что попытка передать указан-ные выше договоры на рассмотрение международной организации означала бы нарушение суверенных прав государств, подписавших договоры. Это на-ходилось бы также в прямом противоречии с принципами Думбартон-Окси, подчеркивающими признание суверенных прав государств-членов междуна-родной организации безопасности. Понятно, что мысль о пересмотре догово-ров была отвергнута, как несостоятельная.
3. Вопрос о договорах рассматривался еще и с другой стороны. Совет-ский Союз, например, имеет договоры о взаимопомощи с Англией, Франци-ей, Чехословакией, Югославией, Польшей. Эти договоры заключены сроком на 20 лет и имеют целью предупредить возобновление агрессии со стороны Германии. Подобные договоры возможны и между другими странами, ска-жем, между Англией и Францией. Было решено, что такие договоры сохранят свою силу до тех пор, пока заинтересованные правительства не признают, что Международная организация безопасности действительно сможет взять на себя выполнение указанных в этих договорах задач предупреждения агрес-сии. Мне кажется, что найдено решение, вполне отвечающее интересам безо-пасности народов.
4. Заслуживает внимания тот факт, что в отношении Совета безопасно-сти не вносилось никаких предложений, изменяющих его роль и место в ор-ганизации. Этим еще раз продемонстрировано единодушие ведущих держав в главном вопросе послевоенной безопасности народов. Создается уверен-ность, что по этому пути пойдут и другие страны, участвующие в конферен-ции.
5. Только в последние дни появились предложения по территориальной опеке, которые теперь широко обсуждаются в печати. Американские и анг-лийские предложения по этому вопросу различны и требуют изучения. Для советской делегации ясно, что с точки зрения интересов международной безопасности мы должны заботиться прежде всего о том, чтобы зависимые страны поскорее могли выйти на дорогу национальной независимости. Этому должна помочь специальная организация Объединенных наций, которая должна действовать в духе ускорения осуществления принципов равноправия и самоопределения народов. Советская делегация примет активное участие в рассмотрении этого вопроса.
В заключении я хочу выразить уверенность, что конференция сумеет уже в ближайшие две-три недели рассмотреть все основные вопросы. Теперь, ко-гда героизм Красной Армии и армий союзников обеспечил нашу победу в Ев-ропе, надо быстро двинуть вперед всю работу конференции и заложить осно-вы послевоенной организации международной безопасности».
Из вопросов, заданных Молотову корреспондентами, особенно интересны следующие: «Произойдет ли изменение политики СССР в отношении Японии в связи с наступлением Дня победы?» «Какова позиция Советского Союза в отношении независимости Кореи?» По первому вопросу Молотов отослал корреспондента к заявлению Советского правительства, сделанному в начале апреля по случаю денонсации советско-японского договора о нейтралитете и ненападении и обещал настойчивому корреспонденту прислать текст апрель-ского заявления Советского правительства в письменной форме, так как по-добные заявления трудно повторять на память… О Корее же Молотов сказал, что «Этот вопрос необходимо обдумать. Есть время».
Записывая все это, я невольно приходил к выводу, что денонсация японо-советского договора завершится войной, так как о решении держаться мира не говорят с такой осторожностью, с какой Молотов сумел ответить коррес-понденту по японо-корейскому вопросу все и не сказать ничего определенно-го… Молотов сказал: «… Есть время». Значит, пройдет несколько месяцев, пока возможно будет реализовать священную мечту советского народа рас-считаться с Японией за 1904–1905 годы. А пока нет смысла раздражать Япо-нию вопросом о независимости Кореи…
Закончив эти строки, я почувствовал себя утомленным и прилег немного отдохнуть, не оставляя надежды услышать скоро нечто очень важное и гран-диозное, о чем мечтает не только Россия. Но и весь мир. Часы показывали пять минут первого часа ночи. Наступало 9-е мая 1945 года.
…………………………………………………………………………………
Ночью я проснулся, услышав позывные Москвы. Из репродуктора лились нежные перезвоны известного всему миру сигнала, что хочет говорить Моск-ва. Вдруг все оборвалось, затихло. Только таинственный шорох в репродук-торе нарушал тишину. Да за окном шелестел дождик. Я засветил спичку (Электричество у нас в целях экономии горьковские коммунальники выклю-чили). Было 3 часа 10 минут по горьковскому времени.
«Внимание, говорит Москва!»
По торжественно-приподнятому тону диктора я понял, что передача будет необычной, весть будет исключительно важной, какой не была ни одна весть на протяжении четырех лет войны.
Я, не одеваясь, чтобы шумами не заглушить звук репродуктора, в нижнем белье, приник ухом к нему и слушал, слушал… голос Москвы. Голос диктора звенел:
«Подписание акта о безоговорочной капитуляции германских вооружен-ных сил…
1. Мы, нижеподписавшиеся. Действуя от имени Германского Верхов-ного Командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех на-ших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, нахо-дящихся в настоящее время под немецким командованием, – Верховному Командованию Красной Армии и одновременно Верховному Командованию Союзных экспедиционных сил.
2. Германское Верховное Командование немедленно издаст приказы всем немецким командующим сухопутными, морскими и воздушными сила-ми и всем силам, находящимся под германским командованием, прекратить военные действия в 23-01 часа по центрально-европейскому времени 8-го мая 1945 года, остаться на своих местах, где они находятся в это время, и полно-стью разоружиться, передавая все их оружие и военное имущество местным союзным командующим или офицерам, выделенным представителями Союз-ного Верховного Командования, не разрушать и не причинять никаких по-вреждений пароходам, судам и самолетам, их двигателям, корпусам и обору-дованию, а также машинам, вооружению, аппаратам и всем вообще военно-техническим средствам ведения войны.
3. Германское Верховное Командование немедленно выделит соответ-ствующих командиров и обеспечит выполнение всех дальнейших приказов, изданных Верховным Главнокомандованием Красной Армии и Верховным Командованием Союзных экспедиционных сил.
4. Этот акт не будет являться препятствием к замене его другим гене-ральным документом о капитуляции, заключенным объединенными нациями или от их имени, применимым к Германии и германским вооруженным силам в целом.
5. В случае если немецкое Верховное Командование или какие-либо вооруженные силы под его командованием, не будут действовать в соответ-ствии с этим актом о капитуляции, Верховное Командование Красной Армии, а также Верховное командование Союзных экспедиционных сил, предпримут такие карательные меры, или другие действия, которые они сочтут необходи-мыми.
6. Этот акт составлен на русском, английском и немецком языках. Только русский и английский тексты являются аутентичными.
Подписано 8 мая 1945 года в городе Берлине.
От имени Германского Верховного командования:
       Кейтель, Фридебург, Штумпф
В присутствии:
По уполномочию Верховного Главнокомандования Красной Армии
Маршала Советского Союза Г. Жукова
По уполномочию Верховного Командующего экспедиционными силами союзников Главного Маршала Авиации Теддера.
При подписании также присутствовали в качестве свидетелей:
Командующий стратегическими воздушными силами США
Генерал Спаатс
Главнокомандующий Французской армией генерал Делатр де Тассиньи».

Потрясенный этим сообщением, я закрыл глаза и опустился на стул. У ме-ня смеялось сердце и от слез теплели щеки. Радости не было границ. В ушах зашелестели страницы истории. В 1648 году, после Тридцатилетней войны, курфюрст Бранденбургский Фридрих Вильгельм с тяжелым вздохом подпи-сал Вестфальский договор и заявил: «Желал бы я лучше не уметь писать, чем подписывать свой позор». Тридцатилетняя война, как известно, закончилась полным разгромом Германии, потерей ею какого бы то ни было международ-ного значения. Но позор современной Германии, пошедшей на поводу у Гит-лера и его банды, неизмеримо более глубок и более заслужен немцами. Вспомнили ли, подписывая акт капитуляции, изречение курфюрста Бранден-бургского насчет грамотности немецкие представители генерал-фельдмаршал Кейтель, генерал-адмирал Фридебург и генерал-полковник Штумпф?
…………………………………………………………………………………
Ход моих мыслей был прерван новыми радиоперезвонами Москвы. Леви-тан начал новую передачу. Подняв голос, он возвестил:
УКАЗ
Президиума Верховного Совета СССР
об объявлении 9 мая ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ
В ознаменование победоносного завершения Великой Отечественной войны советского народа против немецко-фашистских захватчиков и одер-жанных исторических побед Красной Армии, увенчавшихся полным разгро-мом гитлеровской Германии, заявившей о безоговорочной капитуляции, ус-тановить, что 9 мая является днем всенародного торжества – ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ.
9 мая считать нерабочим днем.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин.
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин.
Москва, Кремль. 8 мая 1945 года.

В Совнаркоме СССР
В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР об объяв-лении 9 мая ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ Совнарком СССР постановил считать 9 мая 1945 г. нерабочим днем…
… Всем советским государственным учреждениям 9 мая с. г. в день все-народного торжества – Праздник Победы поднять на своих зданиях Государ-ственный Флаг СССР.
………………………………………………………………………………..
Не успели прозвучать последние слова диктора, как во всех квартирах на-шего корпуса вспыхнули электрические огни. Они вспыхнули, хотя по графи-ку горьковской «экономии электричества» нашему корпусу предстояло еще два дня сидеть без света. Вместе со светом проснулись люди, загремели их быстрые шаги по лестницам, зазвучали песни, задрожали полы под ногами плясунов.
Наскоро одевшись, я выбежал на Арзамасское шоссе. Моросил дождик, в темноте слышались заводские гудки, светились за Окою городские огни, си-ними молниями сверкали разряды над трамвайными дугами, невидимыми в темноте. Со стороны площади Первого мая доносились звуки аккордеона, слышалась песня на молочном заводе.
Фыркая и дымя, со стороны Арзамаса катил грузовичок. Я поднял руку почти без надежды, что шофер остановит машину: у нас не Америка, где под-нятый кверху палец считается равным проездному билету и ни один шофер не откажет просящему подвезти. Наши шоферы привыкли давать газ и, пока-зав нос, быстро мчаться мимо пешехода, а если и подвезут, то за половину месячной зарплаты… Но на этот раз мне повезло. Празднично настроенный шофер остановил машину и закричал:
– Валяй в кузов!
В кузове, обнимая друг друга, стояло до двух десятков девушек, которые ехали на работу в цех одного из заводов. С ними я добрался до Первомайской площади. Они, продолжая петь и приплясывать, покатили к Окскому мосту, а я, наблюдая за толпами танцующих людей, за ракетными огнями. Оглушен-ный внезапным шумом, гамом, песнями и криками «ура», висевшими над площадью, прошел по улице Свердлова дальше, в сторону Волги и вышел на площадь Минина и Пожарского. Там тоже кипело людское море, горели кар-манные фонарики, трещали ракеты, по асфальту, мокрому от дождя, крути-лись танцующие пары, патефоны под натянутыми на скорую руку палаточ-ными навесами исполняли нежные вальсы. До чего же велика радость народа, что дождь им не был замечен, хотя он лил все энергичнее и настойчивее. Хо-лодный дождь, перемешанный со снегом. В огнях блестела мощная фигура Минина, поднятая на высоком гранитном постаменте, у подножья которого мальчишки отбивали «гопака». И даже уродливо-длинная и толстая правая рука статуи, необъяснимая никакими пропорциями, не вызывала той обычной досады, которая охватывала горьковчан часто, когда они глядели на памятник Минину. Значит, праздник был действительно величественен, пленял нас, и мы, как говорил когда-то Гете, склонны были оставить без внимания сомни-тельные проявления зодчества некоего «мастера», придумавшего Минину безобразную правую руку. Город Горький ликовал, как ликовала вся страна… В 3.10 по Горьковскому началась новая жизнь…
Забыв о завтраке, я из города прошел прямо в учебный отдел своего учи-лища. Там шел митинг преподавателей. Потом во дворе начался общеучи-лищный митинг. Гремел оркестр. Мокрый снег и дождь сыпались на ряды курсантов и офицеров. По тротуарам и цементным и асфальтовым дорожкам жались в тесноте женщины. Одни из них, напудренные и подкрашенные, смеялись, другие – горько плакали. В их кирзовых или целлулоидных сумоч-ках лежали извещения о гибели их друзей жизни на фронтах Отечественной войны.
… Днем в клубе училища демонстрировались фильмы «Юбилей» и «Хи-рургия» – по Чехову. В полдень мне удалось прочесть редакционную запись подробностей подписания капитуляции Германии. Подписание капитуляции произошло 8 мая 1945 года в берлинском предместье Карлсхорст, в сером маленьком зале офицерской столовой в здании инженерно-саперного учили-ща. Большие окна этого здания впервые в этот вечер не были маскированы, хотя горели «юпитеры», прожекторы, люстры. Собравшиеся представители Союзного командования, желающие продиктовать поверженной Германии условия безоговорочной капитуляции, просили больше света.
Три ряда столов, покрытых мягким зеленым сукном. Четыре флага на сте-не – советский, американский, английский и французский. За столами, в тыльной части зала – маленькая пальма.
Историческое заседание началось, когда в зал вошли Маршал Советского Союза Жуков, Главный Маршал британской авиации сэр Артур В. Теддер, генерал Спаатс, адмирал сэр Гарольд Бэрроу, генерал Делатр де Тассиньи и члены советской, американской, английской и французской делегаций.
Через несколько минут, по приказанию маршала Жукова, в зал ввели представителей германского верховного командования. Впереди выступал генерал-фельдмаршал Кейтель. На его лице гуляют пятна, вызванные созна-нием позора, но он пытается скрыть от всех смятение своей души, картинно поднимает перед собой фельдмаршальский жезл и тут же опускает его, садясь на отведенное место. Рядом с ним сели генерал-адмирал фон Фриденбург и генерал-полковник Штумпф. Их адъютанты разместились за ними.
Жуков и Теддер объявили, что сейчас предстоит подписание акта безого-ворочной капитуляции Германии.
Кейтель кивнул головой, пробормотал:
– Да, да, капитуляция.
Он тут же предъявил Жукову документ, подписанный гросс-адмиралом Деницем и уполномочивающий Кейтеля подписать акт безоговорочной капи-туляции Германии.
Жуков твердым голосом спросил:
– Имеет ли немецкая делегация на руках акт капитуляции, познакомилась ли с ним, согласна ли его подписать?
Кейтель ответил:
– Да, согласны.
Фельдмаршал Кейтель, лицо которого покрыто багровыми пятнами, вста-вил монокль в глаз, подошел на указанное маршалом Жуковым место и при всеобщем молчании и треске киноаппаратов подписал акт о капитуляции. У адъютанта Кейтеля, стоявшего сзади, тряслись губы. Отложив подписанные бумаги, генерал-фельдмаршал Кейтель встал, обвел молчаливый зал мрачным взглядом и вдруг жалко улыбнулся. Возможно, он вспомнил слова курфюрста Бранденбургского, что «Желал бы я лучше не уметь писать…» Отойдя к сво-ему столу, Кейтель снова вытянул перед собой свой жезл, после чего положил его на стол довольно холодно и присел в кресло. Последний парад закончен. Молча, без слов, подписал акт капитуляции и генерал- адмирал фон Фриде-бург и генерал-полковник Штумпф.
Больше они, представители фашистской Германии, раздавленной союзни-ками, не нужны в зале офицерской столовой инженерно-саперного училища, расположенного в тихом предместье Берлина Карлсхорст, вошедшем теперь в историю. Маршал Жуков предложил немецкой делегации покинуть зал. Нем-цы, мрачно глядя в пол, покидают зал.
Нельзя не вспомнить в связи с этим хвастливых немецких листовок, в ко-торых они, представители «высшей расы», говорили: «Мы научим русских воевать!»
Паршивцы! Красная армия и тогда, когда немцы карабкались на кавказ-ские горы, говорила им, что «мы отучим немцев воевать!» Свое слово Крас-ная Армия сдержала.
………………………………………………………………………………..
В 20 часов 9 мая 1945 года в офицерском собрании Горьковского Военно-политического училища имени Фрунзе начался концерт. Выступали артисты Горьковского театра эстрады. Вдруг загремели тарелки барабана, призывая к тишине. Было двадцать два часа без десяти минут по горьковскому времени.
Медленно, глуховатым голосом, но без обычной затруднительности, пре-исполненный особого волнения, говорил Председатель государственного ко-митета обороны маршал Сталин. Он обращался к народу:
«Товарищи! Соотечественники и соотечественницы!
Наступил великий день победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени Красной Армией и войсками наших союзников, при-знала себя побежденной и объявила безоговорочную капитуляцию.
7 мая был подписан в городе Реймсе предварительный протокол капиту-ляции. 8 мая представители немецкого главнокомандования в присутствии представителей Верховного Командования союзных войск и Верховного Главнокомандования советских войск подписали в Берлине окончательный акт капитуляции, исполнение которого началось с 24 часов 8 мая.
Зная волчью повадку немецких заправил, считающих договора и соглаше-ния пустой бумажкой, мы не имеем оснований верить им на слово. Однако сегодня утром немецкие войска во исполнение акта капитуляции стали в мас-совом порядке складывать оружие и сдаваться в плен нашим войскам. Это уже не пустая бумажка. Это – действительная капитуляция вооруженных сил Германии. Правда, одна группа немецких войск в районе Чехословакии все еще уклоняется от капитуляции. Но я надеюсь, что Красной Армии удастся привести ее в чувство.
Теперь мы можем с полным основанием заявить, что наступил историче-ский день окончательного разгрома Германии, день великой победы нашего народа над германским империализмом.
Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости на-шей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим наро-дом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь отечества, – не прошли даром и увенчались полной победой над врагом. Ве-ковая борьба славянских народов за свое существование и свою независи-мость окончились победой над немецкими захватчиками и немецкой тирани-ей.
Отныне над Европой будет развеваться великое знамя свободы народов и мира между народами.
Три года назад Гитлер всенародно заявил, что в его задачи входит расчле-нение Советского Союза и отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других областей. Он прямо заявил: «Мы уничтожим Россию, чтобы она больше никогда не смогла подняться». Это было три года назад. Но сумасбродным идеям Гитлера не суждено было сбыться, – ход войны раз-веял их в прах. На деле получилось нечто прямо противоположное тому, о чем бредили гитлеровцы. Германия разбита наголову. Германские войска ка-питулируют. Советский Союз торжествует победу, хотя он и не собирается ни расчленять, не уничтожать Германию.
Товарищи! Великая Отечественная война завершилась нашей полной по-бедой. Период войны в Европе кончился. Начался период мирного развития.
С победой вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы!…»
Вслед за этим был передан по радио приказ Верховного Главнокоман-дующего № 369 от 9 мая 1945 г. по войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту следующего содержания:
«8 мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного ко-мандования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских воору-женных сил.
Великая Отечественная война, которую вел советский народ против не-мецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полно-стью разгромлена.
Товарищи красноармейцы, краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота, генералы, адмиралы и маршалы, поздравляю вас с победонос-ным завершением Великой Отечественной войны.
В ознаменование полной победы над Германией сегодня, 9 мая, в День Победы, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Красной Армии, кораблям и частям Военно-Морского Флота, одержавшим эту блестящую победу, – тридцатью артиллерийскими залпами из тысячи орудий.
Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины! Да здравствуют победоносные Красная Армия и Военно-Морской Флот!
Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза И. Сталин».

В ночном выпуске последних известий был передан Указ Президиума Верховного Совета СССР об учреждении медали «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и опубликован Приказ Верхов-ного Главнокомандующего № 368 маршалу Коневу, так как 1-й Украинский фронт в результате стремительного ночного маневра танковых соединений и пехоты сломил сопротивление противника и в 4 часа утра 9 мая освободил от немецких захватчиков столицу союзной нам Чехословакии – город Прагу.
Сообщено также, что между Тукумсом и Либавой Курляндская группа не-мецких войск в составе 16 и 18 немецких армий (от судьбы демянского котла 16-я армия не ушла), под командованием генерала от инфантерии Гильперта с 23 часов 8 мая прекратила сопротивление и начала передавать личный состав и боевую технику войскам Ленинградского фронта. Сдаются немцы и в дру-гих местах, но в Чехословакии немецкие войска, возглавляемые генерал-фельдмаршалом Шернером и генерал-полковником Велером, не сдаются, а поспешно отходят на запад и юго-запад. Они стараются попасть поскорее в плен к нашим союзникам. «Там, думают немцы, лучше кормят и скорее най-дутся адвокаты, чтобы представить преступления немцев в виде невинного отступления от существующих в цивилизованных странах законов». В про-шлом так бывало. Горе будет, если это повторится. Недаром один из моих коллег – майор Максимов со вздохом сказал:
– Боюсь, что опять скоро начнем без меры кричать ура и возродим бес-печность, из-за которой мы потеряли так много жизней и крови…
Передано также выступление премьер-министра Великобритании У. Чер-чилля, имевшее место еще 8 мая. В речи сказано:
«Вчера вечером в 02 часа 41 минуту в штабе генерала Эйзенхауэра пред-ставитель германского верховного командования и назначенного главы гер-манского государства гросс-адмирала Деница генерал Иодль подписал акт бе-зоговорочной капитуляции всех германских сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил в Европе перед экспедиционными войсками союзни-ков и одновременно перед советским верховным командованием.
Начальник штаба американской армии генерал Бедел Смит и генерал Франсуа Сэвэз подписали этот документ от имени главнокомандующего экс-педиционными силами союзников, а генерал Суслопаров подписал его от имени русского верховного командования. Это соглашение будет ратифици-ровано и подтверждено в Берлине, где заместитель главнокомандующего экс-педиционными силами союзников Главный маршал авиации Теддер и генерал Тассиньи подпишут его от имени Эйзенхауэра, а генерал Жуков подпишет его от имени Советского верховного командования.
Германскими представителями будут руководитель германского верхов-ного командования фельдмаршал Кейтель и главнокомандующий германской армии, флота и авиации.
Официально военные действия прекратятся спустя одну минуту после по-луночи сегодня, во вторник, 8 мая. Однако в интересах спасения жизней при-каз о прекращении огня начал отдаваться уже вчера по всему фронту. Наши дорогие острова Ла-Манша будут также освобождены сегодня.
Местами немцы по-прежнему сопротивляются русским войскам. Однако, если они будут продолжать это после полуночи, то они, конечно, лишатся за-щиты законов войны и подвергнутся атакам союзных войск со всех сторон. Неудивительно, что на таких протяженных фронтах и в условиях сущест-вующей дезорганизации неприятельского командования приказу германского командования не будут подчиняться немедленно во всех случаях (Шернер, по-моему, другим руководится. Н. Б.).
Это, по нашему мнению и в свете наиболее квалифицированной военной консультации, имеющейся в нашем распоряжении, вовсе не является причи-ной для того, чтобы скрывать от нации сообщенные нам генералом Эйзенхау-эром факты, касающиеся безоговорочной капитуляции, уже подписанной в Реймсе (Но для СССР это явилось причиной молчать до трех часов десяти минут 9 мая, хотя и слух о немецкой капитуляции неудержимо носился по го-родам и селам, пущенный на волю радиолюбителями, перехватившими лон-донские сообщения. Немцы так зло обманули нас в прошлом, что мы должны были и сами новые факты рассмотреть не спеша и под микроскопом или даже телескопом. Н. Б.) Точно так же это не должно помешать нам отпраздновать сегодняшний и завтрашний дни, как дни победы в Европе.
Сегодняшний день мы, вероятно, будем думать главным образом о самих себе. Завтра мы воздадим особую хвалу нашим русским товарищам, чья доб-лесть на поле боя явилась одним из великих вкладов в общую победу.
Следовательно, война с Германией закончилась.
После многолетней напряженной подготовки Германия в начале сентября 1939 года набросилась на Польшу. Во исполнение нашей гарантии Польше и по соглашению с Французской республикой, Великобритания, Британская империя и Британское содружество наций объявили войну этой подлой агрес-сии.
После того, как доблестная Франция оказалась поверженной наземь, мы на этом острове и в нашей объединенной империи продолжали борьбу в оди-ночку в течение целого года, пока к нам не присоединилась военная мощь Советской России, а позднее – подавляющие силы и ресурсы Соединенных Штатов Америки. Наконец, почти весь мир объединился против злодеев, ко-торые сейчас повержены перед нами. Наши сердца – на этом острове и во всей Британской империи – преисполнены благодарности нашим замечатель-ным союзникам.
Мы можем разрешить себе краткий период ликования, но мы не должны ни на один момент забывать об ожидающих нас трудах и усилиях.
Япония со всем ее предательством и алчностью остается непокоренной. Ущерб, причиненный ею Великобритании, Соединенным Штатам и другим странам, и ее отвратительные зверства требуют правосудия и возмездия.
Сейчас мы должны посвятить все свои силы и ресурсы завершению нашей задачи как на родине, так и за границей. Вперед, Британия! Да здравствует дело свободы!
Боже, храни короля!»
Интересно также заявление президента США Г. Трумэна, сделанное по радио 8 мая. Он сказал: «Это торжественный, славный час. Как я хотел бы, чтобы Рузвельт дожил до этого дня. Эйзенхауэр сообщил мне о том, что вой-ска Германии капитулировали перед Объединенными нациями. Знамена сво-боды реют над всей Европой. За эту победу мы совместно благодарим Про-видение, которое руководило нами и поддерживало нас в тяжелые дни бедст-вий. Наша радость омрачается и ослабляется высшим сознанием той ужасной цены, которую мы заплатили, чтобы освободить мир от Гитлера и его злодей-ской банды. Не забудем же, мои друзья американцы, той печали и сердечной боли, которая в настоящее время царит в домах столь многих наших соседей – соседей, чьи бесценные богатства были отданы в жертву, чтобы восстано-вить нашу свободу.
Мы можем оплатить наш долг перед Богом, перед павшими и перед на-шими детьми лишь трудом – беспрестанной преданностью тому делу, кото-рое нам предстоит исполнить. Если бы я мог выразить в одном слове лозунг для предстоящих месяцев, то этим словом было бы – работа, работа, работа. Мы должны трудиться, чтобы окончить войну. Наша победа выиграна лишь наполовину. Запад свободен, но Восток все еще порабощен вероломной тира-нией японцев. Когда последняя японская дивизия безоговорочно капитулиру-ет, только тогда будет окончена наша боевая работа.
Мы должны трудиться для того, чтобы залечить раненое, страдающее че-ловечество – создать прочный мир, основанным на справедливости и законе. Мы можем создать такой мир лишь путем тяжелого, мучительного труда, с помощью такого же взаимопонимания и совместного труда с нашими союз-никами в мире, как и во время войны.
Предстоящая работа не менее важна, не менее срочна и трудна, чем зада-ча, которую мы уже сейчас счастливо выполнили. Я призываю всех амери-канцев оставаться на своих постах до тех пор, пока не будет выиграна по-следняя битва. До этого дня пусть ни один человек не покинет своего поста и не ослабит своих усилий. Сейчас я хочу зачитать вам мою официальную про-кламацию по этому случаю.
«Армии союзников путем самопожертвования и преданности, с помощью Бога заставили Германию окончательно и безоговорочно капитулировать. За-падный мир освобожден от злых сил, которые в течение свыше пяти лет бро-сали в тюрьмы и разбивали жизни миллионов и миллионов людей, родивших-ся свободными. Они разрушали их церкви, уничтожали их дома, разлагали их детей, убивали любимых ими людей. Наши армии освобождения восстанови-ли свободу этих страдающих народов, чьи дух и волю угнетатели никогда не смогли поработить.
Многое еще остается сделать. Победа достигнута на Западе, и она в на-стоящее время должна быть достигнута на Востоке. Весь мир должен быть очищен от зла, от которого освобождена половина мира. Объединенные ми-ролюбивые нации доказали на Западе, что их оружие значительно сильнее, чем мощь диктаторов и чем тирания военных клик, которые некогда считали нас мягкими и слабыми. Мощь наших народов в самозащите против всех вра-гов будет так же доказана в тихоокеанской войне, как она была доказана в Европе.
За победу духа и оружия, которой мы добились, за то, что она подала на-дежду всем народам, присоединившимся к нам из любви к свободе, мы долж-ны как нация возблагодарить всемогущего Бога, который вселил в нас силу и дал нам победу.
Президент Соединенных Штатов Америки настоящим объявляет воскре-сение 13 мая 1945 года днем молитв. Я призываю народ Соединенных Шта-тов, независимо от вероисповедания, объединиться, вознося радостную бла-годарность Всевышнему за достигнутую нами победу, и молиться о том, что-бы он поддержал нас до конца нашей нынешней борьбы и вел нас по пути к миру. Я призываю также моих соотечественников посвятить этот день молитв памяти тех, кто отдал свою жизнь, чтобы сделать возможной нашу победу.
В свидетельство вышесказанного я поставил свою подпись и скрепил ее печатью Соединенных Штатов Америки».
Замечательны слова в обращении английского короля Георга VI к англий-скому народу 8 мая в день победы:
«… Наши надежды окажутся обманутыми, и кровь наших близких будет пролита напрасно, если победа, во имя которой они погибли, не приведет к длительному миру, основанному на справедливости и созданному в духе доброй воли».
Тут я должен сказать вот что: «Русские не пожалеют о сделанном, но от англо-американцев можно будет ожидать, что они, когда минует опасность, начнут жалеть о сделанных России уступках, что и приведет к целому ряду тяжелых затруднений между ведущими странами и отрицательно скажется на послевоенной безопасности…»
… Наконец-то! Частями 7-й американской армии захвачены сегодня в плен Герман Геринг и бывший командующий германскими вооруженными силами на Западе Альберт Кессельринг. Они, как пчелы на липовые цветы, летят на запах липовой демократии…
10 мая 1945 года. Продолжается прием капитулировавших немецких войск. В Австрии 3-й Украинский фронт захватил в плен 23000 немцев из группы Велера и, заняв несколько городов, соединился с английскими вой-сками западнее города Грац.
Растерявшиеся фашисты или убивают сами себя, как гитлеровский прави-тельственный комиссар Норвегии Иозеф Тербовен и начальник гестапо в Норвегии генерал Вильгельм Редиес, или являются в полицейские участки и просят их арестовать, как Квислинг и его министры. Эти сегодня прибыли в один из полицейских участков в Осло и арестованы. Только греческая реак-ция не растеривается, держит свою голову некстати гордо. На улице имени Черчилля, в самом центре Афин, в полдень вчера фашисты, одетые в форму национальной гвардии, напали на ликующую по поводу разгрома Германии народную толпу и убили одного члена левой партии, требовавшего демокра-тической республики. За спокойствие в этом районе должны отвечать англи-чане, но английский офицер прибыл к месту происшествия, когда труп убито-го стал холодеть, а убийцы скрылись…
11 мая 1945 года. Оперативная сводка Советского информбюро сообщила, что с 9 по 11 мая на всех фронтах взято в плен более 560000 немецких солдат и офицеров.
За границей бушует сильное возбуждение. Сообщение о взятии в плен Ге-ринга вызвало многочисленные отклики. В Америке радиокомментатор Хит-тер требует немедленного расстрела Геринга и Деница. Он заявил: «Стыдно расходовать на Геринга лишнее продовольствие. Дениц должен возглавлять не Германию, как он намеревается, а длинный список немецко-фашистских преступников. Он также должен быть расстрелян немедленно».
Радостно, что так энергично очищается наша планета от бандитов новей-шего типа: покончил сегодня самоубийством бывший «гаулейтер» Судетской области Чехословакии Генлейн, американскими войсками в Австрии аресто-ван личный советник Риббентропа фон Шмиден, в Северной Италии аресто-ван вишийский начальник полиции Дарнан, во Франции арестован генерал Вейган – главнокомандующий французскими вооруженными силами во время падения Франции, арестован 7-й американской армией бывший командую-щий немецкими войсками в Норвегии генерал-полковник Фалькенхорст.
Все это хорошо. Но беспокоит меня мысль, будет ли с такой же активно-стью идти уничтожение военных преступников, с какой они арестовываются, самоотравляются и попадают в плен? Это горькое сомнение вкралось в мое сердце даже потому, что 10 мая Стеттиниус сообщил на пресс-конференции в Сан-Франциско, что Руководящий комитет решил пригласить на конферен-цию «наблюдателей» только от официальных межправительственных орга-нов, не допуская таким образом «наблюдателя» от Всемирного конгресса профсоюзов. А ведь это сводит к нулю решение комитета № 3 от 9 мая 1945 года о приглашении наблюдателя от всемирной профсоюзной организации. Итак, представитель 60 миллионов организованных рабочих не получил мес-та на конференции в Сан-Франциско, а труп в виде Лиги наций, реформист-ское Международное бюро труда и призрачная ЮНРРА приглашены на кон-ференцию. Нехорошее предзнаменование…
Не относится к числу хороших предзнаменований и отмена статьи 18-б английского закона об охране государства, поскольку по этой статье был аре-стован лидер британского союза фашистов Освальд Мосли, а теперь уже от-дан приказ об освобождении Мосли. Если Мосли на свободе, то демократия пусть остерегается…
15 мая 1945 года. Несколько дней, заболев, я не брался за свои записки. И только вечером сегодня решил записать кое-что, чтобы на этом и закончить второй том своего дневника, начатого накануне войны с Германией и завер-шаемого, вероятно, накануне краха Японии… 13 мая снова выступил по ра-дио Черчилль. Дав исторический анализ войны в Европе, завершившейся раз-громом Германии и пленением американцами и англичанами двух с полови-ной миллионов немецких солдат на протяжении трех дней капитуляции, Чер-чилль сказал в заключении, что «… Англии придется еще много перенести тягот и забот, так как предстоит на европейском континенте обеспечить та-кую послевоенную организацию, которая гарантировала бы свободу и демо-кратию, предстоит решить задачу создания международной организации, ра-ди которой представители народов собрались в Сан-Франциско, и, кроме то-го, завершить войну против Японии, потрепанной и терпящей поражение, но все еще представляющей стомиллионный народ, воины которого мало стра-шатся смерти».
И вот, с одной стороны арест 7-й американской армией японского посла в Германии Осима вместе со всем его штатом (Мы с Японией не воюем, но Осима почему-то не предпочел оставаться в Берлине, и попал в плен к амери-канцам), арест англичанами Гиммлера, арест американцами бывшего началь-ника германского генерального штаба генерала Гудериана (Дитмар врал, что Гитлер прикончил Гудериана), т. е. постепенное сосредоточение главнейших военных преступников в руках наших союзников; с другой стороны, – допу-щение англичанами того, что 12 мая германский фельдмаршал Эрнст фон Буш выступил по фленсбургскому радио с заявлением: «По приказу гросс-адмирала Деница и с согласия английских оккупационных властей, он взял на себя контроль над районами Шлезвиг-Гольштейна, оккупированными вой-сками Монтгомери»; с третьей стороны и англичане, и американцы заявляют о своей решимости заставить Японию в скором времени капитулировать.
Все это представляется нам очень сложным сплетением англо-американо-советских интересов и противоречий, разрешение которых в наиболее удов-летворительном виде возможно только при активном участии Советского Союза в разгроме Японии. Конечно, у нас есть свои серьезные счеты с Япо-нией, и мы будем руководствоваться своими интересами при проведении той или иной политики в отношении Японии, но при данных конкретно сложив-шихся условиях многие разногласия по европейским вопросам (и вопрос об управлении Германией, и вопрос о суде над военными преступниками, репа-рации и т. д.) могут быть сняты или углублены в зависимости нашей полити-ки в отношении Японии. А так как объективно у нас больше оснований есть для войны с Японией, чем для мирного с ней сожительства в настоящее вре-мя, то и наше вступление в войну против Японии совершенно неизбежно. В таком случае падение Японии может произойти молниеносно… Но раньше мы заставим наших союзников убрать бушей и деницев в Германии, получим от них необходимые гарантии в отношении управления Германией, в отно-шении репараций, в отношении суда над военными преступниками. Вопрос здесь в подтверждении уже ранее принятых решений и начале их практиче-ского осуществления. Теперь этому Германия не может мешать. Последние ее солдаты сегодня сложили орудие не только перед нашими союзниками, но и перед Красной Армией. Сегодня, 15 мая, оглашена по радио последняя сводка Советского информбюро. Она гласит: «Прием пленных немецких сол-дат и офицеров на всех фронтах закончен». Во вчерашней же сводке подве-ден итог немецкой капитуляции: «… с 9 по 14 мая на всех фронтах взято в плен более 1 миллиона 230 тысяч немецких солдат и офицеров и 101 гене-рал».
Итак, закончено сегодня печатание сводок совинформбюро с фронтов Отечественной войны. Мы не знаем пока, надолго ли оперативные сводки сошли со страниц наших газет? Но нам твердо известно, что теперь никогда наша страна не будет переживать тех горьких дней, когда враг стучался в во-рота Москвы, смотрелся в волжскую воду, лез на горы Кавказа. Предстоящая война с Японией, если нельзя иными путями сокрушить очаг милитаризма на Востоке и восстановить наши интересы на Тихом Океане, будет жестокой, но короткой и безусловно триумфальной. Жалею, что мне не придется быть там, не придется снова взглянуть на полузабытые картины, виденные еще в 1932–1935 году: широкий Амур, густую тайгу, сверкающую гладь Сунгари, синие хребты Хинганских гор, глинобитные фанзы и заборы маньчжурских дере-вень, гаолян и чумизу на полях, самурая в бою. Того нахального самурая, ко-торый перелез тогда через Амур и напал на советскую станицу Поярково, на хутор Чесноково и упал под огнем наших пулеметов или утонул в Амуре, пы-таясь бежать в неуклюжей шаланде: его настиг наш снаряд…
Воевать – всегда тяжело и неприятно, вспоминать о войне – неизбывная потребность каждого солдата. Записать виденное – долг каждого, у кого есть глаза. И в моих записках мои современники найдут то, что, может быть, ви-дели и знали, но начали забывать, а потомки найдут в них то познавательное, чего нельзя исчерпать повестью или романом, которые, несомненно, появятся в скором времени. Со мной можно не соглашаться и спорить: материалы, на-шедшие место в моих записках, могут нравиться или не нравиться, но про-чтение их в обоих случаях принесет пользу и поможет понять наше время. Сознание этого являются для меня удовлетворением, радостью и наградой за многолетний труд над записками.

КОНЕЦ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЙ ТЕТРАДИ.

Конец 2-го тома «Моих записок»

Апрель 1941 – май 1945 гг. Белых Николай Никифорович


* Вставка. К ИСТОРИИ захвата медали «ДЕГУССА».
Пришла пора передать эту медаль Ставропольскому краевому музею, хра-нителю моих и Софьи Борисовны личных архивов, а также пришла пора рас-сказать, как эта медаль и при каких обстоятельствах попала ко мне в руки.
В моих записках о фронтовых событиях сделано много упущений при пе-репечатке для возможной публикации их. Причины этого были разные, не стану пока объяснять их. Но потом случилось, что подлинники записок у ме-ня были похищены, что ставит меня в трудное положение, выход из которого я нашел в обращении к перепечатанным мною в 1945 году запискам. В них хотя и сознательно опущены многие факты и детали, но их архитектоника по-зволяет их автору воспроизвести по памяти то, что виделось, пережито, было записано, а потом записанное исчезло. По крайней мере, за точность и правду воспроизведенного по памяти я ручаюсь. Надеюсь также, что лица, организо-вавшие похищение из моей старооскольской квартиры многих документов и записок, если я солгу теперь, не выдержат и… выступят с разъяснениями или опровержениями, меня это снова обрадовало бы и наполнило надеждой, что рано или поздно, а непременно будут обнародованы мои записки с апреля 1941 года по май 1945 года.
В «МОИХ ЗАПИСКАХ» (том II, стр. 61–62) говорится:
«…Наступило 8 апреля 1944 года. Наш полк – в пути. Мой конь тяжело дышал от усталости, натружено скрипело седло. По себе и по своему коню, по наблюдению за людьми, я заключил, что людям и лошадям надо дать при-вал.
Ориентировавшись на местности и на карте, определил, что мы находимся недалеко от деревни Ново-Зарницкой. Но дорог туда нет никаких: зимние растаяли, а летних и весенних здесь не было никогда.
Своему помощнику Кудрявцеву я поручил вести колонну по азимуту, обо-зы – по травянистым буграм, а сам с ординарцем поскакал в небольшой хуто-рок, видневшийся за глубокой балкой. Там всего было несколько хат с ярко-красными черепичными крышами. В хуторке, называемом Юрково, застали одних баб-молдаванок. По-русски они разговаривали плохо, местность знали еще хуже и толком ничего не могли нам рассказать о дорогах.
Вот и пришлось ехать наугад и по компасу прямо через лес. Это запущен-ное насаждение дубняка, бересклета и акации. Еле пробились мы через чащо-бу. В густом и корявом лесу бегали одичавшие свиньи с поросятами…». (Да-лее идет текст ВСТАВКИ о происшествии, упомянутом автором на стр. 62. – Е. Б.).
…Два ухача в накинутых на плечи русских зипунах (под зипунами оказа-лись, как я выяснил потом, немецкие офицерские мундиры) разделывали у мостка через ручей с глубокими берегами убитую лошадь. Рядом лежала при-стрелянная свинья, совершенно не обработанная: в щетине, в крови.
Наше появление оказалось для них совершенной неожиданностью, так что без всякого возражения оба мужчины предъявили документы о том, что яв-ляются жителями деревни Ново-Зарницкая, которая как раз и нам была нуж-на.
– Пойдете проводниками! – приказал я мужчинам. И хотя немного насто-рожило меня, что мужчины так легко согласились оставить в глухом лесу две туши мяса – конскую и свиную, но я поддался соблазну опередить колонну полка и оказаться в Ново-Зарницкой раньше всех. Да и покорный вид этих мужчин умерил мое подозрение, так что я совершил ошибку, не подвергнув их обыску и даже не попытался сделать это, хотя и подумал: «Обыщем в де-ревне».
Буланый конь, на котором я ехал, отличался своенравным характером: он мог вдруг понести галопом или внезапно упереться и стоять на месте, хоть его убей (Это могут подтвердить все, кто еще жив и служил вместе со мною в полку воздушно-десантников. Нам приходилось не только прыгать с парашю-тами, но и пешком мерить землю, на лошадях скакать…)
На мостке этот «Буланок» вдруг вздыбился, описал немыслимый пируэт, и… вместе со мною упал с моста. Не успел я оценить происшедшее, как ус-лышал выстрел, стонущий крик ординарца. Кое-как высвободив придавлен-ную «Буланком» к берегу мою ногу, я начал карабкаться. И тут на меня гля-нуло дуло парабеллума.
       – Не вздумайте сопротивляться! – властно прозвучал голос одного из мужчин, в русском зипуне. – Ваш ординарец уже застрелен, с вами будет то же самое, если посмеете оказать самое малейшее сопротивление…
В этой ситуации у меня не было совершенно никакого шанса на сопротив-ление, вернее, на успех сопротивления. Погибать же совершенно не хотелось. И я решил хитрить, как и эти, в зипунах.
– Очень жаль, что вы застрелили Петра, – сказал я. – Ведь мы с ним вме-сте дезертировали из полка в надежде скрыться в лесах, найти себе сообщни-ков и… бороться, как завещал мне отец…
– А кто ваш отец? – спросил рыжеватый широкоплечий мужчина, не сводя с меня колючих серых глаз и черного зрачка парабеллума. – Из каких вы мест родом?
И я решил врать, заодно попросил его помочь мне выбраться на берег и вывести моего коня из воды.
Подошел и второй. Тот был ростом пониже, широкобородый брюнет со скуластым злым лицом. Но он, видимо подчинялся первому, рыжебородому, и немедленно помог мне выбраться на берег, как только тот проворчал ему по-немецки, чтобы оказал помощь, Дие хилфе!
Я, конечно, сделал вид, что совершенно не понимаю по-немецки. И по-спешил ответить на поставленные мне вопросы. Разумеется, врал при этом, как только мог, лишь бы показаться им таким человеком, в котором и они нуждались. Я им сказал, что мой отец имел более ста десятин земли в селе Знаменском Курской губернии, что ему принадлежало в Знаменке все от церкви и до Егоровой мельницы, а потом нас раскулачили. Пришлось при-спосабливаться, чтобы выжить. И в эту войну мы было вздохнули свободно, мой отец даже был поставлено помощником немецкого коменданта в селе Ржавец…
– Погодите, – прервал меня рыжий. – Вашего отца звали Федором Луки-чем?
– Да, конечно, – подтвердил я и подумал: «Влип, сейчас раскусят и шлеп-нут».
– Мы с ним хорошо знакомы, – сказал рыжий. – И он говорил, что его сын служит в Красной Армии, так как иначе было нельзя…
– Вот именно, иначе нельзя было…
– Но чем вы докажете, что теперь дезертировали из полка, чтобы бороть-ся, как завещал отец?
Они оба пристально впились в меня осатанелым, проверяющим взором. И я решился на невероятное:
– Вот сумка с секретными документами, вот мой револьвер, – сказал я. – Берите в свое распоряжение. А меня, если сомневаетесь, расстреляйте, ибо мне жизнь теперь совершенно не нужна, если нет возможности найти едино-мышленников и вместе с ними бороться за жизнь, как завещал отец…
Они переглянулись. Рыжий возвратил мне револьвер и сказал:
– Нам очень нужен смелый и знающий военное дело человек с докумен-тами советского офицера. Мы вам верим. И сейчас преподнесем вам сюр-приз. Немного спокойствия, – он показал брюнету на убитого им моего орди-нарца: – Этого в ручей, коней подвести к блиндажу. Мы будем ожидать там…
Под видом вежливости, но, наверное, все же опасаясь меня в какой-то ме-ре, рыжий показал мне тропинку и пропустил впереди себя. Несколько шагов мы сделали, идя во весь рост. А потом пришлось согнуться, почти ползком пробираться в чащобе колючих кустарников, пока зарослевая дыра привела нас к невысокому холму с дверцей и щелью, идущей в подземелье.
Там мы застали пожилого человека с длинным костлявым носом и тонки-ми губами. Он сидел за столом. Свет фонарика лежал синеватым эллипсом на его давно небритом лице. А как только человек поворачивался, световой эл-липс перебегал ему на плечо или начинал мерцать на стене, украшенной или просто задрапированной ковром.
– Задержан перебежчик, господин генерал! – доложил рыжий. – Совет-ский офицер с важными документами, которые он представляет в ваше рас-поряжение…
– Вы его вынудили к этому? – переспросил генерал флегматичным тоном.
– Никак нет, он добровольно…
– Тогда не надо его расстреливать. Но кого же вы расстреляли? Я слышал выстрел, хотя ведь запретил стрельбу без нужды…
– Нужда была, – возразил рыжий. – И мы, чтобы уравновесить силы, слу-чайно ликвидировали его ординарца. Сам же он надеется быть заодно с нами.
– Генерал Шерер, – отрекомендовался человек за столом, протянув мне длинную костлявую руку, удивившую меня огромной силой. Это железное пожатие я и до сей поры не забыл, особенно оно встает перед моим внутрен-ним взором, когда вспоминаю попытку этого генерала Шерера (впрочем, я и не знаю, правильно ли он назвал свою фамилию) задушить меня. Впрочем, об этом немного позже.
Брюнет вошел в блиндаж без спроса. Впрочем, и меня рыжий втолкнул в блиндаж без спроса. Оказалось, здесь так принято.
Так как моя и ординарцева фляги были полны прекрасного русского спир-та, а в седельной суме ординарца всегда имелся запас сухарей, хлеба и банок мясных консервов (все это брюнет притащил в блиндаж), наше знакомство началось в блиндаже с пирушки: генерал и его телохранители (а он их так и называл, когда они сбросили с себя зипуны и оказались в офицерских мунди-рах – рыжий с погонами гауптмана, брюнет – с погонами оберлейтенанта. Добавил при этом: «Это все, что осталось от телохранителей, приставленных ко мне генерал-лейтенантом Власовым. Остальные или погибли или дезерти-ровали. Буду рад, если вы хоть в малой степени пополните мою охрану». – Он толкнул меня в плечо и странно засмеялся, будто его щекотали).
Да-да, генерал и его телохранители с каким-то дьявольским расчетом хо-тели оглушить меня своей наигранной простотой и гостеприимством, чтобы наверняка решить, оставить меня в живых и сделать своим кнехтом или лик-видировать? Им нечего, видимо, было спешить со своим решением моей судьбы, но они то и дело поражали меня своими «откровенными» признания-ми. В течение получаса нашей пирушки я узнал, что генерал Шерер сам «вер-вольф» и имеет задание создать армию «вервольфов». В их толковании, это не просто «лесных волков», а «оборотней», которые будут проникать в штабы советской армии, уничтожать офицеров и изымать документы, а потом, когда их сила разрастется, попытаются воссоздать нечто похожее на армию Власо-ва во всех странах мира.
При этом генерал Шерер вдруг достал из бумажника медаль «ДЕГУССА» и, показывая мне, посвечивал на нее лучом фонарика, пояснял по-русски, хо-тя и с сильным немецким акцентом:
«Тысяча девятьсот сорок третий год медаль сделан. Фюрер знает. Аллес Цеен. Всего десять. Свастик нет. Медаль нур ист, только для мировой поли-тика. Все, кто со мной, будут править миром…»
Больше он ничего не пояснил, окончательно опьянев. Голову он уронил рядом с консервной банкой и ножевым штыком, которым рыжий вспарывал банки.
Рыжий и брюнет вскоре тоже клюнули носами. Кто-то из них даже захра-пел. И если бы я пил, как и они, то, конечно, заснул бы вместе с ними. Но ме-ня спасала шинель. Я выливал кружку за кружкой (мы пили из небольших эмалированных кружечек) на подбородок, спирт впитывался в шинель. И хо-тя неприятный холод и сырость терзали мне грудь и живот, куда добралась жидкость, для меня в этом таился какой-то шанс на спасение.
Сначала я подумал, что они и свой сон разыграли, чтобы проверить меня еще раз. Но потом ярость поднялась во мне, да и жажда жизни. Я ухватил но-жевой штык, ударил им сначала рыжего, а потом и брюнета в левое плечо, между ключицей и шеей.
Без стона они умолкли навсегда. Я торопливо сунул свои бумаги в поле-вую сумку, забрал парабеллум. У меня появилась было дерзкая мысль взять генерала Шерера в плен и привести в полк. Ведь тогда бы можно было оправ-дать свою ошибку и напрасное решение ехать через лес. Но когда я взял его бумажник с медалью (а никаких других документов, кроме книжки русско-немецкого разговорника и листовки-пропуска, в блиндаже не смог обнару-жить) и начал расталкивать Шерера, чтобы приказать идти со мною, он вдруг схватил меня обеими руками за горло с такой силой, что я стал задыхаться. Но Шерер допустил оплошность, оставив мои обе руки свободными. И это позволило мне воспользоваться револьвером: я разрядил весь его в живот Шерера.
…………………………………………………………………………………
Никто не провожал меня. На своем «Буланке» я добрался до деревни Но-во-Зарницкой. Она оказалась за лесной опушкой, на лобастом крутом бугре.
И я никому не рассказал тогда о приключившемся со мной.
После полудня, дав полку отдохнуть, мы двинулись дальше. В Васильевку добрались ночью, в 23 часа. Ехали и шли сюда по топким от весенней распу-тицы полям, по буеракам и лощинам. Кстати сказать, Васильевку никто из жителей не знал. Даже сами васильевцы пожимали недоуменно плечами и твердили: «Нет, Васильевки на свете не существует. Есть Кочаровка, а Ва-сильевки нет».
Спорить было бесполезно.
Когда же выкатилась на небе огромная луна, командир полка майор Ко-тов, бывший ленинградский артист, повел полк дальше, а мне поручил со штабными подразделениями быть в Кочаровке до утра… И я почему-то обра-довался этому, так как помимо воли, наверное, рассказал бы о случившемся со мною или, по крайней мере, показал бы Котову медаль, полного значения которой я не знал и мог бы навредить откровенностью себе.
Утром 9 апреля я повел штабные подразделения маршрутом: Федоровка, Марьяновка, Разаливка, Котовск.
Сердце мое постепенно успокаивалось, кошмар пережитого улегался, как море после шторма. Тайна с медалью длилась долго. Пора ее вручить другим, чтобы общими усилиями познать ее смысл, использовать для дела борьбы за мир во всем мире.
Апрель 1944 г. – декабрь 1970 г.
Н. Белых, бывший начальник штаба гвардейского воздушно-десантного полка.

Дополнение: не возражаем, если фотоснимок медали будет напечатан в печати или показан по телевидению совместно с текстом истории захвата этой медали «ДЕГУССА».
Владельцы личного архива, хранимого в Ставропольском краевом музее, фонд № 6, дело 1364.
9.10.1970 г. Н. Н. Белых
       С. Б. Белых


СОДЕРЖАНИЕ

1. От автора………………………………………………………….3
2. Тетрадь 10-я………………………………………………………4
3. Тетрадь 11-я………………………………………………………69
4. Тетрадь 12-я………………………………………………………105
5. Тетрадь 13-я………………………………………………………144
6. Тетрадь 14-я………………………………………………………180
7. Тетрадь 15-я………………………………………………………226
8. Тетрадь 16-я………………………………………………………243
9. Тетрадь 17-я………………………………………………………260
10. Тетрадь 18-я………………………………………………………277
11. Тетрадь 19-я………………………………………………………294
12. Тетрадь 20-я………………………………………………………310
13. Тетрадь 21-я………………………………………………………328


 



Н. Белых














МОИ ЗАПИСКИ
ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАПИСИ
ТОМ 2

(5 января 1944 г. – 15 мая 1945 г)













































































От автора

Работу над записками о своем времени
я начал давно, но удалось сохранить в
целости лишь ту часть их, которая охватывает
период с мая 1941 г. по май 1945 года.
Записки этого периода разделены на два тома. Первый том (ему дано осо-бое предисловие) охватил период с мая 1941 года по начало января 1944 года, а настоящий, второй, том моих записок охватывает период с начала января 1944 года по май 1945 года.
Я не ставил себе каких-либо очень больших задач перед своими записка-ми. Я просто приступил к работе над дневником, чтобы иметь возможность поговорить с самим собой по всем вопросам, сопутствующим моей жизни. Но события, развернувшиеся на протяжении прошедших лет, изменили мои внутренние побуждения и вывели дневник за рамки интимности, сделали его, по моему мнению, достойным внимания моих современников и подрастаю-щего нового поколения. Насколько полезны мои записки, пусть судит чита-тель, перед которым я не пугаюсь выступить, ибо он – справедлив, а я – ис-кренен в своих записках.
       Автор
16 мая 1945 года. Г. Горький, 23. Белых Николай Никифорович.









Н. Белых
МОИ ЗАПИСКИ
Том II

Тетрадь 10-я (5 января – 17 апреля 1944 г.)
В наступлении войск 2-го Украинского фронта, начатом на Кировоград-ском направлении 5 января 1944 года, 8-я гвардейская Воздушно-Десантная Дивизия занимала особое положение: она обеспечивала левый фланг 7-й гвардейской Армии генерал-полковника Шумилова и находилась на стыке 2-го и 3-го Украинских фронтов. Поскольку главный удар по врагу наносился правым флангом 2-го Украинского фронта, а 3-й Украинский фронт ставил себе пока ограниченные задачи «выравнивания линии и подготовки условий для последующего наступления», нашей дивизии, наступая, надо было не те-рять тактической связи с третьим Украинским фронтом, что само по себе ог-раничивало глубину нашей оперативной задачи и сказалось на всем характере наших действий.
К исходу 5-го января 93-я дивизия заняла Новую Андреевку, 84-я дивизия вступила в Новгородку. Мы, развивая успех в стыке этих дивизий, имели об-щее направление – через Тарасовку и в район южнее Кировограда. На нашем пути немцы оказали ожесточенное сопротивление. Особенно упорные бои развернулись в ночь под 6-е января и днем 6 января. На моих глазах разнесло снарядом моего напарника радиста Кушнарева, ранило начальника штаба полка капитана Прокина. Тысячи немецких снарядов рыли мерзлое поле, по-дымая в воздух тучи снега и камней, зажигали скирды пшеницы, разбивали наши повозки и машины, но были не в состоянии остановить лавину наших войск.
Сотни наших танков устремились на вражескую оборону, прорвали ее и не только перехватили важнейшие дороги, соединявшие вражеские опорные пункты, но и внезапно появились в тактической зоне противника, парализовав немецкие очаги сопротивления. Лобовая атака на Кировоград не сулила успех «малой кровью». Поэтому, прорвав оборону на основных направлениях и раз-громив крупные опорные пункты противника на флангах кировоградской обороны немцев, наши войска обошли Кировоград с севера и с юга, отбили целый ряд упорных немецких контратак и к вечеру 7 января немецкий гарни-зон в Кировограде оказался окруженным. За три дня наступательных боев Второй Украинский Фронт расширил прорыв немецкой обороны до ста ки-лометров и продвинулся в глубину более сорока километров. Освобождено около 130 населенных пунктов и два районных центра – Аджамка и Новго-родка. Уже были разгромлены три пехотных дивизии, одна моторизованная и одна танковая дивизия.
В ночь под 8 января мы вступили в деревню Рыбчина. Все покрыто инеем. Густой туман заволок улицы. Не видать ни зги. С юга, из-за балки, непрерыв-но били немецкие пушки, временами небо загоралось розовым пламенем, ок-рестности оглашались неприятным скрипом, похожим на крик ишака, и в темноте неслись на нас огненные шары. Они рвались с каким-то особым треском, потрясая землю, разваливая дома. Это действовал немецкий миноб-росательный аппарат с реактивными минами. Пленные немцы называли его «Небельвельфором», а наши солдаты окрестили его двумя названиями: «Скрипач» и «Иван». Иваном называли его потому, что немцы этот аппарат предназначали противопоставить нашей «Катюше», но у них это не вышло. Бойцы шутили: Свадьба не состоится, так как наша Катя в два счета растре-плет немецкого Ивана…
Переколов штыками немецкий взвод, засевший в одном из колхозных са-раев, наши бойцы вышли на самую южную окраину Рыбчино, но дальше про-двигаться оказалось невозможным: встретились сплошные немецкие минные поля. Мы выслали туда полковых саперов. Вскоре я принял по радио сигнал. Нам было приказано приостановить наступление в западном направлении, не завязывать боя за хутор Веселый, к которому наши саперы проделали было проходы в минных полях, а развернуть полк фронтом на юг и наступать на Ново-Федоровку.
Для выполнения задачи нам пришлось несколько продвинуться на восток, выйти на грейдер Кировоград-Кривой Рог, и отсюда начать наступление на Ново-Федоровку. Эта деревня была расположена у балки, прикрыта широки-ми минными полями, огневыми точками в каменоломне и на господствующих буграх. Вся местность немцами была хорошо пристреляна. Если бы мы полу-чили задачу по овладению Ново-Федоровкой с вечера, то, возможно, взяли бы ее с налета, но теперь время было упущено: наше наступление на деревню началось утром, когда рассеялся туман и стало светло. Преодолев ожесточен-ное сопротивление немцев, мы к вечеру овладели северной половиной дерев-ни, после чего получили приказ перейти к обороне. Вечером же 8 января, ко-гда была развернута наша рация в глинобитном домике хутора Николаевка, я получил сообщение, что наши войска полностью овладели Кировоградом. В середине ночи в наши боевые порядки привели из политотдела дивизии четы-рех пленных немцев. Они были соответствующим образом подготовлены еще армейским политаппаратом, и предназначались для пропагандийской работы среди немецких солдат действующей армии. Мне эта затея не совсем нрави-лась: уйдут, канальи, и поминай, как звали. Но приказ есть приказ. Немцев этих мы спровадили в южную часть Ново-Федоровки. Пошли они очень охотно. Через несколько секунд они исчезли из виду, но, прислушиваясь, мы вскоре уловили окрик: «Хальт! Вэр гэст?» В ответ послышался уже знакомый нам голос одного из распропагандированных немцев: «Вир зинд дойтче золь-датен».
И это все. Больше этих немцев мне не пришлось видеть или слышать.
Утро 9 января было тихое, морозное. Бои замерли. На наш участок непре-рывно подходили артиллерийские подразделения. Становилось тесно от ору-дий всех систем и калибров. Ожидалось немецкое контрнаступление, воз-можно было и наше наступление в направлении Кривого Рога, чтобы содей-ствовать Третьему Украинскому фронту… С обеда началась артиллерийская перепалка и длилась она до 11 января.
Поздно вечером 11 января принято радиосообщение о ликвидации немец-кой группировки северо-западнее Кировограда. Разгромлены 2 танковых ди-визии, одна мотопехотная и две пехотных дивизии. Убито 8000 немцев, за-хвачено нашими войсками 94 танка и 124 орудия. Это хорошо. Но и плохое есть: с полночи немецкие пушки начали лупить по нас из Новгородки (Немцы вытеснили оттуда 84-ю дивизию наших войск, но об этом в информбюро не будет напечатано: мы скоро вновь возьмем Новгородку), а из хутора Веселый надоедливо до самого утра бросал в нас огненные шары немецкий «скрипач».
12 января радио принесло несколько хороших вестей: успешно действуют Первый Украинский и Белорусский фронта. Форсирована река Случ севернее и южнее Сарны. Войска генерала армии Рокоссовского приближаются к го-роду Мозырь и ж. д. узлу Калиновичи. На рассвете зашел ко мне подполков-ник Уласовец, заместитель командира дивизии по строевой части. В недавнем прошлом он командовал 224 полком 41-й стр. дивизии. Она была нашим со-седом при наступлении 5 декабря 1943 года на Новую Прагу. Исходные пози-ции нашего наступления были в районе деревни Скеля. Там же мы и нашли в свое время списки всего личного состава 224 полка, потерянные подполков-ником Уласовец. Этим спискам и суждено было стать яблоком раздора между мной и товарищем Уласовец. А получилось так. Ночью же под 13 января по-шли мы втроем, Уласовец, наш начарт полка Шеронов и я, проверять перед-ний край. По пути Уласовец начал необоснованно хвастаться своими качест-вами бдительного человека. Мне надоело слушать его хвастовство, я и сказал:
       – Вы правы, товарищ подполковник. Только бдительный человек мог потерять в Скеле списки целого полка…
Уласовец остановился, что было у него силы, дернул меня за рукав овчин-ного пиджака, обложил трехэтажным матом и приказал убираться к чертовой матери. Но мы с Шероновым не стали «убираться к чертовой матери». Тогда Уласовец повернул от нас на грейдер и зашагал на НП командира дивизии, а мы с Шероновым прошли в боевые порядки 2-го батальона, где и просидели в окопах до самого утра: выбраться оттуда из-за внезапно открытого немцами огня оказалось совершенно невозможным.
Поздно вечером 14 января стало известно, что войска Белорусского фрон-та (Рокоссовский) занял Мозырь и Калинковичи. На рассвете 15 января пра-вее нас завязала бои 41-я СД, пытаясь овладеть хутором Веселый. Жесткий мороз. Жесткий огонь. Со своего НП вижу, как золотыми искрами разрывных пуль разрисовали немцы южный скат, по которому черными зигзагами и от-дельными точками двигались цепи и одиночные бойцы 41-й. Над их головами катились в немецкую сторону кроваво-красные шары: советская артиллерия била трассирующими снарядами. А на северо-западе, в темном небе горели целые гирлянды огней, вспыхивали и гасли остроконечные звезды: кирово-градские зенитчики отражали очередной налет немецкой авиации, еженощно злобствовавшей над потерянными немцами городом.
Бой 41 СД провела без успеха. Главная причина этого, полагаю, в неуме-нии сохранить в тайне подготавливаемую операцию: дней пять тому назад чуть ли не по всем проводам телефонной сети армии болтали начальники и телефонисты о готовящемся наступлении 41 дивизии на Веселый. Конечно, немцы подслушали (подслушивание у них поставлено на широкую ногу, тех-нически прекрасно обеспечено: имеются специальные аппараты подслушива-ния) и приготовились…
17 января – хорошие вести: советские войска прорвали севернее Ново-Сокольников немецкий фронт шириной в 15 километров и продвинулись в глубину на 8 километров. Перерезана железная дорога Ново-Сокольники-Дно. Заслуживает большого внимания газетная публикация 11 января о взглядах нашего правительства на будущую восточную границу Польши. При условии, что послевоенная Польша будет дружественной нам, граница ее на востоке пройдет по «Линии Керзона», с некоторым отступлением в пользу Польши. Против этой линии не могут возражать наши союзники, поскольку она была разработана Территориальной комиссией Парижской мирной Кон-ференции и была принята союзными державами после заключения Версаль-ского мира, а потом опубликована 8 декабря 1919 года в известной «Деклара-ции Верховного Совета Союзных и Объединившихся Держав по поводу вре-менной восточной границы Польши». Декларация эта была подписана Пред-седателем Верховного Совета Жоржем Клемансо. В июле 1920 года эта «ли-ния» была подтверждена на конференции союзных держав в Спа, а 12 июля 1920 года она вошла в качестве основы в ноту английского министра ино-странных дел Керзона, посланную Советскому Правительству в связи с пред-ложением посредничества в польско-советской войне (поляки просили тогда союзные правительства об этом посредничестве, т. к. потеряли надежду ору-жием отторгнуть у нас Западную Украину и Западную Белоруссию). В ноте Керзона было сказано, что «Линия эта приблизительно проходит так: Гродно-Яловка-Немиров-Брест - Литовск-Догогуск-Устилуг, восточнее Грубешова, через Крылов и далее, западнее Равы-Русской, восточнее Перемышля до Кар-пат». Севернее города Гродно указывалась граница между Польшей и Лит-вой. Польское правительство не согласилось тогда с этим предложением и, пользуясь тяжелым положением нашей страны, навязала нам мартовский Рижский мирный договор 1921 года, захватив западные области Советской Украины и Белоруссии. Исправление исторической несправедливости было сделано в 1939 году, но сейчас польское эмигрантское правительство снова предъявляет необоснованные претензии на Советские западные области Ук-раины и Белоруссии. Это не только дико с точки зрения этнографического состава областей (они заселены украинцами и белорусами, жаждущими жить в составе своих республик), но и еще больше дико с точки зрения необходи-мости освободить Польшу из-под ига немецкого фашизма: сделать это может только наша Красная армия, а польские Рачкевичи, Соснковские и Квапин-ские никак этого уразуметь не желают. Отсюда невольно напрашивается мысль, да желают ли они вообще освобождать польский народ от немецкого ига? Кажется мне, что в период боев за Польшу нам придется не только драться с немцами, но и с польскими реакционными силами, организованны-ми Рачкевичем и его коллегами в Польше, возможно, с согласия немцев.
18 января противник вел себя смирно. Войска Ленинградского фронта на-чали наступление в районе южнее Ораниенбаума. Ночевал я на НП команди-ра полка. Холодный блиндаж. Коптушка из консервной банки. Жестяная печ-ка – без дров (На Украине дров трудно найти, разве только рубить фруктовые сады, но мы не немцы). На земляных полатях – куча спящих людей. Тут и те-лефонисты, и автоматчики из охраны и пара связных. Продрогнув в траншее, я снова возвратился в блиндаж, приказал радисту развернуть станцию. В 23.30 19 января 1944 г. радио сообщило о взятии Ленинградским фронтом Красного Села, Ропши и Петергофа. Генерал армии Говоров недурно начина-ет новый военный год.
 20 января был теплый день, с крыш падали капели. Немец весь день лу-пил по нас из минометов. Мины ложились так близко, что жар взрыва касался наших щек, а дышать становилось трудно, т. к. воздух густо насыщала зло-вонная металлическая гарь взрывчатки. Радио сообщило хорошие вести: вой-ска Волховского фронта под командованием генерала армии Мерецкого ов-ладели сегодня Новгородом. Это почти символично. В 1242 году Александр Невский отсюда понес карающий меч против немецких рыцарей. В 1944 году этот меч понесут отсюда против немцев наши богатыри-красноармейцы. Они отсекут голову немецкому фашизму. Недаром, как идут слухи из Каира, Риб-бентроп встретился недавно в одном из городов Пиренеев с двумя официаль-ными англичанами и беседовал с ними о сепаратном мире. Риббентроп пони-мает, как складывается обстановка. Правда, англичане опубликовали опро-вержение, но это не меняет самого факта, что Германия нуждается в сепарат-ном мире, а в Англии есть люди, желающие освободить Гитлеру руки в борь-бе с Красной Армией. Это те самые сэры, которые в силу всех своих возмож-ностей тормозили и тормозят открытие второго фронта в Европе.
21 января Ленинградский фронт освободил станцию Мга.
Мы получили приказ провести частный бой с целью улучшения позиции. Всю ночь под 22 января я проблуждал в боевых порядках полка, готовя их к предстоящей операции и проверяя готовность. Прибывший к нам новый ко-мандир полка майор Комаровский очень легкомысленно относится к пред-стоящей операции: он, напившись до пьяна, не только не стал слушать мои соображения, составленные вместе с капитаном Бекасовым из оперативного отделения штадива (С ним мы вместе облазали всю местность, на которой предстояло провести операцию), но и выгнал из блиндажа НП всех телефони-стов и радистов, выключил аппараты и залег спать со своей походной поле-вой женой, некоей Раисой Приблудной. Так и проспал он до 8 часов утра, по-ка начался бой. Только теперь Комаровский познакомился с нашими сообра-жениями, в которых было убедительно доказано, что действительное улучше-ние наших позиций могло произойти лишь в результате овладения всей Н. Федоровкой и М. Новгородкой (для чего у нас явно не доставало сил), а про-движение наших подразделений на 500–600 метров к югу, в силу рельефа ме-стности и охватывающего положения немецких позиций, не улучшало, а ухудшало наши позиции и угрожало нам необоснованными потерями как в процессе бессмысленной операции, так и после ее, когда наш узкий клины-шек попадет под двоякий огонь с флангов. Прочитав, Комаровский согласил-ся с нашими соображениями, но счел невозможным приостановить операцию из-за боязни, что его будут ругать «за позднее высказывание своего мнения». Операция была проведена. Мы потеряли до сорока человек убитыми, продви-нулись на 600 метров, как и требовал подполковник Уласовец, а потом… снова отошли на старые позиции, убедившись в невыгодности нового рубежа (О его невыгодности настойчиво твердили мы в своих письменных соображе-ниях, которые не захотел майор Комаровский провести в жизнь по вышеука-занным причинам)
… 23 января удалось познакомиться с новогодним посланием Рузвельта Конгрессу. В этом документе отражена могучая сила ума и прозорливость ве-ликого американского президента. Читая послание, ощущаешь, какую уйму препятствий приходится преодолевать Рузвельту, организуя победу над фа-шистскими странами. Мне начинает казаться, что в затяжке с открытием вто-рого фронта виноват кто угодно, только не Рузвельт. Америка и весь мир дол-го будут помнить человека, который выступил с требованием к Конгрессу принять закон о национальной повинности. Рузвельт сказал при этом: «Я три года не решался предложить вам закон о национальной повинности. Однако сейчас я убежден в его необходимости. Хотя я считаю, что мы и наши союз-ники можем выиграть войну, не прибегая к этой мере, я все же убежден, что лишь всеобъемлющая мобилизация всех наших ресурсов, людских резервов и капитала гарантирует скорейшую победу, сократит страдания, горести и кро-вопролитие». Отметив, что США присоединились к весьма обширным кон-кретным планам во время Московской, Каирской и Тегеранской конферен-ции, чтобы за этой войной не последовала катастрофа, «чтобы мы не повто-рили трагическую ошибку страусовой политики изоляционизма и чтобы не повторились эксцессы безумных 20-х годов, когда наша страна предалась беспечности, что привело к трагической катастрофе». Призывая разработать планы обеспечения прочного мира, Рузвельт указал, что «При нынешней ме-ждународной обстановке, действия Германии, Италии и Японии показали, что установление какого-то военного контроля над возмутителями спокойствия столь же необходимо в отношениях между нациями, как и между гражданами в обществе. Столь же важным для обеспечения мира является обеспечение приличного уровня жизни для каждого мужчины, женщины и ребенка во всех странах. Свобода от страха связана со свободой от нужды».
Золотые слова. Но если Рузвельт доживет до конца войны, он, вопреки своим желаниям, будет свидетелем колоссальной нужды народных масс. И, возможно, американцы первыми увидят на своих улицах миллионы безработ-ных. Такова уж основа капиталистического миропорядка…
Осуждая разногласия между американцами во внутренней жизни, прези-дент указал, что именно «Сейчас наступило время подчинить индивидуаль-ные и групповые эгоистические интересы требованиям национального бла-га… Мы присоединились к правильно мыслящим людям, чтобы защитить се-бя в мире, который находился под сильной угрозой гангстерского режима… Мы объединены решимостью сделать так, чтобы за этой войной не последо-вала новая катастрофа. Когда в октябре Хэлл отправлялся в Москву, а я в но-ябре поехал в Каир и Тегеран, мы узнали, что мы и наши союзники едины в своей общей решимости сражаться и выиграть эту войну. Однако имелось много жизненно важных вопросов, касавшихся будущего мира, и они были обсуждены в атмосфере полной искренности и гармонии. В прошлую войну такого рода переговоры и встречи даже не начинались, пока не прекратилась стрельба и пока делегаты не начали собираться за столом мирной конферен-ции. Тогда не было случаев вести переговоры, результатом которых было бы согласие умов. Следствием этого явился мир, который не был миром. Эту ошибку мы не повторим в нынешней войне.
Здесь я хочу прямо обратиться с парой слов к некоторым страдающим по-дозрительностью людям, опасающимся того, что Хэлл или я взяли на себя обязательства на будущее, которые могли бы связать США секретными дого-ворами или заставить их играть роль Санта Клауса (Рождественского деда). Таким, если говорить вежливо, страдающим подозрительностью людям я же-лаю сообщить, что Черчилль, Сталин и Чан Кай-Ши – все они превосходно знакомы с пунктами нашей конституции. С ними знакомы также Хэлл и я. Конечно, мы взяли на себя некоторые обязательства… которые требуют ис-пользования всех сил союзников для разгрома наших врагов в возможно кратчайший срок… Настроениям самоуспокоенности у нас не должно быть места… Вспомним уроки 1918 года. Летом тогда сложилась благоприятная обстановка для союзников в ходе войны. Но наше правительство не ослабило усилий. Фактически наши национальные усилия были еще более напряжен-ными. В августе 1918 года предельный возраст для мобилизации был повы-шен с 21-31 до 18-45 лет. Президент обратился с призывом «напрячь силы до предела», и его призыв нашел отклик. В ноябре – всего лишь тремя месяцами позже – Германия капитулировала. Вот как надо воевать и выигрывать войну – напрячь все силы до предела, а не смотреть одним глазом на поля сражения за границей, а другим глазом следить за личными или политическими интере-сами на родине».
Все это Рузвельт сказал не только потому, что сам верит в свои слова, а еще и потому, что чувствует за своей спиной массовую поддержку…Его го-лос – это голос миллионов. И жаль, что Рузвельт, безгранично сильный ду-хом, до крайности слаб физически: может стать, что он не доведет свои идеа-лы до конца… А Рузвельтов Америка рождает не каждый день…
… 24 января, как сообщило радио, освобождены от немцев города Пуш-кин и Павловск (Слуцк). Перерезана железная дорога Гатчина–Нарва. Над немцами бушует ураган расплаты за слезы и раны Ленинграда… Города, пе-режившие блокаду и осаду в 900 дней. Так долго не держалась древняя Троя, так долго не держался ни один город мира.
26 января весь день провел на НП командира полка. Немец настойчиво лупил по нашему кургану. Два автоматчика из охраны НП ранены осколками снарядов, перебиты все телефонные кабели. Только к вечеру затих огонь не-мецкой артиллерии из района высоты 163.9 (в районе Новгородки). А затих он потому, что наши дальнобойные пушки нащупали, наконец, немецкую ба-тарею и своими снарядами подняли ее на воздух.
Меня должен был сменить на НП майор Тихонов, но он, как всегда, со-слался не то на зубную боль, не то на занятость перепиской протокола пар-тийного собрания, и… на НП не явился. Остался я дежурить и на ночь.
Любители фейерверка не смогли бы придумать более красивой иллюми-нации, чем иллюминация фронтовая. Достаточно подняться на вершину кур-гана, чтобы в ночной тьме увидеть сияние осветительных ракет над передним краем немецкой обороны, цветение радуги из разноцветных сигнальных ра-кет, золотые и зеленые фонтаны трассирующих пуль, искрящиеся длиннохво-стые реактивные мины, зарницы орудийных вспышек, рубиновые искры раз-рывающихся снарядов, ослепительные короны рвущихся авиабомб, сбрасы-ваемых нашими ночными бомбардировщиками, смешными и настойчивыми «У-2». Конечно, все это по-своему звучит, по-своему портит зрительное впе-чатление: пули с пронзительным свистом или шелестом проносятся над кур-ганом, заставляя прятаться за бруствер. Иногда они со звоном щелкают по брустверу, рикошетят и с жалобным мяуканьем уносятся куда-то в высь или в сторону, разбрызгивая огненные искорки. Снаряды с режущим свистом и гу-лом, мины с неприятным воем, бомбы с гудящим свистом и оглушительным треском наполняют все пространство, и удивление берет, как только люди ос-таются живыми в столь плотном насыщении воздуха смертоносным градом осколков и пуль… Постепенно картина, красивая картина смерти заворажи-вает человека, притупляет в нем инстинкт самосохранения, и он становится таким, что его начинают именовать храбрецом. На днях был на НП один из командиров резерва. Он так увлекся ночным зрелищем, что не заметил, как был ранен. В этом надо искать объяснение, что часто ядовитое бывает наибо-лее красивым: красивого мы меньше остерегаемся…
В двенадцатом часу ночи прибыл ко мне старший лейтенант Смирнов. Он согласился подежурить на НП, пока я немного погреюсь. В блиндаже, стара-ниями красноармейца-телефониста, топилась печка. Вместо дров в ней горе-ли ящики от разбитых телефонных аппаратов, куски кабеля и толовые шашки. Было копотно, но тепло. На земляном столе горела не коптушка из консерв-ной банки, а лампа из снарядной гильзы. Голубые огоньки бегали по медным бокам «лампы», устроенной телефонистом, и я побаивался, как бы не вспых-нул налитый в гильзу бензин. Но бензин не вспыхивал, и я вскоре привык, не стал обращать ровно никакого внимания на голубые огоньки. Вернее, я ув-лекся рассказом В. Гроссмана «Жизнь». В этом трагическом рассказе, кото-рый я прочитал залпом, говорилось о борьбе небольшой группы красноар-мейцев с немцами. Одна строчка рассказа, несмотря на общий трагизм опи-сываемых событий, вызвала у меня улыбку: старик-забойщик Козлов вспом-нил, как однажды жена приревновала его к шахте, куда он, возвратившись с войны, зашел прежде, чем к жене…
Написана «Жизнь» сильно. Но смерть старика Козлова здесь даже лиш-ня… Хорошо, что судьба сохранила жизнь храбрецов-красноармейцев в ус-ловиях, казавшихся безвыходными: они нашли путь из шахты, будучи заму-рованными там. У читающего «Жизнь» рождается надежда, что и его судьба сохранит ему жизнь в сплошном потоке смерти, бурлящем на полях войны…
В ночь на 26 января, как стало известно, очищена от немцев Гатчина (Красногвардейск), а 27 января войска Ленинградского фронта взяли Тосно, Волосово и подошли к Любани. Вечернее радио сообщило 28 января о взятии Любани, окружении Чудово, полном очищении от немцев всей дороги Моск-ва-Ленинград.
В наших местах заметно уменьшилась плотность наших и немецких бое-вых порядков. Почти исчезла с нашего участка обороны тяжелая артиллерия. Все идет к правому флангу фронта. Там, вероятно, в скором времени разы-грается крупное дело.
29 января получил письмо от жены. В письме вложены рисунки, сделан-ные моим семилетним сыном. Тут и танки, разящие фашистов, и красно-звездные истребители, стреляющие по немецким «Юнкерсам», и бронемаши-ны, вышедшие на разведку. Жена отзывается о рисунках с преувеличенной восторженностью. Боюсь, что ее восторг окажет отрицательное влияние на сына, поспешил поэтому написать ей следующее: «Получил, Соня, твое пись-мо с рисунками Жеки. Это очень хорошо, что сын рисует, отзывается своими рисунками на злобу дня. Старайся развить в нем к рисунку, но не перехвали-вай: похвала часто кружит голову, мешает развитию таланта, возможно, за-ложенного в человеке. Надо убедить каждого, что любая цель им может быть достигнута упорным трудом и исканием, действием беспокойной, настойчи-вой мысли…»
30 января 1944 года. Дряблое утро. Сплошные облака. В воздухе порхали снежинки. Под подошвами сапог гулко гремела замершая земля. На нашем участке фронта молчали пушки, лишь изредка хлопали винтовочные выстре-лы. В заснеженном поле не видать ни одного человека. Такое время у нас принято называть скучным временем. Слева и справа слышался отдаленный непрерывный гул. Мы знали, что это гремела артиллерия, и у нас рождалась зависть к тем участкам фронта, где шло наступление. Там не было «скучного времени». Лишь вечером повеселело: узнали, что вчера Первый Прибалтий-ский фронт занял Новосокольники, а Ленинградский фронт освободил Чудо-во. Очень жаль, что восточнее Винницы и севернее Христиновки наши вой-ска отошли на новые позиции.
Есть оперативные данные о продвижении войск Ленинградского фронта к Кингисепу, о взятии Аппостолово войсками 3-го Украинского фронта, о взя-тии Шполы (с. з. Кировограда) войсками 2-го Украинского фронта.
… Украинское Правительство уже переехало в Киев. Это демонстрирует прочность нашего положения на Правом берегу Днепра.
… Война внесла глубокие изменения не только в международную, но и во внутреннюю жизнь нашей страны: свободнее вздохнула церковь и стала на позиции поддержки Советской власти, теснее стало национальное единство и крепче дружба народов нашей страны, «Интернационал» из Государственного стал только партийным гимном, расширены права Союзных Республик в во-енном деле и в международных связях… Это укрепит наша международное положение, поднимет наш вес при решении послевоенных вопросов за миро-вым столом…
… Мы живем сейчас в век таких грандиозных искушений духа и плоти, в век столь распространенной лжи, что трудно найти что-либо подобное в при-мерах мировой истории, в прошлых веках. Вот, например, сегодня немецкий самолет разбросал несколько листовок. Одна из листовок озаглавлена «Еще раз об убийствах в Катыни», а вторая – иллюстрированная – озаглавлена «Кожен нарiд мае свiй смак. Украiнки, що Ви iх бачите на цьому знiмку, найкраще знають, як догодити гарною стравою своiм землякам. Харчування готуеться на чистих кухнях, обудованих за останнiм словом технiки». Эта листовка с изображением чистеньких и веселых украинок, работающих на обильной и сверкающей кухне за изготовлением пищи для красноармейцев – немецких пленных, имеет задачу убедить нас в райском житье-бытье наших пленных в немецких лагерях. Что может быть кощунствее этого? Нам прихо-дилось не раз брать в плен немецких солдат. Это грязные, голодные и зав-шивленные люди. Неужели немецкое командование захотело бы поставить в более лучшие условия своих пленников? Конечно, нет. Немецкие пленники умирают от голода, забиваются до смерти палками надсмотрщиков, травятся собаками, сжигаются на кострах, а немецкая пропаганда осыпает нас дождем своих красочно иллюстрированных листовок. Правда, что в красивом может таиться яд. Но находятся люди, склонные поверить этим немецким листов-кам: соблазн обильного затмевает их разум, и они призрак и иллюзию спо-собны бывают принять за правду. Если бы этого порока не было в человече-ской душе, невозможна была бы никакая пропаганда. Но если в этой листовке немцы рассчитывали на человеческую слабость искания «желудочных благ», то чего же хотели они сказать «Еще раз об убийстве в Катыни»? Они хотели эксплуатировать ту психологическую черту людей, которая содействует вос-приятию лжи в качестве правды, если лживые «факты» многократно и упорно подтверждаются «очевидцами» и свидетелями. Известен случай, когда один неаполитанец признал свои башмаки за фазанов только потому, что все встречные и поперечные называли его башмаки фазанами.
Еще весной 1943 года немцы опубликовали сообщение, в котором дока-зывали, что в 1940 году в Катынском лесу советскими органами были убиты польские военнопленные. Теперь, когда пятнадцатый километр шоссе Смо-ленск-Витебск снова в советских руках, а работами Специальной Комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецкими фа-шистами в Катынском лесу военнопленных поляков полностью восстановле-на картина немецких злодеяний в Катыни, Геббельс снова наводнил наши по-ля своей листовкой. Он доказывает, что поляков убивали не немцы, а русские.
Что же в действительности произошло?
До нападения немцев на СССР в Смоленской области был лагерь для во-еннопленных поляков, занятых на строительных работах. Поспешное отступ-ление войск Красной Армии в 1941 году не позволило нашему правительству эвакуировать этот лагерь на Восток. Немцы, захватив лагерь, продолжали свою политику физического уничтожения поляков, и осенью 1941 года рас-стреляли всех военнопленных поляков в Смоленской области. Местом рас-стрелов был избран Катынский лес, что недалеко от Смоленска (к западу от города). Массовые расстрелы, как видно из опубликованных в «Правде» за 26 января 1944 г. материалов, совершались немецкой военной частью, зашифро-ванной условным наименованием «Штаб 537 строительного батальона». Во главе этого «штаба» стоял оберст-лейтенант Арнес и его помощники обер-лейтенант Рекст и лейтенант Хотт. Убийства производились по директиве из Берлина в осуществлении политики физического уничтожения славянских народов. Таковы факты. И никакими листовками Геббельсу не затмить наш разум, нашу возмущенную совесть. Что же касается немецких ссылок на «очевидцев» и свидетелей, то материалы Специальной Комиссии раскрыли методы, при помощи которых немецкие палачи создавали Катынское дело.
Почувствовав приближение Красной Армии, они пытками, провокациями, уговорами, подкупами отыскали некоторое число «свидетелей» и получили от них ложные показания. Сами эти «свидетели» на весь мир теперь рассказали, как немцы допрашивали их по катынскому делу. Не удалось и не удастся немцам свалить свои преступления на голову благородного русского народа. Не удастся поссорить нас с польским народом.
30 января 1944 года в Катынском лесу состоялась панихида по убитым фашистами польским офицерам. Командир 1-го польского корпуса в СССР генерал-майор Зигмунд Берлинг под звуки оркестра, исполнявшего Шопенов-ский «Фюнебр», возложил на могилу первый венок и отдал честь праху пав-ших. Заместитель Берлинга – генерал-майор Завадский в своей речи сказал: «Катынский лес – это новое преступление немцев против славян. Но гитле-ровская провокация не удалась. Никто не поверил их фальшивке… Русский народ помог нам найти правду, и он поможет нам донести эту правду до Варшавы. Будем же мстить врагу, пока не уничтожим его окончательно».
Немцы хотели катынской могилой поссорить русских с поляками, но до-бились обратного результата: именно над этой могилой еще раз торжественно и клятвенно скреплено братство русско-польского оружия, нацеленного в сердце Германии.
… 1 февраля 1944 года. Ночь прошла без артиллерийской канонады. Только ливни трассирующих пуль всю ночь расцвечивали серое небо огнен-ными радужными искрами. Морозно. Захвачены пленные. Они показали, что в связи с успехами второго Украинского фронта на его правом фланге, не-мецкое командование подготавливает солдат к драп-маршу за Южный Буг. Возможно, в этом есть большая доля правды. Но за Буг врага потянуло не от хорошей жизни: в войне наступил тот перелом, от которого веет неизбежной грядущей победой наших войск над немцами.
В половине дня получили приказ принять полосу обороны от 41-й диви-зии, т. е. нам надо подвинуться значительно правее, к деревне Рыбчино. 41-я дивизия высвобождалась для боевых дел на правом фланге 2-го Украинского фронта.
Вечером пришли новые хорошие вести: ленинградцами взят Кингисепп.
… На новом месте мы устроились быстро. Штаб разместили в толстостен-ной хате из самана. Прямо из-под стены шел ход в траншею и в щели, куда можно было прятаться от снарядов. Все это сделано было еще немцами, но годится и для нас. Штабной писарь – старшина Логвинов раскопал в куче бу-маг на чердаке книгу, оказавшуюся семьдесят седьмым изданием «Еванге-лия», отпечатанного в 1915 году. Редко какая другая книга выдерживала та-кое большое число изданий. Книга напечатана славянским шрифтом, и я уди-вился, что еще не забыл чтение его, хотя обучался славянскому чтению лет восемнадцать тому назад. Бренное что-то есть в славянском шрифте, как впрочем и во всей современной жизни, избитой минами, снарядами и ложью немецкой пропаганды. Вот прямо под окном штабной хаты чернела опален-ная краями воронка, выбитая в земле немецким снарядом, на титульном листе «Евангелия» нарисован тушью немецкий герб со свастикой, на полях страни-цы написана фраза из Ницше «Германия – превыше всего», а на синей про-кладке, заложенной в книгу каким-то украинским читателем, изображен не-мец с дубиной дикаря-людоеда… Все полно противоречий, как и евангель-ский текст. Евангелист Матвей, если он был в жизни, сам заметил противоре-чие своих суждений, но не стал уничтожать их, а счел за большее благородст-во свой стих 16-й подправить и объяснить стихом 18-м. Жаль, что в наше время привыкли к заметанию следов и к опусканию «концов в воду», что час-то вынуждает нас принимать явления в готовом виде и в приемлемой служеб-ной редакции, за которой ни в какой микроскоп или телескоп не рассмотришь динамику становления: вывод никогда не имел качеств прозрачности. И горе тому, кто живет одними выводами…
… В стихе 16-м главы 1-й «Евангелия» Матвей писал:
«Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от которого родился Иисус, назы-ваемый Христом».
Вспомнив догму, что Иисуса родила не жена, а дева, да еще непорочная, Матвей не стал зачеркивать свой стих 16-й, как это сделали бы современные политики, не желающие попасть в конфузное положение, а просто написал дополнительно стих 18-й в следующей редакции:
«Рождество Иисуса Христа было так: по обручении матери его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что она имеет во чреве от Духа Святого…»
Какая волнующая наивность! И она владела на протяжении веков умами и сердцами миллионов людей. Продолжает владеть и поныне. Блажен, выходит, обманутый, не зная о том во век. Не этот ли мотив прозвучал в рассказе Се-рафимовича «На реке?» Обратная сторона этой медали состоит в том, что… горе понимающему, но лишенному сил одолеть зло и изменить мир в сторону всеобщего счастья. А сильные почти всегда бывают не склонны снисходить до мелочей жизни, так как не знают боли от поражающего других неустрой-ства и зла, не несут на своей спине всенародное бремя. Не этот ли мотив вол-новал Грибоедова до самой последней минуты, пока фанатичная тегеранская толпа грязными руками оборвала его жизнь?
… На улице гулко лопнул снаряд. Я взглянул на часы. Было ровно 13 ча-сов по Московскому времени. 2-е февраля 1944 года. Издалека-издалека, как сквозь сон, доносился с северо-запада неясный гул артиллерийской канонады. И, может быть, сто верст отделяли нас от того места, где столь внушительно гремели пушки. Что представлял в сравнении с ними этот немецкий снаряд, лопнувший невдалеке от штаба и переломивший единственную на этой улице старую березу? Я записываю войну. Когда, интересно, смогу записать я день и час наступившего мира? Дату, за которой последует строительство челове-ческого счастья без повторения столь многих заблуждений, допущенных людьми в предвоенные годы и отравляющих часто наше существование.
Эти строки я пишу, уже находясь во власти мечты. Забытое Евангелие, распластав свои листы-крылья, одиноко лежало на немецкой противоиприт-ной накидке, имитированной под шагрень. Вспомнил о шагрени, а перед гла-зами встал Бальзак с его волшебной «Шагреневой кожей». Если бы мне при-шлось владеть таинственным куском шагрени, то первым моим желанием было бы дать человечеству мир, а не взять себе красавицу со звездными гла-зами… Однако, нельзя давать волю моей измученной мысли, иначе она заста-вит карандаш покрыть сотни страниц мелким убористым почерком, плотным текстом, в буквах которого растворится большая жизнь маленького человека, всегда чаявшего осуществить мечту о подлинном народном благоденствии, но видеть которое он, возможно, сумеет лишь во сне и в неспокойное грезе… О, как коротка жизнь человека, и как много в ней препон, мешающих людям излить свою душу в исповедной беседе перед всем миром: римский цензор пережил столетия…
… Внезапно пришла мысль, если останусь жив, написать после войны рассказ «Очищение». Рассказ о том, как человек, отвергнутый родиной, по-любил ее, пройдя через очистительный огонь войны…
3 февраля посмеялся немного над наивностью начальника штаба полка капитана Прокина. Он кодировал схему огней названиями зверей: «Леопард», «Лев», «Тигр»… Ему еще осталось закодировать один огонь, но он не смог сразу придумать подходящего звериного названия и задумался.
– Напишите «Жираф», – посоветовал я.
– Не подойдет, – возразил Прокин. – Жираф это птица, а мне нужен зверь.
– Жираф птица? – нетактично удивился начхим Савицкий. – Это вроде ко-ня с длинной шеей, а вовсе не птица…
Картинка, которая Чехову годилась бы для написания веселого рассказа. Но в наше время, как писала однажды «Правда», многие редакторы имеют коровьи глаза и не разрешают нашим героям ни плакать, ни смеяться, ни умереть, как следует. Например, даже за границей стал известен случай, когда рассказ одного из известных русских писателей был вычеркнут редактором из сборника по мотивам «пессимистической струнки», которая состояла в том, что летчик поставил рекорд, а сам погиб при исполнении долга… Умному разве долго найти запретительную причину?
Вечером пошел в боевые порядки 1-го батальона, и пробыл там почти до утра. Вспомнить когда-либо надо эту ночь: тепло, клубился небольшой туман, освещенный луною. На бруствере отбитого у немцев окопа торчало ружье, воткнутое штыком в землю. И не понять, был ли в этом символ начавшегося протрезвления немецкого солдата или было злобное предложение нам пойти в немецкий плен? Ведь выкрик «Штык в землю!» служил в этой войне знаком предательства для нас и был немецким пропуском для людей с опустошенной душой, которые пытались на подошвах своих сапог унести Родину в немец-кое рабство. Такие, к сожалению, были у нас.
Когда мы спустились в лощину, то заметили человека. Он полз к немец-кому проволочному заграждению. Мы знали, что в эту ночь не действовали наши разведчики и саперы. Никому не дано было задание резать немецкую проволоку или ползти к немецким окопам. Мы успели добежать до пулемет-ного окопа раньше, чем человек дополз до проволоки. Пулеметчик немедлен-но прицелился, нажал на гашетку. Огненные брызги трассирующих пуль осыпали человека, переступившего законы страны. Труп его и утром продол-жал лежать в снегу. Только следующей ночью вытащили его оттуда наши разведчики. В рукаве ватной фуфайки нашли справку, что предъявитель ее действительно отбывал наказание в Н-ском лагере по статье 58 Ук, но был освобожден по особому ходатайству Р-ского районного отд. НКВД. Ошибоч-но освобожденный, он, видимо, спешил к своим хозяевам. По пути к ним он попал рядовым в Красную Армию, по пути к ним и обрел заслуженную смерть…
К 5-му февраля оттепель совсем согнала снег с полей. Земля раскисла, и трудно стало вытаскивать сапоги из клейкого суглинка улицы, из чернозема огородов, ходить по которым приходилось, чтобы прятаться за домами и из-городями от немецкого наблюдения и огня. Запахло весной. Днем я услышал песню жаворонка. Совсем исчезли красногрудые снегири, порхавшие, быва-ло, по заиндевелым веткам бузины. Приближалась весна, но далеко еще было до мира. Окруженные севернее Звенигородки, немецкие дивизии не хотели сдаваться. Немецкое командование подбрасывает им боеприпасы и продо-вольствие при помощи трехмоторных «Юнкерсов». Безнадежное дело! Плохо усвоили немцы урок Сталинграда… Вчера сбито на подступах к окруженным дивизиям 60 трехмоторных «Юнкерсов».
7 февраля выехал верхом в политотдел дивизии на совещание. Совсем весна: журчали ручьи, мокрый туман плыл над полями, по обочине дороги зеленела трава, зеленела озимь. Но к вечеру резко похолодало, потянул се-верный ветер.
Ночное радио сообщило то, о чем мы уже имели некоторые оперативные сведения: пять дней тому назад начал свое наступление Третий Украинский фронт. Освобожден город Аппостолово и более 200 других населенных пунк-тов. Войска фронта вплотную подошли к Никополю, продвинулись на право-бережное низовье Днепра.
Ночь прошла в пулеметной трескотне: в Н. Федоровке вела с немцами бой 63-я отдельная штрафная рота. Утро сиверное, морозное. В разрывах облаков временами мелькало бронзовое солнце, и от его пронзительного света стано-вилось тогда еще холоднее. Зима решила не уступать. В трубе и окнах нашей хатенки ветер выл и свистел. Медленно и грустно чирикали нахохлившиеся воробьи, перепрыгивая с ветки на ветку чахлой акации, растопырившейся под окном. Из вишневого сада методически била наша пушка в лощину, шедшую от Рыбчино к хутору Веселому: там был замечен врытый в землю немецкий танк.
В штаб привели женщину. Она – жительница Вершины Каменки, а роди-лась в свое время в Рыбчино. Здесь она жила и при немцах. А сегодня пришла из далека, чтобы увидеть своего мужа, который, оказывается, служил в нашем полку. По телефону я отдал приказание выслать ее мужа из роты в штаб на свидание с женой, а сам разговорился с женщиной о ее житье-бытье при не-мецкой оккупации. Она многое рассказала, а потом заключила: «Я думала раньше, что немцы очень умные, а в действительности мы, бабы, и то их уме-ли дурачить». В подтверждение своего тезиса женщина рассказала о немец-ком коменданте участка, который на задке своей брички приказал написать: «Ариец пан Круль». Этот пан Круль, толстенький мюнхенский пивовар с жирным подбородком, пузатый и низкорослый, любил разъезжать по округе в бричке, запряженной парой гнедых жеребцов. На высокой его фуражке свер-кала металлическая птичка, на серых петлицах мерцали эмалированные пря-моугольники – знаки власти. Круль – ретивый немец, кнутобивец, крикун, старатель за «Великую Германию». Он приказал засеять поле пшеницей и дать высокий урожай. Рыбчинские женщины, Новгородского района, Кирово-градской области, организовали пану Крулю неурожай: они подвесили на се-ялки тяжелые гири и заделали зерно на столь большую глубину, что редко ка-кое взошло. Зерно попарилось в земле, и «Великая Германия» не получила пшеницы с рыбчинских полей…
… Ночью стало известно, что войска Третьего Украинского фронта в те-чение 8 февраля овладели Никополем, а 4-й Украинский фронт ликвидировал левобережный плацдарм немцев юго-восточнее Никополя.
Всю ночь под 11 февраля провел в траншее. Мы рыли ее под огнем не-мецких пулеметов. У нас не хватало солдат, чтобы рыть трехкилометровую траншею. За лопату взялись все офицеры. В первом часу ночи особенно злобная пулеметная очередь прошлась по нашему колену траншеи. Буквально у самых моих глаз мелькнули огненные искры и я видел, как исчезли они на груди моего товарища, старшего лейтенанта Соколова. Он слабо вскрикнул и медленно опустился на дно траншеи. Я бросился к нему, но все уже было кончено: разрывные пули сделали свое дело. А как жаль Соколова! Тихий, безответный человек. Всему полку и даже дивизии запомнился он шагающим в рядах, как солдат, с винтовкой «на ремень», с котелком на боку, с патрона-ми в котелке. Так прошагал он с полком сотни километров и был в шутку прозван «человеком с ружьем». Вместе со мной под ураганным немецким ог-нем он форсировал Днепр в ночь под 6 октября 1943 года, перенес нечелове-ческое напряжение в многодневных боях с немцами на правобережном плац-дарме, и теперь с лопатой в руках погиб в дождливую ночь в траншее на средней линии между Кировоградом и Кривым Рогом, погиб в мятежную ночь, полную огня и свиста пуль. Навсегда закрылся его рот с блестками ме-таллических зубов, закрылись косматобровые глаза, поникла усталая пятиде-сятилетняя голова на усталую, пробитую пулями грудь. Как можно было по-думать, что человек, прошедший с ружьем всю страну, должен умереть на юго-западных скатах высоты 175.3?!
Днем тело Соколова мы погребли на дивизионном кладбище в Ново Анд-реевке. Прощай, мой боевой друг! Может быть, суждено будет моим запис-кам выйти в свет, и строки, написанные о тебе, будут прочтены многими, кто знал тебя в дивизии, будут прочитаны твоими родными в Воронеже. Все по-мянут тебя добрым словом и обнажат голову перед памятью твоей. А пока над всеми нами веет смерть, и кто знает, пощадит она нас или коснется наших уст своим поцелуем небытия…
… Севернее Звенигородка и Шпола наши войска продолжали бои по уничтожению окруженной немецкой группировки из 8-ми пехотных дивизий, одной 213-й охранной дивизии, танковой дивизии СС «Викинг» и мотобрига-ды СС «Валония». Общее число окруженных войск достигает 70 тысяч чело-век. Немцы обороняются яростно, но ничто теперь не спасет их от разгрома. Здесь, в районе Корсунь-шевченковский, немцы получат новый Сталинград.
12 февраля немцы совершили несколько артиллерийских налетов на Рыб-чино. Один из снарядов влетел в окно нашей хаты, разметал со стола бумаги, пробил противоположную стену и разорвался в соседском дворе, убив двух девушек-санитарок и одного бойца.
В ночь я ушел на НП. Сыро, холодно и туманно. Без конца загорались зарницы артиллерийских огней, дрожали в небе разноцветные огни ракет, свистели над курганом пули.
На нашем участке немец ежедневно стрелял разрывными пулями. В ночи создавалось впечатление, что огненные струи, цепляясь за полыни и черно-быльники, за неубранные подсолнечные стебли, раскалывались на мелкие звездчатые брызги, цвели невиданными пламенными цветами, источавшими вместо аромата оглушительный треск.
Вечером 13 февраля узнал, что 1-й Украинский фронт овладел Шепетов-кой. Наши дивизии близки к Западным границам нашей Родины. Пусть об этом подумают в Англии, не спешащей с открытием второго фронта. В той стране, как сообщило ТАСС 7 февраля, препятствуют распространению со-ветских кинофильмов о победах Красной Армии. Там боятся многие наших побед. Это является одной из причин затяжки с открытием второго фронта. Но именно наши победы заставят и твердолобых поспешить со вторым фрон-том. Они, конечно, прочитали американскую газету «Крисчен сайнс мони-тор», которая написала знаменательную фразу: «Может быть грядущая эпоха будет русским веком…»
Наша Красная Армия кует этот век. Войска Ленинградского фронта взяли сегодня Лугу, Гдов, Комаровск, освободили более 800 других населенных пунктов.
… 17 февраля 1944 года покончено с Корсунь-шевченковской группиров-кой окруженных немецких войск. На поле боя остались 52 тысячи немецких трупов и 11 тысяч немцев сдались в плен. В селе Джурженцы обнаружен труп генерал-лейтенанта Штеммермана, отклонившего 8 февраля ультиматум со-ветского командования о капитуляции. Штеммерман поверил Гитлеру, что тот его выручит. И вот он, гитлеровский генерал Штеммерман, мертв. Пожи-лой человек с седоватым бобриком волос, с истощенным лицом и тонкими иезуитскими губами, с костлявыми цепкими пальцами на тонких аристокра-тических руках, лежал в снегу освобожденных от фашистов украинских по-лей. Он не вырвался из окружения, не дождался помощи от «фюрера». Какой прекрасный итог, какая классическая операция. Войска 2-го Украинского и 1-го Украинского фронтов 2-го февраля начали наступление из района севернее Кировограда в западном направлении и из района юго-восточнее Белая Цер-ковь в восточном направлении, прорвали сильно укрепленную оборону нем-цев и смелым искусным маневром окружили крупную немецкую группировку войск севернее линии Звенигородка–Шпола. Но под Корсунь-шевченковским оказалась обстановка иная, чем под Сталинградом. Немцы имели две сильные танковые группы: одна в районе Умани, другая – севернее Кировограда. По-этому здесь нельзя было повторить сталинградскую операцию (прорыв на флангах, окружение по сходящимся направлениям, одновременное наступле-ние частью сил на запад, чтобы максимально расширить внешнее кольцо ок-ружения и громить резервы противника), надо было применить оригинальный план. И он был применен. Здесь не только заботились об окружении немцев, но и о быстром создании прочного внешнего фронта обороны. Огульное движение на запад здесь исключалось.
Результат оказался изумительным. Ведь с 5 по 18 февраля на помощь ок-руженной немецкой группировке, как и предполагал руководитель операции генерал армии Конев, рвались из районов западнее и юго-западнее Звениго-родки 8 немецких танковых дивизий с «Тиграми», «Пантерами» и самоход-ными пушками «Фердинанд», рвались несколько пехотных дивизий, поддер-жанных 600 бомбардировщиков и истребителей. Этот бешеный натиск из района южнее Звенигородка разбился о прочный внешний фронт обороны советских войск. Потеряв 20000 солдат, немцы так и не пробились на выруч-ку Штеммермана. Об ожесточенности боев и о состоянии немецкой психики под воздействием наших орудий можно судить не только по трупам и разби-той немецкой технике, усеявшей поля боев, но и по показаниям пленных. Они показывали, что за последние 3–4 дня перед капитуляцией среди солдат и офицеров наблюдались массовые случаи самоубийства. Раненые, по приказу немецкого командования, умерщвлялись. Таков скорпионий характер немец-ких фашистов!
19 февраля 1944 года освобождена от немцев Старая Русса.
Генерал Эйзенхауэр награжден орденом Суворова I-й степени.
Сегодня, 20 февраля, объявлен по радио Указ Президиума Верховного Со-вета СССР о присвоении генералу армии Коневу И. С. военного звания Мар-шала Советского Союза.
22 февраля на НП прибыл ко мне командир 3-го дивизиона 9 артиллерий-ского полка капитан Чешский. Мы решили побеспокоить немцев огоньком, но в поле висел такой туман, летали снежинки, что пришлось от своего реше-ния отказаться: снаряды у нас строго лимитированы, и пулять их, не видя це-лей, нельзя. В ожидании, что ветер разгонит туман, мы читали в блиндаже «Первую девушку» Богданова. Неуютно у нас, холодно, грустно. Только на фронте весело: наши войска ворвались на окраину Кривого Рога. Третий Ук-раинский фронт действует.
Вечером 23 февраля приняли известие о взятии Красной Армией Кривого Рога, а также получили текст Приказа Верховного Главнокомандующего № 16, посвященного 26-й годовщине Красной Армии. В приказе отмечено, что Красная Армия успешно провела зимнюю компанию 1942–43 года, выиграла летние сражения 1943 года и развернула победоносное зимнее наступление 1943–44 года. В боях пройдено на Запад местами до 1700 километров, очи-щено от врага ; захваченной им советской земли. Красная Армия ликвиди-ровала мощную оборону немцев на всем протяжении Днепра от Жлобина до Херсона, советские воины завершают очищение Ленинградской и Калинин-ской областей и вступили на землю советской Эстонии. Развернулось массо-вое изгнание оккупантов из Советской Белоруссии. За три месяца зимней компании 1943–44 года освобождено от немцев 13000 населенных пунктов, в том числе 82 города и 320 железнодорожных станций. Теперь уже всем, должно быть, ясно, что гитлеровская Германия неудержимо движется к ката-строфе… Если Советский Союз один на один… нанес немецко-фашистским войскам решающие поражения, то тем более будет безнадежным положение гитлеровской Германии, когда вступят в действие главные силы наших союз-ников… Немецко-фашистские разбойники мечутся теперь в поисках путей спасения от катастрофы. Они снова ухватились за «тотальную» мобилиза-цию… Гитлеровские дипломаты носятся по нейтральным странам, намекая на возможность сепаратного мира с нами или с нашими союзниками… Близится час окончательной расплаты за все злодеяния гитлеровцев на советской земле и в оккупированной Европе…
Отметив героическую роль рабочих, колхозников и советской интелли-генции в наших победах, Сталин выразил уверенность, что создание новых войсковых формирований в союзных республиках…еще более укрепит Крас-ную Армию… Товарищ Сталин снова предупредил весь наш народ и Армию, что враг еще не разбит, что нам не надо самоуспокаиваться: нужно напря-женным усилием подвести противника к пропасти и столкнуть его туда. Долг Красной Армии – каждый день поднимать выше свое военное искусство, не-престанно и тщательно изучать тактику врага, разгадывать его коварные уловки, противопоставлять вражеской тактике нашу более совершенную так-тику, использовать боевой опыт передовых частей Красной Армии и бить врага по всем правилам современной военной науки.
Приказ ясен. В этом году союзники откроют второй фронт. Но пока мы должны надеяться на свои силы. Ведь соображения естественно-природных условий не будут отброшены нашими союзниками, а это значит, что высадку войск на французское побережье англичане и американцы не произведут раньше лета текущего, 1944 года. Ну, теперь осталось не долго. Дотянем.
24 февраля. Холодно, мглисто. Войска Ленинградского фронта заняли станцию Дно и Струги Красные (севернее Пскова), Первый Белорусский фронт овладел городом Рогачев. Ночью под 25-е начались пожары в районе Новгородки, что послужило сигналом к началу боя: немец привык перед сво-им отступлением сжигать села, а мы не могли дать ему спокойно отступать. Бои затянулись на несколько дней. Появилась немецкая авиация. Партиями по сорок самолетов она методически клевала наш передний край, особенно активно бомбардируя район Тарасовки (западнее нас, ближе к Кировограду). Немцы, напуганные наступлением наших войск на других участках, вероятно, приняли нашу демонстрацию за начало нового наступления и потому злобст-вовали здесь с такой активностью. В течение ночи под 29-е мы отразили три немецких контратак и овладели первой линией немецких траншей. Подсчита-но до сотни немецких трупов. Среди убитых обнаружено несколько солдат из армии изменника Власова. В карманах одного из них изъята газета «Новий час» (издание Вознесенського окружного комiсара) за 26 февраля 1944 года или, как написано в подзаголовке газеты, № 16(222) от 26 лютого 1944 року. Вранья в этой газетке, редактируемой неким А. Козловским, весьма много. Но ожидать правды от немецкого прихвостня и не приходится. Да и сама ре-дакция откровенно предупреждала своих читателей об этом. В подзаголовке газеты так и написано, что «Редакция сохраняет за собою право выправлять рукописи». Ну и выправляют, как немцам нравится. Например, в отделе « Го-ловна квартира фюрера» сообщено, что «В Кривому Розi нашi вiйська ведуть тяжкi вуличнi боi з ворожими силами, якi прорвалися. Бiля Звенигородки, на схiд вiд Жашкова, на пiвдень вiд Березини i на пiвнiчний схiд вiд Рогачева ворожi наступи були вiдбитi, при чому ворог повiс кривавi втрати, мiсцевi вклинення були лiквiдованi або iзольованi. Також i на пiвнiч вiд Великих Лук совети вели безуспiшнi наступи…» Несколько строк взято мною, но и в них целый ворох немецкой брехни. Ведь фактически в районе Шпола-Звенигородка немецкие дивизии кончили свое существование под ударами Красной Армии еще 17 февраля, Кривой Рог взят 23 февраля, Рогачев – 24 февраля, а немцы продолжают дудеть в своей газетке на украинском языка, что атаки советов отбиты. А врать им приходится не от хорошей жизни.
На первой же страницы газеты «Новый час» опубликована поздравитель-ная телеграмма Гитлера маньчжурскому царевичу.
«Привiт фюрера цiсаревi манджурii.
З Головноi квартири фюрера. Фюрер передал телеграмою в сердечних словах побажання щастя цiсаревi Манджурii знагоди рiчницi з дня його на-роддення».
Обреченный поздравил обреченного. Кто из них кого переживет и на-сколько?
Газетка пыталась поговорить и о вопросах большой политики. С этой це-лью она опубликовала большую статью без подписи, озаглавленную «Наша вiдповiдь». В этой статье взята под обстрел советская демократия и послед-ние правительственные и конституционные мероприятия СССР. Газета назва-ла «новым трюком» такие мероприятия в СССР, как введение офицерских званий, установление орденов Суворова, Александра Невского и Кутузова, реабилитации церкви, роспуск Коминтерна и замена государственного гимна «Интернационал» другим Гимном, изменения в Конституции – расширение прав Союзных Республик (создание там наркоминделов и наркоматов оборо-ны, создание национальных воинских формирований).
Не в силах опровергнуть неприятные для немцев факты, газетка попыта-лась своеобразно объяснить их, чтобы тем самым и очернить всемирно-историческое значение мероприятий Советской страны, припугнуть и наших союзников. Она взялась за отыскание причин демократизации нашего строя, и указала их три: 1. Демократизация в СССР есть развитие основной страте-гии большевиков, рассчитанной на мировую революцию: за демократически-ми формами будет замаскирована диктатура, и народы Европы соблазнятся «добровiльно вступить до СССР». 2. Дав самостоятельность в международ-ных делах своим 16 Союзным республикам, СССР увеличит свой междуна-родный вес в 16 раз. 3. Сталина упросили из Лондона и Вашингтона немного побелеть хотя бы на время войны, т. к. неудобно красным советам воевать рука об руку с капиталистическими Англией и Америкой против Германии.
Свою «Вiдповiдь» газетная статья закончила выводом, «что вмирати за Москву i ii царя Сталiна нiхто не хоче».
Неучам и провокаторам из легиона немецкой пропаганды пора бы знать слова Сталина, произнесенные на весь мир, что «Революция не относится к числу экспортных категорий», и запугивать ею немцам некого. Времена стали другими, и на этом жупеле немцам не удастся выиграть чего-либо, чтобы ос-лабить влияние Советского Союза, как ведущей силы свободолюбивых на-ций, поднявшихся на борьбу с фашизмом.
Об увеличении международного веса Советского Союза в 16 раз немцы закричали с перепугу. Во-первых, законы политики не совпадают с законами арифметики: Германия, подчинив себе всю Европу, оказалась все же изоли-рованной в международном смысле, а Советский Союз, опираясь на добро-вольное объединение Республик, даже в тяжелые дни сталинградских боев не только продолжал быть центром мирового внимания и надежд свободолюби-вых народов, но и оставался Советским Союзом: ни одна из Республик ему не изменила. Значит, вес нашего Советского Союза не в том, в чем хотят его представить немцы, не в числе «16», а в монолитном союзе наших народов, крепости которого может позавидовать любое национальное государство. И не в расчете на чужой пирог получили наши Республики расширение своих прав. Нет, во-первых, наша Конституция предусматривала возможность такой демократизации. Во-вторых, создание войсковых формирований в союзных республиках и предоставление Союзным Республикам права внешних дипло-матических взаимоотношений с другими странами было подготовлено имен-но боевым содружеством народов СССР в отечественной войне и всей исто-рией нашего государства.
По третьему вопросу надо сказать, что Сталину вовсе нечего было «бе-леть» для успешного создания антигитлеровской коалиции государств. В ос-нове этой коалиции лежат длительные насущные интересы свободолюбивых стран, а стратегия большевизма никогда не исключала военного союза наше-го государства с одним или группой капиталистических государств против одной или группы наиболее реакционных империалистических стран. Занос-чивым немецким писакам и их украинским прихвостням не мешало бы знать конкретное на этот счет и очень давно уже высказанное мнение самим Лени-ным. Да и Сталин эту мысль неоднократно подчеркивал как в довоенных и в период войны сделанных выступлениях. Невежество и провокаторское усер-дие, с которым редакция «Нового часа» писала приведенную нами статью, за-вершились достойным автора-провокатора неумным воплем: «а вмирати за Москву i ii царя Сталiна нiхто не хоче». Да, господа, мы хочем жить за Моск-ву и за Сталина. А вы приготовьтесь умереть за свой трижды проклятый Бер-лин. Туда ведут все дороги наших наступающих полков и дивизий.
… 29 февраля стало тепло, поплыл над полями косматый туман. Снег рас-таял и под ногами чавкала грязь. На ходу мы завтракали, на ходу читали газе-ты (27-го освобожден город Порхов, славившийся немецкими лагерями, в ко-торых уничтожались тысячи пленных красноармейцев): мы готовились к лю-бым неожиданностям, производили перегруппировку сил. Ночью немцы жес-токо атаковали нашего правого соседа – 36-ю СД, днем они могли броситься на нас. Всю ночь под 1-е марта я провел на НП, где караулил каждый шаг немцев, а утром вышел на рекогносцировку соседнего (левого) участка мест-ности, который нам подлежало в дальнейшем включить в границы своей обо-роны. Путь сюда лежал по Кировоградскому грейдеру до мостика, что южнее Николаевки. От мостика мы с ординарцем повернули на юг и пошли по балке. Было тепло, журчали ручьи. Над нашими головами шуршали крупнокалибер-ные снаряды: наши и немецкие дальнобойные батареи вели огневую дуэль.
По талому, пожелтевшему снегу тянулся рыжий немецкий телефонный кабель. Шагая вдоль него, мы миновали кусты, поднялись к груде камней и оттуда увидели деревню. Она маячила в тумане, будто мираж. Это был хутор Веселый (северная часть – в наших руках, южная – в немецких). Оттуда за-строчил пулемет. Рядом с камнями прозвенели пули, брызнула грязь. Мы сбежали вниз почти к самому ручью на дне балки и продолжили свой путь. Миновали землянки минометчиков и артиллеристов, миновали штабеля за-маскированных снарядов, блиндажи, на крышах которых дымились мокрые портянки и шинели: пользуясь теплым днем, бойцы обсушивались и сушили свои вещи.
Через каменную плотину, дырявой стеной перехватившую ручей, мы пе-реправились на правую сторону балки. Из нашего вида пропала деревня, скрытая за складками местности. Мимо опрокинутых вагонеток и разрушен-ной узкоколейки мы прошли в собственно каменоломню. Серые гранитные стены. Отвесные и суровые, они образовали огромный каменный котлован, в котором не могли достать никакие немецкие пули. По каменным выступам мы вскарабкались наверх и вступили в небольшую лощину, заваленную ог-ромными серо-зелеными гранитными глыбами, похожими на гигантских ля-гушек. Глыбы эти принесены сюда ледниками со Скандинавских гор, может быть, полмиллиона лет тому назад. До войны здесь ломали камень советские рабочие. Во время войны камень ломали и дробили немцы, покрывая им ши-рокое полотно грейдера Кировоград-Кривой Рог. Теперь снова мы стали хо-зяевами этого камня. По тропинке между лобастыми валунами гранита мы добрались, наконец, до НП командира 63 ОШР старшего лейтенанта Чернова. Отсюда мы до самого вечера следили и наблюдали за немецкой обороной. К наступлению сумерек все наиболее важное и представлявшее боевой интерес было занесено мной на схему. Мы засекли также две новых минометных ба-тареи, заставив их открыть огонь ложной демонстрацией наступления одного из взводов ОШР. Немец стал нервным: он открывает минометный и артилле-рийский огонь и тогда, когда, по нашему мнению, хватило бы огня одного станкового пулемета.
С наступлением темноты наши подразделения заняли окопы 63-й ОШР, растянув свой левый фланг. Кроме того, мы в ночь начали принимать участок обороны правого соседа, т. е. участок обороны 106 полка 36 СД. Для этого нам пришлось растянуть свой правый фланг. Плотность наших боевых по-рядков достигла неимоверной мизерности: 15–20 человек на километр фрон-та. Был ли в этом риск? Да, был большой риск. Но это не было авантюрой. Во-первых, командованию фронта очень и очень нужны были дивизии для боев за Умань и мы высвобождали эти дивизии с левого фланга 2-го Украин-ского фронта. Во-вторых, успехи третьего Украинского фронта, развивавше-го наступление в направлении магистрали Куцовка-Николаев, ставили немцев перед нашим фронтом под угрозу окружения, и им было не до наступления на нас. В-третьих, мы отлично знали, что немецкая разведка в последнее время работала очень плохо и ничего не знала о событиях в наших траншеях (Кста-ти будет сказать, что немецкая полевая разведка вообще стояла на небольшой высоте. Гораздо лучше была у немцев поставлена агентурная разведка. Но по мере возрастания наших военных успехов сужалась база для действия немец-кой агентурной разведки. Были даже случаи, когда немецкие агенты, утратив веру в победу Германии, предпочитали добровольно выдать себя в руки со-ветских властей, чем волочиться на привязи за обреченной немецкой колес-ницей). В-четвертых, мы знали, что события должны развиваться с такой молниеносностью, что немцы не успеют узнать о сильном ослаблении нашего участка фронта, как над их головами разразится удар невиданной силы. Кро-ме всего, недостаток своих сил мы замаскировали дерзостью и усиленным огнем. Захваченные пленные утром показали, что немцы очень боятся нашего наступления и предполагают наличие у нас подошедших подкреплений: ре-жим огня стал другим, более мощным.
… Утром 3 марта прибыл к нам из дивизии Самусенко. Он сообщил но-вость: войска Ленинградского фронта перерезали железную дорогу Нарва-Таллин.
В блиндаже наблюдательного пункта сплошной дождь: снег на крыше растаял, вода просочилась сквозь земляную насыпь и обильными каплями па-дала с бревенчатого потолка, заливала постепенно все. Мы прибили к потолку плащ-палатку, но она вскоре под тяжестью воды надулась, точно парус от ветра. Через край ее начала бежать вода. Тогда телефонист предложил свое изобретение: он гвоздем пропырнул палатку в самом центре вздутия, а под упругую струю воды, засвистевшую через дыру, подставил котелок. Так мы и оказались под палаточным зонтом-водосбирателем. Телефонист попеременно подставлял под водяную струю, выплескивая воду за блиндаж, в канаву, и мы чувствовали себя неплохо. Я даже согласился прочитать несколько страниц из найденной ординарцем книжки «Ведьма» Е. Оларт (издана в 1913 году. Иногда истина познается путем сравнения. Так вот в этом вопросе: книжки современных авторов, по сравнению с «Ведьмой» Е. Оларта, настолько слиш-ком умны, что вряд ли какую из них станет украинский колхозник беречь 32 года… Да у нее и переплет не выдержит такого длительного бережения). В этом же сборнике напечатано произведение Катерины Бестужевой «Жены де-кабристов».
Часов в двенадцать дня пришел на НП представитель редакции газеты «Сын Родины». Он уговорил написать для газеты небольшой рассказ о раз-ведчике. Обещал ему сделать рассказ под названием «Сын» или «Самолю-бие». В блиндаже мы беседовали по поводу публикации информбюро Нарко-миндела СССР к вопросу о советско-финских отношениях. Оказывается, что в середине февраля 1944 года один видный шведский промышленник, по просьбе Паасикиви, содействовал встрече последнего с советским посланни-ком в Стокгольме А. М. Коллонтай. Встреча состоялась 16 февраля. Паасики-ви отрекомендовал себя в качестве уполномоченного Финского Правительст-ва, обязанного выяснить условия, на которых согласно будет Советское Пра-вительство допустить прекращение военных действий и выход Финляндии из войны.
Проконсультировавшись с Правительством СССР, Коллонтай вторично встретилась с Паасикиви и передала ему следующие условия перемирия: 1. Разрыв отношений с Германией и интернирование немецких войск и кораб-лей в Финляндии, причем если Финляндия считает эту последнюю задачу для себя непосильной, то Советский Союз готов оказать ей необходимую помощь своими войсками и авиацией. 2. Восстановление советско-финского договора 1940 года и отвод финских войск к границе 1940 года. 3. Немедленное воз-вращение советских и союзных военнопленных, а также советских и союзных людей из гражданского населения, содержащихся в концлагерях или исполь-зуемых финнами на работах. 4. Вопрос о частичной или полной демобилиза-ции финской армии оставить до переговоров в Москве. 5. Вопрос о возмеще-нии убытков, причиненных Советскому Союзу военными действиями и окку-пацией советских территорий, оставить до переговоров в Москве. 6. Вопрос о районе Петсамо оставить до переговоров в Москве.
 Такие условия по отношению Финляндии могло выставлять только Со-ветское Правительство. Всякое другое потребовало бы от Финляндии безого-ворочной капитуляции. А тут получилось, как в древности: «Боги на стороне победителей, Катон на стороне побежденных». Горе будет Финляндии, если она не примет этих очень мягких условий перемирия… Но финские правите-ли (военные преступники) могут взглянуть на исторические перспективы Финляндии под углом зрения личной судьбы, и тогда они выберут именно худший путь для Финляндии. Ближайшие дни это покажут.
4 марта меня внезапно вызвали на партбюро и начали разносить за то, что я веду записки, пишу статьи в газеты, работаю над рассказами. Это было так дико, что я только поглядывал молча на разгневанных членов партбюро пол-ка, недоуменно разводил руками. Особенно старался пьянчушка Котов, счи-тающий себя холостяком, но по забывчивости написавший в анкету, что у не-го есть шурин и теща. Только в конце заседания мне стало понятно, почему загорелся сыр-бор: нашей братии стало известно, что я написал во фронтовую газету заметку о неправильном расходовании спирта в полку (бойцам вместо стограммовой порции выдавалось семидесятипяти граммовая порция водки, а сэкономленные литры распивались кучкой начальства, в числе которых упо-минался Котов). Жаль потраченное на партбюро время. Лучше бы я побесе-довал с бойцами в траншее. Там куда интереснее. Секретарь партбюро Там-бовцев, о котором я был высокого мнения, оказывается, способен снизойти до обывательского уровня.
Диверсанты смертельно ранили командующего 1-м Украинским фронтом генерала армии Ватутина, но официально объявлено, что он болен и коман-дование фронтом передано маршалу Советского Союза Жукову.
Начав наступление 4 марта, 1-й Украинский фронт к исходу 6 марта со-вершил прорыв немецкой обороны на фронте в 180 километров и в глубину до 70 километров. Освобождено более 700 населенных пунктов и города: Изяславль, Шумск, Ямполь, Острополь, Збараж, Вищневец, Лановцы, Новое Село. Перерезана железная дорога Проскуров-Тарнополь. Войска 3-го Укра-инского фронта 8 марта заняли Лозоватку, Новый Буг и перерезали железную дорогу Куцовка-Николаев.
В два часа дня наши разведчики поймали паршивенького фрица. Он кате-горически утверждает, что получен приказ отходить к Южному Бугу. Есть и другие признаки подготовки немцев к отходу: немцы зажгли Ново Федоров-ку, запалили стога и скирды пшеницы в поле, усилили обстрел наших пози-ций. Эти немецкие повадки мы уже изучили. Весь наш полк, вся дивизия на-чала готовиться к преследованию. С НП видно как от кургана, похожего на двугорбого верблюда, по дороге на Ингуло-Каменку помчались десятка два конников. Это, вероятно, власовцы. Они выполняли здесь роль полевой жан-дармерии. Вызвали мы огонь по этой группе всадников. В стереотрубу отчет-ливо видны взрывы, подымающиеся на дыбы лошади, падающие на землю всадники. Наша артиллерия мстила власовцам за измену Родине.
В 17.00 9 марта мне позвонили из дивизии, предупредили, что сейчас бу-дет передано сообщение «В последний час». Через минуту в трубке раздался голос: «Войска 2-го Украинского фронта заняли город Умань, захватили 500 танков и самоходных орудий и свыше 10000 автомашин». Из-за этого вполне стоило нам рискнуть почти оголить левый фланг фронта, что и было сделано несколько дней тому назад.
В ночь под 10 марта 1944 года снова пришлось мне дежурить на НП. Это прямо таки въелось в мою привычку: я за всех дежурил, за командира полка, за его заместителей, за начальника штаба и сам за себя. Не знаю даже, почему все они так избегали сидеть на НП? Правда, от НП до немецкой траншеи бы-ло всего 800 метров и пули, как пчелы, жалили бруствер НП, но смерть могла достать и в двух километрах за НП: убило же на днях осколком наряда часо-вого, стоявшего у дверей штаба. А на НП, ей-богу, интереснее быть, чем в штабе. Здесь все видишь непосредственно, все знаешь, и, главное, чувству-ешь себя как-то увереннее, теснее связанным с солдатами. Посмотришь в сте-реотрубу, если пули мешают высовывать голову над бруствером наблюда-тельной ячейки, и видишь мохнатые шапки своих бойцов в траншее, видишь обветренные лица красноармейцев, заметишь даже кучи яйцеподобных тро-фейных гранат, пристроенных на берме траншеи на всякий случай. Хозяйст-венные наши бойцы. Они и в траншее, как дома наводят порядок. И стоит только какому немецкому солдату высунуть голову из своей траншеи, чтобы понаблюдать за русскими, как боец наш, доселе сидевший в траншее, каким-то чутьем улавливает немца, берет винтовку, целится и… часто любопытный немец, взмахнув руками, грохался замертво на дно своей траншеи. И одно в привычке нашего солдата не нравилось мне: после выстрела он обязательно высовывался над бруствером и смотрел, что сделалось с немцем. Такое лю-бопытство тоже, иногда, кончалось плачевно…
В эту ночь немцы особенно буйствовали. Часов с семи вечера открыли они огонь и вели его всю ночь. Били из винтовок, строчили из автоматов, грохали из пушек и минометов, палили сотни и тысячи ракет. Потом, часа в 4 утра, канонада прекратилась. Только ракетчики продолжали бешено палить ракеты да несколько неугомонных пулеметчиков побледневшими в рассвете струями трассирующих пуль поливали нашу оборону. Я еще раз позвонил к командиру полка, доложил свои наблюдения и выводы, получил на этот раз разрешение дать сигнал на преследование. Над нашим курганом, помеченным на топографической карте цифрой 175.3, взвилась радужная серийная ракета. И сейчас же ударили наши пушки, минометы, затрещали автоматы, застучали пулеметы… В эту ночь редко кто смыкал глаза в нашей обороне. Все ждали сигнала. Сигналом и огнем начался день 10 марта 1944 года.
Маршрут нашего преследования лежал в кармане каждого командира. Он был вычерчен мной еще в прошлые ночи и вчера с вечера вручен командирам в специальном пакете литерой «К». Никто не знал его, кроме командиров, но все должны были, когда скажут командиры, с боем пробиваться через Весе-лый, Ново-Тимофеевку, Тарасовку, Выгоду, Петровку до хутора Ключевой. До него было около тридцати километров.
Над полями клубился матовый туман, по балкам гремело эхо боя, там и сям вздымались фонтаны земли: немецкие минометы били прямо из кузовов грузовых машин, прикрывая свою пехоту. Двигаясь на юг, мы с боем взяли деревни Веселый, Первомайск, Ново-Тимофеевку, Лебедевку. За Лебедевкой, встретив особенно упорное сопротивление немецких танков, мы повернули на Запад, и к 16 часам дня, покрыв двадцати трех километровый путь, сосре-доточились в Тарасовке. Отдохнув здесь, мы в 3 часа 20 минут 11 марта заня-ли боевой порядок в районе высоты 131.5.
Утро морозное. На колчистую землю падала снежная крупка. Немец не-прерывно бил из минометов и пулеметов, артиллерийским огнем прочесывал лощину. Снаряды все ближе и ближе ложились от нашего штаба, развернуто-го в лощине, в заброшенном немцами блиндаже. Потом мы перевели штаб в саманный домик на южной окраине Губовки.
Наши батальоны дорвались до рукопашной схватки с немцами. За многие километры слышен крик людей. Одни кричали «Ура», другие звали на по-мощь, третьи просили пощады… По улицам Губовки один по одному побре-ли пленные немецкие гефрейторы и солдаты, больше – гефрейторы с тре-угольными, обнесенными серебряным галуном, нашивками на рукавах корот-ких серо-зеленых бушлатов. Все немцы – любители ходить в каких-либо чи-нах, и немецкое командование не скупилось на чины: почти вся армия у них стала гейрейторской и обер-гефрейторской.
Гефрейторы шагали в крагах, в цветных штанах, сделанных из плащ-палаток, в серых фуражках с длинными козырьками и серыми металлически-ми пуговицами на лбу. Иные шли в пилотках, иные совсем без фуражек. У этих ветер трепал длинные рыжие космы, осыпал их головы снежной круп-кой. Все шли, воровато оглядываясь или глядя себе под ноги. При встрече с нашими бойцами, боясь расправы, немцы нелепо кричали: «Гитлер капут!»
Вечером мы завязали бои за деревню Выгода, расположенную на одно-именной речушке, впадающей в Ингул. К утру штурмом овладели Выгодой. Часам к восьми утра из полевой балки мы перебросили штаб полка в Выгоду. Здесь уцелели некоторые домики.
Кругом была немая картина только что закончившегося жаркого боя. В траншеях, идущих прямо из-под стен домов, в садиках, в камышах и на мура-ве зеленой озими валялись немецкие трупы. Голые, отвратительные, длинно-рукие. На них не хотелось даже плюнуть, как плевали москвичи в начале сем-надцатого века на голый труп польского Дмитрия-самозванца, валявшегося на площади в шутовском бумажном колпаке. Один из немцев, раздетый дона-га, лежал с поднятыми кверху ногой (она была подперта камнем), точно гим-наст или загорающий в крымском солярии. Другой, обняв гранитную глыбу, сверкал голой спиной, изогнутой предсмертным напряжением. Казалось, что он хотел поднять эту серую гранитную глыбу да так и умер, надорвавшись ее непомерной тяжестью.
На брустверах траншеи рассыпаны патроны, валялись немецкие карабины с тяжелыми дубовыми прикладами, валялись ружейные гранаты и патроны для них – с деревянной пулей, валялись пулеметные коробки. В одной из траншей я увидел знакомого сержанта из первого батальона. Он сидел верхом на застывшем немецком лейтенанте, не успев оторвать от него своих рук. На затылке сержанта была кровь. Вероятно, немецкий солдат, пробегавший ми-мо, выстрелил из винтовки и одной пулей поразил и красноармейца и вопив-шего о помощи своего соотечественника.
На улицах пыль, щебень, осколки кирпичей. Даже в уцелевших хатах полы усыпаны желтым градом кукурузы, шелухой глиняных черепков, перьями и осколками разбитой мебели. Мамаев погром. Немцы выполняли приказ фю-рера «оставить после себя только пустыню и пепел».
В воздухе звучала птичья трель. Украинский март. Желание славить весну подавило в птицах страх перед громом недалекой пальбы. За бугром еще си-дели немцы, и наши батальоны шли в атаку.
К вечеру удалось потеснить немцев на несколько километров в юго-западном направлении. Отражено несколько контратак, захвачено три мино-мета и 300 мин. В темноте попался Фриц вместе с повозкой и лошадью. Он искал по полю немецких раненых и его захватили наши разведчики.
Мы действовали теперь на левом фланге дивизии. Правее нас был 27-й полк, левее – 3-й Украинский фронт, 93-я гвардейская дивизия.
Под утро опросил пленного ефрейтора Курта Длатха из Берлина (Штрассе – сх № 4, № 34). Он из 2-го батальона, 371 полка, 161-й пехотной дивизии немцев. Ему тридцать два года. В Берлине у него жена и двое детей. Он был до войны рабочим-металлистом. Пошел за Гитлером потому, что тот ликви-дировал безработицу и дал возможность каждому немцу покупать два костю-ма в году, обещал сделать Германию господином вселенной и раем для нем-цев.
Курт Длахт показал, что их дивизия получила задачу прикрывать отход главных сил на участке в 30 километров. Отступление идет в направлении на Новоукраинку, в дальнейшем – за Южный Буг. Полки 161-й дивизии все двухбатальонного состава, а батальоны – четырехротного состава по 90-120 человек в роте.
Курт подтвердил также, что «скрипач» у них имеет название «Небельвер-фор». При этом Курт утверждал, что «Небельверфор» является больше реак-тивным головастым снарядом, нежели аппаратом в привычном смысле слова. Звук, похожий на крик ишака или на скрип колодезного ворота (кабестана), получается в момент отрыва снаряда от рамы или просто от земли вследствие выхода сильных газовых струй через многочисленные отверстия в донышке удлиненной ракетной части снаряда. А так как снарядов выпускается не-сколько друг за другом, то и звук принимает характер пульсирующего визга или скрипа «и-и-у, и-и-у, и-и-у».
Преследуя огрызающихся немцев, мы к 12 часам 13 марта достигли Пав-ловки, т. е. прошли от кургана 175.3 сорок восемь километров. По полям и дорогам ветер гнал массу бумажных обрывков, остатки немецкой печатной пропаганды. Наши солдаты вытирали сапоги и ботинки о большие печатные листы фашисткой газеты «Фолькишер Беобахтер». Пришлось немецкому «на-родному наблюдателю» наблюдать позорный крах гитлеровских планов по-корения СССР.
В 15 часов дня мы, со штабом двигаясь за боевыми порядками полка, за-няли огромный немецкий блиндаж в балке в 400 метрах северо-западнее де-ревни Гордиевки, на улицах которой шумел еще бой. Вскоре привели пленно-го из 8-й роты з71 полка, 161 пехотной дивизии Вильгельма Тендлера, уро-женца немецкой деревни Питчковец около города Лайтмарец. Этот рыжий молокосос, имевший от роду 19 лет, состоял в немецкой армии с декабря 1942 года, то есть вступил в нее чуть ли не семнадцатилетним юнцом. Он смеется, притворяется довольным, что попал в плен, предлагает свои услуги работать по росписи наших дворцов и декораций: он художник. В его клеен-чатой тетради, обернутой куском хрома, мы нашли несколько десятков ри-сунков, сделанных карандашом. Были здесь голые женщины и пьянствующие фрицы, были цветы в красивых кувшинах и вазах, были островерхие домики с готическими стрельчатыми окнами, были и виселицы с качавшимися на них русскими партизанами. Среди прочих рисунков попался и карандашный портрет фюрера, написанного в полупрофиль. Бандит с идиотской косичкой волос на лбу и с гангстерскими усиками под мясистым длинным носом, хму-ро смотрел в даль застывшими глазами, как у удава. Неужели всерьез думал Вильгельм Тендлер, что его талант достоин будет применения для росписи наших дворцов и декораций, возникающих из пепла великой войны. И этот «бауэр», отца которого звали Юзиком, а мать Бертой, нарисовавший сам себя в кругу своих четырех братьев и четырех сестер с фашистскими значками «Гитлерюнг» на лацканах френчей, уверял нас в своих симпатиях. Хотелось дать его в зубы, в улыбающийся рот, который недавно изрыгал приветствие «Хайль Гитлер!»
… 14 марта 3-й Украинский фронт овладел на правобережье Днепра горо-дом Херсоном. Положение немцев в Крыму стало очень тяжелым. Там для них будет незабываемый курорт.
Вечер 15 марта был ветреным, мглистым. На горизонте светилось зарево пожара. К полночи наши батальоны ворвались в немецкую траншею на высо-те 174.9, после чего немец начал отходить. Мы покинули свой огромный блиндаж, похожий изнутри на пассажирский вагон с поднятыми средними полками, двинулись вперед. В ночи полыхали ракеты, гремела артиллерия. И, очень странно, немецкая артиллерия, не имея целеуказания, лупила куда-то через наши головы. Снаряды рвались километрах в пяти за нашими спинами. Ночью мы продвинулись через Гордиевку, через хутор Шевченко и на рас-свете достигли поселка Лобачевки. Здесь с большим трудом лошади прота-щили наши пушки через плотину, взорвать которую не дали немцам местные жители. Тут же на плотине, свесив ноги в мутную воду пруда, лежал немец-подрывник с пробитой топором головой. Окружившие нас женщины показа-ли нам человека, который проломил голову немецкому саперу. Это был шес-тидесятилетний старик из-под Харькова. Его вместе с семьей пригнали сюда немцы как хорошего бондаря. И он, оказалось, не плохо сумел клепать не-мецкие головы.
Наскоро ответив на ласки населения, на радостные слезы женщин, мы устремились в дальнейший ратный путь. В десятом часу утра мы сбили не-мецкие заслоны и овладели деревней Владимировка. Здесь около сотни до-мов, и только четыре или пять из них немцы успели спалить. Из остальных хат, из погребов, из сараев и ям к нам бежали возбужденные люди. Они с ин-тересом рассматривали наши погоны, пробовали мокрые наши шубы, звали нас к себе в гости, выносили хлеб-соль на раскрашенных деревянных подно-сах, обнимали бойцов и офицеров, не обращая внимания на то, что в огородах и садах, на улице рвались еще одиночные, залетавшие сюда немецкие снаря-ды. Одна из украинок упросила нас выпить вишневого компота. Вкусный, прохладный, настоенный на меду, он бодрил нас не сам по себе, а как дар ос-вобожденного народа.
Опустился дождь. Он мочил наши овчинные пиджаки, наши меховые шапки, наши рукавицы давно уже сброшенные с рук и болтавшиеся на шнуре, перекинутом через шею. Но нам некогда было гостить в теплых украинских хатах: враг уходил, огрызаясь огнем. У врага надо было выбить из рук ору-жие. Мы двинулись дальше. Нам было надо через хутор Полтавский пробить-ся к районному центру Бобринец. Туда оставалось около семнадцати кило-метров.
Дороги размокли. Мы утопали по колени в грязь, тащили пушки, помогая измученным лошадям, несли на себе боеприпасы. Все несли, и бойцы, и офи-церы и даже санитары. Нам нужны были мины, патроны, снаряды, а обоз не мог успеть следовать за нами по клейкой украинской грязи. Украина золотая бывает в другое время, а в половине марта, когда льют дожди, ее дороги – самые грязные дороги мира. Недаром на большаке и проселках стояли неук-люжие немецкие пушки на четырехколесных лафетах, исправные машины и трактора: они не смогли одолеть украинской грязи, прилипли к ней и оста-лись навсегда нашими трофеями. И удивление брало нас, видевших наши танки «Т-34», которые с треском и шумом, разбрасывая целые каскады воды и грязи, обгоняли наших солдат и мчались по дорогам Украины вперед и впе-ред на Юго-запад.
В хуторе Полтавском мы окружили один из домов, откуда вели огонь не-мецкие автоматчики, Четверо из оставшихся в живых немецких солдат, маша платками, запросили пощады. Трое, не заучив этого слова по-русски, орали «Ди гнаде, ди гнаде!» Четвертый завопил особенно громко по-русски «По-тшада!» Это был Пауль Рехтнер из города Рагуй, ефрейтор-пулеметчик из 371 полка 161 ПД. Пауль утверждал, что он чистый ариец, хотя имел черные во-лосы и карие глаза. Этот двадцатилетний оболтус, окончивший 8 классов средней школы, не смог нам назвать ни одной прочитанной им книги. Он да-же не слыхал о Бальзаке, о Пушкине, о Гейне. Он даже не знал о своем аппо-столе – о Ницше, и твердил только наименование «Майн кампф». Пауль Рехтнер высказался о Гитлере, высказался чисто в немецком духе: «До войны Гитлер был хорошим, а сейчас стал плохим, не сумел организовать победу». Слово «организирен» немцы любили. Оно прикрывало собою весь их банди-тизм и разбой. Немцы не крали украинских поросят или кур, они их «органи-зовывали». И вот Пауль Рехтнер обвинил Гитлера не в преступлениях против человечества, а только в неумении организовать победу… Знаменательное высказывание. За спиной Гитлера стоял в войне не призрак, а немецкий на-род, который должен быть, поэтому, безжалостно наказан. Нельзя забыть, что Пауль Рехтнер – сын рабочего… Справедливость требует отметить, Пауль признался, что участвовал в подавлении солдатского бунта, вспыхнувшего в частях 161-й дивизии 12 марта. Около пятисот солдат взбунтовались в районе Софиевки и Покровки, отказывались воевать, бросили оружие. По приказу командования, они были окружены и жестоко наказаны: их на полчаса загна-ли в ледяную речки Сухоклеи, потом за спину солдат-бунтарей привязали пу-довые мешки с песком и заставили с такой нагрузкой за плечами рыть окопы. Бунтарей хлестали также шомполами, а потом, заковав в наручники, отправи-ли на машинах куда-то в тыл, чтобы судить.
К вечеру 16 марта мы пробились к каменистым берегам речонки Сухо-клеи, ворвались в Софиевку. События изменили несколько нашу задачу и мы, наверное, не попадем на Бобринец. Нам, промокшим до самых костей, раз-решили в Софиевке немного обогреть и обсушить солдат. Писал эти строки я в одной из софиевских хат. За окном была темная, бурная и дождливая ночь. Слякоть. Сквозь шум, вой и свист разгулявшейся непогоды долетали в хату рокочущие звуки артиллерийской пальбы, дребезжали стекла.
Часам к двум ночи наступило резкое похолодание, засвистел северо-западный ветер, и дождь, точно по мановению волшебного жезла, о котором приходилось в детстве слушать в сказках, превратился в снег. Началась пурга, которой к лицу было бы появиться в самые жестокие морозные дни февраля.
Через полчаса мы подняли народ и пошли на юго-запад по следам отсту-павших немцев. Снег замел все поле, сделал непроницаемым для взора воз-дух. Мокрые люди, чавкая по слякоти сапогами и ботинками, в кромешной тьме шли наугад. Казалось, что в темноте двигались не люди, а беломрамор-ные изваяния: так основательно всех залепил мокрый снег. Перед ними, будто призраки, появлялись и исчезали кусты, отдельные чернобыльники, засне-женные стога соломы и сена. На изгибе дороги, у темного кургана, выступило что-то черное, распластанное. Это оказалась разбитая пушка с раскорячен-ными станинами. Отсюда мы взяли правее, и вскоре вышли к рощице, за ко-торой началась околица деревни Покровка. Отдав распоряжение дежурному офицеру обогреть людей, я с ординарцем остановился у первой попавшейся хаты и постучал в запертую дверь.
Встретили нас два высокорослых старика. Один – с маленькой седой бо-родкой, другой – с широкой русой бородищей. Приветливо пригласили в ха-ту. Здесь уже грелись и сушились бойцы из первого батальона. Командовал им мой товарищ Пацков Василий Савельевич. В комнате пахло картофель-ным супом и поджаренным салом. Меня пригласили к столу. Не отказался. Объемистая миска горячего супа согрела меня, и я приступил к своей слу-жебной работе. Вскоре запищали зуммера телефонов, помчались по деревне посыльные. В глухом населенном пункте, в шуме и вое снежной пурги, под грохот недалеких артиллерийских разрывов штаб начал свое функционирова-ние. А на противоположной окраине еще трещали автоматы: наши бойцы очищали улицу и постройки от засевших там немецких автоматчиков.
Утром 17 марта продолжили наступление, заняли хутор Садов (или Седов, спросить подробнее – не у кого, на карте не значился). Не останавливаясь, устремились за немцами в направлении Марьяновки и Кривоносовки. Кило-метров двенадцать гнали их по полю. Более сотни трупов немецких солдат остались лежать в балочках и на дорогах, а мы ворвались в Марьяновку и здесь окончательно ликвидировали убегавший от нас немецкий отряд. Захва-тили 37 пленных, 20 повозок с различными грузами, 50 лошадей, 18 пулеме-тов и 4 орудия. В грязи, посреди улицы, догорали две немецких штабных ма-шины, подожженные перед нашим приходом.
Население от мала до велика выбежало встречать нас. Мужчины и жен-щины взялись за лопаты. И дорога, на которой перед тем завязли немецкие машины, стала сухой, беспрепятственно пропустила наши пушки, повозки, машины. Через плотину у пруда мы вышли на западную окраину села. Наша артиллерия, развернувшись открыла огонь по немецким позициям в поле, пе-хота начала обтекать немецкие окопы с флангов, по лощинам. К 20 часам ве-чера мы овладели Фадеевкой.
Ночью вели бои за Тарасовку (Братский район, Николаевской области), и к шести часам утра заняли ее. Здесь захвачен большой склад боеприпасов, два склада горючего, десятка полтора исправных автомашин. Немец уперся севе-ро-западнее Тарасовки на высоте 182.4 (смотрите карту 100000, М–36–136, Ново-Украинка). До Южного Буга нам осталось не более шестидесяти кило-метров.
Днем 18 марта мы, обходя немцев с юга, овладели деревушкой Юровичи, а в пятом часу вечера начали на немецкую деревню Штейнфельд. В завязав-шемся бою был убит наш начальник штаба полка капитан Прокин. Радиопри-казом из дивизии на меня были возложены обязанности начальника штаба, а моим первым помощником стал мариец из Йошкар-Олы старший лейтенант Кудрявцев.
Обозленные смертью капитана Прокина, мы смяли немцев, и в седьмом часу вечера ворвались в Штейнфельд. Хаты здесь походили на казармы, такие же длинные, со столбами посредине и с нарами и лавками по стенам. Потол-ков в хатах не было. Двускатные крыши, оштукатуренные изнутри, заменяли собой потолок. Это готический стиль. Плохой стиль. В немецких хатах я чув-ствовал себя как в казарменном сарае.
Воспользовавшись получасовым перерывом, написал жене письмо. Мы так быстро продвигались, что никак нельзя было найти для этого времени. Но нельзя же без конца держать семью в неведении обо мне. Едва успел я завер-нуть написанное в общепринятый на фронте треугольник, как мне сообщили о начавшейся контратаке немцев из района Щира Хата. Растолкав командира полка, который задремал, сидя у стола, я сообщил ему об обстановке, а сам помчался на улицу. Там уже гремел гранатный бой: немцы теснили наш пер-вый батальон. Бросил на помощь Пацкову резервный офицерский взвод (у нас было до тридцати свободных офицеров, т. к. подразделения из-за неком-плекта людского состава были сведены в небольшое число. Вместо трех штатных батальонов у нас имелось только два неполноштатных). В рукопаш-ной схватке немцы были сломлены, начали отступать к Щире Хате, а потом и к мосту через речку Каменно-Костоватая. Откуда ни возьмись, вырвался на лошади наш дивизионный инженер-майор Меркулов. Не разобравшись в об-становке, он прорвался к мосту и был немедленно окружен там несколькими десятками немцев. Наш батальон усилил атаку, отбросил немцев за мост, но отбить Меркулова так и не удалось. Воспользовавшись наступившей темно-той, немцы увели Меркулова на хутор Воровский. Преследовать же их не-медленно нам не позволила обстановка: с тыла по нас ударила рота немцев, которую мы обошли еще в шестом часу вечера, оставив ее сидеть на высоте 182.4. По личному указанию подполковника Уласовец, заместителя команди-ра 8 ГВДД, эту группу немцев должен был ликвидировать второй эшелон ди-визии, но Уласовец забыл проверить свое исполнение приказа, в результате чего немцы чуть было не сорвали нам успех. С большим трудом, отказавшись от немедленного наступления на хутор Воровского, мы образовали перевер-нутый фронт и разгромили немцев, напавших на нас с тыла. При этом и наши потери были значительны. Но мост мы все же удержали за собой.
Утром 19 марта мы штурмом овладели хутором Воровского и на плечах немцев катились вперед километра четыре до деревни Сергеевка.
20 марта мы узнали по радио о большой победе нашего, 2-го Украинского фронта на Днестре. 17 марта в американских газетах был военный обзор, в котором говорилось, что «В настоящий момент линия германской обороны может быть создана только на Днестре… Это последняя опора немцев…» А 19 марта наши войска овладели городом Могилев-Подольский, важным опорным пунктом немцев на Днестре, стремительно форсировали Днестр и вступили в Советскую Молдавию. Это не только обрадовало нас, но и вызва-ло много откликов за границей. Лондонское радио, например, высказалось так: «Это значит, что советские войска вступили на территорию Бесарабии. С другой стороны, части Красной Армии успешно продвигаются в нижнем те-чении Южного Буга. Таким образом войска генерала Малиновского получат возможность в свою очередь двинуться в сторону Днестра… Проникнув на ту сторону Днестра, советские войска перерезали на две части германские ар-мии, действующие на Украине, опрокинули всю систему германской обороны в этом районе и начали штурм обороны противника у границ Румынии. 1-й Украинский фронт овладел 19 марта Винницей, что также ускорит ход собы-тий на Украине и в Молдавии. Все оборонительные расчеты немцев строи-лись в надежде на речные рубежи». Днестр был последним крупным водным рубежом на советском юге, и его перешагнули наши солдаты. Перешагнули глубокую узкую каменистую теснину среднего течения Днестра.
Эта весть подняла энтузиазм солдат и офицеров нашего полка. «Даешь Южный Буг!» Вот как встретили они наш приказ о продолжении наступле-ния.
21 марта 1944 года мы стремительной атакой овладели деревнями Михай-ловкой, Хмаровкой, Арбузиновкой. Отсюда до Южного Буга осталось 12 ки-лометров. Мы получили в Арбузиновке уточненную задачу: выйти на северо-западную окраину Константиновки на Буге. С утра началась оттепель, засия-ло солнце. Перед нами открылась бескрайняя Украинская степь, покрытая курганами, на которых справляли тризны наши славянские предки, развива-лись победные знамена петровских полков, гремела военная слава Румянцева, Суворова и Кутузова. Теперь сюда мы, достойные потомки наших славных дедов и прадедов. В лицо нам уже веял ветер Буга, и ничто не могло нас оста-новить на пути к его берегам. Многим предстояла смерть, но все рвались впе-ред, как на праздник. В 12 дня мы перерезали железную дорогу Помошная-Одесса, в 2 километрах южнее станции Кавуны.
С наступлением темноты немцы перешли в контратаки. Им удалось отре-зать наш штаб от главных сил полка. Связавшись по радио с начальником штаба дивизии подполковником Некрасовым, я сообщил ему о нашем поло-жении. Он обещал прислать на помощь учебный батальон, но забыл про обе-щание, и мы всю ночь воевали одни, заняв для круговой обороны немецкие окопы на огромном кургане. Мы так истрепали немцев своим огнем, что по-лучили возможность сами перейти на них в наступление. Масса фрицев чело-век в полтораста буквально разбежались, когда мы бросились на них с крика-ми «Ура», хотя нас было не более сорока человек. Мы не только прорвали кольцо окружения, но и захватили двух пленных, один из которых оказался медицинским фельдшером.
Прорвав кольцо, мы немедленно устремились к Константиновке, к своему полку. В четыре часа 22 марта мы соединились с полком, а с полпятого утра начали решительный штурм той части Константиновки, которая была предна-значена приказом для нашего полка. Точно кинжалом пропороли мы немец-кую оборону и вышли к Южному Бугу. Он не широк – метров 100–150, но стремителен и шумлив. Подорванный мост лежал наполовину под водой. На каменистом берегу стоял пограничный столб с Румынским и немецким гер-бами.: здесь, как мы узнали, имелись румынские пограничные посты. Они разбежались с подходом сюда нашего полка (На левом берегу гуляла до нас немецкая «пограничная» стража, а на правом – румынская). Немцы, взобрав-шись на крыши домов в Богдановке, расположенной на правом берегу Южно-го Буга против Константиновки, вели по нас ружейно-пулеметный огонь.
Вскоре мы заметили, что в обширной Константиновке, в которой могли бы разместиться две с половиной дивизии, кроме нас никого из советских войск не было. А чтобы немцы это не заметили (Тогда бы они нам всыпали), мы решили покрепче их напугать и достигли этого следующим образом. Мы создали до пятнадцати небольших групп из пулеметчиков, автоматчиков и гранатометчиков, которым и поставили задачи активными действиями и ин-тенсивным огнем прочистить всю Константиновку. Через полчаса по улицам села поднялся такой грохот и шум, будто действовала здесь целая дивизия. Немцы начали бросаться в Южный Буг на лодках, а то просто вплавь, боясь попасть к нам в плен. Не мене семисот немецких солдат и офицеров бежали в панике от каких-нибудь полутора сотен наших бойцов. Константиновка ока-залась очищенной. Но теперь немцам было нечего стесняться насчет артилле-рийского огня: по своим не попадешь. И вот начали они поливать нас с хол-мов, из-за рощи, что за Богдановкой, из-за бугров. Сотни снарядов с треском и грохотом рвались на улицах Константиновки, на площади, во дворе «МТS» (Недаром здесь русское название было помечено немецкими буквами латин-ского алфавита: за колючей проволокой, как в концлагере, стояли здесь де-сятки больших тракторов и комбайнов). Загорелись некоторые постройки, дым застилал улицы. А у нас, как на грех, не было еще с собой артиллерии. Она лезла по грязи и ожидалась с минуты на минуту.
Капитан Чешский, командир 3 артдивизиона 9 артполка, появился со своими пушками не с той стороны, откуда мы его ждали. И появился он в момент, когда наступило затишье. А затишье оно всегда соблазнительно. Так и на этот раз. Когда наши посты предупредили Чешского об опасности дви-жения пушек к центру Константиновки, т. к. он хорошо просматривался и простреливался немцами, то капитан засмеялся: «Испугались! Я вот выстав-лю сейчас свои системы на прямую наводку, и все немцы из Богдановки легче пуха полетят». Этим временем пушки Чешского вышли к району МТС. Мы с майором Котовым, командиром полка, сломя голову, выбежали навстречу пушкам, закричали, чтобы они немедленно были убраны за дома. Но уже поздно. Обрушился шквал артиллерийского немецкого огня и на наших гла-зах погибли все до одной лошади, везшие пушки, пали многие артиллеристы. Немцы видели результаты своей работы и решили, что с нашими пушками покончено. Однако, пушки не были разбиты. Но они, задрав стволы, стояли на улице под прицелом немецких орудий. Что было делать?
К каменному дому, у которого мы стояли, подбежал Чешский. Губы его тряслись, по бледному лицу катились капли пота. Он не мог от потрясения вымолвить слова. Шутка ли, потерян сразу весь дивизион орудий!
Мы приняли решение, в котором важнейшим элементом успеха была бы-строта и хладнокровие. Было выделено столько групп людей, сколько стояло на улице орудий. Каждому человеку была указана единственная функция: один должен был, подбежав к орудию, обрезать постромки орудийной за-пряжки, другой – свалить с хобота орудия труп артиллериста и т. д. Каждому орудию было указано место, в которое должно было его откатить и поставить под прикрытие каменной стены.
По нескольку раз каждый исполнитель повторил свою задачу, осмотрелся, прикинул в уме. Здесь ошибка могла стоить не только орудия, но и самой жизни.
По сигналу все команды бросились к орудиям, а химик устроил задымле-ние улицы со стороны, обращенной к немцам. Совершилось почти чудо: не успели немцы сделать ни одного выстрела, как наши орудия на руках людей были сняты с дороги и укрыты за стенами каменных зданий. Это было самое главное, а о лошадях мы не так беспокоились: у нас их была целая сотня, за-хваченная у немцев. Только артиллеристы сомневались, поймут ли эти лоша-ди ганноверской породы наш русский язык. Повеселевший капитан Чешский авторитетно заявил, что поймут, если им дать кнута.
Майор Котов, когда артиллеристы отошли к орудиям, сказал Чешскому: «Вам, капитан, тоже следовало бы дать кнута за неосторожность. Но все так хорошо кончилось, что… давай выпьем по глоточку». Он отстегнул фляжечку и приказал ординарцу принести закуску…
… В ночь приказано начать форсирование Южного Буга. С наступлением сумерек мы вышли на рекогносцировку переправы. Шел проливной дождь, быстро сгущалась темнота. В таких условиях трудно производить рекогнос-цировку, но в светлое время ее совсем здесь нельзя провести: в ста метрах от нас в каменных окопах на правом берегу сидели немцы и на малейшее наше движение отвечали пулеметным огнем. Переправу мы наметили в районе сго-ревшей мельницы, где Буг изгибался коленом и течение его несколько замед-лялось. Рядом была грандиозная каменоломня с пещерами столь большой мощности, что никакая авиабомба или самый тяжелый снаряд не смогли бы расколоть их гранитных стен. Эту каменоломню мы наметили и под штаб и под пункт сосредоточения наших батальонов перед переправой. Начальник инженерной службы полка инженер Лукин вместе с саперным взводом и вы-деленными командами занялся заготовкой леса для плотов. А работу эту в здешних каменных местах было преодолеть труднее, чем добыть воду из камня: на десятки километров вокруг не имелось лесов. И все же материал для плотов был найден. Просто-напросто саперы спилили несколько десятков телеграфных столбов, с которых немцы еще до этого сняли проволоку. Ко-нечно, столбы очень нужны были для связи, но плоты еще более нужны были для победы. Пришлось пойти на необходимые жертвы…
Часов в двенадцать ночи, когда мы уже посадили на три плота первую де-сантную партию, нацелили на правый берег жерла наших орудий, к нам под-бежал оперативный дежурный и сообщил: – Получен приказ командира диви-зии переправу приостановить и подготовиться к маршу на северо-запад, через Алексеевку, Ивановку на Семеновку. Это ближе к Первомайску.
Через полчаса я получил радиошифровку из штадива. В ней разъяснялось, что 81 дивизия уже форсировала Южный Буг в районе Семеновки и нам не надо тащить с собой никаких переправочных средств, поскольку там уже соз-дан плацдарм и мы перейдем на правый берег Южного Буга по понтонному мосту. Меня отчасти радовало подобное обстоятельство: мы меньше потеря-ем людей там, чем здесь, отчасти повергало в мучительное сомнение. «Когда же, – думал я, – успела 81-я дивизия сотворить подобные чудеса в решете? Ведь она значительно позже нас вышла к Бугу и никогда не отличалась боль-шей, чем мы подвижностью» Свои сомнения я высказал майору Котову и по-советовал захватить из Константиновки хотя бы те четыре рыбачьих лодки, которые обнаружены в одном из сараев и нуждаются в некотором ремонте. Если их поконопатить и обмазать смолой, то они годились бы для плавания.
Майор Котов недовольно пробурчал: – Не приучайтесь сами и не разре-шайте своим подчиненным брать под сомнение приказы начальников!
Формально он был прав, и мне пришлось подчиниться.
… К исходу дня 23 марта 1944 года наш полк перебрался в Семеновку. Еще на подходе к селу я почувствовал, что мои сомнения имели под собою реальную почву: немцы обстреливали Семеновку не только артиллерийско-минометным, но и ружейно-пулеметным огнем. О каком же плацдарме, соз-данном будто бы 81-й дивизией, бредили из штадива 8 ГВДД? Они или сами стали жертвой ложной информации или выдумали эту ложь с какими-то бла-гими намерениями. Но в последнем случае не мешало бы штадиву 8 вспом-нить и варьировано применить изречение геолога Гексли, что математика – жернов, который всякую засыпку смелет, но ценность помола определяется исключительно ценностью засыпанного. Так и шифрованная радиограмма. Она все выдержит, что ни зашифруй. Но каковы плоды будут при осуществ-лении расшифрованного?
Разместив людей в укрытия, я с инженером Лукиным пробрался поближе к берегу Южного Буга. Там убедился в следующем: а) Ни одного солдата из 81-й дивизии на правый берег не переправлено и никаких плацдармов там не создано. б) Никаких переправочных средств налицо не имеется, кроме уста-ревших поплавков Полянского. в) Операция по форсированию Буга еще бо-лее трудная, чем форсирование Днепра: немцы занимали здесь господствую-щий каменистый берег, заблаговременно укрепленный (на одном километре фронта перед Семеновкой мы, наблюдая с чердака одного из домов, насчита-ли 6 дзотов, полнопрофильные две траншеи и хода сообщения с приспособ-ленными в них площадками для пулеметов. За Могилой раскопанной, на вы-соте 147.6 стояла хорошо прикрытая артиллерийская батарея, за многочис-ленными стогами располагались минометы). г) Переправа может быть ус-пешной при условии хорошего артиллерийского прикрытия (чего пока здесь не имелось) и немедленного изготовления (а леса нет) или подвоза перепра-вочных средств (использовать местного почти ничего не представлялось воз-можным: хаты сделаны из самана, больших ворот, чтобы использовать их в качестве плота, не было. Здесь даже и заборы сделаны не из досок, а из кам-ней).
Лукин, возвратившись с разведки, отправился со своими саперами резать, где попадутся, телеграфные столбы, а я зашел к майору Котову и доложил обстановку. Выслушав меня, он начал ерошить свои седеющие волосы и впал в такое долгое раздумье, будто заснул, облокотившись на стол. Но он не спал. У него сверкали глаза и по вискам барабанили тонкие бледные пальцы.
В хату вошел наш письмоносец красноармеец Сирота. Он принес номер фронтовой газеты. Мое внимание обратило сообщение о советско-финских отношениях. Пробежав по сообщению глазами, я чуть было не выругался: Финское правительство 17 марта дало отрицательный ответ по поводу шести советских условий перемирия и тем самым сохранило состояние войны меж-ду Финляндией и СССР. Военные преступники избрали слишком рискован-ный путь: он может погубить Финляндию, но не принесет спасения Рюти и Таннеру.
… В ночь под 24 марта завязали бои за переправу на правую сторону Южного Буга. Перед нами находятся дивизии Манштейна (сам он, кажется, в Яссах), сведенные в 64-ю армию. Они упорно дерутся, зажатые между Бугом и Днестром. Пути в Германию для них почти нет. Распоряжение Гитлера об оккупации Венгрии, Болгарии, Румынии, не изменит общего положения Гер-мании в лучшую сторону. Но это распоряжение вносит ясность в положение немецких вассалов и толкнет Америку и Англию на путь активизации дейст-вий в Европе. Лопнула Румынская граница на Южном Буге, погорели «кус-ты»…
Нашему отряду десантников удалось зацепиться за сигароподобный ост-ров, расположенный в десятке метров от правого берега. Перед нами – низи-на шириной до 20 метров, а потом вздымается гранитный высокий берег с трещинами и острыми выступами. На высоте доброй колокольни, в каменных окопах и трещинах правого берега, висели над нашими десантниками немцы. Они могли бросать свои ручные гранаты с длинными деревянными ручками прямо на сигароподобный остров. Но мы не дали им такой возможности: из окопов на левом берегу Буга по немцам вели огонь наши снайперы. Располо-женные за домами Семеновки, вели по немцам огонь наши минометы, били прямой наводкой пушки. Снаряды и мины ложились по высокому гребню гранитного берега, а осколки их частично прилетали к нам, на левый берег: так коротка была дистанция между нашими снайперами и немцами.
С Василием Савельевичем Пацковым, возглавляющим отряд десантников на острове, я непрерывно поддерживаю связь по радио. Разговаривали почти шепотом, так как от меня до немцев не более 220 метров, а от Василия Са-вельевича не было и тридцати шагов. В 24 часа 26 марта передал нашим де-сантникам ободряющие вести: вражеские гарнизоны в Тарнополе и Каменец-Подольске окружены войсками 1-го Украинского фронта, а войска 2-го Укра-инского фронта вышли на государственную границу по реке Прут на протя-жении 80 километров.
Разведка сообщила, что ночью 25 марта десантники во главе с Константи-ном Ольшанским высадились в Николаевском порту, захватили элеватор.
– Может быть, пора нам начать штурм? – спросил Василий Савельевич. – Ребята мои готовы на все…
– Жди условленного сигнала, – сказал я.
На рассвете 27 марта начался штурм. Южнее острова мы выбросили на плоту группу бойцов, которые с неописуемой дерзостью ворвались на заня-тый немцами берег, привлекли на себя огонь немецкой обороны и содейство-вали переходу в наступление всего полка. Зрелище незабываемое.
Весь правый берег заполыхал огнем, укутался дымом и пылью: рвались наши мины и снаряды. По гранитным выступам, почти на отвесную стену бе-рега, полезли бойцы. Они помогали друг другу, падали одни, взбирались на крутой берег другие. Вот, во мгле пыли и дыма, полыхнуло что-то красное, поднялось высоко над камнем. Это наши бойцы водрузили знамя над немец-ким каменным дотом. Немцы выбегали из трещин и с дикими криками броса-лись в контратаки, но сейчас же под напором наших десантников заворачива-ли назад, бежали, невзирая на крики своих офицеров. А через Буг плыли все новые и новые партии наших бойцов. Спотыкаясь, они карабкались на каме-нистый берег, бросались в бой без передышки. Буг кипел от разрывов немец-ких мин и снарядов. Перевертывались лодки, кружились на быстром кругово-роте воды громоздкие плоты из телеграфных столбов, барахтаясь в ледяной воде, плыли бойцы, подняв одной рукой свои автоматы, чтобы не замочить патронов. Казалось, что весь наш берег превратился в ярость, а ярость пре-вратилась в одержимых бесстрашием солдат, которые и ковали нашу победу.
– Огня! Огня давай! – кричал я артиллеристам. И огненный ураган начи-нал метаться с новой силой по немецким флангам, по тылу, по немецким под-креплениям, показавшимся было из района противотанкового рва и Могилы раскопанной.
Бой все быстрее, точно набиравший скорость поезд, удалялся от берега. Уже замелькали серо-зеленые немецкие спины, из-за курганов вырвались на дорогу грузовики с поставленными на них минометами. Они наскоро дали залп-другой и помчались, сопровождаемые разрывами наших снарядов.
– Немец отступает, – передал я по телефону командиру полка.
– Вижу, – ответил он. – Подготовьте штаб к движению. Через десять ми-нут начинаем преследование. Обозы направьте через Первомайск, там захва-чены мостовые переправы…
Я отдал все необходимые распоряжения, поручил старшему лейтенанту Кудрявцеву вести за нами штаб, а сам с командиром полка и с ординарцем погрузился в лодку, поплыл через Буг.
Лодку крутило, сбивало, несло течением к каменистой гряде, над которой кипела и пенилась вода, висел шум, оплакивавший тех из наших воинов, ко-торые в это утро обагрили Буг своей кровью и отправились в последний путь, к знаменитому острову Березань, где покоился прах мятежного лейтенанта Шмидта. По моим щекам катились слезы. Плакал и майор Котов. Мы своими глазами видели, как добывалась победа, и мы не стыдились своих слез: это были слезы скорби о погибших, слезы радости за одержанную победу. И полк своей битвой за Буг шептал моему сердцу слова, которые я и решил записать здесь.
…Мохом зеленым покрыты
       Гранитные глыбы брегов
       И Бугской водою обмыты
       Отмели серых песков.
Цокали пули о камни,
Огненных брызг высекая струю,
Буря металась над нами,
На плот нагоняя волну.
       «Крепче держите, ребятки! –
       Молвил усатый блондин, –
       Если нас отнесет до Зубатки,
       Тогда уж пишите «Аминь».
Белой пеной играла «зубатка»,
Гремел на камнях могучий поток,
Металлической гарью воняла взрывчатка:
Снаряды и мины здесь были, дружок.
       Наш плот закружило,
       Волной понесло,
       И грозные камни придвинулись ближе,
       Те, что зубчаткой прозвали давно.
Грудью на весла нажали солдаты.
Их мускулы спорили с силой речной.
Слева с бойцами прощалися хаты,
Справа – скалистый берег крутой.
       Вспышки сверкали в расщелинах скал,
       Клекотал немецкий эМГэ,
       Минный осколок руль обломал,
       И блондин тогда крикнул: «Ребята, к воде!»
И четверо смелых гвардейцев,
Героев шести переправ,
Автоматы на шею повесив,
К вражьему берегу бросились вплавь.
       Долго с водою солдаты боролись.
       Немецкие пули свистели вблизи.
       Во славу отчизны, за счастье народа
       Одолели герои стихию реки.
Мокрое платье их к телу прилипло,
На берег гранитный стекала вода.
Группа десантников бросилась а битву,
Из первой траншеи изгнала врага.
       И в каменной этой траншее,
       На кровью забрызганном дне,
       Захвачены были трофеи:
       Два пулемета эМГэ.
Вскоре опомнился враг,
Из гранитных он вылез расщелин,
С криком «Хура!» и «Форвертс!» на устах,
В атаку пошла компанея.
       Автоматы бойцы положили на бруствер,
       Заправили ленты в эМГэ,
       В мыслях с невестой простились грустно,
       Жизнь посвящая родной стороне.
Мелькнули квадратные каски
За серой грядою камней.
Залп прогремел для острастки
И голос коварный: «Рус, сдавайся скорей!»
       Затрещали в ответ автоматы,
       Пулеметы искристую дали струю.
       И видели наши солдаты,
       Как падали немцы в бою.
Компанея их поредела,
Стяг на камни упал,
А стрельба все гремела, гремела,
Пока враг посрамленный бежал.
       В серо-зеленые спины
       Лучистые пули летели,
       И солдаты немецкие гибли
       У самых гранитных расщелин.
       …………………………………
На отвоеванный этот плацдарм
Весь ринулся полк
И локтем могучим границы разжал
До самых заречных высот.
       И вышли на берег другие полки,
       На запад ринулись быстро.
       Четверка гвардейцев была впереди.
       И «Слава» сверкала у них на груди,
       Слава гремела, как выстрел.
… Преследуя немцев, мы миновали Могилу раскопанную, совхоз имени 25-го Октября, Трудолюбовку, и в двенадцатом часу овладели Владимиров-кой. Здесь, на правом берегу Буга, было мало разрушенных и сожженных хат, зато в большом количестве полыхали на полях и дорогах брошенные немца-ми автомашины. Преследовали мы немцев весьма энергично. Почти на их плечах мы ворвались в деревни Счастливое, Николаевка, Ново-Головнево, Мариновку и в хутор Алексеевка. Здесь мы захватили немцев на привале. Среди них поднялась невообразимая паника. Бросив оружие, повозки, хлеб и консервы, немцы с криком и гамом разбежались по бурьянам полей, по тем-ным в ночи балкам. Это произошло в ночь под 29 марта, в 40 километрах за-паднее Буга. Захваченные пленные показали, что немецкое командование, ко-гда русские подойдут к своим государственным границам, обещает приме-нить газы. Один из немцев попросил разрешение спеть песенку, которую не-мецкие солдаты сложили в окопах на Буге.
Из-за любопытства мы разрешили.
Немцы, сев в кружок, завыли. Они пели о своих неудачах, сетовали на Гитлера, грозили расправиться с ним и с Геббельсом. Но в этой песне не слышно было раскаяния самих фрицев за их дела. Они не смогли надеть ярмо на советских людей и потому пели:
«Запряжем мы Гитлера в ярмо,
       А Геббельса в дышло:
       Три года воевали,
       Ничего не вышло…»
… Радиосвязь с дивизией потеряна, с соседями также. Лишь под утро уло-вили наши радисты позывной командира дивизии генерал-майора Богданова. Я встал у микрофона. Выяснилось, что генерал с несколькими спутниками нажимал за нами пешим ходом, т. к. его «Виллис» и все другие транспортные средства пошли через Первомайск и неизвестно когда догонят нас. Генерал приказал нам дальше не двигаться, пока он догонит наш полк. Я сообщил об этом майору Котову, и он принял решение дать людям отдых в Алексеевке.
Пленных мы загнали в сарай, вокруг деревни выставили охранение и, утомленные боями и походами, крепко заснули. С большим трудом растолкал меня утром ординарец. Котов сидел уже за столом. Перед ним стоял огром-ный горшок молока и лежала гороподобная буханка белого хлеба. Возле сто-ла суетилась бойкая хозяйка, упрашивала гостей кушать побольше и все ще-бетала комплименты: «Яки ж вы уси гарны, яки гарны!»
… Здесь – Одесская область. Синкретизм обычаев, быта, нравов: русские, украинские, молдаванские. Здесь еще имели хождение румынские леи, ру-мынские календари висели на стенах изб, но уже с новой силой полыхал со-ветский патриотизм и любовь населения к Красной Армии. Украинки тащили солдатам мясо, яйца, молоко, белый хлеб, мед. К штабу подходили группы молодежи, вооруженной немецкими винтовками, опоясанной немецкими ме-таллическими лентами с патронами, с подвешенными у ремней немецкими гранатами. Молодежь упрашивала командира включить ее в свой полк и взять с собой в наступление против немцев. Мы этого не имели права делать, и мы направили молодежь в Первомайск: там уже формировались полки украин-ского пополнения Красной Армии.
… В 16 часов, наконец, догнал нас генерал-майор Богданов. Он сообщил, перехваченную им по радио, новость: 28 марта Третий Украинский фронт за-нял Николаев.
После пятнадцатиминутной беседы с генералом мы подали полку сигнал на выступление.
Немцы, видимо, посчитали, что мы совсем отказались от преследования их. Они безмятежно хозяйничали в пятнадцати километрах от нас в селе Но-во-Павловка. Оттуда прибежали в Алексеевку два мальчика, посланные кол-хозниками, узнавшими от самих немцев, что советские войска уже в Алексе-евке. Ребятишки рассказали нам, что в Ново-Павловке у многих жителей есть оружие и что жители, как только подойдет Красная Армия, нападут на немцев с тыла.
Мы направили с ребятишками наших разведчиков, а вслед за ними двину-ли полк.
В десять часов вечера, бесшумно подобравшись к Ново-Павловке, мы за-легли в бурьянах на самой ее окраине. Прибывшие два разведчика сообщили, что в селе все готово и народ ждет только сигнала. Сигналить – красной раке-той.
Связные, как ящерицы, расползлись в батальоны с приказанием команди-ра полка. Через десять минут должно начаться дело.
Как утомительно долго текли эти десять минут. Казалось, что время за-стыло и никогда не двинется с места. Чтобы оно скорее прошло, я повернул-ся на спину и начал считать звезды, поблескивающие через разрывы облаков.
– Ну, пора! – промолвил майор Котов. – Сигналь, начальник…
У Котова была привычка всегда почему-то называть меня «начальником». Но сегодня он сказал это с какой-то особой теплотой, точно жалел, что пре-рвал мои мысли или опасался не увидеть меня после битвы за село.
Подняв над собой ракетный пистолет, я нажал на спуск.
Ракета, зашипев, описала огненную дугу и, точно серп, врезалась концом в одну из соломенных крыш деревенских сараев. Вспыхнул огонек, колыхнул-ся, точно факел, побежал к гребню.
«Непорядок!» – мелькнуло в моем мозгу. Но в тот же миг затрещали вы-стрелы из края в край по всему селу. Заполыхали десятки ракет, загрохотали гранаты, поднялся крик. Кричали женские голоса, мужские и женские. Кри-чали немцы. Кричали и наши солдаты. В село стрелять нам было нельзя: там были и свои. Мы ударили по окраинам, по дорогам, по мосту.
Через полчаса все было кончено: остатки немецкого гарнизона, пользуясь темнотой, бежали через высокий бугор к Ивановке. Группа немецких солдат явилась в плен. Их конвоировал поляк Иоган Вейтеховский из 203 полка.
Наши батальоны безостановочно двинулись за отступавшими немцами. Мы, поблагодарив население за помощь, также направились к Ивановке со всем штабом. На память о бое под Ново-Павловкой женщины подарили нам красный платок, привязанный на длинный шток. С ним, как с флагом, населе-ние вступило в бой против немцев, помогая нам очищать свою родную дерев-ню.
Заняв Ивановку, мы связались по радио со штабом дивизии. Нам сообщи-ли новость: 1-й Украинский фронт занял 29 марта Черновицы. Потом мы приняли шифровку с указанием нашей дальнейшей задачи. Нам предлагалось круто повернуть на юг и наступать через Ново-Ивановку, Украинку, Федо-ровские дворы к Николаевке 3-й, чтобы захватить переправы на реке Тили-гул.
За Федоровскими дворами наши разведчики поймали двух странных лю-дей. Один был стариком и называл себя колхозником из деревни Николаевки 3-й, а второй – настоящий немец, тоже очень пожилой. Старик говорил и по-украински, и по-русски и по-немецки. Немец по-русски почти ничего не по-нимал.
Из опроса удалось установить следующее. Старик Петр Иванович Гарбу-зенко во время мировой войны 1914–1918 годов опал в плен к немцам и рабо-тал в южной Германии в одном из кулацких хозяйств. В этом же хозяйстве работал в батраках Карл Мюллер из Аугсбурга. Там они и познакомились. А в Отечественную войну в Николаевку 3-ю, отступая под натиском Красной Армии, прибыл командир 64-й немецкой армии. Тонкий такой, высокий, ры-жий сорокалетний генерал. Перед ним все тянулись, а он никому – ничего. Только распоряжения отдавал, да и то через адъютанта, похожего на армяни-на. Старик, на квартире которого остановился генерал, притворился незнаю-щим немецкого языка и преданным немцам, и те перестали его опасаться, разговаривали открыто. А однажды, это было 26 марта, прискакал верхом на лошади солдат с пакетом. Пакет передал адъютанту, а сам присел на завалин-ке ожидать ответа.
Старик узнал в нем давнишнего знакомого – Карла Мюллера. Узнал и тот старика. Разговорились помаленечку, а старик и предложил Карлу сдезерти-ровать. Все равно, мол, немецкой армии капут. Мюллер согласился. В тот же день старик упрятал его в погребе и скрывал целых четыре дня. А вечером 28 марта командующий 64 армией выехал из деревни, через день и все осталь-ные немцы ушли из села за речку Тилигул и окопались там на буграх. Но немцы взяли за привычку приходить в деревню и шарить по погребам в поис-ках пищи. «Вот и решили мы с Карлом уйти оттуда к своим, чтобы поскорее с Красной Армией встретиться, – заключил старик свой рассказ. – А насчет до-рог, по которым немцы бежать собрались, вам Карл может по карте показать. Он генеральский пакет никуда не возил, а разорвал и прочитал, что было по-нятным…»
Я подозвал Карла, приказал ему объяснить отобранную у него нашими разведчиками карту.
Карл объяснил: генерал приказал отступать, если русские не будут сильно мешать, по маршруту № 1, через Березовку (около 60 километров от Никола-евки), Александровку (В 110 километрах от Николаевки) до Одессы, а оттуда он собирался уехать куда-то морем.
 В случае сильного нажима со стороны русских, генерал наметил маршрут № 2 (неудобный, гористый) – через Секретарку, Шараево, через станцию За-тишье, через Кучерган и в Тирасполь.
Взяв старика и Карла Мюллера в качестве заложников, ускоренным мар-шем устремились к Николаевке 3-й, в районе которой, по показанию старика, еще целы были мосты через Тилигул.
Ночью под 31 марта мы без боя заняли Николаевку 3-ю, захватили мост через Тилигул, но не смогли пробиться дальше. Как и сообщил нам старик, немцы, действительно, создали на буграх за речкой очень прочную оборону, и нам пришлось подождать, пока подтянулась наша артиллерия. Она отстала от нас потому, что не смогла пройти по болотам и буеракам, где очень быстро продвинулся наш полк. Артиллерия двигалась под охраной пехотной роты по дороге, кружным путем.
Развернув рацию, мы связались со штадивом, передали обстановку, полу-чили дальнейшую задачу и были проинформированы о важных событиях: нашей дивизии присвоено наименование «ПЕРВОМАЙСКАЯ», первый Ук-раинский фронт занял Тарнополь.
В ночь под 1-е апреля 1944 года форсировали Тилигул и с хода заняли Татьяновку. Захвачено двадцать пленных. Среди пленных – солдат 205 от-дельного батальона Генрих Гейнц из Гамбурга. Этому остолопу девятнадцать леи, а он ничего не знает о том, кто такой Тельман. Однако, Генрих Гейнц, под общий хохот штабистов, рассказал арийскую свою генеалогию до времен Арминия Германика. Пусть ляжет грех на нашу душу: мы не пожалели авто-матной очереди на этого тевтона, воспитать его все равно не воспитаешь, а суд ждать долго. Пришедшая в наш штаб пятнадцатилетняя девочка Ариша показала нам следы зубов на своей шее и на руках: садист Генрих Гейнц, как показала Ариша, подверг ее насилию.
……………………………………………………………………………….
В 16 часов 1 апреля мы прорвались к хутору Докторову. Здесь нам сдалась в плен группа немецких конвоиров, угонявших женщин-евреек на Запад. Сре-ди сдавшихся был двадцатитрехлетний Фридрих Фламм, расстрелявший се-годня своего обер-лейтенанта за попытку поставить под пулемет всех кон-воируемых женщин. Это редкий случай в немецкой армии, когда солдат ее стал человеком. Впрочем, у нас не было времени выяснить психологические причины такого поступка Фридриха Фламма. Может быть, он понял, что ему не уйти от Красной Армии и потому совершил гуманный поступок, а, воз-можно, он просто влюбился в одну из девушек-евреек, которые были среди конвоируемых. Одна из женщин нас очень просила оставить Фридриха с ни-ми именно потому, что «парень умирает по Сарочке, кареглазой красавице из Одессы».
Всех пленных мы сопроводили на этапный пункт, а сами двинулись даль-ше. Нам нужно было пробиваться к хутору Преображенскому. Там должны были сосредоточиться полки трех дивизий – 8 ГВДД и 81-я из 2 Украинского фронта, 93-я – из 3-го Украинского фронта.
Население здесь больше молдаванское, русский язык люди знают плохо и не умеют объяснить толком, какая дорога куда ведет. А тут еще надвинулись тучи, полил дождь, стало темно. Людей пришлось вести по азимуту. Шли очень долго по топким полям, по балкам, посадкам и ручьям. Справа сыпался на нас дождь трассирующих немецких пуль. В задних рядах роптали мокрые усталые люди: «Наверное, сбились мы с пути, идем вдоль фронта, не долго и в лапы к фрицам попасть». Особенно, заметил я, волновались старшие лейте-нанты Ковалев и Батыцкий. Пришлось отстранить их от охраны полкового знамени за малодушие.
Шли мы долго, но правильно. В темноте различили мы черные силуэты хат, рисовавшиеся на фоне неба. Остановились, выслали разведку. Оказалось, немцев в хуторе нет уже с половины дня 1-го апреля, а все хаты набиты сол-датами различных дивизий нашего и третьего Украинского фронта. Так и должно было быть по условиям нашей задачи. А что немцы убежали, мы о них сегодня не жалели: по грязи далеко не уйдут, нагоним.
В хуторе трудно оказалось найти какое-нибудь укрытие от дождя. Солда-ты были везде, – в хатах, в сараях, в стогах соломы, даже в канавах, над кото-рыми они натянули палаточные навесики от дождя. Под кровлей одного сарая толпились и сидели, как попало, пленные немецкие солдаты, охраняемые на-шими автоматчиками. Один их немцев, невидимый в темноте, на ломаном русском языке вполголоса пел частушки:
«Ин Руссия ми ехал на танках,
       Нах Дотчлянд ходим на палках…»
………………………………………………………………………………..
Утром 2 апреля мы почти без боев, не считая мелких стычек с заблудив-шимися группами немцев, продвинулись от Преображенского через Лидовку и хутор Рощ к местечку Жовтнево (Петроверовка). Впереди нас здесь уже прошли танковые войска. Они разнесли весть о советских победах, и на встречу нам все чаще и чаще двигались мужчины с торбами за спиной, в шта-нах из крапивных мешков, в тряпье. Это из числа тех тысяч советских граж-дан, отбитых нашими танками у немецких конвоиров, гнавших народ на не-мецкую каторгу.
В кюветах дороги валялись убитые немцы. Иные из них, задрав ноги, ле-жали лицом в дождевой ноге, точно утоляли великую жажду. Другие растя-нулись вдоль кювета навзничь и дождь хлестал их рыжие лица. А у моста, на-стигнутый советскими пулями, немецкий офицер застыл на ракушках. Опира-ясь локтями о бруствер кювета, он смотрел мертвыми глазами в землю. Из разбитого рта в мутную лужу капала кровь. Они не ушли домой, эти завоева-тели мира. Пусть дети их и дети детей знают, как непрошено ходить в Рос-сию.
В 2 часа дня мы вступили в местечко Жовтнево. Это районный центр Одесской области, имеющий до 600 домов, большей частью каменных с че-репичными и железными кровлями. Много жилищ с своеобразной глино-насыпной кровлей. По улицам Жовтнево шумели танки, самоходные орудия, «Катюши». Это наступала на немцев Россия. Огромная, непостижимая стра-на, много раз уничтожаемая и всякий раз уничтожавшая своих врагов.
К вечеру мы настигли немцев южнее Жовтнево, на высоте 151.7 прямо за окраиной Ковалевки (в четырех километрах южнее Жовтнево). Разгорелся жаркий бой. Мы медленно продвигались, имея намерение прорваться к Ста-лино (Каторжино).
Часам к 8 вечера погода совсем испортилась: подул северный ветер, нача-лась снежная вьюга. Не видать ни зги. Даже немецкие ракеты не в состоянии были осветить густой от снега воздух. Драться пришлось на ощупь. К полно-чи высота оказалась в наших руках и мы открыли себе дорогу на Сталино. Но был получен неожиданный приказ генерал-майора Богданова изменить мар-шрут наступления и начать движение на Виноградовку и Ново-Михайловку.
………………………………………………………………………………..
в Ново-Михайловку мы не попали, так как в Виноградовке получили но-вый маршрут: Переплетковка 2-я, Мардаровка, Еленовка, Путиловка. Это оз-начало, что на нашу долю выпала задача перерезать железную дорогу Сло-бодка-Раздельная и лишить маневра одесскую группировку немцев, повиснув у нее на левом фланге.
Бой за Переплетковку вторую мы завязали часов в семь вечера 3 апреля. Немецкий гарнизон, как выяснилось потом, не ожидал появления войск Крас-ной Армии так скоро. Дня три перед нашим приходом в Переплетковке был какой-то немецкий генерал. Он здесь хвастал, что наступление Красной Ар-мии приостановлено, и немецкие войска прочно удерживают позиции чуть ли не на Буге.
Нам почти не пришлось применять пушечного огня, если не считать двух выстрелов по глинобитному сараю, в котором засело десятка полтора немцев. Прямой наводкой орудие разнесло стену. Оставшиеся в живых три немца, бледные и грязные, выскочили из пыли и дыма с поднятыми руками. В это же время наши автоматчики прочесывали деревню, вытаскивая фрицев из закро-мов, с потолков, из ям и больших винных бочек с выбитым дном. Всего в плен было взято человек пятьдесят, да десятка три было перебито.
Закончив бои за Переплетковку, мы устремились на Мардаровку. Дорог здесь между деревнями почти нет, и наступать нам пришлось целиной, по рвам и буеракам. Здесь так много бугров, балок и лощин, что вся местность казалась волнистой. Наступление наше осложнялось еще и некоторыми по-бочными обстоятельствами: поднялась вьюга такой силы, что людей валило с ног. Кроме этого, появился откуда-то майор Комаровский со своей Раисой Приблудной, и в полку оказалось двоевластие (Комаровский себя считал ко-мандиром полка и Котов тоже. Дело дошло буквально до драки. Ну, это еще пусть, куда ни шло. Беда была в другом: ни тот, ни другой командир не хоте-ли принимать решения о дальнейшем ходе боя). Связавшись с командирами батальонов, я от имени командира полка, имея на это уставное право, дал на свой страх и риск указание сбить немецкие заслоны и к утру 4 апреля овла-деть Мардаровкой. Батальоны обошли высоты, на которых немцы наиболее рьяно сопротивлялись, сбили заслоны на лощинах и балками вышли к Марда-ровке. Часть сил ворвалась в деревню и начала очищать ее от немцев, а часть развернулась фронтом к полю, чтобы не впустить в деревню тех немцев, ко-торые продолжали еще сидеть на буграх и в соседнем хуторке. К утру мы оказались полными хозяевами Мардаровки. Но тут началось самое любопыт-ное явление. Немцы, промерзшись хорошенько в поле, прислали своего пар-ламентера с просьбой взять их в плен и поскорее накормить. Мы согласились. Часам к десяти утра прибыли в плен не только немцы, сидевшие в поле, но и те, которые были в хуторе. Последние приехали в плен верхом на лошадях, что послужило поводом для наших бойцов хохотать до упада: немцы ехали на вороных большекостных ганноверских кобылах, сидя по трое на каждой и поддерживая друг друга подмышки. А верхами они поехали потому, что идти им оказалось не в чем. Хуторские жители, прослышав о приходе Красной Армии, отняли у немцев сапоги и валенки, в некоторых даже совсем убили топорами. Где тонко, там и рвется… Прибывшие сдаваться в плен, сами не-давно, как маньяки, заскакивали в крестьянские хаты и хватали все, на что падал их взгляд. А теперь они покорно вытряхивали на стол содержимое сво-их карманов. Тут были нитки, пуговицы, мелочь. Были и порнографические открытки. По вещам в кармане можно судить о самом человеке: одно другого стоит...
………………………………………………………………………………..
Продолжая выполнять задание командования, 22 гвардейский Воздушно-Десантный полк к исходу 4 апреля с боями вышел на рубеж Еленовка–Дубосары Одесской области. Тут получили очень ответственную задачу – немедленно нанести удар по немецким войскам, охранявшим железную доро-гу Слободка–Раздельная–Одесса, перерезать дорогу и обеспечить ввод в про-битую брешь частей второго эшелона, который командование берегло для развития успеха и оперативного маневра.
Сил для решения задачи обычными способами у нас явно не доставало. Посоветовавшись с командиром полка майором Котовым, мы решили немед-ленно организовать захват контрольного пленного в районе железнодорожно-го полотна. Обстановка для поиска была подходящая: по-прежнему крутила снежная вьюга столь густая, что в одном метре от себя нельзя было уже ниче-го рассмотреть, а шум вьюги маскировал собой шорох шагов и всякие другие звуки, связанные с движением человека.
Пока шел поиск, мы готовили полк к выполнению операции. Все бойцы дополучили боеприпасы до положенной нормы, артиллеристы проверили пушки, обучили группы приданных им пехотинцев искусству перекатывания орудий (мы не собирались вести пушки на лошадях, т. к. своим ржанием они могли выдать нас и сорвать дело), личный состав был введен в курс пред-стоящего боя, каждый в касающейся его мере. Политработники провели не-обходимые беседы. В результате всего мы отлично покормили бойцов, выда-ли положенную по закону порцию водки и настроение нашего народа оказа-лось на высоком уровне, достойном предстоящего дела.
Поиск удался. Пленный обер-ефрейтор Альфред Штоль с солдатской книжкой 1 роты, 154 пп, 384 пд, 7 армии немцев, с перепугу дал нам довольно точные данные о немецких войсках, расположенных перед нами. Особый ин-терес для нас представляло то, что немцы ждали удара только на станцию Ве-селый Кут со стороны шоссе из районного центра Цебриково. В эту сторону немцы нацелили свои пушки, пулеметы, развернули минометные батареи, по-ставили засадные танки. Важно было в показаниях обер-ефрейтора, что не-мецкое командование намечало во что бы то ни стало удержать участок доро-ги на нашем направлении для облегчения перегруппировки своих сил и увода многочисленных эшелонов с военным и невоенным имуществом.
Немцы располагали пятикратным превосходством по отношению к нам, и мы решили внезапным ударом свести это превосходство к нулю, напасть на немцев с неожидаемого направления, лишенного дорог и полного балок и буераков. Выбросив впереди себя разведывательные группы азимутного на-правления, мы именно по бездорожью двинулись к полустанку Путиловка, северо-западнее станции Веселый Кут. Шли в непроглядной тьме, утопая по пояс в снегу. Над нами бесилась вьюга. Но мы не обижались. Шум вьюги да-же радовал нас: в нем тонули звуки падения поскользнувшихся, шорохи дви-жения людей, характерное постукивание передвигаемых пушек.
Двигались мы очень медленно: на руках тащили пушки, минометы, пуле-меты, сумки с патронами, связки мин и снарядов. Кроме того, мешали мин-ные поля. Неведомо каким чутьем угадывали их в кромешной тьме наши са-перы, проделывали в них узкие проходы, пропускали бойцов чуть не цепоч-кой (делать широкие проходы было некогда). Когда ночная тьма ослабела и восток заиграл предутренним посветлением, мы вышли в балку перед самым полотном дороги. Здесь майор Котов построил боевой порядок в линию для одновременного удара по врагу, приказал командирам батальонов нащупать немецкие передовые посты, но не уничтожать их, а вынуждать к бегству, по-сле чего преследовать с максимальной скоростью.
– А минные поля? – обронил кто-то недоуменную фразу.
Майор Котов улыбнулся:
– Немецкие посты, наверное, знают проходы в своих минных полях. По-этому я и советую вам не спешить уничтожать кур, несущих золотые яйца: удирая от нас, они покажут свои проходы в минных полях. Понятна ли вам моя идея?
Идея была всем понятна. Через несколько минут все снова пришло в дей-ствие. Минометы были поставлены на огневые позиции в готовности дать огонь по ракетному сигналу. Пушки катились непосредственно в пехотной цепи. Небольшой резерв командира полка двигался по балке в готовности сманеврировать на поддержку любой из трех групп боевого порядка по ука-занию командира полка (В практике оказалось полезным держать резерв и за центром боевого порядка, хотя еще в русско-японскую войну 1904–1905 го-дов пришли к невыгодности такого размещения резерва. Но там речь шла о резерве больших частей, растянутых на многокилометровом фронте. В этом случае было выгоднее держать резерв за угрожаемым или намечающим ма-невр флангом. У нас было другое обстоятельство, и мы решили по иному).
Вскоре послышался крик, шум, треск автоматных очередей: наша право-фланговая группа напала на передовой немецкий заслон, захватив его прямо в блиндажах, в которых он скрывался от снежной вьюги. Сейчас же, точно подхваченный вьюгой шум с правого фланга покатился через центральную группу налево. Мы к этому времени уже ворвались в полосу древесных наса-ждений, защищавших полотно дороги от снежных заносов. На фоне этой густой посадки наши силы показались более многочисленными, чем они бы-ли в действительности (в бою очень легко, особенно в сумеречное время, принять дерево за солдата. Это еще Ермак Тимофеевич, покоритель Сибири, заметил в конце XVI века: известен его прием выставления на лесных опуш-ках и даже на лодках хворостяных чучел, принимаемых в сумерках татарами за казаков. Любил Ермак Тимофеевич вести бой, имея за спиной лесную ча-щу, на фоне которой «воины множились»).
Немцы, напуганные неожиданностью и явно переоценив наши силы, пус-тились наутек так стремительно, что мы на их плечах, благополучно миновав полосу минных заграждений, ворвались прямо на железнодорожное полотно и начали в упор расстреливать железнодорожную охрану.
Наша левофланговая группа вышла тем временем на дорогу между Пути-ловкой и Добрым Лугом, откуда начала обстреливать пушечным огнем не-мецкую резервную колонну, появившуюся с запада, из деревни Мацкулы. Ту-да же, по ракетному сигналу, ударили наши минометы. Немцы, видимо, ре-шили, что их окружают (чувство естественное, когда со всех сторон рвутся снаряды и мины), и многосотенной беспорядочной толпой бросились бежать на юго-запад. Это позволило нашим правофланговой и центральным группам изменить фронт с западного направления на юго-западное и ударить немцам с тыла.
С полотна дороги мы отчетливо видели, как метались среди бегущих сол-дат немецкие офицеры. Они стреляли в бегущих, били их рукоятками «пара-беллумов», но ничто не помогло. Паника, охватившая солдат, продолжалась. Лишь в районе Будки, километром южнее Путиловки, немецкая рота с пуле-метами и двумя легкими пушками, попыталась сдержать наше наступление. Туда немедленно был выброшен наш резерв и перенесен огонь минометов. Смятые нашим огневым и штыковым ударом, немцы разбежались по оврагам западнее линии дороги.
На занятых нами железнодорожных путях стояли воинские эшелоны со многими десятками вагонов и платформ, забитых имуществом. Тут были и сапоги, и кожа, и аккумуляторы, и снаряды и автобусы. На платформах чер-нели исправные асбестированные танки и орудия. С тормозов свисали бурые концы Бикфордова шнура, на тормозных площадках высились разноцветные пирамидки толовых шашек (известна немецкая склонность к пестрому рас-крашиванию своих огнеприпасов и взрывчатых средств). Все было готово к взрыву, но взрыв не произошел: рядом с тормозными площадками валялись в снегу расстрелянные нашими автоматчиками немецкие поджигатели и взрывщики. В наших руки попали также три исправных батареи семидесяти пяти миллиметровых орудия и четыре засадных танка, не успевших даже вы-стрелить.
Минут через сорок, придя в себя, немцы начали контратаки. Особенно сильно они нажимали на наши фланги, пытаясь их охватить. Нами были вы-брошены на фланги все наши пушки и пулеметы. Был направлен туда и ми-нометный огонь батальонных и полковых минометов. После безуспешных контратак, немцы начали откатываться на Поплавское, к отметке 163.9 и к деревне Мацкула. Такой широкий отход немцев и для нас оказался неожи-данным: мы были более высокого мнения о немецком командовании, чем оно себя проявило. Но поскольку оно допустило оплошность и потеряло управле-ние своими многочисленными войсками, мы немедленно использовали дос-тигнутый успех, сообщили обстановку по радио а штадив, а сами закрепились по всей многокилометровой ширине достигнутого прорыва. Правда, мы со-вершили большой риск, вытянув свои силы в тоненькую линию, отдельные точки которой были связаны только огнем и почти повсеместно мы лишились глубины закрепления. Но, во-первых, мы рассчитывали на молниеносность в развитии событий, на наращивание удара наших полков и дивизий второго эшелона, и, во-вторых, немцы были так деморализованы, что от них нельзя было ожидать повторных контратак. Кроме того, немцы, видимо, не имели никакого представления о нашей малочисленности. Они посчитали нас за це-лую полнокровную дивизию, как показали потом захваченные пленные. Через час-полтора в прорыв хлынул мощный поток вторых эшелонов, прошедших через настолько редкие наши боевые порядки, что многие бойцы и команди-ры покачивали головами. Их удивляло, что столь незначительные силы 22 гвардейского ВДСП совершили важный прорыв, ускоривший потом падение станции Раздельная и облегчивший действия советских войск против одес-ской группировки немцев.
Вечером 5 апреля вся наша дивизия получила приказ выйти из боя. Пред-положено было пополнить наши подразделения за счет местных мобилизо-ванных мужчин, после чего начать поход в Румынию. Командир полка был вызван в дивизию. Возвратившись оттуда, он приказал построить полк, чтобы объявить ему важный приказ по фронту. Батальоны были выстроены за же-лезнодорожными путями. В нескольких километрах западнее нас гремел бой, полыхали первые вечерние ракеты, рвались авиабомбы. В воздухе ревели са-молеты. Все это придавало особую значимость полковому митингу. Майор Котов, сказав речь о боевом пути полка, поздравил офицеров и солдат с важ-ной победой над немцами в районе Путиловки и с особым подъемом сообщил о решении командования Фронта присвоить всем рядовым участником –сражения сержантские звания, а офицерский состав представить к внеочеред-ному повышению в звании на одну категорию. Полк, полный глубокой благо-дарности за справедливую оценку его ратного подвига, ответил на речь майо-ра Котова троекратным ура. Разойдясь потом по своим подразделениям, вете-раны полка (их осталось немного) всю ночь возбужденно говорили о проис-шедшем, поздравляли друг друга. Однако когда я распорядился в штабе на-чать соответствующее оформление документов на присвоение внеочередных званий личному составу, майор Котов сказал мне: – Прекратите работу до особого распоряжения.
«Особого распоряжения» никогда не последовало. Зачем, спрашивается, потребовалось Котову обмануть своих солдат и офицеров-героев? Если ко-гда-либо Наркомат Обороны и Правительства, от имени которых фактически говорил майор Котов, захочет наградить полк 22-й, пусть запросит через га-зету участников боя за Путиловку, какие награды им были обещаны майором Котовым? Не так уж много осталось тогда в живых солдат и офицеров того героического полка, который имел полевую почту № 36938.
… Утром 5 апреля мой ординарец притащил со станции чемодан какого-то немецкого офицера. В чемодане были различные иллюстрированные жур-налы, пленочный фотоаппарат, с полсотни открыток и фотоснимков, крохот-ные детские туфельки, фляга с ромом и единственная книжка Вильгельма Гумбольдта “Briefe an eine Freunlin Herausgegeben von Dr. Huhnhauser”. Berlin 1921 jahr. Мне давно хотелось прочитать гумбольдовские «Письма», и я по-слал ординарца в разведвзвод за немецко-русским словарем.
Забившись в щель, так как немец начал обстрел Путиловки из дальнобой-ных орудий, я полностью перевел только “Vorbericht Von Charlotte Diede”, на остальное не хватило времени. Артиллерийский обстрел прекратился и мне потребовалось идти принимать прибывшее пополнение в полторы сотни че-ловек. Люди, одетые в матерчатые пиджачки, в ватные фуфайки, в шубные курточки и столь же разнообразно обутые – в сапоги, ботинки, коты и даже лапти, толклись в грязи за сараями. На орудийный гром они не обращали внимания: война дважды прокатилась через их села и деревни приучила к громким звукам.
После беседы с людьми, распределил их по батальонам, приказал немед-ленно обуть всех в трофейные сапоги. Дело это оказалось не из легких: все немцы, как известно, имеют ноги с низким подъемом, а у славян ноги высо-коподъемные, немецкие сапоги на них натягивать трудно. Помощник коман-дира полка по материальному снабжению загоревал: «Сапог много, а обувать людей не во что». Но пополнение оказалось смекалистым, нашли выход. Но-жичками народ разрезал слегка кожу на самом подъеме головки сапога, за-пустил в поднарез резиновую прокладку и сапоги стали хоть куда: просторны и водонепроницаемы. А для солдата такое качество сапога – самое желатель-ное в бою и в походе.
… Обучать пополнение в Путиловке нам не пришлось. В час дня 6 апреля мы получили приказ на марш, с наступлением сумерек вышли по маршруту: Ново-Павловка, Романовка, Ивановка, Антоновка, Икономировка, Кочелово, Александровка. Колонна полка растянулась на целых два километра, особен-но трудно было двигаться обозу: в раскисшей грязи колеса увязали по самую ступицу, лошади грузли по живот. Моя «Зорька» все куда-то рвалась, спеши-ла и если бы ее пустить, она на многие километры ушла бы впереди колонны. Но этого нельзя было сделать: на плечах командира полка и на моих плечах лежала обязанность вести полк, подбадривать людей, помогать отставшим, сдерживать не в меру ретивых. Выдерживать ритм на походе так же важно, как не упустить момент в бою. И так, пользуясь широким шагом своей «Зорь-ки», я без особого для нее напряжения циркулировал от головы колонны к хвосту и обратно. Вперемежку со мною, это делал также и командир полка.
К полночи мы добрались до Антоновки, где устроили привал. Почти все дома стояли без крыш, на потолках дымились и тлели тряпки, домашняя рух-лядь. Над всем стоял затхлый запах войны. Солдаты, подстелив палатки, са-дились прямо на землю и начинали дремать, преклонив головы к плечу друг друга. Офицеры располагались рядом. Ординарцы притащили им обгорелые пучки соломы вместо кресел. Я с командиром полка зашел в одну из сохра-нившихся хат. На столе там горела стеариновая свеча, на полу повалкой спа-ли солдаты одного из полков нашей дивизии. Под головой одного из них бы-ла толстая книга вместо подушки. Я осторожно извлек ее, сунув под голову солдата длинную брусоподобную консервную банку с американским клеймом «Distrist illinois». Книга оказалась дельной. Это было одно из немецких изда-ний «Истории военного искусства в рамках политической истории» Ганса Дельбрюка. Книга богато иллюстрирована, но слишком тяжеловесна. По этой причине мой ординарец, которому я поручил взять эту книгу, «забыл» ее на столе рядом со стеариновой свечкой.
После привала я покидал деревню последним, следя, чтобы никто не про-спал и не отстал от полка. И какая все же пустота ощущалась в этой, разгром-ленной немцами деревне. Ушли наши войска и здесь стало как на кладбище. Только трещали кое-где горевшие еще дома, светились в темноте карнизы: на потолках тлело пламя, раздуваемое ветром. До войны, помню, люди так боя-лись огня, столько создали мер предосторожности, что потребовалось создать целую противопожарную науку. А тут тысячи людей пришли в село, вздрем-нули по пятнадцать-двадцать минут рядом с горящими зданиями, прикурили от головешек, встали и пошли в далекий путь испытывать, может быть, в со-тый раз свою судьбу. Ох, и много будет конфликтов у очевидцев-писателей с молодыми критиками, не обогащенными опытом по изучению психологии людей на войне. Писатели напишут, как было, критики запищать – «неверо-ятно, вымысел, отступление от правды»… И все же, писать надо так, как бы-ло. Только при этом случае написанное будет иметь познавательный интерес. Выдумать красивую жизнь и захватывающую историю можно и дома, нигде не путешествуя, как это сделал Жюль Верн. Но показать правду войны и по-ведение людей на войне нельзя сидя в кабинете. Для этого обязательно прой-ти по дорогам войны и отучить себя от подхалимства и клакерской страсти. Иначе уже в «третьем дополненном и переработанном издании» от войны ос-танется только название да слава…
… Продолжая марш, утром мы завернули на железную дорогу в районе станции Чабанка. Здесь стояли немецкие эшелоны с сахаром. Мы нагрузили им все повозки, бойцы набили сахаром сумки. С сегодняшнего дня, как сказа-ли нам дивизионные начальники, мы перешли «На бабушкин аттестат», по-просту говоря, на местное самоснабжение. Да и в самом деле, какие же надо иметь гигантские транспортные возможности, чтобы в период небывалой ве-сенней распутицы успеть снабдить огромную армию, которая наступает чуть ли не с темпами урагана. Возможности снабжения в плановом порядке оказа-лись недостаточными и, учитывая сложившуюся обстановку (масса брошен-ных немцами и населением продуктов в полях и на дорогах), само централи-зованное снабжение на некоторый период сделалось не обязательным. Воз-можно, после войны некоторые заумные люди будут порицать нашу практи-ку, но мы действовали в целях победы над врагом, и наши успехи подчерки-вали правоту наших действий.
… К 18 часам 7 апреля мы, покрыв до сорока километров, прибыли в Александровку. Это означает, что мы двигались в общем направлении на Ко-товск. В Александровке устроили привал до одиннадцати часов ночи.
Зайдя в одну из хат, я услышал знакомый девичий смех. Протиснувшись к столу, за которым сидели человек пятнадцать бойцов, кушавших только что сваренную картошку, горой насыпанную на стол, я увидел небольшую де-вушку в серой шинели и в голубом берете с красной звездочкой. Девушка, облокотившись на зеленую санитарную сумку с алым крестиком на боку, рас-сказывала солдатам о похождениях «Бравого солдата Швейка», перелагая по-весть не Ярослава Гашека, а Слободского. А смеялась она, смеялись и солда-ты тому, что Швейк хладнокровно отрегулировал машину с генералом на ми-нированную дорогу и не опасался при этом наказания: мертвые генералы не наказывают…
Не замечая моего присутствия (я стоял в тени, падавшей от листа бумаги, изображавшего абажур на висячей керосиновой лампе), девушка продолжала рассказывать. И что ни дольше она рассказывала, тем тверже я убеждался, что рассказчицу я знал и видел в бою. Не удержавшись, я произнес: «Алена!»
– Ай, кто это назвал мое имя? – встрепенулась девушка. Она встала, от-странила рукой лист бумаги, свисавший с ущербленного лампового стекла, и в упор посмотрела в меня, вскрикнула:
– Ах, товарищ старший лейтенант, вот и снова встретились!
– Здравствуй, Алена! – ответил я и крепко пожал ей руку.
Бойцам не понравилось, что так неожиданно Алена прервала веселый рас-сказ о бравом солдате Швейке, что обошла их вниманием и долго не выпус-кала из своей руки мои пальцы. Они, попросту, приревновали ее ко мне. За-молчав и нахмурившись, бойцы начали ожесточенно жевать картофель. Иные из них даже забыли от волнения снять с картофеля полупрозрачный мундир.
Я подмигнул на них Алене, сел рядом с ней за стол и спросил:
– Вот, товарищи, про Швейка вы рассказ слушали. А знаете ли Вы про Аленину жизнь?
Бойцы переглянулись. Один из них, оказавшийся посмелее, сказал откро-венно:
– Алена всего третий день как пришла в нашу дивизию из госпиталя, мы о ней еще ничего не знаем…
– Тогда я вам расскажу о ней, – сказал я. – Желаете?
– Ой, не надо! – возразила Алена.
Это настолько подзадорило бойцов, что они хором закричали:
 – Просим, просим, расскажите!
И я рассказал, как летом 1941 года Алена, девочка из приднепровской де-ревни, ушла на Восток с отступавшей Красной Армией, как была участницей боев за Сталинград, как наступала с нашей дивизией до Днепра, форсировала Днепр и пришла в свою деревню воином-медсестрой. Там встретили ее посе-девшие от горя соседки, обласкали, назвали «врачом», но ни слова не сказали о сожженном немцами домике Аленки, об убитых немцами родителях: они не хотели омрачать радость победы. В дивизионной газете появилось тогда сти-хотворение, посвященное Алене. Оно сохранилось в моей тетради. Я прочи-тал это стихотворение бойцам.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я помню хату белую
С поломанным крыльцом.
И девчонку помню бледную
С заплаканным лицом.
       Зачем так плачешь, девочка?
       Я ласково спросил.
       Мы сюда вернемся, белочка,
       Как наберемся сил.
И рученькой маленькой
Она вытерла глаза,
С мольбой сказала: – Дяденька,
Забери с собой меня!
       И так по всей России
       До Сталинградских стен
       Мы в полку ее возили,
       Чтоб не попала в плен.
Зима пришла суровая,
В снегах застыла степь.
В ту пору сила грозная
Порвала вражью цепь.
       Поднялась на штурм пехота,
       Вновь за запад полк пошел,
       И шла за ним санрота,
       А в ней – сестра, что я нашел.
С сумкой маленькой, зеленой,
На сумке алый крест…
Солдаты звали девочку Аленой
И было ей пятнадцать лет.
       Не раз в бою кровавом,
       В трескучем зареве ракет
       Я видел сумку, крестик алый
       И в руках Аленки – марлевый пакет.
«Не стонай, родной.
Перевяжу и станет легче!»
Склонилась Алена надо мной
В жаркий боем этот вечер.
       Совсем вблизи рвалися мины,
       Пули разрывные выбивали трель,
       И Алена так дрожала мило,
       Что раненый улыбнулся ей:
Алена, смерть тебя пугает очень.
Голову, сестричка, пониже опусти.
Пули стали злыми в эту осень,
Им тебя недолго укусить.
       Ну, нет, – ответила Алена. –
       Смотрите, вон там, за Днепром,
       Где купол на церкви зеленый,
       Стоит моя хата с побитым крыльцом.
И вижу я первые лодки,
Что Днепр пересекли под воем гранат.
В кустах мелькают пилотки
Доблестных наших солдат.
       Смерть не тронет сестру,
       Которая видит деревню родную
       И смело стоит на посту
       За Отчизну свою золотую.
………………………………..
Всю ночь тряслась земля:
За правый берег дрался полк
И в багровом зареве огня
Грохот только к утру смолк.
       Лежало все село в руинах.
       Огонь и дым над камнями гулял.
       Полк встречали женщины в сединах,
       Но взор их радостью сверкал.
Вдруг раздался крик:
– Смотрите, бабоньки, на чудо:
Алена сделалась врачом!
……………………………
И женщины Алене пожимали руки,
Слезами радости кропили ей шинель.
Но о домике с крылечком не роняли звука,
Потому, что домика не было теперь!
Алена слушала молча, но по щекам ее катились и катились бирюзовые зерна слез. Потом, глубоко вздохнув, она вымолвила:
– Истинно, товарищи, рассказано старшим лейтенантом о моей жизни. Горе мое сделало меня солдатом. И не отступлюсь я от этого, пока не будет уничтожен последний немец.
– С нами, Алена, до самого Берлина дойдешь! – сказал один боец.
– До полной победы довоюешь, – добавил другой.
– И вам, товарищ старший лейтенант, спасибо за рассказ об Алене. Теперь мы знаем, что «Красное Знамя» она носит недаром.
– Семнадцатая Кременчугская, выходи строиться! – послышалась за ок-ном басистая команда.
Бойцы вскочили из-за стола, начали пристегивать лопаты, одевать за спи-ну вещевые сумки, загремели винтовками и автоматами. Встала и Алена.
– Ну, вот и расставаться пора. До свиданья! – Пожимая мне руку, она ус-пела шепнуть: «Идем на Путиловку, в бой».
………………………………………………………………………………..
Через час вышел в путь и наш полк, но пошел в другую сторону. Нам надо было совершить 35-километровый марш до Васильевки. Было холодно, пере-летывали снежинки.
Лошади с трудом тянули повозки по клейкой глубокой грязи. Громко, с щелкающим отзвуком чавкали по грязи сотни ног. Казалось, что в таких ус-ловиях человек не способен вдохновляться, и мечтать. Целиком он весь по-гружен в желание сесть на обочину дороги и отдохнуть, стряхнуть с себя свинцовую усталость, хоть немножечко подремать. Но вот комсорг Васильев запел:
«… Не смеют крылья черные
       Над родиной летать…
       Поля ее зеленые
       Не смеет враг топтать…
И голоса, мощные, гневные, упругие подхватили песню, понесли ее над всей колонной полка.
… Пусть ярость благородная
       Вскипает, как волна.
       Идет война народная,
       Священная война.
Через несколько минут пел весь полк. И в ночи эта песня будила мечту, звала на подвиги, воодушевляла. Вдохновение охватило людей и они шли, за-быв об усталости, о грязи, о лишениях. Они шли, наполненные одной стра-стью – разгромить врага, алчная жадность которого породила войну, принес-ла смерть и разрушение на нашу землю, оторвала миллионы людей от родных очагов и заставила их топтать все дороги целой планеты.
Я тоже мечтал, тоже думал и желал. Желал того, чего желала вся измучен-ная и грозная Россия. Я думал об Алене, которая в пятнадцать лет стала сол-датом великой русской армии, о миллионах погибших на полях сражений, о том, чтобы после войны никто не посмел из аппаратчиков повернуться спи-ной к солдатам Отечественной войны. Поколение людей, добывающих побе-ду, должно быть священным и забота о них должна стать на годы первейшей задачей государства.
………………………………………………………………………………..
Наступило 8-е апреля 1944 года. Наш полк в пути. Мой конь тяжело ды-шал от усталости, натружено скрипело седло. По себе и по своему коню я за-ключил, что людям и лошадям надо дать привал. Ориентировавшись на мест-ности и на карте, определил, что мы находились недалеко от деревни Ново-Зарницкой. Но дорог туда нет никаких: зимние растаяли, а летних и весенних здесь не было никогда. Своему помощнику Кудрявцеву поручил вести колон-ну по азимуту, а повозки – по травянистым буграм, сам я с ординарцем по-скакал в небольшой хуторок, видневшийся за глубокой балкой. Там всего бы-ло несколько хат с ярко-красными черепичными крышами. В хуторке, назы-ваемом Юрково, застали одних баб-молдаванок. По-русски они разговарива-ли и плохо, местность знали еще хуже и толком ничего не смогли нам расска-зать о дорогах. Пришлось ехать наугад и по компасу прямо через лес. Это за-пущенное насаждение дубняка и акаций. Еле пробились мы через чащобу. В густом и корявом лесу бегали одичавшие свиньи с поросятами. Два ухача, одетые в немецкие офицерские мундиры, разделывали у ручья убитую ло-шадь. Проверили их. Оказались они новозарницкими гражданами. Они и про-водили нас до Ново-Зарницкого, оказавшегося за опушкой леса, на крутом бугре. (Но лишь лет через 30, если останусь жив, рискну рассказать о про-исшествии со мной здесь. Пока умолчу). (Автор сделал вставку об этом про-исшествии – смотреть *в конце данных «МОИХ ЗАПИСКАХ» в 1970 году – Е. Б.)
Из Ново-Зарницкого мы вышли дальше после полудня, в Васильевку доб-рались только в 23 часа, ночью. Ехали сюда по топким полям, по буеракам и лощинам. Кстати сказать, Васильевку никто из жителей не знает. Даже сами васильевцы пожимали в недоумении плечами и твердили:
– Нет, Васильевки на свете не существует. Есть Кочаровка, а Васильевки нет.
Спорить было бесполезно. Пусть будет Кочаровка. Нам все равно. А дви-гались мы правильно, что было важнее спора о старом и новом названии де-ревни.
Когда выкатилась на небе огромная луна, Котов решил колонной конной пехоты начать движение, а мне поручил остаться со штабными подразделе-ниями и с обозами до утра, т. к. лошади выбились из сил и не могли без дли-тельного отдыха продолжать марш.
Утром 9 апреля и мы направились по маршруту: Федоровка, Марьяновка, Разаливка, Котовск, северо-западная часть Любомирки. Днем мы подошли с юга к Разаливке (Котовский район, Одесской области). Под самой деревней, переезжая балку, я оказался свидетелем удивительного геологического явле-ния: почва под моим конем вдруг дрогнула и поползла. Впереди, точно на льду, образовалась и все ширилась трещина, извилистая, серная, глубокая. Конь захрипел. Я пришпорил его и галопом перелетел почти метровую ши-рину трещины. Но едва ноги коня коснулись земли, вниз поползла под нами новая полоса травянистой земли. Пока мы выбрались из балки, трижды по-вторялось оползание почвенной коры. На краю балки я с трудом удержал ко-ня, чтобы получше разглядеть редкое явление оползания почв. Конь храпел и дрожал всем телом, нетерпеливо семенил ногами: явление природы показа-лось ему страшнее разрывов орудийных снарядов. Оползень продолжался минуты полторы. На скате балки образовались волнистые, как у быка на шее, складки, а в двух местах – огромные участки поверхности наплыли на более низкий скат и замерли на нем, похожие на большие льдины с рваными края-ми, вынесенные водой на берег. В здешних местах вообще много гидрогеоло-гических странностей: вчера в Плоском мне пришлось наблюдать как жители, хаты которых расположены в гигантском котловане, карабкались на высо-ченную кручу с ведрами в руках, чтобы взять воды из колодца, вырытого на самом гребне кручи. На дне же котлована, прельстившего жителей своим без-ветрием, до воды надо было пробить чуть ли не двухсотметровый пласт зем-ли, то есть столько метров толщи, сколько шагов надо было сделать на вер-шину кручи и почерпнуть воду из колодца глубиной в полметра.
В двенадцатом часу дня по широкому шляху, обсаженному тополями и акациями, подошли к Котовску. Над городом вздымались высокие черные столбы дыма, стоял оглушительный грохот. На станции горели немецкие эшелоны, рвались вагоны со снарядами. Занявшие Котовск советские войска допустили ротозейство, не поставили охраны у захваченных немецких эше-лонов и складов, а диверсанты сделали свое дело: подожгли неохраняемое имущество. Ротозеи махали на взрывы рукой, цедили сквозь зубы: «Война все спишет!» Противный, но укоренившийся лозунг…
… Котовск – преимущественно одноэтажный город. Черепичные кровли, грязные улицы, разбитые дома и сараи, немецкие вывески, румынские наиме-нования улиц: «Антонеску», «Кароля I», «Михая». Синкритизм вкусов, на-циональных черт… румыно-молдавано-немецко-русская помесь в разговоре, в письменах бумаг, ворохами валявшихся по улицам, в предметах домашнего обихода, во внешнем виде уцелевших построек, уцелевших ребятишек.
… Через железнодорожный переезд мы повернули налево и начали спус-каться с котовского бугра к деревне Любомирке. Это довольно большое село, раскинувшееся на дне гористого и овражистого котлована. По селу, извиваясь змеей, текла быстрая мутная речушка. Мост взорван. На концы дубовых свай положены и даже не прибиты гвоздями широкие доски. С риском сломать но-ги лошадям или совсем полететь в реку с повозками и пушками, перебрались мы через речушку и разместились по молдаванским хатам на привал. Нача-лось пиршество. Молдаване получили от нас сахар, а нам натащили вино-градного вина, сала, мамалыги, белого хлеба, молока и яиц. Девчата пели нам грустные молдаванские песни, похожие на плач. Впрочем, сами певицы сияли радостными лицами и жизнерадостно сверкали карими глазами. Отсюда я сделал вывод, что молдаванские песни просто неправильно воспринимались моим слухом, привыкшим к другим напевам.
В ночь под 10 апреля покинули гостеприимную Любомирку, выбрались на крутую гору и двинулись в сторону Клементьево. До этой деревни было че-тыре километра по «точному» румынскому указателю, стоявшему у дороги, и оказалось более семи километров по практическому нашему шаганию. В Клементьево мы завтракали, иначе и не выбраться бы натощак из тех гор и буераков, в которые завела нас узенькая дорога. Смотрели у хозяйки паспорт, выданный Берзоловской (Котовской) примарией на имя Роймович Феодосии. Оскорбительное явление: в паспорте имелся специальный листок с дактило-скопическими отпечатками пальцев его владелицы. Пальцы правой руки были отпечатаны в соответствующих графах листка: «Маре» (Большой палец), «Aratator» (Указательный), «Misloclu» (Средний), «Inelar» (Безымянный), «Mis» (Мизинец). Так дактилоскопиловали рабов и преступников. Румынское государство, усвоившее немецкие приемы, начало было дактилоскопиловать советских граждан. Об этом тоже пусть знают наши потомки. И им яснее ста-нет наша ярость в борьбе за независимость нашей Родины.
… Потянулись совсем незнакомые виды. Вот деревня Нестоита, Котов-ского района, Одесской области. Горы, грязь на улице, плетневые изгороди, многочисленные кресты. На развилке двух больших дорог возвышался высо-кий зеленый крест с большой деревянной фигурой «Распятия», а над полу-круглой кровелькой креста, похожей на дугу арбалета, трепыхал на ветру жестяными крыльями железный петух. Это символ гефсиманского отречения апостола Петра, имеющий религиозное значение, из-за которого, рассказы-вают жители и документы, произошел в свое время спор между главами пра-вославной русской и православной румынской церквей. На Руси петух не удержался, в Румынии – усидел на кресте, символизируя измену, как прояв-ление небесной воли. Не этим ли объясняется в Румынии многочисленная коррупция и предательство правящих кругов. Камарильи, как известно, все-гда охотно объясняли свои поступки волей Провидения… Что «Провидение» готовит господину Антонеску? Мы уже в Домнице, готовимся форсировать Днестр, до которого недалеко. Народ здесь мамалыжный. Запахло Румынией, куда, вместе с нами и за нами, двигались новые советские дивизии. На их знаменах трепыхалось «Провидение» Антонеску – крепкая веревочная петля на преступную шею.
… Дороги здесь гадкие: грязь, горы, каменные валуны, устроенные нем-цами и румынами завалы. На покрытие 16-ти километров от Домницы до Рыбницы нам потребовалось почти семь часов. Лишь в десять часов вечера, 11 апреля, мы проследовали через Рыбницу. Луна в это время или еще не взошла или была скрыта густыми облаками и мне не удалось поподробнее рассмотреть Рыбницу. Запомнились только многочисленные кузницы, камен-ные заборы с очень узкими калитками, огромные бугры и овраги, дома с кру-говыми балконами, на которые прямо с улицы вели деревянные лестницы.
В темноте форсировали Днестр, пройдя по понтонам. Рядом – большой мост, взорванный немцами. Над водой и в воде чернели железные фермы, в сумраке маячили быки. Слышно было, как под нами журчала и плескалась стремительная днестровская вода.
Вот и началась Бессарабия. Потянулись поля, бурые виноградники, ка-менные кресты у дорог, колодезные журавли и не понимающие по-русски люди. «Мер», – отвечали на мои вопросы встречные мужчины и женщины, махая рукой вдоль дороги. И я понимал, что в этом направлении недавно про-шли наши батальоны.
По улицам деревень и здесь валялись бочки из-под вина, хотя и не в таком ужасающем количестве, как в Еленовке Одесской области. Там на снежной лужайке я видел их целые сотни. Одни из них были совсем сухи, из других сочилось вино, не допитое солдатами.
… Утром 12 апреля полк остановился на отдых в деревне Пойяна. Хозяй-ка-бессарабка угостила меня отличным лингура (творог со сливками) и сдоб-ным белым хлебом. Жители здесь чувствовали себя жирно. Улыбаясь, они советовали нам покрепче кушать в Бессарабии, т.к. в Румынии ничего, кроме безвкусной мамалыги, нам не предложат.
От Пойяны до Кобыля-Веки всего восемнадцать километров, но двигались мы туда через Шипку и Шостачь очень долго: грязь, горы, бездорожье. Толь-ко в 9 часов утра, 13 апреля, мы вошли в Кобыля-Веке. Дома здесь большей частью с железными решетками на окнах, с крепкими ставнями, точно не-большие крепости.
По улицам трудно пройти из-за грязи и плетней, но церковка стояла бе-ленькой, чистенькой, как игрушка на выставке. По сравнению с ней хаты вы-глядели нищими и серыми. Меня пригласил к себе в гости один цыган. Он немного говорил по-русски, и первым его вопросом было, «Правда ли, что нас опять запишут в колхоз?» Мне так и не пришлось понять, почему цыгану колхоз представлялся таким пугалом? Вот он почти три года прожил в окку-пированном районе, был единоличником, вытачивал ложки и головные гре-бешки. Работал по двадцать часов в сутки, был голоден и почти гол. Разве можно было назвать одеждой допотопный дырявый сюртук, в котором цыган встретил меня на улице. Правда, у цыгана была еще собственность: рядом с хатой, привязанный веревкой за ногу, топтался вокруг столба крохотный, злой от голода ишак. О силе этого ишака можно судить по такому факту: мой ординарец боец Котельников, которого ишак ударил задом, схватил его за уши и посадил перед собой на колени.
Молодая цыганка, жена гостеприимного хозяина, совсем не понимала по-русски, но очень хотела разговаривать с нами и без конца предлагала нам ви-но и воду, произнося при этом слова: «Вин», «Апа»… И это, казалось цыган-ке, уже приобщало ее к нашему кругу. Цыганка была красива и мила. На-стоящая Аза. Даже удивление брало, как это ее пощадили немецкие и румын-ские солдаты…
В 19 часов 13 апреля мы получили из штадива новый маршрут: Кобыля-Веки, Флорешти, Бельцы. Протяженность его, по данным оперативного отде-ла штадива, равнялась сорока километрам. Но практикой мы доказали лож-ность этих данных: мы прошли сорок километров и оказались только во Фло-решти.
К этому городку мы подступили со стороны Гуры Каменки. На широкой речке Реут, на крутых холмах, живописно раскинулся Флорешти. При въезде в него, на высоких столбах. Образуя своеобразные ворота, через всю улицу протянута вывеска с двумя словами «Комуна Флорешти». Дома в городке са-манные, деревянные с тесовыми, черепичными и железными кровлями. Мно-гие дома пусты. На пустых магазинах сверкали серебряные вывески: отсюда хозяева бежали в Румынию, охваченные страхом перед Красной Армией. Улицы Флорешти вымощены камнем, приличные тротуары. В центре – кра-сивая церковь. Она с двумя серебристыми главами, с дымчатыми стенами, с золотыми обводами на углах и карнизах.
… Обедать попал к учителю французского языка. Он родился в Орловской бывшей губернии в городе Мценске, в Бессарабию попал после ее нового присоединения в 1940 году к Советской России, да так и осел здесь. Тоскует по родным местам, собирается, как «все утрясется», уехать снова в Мценск. Улыбнувшись, он продекламировал Грибоедова: «Постранствуешь, воро-тишься домой, и дым Отечества нам станет сладок и приятен…»
Под вечер полк тронулся в дальнейший путь. Путь предстоял далекий, до Топиле за румынской рекой Серет. Надо было идти через Бельцы (до них 40 километров), через Ведерей на берегу Прута (до него сто километров). От Бе-дерея до Топиле еще около ста километров. Он, кажется, еще и не взят наши-ми войсками. Но не мешает предвидеть, что возьмем.
В пятнадцати километрах за Флорешти, в деревне Циплешти мы встрети-ли старика-ветерана первой мировой войны. Он говорил по-русски, и утвер-ждал, что до Бельцы осталось всего 16 километров.
– А вы разве меряли дорогу? – в шутку спросил его один из наших офице-ров.
Старик вздохнул: – Мерять то я ее не мерял, но в 1915 году ездил туда к воинскому начальнику, и мне дали денег на проезд, исходя из того, что доро-га имеет длину 16 километров, а с начальством спорить нельзя, хотя дорога показалась мне длиннее шестнадцати километров, а тогда на версты счита-ли… Может, от этого и разница происходила.
Меня поразили здесь два обстоятельства: а) население не знает своего края, б) дешевизна продуктов (литр вина – 2 рубля, курица – десять рублей, кувшин молока – 2 рубля. Все это в десятки раз дешевле, чем в РСФСР. Здесь ценят деньги. Объяснить дешевизну можно слабым развитием рынка, иным – нечем.
15 апреля 1944 года. Пока мы совершали румынский маршрут, в мире произошли великие дела: вслед за вступлением в Румынию, наши войска пе-решли границу Чехословакии. Бенеш приветствовал это специальной теле-граммой на имя Сталина. Наши войска вышли на подступы к Кишиневу, к Яссам. В Крыму освобождены Керч, Феодосия, Симферополь. 20000 плен-ных. Освобождена Одесса. Близится развязка войны.
… В седьмом часу утра по гравийной дороге подошли мы к городу Бель-цы. На дорожном указателе надпись рассказывала о расстояниях: до Флореш-ти – 30 км, до Сороки – 70 км. В синеватой дымке слева видны два кургана, похожие на груди колоссальной женщины. За курганами виднелся красный купол часовни. Правее Бельцы тоже виднелись два кургана. По скатам их черной лентой вилась траншея. Над городом висели синие тяжелые тучи.
При въезде в город, открывая улицу, слева стояла будка шлагбаумщика, похожая на парусную лодку (она была из брезента, натянутого на один длин-ный и на два коротких кола), а справа – двуглавая серая церковка. Стены ее были исписаны стрелками и фамилиями командиров, проследовавших через город войсковых частей. Это опасная форма регулирования давала много пищи для вражеских агентурщиков, которые могли читать на стенах на сте-нах домов всю легенду о марше наших частей, об их численности и роде оружия (На стенах не только были фамилии и номера, но и условные знаки танков, артиллерии, минометов, пехоты, кавалерии). Многие наши команди-ры и в румынском походе продолжали оставаться наивными детьми в смысле отношения к сохранению военной тайны.
На цементных крестах в церковном вишневом саду сидели наши связисты и пристраивали крючки с белыми чашечками изоляторов.
– Хозяйничаете? – спросили их бойцы из колонны.
– Порядок наводим, – отвечали связисты, натягивая серый кабель. – Без этого нельзя…
За железобетонным мостом, переброшенным через ручей, торчала высо-кая рыжая труба среди развалин какого-то завода. У дощатых заборов толпи-лись у водоразборных колонок женщины. Над ними висел шум бессарабско-молдаванского говора, похожего на гвалт. Двигатель на водокачке издавал странные звуки, похожие на крик затосковавшей гусыни: он был так изношен, что еле держался, готовый ежеминутно разлететься на куски. На лужайке, на берегу реки Реут, обучались новобранцы, одетые в черные штаны-клеш и в матерчатые пиджаки.
Через Реут мы переехали по взорванному мосту. Рядом визжали пилы, стучали «бабы» и топоры: рабочие забивали сваи, строили новый мост. За мостом – сплошной хаос разрушений, произведенных еще в 1941 году. Тор-чали остатки фундаментов, серел щебень, между битыми кирпичами качались на ветру серые былинки прошлогодней травы.
На центральной улице, среди разрушений и щебня, мы увидели совершен-но целый оригинальный домик с колоннадой, с газоном перед ним, с темно-зелеными кустами самшита вокруг газона (Самшит – кавказская пальма, удельный вес которой больше, чем у воды. Родина самшита – Закавказье. Там из самшита вытачивали бильярдные шары, а здесь самшит выродился в кус-тарник). По улице, вдоль тротуара росли бледно-зеленые мелкохвойные дере-вья, называемые туя. Этими деревьями обсажена вся улица Кароля I.
У белого одноэтажного здания госпиталя мы повернули вправо, прошли мимо маслобойно-пивоваренного завода (так написано на вывеске, хотя у нас так не бывало) до ресторана «Виктория», пустого, как Торричеллево про-странство, и снова повернули направо по грязненькой улице без наименова-ния: румынские надписи уже сняты, русские еще не повешены. Далее по ули-це Халипа и Михая I выбрались на северо-западную окраину города. За ней начались холмы, поля, виноградники. Серенькая скучная дорога, телеграфные столбы, гудящие на ветру провода. Полк двигался к Пруту.
Через Старужесть, Старая Яблоно, местечко Глодяны, Душман мы добра-лись до деревни Кажба, где прекрасно использовали «Бабушкин аттестат», за-готовили продуктов на дорогу и пустились в последний переход перед Пру-том. Однообразные деревни: Гиждиено, Кубани, Руманешти-Дионвала, Бобу-лешти, Чиорногалу. От Гиждиено до Кубани 12 километров, до реки Прут – 15 километров.
Под утро 17 апреля 1944 года пересекли Прут, вступили в Румынию. Го-ристая местность. Села здесь большие, хотя и не так велики, как в Бессара-бии. Дома расположены густо. Плетни, плетневые кукурузохранилища, горы, яры… Сады на косогорах. Заросли акаций. Долины. Овраги. Перелески и ви-ноградники. Длинные и узкие полоски единоличников, от которых уже отвык наш глаз. В деревнях разные хаты: есть и на курьих ножках хижины, крытые камышом, есть и красивые дома с верандами, плющом, с островерхими ба-шенками над входами. В хижинах полно людей, изящные дома пусты: отсюда сбежали хозяева вглубь Румынии.
Вслед за нами, обгоняя нас, гремели танки, танки, танки. Навстречу румы-ны везли на волах раненых русских красноармейцев.
Следует отметить, что румынское население относилось к нам двойствен-но: они было не против русских и боялось, что снова придут немцы, придет Антонеску и накажет. Поэтому симпатии к нам высказывались не открыто, а исподтишка. Например, в комуне Каралаш седой толстенький старичок в черном матерчатом пиджачке. В триковых штанах и матерчатых лаптях (опи-чах), подшитых кожей, пригласил нас к себе в гости, накормил и на ломаном русском языке сказал: - Русские нам не враги. Антонеску наш враг. Я еще с юных лет понимал, что Россия наш лучший союзник. Запишите это в свою книжечку: через несколько месяцев румыны предай (сдадутся) русским и на разбой с Германией. (Воевать будут с Германией) Это говорю я, Иеремия Чо-бан. Я член царанистской партии, но я не с вождями этой партии, я – с цара-нами, а цараны – за русских.
Но в этот момент в сенях послышались шаги и Иеремия Чобан испуганно заглянул в дверь. Вернувшись к столу, он пояснил: - У нас такая обстановка, что и соседу верить нельзя. Подслушают и в сигуранцу…
– Вы боитесь, что мы не удержимся в Румынии? – спросил я у старика в упор. Он помялся и неопределенно вымолвил:
– Немец еще сильный. Вас он, может быть, не одолеет, а меня достать может: Румыния – не Россия. И румынам всегда надо опасаться…
До чего все-таки довел маршал Ион Антонеску свой народ, что румыны живут и боятся жить…
Когда мы покидали гостеприимный кров Иеремия Чобана, он надел ост-роверхую шляпу, приложил по военному ладонь к ее полям и по-солдатски отчеканил:
 – Курсабек, офицеры! (до свиданья, офицеры).
Я прошелся по деревне, предупредив командиров, что через час выступа-ем в поход. Потом я сел на каменную ограду и начал наблюдать за аистами. Задумчивые, опустив длинные оранжевые носы, они стояли на одной ноге у дымарей, на гребне крыш. На солнце сверкали белизной из шеи и зобы, чер-нели концы крыльев и хвостов. «Черногузы». Это слово не раз произносил мой дед, рассказывая об аистах. Он видел их в Румынии в 1877-1878 годах во время русско-турецкой войны. Пришлось увидеть и мне. Да, Иеремий Чобан прав: «Румыния – не Россия, и румынам всегда надо опасаться жить без сою-за с Россией. Процветание Румынии без этого союза с Россией прямо-таки невозможно…»
КОНЕЦ ДЕСЯТОЙ ТЕТРАДИ

Тетрадь 11-я (18 апреля – 6 июля 1944 г.)
18 апреля 1944 года. В течение ночи совершили 45-километровый марш по маршруту: Келераш, Хлипичений, Бедений. По горам и лесам катился гро-хот фронта, слева от нас сияли огни немецких осветительных ракет, сверкали золотые брызги трассирующих пуль. И было это сказочно красиво, будто черный бархат неба горел узорами золотых украшений.
В огромных, разбросанных по горам и буеракам румынских селах стояла тишина. Долго приходилось стучать в тяжелые двери, чтобы вызвать жителей и спросить у них о дороге. Иные показывали дорогу охотно, другие притво-рялись глухими, неразумными, не понимали даже румынский язык. Этих мы садили с собой на машины, после чего они становились очень сообразитель-ными, точно показывали дорогу, просили не завозить их дальше соседней де-ревни. Обещав это, мы отпускали проводников и брали других. Женщины, как правило, жаловались, что нет у них барабатов (мужей), что Антонеску уг-нал из на разбой (на войну), что у них нет пыни (хлеба) и приходится есть од-ну попушой, кукур (кукурузу).
На рассвете вступили в город Хырлеу (Херлау). На стене избитой снаря-дами церквушки трепыхался на ветру большой плакат. Я прочитал на нем надпись: «Военнослужащим Красной Армии категорически воспрещается по-сещать публичные дома». Подобный приказ я встретил в Румынии вторично. Вот она заграница! Замогильный отзвук. Здесь есть еще публичные дома, и первый советский генерал должен вывешивать приказы, запрещающие посе-щение этих публичных домов… Но немцы всемерно поощряли эти «Вер-махьтборделли»…
В городке неимоверно узкие улицы. Они похожи на грязные коридоры ка-ких-нибудь захолустных трущоб, в которых проживали нищие китайцы. Кро-ме того, эти улички перепружены баррикадами, точно плотинами. Баррикады из камня, баррикады из деревьев, перевязанных железными тросами, барри-кады из мешков с песком. Ничто не удержало русских. Прошли. Валяются разбитые немецкие орудия, сожженные бронетранспортеры, развороченные снарядами танки.
Мы долго пробирались по извилистым уличкам, попадали в тупики, про-езжали через разрушенные дворы и снова оказывались в кривых уличках, за-валенных щебнем и пылью. Большое количество магазинов с разбитыми вит-ринами и красивыми вывесками «Калоши», «Боты», «Баранки», «Шляпы».
У одного из домов меня остановили наши разведчики, пригласили зайти в дом посмотреть книги. В доме была целая библиотека, оставленная бежав-шим на юг хозяином-интеллигентом. Среди книг я заметил роман Льва Нико-лаевича Толстого «Война и мир» на французском языке. На румынский язык не удосужились перевести эту книгу румынские писатели и издатели. Рядом с бессмертным произведением Толстого на золоченой полочке книжного шка-фа торчали антиеврейские брошюры немецкого бандита Штрейхера и маячи-ла коричневая книжечка-пасквиль Поля Морана «Я жгу Москву». Ничего ру-мынского на полках, говоря строго, не оказалось: хозяин библиотеки, вероят-но, настолько оторван от народа, что и сам перестал быть румыном. Написав на шкафу мелом русское слово «Хлам», я приказал разведчикам взять из шкафа роман Толстого «Война и мир», а остальное закрыть на замок и оста-вить…
Выходя из дома, я встретил красивую молодую румынку. Она только что вошла во двор через Калитку, ведшую в сад, и грациозно поклонилась мне, приятным голоском промолвила:
– Буна диминяци!
– Доброе утро, – ответил я, задержав на секунду свой взор на красивом лице румынки. Она перехватила мой взор, улыбнулась и протянула ко мне нежные руки с длинными пальцами, на которых сверкали кольца, чарующе пригласила:
– Винин куа (идите сюда). Деп серутари (дайте поцелую)…
Мне было известно, что румынки – народ южный, страстный, но столь об-наженная прямота, если не сказать бесстыдство, проявленная красавицей, обескуражила бы кого угодно из советских людей. В моей памяти возник трепыхающийся плакат на стене церковки при въезде в город… «Она из пуб-личного дома, – подумал я, – а может…?» Я покричал разведчикам. Они вы-шли из дома и отвели красавицу к уполномоченному «Смерш».
… Вечером по дорогам горбатой Румынии добрались до сада (села) Сек-лерии. До Серета осталось километров 25. Румыны относятся к нам не как к завоевателям, а скорее как к союзникам. Многие старики-румыны охотно го-ворили с нами на русском языке, которому они научились еще до Октябрь-ской революции от русских солдат, а многие румыны сами жили в России. Все они ругали Антонеску, ругали Гитлера, высказывали желание, чтобы ру-мынские солдаты сделали «Предай» (подняли руки в гору, сдались в плен) и кончили разбой (войну). Может быть, рано еще становиться на путь такого суждения, но мне показалось, что немецкая пропаганда не растлила душу ру-мынского трудового народа, и он остался дружественно настроенным к рус-ским, хотя и румынские фашистские заправилы с большим усердием стара-лись разжечь среди румын антирусские страсти. Да и нет оснований у румын-ского народа ненавидеть русских, братьев по труду и великих гуманистов по делу: мы пришли в Румынию, но не обидели румын, а помогли им жить сво-боднее, изгнали с солидной румынской территории международных разбой-ников-немцев, грабивших Румынию, как свою колонию. Румыны, рабочие и крестьяне, сами знают, что не русские им враги, а немцы и свои фашисты и богатеи. Этим можно и объяснить, что много румынских царан обращаются к нам с вопросом: «Можно ли взять землю у бояр и пахать?»
Мы отвечаем, что это не наше дело, а внутреннее дело самих румын. Но в нашем голосе румынские крестьяне улавливают ту ободряюще-теплую нотку, которая волнует их, зовет к делу. Они кланяются, поднимая над головой фет-ровые поношенные шляпы, произносят «Мульсимеск» (спасибо), снова кла-няются, смотрят на нас радостно искрящимися глазами, и, уходя, говорят: - Ларивидери (до свидания)!
Говорят это они тепло, как старым знакомым, с которыми еще не раз встретятся, и встреча эта для них желанна. Да и в самом деле. Неужели ру-мынский крестьянин, босой и голодный, одетый в узкие холстинные штаны и длинную холстинную рубаху, знающий на своем столе только пресную мама-лыгу, захочет враждовать против русских рабочих и крестьян? Нет. Он скорее обратит свой гнев против боярских дворцов, расписанных великолепными красками, украшенных изображениями райских птиц. Он поинтересуется, за чей счет бояре устроили уборные в стиле Людовика XIV, за какие денежки приведена керамика де ля Робия в боярские конюшни в ту пору, когда ру-мынских крестьян вынудили жить в курных избах и платить налог за дым из печной трубы?
О немцах я говорил в своих записках как о нации зверей. О румынах не могу этого сказать, хотя и на них зол за беды, принесенные румынскими сол-датами на русскую землю. Но румын мы простим, пробудим их к жизни, по-можем стать людьми, а немцев накажем и накажем сурово. Румын надо про-светить, а у немцев надо вырвать фашистскую душу. Это разные программы. При осуществлении их нам придется еще поспорить с демократической Ев-ропой, поспорить крепко…
… 19 апреля 1944 года. Воспользовавшись отрывом наших передовых частей от баз снабжения боеприпасами, а также некоторым отставанием тан-ков и артиллерии, немцы и румыны перешли здесь в контрнаступление пре-восходящими силами и потеснили нас километров на 10-15. Немедленно бы-ли приняты меры. К фронту поспешили танки, артсамоходки, с хода вступили в бой наши пехотные полки. Всю ночь шли бои. К утру 20 апреля положение стабилизировалось, но Тыргу Фрумоз остался в руках румын… По всей веро-ятности, на этой линии фронт продержится долго. Во-первых, наши авангар-ды достигли рубежа линии Кароля II, построенной чуть лине два с лишним десятка лет назад. Во-вторых, у нас явно недостаточно наличных сил для прорыва этой лини сейчас. Вот почему можно предположить, что операции под Яссами и Тыргу Фрумозом должны пережить значительную паузу… Да и политически, наверное, нужно будет кое-что сделать. Румынии монолитной не существовало и не может существовать… Так неужели мы должны наде-яться только на одни свои пушки? Нет. Наше Правительство не откажется от союза с теми румынскими силами, которые способны будут выступить про-тив Германии изнутри. В какие формы это выльется, покажет будущее. Но одно несомненно: в Румынии готовится что-то грандиозное. Один из румын-ских священников, беседуя со мною, обронил фразу: «Если у короля дрогнут руки, мы наложим на него проклятие и возьмемся за румынскую судьбу са-ми». Речь шла именно о путях вывода Румынии из войны…
… День 20 апреля был теплым. Над нами висело безоблачное голубое не-бо, носились стаи птиц. Гул орудий утих, и румыны вылезли из погребов и ям, из-под заскорузлой руки начали посматривать на солнце, начали вздыхать о труде. Ко мне в штаб пришли два румына с плачущим говором, как у всех румын. Они пришли с одним и тем же щекотливым вопросом: можно ли ехать пахать?
На этот раз они предусмотрительно не называли боярскую землю, хотя именно о ней думали. И я, притворившись, что понял их просьбу, разрешил пахать свою землю, сказал: «Пашите, в добрый час!»
Румыны обрадовано поклонились. Они поклонились не один раз, а добрый десяток, уходя из хаты задом, медленно пятясь и подымая над головой свои островерхие смушковые шапки, похожие по форме на папскую тиару.
Через полчаса я увидел этих румын снова. Они проехали на волах к бояр-скому особняку, обрамленному виноградниками и лесами. На арбе со скри-пучими немазаными колесами лежал плуг с огромным лемехом, а в передке, хлопая волов длинными лобызинами, тряслись сами румыны с худыми заго-релыми шеями и косматыми волосами, торчащими из-под черных смушковых шапок.
В полдень протарахтел в воздухе «Капрони». Над селом закружились лис-товки. Они были обращены к румынам. Фашистские пропагандисты уверяли румын в большевистских зверствах, призывали крестьян сжигать имущество и уходить в леса и в Карпаты. Румыны читали бумажки, качали головами, смеялись, просили у наших солдат табачку и тут же завертывали из листовок огромные цигарки, жадно курили. Покурить русскую махорку, да еще бес-платно, румыны очень любили. Так вместе с табачным дымом и улетала в воздух пропаганда Геббельса, не приставая к румынским царанам.
Мой ординарец привел в штаб пожилого румына, только что прибежавше-го из города Ботошани верхом на немецкой лошади. Румын выглядел интел-лигентно: побрит, в сюртуке, в накрахмаленных манжетах с золочеными за-понками, в высоком оскар-уиальдовском воротничке, в твердом котелке. Ру-мын дрожал от испуга. При допросе выяснилось, что он работал в одной из боташанских гостиниц чем-то вроде лакея или швейцара. Боясь русских, сбе-жал в свое родное село, а здесь тоже русские…
– Меня не поджарят на огне? – поинтересовался «интеллигентный» ру-мын.
Мы его не поджарили, а сопроводили к брату, жившему недалеко от шта-ба в курной избе, и посоветовали больше никуда не бегать: везде русские, ку-да не побежи.
– Штии, штии (понимаю, понимаю), – бормотал повеселевший беженец, хватаясь пальцами за свой высокий воротничок, в прорези которого торчал острый кадык румына.
… 21 апреля. За Серет идут наши танки. Боташани уже в нашем тылу. Не-мецкие и румынские дивизии отступили за Серет, к Карпатам. Наш полк по-лучил приказ быть в готовности. Весь транспорт мы послали в Хырлеу за бо-еприпасами. Все подготовили к движению. Уложили на повозки и машины все имущество до документов включительно.
… В середине дня наблюдал интересный случай: в штаб пригласили деле-гата деревни Стеклярии, и наш командир полка майор Котов предложил ему заняться коммерцией, то есть заготовлять скот для нашего полка. При этом майор Котов нехорошо намекнул делегату, что он может хорошо подрабо-тать, покупая коров дешевле, чем ему будет выплачивать за них казначей полка.
Незавидный внешне румын с редкой черной бородкой, с закатанными ру-кавами посконной рубахи, в дырявых отинках (черевиках), с грязными уреки (ушами), гордо выпрямился, поправил свою смушковую кащуле (шапку), ска-зал:
– Так торговать не желаю. Так торгуют у нас только коммерсанты, а мне лишние леи не нужны…
Признаться, я торжествовал в душе. Торжествовал потому, что простой румынский крестьянин отстоял честь трудовых румын и дал предметный урок заносчивому Котову, способному частенько терять такт…
… В Стеклярии мы задержались до вечера 23 апреля. Оказавшееся сво-бодным время я употребил для наблюдения за жизнью и бытом румын. Мне бросилось в глаза, что в Румынии все плакаты и украшения носят ярко выра-женный религиозный и верно-подданический характер. При этом очень часто встречаются казусы: Георгий-победоносец, написанный красками, выклеен на стене рядом с голой женщиной, вышитой на полотне коврика. Король Михай изображен на спинке деревянной кровати в грязной избе. Теленок тыкал мор-дочкой в детскую сиделку (стульчик на высоких ножках), на стенках которого нарисованы государственные гербы – косматоголовые львы с орлиными но-гами. Все это раскрашено серебряной и медно-золотистой сусалью.
На подоконниках цветы, на окнах крепкие железные решетки, на дверях массивные засовы. В хатах потолки подперты несколькими перекрестными матицами, хотя нагрузку потолков могла бы выдержать одна приличная ма-тица. Дело оказывается в религиозном символе: матицы изображают кресты и тем охраняют хозяев от нечистого духа, который, как верят хозяева, не смо-жет через кресты спуститься в хату с потолка, а на дверях и окнах также на-малеваны кресты… Сплошная магия…
Румыны не имеют амбаров в нашем понимании. У них имеются башнепо-добные плетеные из хвороста кукурузохранилища, установленные во дворах. У днища этих хранилищ есть люк с подвижной заслонкой. Отодвинешь ее, и кукуруза начинает падать в подставленный мешок или в ведро или, по-румынски, в калдарь (внешняя разница с нашим ведром, пожалуй, только в размере, да в деревянном дне).
Улички в деревнях очень узки. На них не смогут разъехаться две встреч-ные телеги. Часто эти улочки вымощены камнем, и всегда по сторонам уло-чек – колодцы с колесами и крестами над срубом. Журавли над колодцами тоже есть, но это чаще – в поле, а не в деревне.
Типичный молодой румын выходит на улицу в фетровом котелке, в шляпе или в смушковой шапке с конусообразным верхом, в вязанном джемпере, в бледно-зеленых или бурых панталонах, в тряпичных отинках (черевиках, лап-тях) на кожаной подошве. Ходит такой щеголь по деревенской улице, засунув руки в карманы панталон и с любопытством посматривает на советские тан-ки, на советских воинов.
Сельские домнешуаре (девушки) – щеголяли босиком или в тряпичных черевичках (отинках), в суконных юбках, в расшитых рубашках, в ярких оже-рельях, с длинными, приятными темными косами. Русских они пугались. Но до первого прикосновения, после чего не отставали, будто всю жизнь жили вместе, просились в Россию.
Румынские девушки очень быстро усваивали русский язык.
… Поздно вечером 23 апреля по улице Стеклярии прошла похоронная процессия. В двух гробах несли к кладбищу румынских мальчиков, убитых разрывом мины, которую они вздумали лупить топорами. Впереди процессии шла женщина в черном, а за ней шагал парнишка лет тринадцати-четырнадцати. Тоненьким голоском, похожим на песню азербайджанца, пар-нишка нудно тянул «волынку». Я так и не понял, плакал он или пел…
Ночью под 24 апреля двинулись из Стеклярии по маршруту: Кривешть, Бедилица, Болдешчий, Думбрэвица (Ясского уезда). Мы должны сменить 3-ю гв. ВДД и занять оборону южнее Редиу, на участке 10-го полка. По картам, изданным еще в 1889 году, мы пустились в путь, и к утру, двигаясь по горам и лесам, достигли пункта дневки. Начало дождить. Лес и овраги полны лю-дей. В дубовых трущобах свистели птицы, на полянах пахло цветами и тра-вой. По лесу катилось гулкое эхо артиллерийских залпов. За лесом – линия фронта.
Ко мне подошел старшина Логвинов с большим блокнотом стихов в ру-ках.
– Это наследство погибшего капитана Хвостова, – сообщил он. – Из гос-питаля прислали.
Я развернул блокнот, пробежал глазами по карандашным и чернильным строкам. Все вспомнилось. 23 февраля вечером капитан Хвостов, вступая в должность командира батальона в деревне Рыбчино Кировоградского района и области, читал нам свои стихи, а в половине марта 1944 года он был смер-тельно ранен в бою, умер, оказывается, в госпитале. Мне стало несказанно жаль его, несказанно грустно. Я взял карандаш и на титульном листе написал следующие слова:
Дорогой Хвостов!
Я помню, был февраль,
Но ветер дул весны:
Таял снег, и ты нам стихи читал,
Как чарующие сны.
       И в душе мечта росла
       Красивей роз,
       Победу нам весна несла
       И стих твой нес.
Потом в бою
Оборвалась песнь,
И жаль, что не пою,
Не могу в стихах оплакать эту весть.
       Пройдут года,
       Век пройдет
       И у мирных очагов
       Люди вспомнят год,
       Когда солдат в бою
       Писал
       Блокнот стихов.
……………………..
… 24 апреля вечером мы прибыли на место, сменили 10-й полк 3-й ГВДД и заняли оборону в соответствии с приказом по дивизии. Левее нас – 106 полк 36 СД, правее – 27 гв. полк нашей дивизии. В Думбрэвице были также остат-ки одной нашей танковой бригады в количестве 13 машин.
Мы получили очень точные данные, что к исходу дня 24 апреля на наш участок фронта прибыли довольно сильные румыно-немецкие подкрепления: 1-я гвардейская пехотная дивизия румын (она до 23 июня 1943 года охраняла правительственные учреждения в Бухаресте, потом билась против Красной Армии за Тирасполь и другие города, после чего пополнилась и прибыла вот к Думбрэвице) в количестве 11260 человек, немецкая танковая дивизия «Ве-ликая Германия» и другие части. Нетрудно было сделать отсюда вывод, что немцо-румыны готовили удар. Об этом выводе мы сообщили в штадив 8 ГВДД, но там не придали нашему сообщению должного значения, почти иг-норировали.
Ночь была облачной, тихой. Пехотинцы вышли на южную окраину села, начали совершенствовать оборону. Мы с командиром полка обошли боевые порядки, побеседовали с солдатами, с офицерами. Майор Котов отвел меня в сторону, многозначительно сказал:
– Тиха ночь, очень тиха. Такие ночи бывают только перед грозой…
– Усилю боевое охранение, подброшу патронов и гранат в окопы, подвезу снарядов к орудиям, – ответил я. – Сдержим…
– Трудно, – сказал Котов. – Очень трудно…
Мы расстались. Майор Котов снова пошел в траншеи к бойцам, я возвра-тился в штаб, вызвал необходимых людей.
Прошла бессонная ночь. Утром немецкие орудия и минометы ударили по нашей обороне. Выползли «Тигры». Много «тигров». Затрещали броневики и суетливо, охватывая фланги, поползли немецкие бронированные вездеходы с пехотой.
106 полк 36 СД оставил свои позиции, оголил наш левый фланг, отошел также и 27 полк. Широким серпом немецко-румынские войска нависли над флангами обороны нашего, 22 гвардейского воздушно-десантного полка.
Несколько часов подряд на боевые порядки полка лезли немецкие танки и пехота румын. Снаряды взрывали землю. Черно-сизый дым разрывов запол-нил улицы и стало темно, как ночью. Танки били со всех сторон, без конца налетали немецкие бомбардировщики.
Часам к двум дня немцы сомкнули кольцо вокруг полка, отрезали штаб от боевых порядков. Связь с майором Котовым я поддерживал только по радио. Он приказал мне прорваться со штабом из окружения, спасти минометы и полковое знамя.
У меня было очень мало людей: десятка два солдат и десять-двенадцать офицеров. Кроме того, к нам присоединилось отделение пулеметчиков из 106 полка с одним станковым пулеметом и три бронебойщика с Симоновскими ружьями. С этими силами мы и начали прорыв. В нашей группе действовал также заместитель командира полка по политчасти – майор Тихонов и замес-титель по строевой части – подполковник Одинцов, интеллигентный тихо-нравный человек.
К вечеру мы прорвались в овраг южнее деревни Херменештий и сверхче-ловеческими усилиями сдержали наступление немцев и румын. В это же вре-мя, мимо пылавших наших и немецких танков, по трупам убитых немцев и румын, командир полка майор Котов и командир 2-го батальона старший лейтенант Пацков с боем провели своих гвардейцев к центру Думбрэвицы и заняли круговую оборону в каменных зданиях. Центром обороны оказался старинный боярский дом с подвалами, чердаками, слуховыми окнами и бой-ницами.
Прошла напряженная ночь. Связь с Котовым прервалась: у него вышла из строя рация, а пробиться сквозь вражеское окружение наши связные не смог-ли.
Утром бой загорелся с новой силой. Пьяные орды лезли на штурм домов, занятые нашими гвардейцами, шли в атаку на наши, признаться, жиденькие позиции. Мы расстреливали румын и немцев в упор из автоматов, винтовок, из пулемета. Издалека нас поддерживали пушки какого-то артиллерийского полка. Сотни вражеских солдат залегали в поле и не хотели наступать на смертоносный овраг. Тогда на них сзади начали наезжать немецкие броне-машины и танки, грозя раздавить. Но едва солдаты поднимались в атаку, наш огонь снова валил их на землю, а артиллерия прогоняла с поля немецкие бро-невики и танки.
В это же время наши гвардейцы, засевшие в домах Думбрэвицы, огнем и контратаками отражали натиск пьяных врагов.
На тачках и тележках румыны вывозили раненых и убитых, грозили кула-ками, что-то хрипло кричали. Подошли танки. Окружив боярский дом, они открыли огонь из орудий по окнам, по стенам, по чердакам. Через каждые де-сять минут открывался люк «Тигра», прекращалась стрельба и немецкий офицер кричал:
– Рус, сопротивляйся бесполезно. Иди в плен, у нас будет карошо…
В ответ летели пули. И тогда танки снова начинали обстреливать дом. Из-расходовав боеприпасы, они разворачивались и уходили. Румыны бегали по улицам, молящими жестами останавливали немецкие танки, упрашивали тан-кистов открыть огонь по неодолимым русским. Вскоре танки возвращались и ожесточенно били по каменным зданиям, проламывая снарядами стены, пре-вращая камни в серовато-бурую пыль. И так с утра до вечера.
Бой длился пять суток.
На шестую ночь удалось передать полку приказ пробиваться к своим час-тям, т. к. через день должно начаться наше наступление, и нахождение полка в Думбрэвице стесняло собой действие нашей артиллерии.
… В огромном боярском доме установились свои законы: никто не имел права кашлять, громко разговаривать, стучать сапогами. Немцы и румыны находились в 15-20 метрах, за колючей проволокой, которой они обнесли дом со всех сторон.
С наступлением темноты все гвардейцы подтянулись к выходной двери. Ни звука. Майор Котов приказал:
– Если ранят кого, молчи. Терпи и молчи. Тишина – наше спасение.
Было темно. Где-то румынский часовой ударами в рельс выбивал время. Прозвучали два удара.
– За мной, – шепотом скомандовал Котов, и храбрецы начали свой путь из адского пекла. Ножами прикончили трех часовых. Перешагнули румын-ские траншеи, двинулись на север. Там, над темным лесом и над горами, дрожали огни родных, русских ракет.
Внезапно завопил румынский солдат. Поднялась стрельба. Ракеты и трас-сирующие пули огнем пронизали темноту. По нашей обороне ударили немец-кие минометы и тяжелая артиллерия.
Россия молчала. Россия ждала своего времени.
На румыно-немецкой стороне метались крики: «Рус, рус, рус!»
Вероятно, румыны и немцы решили, что у них в тылу оказалось не мень-ше русской дивизии.
Воспользовавшись паникой, полк решительным броском прорвал враже-ское окружение и вышел к своей дивизии.
Мы встретились с Котовым и расплакались. Эта встреча была почти неве-роятной. Чтобы она состоялась, пришлось многократно одолеть смерть. И пусть молодые потомки наши запомнят, что смелость и решительная страсть борьбы за Родину почти равны бессмертию и хранят людей от снарядов и пуль крепче любой брони.
… По грязной дороге тащились подводы со снарядами. На арбах сидели румыны в широкополых фетровых шляпах, в грязных свитерах. Волы, угнув головы, медленно шагали по дороге, мокрой от начавшегося дождя. Над хол-ками волов качалось желтое новое ярмо, обмытое дождем. Рядом с арбами шли красноармейцы, покрикивая на румын:
– Гони волов, как следует. Чего тащишься?
Румыны что-то бормотали в ответ, знаками показывали на вспотевшие шеи волов: «Утомились, мол, не могут быстрее».
Подводы двигались навстречу нашему полку, отходившему во второй эшелон. А везли они боеприпасы для готовящегося нашего наступления.
Вдруг из-за ближнего леса раздался свистящий грохот. Румыны оживи-лись, показывая своими гишушке (кнутами) в небо, вскрикивая:
– Русешти Катюш, русешти катюш…
Да, это работала «Катюша». Она осуществляла священную месть тем, кто поднял руку на Россию. И мне вспомнились сожженные дотла украинские се-ла, дымный смрад над степями, плачь женщин и детей, горестное молчание убитых и замученных людей. И пусть простят мне поколения за жесткую мысль: я злорадно подумал – «Пусть и Румыния познает ужас войны». Это потому, что слишком много мне пришлось видеть горя, много трупов и пеп-ла. Когда кончится война, возможно, я стану снова мягкосердым и более гу-манным… А сейчас пусть огонь нашей войны очищает землю Румынии. Здесь феодальные фрески на каждом шагу: старик-румын в белых посконных рубахе и штанах, узких, как макароны, пашет узкую полоску земли на тощих волах, которые с трудом тянут плуг с огромным лемехом. Шляпа старика за-дралась, сползла за затылок.
Широкое боярское поле с беседкой и виноградом на углу. Обширные са-ды, а за ними снова бесконечно длинные, метровой ширины, полоски румын-ских царан. Фамильные гербы на боярских хоромах и заткнутые тряпицами окна курных крестьянских хат. Для всего этого нужен огонь и огонь… Не под силу нынешним примариям во главе с примариями перестроить румынскую деревню, не помогут им в этом и шеф-дисикторы (уполномоченные двадца-тидворок), заботящиеся о хозяйстве. Ведь заботиться пока не о чем… Логи-кой событий Румыния должна стать демократической, иначе она будет ника-кой, погибнет как государство.
… В ночь заняли боевой порядок юго-западнее Херменештий. Я располо-жил свой штаб в окопе у небольшого стога овсяной соломы. Стог дрожал от взрывов немецких снарядов, которые ложились совсем близко. Осколки зве-нели над окопом, шлепали на бруствер, шипели в лужах.
Не знаю почему, пришла на память трехлетняя давность: лагерь под Клю-квой (недалеко от Курска), вечер в начале войны, приезд жены в лагерь. Вспомнилась трехлетняя давность, и из взволнованного сердца запросились на бумагу слова. В другое время я их, возможно, не стал бы записывать, но сейчас их крайне нужно записать. Такие войны, как нынешняя, повторяются не часто. Писатели, не знавшие войны, до пота трудились, придумывая своим героям различные мысли и чувства, волновавшие их будто бы перед боем и в бою. Мне посчастливилось не придумывать, а переживать. Так имею ли я право не написать о пережитом? По-моему, не имею такого права и пишу:
Пройдут года,
Забудутся цветы
И синие скамьи,
Забуду лагерь под Клюквой.
       Но сердце сохранит навсегда
       Твои милые черты
       И карих глаз огни,
       И блеск зубов
       В улыбке дорогой.
Сумрак ночи на дубы ложился
И мокла от росы трава,
А я с тобой простился,
Когда за лес ушла луна,
И над кустом сирени прошумела
Крылатая сова.
       «Придешь?»
       «Приду».
       И вот, ты ждешь,
       А любой снаряд стережет
       Мою судьбу.
Пожалуй, и самому мне когда-нибудь покажется странным, что я писал такие строки под визгом осколков, под грохотом взрывов. Но разве кто в со-стоянии полностью объяснить поступки людей. Вот, например, подполковник Одинцов, прорываясь из немецкого окружения, убегая от фашистской бро-немашины, нашел все же возможным нагнуться и поднять лупоглазую линзу, при помощи которой немецкие солдаты прикуривали от солнца… Не лучше ли принять данный факт без объяснения.
… К нам попал перебежчик из 5 роты 240 пп 100 пд Ганс Вернер. Он по-казал, что на наш фронт немцы привезли мины и бомбы, наполненные сжа-тым воздухом. Названы они «Минами люкс-пресс». При взрыве такой мины сжатый воздух попадает в легкие человека, рвет их, и человек умирает.
Ганс Вернер сказал, что в 1943 году в медицинском институте в Гайд-Сельбурге (Германия) он видел технический фильм с демонстрацией дейст-вия минометов с миной «люкс-пресс». Действие таких мин было опробовано на русских военнопленных. В кругах немецкого командования предполагают применить эти мины на фронте в критический момент.
… Наступление наше было отложено на 2-е мая.
1-го мая было дождливо и холодно. На дне окопов горели небольшие ко-стры. В воздухе пели немецкие мины. Левее нас стучал пулемет, ухала мето-дически полковая пушка. Майор Котов сообщил мне, что за спасение полко-вого знамени и за удержание позиций под деревней Херменештий меня пред-ставили к ордену «Красного Знамени».
… Ночью под 2-е мая 1944 года немцы были весьма активны. Они бук-вально засыпали нас огнем. Наша сторона хранила величавое молчание…
Утром в 5 часов застонал лес, загудел воздух: загорелись зарницы нашей мести. Над немцами повисли наши самолеты, засверкали огненные шары «Катюш», засияли бесконечные брызги трассирующих пуль и снарядов. За-пылала Думбрэвица. Яссы услышали наш карающий грохот. Два часа испы-тывал он крепость немецких и румынских дивизий. На третьем часу наши войска снова пришли в сожженную Думбрэвицу. И невольно руки воинов, проходивших мимо развалин боярского дома, тянулись к пилоткам, обнажая головы: здесь был бастион храбрецов-гвардейцев 22 воздушно-десантного полка. Щебень и песок руин рассказывали о невиданном бое за честь Родины, за славу полка, за славу русского оружия.
Наш полк вечером 3 мая занял боевой порядок южнее деревни Ново-Херменештий. На наших картах, изданных в 1889 году, не имелось такой де-ревни, но в жизни она имелась. Была здесь и небольшая церквушка с луко-вичными, ртутного цвета главами. В деревушку набилось некстати много войск. Кроме нашей дивизии, сюда пришли полки 72 СД и других частей. Лу-на смотрела на наши дела сквозь тонкое полотно облаков, порванные в кло-чья ветром.
Утром 5 мая выпал дождичек, потеплело. Зацвели вишни, груши, волоц-кие орехи. Запах цветов и трав напоил воздух, и он стал пряным, пьянящим и волнующим.
Под вечер, когда я поехал в штадив, моя лошадка испугалась распятого кем-то на плетне убитого орла и понесла трепать. Пришлось ткнуть ее голо-вой в одну из румынских мазанок. Сумасшедшая лошадь: она упала с пере-ломанной шеей, но не остановилась. Перелетев через нее, я ударился о стену и целый час пролежал в саду, пока приехал ординарец и помог мне добраться до штаба.
До 8 мая провалялся в санчасти, где приводили меня в порядок. Все обошлось благополучно, т. к. переломов не оказалось, а ссадины и помятины быстро заживают… К вечеру 8 мая наш полк был уже переброшен в лес од-ним километров западнее Городиштя. От Ново-Херменештия мы удалились километров на 13-14 на северо-восток и заняли позиции во втором эшелоне, в горах и лесу. Кругом дубы, клены, груши, орехи. Ночью, впервые за эту вес-ну, слушал пение соловья.
… Красивые места. Горно-лесистый ландшафт. Но эту красивую картину омрачает жизнь: румыны в белых узких штанах, в высоких шапках или в ши-роких шляпах, согнув спины, мотыжили землю, готовили к посеву свои кро-хотные огородики, а наш приход, в силу международных условий, не мог ни-чего изменить.
Глядя на этих изможденных людей, я лежал на плащ-палатке и нервно щипал бурые стебельки жирных полупрозрачных «толкачиков» с черными пламенеподобными венчиками на суставах и с желто-белой копьеобразной верхушечкой, похожей на гусеницу. Из этой травы румыны готовили различ-ные лекарства – от зубной боли и против кровотечения, но нуждались они в более действительном лекарстве: в самой земле и в свободе. Эти вещи в траве не растут…
9 мая, как сообщил подполковник Некрасов, наши войска взяли Севасто-поль. Браво, виват и ура!
Но что это за идиллия? На койке Некрасова, НШ 8 гв. ВДД, сладко похра-пывала его полевая походная рыжеволосая жена из числа радисток дивизион-ной роты связи. В комнате была тишина, не чувствовалось войны. На столе сверкал стеклянный кувшин с цветущей веткой шелковицы. Среди белых цве-тов и густозеленой листвы, точно золотые помпоны, висели коконы шелко-вичного червя. Они были желтыми, продолговатыми, величиной с волоцкий орех.
Посидел я здесь и подумал, «кому война, кому… одна».
…………………………………………………………………………………
Интересно, Красная Армия 5 августа 1943 года освободила Белгород, 23 августа – Харьков, 23 сентября – Полтаву, 10 марта 1944 года разгромила немцев под Уманью, 26 марта 1944 года 2-й Украинский фронт вышел на Прут, а 8 апреля перешагнул в Румынию. Мы стоим за границей нашего госу-дарства, а в Европе и в Америке все еще есть люди, вроде Макгоуэна, предсе-дателя «Британского Империэл кемикс индустрис», которые не об открытии второго фронта думают, а припугивают свой народ тем, что «немцы, мол, располагают не меньшими ресурсами, чем союзники».
Правда, есть и ксендзы, «достопочтенные Станиславы Орлеманьские», ра-ботающие на объединенные нации, но… мало у них энергии. Пожалуй, не-достаточно и влияния… Однако, нельзя недооценивать этого человека, аме-риканца польского происхождения, написавшего брошюру «Польша, Россия и Германия». В ней Орлеманьский доказывал невозможность дружбы Поль-ши с Германией, звал Польшу к дружбе с Россией и говорил: «Мы славяне. Союзные Польша и Россия станут величайшей силой на востоке… Мы обес-печим себе мир на сотни лет». Во всяком случае, мы имеем больше шансов осуществить свои планы, чем Макгоуэны, стремящиеся помешать делу объе-диненных наций… Немцы, и те начинают понимать это. Например, «Берзен Цейтунг» с содроганием в голосе кричит: «Наши враги открыто мечтают о том, как они ворвутся в Германию. Эти слова производят на нас, немцев, от-талкивающее впечатление». Чуют, собаки, что палка скоро опустится на их спины. Не мешает всем, кто переценивает сейчас силы «Райха», прочитать и продумать приведенные мною слова из «Берзен Цейтунг».
… 13 мая 1944 года с несколькими офицерами я выехал на берег реки Се-рет в районе поселка Леспезий. Среди офицеров был Иосиф Кривман, луч-ший «динамовец»-физкультурник Ленинграда, занявший в 1938 году 2-е ме-сто на лыжных соревнованиях на первенство города Ленинграда. Ехал со мной также Смирнов Александр Васильевич – тренер по легкой атлетике и лыжному бегу в московском обществе «Спартак». Пробираясь через леса по горным тропам, мы беседовали о многом. В частности разговорились о младшем лейтенанте Цалиеве, который накануне войны занял первое место среди борцов Азербайджана. И вот этот Цалиев в бою под Опытной станцией (район Чемодановки Сумской области) потерял руку. Кривман видел его в госпитале плачущим от огорчения: пропала жизнь борца.
… В разговорах мы и не заметили, как добрались до Серета. За рекой, где синели бугры и леса, вздымались черные фонтаны: в белый свет, как в копей-ку, лупила немецкая артиллерия. А мы незаметно осуществляли свой план, рекогносцировали местность. Подробностей на этот счет в записках приво-дить не следует. Скажу только, что в связи с переходом нашего фронта к же-сткой обороне, нам поручено подготовить схему создания второго рубежа обороны от Сирецелу и юго-восточнее, недалеко от Серета.
… 14 мая – сумрачный день, ветреный и мжистый. Отметить почти нече-го. Разве указать на следующий факт. Слава нашего полка после боев в Дум-брэвице достигла Москвы и к нам начали ездить различные представители. В частности, приехал толстенький, старательный журналист Виктор Финк в ко-ричневом костюме, поверх которого натянуто серое поношенное пальто в ви-лочку. Длинноносый и худой, с утомленными серыми глазами и продолгова-тым лицом, Финк не имел обаятельного влияния на своих собеседников, а без этого журналисту работать прямо-таки трудно. Он не умеет поговорить заду-шевно, а беседует, как заполняет анкету. Мне очень быстро наскучили его расспросы о том, как было дело и т. д. Я вежливо увильнул от дальнейших бесед с ним, сославшись на мой очерк «Слава», отосланный в «Красную Звез-ду».
 Финк при упоминании об этом очерке почему-то смутился: догадываюсь, очерк у него, но… автором буду не я, как часто водится. Газеты публикуют материалы своих человечков, хотя бы и худшие…
Удивила меня общая черта приезжавших в наши места столичных журна-листов: «мелкозность». Все они пытались и тужились факты войны: как шею китайского преступника, всунуть в конгую своих эталонов и привычных схем. Все они искали важное в «чуде», а не в обыкновенном поступке воинов. Не утерпев, я сказал одному из журналистов: «Вы лучше фотографируйте нас, но не придумывайте и не выдумывайте, иначе получится квасно и глупо. Одно сплошное «ура» без костей и плоти». Обиделся парень, но все же не отказался принять на память румынскую медаль, отобранную мною у одного из румын-ских офицеров.
15 мая лил дождь, над вершинами гор клубились матовые туманы, мед-ленно плыли по склонам. Ночью шел артиллерийский бой, а утром танки корпуса Котельникова, тяжелые «ИС», ушли из наших мест. Возможно, они направились в Белоруссию, где назрели большие события войны…
Как сообщают газеты, в Европе началось оживление: в 23 часа 11 мая вой-ска союзников перешли в наступление против линии Густава в Италии. Дей-ствуют 5-я американская и 8-я английская армии под общим командованием генерала Александера, командующего союзными войсками в Италии.
Сегодня вечером приняли по радио Москву. Меня особенно взволновало сообщение, что сегодня вступила в строй станция метро «Электрозаводская» на Покровском радиусе. Станция сооружена по проекту профессора Гельф-рейха и архитектора Рожина. Оформление новой станции посвящено совет-скому тылу, помогающему Красной Армии громить немецких фашистов. Скульптор Мотовилов сделал 14 барельефов, отображающих работу строите-лей танков, самолетов, металлургов, нефтяников. Станция залита электриче-ским светом и сверкает разноцветным мрамором. Ее украсили скульптурные портреты шести ученых, прославившихся работой в области электричества: Ломоносова, Джильберта, Попова, Франклина, Фарадея, Яблочкова.
Родина моя не только живет, но и процветает. Новую станцию метро, ко-гда гремит война, могли строить только люди, уверенные в победе. И это именно взволновало меня. Москва, из Румынии я рукоплещу тебе, благослов-ляю твой новый успех. Я верю, что приду на твои улицы с победой, встану ногой на ступеньки эскалатора и спущусь в подземный вестибюль станции «Электрозаводская», чтобы узреть своими глазами ее белый прохоро-баландинский мрамор и красный мрамор «сальети», чтобы пройтись по тем-ному граниту пола и пощупать золотистые бронзовые решетки в среднем за-ле. Я русский человек и все понимаю лучше, когда попробую и увижу лично сам. Обязательно по окончании войны приеду в Москву!
А пока… в моем штабе, устроенном в лесном шалаше, собрались штабные офицеры. Они чертили схемы, оформляли документы, шутили. Агитатор пол-ка – Штейн потел над историей полка. Не знаю, правда, что получится у него с историей полка, но со службой у него идет все благополучно: прибыл он к нам позже всех, а награжден гуще всех. Бравый парень.
Не знаю почему, но он обиделся, когда я сказал ему, чтобы он, работая над историей полка, не забывал бы и про контрастную историю бравого не-мецкого генерала Штейнкеллера, который сдался в плен Красной Армии, хо-тя незадолго перед этим выступал в Берлине перед 10000 войск СС и СА и их родственниками по случаю награждения его знаком отличия дубовый лист и рыцарским орденом железного креста. В своем выступлении он заявил, что его дивизия «Фельдхеренхалле» не знает, что означает слово «капитуляция» и что он сам скорее погибнет, чем сдастся противнику.
Впрочем, шутники объясняли потом обиду Штейна тем, что я порекомен-довал ему такого немецкого генерала, у которого половина фамилии равняет-ся целой фамилии автора истории полка, равно как и сам автор попал в полк под самый конец войны, т. е. только в половинную часть истории… Вот по-чему и трудно ему, приходится потеть более натуральной необходимости.
… Бай! Ночью под 17 мая получил приказ – выехать к 8.00 на южную ок-раину Кыржоя для последующего выдвижения на передний край с целью ре-когносцировки участка обороны, подлежащего занятию нашим полком. Всю ночь, как назло, лил дождь. Дорога стала грязная, скользкая. Лошади, когда мы утром выехали в назначенный пункт, еле двигались по крутым скатам и тропинкам, боясь упасть. Из румынских хат, разбросанных среди холмов и гор, смотрели через окна большие конские головы, приветствуя нас пронзи-тельным ржанием. У входов в хаты и на широких завалинках, на крыльцах стояли плетенные из хвороста стулья, точно снег, белели во дворе перья, тре-пыхались прилипшие к грязи легкие пушинки: здесь навели порядок солдаты. Румыния познавала смысл войны.
Мимо каменной церковки с двумя главами и сизой железной кровлей мы повернули налево и увидели издали кладбищенский сад. В нем, скрытые под листвой каштанов и урюка, топтались на привязи лошади. Значит, уже успели приехать представители штабов соседних полков. Мы въехали на кладбище. Здесь каменные кресты, каменные надгробные плиты, глубокие окопы с жел-тыми человеческими костями, торчащими из стенок окопа. Меж кустов валя-лись немецкие погоны, куски шинелей, обрывки папиросных коробок, зажи-галки и стреляные гильзы.
Эти строки я записывал, сидя на зеленой каменной плите без надписи. По-средине плиты изображен вдавленный в камень петух. Рядом – кусты сирени. Справа, вдали, видна церковка, наполовину запрятанная в зелень деревьев, а еще правее и дальше – белели островерхие башенки боярского дома, при-строенного к горе охваченного с трех сторон густым садом. Перед домом вился синий дымок. Это работала походная красноармейская кухня. Я видел ее, проезжая мимо. Боярин сбежал, и в усадьбе его размесилась хозяйствен-ная часть какого-то полка тяжелых гаубиц. Гребни гор, как и вчера, клуби-лись матовым туманом. Дождь вот-вот должен был брызнуть из низко плыв-ших облаков.
Через полчаса приехал начальник штаба дивизии подполковник Некрасов, и мы начали карабкаться в гору. Через овраги с большим трудом перевели лошадей, т. к. они ни за что не хотели идти по узким мосткам всего в две скрипучих и гибких доски. Потом, петляя по тропинкам, по виноградникам, по садам и огородам, мы взобрались на такую головокружительную высоту, что увидели впереди лежащую местность километров на 30. В лесу оставили ординарцев с лошадьми, а сами до переднего края продвинулись пешком.
… Возвратившись с рекогносцировки, я ознакомил по карте своего ко-мандира полка с разведанным участком обороны и отдал необходимые рас-поряжения командирам батальонов. Поздней ночью 18 мая полк был уже на месте, заняв новые боевые порядки. Наш КП – над горой. Под нами синела деревня, зеленели бугры и леса, сверкала узкая речонка. Для схода вниз бой-цы рыли земляные ступеньки, забивали в землю палки, чтобы было за что ух-ватиться, если кто поскользнется и начнет падать.
Штаб разместили в парусиновой палатке под густыми кронами дубов. По-лучилось очень хорошо. Вечером принесли фронтовую газету «Суворовский натиск» за 16 мая 1944 года и «Правду» за 17 мая (эта газета доставлена са-молетом). Что интересного? Во-первых, интересно интервью маршала Тито корреспонденту Рейтер. В этом интервью, между прочим, «Тито считает, что второй фронт вскоре будет открыт, а русские продвинутся прямо на запад, к сердцу Германии».
Дуновение ветерка близости второго фронта ощутил я и в строках сооб-щения ТАСС из Лондона о том, что 16 мая в Лондоне подписано соглашение между Правительствами СССР и Норвегии о гражданской администрации и юрисдикции на территории Норвегии после ее освобождения союзными вой-сками. Одновременно такие же соглашения подписаны Норвежским Прави-тельством с Англией и США. Разве неясно, что подобные соглашения имеют смысл только в связи с предстоящим открытием второго фронта в Европе.
Большой интерес представляет Заявление Орлеманьского на пресс-конференции в Америке. Поскольку Орлеманьский пользовался на пресс-конференции документом, подписанным маршалом Сталиным, мы получили большое уточнение взглядов Сталина на возможные взаимоотношения СССР и папы Пия XII по вопросам религии.
Орлеманьский сказал: «Я не коммунист, и об этом открыто заявил в Мо-скве в моем публичном обращении к польской армии. Я американец… Я уве-рен, что американская публика поймет мою позицию и оценит ее. У меня есть замечательные известия насчет Польши, но о них будет известно позже».
Потом Орлеманьский огласил свои вопросы, предложенные в Москве Сталину, и ответы Сталина за подписью последнего. Текст этого приложения следующий:
1. Считаете ли Вы допустимым для Советского правительства прово-дить политику преследования и насилия в отношении католической церкви.
ОТВЕТ МАРШАЛА СТАЛИНА: Как сторонник свободы совести и свобо-ды вероисповедания, я считаю такую политику недопустимой и исключенной.
2. Считаете ли Вы возможным сотрудничество со святым отцом папой Пием XII в деле борьбы против насилия и преследования католической церк-ви?
ОТВЕТ МАРШАЛА СТАЛИНА: Я считаю это возможным.
Достопочтенный Станислав Орлеманьский пожелал, чтобы вышеуказан-ные вопросы и ответы не публиковались в настоящее время, а были представ-лены ему лично. Маршал Сталин не возражал против этого предложения, но в то же время заявил, что он не возражает против опубликования этих вопросов и ответов, если достопочтенный Станислав Орлеманьский сочтет это необхо-димым. Подпись: Маршал Сталин.
… 21 мая. На сегодня союзники заняли в Италии 123 кв. километра терри-тории и захватили 7000 пленных, преодолели в основном линию Густава и вошли в соприкосновение с линией Адольфа Гитлера. О темпах операции можно судить по тому предположению, что за это же время и при тех же средствах Красная Армия дошла бы уже до Рима.
… На нашем фронте начинает активничать немецкая авиация. Из области международной следует отметить дипломатическую активность союзников по заключению соглашений с правительствами Чехословакии, Бельгии, Дании, Норвегии о порядках на территории, если туда вступят союзные войска. Все это говорит о недалеком часе открытия 2-го фронта в Европе.
Из внутренней жизни достойно упоминания решение Священного Синода Русской Православной церкви от 15 мая о принятии к исполнению завеща-тельного распоряжения Святейшего Патриарха Сергия о вступлении в долж-ность Патриаршего Местоблюстителя Преосвященного Митрополита Ленин-градского и Новгородского Алексия. Этот 67-летний умный старец, вместе с усопшим патриархом Сергием, твердо взял курс на поддержку Советской власти и советской государственности.
В своем письме к Сталину от 19 мая Алексий написал:
«… В предстоящей мне деятельности я буду неизменно и неуклонно руко-водствоваться теми принципами, которыми отмечена была церковная дея-тельность почившего Патриарха: следование канонам и установлениям цер-ковным – с одной стороны, и неизменная верность Родине и возглавляемому Вами Правительству нашему, - с другой. Действуя в полном единении с Сове-том по делам Русской Православной Церкви, я вместе с учрежденным покой-ным патриархом Священным Синодом – буду гарантирован от ошибок и не-верных шагов».
Нечего сомневаться в том, что эта декларация Сергия будет иметь очень важные практические последствия. Можно даже предугадать некоторые очень полезные шаги Русской Православной церкви: она сможет в выгодном для Родины виде примирить русскую эмиграцию с Советским государством, подготовит психологические предпосылки к воссоединению некоторых хри-стианских территорий под эгидой СССР (например, армянские земли), нало-жит отпечаток на информацию об СССР среди миллионов заграничных хри-стиан, доселе представлявших нашу Родину в очень искаженном освещении. Возможно также усиление Советского влияния на африканские христианские общины посредством надлежащей церковной работы и церковного сближе-ния. Во всяком случае, я усматриваю большую дальновидность как главы на-шего Правительства, так и главы Русской Православной Церкви, объединив-ших свои усилия для решения важнейших исторических задач нашего време-ни. Но, надо отметить, очень многие из атеистов до сей поры не понимают сущности совершившегося и ворчат. Им следует не ворчать, а вдуматься…
22 мая. Главный штаб союзных войск в Италии 20 мая официально объя-вил о прорыве укрепленной линии Гитлера. Это хорошо не только в частном, но и в общественном отношении: имея успехи в Италии, союзники смелее пойдут на открытие второго фронта. Английская газета «Дейли Экспресс» уже написала, что «в ближайшие недели будет начато наступление на гитле-ровскую Европу с востока и запада». Кажется мне, что подобная информация в «Дейли Эксмпресс» могла появиться только потому, что где-то в море уже плывут или готовы отплыть к берегам гитлеровской Европы союзнические военные корабли. Поживем, увидим.
… Интересное событие: во вчерашних газетах опубликовано соболезнова-ние СНК СССР, выраженное Священному Синоду по поводу смерти святей-шего Патриарха Московского и всея Руси Сергия.
… В детстве я в какой-то книге читал:
«И гордецы в годину лютую
       Склонили голову перед тем,
       Терпят кого с великою мукою,
       Как терпят собственную тень».
И склонен я согласиться с утверждением, что «немцы остались немцами, а русские русскими, независимо от политических, религиозных и этических идеалов». В этом цемент национальности…
… Наши армии в Румынии фактически переведены на самозаготовку. Долго ли это выдержит Румыния с ее мамалыжными ресурсами?
… Принесли мне «Суворовский натиск» от 20 мая 1944 года. В номере на-печатана статья гвардии майора И. Ломп. В статье майор пытался рассказать о боях нашего полка в Думбрэвице. Беда майора в том, что он этих боев не видел, а слышал о них весьма не точно, в результате чего статья получилась глупая. Во-первых, майор Ломп спутал название населенного пункта «Дум-брэвица» с рощей и написал: «Офицер Котов быстрым броском вывел отряд к роще и здесь снова организовал круговую оборону». Чепуха. Не в роще шел бой, а внутри деревни Думбрэвица, в районе крупного каменного боярского дома.
Ломп озаглавил свою статью «Бой с противником, просочившимся в бое-вые порядки». И здесь все не на своем месте. Шел как раз другого характера бой, бой нашего полка в полном окружении. Вполне естественно, что я напи-сал резкий протест против статьи Ломп и приложил свое описание боя в Дум-брэвице, попросил редакцию «Суворовского натиска» опубликовать это опи-сание, чтобы устранить таким образом вопиющее искажение фактов майором Ломп. Свой материал срочно направил газете.
24 мая был у меня один майор из армейского штаба.
«Как вы не боитесь работать в шалаше? – спросил он, сидя по горло в тра-ве, насыпанной в щель».
«Надоело три года бояться, – сказал я. – Кроме того, у нас есть щели на случай немецкого артобстрела или авиабомбежки. Непрерывным же сидени-ем в земле у нас занимаются приезжие товарищи из далекого тыла».
Майор густо покраснел, вылез из щели и устроился рядом с ней прямо на траве. Потом, увидев на моей груди нашивку о ранении и орден, спросил: «Давно вы в Армии?»
«С первого дня войны», – ответил я.
Майор пожал плечами:
– Почему же вы, занимая должность подполковника, носите погоны стар-шего лейтенанта?
– Вам, тыловикам, впору о себе позаботиться, а для заботы о нас не оста-ется времени, – резко ответил я.
Майор опять покраснел. На фронте он никогда не был, но успел пробе-жать путь от младшего лейтенанта до майора в течение двух лет. Подобное явление – не редкость.
… 25 мая прибыл ко мне ПНШ-1 капитан Сержанов. Едва переступив по-рог, он рассыпался в комплиментах по моему адресу, ссылаясь, что все это слышал обо мне в штабе корпуса и в штабе дивизии. Тут же он успел сооб-щить, что окончил в свое время Ленинградский Университет по историче-скому факультету, теперь довольно постарел, ослабел зрением, не может бы-стро ходить и вообще не обещает быть крепким помощником. Ветерана ува-жаю, но помощи от него, вероятно, не будет…
… 27 мая. Только сегодня одумался от комбинированного укола (брюш-ной тиф, холера, дизентерия), принятого вечером 25 мая. Снова взялся за де-ла. Дождь лил немилосердно. Мое жилище протекает. Крупные капли воды падали на постель, на пол, на крышку импровизированного стола. Серебри-стые капли воды скользили по парусине шалаша, и по коже у меня блуждала дрожь. Нехорошо.
… Недавно немецкая газета «Гакенкрейцбаннер» поместила статью о скромности Гитлера, пытаясь этой скромностью объяснить, что за последние два года он редко выступал с речами перед народом. И… газета договорилась при этом до оригинального и редкого суждения: «В дни тяжелых испытаний, какие мы пережили за последние 8 месяцев, он не всегда, умел справляться с запутанным клубком забот». Растерялся бедняга! Но это ничего. Хуже будет, если Гитлеру удастся потеряться, когда войска союзников придут в Герма-нию. За ним бы надо позорче присматривать. Этот скромник на все спосо-бен…
… Прочитал сегодня в центральной газете от 25 мая текст выступления Черчилля 24 мая в Палате общин о внешней политике Англии. Некоторые строки этого текста особенно интересны. Например, Черчилль сказал: «На-дежды, которые мы лелеяли в феврале и марте на смелое вступление Турции в войну… увяли». Турецкие военные деятели самым мрачным образом оце-нивали перспективы русских в южной России и в Крыму. Им и не снилось, что к началу лета Красная Армия будет на склонах Карпат и выйдет на реки Прут и Серет…
Теперь стало особенно понятным, что Турция удержалась на позиции «нейтралитета» не только по причине своих симпатий к Германии, но и по причине вялости английских действий в Эгейском море и по причине вполне закономерных заминок-пауз воск IV Украинского фронта, не сумевших с хо-ду овладеть Крымом. Кроме того, турки оказались бессовестнее и хитрее, чем мы предполагали. В дальнейшем они должны почувствовать на своей спине наше неудовольствие их политикой. Был подходящий момент для турок ис-купить свою вину перед свободолюбивыми нациями, но они не воспользова-лись им и пусть потом пеняют сами на себя…
В данный момент Турция просто опоздала уже вложить свой вклад в дело союзных наций: второй фронт откроется без нее. Недаром Молотов 10 мая 1944 года в английском посольстве в Москве, принимая ордена и медали от английского посла Керра для генералов, офицеров и бойцов Красной Армии, заявил: «Эти награды являются выражением боевого содружества наших на-родов, которое окрепло за эти годы. Теперь пришло время, когда вооружен-ные силы союзников готовятся к решительным совместным действиям про-тив нашего общего врага – гитлеровской Германии, и враг скоро почувствует мощь наших совместных ударов».
… Газеты напечатали интересное сообщение о том, что ключ от Никола-евских ворот Киевской крепости весом в 3 килограмма 545 граммов, увезен-ный немцами из Киева в ноябре 1943 года, отобран у гитлеровцев бойцами 2 стрелкового батальона 335 гв. полка 117 гв. стр. дивизии в момент уничтоже-ния тарнопольского гарнизона немцев войсками 1-го Украинского фронта и переслан маршалом Жуковым председателю СНК Украины Хрущеву 27 мая 1944 г. для хранения в киевском историческом музее, где он хранился до того больше ста лет. Не удалось немецким грабителям увезти киевский ключ в Германию. Да и зачем? Скоро все равно придется им не только возвращать в Россию награбленное, но и отдать в русские музеи немало своих ключей от различных городов и крепостей.
Прямо-таки расклеилось дело у немцев. На днях английские офицеры вы-садились на остров Крит, остановили машину командира 22-й германской бронетанковой дивизии генерала Крейпе, вставили генералу пистолет в бок и на его же машине, миновав 22 военно-контрольных поста, доставили генерала в пункт в 38 километрах от Гераклиона и посадили его на борт английского корабля. Генерал даже не пикнул, пока его доставили в Лондон. Значит, Крейпе перестал верить в непобедимость Германии, иначе он завопил бы… Все у немцев расклеилось, даже генералитет… Не то еще будет, когда немец-кие генералы взбесятся.
… 31 мая прочитал во фронтовой газете «Суворовский натиск» статью генерал-майора И. Фомиченко «Об основах чести советского офицера». Ни-чего нового. Главное, что мне не понравилось в статье, так это сплошное охаивание всех авторов, которые раньше Фомиченко выступали в печати по данному вопросу. Он очень самонадеянно и нескромно написал: «Чтобы пре-сечь в корне появление подобного рода «памяток» и «советов» и оградить офицерскую среду от проникновения этих халтурных изданий…» и т. д. и т. п. Одним словом, надо всем читать только одну статью И. Фомиченко, чтобы не впасть в какой-либо грех. Вот это и есть то, по моему мнению, что недос-тойно офицерской чести и не должно бы содержаться в статье «Об основах чести советского офицера». Какая же это честь, если всех предшественников своих мы научимся поливать помоями?
… На нашем фронте неспокойно. В течение вчерашнего дня немцо-румыны нажимали на советские позиции севернее Яссы. Они сумели не-сколько продвинуться вперед, вклиниться в нашу оборону. Мы – накануне больших событий.
Сегодня замечена концентрация немецких войск перед Думбрэвицей, пе-ред Ружинос и западнее. Мы привели полк в боевую готовность…
… В последнее время участились случаи публикации в газетах историко-географических и политических очерков о Румынии, географических карт Румынии или отдельных ее областей и других материалов. Столь неожидан-ный интерес к Румынии вызван, насколько мне известно, широкой секретной подготовкой почвы в Румынии для переворота в пользу объединенных наций и вывода румынской армии из войны, а при более благоприятном исходе за-думанного дела – использование этой армии против немцев. Больших под-робностей сейчас писать не следует, но, буду надеяться, что недалекое буду-щее даст объяснение всему… В частности, более понятным станет «слух» о приезде Кароля II в Боташани, о высадке одного из английских офицеров на парашюте в Бухаресте, о раздорах Михая I с Антонеску, о приходе на наш фронт румынской дивизии, составленной из военнопленных румын, взятых еще под Сталинградом и соответствующим образом обработанных. Смутно ощущая нависшую над его головой угрозу, маршал Антонеску пытается «де-мократизироваться» и начинает лично посещать лагеря русских военноплен-ных, о чем регулярно ставит нас в известность через свои листовки. Сизифов труд. Нас этим не ублажишь, а себя расстроишь, маршал Антонеску, неудач-ный скрипач.
… 1 июня 1944 года. Весь день била немецкая дальнобойная артиллерия. Снаряды ложились недалеко от нашего расположения. Убита одна лошадь.
Обходя блиндажи и землянки личного состава полка, я заглянул в блин-даж автоматчиков. Командир роты старший лейтенант Батыцкий, сидя на пне, заменявшем стул, читал старую потрепанную книжицу. Взяв книгу в руки, я прочитал на переплете, что издана она в типографии СПБ, т-ва «Труд», на Ка-валергардской, 40, не то в 1913, не то в 1915 году. И эту старую книжицу, озаглавленную «De Profundis», рассказывавшую о страстной любви некоего писателя к своей сестре Агай, Батицкий читал с необузданным увлечением. Огни страсти пылали в его глазах.
Я пожурил Батыцкого за плохой выбор книг для чтения, но сам ушел от него, взбудораженный мыслями, чем же объяснить интерес советского офи-цера к этой сомнительной повести? Наверное, это объясняется трехлетней попыткой убить плоть и страсть грохотом войны, что, видимо, невозможно… Больше того, страсти загорались с еще большей силой и рвали всякие грани-цы, особенно в кругу старших офицеров и генералов: там полевые походные жены стали такой же табельной необходимостью и неизбежностью, как ружье или автомат для стрелка-солдата… В тылу, как пишут наши жены, еще об-стоит дело опаснее. Там «начальники» навязывали свою любовь солдаткам по разному поводу. И недаром фронтовики сложили едкий анекдот про тыловых Жон-Жуанов, которые проявили сверхнахальство: лежа на жене фронтовика, они кричали: «Смерть немецким оккупантам!»
Возможно, эта откровенность фронтовика многим не понравится, но что поделаешь. Нам тоже очень не нравилось читать письма наших жен, в кото-рых они жаловались на различные похабные предложения райвоенкоматских жеребцов. Однако мы терпели…
… Ночью под 2 июня получили приказ явиться утром со своими помощ-никами на учение по теме «Смена части на переднем крае». Сделал вывод: дня через два-три нам придется кого-то сменить. Оценив обстановку и веро-ятное направление мероприятий нашего Верховного командования в связи с активностью немцев под Яссой, решил, что нам, вероятно, придется сменить 3-ю гв. ВДД. Да и уж вошло в привычку, что мы в последнее время все сме-няем взаимно друг друга…
Утром на огромной коруции (румынская повозка) мы всем штабом выеха-ли в район учений.
В приказании нам предлагалось прибыть на северную окраину Белушеш-чий, а в действительности надо – на северную окраину Тодирешчий, где, соб-ственно, мы и нашли всех остальных офицеров соседних полков.
Ошибка штадива, если знаешь особенности румынских сел, извинительна: румынские села построены наподобие раскрытой папиросницы – одна поло-вина с одним, а другая – с другим наименованием, но концы их (окраины) од-новременно или южные или северные. Не трудно спутать: на сто метров ближе – северная окраина Белушешчий, а на сто метров дальше – уже север-ная окраина Тодирешчий. Между ними нет никакого перехода, даже изгоро-ди, чаще из колючей проволоки, непрерывны…
У боярского обширного дома на северной окраине Тодирешчий собралась большая группа штабных офицеров. Одни закуривали, другие оживленно бе-седовали, третьи заигрывали с «девчатами» из медсанбата, четвертые окру-жили незадачливого «казака» в серой папахе и с красными лампасами на штанах, с хохотом старались вытащить его саблю из ножны. «Казак» (это ор-динарец одного из тыловых командиров. А известно, что данная категория вместе со своими ординарцами любила пофорсить) сопротивлялся, но четве-ро офицеров вцепилась в его ножну, трое – за эфес сабли, двое – за плечи «ка-зака».
И… бац! Клинок со скрежетом вылетел из ножны. На солнце, на свер-кающей стали клинка, похожие на пятна крови, выступили шершавые бугор-ки запущенной ржавчины. Вот почему для изъятия клинка из ножны потребо-валась сила целого полувзвода людей. Подошел как раз начальник штаба ди-визии, неторопливо осмотрел ржавый клинок и немедленно отправил скон-фуженного «казака» на гауптвахту.
Пока не начинались занятия, я занялся осмотром дома. Это обширное зда-ние с островерхой башенкой над центральным входом, обращенным на вос-ток (это почти традиция: входы с востока), с круговым коридором и с огром-ными окнами с вставными рамами (Они держались не на петлях, как принято во всей Европе, а на своеобразных застежках – на изогнутых коленцем же-лезных защелках, вращающихся вокруг своей оси).
На северо-восточном углу дома, прячась за ним, была угловая (тоже ост-роверхая) неширокая башня, увенчанная шпилем, подымающимся выше гребня сизой железной кровли. В башне, на высоте трех метров от земли, - узкие окна с полувырванными решетками (немцы заготовляли металлолом). В эту башню, как пояснил нам старик-румын, боярин садил своих слуг «за строптивые характеры».
В коридоре, опоясывавшем все здание, было светло, но во внутренних комнатах – царил полумрак, так как огромным коридорным окнам противо-речили небольшие сравнительно окна внутренних комнат. Создавалось впе-чатление, что дом был всунут в другой дом наподобие двустенной коробки.
Под потолком вился темный орнамент из гипсовых листьев кукурузы и кукурузных «початок», а остальная часть стен была гладкая, белая. На стенах сидела серая пыль, в углах шевелилась паутина. В каждой комнате – большие стеклянные двери, а в одном из углов кирпичные строеньица, похожие на ка-мины. Веет от многого вкусом московских бояр от XV до XVII веков.
На деревянных полах, разлинованных цветными шнурами узких прокла-дочек, играли радужные пятна света, прошедшего через разноцветные стекла узорчатых окон. Везде фигурность, замысловатость, - отражение замыслова-той жизни людей с феодальными вкусами, дожившими до века индустриаль-ных бурь и величайшей мировой войны. Теперь они сбежали, услышав грохот русских «Катюш». Далеко ли смогут убежать?
Сосны под окнами дома, сосновая роща невдалеке. Светло-зеленые пом-поны ветвей сделали сосны похожими на кокотливых боярынь, недавних оби-тателей брошенного дома. К северу от дома – службы. Тут и каменный амбар с подвалом для вина и хранилищем для кукурузы, и сарай для скота, и карет-ный двор. За службами пошли дубовые леса, потом горы и горы. Преддверие Карпат.
Непонятный край остатков дикости и нищеты, рядом с которыми, как но-вые бархатные заплатки на порванной сермяге, ужились изысканный уют и сказочная нега правящих классов, стремящихся походить на весь цивилизо-ванный мир, но не желающих быть румынами. Это видно даже потому, что в забитых книгами шкафах боярского дома мы нашли и французские, и англий-ские, и японские и немецкие издания, но не нашли ни одной книги крупней-шего румынского прозаика Михая Садовяну, хотя именно он являлся (и явля-ется) прекрасным знатоком живого народного румынского языка. Не нашли мы среди целого вороха нот и партитур, сваленных в лакированный вишне-вый ящик, имени известного всему миру румынского музыканта Г. Энеску. Он – в эмиграции, а его творения – забытии.
Невдалеке от стены зияла воронка от снаряда, прилетевшего с востока. От него в свое время брызнули стальные осколки и на кирпичной стене образо-вались красные язвы и царапины, содрана штукатурка. В вековечном обозле-нии на бояр, кто-то из румынских крестьян поддел железным ломом резной карниз боярского дома и завернул его кверху вместе с сизыми листами кро-вельного железа. Потом, видимо, крестьянин плюнул на это дело, слез вниз, а лом так и продолжал торчать в изувеченном карнизе, как гарпун в боку каша-лота. Во дворе валялась «универсальная румынская мельница» - деревянная ступа, удивительно похожая на дубовую ступу, которая имелась и в моей се-мье и о старости которой не могли ничего сказать даже самые древние стари-ки: возможно, она была выдолблена во времена Мамая, когда понятие «Мельница» исчезло из обихода людей.
… Часа через два подполковник Некрасов вывел нас к отметке 394, кило-метрах в двух северо-западнее Беделицы. Там и началась учебная игра.
В полдень слушали радио из Москвы. 28 мая, как сообщили агенты ТАСС из Каира, два батальона немецких парашютистов были сброшены в районе главного штаба маршала Тито с целью его разгрома. Югославская охрана уничтожила или захватила несколько сот немецких парашютистов и не по-зволила им нанести какой-либо ущерб штабу Тито.
Эта неудачная немецкая операция все же очень интересна с точки зрения практического применения парашютных десантов в диких балканских го-рах…
… Учебную игру мы продолжили и 3 июня. Ничего знаменательного. «Домой» прибыли в одиннадцатом часу ночи. Командир полка сообщил мне новость: завтра, вероятно, передислоцируемся. Подполковник Одинцов уже выехал в штадив за приказом.
В 3 часа утра 4 июня мне позвонил командир полка майор Котов. Он про-сил к 6 часам утра выслать к нему конную группу офицеров для проведения рекогносцировки…
Выслав, кого положено, к Котову, я собрал в штаб офицеров спецподраз-делений и тыловых служб, потребовал привести к двум часам дня свои под-разделения и обозы в полную готовность к маневру.
В 10.20 из штадива уточнили, что мы своим полком должны сменить всю 3 гв. ВДД, оседлать дорогу из Боташани в Тыргэп Фрумос в районе юго-восточнее деревни Кукутений. Дополнительно выслал к Котову ПНШ-5, ма-рийца Кудрявцева, двух офицеров резерва и взвод разведчиков, начал прини-мать доклады командиров о людях, о транспортных возможностях, о готов-ности к маневру.
Наступило 5-е июня. Штадив, как всегда, снова все перепутал, и пошло все вверх тормашками: надо бы начинать с другого конца. Люди возвратили назад. Сегодня сдадим свою оборону представителям 36 СД, а в ночь уже примем оборону от 3-ей воздушно-десантной дивизии.
С утра в штабе шелестели бумаги: чертили десятка три схем, писали при-казы. Многое из этого совершенно не нужно сейчас (например, зачем нужен учебный приказ, когда готовится действительный маневр), но туповатый Не-красов считает хорошим тоном не пересматривать своих приказов, хотя бы как изменилась обстановка. Пусть улыбнутся такому порядку наши детишки. А для Некрасова строки моих записок будут неплохим зеркалом: посмотрится и оправится, причешется…
… Сегодня узнали, что 4 июня американские и союзнические войска заня-ли Рим, первую из трех столиц стран «Оси». Рим – символ начала наступле-ния союзников на гитлеровскую Европу. И почем знать, какие потрясающие вести может услышать мир в течение ближайших дней. Вести эти будут радо-стными для нас и горькими для нацистов всего мира. Привет 5-й американ-ской армии, занявшей Рим!
… Наступил теплый вечер. Ординарец угостил меня румынскими череш-нями. Розовые, мясистые, они похожи на скороспелые «шпанские» вишни и имели приятный сладкокислый вкус и ароматный запах. Я улыбнулся: ру-мынские сады протянули свои благословенные ветви с плодами ко ртам «рус-ских необыкновенных оккупантов», помогающих побежденному народу ма-териально (мало ли людей из румынского населения накормили наши кухни и духовно румынское население оккупированной зоны за два месяца прослуша-ло лекций и докладов больше, чем предшествующее поколение румын – за всю жизнь).
… В ночь под 6-е июня мы заняли новый участок обороны, потеряв при этом двух бойцов ранеными и одного сержанта убитым. Новый КП мы уст-роили в глубоком овраге в одном километре северо-западнее церкви Бейче-ний. Над нами высокий бугор, с которого на многие километры вперед про-сматривалась полоса земли, занятой врагом.
… Принял радиошифровку о том, что на 1-м Украинском фронте появи-лись немецкие радиоуправляемые танкетки малых размеров, снаряженные 50 килограммами ВВ. Специальное назначение этих танкеток: вызов на себя ог-ня ПТО, наблюдаемого потом немцами-корректировщиками, разведка мин-ных полей, проделывание проходов в заграждениях и минных полях. Танкет-ки эти можно выводить из строя огнем пулеметов и противотанковых ружей.
Утром 7 июня узнал великолепную новость: на заре 6 июня 1944 года во-енно-морские силы союзников под командованием генерала Дуайта Эйзен-хауэра при поддержке крупных военно-воздушных сил начали высадку союз-ных армий на северном побережье Франции. Открыт Второй Фронт в Европе. Мы дожили до него. Близится третья годовщина 2-й мировой войны. Канун ее уже начинает бурно проявляться: пал Рим, отрекся король Виктор-Эммануил, высадись союзные войска в Северной Франции. Третьей годовщине войны не обрадуются в Берлине, не обрадуются и в Токио.
Генерал Эйзенхауэр выступил по радио с обращением ко всему миру и заявил 6 июня, что «Высадка союзников в Северной Франции представляет собой часть согласованного плана освобождения Европы совместно с наши-ми русскими союзниками. Те, кто сотрудничал с врагом, будут устранены».
Перед началом операции каждому солдату союзных армий вторжения был вручен напечатанный приказ Эйзенхауэра, в котором говорилось:
«Солдаты, матросы и летчики экспедиционных сил союзников! Вы нахо-дитесь накануне вступления в великий крестовый поход, к которому мы стремились эти долгие месяцы. Взоры всего мира обращены на вас. Надежды и молитвы свободолюбивых людей во всем мире сопутствует вам. Вместе с нашими доблестными союзниками и собратьями по оружию на других фрон-тах вы осуществите разгром немецкой военной машины, избавите от нацист-ской тирании угнетенные народы Европы и обеспечите им безопасность в свободном мире.
Ваша задача будет нелегкой. Враг хорошо обучен, хорошо оснащен и за-кален в боях. Он будет яростно сражаться. Но мы живем в 1944 году. Многое произошло с тех пор, как нацисты одерживали победы в 1940 и 1941 гг. Объ-единенные нации нанесли немцам крупные поражения в открытых боях ли-цом к лицу. Наше воздушное наступление серьезно сократило их силу в воз-духе и их способность вести войну на суше. Наш внутренний фронт дал нам подавляющее превосходство в области вооружения и боеприпасов и предста-вил в наше распоряжение крупные резервы обученных солдат. Положение изменилось. Свободные люди во всем мире вместе идут к победе. Я вполне уверен в вашей храбрости, преданности долгу и боевом мастерстве. Мы не согласимся ни на что меньшее, чем полная победа.
Желаю вам удачи! И да будет благословение всемогущего Бога над этим великим и благородным предприятием!»
К исходу 7 июня воска союзников расширили плацдарм в Северной Фран-ции до 80 километров по фронту и до 20 километров в глубину.
9 июня 1944 года. Впечатлений так много, что рука устает записывать. За одну ночь под 8 июня союзники, бомбя немецкие позиции в Северной Фран-ции, совершили 13000 самолетовылетов. Военный корреспондент агентства Рейтер с борта английского эсминца сообщил о виденном начале вторжения во Францию утром 6 июня. Грандиозно. Более 600 военных кораблей союз-ников одновременно открыли орудийный огонь по немецким позициям. Ты-сячи бомбардировщиков обрушили на немцев свой удар. Клубы густого чер-ного и серого дыма заволокли побережье юго-восточнее Гавра. Огромные вспышки пламени, высокими столбами взлетавшего к небу, говорили за пря-мые попадания шестнадцатидюймовых снарядов в немецкие укрепления. За десять минут непосредственно перед высадкой десанта на побережье было выброшено 2000 тонн фугасных снарядов. В 7 часов 25 минут утра солдаты первой штурмовой волны союзников рассыпались по побережью.
Под руководством адмирала Бертрама Рамсея – командующего союзными военно-морскими экспедиционными силами – в сражении принимали участие два огромных морских соединения из канадских и английских военных ко-раблей (восточное), под командованием контр-адмирала Филиппа Вайнана и (западное) американских кораблей под командованием контр-адмирала Алана Керка.
Рузвельт, выступая 6 июня на пресс-конференции в Вашингтоне, заявил, что в Тегеране была решена дата вторжения, которая вполне удовлетворила Сталина. Приблизительно, вторжение должно было произойти в конце мая или в первых числах июня. Точно дата была установлена в последние не-сколько дней, так как это зависело от погоды в Ла-Манше. Рузвельт указал, что вторжение было отложено всего лишь на один день по сравнению с уста-новленной датой и причиной этого были неблагоприятные условия погоды. Рузвельт отрицательно ответил на вопрос – было ли место вторжения выбра-но на Тегеранской конференции и указал также, что точный день и час втор-жения, являвшийся вопросом стратегии, был поручен определению Эйзенхау-эра.
Этот крупный генерал-полковник уже 6 июня посетил район высадки со-юзников. Настолько уверен он в успехе начатой операции.
Пока еще нет авторитетной оценки операции союзников, но один вывод напрашивается сам собою: выгодно, очень выгодно подобные операции осу-ществлять крупными силами. Например, по данным Рузвельта, к двенадцати часам дня 6 июня, достигнув решающий успех, американцы потеряли только 2 эсминца и 1 десантное судно для переброски танков. Во время высадки де-сантов потери военно-воздушных сил составили всего около одного процен-та.
… Как вчера, сегодняшней ночью немцы продолжали лезть на позиции нашего полка, особенно на район обороны 4-й роты. Имеем убитых и ране-ных. Рядовой Ткач из 2 батальона и после ранения продолжал вести бой. Мы его представили к солдатскому ордену «Слава» 3-й степени.
Замечено, что противник подтянул к нам поближе до 250 танков. Прибыла откуда-то 46 пехотная дивизия немцев. Ожидаем жарких боев. К нам тоже подошли танки 27-й Отдельной танковой бригады. Непрерывно подходила артиллерия. Надеемся перемолоть немецкие танки. Настроение у нашего на-рода приподнятое. Большую роль в этом сыграло открытие второго фронта. С наступлением сумерек, для уплотнения наших боевых порядков на самом опасном месте, прибыла отдельная 63 штрафная рота. В ней одни бывшие офицеры. Когда-то Радек говорил, что нет никого опаснее офицера, с которо-го сорвали погоны. На самом деле мы убедились, что нет лучшего воина, чем штрафной офицер, кровью покупающий себе право на свободу и возврат по-гонов. Разные времена, разные оценки.
… Прочитал в «Красной звезде» от 6 июня 1944 года речь президента тор-говой палаты США господина Эрика А. Джонстона, произнесенную 3 июня на завтраке в наркомате внешней торговли в Москве. Поразительно умная речь. Война многому научила народы. Вопрос о торговле правильно постав-лен Джонстоном: лучше торговать с пользой для народов, чем сидеть на го-лодном распределительном пайке. Так уж мир устроен, что ни одно государ-ство, как бы оно ни было богато, не обойдется без товарообмена с соседями.
Отметив коренные различия экономической и политической систем СССР и США, Джонстон старательно подчеркнул наличие общих интересов, связы-вающих Советский Союз и США: наша общая решимость покончить с гитле-ровским режимом, наша обоюдная страсть к производству (СССР увеличил свою промышленную продукцию с 1928 по 1940 год на 650 процентов. Это достижение могут понять и оценить американские бизнесмены, которые вна-чале ошибочно считали советский социализм простой системой распределе-ния уже существующих богатств, а теперь поняли его как непрерывное уве-личение народного богатства, из которого с каждым годом будет все больше выделяться для распределения среди народа и увеличения производства. В этом отношении русские и американцы являются двумя молодыми народами, которым остается долго жить), наши взаимные интересы экспортной и им-портной торговли (Русский марганец нравится американцам и не знает, что он социалистический, как и американские станки, нравящиеся русским, не пахнут капитализмом. Они с такой же готовностью будут резать металл в Харькове, как и в Детройте. Это хорошо, что низшие формы неодушевлен-ной материи не имеют идеологии и могут, поэтому, служить посредниками между людьми самых противоречивых идеологий).
Оригинально аргументировал Джонстон свою мысль о необходимости тесных экономических отношений между СССР и США, сославшись на фак-тор географической близости территорий обеих государств:
«… наши две страны отстоят друг от друга всего на три мили. В неспо-койных водах северной части Тихого океана, в бурном проливе, названном по имени великого датского исследователя Беринга, плававшего по указанию Петра Великого, имеется два острова. Остров Большой Диомид принадлежит России, остров малый Диомид принадлежит США. Между островами узкий трехмильный пролив с очень быстрым течением. Между островами прошла также установленная людьми, воображаемая, но практически весьма нужная, астрономическая линия, называемая Международной Линией Дня… На этих островах поэтому никогда не бывает один и тот же день недели. Туземцы, пробившись через бурный пролив в своем челне, в который они сели на Ма-лом Диомиде во вторник, через пару часов окажутся в Советском Союзе, где этот день называется средой. Это обстоятельство не смущает эскимосов.
… Нет, будем такими же мудрыми, как эскимосы, которые населяют оба Диомида. Они не боятся течения и благополучно плавают туда и обратно ме-жду двумя Диомидами, посещая друг друга, распивая чай и обмениваясь из-делиями домашнего производства на бартерной основе.
Последуем их примеру. Будем делать две вещи… Во-первых, давайте смиримся и примем за истину тот факт, что, без сомнения, в течение долгого времени мы будем жить в различные экономические дни.
Во-вторых, давайте будем посещать друг друга и торговать. Пусть будет больше советских людей, знающих долину Миссисипи. Пусть будет больше американских бизнесменов, знающих долину Волги.
… Мир завтрашнего дня будет принадлежать тем, кто может поставить богатства природы на службу человеку. Каждый из нас может помочь друг другу овладеть этими богатствами в наших интересах… Пусть вас не смущает течение. Пусть вас не смущает линия дня. За нынешние победы, за которые мы вместе боремся, и за будущий мир, ради которого мы должны вместе ра-ботать».
И ничего не скажешь. Правильная постановка вопроса. В вопросах тор-говли у нас должны быть сделаны такие же смелые шаги, как в вопросе рели-гии. С массами нет смысла спорить из-за обедни или аршина, когда надо сде-лать большое дело всемирно-исторической важности… Что ни лучше будет жить народу, тем он более будет предан строю, создавшему прекрасную жизнь.
10 июня 1944 года. В интересное время мы живем: открыт 2-й фронт, вой-ска союзников во Франции, Рузвельт опубликовал свою «Молитву», которую лично 7 июня прочитал по радио в два часа по Гринвичу, Демьян Бедный по-местил в «Правде» за 8 июня стихотворение «Отважным море не помеха».
(Взят Рим! Блистательная веха!
 На берег Франции взгляну:
 Десант и вширь и в глубину!
 Как говорилось в старину:
 – «Друзья, вперед! Дай бог успеха!»)
Автор «Евангелия без изъяна евангелиста Демьяна» срифмовал «не поме-ха» с фразой «Дай бог успеха».
Удивляться не стоит: сила солому ломит… Район Шербура и Гавра может войти в историю, как место, где начался разгром союзниками немецких за-падных армий. Летом 1945 года там будет развеваться флаг победивших со-юзных наций.
Утром 11 июня получены новые радостные вести: Ленинградский фронт под командованием Говорова прорвал сильно укрепленную оборону финнов на Карельском перешейке, занял город Териоки, углубился в финскую оборо-ну на 24 километра и успешно продолжает наступать.
… Маршал Бадальо оказался слишком правым, чтобы возглавлять бурную Италию. Новое итальянское правительство сформировало под главенством левого политического деятеля Иваноэ Бономи. В новом правительстве семь министров без портфеля, в их числе граф Сфорца и лидер компартии Тольят-ти (Эрколи). Жаль, что загруженность работой не позволяет мне широко комментировать события. А сейчас бы это легко делать, позже будут значи-тельно труднее.
12 июня. Союзники взяли Карантан (в юго-восточной части Нормандского полуострова, во Франции). Наши войска на карельском перешейке овладели 30 населенными пунктами.
13 июня. Ночь провел на НП. Фрицы вели непрерывный огонь с 10 часов вечера до 6 утра, после чего точно вымерли, ни звука. Наступил ветреный день. Над траншеей, ведущей на НП, мягко шелестели мясистые, широкие, как свиные уши, листья урюков. Плоды зелеными помпонами качались на ветвях. Они кислы до предела, но ПНШ-4 Гайриев жевал их с непонятным мне удовольствием и аппетитом. Над траншеей росли также грецкие и волоц-кие орехи, виноград, черносливы, шелковицы. Румыния богата флорой. Когда рвались в саду немецкие мины или снаряды, зеленые урюки и орехи сыпались на дно траншеи вместе с листьями и ветками. Солдаты топтали их своими са-погами, вдавливали в сырой грунт.
14 июня. Пасмурный день. Боевое затишье. Изредка хлопнет винтовочный выстрел или протрещит автоматная очередь и снова тишина. Наверное, как в пьесе Гандурина «Перед Бурей».
Под вечер принесли «Суворовский натиск», в котором опубликован ответ товарища Сталина на вопрос корреспондента «Правды» об оценке десанта союзников в Северной Франции. 13 июня Сталин ответил следующее:
«Подводя итоги семидневных боев освободительных войск союзников по вторжению в Северную Францию, можно без колебаний сказать, что широкое форсирование Ла-Манша и массовая высадка десантных войск союзников на севере Франции, – удались полностью. Это – несомненно, блестящий успех наших союзников.
Нельзя не признать, что история войн не знает другого подобного пред-приятия по широте замысла, грандиозности масштабов и мастерству выпол-нения. Как известно, «непобедимый» Наполеон в свое время позорно прова-лился со своим планом форсировать Ла-Манш и захватить Британские остро-ва. Истерик Гитлер, который два года хвастал, что он проведет форсирование Ла-Манша, не рискнул сделать даже попытку осуществить свою угрозу. Только британским и американским войскам удалось с честью осуществить грандиозный план форсирования Ла-Манша и массовой высадки десантных войск.
История отметит это дело, как достижение высшего порядка».
Если вдуматься в ответ Сталина корреспонденту «Правды», то станет яс-ным, что вторжение союзных войск во Францию не считается еще в полной мере вторым фронтом. Разговор Сталина с «корреспондентом «Правды» – умный прием подтолкнуть союзников на настоящий 2-й фронт, способный отвлечь на себя не 10, а не менее 80 дивизий немецких войск.
15 июня. Ночь прошла в боях. Имеем 3 убитых и 17 раненых. Но все рав-но своего добьемся, раз взялись: высота Сарка Ноуэ и высота 255.6 будут на-шими. Недаром мы вышли на гору Тэтарулуй.
… Днем – жара. К вечеру хлынул дождь, стало холодно. В своей землянке я засел за схему предстоящей операции. Воюю карандашом и линейкой. А потом придется батальонам воевать ружьем, где я обхожусь мыслью. На вой-не часто бывает, что надо сначала одолеть врага мыслью, а потом – шты-ком…
16 июня. В Румынии мало насекомых: безмолвие над цветами полей, лу-гов и цветов. Здесь опыление осуществляют или птицы или ветер…
Какой-то сумасшедший летчик протарахтел над нами на самолете «Капро-ни» и сбросил румынские журналы. Он, наверное, спутал наши позиции с ру-мынскими. В одном из журналов зеленой краской сделана карикатура: два солдата в касках и со штыками наперевес (побольше – немец, поменьше – румын) наступали на трехглавого дракона с красноармейскими шлемами на головах и серпом и молотом на животе. Дракон, пыша огнем, медленно пя-тился от Черного моря и от Крыма к Волге под напором бравых немецко-румынских солдат. Я расхохотался: где теперь эти бравые солдаты? Может, они гниют в приволжской земле, а может быть, потом своим восстанавливают разрушенные ими советские города. Ведь пленных мы не станем даром кор-мить хлебом…
… Наши самолеты стали ежедневно бомбить немцев в Белоруссии. Это верный признак подготавливаемого наступления. Берегись, фрицы!
Вечером стало известно, что Красная Армия на Карельском перешейке прорвала вторую линию обороны и за 5 дней, с 10 по 15 июня включительно продвинулась на 40 километров, расширив прорыв до 75 километров по фронту.
17 июня узнал, что меня наградили орденом Отечественной войны I сте-пени. Это за подвиг в Думбрэвице. На сердце радостно, что ратный труд мой оценен, не забыт…
…Оказалось немного свободного времени и я, правда в перелистку, про-читал некоторые рассказы из посмертного издания (1912 год) произведений Льва Николаевича Толстого. Пробежал глазами «Дьявол», «Фальшивый ку-пон», «Хаджи Мурат», «Записки сумасшедшего». Поразило меня, что и Тол-стой (разве нарочито) был небрежен в языке. Например, в «Хаджи Мурате» писал: «Накурившись, между солдатами завязался разговор» или «Мюриды его догнали…»
18 июня вечером радио сообщило о прорыве нашими войсками Третьей укрепленной линии на Карельском перешейке (линии Маннергейма) и выходе их на рубеж в 28 километрах южнее Выборга. События в Европе и на Карель-ском перешейке заставили Турцию позаботиться о своем будущем: разре-шивший проход немецких кораблей через проливы, министр иностранных дел (кажется, Мимиоджоглу) Турции ушел в отставку. Одной сволочью стало меньше. Но вина Турции перед нами мало пока уменьшилась…
К вечеру 19 июня, сокрушая линию Маннергейма, наши войска оказались уже в 16 километрах от Выборга. В это же время немецкие войска на полу-острове Котантен (Франция) оказались в ловушке у союзников. Англо-американцы начинают немцам преподносить котлы, наподобие русских.
… 20 июня меня посетил представитель журнала «Военный вестник» старший лейтенант административной службы Быковский. По его просьбе, я продиктовал ему статью для журнала на тему «Бой за узел дорог в лесисто-гористой местности». Это об опыте боев в Думбрэвице и на подступах к Хер-менештий.
Странный этот Быковский, типичный журнальный чиновничек. Он, на-пример, стал прямо таки в тупик перед тем фактом, что сотня человек нашего полка разрешила боевые задачи, посильные по уставу полнокровному полку в две тысячи человек. Долго бедняга думал, как же назвать эту группу – полком или отрядом? Будто в названии дело, а не в факте героизма. Вот такие сухари никогда бы не рискнули приводить устав в соответствие с жизнью. Они ско-рее бы постарались жизнь изнасиловать в рамках устаревших параграфов ус-тава. Как хорошо, что им не дано власти и размаха дальше журнальной ста-тьи. Была бы иначе великая беда.
… Вечернее радио сообщило, что 20 июня наши войска овладели Выбор-гом, а 21 июня стало известно, что наши войска севернее Онежского озера прорвали оборону финнов и завязали бои на улицах Медвежьегорска. По-видимому, бои на финском участке фронта вошли в решающую фазу, за ко-торой последует капитуляция или полный разгром финнов.
Дела наши пошли неплохо. Союзники овладели тремя четвертями полу-острова Котантен во Франции. Желтобрюхие и чернохвостые «Мустанги» ре-гулярно лупят немцев и румын здесь, на нашем участке фронта. Два дня тому назад мне пришлось наблюдать «челночную» операцию американской авиа-ции. Несколько десятков самолетов отлупили немцев на Сарка Ноуэ и потом пошли на советский аэродром в районе Боташани. Если бы после войны со-хранилась подобная дружба СССР и США, то и весь мир для нас не был бы страшным…
Сегодня, 21 июня 1944 года, «Суворовский натиск» опубликовал мою ста-тью «Слава гвардейцев» и тем исправил путаницу, внесенную в описание боя в Думбрэвице майором Ломп.
22 июня 1944 года. Исполнилось три года Великой Отечественной войны. Перебежчик, румынский солдат, заявил: «Мы войной недовольны, продол-жать ее бессмысленно, т. к. Россию нам не одолеть». Вот итог трех лет вой-ны. Этот же солдат в 1941 году видел смысл в войне, т. к. ему вдолбили тогда мысль об одолимости России. Время исправило взгляд и заблуждение. Страшные цифры встали перед глазами солдата: немецко-фашистские войска на восточном фронте потеряли 7800000 солдат и офицеров убитыми и плен-ными, до 70000 танков, 60000 самолетов, более 90000 орудий. За это же вре-мя Красная Армия потеряла 5300000 человек убитыми, пленными, пропав-шими без вести, 49000 танков, 30128 самолетов, 48000 орудий.
………………………………………………………………………………..
Сумасшедших мощностей достигло военное производство наших союзни-ков. Наши газеты в первой половине мая 1944 г. опубликовали «Иностранную хронику», в которой сказано, что «С момента возникновения войны Англия выпускала в среднем в час 2,5 самолета, 1.5 артиллерийского орудия, более 4000 снарядов и 180000 патронов. В 1943 году США и вся Британская импе-рия выпускали в среднем 14,5 комплектных самолетов, 9 артиллерийских орудий, почти 106000 снарядов и примерно 3000000 патронов».
… Поймали пленного, который показал. Что перед нами действительно находится 46 пехотная дивизия немцев. Эту дивизию советские войска били у Могилев-Подольска, у Каховки, под Севастополем, под Туапсе. Говорят, ее командир – генерал Ребке действительно порябел от переживаний. И вот, провоевав три года, дивизия оказалась на исходном положении, т. е. на том месте, с которого начинала свой оголтелый поход за покорение мира. Инте-ресно отметить, что эта дивизия в прошлом имела свой опознавательный символ – черный сапог на белом поле флага. Потом знак сапога заменили по-этическим прыгающим оленем. Олень таят по мере неудач дивизии на совет-ском фронте: исчезло туловище, осталась оленья голова, потом остались одни оленьи рога, наконец, ничего не осталось. К 22 июня 1944 года на белом штандарте дивизии не имелось уже никаких опознавательных знаков, а в со-ставе в самой дивизии не осталось ни одного старого гренадера. Молодое же «тотальное» пополнение дивизии предпочитает сдаваться в плен и сохранить свою голову, чем завоевывать для дивизионного штандарта право на оленью голову. Новый комдив генерал-майор Энгель, сказывали, срочно начинает перебрасывать дивизию в Белоруссию.
23 июня. Сегодня, по оперативным данным, наши войска начали наступ-ление севернее, северо-западнее и юго-восточнее Витебска, прорвали оборо-ну немцев на участке в 30 и в 25 километров, углубились в нее от 8 до 15 ки-лометров. Начинается период непрерывных ударов Красной Армии по врагу. Эти удары сведут немцев в могилу. Не спасут немцев и их самолеты-снаряды, запускаемые пока в сторону Англии. «Фау-1», а потом и «Фау-2», возможно, увеличат количество жертв, но не изменят нависшей над Германией судьбы…
Как сообщают газеты, на Англию вчера и сегодня продолжались налеты немецких радиоуправляемых самолетов снарядов ракетного действия, хотя некоторые базы этих самолетов уже захвачены союзниками в Нормандии. Для борьбы с немецкими самолетами-снарядами англичане успешно приме-нили свои самолеты «Темпест». Эти самолеты использованы на постоянной патрульной службе в воздухе над южным побережьем Англии. При появле-нии самолета-снаряда, самолеты «Темпест» устремлялись на него попарно. В первый период летчики, пилотировавшие «Темпест», открывали огонь по са-молету-снаряду с дистанции в 400 ярдов, потом изменили свою тактику и на-чали вести огонь по хвостовой части самолета-снаряда с дистанции 100 яр-дов.
Если самолет-снаряд взрывался в воздухе, небо озарялось красным све-том, а взрывная волна на мгновение переворачивала самолет «Темпест» вверх колесами.
По данным английской печати, немецкие самолеты-снаряды развивали скорость до 300-320 миль в час, имели радиус действия до 150 километров и обычно появлялись на высоте у 2500 футов. Во время темноты они пролетали и на меньшей высоте. Самолет «Темпест» тратил три минуты на уничтожение самолета-снаряда.
24 июня. Возвратившись из траншеи, где беседовал с бойцами, проверял оборону и установку пулеметов для ночной стрельбы, я почувствовал силь-ную усталость и вошел в блиндаж. Там стоял полумрак и тонкий лимонный запах. Сняв с себя снаряжение, я опустился на принесенные ординарцем вет-ви, чтобы немного отдохнуть. Твердое что-то оказалось у меня под боком. Пощупав рукой, я обнаружил упругий шар, похожий на яблоко, и отломил его вместе с мясистыми длинными листьями, напоминающими по форме собачьи языки. Это оказалась веточка волоцкого ореха с зеленым еще плодом.
Имея склонность к анализу, я сунул зеленый орех в рот и раскусил. Во рту обожгло, точно йодом, десна и губы мои мгновенно стали желто-бурыми. Внутренность раскушенного ореха, сочная и белая, напоминала головные по-лушария человеческого мозга. Вот здесь и происходил процесс выработки красящей и обжигающей жидкости.
… Вечером меня позвали к телефону. Говорили из дивизии, сообщая только что принятые по радио новости: войска 1-го Прибалтийского фронта сегодня, 24 июня, овладели Витебском, продвинулись на 40 километров и расширили прорыв до 80 километров по фронту.
25 июня снова гремели орудия Москвы, салютуя победам всех трех Бело-русских фронтов, 1-му Прибалтийскому и Карельскому. Надеемся, что скоро Москва отсалютует и нам…
26 июня. Поправочка: только сегодня овладели войска 1 Прибалтийского фронта (генерал армии Багромян) и 3 Белорусского (генерал армии Черня-ховский) Витебском. Окружена витебская группировка немцев в составе 5 пехотных дивизий. Войска 1 Белорусского фронта (генерал армии Рокоссов-ский) заняли Жлобин. На всех действующих фронтах за день освобождено от немцев около 1800 населенных пунктов. Если с такой поспешностью немцы будут драпать, то ясно, что им ничего не остается делать, как всю свою кино-хронику фабриковать в Германии на учебных полигонах в Вунсторфе и Ютерборге, пока туда не придут наши или союзные войска.
27 июня. Стоим у отметки 129 в 3 километрах севернее озера Хырбу. Ря-дом идет железная дорога из Хырлей в Поду-Илоаей, два километра севернее нас, в деревне Моара Префектулуй, разместились полковые тылы. В полутора километра северо-западнее нас – станция Котнарий. Все удобства. Местность здесь безлесная, кругом горы, буераки, ручьи. Немало странностей. Напри-мер, железную дорогу перерыли грунтовой, подорвали прекрасный мост че-рез речонку Бахлуй, а рядом с ним натянули мостик на живую нитку, шаткий, скрипучий. Едешь и ждешь, что вот-вот рухнет. Бахлуй, закованный в высо-кие и крутые берега течет на юго-восток, в не оккупированную пока зону Румынии…
29 июня. События развивались молниеносно: за считанные дни освобож-дены от немцев Могилев, Орша, Осиповичи и другие города. Наши войска вырвались на подступы к Минску. 26 июня одновременно с падением Витеб-ска, пал под ударами союзников Шербург – крупнейший порт на севере Франции. Германия запищала в тисках двух фронтов…
30 июня. Интересное совпадение: письмо известило о выезде жены из Ан-дижана на родину, США порвали дипломатические отношения с Финляндией, город Борисов накануне падения перед войсками 3 Белорусского фронта, по-лучен приказ о присвоении мне звания «капитан». Финляндия, заручившись поддержкой Германии, приняла глупое решение продолжать войну.
3 июля 1944 года. Еще первого июля взят Борисов, форсирована Березина, 2 июля 3 Белорусский фронт освободил Вилейку, Красное, перерезал ж. д. Минск-Вильно и вышел на рубеж в 20 километрах северо-западнее Минска. 1 Белорусский фронт освободил Столбцы, Городею, Несвиж, перерезал д. д. Минск-Барановичи. К исходу 3 июля войска 3 Белорусского фронта, при со-действии войск 1 Белорусского фронта овладели городом Минск. Вот это темп операций! Союзникам надо подражать России, а не топтаться на полу-острове Котантен…
5 июля. На кургане Пулина немцы устроили для нас радиоловый концерт, после чего предложили через громкоговорители переходить к ним в плен. Вот слепцы. Не понимают того, что наши войска рвутся к Берлину… Взят Полоцк, взято Молодечное. Наши войска в 25 километрах от Барановичей. Окружена крупная группировка немецких войск восточнее Минска.
6 июля 1 Белорусский фронт (Рокоссовский) взял Ковель. Сплошной ура-ган, на крыльях которого мчится наша Красная Армия на Запад, сметая с пути немецкие корпуса и дивизии, окружая их и уничтожая, если они отказывают-ся сложить оружие. Встать, Германия, идет Россия. Идет возмущенная со-весть, чтобы освободить мир от фашистского кошмара, покарать преступный гитлеризм.

КОНЕЦ ОДИННАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ

       
Тетрадь 12-я (7 июля 1944 г. – 28 августа 1944 г.)
7 июля 1944 года. Решил сегодня признаться, что уже несколько дней подряд владеет мной странное чувство, будто я возвращаюсь на Родину. В моем воображении, как наяву, вставали родные улицы, родные поля и сады, бесконечно милые лица близких и знакомых людей. В науке называли это чувство, кажется, носталогией, тоской по Родине. Сегодня начал перебирать свой скарб в вещевой сумке и поймал себя на том, что делал это так, как де-лали едущие в отпуск товарищи. Неужели в моей взбудораженной мечте есть доля правды, реальности, сбыточности. Я был бы бесконечно рад побывать с семьей хотя бы один день. Но отпускное дело у нас поставлено плохо, гораз-до хуже заграничных армий…
8 июля. Все те же чувства. На фронте – некоторое снижение темпов на-ступлений. Предвижу неожиданный ход войны. Сейчас 10 часов утра. В небе редкие облака. Над лугом свистели птицы, над горами и холмами кудреватое дрожание миражей. Слева, из-под Ясс, долетел до нас орудийный грохот. На нашем участке блаженная тишина.
… В 23.40 узнал, что наши войска заняли Барановичи и ворвались в город Вильно. Немного позже имел телефонную перепалку с Кривоплясовым и Уласовец. Они всеми силами и средствами рвутся к власти, считают всех ду-раками, в действительности же у них много сходства с крыловской лягушкой, пытавшейся стать волом…
9 июля. Взят город Лида. Освобождено 1200 населенных пунктов. Север-нее Яссы немцы перешли в наступление. К нам прибыли многочисленные ар-тиллерийские системы и танки. Мы готовы к неожиданности.
10 июля. Завтра в ночь сменим в 1-м эшелоне 25-й полк нашей дивизии.
… Освобождены Лунинец, Слоним (Войска 1 Бел. фронта Рокоссовского).
11 июня. Выехал к недостроенной церкви в Котнарий. Это на крутейшей горе, откуда хорошо видны немецкие позиции. Сюда прибыл и Некрасов. Злой, не выспавшийся, он не говорил с людьми, а рвал, точно лаял…
… Потом приехал на занятия начальник штаба 7 гвардейской армии гене-рал-майор Лукин, кареглазый мужчина с мясистым носом, седеющими темно-русыми волосами и широким ртом, заполненным металлическими зубами. Генерал-майор одет в темно-зеленый китель, в голубые галифе с красным лампасом, в крохотные хромовые сапоги с золотистыми шпорами.
Лукин должен был прочитать нам лекцию о Секретном управлении вой-сками, но у него не хватило времени: усевшись на скамью в тени яблонь и груш, он начал нам рассказывать о делах минувших. И рассказывал, надо от-дать справедливость, интересно. Он рассказал нам как во время гражданской войны был комендантом Луги, как в Сталинграде беседовал с немецким фельдмаршалом Паулюсом, который требовал порядка в приеме его техники и вооружения, капитулировавшей 6-й армии, как наши солдаты тут же обди-рали кожаное прикрытие с немецких машин.
Во время рассказа генерал-майор Лукин вел себя неспокойно: постукивал пальцами о стол, чесал свои порыжевшие брови, дергал плечами. Золотой по-гон его посверкивал при этом, отражая солнечные лучи, падавшие сквозь ли-ству деревьев. Было видно, что он не одобрял солдатских поступков по обди-ранию немецких машин, но допускал это сознательно, чтобы подчеркнуть размер немецкого поражения и оттенить древнюю истину, что «Победителей не судят»…
Закончив свои воспоминания, генерал-майор Лукин посмотрел на ручные часы, зевнул, немного подумал и начал экзаменовать начальников штабов полков, спрашивая у них наизусть цифры о личном составе, о вооружении, о боеприпасах. Пришлось и мне отчеканить ему данные о боевом и численном составе 22 гвардейского воздушно-десантного полка. Не могу утверждать. Что я был совершенно точен: в количестве патронов, людей и автоматов все-гда могли быть погрешности. Но я докладывал без запинки, и это понрави-лось Лукину. Зато одного из начальников штабов он долго и придирчиво па-рил за заплетание языка. В конце концов, выяснилось, что этот начальник штаба полка выпил для храбрости лишнее… Лукин расхохотался и прекратил испытания…
Занятия были закончены оглашением ряда практических советов о пере-мещении КП на новое место, об использовании радио, телефона, бегунов и других средств связи, о лучшем пользовании кодированными картами и ко-дированными переговорными таблицами. Лукин категорически потребовал до тех пор не снимать средства связи со старого КП, пока новый КП будет оборудован и связан с подразделениями и вышестоящими штабами.
Мы все были согласны с Лукиным, но часто не могли так делать из-за хронического недостатка телефонного провода, раций или питания к ним. Приходилось месяцами сидеть на голодном лимите и у опечатанных радио-станций: берегли энергию для напряженных периодов боя…
… В ночь под 12 июля перешли в 1-й эшелон дивизии, сменив 25-й полк.
… 13 июля мы узнали, что с 10 июля Гитлер объявил Восточную Пруссию военной зоной, перенес свою ставку из города Летцен (Вост. Пр.) в глубь Германии, призвал на военную службу подростков 1927-1929 годов рожде-ния. Разумеется, все это сделано Гитлером в связи с продвижением наших войск за Вильно, за Лиду и т. д.
… В 23.20 радиосообщение о взятии нашими войсками Вильно.
Нашей разведкой получены сведения, что в период 15–17 июля румынская армия намерена перейти в наступление на фронте Яссы-Пашкани. Пусть по-пробуют. Ждем в гости.
14 июля. 1 Прибалтийский фронт освободил станцию Опочка. В Белорус-сии заняты нашими войсками Пинск, Волковысск.
… Четвертый день работает в штабе практикант капитан Захаров, слуша-тель военной Академии имени Фрунзе. Академистый парень, бумажник, хотя и не глупый. Безнадежно спорит со мной, что в Германию наши войска вой-дут не через Восточную Пруссию, а через Венгрию. Он аргументирует тем, что в Восточной Пруссии все восточные стенки домов каменные, а вся водная система подготовлена к затоплению местности. Мальчишеские рассуждения. Никакие укрепления не выдержат нашего удара, а стратегия ищет направле-ние главного удара не там, где меньше укреплений, а там, где наш успех при-ведет к поражению жизненных центров противника. В этом смысле – Вос-точная Пруссия, а не Венгрия является первостепенным объектом нашего внимания. Сюда именно и придут наши войска уже этим летом или осенью.
Сегодня Захарову понравилась моя статья о боях за Путиловку. Он пере-писал ее в свою тетрадь, чтобы использовать для академической зачетной ра-боты на тему «Сила внезапного удара».
16 июля. Взят Гродно.
17 июля. Мы вели неудачную разведку (четверо ранено, столько же про-пало без вести).
18 июля. Немцы и румыны в районе Пашкани вклинились в нашу оборону на полтора километра, но к вечеру положение восстановлено. Нашей развед-кой захвачен пленный из немецкой роты. Он показал, что румынское наступ-ление не состоится, т. к. немецкое командование начинает перебрасывать ку-да-то свои войска…
Поздно вечером получили радиоизвестие о том, что три дня тому назад перешли в наступление войска 1 Украинского фронта. Они прорвали немец-кую оборону на фронте в 200 километров, продвинулись на 50 километров, освободили до 600 населенных пунктов и 8 городов, в числе которых Броды, Красное, Порицк.
… В начале июля советские войска окружили восточнее города Минск крупную группировку немецких войск и предъявили им ультиматум о капи-туляции. Командир 12 немецкого армейского корпуса генерал-лейтенант Мюллер, исполняющий обязанности командующего 4 немецкой армией, 8 июля принял ультиматум советского командования и издал приказ по немец-ким войскам о капитуляции. Приказ этот настолько интересен, что я его по-мещаю в своих записках.
«Приказ генерал-лейтенанта Мюллера немецким войскам, окруженным восточнее реки Птичь.
8.7.1944 г.
Солдатам 4 армии, находящимся восточнее реки Птичь.
После недельных тяжелых боев и маршей наше положение стало безвы-ходным. Мы свой долг выполнили. Наша боеспособность пала до минимума и нет никакой надежды на снабжение. Русские, по сообщению Верховного Командования, стоят у города Барановичи. Последние пути через ближайший водный рубеж нам перерезан. Нет никакой надежды выбраться отсюда наши-ми силами и средствами. Наши соединения беспорядочно рассеяны. Колос-сальное число раненых брошено без всякой помощи.
Русское командование обещало:
а) медицинскую помощь раненым;
б) сохранение офицерам холодного оружия, а солдатам – орденов.
Нам предложено: все вооружение и снаряжение собрать и сдать в непо-врежденном виде; окончить бессмысленное сопротивление.
Я приказываю:
Немедленно прекратить борьбу. Местным группам от 100 до 500 человек собираться под руководством офицеров или старших унтер-офицеров. Ране-ных собрать и взять с собой. Мы должны показать дисциплину и выдержку и как можно быстрее начать проводить эти мероприятия.
Этот приказ письменно, устно, всеми средствами передавать дальше.
Мюллер, генерал-лейтенант, командир 12 армейского корпуса»

По получении приказа немцы прекратили сопротивление и сложили ору-жие. Дисциплинированный народ!
20 июля. Вслед за 1 Прибалтийским фронтом пришел в наступательное движение 3 Прибалтийский фронт южнее города Остров. С 17 июля по сего-дня освобождено более 700 населенных пунктов. Сегодня 1 Украинский фронт (маршал Конев) вышел на реку Западный Буг, оказался в 7 километрах от Львова, занял Раву Русскую и Новоград Волынский.
… Поздним вечером я возвратился с переднего края весь мокрый и гряз-ный. Внезапно хлынувший дождь размочил все. Всю ночь шел местный бой. Я до утра дежурил у телефонных аппаратов. Гудение зуммеров, грохот пу-шек, треск пулеметов и автоматов. Все это надоело, впиталось в меня, как угольная пыль в шахтера…
21 июля. Жаркий день и к тому же спокойный. Измотавшись за ночь, нем-цы и румыны сидели теперь смирно. Просмотрел пачку центральных газет за 19 июля 1944 года. Наиболее интересным материалом оказалось заявление немецкого генерала Гофмайстера, бывшего командующего 41 германским танковым корпусом, на имя Командования Красной Армии. Генерал-лейтенант Эдмунд Гофмайстер сдался русским в плен в начале июля под Боб-руйском. Его заявление относится к числу тех документов, которые показы-вают врага изнутри. Нелишне будет выдержки этого заявления привести в моих записках.
Гофмайстер заявил: «… К моменту русского наступления в Белоруссии, начавшегося в 20-х числах июня, я командовал «группой Гофмайстер», в ко-торую входили: 46 пд под командованием генерал-майора Энгель, 383 пд, ко-торой я командовал лично, и 6 пд под командованием генерал-лейтенанта Гейне. Эта группа входила в состав 35-го армейского корпуса под командова-нием генерал-лейтенанта Лютцов.
На второй день июньского наступления русских участки обороны 35-го армейского корпуса и 41-го танкового корпуса были прорваны русскими вой-сками, а командующий 9-й армией, в состав которой входили эти корпуса, ге-нерал от инфантерии Иордан был отозван в ставку. В связи с этим генерал Вейдлинг был назначен командующим 9-й армией.
Вместо него командующим 41-го танкового корпуса был назначен я, а «группа Гофмайстер» была распущена.
Вечером 25 июня… я занял оборону западнее Бобруйска.
… Утром развились бои за Бобруйск. Русские атаковали со всех сторон. Войска моего корпуса были полностью окружены… Утром 28 июня мне было приказано сдать Бобруйск и со всеми силами пробиваться в северном направ-лении. Но этот приказ пришел с опозданием на 24 часа.
В течение последующих 6 дней я находился в непрерывных боях с рус-скими, которые постепенно уничтожили мои части. С группой в 12–14 чело-век мне удалось добраться до деревни Погорелое… Спустя примерно 4 часа в Погорелом появились русские пехотинцы и кавалерия. Они проследовали на север.
Надеясь встретить части 9-й армии, я укрылся в болотистом лесу, однако через 3 дня вынужден был послать парламентера к русским и сдаться в плен. Так нашли свой конец 41-й танковый корпус и основные силы 35-го армей-ского корпуса.
Эта катастрофа явилась результатом не только превосходства силы рус-ских, но и следствием допущенных грубых ошибок германской стратегии. Эти ошибки в основном сводились к следующему: линия обороны 35-го ар-мейского корпуса, проходившая между Днепром и Березиной, была слишком растянута и недостаточно сильна. Командиры соединений предлагали коман-дованию группы армий сократить линию обороны, однако, командование группы армий не имело таких полномочий.
За 7 или 8 дней до начала русского наступления командующий группы армий генерал-фельдмаршал Буш прибыл в мое расположение в лесу около Мормаль и заслушал мой доклад. В докладе я указал ему на невыгодность моих позиций и просил разрешения отойти, чтобы сократить линию фронта. Однако, фельдмаршал Буш заявил мне, что Гитлер запретил всякое отступле-ние и приказал защищать каждый метр земли. Хотя, на мой взгляд, этот при-каз был ошибочным, я вынужден был его выполнить.
Я должен заявить, что поражение в Белоруссии является не единственным примером бездарного командования Гитлера. Когда фельдмаршалы Лееб, Лист, Рундштедт, Бок, Браухич, генерал-полковник Гальдер и многие другие пытались указать на эти ошибки, Гитлер прогонял их с занимаемых постов.
… Та стратегия, которую проводил Гитлер, привела к поражению под Сталинградом и поколебала веру немецкого народа и германской армии в во-енное руководство Гитлера (Только в военное, заметьте. Н. Б.) Эту веру еще более поколебала отставка генерал-полковника Гальдер, потому что он был не согласен с такой стратегией.
… Когда немецкие войска находились под Сталинградом и проникли глу-боко в районы Кавказа, Германия не имела достаточных резервов, чтобы удержать такую территорию. Гитлер должен был бы отвести войска, чтобы иметь возможность держать сокращенный фронт. Но он отдал приказ удер-живать всю линию фронта. Эту ошибку видели пожилые генералы, которые имели большой военный опыт и военное образование. Молодые же генералы, например, Роммель, Дитль, Шернер, Кейтель, которые не прошли большую военную школу, не заметили этой ошибки. Сталинград был хорошим уроком, но ошибки продолжались (яркий пример зависимости стратегии от политики. Н. Б.) К ним следует отнести наступление на Орловско-Курской дуге в июле 1943 года против больших сил, попытки удержаться на Нижнем Днепре, окончившиеся окружением немецких частей, и, наконец, катастрофа в Бело-руссии.
Все это, естественно, вызывает недовольство со стороны опытных немец-ких генералов и усиливает недоверие к гитлеровскому руководству (Эта часть заявления весьма многозначительна: в умах немецких старых генералов блу-ждает идея милитаристского бунта. Они не прочь спихнуть Гитлера, а войну продолжить более искусными методами. Н. Б.)
Однако недовольные таким положением генералы вынуждены молчать, т. к. Кейтель заявил, что любая критика германского руководства будет карать-ся смертной казнью.
Гитлер сам знает о недоверии к его командованию и предпринял ряд мер к тому, чтобы поднять настроение. С этой целью в Германии было введено три или четыре курса, на которых руководители германского правительства пы-талось разъяснить генералам свою политическую линию.
Я лично в конце мая этого года в числе других 150 генералов и адмиралов был вызван на такие курсы в местечко Зонтгофен… Совещание продолжа-лось пять дней. Выступали фашистские партийные деятели Геббельс, Гимм-лер, Гроссе, фельдмаршал Кейтель. Они говорили, что мы обязательно выиг-раем войну, но не сказали, какими средствами они намерены выиграть войну. Из Зонтгофена мы направились в резиденцию Гитлера в Берхтесгаден, где он обратился к нам с речью.
Гитлер выглядел больным. Опухшее лицо, тихий голос и путаный разго-вор. В своей полуторачасовой речи Гитлер неоднократно говорил о трудно-стях того периода, когда национал-социалистская партия пришла к власти. Он говорил о том, что хотел стать архитектором и художником, но в результате катастрофического исхода мировой войны и Версальского договора он был вынужден стать государственным деятелем. Он также говорил о больших ус-пехах своей деятельности, об освобождении Рейнской области, говорил о восстановлении германской армии. Затем Гитлер указал, что Германия под-верглась нападению со стороны Франции, Польши и Англии, и если бы он не опередил Россию, то последняя также напала бы на Германию. В заключение Гитлер заявил о необходимости продержаться до полной победы, которая придет. Для этого он рекомендовал генералам заниматься национал-социализмом.
… Как и следовало ожидать, часть молодых генералов была восхищена речью Гитлера, а старые и опытные генералы отнеслись к ней скептически, ибо каждый из нас пришел к выводу, что пустыми словами о государстве, о победе, о вере в национал-социализм положение на фронте не спасти. Для этого необходимы солдаты, пушки, танки и самолеты. Германии придется от-ветить на вопрос, каким образом она сможет создать основы для ведения пе-реговоров о мире с другими государствами, с Гитлером они переговоров вес-ти не станут, следовательно, необходимо создать другие предпосылки (Гоф-майстер этими словами, если вдуматься, подталкивает своих коллег в Герма-нии к бунту. Поймут ли там, дойдет ли это до них? Н. Б.)
Заявление написано мною на даче под Москвой. Я ничего не имею против его опубликования. ГОФМАЙСТЕР».

Хорошо начинают петь немецкие зяблики, попавшиеся в нашу золотую клетку. Они теперь усиленно думают о сохранении своей шкуры, почему и говорят много правды, чтобы умилостивить победителей. Только победонос-ная Красная Армия развязала генеральские языки, которые долго молчали, припугнутые Кейтелем…
Не успел я записать заявление Гофмайстера и произвести свои к нему за-мечания, как в штаб ввалился лейтенант из корпусного штаба. Он по специ-альности – военный топограф, а прибыл к нам в полк с целью уточнить пе-редний край и нанести его на корпусную схему. По ходу сообщения мы про-шли в траншею. С высотки, по которой вились окопы, был виден широкий луг, дорога, село – в зелени садов. Солнце пекло. В воздухе висела волнистая голубая дымка испарений. На выжженных гребнях гор, обрамлявших луг, рвались мины, клубилась бурая пыль.
В траншее навстречу нам шагнул молодцеватый старшина Кизейков. Он доложил:
– Пулеметный расчет углубляет знания материальной части и совершенст-вуется в пользовании стрелковой карточкой…
– Но вы же не пулеметчик, а бронебойщик, – заметил я.
Старшина смущенно улыбнулся:
– Мои бронебойщики расположены рядом, – он показал рукой на бруст-вер, с которого смотрели вниз на дорогу замаскированные стволы противо-танковых ружей. – А интерес во мне и к пулемету лежит. На войне все приго-дится.
В это время, держа в руке стрелковую карточку, подошел командир пуле-метного расчета гвардии сержант Руднев, попросил разрешения задать не-сколько вопросов.
– До домика и до куста расстояние одинаковое, – сказал сержант. – Это я сам измерил. Между тем, куст кажется дальше, а домик ближе, если отсюда на них смотреть. Почему это?
Сержант смахнул кистью руки пот со лба и умолк, ожидая ответа. Заинте-ресованно придвинулись бойцы-пулеметчики.
В завязавшейся беседе выяснилось, что офицер Батраков, в подразделении которого состоял сержант Руднев, не уделял внимания обучению своих под-чиненных искусству определять расстояния.
Гвардейцы с глубоким интересом прослушали наши разъяснения о том, что мелкие предметы кажутся дальше крупных при одинаковом до них от нас расстоянии, что предметы яркого цвета кажутся ближе темно-окрашенных предметов, что в сумерки все расстояния кажутся большими, а в солнечный день – меньшими, что в горной местности все предметы кажутся ближе дей-ствительного расстояния. Тут же мы объяснили несколько простейших спо-собов определять расстояния подручными дальномерами: пальцем, спичеч-ной коробкой, винтовочной мушкой и т. д.
Лейтенант-топограф настолько заинтересовался затронутой темой, что и забыл о своем прямом назначении. Он более двух часов популяризировал среди гвардейцев топографические и геометрические приемы определения расстояний, а также делился мудростью глазомера. Занятия наши были пре-рваны начавшимся огневым налетом. Немцы минут двадцать гвоздили по нашим боевым порядкам из минометов и орудий, а когда закончили свою ра-боту, засыпанный пылью лейтенант, смущенно улыбаясь, промолвил:
– Теперь, капитан, выручайте меня. Придется начертание переднего края обозначать по вашим схемам…
– Конечно, – согласился я. – Идем!
Через час лейтенант отбыл в дивизию, перечертив «линию» переднего края с моей схемы на свою карту. И он не прогадал: мы и для себя всегда чер-тили схемы с большой точностью, чтобы не попасть под огонь своей артил-лерии и избежать горькой шутки: «ноль-ноль пять, по своим опять!»
… В половине июня французские патриоты освободили город Сен-Жьюнен. Сегодняшние газеты сообщили, что французские вооруженные от-ряды сопротивления снова имели большой успех. Они освободили города Форкалькье, Манас, Мангд и Манжак.
… Шведская газета «Афтонтиднинген» сообщила о начавшемся бегстве немцев из Восточной Пруссии, так как Красная Армия подошла к воротам Германии.
22 июля радио известило, что 20-го произведено покушение на Гитлера, который отделался ушибами и ожогами. О месте покушения ничего не гово-рится. Хотя германское информационное бюро сообщило о тяжелом ранении многих из свиты Гитлера (генерал-лейтенант Шмундт, полковник Брандт, со-трудник Гитлера Бергер), но у меня возникло подозрение, было ли покушение на Гитлера? Не хитрая ли это попытка Гитлера улизнуть в подходящий мо-мент из бренного мира живых в какую-нибудь трущобу и отсидеться там до лучших времен?…
… Вчера войска 3 Прибалтийского фронта (генерал-полковник Масленни-ков) освободили город Остов. В это же время западнее города Любомль наши войска форсировали Западный Буг на фронте в 60 километров и продвину-лись в глубину на 15 километров. Фактически они вышли на польскую терри-торию, но о границе разговор будет потом.
23 июля. Вчера к исходу дня наши войска завязали уличные бои в Пскове, вышли на государственную границу с Финляндией, оказались в 6 километрах от Бреста.
… Разнесся слух, что Гитлера заменили неким фельдмаршалом Кейтелем. Вариант возможный, но, думаю, пока не имеющийся в действительности.
…Вышли с капитаном Захаровым, стажером из Академии, в горы. Он рас-сказал о своем участии при ликвидации Республики немцев Поволжья, Чече-но-Ингушской АССР, Калмыцкой АССР и Южно-Осетинской области, по-смевших изменить Советскому Союзу в пользу немцев. В Чечено-Ингушской обошлось без боев, а в других местах пролилась кровь. Берия за успешную ликвидацию изменнических республик получил орден Суворова 1-й степени. Так вот они, опозорившиеся деятели! А сколько мы их лелеяли, сколько хо-лили и жалели! Подлецы и сволочи! Русский народ, вот кто никогда не изме-нял своей отчизне и не изменит. Слава ему, великому и бессмертному, но… Берия!
… Под вечер вызвал меня к себе подполковник Уласовец, заместитель ко-мандира дивизии. Навстречу мне он вышел вместе со своей фавориткой, го-лоногой бабой со светлыми кудряшками завитых волос на круглой, как мяч, голове. Фамильярно огрев ее ладонью по спине, Уласовец сказал:
– Ну, иди погуляй, а я займусь с капитаном.
«Занимались» мы с ним часа два, пока легли на землю сумерки. В двери блиндажа уже несколько раз нетерпеливо просовывалась завитая круглая го-лова фаворитки и, фыркнув, исчезала. Наконец, я получил разрешение идти и с облегчением переступил порог блиндажа, закрыл за собою дверь. Меня чуть не сбила с ног разгневанная «Фурия». Она молнией промчалась в блиндаж, чтобы дать подполковнику крепкую головомойку. И поделом его. Завел фа-воритку, сиди с ней, а не «занимайся» по два часа с капитанами, которые и в десять минут способны понять, чего хочет от них умный начальник.
Я уже направился, было, по дороге в штаб своего полка, как меня оклик-нул старшина Логинов, работавший теперь в оперативном отделении штадив. Он сказал, что через полминуты будет принята по радио лекция о событиях в Германии, ее можно послушать. Мы прошли вместе к радисткам.
Из прослушанной лекции узнал следующее:
Покушением 20 июля на Гитлера, совершенные полковником фон Штау-фенбергом (он погиб при взрыве брошенной им в Гитлера бомбы), начался мятеж генералов. В связи с этим, 21 июля по радио обратились к германскому народу адмирал Дениц, Геринг и сам Гитлер. Они потребовали полного под-чинения как немецкой армии, так и немецкого тыла гитлеровскому прави-тельству. Гитлер в своем выступлении уверял, что покушение на него совер-шено небольшой группой офицеров, но сообщенные самим же Гитлером фак-ты говорят за то, что покушение на Гитлера не является изолированной анти-гитлеровской вспышкой, а выражает собой одно из звеньев широкого военно-го заговора, возглавляемого генералами. Иначе, зачем бы объявлять Гитлеру о своем решении создать специальную «внутреннюю армию» во главе с Гиммлером?
Гитлер заявил также, что он приказывает расстреливать всякого, кто рас-пространяет указания заговорщиков. Приказом Геринга создана полицейская авиация под командованием генерал-полковника Штумпфа.
Подпольный радиопередатчик «Атлантик» передал из Германии через Стокгольмскую радиостанцию сообщение об образовании в Германии нового правительства из генерал-фельдмаршала Кейтеля, генерал-полковника Фромм, генерал-полковника Гальдер, генерал-фельдмаршала фон Браухич и генерал-фельдмаршала фон Бок. Это правительство заявило народу, что поль-зуется поддержкой генералов, командующих различными соединениями ар-мии и гарнизонами в городах Германии. Сообщено также, что заговорщиками захвачено помещение штаба верховного командования германской армии. Отрядами заговорщиков здесь командовал майор Амай, шурин Браухича. Амай арестовал начальника генерального штаба армии генерал-полковника Цейцлера.
(Гитлер в своем заявлении сообщил, что на пост Цейцлера назначен гене-рал Гудериан. А это и есть признание того, что Цейцлер действительно аре-стован майором Амай или другими офицерами-заговорщиками).
Гитлеровское информационное бюро утверждало, что бунт был подавлен в течение 6 часов, но радиопередатчик «Атлантик», наоборот, заявляет о трудном положении Гитлера. Его личный пилот полковник Пауль Койте дер-жит наготове на аэродроме Флаксфельд один из крупных четырехмоторных самолетов, способных совершить беспересадочный перелет в 10000 кило-метров.
Что можно сказать о всем этом важном событии в Германии? Генералы школы бывшего командующего рейхсвером фон Секта поняли, что война проиграна и решили найти средства выхода из нее ценой свержения гитле-ризма и устранения молодых генералов, фанатически преданных Гитлеру…
Возможно, Гитлеру удастся подавить мятеж, но в дальнейшем он надеять-ся может только на генералов СС, вроде Дитриха, или на любовников режи-ма, профессиональных генералов – Роммеля, фон Клюге, отчасти – на гросс-адмирала Деница. Да и надежды эти недолговечны. Пройдет еще несколько месяцев. И Гитлер вместе с его верными генералами, если не успеет удрать из Германии, окажется за тюремной решеткой в одном из союзнических концла-герей… И там Гитлер и его генералы переживут то же, что переживали не-мецкие генералы 17 июля 1944 года в Москве, шагая во главе 50-тысячной лавины поенных немецких солдат и офицеров.
Пленные, как сообщали газеты, шли широкими шеренгами по 20 человек. Голова потока повертывала на площади Маяковского, а хвост еще продолжал развертываться на Ленинградском шоссе. Так много было немцев, взятых в плен в Белоруссии.
Они шли сквозь строй гневных москвичей, дрожа своей постылой шкурой. Медленно, не смея поднимать глаз, шагал толстый генерал-майор Гаман, ко-мендант и главный палач Бобруйска. Рядом с ним, сверкая орденами, шел в островерхой фуражке огромный, широкоплечий генерал-майор Эрдмансдорф, боязливо озиравшийся и втягивавший голову в плечи при каждом свисте или выкрике в толпе. Толстенький и низкорослый генерал-майор Михаэлис, сла-вившийся жестокостью даже в немецких войсках, энергично вытирал пот со своей стриженой головы и угодливо улыбался москвичам, а поджарый гене-рал-лейтенант Траут бросал на москвичей злые взгляды, как хорек, попавший в капкан. Таким хорьком выглядел бы и Гитлер в союзническом концлагере. А он туда обязательно попадет, если не покончит с собой заблаговременно.
… На советско-германском фронте молниеносные события. 22 июля со-ветские войска овладели польским городом Холм, а сегодня, 23 июля, завяза-ли уличные бои в Люблине. В то же время западнее Равы Русской наши вой-ска на ряде участков вышли к реке Сан, а на севере – взяли Псков (3 прибал-тийский фронт).
24 июля. Вечернее радио известило о взятии нашими войсками Люблина, форсировании Сана, о пересечении железной дороги Брест-Варшава, Львов-Перемышль. Можно на этом основании сказать, что львовская и брестская группировки немцев попадают в окружение, созданы условия для удара на Варшаву и на Восточную Пруссию с юга. Возможен удар на Балканы.
25 июля. В сегодняшних газетах опубликованы материалы по польскому вопросу. Сообщается, что в день вступления Красной Армии в Холм, там на-чала издаваться газета «Речь Посполита». В ее первом номере от 23 июля опубликованы:
а) Декрет Краевой Рады Народовой о создании Польского Комитета На-ционального Освобождения под председательством Эдвард Болеслава Осуб-ка-Моравского;
б) Манифест к польскому народу;
в) Декрет Польского Национального Совета о принятии верховной власти над польской армией в СССР и слиянии Народной Армии с Польской Армией в СССР в единое Польское Войско;
г) Постановление Краевой Рады Народовой о создании Верховного Ко-мандования Польского Войска во главе с генерал-полковником Михаилом Роля-Жимерским;
д) Постановление Краевой Рады Народовой о подчинении ей Союза Поль-ских патриотов в польской армии в СССР.
Суть этих документов, датированных 21 июля 1944 г., Варшава, в том, что в Польше создано Временное правительство в лице Краевой Рады Народовой и Парламент – в лице Национального Совета Польши. Сделано это вопреки фашистской конституции апреля 1935 года и вопреки желанию эмигрантско-го польского правительства в Англии, под крылом Черчилля. Польское вой-ско остается пока в оперативном подчинении Верховного командования Красной Армии. В качестве вторых лиц (юридически), первых – по существу, поставлены во главе польского движения Ванда Василевская и генерал-лейтенант Зигмунд Берлинг. Поляки будут воевать до полной победы над Германией, хотя не исключены большие ляпсусы и провокаторские действия со стороны польской реакции и такого туза, как Бур-Комаровского, разыгры-вающего из себя борца за польскую свободу, но, видимо, в понятии этой сво-боды Рачкевичем и Соснковским…
Народный комиссар иностранных дел СССР сделал определенное заявле-ние по польскому вопросу. В нем, по поручению советского правительства, сказано: «… Советское правительство… рассматривает военные действия Красной Армии на территории Польши, как действия на территории суверен-ного дружественного союзного государства. В связи с этим Советское прави-тельство не намерено устанавливать на территории Польши органов своей администрации, считая это делом польского народа… Советское правитель-ство… не преследует цели приобретения какой-либо польской территории или изменения в Польше общественного строя и что военные действия Крас-ной Армии на территории Польши диктуются единственно военной необхо-димостью и стремлением оказать помощь в освобождении дружественного польского народа от немецкой оккупации…
26 июля. Получены вчерашние центральные газеты. Обратило на себя мое внимание обращение 16 немецких генералов к генералам и офицерам герман-ских вооруженных сил. Генералы, попавшие в плен, подумали хорошенько своими головами, нарисовали «правду о положении на Восточном фронте», проанализировали «Причины этих поражений» и спросили «Где выход?» Са-ми же на этот вопрос и ответили так:
«… задачей немецких генералов и офицеров является:
а) решительный разрыв с Гитлером и его окружением;
б) отказ от выполнения приказов Гитлера и его уполномоченных;
в) немедленное прекращение борьбы и бессмысленного кровопролития.
Эти задачи надо смело разъяснять солдатам… Не ждите, пока Гитлер вас погубит! Борьба против Гитлера – борьба за Германию!»
Воззвание записано 22.07.1944 г. собственноручно, по поручению подпи-савших его генералов, командиром 12 пд – генерал-лейтенантом Бамлер, тем самым генералом, которого красноармеец Ф. Ионов за шиворот вытащил из подвала в Могилеве. Там генерал-лейтенант хотел отсидеться со своим шта-бом. А в Москве на него, как на сектанта квакера нашло просветление и он заговорил человеческим голосом.
В воззвании генералы написали правду, но верить им и после этого нельзя,
«… таковы их преступленья,
       Что нет забвенья им и нет им искупленья!»
       Д. Бедный.
… 26 июля войска Ленинградского фронта заняли Нарву. Войска Белорус-ского фронта вышли к Висле, заняли крепость Ивангород (Демблин).
27 июля. Всю прошлую ночь гремели пушки под Яссами. Немцы рвались вперед. Перед нашим левым соседом немцы сняли ночью проволочное за-граждение, – признак подготовки к наступлению. Румыны сегодня разбросали листовки, в которых пытаются форсить: обещают нам сытный плен и личную заботу о нас со стороны маршала Антонеску. Тихие идиоты. Пройдет какой-нибудь месяц, и Антонеску сам окажется в наших руках. Мы усиленно гото-вимся к удару по немецко-румынской армии. А Антонеску, старый балбес, и не догадывается, что творится у него под носом и в королевском дворце… Он продолжает портить бумагу на листовки, вызывающие у нас гомерический хохот… Мамалыгой нас не соблазнишь!
Наступил урожайный вечер: в 21 час – сообщение об освобождении Бело-стока, в 21.45 – о взятии Станиславова, Дугавпился, Режицы, в 22.45 – сооб-щение о взятии Львова, в 23.45 – сообщение об освобождении Шауляя. Вот это денек! Неудачный, очень неудачный для румынских пропагандистов, раз-бросавших сегодня листовки с приглашением нас в румынских плен…
И вы, немцы, глотайте горькие пилюли. Вам хотелось завоевать Россию, растоптать Москву. Из России вы полетели, как пивные пробки из бутылок, а по Москве позорно прошлись 17 июля под конвоем русских конников, на плечах которых сверкали обнаженные клинки. Теперь наступила пора для русских проехать в Пруссию на спине германских солдат.
… Над Японией все более сгущаются тучи. На днях под ударами амери-канцев пал остров Сайпан. Ветер этого падения сдул японский кабинет Тод-зио. Образован новый кабинет генерала Койсо (представитель армии в от-ставке) с участием адмирала Ионаи (представитель флота в отставке). Это ре-акционеры, способные принести не мир народу, но меч. Койсо заявил, что в своей политике он будет «добиваться улучшений с Германией в общих целях войны». Тут же, спохватившись, он сделал оговорку, что «и с СССР будет жить хорошо…» В действительности же «жить хорошо» Япония с СССР те-перь уже не может. Война абсолютно неизбежна, т. к. исторические счеты между нами и японцами очень велики, а обстановка все более благоприятст-вует свести эти счеты концы с концами…
28 июля. В 21.45 радио сообщило о занятии Перемышля войсками 1 Укр. Фронта. Взят также г. Ярослав, т. о. наши войска вышли на Краковскую доро-гу. В 22.40 дополнительное радиосообщение о том, что 1 Белорусский фронт путем обхода и удара с тыла занял город Брест.
29 июля. Севернее Шауляй, продвигаясь вперед, войска Красной Армии заняли населенный пункт Елея, расположенный в 25 километрах от Елгавы (Митавы). Одновременно наши войска, действующие южнее Демблина, пол-ностью очистили от немцев восточный берег Вислы до устья реки Сан. За день на фронтах освобождено до полторы тысячи населенных пунктов, и на-ши войска оказались в 9 километрах севернее Каунаса.
30 июля. Работала у нас фронтовая комиссия, возглавляемая подполков-ником Тюленевым. Искали, чего не клали: делали заключение, не читая под-линных материалов; пили вино, пока растеряли полевые сумки на кургане Ходора. Их можно во внимание не принимать… С удовольствием выпрово-дил их в район Котнария, к штабу 7 гв. армии. Расстался с ними за речкой Бахлуй, у ж. д. насыпи. Некоторое время посидел на одноколейной дороге, осмотрелся. Впереди лежал луг с высокой буйной травой и редкими кустами кудрявых осокорей. Окруженное группой тополей, виднелось здание станции Котнарий с рыжей черепичной кровлей; далее – слева и справа тянулись цепи предгорий Карпат, по склонам и на хребтах синели дубовые леса.
По насыпи торчали рельсовые столбики, окрашенные в рыжие и белые краски. На вершине одного из столбов была приделана чугунная доска с бело-розовой шахматной раскраской. На доске латинские, арабские цифры. «0 м 003 Horizontal 800». Я бы ничего не написал в своих записках об этой доске, если бы не следующее обстоятельство. Мой ординарец внезапно прицелился из автомата и выстрелил по доске, а я захотел посмотреть, нанесла ли пуля царапину или отскочила от доски, как горох от стенки. Подойдя поближе, я заметил темное пятнышко в розовой краске – след пули, а ниже – полусмытая дождями строка, написанная по-русски химическим карандашом. Она звала нас: «Дорогие товарищи, ищите нас в городе Романы, туда погнали. Зоя Пет-рова. Март, 1944 года».
Как ошпаренный, я побежал от доски в полк. В моих ушах свистел ветер. В сердце трепыхалась боль. «Зоя Петрова! Неужели это она?» – думал я. А перед глазами так и стоял ее круглый почерк, легший призывными буквами на румынскую чугунную доску. В моей памяти воскрес Воронеж, проспект Революции, кудрявые каштаны на тротуаре, астры в руках светловолосой де-вушки, светлые сияющие глаза, нежная улыбка. Студентка физико-математического факультета Зоя Петрова, тронув меня за рукав, показала то-гда на ветки каштана, среди жесткой листвы которого, похожие на головку рыцарской булавы, усеянной шипами, бурели каштановые плоды: – Хочу один, – наивно сказала она.
Я взял небольшой серый камешек и удачным броском сбил для девушки каштан, рискуя быть оштрафованным воронежским милиционером. И вот, прошло много лет с той поры, и снова я слышу просьбу Зои Петровой найти ее в городе Романы.
Может быть, в Романы попала другая Зоя Петрова: сходство имени и по-черка еще не доказательство… Но и другую надо освобождать, иначе она ум-рет в неволе.
Утомленный бегом, я присел на камень и уронил голову на подставленные ладони рук. Ординарец сел рядом. Кашлянув, он догадливо спросил:
– Может, знакомая ваша на доске письмо написала?
Я кивком головы дал утвердительный ответ.
Ординарец сердито засопел, выдавил сквозь зубы:
– Когда придем в Романы, найдем Зою и расспросим, кто ее мучил. Всем по диску патронов отпущу из своего автомата…
– Спасибо, друг, – сказал я. Мне стало на сердце легче от сочувствия бой-ца, от мысли, что мы придем в Романы, что мы освободим всех русских де-вушек, угнанных на чужбину, и накажем их мучителей.
… Подходя к расположению своего штаба, мы услышали крики «Ура». Там шел митинг в связи с получением известия об Указе Президиума Вер-ховного Совета СССР от 29 июля о награждении Сталина орденом «Победа».
………………………………………………………………………………..
На исходе суток стало известно о занятии нашими войсками Седлеца и Лукова – на ближайших подступах к Варшаве. Взята также Елгава (Митава).
… Миколайчик, глава польского эмигрантского правительства в Лондоне, собирается ехать в Москву. Теперь, пожалуй, поздно. В Каноссу ездить надо тоже вовремя…
… Двойник Гитлера – некий Бергер, взятый на совещание по совету Гиммлера, пал жертвой бомбы 20 июля. Но сколько еще двойников осталось? Трудно будет выковыривать Гитлера из оболочки этих двойников, особенно если Гитлер использует современные достижения ринопластики и хирургии…
1 августа 1944 года. Дождливый день. Вчера мы наблюдали странное яв-ление: тысячи лягушек устремились на вершину горы Ходоры, а сегодня те же лягушки непрерывным потоком катились вниз, к реке Бахлуй. Жаль, нет в нашем полку естественников-биологов. Они бы занялись выяснением причин лягушечьего похода на гору и обратно.
… Сегодня войска 3 Белорусского фронта овладели Каунасом. Дрожи, Пруссия. Твое «коварное оружие» (кошмар бактериологической войны) не вывезет теперь.
Северо-западнее Елгавы занят город Латв. ССР – Тукумус, а также стан-ции Добеле, Правикус, Слампе, Будас. Теперь перерезаны все пути, ведущие из Прибалтики в Восточную Пруссию.
Успехи Красной Армии подогнали и наших союзников: они поспешили занять остров Вис (Лисса) у побережья Далмации и создали там базу англо-американо-югославских войск.
… Из Хельсинки поступили сведения об уходе Рюти с поста президента Финляндии и вступлении на этот пост Маннергейма. Но эта старая песочница столь дряхла, что большинство президентских функций будет выполнять премьер Линкомиес. Основное же во всей этой пертурбации, вероятно, состо-ит в том, что Финляндии очень туго и она начинает снова искать возможность выхода из войны. Только теперь она должна будет, вполне естественно, при-нять более жесткие условия, чем ей предлагали раньше через Паассикиви…
2 августа. Утром ко мне постучал красноармеец Ковальчук. Потоптавшись у порога, он достал из кармана грязную листовку и подал мне.
– Побачте, яку брехню нимцы кажут…
В листовке было написано:
«Товарищи украинцы!
Во временно занятых Красной Армией областях вас насильно мобилизуют в РККА и кое-как обмундированных, еле обученных, гонят на передовую. Это потому, что кацапы вас ненавидят…»
– Что же вы хотите? – спросил я Ковальчука.
Он улыбнулся и ответил:
– Хлопцы наши хотели бы нимцам такое письмо написать, як Запорожцы турецкому султану писали насчет ежа, которого султан не мог бы раздавить…
– Повремени немного, – сказал я. – Декадки через две мы им такого ежа пропишем, что они и грамоту свою забудут…
– Вот це ж добре! – засмеялся Ковальчук, – очень добре. Разрешите идти?
Ковальчук, сверкнув орденами, сделал кругом и вышел из блиндажа. Че-рез открытую дверь я видел, как он крепко погрозил кулаком в сторону нем-цев. «Соскучились ребята по наступлению, – подумал я. – Очень соскучи-лись».
… Вечером светила почти полная луна, ныряя в лохматых облаках, точно золотая монета в грязных хлопьях. На переднем крае тишина, будто все вы-мерло. Тарахтел только в воздухе «У-2», выжидая момента, чтобы сбросить пару пятидесятикилограммовых бомб на немецкие позиции. И немцы молча-ли, наверное, потому, что побаивались этой небольшой машины, про которую фронт складывал анекдоты, а враги называли ее «кофейной мельницей», дру-зья – «кукурузником».
Вот тарахтение смолкло, и вскоре за гребнем горы, в направлении кургана Пулина, вспыхнули искристые зарницы, два сильных взрыва потрясли воздух. Теперь сразу затрещали пулеметы, и струи трассирующих пуль засверкали в небе: немцы открыли огонь по самолету. Напрасно! С выключенным мотором он проплыл над нами, похожий на огромную сову, и скрылся за курганами. Уже издали, от Котнария, долетел до нас дробненький стук машины, похожий на тарахтение мотоцикла. Но вскоре он уплыл на восток, и над фронтом снова повисла тишина, тягучая, нудная, не военная…
В моем блиндаже зазвенел телефон. Оказалось, звонил майор Тихонов, заместитель командира полка по политчасти. Он сообщил мне некоторые но-вости, прослушанные им по радио. Сараджиоглу объявил о разрыве Турцией экономических и дипломатических отношений с Германией. Это вторая, по-сле падения Муссолини в 1943 году, пощечина Гитлеру. Что же касается «не-воюющей» Турции, стремящейся навести порядок на Балканах, то за ней надо крепко присматривать. Свежо еще в нашей памяти ее поведение в дни Ста-линграда (придвинуты были дивизии к нашим границам, высказывались вож-деления на счет советской Армении, турецкие деятели расшаркивались перед Германией, как истые лакеи, а Павлова и Корнилова турки и по сей день то-мят в своей тюрьме). Турция осталась вероломным янычаром, кривая сабля которого готова на пакостные дела…
… В течение сегодняшнего дня северо-западнее и южнее Мариамполь ос-вобождено более сотни населенных пунктов и город Вилковишкис – в 18 ки-лометрах от границы Восточной Пруссии. В Польше занят город Жешув.
Всю ночь с 3 на 4-е августа мы вели разведку боем, но живого языка не сумели захватить: наши разведчики передушили с взвод немцев в их блинда-жах, но в штаб доставили только трех столь сильно избитых, что они так и умерли, не сумев сказать ни одного слова. Только по солдатским книжкам мы установили, что солдаты принадлежали ко 2-му батальону 42 полка 46 пд. Но эти данные нас только смущали своей необычностью: нам было известно, что к двадцатым числам июня 46 пд немцев была снята с нашего участка фронта и отправлена в Белоруссию, в район Бобруйска, где ее и ликвидировали части Красной Армии. И вдруг, солдаты этой дивизии попали к нам в плен в августе 1944 года. Разгадку столь диковинного явления я получил немного позже, в десятом часу утра 4-го августа. Именно в это время ко мне притащили раз-ведчики молодого немца Вольни Эриха, рожденного в 1922 году в Эберваль-де и состоявшего до последнего часа в пятой роте 42 полка 46 пд немцев. Все обнаруженные при нем документы и данные им показания подтвердили не-сомненность его принадлежности к 46 пд. Он назвал нам своего командира роты – лейтенанта Коперника, своего командира взвода – штаб фельдфебеля Земст, рассказал о голом дивизионном штандарте, ранее украшенном оленьей головой, о своем новом командире дивизии генерал-майоре Энгель, сменив-шем генерала Ребке. Под конец Вольни Эрих признался, что их дивизия дей-ствительно была в июне переброшена из Румынии под Бобруйск, за исключе-нием 2-го батальона 42 полка, оставленного для наблюдения за румынами и обмана русских, которые должны думать, что в районе Пулины находится вся 46 пд. Такой же номер проделали немцы и с 1 пд, оставив из ее состава в Ру-мынии только 1-й и 2-й батальоны 5 пп. Как говорят, голь хитра и на выдумку пошла. Это похоже на то, как в первые месяцы войны немцы буксировали де-ревянные макеты танков, чтобы создать видимость многочисленности их ма-шин даже и там, где их осталось мало от огня русской артиллерии.
На вопрос о причине перехода на нашу сторону, Вольни Эрих подал мне свое письмо, которое он не успел отправить на родину через полевую почту 22835 «Б». В письме он жаловался своему старшему брату, что утомился вой-ной и потерял веру в победимость России. Эрих при этом пояснил, что брат его находится в Северной (Прибалтийской) группировке немцев под коман-дованием генерал-полковника Шернера, и письма туда не принимают…
Я засмеялся и пояснил Эриху, что группировка Шернера полностью отре-зана от Восточной Пруссии и зажата русскими войсками, что Шернер в своем приказе угрожает разделаться со всеми бездельниками, не желающими вое-вать, требует от солдат и офицеров врасти в землю, т. к. они держат в своих руках судьбу и решение войны…
У Эриха задрожали губы, покатилась по щеке слеза. Он глухо вымолвил:
– Значит, брат мой врастет в землю навсегда. Несчастный Карл! Он так любил кататься на велосипеде…
– Обязательно врастет, – подтвердил я. – Врастет, если не догадается сдаться в плен.
– В плен? – вопросительно произнес Эрих. – В плен он идти побоится. Он член национал-социалистской партии…
… Вечером радиовести: нашими войсками занята Нова-Весь в семи кило-метрах к востоку от Сувалки. В Польше, юго-западнее Сандомира, наши вой-ска форсировали Вислу и создали левобережный плацдарм шириной в 30 и глубиной в 25 километров.
На фоне этих успехов Красной Армии чудовищно-странным выглядит со-общение прокуратуры СССР о том, что «за последнее время органами проку-ратуры привлечен к уголовной ответственности ряд должностных лиц пред-приятий и учреждений, а также председателей колхозов, виновных в покро-вительстве и укрывательстве дезертиров с предприятий военной промышлен-ности. Преданы, например, суду и осуждены начальник отдела кадров алю-миниевого заводе в г. Сталинске, Кемеровской области, Горбунов А. В. – к 10 годам лишения свободы и заведующий личным столом этого завода Захаров М. М. к 5 годам лишения свободы».
Неужели люди не поняли, что самым высоким гражданским долгом сей-час является служба и работа на оборону нашей страны? Только явный враг мог дезертировать или покрывать дезертира. Не заключение им, а – смерть!
6 августа 1944 года. Сегодня исполнилась годовщина первого салюта мос-ковских орудий в честь побед Красной Армии, освободившей Орел и Белго-род 5 августа 1943 года.
Последнее наступление немцев началось 5 июля 1943 года.
«Отразив все попытки противника прорваться к Курску со стороны Орла, - говорил Сталин, – наши войска сами перешли в наступление и 5 августа, ров-но через месяц после начала июльского наступления немцев, заняли Орел и Белгород».
В полночь 5 августа 1943 года в Москве раздались двенадцать артилле-рийских залпов. Впервые Москва салютовала Красной Армии. В этот день войсками Брянского фронта при содействии с флангов войск Западного и Центрального фронтов был занят Орел, а восками Степного и Воронежского фронтов – занят Белгород. С той поры прошел год. Красная Армия прошла с боями на Запад сотни километров. Ее полки вступили в Карпаты, ведут бои у ворот Восточной Пруссии, освобождают польскую землю от немцев. Идет величайшее наступление Красной Армии, начало которому положено и воз-вещено московскими салютами 5 августа 1943 года.
Отмечая эту знаменательную годовщину, мы под носом у немцев ухитри-лись с 22 часов вечера и до 4 часов утра смотреть сеансы кинокартин «Два бойца», «Чапаев», «Радуга». У нас это удовольствие бывало редко, зато креп-ко, до одурения, точно в театре времен царя Алексея Михайловича Романо-ва…
6 августа 1944 года в 21.45 вечера радио сообщило о взятии войсками 4 Украинского фронта украинского города Драгобыч. Как известно, 4 Укр. Фронт под командованием генерал-полковника Петрова недавно действовал левее 3-го Украинского фронта, в районе Крыма. К сегодняшнему же дню он оказался между 2-м и 1-м Украинскими фронтами. Самым замечательным здесь является то, что передислокация огромных войсковых масс и техники проведена незаметно даже для русских больших командиров. Искусство вне-запности и скрытности действий в Красной Армии начинает занимать неви-данные высоты. На сегодня фронта наши разместились с востока на запад так: 3, 2, 4, 1 Украинские фронта, потом – три Белорусских, три Прибалтий-ских, Карельский. Много фронтов. Колоссальное развертывание сил. Никогда еще столько людей не стояло под ружьем… Массовость армий достигла пре-дела. В стране не осталось ни одного здорового мужчины не связанного в той или иной мере с армией и войной. Велик процент женщин, призванных в ар-мию. Армия, как и война, являются подлинно Отечественными.
7 августа. С утра начала гвоздить по нашему расположению немецкая ар-тиллерия. Все трясется. Приблудная кошечка залезла от страха в оконную нишу и жалобно мяукала. Осколки, свистя и визжа, звонко шлепали в земля-ные насыпи и деревянные укрытия. Имеются убитые и раненые. Среди чер-ных столбов дыма и земли носились лошади, сорвавшиеся с привязи. Две из них упали на дороге и начали судорожно биться, пронзенные снарядными ос-колками.
В обед к нам пробрался немецкий перебежчик. Он уверяет, что на наш участок ожидается на днях немецкая 14 танковая дивизия, от которой уже прибыли квартирьеры… Мало этому верю, но… на войне всякое может быть.
В конце дня получили оперативную сводку о занятии 4 Украинским фрон-том городов Борислав и Самбор.
8 августа. Рад, что англо-американские войска расширили во Франции фронт прорыва до 250 километров. Два дня тому назад во Франции линия фронта проходила через Сен-Мало, Динан, Плоэрмель, Редон, Гемене, Ша-тобриан, Лаваль, Фужер, Горрон, Домфрон, Вир, Ле-Бени-Бокаж, Онэ-сюр-Одон, Эвреси, Бургебюс, через Троарн к устью Орн. Пленено 100000 немцев. Это сделано за два месяца операций союзников во Франции.
Положение Германии настолько осложнилось, что гитлеровский посол при Ватикане барон фон Вецзекер порвал с Берлином. Не желая представлять нацистское правительство. Оно и понятно: трудно представлять Германию, находясь в окружении у союзников.
Сегодня южно-африканские войска союзников вступили во Флоренцию.
9 августа. Генерал Зыков, начальник политуправления 7 гв. армии полу-официально сообщил, что войска Красной Армии вступили в Восточную Пруссию. В этом, вероятно, имеется доля правды, так как имеются и посто-ронние намеки на этот счет. Например, шведская газета «Моргонтиднинген» 7 августа сообщила из Базеля, что немцы уже объявили Верхнюю Силезию и Познань военной зоной. Не с добра это сделано…
10 августа. После нескольких дней затишья, снова усилились бои. Осо-бенно успешно развивается наступление северо-западнее Двинска, западнее и юго-западнее Митавы. Северо-восточнее Мариамполь немцы перешли в контратаки.
… Все же Миколайчик пробрался в Москву и даже – попал 3 августа на прием к Сталину, который настойчиво посоветовал ему, что пусть «все поль-ские вопросы решат сами поляки. Обсудите их с Польским Комитетом На-ционального Освобождения». По сообщению «Польпресс», 6 и 7 августа в здании польского посольства в Москве господа Миколайчик, Грабский и Ро-мер беседовали с Осубка-Моравским, Витосом, Василевской, Роля-Жимерским. Ничего не вышло: «эмигранты» из Лондона не согласны с демо-кратической конституцией 1921 года и стоят за фашистскую конституцию 1935 года. Канальи!!!
10 августа ТАСС сообщило, что с 7 августа турки ввели затемнение в Ан-каре, а 8 августа выпустили из тюрьмы советских граждан Павлова и Корни-лова, сидевших по делу «покушения» на немца фон Папена. Туго идет Турция к союзникам. Воевать ей придется не с Германией, а, может быть, с нами.
Прочитал сегодня обращение Паулюса к немецкому народу от 8.08.1944 г. Призвал, каналья, к свержению Гитлера. Значит, дошло…
11 августа. Встретился с дивизионными работниками у Halta Hodora, у крестообразной предупредительной доски с надписью: «Atentie la Tren!» (вроде нашего: «Берегись поезда!») Беседовали по разным вопросам между-народной жизни. В частности касались хорошего признания врага. Именно, Геббельс в газете «Дас Райх» на днях написал: «Германия вдруг оказалась над пропастью и с содроганием заглянула в ее зияющую глубину… Государст-венный корабль, получив столь серьезные пробоины, может скоро потонуть вместе со всеми в волнах». Да, он обязательно потонет. И сейчас, когда гре-мит еще война, хозяева мира взялись уже за подготовку будущего порядка: 21 августа 1944 года должны состояться в Вашингтоне неофициальные перего-воры между представителями СССР, США и Великобританией по основным вопросам учреждения международной организации для поддержания мира и безопасности. От СССР в переговорах примет участие делегация в составе Громыко А. А. (посол в США), Соболева А. А., Царапкина С. К., контр-адмирала Родионова, генерал-майора Славина и др. Надо добиться. Чтобы новая организация мира не была бы усопшей лигой наций.
……………………………………………………………………………….
В Бухенвальде был один из заводов по производству немецких самолетов-снарядов «Фау-1». Завод находился в подземелье, внутри скал. Насильно за-гнанные в подземелье, славяне делали «Фау-1» и слепли без солнечного света, после чего их отправляли тысячами в Люблинский лагерь уничтожения «Фернигтунглагерь» называемый также «Дахау № 2». Константин Симонов, человек очень впечатлительный, в одной из своих статей утверждает, что весной 1943 года в этом лагере погиб социалист, бывший премьер-министр Франции Леон Блюм. Симонов сослался на люблинских инженеров – Петра Михайловича Денисова и поляка Клавдия Елинского, которые рассказали, что «в конце апреля или первых числах мая 1943 года они были в лагере на складе строительных материалов и встретили там одного из люблинских ев-реев, знакомого им обоим по мирной жизни. Заключенный переносил на складе доски. Он обратился к ним и, показывая на какого-то дряхлого стари-ка, также переносившего доски, сказал:
– Знаете, кто этот старик? Это Леон Блюм.
Увидев, что поблизости нет никого из эсэсовцев, оба инженера подошли поближе, спросили:
– Вы Леон Блюм?
– Да, я Леон Блюм.
– Премьер-министр Франции?
– Да, премьер-министр Франции.
– Как вы сюда попали?
– Я попал сюда вместе с последней партией французских заключенных.
– Почему вы не пробовали спастись там, у себя. Неужели вы не могли?
– Не знаю, может быть, и мог, – сказал Леон Блюм, – но я решил разде-лить судьбу своего народа, – и на глазах его показались слезы.
Тут появилось несколько эсэсовцев. Блюм поспешно поднял на плечо тя-желую доску и понес. Оступившись, он упал. Заключенные помогли ему встать, и он пошел дальше.
Через неделю инженеры снова встретили еврея во дворе склада и спроси-ли, где Блюм?
Тот ответил:
– Там же, где скоро буду и я, – он показал пальцем на небо».
Одна эта история, если она правдива, достаточна, чтобы поставить фа-шизм вне закона. Но, вспоминая довоенного Блюма-соглашателя, я никак не могу согласиться, что именно он так страстно захотел разделить судьбу сво-его народа, так трагично погиб и заслужил тем бессмертную славу человека большого сердца. Ведь именно Леона Блюма вместе с его супругой останови-ли однажды кагуляры на одной из парижских площадей, камнями разбили стекла в его машине, избили самого, а он, премьер Франции, стерпел это и не пожелал вместе с коммунистами выступить против французских фашистов. А разве не представляли коммунисты лучшую часть французского народа? Да, они представляли именно эту часть народа, но Леон Блюм предпочел им ка-гуляров. Вот почему не верится, чтобы даже люблинский лагерь переродил Блюма, превратил его в рыцаря, каким он выглядит в описании впечатлитель-ного Константина Симонова.
У меня такое внутреннее состояние после прочтения статьи Симонова, та-кое волнение сердца, что я склонен объяснить случай с Леоном Блюмом ка-кой-то ловкой мистификацией, на которую попался Симонов. Леон Блюм, ко-нечно, является пленником Германии, но пленником особым. Немцы знают его соглашательскую природу и вряд ли пожелают сжечь Блюма в газовой камере… Блюмы еще потребуются немцам. С содроганием сердца, боясь впасть в кощунство, но, повинуясь голосу совести, я все же записываю такие строки о Блюме и молю историю оказаться ко мне снисходительной и при жизни моей выяснить, прав ли я, не доверяя Блюму даже перед лицом свиде-тельских показаний, записанных Симоновым. Разве Достоевский, крупней-ший психолог, не показал своими произведениями, какие ошибки могут та-иться за показаниями очевидцев и за неопровержимыми фактами… Возьмите хотя бы «Братьев Карамазовых»…
12 августа. Союзники вчера заняли Нант, в устье Луары, а сегодня нахо-дились уже в 70 километрах от Парижа.
Вечером подуло у нас новым ветром: одна за одной начали сниматься ар-тиллерийские батареи, отбыл и 112 минометный полк, поддерживавший до-селе нас. Готовимся и мы… Нас должен подменить 235 полк 81 гв. СД. О дальнейшей нашей судьбе пока неясно. Возможно, пойдем под Кишинев, возможно, – под Яссы (отсюда будет начат охватывающий удар). А может быть, помчимся к границам Восточной Пруссии. Не все ли равно для солдата. Впрочем, в штабе дивизии мне намекнули на возможность вывода дивизии в глубокий тыл для обучения пополнения десантному делу, так как есть приказ Сталина о расширении воздушно-десантных формирований РККА до многих десятков бригад… В последнем случае, нашей дивизии и полку предстоит проделать обратную эволюцию. Нелишне, в связи с этим напомнить, что при-казом НКО СССР в октябре 1941 года была сформирована 23 воздушно-десантная бригада. С 29 мая по 23 июня 1942 года она участвовала в опера-ции по выводу конного корпуса Белова из немецкого окружения в Смолен-ской области (Район Дорогобужа). Вместе с бригадой десантировался тогда и ее командир, маленький, толстенький генерал-майор Казанкин с – рябоватым лицом и русыми волосами. Он имел так же задачей вывести штаб 4-го воз-душно-десантного корпуса, попавший в немецкое окружение на землях смо-ленщины. Пришлось блуждать десантникам более месяца по смоленским и орловским землям, вести непрерывные бои с немцами. Во время всего этого боевого пути генерал Казанкин сражался за власть с высоким, черноволосым генералом Беловым, за которым почти до последнего дня выхода из окруже-ния ходил приученный немецкий карий конь. Сражались по вопросу о путях движения, о тактике боев, о связях с партизанами, о всем, что волновало их на тяжелом пути рейда по тылам немцев.
22 июня 1942 года в лесу десантники встретили в землянках русских и бе-лорусских женщин, которые связали десантников с партизанами. Партизан-ский начальник капитан С… подвел ночью десантников и сопровождаемых им своих людей к последнему немецкому завалу. За ним, за немецкими око-пами и колючей проволокой должны быть свои, русские красноармейцы.
Напали на немцев с тыла. Начался бой. Многие падали, другие рвались вперед. Лес кончился. Позади продолжали греметь взрывы снарядов, т. к. немцы считали, что они еще продолжают удерживать огнем русских десант-ников, пытающихся выйти из окружения, а в это время первые цепи 23 воз-душно-десантной бригады подходили уже к позициям советских войск. В су-мерках мелькнула каска со звездочкой. Наши.
– Проходи, не бойся, – прозвучал голос дозорного, голос родной Красной Армии.
Кончилась трудная операция. Десантники возвратились в село Внуково, под Москвой. За образцовое выполнение заданий командования, 345 человек из состава бригады были награждены орденами и медалями СССР. Среди на-гражденных был также мой друг, старший лейтенант Лапин. С ним мы снова встретились весной 1943 года за Ловатью…
С той поры уже не разлучались.
С 6 августа по 20 октября 1942 года бригада действовала в районе Клет-ской, не допуская немцев к Сталинграду, хотя и была переименована прика-зом НКО № о1761 от 6 августа в 122 гв. стрелковый полк в составе 41 гв. стр. дивизии. Потом, сформированная заново, 23 ВДБ подготовилась к десантным операциям и была переименована на станции Внуково Московской области 14 декабря 1942 года в 22 гв. ВДП, согласно постановления Государственного Комитета Обороны от 8.12.42 г. № Г ОКО 2597 и приказа НКО от 8.12.42 г. № 00253. И вот, снова есть перспектива нашему полку превратиться в одну из ВДБ… Несмотря на полуофициальность подобного предположения, мне ка-жется, что так оно и будет… Есть некоторые основания для такого заключе-ния, но помещать их в записки не следует: слишком они станут широки и от-кровенны, если помещать в них все, известное мне. Ведь я надеюсь дать за-пискам свет…
14 августа. Вечером радио сообщило, что войска 2 Белорусского фронта заняли город и крепость Осовец.
15 августа. Теперь твердо установлено, что фашиствующий поляк Со-снковский виновен в трагических событиях в Варшаве, имевших место 1 ав-густа 1944 года. Несвоевременное восстание всегда равнялось провокации. В данном случае у Соснковского есть нечто общее с безумным греком Герост-ратом, сжегшим храм в Афинах: грек хотел славы, поляк – жеста власти. Сле-дует повесить Соснковского рядом с Гитлером.
… В 24.00 узнал о большом событии: сегодня в 1300 английские, фран-цузские, американские войска высадились на юге Франции в районе Ница-Марсель. Десантные операции были поддержаны 800 военных кораблей. Вы-брошено на французскую землю 15000 парашютистов. Дело крупнее Нор-мандского. Приветствую.
16 августа. Несколько интересных новостей: а) Начальник штаба 235 сп 81 гв. СД краснощекий товарищ Бродский рассказал, что 15 гв. дивизия расфор-мирована за потерю знамени в бою. Жаль. Пострадал хороший офицер, ко-мандир 15 гв. дивизии – генерал-майор Василевский.
б) В 19.30 меня внезапно вызвали в оперативное отделение дивизии и вру-чили задачу и карту на марш. Исходное положение – Жолештий, у моста на шоссе в 800 метрах севернее озера Хырбу. Через три километра севернее по-вернуть с шоссе налево и выйти затем на северную окраину Котнарий. За де-ревней Лупэриа пройти 500 м на север, сделать поворот налево и вести полк на северо-запад по дороге километров 5, а оттуда, по горам и лесам проби-ваться к Штеклерии, где будет дано дополнительное указание.
Наступила темная ночь. Небо заволокло облаками. Во тьме и тиши мы пе-редали оборону 235 сп, нацелили их на Тыргу Фрумоз, а сами отбыли в Штеклярию. Наш поход длился с 2 часов ночи до 8 утра. Покрыв в гористо-лесистой местности 30-километровое пространство, мы вышли в дубовый лес в одном километре южнее Штеклерии и остановились на привал.
18 августа. Вчера сдали на армейский склад боеприпасы и артиллерию, получили извещение, что вошли в подчинение ВДВК и едем на Родину ком-плектоваться. Среди людей царит подъем. Вчера же в 20.00 вышли в поход по маршруту: Рощий, Сирецелу, Леспези (Здесь целый комбинат регулировоч-ных арок на берегу реки Серет), Сату, Чиуркинарь (Здесь переправа на пра-вый берег Серета. Шли по низенькому деревянному мосту, лежавшему живо-том прямо на воде. Правее нас высились обломки огромного моста. На арках висели черные настилы, торчали, как усы у огромного таракана, прутья же-лезной арматуры. Через Серет мы перешли в 4 часа 45 минут утра, пройдя перед тем около 20 километров), Ретиванулуй (Здесь оригинальная белая церковь с четырьмя, расположенными в один ряд. Наподобие частокола, чер-ноглавыми колоколенками. И все это в крутых горах, все в зелени лесов и са-дов), Корнь (северо-западнее Чиуркинарь километрах в 6). Здесь останови-лись на день – на два. Намечено потом, в ночь под 21 августа, начать погруз-ку в эшелон на станции Литени, в 6 км сз Корнь. Оттуда – через Верешть, Черновицы, Воронеж, Тулу, Москву, в Киржач. Там, что прикажет Респуб-лика…
… В районе Сату видел странные деревья, поразившие меня своей мо-щью: они высились, точно пирамидальная колокольня, похожие на кипарисы. Сорванные мною листья с этих деревьев напоминают по запаху и по форме листья акаций, но деревья – не акации. Как их назвать, никто не мог нам ска-зать.
… В горной деревне Корнь, по приказу из дивизии, мы начали наводить «шик»: часовые, дневальные, регулировщики прикололи на рукава белые марлевые повязки (за неимением красных), по улицам замаршировали нелов-кие патрули, разучившиеся в окопах рубить строевой шаг, аляповатые стрел-ки указывали путь по «хозяйству» Котова. Весь этот маскарад потребовался только за тем, чтобы генерал-майор Богданов, намеренный к нам приехать, не заблудился. Смешно, когда взрослые люди поступают по детски, считая воз-можным достичь за несколько часов того, что достигается годами упорной учебы. Но… чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало…
19 августа. Сегодня должно начаться действие войск 2 и 3 Украинских фронтов против Ясско-кишиневской румыно-немецкой группировки. Весь день на юг, к фронту шли танки, пехота, кавалерия.
В полученных из местного госпиталя для прочтения центральных газетах за 18 августа опубликована сводка Совинформбюро о том, что наши войска северо-западнее Мариамполь с боями вышли к границе Восточной Пруссии по реке Шешупа.
Вечером во фруктовом саду проведено офицерское собрание с выпивкой, закуской и песнями.
… Западнее Шауляя немцы добились некоторого предсмертного успеха, потеснив наши части. Зато вчера 1 Украинский фронт занял город Сандомир и создал на левом берегу Вислы солидный плацдарм в 120 километров по фронту и 50 километров в глубину.
Наши офицеры, подвыпившие и изголодавшиеся по женской ласке, атако-вали ночью местный госпиталь с недурными сестрицами. Пришлось мне и Котову отправиться туда и примирить наших офицеров с госпитальным на-чальством, приревновавшим офицеров к своим ППЖ… «Любовь – вечная те-ма»…
20 августа. На рассвете начался лет нашей авиации, гул артиллерийской канонады покатился по горам и лесам. Войска двух фронтов двинулись в ге-неральное наступление против Румынии. Она должна пасть на колени через несколько дней. Ударом на Яссы открывается путь Красной Армии в глубь румынской земли, к Бухаресту.
22 августа. Ночь прошла весьма неспокойна. Полупьяный Кривоплясов из дивизии дал сигнал на посадку, а эшелоны, оказалось, еще не поданы. Из-за этого путаника все карты перемешались. Остаток ночи я пролежал с откры-тыми глазами, не имея сил заснуть. Я слушал, как в деревянной стене румын-ской хаты тикали часы. Часы эти оказались странными: они умолкали, едва я приближал к стене свое ухо. Под утро мы с ординарцем догадались, что это работал древесный червь («сашель», как называли его жители от Южного Бу-га до Серета). В Румынии вообще много разной «ереси». Сегодня днем, на-пример, меня поразила такая картина: на суку волоцкого ореха сидела, точно птица, большая зеленая лягушка и громко, скрипуче кричала наподобие ивол-ги. Я приказал красноармейцам поймать эту лягушку, но она шустрее воробья порхнула в листву и исчезла в ее зелени, несмотря на все наши старания об-наружить ее. Румыны называют таких лягушек «древесными лягушками».
Бросив безнадежные поиски зеленой лягушки, я с подполковником Один-цовым отправился верхом на станцию Литени. Там шла погрузочная сумато-ха. Звенели голоса солдат, санитарок. Визжали пилы. Стучали топоры. Обла-ками висела серая пыль. Люди тащили в вагоны все, что попадалось под руку: и скамеечки, и стулья, и противотанковые ружья, и пулеметы и охапки сена. Готовился к отъезду соседний с нами, 27 гвардейский полк.
Двухэтажное белое кирпичное здание железнодорожной станции, точно огромный куб, высилось над одноколейной железной дорогой. Красноармей-цы-железнодорожники зачем-то смазывали мазутом рельсы, забивали косты-ли, подсовывали под рельсы новые неотесанные шпалы. С углов здания и со столбов свисали многочисленные порванные провода, у вокзала высились ку-чи битого кирпича, щебня, ржавых катушек колючей проволоки. В привок-зальной роще и даже на путях непролазный чертополох, буйная травяная за-росль, как возле замка спящей красавицы из сказок Андерсена. Там царевна уколола палец волшебным веретеном, здесь Румыния усыпила свое хозяйство несчастной войной… Невдалеке от полотна железной дороги румыны, в бе-лых холщовых рубахах и черных колокоподобных шляпах, косили сено для нашего военведа.
Оборванные мальчишки бойко кричали нам:
– Дониц, дониц! (Здравствуйте).
Кругом зелень, леса, крутые горы, покрытые синей дымкой, обворожи-тельно голубые дали. Неплоха природа, но… нестерпимо тянуло нас на роди-ну, в Россию, в родные края. Завтра в ночь и мы погрузимся в поезд. Загрохо-чут колеса, помчимся в Россию. За границей хорошо, на Родине – лучше.
… Поздно вечером объявлен по радио приказ Сталина командующему войсками 2-го Украинского фронта Малиновскому. В приказе указано, что в 3-х дневном жестоком сражении прорвана глубоко эшелонированная оборона противника по фронту в 120 километров и в глубину – 60 километров. Взят город Яссы, взят Тыргу Фрумос и много других населенных пунктов. Есть теперь Ясские дивизии. В то же время войска 3-го Украинского фронта в на-правлении города Бендеры прорвали фронт на протяжении 30 километров и углубились до 70 километров. Огромные клещи советских войск захватили большую вражескую группировку между Днестром и Прутом.
Совсем недавно румынские листовки звали нас в плен, а теперь Антонеску даже не в состоянии своим войскам обеспечить «ундипуци на коруции». Да и сам Антонеску переживает последние часы.
23 августа. На рассвете пошел дождь, но и он не смог смыть густую пыль с листвы и травы у шоссе: так много ее нагнали сюда своими гусеницами сотни прошедших за эти дни танков. Утром мы с командиром полка пошли в госпитальную баню деревни Кочни. В бане ворковала большая бочка с водой, подбадриваемая сухим паром, попадавшим в нее из парообразователя через широкий резиновый шланг. Сержант предложил нам попариться из шланга. Мы согласились. Горячий пар хлестал нас пуще березового веника. В бане от пара стало темно и нам нечем было дышать. Задыхаясь, мы взмолились, что-бы сержант прекратил «удовольствие».
По пути из бани мы встретили офицера связи. Он уведомил нас, что по-дошел на станцию Литени эшелон для погрузки первой очереди наших ба-тальонов. Значит, сегодня успеем отправить хотя бы половину людей и иму-щества…
… К 19 часам вечера разбушевалась гроза, полил дождь. Сняты последние телефонные провода нашей внутриполковой сети, отданы мной последние распоряжения на погрузку, отправлены люди на станцию. Ожидая подачи своего коня, я наблюдал за тем, как ординарец хлопотал у несложного моего скарба, как качалась от ветра буйная лебеда за окном, шевелились ветви оре-хового дерева, отягощенные крупными зелеными шарами неспелых плодов. Через открытое окно в хату ветер бросал дождевые брызги, доносился шум осокорей, чириканье продрогших на дожде птиц, мяуканье кошки на гунто-вой кровле соседней хаты, стон черногуза на своем гнезде у плетеной из хво-роста трубы. Все это видел я и слышал, но мысли мои были заняты другим. В мечтах передо мной открывался безграничный русский простор, Россия – с ее городами и селами, с большаками и проселками, с наивными митингами мо-лодежи и с серьезными речами стариков, умудренных опытом большой жиз-ни. И мы, почти не верилось, должны быть скоро там, где рабочие куют ору-жие для последнего решительного боя, где крестьяне выращивают хлеб для победы, где женщины отдают свою кровь для армии, отказываясь от платы. Сердце мое усиленно билось, таяло в радостном чаянии, молодело в упругом соку надежд…
Наконец, все готово. Я умчался на станцию, обгоняя по пути пешие ко-лонны мокрых людей, груженые подводы, табуны волов и овец. Навстречу мне, разбрызгивая грязь, мчались тяжелые грузовые машины с боеприпасами, отдельные танки. Сердитые велосипедисты, ругаясь на непогоду, тащили свои велосипеды, держа их за руль, точно барана за рога.
На станции пыхтел паровоз, стучали буфера вагонов, ругались артиллери-сты, устраивая на платформе дивизионные орудия… Сгущались сумерки, журчала вода, мычали в вагонах заскучавшие коровы.
Часам к двенадцати ночи мы отправили в путь первый эшелон, а в поло-вине шестого часа утра 24 августа отошел от станции Литени и наш эшелон. Утомленный и продрогший под дождем, я упал на топчан, устроенный за пе-регородкой в штабном вагоне, и крепко заснул.
Проснулся я лишь в 11 часов дня. Поезд стоял на станции Итскани, в 70 километрах от Черновиц. Паровоз брал воду и уголь или дрова.
Здесь настоящая Румыния. Черноголовые ребятишки шныряли у вагонов, предлагали молоко по баснословно дешевым ценам – по пятьдесят копеек за литр, веревкообразные сушки по двадцати рублей сотня, толстую колбасу по 4 рубля килограмм. На переездах, как и по всей Румынии, стояли ветрякопо-добные доски с надписями «Атентие ля трен!» (Берегись поезда!) Чернели рельсы, перешитые на русский образец колеи.
Из-за любопытства я совершил небольшую прогулку по станции. Это кра-сивое двухэтажное белое здание с рыжей железной кровлей и с полуоткры-тым дебаркадером. Перрон вымощен красивыми серыми плитками с рисун-ком, но очень низок, что составляет для пассажиров существенное неудобст-во: пассажирам высоко прыгать из вагона и еще хуже входить в вагоны.
Голова нашего эшелона направлена на северо-запад. Слева от нас в трех километрах – город Сучава, справа – Итскани. На стене, у одного из входов в станцию, висел жестяной автомат-торговец. Над щелочками диаметром в бронзовую лею, выпуклые надписи по-румынски: «Cicolata – I leu», «Caramel – I leu», «Diferite Deserturi – I leu». Для пробы я бросил в щель бронзовую ру-мынскую лею с изображением кукурузы на ней, но автомат ничего мне не по-дарил: ни шоколаду, ни карамели, ни десертной мармеладки. А до войны, го-ворили мне, он выбрасывал за лею все перечисленные сладости.
В северо-западном конце дебаркадера – асфальтированные, но сильно за-гаженные уборные с рисунками и надписями на стенах общего стиля интер-национальной порнографии и непристойности. От русских рисунков здешние отличались только чрезмерно носатыми мужчинами, а текст – латинскими буквами. На уборных, как и в Европе, указательные надписи: «Femei» (жен-ская), «Barbali» (мужские).
Вокзал строго разбит на классы. Имелись также кинозалы с эстрадой и рамкой для экрана. Стены комнат выкрашены глиной под цвет серо-зеленых шпалер. Вообще тона окраски стен и желто-бурые панели делали здание су-мрачным, украдали свет. Во всех комнатах и залах валялись по углам кучи мусора, над которыми стояли большие метла с длинными деревянными пал-ками вместо ручек. За станцией, ближе к Сучаве, проходила благоустроенная аллея с шоссейным настилом промеж рядов деревьев, с железной фигурной решеткой, с скамеечками под деревьями. За аллеей краснели домики из не-крашеного кирпича, блуждали два поросенка, ребятишки катали обручи, пу-ляли камнями в девчонок.
Справа от полотна торчали девять пузатых нефтехранилищ, за которыми высилось заводское здание или депо с кирпичной трубой, увенчанной громо-отводным металлическим шестом. Была труба, но не было дыхания: война остановила жизнь заводов и депо Румынии. А фронтоне здания надпись «CFR – Uzina de unjectat – traverse», написанная мазутом.
К нам подошел белокурый мальчик лет семи. Это уже не чистый румын: он не черноволос и не кареглаз. Скрестив руки на животе, он мял ими свою рваную фетровую шляпу и смотрел на нас с непонятным удивлением и пере-минался босыми ноженками на пропитанном нефтью межпутьи. Осмелив-шись, мальчик пискливым голосом вымолвил:
– Де пыня… (Дайте хлеба).
Это был представитель румынской нищеты. Правда, он не первый и не по-следний. К нам подходили румынские женщины с изможденными лицами и застенчиво предлагали мамалыгу; подходили крестьяне в узких холщовых штанах и просили закурить. Один из них спросил по-русски:
– Товарищи, война скоро кончится?
Испугавшись своих слов, он не стал ожидать ответа, быстро ушел. Мы их не называли товарищами, и они это знали. Они не могли не знать, что делали румынские солдаты в Одессе…
В пять минут второго начальник эшелона майор Маркин завопил:
– По ваго-о-нам! Звякнула сцепка, дрогнули вагоны. Я прекратил запись. Поехали.
… В 15 часов проследовали через станцию: «Milicauti». Везде одинаковый пейзаж: луга с копнами убранного сена и с некошеной еще густой травой, ку-курузные и конопляные посевы, бесчисленные темно-желтые и сероватые по-лоски не скошенной пшеницы и ячменя, пестрые деревни с островерхими одинокими колокольнями, горные цепи, покрытые лесом, румыны с наголь-ными косами, идущие по обочинам дороги. Они приветственно-прощально махали нам руками, будто старым знакомым, навсегда покидающим их стра-ну, кричали:
– Конец разбою! Конец Антонеску!
На полустанках и разъездах разминовываемся со встречными эшелонами танков, артиллерии, пехоты. Они шли к фронту. Пламя войны охватывало всю Румынию от Черноморского побережья до гор Северной Трансильвании. Может быть танки, которые проследовали мимо нас в юго-восточном направ-лении, ударят через Пятры и Бокеу в долину реки Марош Арани, чтобы вый-ти в Венгрию, или они помчатся на Фокшаны, на румынский городок, распо-ложенный у выхода из Трансильванских Альп к низменности Серета и Дуная. Первого августа 1789 года Суворов разгромил турок под Фокшанами, и они «побрели по дорогам – браиловской и к Бухарестам», - говорил о них полко-водец в своей автобиографии. С фокшанского сражения турки прозвали Су-ворова «Топал-пашой» (хромым генералом) и боялись его, как огня.
Советские правнуки Суворова на мощных танках нагонят на врагов Рос-сии еще больший страх. От них не уйти врагу ни по браиловской дороге, ни к Бухарестам. Догонят и раздавят.
Поезд гремел и гремел колесами, скрипел сцепкой, позвякивал буферами. Мимо проплывали железнодорожные будки, исцарапанные пулями и увитые порванными проводами. Качались на ветру полуоторванные створки разби-тых окон. На разъездах и на мостах стояли наши красноармейцы с желтыми и красными флажками.
… В 19 часов вечера по телефону разнеслось: «Предупредите всех, что приблизилась государственная граница».
Через пятнадцать минут эшелон остановили в 40 километрах от Чернови-цы, на границе Румынии и южной Буковины. Началась проверка документов.
Вот она, граница здешняя. Обыкновенная балка с рядами осокоревых са-женок, вершины которых опушены прутьями и листвой наподобие пальм. По-граничники с зелеными блинами известных всему миру фуражек проверяли документы минут 15-20. Ни одного румынского стража мы не видели: их и не могло здесь быть…
Совершив необходимые формальности, мы двинулись дальше, и через не-сколько минут пересекли Серет. Небольшая речка, перекрытая огромным же-лезобетонным мостом. Тут же станция Серет. Веселое двухэтажное здание вокзала с красной черепичной кровлей было обсажено каштанами, акациями, липами и стояло одиноко среди разрушенной ограды. Рядом – штабеля круп-ного леса.
В восемь часов вечера прибыли на станцию Адвиньката. До Черновиц ос-талось 36 километров. На окраине поселка – оборона, похожая на игрушку: бруствера окопов обложены шахматно зеленым дерном, крутости траншей одеты досками, к аккуратненьким стрелковым ячейкам гармоникой бежали чистенькие досчатые ступеньки… На войне такого не приходилось видеть.
На станции Адвиньката простояли до половины десятого вечера, так как меняли паровоз и паравозно-поездную бригаду. На обочине дороги, заросшей травой, собрались красноармейцы. Баянист, устроившись на пыльном рельсе, исполнил «Расставание», «Кто его знает», потом взялся за плясовые.
… Здесь нас догнало известие, что 23 августа капитулировала Румыния. Это известие было принято нами, как должное неизбежно совершиться: при сложившихся военно-политических и международных обстоятельствах даль-нейшее участие Румынии в войне на стороне Германии могло бы привести к полной гибели Румынии. Эту истину соответствующим образом донесли до сознания короля Михая I и мамко Елены. В будущем люди узнают, что в акте капитуляции Румынии в одинаковой мере сыграли свою роль и Советские армии и советская дипломатия.
 … На путях станции Адвиньката мы подобрали донецкого мальчика лет 13-ти. Немцы убили его отца, расстреляли мать. Этот мальчик познал, что не могут в мире существовать одновременно гитлеризм и большевизм: его мать была коммунисткой. В поисках жизни, парнишка с шахты 33 уехал в уголь-ном вагоне одного из эшелонов на румынский фронт, а теперь, хлебнув горя, рвался на родину, чтобы учиться в школе служить своему народу.
… Ночью эшелон больше стоял, чем двигался. И только в начале восьмого утра 25.08.1944 г. мы прибыли к станции Чернiвцi. Огромный вокзал, обли-цованный под темно-серый цемент. Над центром двухэтажного здания вы-сился квадратный купол со шпилем и шаром наверху шпиля. По концам зда-ния – небольшие бельведерчики, тоже увенчанные серыми деревянными шпилями, но уже без шаров. Кровля вокзала черная, как смола. Над цен-тральным входом в вокзал – огромное окно с цветной росписью на стеклах и фигурными шибками.
К вокзалу примыкал длинный полудебаркадер, опирающийся на колонна-ду фигурных железных столбов, в верхней части которых пристроены метал-лические корзины с банками живых цветов. Перрон асфальтирован, но также низок, как и на румынских станциях. Пассажирских платформ совсем нет. Не в моде.
Прямо за вокзалом, одетая в гранит, улица подымалась в гору, уводя лю-дей к центру города. На солнце сверкали трамвайные рельсы, неколебимо и тяжело толпились на горе гранитированные дома. Мощные постройки яруса-ми восходили на крутую высокую гору, густо покрытую лесом и садами. Там росли широкие каштаны, ланцетовидные тополя, шершавые акации, вздыма-лись темно-зеленые пирамиды кипарисоподобных деревьев без листвы, юти-лись у домов кудрявые яблони, а по стенам построек ползли зеленые плющи и дикие винограды, висли плети хмеля. Чарующая живописность, незабывае-мый пейзаж.
В Черновицах нам гостить не пришлось. Уже в 7.40 эшелон двинулся в путь. Медленно проплыл мимо завод, на фронтоне которого латинскими бук-вами было написано русское милое слово «Beresa». Потом, параллельно по-лотну дороги, долго тянулась каштановая аллея. В темной зелени листьев светились корявые желто-зеленые шары каштановых плодов. За аллеей по-шли низина, луг, осокоревый лес. Вскоре мы поехали по мосту через Прут. Под нами очень глубоко кипела вода, рассекаемая острыми углами железобе-тонных и деревянных быков. Рядом высились леса и решетки восстанавли-ваемого саперами моста. В двух сотнях метров далее купались в воде разва-лины второго моста, через который когда-то шли автомобили прекрасной ав-тострады.
Река разделяла Черновицы на части, шла между домов, пересекала улицы. Петляла среди построек и железная дорога. Эшелон медленно прокатил мимо базара, полного пестрой толпы и куриного кудахтанья. Для нас это было от-вычным явлением и мы, высунувшись из дверей, наблюдали за базарной тол-пой, будто это было представление классической вещи в столичном театре. Уплывал постепенно от нас много, трубастый красавец город. Начиналась Северная Буковина. Оборвались горы, измельчали и почти исчезли холмы. Мы поехали лугами и равнинами с кукурузой, овсами, кудрявой зеленью кар-тошки.
Минут десять езды и снова эшелон остановился на пригородной станции Садагура Кишиневской ж. д. Здесь, осаждая вагоны, девочки предлагали ку-пить у них белые сливы по 15 штук на рубль, огурцы – по 10 копеек, яйца – по тридцать. Мальчишки вели себя с меньшей бойкостью. Они держались по-одаль от вагонов, продавали из-под полы цуйку (водку), запрашивая по 300 рублей за литр.
Отсюда чарующий вид на Черновицы. Они теперь правее и позади нас. Утопая в зелени садов и рощ, по крутой горе сверкали на солнце белые стены домов. От линии железной дороги и до самого горизонта, там и сям торчали кирпичные фабричные и заводские трубы, зеленели поля, ярко полыхали желтые огоньки цветущих подсолнухов. Живописный уголок нашей Родины.
На станции Садагура мы узнали о подвиге французских патриотов, осво-бодивших Лион, Тулузу, большую часть Парижа от немцев. Виват, доблест-ные французы!
Лионские ткачи в XIX века бросили лозунг: «Мир хижинам, война двор-цам!» Ныне они объявили беспощадную войну немецкому фашизму, фран-цузскому кагулярству, мировой реакции. Франция всегда была прекрасной. Когда на ее голове вспыхивала красная шапочка революционного гнева. Но во Франции слишком много «социалистов», которые снова могут свихнуться в болото… Народ Франции должен не выпускать из своих рук оружия до пол-ной победы не только над немцами (этот вопрос можно считать обеспечен-ным), но, еще более важно, до полной победы над своей реакцией. Учитывая то, что Францию освобождает не Красная Армия, а англо-американцы, там можно ожидать всякого оживления реакции… Да и Де Голь – только нацио-нальное знамя, а не знамя социальной справедливости…
… Наши войска победно углубились к центру Румынии. 2-й Украинский фронт занял ряд городов, в числе которых – Романы. Нашли ли там наши солдаты Петрову Зою? Она так звала их туда, показывала дорогу нашим вой-скам. Верится, что нашли, и мне придется когда-нибудь поздравить ее с осво-бождением от неволи.
3-й Украинский фронт занял Бендеры, Аккерман, Кишинев.
… В 9.53 утра выехали со станции Садагура, а в 10.20 прибыли на стан-цию Боян. Здесь свекловичные плантации, кукурузные полоски, ивовые кус-ты. У полотна навалены штабеля старых рельс и гнилых шпал. Каменная гру-зовая платформа заросла подорожником. На ней бабы организовали базар с продажей хлеба, молока, яиц и огурцов. Рядом одноэтажное здание станции. Оно разбито войной, а вокзал перенесен в крохотный домик с тремя оконца-ми и узкими голубыми наличниками.
У станционных путей мирно паслись комолые коровы, вокруг которых с длинными хворостинами в руках резвились смуглолицые девочки. Ветер ко-лыхал кончики их красных повязок и галстуков. Здесь была уже советская Бессарабия. Ребятишки и женщины с нами дружелюбно беседовали, но за продукты торговались, запрашивая цены побольше. Рынок – не свой брат. Пришла весна победы, приближалась осень хозяйственного расчета.
Солдаты наши пыряли женщинам по тридцатке за круглую буханку хлеба. Женщины отдавали хлеб, бесстрастно свертывали красные бумажки и тру-бочки засовывали в пазуху. Трудно было определить, радовались женщины цене или жалели, что продешевили. Весной, когда мы освобождали Бессара-бию, с нас совсем население не брало денег за продукты, а на лицах их, одна-ко, сияло довольство, яркое и заметное…
В 10.37 отправились в путь. До станции Новоселицы, куда прибыли в на-чале двенадцатого, ехали по живописной балке, полной вербовых кустов, го-лубых озер с буро-метельчатыми камышами и юркими белыми утками, кото-рые без конца ныряли и, уставив кверху растопыренные хвосты, что-то вы-щипывали и вылавливали на илистом дне. Тут же, в грязных копанях, стоя по пояс в воде, бабы замачивали конопляную тресту, на берегу нежились в грязи кругленькие поросята.
В глазах рябило от многочисленных и пестрых полосок единоличных по-севов. Среди зелени кукурузы, нет да и мелькали черные прямоугольники па-ра. Живописные бессарабцы в фетровых шляпах, в узких, как и румыны, холщовых штанах и длинных белых рубахах, перехваченных цветными шер-стяными кушаками, степенно шагали за плугом, а их жены бичами погоняли ленивых коней или волов, шагая босыми ногами рядом, по невспаханной еще целине.
На станции масса хлама. Здесь и разбитые бочки, и штабеля старых досок, и подбитые машины и исковерканные орудия. В облаках предательски рыдал немецкий разведчик, пробравшийся к нам в тыл. Из-за садика били зенитки. Снаряды со жвыкающим звуком уносились ввысь и рвались там безрезуль-татно, засоряя небо черными и синими кудрявыми шапками разрывов. По эшелону объявили воздушную тревогу, но это мало на кого действовало. В здешних местах много спирта и почти весь эшелон, несмотря на принятые меры профилактики, навеселе. Рядом с нашим вагоном машинист громко спорил с дежурным по станции, доказывая ему свою невозможность.
– На себе что ли повезу состав? – кричал он. – У меня и пару то всего на 6 очков. Совсем погасли топки.
С паром у машиниста, по его словам, было очень туго, но все же он согла-сился вести эшелон, когда дежурный принял воинственную позу и покраснел от гнева. В утешение себе, машинист пробормотал: – В поле выеду, а там придется зимовать. Без топлива пару не бывает…
Капитан Сержанов тоже выпил. Длинный, как землемерная веха, он раз-добрел, начал досаждать всем своими услугами: какому-то бойцу он помог тащить толстую доску, изрядно мешая ему и сбивая с ритма; потом он вырвал лопату у девушки-железнодорожницы и начал рьяно прочищать межпутье, подрезая траву, грязь и кучи глея. Наконец, он залез под полу суконного жа-кета черномазой дамочки, чтобы прикурить от немецкой зажигалки, гаснув-шей на ветру. По его адресу зашумели голоса из вагонов:
– Ты под юбку к ней залезь, там совсем не дует ветер…
В 11.40 сигнал отправки. Через час проследовали через маленькую стан-цию Ванчикауцы. Пошла ровная местность с кукурузными посевами, с голы-ми степями, с узкими полосками единоличников. Недавно освобожденная от немцев, Бессарабия еще не вошла в колхозную колею.
В 13.50 эшелон остановили на станции Красный пояс, чтобы пропустить встречный поезд, и продержали до 15 часов. Яркий пример против однопут-ности ж. д. полотна.
В 17.15 проследовали через разбитую станцию Липкани, а в 20.15 минова-ли станцию Ларга, запрятанную справа по движению в огромной дубовой роще, забитой лошадьми, людьми, машинами, красными кирпичными доми-ками с ярко красными черепичными кровлями. Нас не остановили здесь по-тому, что предстояла погрузка какой-то части в уже поданный длинный эше-лон…
Слева бежали ровные безлесные поля. Над ними медленно сгущались су-мерки. Мягкие украинские сумерки. Вскоре нельзя стало ничего различить: луна была и мала и закрыта облаками. Совсем уже была ночь, когда эшелон подъехал к станции Ниноводск. Здесь мы получили некоторые вести с фрон-тов: третий Прибалтийский фронт занял сегодня город Тарту, 2-я француз-ская танковая дивизия вступила в предместье Парижа. Если правда, что вчера еще французские и союзные войска вышли к швейцарской границе, то скоро они доберутся и до страсбургских гусей, достаточно им развить успех на се-вер. Неужели союзники смалодушничают и не войдут в Германию через Швейцарскую дверь? Скорее всего, они остановятся перед швейцарским «нейтралитетом»… Ведь недаром стратегия неотделима от политики…
26 августа. Ночь я проспал. Проспал и утро, когда, часов в восемь, эшелон пересекал Днестр и Могилев Подольский. Проснулся я уже на маленьком по-лустанке в 9 километрах за М. Подольским и в 90 километрах от Жмеринки. Здесь побрился, позавтракал. А когда поезд тронулся в путь, то и увидел но-вые картины. Прошла ведь всего одна ночь с 25 на 26 августа, поезд примчал нас в новый мир. Вместо маленьких клеточек и полосок земли, исполосован-ной рубцами единоличных меж, здесь развернулись перед глазами необозри-мые и безбрежные поля. Сразу видать, здесь немец меньше разъел своей ржавчиной советскую душу хлеборобов. Поле – это изнанка человеческой души, копия социального строя. У немца душа мелкая, из клеток. Довольно точно отражались немецкие идеалы в индивидуальных полосках земли. На эти полоски хотели немцы снова разрубить Россию. У русского человека ду-ша большая, цельная, как поле без межевых рубцов. Даже в пору сельских общин это проявлялось с такой силой, что народники (правда, ошибочно) ус-матривали «природный социализм в крестьянстве». Это, конечно, был не со-циализм, а только необходимая для него большая цельная душа, которой не доставало тогда рабочего индустриального руководства…
На станции Вындычаны, где остановились мы часов в 10 утра, украинки снабжали нас фруктовым самогоном по 60 рублей литр, спрашивали, скоро ли придут их человеки з войны. В это же время мимо грохотали составы с танками и пушками. Они шли на войну, шли добивать Венгрию, Германию, шли кончать войну и завоевывать мир.
Распрощавшись с украинками, помчались дальше. Часто мелькали мимо нас станции. Их здесь больше, чем надо. Вот проехали мимо Немерчи. У станции – базар, масса женщин с кошелками. Минут через тридцать минова-ли маленькое белое одноэтажное здание станции Катожани, окруженное ли-пами, дубами, кленами. Несколько навесов, пакгауз и… поле, поле, поле. Впечатление – одинокая станция в обширной степи. Далекие горизонты. Винницкая область.
В половине шестнадцатого прибыли на станцию Жмеринка. До Винницы – 30 километров.
Какое впечатление от Жмеринки? Большой поселок с массой разбитых зданий, с тополевыми, липовыми, осиновыми рощами, с фруктовыми садами. Торчали почерневшие от дождей и времени водокачки. На столбах висела паутина проводов, на десятках рельсовых путей пыхтели большие и малень-кие паровозы, дремали длинные составы вагонов, стояли приглушенные мо-тодрезины. Навалены горы разбитых машин, вагонов, ржавой железной арма-туры, продырявленных осколками цистерн…
Здесь подтвердился слух о капитуляции Румынии, об объявлении ею вой-ны против Германии. Говорили также, что Антонеску будто бы удрал на са-молете в Германию. Но этому верить не следует. Тогда чего же делали наши люди, работавшие при королевском дворце? Антонеску должен не уйти, а по-пасть в руки правосудия. Он – военный преступник.
Приятно было узнать, что союзники полностью освободили от немцев Па-риж.
… Из Жмеринки выехали в 18.30 и через 5 минут проследовали через по-лустанок Браилово. Несколько домиков и несколько баб, рассматривавших наш поезд. Здесь дело пошло веселее: навстречу беспрепятственно бежали встречные поезда, т. к. от Жмеринки начиналась двухколейка. По обеим сто-ронам дороги – зеленая сосновая защита, дубовые леса, перемешанные с бе-резняком, орешником, акациями.
В 20 часов вечера эшелон остановили на путевом блоке в семи километрах от Винницы и продержали здесь минут тридцать, так как Винница была заби-та поездами.
Балки, перелески, дремлющие в вечерней тиши березы, прохлада. На зем-лю ложилась темнота, но на медно-лиловом небе резко выделялись черные силуэты заводских труб и мощная церковная глава. В котловине сверкали редкие городские огни, нарушившие светомаскировку. Поезд, тронувшись с путевого блока, сперва шел с большой скоростью, но по мере приближения к городу сбавляли ход и, наконец, пошел совсем тихо, точно поплыл. Мимо двигались дома, улички, сверкающие озерки воды. Все это было в котловине, по краю которой катился наш эшелон. Вот он совсем остановился. Перед на-ми красными кружочками засветились фонари на стрелках. Сбоку на высокой платформе толпились люди, стояли какие-то столы. Навстречу поезду спеши-ли железнодорожники с молотками на длинных ручках, с длинноносыми мас-ленками в руках.
– А где же вокзал? – спросил кто-то.
В самом деле, где же вокзал? Мы всматривались в сумерки, искали глаза-ми когда-то красивый винницкий вокзал. Его не было. Перед нами слева (как и весь город – слева) высилась колоссальная куча кирпича и щебня, валялись на каменном холме куски каменных арок, обломки круглых колонн, торчали над развалинами ажурные мачты с юпитерами и козырьками затемнения, пристроенными в первые дни войны. Это все, что осталось от взорванного немцами вокзала. Почти рядом с вокзалом полулежала рельсовая ажурная во-донапорная башня без резервуара, который был сброшен взрывом, и сохра-нилось только корзина башни, то есть гнездо, на котором держался до взрыва цилиндрический резервуар.
… Из Винницы мы отбыли в 21.10. В последнюю минуту получили офи-циальное подтверждение, что Антонеску сбежал, а новое правительство, ка-жется, Санатеску и король Михай I приняли все советские условия выхода из войны, и румынские войска, удерживая в своих руках Бухарест, громят нем-цев, отступающих под ударами Красной Армии. В последнее я верю, но в бегство Антонеску не могу поверить. Его, на худой конец, если не удалось арестовать, можно было убить. Мне кажется, что слух о бегстве Антонеску имеет маскировочную цель, чтобы дезориентированные этим немцы не смог-ли повторить с Антонеску опыт дуче: того, как известно, они выкрали. Анто-неску поэтому надо было спрятать до подхода частей Красной Армии к Буха-ресту. И он, наверное, спрятан.
Впрочем, если он и убежал в Германию, не отсидится и там. Войска наши и наших союзников скоро прочешут и Германию.
Интересно сообщение о Болгарии. Тамошнее правительство, желая сма-неврировать и не допустить Советские войска на свою территорию, уведоми-ло СССР о своем полном нейтралитете, обещало изгнать из Болгарии немец-кие войска и гражданских лиц, интернировать немецкие части при отступле-нии их от Красной Армии через болгарскую территорию. Хорошо в этом только то, что началось подлинное бегство немецких марионеток в кусты. Что же касается болгарского «нейтралитета», то было бы большой ошибкой, если наше Правительство не нарушит его. Относительно поведения болгар-ского правительства до самого последнего времени у нас не было никаких сомнений: германофильство, советофобия. Теперь же болгарский «нейтрали-тет» будет походить на щит в шлюзе: немецкие войска проходи, советские – стоп! Нет, номер не пройдет. Москва давно перестала походить на ворону, которой «Бог послал кусочек сыра». И не болгарской лисице обмануть Моск-ву.
… 27 августа. В город Казатин прибыли ночью, а выехали оттуда рано ут-ром, поэтому увидеть пришлось здесь очень мало. Запомнилось много разби-тых домов, железнодорожный парк, забитый изуродованными немецкими танками и бронетранспортерами. Кругом мертвые машины, мертвые остова сгоревших вагонов, глубокие воронки авиабомб, заполненные водою, разби-тое депо с неодухотворенными трудом, заржавелыми паровозами на заржаве-лых рельсах среди закопченных стен. И над этим хаосом разрухи, точно цве-ток над свалкой, контрастно возвышалась справа от полотна красивая водо-напорная башня, не тронутая войной. Краснокирпичная, с желтыми обводами по углам и своеобразными штакетами на кровле, похожей на опрокинутую тарелку, башня напоминала собой сказочное строение, предназначенное не для водоснабжения, а для жизни волшебной красавицы, которая должна про-снуться, взмахнуть платком и возвратить Казатину его довоенный вид.
… Поезд набирал скорость. Исчезла из вида красавица-башня, началась окраина Казатина. Разбросанные на большое удаление друг от друга хаты, чахлые садики, обгорелые деревья, обгорелые танки за сараями, разбитые мо-тоциклы в наполненной водою канаве. Война.
За Казатином сперва тянулись леса, потом начались поля с небольшими балками и перелесками.
В 9.15 мы проследовали через станцию Попельня, в 9.53 миновали тще-душные Трилесы, в 10.15 прибыли в Фастов. До Киева осталось 63 километ-ра.
Фастов – незавидный городишко, да еще разбитый войной. Много желез-нодорожных путей, много огородов. Прямо-таки огородная станция, но пыльная и с дурным воздухом, пропитанным запахом нечистот.
Изрядно постояв в Фастове, мы, наконец, двинулись дальше.
Километра два ехали по одноколейной дороге, что вызвало у меня удив-ление. Потом слева заблестели рельсы и мы «впали» в них, точно приток в реку. Некоторое время ехали по трехколейному пути, потом пошла нормаль-ная двухпутка до самого Киева, восстановленная советскими дорожно-строительными батальонами.
В 16 часов 10 минут прибыли в Киев. Со стороны железной дороги ничего красивого в Киеве незаметно. Большой город, грузные серые каменные дома, дома, дома. Они уходили далеко, покуда хватал глаз, и были большей частью с выбитыми окнами. Это уж наша особенность: мы скорее построим новый город или сделаем огромный завод мирового значения, но годами будем эко-номить на стекле, на замазке, на кровле уже построенных домов. Есть неко-торые отравители, действующие не сразу, а по мере накопления их в орга-низме, зато бурно и неотразимо, если необходимый минимум их накопился. Есть опасность, что и весь старый жилой фонд страны в одно время пережи-вет невиданную катастрофу, т. к. практически уже десятки лет не подвергает-ся необходимому ремонту и реставрации. Особенно плохо с крышами и по-толками: сплошная течь… копеечная экономия может опустошить в свое время наш целый бюджет. Вот и в Киеве, я увидел начатые строительством новые здания. На них нашлись средства. Неужели этих средств не оказалось на остекление уже готовых домов? Простое ротозейство и гибельная привыч-ка надеяться на указания сверху…
…Издалека был виден знакомый по картинкам купол. Узнал его. Это ку-пол колокольни Киево-Печерской Лавры. Вопрос о ней волновал многих. Без Кремля и Василия Блаженного не узнать бы Москвы (Дворца Советов пока нет), без Киево-Печерской лавры утратилась привычная индивидуальность Киева, его, запомненное всем миром, лицо.
В Киеве мы почти не останавливались. Поезд мчал нас мимо бесконечных составов, мимо целых и разбитых вагонов, мимо обгорелых и разбитых домов – коробок безвкусной архитектуры реконструктивного периода. Эшелон то и дело нырял под мосты, один из которых до такой степени подорван, что справа на наш эшелон чуть не рухнул обвалившийся железобетонный пролет. Он рухнул, когда эшелон уже миновал его и отъехал от пролета метров на сто-полтораста.
Наш дальнейший маршрут – на Нежин. Взором простился я с тоненькой высокой башенкой, смотревшей за нами из синеватой глубины огромного го-рода. Эшелон прокатил мимо оригинальной церковки с тремя островерхими колоколенками готического стиля. Средняя колоколенка похожа на шпиль адмиралтейства на берегах Невы, а вся церковка, казалось, мчалась к небу, как струи нагретого воздуха: так легка и воздушна была ее архитектура.
В раскрытую дверь вагона дохнуло прохладой, и перед глазами заплескал-ся голубой Днепр. Эшелон долго и медленно шел через новенький мост над Днепром. Рядом купались в воде обломки старого моста, подорванного нем-цами. Севернее нас еще виднелся один новый мост, а возле его обломки ста-рого. Казалось, что наш эшелон и мост, по которому мы ехали, отразились в гигантском зеркале. Так было велико сходство. Стандарт. Повторение одной и той же идеи архитектора. Надоедливо, зато дешевле.
Выезд с моста на левый берег Днепра венчали, похожие на вереи ворот, две деревянных колонны с надписью «Киев, 1944 г.» От колонн, как и от мос-та, пахло еще свежей стружкой только что законченных работ.
Зв мостом я оглянулся на Киев в последний раз. На высоком берегу Днеп-ра, покрытом садами, красовалась Киево-Печерская Лавра, без которой Киев не имел бы исторического лица, и которую немцы подорвали, но не смогли уничтожить. С этой стороны Киев действительно хорош. Этот красавец-город смягчил в свое время сердце татарского хана Батыя, но красоту его изуродо-вать пытались бесчувственные немцы. Что ж, дождь наших побед и наших забот смоет с лица Киева немецкие царапины. И он, молодой и сверкающий, снова будет сиять на славу нашей отчизны. Мать русских городов… пока скрылась из вида Печерская колокольня, я все смотрел на Киев, к которому будто магнитом тянуло мои глаза. Не знаю почему, но еще ни с чем я не рас-ставался с таким тяжелым нежеланием.
… А Днепр… Он не седой, не серебристый, как писали о нем поэты. Он каштановолосый и голубоглазый красавец. Я запомнил на его груди красный треугольник якорного буя и зеленую моторку, с борта которой нам прощаль-но махали платками красивые пассажирки.
28 августа 1944 года. Нежин проехали ночью. К утру эшелон находился на последних перегонах к Бахмачу, куда прибыл в 9.40 утра. Город справа. У станции жиденькие тополя, пара водонапорных башен. Одна – цилиндриче-ская, тонкая, обитая железом. Чтобы не упала, она привязана четырьмя тро-совыми оттяжками к толстым анкерам, вбитым в землю. Другая походила на индийскую свайную постройку: серый досчатый домик с крышей арбузной расцветки и с четырьмя хмурыми оконцами (в каждой стене по оконцу) под-нят на высоту восьми метров и висел на бесчисленном лесе свай и деревян-ных переплетов, как на паутине. Больше в Бахмаче ничто не привлекало вни-мания. Жаль, что не посмотрел я прославленного на весь мир своими огурца-ми города Нежина. Да и самих нежинских огурцов никогда не кушал, а верил не нежинской славе на слово.
В Бахмаче мы узнали новости: наши войска заняли Фокшаны, Рымник, Галац. Много пленных. В полном составе сдалась 1-я гвардейская дивизия румын. Она воевала с нами в конце апреля 1944 года в Думбрэвице.
В полчаса двенадцатого прибыли в Конотоп, в одноэтажный деревянный город с бурыми железными кровлями. Здесь много садов, огромное кладбище паровозов, горы немецкой разбитой военной техники, развалины зданий, раз-битый вокзал, бесчисленные составы товарных поездов, толпы людей, про-дающих махорку (6 рублей стакан), блинчики – по пятерке штука, яблоки – по трояку, яйца – по пятерке и огурцы – по паре рублей за штуку.
Проститутки заигрывали с военными, бесстыже выпячивали полуоткры-тые груди. Эти, видать, основательно подержаны немцами, усвоили европей-скую «культуру любви»…
Рядом стоял сборный поезд из вагонов и платформ, наполненных мусором и железным ломом. Поверх груды железа и навоза сидели женщины, ребя-тишки, высились полосатые узлы со скарбом людей, возвращавшимися из эвакуации. Откуда ни возьмись, подбежала толпа евреек. С шумом и криком они начали грузить на платформы попарно связанных коз и какие-то белые мешки с перьями и шерстью. Неизвестный пьяный солдат, распевая во всю глотку: «Даешь Варшаву нам, даешь Берлин, мы захватили Крым…» подбе-жал к еврейкам и начал помогать им в погрузке. Мешок от солдатского усер-дия лопнул и по ветру, точно снег, полетели белые куриные перья.
– Ай, вай, – тоненько закричала женщина, замахала руками в след летя-щим перьям, но больше ничего не могла поделать: поезд начал двигаться, и увез женщину в сторону, противоположную полету перьев.
Перед самым нашим отъездом из Конотопа, в третьем часу дня распро-странился слух о налете 10 тысяч союзных самолетов на Берлин. Может быть, это преувеличение, но… желательно.
… В три часа мы переехали через Сейм по высокому мосту с грандиозны-ми решетчатыми перилами, с бочками воды по краям моста, с часовыми от НКВД при въезде и при съезде с моста. На берегу клекотал мотор водокачки, из трубы валил парок. Возле бурой высокой трубы из железа масса девок и военных. Одни из них играли в теннис, другие просто глазели, третьи – щи-пали друг друга.
От Конотопа пошла на Москву одноколейная дорога через Брянск. В 15.30 проехали через станцию Мельня. Поля здесь или обрамлены лесами (березы, акация, хвоя, орешник) или чередовались с рощами. Много кудрявых хвой-ных школ-посадок. Мелькали небольшие балочки, мосты, проселки. На золо-тисто-зеленых жнивьях паслись стада коров, настороженно гоготали гуси, жгли пастушата свои дымные костры из бурьяна и соломы.
Эшелон наш шел очень тихо по слабо еще обкатанному полотну, восста-новленному после немцев. В 16 часов 10 минут проследовали через станцию Алтыновка, окруженную садами и огородами. Бабы забрасывали в наши ва-гоны яблоки и огурцы, охально хохотали, манили к себе. Видно, наскучило им без мужчин…
В 16.43 миновали Кролевец. Пошли хвойные леса, между которыми попа-дались лысины полей и полян. Потом – балки, речонки, ольховые болота, бредущие толпы цыган, неведомо откуда появившиеся. Цыганки в традици-онных цветных платках и больших серьгах улыбались нам, широко скаля бе-лые зубы. От шума поезда не слышно было их голосов, но мне казалось. что они предлагали погадать или спрашивали: «Война что ли кончилась, что сол-даты с фронта едут?»
… В начале девятнадцатого часа остановились на несколько минут на станции Терещенская. Вечерело. На перроне, под душистыми тополями жен-щины продавали желтые цветы и уверяли, что это сейчас очень модно: «нет мужей и изменять очень даже требуется… Для этого и живем. К поездам хо-дим».
Станция в зелени. По обе стороны дороги – большая деревня городского типа. Рядом базар, шумливая толпа. Заходящее солнце золотило листву де-ревьев и иззубренные гребни крыш. В листве тополей ошалело шумели воро-бьи. Сплошное чириканье.
… В 18.47 поехали дальше. До Москвы 564 километра. Заходило солнце. Над лугом плыли седые клубы тумана. За лугом начинались дубовые леса. Ощущался приближавшийся север, начиналась Среднерусская Возвышен-ность.

КОНЕЦ ДВЕНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 13-я (28 августа 1944 г.– 15 октября 1944 г.)
День 28 августа закончился для нас на станции Ямполь. Когда эшелон в конце двадцатого часа подкатил к ее перрону, уже ложились сумерки. Лило-вое небо быстро темнело, гасли последние отблески вечерней зари. Замирали дневные шумы. Снотворно действовали глухие крики ребятишек, точно звон поддельной монеты. Так, бывало, действовало на меня блеяние овец, возвра-щаемых с пастбища запоздалым пастухом.
Здесь стояли долго. То пропускали встречные составы, набитые солдата-ми, орудиями, танками и повозками, то нас обгоняли санитарные поезда, то что-то не ладилось с нашим паровозом. Я, не дождавшись отправки, заснул в своем купе.
Сквозь сон слышал, как ординарец Волков, колхозник Первомайского района на Южном Буге, снимал с меня сапоги и укрывал меня плащ-палаткой. Он заботливый и чуткий солдат.
29 августа 1944 года. В семь часов утра, проснувшись, я выглянул в дверь. Эшелон проходил через станцию Симина. За ней потянулись болота, похожие на северо-западные, ильменьские болота. Только там было больше сосен, а здесь – ольховые леса. Справа от насыпи, залитая болотной водой, серела де-ревянная лежневая дорога, по которой, разбрызгивая гейзеры воды, катили несколько грузовых машин. Они прыгали и качались, будто шли по кочкова-тому месту. Так сильно была разрушена лежневка.
Наш радисты перехватили сообщение о том, что вчера войска 2 Украин-ского фронта завершили ликвидацию окруженных вражеских дивизий юго-западнее Кишинева, что успешно действует Черноморский флот, заняты го-рода Сулин (в устье дунайского рукава Сулина) и Тульча – на правом берегу Дуная к югу от Измаила.
В 9 часов утра мы миновали мост через речку Геруса. На доске, на левом берегу Герусы, чернела надпись: «До Москвы – 478 километров».
Через час остановились на станции Хомичи. Женщины окружили вагоны, предлагали купить сырые лесные орехи, жаловались на немцев, уничтожив-ших всех коров: на всю станцию осталось две коровы. Здесь партизанский поселок… Над развалинами и пеплом торчали закопченные печные трубы, кое-где чернели двускатные крыши землянок, белели свежим деревом новые хатенки: начиналось новоселье. Женщины охотно рассказывали, как партиза-ны воевали с немцами в брянских лесах. Леса эти – совсем рядом. Густые, молчаливые прародители тревог. До Брянска население считало отсюда около восьмидесяти километров.
… Часов в двенадцать дня мы уже были на станции Навля. Здесь щебень, руины, полуповаленная железобетонная башня. Толпы ребятишек просили хлеба и картошек. Иные из них – без глаз или с оторванными пальцами, на самодельных деревяшках вместо ног: эти маленькие инвалиды попали на не-мецкие минные поля или пробовали отвинтить головки снарядов.
Справа от эшелона торчали бесчисленные пеньки сгоревших складских построек и так много зеленоватого битого стекла от бутылок, что кто-то не-вольно воскликнул: «Вот где смерть бутылкам!»
До Брянска, куда мы приехали в два часа дня, нас сопровождали леса и ле-са: хвоя, береза, дуб и снова хвоя, хвоя…
Брянск. Хаос разрушения: рухнувшие корпуса кирпичных зданий, изра-ненные осколками стены депо (красные и закопченные), обвалившиеся по-толки, искореженные взрывом железные балки. Поваленные на бок паровозы, новые строительные леса у старых стен. Проворные каменщики, лазая по хо-дам лесов, латали в стенах пробоины от снарядов. Везде, на обширных про-сторах узла, пыхтели паровозы, свистели гудки. По путям тяжело передвига-лись подъемные краны. На тросах ажурных мачт качались квадратные челю-сти погрузочных ковшей. Подъемными кранами грузили уголь в тендеры па-ровозов. К этому примитиву железнодорожники перешли вынужденно, т. к. эстакада была взорвана немцами. Бесчисленные рельсы, бесчисленные пути, бесчисленные ряды вагонов, платформ, паровозов. Масса измазанных в уголь и мазут людей, толпы нахальных женщин и ни одного продавца газет, зато много пьяных, орущих песни и отсыпающих ругань.
На пыльных платформах, под палящим солнцем сидели среди мешков и узлов своего скарба сотни понурых людей. Это возвращенцы: они были эва-куированы немцами в Барановичи, а теперь ехали на родину, в смоленщину. Везли их, жаловались они, крайне скверно, высаживали на станциях из по-путных эшелонов и приходилось днями и неделями сидеть на перронах, ожи-дая счастья. Среди белорусов шныряли цыганки с неотвязным предложением «Дай погадаю. Всю правду скажу».
Отбившись от цыганок, которые целой толпой насели на меня, предлагая погадать, я услышал шум и крик за вагонами. Перебежав через тормозную площадку, я увидел кудлатого паренька, которого драл за ухо широкоплечий железнодорожник. Я вступился за паренька, выяснил потом причину гнева железнодорожника. Оказалось, что парнишку оттузили за сон в осмоленном ларе для буксо-смазочного хозяйства. Странно устроена жизнь: одних ника-ким боем не загонишь спать в грязный ларь буксо-смазочного хозяйства, дру-гих колотят за то, что они добровольно заснули там… Действительно, «Где розы, там и тернии. Таков закон судьбы…»
… В брянской стоянке прошел день. Мы продолжали стоять здесь и вече-ром, когда уже в домах зажглись огни, пробиваясь сквозь дырявые полотна светомаскировочных завес. Единственная польза стояния на Брянске I была в том, что здесь я точно узнал об Антонеску: он не бежал в Германию, а аре-стован и содержится под стражей в королевском дворце в Бухаресте. Замени-ли его на посту премьера неким Сатанеску (комичное совпадение с именем Вельзевула. Пусть простят мне потом, если я и ошибся немного в какой-либо букве этой фамилии, зато в духе… я не ошибся…) Но еще более важные све-дения. Полученные здесь, состояли в том, что наши войска заняли сегодня город и порт Констанцу. Теперь обеспечено наше влияние во всей западной части Черного моря.
… Часа в два ночи, не пожелав поехать на машине в город (Он от вокзала километрах в 6 или в 7), я лег спать.
30 августа. Проснулся в восьмом часу утра. Эшелон стоял уже на каком-то разъезде в 330 километрах от Москвы. Время московское, а у меня оно было и в Румынии московским. Переждав, пока отгрохотали мимо нас воинские эшелоны южного направления, мы помчались без остановок до станции Зи-кеево, а здесь простояли с 8 до 11 часов дня. На лугу с порыжевшей травой, правее полотна, носились конники и сияющими клинками рубили лозу. За лу-гом синели леса.
Рядом с нами, слева на путях, стоял состав из десятка вагонов. Видимо, стоял он давно: все обжито. Под вагонами стояли койки со свежим сеном, на котором спали люди. На бечевках, протянутых вдоль вагонов, ветер качал простиранное белье. Хозяйки, засучив рукава, жарили что-то на импровизи-рованных жаровнях из изогнутых листов железа. Толстоногие девчата подме-тали сор на путях, зубоскалили с солдатами. Одна из них, хлопая себя по ар-бузоподобным грудям, путала русскую речь с украинской мовой, громко го-ворила:
– Я сегодня и не поснедала, все до парубков спешила. И исть хочется и до хлопцев дуже тягне. Душа мрет…
… У одного из офицеров, следовавшего с воинским эшелоном из Москвы в Румынию, достал московскую газету с опубликованным в ней сообщения агентства Рейтер из Лондона о возвращении английского офицера Шастелена из Румынии. Об этом офицере я из секретных источников слышал еще в Ру-мынии, а теперь весь мир узнал, что майор Шастелен – английский офицер, занимавший с 1940 по 1943 год пост эксперта по румынским делам при анг-лийском посольстве в Турции, в канун рождества 1943 года был сброшен на парашюте в Южную Румынию с тайной миссией к маршалу Антонеску. В Румынии он был задержан, как Гесс в Англии, и лишь 25 августа прибыл в Стамбул на специальном самолете, принадлежавшем румынской авиации.
Если хорошенько оценить военную обстановку, сложившуюся на Восточ-ном фронте к декабрю 1943 года, а также не забыть о длительных перегово-рах Англии с Турцией по вопросу ее выступления против Германии (перего-воры провалились) и о боязни некоторых реакционных кругов в Англии на-ших возможных успехов на Балканах, то посылка Шастелена со специальной тайной миссией к отъявленному врагу СССР – маршалу Антонеску предста-нет перед нами в не совсем приятном свете. И очень хорошо, что старания английского «Гесса» упреждены теперь молниеносным наступлением и неви-данным успехом войск Толбухина и Малиновского. «Дипломатия СССР и огонь Красной Армии оказались сильнее «чар» Шастелена, от которого, как слышал я шутку на улице Боташани, «пахло духами Кароля II». Лондон все еще стремится быть арсеналом корон, послушных хвосту британского льва.
… В половине первого наш эшелон прибыл на станцию Думеничи, в 25 километрах от Сухиничи. Навстречу проследовал пассажирский поезд, Под вагонами, на распорочных тягах верхом и лежа путешествовали девчата. Их согнутые колени еле-еле не скребли землю. Ветер задрал розовые юбчонки и набросил их на головы пассажирок. Синели триковые панталоны, поблески-вали желтизной голени. О чем думали в эти минуты подвагонные пассажиры? Может быть, они думали о равенстве прав и различимости положения: одни в купе, другие – верхом на распорочных тягах. Ничего. Придет скоро пора, ко-гда всем хватит места в купе. Для этого же мы совершали революцию и гро-мили немца, чтобы наш народ жил и ездил хорошо, по-человечески.
…На подъезде к Сухиничи мы наблюдали на обочинах дороги брошенные дзоты, траншеи, окопы. Здесь жила война. В болото вросли опрокинутые ва-гоны, чугунные скаты, почерневшие и ржавые скелеты сгоревших платформ.
Мы так скверно ехали, останавливаясь у каждого столба, что только к семнадцати часам прибыли в Сухиничи. Отсюда до Москвы около 250 кило-метров.
Город Сухиничи расположен в лощине. Кругом луга, пустое поле. На станции несколько железнодорожных составов ждали своей очереди к от-правке. Один из составов – санитарный. Завитые сестры выглядывали из окон вагонов, махали нам руками, что-то кричали. Подъемные краны грузили уголь в тендеры паровозов. У разбитых зданий копошились рабочие, склады-вали кирпичи в колонки и штабеля. У обитой железом цилиндрической баш-ни со стрелкой на вершине спорили бабы, рьяно рвали друг у друга брезенто-вый плащ. Железнодорожник с красными зигзагами в бархатных синих пет-лицах, упершись руками в бока, хохотал, наблюдая неуклюжую бабью пота-совку из-за найденного ими плаща.
… За Сухиничами начались ровные места, далекие горизонты, мелкие кусты, круглые озерки – наполненные водою и заросшие осоками воронки от тяжелых немецких авиабомб.
В первые дни пути наши фронтовики расходовали накопленные на фронте деньги, увлекались выпивкой, теперь все переключились на домино. В ваго-нах слышался такой стук и треск, будто ломали там доски на топливо. Игра в домино – вещь не вредная. Заодно заживали у многих царапины и ссадины, полученные многими по-пьянке: иные сами пахали землю носом, слетая с подножек и стремянок вагонов, другие получили затрещину от товарищей, третьи – комбинированно, по совокупности всех обстоятельств…
31 августа. Ночью ехали плохо. Стояли на какой-то Суходрее. Там же сто-ял целый эшелон с учительницами. Они направлялись работать в Западные освобожденные районы и всю ночь пели песни. Голосишки у девчат слабые, да и образы в песнях надуманные: муж погиб на фронте, а жена отложила плач по нем до конца войны; в горящем танке рвались снаряды, а танкист продолжал лупить врагов из пулемета, аж искры летели. В первом случае, ес-ли верить песне, вдова сама сообщила о своем диковинном решении, вложив письмо в невиданный зеленый пакет с адресом комиссару и товарищам мужа, а во втором случае – даже автор вымысла не известен. Опять, как и до войны, дешевка полезла в литературу и в песню. И поют-то где? Поют в 140 кило-метрах от Москвы.
В третьем часу ночи покинули Суходрею, а в конце восьмого часа утра ос-тановились в 100 километрах от Москвы, на станции Балабаново. Лесная станция. Деревянные домики желто глинистого цвета, роскошные тополя, ве-селая зеленая уличка поселка, железная сетчатая ограда у станции, взлохма-ченные веселые белокурые железнодорожницы… Здесь все цело, не видать щебня и развалин. А что большой кирпичный дом стоял без кровли и без окон, так это потому, что кровлю еще не делали.
Наши тащили в вагоны зелень, ветви, траву. Почуяли Москву, маскирова-ли вагоны под веселый цвет весны, хотя и был сегодня последний день авгу-ста. Генерал-майор Богданов, наш командир дивизии, обещал нам устроить встречу в Москве. И мы, пробывшие долгое время на фронте, должны были молодцевато прибыть в столицу и отчеканить шаг. Встреча, конечно, воз-можна, но чеканный шаг не получится: в окопах разучились строю.
… Прослушали радио. Вчера, оказывается, войска 2-го Украинского фронта заняли города Бузэу и Плоешти. Для наших танкистов, ударивших на Бузэу, исходным рубежом послужили Фокшаны. Бузэу был последним мощ-ным прикрытием нефтяных источников Плоешти. С падением Бузэу бои пе-ренеслись к Плоешти. Часть немецких сил отошла по главному бухарестско-му шоссе. Возможно, сегодня наши танки окажутся в Бухаресте, преследуя бегущих немцев.
… От Балабаново до Нарофоминска двадцать километров. Через город мы промчались без остановки. С хода заметил в нем большие краснокирпичные корпуса, иные без окон и даже без крыш. Вся избитая снарядами и ободран-ная церковка – без крыши. На выпуклом своде колокольни торчал кирпичный столбик, готовый вот-вот рухнуть.
От станции вилкой разбегались низенькие деревянные домики и железно-дорожные пути. Мы поехали правой ветвью. Левее нас толпились на путях зеленые бронепоезда, пыхали голубым дымом гробовидные бронеавтомоби-ли: грузился воинский эшелон.
Промелькнула мимо водонапорная башня с перебитой мачтой. Диву да-ешься, как держалась голова башни на покосившихся при взрыве решетча-тых креплениях.
… В начале второго часа проскочили Апрелевку, славную довоенными патефонными пластинками. Справа мелькнул людный базар, широкая фабри-ка, целый лес дышел военных кухонь. Кто-то шутливо сказал, что вместо па-тефонных пластинок, Апрелевка делала походные кухни для батальонов. Сле-ва маленькое здание станции, куча сена, возле которого кормились две коро-вы… И опять лес, и опять мы мчались к Москве, пренебрегая остановками на станциях. Все подтянулись. Даже такие разгильдяи, как Зеленков и Кудряв-цев, выбрились, начистили обмундирование, чтобы не ударить в грязь лицом перед столицей.
В 13.47 увидели Внуково. Эшелон быстро катил к нему. Слева синела, точно речка, асфальтированная автострада, за которой, обнесенное деревян-ной оградой, сверкало озеро. В него смотрелись ели, сосны, березы. Левее нас и дальше краснели трубы кирпичного завода. Там была деревня Одинцо-во. Над зеленью леса торчала вдали голова водонапорной башни.
В 13.49 эшелон остановился на станции Внуково. Мигом опустели вагоны. Ведь многие воздушно-десантники начинали свою военную службу и совер-шали первые парашютные прыжки именно здесь, во Внуково. Отсюда 8 фев-раля 1943 года полк выехал на СЗФ и на Ловати вступил в бой с немцами. У каждого фронтовика были здесь знакомые и близкие люди, женщины с ин-тимными отношениями. Непостижимо, каким образом они были оповещены о подходе поезда. Едва он замедлил ход, как рядом с дверями вагонов эти женщины, с разной снедью в корзинах, побежали в припляску, называя милые им имена. Из вагонов на ходу еще прыгали сержанты, прыгали лейтенанты, прыгали капитаны и замирали в жарких объятиях своих, пусть даже времен-ных подруг. Вот почему опустели вагоны эшелона…. Живое чувство и скука по теплоте женских ласок вызвали фронтовиков на перрон…
Во Внуково розовые дома-коробки, сделанные по общему реконструктив-ному стандарту. Из окон высматривали многочисленные головы старух и ма-лых ребятишек, не сумевших выбежать к поезду.
На путях стояли пригородные поезда. Девчата, показывая на облинялые штаны наших офицеров, на сапоги, изъеденные румынской глиной, улыба-лись из окон вагонов, манили офицеров к себе, кричали: «Поедем с нами, у нас весело…»
Вокруг – хвойные леса. По шоссе Москва-Минск, сверкая лакированными боками, катились машины, лошади тянули возы хвороста с буроватой по-блекшей листвой на хворостинах.
… В 15 часов и мы выехали к Москве. До нее оставалось 24 километра. Минут через пятнадцать снова пришлось стоять на станции Свинорино, про-пуская встречные поезда. До Москвы –16 километров. На станции Свинорино навалены ржавые рельсы, кучи чугунных плиток для крепления рельсов к шпалам, носатые костыли.
Рядом с кучей железа – узенькая зеленая полоска картофельного посева. У картошки двухэтажный желтый дом-коробка с настежь открытыми окнами. Четыре белые трубы его дымились, несмотря на теплый полдень. На одном из подоконников, выставив колени, сидела девочка с черными косичками и по беличьи, держа обеими руками, грызла желтую морковь. На досчатой изгоро-ди ветер трепал байковые одеяла и просушиваемое белье. Прямо за полотном дороги желтели жнивья ржи и пшеницы, а вдали за ними – высился изумруд-ный лес, бурели стволы сосен.
Я вышел к станции, надеясь обнаружить расклейку листков Совинформ-бюро. Это стало везде модным с тех пор, как началась война. Но листков не нашел. Сторож объяснил мне очень просто: – Бумажка висела, но мы ее иску-рили из-за кризиса… Отвернувшись от меня, он продолжал анекдот слушав-шим его двум женщинам-железнодорожницам:
– Вот у этого бухгалтера и спросил начальник насчет арифметики: дважды два, сколько будет? А тот ему и сказал: «Боже мой… Сколько вам будет нуж-но, столько у меня и получится…» Ответ начальнику понравился, и бухгалте-ра на работу приняли. С той поры начальник о своем лице не заботится, так бухгалтер ему всегда подбирал подходящее зеркало…
– А зачем ему зеркало? – спросила одна из женщин. Старик в ответ зару-гался:
– Голова у тя есть, вот и помазгуй насчет зеркала. Анекдот мой, вить, с секретом…
Меня обогнали два солдата. Они шумно беседовали, чему-то радуясь.
– … Я попросил у нее бумажки, – говорил один, – а учительница выдрала мне из своего устава во, какую пусму…
– Чудак, – поправил его другой. – Это же не устав, а грамматика.
– Мне это кажется единым: для нас – устав, для учительницы – граммати-ка. Переступать их не моги…
Солдат этот, видимо, понимал сходство устава с грамматикой, что так уверенно раскуривал то и другое… целой пусмой. Много еще нам придется работать над человеческим материалом, который в жизни, часто, не так со-вершенен, как в газетной статье или в угодливой брошюрке. По-моему, по-лезнее обходиться без комплиментов, чем говорить их, греша против дейст-вительности. Если недостаток выпячен, его легче устранить. Замаскирован-ный же недостаток, что болезнь, загнанная внутрь: ее трудно лечить… В ста-рину, говорят, высокопоставленные лица, чтобы увидеть жизнь без прикрас, ездили и ходили среди народа инкогнито, переодевшись под простолюдина. Ничего плохого я не увидел бы в повторении этого приема и в наши дни. Беда небольшая, а пользы – много…
… В 15.49 помчались вперед и через пятнадцать минут миновали полуста-нок Очаков. Отсюда, точно рыжие ручьи, по обе стороны дороги, текли к Мо-скве железнокровельные поселки. Часто мелькали железнодорожные выемки, красневшие огнем глиняных стен, мелькали водомоины и балки. В логове ба-лок лежали серебристые колбасы аэростатов воздушного заграждения. Они были накрепко привязаны канатами к толстым столбам и лежали смирно, как мертвые. Навстречу нам приближалась Москва. Все шире и шире, разверты-ваясь, выступали из дымки постройки Москвы, трубы заводов, главы церквей. Зеленели сады и леса. Висел над городом дым, верный признак пробуждав-шейся жизни индустриального города.
Нетерпение все больше охватывало каждого из нас, и мы посматривали на часы. В 16.05 эшелон остановился на станции Москва вторая. Иначе – Сло-бода Кутузова.
Здесь я встретил одного из своих товарищей – капитана Округина, кото-рый только что прибыл в Москву из-под Варшавы и рассказал мне ряд инте-ресных подробностей. А частности, он сказал, что в Варшаве командующий подпольной Армией Людовой, некий Бур-Комаровский, действующий, види-мо, по директиве из Лондонского эмигрантского польского центра, поднял восстание против немцев, не согласовав этот вопрос с командованием Крас-ной Армии. В результате этого, Варшава оказалась в огне и развалинах, насе-ление перебито, а немцы не потерпели значительного урона. Округин утвер-ждал, что вечером 27 августа, за два часа до отбытия в Москву, он лично был на правом берегу Вислы и слушал грохот артиллерии и взрывы в Варшаве. Через реку даже доносились крики людей, просящих о помощи. Так как не имелось никаких признаков к отходу немцев, а мы не предпринимали к этому времени никаких наступательных действий, то оставалось предположить од-но: немцы карали восставшее население. Вскоре перебежавшие на нашу сто-рону несколько поляков рассказали о происшедшем в Варшаве кровавом со-бытии. При этом перебежчики назвали имя полковника Болеслава Ковальско-го – офицера варшавского штаба Армии Людовой, погибшего будто бы в бою с немцами во время неудачного восстания.
Возможно, в рассказе капитана Округина были допущены неточности, но все же факт остается фактом: в Варшаве произошло такое, после чего, по-моему, невозможен никакой компромисс между СССР и польским эмигрант-ским правительством. Ведь не нужно иметь большой ум, чтобы понять смысл проведенного восстания: польские эмигрантские правители рассчитывали своими силами взять из рук немцев Варшаву и свести перед лицом общест-венного мнения мира к нулю успехи Красной Армии по освобождению Польши, развязать себе руки в определении польской политики, как антисо-ветской. В этом свете надо рассматривать варшавское восстание, как гранди-ознейшую провокацию, направленную и против широких масс польского на-рода и против СССР.
……………………………………………………………………………….
В конце дня наш эшелон передвинули на кружную дорогу и затерли его, как корабль во льдах и торосах, между бесчисленных рядов других составов и поездов. Обещанная генерал-майором Богдановым встреча гвардейцев оказа-лась пуфом, и мы теперь думали только об одном – выберемся ли отсюда раньше первого сентября?
… В 21.45 узнали, что войска Второго Украинского фронта разгромили группировку немецких войск в районе Плоешти и южнее Плоешти и сегодня, 31 августа, вступили в город Бухарест, ликвидировав тем самым немецкую угрозу с севера столице Румынии. Два дня перед этим немецкие летчики бом-били Бухарест. Теперь им будет не до этого. Для Красной же Армии наступил сезон марша по столицам зарубежных государств. Сколько их, гордых и на-пыщенных городов, склонит свои головы перед русскими боевыми знамена-ми? На нашей улице все мощнее разгорается праздничная заря.
Гитлеровское командование неоднократно заявляло, что оно будет защи-щать румынскую землю, как собственную территорию. Потом гитлеровцы начали жечь румынские села и города, убивать румынское население. Нако-нец, немцы вышиблены и отброшены из Бухареста. Что ж, так и, защищая свою территорию, гитлеровцы будут вышиблены и отброшены из Берлина. Это совершится, сколько бы ни кричал гаулейтер Восточной Пруссии Эрих Кох, что немцам «… лучше копать, чем эвакуироваться – таков наш лозунг». Пусть копают немцы в Восточной Пруссии ямы. Красная Армия придет и за-копает немцев в эти ямы.
… В 22 часа начался салют Москвы доблестным войскам 2-го Украинско-го фронта. Мы слушали гром орудий, видели тысячи разноцветных ракет, взвившихся в ночное небо. И казалось, что столицу двадцать четыре раза оза-рило северное сияние, двадцать четыре раза прогремел над ее каменными улицами и домами гром всепобеждающей демократической весны человече-ства. 324 московских пушки возвещали миру о новой победе Красной Армии, олицетворяющей Великую Россию и все прогрессивное, что есть в человече-стве нашей планеты.
1 сентября 1944 года. Ночью выехали из Москвы. Наш эшелон тащил до Александрова электровоз. Здесь, в 83 километрах северо-восточнее Москвы, в Ивано-Вознесенской области, утром эшелон повернули хвостом наперед, чтобы везти нас в направлении города Киржач.
Пока цепляли паровоз и выполняли разные формальности, я успел немно-го осмотреть город Александров. Это деревянный городок. Серые двухэтаж-ные дома со слуховыми окнами и будочками на железных и тесовых кровлях. Над железнодорожными путями и над площадью целая паутина толстых чер-ных проводов московской электрички. На станции, как и везде, нет газет, молчало радио. Новости шли, по выражению местных жителей, через цен-тробрех, т. е. через базарный слух. И это сразу видно и заметно: к нашему эшелону набежало сотни три людей всех полов, возрастов и профессий. И каждый из прибежавших старался любезно разъяснить нам все подробности о местах, куда мы ехали, о времени, сколько нам придется быть там, о хозяй-ках, с которыми нам надлежит встретиться. При этом я заметил, что жители нас ни о чем не расспрашивали, и не только потому, что мы им все равно не сказали бы правды, а просто население считало себя осведомленным о нас больше, нежели мы сами о себе. Во многом это население оказывалось пра-вым. Но не по радио же они получили точные сведения о нас? Конечно, нет. Они были информированы «Центробрехом»…
В семь сорок утра мы покинули Александров, а в 8.20 прибыли в городок Карабаново. Здесь публика спутала меня с Героем Советского Союза Чурико-вым и, обознавшись, чуть не забросала цветами. Я поспешил разъяснить, что не только не знаю Чурикова, но до сей поры и не слыхал о нем. И публика разочаровалась: ей как раз хотелось кого-то громко поприветствовать, а но-мер сорвался…
… Вырвавшись из ошибочных объятий, я прошелся по пристанционной земле. У краснокирпичной станции бойко торговал базар. Толпы девушек в ярких косынках шагали по пристанционным дорожкам, похожим на тропин-ки. Здесь не было асфальта: трава, шоссе из крупного булыжника, отшлифо-ванные ботинками коричневые дорожки. У грузовой платформы без навеса навалены штабеля березовых дров, которыми снабжались паровозы. По обе стороны дороги высились корпуса текстильных и швейных фабрик. Красно-кирпичные двух и трехэтажные здания были похожи на казармы, но из окон «Швейной» смотрели на эшелон десятки женских голов, оставив на время ра-боту и утюги.
Солдаты вступали с женщинами-торговками в деловые отношения, ряди-лись, сбивали цену, тащили в вагоны помидоры и огурцы.
Подали команду «по вагонам!» Все оказались на своих местах, но уехать нам не пришлось: подошел пассажирский поезд, следовавший на Киржач, и нам надо было пропустить его впереди себя. Поезд этот был перегружен так, как умели перегружать только в России. Один старик, например, не пробив-шись в вагон и не найдя свободных ступенек, умудрился «сесть» в пассажир-ский поезд, став в раскорячку ногами на подножки двух соседних вагонов, как это делали балерины при пластических танцах. Интересно, что при этом у старика не лопнули штаны: они были парусиновыми, солдатского покроя.
До Киржача отсюда – 20 километров, но нам туда и не надо. Мы двину-лись только до Бельковой Горки. До нее от Карабаново километров 12–13.
… К двум часам дня мы полностью разместились в Бельковой Горке. Это рабочий поселок городского типа. В нем мануфактурная фабрика. До войны она вырабатывала маркизет, а теперь была занята изготовлением бинтов, марли и аптекарской продукции.
2 сентября. Всю прошлую ночь решали вопрос о кадрах… Мы из 22 гвар-дейского Воздушно-десантного полка превратились в 26-ю гвардейскую Воз-душно-десантную бригаду. Ночью же я подписал первое приказание как на-чальник штаба бригады.
4 сентября. Работы по горло. Фактически я остался один в штабе, т. к. мои помощники переведены на постоянную работу в аппарат формируемых ба-тальонов. Но это ничего. Обстановка складывается столь радостная, что мои силы множатся и я смогу вывезти любую нагрузку. К числу радостных собы-тий относится сообщение о поведении Финляндии, которая, вслед за Румыни-ей, снова запросила у СССР мира. Это новое предложение было сделано Финским правительством через своего посла в Стокгольме и через Коллонтай 25 августа 1944 г.
В ночь на 3 сентября премьер-министр Финляндии Хакцелль выступил по радио с заявлением, в котором указал, что 2 сентября вечером финский сейм на закрытом заседании рассмотрел вопрос о перемирии между Финляндией и Советской Россией.
«… Нынешняя неблагоприятная обстановка в Прибалтийских странах свидетельствует о том, что Германия фактически находится накануне потери всего южного побережья Финского залива, имеющего большое стратегиче-ское значение как для Германии, так и для Финляндии. С Германской точки зрения, финский фронт не представляет в данный момент большого интереса. Для Финляндии же это означает, что она осталась одна против во много раз превосходящего по своей мощи врага.
В течение трех лет мы честно несли бремя братства по оружию с Герма-нией, поскольку совместная военная борьба отвечала до определенного мо-мента интересам обороны нашей страны… Новый президент республики, приступивший около месяца тому назад к исполнению своих обязанностей…, отказался признать военное соглашение, заключенное в текущем году между Финляндией и Германией…
Ввиду этого и вследствие ухудшившегося положения Финляндии, прези-дент республики и правительство решили вновь поставить в сейме вопрос о выходе Финляндии из войны. Сейм, приняв решение о необходимости заклю-чить перемирие. Поручил правительству приступить к практическому разре-шению этого вопроса. В соответствии с этим правительство направило 25 ав-густа с. г. письмо нашему посланнику в Стокгольме для передачи его совет-скому послу в Швеции. В этом письме мы указали, что Финляндия просит Советский Союз возобновить переговоры о заключении перемирия, а затем и мира между Финляндией и СССР.
29 августа советское посольство в Стокгольме передало ответ Советского правительства, в котором говорилось: Финляндия должна порвать свои отно-шения с Германией, Германские войска должны быть выведены из Финлян-дии в 2-х недельный срок, не позднее 15 сентября.
Советское правительство разрешило отправить финскую мирную делега-цию в Москву.
Я должен заметить, что эти требования Советского правительства согла-сованы с Англией и США. Получив эти условия, финское правительство не-медленно внесло их на рассмотрение сейма. В соответствии с решением сей-ма, правительство Финляндии обратилось к германскому правительству с требованием вывести в двухнедельный срок свои войска с территории Фин-ляндии. Одновременно с этим Финляндия обратила внимание Германии на недопустимость в дальнейшем использования нашей территории немецкими войсками.
Таким образом, мы уже предприняли первый шаг в целях достижения ми-ра между нашей страной и ее великим восточным соседом. Мы еще не знаем, какие условия перемирия предъявит нам Советский Союз. В этих условиях, вероятно, найдут свое отражение предшествующие советские мирные пред-ложения. Я не могу не отметить, что нам не предъявлено требование безого-ворочной капитуляции…»
В этой речи, составленной своеобразно, много фарисейства, расшаркива-ния перед Германией и сожаления, что Финляндия не имеет сил воевать с СССР. Хакцелль никогда не был другом СССР и не собирается им стать. Это видно из всего текста сделанного им в сейме заявления. Недаром ТАСС под-вергло заявление Хакцелля краткой, но выразительной критике. В примеча-ниях ТАСС прямо сказано, что «… в речи премьер-министра Финляндии г. Хакцелля имеется ряд существенных извращений фактов.
Хакцелль не сказал о требованиях Советского правительства разоружить германские войска и передать их союзникам в качестве военнопленных, если немецкие войска не уйдут из Финляндии до 15 сентября.
Предложение Советского правительства, чтобы финское правительство заявило о разрыве отношений с Германией и об указанных выше мерах в от-ношении немецких войск, находящихся в Финляндии, является предвари-тельным условием. Хакцелль даже не упомянул об этом. Он не сказал, что со-ветское предложение было предварительным условием и что финская делега-ция может прибыть в Москву для переговоров о перемирии лишь после вы-полнения этого предварительного условия.
Обращает на себя внимание также следующее обстоятельство: Хакцелль много говорил о том, что финны в течение трех лет «честно несли бремя братства по оружию с Германией» и нашел немало слов для извинений и объ-яснений теперешней позиции финского правительства в отношении Герма-нии. Хакцелль, однако, не сказал, что Финляндия разрывает отношения с Германией, тогда как разрыв отношений Финляндии с Германией является составной частью предварительного условия Советского правительства, и что только после этого могут начаться советско-финские переговоры о переми-рии и о мире».
Из всей этой радиоинформации ясно, что финское правительство пытается маневрировать, но политика нашего правительства проводится твердо и по-следовательно, что является гарантией провала финских маневров. Придется гордым суоми до самой земли склонить свою голову и согнуть выю, иначе Москва не откроет своих дверей перед финской мирной делегацией.
5 сентября. Белькова Горка. Утреннее радио сообщило, что Финляндия вышла из войны и приняла советские условия перемирия. Вчера с восьми ча-сов утра финны прекратили военные действия, а с восьми часов сегодня пре-кратили боевые действия против финнов и советские войска. Итак, мы видим проблеск наступающего мира и новой полосы жизни…
Ночное радио принесло новые важные вести: болгарский псевдо-нейтралитет, приносящий пользу только Германии, вынудил наше правитель-ство в 19 часов 5 сентября вручить болгарскому посланнику в СССР И. Ста-менову ноту, о состоянии войны между СССР и Болгарией. В ноте сказано: «Три года с лишним Болгария на деле помогала Германии в войне против Со-ветского Союза. Советское правительство считалось с тем, что маленькая страна Болгария не в состоянии сопротивляться мощным вооруженным силам Германии в такое время, когда Германия держала в своих руках почти всю Европу. Советское правительство терпело и то, когда болгарские правящие круги помогали немцам эвакуироваться из Крыма и спасать остатки разбито-го германского войска на юге Советского Союза.
Однако летом этого года наступил сильный кризис в состоянии вооружен-ных сил Германии. Взятая в клещи советскими войсками с востока и союз-ными войсками на западе, Германия оказалась в катастрофическом положе-нии и ее вооруженные силы, разбитые наголову, вынуждены отступать на всех фронтах. Германия окончательно потеряла Италию, потеряла Францию. После этого от Германии отпала Румыния. Отпадает даже такая небольшая страна, как Финляндия, ибо она видит, что продолжение дружественных от-ношений с Германией ведет страну к гибели. Участь Германии решена. Война проиграна Германией окончательно.
При этом повороте дела можно было ожидать, что Болгария решится ис-пользовать благоприятный момент, и вслед за Румынией и Финляндией отка-жется от прогерманской политики, порвет с Германией и присоединится к ан-тигитлеровской коалиции демократических стран. Несмотря на это, болгар-ское правительство и теперь отказывается порвать с Германией, проводит по-литику так называемого нейтралитета, в силу которого она продолжает ока-зывать прямую помощь Германии против Советского Союза, спасая отсту-пающие немецкие силы от преследования Красной Армии и давая им базу для создания нового очага сопротивления силам антигерманской коалиции как на суше, так и на море.
Советское правительство не может расценить эту политику Болгарии ина-че, как фактическое ведение войны в лагере Германии против Советского Союза – политику, проводимую ныне, несмотря на коренное ухудшение во-енной обстановки для Германии и несмотря на то, что Болгария имеет теперь полную возможность, не опасаясь Германии, порвать с Германией и тем са-мым спасти страну от гибели.
В силу этого Советское правительство не считает дальше возможным со-хранять отношения с Болгарией, рвет всякие отношения и заявляет, что не только Болгария находится в состоянии войны с СССР, поскольку на деле она и ранее находилась в состоянии войны с СССР, но и Советский Союз отныне будет находиться в состоянии войны с Болгарией».
Кончился, таким образом, фарс болгарского «нейтралитета». На днях на-ши войска должны оказаться на территории Болгарии. Это очень важно не только с точки зрения разгрома германских войск в Болгарии, но и с точки зрения больших возможностей оказания непосредственной помощи маршалу Тито со стороны Красной Армии. Со стороны Румынии наши войска, заняв сегодня Крайову, приближаются к границам Югославии в направлении Бел-града. Но там надо еще будет форсировать Дунай. Из Болгарии же можно удобнее выйти в Югославию и покончить там с немцами.
8 сентября. Продолжаем формирование 26 гв. ВДБ. Некогда даже регу-лярно вести дневник. А событий значительных и интересных - много. К чис-лу их относятся такие, как вступление 6 сентября союзнических войск в Гол-ландию, выход наших войск на границу Югославии, приезд румынской и финской делегаций в Москву для ведения мирных переговоров. Важно еще и то, что английские попы ополчились против «латинского джентльмена» (рим-ского папы), выступившего с адвокатской просьбой к лондонцам о прощении немцев за убийства лондонцев немецкими авиабомбами и «Фау-1». Важным, но в данных условиях не решающим, явился факт перехода румынских войск через границу Северной Трансильвании и объявления войны Венгрии против Румынии. «Союзнички», наконец, получили возможность немного подрать-ся…
7 сентября советские войска вступили в Болгарию, которая не посмела со-противляться, и сегодня, 8 сентября, уже капитулировала и объявила войну Германии. На этой базе наше правительство согласилось вести переговоры с Болгарией о перемирии.
9 сентября. Сегодня в 22 часа наши войска прекратили военные действия в Болгарии, поскольку последняя приняла советские требования и объявила войну Германии. В Болгарии уже создано новое правительство, восстановле-ны свободы. Судьба страны переходит в руки Демократическо-Отечественного фронта.
… С десятого сентября здесь ударили морозы, потом начали лить холод-ные дожди. Пески стали зыбкими, мокрыми. По улицам трудно пройти по песчаной кашице. Воде деться некуда, так как улица ровная. А под слоем пес-ка был водонепроницаемый слой глины.
К 12 сентября мы в основном закончили формирование бригады и присту-пили к подготовке парашютистов. По-прежнему, в штабе приходиться рабо-тать одному: штаб не укомплектован. Комбриг Котов женился на медсестре и глаз не кажет, проводя с молодой женой медовый месяц. Подполковник Одинцов, предчувствуя перевод его в другое место, не проявляет никакого рвения к работе. Переживаем, как говорится, «организационный период»…
Утром 13 сентября радио сообщило о подписании между СССР и Румы-нией соглашение о перемирии. Сообщено также о переходе германской гра-ницы американскими войсками. Американцы оказались в нескольких кило-метрах от Трира и Анахена, обстреливая эти города артиллерией. Немецкий спрут начинает получать тумаки на своей собственной территории. Не то еще будет в скором времени.
Сегодня началось первое занятие по парашютной подготовке с личным составом управления бригады. В клубе местной текстильной фабрики, где от-крыты занятия, холодно. Ветер дул в разбитые окна, в рассевшиеся двери. На длинном полу расстелен парашютный «стол» - длинная зеленая полоса мате-рии шириной побольше метра. На этом зеленом парусиновом столе лежали белые пучки строп, белый шелк и перкалий парашютного купола.
Проработав всю ночь в штабе, я с больной головой и одолеваемый сном пришел на эти занятия. Как сквозь сон слушал голос и пояснения инструктора парашютной подготовки. Он говорил: «Парашютом называется приспособле-ние, предназначенное для замедления падения человека или груза, сброшен-ного с большой высоты… Парашюты подразделяются по применению – на спасательные, боевые и тренировочные, а по назначению – на людские и гру-зовые… Купол парашюта сшит из нескольких полотнищ, скроенных так, что при растяжении парашюта все нитки ткани выдерживают одинаковую на-грузку… В центре купола большинства парашютов имеется полюсное отвер-стие для смягчения динамической нагрузки при открытии парашюта и для ус-тойчивости при спуске. Купол парашюта крепится к подвесным лямкам пле-теными стропами (шнурами), которые проходят через весь купол от одной Д-образной пряжки к другой (за исключением квадратных парашютов). В цен-тре полюсного отверстия к месту перекрещивания строп крепится вспомога-тельный вытяжной парашютик, служащий для облегчения и ускорения рас-крытия главного купола. Так, например, устроен «ПД-6». Но на парашютах ПД-41 полюсных отверстий и вытяжных парашютиков нет. Изучением этой системы мы и займемся…
… Если парашюты ПД-6 и спасательный приводились в действие резким рывком за вытяжное кольцо, отчего шпильки вытяжного троса выходили из конусов и освобождали клапаны, которые быстро открывались при помощи резинок, а воздух, попав через нижнюю кромку в купол, наполнял его и пол-ностью раскрывал (В первую очередь, конечно, выскакивал вытяжной пара-шютик), то десантный парашют образца 1941 года, наспинный, снабжен двойным приспособлением: принудительное – фала, прикрепляемая к самоле-ту перед прыжком, и ручное – вытяжное кольцо с тросом.
… Скорость снижения с парашютом ПД-41-1 около 5 метров в секунду при давлении 760 мм рт. Ст. и при температуре плюс 15 градусов С. Купол парашюта квадратной формы, изготавливается сейчас из хлопчатобумажной ткани; площадь купола парашюта – 70 кв. метров. Снижение парашютиста на этом парашюте устойчивое, без раскачиваний. При прыжках с принудитель-ным раскрытием (фалой) парашют действует надежно при скорости самолета до 300 километров в час. При ручном раскрытии парашют действует надежно при скорости самолета до 280 километров в час. Раскрытие парашюта через одну-две секунды после отделения от самолета.
Наличие ручного раскрытия дает возможность совершать с парашютом ПД-41-1 затяжные прыжки… Подвесная система парашюта дает возможность присоединять съемный запасной парашют ПЗ-41. Вес парашюта ПД-41-1 13 кг, а вместе с запасным парашютом – 21,4 кг…»
Потом инструктор ознакомил с подробностями материальной части пара-шюта, с прочностью фалы, выдерживающей нагрузку в 800 кг., с прочностью обрывной стропы, рвущейся при сорока килограммах нагрузки, упомянул, что купол ПД-41 имеет один большой кили и 3 малых, при помощи которых парашютист управляет парашютом, вызывает скольжение, развертывается против ветра и прочее.
В это же время, когда мы познавали мудрость парашютного дела, на сцене клуба, за толстым занавесом шоколадного цвета шла репетиция самодеятель-ных артистов. Вдохновенный голос декламировал: «Многострадальный народ Украины изгнать должен немцев со своей земли…» Этому голосу подпевал хор… Клюнув носом, я согнал с себя липкую дремоту и снова начал прислу-шиваться к монотонному голосу инструктора, который говорил теперь о пра-вилах укладки купола парашюта и, сидя на корточках, перебирал стропы, ле-жавшие на зеленом «столе», точно длинные-предлинные макароны.
14 сентября закончил подготовку батальонов к первому учебному прыжку. Завтра начнем практическую работу на поляне у юго-западной окраины де-ревни Перегудово. Решено прыгать не с аэростатных корзин, а с учебных са-молетов. Все новички произведут прыжок на парашютах принудительного открытия, сконструированного в свое время полковником Зигаевым, ныне начальником ПДС ВДВ.
Вечером слушал радиосообщение о том, что войска Рокоссовского (1 Бе-лорусский фронт) взяли крепость Прагу и ведут бои за Варшаву. Имевшее место раньше варшавское восстание только теперь имело бы смысл и благо-творное влияние на бои за Варшаву. Но совершенного не устранить. Теперь надо только добиться полного освещения того восстания и наказать, когда придет пора, шляхтичей, спровоцировавших восстание и потом предавших его в руки немцев… Этого достичь можно и нужно во имя всечеловеческой справедливости…
15 сентября. Проснулся сегодня очень рано и вышел к подъему в артгоро-док. Оттуда, взяв машину, умчался на площадку приземления. Утро холодное. Небо заволокли облака. Пронизывающий холодный ветер морозил руки, тре-пал флажки, шумел в ветвях деревьев. Дорога, по которой мы ехали, ухаби-стая и кочковатая. Она извивалась по лугу, по деревне Перегудово и вывела нас к поляне, окруженной сосновыми лесами. Сюда шли также колонны пе-хоты, ехали машины с людьми, подходили «Виллисы» с дивизионными ра-ботниками, с представителями ВДВ. Все мы опасались, позволит ли погода самолетам вылететь к нам из Москвы (Своего аэродрома здесь бригады не имели).
Вместе с другими штабными офицерами из дивизии и представителями из Москвы взобрался я на верхний ярус сторожевой вышки. С досчатых подмо-стков, поднятых на высоту пятнадцати метров, видна вся обширная поляна, изгибы лесных опушек, тропы в кустах, сломанные ели в глубине леса, окопы на поляне, замаскированные пушки, костры у дороги и кучи людей у костров.
Часов в 12 дня началась военно-учебная игра. Стрелково-парашютная рота обеспечивала высадку десанта главных сил бригады. Шло все, как на войне. Били полковые минометы. Темные, похожие на кегли, силуэты мин чертили в воздухе крутые траектории. Мины рвались за красным гречневым полем и сине-бурый дым расходился вокруг кудрявыми облаками. Потом начали бить орудия, показались фанерные макеты танков, затрещали пулеметы и автома-ты, взвились в небо ракеты и волны пехотинцев покатились в атаку.
В четырнадцать часов мы получили радиосообщение, что самолеты при-няли десантников на борт и идут к месту высадки. Вскоре до нашего слуха дошел рокот моторов.
В третьем часу дня ветер почти стих, облака очистили небо, уплыли куда-то за зеленый лесной горизонт. Самолет протарахтел над нами, развернулся. На плоскостях обозначились темные фигурки человечков. Они, одна за дру-гой, начали нырять вниз и сейчас же в воздухе вспыхнули белые огни развер-нувшихся куполов парашютов: квадратные – ПД-41, круглые – ПД-6.
Сотни людей, завтрашних парашютистов. С огромным интересом наблю-дали за воздухом, где, скользя и падая, летели люди под белыми зонтами па-рашютов. Один из них прошел совсем над головами батальонов, сидя на лям-ках подвесной системы. Он уже вытянул ноги, поставив ступни рядом, чтобы приземлиться без травмы…
Едва парашютист погасил парашют, как его окружили люди. Это оказался старшина Череватенко Филипп Иосифович. Бойцы расспрашивали его с при-страстием:
– Сильно ли ударился?
– Почему пыль пошла, когда приземлился?
– Почему подметка на левом сапоге отстала, когда сапоги еще новые?
– Правда ли, что в воздухе хочется петь и кушать?
– Почему поцарапана рука?
– Правда ли, что за прыжок платят сто рублей?
– Сколько лет учился на парашютиста?
………………………………………………………………………………..
Старшина смутился. Он то снимал, то снова надевал на каштановолосую голову матерчатый шлем пепельного цвета, медленно отвечал на вопросы:
– Учился я … два дня… Потом прыгал… Имею 82 парашютных прыжка. Царапина – это ничего, но удовольствия в прыжке много. Вроде как стакан хорошего вина выпьешь…
Старшина разглаживал руками свой зеленый комбинезон, пытаясь скрыть ощущаемую им усталость, но пальцы его мелко дрожали.
Перехватив взоры красноармейцев, старшина разъяснил:
– Я при снижении управлял парашютом, натягивая стропы. А эта работа не из легких: пальцы сильно утомляются. Конечно, можно и не управлять, – обиженным голосом произнес старшина. – Подчинился парашюту пусть та-щит, куда придется. На дерево, скажем, повиснешь и будешь, как куль, ви-сеть… Но я предпочитаю утомлять пальцы, но управлять парашютом. Люблю садиться туда, где мне удобнее…
Так началась настоящая боевая учеба нашей бригады…
16 сентября. Сегодня утром наносил на схему расположение своей брига-ды, намечал реконструкцию учебных полей и городков. Холодно. На траве и листьях лежал серебристый иней… На реке Шерна (впадает в Большой Кир-жач, а последний – в Клязьму) зеленое цветение покрыло все зеркало. Похо-жие на свиней, копошились в этом цветении и тине обрубки бревен, оторвав-шиеся от лесосплавного плота. С крутого берега Бельковской Горки было ин-тересно наблюдать, как ребятишки ловили крючками бревна и, воровато ози-раясь, отводили их к отмели, прятали в бурьяне, чтобы потом утащить на то-пливо. Немного неразумно: в краю лесов и такая жажда в топливе…
Вечернее радио принесло ряд новостей: сегодня наши войска вступили в столицу Болгарии, в Софию. Погиб Тельман. Гитлеровские газеты, обеляя фашистских убийц, распространили версию, будто бы Тельман убит 28 авгу-ста во время воздушного налета союзников на окрестности города Веймар, где расположен концлагерь Бухенвальд. Опубликовано Коммюнике польско-советской Чрезвычайной Комиссии по расследованию злодеяний немцев, со-вершенных в лагере уничтожения на Майданеке в городе Люблине.
Нельзя было без содрогания стоять у репродуктора и слушать горькую правду о немецкой «цивилизации». На Майданеке гитлеровцы создали ком-бинат смерти на площади в 270 гектаров. Здесь были сотни различных зда-ний, оборудованные техникой убийства: виселицы, газовые камеры, «экспе-риментальные кабинеты», жаровни, ампулы с ядом, шприцы, карцеры… Днем и ночью дымились трубы мощного крематория. Пять печей сжигали ежедневно более 1900 человек. Круглосуточно к лагерю шли, ехали на поез-дах и на автомашинах десятки тысяч людей под конвоем немецких солдат, чтобы быть потом убитым и сожженным в печах Майданека. Осуществлялась угроза Гитлера, произнесенная им еще до захвата власти: «Мы разовьем тех-нику обезлюдения… Я имею в виду устранение целых рас…»
Тогда мир не поверил этому, не принял предупредительных мер. Теперь народы мира должны содрогаться перед картиной воплощенных в Майданеке людоедских замыслов Гитлера. Может быть, Майданек и другие, подобные Майданеку немецкие лагеря смерти, пробудит во всем человечестве то необ-ходимое чувство, без которого нельзя поставить фашизм вне закона, а поста-вить его вне закона надо. Ни один преступник не совершил так много злодея-ний, как фашизм. Немецкие фашисты создали беспрецедентные средства и масштабы уничтожения людей, и человечество вправе осудить их пусть даже с беспрецедентной безжалостностью… И, невзирая на неизбежный вой, ко-торый обязательно поднимут в защиту нацистов человеколюбивые «отцы» из Ватикана и мягкосердечные дамы из английских и американских реакцион-ных салонов, нацисты будут осуждены и наказаны. Порукой этому – совесть человечества нашей планеты, воплощенная в СССР. Он сделает все. Его под-держат сотни и сотни миллионов людей земного шара.
17 сентября. Работала медицинская экспертная комиссия. Многие из на-ших командиров и рядовых оказались не отвечающими требованиям пара-шютно-десантной службы: слабое сердце, не зажившие раны, давнишние травмы, ревматизм, легочные заболевания, нервное расстройство. В числе этой категории лиц оказалась и моя персона. Из Москвы получено строгое указание об отчислении лиц, не отвечающих требованиям по состоянию здо-ровья, из состава воздушно-десантных бригад. 19 сентября я должен выехать в Москву, в ГУК РККА.
19 сентября. До сих пор еще не удалось выехать из Бельковской Горы: пе-редавал дела новому начальнику штаба – майору Трембач, помогал адъютан-там старшим батальонов в составлении расписаний занятий и планирования предстоящих перевозок (штабная учебная игра), планировал боевую подго-товку бригады на октябрь месяц. За эти дни произошло много событий в ме-ждународной и внутренней жизни страны. Войска союзников очистили Бель-гию от немцев, высадили авиадесанты в Голландии, завязали бои в Аахене, в древней столице Карла Великого. Немцы познали войну на своей территории, перестали быть такими заносчивыми, как в начале войны. Американские га-зеты сообщили, что в немецком городке Ренгене, в который вступили амери-канские войска, немцы повсеместно вывесили белые флаги. Они даже на са-мих себя напялили простыни и полотенца, стали белыми, как евангельский Лазарь в момент чудесного воскрешения его Иисусом. Немцы сдались, но им нельзя верить: это звери, полные подлости. Они, как черные пантеры, непри-миримо злы.
Зачитан по радио приказ Сталина войскам 3 Прибалтийского фронта (ге-нерал армии Масленников), прорвавший оборону немцев и овладевший горо-дом Валга в Южной Эстонии. Также перешли в наступление войска 1 При-балтийского фронта. В Прибалтике освобождено 2800 населенных пунктов. Войска Ленинградского фронта за 4 дня освободили в Эстонии до 1800 насе-ленных пунктов. Огненная лава наших войск с грохотом катится на запад, не-ся смерть фашизму. Сегодня подписано соглашение о перемирии с Финлян-дией и опубликовано сообщение об аресте группы маршала Антонеску и представителей германского командования в Румынии. Сообщение сформу-лировано так:
«Ввиду того, что группа маршала Антонеску и военные представители Германии в Румынии могут оказаться подходящими кандидатами для внесе-ния их в список военных преступников, Командование советских войск в Ру-мынии взяло под стражу: 1) Маршала Антонеску И. И., 2) Бывшего министра иностранных дел Румынии Антонеску М. А., 3) Бывшего военного министра генерала Пантази К. К., 4) Бывшего генерал-инспектора внутренней жандар-мерии Василиу К. З., 5) Бывшего префекта бухарестской полиции Элефтере-ску М. С., 6) Германского посла по экономическим вопросам в Румынии Клодиуса К., 7) Начальника германской военной миссии в Румынии генерала от кавалерии Ганзена Э., 8) Начальника германского военно-морского связ-ного штаба в Румынии адмирала Тиллессена В., 9) Командующего немецки-ми военно-воздушными силами в Румынии генерал-лейтенанта Герстенберга А., 10) Германского коменданта Варшавы в 1944 г. генерал-майора Штагеля Р.»
Ничего не скажешь, теплая собрана компания!
22 сентября 1944 года. До сегодняшнего дня задержался в Бельковской Горке ложным обещанием комбрига: он просил меня помочь новому началь-нику штаба войти в колею, после чего обещал дать отпуск к семье. Я свое обязательство выполнил, а начальство оказалось прохвостом. Сегодня, отъ-езжая в Киржач, я не подал такому начальству руку на прощание. Зашел по пути к знакомому директору фабрики «Свобода», простился с некоторыми рабочими и… в путь.
………………………………………………………………………………..
В Киржаче я задержался недолго. На исходе дня сел в поезд, а в половине ночи оказался в Москве.
23 сентября. Только закончил свое путешествие от Киржача через Алек-сандров и Загорск до Москвы. Всадившись на Ярославском вокзале из поезда электрички, мы с лейтенантом Тцюма (он тоже ехал в ГУК) спустились в Метро на станции Комсомольская, доехали до Красных ворот, а здесь, завер-нув за угол налево, пешком прошлись до Чистых Прудов. Нас интересовал дом 14, квартира 43. Здесь жили родственники моего товарища по полку лей-тенанта Ткачевского (начхим полка, а потом – бригады). Он дал нам реко-мендательную записку на Чистые Пруды.
Ходить по Москве, оказалось, было запрещено. Нас задержала девушка-милиционер, оказавшаяся сама жительницей дома 14 на Чистых Прудах. Она провела нас до квартиры 43 и постучала в окно нижнего этажа.
Нас приняли и даже любезно сообщили, что вечером был салют в Москве из 324 орудий по поводу взятия нашими войсками Таллина. Так ознаменовал-ся наш приезд в Москву в начале суток 23 сентября.
Молодые хозяйки, Оксана и Зина Павловны, оказались не только госте-приимными, но очень комичными. Они даже рассказали нам случай (почти шаржевый) с одной из москвичек, занявшейся прорицательством. В частно-сти, она начала утверждать, что война кончится через полтора месяца после ее, прорицательницы, смерти. И вот, чтобы ускорить конец войны, эту про-рицательницу женщины пихнули тому два месяца назад под трамвай. Прори-цательница оскандалилась: саму ее похоронили, а война не прекратилась.
Мы засмеялись и посоветовали хозяйкам никогда не заниматься опасным ремеслом прорицательницы, а пока ложиться и спать. Было уже два часа тридцать минут утра.
……………………………………………………………………………….
24 сентября. Квартируем на Чистых Прудах. В этом названии кроется, по-жалуй, вся соль относительности: пруды-то, ведь, заросли травой и глиной, босоногие ребятишки бегали по ним в погоне за лягушками. Кругом кучи камня и песка: намечено реконструировать пруды, берега обложить гранитом.
Полюбовавшись Чистыми Прудами, мы пошли по магазинам Москвы. Вывески и витрины здесь обещали все блага мыслимые и не мыслимые, но… купить ничего невозможно, так как надо иметь или всесильный пропуск или мешок денег: сто грамм рыбы стоят семьдесят рублей. Никакого соответствия с нашей зарплатой. Если есть что у нас сказочного и невероятного, так это наши сумасшедшие цены.
Рассердившись на магазинные порядки, прейскуранты и пропуска, надо-евшие нам, мы направились в ГУК, а оттуда нас послали в отдел кадров МВО. Но и туда, оказалось, добраться нелегко. Мимо Кремля мы проехали к дому 53 на улице Осипенко, как советовали нам в ГУК, но… там развели ру-ками, удивленно пожали плечами, оттопырили нижнюю губу и… порекомен-довали явиться на Стромынскую площадь, 32.
Туда мы ехали долго: до Павелецкого вокзала качались в трамвае 48, по-том – поездом метро добрались до станции Сокольники, а оттуда – пять ми-нут пешего хода и мы оказались на Стромынской площади (так называлась одна из московских улиц). Мы считали себя у цели, и вдруг, никуда не свора-чивая, мы потеряли Стромынскую площадь, оказались на Большой Остро-уховской.
Такая метаморфоза нас озадачила. Мы остановились, начали соображать. Сообразили, что улицы в Москве кривые и втыкаются одна в другую, мы прошли мимо сада с цементированным забором, повернули вправо и… вы-шли все же опять на Стромынскую. Там, почти на берегу мутной Яузы, выси-лось огромное белое здание, ободранное и замазанное. В этом здании обитал отдел кадров МВО.
Часовой у ворот лениво взглянул на наши пакеты и показал нам на первый подъезд. Мы прошли через туннель под зданием и оказались в квадратном дворе, окруженном многоэтажными корпусами. Во дворе были аллеи, цемен-тированные дорожки, тополя, вязы, липы. Ветер гнал по аллеям желтую увядшую листву. На панельке солдаты стучали прикладами: старший сержант в широкой фуражке с огненно-красным околышем обучал их ружейным приемам.
Мы с лейтенантом Тцюмой присели переобуться на одну из зеленых дере-вянных скамеек, расставленных по аллеям. Перед нами висел на столбе кусок рельса, далее стояли рыжие бочки с водой – на случай пожара, а рядом с ни-ми возвышалась огромная доска с напечатанным на ней текстом военной присяги. Какой-то мальчишка с кровли четырехэтажного здания запускал бу-мажных голубей.
Переобувшись, мы прошли в левый угол двора и поднялись на второй этаж угрюмого здания, почти лишенного света, забитого хламом и грязью. Там у нас отобрали головные уборы, вместо них выдали круглые номерные жетоны из белой жести и предложили пройти в комнату № 3.
В комнате № 3 сидел рыжеусый лейтенант административной службы. Он долго и тщательно спрашивал нас, записывая ответы в толстый блокнот. За-кончив допрос, лейтенант составил справки и повел нас в комнату 13. Там с нами даже не стали беседовать, а выдали стандартные повестки, в которых «получателю сего… предлагалось явиться к 10 часам утра 25 сентября в ком-нату № 1». Кроме этих повесток, нам выдали талоны на завтраки, ужины и обеды, взыскав за это тридцать копеек. Это для проформы, чтобы народ не привыкал к бесплатности.
Столовая оказалась за Яузой, в огромном здании этажей в семь. В столо-вой чисто, но пищи маловато. Чтобы не тратить времени на ходьбу в столо-вую, и, учитывая посильность пищи для нашего аппетита, мы сразу съели завтрак, обед и ужин. Эти невозбранительные порядки нам понравились. Ад-министрация столовой учла, что три раза в день ходить к ним столующихся нет смысла…
Немного о Яузе. Здесь она узенькая, зеленая. Вода шевелила водоросли, похожие на волосы, качала зеленый мох на камнях берега. Впечатление за-пущенного пруда. Доступ к берегам Яузы преграждала ограда из рельсов (и колья и жерди, – все было из рельсов). Сама Яуза пряталась здесь под крас-нокирпичную арку моста. По мосту шла двухколейная трамвайная линия, по-званивали трамваи.
………………………………………………………………………………..
Возвращаясь со Стромынки, 32, я обратил внимание на профсоюзный клуб Русакова: что-то среднее между комбайном и элеватором. Вероятно, здесь потрудился архитектор из блаженной памяти футуристов. А по рукам ему дать москвичи Сокольнического района не дерзнули…
… Вечером пошел было в кинотеатр «Уран», но там такая духота, что я немедленно оттуда вылетел на улицу и направился в «Колизей». Здесь про-хладно. В фойе – эстрадка, обитая красно-буксиновым плюшем. К моему приходу на эстрадке декламировала женщина в белом платье. Глаза ее были закрыты, руки страдальчески скрещены на животе. Народ, ожидавший звонка для входа в зрительный зал, стоял у эстрадки густой толпой так усердно шу-мел, что я так и не расслышал, о чем же декламировала женщина в белом платье. Ее голос я услышал лишь в конце, когда она, потеряв, видимо, терпе-ние, пронзительно закричала:
– На запад, на запад идут…
– Наша поэтесса, – пояснила мне одна из стоявших рядом со мной моск-вичек, кивнув в сторону декламаторши.
– А почему же вы ее плохо слушаете? – спросил я.
– Она одну агитацию декламирует, – ответила москвичка. – И делает это каждый день. А нам хотелось бы другого, теплого, задушевно-интимного, а не этого, барабанного…
– Но сейчас война, – возразил я.
– На войну сейчас принято все сваливать, – раздраженно сказала москвич-ка. – Привыкли к этому, что и после войны будут лет сто все безобразия сва-ливать на войну…
Тема оборачивалась к нам своей щепетильной стороной, и я искренне об-радовался, что прозвенел звонок. Мы разошлись в разные концы зрительного зала и тема сама собой умерла.
Возвратившись из кино, где смотрел «Зою», я участвовал в домашней игре в «петушка». Технику игры я не понял, но проиграл три рубля… Игра без-обидная…
25 сентября. В город вышел с утра. У ворот дома 14 на Чистых Прудах повернул налево и направился по влажному от поливки темно-серому тротуа-ру к улице Кирова. Справа, точно грачи перед вылетом в теплые края, крича-ли ребятишки, игравшиеся на крутых берегах чистопрудского котлована, громыхал и звенел трамвай. Далее, за чистопрудским парком, толпился народ у кино «Колизей». Там начались утренние сеансы кинокартины «Зоя». Карти-на злободневная, но недолговечная. Сделана наспех… Слаба в художествен-ном отношении. Документ, не более. Это не «Чапаев», не «Родина», не «Большой вальс».
Вышел к станции метро «Красные ворота». Разумеется, никаких ворот здесь не было. Одна традиционная память о воротах сохранилась в названии станции, наземный павильончик которой торчал посреди площади.
Съехав на прекрасном красно-воротском эскалаторе в подземелье, начал свое путешествие на Стромынку. Через Комсомольскую и Красносельскую станции прибыл на Сокольники. Здесь эскалатора нет. Выбрался на улицу пешком и трамваем 8 добрался до Стромынки, 32. За яузским мостом еще ра-ботала столовая. Зашел в нее и съел одновременно завтрак, обед и ужин на 25 сентября. Так делали здесь почти все офицеры, чтобы не бить подметки сапог троекратным хождением в столовую. Официантки рассказали нам, что в обед в столовой бывает просторно, а вечером – пусто…
… В 10 часов утра через подъезд 3 5 прошел в комнату первую, на втором этаже. Комната № 1 оказалась комнатой бесед и ожидания. Хромой лейтенант Рабинович, похожий на нашего полкового Штейна, составлявшего историю полка, неутомимо предлагал всем прочесть брошюру со статьями И. Эрен-бурга. Больше он ничего не имел предложить нам, и время тянулось нудно, мучительно долго. Только в два часа дня выкрикнули мою фамилию.
Бритый капитан, с пробором и седеющими висками, движением рук, будто разглаживал усы, пригласил меня сесть к столу. Порывшись в бумагах, он по-тряс одной из них в воздухе, в секретном тоне, приглушив голос, сообщил мне:
– Вы отправитесь завтра в 56 офицерский полк, в Кучино. Туда двадцать километров. С вами поедет команда в 13 человек офицерского состава.
На этом мы и простились до завтра.
26 сентября. Утром встретился со всей командой, порученной моему по-кровительству. Ребята оказались все боевые, фронтовики. Они дали мне сло-во, что к половине двадцатого часа все будут в Кучино, в пока просили раз-решить им погулять в Москве, зайти к знакомым девчатам. Я разрешил.
…В семнадцать часов, подав на прощание руку московских гостеприим-ных хозяек, я пешком двинул на Курский вокзал. Путь мой лежал мимо кино-театра «Аврора», что рядом с чистопрудским парком, до кривого Барышев-ского переулка, имевшего крен налево. Далее, миновав два каких-то узких переулка, я вышел на широкий, залитый асфальтом проспект, и увидел визави налево огромный черный дои станции метро Курская, а рядом – немного дальше и правее – был Курский вокзал.
Перед вокзалом и у пригородных касс толпилось публики видимо-невидимо: девушки подыскивали дефицитных парней, парни высматривали знакомых и высокомерно посматривали на скучавших девчат, инвалиды с костылями и перевязанными лицами торговали папиросами, мороженым, старыми часами плохих немецких марок. Шум, гам, сутолока.
Купив за два рубля билет, сел в электропоезд и через час оказался на стан-ции Кучино, восточнее Москвы.
Моя команда оказалась твердой на слове: к условленному времени все офицеры собрались ко мне, а в 20 часов мы уже прошли регистрацию в ка-рантине 56 офицерского полка.
27 сентября. Что тут карантинного, не понимаю. Целую ночь мы проваля-лись на грязных нарах, а к утру почувствовали, как нас начали грызть каран-тинные воши. Тогда мы подняли шум, потребовали вызвать дежурного врача. Нас успокоили обещанием, что через час поедем в Москву, в баню Перво-майского района. Это оказалось правдой.
До станции Кучино (полтора километра) мы шли пешим строем, немило-сердно пылили. На дороге здесь – пепел и песок, непролазная пыль. Дрянная речонка, кругом сосновые леса, полковые огороды, тщедушный мостик… «Электричку» ждали недолго. Громыхая и шипя пневматическими тормоза-ми, остановилась она у досчатой высокой платформы с крытым навесиком для пассажиров и кассы, но едва успели мы втиснуться в вагон (нам обяза-тельно надо было тискаться в один вагон), как «электричка» издала турий звук и понеслась дальше. Станции мелькали одна за другой. Кучино, Салты-ково, Никольское, Реутово… Двухминутные остановки…
… В бане мылись весело: выдали нам по «червячку» мыла (тоненький, как добротная спичка, десятиграммовый кусочек), которое немедленно убежало из рук и скрылось вместе с водой в сточных решетках на полу бани. Посыпа-лись бесконечные непечатные остроты по адресу интендантов. Озорное на-строение, приобретенное в бане, долго не покидало офицеров резервного полка. Во-первых, все разбежались, и начальник команды целых два часа нервничал, пока резервисты собрались на станции. Но и по возвращении из Москвы бедняге-лейтенанту не повезло: он долго не мог сдать нас в один из батальонов резервного полка, так как на папках наших «дел» не оказалось ка-кой-то бумажной наклейки. Но и нам не очень повезло: в помещение каран-тина нас, как «очищенных», не впустили, а батальон не принял по причине отсутствия наклеек. Вот и пришлось нам часа три сидеть во дворе на положе-нии «изгоев», пока канцеляристы догадались приклеить к папкам злосчастные ярлычки. Нет, друзья мои, у нас все еще гадкая бумажонка продолжает це-ниться выше живых людей. И это несмотря на все декларации о борьбе с бю-рократизмом. Деклараций много, настоящей проверки исполнения очень ма-ло. Бюрократия в 56 офицерском полку торчала изо всех щелей. И недаром все офицеры на вопрос военфельдшера о самочувствии отвечали с едким сар-казмом:
– Страдаем, батюшка, от прижима бюрократии.
… День догорал. В окна заструились сумерки. Эти строки я записывал в одной из ротных ленкомнат, с трудом разбирая буквы: в ленкомнате не было электричества. Вероятно, и здесь не хватало какого-то ярлыка…
28 сентября. Сегодня получали образование: перекладывали дрова с места на место и стояли на посту у пустых рыбных бочек.
29 сентября. Третий день, как я подал рапорт об отпуске, но ответа нет. Решил пойти лично к командиру полка подполковнику Козявину. Он, тучный человек с открытым русским лицом и медлительными манерами, выслушал меня внимательно, слегка похлопал по плечу, сказал:
– Отпуск получите сегодня же, достойны. Что же касается вашего рапорта, то я его не получал. Вероятно, он валяется в папке растущего бюрократа Ильиных…
Подполковник вопросительно взглянул на меня: – Конечно, вы еще не знаете этого лейтенанта из строевого отдела, но… дурной человек… Держу его только потому, что в Москве у него широкие связи…
– Господин блат? – сказал я.
Подполковник молча улыбнулся и возвратил мне мой рапорт с резолюци-ей о разрешении краткосрочного отпуска, порекомендовал:
– Всюду сами лично пройдите, иначе наши канцеляристы затрут рапорт дня на три в своих папках…
Я ходил во всюду лично сам и все же… аппарат штаба задержал меня на целые сутки: поезд ушел в 11.30, а мне только к этому времени написали от-пускной билет, хотя и было в этой бумажке на пересчет – пятнадцать слов. Пришлось мне из-за лейтенанта Ильиных, имеющего в Москве широкие свя-зи, ночевать в Павелецком вокзале.
30 сентября 1944 года. Проснулся в пять часов утра, сидя в казенном бу-ром стуле. Вокруг, на паркетном полу, вповалку лежали храпевшие люди. Ос-торожно шагая через них, пробрался к умывальнику. Освежившись водой, за-нял очередь у комендантского окошечка. В половине девятого комендант по-ставил на моем билете красную птичку и цифру «7». По этой отметке часа че-рез полтора я добился в седьмой кассе получения проездного билета до Ста-рого Оскола, а в 11.45 уже отъехал от Павелецкого вокзала поездом на Ста-лино. И настроение у меня было такое, как у красноармейцев-киевлян, кото-рые в этот же последний день сентября 1943 года сидели на Трухановом ост-рове, отделенные от Киева четырехсотметровой лентой Днепра. Те хотели скорее освободить город и увидеть семью. С таким же нетерпением я хотел поскорее одолеть пятисоткилометровое пространство и обнять семью. Я злился, что поезд шел медленно и подолгу стоял на станциях.
1 октября 1944 года. Утром поезд подошел к станции Старый Оскол. Мо-росил дождь. У поезда шумела толпа. Утопая по щиколотку в песке, я прошел на ту платформу, где три года назад расстались со мной жена и дети. Там стояла женщина в зеленом плаще, а рядом с ней – голенастая девчонка. Вдруг они обе вскрикнули и подбежали ко мне. Женщина в зеленом плаще начала меня целовать. Это и была моя жена. Девчонка вблизи выглядела девушкой. Смуглая, лукавоглазая. Я едва узнал ее. Это была моя племянница Тамара. Они взяли меня под руки, отняли у меня мой небольшой узелок. И так пошли мы в город. Нас провожали сотни завистливых женских глаз. В это время большой диковиной был приезд кого-либо из мужчин на побывку. Гремела война. Многие и многие не могли уже никогда дождаться своих близких, павших на полях сражений. В этих условиях вполне были понятны и завист-ливые взоры женщин, и бурая радость моей жены, и моя личная взволнован-ность и слезы, засверкавшие на моих ресницах…
2 октября. Внезапно пришла лошадь из деревни, присланная колхозника-ми. Меня приглашали в гости мать и соседи. Немедленно выехал. Дорога шла по деревням, где долго хозяйничали мадьяры и немцы. Они так все обобрали, что меня поразила нищета, сопутствующая всю дорогу: старики ехали на ко-ровах, впряженных в двухколесные тачки. Женщины помоложе – тащили кладь на своих спинах или толкали своими руками ручные тележки с грязны-ми мешками картофеля или вязанками сена на них. Старики и ребятишки бы-ли одеты в лохмотья, женщины щеголяли в юбках из разноцветных немецких плащ-палаток или просто из крапивных мешков.
Вечером прибыл в деревню. Сейчас же в хату набились соседи. Своими рассказами и слезами они расстроили меня вконец. Мать висела у меня на груди. Она плакала от радости, плакала от пережитого горя в период немец-кой оккупации, жаловалась, что и сейчас нигде не добьешься толку: районные власти больше заботились о своем благополучии, чем о детях и матерях вои-нов. И жалобы эти были справедливы.
Подарки американского Красного креста, например, присваивались неза-конно ответработниками Старооскольского района, а наши дети щеголяли босыми. Инструктор старооскольского райкома партии Михаил Шестаков обосновал это в беседе с моей женой с невиданным цинизмом. Он сказал: - Не ваши мужья, а мы делаем погоду в стране. И если они останутся живы, то снова придут в райком и будут ломать перед нами шапку. Мы – ответствен-ные работники, а они кто?
С каким бы удовольствием я наплевал в глаза этому чиновнику из Старо-оскольского райкома партии. И неужели он будет спасен цензурой от поще-чины этих гневных слов моих записок?
…………………………………………………………………………………
3 октября друзья устроили в честь меня маленькую вечеринку. Поздрави-ли с приездом, пожелали в скором времени прибыть домой совсем и с полной победой над немцами.
4 октября. С утра ветер. Солнце казалось холодным, ничего не грело. В груди тяжелое чувство необходимой разлуки с семьей. Закончился прощаль-ный завтрак у старушки-матери; грустный и рассеянный покинул я стол, вы-шел из избы. Вслед за мной вышла мать. Обняв меня, она долго рыдала. Я не мешал ей. Она выплакалась и ей стало немного легче.
Сосед, Антон Никифорович Таратухин сообщил, что лошадь готова… Че-рез полчаса, распрощавшись с матерью, сел на дрянную колхозную повозку, оставшуюся случайно после немецкой оккупации, и отбыл в город Старый Оскол. Пока не скрылись мы за гребнем горы, видел я у колодца маленькую старушку. Она, придавив рукою платок к щеке, чтобы улавливать слезы, смотрела нам вслед и горячо молила небо и судьбу о сохранении моей жизни. Она была женщиной религиозной и верила в силу своих материнских молитв.
… Ленивая рыжая кобыла с космами шерсти на боку и с коротко под-стриженным хвостом однотонно выбивала мелкими шажками звуки: тук-тук, тук-тук… И очень скучно, очень скучно тянулось время, тянулась однообраз-ная дорога с помертвевшими полями по обеим сторонам, с увядшими трава-ми, желтолиственными деревьями, на которые дохнула осень. За всю тридца-ти пятикилометровую дорогу я только раз улыбнулся, когда Антон Никифо-рович, почесывая круглую черную бородку, высказал свои соображения о го-родской жизни. Он сказал:
– Особенно я не люблю в городе два места – одеколон в парикмахерской и городскую уборную. За одеколон плати, а в уборной, хоть как нужда, нельзя без очереди…
5 октября. Ночью прибыли в город. Здесь обнаружилось, что надо мной висело тяжелое горе: жена, путешествуя в андижанскую эвакуацию и обрат-но, потеряла мою рукопись «Перекресток дорог», трудовые документы, ред-кие книги и дневники. Я проплакал весь остаток ночи. Слишком уж было мне тяжело и обидно… Невозвратимые потери. Сколько бессонных ночей, сколь-ко упорного труда было вложено во все это, теперь превращенное в небытие. О, люди, люди, способны ли вы оценить мое горе и хоть немного помочь мне своим сочувствием? Судя по жизненному опыту, нет… Эпоха стала новая, эгоизм – прежний.
… Днем, желая рассеять, ослабить свое горе, я пошел гулять по заветным местам своего города, завернул и в городской сквер. Но там трудно было найти облегчение для страдающей души. В сквере царила печальная картина разрушения: пустовал черный мраморный постамент памятника Ленина, так как статую Ленина немцы сняли и неизвестно куда дели. В сквере поломаны и сожжены все оградочки, штакеты и скамеечки, вырублены кусты египет-ских пихт, загажены дорожки, вытоптаны бывшие пышные газоны. Над пус-той цементной чашей бассейна, над которой до войны играли радужные брызги фонтана, сидели изуродованные каменные лягушки, а в центре, на импровизированном утесе, подняв голову в небо, тосковала чернокожая ста-туя тюленя, поцарапанная пулей немецкого громилы. Когда-то изо рта этой статуи с шумом била водяная струя, и серебристая водная пыль живительно кропила прифонтанные цветы.
В сквере, обнесенные железной оградкой, появились могилы погибших за нашу отчизну. Спал здесь вечным сном герой Советского Союза Токарев, летчик, уроженец города Сталино, спали и другие орденоносцы, спали лейте-нанты и бойцы. Опершись на островерхие прутья ограды, я задумался. Кто-то тронул меня за плечо, спросил:
– Капитан, чего грустишь?
Я поднял глаза. Передо мной стоял инвалид – майор Степанов, бывший до войны директором Старооскольского мельзавода. Он поздоровался со мной, вспомнил прошлое, рассказал о настоящем. Ему предстояло дня через два выехать в Тулу на должность райвоенкома, так как воевать он уже, в силу ин-валидности, не мог.
Мы оба посмотрели друг другу в глаза и, будто сговорившись, в один го-лос произнесли: «Да, много людей теперь не только не могут воевать, но и не могу жить. Они спят вот так, как эти… под холмами могил». Майор кивнул на могилу летчика Токарева, и по щекам его, оборванным ветром и боями, покатились слезы.
………………………………………………………………………………..
7 октября 1944 года. Ну, вот и кончился мой краткосрочный отпуск. Что получил я от него? Трудно это сформулировать словами, но чувствую я ка-кое-то оскорбление моей части, тоску обманутых надежд и глубокую неудов-летворенность: везде жалобы, босоногие ребятишки, подлость блатных отно-шений, непонятная грубость, через край плескающийся эгоизм и чванство. К идиотской «философии» Шестакова из Старооскольского райкома прибави-лось еще вчера ядовитое изречение билетерши из старооскольского киноте-атра: «– Ох, уж эти фронтовики… надоели, как мухи, со своими просьбами о билетах. Захочу вот и не дам…» Мне пришлось плюнуть и уйти. Как смеют эти подленькие Дуси кощунственно говорить о фронтовиках? А смеют они говорить потому, что их поддерживают Шестаковы из райкомов.
Нельзя теперь удивляться тому, что из отпуска я возвращался в часть с тяжелыми думами и с обиженным сердцем… Для человека самым тяжелым в жизни является – обманутая надежда…
… В двадцать часов я уже был в вагоне № 7 поезда Сталино-Москва. В ва-гоне, называемом офицерским, тесно, неаккуратно, грязно. Пьяный сержант в форме летчика, старшина во флотской фуражке и майор-танкист, называя друг друга братишками, били куриные яйца о свои лбы, потом из скорлупы, как из рюмок, пили водку и целовали сидевших в купе женщин. Они надоеда-ли также всем своим хвастовством, что имеют полный чемодан яиц, так как вступили во время отпуска в блатные отношения с птицефермой. Потом они начали петь хриплыми голосами странную песню:
«Полюбил всей душой я кухарку
       И готов все котлеты пожрать…»
Ехавший в вагоне подполковник потребовал от них привести себя в поря-док, что стало причиной большого скандала. В вагон явилась линейная охра-на, комендантский патруль…
В 21 час 20 минут поезд отошел от станции Старый Оскол. В нашем ваго-не было по-прежнему тесно, но не шумно: яичные «рыцари» остались ноче-вать … на станции…
В вагоне самые разноречивые разговоры, в той или иной мере отражаю-щие разноречивую нашу действительность. С верхней полки, слабо освещен-ной тусклым светом электрической лампочки, гудел баритон:
– Немцы потому и пятятся на Западе, что Гитлер отдал приказ не впускать русских в Пруссию, а лучше впустить союзников в Германию…
– Оно, может, так и есть, – возражал лейтенант, прожевывая кусочки сель-ди и хлеба. – Но мы все равно войдем не только в Пруссию, но и в Германию. Гитлеру теперь трудно выбирать между лучшим и худшим: с обеих сторон над ним повисли молотки. Скоро всему будет конец…
– Ну, это вы переборщили, – сказал молчавший доселе капитан в выцвет-шем кителе. – Воевать нам придется еще целую зиму. Да и весны сорок пято-го года прихватить придется…
– Откуда вы знаете?! – зашумели на него со всех сторон люди, явно не же-лавшие затяжки войны до весны 1945 года.
Из соседнего купе высунулась круглая бритая голова с неясными в сумер-ках чертами лица. Голова ядовито заметила:
– Что ж, по-вашему, Тито напрасно в Москву приехал? Или, по-вашему, Красная Армия плохо дерется в Югославии?
Капитан встал. Держась руками за края средних полок и слегка баланси-руя в такт покачиванию вагона, он ответил:
– Знаю потому, что воюю с первого дня войны и снова вот еду туда, к гра-ницам Пруссии. А опыт – хороший предсказатель… Насчет маршала Тито не возражаю. По важному он делу в Москву приехал, но не за тем, чтобы делать невозможное. А войну закончить этой осенью невозможно, хотя и желатель-но.
В тоне капитана звучала такая категоричность, что у всех померкли иллю-зии насчет конца войны. И в вагоне стало необычно тихо. Больше до самой Москвы пассажиры не поднимали разговора о конце войны. Он был еще да-лек. А о далеком русские любят говорить лишь в том случае, если, хотя бы иллюзорно, это далекое представлено близким и ощутимым…
9 октября. Войска 1 Прибалтийского фронта прорвали немецкий фронт северо-западнее и юго-западнее Шауляя, продвинулись за четыре дня на 120 километров и расширили прорыв по фронту до 280 километров. В Венгрии наши войска вчера вышли на железную дорогу Будапешт-Сегед и заняли же-лезнодорожный узел в двадцати километрах северо-восточнее Сегед. (Сегед – город вблизи впадения речки Мурешул в Тиссу). Таким образом, наши войска оказались на линии южнее Будапешта.
… Черт бы взял наших интендантов: пришлось, по их вине, ехать мне из Кучино в Бельковскую Горку исправлять записи в вещевой книжке.
10 октября. Дела пошли удачно. В половине первого ночи я добрался до Бельковского штаба, а к началу девятого часа утра уже отделался и на всех парах задымил на станцию. Правда, поезд из Иваново на Москву я прозевал, но устроился на поезд, который шел до Орехово. В половине десятого мы уже миновали Киржач. Справа, прижавшись к сосновому лесу, проплыл аэро-дром, полный самолетов. Это – для обслуживания парашютно-десантных бригад от 24-й до 26-й. Они сегодня должны осуществить массовые прыжки с парашютом. Все вагоны нашего поезда были забиты парашютистами. Они толклись также и на площадках. За их спинами высились кубические белые и зеленые мешки, набитые уложенными парашютами и пристегнутые к пара-шютистам белыми помочами лямок.
… Поезд замедлил ход и остановился, чтобы высадить парашютистов. Це-лый батальон их, горбатых, с кубическими тюками парашютов за спинами, направился к аэродрому. Я смотрел им вслед, пока поезд, подав свисток, сно-ва двинулся в путь и аэродром и люди скрылись от нашего взора за выступом леса, потянувшегося необозримой полосой по обе стороны пути. За окнами мелькали золотистые молодые березки, желто-бурые леса: осень тронула ли-ству своей кистью зрелости и смерти.
В 11 часов утра промчались по мосту через Клязьму. Речка не широка, мутна, но мост капитален, высок, с мощными чугунными фермами. Кругом леса. Вдоль левого берега реки тянулась старая насыпь, змеились окопы, вы-рытые в суровый 1941-й год, когда немецкие орды готовы были полонить страну и раздавить нашу столицу.
Через пять-семь минут поезд промчался мимо деревянной станции Крутое, мимо корпусов многочисленных мануфактурных фабрик, мимо базара, пол-ного пестрой толпы. В 11.15 остановился на станции Орехово. Здесь предпо-ложено ожидать пересадку до 13.51.
День сегодня прохладный, туманный. Накинув на плечи плащ-накидку, я блуждал по довольно обширному Ореховскому вокзалу, стены которого вы-крашены в молочно-кофейный цвет с розовым оттенком. В зале № 2, на кир-пичном постаменте, обшитом фанерой, высилась веселая статуя Ленина, вы-крашенная под бронзу. Владимир Ильич – в пиджачке, в жилете, в традици-онном галстуке. Подняв правую руку, он произносил одну из своих речей пе-ред вечно стоящей перед ним народной массой. Высокий потолок зала под-пирали два ряда каменных квадратных столбов, консоли которых обиты ро-зовыми досками. На уровне двух человеческих ростов, равняясь с широколо-бой головой Ильича, молочно-белые ожерелья голофанов обрамляли столбы, вцепившись в них железными ручками. Сквозь стекло голофанов, сверкая на бронзовой одежде Ильича, излучался матово-золотистый свет зажженных внутри электрических лампочек. На тяжелых коричневых вокзальных стуль-ях, связанных попарно и тройками, сидели у стен люди. Они жужжали, разго-варивая вполголоса, отчего зал казался похожим на пчелиный улей.
…В одном из залов я увидел газетную витрину с заделанной под стеклом газетой. Прочитал газету, узнал, что 8 октября 1944 года от сердечного при-падка умер Уэнделл Уилки – видный деятель республиканской партии США, вице-президент республики и кандидат республиканской партии на пост пре-зидента США. Наши граждане знали его с августа 1942 года, как человека, присутствовавшего при операции Красной Армии, осуществившей прорыв немцев на Ржевском направлении, и начавшего потом «мутить воду» своими статьями в американской желтой прессе по поводу «слабостей и несостоя-тельности Красной Армии…» Исходя из всего этого, мы не имеем основания огорчаться, что Уилки умер. Демократический мир ничего не потерял.
Ровно в 13.51 поезд отбыл на Москву. В вагон набилось много всякого на-рода. Ехали военные и колхозники, ехали спекулянты и священники, ехали студенты и инвалиды. Я присел на чемодан одного благообразного старичка в каракулевой шапке и сером пальто с котиковым воротником. Он сам сидел на скамье и очень беспокоился за свой чемодан, боясь, что его кто-либо стащит. Но ко мне старичок проникся доверием и шепнул на ухо: «Вы уж, если что, скажите, что это ваш чемодан. Признаться, кое-что продать везу в Москву… Я там работал в музее Антропологии до войны, а теперь… пока кормлюсь вот этим, – он пырнул пальцем в чемодан. – В последний раз везу. Отремонтирую квартиру и опять пойду в музей. Надоело…»
Всматриваясь в черты старика, я все больше находил в них что-то знако-мое, когда-то виденное, полузабытое. Вдруг мне вспомнилось. Конец зимы или начало весны 1942 года. Наш эшелон следовал на Северо-западный фронт. Я зашел в музей и читал материалы о Геккеле под надзором сторожа, вооруженного берданой. Потом, когда я покинул музей, сторож засвистел в гуттаперчевый свисток и меня окружили трое народных ополченцев, потре-бовали документы.
После, найдя мои документы в порядке, один из них извинился: - «Вы уж, товарищ. Не обижайтесь. Закон порядка требует…»
Это был он, тогда народный ополченец, теперь – среднее между тружени-ком и спекулянтом.
Я напомнил старику о том случае. Он сперва отрицал, потом признался и густо покраснел. Так краснели только действительно не испорченные люди и маленькие дети. Для меня этого показалось достаточным, и я старика никому не стал выдавать: нельзя же портить ему жизнь за вынужденные, хотя и не лицеприятные спекулятивные экскурсы. Он делал это, как сказал, в послед-ний раз. Я поверил старику… В мой памяти он так и стоял теперь, продрог-ший, завернутый в кашне, с ружьем в руках… Московский ополченец зимы 1942 года, сказавший мне, что «Закон порядка требует»…
Рядом с нами, ерзая на мешках, сидела женщина в толстом суконном жа-кете и белом вязаном платке. Она рассказывала своей соседке случай, как на днях опоздала к поезду, который ей был нужен.
– Тогда я впервой ехала, – пояснила женщина, – и порядков ихних не зна-ла. На станции Бельково мне сказали, чтобы я спокойно сидела, пока человек с метлой попросит меня выйти из вагона. Это, как они говорили, случится на станции Орехово. Я, дура, поверила. Сидела-сидела, пока проехала до Егорь-ево. А мне туда совсем не в руку. Хорошо еще, что там шофер знакомый по-пался. Он привез меня на машине снова на Бельково. Сам поехал машиною на Киржач, а я поездом на Иваново уехала. Вот она, какая притча…
«Притчу» эту женщина рассказывала раз десять подряд, рока поезд при-был на Курский вокзал в Москву. Было 16.45.
Я вытащил из вагона тяжелый чемодан знакомого старика и сопроводил бывшего ополченца до вагона метро.
На прощание старик сообщил мне свой адрес, просил, при случае, захо-дить в гости. Я обещал. А если мне и не придется зайти, то, надеюсь, старик прочтет когда-нибудь мои записки и вспомнит с улыбкой или горечью (как будет настроен) о странном нашем знакомстве и о тяжелых днях, пережитых страной, когда не только «закон требовал порядка». Но и порядок нуждался и пользовался неписаным законом… Такое время, думаю, не повторится боль-ше никогда…
Расставшись со стариком, я не пошел в туннель вокзала. А по платформе № 1 вышел к решетке, перелез через нее и сел в уже начавший двигаться электропоезд. В 18 часов вечера я уже был в Кучино, в 56 офицерском полку.
11 октября 1944 года. Холодное морозное утро. Земля поседела от инея. Я – часовой, охраняющий дрова и штабеля мешков с картофелем. Со мной, в качестве основного часового, стоял боец комендантского взвода. У обоих у нас в руках длинные трехлинейные драгунки со штыками. Боец чувствовал себя на равную ногу со мной, предлагал обогреваться по очереди в железно-дорожной будке. Солдат был прав, что судил о нас не по звездочкам, а по действительному положению: глупцы из штаба резервного офицерского пол-ка сравняли нас, поставив рядом и на одинаковый пост, руководствуясь при этом странными соображениями, что часовые из комендантского взвода сплавляют картофель и дрова на сторону, если стоят на посту без дублера-офицера.
… А сколько болтовни приходилось слышать об офицерском высоком звании, о необходимости поддерживать авторитет офицера… Неужели этот авторитет должен выращиваться столь сомнительными методами, как назна-чение офицеров в суточный наряд в качестве часового-дублера? Как анекдо-тична жизнь 56-го офицерского резервного полка, подвизавшегося в военном городке на станции Кучино, в 20 километрах от Москвы…
… На посту я стоял с двух часов ночи и до дести утра. Мы, офицеры, так договорились между собою, что стоять будем сразу всю треть положенных на дежурные сутки часов.
Отмеривая шаги по шпалам, я грелся и думал. Думал о себе, о жене, о дру-ге – Семене Аскинадзе, снова – о жене. Да, совсем недавно…
Уснул я у ней на груди
Впервые за тысячу дней,
И во сне мне сверкали огни
Моих дум и мечтаний о ней…
И горестно, очень горестно, что жена не сумела сберечь лучшие мои ру-кописи и документы. Я бы боготворил ее за сохранение всего этого, безгра-нично дорогого для меня, но… увы. Недостаток огонька в отношении к моим духовным устремлениям, холодное безразличие к ним, – вот чем можно объ-яснить невосполнимую и неизвинимую потерю женой моих рукописей.
… И этим не только нанесен мне сильный удар, но и ей, хотя она почувст-вует его позже в угасающем жаре поцелуя. Разве сумею я сохранить этот жар для того, кто меня столь мучительно обидел.
………………………………………………………………………………..
Не менее тяжелые думы и чувства волновали меня и в связи с исчезнове-нием Семена Аскинадзе. Кто он, подлец или благородный невольник, пропу-щенный сквозь когти тысячи смертей? Всем нутром своим я стоял за его оп-равдание. Я не допускал мысли о возможности измены им своей Родине, но мне становилось при этом еще более тяжело и больно. Зачем он унес в неиз-вестность плод моих (и своих) бессонных ночей, творческих страданий и мук? Зачем не сумел сохранить наши общие, а также мои личные наброски второй части повести «Перекресток дорог»? Ведь он мог бы зарыть рукопись а землю, передать ее мне через друзей, отослать с родителями в эвакуацию. Он этого не сделал… Он исчез, вычеркнув себя из жизни, если не навсегда, то на года и года. Горе мое безгранично. Жаль друга и обидно, что он не все сде-лал для нашего общего дела. Он был настолько умен, что непонятна его глу-пость, приведшая человека в лапы немецких зверей… Неужели никогда мне не придется увидеть его, говорить с ним?
… Так в эту караульную ночь мечты мои, мои горячие мысли витали не у мешков с картофелем, не у штабелей дров. Нет. Они носили меня далеко от Кучино, носили на крыльях своих мою взбудораженную душу, звали мое сердце высказаться о человеке, который все потерял, все испепелил в огне своих страданий, но сам выжил, хотя и поседели его темные волосы, выцвели серые глаза, поблекли белые щеки. Кто не страдал, того сердце не услышит и подобного зова. Тот и не поймет моих строк, не познает их волнующей прав-ды. Они написаны для умных, но не для умничающих…
… Вечером 11 октября, когда мыс товарищем сидели у окна одной из спальных комнат офицерского корпуса кучинского лагеря, небо на Западе вдруг озарилось беглыми вспышками, а потом зацвело разноцветным пламе-нем, засияло свечением, похожим на северное сияние. Это начался салют в честь войск 2-го Украинского фронта, овладевших столицей Трансильвании города Клуж.
12 октября. Сегодня новая большая партия офицеров резерва выехала на фронт. Среди выехавших были командиры рот и взводов разных специально-стей. Более высшие категории не были включены в эту группу: спрос не ве-лик. А жаль. Хотелось бы вырваться из скучного кучинского резерва.
… Посмеялись сегодня над сообщением стокгольмской газеты «Афтон-тиднинген» о том, что различные квислинги (нарицательное от имени Нор-вежского фашистского вождя Квислинга, продавшего родину немцам), бе-жавшие в Германию, будут расквартированы в местечке Фушль, в 20 кило-метрах от Зальцбурга. В этом клопятнике будут жить, пока сгорит Германия, такие фашисты, как Лаваль, де Брион, Паволини, Муссерта.
… В кругу офицеров мы читали сегодня некоторые материалы о югослав-ском маршале Тито. Этот человек уже при жизни своей стал легендарным. Тито – редкое явление среди людей. Своей легендарной славой он никому не обязан, кроме личного гения и народной любви. Его, не в пример другим, не газеты раскричали, а сделала известным народная молва и изумительная лич-ная храбрость и полководческая одаренность. Из многих его полководческих дел, каждое из которых достойно бессмертия, укажем на одно. Во время чет-вертого похода против югославских патриотов, немцы прижали двадцатиты-сячную армию Тито к реке Неретва. Слева были немцы, справа – итальянцы, с фронта – четники Михайловича. Спасение было только в том, чтобы про-рваться в Санджак. Но он лежал за горной рекой трехсотметровой ширины с крутыми берегами и без переправ. Но Тито решил именно форсированием реки спасти свою армию. Были построены переправы. Немцы обнаружили их и подвергли жесточайшей бомбардировке. Тогда офицеры штаба Тито посчи-тали план прорыва через реку невыполнимым. Но в голове Тито созрело ре-шение, способное родиться только в мозгу гения: он приказал сжечь перепра-вы.
Немцы это поняли как признак отказа Тито форсировать Неретву, а попы-таться выбиться из окружения через горы. Соответствующим образом были перегруппированы войска фашистов.
Тем временем, когда наступила ночь, сапер Тито соорудили переправы и многотысячная югославская армия, форсировав Неретву, тяжелым молотом обрушилась на врага. Были перебиты тысячи четников, инициатива перешла в руки Тито, который немедленно нанес удары по немецкой и по итальянской группировкам, перерезав предварительно дорогу между ними.
Развивая успех, югославская народно-освободительная армия освободила ряд районов Герцеговины, Черногории и Восточной Боснии. Этот маневр Ти-то достоин внимания военной истории наравне с маневром Суворова, вывед-шего русские полки из Мутенской долины в октябре 1799 года, где они ока-зались окруженными в шесть раз превосходящими силами французского ге-нерала Массены.
Суворов с окаменевшим лицом, как свидетельствовали очевидцы-современники, выслушал тогда сообщение разведки о разгроме французами войск Готце и Корсакова и полном окружении в долине суворовских полков. Выслушав, Суворов сказал: - Мы русские, мы все одолеем.
И русские одолели. Они своим штыком и гением пробили дорогу через горы и французские полки к долине верхнего Рейна.
Тито в критические минуты ходил взад и вперед у своей палатки, обдумы-вая решение. Он сказал солдатам: «Выход у нас один – пройти через реку. От успеха переправы зависит судьба всей армии. И мы перейдем реку. Народ, взявшийся за оружие, нельзя победить».
Так в Балканских горах повторилась славянская слава, гремевшая 146 лет перед тем над миром с швейцарских Альп.
13 октября. Холодно. Туман. Небо покрылось тяжелыми облаками. В ка-раульном помещении, отощав от офицерских харчей, люди тянули унывными голосами песню:
«Руса коса до пояса-а,
       В косе лента голуба-а…»
Чувствуется, как глубоко наскучило боевым офицерам сидеть в резерве и охранять водокачку, дрова, кучи лукошек коровник, хотя молоко пили только штабные работники 56-го офицерского полка, образ которого на всю жизнь сохранится в памяти каждого из нас в виде отвратительного средоточия бю-рократизма и серенького времяпровождения. Только вечером, когда Западное небо озарилось вспышками московских салютов, мы почувствовали себя хо-рошо, радовались очередной победе Красной Армии над фашистами и, за-крыв на минутку глаза, в мечтах уносились далеко-далеко, на поля сражений, где рождалась слава наших полков, рождалась победа. Потом каждый из нас спрашивал: «Когда же нас отправят на фронт из этого бестолкового учрежде-ния, где непрерывно заставляли нас равнять койки, охранять коровники, но не давали газет и книг, оскопляли постепенно наши знания. Воистину, дуракам законы не писаны: в офицерском полку все рассчитано на уровень малогра-мотного солдата. Даже додумались сегодня провести с нами беседу на тему «Зачем нужна бойцу трехлинейная винтовка?» Комментарии к этому излиш-ни…
… Вечером сегодня Москва дала 24 залпа из 324 орудий в связи с освобо-ждением от немецкой неволи Риги, столицы Латвии. На душе у нас радостно. В казарме зазвенела песня. Даже туповатый служака, заместитель командира роты по строевой части – лейтенант Гроза, прослуживший в резерве всю вой-ну, перестал кричать, что мы песней нарушили распорядок дня, и начал сам подпевать своим жиденьким голоском… Пел он плохо. Но мы начинали ви-деть в нем человека уже по одному тому, что он решился не мешать пению других и не запретил песню, как это он обыкновенно делал…
15 октября. День выдался солнечный, безветренный. От мелочных приди-рок казарменных должностных лиц офицеры разбежались, как от назойливых мух. Кто куда ушел: одни – в лес, другие – к знакомым хозяйкам поселка Ку-чино, третьи уехали в Москву. Я с двумя товарищами нашел приют на ма-ленькой станции Кучино. Здесь, у небольшого здания, обитого голубыми дос-ками, я примостился на скамье и начал писать письма родным и знакомым. Под навесом и на платформе толклись люди, больше женщины с кошелками, с ребятишками, с небольшими вязанками дров. Один из них грызли семечки, сплевывая кожуру в горсти своих рук; другие, скучая, просматривали желез-нодорожное расписание; третьи спорили о том, будет ли и как скоро после войны жизнь лучшей, не такой нудной и тяжелой, как в период войны.
Несколько военных, толкая локтями хорошеньких дамочек. Гуляли по платформе. Иные из них уже успели познакомиться с накрашенными подру-гами фронтовиков и, взяв их под руку, пошли к ним в гости. Случайные зна-комые, случайная любовь и, возможно, длительная… болезнь. Никакой под-ленькой иногда выглядела жизнь. Нужны, очень нужны произведения Стефа-на Цвейга. Новых он написать теперь уже никогда не сможет, но старые должны быть переизданы. Молодежь наша удалилась от целомудрия, как не-бо от земли. Это не надо замалчивать. Лучше принять необходимые меры ле-чения (С профилактикой во многих случаях мы уже опоздали. Она годится только для подрастающих малышей).
… Вечером Москва двадцать раз грохотала залпами орудий в честь наших войск, взявших Петсамо. Надо ожидать скорого вступления Красной Армии в Норвегию.

КОНЕЦ ТРИНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 14-я (16 октября 1944 г. – 2 февраля 1945 г.)
16 октября 1944 года. Черчилль и начальник генерального штаба Алан Брук продолжали свое пребывание в Москве, а Рузвельт сделал заявление, что «ничего не знает» о причинах их пребывания. Этому никто не поверил, но все с уважением отозвались о Рузвельте, умеющем держать язык за зубами и найти для этого удовлетворительное объяснение. Действительно, речь – се-ребро, молчание – золото.
Знаменательно, что именно в это время, вчера в обед, выступил по радио регент Венгрии Хорти, который сказал: «Мы намерены вступить в перегово-ры о перемирии»…
В Будапеште паника в связи с наступлением Красной Армии. Создалась также неясность политического положения. После выступления Хорти, зага-дочно исчез его сын, а начальник Генерального штаба венгерской армии зая-вил, что «нельзя выступление Хорти считать как приказ о прекращении воен-ных действий: речь идет лишь о перемирии, условия которого нам не извест-ны… Армия будет продолжать сопротивление». Вслед за этим последовало выступление главаря венгерских фашистов Салаши, который сказал: «Радио-станция находится в руках гитлеровцев, и Венгрия будет по-прежнему вое-вать на стороне Германии».
Выступление Салаши явилось косвенным указанием на то, что немецкая ориентация пока одолела в Венгрии. Можно ожидать большей антисоюзниче-ской активности венгерских войск, а также правительственных изменений в Венгрии в сторону создания кабинета из открытых сторонников Гитлера. Ко-нечно, это не спасет гитлеровскую коалицию, но может затянуть агонию этой коалиции.
… В Югославии наши войска, продолжая успешные операции против немцев, завязали сегодня бои на окраинах югославской столицы - Белграда.
17 октября. Газеты сообщили, что 14 октября умер от ранее полученных ран немецкий генерал Роммель (Вероятно, и этот недавний кумир Германии и фаворит Гитлера пал по указанию своего «фюрера»).
18 октября. В Венгрии положение до сей поры не прояснилось. Только Красная Армия, видимо, сможет навести там полную ясность. Сегодня стало известно, что 4-й Украинский фронт прорвал немецкую оборону, занял ру-мынский город Сегед. Вступил в Чехословакию. Все это необходимые вехи на пути к нашей окончательной победе над фашизмом…
20 октября. К нам в казарму прибыл сегодня один из участников боев за варшавское предместье Прагу. Он рассказывал, как вечером в начале октября пробрался на самый берег Вислы, чтобы взглянуть на польскую столицу. Она была видна, как на ладони. Серели контуры Старого Мяста, сожженного нем-цами. Разрушены старинные здания Рыночной площади и прилегающих к ней средневековых извилистых улиц. Жители Праги, нелегально посетившие Варшаву, рассказывали, что немцами разрушен древнейший собор святого Яна, превращено в руины Краковское предместье, уничтожена Маршалков-ская улица. Но все, содеянное немцами в Варшаве, нельзя увидеть через Вис-лу. Скоро Красная Армия увидит Варшаву прямо в Варшаве.
Сегодня вечером прозвучали новые залпы в Москве, посвященные осво-бождению Красной Армией от немецких захватчиков югославской столицы Белграда и венгерского города Дебрецена. Продвинулись немного вперед и наши союзники: американские войска полностью заняли город Аахен. Надо ожидать большей активности и от англичан. Неужели об этом им не было сказано в Москве, где, встречаясь со Сталиным, с 9 по 18 октября гостили У. Черчилль и А. Иден. Они только вчера вылетели в Лондон.
… Из радиосообщений стало известно, что венгерский главарь фашистов Салаши, затруднившись справиться с положением в Венгрии собственными силами, помчался к Гитлеру в Берхтесгаден с просьбой об увеличении немец-ких подкреплений. Гитлер отказал своему другу, посоветовал ему верить в победу и создавать побольше венгерских отрядов смертников. В этих услови-ях, когда фашисты полностью уподобляют себя скорпионам, очень дико и не-лепо прозвучали слова сердобольной до фашистов англичанки леди Гибб о том, что И. Эренбург напрасно «Запечатлевает в сознании русского народа нечто очень старое и злое, а именно жажду мести после победы. Это старое зло не приносит счастья победителям…» В подтверждение своей правоты, леди Гибб сослалась на библию и процитировала слова: «Мне отмщение, аз воздам». Выходит, не мы должны наказать немцев, а поручить это дело тако-му мифическому судье, каким является бог. Нет, леди Гибб, мы сами в со-стоянии наказать наших врагов, в том числе и врагов немецкой национально-сти.
21 октября. Вчера американские войска высадились на Филиппинах (на восточном побережье острова Лейте, а также в центральной части Филиппин – На острове Сулуан) в районе расположения крупной японской армии под командованием фельдмаршала Терауци. Начинается наступление союзников на Японию. Не пройдет, по-моему, и года, как американские войска высадят-ся и на территории собственно Японии. Путь к этому расчищает наша Крас-ная Армия своими успехами в борьбе против гитлеровской Германии. Выхо-дит, все дороги ведут в одну точку, к перелому «Оси».
22 октября. В девять часов вечера под Москвой метались огненные споло-хи: сто двадцать орудий дали двенадцатикратный салют по поводу занятий войсками 2 Украинского фронта (маршал Малиновский) венгерского города Ньиредьхаза.
23 октября. Днем шел дождь. Офицеры перебирали картофель, копали морковь, пилили дрова, повышая свою тактическую подготовку.
Вечером читали материал о том, что Гиммлер приступил к созданию но-вого «чудо-оружия» для спасения Германии. Названо это «чудо» фольк-сштурмом (народным ополчением), и войдут в его состав все дети и старики, т. е. мужчины от 15 до 60 лет. Страшную силу решил Гиммлер обрушить против нас и наших союзников. Только не мешало бы Гиммлеру вспомнить пословицу: «Мертвому горчичники не помогут». Не поможет германии и то, что Хорти арестован и отправлен в Берлин, что Салаши посчастливилось из-бегнуть смерти, т. к. покушение на него, совершенное вчера, оказалось не-удачным. Ничто не поможет. Сегодня совершилось событие, знаменующее начало штурма Германии: войска 3 Белорусского фронта вступили сегодня на территорию Восточной Пруссии в районе Сувалки и заняли более 400 насе-ленных пунктов. Войска маршала Черняховского пришли первыми…
Ночью Москва салютовала этой замечательной победе советских войск. Я наблюдал салют с площадки лестницы второго этажа одного из корпусов в Кучинском лагере 56 офицерского полка. Сперва вспыхивали красные споло-хи орудийных выстрелов, потом в небе загорались множество разноцветных ракет. Иные из них были видны, другие только давали знать о себе своими зоревыми отблесками. В общем же небо над Москвой становилось радужным, как северное сияние.
24 октября. В некоторый раз перечитал рассказ Марка Твена «Визит капи-тана Стормфильда на небеса», и снова от души хохотал. Острый антирелиги-озный рассказ. Он куда действеннее, чем демьяновское «Евангелие без изъя-на…» Последнее и нетактично и надоедливо…
Сегодня же мне удалось прочитать одну из брошюрок-приложений к жур-налу «Огонек». В брошюре оказалась глава из романа Эмиля Золя «Разгром», озаглавленная по имени французской деревни, где происходили описанные события, «Базейль». Немцы 1870 года показаны такими же зверями, какими они сами себя показали в наши дни Великой Отечественной войны: если то-гда они убивали на глазах француженки Генриетты ее мужа Вейса, то в наши дни они не только убивали Вейсов, но и насиловали Генриетт, отправляли их в публичные дома, сжигали их в газовых печах Майданека, а из их кос, вы-дранных палачами, делали матрацы для немецких белокурых фрау…
Если бы Золя посмотрел своими глазами на картины немецких зверств в наши дни, то, наверное, отказался бы от литературного натурализма: есть на-тура кошмарнее самых бесшабашных криминалистических выдумок…
Немцы – не только звери по отношению к другим народам. Нет. Они сами между собой остаются зверями, съедают друга в поисках потерянного спасе-ния от надвигающегося возмездия. В Руре, например, арестованы гестапо за пораженческие настроения такие магнаты капитала, как Герман Рехлинг (66-летний глава германского «Стального треста»), главный кредитор Гитлера, Альберт Феглер – 65-летний ученый и исследователь – председатель акцио-нерного общества «Штальверке – Дортмунд» (Он заключен в своем замке в Хердеке, недалеко от Дортмунда). Арестован также 60-летний Фридрих Флик – ближайший сотрудник Рехлинга, входивший в мозговой трест Шпеера в ка-честве технического консультанта (он – изобретатель новых процессов про-изводства стальных плит). Заключен в тюрьму Клекнер из Дортмунда. Он был до последнего времени одним из руководителей германской тяжелой про-мышленности.
Эти факты, кстати сказать, снова проиллюстрировали непрочность, рас-шатанность самой основы гитлеровской машины. Хуже не может быть для разбойников, как их взаимное подозрение, доходящее до взаимоистребления. Жить, оглядываясь на свою собственную тень, пугаясь даже единомышлен-ников, могли только обреченные. Гитлер и гитлеровцы являются такими об-реченными. Правда, боясь всего до смерти сами, гитлеровцы стараются напу-гать весь мир: они распускают слухи, что при прорыве союзных армий в Рур, вся рурская область будет затоплена, а при затоплении будут применены так-же секретные химические вещества, чтобы вызвать катастрофу армий союз-ников. Это новый жупел, которому союзники не должны поверить. Если бы Германия действительно располагала чем-либо «секретным» из области хи-мических средств борьбы, то не преминула бы применить это без предупреж-дения. Не в характере Германии предупреждать своих противников о наме-ченных против них действиях. Германские ученые, пришлось мне слышать, получили крепкую головомойку за одно только публичное признание в сен-тябре 1939 года, что производство «тяжелой воды» может сыграть очень важ-ную роль в военных усилиях Германии («Тяжелой водой» принято называть воду, полученную путем электролизной обработки обыкновенной воды и во-дорода, в результате чего получается продукт, необходимый для освобожде-ния атомной энергии), хотя это признание ничего не рассекречивало и не вы-давало немецких военных тайн. В последнее время немцы пытались, однако, припугивать мир применением какого-то нового, энергоатомного средства, способного изменить обстановку войны в сторону Германии. Но вряд ли кто, кроме Салаши и японцев, поверил немцам. А теперь и сами немцы не повери-ли себе: вместо чудо-техники, они создали тщедушный фольксштурм… По одежке протянули ножки…
25 октября. Возле Кучинского завода № 1 красного кирпича и черепицы мое внимание привлек хромой человек в потрепанной бурой шинели. Он на-зойливо приставал к прохожим, предлагал им хриповатым голосом:
– Купите единицы, сходно уступлю.
«Наверное, сумасшедший, – подумал я о нем, – или сильно контуженный». Чтобы не вступать с ним в неприятные разговоры, поспешил на другую сто-рону улицу, но при повороте к станции мне преградила путь женщина в по-ношенном и облезлом меховом пальто. Она, к моему удивлению, тоже пред-ложила:
– Вам не надо единичек?
Считать всех сумасшедшими, конечно, невозможно. И я, превозмогая чув-ство неловкости невежды, попросил женщину посвятить меня в секрет этой «единички»
Оказалось, что единичками назывались отрезанные от карточек квадрат-ные розовые и голубенькие бумажки величиной с квадратный сантиметр и помеченные цифрами 1, 2, 3, 4, 5 и др. Владельцы таких «единичек» могли зайти в магазин и купить пару аляповатых носков или грубошерстный свитер. Правда, на носках висела картонная этикетка «цена 17 рублей», но ниже было добавлено «и 5 единиц». Глупее трудно придумать, но спекулянты довольны: ведь носки так и сохранят семнадцатирублевое достоинство, но на базаре их будет продать гораздо выше, т. к. каждая единичка оценена в 2 рубля. Мало этого, можно спекулировать одними талонами на чулки, продавая их в коли-честве, далеко превосходящем наличие чулков и носков на полках магазина. Вся эта унизительная комедия, наверное, считается изобретателями ее чуть ли не апофеозом мудрости. Ведь они ходят в носках, не в призрачных «единич-ках».
… По сообщению газет, наши открытые и потенциальные враги продол-жают питать себя иллюзиями возможных побед. Косвенным показателем это-го является продолжающееся строительство подводного туннеля в Японии, соединяющего Симоносеки (остров Хонсю) с Модзи (остров Кюсю). Оста-лось прорыть только четыреста метров. Интересно, дадут ли американцы са-мураям закончить их работу?
… Вечером был двадцатикратный салют из 224 орудий в честь войск Ка-рельского фронта генерала армии Мерецкова, занявших норвежский город и порт Киркенес. Сегодня же войска 2 Украинского фронта завершили очище-ние от немцев Трансильвании, заняв Сату-Маре.
26 октября. Вчера восстановлены дипломатические отношения СССР с Италией.
Днем мне удалось несколько часов пробыть в полковой библиотеке-читальне. Просмотрел книгу М. Горького «Жизнь Матвея Кожемякина». Чи-тая ее страницы, я вспомнил изречение Короленко по адресу Льва Толстого, который «по графски сморкался». И вот, часто наши издательства готовы съесть автора, написавшего только первую книгу или первый рассказ, обви-няя его в небрежности языка, в натурализме и прочих смертных грехах. При этом любят издательства ссылаться на Толстого или Горького, требуя от на-чинающего автора такого же мастерства, каким владели Лев Толстой или Горький. При этом забывается, что Толстой и Горький не родились, а стали гигантами-художниками, что путем становления для них была публикация произведений, а не песочек сварливых придирок не в меру критичных крити-ков, способных в наше время затолочь любого начинающего писателя, не ус-певшего приобрести еще имени. Эти критики ругают его за те грехи, о кото-рых побоялись бы сказать Горькому. Они потребуют от него написать сразу всю многотомную эпопею и откажут в праве печатать первую книгу произве-дения, хотя ни один автор-классик никогда не сдавал в печать сразу все свое многотомное произведение, публикуя его, обычно, по законченным частям (Шолохов никогда, возможно, не стал бы писать «Тихий Дон», если бы отка-зали ему в публикации его по частям. Но Шолохову посчастливилось: первые части его произведений были напечатаны до принятия упомянутого странно-го решения публиковать только все части произведения сразу…) Надо иметь ввиду и то, что наши критики и издатели готовы из-за запятой или из-за не-скольких неудачных образов и терминов, из-за натуралистических незначи-тельных моментов не выпустить в свет полезную книгу. Насколько это оши-бочно, можем судить по Максиму Горькому, хорошие книги которого были не лишены ляпсусов и грехов, считающихся непростительными для других. Например, Горький очень часто допускал повторение сравнений и образов, т. е. допускал ту банальность изобразительных средств, за которую всегда гото-вы убить критичные критики начинающего писателя. В «Матвее Кожемяки-не» Горький писал: «Крыло блестит, как «помазанное маслом», «Голова бле-стит, как помазанная маслом» и т. д. «помазанное маслом».
Язык татарина исковеркан Горьким до невероятности, навлекший бы на другого писателя пламенный гнев критика и издателя.
Часто мне приходилось слышать и читать громобойные речи и статьи на-ших социалистических реалистов, воюющих с натурализмом и смакованием половых вопросов в литературе. Но почему эти горячие критики ни разу не объяснили неизменную вязкую страсть самого Горького или Толстого трак-товать и показывать половые отношения. Возьмите «Воскресенье» Л. Толсто-го и описание в нем любовных встреч Неклюдова с Катюшей Масловой. Там больше натурализма, чем платонического созерцания… Подробно описано, как Катюшина рука шарила крючок двери, как Неклюдов, задыхаясь от стра-сти, тащил Катюшу в свою спальню, ощущая ее голые руки, холстинную ру-баху и трепет грудей. Он не обращал внимания на ложные протесты Катюши, на ее сердитый голос, в котором слышал только отголосок страсти: «Возьми меня… я вся твоя».
У Горького страсть к половым вопросам еще большая и резче натурали-стическая: в «Климе Самгина» Клим ныряет в постельку к бабенке, понукае-мый ею, а Матвей Кожемякин без понукания лез к мачехе Палагее. Натура-лизм Горького здесь резче, чем у Золя, особенно в описании спящей Палаги (тут и раскинутые ноги, и розовые соски грудей и прочие «прелести», взятые в натуральную величину…) и даже в описании Собачей Матки, которая всю жизнь решила жить с псами, бросая им куски собранной милостыни. Со сма-ком описал Горький, как Собачья Матка показывала детям улицы свой «пач-порт». Она… «… высоко вздернув юбку, показывала им желтые ноги, мохна-тый живот и глухо, в такт их крикам, говорила три слова: – Вот – вам – пач-порт!»
Так что это, социалистический реализм или французский натурализм? Де-ло не в вывесках. Это копия жизни. И я бы хотел читать художественную ли-тературу не только с целью удовлетворения своих эмоциональных потребно-стей, но и с познавательной целью. А такая литература может быть лишь ко-пией жизни. Чрезмерный вымысел уже не есть копия жизни. Он, скорее, мо-жет быть идеализацией или опохабливанием этой жизни, а значит, подчинен определенной тенденции: один и тот же факт будет обрисован по-разному, в зависимости от политических симпатий автора. И чтобы разобраться в опи-сываемом, людям требовалось долго размышлять, прибегать к помощи кри-тиков и испытанию произведений временем.
Конечно, пока есть на свете классы и классовая борьба, невозможны про-изведения, копирующие картину жизни. В них необходимы домыслы, тен-денциозные обобщения, идеализация или осуждение жизни, призыв к под-держке ее или к борьбе с нею. Но в условиях нашей страны практически от-пала необходимость бояться произведений «копий с жизни». Наша жизнь да-же в простой копии, не подсахаренной идеализированным вымыслом, при-влекает симпатии читателя на свою сторону, а это дает большие возможности для писателей увеличить познавательный элемент в своих произведениях. Не следует шарахаться в сторону и от некоторого элемента натурализма, необхо-димого при этом. Хорошо, кстати запомнить, что наиболее сильными частями произведений Толстого, Горького, Шолохова являлись те, в которых они грешили «натурализмом».
… Мои записки были прерваны в связи с тем, что прибежал посыльный и передал приказание явиться немедленно на беседу к прибывшему в штаб представителю МВО майору Лебедеву. Беседа была краткой. В конце ее май-ор Лебедев предложил мне завтра явиться в Москву (Осипенко, 62) в отдел кадров. У меня вспыхнула надежда распроститься с неказистым 56 офицер-ским резервным полком. Самая маленькая работа все же будет лучше боль-шого безделья или ненужного дела…
27 октября. Был в отделе кадров МВО. Получил назначение на должность преподавателя военной истории в Горьковское Красно-Знаменное Военно-политическое училище РККА имени Фрунзе. На днях уеду туда, в Горький.
В двадцать два часа был салют в Москве войскам 4 Украинского фронта, освободившим от немцев чехословацкий город Ужгород.
28 октября. Утром меня уже не тревожили на физзарядку, считая отчис-ленным от полка. В Москву было ехать рано, и я пошел в ленкомнату слу-шать радио. Разные сообщения:
Вчера снова немецкие самолеты-снаряды «Фау-1» падали на Лондон. И в тот момент, когда Лондон сотрясался от взрывов, умер 63-летний архиепи-скоп Кентерберийский, возглавлявший до последнего времени дело помощи СССР и активно выступавший против Гитлера и гитлеровской Германии.
Немецкие самолеты-снаряды убивают английских женщин и детей, а в са-мой Германии происходят важные события: начальник штаба отрядов СА Шепман, на которого было возложено Гитлером обучение «фольксштурма», заболел нервным расстройством, и врачи рекомендовали ему переменить климат… переехать в другую страну… Такое «лечение» сильно напоминает мероприятие легализации бегства фашистских чиновников за границу. Ко-рабль тонет, крысы покидают палубу…
Герман Геринг, рейхс министр имперской авиации, сбежал из своего име-ния в Восточной Пруссии. Прекрасное имение. Расположенное в Роминтен-ском лесу, вблизи города Шитткемена, оно занимало площадь в 28 на 15 ки-лометров. В усадьбе, как сообщили газеты, сохранились полностью двух-этажные сосновые дома, окрашенные в бронзовый цвет. В кабинете Геринга на письменном столе оказалась забытой целая кипа топографических карт со стрелами и пометками на них. На стене – рабочая карта. На кухне и в столо-вой – приготовленная пища, бутылка с французским шампанским. Показатели поспешного бегства – лежали на столе и креслах личные вещи Геринга.
Толстяк, выходит, не верил в приход Красной Армии в его именье до тех про, пока его разведка сообщила, что советские танки уже ворвались на ок-раину Роминтенского леса.
… На исходе дня выбыл я из Кучино в Москву. Навстречу нашей «элек-тричке» проследовал из Москвы на восток поезд из одних платформ, забитых трофейной немецкой техникой. Мелькали часто машины с нарисованными на их бортах цветками. Нарисованный на машине цветок, насколько мне извест-но, являлся знаком немецких горно-егерских дивизий. И в горах они не отси-делись от русских. Нашли.
… На трамвае «А» заехал на Чистые Пруды к Зиновьевым, но ночевать у них не остался: в квартире неописуемая теснота, так как вселилась к ним зна-комая еврейская семья, возвратившаяся без повреждений из ташкентской эва-куации. Решил возвратиться на Курский вокзал.
На улице было холодно и темно. Редкие фонари еле источали голубоватый затемненный свет. Пройдясь немного по тротуару, я сел на трамвай. Через две остановки высадился на земляном валу, повернул направо и по широчен-ной асфальтированной лице, пересекаемой несколькими переулками, добрал-ся до площади. Тротуары, заметил я, были также широки, как и улица, но не-много приподняты. Все – темно-серо, как вода в омуте.
С площади стал виден темный силуэт церквоподобного здания. Это и был Курский вокзал.
… В вокзальном ресторане, за одним столом со мною, пристроились двое военных с лейтенантскими погонами. У них был при себе аппетит, имелась сине-зеленая лимитная книжка, но не имелось ни копейки денег. Они набро-сились на мои фронтовые погоны (В Москве обывательское представление о фронтовике, как о человеке с деньгами) и без стеснения сказали:
– Мы, товарищ, основательно хочем жрать. Не примете ли вы участие в обеде с нами: наша лимитка, ваши деньги.
Я поморщился, вспомнив о «единичках» у хромого. Принятого мной за сумасшедшего, но интереса ради принял предложение. Ведь ненормально только то, что не узаконено. Удовольствие участливого отношения к аппетиту братьев по погонам стало мне в 220 рублей. Вряд ли прообедывал столько денег дореволюционный генерал, хотя он и не стал бы нюхать съеденные мною блюда. Явление временное. Война. А ссылка на войну превратилась у нас в панацею, чтобы отвертеться от ответственности за любую ненормаль-ность. Еще и после войны не скоро разные безобразия умрут, питаемые все-спасающей «панацеей» – война. Тогда, правда, наверное, авторы безобразий, отравляющих жизнь граждан, добавлять: «Ничего не поделаешь. Мы еще не перестроились после войны…» И так вот будет идти жизнь: расстройство и перестройство, а настоящее устройство – мечта грядущих десятилетий. Она - не для нас, а для наших внуков. Мы просто так привыкли к ненормальностям, что не считаем зазорным аплодировать им только потому, что это занятие безопасное и не требует большого ума и больших трудовых затрат. А надо, ох, как надо проявлять повседневной нетерпимости к безобразиям, чтобы их одолеть. Многие безобразия в обслуживании нужд трудящихся у нас превра-тились в проблему, достойную большой книги или специального правитель-ственного закона, иначе его величество «БЛАТ» не умрет никогда… Не умрет и его высочество «купон», открывающий доступ к «блату». Нельзя узаконить того, что порождено горькой нуждой… Я не хочу видеть людей с лимиткой на руках, приглашающих заплатить за них в ресторанную кассу, и не хочу чи-тать на этикетке, воткнутой в стограммовую скибочку сала, цену, равную нормальной цене целого трехпудового поросенка. И надеюсь, что этого скоро не будет…
… Поезд в Горький должен отойти лишь в 18.30 следующего дня. В ожи-дании его, мне пришлось ночевать в вокзале. Я дремал, сидя на чемодане и опершись головой на спинку впереди стоявшего стула.
29 октября. Пробудило меня радио, загремевшее на весь зал. Передавали сообщение о подписании вчера перемирия с Болгарией.
Мне мешали слушать военные, сидевшие рядом на груде набитых чем-то мешков, и спорившие о бюрократизме. Один из них, пожилой и обвешанный медалями, выпустил изо рта целое облако махорочного дыма, заключил спор характерным предложением:
– Вы хочете посмотреть бюрократизм? Тогда попробуйте пообедать в Мо-скве по продовольственному талону на обед…
Предложение это нам понравилось. Мы решили проверить мудрость оме-даленного старика-солдата, сдали свои вещи в камеру хранения и отправи-лись обедать. Капитан Сорокин, принявший участие в нашем походе, засек время. Было без двадцати минут шесть часов утра. И так мы начали ногами вытаптывать обед.
Комендант послал нас к № 17 за получением талонов, черкнув какую-то птичку на углу наших аттестатов. От окна № 17 нас послали к вагонам, име-нуемым продпунктом № 5. Там нам должны были выдать собственно – тало-ны. Должны, но… не заплатили, а написали бумажку и послали на… Первую Мещанскую, 19.
Всеми видами транспорта и на своих ногах добрались и туда.
Только напрасно: с Первой Мещанской нас направили на Осипенко, 62. А с Осипенко, в свою очередь, препроводили на Стромынку, 32. Сидя за решет-кой, цыганоподобная девушка стромынского учреждения выписала нам зеле-ненькие талончики с красными словами «Обед», но чтобы они стали действи-тельными, нам надо было съездить еще на Коланчовку, 6. Оттуда мы возвра-тились на Курский вокзал и попытались получить обед в ресторане, но не тут-то было: сердитый старикан в белой спецовке послал нас к вокзальной кассе № 18 поставить на талоны какой-то штамп, без которого талон считался не-действительным. Ох, боже мой. положили нам на талоны штамп… В 16 ча-сов, после десятичасовых хождений по мукам, мы, наконец, сели за стол и попросили подать нам обед. Через час нас обслужили. У нас к этому времени от утомления заболели все суставы, заболели головы. Обедали мы без удо-вольствия, а омедаленный старик, подмигивая глазами, бросал реплики:
– Вот теперь и вы посмотрели бюрократизм. А я его еще вчера испытал.
Дорогие потомки наши, зубами с детства грызите бюрократизм. Жить при нем невыносимо трудно. Прямо-таки невозможно. И рад бы не писать этих строк, да вежливостью бюрократизм не вылечишь.
… 30 октября. Вчера вечером выехал из Москвы, а сегодня в одиннадца-том часу утра прибыл в Горький. Большая комендатурская группа сержантов, лейтенантов и капитанов, наскоро проверив документы, выпихнула нас через решетчатые железные ворота на привокзальную площадь. С этой стороны Горьковский вокзал, подъезды которого подперты каменными столбами, вы-глядел облезло-рыжим. Справа была пустая будка справочного бюро, а за ней – досчатая стена с арочными запертыми воротами. Невдалеке – неизменный железнодорожный кинотеатр «Спартак», у ворот которого трепыхалась пест-рая афиша «Свадьба». От площади веером расходились четыре улицы, по ко-торым звенели трамваи.
Дежурный помощник коменданта, посмотрев мое направление, пореко-мендовал ехать на Арзамасское шоссе трамваем № 9, потом пересесть на трамвай № 5, который останавливается прямо у Тобольских казарм, где и размещено ВПУ. На мой вопрос, где должна произойти пересадка с 9-го трамвая на 5-й, дежурный развел руками, подчеркнув тем самым свое незна-ние.
Отважно втиснувшись в огромную очередь человек из четырехсот, я начал медленно подвигаться к месту посадки в трамвай. Здесь, в очереди, я и полу-чил все необходимые мне сведения о маршруте и расположении училища. Публика и на этот раз оказалась или любезней или более осведомленной, чем комендантские работники на вокзале.
В Горьком еще вчера выпал снег. Было ветрено и холодно. Я продрог и, не дождавшись девятого трамвая, сел в десятый. Сквозь разбитое окно трам-вая я видел дома, магазины, пустые ларьки, сберегательные кассы, синие поч-товые ящики. Но вот дома прервались. И справа завиднелась Ока. Мы ехали почти по самой набережной, запрятанной в камень, кирпич и гранит. За Окой синели горы, по которым лепились дома, церковки, садики. Виднелся безгла-вый Канавинский собор, о котором упоминалось в отчетах международных нижегородских ярмарок. Теперь в нем управление речного пароходства. Че-рез Оку висел огромный мост на мощных фермах и каменных быках. Шесть пролетов.
Трамвай шел по мосту замедленно. Гулко отдавался его шум и стук, будто кто стучал палкой по пустой бочке. Было видно с моста, как на Оке, темнев-шей двумя протоками среди заснеженных берегов, дымили пароходы, букси-ры тянули бурые баржи с дровами и ящиками. И, глядя на эту картину, я вспомнил Москву-реку. Два дня тому назад я ехал на трамвае 33 по улице Чкалова через мост. Там, прижатые к берегу, стояли баржи, набитые не ящи-ками и дровами, а капустой. Цепочка людей «конвейером», перекидывая с рук на руки, гнала качаны капусты на склад на берегу Москва-реки. Зеленые кры-латые шары прыгали по рукам и потом исчезали в темной дыре складских дверей. А здесь, на Оке, таким же манером разгружали дрова и небольшие ящики…
За окским мостом я вышел из трамвая, постоял немного, любуясь новыми для меня видами, любуясь Окой и стоявшими на ней пароходами. Вдали ды-мил «филянчик», перевозя пассажиров, ближе к мосту – на острове люди пи-лили дрова, а рядом с ними дымил костер.
Ко мне подошел курсант с погонами танкиста. На погоне желтая обшивка. Мы разговорились. Курсант оказался из ВПУ. С ним вместе мы поднялись в гору, покрытую камнем и асфальтом, прошлись по Краснофлотской улице и оказались у трамвайной остановки 5. Здесь мы сели на трамвай без особых затруднений, а через двадцать минут высадились на пятой остановке, то есть у самой проходной будки в ВПУ.
… Встретили меня с непонятным вниманием: немедленно вселили в квар-тиру и даже сам начальник КЭО лейтенант Кобзарь притащил откуда-то же-лезную койку. Моими сотоварищами по комнате с сегодняшнего дня оказа-лись лейтенант Скиба, старший лейтенант Акулич и младший лейтенант Ка-ропетян, житель третьего дома на Электрическом переулке Москвы. Все они с самыми противоположными наклонностями: Скиба стремится выйти в об-разованные люди, много читает и расспрашивает знающих о том и другом; Акулич – склонен к авантюризму и коммерции, неглуп, но заносчив; Каропе-тян – тип современного Тартюфа, прикованного к примусу и втихомолку блуждающего по женщинам, но упорно отрицающего за собой этот грех. Умолчать об этом я не смог по той причине, по какой не мог прикрашивать действительность английский сатирик XVIII века Джонатан Свифт: он был против «искусства закрывать и конопатить щели», против желания многих «быть хорошо обманутым». Только насмехаясь и бичуя, можно будить со-весть общественную и совесть отдельных лиц.
Выяснилось сегодня, что и меня так быстро вселили в общежитие по при-чине прибытия в ВПУ комиссии из Политуправления РККА с целью обследо-вать бытовое устройство кадров, прибывающих в училище с фронта. Не о мне, собственно позаботились, а о своем мундире и… привычном месте. Не-удобно попасть на фронт, когда война идет к концу…
2 ноября. Присутствовал сегодня на офицерском занятии. Была прочитана полезная лекция: «Добролюбов и Чернышевский – революционные демокра-ты».
Придя с лекции, я приступил к изучению программы по курсу военной ис-тории, который мне надлежало прочесть для всех батарей, рот и батальонов училища. Программа не столь обширная, но раскрыть ее будет нелегко. В училище нет стабильных учебников, очень мало подходящих книг, а газетные и журнальные статьи либо дискутичны, либо распылены, что и не собрать их. Но я не привык падать духом перед трудностями. Сегодня же я засел за со-ставление первой лекции «Военное искусство древнего мира. Тактика фалан-гообразных построений. Тактическое расчленение фаланги в римском легио-не».
Работая над лекцией, я не очень лестно думал о составителе программы, который, точно Мальбрук, отважно пустился в путь по изложению двухтыся-челетней военной истории в двухчасовой лекции. Это получится «галопом по Европам».
3 ноября. Начались холода. Дни какие-то косматые, все запушил иней.
На фронтах относительное затишье. Только в Венгрии наши войска про-рвались на подступах к Будапешту и оказались от него менее чем в полусотне километрах. В этих условиях большой интерес представляет выступление Рузвельта 2 ноября по радио в Белом Доме. Он указал, что не рассчитывает на зимнее затишье в Европе и что союзники будут продолжать свое наступле-ние, пока не достигнут Берлина. Это означает, что в ближайшее время мы станем перед фактом нового большого наступления на Германию. Рузвельт не бросает слов на ветер. В том же выступлении Рузвельта интересна его по-лемика с лидерами республиканской партии, которые пригрозили, что кон-гресс не будет сотрудничать с президентом в обеспечении прочного мира, ес-ли Рузвельт окажется вновь избранным на президентский пост. Рузвельт ост-роумно ответил республиканским лидерам, что не знает, кто уполномочил их говорить от имени конгресса. Ведь сенат и палата представителей почти еди-ногласно одобрили предложенные Коннелли и Фулбрайтом резолюции, что США будут сотрудничать в международной организации по сохранению ми-ра.
Из всего этого и из многого другого следует, что Рузвельт крепко стоит на демократических позициях единства свободолюбивых наций. Но нам необхо-димо считаться, что Рузвельт не всегда волен в выборе путей к этому единст-ву. Под сильным нажимом реакции, Рузвельт может делать и ложные шаги. К числу таких шагов следует отнести приглашение Испании на чикагскую кон-ференцию. Как известно, наше правительство решило не участвовать на чи-кагской конференции, где будет представлен кровавый Франко. И вот, замес-титель премьер-министра Великобритании Эттли, отвечая в палате общин на предложение лейбориста Джона Дагдейля отменить приглашение Испании на чикагскую конференцию, сказал: «… несомненно, это зависит не от англий-ского правительства, а от американского, которое созвало конференцию».
В этом отразилось сразу две истины: а) Рузвельт иногда может не устоять перед натиском реакционной оппозиции; б) Англия не прочь свалить на Аме-рику вину за неприятные нам события, хотя и сама исподтишка организует эти события.
Можно, чтобы не быть голословным, указать на поведение Англии в Ира-не. Там она явно ободряет иранскую реакцию и порождает у последней раз-личные антисоветские надежды, толкает ее к наступлению на демократию. Ярким следствием этого явилось недружественное нам выступление иранско-го правительства, возглавляемого Саедо. Это правительство отказалось за-ключить до конца войны договор с СССР на концессию североиранской неф-ти, хотя отказ противоречит национальным интересам Ирана и вызвал много-численные антиправительственные забастовки и демонстрации иранской де-мократии.
Ободренный английскими поблажками, Саеда пошел открыто в наступле-ние против свобод и интересов свободолюбивых наций. Одним из его шагов в этом направлении явилось снятие запрета с ежедневной газеты «Марде Эм-руз», известной своей провокационной деятельностью против союзников. Мы можем ожидать больших неприятностей на иранской почве по многим вопро-сам, в том числе и по вопросу нахождения там наших войск: части Красной Армии оставят Иран по выполнении там своей миссии. Но уйдут ли оттуда английские войска? Англия прямо-таки в неподобающих масштабах интере-суется Ближним Востоком…
Мне кажется, что на международной профсоюзной конференции, созы-ваемой в Лондоне 8 января 1945 года, в той или иной мере будет поднят во-прос и о более широком участии рабочих организаций в строительстве систе-мы международной безопасности, иначе дело не будет прочным: одни прави-тельства никогда не смогут обеспечить длительный мир и спокойную зажи-точную жизнь народных масс.
4 ноября. После длительного кризиса, в Румынии сформировано новое правительство, главой которого остался Санатеску. Большая группа минист-ров – члены национал-царанистской партии. Коммунисты возглавили только министерства юстиции и сообщений… Больших сдвигов в работе этого пра-вительства по демократизации страны и проведении социально-экономических реформ, сказать откровенно, ожидать не следует. Недолго-вечное правительство…
5 ноября. Закончил писать первую лекцию по военной истории и начал вторую «Военное искусство средних веков».
… Интересное явление: швейцарские убийцы Воровского обратились че-рез своего посланника в Лондоне господина Поль Рюгер к Советскому Пра-вительству с «памятной запиской швейцарского правительства» и с просьбой восстановить дипломатические отношения между Швейцарией и СССР. Ав-торы «записки» сослались на древние демократические традиции Швейцарии, но обошли молчанием профашистскую политику Швейцарии до сегодняшне-го дня. Советское правительство поступило совершенно правильно, отказав-шись от восстановления дипломатических отношений с Швейцарией, до сих пор не отмежевавшейся от своей прежней антисоветской политики. Можно себе представить, какой вой поднимут по этому поводу иностранные газеты и журналы. Они обвинят СССР во всех смертных грехах за отказ пожать руку маленькой Швейцарии. Конечно, эти журналы и газеты умолчат, что малень-кая швейцарская рука забрызгана большой кровью советского полпреда Во-ровского, убитого в Женеве…
7 ноября 1944 года. Моя безобразная фронтовая шинель, оказывается, в тылу имеет значение: мне не разрешили портить вид демонстрирующих ше-ренг. Вот почему я и домоседил, глядя из окна третьего этажа 42-го корпуса Тобольских казарм на Оку. Сквозь подернутые изморозью стекла Ока видне-лась за Арзамасским шоссе, похожая на широкую дымчатую ленту. На хо-лодной воде, окутанной туманом, стыли в недвижности пароходы, баржи, не вытащенные на берег плоты строевого и топливного леса. Справа, по низине, серели дома, кудрявились дымы из труб, торчали редкие деревья с голыми ветками. Слева и вдали серебрился крутой берег с мелколесьем, опушенным густым инеем.
Рядом с нашим корпусом, через узкую дорогу, на грязненьком одноэтаж-ном бараке плескался на ветру старенький красный флаг. Рабочие, старики из гарнизонной автомастерской, шагали колонной по дороге и тощенькими го-лосами пели «За власть Советов». Время от времени, шумя и позванивая, проходил с Мызы или на Мызу трамвай. Скучно…
Часа в четыре дня письмоносец принес областную газету «Горьковская Коммуна» за седьмое ноября. В номере были напечатаны доклад Сталина о XXVII годовщине Октябрьской Социалистической революции и приказ № 220.
В докладе товарищ Сталин указал, что «если два предыдущих года войны были годами наступления немецких войск и продвижения их в глубь нашей страны, когда Красная Армия была вынуждена вести оборонительные бои, а третий год войны был годом коренного перелома на нашем фронте, когда Красная Армия развернула мощные наступательные бои, разбила немцев в ряде решающих боев, очистила от немецких войск две трети советской земли и заставила их перейти к обороне, причем Красная Армия все еще продолжа-ла вести войну с немецкими войсками один на один, без серьезной поддержки со стороны союзников, – то четвертый год войны оказался годом решающих побед советской армии и армий наших союзников над немецкими войсками, когда немцы, вынужденные на этот раз вести войну на два фронта, оказались отброшенными к границам Германии.
В итоге истекший год завершился изгнанием немецких войск из пределов Советского Союза, Франции, Бельгии, Средней Италии и перенесением воен-ных действий на территорию Германии.
Отметив, что решающие успехи Красной Армии в этом году и изгнание немцев из пределов советской земли были предрешены десятью ударами, на-чатыми еще в январе и развернутыми потом в течение всего отчетного года, товарищ Сталин сказал: «Новым моментом за истекший год войны против гитлеровской Германии нужно считать тот факт, что Красная армия вела свои операции в этом году против немецких войск не в одиночестве, а совместно с войсками наших союзников. Тегеранская конференция не прошла даром… Германия оказалась зажатой в тисках между двумя фронтами… Задача состо-ит в том, чтобы держать Германию и впредь в тисках между двумя фронтами. В этом ключ победы».
Во втором разделе доклада Сталин отметил великий подвиг советского народа в Отечественной войне и объяснил природу этого подвига. Он сказал: «Трудовые подвиги советских людей в тылу, равно как и немеркнущие рат-ные подвиги наших воинов на фронте, имеют своим источником горячий и животворный советский патриотизм».
В третьем разделе доклада, посвященного упрочению и расширению фронта противогерманской коалиции и вопросу мира и безопасности, Сталин привел факты торжества общего дела объединенных наций в 1944 году (Теге-ранская конференция и ее осуществленные решения о совместных действиях против Германии; решение конференции в Думбартон-Оксе об организации безопасности после войны; переговоры ч Черчиллем и Иденом в Москве, проведенные в дружественной обстановке и в духе полного единодушия) и расширения этого фронта ( к нему примкнули, вслед за Италией, Финляндия, Румыния, Болгария… Не может быть сомнения, что последняя союзница Германии в Европе – Венгрия также будет выведена из строя в ближайшее время. Это будет означать полную изоляцию гитлеровской Германии в Евро-пе и неизбежность ее краха).
Выразив уверенность, что «Война с Германией будет выиграна Объеди-ненными нациями, Сталин указал, что «выиграть войну еще не значит обес-печить народам прочный мир и надежную безопасность в будущем. Задача состоит не только в том, чтобы выиграть войну, но и в том, чтобы сделать не-возможным возникновение новой агрессии и новой войны, если не навсегда, то, по крайней мере, в течение длительного периода времени».
Далее Сталин дал классический и смелый анализ причин, в силу которых Германия и Япония нанесли серьезные удары по СССР, Англии и США, ока-завшись более подготовленными к войне, чем демократические страны. Этот вопрос давно волновал многих, в том числе и меня. Даже мысли теснились в мозгу, близкие к истине, но высказывать их было боязно, пока не сказал об этом Сталин. Ведь наши некоторые пигмеи готовы всю жизнь просидеть в хомуте устаревших воззрений и убить каждого, кто этот хомут признает не-удобным. Так что же сказал Сталин? А он сказал, что «заинтересованные в войне агрессивные нации…, готовящиеся к войне в течение длительного сро-ка и накапливающие для этого силы, бывают обычно – и должны быть – бо-лее подготовлены к войне, чем нации миролюбивые, не заинтересованные в войне. Это естественно и понятно. Это, если хотите, – историческая законо-мерность, которую было бы опасно не учитывать. Следовательно, нельзя от-рицать того, что в будущем миролюбивые нации могут вновь оказаться за-стигнутыми врасплох агрессией, если, конечно, они не выработают уже те-перь специальных мер, способных предотвратить агрессию.
… Это не должно быть повторением печальной памяти Лиги Наций, кото-рая не имела ни прав, ни средств для предотвращения агрессии. Это будет но-вая специальная, полномочная международная организация, имеющая в сво-ем распоряжении все необходимое для того, чтобы защитить мир и предот-вратить новую агрессию».
 Приказной части приказа № 220 Сталин приказал в честь 27 годовщины Октябрьской Революции в 20 часов сегодня дать салют в Москве, Ленингра-де, Киеве, Минске, Петрозаводске, Таллине, Риге, Вильнюсе, Кишиневе, Тби-лиси, Севастополе, Львове двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами.
9 ноября. Холодно. На фронтах, начиная с 6 ноября, ничего существенно-го. Наши газеты полны приветственных телеграмм на имя Калинина, Моло-това, маршала Сталина, присланные из различных стран света по поводу 27-й годовщины Октябрьской социалистической революции. Среди многих при-ветствий, опубликовано также на имя Калинина приветствие фарисея Фин-ляндии – президента и маршала Маннергейма. Он написал: «По случаю на-ционального праздника Союза Советских Социалистических Республик про-шу Вас, г-н Председатель, принять мои поздравления и наилучшие пожелания счастья. Выражаю вместе с тем искренние желания финского народа укре-пить прочные и дружественные, на обоюдном доверии основанные, добросо-седские отношения Финляндии с его великим соседом».
Вот старый шакал. Он даже Октябрьскую революцию свел на степень только национальной значимости. От всей его телеграммы так и несет фари-сейством… В будущих столкновениях Финляндия опять окажется против нас. Сколько волка не корми, он все в лес смотрит!
10 ноября. Стало известно, что Болгария еще 6 ноября порвала диплома-тические отношения с Японией. Но более значительным событием явился факт избрания Рузвельта президентом в 4-й раз подряд, хотя это и противоре-чило Конституции США. Народ превыше закона. За Рузвельта голосовали 27 миллионов американцев, а противники Рузвельта собрали 22 миллиона голо-сов. Республиканский кандидат Дьюи признал свое поражение и выступил по радио с поздравлением Рузвельта с успехом, исполнив тем самым долг веж-ливости.
… Сегодня же ТАСС сообщило, что иранское правительство Саеда в два часа 9 ноября подало в отставку. Это хорошо. В Иране без Саеда стало бы значительно чище воздух. Только, думается мне, уход Саедо невыгоден анг-лийской реакции, которая постарается восстановить Саедо…
12 ноября. День выдался без особых обязанностей для меня. Занимался я блужданием по корпусам училища и наблюдением за отдельными чертами жизни обитателей этих корпусов. В столовой холоднее, чем на улице. Офице-ры, одетые в шинели и шубы, вбежав в столовую, внезапно, точно споткнув-шись, останавливались у порога, кивали по инерции головой и быстро прохо-дили к столам. Это они, оказывается, приветствовали тех, которые прибыли к столам раньше других. Разумеется, только некоторые отвечали на приветст-вие, так как заняты были своими тарелками и кружками с компотом. Единого часа завтрака не установлено. Начальство мотивирует, что слабы возможно-сти столовой. По-моему же, дело в слабости самих начальников…
Во дворе, окутанные туманом, носились ватаги ребятишек. Они кричали, как грачи, и метали друг в друга комья снега. Одна группа малышей само-стоятельно изучала водопроводную технику. Один по одному, воровато огля-дываясь, карапузы подбегали к водоразборной колонке, дергали ее рычаг и отбегали в сторону. Один из них дернул рычаг удачно, и сейчас же все запры-гали, наперебой закричали:
– Глянь, полилось маленько…
– Нет, немножко побольше полилось, – возразила девчонка, укутанная в шали и платки. – Ай, как красиво…
Наблюдая за детьми, я подумал: «Многое они не знали бы, точно придер-живаясь совета и запретительных границ, установленных взрослыми. Так и мы, взрослые люди, куда стали бы развитее, если бы нас не сушили рамками запрещений: поехать за границу – нельзя, выписать заграничную газету – нельзя, переписываться с заграницей – нельзя… Все нельзя. И мало ли в чем мы уподоблены детям? Многое для нас кажется таким же странным и дико-винным, как для карапузов – водоразборная колонка… Как мечтаю я о ликви-дации этих препон. Человеку тесно в одной стране. Он всегда мечтает о про-сторах целой планеты…»
15 ноября. Записать что-либо систематическое почти не представляется возможным: события, если можно так выразиться, приняли несистематиче-ский характер. В Венгрии фронт еле-еле движется, на других участках – «без перемен», союзники на западе, как утомленный атлет, выжимает ярды, гитле-ровцы укрывают свои капиталы в Испании, Швейцарии, Аргентине. Намече-ны «к экспорту» из Германии также некоторые видные гитлеровцы, среди ко-торых фигурирует имя Франка. Стокгольмская газета «Афтонбладет» распро-странила сообщение, что Гитлера постиг удар, ограничивший способность речи и парализовавший всю правую сторону его тела. Конечно, верить этому не следует. Гитлер просто занялся самоподготовкой на случай, если придется нырнуть в кусты. Оснований для этого много. Даже руководитель германско-го трудового фронта и генерал войск СА Лей начинает выть от неудач. Не-давно он в «Ангрифе» написал: «Совершенно ясно, что война действует на некоторых солдат опустошающе (и на генералов, добавим мы. Н. Б)… на шестом году войны даже самые лучшие солдаты утратили уже свой пылкий энтузиазм». Но еще с большей откровенностью какой-то немец написал, а письмо это огласил гаулейтер Юри на одном из собраний, что «… мы не мо-жем больше терпеть. Уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Такие душераздирающие крики нашли свое место даже на страницах «Нейес винер тагблат». Действительно, есть отчего Гитлеру пережить удар хотя бы в вооб-ражении. Буря дует с Востока…
Ее волны снесли Пиле-Голаца, руководителя департамента иностранных дел Швейцарии, ушедшего в отставку в связи с отказом СССР возобновить дипломатические отношения со Швейцарией. И в этих условиях совершенно дико прозвучало заявление Франко о праве Испании участвовать в мирных переговорах. Франко козырнул «нейтралитетом» Испании, как достаточной заслугой Испании, сумевшей (не шутите!) спасти мировую цивилизацию… Вот образец бездействия западных демократий: Франко осмеливается кри-чать потому, что англо-американцы не желают наступить ему на хвост. Да что Франко? Лондон, видимо, жалеет, что Франко не правит заодно и Фран-цией. Вот, например, такая мастистая газета, как лондонская «Таймс» напеча-тала статью «Восстановление Европы», в которой призывает заставить фран-цузских членов движения сопротивления «перековать свои меч на орала». Образное это требование «Таймс» выражает желание английской реакции ра-зоружить французское движение сопротивления и оживить вишистские эле-менты, фашистские по существу. А давно ли Сталин предупредил мир, что важно не только выиграть войну, но и прочный мир… Не внемлет словам маршала Сталина английская «Таймс». Твердолоба, что и говорить, очень твердолоба эта газета. Ее критиковать можно только дубиной по голове, а иные доводы не пробьют себе дорогу к ее вниманию…
… По сообщению ТАСС, в японском городе Нагоя умер Ван Цзин-вей, глава «нанкинского» правительства, и 10-же ноября пост его занял новый предатель Чень-Гун-бо. Этому, наверное, не придется умереть: его повесят или сами китайцы или союзники.
17 ноября 1944 года. Немцы снова обстреляли Англию ракетами «Ф-2» и летающими бомбами «Ф-1». Это даже хорошо: британский лев, разозленный немцами, будет проявлять большую активность и научится передвигаться не ярдами, а милями в день. Впрочем, англичане стараются по мере сил не оста-ваться в долгу у немцев. Например, двенадцатого ноября английские самоле-ты «Ланкастер» зажали немецкий линкор «Тирпиц», сбросили на него пяти-тонную бомбу и линкор затонул.
… Сегодня пришлось съездить в места, описанные Горьким, в Сормово. Там, в ателье мод № 3, сняли с меня мерку на пошивку кителя. Тут же «мод-ные» портные предупредили, что китель не будет сшит: заказов много, а де-лаем только наиболее выгодным заказчикам.
Давать взятку я не захотел и, потеряв всякие надежды, отправился трамва-ем домой. Три часа пришлось ехать, вволю накачавшись в трамваях 6, 9, 5. Публики много, много ругани, криков, шуму. Впечатление, что живешь среди дикарей. Только и отвлекал себя от всей этой грустной картины, что смотрел на проезжаемые мимо улицы, ларьки, заводы, дома. Ехал и по улице Комин-терна, и по улице XX-летия комсомола, и по кооперативной и по многим дру-гим. Впечатление чего-то хаотического: деревянные дома, большие и малень-кие, некрашеные и выкрашенные охрой или желто канареечной краской; ста-рые кирпичные дома с заплесневелыми стенами и добротной архитектурой, новые пятиэтажные коробки с трещинами, похожими на зигзаги черных мол-ний. Глаз утомляется от всей этой разбросанности, от всего сумбура зданий и галдежа в трамвае. Откровенно сказать, не будь горькой нужды, не захотел бы я ни за какие деньги путешествовать по улицам Горького. Слишком оче-виден здесь факт полного игнорирования нужд рядового человека, забвение его…
… Вечером взял у товарища одну из книг почти исчезнувшей серии «Ми-ровой истории», редактированной в свое время, кажется, Покровским и Раде-ком. В разделе о Соединенных штатах Америки попалось мне на глаза одно любопытное изречение Александра Стефенса, вице-президента Южной кон-федерации, написанное в 1862 году: «Мы отвергаем ложное представление о равенстве рас. Наша новая власть основывается на противоположном мнении: черный человек не может быть приравнен к белому, следовательно, абсолют-ное, рабское подчинение высшей расе неизбежно и морально оправдано. Впервые в мировой истории мы провозглашаем превосходство высшей расы над низшей, как этическую и философскую истину». Вот кто, оказывается, запатентовал за собой пальму первенства реакционной дискриминации по от-ношению «нисших» рас. Немецкие расовые теоретики, вроде Альфреда Ро-зенберга, только заимствовали мракобесное учение Стефенса и приспособили ее к своим нуждам. Этот факт очень знаменателен, и нам следует остерегать-ся американской «демократии», способной закрыть глаза на возрождение в Америке «этических и философских истин» Стефенса. Когда-то Ленин, ха-рактеризуя сущность мелкокрестьянской страны. Писал: «Пока мы живем в мелкокрестьянской стране, для капитализма в России есть более прочная эко-номическая база, чем для коммунизма» (см. т. XXVI, стр. 46). Перефразируя эту истину, можно сказать, пока в Америке существуют капиталистические монополии, там больше почвы для фашизма, нежели для настоящей демокра-тии. Отсюда встает перед нами историческая задача – убедить американцев в превосходстве нашей социалистической системы перед их системой капита-лизма. И убедить их можно не импозантностью общей картины социализма, а его деталями: пусть наш каждый гражданин живет богаче и культурнее аме-риканца. Такая агитация будет неотразимой. А у нас есть для этого возмож-ности и стоит только по настоящему захотеть и взяться. Война показала, с ка-кой изумительной быстротой мы можем производить разрушительные сред-ства обороны и борьбы с фашизмом. Так неужели мы не в состоянии развить такие же темпы создания жизненных благ для каждого гражданина СССР. Конечно, можем и должны!…
22 ноября. Сейчас, когда судьба Гитлера предрешена и идет к закату, о нем говорят и пишут гораздо больше, чем в период зенита его могущества. И это естественно: могуществом Гитлера восторгались миллионы, а его падения жаждут сотни миллионов людей. И жажда эта в различной, подчас фантасти-ческой форме, отражается мировой прессой. Уделяется одновременно много внимания и ближайшим сподвижникам Гитлера. Специальный корреспондент газеты «Обсервер», как сообщило агентство Рейтер, опубликовал статью под заглавием «Тайна Гитлера». В этой статье сказано: «Еще большее значение, чем молчание Гитлера, имеет исчезновение Геринга… Не будет ничего уди-вительного, если, если мы скоро узнаем, что с Герингом приключилось что-нибудь роковое».
Если автор статьи «Тайна Гитлера» не куплен фашистами, готовящимися к внезапному исчезновению от взоров людей и от предстоящей ответственно-сти за свои преступления, то его предсказание о судьбе Геринга очень инте-ресно: с Герингом приключится роковое, как с одним из главнейших военных преступников. Вопрос только во времени… А время это, наверное, будет ус-тановлено на предстоящей конференции Сталина, Черчилля и Рузвельта. Эта встреча подготавливается, хотя, по недавнему заявлению Рузвельта на пресс-конференции, еще не достигнуты успехи в деле организации такой встречи. Однако тот же Рузвельт сказал: «Для меня важнее встретиться со Сталиным и Черчиллем, чем с де Голлем… Но географическая сторона вопроса также иг-рает определенную роль».
Мне это вспомнилось в связи с утренней беседой в нашей комнате по во-просу встречи глав трех государств. Один из собеседников в шутку заметил: «Для Америки и Англии удобнее бы видеть Сталина на каком-нибудь англий-ском курорте, но Сталин не любит английского тумана и, пожалуй, настоит на встрече с Рузвельтом и Черчиллем именно в России. У нас меньше тумана и поисправнее работает охрана…» Как там дело не сложится, а вопрос геогра-фический, рассуждая логически, перерастет в вопрос политический и в во-прос престижа. Учитывая конкретно сложившееся соотношение сил, союзни-ки должны принять условия Москвы о месте встречи глав трех государств…
Надо отметить, что нам интереснее, чтобы визит де Голля в Москву со-стоялся до встречи Сталина с Рузвельтом и Черчиллем. Абсолютно необхо-димо выяснить целый ряд вопросов наших взаимоотношений с Францией в деле послевоенного устройства Европы. Важность этого понимают и францу-зы. Например, министр иностранных дел Жорж Бидо во вчерашнем выступ-лении на заседании Французской Консультативной Ассамблеи прямо заявил, что поездка генерала де Голля в Москву будет иметь большое значение для будущего Франции и для улучшения понимания между союзниками, так как невозможно построить Европу без занятия в ней Советским Союзом места, соответствующего размерам принесенных им жертв и его значению. Бидо сказал при этом, что Франция должна сохранить союз не только с западом, но и с востоком, так как многочисленные политические и моральные интересы связывают нас с востоком Европы.
Все это правильно. Жаль только, что Бидо не высказал своей точки зрения на политику региональных соглашений, хотя этот вопрос обязательно станет в недалеком будущем камнем преткновения разногласий между союзниками. Да и самой Франции, если в ней одолеет склонность к атлантическому блоку, угрожает опасность потери экономической независимости: мешок Дяди Сэма или Джона Буля для Франции не будет открыт бескорыстно… Американский беспроцентный миллиард, предоставленный в свое время Советскому Союзу, никогда больше не засияет ни над чьим небом, ибо неповторима обстановка кредита и нет более силы, равной силе СССР…
Для нас «западный блок» неприемлем. Это санитарный кордон, взятый наизнанку. Его всемерно надо не допустить…
24 ноября 1944 года. Агентство Танюг распространило позавчера сообще-ние, что постановлением президиума Антифашистского Вече Народного Ос-вобождения Югославии маршалу Иосипу Броз-Тито присвоено звание На-родного Героя.
Я аплодирую этому постановлению. Тито является одним из немногих людей, для которого любая награда найдет одобрение сотен миллионов тру-дового народа. Тито – это живая легенда о человеческом бесстрашии, безгра-ничной гениальности и мастерстве служить обществу во имя счастья и свобо-ды. Пусть многие годы живет маршал Тито, рыцарь совести и чести нашего времени. Если о нашем Сталине Анри Барбюс сказал как о человеке с лицом рабочего, с головой ученого, в одежде простого солдата, то о Тито можно бы сказать почти то же самое, хотя он носит военный костюм серого цвета с маршальскими знаками – скрещенными ветками маслины и пятиконечной звездой.
Ему сейчас 52 года. Он среднего роста, физически крепок, опрятен и под-тянут. У него решительное и энергичное лицо. Его серо-голубые глаза смот-рят на собеседника пронзительным, но в тоже время и ласковым взглядом. Тито всесторонне образован, владеет несколькими иностранными языками, но любит всего больше свой родной – хорватский. Он любит искусство и вос-питывает любовь к искусству в своей армии и народе. Он безгранично чело-вечен. Таким он и вошел в сознание всех народов Югославии, став для них знаменем стойкости, непобедимости и святой правды, перед которой падут все темные силы реакции. И я счастлив, что в моих записках представился случай упомянуть Тито как Народного Героя.
… Каропетян принес номер «Горьковской Коммуны» за 23 ноября. Какая похабщина в растранжиривании средств. Газета опубликовала в хвалебном тоне сообщение, что отдел по делам архитектуры при Горьковском Облис-полкоме объявил конкурс на составление проекта киоска для продажи вод и установил денежные премии в 1200, 1000 и 700 рублей. Это хуже, чем кры-ловская лягушка… Лучше бы поили в существующих киосках народ хорошей водой, чем премиальные тысячи раскладывать потом рублями на стаканы дурной воды. Привыкли пестро раскрашенной фанерой маскировать и доро-говизну газированной воды и ее дурное качество, а по рукам никто их не бьет за эти «шалости». И смерть не берет подобных «архитектурных» дубин. Це-лую дюжину бы их не пожалел за одного Иосифа Уткина, о гибели которого на фронте сообщила «Красная звезда» за 16 ноября.
… Снова есть в газетах сообщение, что за границей усиленно продолжает-ся в прессе трактовка вопроса о создании блока стран Западной Европы. И Черчилль молчаливо соглашается с планом и идеями такого блока.
Отлегло, как говорили старики. Захотелось создать блок западных госу-дарств без участия России. Не мешает напомнить Черчиллю о его речи, про-изнесенной 7 ноября 1941 года в Гулле перед промышленными рабочими района Тайн. Он тогда сказал: «Русские энергично борются и ведут бои, и ре-зультаты их борьбы имеют особо важное значение». Конечно, русские армии спасли весь мир, Англию в том числе, от порабощения немецкого фашизма. Что было бы с миром и с Англией в частности, если бы перед взбесившимся гитлеризмом не встала русская сила? Англия была не в силе противостоять Германии, не могла ее укротить. Сам Черчилль в вышеуказанной речи в Гул-ле признался в этом. Он сказал: «Мы оказались почти безоружными. Мы спасли в Дюнкерке свою армию, но она вернулась без всяких принадлежно-стей и орудий войны. Если не считать нашей страны и нашей империи, с ко-торой мы неразрывно связаны, все страны мира отказались от нас, решили, что наша жизнь окончена и наша песня спета».
В тех условиях Англии было не до создания западных блоков. Да и не смогли ее спасти никакие западные блоки. Ее спас Советский Союз. Разве этими дурно пахнущими западными блоками надо платить России? Подумай-те хорошенько, уважаемая Западная Европа!
Английский посол в США Галифакс 7 ноября 1941 года, возможно, в один час с выступлением Черчилля в Гулле, произнес речь в «экономическом клу-бе» в Детройте и сказал следующее: «Россия испытала на себе всю сокруши-тельную силу нацистской военной машины, и трудно найти слова, чтобы опи-сать ее великолепное сопротивление… Русские нанесли потрясающие потери Германии, но и сами понесли тяжелые потери не только в людях, но и в мате-риалах. В настоящее время они ожидают, чтобы рабочие Англии и Америки восполнили эти потери, и я уверен, что мы не допустим, чтобы их надежды были напрасными. Наши рабочие не подведут их».
На английских и американских рабочих мы и не жалуемся. Они нас не подводят. Но ведь и не они поднимают вопрос о создании «западного блока государств». Этим занимаются некие другие силы в Англии. И не пора ли эти силы посадить на цепь или, на худой конец, – на крепкие тормоза, иначе они далеко зайдут, выйдут из себя, а тогда им трудно будет войти в себя. Одним словом, нужна им сейчас же смирительная рубаха.
…Конечно, для них нужна иная, чем на Гитлера рубаха. Тот ищет теперь всякую дыру, куда можно ему нырнуть. Он даже не прочь использовать «Жи-вой труп» Толстого… Шведская газета «Стокгольм тиднинген», например, сообщила о распространившихся в Берлине упорных слухах о смерти Гитле-ра. А реакционеры, мечтающие о блоке западных государств, ищут всякой трещины в союзе Свободолюбивых наций, чтобы протащить сквозь нее сой план. Не допускать трещин, своевременно конопатить их, вот историческая задача нашей дипломатии. Это и будет являться смирительной рубашкой на первом этапе.
Об этапах последующих нет смысла говорить в моих записках…
27 ноября. Больших, потрясающих событий нет. К числу важных относят-ся: очищение 24 ноября войсками Красной Армии острова Сарема (Эзель) от немцев и активничание 4-го Украинского фронта, занявшего вчера несколько городов.
Вылетел в отставку слабовольный премьер польского эмигрантского пра-вительства Миколайчик. Теперь лондонские поляки начнут открытую «игру» против СССР. Вредные птицы!
… Американские летающие крепости 24 ноября бомбили Токио. Бушуют в столице самураев пожары. Они сметут этот город из дерева, картона, бам-бука. Останутся разве несгораемые шкафы, к которым, как известно, имеют пристрастие японские купцы и промышленники, напуганные частыми пожа-рами. Конечно, если не разрушат его прямые попадания бомб, сохранится императорский дворец, построенный из дикого камня, сохранится европеизи-рованный центр столицы из каменных зданий, сохранятся священные пруды, высокие стены и обширные сады и парки, отделяющие жилой дворец япон-ского микадо, кажется, Хирохито от остального города. Страна вишневых са-дов и восходящего солнца пылает, принося себя в жертву богам собственного безумия и войны…
28 ноября. С утра повалил снег, затрещал мороз. Часам к двум немного помягчило. К этому времени я успел закончить чтение лекций в одном из ар-тиллерийских дивизионов и отправился в Город посмотреть на Волгу, зайти в Горьковский Кремль. Трамваем № 5 доехал до Первомайской площади, до-вольно просторной. От нее расходились лучи семи или восьми улиц и переул-ков. Через площадь бежали машины, шли, покачиваясь на ходу, женщины с мешками за спиной. Из мешков торчали дрова или хвостики мерзлой морко-ви. Ребятишки с гиканьем и шумом цеплялись специальными крючкастыми палками за борта машин и мчались на буксире с такой скоростью, что из под коньков били гейзеры серебристой снежной пыли. Другая группа ребятишек злорадно визжала у шофера, который лягал ногой свою сломавшуюся маши-ну, стоявшую среди площади на трех колесах и на тоненькой ножке домкрата, вместо четвертого колеса.
– Улю-лю, лупи ее, лупи! – подбадривали ребятишки подвыпившего шо-фера, лупившего машину успетком.
По улице Свердлова я дошел до банка, привлекшего мое внимание своей кудрявой древнемосковской архитектурой, фигурной кровлей, башенками и затейливыми подъездами.
Завернув в банк, я проследовал в кассовый зал. Он поразил меня пестрой росписью потолка, дыханием торговой старины, мифологической фреской.
Потолок зала представлял собой комбинацию арочных сводов и секущих плоскостей, кривых линий и лучей, граней и овальных выступов, сферических вогнутостей и линзовых выпуклостей. Все расписано и раскрашено. Иконо-писная роспись пестра, как публика бывших больших Нижегородских ярма-рок. В качестве фона служила художественная вязь, прерываемая пространст-вами рамок кругов, овалов, треугольников, квадратов и ромбов, заполненных изображениями гребных галер, древних парусников, Соломонов с лучистыми ореолами у круглых голов с совиными глазами, львоподобных царей с кре-стами и скипетрами в руках, двуглавых орлов с изображением на их груди Георгия Победоносца и с круглыми державами в когтистых курчавых лапах. Были здесь также изображены юные конники с рогами изобилия в руках и с порхающими под ногами коня белыми голубями, изображены звери в цар-ских коронах и цари в звериных шкурах… Безграничная фантастика, рожден-ная на плодотворной почве когда-то шумевшего на весь мир Нижнего Новго-рода, ныне скромного и бесшумного, несмотря на наличие здесь заводов, равных по величине многим мировым гигантам индустрии. И только бледны-ми копиями былых ярмарок выглядели горьковские базары, мимо которых мне пришлось перед тем проследовать.
… Три огромные пятиярусные бронзовые люстры висели под сводами по-толка кассового зала, поблескивая резными колпачками электрических свеч. И чувствовалось, что «электричество» только пристроилось к древней, ус-певшей потускнеть, бронзе люстр, знавших стеариновые, а может, и сальные свечи с их мерцающими и стелющимися острыми язычками пламени и сини-ми спиральками дыма, исходившего от черных корешков погасших фитилей. Это было в ту пору, когда в углу крестьянских хат стояли небольшие толсто-ногие столы, покрытые грубыми скатертями и заваленные краюхами свеже-испеченного хлеба, уставленные берестяными солонками с крупной солью, зелеными стеклянными кружками с прозрачной водой, расплесканные капли которой дрожали на ворсе скатертей, как роса на тычинках цветов. Это было в старину. А теперь и в крестьянских хатах сияет электричество, краюхи хле-ба убраны в буфеты и поставцы, столы завалены книгами и газетами, на ок-нах цветы и занавески, на стенах нет мифологических образов, вытесненных реальными портретами вождей…
Свет, краски, образы – все это почти душа материи… Из банка я вышел, взволнованный влиянием беспокойной нижегородской старины на мое вооб-ражение, и поспешил к «детинцу» города – к Кремлю.
Буро-красные стены его с квадратными и круглыми башнями, с хмурыми глубокими проездами и боевыми зубцами, подпиравшими холодное свинцо-вое небо, унесли мою мысль и чувство к временам Минина и Пожарского, ко-гда разгневанный Нижний Новгород закипел, заворошился, поднялся на вы-ручку полоненной поляками Москвы. Туда пришло нижегородское гневное ополчение и изгнало поляков, восстановило величественную самостоятель-ность Москвы, про которую впоследствии историк Карамзин сказал: «Москва будет всегда истинною столицею России». Вспомнился мне еще в детстве слышанный рассказ учительницы о том, что, будто бы, князь Дмитрий По-жарский и нижегородский староста Кузьма Минин, изгнав поляков из Моск-вы, взошли на Сухареву башню, стоявшую сизой фантастической четырех-угольной громадой, и со вздохом облегчения взглянули на освобожденную Москву. Может быть, было и не так, как рассказывала учительница, но имен-но ее устами говорили прошлые века о старой Москве и перед глазами учени-ков вставали ее достопримечательности. С той поры я запомнил бесчислен-ные купола храма Василия Блаженного, состоявшего из нескольких уступов и увенчанного огромной, радужного цвета зубчатой главой, похожей на гране-ную пробку одеколонного флакона.
Говорила учительница и о Симоновом монастыре с платформой, откуда москвичи наблюдали когда-то за приближающимися тучами татарских пол-чищ, о туманных Воробьевых горах. Увлекшись рассказом о Москве, учи-тельница сместила время и рассказала о более поздних картинах Москвы, не имевшихся еще при Минине и Пожарском. Она рассказала о произведении новейшего искусства – о Петровском театре с плоской кровлей и портиком с вознесенным над ним алебастровым Аполлоном, который, стоя на одной ноге в алебастровой колеснице, твердо управлял тройкой алебастровых коней. Эту тройку коней пришлось увидеть и мне, но уже над бывшим Петровским теат-ром.
Все это вспомнилось мне, когда с трепетом в сердце я проходил через от-крытые ворота во внутрь Горьковского Кремля. Так дорога нам слава про-шлого, без которой не было бы славы сегодняшней России.
Во дворе заснежено. Серые полоски асфальтированных дорожек ручьями текли между вспушенных снежных сугробов, только что набросанных лопа-тами сторожей. Молодые сосенки, зеленея среди снегов, напоминали о мос-ковском кремлевском дворе. Только не было здесь московской строгости, не было московской пестроты зданий, меньше пахло стариной, чем в Москов-ском Кремле. Здание обкома партии и облисполкома – современные здания, плоскостенные, с изрезанными углами, с многочисленными переплетами ши-роких окон и верандных стен из стекла и легких рам.
Я прошел дальше. Здесь запахло вековой давностью: слева было длинное сумрачное каменное здание местами в 2, местами в 3 этажа. Заплесневелые, позеленевшие кирпичи стен, железные решетки на глубоких окнах. В давние времена здесь был застенок. В сумрачных комнатах, освещенных трепетным светом факелов, скрипели дыбы, и воеводский палач опускал со свистом тя-желый кнут на спину пытаемого. Мне стало жутко и душно, несмотря на мо-роз. Мне захотелось простора, а его не было на просторном каменном крем-левском дворе. Я почти опрометью выбежал со двора на берег Волги.
Берег этот очень высок: трехэтажные казармы, расположенные внизу, у самой реки, казались мне маленькими и ничтожными. По крайней мере, стоя у подножия Кремля, я находился, по отношению этих казарм, на двадцатом этаже небоскреба. Справа от меня, ближе к Волге, торчало деревянное здание с островерхой кровлей и двумя деревянными башенками. Мне сказали, что это бывший ресторан охотников. Любили здесь волжские охотники выпить, закусить, вволю похвастать друг перед другом. Теперь здесь было тихо и снежно: не только война, но и жизнь с расчетом и на тонкую ногу несовмес-тима с веселым шумком охотничьего ресторана…
… Далеко внизу текла медленная и широкая Волга. Зеленые льдины с шо-рохом плыли на восток, сталкиваясь, прирастали друг к другу, образуя серо-белые длинные караваны, которые снова с треском ломались на поворотах фарватера. В туманах утопал противоположный берег, еле маячили неясные очертания рыбачьих домиков, кустарники, отдельные деревья. Казалось все это затонувшим в мутной воде и так нанесенным кистью гениального худож-ника на свое полотно. Несмотря на простоту картины, она приняла сказочно-поэтический характер и порождала в моей душе неопределенное чувство, по-хожее на грезу и на грусть. Я находился на таком удалении от противополож-ного берега, при котором иллюзия видимой картины достигала своего клас-сического предела: подойди я наполовину ближе, и видение потеряло бы свою обворожительность, в нем угасла бы жизнь. Это была натура, показан-ная мне удачной стороной. И она была милее фантазии.
Позади меня прошумели сани. Оглянувшись, я увидел только задок саней и девушку, сидевшую в них рядом с военным в форме наркомвнудельца. Кроме их, кто же мог в такое время кататься на санях в обществе красивой горьковчанки… Сани скрылись от моего взора за памятником великому лет-чику нашего времени – Валерию Чкалову. Валерий, огромный, голубоватый, стоял спиной к Волге, лицом к площади, к городу. Не так он любил стоять при жизни. Тогда он чаще стоял на крутом волжском берегу и смотрел на мощную водную стихию, вид которой рождал в нем стремление к одолению стихии пространства. Ему казалось тогда, что взмахни он руками, и тело его отделилось бы от земли, плавно пролетело над Волгой, а потом, ведомое мя-тежной душой, полетело бы над всем миром, вокруг земного шара.
И вот, мертвого Чкалова заставили повернуться спиной к Волге. Рождав-шей в свое время во взоре Валерия грезу о полете. Зачем это сделали? Отдана дань ложному сценическому требованию, чтобы артист смотрел в глаза пуб-лике, так как в повороте к ней спиной зрители усматривали дурной тон… Сцена может торжествовать: Чкалов смотрит лицом в глаза публике. Но сим-волическая сила памятника погасла. Чтобы зажечь ее, необходимо Чкалова повернуть лицом к Волге, стихийная мощь которой будила и звала живого Чкалова к творению великих дел. Стихию любил Чкалов, бурю жизни, а не городскую площадь, дисциплинированную милиционерами и указателями о допускаемых скоростях движения коммунального транспорта.
Технически не встретится большой трудности, чтобы повернуть лицом к реке огромную фигуру чкаловского памятника. Не нарушатся и пропорции: черно-мраморный пьедестал памятника цилиндричен. Но идея памятника станет другой, настоящей: бессмертное дерзновение одолеть стихию сил при-роды, стихию пространств. Именно это влекло Чкалова и было сущностью его характера…
……………………………………………………………………………….
29 ноября 1944 года. Волнующее радиосообщение: войска Толбухина (3-й Украинский фронт) перешли в наступление, форсировали Дунай и заняли бо-лее трехсот населенных пунктов на территории Венгрии. Прорыв расширен до 150 километров по фронту и до 40 километров в глубину.
1-е декабря. Сегодня мир отметил первую годовщину Тегеранской встре-чи Сталина, Рузвельта и Черчилля. Для Красной Армии прошедший год был годом решающих успехов: немцы вышвырнуты с территории СССР, началось освобождение Польши, Чехословакии, Норвегии, перенесены военные дейст-вия на территорию Германии, освобождена столица Югославии – Белград, Красная Армия вышла к воротам Будапешта. В это же время союзники осво-бодили почти всю Францию, Бельгию, начали освобождение Голландии, пе-ренесли военные действия на территорию Германии.
Мощные наступательные операции Красной Армии приковали к восточ-ному фронту 200 немецких дивизий, что позволило союзникам выполнить свои задачи на Западе. С другой стороны, союзники сковали на Западе 75 не-мецких дивизий, что облегчило и ускорило выполнение Красной Армией сво-их стратегических задач.
Сейчас война близится к завершению, к полному разгрому немецких фа-шистов. И попытки последних затянуть войну, попытки элементов «пятой ко-лонны» внутри союзных стран облегчить положение Германии, ничто это не остановит поступь грядущей судьбы. Свободолюбивые народы мира получат победу, завоюют и прочный мир, хотя сделать это будет не так легко, как многим кажется и казалось. К примеру сказать, почему Англия позволяет польскому эмигрантскому правительству в Лондоне безобразничать против СССР и всех свободолюбивых наций? Ясно, что английские лорды рассчиты-вают использовать поляков в качестве средства, «уравновешивающего» нашу политику…
Но… Рокоссовский находится сейчас в Москве. Он получает в столице маршальскую звезду… Не только звезду… Он получит твердую установку о дальнейших действиях 3 Белорусского фронта стоящего у ворот Варшавы. «Гордиев узел» пора разрубить.
3 декабря. Вчера в Москву специальным поездом прибыл глава временно-го правительства Французской республики генерал де Голль, сопровождае-мый министром иностранных дел господином Бидо. Де Голль 29 ноября при-был самолетом в Баку, а 30 ноября, следуя специальным поездом, выехал в Сталинград, где вручил сталинградцам мемориальную доску и в тот же день выбыл в Москву. На московском вокзале де Голль сделал перед микрофоном заявление: «Я счастлив и польщен, что нахожусь в столице Советского Сою-за, принеся сюда дань уважения Франции, союзницы Советского Союза для обеспечения победы, и затем для обеспечения мира, который должен стать благодеянием для человечества».
К приезду де Голля в Баку союзные войска в районе Линниха (в Герма-нии) вышли к реке Рур севернее Кослара. Немцы, обезумев от страха перед двумя фронтами, лихорадочно проводят «сверхтотальную» мобилизацию. Ефрейтор 44 батальона связи 44 немецкой пехотной дивизии Рихард Шульц, захваченный в плен войсками 3 Украинского фронта, признался, что до вой-ны он был виолончелистом оркестра веймарского театра и получил на днях письмо из Веймара от своего учителя музыки, профессора Эдварда Шульца, который сообщил, что «в связи со «сверхтотальной» мобилизацией закрыт всемирно известный веймарский театр. Все актеры театра мобилизованы в армию. Руководитель театра Пауль Сикст и первый концертмейстер Герберт Беккер назначены в артиллерию. В Германии ликвидированы все оркестры, а музыканты взяты в армию. Остался только один оркестр при берлинском ра-дио».
Что обо всем этом можно сказать? Если войну проиграли отборные наци-стские дивизии, то не немецким скрипачам и барабанщикам ее выиграть…
7 декабря. В Греции полиция завязала бои с отрядами «национально-освободительного фронта», пытаясь разоружить патриотов. Английский ге-нерал Скоби, командующий английскими войсками в Греции, активно помо-гает греческой полиции. Так Англия понимает демократию и невмешательст-во во внутренние дела Греции. Над Афинами висят английские «Спитфайры». Позор! Грубо, империалистично… Так и торчат из всего этого английские уши стремления установить свое влияние на Балканах, опираясь на балкан-скую реакцию, и прежде всего – на греческих монархистов. Никак не может «демократическая» Англия обойтись без королевских корон, без поддержки реакции вообще. Это показательно как на примере Греции, так и на примере Польши. Англия поддерживает до сей поры правительство Арцишевского и Квапинского, о которых газета «Глос люду» написала: «Если санация (реак-ционный режим в Польше) удержала в свое время власть, если Бек и Ридз-Смиглы смогли привести Польшу к катастрофе 1939 года, то немалая ответ-ственность за это ложится на Арцышевского и Квапинского. Ни один рабочий не может считать себя товарищем тех, кто десятки лет выслуживался перед реакцией и кто сегодня борется против возрождающейся народной Польши».
………………………………………………………………………………..
Сегодня исполнилось три года войны между англо-американцами и Япо-нией. Япония, как и Германия в Европе, спланировала войну на Тихом Океа-не, как молниеносную войну, рассчитывая выиграть ее в связи с занятостью Англии и Америки проблемами европейской войны и значительным усилени-ем стратегических позиций Японии на Дальнем Востоке. Япония ввела в дей-ствие первоначально около 450 тысяч солдат и 1000 самолетов против полто-раста тысяч англо-американских солдат и сумела, при явной неподготовлен-ности Англии и США к войне, захватить Британскую Малайю, Бирму, Фи-липпины, Голландскую Индию, Гонконг, Острова Гуам и Уэйк, часть Новой Гвинеи и Новой Британии, Новую Ирландию, Тимор и Соломоновы острова. Эти успехи были достигнуты Японией с 7 декабря 1941 года и до начала авгу-ста 1942 года.
К этому времени англо-американская вооруженная мощь возросла на-столько, что можно было ожидать изменения характера военных действий на Тихом Океане. Именно военные действия, развернувшиеся летом 1942 года на Тихом Океане, знаменовали собой начало нового, второго этапа: японские усилия в этот момент оказались безуспешными, а англо-американские войска, успешно придерживаясь оборонительной стратегии, завершали процесс нака-пливания сил для контрнаступления.
Первый удар по японским вооруженным силам союзники нанесли в ночь на 7 августа 1942 года, высадив десанты на Соломоновых островах. Начался третий этап войны, характерный переходом инициативы в руки союзников, а также переносом центра тяжести боев к берегам Австралии.
В ходе наступления союзники заняли острова Гильберта, Адмиральтеские, Алеутские, Гуам, часть Маршальских, Марианских, Каролинских, Соломоно-вых островов, остров Новая Британия и почти полностью очистили от япон-цев Новую Гвинею, вступили в Бирму и на Филиппины.
Союзники, закрепившись на острове Сайпан и на Филиппинах, оказались в близости к Японии и китайскому побережью. Все это, а также ухудшившее-ся положение Японии на море после неудачных морских сражений, предо-пределяет исход войны: островная система японской обороны, созданная в центральной, южной и юго-западной частях Тихого Океана и названная «японской линией Мажино», дала уже трещину. Трещина эта есть начало конца японского империализма. Правда, пока СССР будет стоять на позиции нейтралитета по отношению к Японии, союзники не смогут нанести ей реши-тельного поражения и не заставят ее капитулировать безоговорочно. Ведь Япония обладает обширными плацдармами в Корее, Манчжурии и Китае. Ли-квидировать эти плацдармы японского сопротивления может только СССР. И…, забегая немножко вперед, можно предсказать неизбежность вступления СССР в войну с Японией… Без этого война может затянуться столь долго, что мы не сможем нормально воспользоваться несомненными результатами скорого краха Германии. Здесь дело именно «нескольких месяцев, может, полгодика»…
9 декабря. В английской палате общин обсуждается положение в Греции. С интересной речью выступил лейборист Сеймур Кокс. Он сказал: «В по-следнее время некоторым из нас кажется, что, поскольку победа приблизи-лась, англичане в своей политике склоняются к поддержке многих старых, отживших режимов в Европе против возникающих новых народных сил. Примеры этого мы видели недавно в Бельгии и Италии… Мы можем поте-рять дружбу греческого народа ради завоевания расположения принца Гоген-цоллернского (греческий король)». Кокс предложил одному из министров вылететь в Грецию и созвать конференцию различных партий с целью созда-ния греческого национального правительства и отвести английские войска с улиц Афин.
Черчилль также выступил по греческому вопросу. Его речь была непосле-довательна и лицемерна. Он сказал, что «Правительство было бы недостой-ным доверия, если бы оно использовало войска его величества для разоруже-ния друзей демократии в Греции и в других частях Европы». Этими словами Черчилль пытался снять обвинение в том, что именно правительство пользу-ется войсками против греческой демократии.
Далее, говоря о греческих патриотах, Черчилль отметил: «Они оказали большую услугу, но дело государства судить, какую награду они должны по-лучить». Черчилль, таким образом, прямо выразил пожелание подчинить гре-ческих патриотов государству, возглавляемому реакционером Папандреу. Да-лее он начал подводить базу под осуществленное уже вмешательство англий-ской армии в греческие дела и указал, что «В Греции имелся довольно хоро-шо организованный блок и план, в соответствии с которым ЭЛАС (военная организация национально-освободительного фронта – ЭАМ) должна была за-хватить Афины вооруженной силой и установить царство террора под пред-логом чистки от коллаборационистов». И вот Черчилль считает большой за-слугой, что он предотвратил эласовский террор, разрешил английским вой-скам вмешаться в греческие дела. Как это лицемерно и глупо звучит. Ведь террор большинства над меньшинством всегда был более демократичным, чем наоборот. А Черчилль обеспечил именно это «наоборот», помогая грече-ской кучке реакционеров и предателей держать власть над Грецией в своих преступных руках… Черчилль замазал свои руки кровью греческих рабочих. И нет больше у меня к нему симпатии, которой он был достоин за энергичное участие в деле организации усилий объединенных наций для борьбы с фа-шизмом.
13 декабря. Вчера опубликовано Советско-французское коммюнике о пре-бывании генерала де Голля и господина Бидо в Москве. «Оба правительства подтвердили снова свое решение вести военные действия до полной победы над Германией и свою волю принять совместно все соответствующие меры для предохранения Европы от новой агрессии. В духе этих решений оба пра-вительства 10 декабря подписали Договор о союзе и взаимопомощи»
Это очень важное событие, особенно на фоне разговоров о «Союзе стран Северо-западной Европы»…
10 декабря де Голль покинул Москву, сделав на вокзале заявление перед микрофоном Кинохроники: «Несколько дней, проведенные нами в Советской России, будут, я полагаю, отмечены в истории этой войны, и, я думаю, также в тех деяниях, которые будут совершать бок о бок Объединенные Нации в ус-ловиях мира для блага всех людей. Да здравствует Советская Россия!»
16 декабря. Надо отметить, что советская дипломатия успешно и очень ак-тивно ведет свою работу. Приезд де Голля в Москву, установление 14 ноября дипломатических отношений с Чили, успехи нашей дипломатии в Балканских странах, – все это достойно высокой оценки. И рано или поздно, но англо-американцы должны будут признать превосходство нашей дипломатии над всякой другой. Очень жаль, что с первого декабря ушел в отставку с поста го-сударственного секретаря США господин Хэлл. Он бы сделал подобное при-знание гораздо раньше, чем это способен сделать его преемник Стеттиниус. Пожалуй, Стеттиниус даже и не успеет сделать ничего в смысле оценки рус-ской дипломатии: он своенравен, склонен к компромиссам с полуфашистами и поэтому не усидит долго в министерском кресле.
Да и народ наш научился быть дипломатом и угадывать будущее по са-мым различным признакам. Вот сегодня, например, едва радио сообщило о том, что Президиум Верховного Совета СССР отложил выборы в Верховный Совет СССР до декабря 1945 года, как все жильцы нашей комнаты едино-душно заключили, что война закончится не раньше мая: потребуется же не меньше шести месяцев мирного времени для подготовки к выборам. Как и когда закончится война, это еще большой вопрос. Одно несомненно, в нашей стране дипломатов и дальновидных политиков гораздо больше, чем их заре-гистрировала Москва, всегда ощущавшая недостаток в этой категории лю-дей…
… В европейской печати распространился слух об уходе Франко в отстав-ку. Слух этот через корреспондентов агентства Рейтер активно распространя-ет республиканский испанский министр Мигель Маура, проживающий сейчас в Париже. Слух, по-моему, ложен. Ведь Испания является почти последним оплотом нацистской мечты покорения мира, и Франко не подумает уходить в отставку, пока на него никто крепко не жмет. Несомненно, однако, что стоило бы Англии и США организовать необходимый демарш против Франко, и это-го мясника сдуло бы с борта испанской государственной власти в течение не-скольких часов. Да посмеют ли англо-американцы сделать что-либо в этом направлении: они так боятся красной Испании…
В то время, когда европейские и американские политики с закрытыми гла-зами тычут пальцем в палец, чтобы не ошибиться в выборе «линии» своего поведения или занимаются, как руководитель военного отдела французского министерства информации полковник Шассен, распространением неправиль-ной информации о количестве немецких дивизий на Восточном фронте (он на инструктивной пресс-конференции 5 декабря назвал цифру немецких и вен-герских дивизий на восточном фронте – 132 дивизии, когда их в самом деле насчитывается 220 дивизий, в числе которых 200 дивизий немецких), Красная Армия делает свое дело. Напуганный ее ударами, 9 декабря «вождь восточ-ной крепости Европы» – Салаши со своим марионеточным правительством перебрался из Будапешта в город Шапрон на австрийской границе. В Буда-пеште поднялась паника. Газета «Гетеборг-постен» сообщила, что «Четыре шведа, приехавшие из Будапешта, рассказывали, что положение там ужас-ное. Среди местного населения, а также среди солдат царит паника. Шведская миссия в Будапеште получила приказ о возвращении на родину. Другие ино-странные миссии также эвакуируются». Нервничают и главари немецкого фашизма. В Германии продолжаются казни. Один из участников заговора против Гитлера бывший бургомистр Лейпцига Герделер подвергается «впры-скиваниям», ослабляющим волю. Таким образом, гестаповцы заставили Гер-делера выдать им десятки промышленников и директоров крупных предпри-ятий. Была устроена очная ставка этих людей с Герделером. Повешены – ми-нистр финансов Попиц и германский адвокат доктор Ландберг, служивший в разведке и бывший близким другом и юридическим советником Гиммлера. Последний повешен потому, что слишком много знал о гитлеровской вер-хушке.
Заслуживает серьезного внимания «Обращение 50 немецких генералов к немецкому народу и армии». Обращение первым подписал Паулюс. Оно было опубликовано в немецкой газете «Свободная Германия» (Орган Националь-ного Комитета «Свободная Германия») в № 50 от 10 декабря 1944 года и по-том переведено на русский язык и помещено во вчерашнем номере централь-ных газет. Генералы пришли к выводу, что «Близится час окончательного крушения Германии перед лицом подавляющего превосходства сил объеди-ненных противников» и закричали:
К такому положению привел Германию Адольф Гитлер! Война проиграна! Но наш народ не должен погибнуть! Поэтому надо немедленно покончить с войной! «Немецкий народ, подымайся на спасительный подвиг против Гитле-ра и Гиммлера, против их губительного режима. В единении – твоя сила. В твоих руках и оружие для борьбы!»
Конечно, значение этого документа велико. По крайней мере, весь мир убедится, что немецкий народ, имея оружие в своих руках, даже после при-звания его пятьюдесятью немецкими генералами, не шевельнул пальцем, что-бы свергнуть гитлеровский режим, так удовлетворяющий разбойничьи ин-стинкты немецкого народа. И нам, участникам событий, и поколениям, кото-рые только будут читать о них, следует твердо помнить: немецкому народу никогда не верь. Он является потенциальным бандитом, время от времени пытающимся активничать и покорять мир и навязывать ему немецкие поряд-ки. Слишком дешево будет для Германии, если она откупится от нас голова-ми Гитлера и Гиммлера…
18 декабря. Трещат морозы. Ежедневно ощущаем обилие электрической энергии в виде «темных часов и темных суток». Один из работников Горьков-ской электростанции сказал мне по секрету: «Мы оставляем население без света, но это неважно. Москва все равно нас наградит за экономию, хотя мы избрали путь к экономии самый примитивный – воровать энергию из фонда насущных нужд народа». Признание циничное, но справедливое. И он прав. Вместо придания к уголовному суду за бесцеремонное обращение с трудя-щимися, горьковские отцы города, засыпающие Москву фальшивыми реля-циями «об экономии» электроэнергии, обязательно получат ордена. Хорошо бы Москва сделала, спросив мнение трудящихся Горького прежде, чем на-граждать горьковских «хозяев»…
… Вечером прочитал выступление Черчилля 15 декабря в палате общин. Удовлетворен той частью речи, где Черчилль указал на правильность полити-ки СССР в польском вопросе, считая требования СССР разумными. Это явля-ется символом того, что скоро будет достигнуто соглашение между Англией, США и СССР относительно Польши.
Говорят, Арцишевский любил читать книги о древности. Он зачитывался будто бы «Троянской историей» Гвидо де Колумна, не гнушался записками средневекового ливонского летописца Бальтазара Рюссова, а заодно прово-дил многие часы над чтением библии. Если так, то мы имеем право заподоз-рить Арцишевского в знании слов «Менэ, тэкел, упарсин!» (Исчислен, взве-шен и разделен!), начертанных, по библейскому преданию, таинственной ру-кой на стене вавилонского дворца царя Валтасара в качестве предсказания гибели этого царя, безмятежно пировавшего со своими приближенными.
Так и арцишевские и квапинские, пирующие в Лондоне, должны усмот-реть в речи Черчилля предсказание их скорой гибели. А что не договорил Черчилль, то доделает Красная Армия. В Польшу Арцишевский не возвра-тится!
19 декабря. Утреннее радио огласило текст Договора о союзе и взаимной помощи между СССР и Французской республикой, заключенного сроком на двадцать лет.
В недавних беседах Сталина, Молотова, де Голля и Бидо, проведенных в Москве, было установлено, что обе страны стремятся к тесному сотрудниче-ству в деле достижения полной победы над Германией и в создании системы послевоенного мира, гарантирующего Европу от новой агрессии. Все это на-шло свое воплощение в договоре о взаимной помощи и союзе Франции и СССР. Договор нанес удар по давнишней германской стратегии разделения противников, чтобы избежать войны на два фронта. Договор в своей основе имеет идею, как и англо-советский договор, укрепления международного со-трудничества, поэтому он будет важной составной частью будущей системы всеобщего мира и безопасности.
Радио огласило также сообщение Чрезвычайной Государственной Комис-сии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских за-хватчиков и их сообщников о преступлениях гитлеровцев в Литовской ССР.
Гитлеровцы пытались уничтожить литовскую культуру. Они разграбили или сожгли имущество университета в Вильнюсе, разграбили высшие и сред-ние школы в Каунасе и других городах, разграбили библиотеки и музеи. Они расстреляли скульптора Грибаса, поэта Монтвила, дирижеров Гофмеклерис и Дурмашкинас, замучили академика-хирурга Кузьму поэта и драматурга Бин-киса и многих других. Они сожгли на территории Литвы 165000 военноплен-ных и свыше 300000 мирных граждан. Особенно массовые убийства совет-ских людей осуществлялись в местечке Панеряй и в «Форту смерти» в Кауна-се.
Обнародован документ, лишний раз показывающий, куда хотели немцы привести людей нашей планеты. Неужели найдутся еще адвокаты, у которых хватит дерзости защищать немцев перед лицом грядущего правосудия?
20 декабря. Стало известно, что семнадцатого декабря немцы начали на-ступление на фронте 1-й и 9-й американских армий, перешли бельгийскую границу, люксембургскую границу и намереваются создать Арденский вы-ступ. Немецкий главнокомандующий Рундштедт призвал свои войска сделать последнее усилие. Видимо, немцы пытаются поддержать дух в стране хотя бы какой-нибудь победой на фронте. Но пятьдесят немецких генералов во главе с Паулюсом в своем обращении к немецкому народу и армии недавно правиль-но написали, что «нет такого чуда, которое могло бы нам помочь». Не создаст такого чуда и чудаковатый Рундштедт… Ему не удастся даже восстановить положение на линии Зигфрида, как не удастся Гитлеру увеличить количество своих дивизий, вогнанных Красной Армией в землю, тем, что он разрешил французу Дорио объявить себя «французским фюрером». Это не более, как кандидат на виселицу. Рундштедт же является кандидатом на проигрыш зате-янного им наступления.
23 декабря. Радио огласило новый документ о немецких зверствах – со-общение Чрезвычайной Государственной Комиссии о злодеяниях немцев на территории Львовской области. Пытки, истязания и расстрелы немцы в Янов-ском лагере производили под музыку. Для этой цели был организован специ-альный оркестр, руководить которым немцы заставили профессора Штрикс и известного дирижера Мунд. Композиторам немцы предложили сочинить осо-бую мелодию, которую назвали «Танго смерти». Незадолго до ликвидации лагеря немцы расстреляли всех оркестрантов. Под звуки музыки, исполняв-шей «Танго смерти», в Яновском лагере уничтожено 200000 мирных граждан. Комендант лагеря гауптштурмфюрер Варцок очень любил присутствовать при церемонии расстрелов и, слушая музыку, притоптывал ногой. Второй же комендант этого лагеря Вильгауз даже отметил в 1943 году 54-летнюю го-довщину рождения Гитлера тем, что сам лично расстрелял 54 человека из числа заключенных.
Мщение и смерть немецким людоедам!
26 декабря. Войска маршала Толбухина (3 Укр. Фронт) юго-западнее Бу-дапешта прорвали оборону противника и в трехдневных боях, с 21 по 24 де-кабря, продвинулись вперед на 40 километров, заняли города Секешфекервар и Бичке, отрезав основные пути отхода на запад для будапештской группи-ровки немцев. В Дебрецене 22 декабря создано Временное Национальное правительство Венгрии во главе с премьер-министром генерал-полковником Миклош Бела. Правительство учреждено Временным национальным Собра-нием, избранным демократически. Опубликована декларация Временного на-ционального правительства, оглашенная перед тем на заседании Венгерского Национального собрания. В Венгрии устанавливается буржуазно-демократический строй. Это демократия нового, пожалуй, переходного к со-циалистической демократии, типа оказалась возможной в результате блиста-тельных побед Красной Армии и полевения широких венгерских народных масс, очутившихся над пропастью в результате преступного сотрудничества венгерской реакции с немцами. Сейчас надо ожидать проведения демократи-ческой аграрной реформы в Венгрии, ликвидации феодализма в этой стране, остатки которого довольно сильны, и вступления венгерского вооруженного народа в войну против Германии.
На западном фронте наметился также некоторый перелом: замедлилось немецкое наступление. Немецкая пропаганда начинает менять тон. Если гер-манское информационное бюро шумело о наступлении Рундштедта, заявляя: «… наступление задумано так широко, что должно пройти продолжительное время, когда выявятся решающие успехи», то теперь, когда Эйзенхауэр при-нял некоторые меры, немцы съежились в страхе перед контрударом союзни-ков и завопили по-другому. Например, «Фелькишер Беобахтер» испуганно пишет: «Можно себе представить, как по превосходным дорогам Западной Европы мчатся американские танки и моторизованные колонны пехоты, что-бы сокрушить германский клин». Мне кажется, что Геббельс и Гитлер на-столько отучили немцев думать и представлять, что они не успеют выполнить совет фашистского официоза, а будут просто биты скоро войсками Эйзенхау-эра. Не велика беда, если немцев отлупить без того, как они себе это успеют представить… Да и куда там рядовым фрицам разобраться во всем происхо-дящем, если и сам Гитлер потерялся в бесконечных планах. Геббельс так и заявил о нем на днях: «Я никогда не видел фюрера в такой степени занятым различными планами, как в последнее время». А занят он, вероятно, планами уже третьей мировой войны, чтобы погасить огни Европы и мира еще раз.
Но английский король Георг VI в своем рождественском послании, пере-данном 25 декабря по радио, недаром заявил, что «Огни, потушенные немца-ми по всей Европе первый раз в 1914 году, а затем в 1939 году, постепенно зажигаются снова. Мы уже начинаем различать их свет… Поражение Герма-нии и Японии является лишь первой половиной нашей задачи. Вторая состоит в том, чтобы создать мир свободных людей, не омраченный тиранией. Мы имеем великих союзников в этом трудном предприятии человеческого духа – непобедимый ум человека и священное пламя свободы. Я твердо верю, что мы достигнем этой цели… до следующего рождественского дня история ос-вобождения и триумфа будет завершена».
………………………………………………………………………………..
Записываю несколько не комментируемых интересных фактов:
 а) Черчилль и Иден 25 декабря прибыли в Афины умиротворять Грецию.
 б) Люксембургское герцогство заявило 21 декабря 1944 г. о своем отказе от нейтралитета, провозглашенного и гарантированного лондонским догово-ром от 19 апреля 1867 года. Денонсация договора произошла в связи новым вступлением немцев на люксембургскую территорию.
в) 21 декабря бельгийская палата депутатов приняла решение о национа-лизации бельгийской военной промышленности.
г) Французское правительство национализировало заводы Рено, работав-шие при оккупации Франции на немцев.
д) Англо-американцы настолько боятся бельгийского народа, что 25 де-кабря вторично запретили гражданскому населению Бельгии участвовать в борьбе против вторгнувшихся в Бельгию немецких войск. Мотив: партизан-ская война затрудняет военные действия. Новое в стратегии…
е) Красной Армией завершено окружение будапештской группировки немцев.
До последних дней будапештское радио транслировало для немецких сол-дат, наводнивших Будапешт, марши, фокстроты и… колокольный звон, а не-мецкий комендант кричал, что немцы не впустят Красную Армию в Буда-пешт. На всех тумбах в городе и на дорогах к Будапешту были расклеены плакаты с изображением мадьяра в шляпе, с трубкой в зубах и с мотыгой в руке. Мадьяр должен был вырыть противотанковые рвы, чтобы остановить советские танки. И вот, все это лопнуло. Будапешт в кольце советских войск, и немцы не имеют даже возможности послать в провинцию миллионы плака-тов, обязанных воодушевить венгров для борьбы с советскими танками. Пе-рестали, говорят, немцы транслировать и колокольный звон. А напрасно. Ведь погребальный звон для немцев следует бы протранслировать, пока они еще живы и могут его слушать…
31 декабря. Канун нового года оказался богат различными событиями, в каше которых сверкает самое главное событие – величественные победы на-ших войск, уничтожающих немцев в Будапеште… И этот факт определил со-бою многие другие события. Временное национальное правительство Венг-рии объявило войну Германии, приняв это решение на своем заседании 28 де-кабря.
Немцы, обреченные в Будапеште на уничтожение, совершили чудовищ-ную провокацию. Они убили советских парламентеров в 11 часов утра 29 де-кабря, передавших немецкому командованию ультиматум о капитуляции.
… Из Польши получено сообщение о состоявшемся сегодня пленарном заседании Крайовой Рады Народовой – верховного органа законодательной власти польского народа в Люблине. Принято постановление преобразовать Польский комитет Национального освобождения во Временное правительст-во Польской республики. Эмигранты допрыгались…
1 января 1945 года. Ну, вот и наступил новый год. Красная Армия к нача-лу нового года вступила ногой на территорию 9 стран и доколачивает немцев в Будапеште. Радостное начало нового года. Очень и очень жаль, что нашу радость омрачает Англия своей политикой разоружения греческих и бельгий-ских патриотов, делая это в угоду международной реакции.
2 января. В Горьком распространились фантастические слухи, что огром-ный кусок металла, оторвавшийся полвека тому назад от солнца, должен 3 или 5 января упасть или в районе Одессы (днем) или в районе Горького (но-чью). В связи с предстоящей «катастрофой» горьковчане пьют водку и бро-саются лозунгом «спешите жить!» Вот как сильны еще суеверия в народе. И они себе зреют и укрепляются, так как наша пресса не беспокоит их, оберега-ет и не позволяет высмеять… Неужели лучше, если сор будет накапливаться в избе?
7 января 1945 года. Особых событий не произошло, если не считать важ-ного решения советского правительства, принятого 4 января, о признании Временного Правительства Польши и установления с ним дипломатических отношений. Чрезвычайным и полномочным послом СССР в Польшу назначен Лебедев Виктор Захарович.
Под давлением Англии и США, 3 января турецкий меджлис постановил прекратить с 6 января дипломатические и экономические отношения с Япо-нией…
Парижское радио сообщило, что 30 декабря 1944 года в Везеле (департа-мент Ионна) в своем имении умер 79-летний писатель Ромэн Роллан.
… Начатое в двадцатых числах декабря немецкое наступление на люксем-бургско-бельгийской границе привело к образованию арденского клина глу-биной до 70 километров, и англо-американцы до сих пор не сумели ликвиди-ровать это клин, хотя у англичан хватило сил отнять Афины из рук греческих патриотов. Какая доблесть! Партизаны ЭЛАС ушли в горы, и лишь сотни женщин в северных рабочих кварталов греческой столицы захвачены в плен английскими войсками. Об этом, не покраснев, англичане сообщили через агентство Рейтер. Славу английских побед над греческими патриотами пожал генерал Скоби.
Впрочем, для англичан вообще понятия места и положения, а также слава существуют в особом аспекте. Вот в «Британском союзнике» № 49 (121) от 3 декабря 1944 года, издаваемом министерством информации Великобритании, помещена статья Вильяма Дальтона – английского крысолова Сити. В статье, названной «Моя работа в военное время» Дальтон дал целую генеалогию крысы и умных ее действий и закончил эту смешную статью словами: «Я горжусь сознанием, что я, крысолов, своей работой вношу скромный вклад в общее дело обороны моей родной страны».
Это англичанин считает, что разгром Германии зависит от уничтожения крыс в Лондонском Сити (аллегорично, если он прав), а Черчилль и Скоби уверены, что демократия состоит из изгнания греческих патриотов с улиц Афин в горы.
Не мешало бы к анекдоту, имеющему хождение сейчас у нас, прибавить еще одну строку: «Папа, прочисти очки английским лордам». Пока же этот анекдот ограничивается просьбой сынишки к своему фронтовику-отцу:
– Папа, убей немца, еще убей петуха, который несет яичный порошок, и убей интенданта, который ходит к нашей маме и носит из склада твой паек…
… Нельзя обойти молчанием хотя бы некоторые положения, выдвинутые Рузвельтом в его послании от 6 января к конгрессу. «Сейчас, когда собрался 79 конгресс, – сказано в послании, – мы достигли самой критической фазы войны.
… В области внешней политики я предлагаю действовать вместе с объе-диненными нациями не только в войне, но и для одержания победы, ради ко-торой ведется война. Нас объединяет не только общая опасность. Но и общая надежда… Мир можно построить и сохранить лишь единой решимостью сво-бодных и миролюбивых народов… Лично я убежден…, что нельзя достиг-нуть прочного мира без сильной Америки – сильной как в социальном и эко-номическом, так и в военном смысле… После войны Соединенные штаты должны обеспечить работой все свое население… 1945 год может и должен стать свидетелем основательного начала организации всеобщего мира».
В ночь я с капитаном Павловым срочно выехал на Варшавское направле-ние.
13 января. Вечером радио известило, что 1 Украинский фронт под коман-дованием маршала Конева перешел в наступление в районе Сандомира, углу-бился на 40 километров и расширил прорыв до 60 километров. Наконец-то тронулся зависленский лед.
Мы с Павловым при штабе 1-го Белорусского фронта.
17 января. Вслед за Первым Украинским перешел в наступление 14 января 1-й Белорусский фронт. Войска маршала Жукова ударили по немцам с двух плацдармов на западном берегу Вислы. За три дня фронт прорыва достиг 120 километров, а глубина продвижения наших войск исчисляется 60-ю километ-рами. 16 января взят город Радом, а сегодня вечером закончено очищение от вражеских войск всей польской столицы – Варшавы. Начавшееся наступле-ние Красной Армии в Польше, несомненно, окажет большое влияние на весь ход войны в Европе, поскольку рушится германская крепость на востоке и Красная Армия выходит на оперативные просторы германского направления.
Начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковник Малунин сказал нам, что можем взять документы и возвращаться в Горький. В Варша-ве делать нечего.
…В центральных газетах еще 16 января появилась публикация «коммю-нике югославского короля». В нем сказано, что король Петр II отвергает вы-работанное осенью 1944 года соглашение премьер-министром Шубашичем и маршалом Тито о временной организации власти в Югославии. Петр II воз-ражает против учреждения регентства на время, пока Учредительное собра-ние установит форму правления, а также против роли Антифашистского Веча Национального Освобождения, как временного законодательного органа.
Конечно, Петр II сделал это не без суфлерства некоторых английских пра-вящих кругов, но английские газеты осудили югославского короля. А газета «Стар» даже написала, что «юноша с замашками самодержца может оказаться без трона».
Опять таки поднял голову человек, сидящий на английских харчах. Стран-но, даже эта война не отбила у Англии охоту поддерживать всяческие коро-ны.
19 января. Войска 2-го Белорусского фронта, перешедшие в наступление 14 января на двух плацдармах на западном берегу реки Нарев севернее Вар-шавы, в результате четырехдневных боев соединились и продвинулись до 40 километров. Расширив прорыв до 100 километров по фронту.
На фоне наших успехов Черчилль смог заявить вчера в своем выступлении в палате общин: «Я могу сказать Германии от имени Объединенных наций: если вы капитулируете сейчас, то все, что вам придется вынести после войны, нельзя будет сравнить с тем, что вам в противном случае придется претерпеть в течение 1945 года».
Черчилль согласился с Рузвельтом, что злоупотребление силой является политикой силы. Но тут же, забыв о последовательности, он считает, что в Греции англичане правильно применили силу, хотя именно там они ее непро-стительно злоупотребили, навязав греческому народу власть реакционеров. Чтобы найти какое-либо оправдание своей политики в Греции, Черчилль да-же рискнул сесть в галошу. Он сказал: «Войска ЭЛАС сыграли весьма не-большую роль в борьбе против немцев за последние два года. Они притаи-лись, выжидая момента для захвата власти и превращения Греции в коммуни-стическое государство». Черчилль, наверное, рассчитывал на короткую па-мять у мировой общественности, рискуя такими неосторожными фразами дать себе по затылку. Ведь мы помним, как в 1943 году было от имени Чер-чилля передано по радио поздравительное послание бойцам ЭАМ за их под-виги в борьбе с немцами. И только с мая 1944 года, учуяв носом коммунисти-ческую опасность, Черчилль дал установку британской радиовещательной корпорации не упоминать в своих передачах об ЭАМ и ЭЛАС. Но и после этого радио проговорилось и сказало правду о том, что 14000 немцев убиты греками, т. е. именно бойцами ЭЛАС.
Нехорошую славу завоевывает себе Черчилль своей политикой в Греции.
… Но… взят Краков войсками 1-го Украинского фронта. Перешел в на-ступление 4-й Украинский фронт. Перешел в наступление 3-й Белорусский фронт в Восточной Пруссии и за 5 дней продвинулся в глубину на 40 кило-метров и расширил прорыв до 60 километров. Войска Жукова заняли Лодзь, войска Рокоссовского заняли крепость Модлин (Новогеоргиевск). В крепости и на подступах к ней обнаружены бронированные кольца высотой до трех метров. Это выше, чем Черчилль на трибуне, а не удержало наших войск.
Весь мир ощущает ураган нашего наступления.
22 января. Францию мы считаем освобожденной, но печать сообщает не-вероятные факты о том, что в атлантических портах – в Руайяне, Ля Рошели, Лориане, Сен-Назере до сих пор держатся немецкие гарнизоны, так как фран-цузским внутренним силам сопротивления не хватает оружия и боеприпасов для ликвидации этих немецких очагов, а Англия, нашедшие войска против греческих патриотов, не сможем выделить необходимых сил в помощь фран-цузам. Двадцатого числа один из студентов Московского Университета спро-сил английскую парламентскую делегацию о причинах медленного развития операции на западе, на что господин С. Кинг-Холл сказал: «Англия, как мор-ская страна, сосредотачивает свои усилия на морской войне, но на это об-стоятельство не всегда обращают внимание в странах континентальных и это не всегда встречает здесь должное понимание». Мне вспомнилась, в связи с этим, фраза из выступления Черчилля 18 января в палате общин: «Англии выпала обязанность играть руководящую роль на Средиземном море». Ясно. В силу этого, а не в силу любви к демократии, Англия и вцепилась в Гре-цию…
… 20 января взят войсками 3 Белорусского фронта (Черняховский) город Тильзит. Завязались бои на Кенигсбергском направлении.
…Страшась усиления Советского Союза, некоторые американские деяте-ли взялись за составление политических анекдотов. В одном из журналов, на-пример, под снимком Сталин, Рузвельт, Черчилль на Тегеранской конферен-ции сделана подпись «Утренний разговор»:
Черчилль сказал: – Видел я интересный сон, будто бы меня назначили премьером государства объединенных наций…
Рузвельт ответил: – Представьте, господин Черчилль, что и я видел себя во сне президентом объединенных наций…
Сталин, вмешавшись в разговор, улыбнулся: – Не помню, господа, чтобы я назначал Вас на эти должности.
Одним словом, что такое: кругом газ, а внутри черт? – спросил азербай-джанец и сам же ответил: «Это моя жена «в газовом платье». Таковы некото-рые американские журналы и некоторые политические деятели. Это их имел ввиду Рузвельт в своем послании к конгрессу от 6 января, сказав: «Все мы знаем, что в нашей столице есть некоторые люди, чья задача в значительной степени заключается в разжигании раздоров и в преувеличении нормальных и здоровых разногласий – так, что они кажутся непримиримыми конфликтами».
… Реакционный греческий премьер Пластирас, которого английский лей-борист Кокс справедливо назвал чудовищем, грозит сурово расправиться над патриотами из ЭЛАС. Этот храбрец улепетнул из Греции в Англию, когда немцы появились на Балканах, а теперь явился в Афины наводить монархиче-ские порядки. По шее бы его из Греции.
……………………………………………………………………………….
 Наши войска оказались в 350 километрах от Берлина. И вот мировая ре-акция подняла свой голос в защиту «бедных немцев», в защиту эмигрантской польской клики и т. д. 10 января в Йоркшире выступил консервативный член английского парламента Р. Т. Бауэр с призывом «не выдавать Польшу на рас-терзание Советскому Союзу». Эту речь передавала для Англии рация агентст-ва Рейтер. Американский сенатор Уилер 15 января выступил в сенате с на-падками на англо-американо-советский союз, на конференцию в Думбартон-Оксе (о системе послевоенной безопасности) и политику безоговорочной ка-питуляции Германии.
Все это в такой мере надоело нам, что в «Известиях» от 20 января 1945 года появилась статья шести депутатов Верховного Совета СССР с достойной отповедью клеветникам и немецким адвокатам. Но этого мало. При встрече «большой тройки» должен быть серьезный разговор.
… 20 января подписано в Москве соглашение о перемирии с Венгрией. Документ подписан представителями Венгрии, СССР, Великобританией и США. Триста миллионов американских долларов, – вот стандартная цена из-держек войны для каждого из бывших немецких прихвостней…
… С 16 по 19 января в Москве происходила конференция французской конфедерации труда и Всесоюзного Центрального Совета Профсоюзов СССР. Принято решение, создан франко-советский профсоюзный комитет. Присутствовал секретарь Всеобщей конфедерации труда Бенуа Фрашон. На-до усматривать в факте создания франко-советского профсоюзного комитета преддверие создания международного профсоюзного объединения на широ-кой демократической базе.
… 3-й Белорусский фронт овладел городом Гумбинен в Восточной Прус-сии. Первый Украинский фронт вторгнулся в пределы Немецкой Силезии на 30 километров в глубину и на 90 километров по фронту и занял города Крайцбург, Розенберг, Ландсберг, Гуттентаг. 2-й Белорусский фронт ворвался в Восточную Пруссию с юга на фронте в 80 километров, углубился на 25 ки-лометров и овладел городами Найденбург, Аллендорф, Танненберг.
Вот и снова русские пришли в Танненберг, под стенами которого в 1410 году объединенные силы русских, поляков и литовцев наголову разбили не-мецких тевтонских рыцарей.
… Югославский король Петр II решил все же прекратить переговоры с маршалом Тито при посредстве Шубашича и предложил ему уйти в отставку. Лондонское радио утверждает, что Петр II намерен назначить на должность премьера Милану Гролу, главу оппозиции к соглашению Тито-Шубашича. Надо полагать, что во всей этой свистопляске отражается недовольство анг-личан сложившейся на Балканах обстановкой сильных советских позиций. Но… англичане и здесь могут оказаться с таким же носом, с каким оказались уже в Польше, признавая до сей поры правительство Арцишевского, Квапин-ского и Рачкевича (президента, избитого розгами польских крестьян еще в сентябре 1939 года).
… 22 января 1945 года в Восточной Пруссии заняты города Инстенбург (3-й Белорусский фронт), Алленштайн, Остероде, Дотши Айлау (2-й Белорус-ский фронт). В немецкой Силезии заняты города Конштадт и Гросс Стрелиц (1-й Украинский фронт).
Операции в Восточной Пруссии развиваются с явной тенденцией отрезать всю прусскую группировку немцев от остальной Германии. Это случится обя-зательно. Наши войска выйдут к устью Вислы, т. е. в район Данциг-Эльбинг.
Красная Армия дает пример всему миру, как надо поступать с немецкими фашистами: окружать их и уничтожать. Но наши союзники все еще продол-жают наивничать. Например, американский журнал «Либерти» сообщил не-давно о работе американской школы по перевоспитанию 89 немецких поли-цейских, взятых в плен в городе Аахен. Эти фашистские лоботрясы усваива-ют английский язык, постановления оккупационных властей и военную веж-ливость. В перерывах между занятиями они домогаются от американцев со-гласия восстанавливать немецкие города, обещая за это отказаться от битого всеми Гитлера. Странными делами занимаются американцы, недостойными их делами.
23 января. Стало известно, что правительство Шубашича, обсудив пред-ложение Петра II об отставке правительства, решило не предпринимать ника-ких шагов. Это означает, что Шубашич по-прежнему считает себя премьер-министром Югославии.
… Парижское радио сообщила о панике в берлине. Там лихорадочно строят противотанковые препятствия, страшась советских танков.
… Сегодня войска 3-го Белорусского фронта форсировали реки Дайме и Прегель. Заняли города Лабиау и Велау на подступах к Кенигсбергу. А также города Даркемен, Бенкхайм, Тройбург. 2-й Белорусский фронт овладел в Восточной Пруссии городами Виленберг, Ортельсбург, Морунген, Сааль-фельд, Фрайштадт. 1-й Украинский фронт вышел на реку Одер в районе Бреслау на участке в 60 километров по фронту.
Юго-западнее Будапешта наши войска оставили город Секешфехервар. Немцы, потеряв самообладание, упорно лезут головой в ловушку.
25 января прибыли в Москву.
Вчера Петр II целых два часа уговаривал Шубашича согласиться на уход в отставку. Позднее кабинет заседал и подтвердил свое прежнее решение не уходить в отставку. Интересный номер с классическим ударом по королев-ской шее. Шубашич – молодец.
Вечером сегодня гремели салюты Москвы: войска 2-го Белорусского фронта (маршал Рокоссовский) заняли ряд городов и вышли на побережье Данцигской бухты, отрезав тем самым восточно-прусскую группировку нем-цев от центральных районов Германии.
Немцы в смятении. Они даже не в состоянии скрыть этого смятения и бу-квально вопят в страхе перед девятым валом нашего наступления, перед на-шими полками, идущими на Берлин.
Известный радио-генерал Дитмар заявил: «… на нас двигаются апокалип-тические полчища… То, что еще недавно было для жителей центральных районов… отдаленной угрозой, стало теперь их непосредственной судьбой… Все поставлено на карту… Нам остается победить или погибнуть».
Вслед за Дитмаром огласил Германию своими воплями Лей. Он сказал немцам: «Мы переживаем то, что переживают люди, когда разбушевавшаяся стихия разрушает построенные ими дамбы». В газете «Гамбургер фремденб-латт» появилось признание, что «Пространство уже не является нашим по-мощником. Теперь решается исход войны…»
Взирая на огненный вал нашего наступления, Зюндерман скулит: «Нам остается сказать: на баррикады!»
Что ж, идите на баррикады. Красная Армия умеет брать и баррикады. Там не усилите. Нигде не усидите.
Датское прессбюро распространило сообщение, что германское прави-тельство и гражданская администрация уже эвакуируются из Берлина. Все иностранные корреспонденты уведомлены о необходимости быть готовыми в любой момент покинуть немецкую столицу.
… Второй и Третий Белорусские фронты завершили прорыв обороны противника в районе Мазурских озер, заняли города Бартен, Дренгфурт, Рас-тенбург, Райн, Николайкен, Рудшани, Пуппен, Бабинтен, Теервиш.
Вот бы в наше время воскрес чванливый немецкий маршал Огильви, ко-торый Петру I составил диспозицию на взятие одной Нарвы за трехмесячный срок (Правда, Петр Великий плюнул на эту экспозицию, и взял Нарву за не-делю). Воскрес бы он и посмотрел, какие темпы наступления развивает рус-ский солдат, которого Огильви презрительно называл «мужиком с ружьем». Глаза бы на лоб вылезли у этого ученого Огильви…
26 января. Утром выехал в Горький один. Капитана Павлова оставили в штабе МВО. Пошлют снова в Польшу, а мне предложено преподавать в ВПУ…
28 января 1945 года. Гитлеру настолько стало тяжело, что он своего быв-шего посла в Будапеште фон Ягова мобилизовал и послал в армию рядовым солдатом. С какого из берлинских вокзалов отъехал в армию фон Ягова, с восточного, называемого Силезским (Щлезише бангоф), или с западного, на-зываемого «Шарлотенбург» и расположенного в нарядном когда-то аристо-кратическом квартале столицы? Ведь с обоих фронтов движется смерть на Германию. Впрочем, фон Ягова мог бы и не выезжать из Берлина, не затруд-нять своего дворянского фонства: Красная Армия все равно скоро пожалует в Берлин.
Жаль, что меня оторвали от Павлова, ведь он попадет в Берлин…
Немцы хотели разрушить наш Ленинград, нашу Москву, а судьба оберну-лась им разрушенным или подлежащим разрушению Берлином. Ленинград выдержал 900-дневную блокаду и награжден 26 января орденом Ленина. Бер-лин не выдержит и будет награжден презрением и позором. Берлину будут припомнены руины всех городов и столиц народов, по территории которых ступали сапоги немецких солдат, гремели немецкие танки. Припомнится ему и разрушенная Варшава, о которой польский посол в СССР С. Модзелевский на пресс-конференции в польском посольстве в Москве 25 января сказал: «Варшавы, как города, больше не существует. Остались развалины».
Голодному и бескровному населению Варшавы, как сообщило ТАСС 27 января, Советские республики безвозмездно послали 60 тысяч тонн хлеба. В это же время, прибавлю от себя, эмигрантское польское правительство дер-жит за границей огромные запасы продовольствия в качестве средства интри-ги… И власти государств объединенных наций, прежде всего США и Англии, не желают понудить польские эмигрантские круги к отправке продуктов, соб-ранных народом, в голодающую Польшу. Уж если хлеб господа польские эмигранты, с разрешения известных властей, решили пользовать в целях ин-триг, то они подавно будут использовать в этих целях польские вооруженные силы за границей. И мы еще увидим такие факты в этом направлении, что по-чешем переносицу от возмущения и гнева.
… В двадцать часов тридцать минут сегодня радио известило, что войска Первого Украинского фронта освободили от немцев Катовицы и завершили очищение от немецких оккупантов всего Домбровского угольного района, а также заняли ряд городов в немецкой (Верхней) Силезии.
Слушаем радио уже в Горьком.
1 февраля 1945 года. С 29 января по истекшую ночь бушевал Буран, реже звенели победные куранты Москвы, и все же Первый Белорусский фронт, ру-ководимый маршалом Жуковы, 29 января ворвался в Немецкую Померанию (Западнее и С. З. Познани). До Берлина 29-го января было 150 километров, а сегодня уже меньше 130 километров. Радостно. И за фронт радостно, и за всю страну и за себя: получил краткосрочный отпуск с выездом к семье. Началь-ник училища полковник Широков раздобрился…
К десяти утра я был уже на Канавинском вокзале. Там, у большой карты, написанной на холстине, толпился народ. Бурый шнур, пришпиленный к по-лотну карты, обозначал линию фронта. Она острой дугой выдвинулась к Франкфурту на Одере…
… Мне редко выпадало счастье, но сегодня повезло: откуда ни возьмись, прибыл поезд из Свердловска, и мне удалось достать на него билет. Завтра буду в Москве, а послезавтра обниму семью.
2 февраля. И всегда у нас так делается, что любую радость превратят в га-дость. Поезд наш задержали в Петушках целых шесть часов и даже не посчи-тали нужным предупредить пассажиров. В Москву прибудем с таким опозда-нием, что на сталинский поезд я не попаду и буду вынужден сидеть сутки на московском вокзале.
Без десяти минут три. Наш поезд подошел к Курскому вокзалу. Выбежав к трамвайным остановкам, я с большим трудом ворвался в трамвай 33 и через Ильинку, Таганку, Прачечную добрался до Павелецкого вокзала. Но, час от часу не легче: поезд на Сталино не только давно уже ушел, но и снова пойдет лишь 4 февраля. Он соизволит возить пассажиров только по четным дням, а за остальное не обессудьте… Забота о человеках изумительная: сиди и мерз-ни в не отопленном вокзале, пока истечет твой краткосрочный отпуск.
Сразу потерялась вера в разумное и графиковое. По примеру других, я от-правился искать счастье в сумбуре и почти стихии. На отправочной платфор-ме толпился народ, на путях стоял поезд, пыхтел паровоз. Мне сказали, что он отправляется только до Ельца и отходит через полминуты. Я и еще один лейтенант из кратко-отпускников бросились к поезду. Он уже скрипел и по-звякивал, медленно отходя от платформы. Но мы успели вцепиться в поруч-ни, взобрались на подножку… начали колотить кулаками в запертую дверь. С большим трудом удалось заставить проводницу открыть нам дверь. Провод-ница кричала, что в вагоне «нет местов». Но мы вошли и от злости заскрипе-ли зубами: вагон был почти совершенно пустой…
……………………………………………………………………………….
Мы еще не знали, как удастся нам добраться из Ельца до Старого Оскола. Надеялись прицепиться к какому-нибудь товарному поезду. В нем должно быть не на очень много холоднее, чем в нашем пассажирском вагоне. Эконо-мия! Мы, русские, готовы замерзнуть из-за этой «экономии», имея массу леса и угля. Вот уж действительно, скупой богач беднее нищего…
… Ехавший со мной лейтенант, оказывается, всю почти войну пролежал в госпитале: не успевал он вылечить одни раны, как, по прибытии на фронт, получал новые. Его даже так и не успели аттестовать на присвоение более высокого звания. Он рассказывал много занятных историй и анекдотов. В ча-стности, он рассказал о своем участии в первом налете наших самолетов на Тильзит 22 июня 1941 года. Во время этого налета лейтенант и получил пер-вое ранение.
Перед войной лейтенанту пришлось быть в Финляндии. Там он в одном из театров наблюдал веселую и одновременно грустную картину: какая-то рабо-чая организация заарендовала театр на одну постановку для объединенных ею рабочих и служащих древесной промышленности. Народу набилось много. Перед открытием спектакля у занавеса появился конферансье, обвешанный бубликами, конфетами, колбасами и другими продуктами. Появился и стоит себе молча, посматривая на публику. Прошло минут пять такого неловкого молчания, и в публике раздались голоса:
– Конферансье, чего же вы молчите?
– А чего мне кричать? – возразил конферансье. – У меня все есть. Мне только непонятно, чего публика молчит?
В зале, понявшем остроту конферансье, поднялся невообразимый шум восторга, но в этот момент в складках занавеса показалась рука. Она схватила конферансье за шиворот и уволокла его за кулисы, а потом – в полицию. В Финляндии не допускалась подобная критика.
Потом лейтенант рассказал бытовую картинку из жизни наших базаров. Однажды пришлось лейтенанту покупать молоко у одной горьковской ста-рушки. Молоко показалось подозрительным, но старушка расхваливала свое молоко без меры. Лейтенант проходил мимо, имея в руках авиационный вет-рогон. Он заставил старушку бросить капельку молока на ветрогон, начал его вращать, тараща глаза и делая лицо свое очень серьезным. Потом, орудуя ло-гарифмической линейкой, к большому удивлению старушки, «подсчитал», что в ведре молока находится 3 стакана воды и предложил старушке следо-вать в милицию. Испуганная старушка взмолилась: – Отпусти, голубчик, по-милуй. Я тут не виновата. Это, это внучка плеснула два стаканчика…
… Чертовски все относительно. В половине первого часа наш поезд при-был в Елец. И вдруг, глазам не верилось, на путях мы обнаружили поезд Мо-сква-Сталино. Он, оказывается, шел с большим опозданием. Бурей ворвались мы в него и помчались к Старому Осколу. За окнами бежали снежные поля, раскорячистые телеграфные столбы. Изредка, точно бронзовая художествен-ная вязь на белых изразцах печки, мелькали на снегу бурые верхушки про-шлогодних бурьянов. По обочинам дороги, утомляя глаз, тянулись щиты, щи-ты, щиты, задерживающие снег…

КОНЕЦ ЧЕТЫРНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 15-я (3 февраля 1945 г. – 24 февраля 1945 г.)
В Ельце еще мы узнали, что переговоры Финляндией и СССР о снабжении финского населения продуктами в обмен на стратегическое сырье закончи-лось 31 января 1945 года подписанием соглашения, по которому мы должны поставить Финляндии до 1-го июня этого года 30 тысяч тонн продовольст-венного зерна, 1000 тонн сахара и 300 тонн кондитерских изделий. Нам это не очень легко сделать, имея ограниченные продовольственные ресурсы. Но, как заявил Черчилль 18 января в английской палате общин, «Маршал Сталин весьма пунктуален. Он скорее опережает свои сроки, чем отстает от них». Финляндия получит от нас все это полностью и в срок. Только пусть благода-рит она нас не так, как отблагодарила за 20 тысяч тонн зерна, отпущенные ей советским правительством в мае 1941 года...
… В Старый Оскол я прибыл в 19.30 3-го февраля, а до квартиры дота-щился лишь в 22 часа. Никакого транспорта, доставляющего пассажиров от вокзала до центра города, здесь не оказалось. По дороге, скользкой от голо-ледицы, таща на спине мешок со своими пайковыми продуктами, я еле доп-лелся до Комсомольской улицы, дом № 35.
5 февраля 1945 года. Живу в Старом Осколе. Стоит теплая погода, но в квартирах холод: нет топлива. В магазине военторга длиннохвостая очередь за хлебом. Вышла какая-то накрашенная дамочка и сказала:
– Хлеб для детей будем давать только вечером, а женам офицеров совсем давать не будем…
– А сахар? – раздались вопросительные голоса в толпе.
– Никакого сахара до нового урожая не будет, – со злостью сказала на-крашенная дамочка и, вильнув хвостом, скрылась.
Как депутат городского совета, я написал письмо в Москву, отоптал поро-ги местных райторгов, райсоюзов, картбюро и пекарен. Везде обещают ис-править трудность, но… продуктов пока никому не дали, хотя староосколь-ская мельница имеет много муки, и мука эта лежит в штабелях мешков.
Зашел я и к военному прокурору. Туповатый человек с символической фамилией Козолуп. Он сжился со всеми безобразиями и лень ему пальцем шевельнуть, чтобы устранить безобразия. Вообще, крайне разочарован я тем, что увидел в моем родном городе. Надежда только на то, что, когда кончится война, придут сюда горячие патриоты города и наладят жизнь по настоящему, а нынешних чиновников выбросят из города, как балласт…
7 февраля. В Старый Оскол все вести, как жаловалось население, прихо-дили с опозданием. В этом я убедился и на личном опыте. Только сегодня я узнал, что немцы перенесли свою столицу из Берлина в Нюрнберг еще 3-го февраля. Что с 31 января по 2 февраля в Москве состоялся Поместный Собор Русской Православной церкви. Собор этот, открывшийся в Воскресенском храме в Сокольниках, единогласно избрал Патриархом Московским и всея Руси митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия, а также принял интересное обращение к христианам всего мира и к Русской Православной Церкви, к Правительству СССР. В последнем обращении «Поместный Собор Русской Православной церкви», отметив, что «Во всей своей жизни наша церковь встречает полное содействие в своих нуждах со стороны Правитель-ства…», указывал:
«Русская Православная церковь на протяжении всей русской истории жи-ла со своим народом одной жизнью. И сейчас, в дни Великой Отечественной войны, в дни напряженной борьбы всего миролюбивого человечества с кро-вавым фашизмом, наша церковь всю себя отдает на служение дорогой Родине и нашему народу. Она счастлива тем, что в общее дело победы, в годину тя-желых испытаний, и она, вместе со всей страной, вкладывает свою посиль-ную долю».
Нельзя не поместить в свои записки некоторые выдержки из речи пред-ставителя нашего правительства – председателя совета по делам русской пра-вославной церкви при совнаркоме СССР тов. Г. Карпова, произнесенной на поместном соборе. Он сказал: «… Я глубоко уверен, что решения Поместного Собора послужат делу укрепления церкви и явятся важным отправным мо-ментом в дальнейшем развитии деятельности церкви, направленной на по-мощь советскому народу в достижении стоящих перед ним величайших исто-рических задач…
… Православная Русская церковь в дни тяжелых испытаний, которым не-однократно подвергалась наша Родина в прошлом, не порывала своей связи с народом, жила его нуждами, чаяниями, надеждами и вносила свою лепту в общенародное дело. В церквах и монастырях зародилась письменность и складывались первые летописи о жизни нашей страны; стены церквей и мо-настырей неоднократно выдерживали осады иноземных завоевателей; многие выдающиеся деятели церкви пожертвовали своей жизнью за благо Родины. И в наши дни… Православная русская церковь с первого дня войны приняла самое горячее участие в защите Родины всеми имеющимися в ее распоряже-нии средствами и возможностями.
Выдающийся церковный деятель, мудрейший старец Митрополит, а затем – Патриарх Сергий, глубоко понимавший смысл происходящих событий, бла-гословил православных на защиту границ Родины… Патриотическая дея-тельность церкви нашла свое выражение не только в посланиях, церковных проповедях, но и в сборе пожертвований на строительство танков, самолетов, на помощь больным, раненым, инвалидам, сиротам войны. Правительство Советского Союза с глубоким сочувствием относилось и относится к меро-приятиям церкви, направленным на помощь в борьбе с врагом.
В нашей Великой стране, с победой нового, невиданного еще в мире, со-циалистического, самого справедливого строя, установились и новые взаимо-отношения между церковью и Государством. Великая Октябрьская Социали-стическая Революция, раскрепостившая и освободившая наш народ, освобо-дила и Русскую Православную церковь от тех пут, которые сковывали и стес-няли ее внутрицерковную деятельность…»
Без вдумчивого ознакомления с вышеприведенными высказываниями, на-до заметить, невозможно понять тех новых взаимоотношений, которые сло-жились у нашего государства с церковью сейчас. А понять их крайне надо. Не можем мы сейчас допустить ошибочной политики по отношению такой серь-езной общественной силы, как церковь – объединение миллионов и миллио-нов верующих граждан нашего государства.
… Быстро развиваются события и на фронтах. Характерно, что немцы то там, то в другом месте попадают в котлы и котелочки. Начинает казаться, что вся «стратегия» немцев состоит в том, чтобы сдыхать в русских капканах. Ва-рятся немцы в котле будапештском, варятся в котле познаньском, в котле… всегерманском. В этих условиях очень комичным выглядит Лей, выступая со своими пьяными радиообзорами и прогнозами. Недавно он сказал: «Поток советских армий штурмует жизненно-важные районы Восточной Пруссии… Плотины рушатся…, но, хотя германский фронт опрокинут, немецкий дух не опрокинут». Ах, пьяница-пьяница, когда же ты протрезвишься? Правда, про-трезвиться надо не только немецкому Лею, но и некоторым американским водолеям, вроде обозревателя «Нью-Йорк таймс» Болдуина, который раньше прославился глупыми пророчествами, что СССР не выдержит немецкого на-тиска, а теперь пытается доказать, что успехи Красной Армии объясняются отсутствием у немцев мощных оборонительных сооружений на Востоке. Он даже комичнее Лея выглядит: Лей, как никак, признал все же, что поток Красной Армии смыл немецкие восточные плотины (укрепления), а Болдуин через стекла своих очков ничего не видит, кроме ровненькой стратегической карты, висящей в его кабинете. Там, конечно, трудно обнаружить немецкие укрепления.
… Большим событием является декларация тысячи шестисот американ-ских священников некатолической церкви, адресованная Рузвельту, Черчил-лю и Сталину. В этой декларации, опубликованной 30 января, сказано:
«Свобода совести покоится на важнейшем принципе отделения церкви от государства, поэтому религиозные органы не должны принимать участия в государственных делах. Мы не можем допустить, чтобы лояльность солдат-католиков Объединенных наций была куплена ценою какой-либо политиче-ской сделки с Ватиканом. Наоборот, по нашему мнению, солдаты, разбираясь в вопросах лучше, чем «политиканы» их церкви, будут рассматривать такую сделку как измену тому делу, во имя которого они сражаются. Мы против всяких попыток вовлечения под любым предлогом свободных демократиче-ских государств в какую-либо сделку, в которой Ватикан или представители других религий будут принимать непосредственное участие или будут высту-пать в качестве посредников».
Декларация резко критикует вмешательство римского папы в междуна-родные дела, от вмешательства в которые Ватикан воздерживался с 1870 до 1929 года. Папа начал активно вмешиваться в политику с 1920 года, опираясь на фашизм, заключив союз с фашистскими странами. Папа поддерживал ре-жим Муссолини в Италии, Дольфуса и Шушнига – в Австрии, Гитлера – в Германии, Франко – в Испании, Петэна – во Франции и в нынешней войне выступил на стороне врагов демократии.
Давно еще так остро не выступало духовенство некатолического вероис-поведания против папы. Величайшая война размежевала силы на два боль-ших лагеря, на фашистский и демократический. Средины нет. Вот почему и не могли промолчать американские священники против папы, ставшего прочно в лагерь фашизма. Ранее имевшая место религиозная борьба между католицизмом и другими религиозными направлениями и религиями ныне вылилось в открытое столкновение, отражая собой острую борьбу народных масс с реакцией. В этом смысле декларация американских священников явля-ется большой важности прогрессивным историческим документом.
… Вечером 7 февраля 1945 года распространилось краткое, но очень важ-ное сообщение о том, что в районе Черного моря открылась конференция трех держав: СССР, США, Великобритании. Это известие я воспринял, как первую ласточку, провозвестницу скорой весны нашей победы над Германи-ей. Если бы победа была далека, то конференция сейчас не состоялась бы. Теперь можно утверждать, что Сталин, Черчилль и Рузвельт примут решение о судьбе Германии и всей Европы, ибо важнее этого сейчас не может быть вопроса. И очень важно, чтобы эти решения были приняты единодушно. Ведь чем ближе советские войска подходят к Берлину, тем острее становится зада-ча укрепления сотрудничества великих держав в деле разрешения германской и общеевропейской проблемы.
… Один из помощников Геббельса Зюндерман на днях выступил по радио и, желая ободрить немцев, сказал, что «Берлин не эвакуируется». Судя по то-му, что 4 февраля 1-й Украинский фронт маршала Конева форсировал Одер юго-восточнее Брелау и за три дня продвинулись на 20 километров в 80 ки-лометровой полосе прорыва, Берлину действительно не удастся эвакуиро-ваться… Я с трепетным желанием ожидаю создание Берлинского котла…
8 февраля 1945 года. Сегодня приехал из Москвы майор Степанов. Он привез «Британский союзник» № 4 (129) за 28 января 1945 года. В нем, на стр.9-12, опубликована полностью речь Черчилля в палате общин 18 января. Она озаглавлена «Отчет премьера Черчилля». Но я бы назвал ее иначе: «Как начиналось предательство господина Черчилля по отношению к демократи-ческим силам внутреннего сопротивления». Но… в целом, – это очень инте-ресная публикация. В ней есть звонкие подзаголовки, как «Наш принцип – верить народу» (собственно, пусть все устраиваются на основе плебисцита. Н. Б.), «Я первый поддержал маршала Тито» (Здесь же Черчилль подчеркнул, сто «иные из моих лучших друзей и майор Рандольф Черчилль находятся сейчас в Югославии вместе с ним и его войсками, т. е. с войсками Тито. Я глубоко надеюсь, что он окажется спасителем и объединителем своей страны, так как он, несомненно, является в настоящее время ее бесспорным хозяи-ном), «Британская политика в Греции» (в этом разделе Черчилль подчеркнул, что «наша высадка… была следствием военных конференций, на которых присутствовали генералы ЭЛАС и ЭДЕС… У нас было немного войск… Мы привезли продовольствие, одежду и другие товары… нас принимали с цвета-ми и радостными возгласами… Мы обеспечили безопасность Греции, прежде чем там вспыхнуло восстание… В ночь с 4 на 5 декабря 1944 года отряды ЭЛАС подошли на расстояние около тысячи ярдов от греческих правительст-венных учреждений и отеля «Гранд-Бретань» и на такое же расстояние от Британского посольства… Генерал Скоби донес, что в Афинах объявлена всеобщая забастовка... положение правительства Папандреу станет критиче-ским.
… Около двух часов ночи генералу Скоби было приказано любыми мера-ми восстановить порядок… На протяжении последующих 3-4 дней шла борь-ба, чтобы предотвратить … резню в центре Афин, в ходе которой была бы сметена всякая власть и установлен ничем не прикрытый торжествующий троцкизм. Я полагаю, троцкизм – самое хорошее определение для греческих коммунистов и прочих сект (Ну и ну, антитроцкист. Н. Б.)
… Благодаря решительности горсточки британских солдат… наступаю-щие были отбиты в Афинах и, по моему твердому убеждению, свобода Гре-ции была спасена (Это уже с одной стороны Козьмкрючковщина, а с другой – умственные упражнения мольеровского Журдена. Недаром в народе ходит анекдот о том, что на Тегеранской конференции на Черчилля напали пчелы. Он спросил у Рузвельта, почему на меня напали пчелы? Рузвельт улыбнулся и сказал: «От вас пахнет демократической липой»… Н. Б.) … В день Рождества я счел необходимым вместе с министром иностранных дел Иденом отпра-виться в Афины… Я хотел лично разобраться, чем можно помочь делу.
… На конференции, которую архиепископ Дамаскинос по моей просьбе созвал в Афинах и в которой участвовали все партии, включая ЭАМ и комму-нистов, люди, которых разделяла жгучая и смертельная вражда, уселись во-круг стола и оказались единодушными в вопросе о регентстве. Они считали, что есть только один человек, который может занять этот пост…
… По возвращении мы с минделом положили много труда, чтобы добить-ся согласия греческого короля (замучились, бедняги, в своей возне с марио-неткой в гогенцоллерновской короне! Н. Б.) 31 декабря 1944 года архиепи-скоп Дамаскинос впредь до учреждения регентства был облечен королевской властью… Он призвал генерала Пластираса, и тот… сформировал правитель-ство в составе либералов, социалистов левого крыла и демократических рес-публиканцев, т. е. представителе, как нас заверяли (а вы хотели этому верить Н. Б.) всех современных течений, но бесспорно сугубо отрицательно настро-енных в отношении коммунистов…»
Вот вам и отчет господина Черчилля, поставившего во главе Греции са-мую реакционную группу и задавившего греческую демократию. И на дол-гое-долгое время Греция будет очагом беспокойства на Балканах, очагом ан-тисоветских интриг в районе Средиземного моря…
11 февраля 1945 года. Был в полуразрушенном Старооскольском музее. Там почти ничего не осталось, кроме обгоревшей подшивки газет. Листая эту подшивку, я натолкнулся на номер «Правды» от 14 марта 1936 года, в кото-ром сообщалось о любопытном голосовании в английском парламенте вопро-са о введении социализма. Столь почти невероятное голосование имело место 12 марта 1936 года. За социализм тогда было подано 100 голосов, против – 121 голос, а остальные депутаты недоуменно воздержались от голосования. Чем же было вызвано голосование вопроса о введении социализма в Англии? Нашими сияющими успехами, засиявшими в 1936 году над миром наподобие яркого солнца, и очевидным тупиком, в который зашел капитализм…
… Среди газетной подшивки я обнаружил также две газетных вырезки. Одна из «Учительской газеты» за 6 июня 1941 года, а вторая – из «Курской правды» за то же число. Интересно, что эти газеты за 16 дней до начала вели-чайшей мировой войны даже тени догадки о ней не имели на своих страни-цах, вели себя безмятежно, и увлекались «редкими явлениями». Они, напри-мер, не народ звали к бдительности, а бдительность прятали от народа, пре-доставляя ему читать «случаи»… «Португальский летчик Видерира, летая над бухтой Луанда (Ангола), подвергся нападению огромного орла. Видерира бы-стро произвел вираж, но орел смертельно ранил летчика».
Остальной тон газетных материалов был таков: «Нам все нипочем, нас врасплох не застанешь!» Последующее время показало насколько этот тон был ложен. Хорошо, если бы к этому шумно-трескучему, ложному до мозга костей, тону наша пресса никогда не вздумала возвращаться… Но она, если ей не напоминать об уроках прошлого, может «ничего не забыть и ничему не научиться».
……………………………………………………………………………….
Но возвратимся к современности. Четвертого февраля 1-й Украинский фронт форсировал реку Одер и ведет бои с немцами на ее левом берегу. И вот, взволнованный этим фактом, немецкий генерал Дитмар, говорят, попро-сил позавчера немцев забыть все его изречения за первые два месяца 1945 го-да и за все предшествующие года. Конечно, все сказанное Дитмаром, нельзя и бесполезно помнить, но последние его изречения полезно воспроизвести в моих записках, чтобы Дитмара, как котенка, потыкать мордочкой в свои де-ла… В недавнем радиообзоре Дитмар сослался на Фридриха II, дух которого должен спасти Германию, процитировал королевское изречение:
«Я и впредь буду вынужден балансировать на высоко протянутом канате и стремиться всячески предохранить себя от падения», после чего рявкнул на всю Германию: «И мы вынуждены балансировать на высоко протянутом ка-нате… Мы должны с полной ясностью сознавать, что с обеих сторон нам гро-зит опасность, пропасть. Только почти сомнамбулическое спокойствие может предохранить нас от смертельного падения… Кроме того, наступление рус-ских к Одеру замедлилось… Одер стал рекой, на которой решается судьба Германии...»
Вот мы и берем Дитмара, как котенка, и тычем его мордочкой в его… слова о значении Одера. Одер форсирован Красной Армией и Дитмару не долго еще пускать свои изречения в эфир: его судьба приблизилась… Конеч-но, некоторые тупоголовые немцы попытаются еще выполнить совет Дитма-ра. Они побалансируют на высоко поднятом канате и сделают что-либо для подъема немецкого духа. Германское радио, например, сообщило о патрио-тическом поступке родственников фельдмаршала Гинденбурга, сдавших в фонд сбора текстиля мундир фельдмаршала, который он носил при сражении под Танненбергом в 1914 году. Но фельдмаршальским мундиром Берлина не спасешь. Это, видимо, многие в Германии начинают понимать. В частности, понимает и немецкая грабь-армия.
В сегодняшней утренней радиопередаче мне пришлось прослушать вос-произведенное в нашей прессе письмо гитлеровской активистки фрау Хилли Барванской на имя Геббельса. Письмо это было захвачено 2 февраля войска-ми 2-го Белорусского фронта в городе Гутштадт (Вост. Пруссия). Вот текст этого письма, показывающего безотрадную картину проходящих воинских частей и местного фашистского аппарата.
«Гутштадт, 1 февраля 1945 года.
       Г-ну Имперскому министру пропаганды
 Доктору Геббельсу. Берлин.
Надеюсь, что эти немногие строки дойдут до вас. Мы переживаем здесь, в маленьком городе Гутштадте, нечто ужасное. Хаос, хуже которого нельзя се-бе представить. Я прошу о немедленной помощи нашего фюрера.
Проходившие здесь наши солдаты грабили население, сбрасывали с себя мундиры. Улицы заполнены предметами обмундирования. Военные билеты, кобуры и шлемы – все, что может напомнить о солдате, валяется кругом. Тут же трупы застреленных лошадей, брошенные в спешке продукты, награблен-ные у населения в таком большом количестве, что их нельзя было захватить с собой.
Солдаты отбирали у жителей гражданское платье, переодевались в него и бежали. За ними последовали местные руководители: бургомистр и предста-вители национал-социалистских органов. Все они сбежали и бросили населе-ние на произвол судьбы. В городе – полная неразбериха. Солдаты и офицеры сказали нам: «Глядите сами, как вам унести ноги отсюда». К сожалению, не могу сейчас писать больше. Я желаю, чтобы эти строки дошли до вас. Верные фюреру солдаты оказывают мне услугу, беря это письмо с собой, и, если ока-жется возможным, отправят его в ваш адрес. Я верю вам.
Хочу добавить вам, что я старый член партии. Гаулейтер Эрих Кох меня хорошо знает. Ваш верный товарищ по партии Хилли Барванская.
Р. С. Ранее я жила в Кенигсберге. Пострадала от бомбежки
30 августа 1944 года.
Фашистская ведьма писала Геббельсу, не желая балансировать одиноко на канате. Но и Геббельс ей не мог помочь. Да и в Берлине был уже не меньший хаос, чем в Гутштадте.
Шведская газета «Моргонтиднинген» в корреспонденции из Берлина со-общила, что жители берлинских пригородов эвакуированы, многие дома взрываются, мосты через Шпрее минируются. Власть в Берлине целиком пе-решла в руки гестапо. В укрепленных точках города находятся отряды СС, целью которых является не столько оборона города, сколько подавление вся-ких попыток восстания. В Берлине в особых лагерях под сильной охраной со-держатся 250 тысяч рабочих. 7 февраля в Берлине была мобилизована третья очередь фольксштурма. Среди них много физически слабых людей. Одним словом, балансировать они не годятся и дух Фридриха II их не сделает более сильными.
Все ближе и ближе подступает к Берлину правосудие. Это видит весь мир. Мировая реакция, пытаясь заглушить радость революционной демократии, взывает к ней с требованием поменьше наказывать немцев, побольше их про-стить. Римский папа возглавляет эту оголтелую «человеколюбивую и богобо-язненную» шайку. Все слои человечества держатся другого мнения, требуют наказать Германию. К народам всего мира обратились также представители Православных Автокефальных церквей, присутствовавшие на созванном в Москве Соборе Русской Православной Церкви для избрания Патриарха Мос-ковского и всея Руси. Они заявили, что «имея ввиду теперешнее международ-ное положение, возвышают свой голос против усилий тех – особенно Ватика-на, - кто, пытаясь в своих выступления оградить гитлеровскую Германию от ответственности за все совершенные ею преступления и взывая к милосер-дию в отношении гитлеровцев, заливших кровью невинных жертв всю Евро-пу, хочет тем самым, по нашему мнению, оставить после войны на земле фа-шистское, человеконенавистническое, антихристианское учение и его носи-телей.
Христианская религия должна только благословлять усилия всего про-грессивного свободолюбивого человечества, направляемые сейчас к устрое-нию такого порядка на земле, при котором мир никогда не будет больше знать фашизма и кровавых, кошмарных агрессий, подобных гитлеровской. И православная церковь едиными устами и единым сердцем об этом усердно молится, призывая свое благословение и на оружие, обеспечивающее сейчас свободу всем народам от гитлеровской тирании, и на великих вождей про-грессивного человечества в предстоящей им послевоенной организации ми-ра».
Среди подписавших обращение – Христофор, папа и патриарх Александ-рийский; Александр III – патриарх Антиохии и всего Востока; Алексий – пат-риарх московский и всея Руси; Каллистрат – католикос и патриарх всея Гру-зии; Германос – митрополит Фиатирский и представитель Вселенского Кон-стантинопольского патриарха; Афиногор – архиепископ Севастийский и представитель Иерусалимского патриарха; Иосиф – митрополит Скоплянский и представитель Сербского патриарха; Иосиф – епископ Аржевский и пред-ставитель Румынского патриарха.
Москва, 7 февраля 1945 г.
… 12 февраля 1945 года. Вот и кончается мой отпуск, как и не было его. Собираюсь к отъезду из Старого Оскола, наношу прощальные визиты неко-торым знакомым. Забежал и к Труфанову Ивану, редактору газеты «Путь Ок-тября». Был уже вечер, и редакция принимала новости для газеты. Много ин-тересного. К исходу дня сегодня войск Красной Армии завершили ликвида-цию немецкой группировки в западной части Будапешта (Буда). Заняты – ко-ролевский дворец и старинная крепость, пленено 30 тысяч немцев.
На 25 апреля 1945 года назначено открытие в Сан-Франциско конферен-ции объединенных наций для выработки устава и создания международной организации безопасности. Но самой важной новостью явилось сообщение об успешном завершении Конференции руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании в Крыму. Конференция длилась 8 дней и приняла ответственейшие решения по вопросам: Разгром Германии, оккупа-ция Германии и контроль над ней, репарации с Германии, Конференция Объ-единенных наций, Декларация об освобожденной Европе, о Польше, о Юго-славии, Совещание Министров иностранных дел, Единство в организации мира и ведении войны. Если Тегеранская конференция длилась всего три дня (с 28 ноября по 1 декабря 1943 года), то через четырнадцать месяцев потре-бовалось удлинить срок работы новой конференции в два с лишним раза, так как теперь надо было союзникам договориться по решающим вопросам за-вершения войны и организации мира. Спланированы сроки, размеры и коор-динация новых ударов в сердце Германии с востока, запада, севера и юга. Достигнута полная договоренность союзных держав в отношении общей по-литики при оккупации Германии и установления контроля над ней. Уничто-жение германского народа не входит в задачу союзников, но они решили уничтожить германский милитаризм и нацизм, ликвидировать или взять под контроль все отрасли германской промышленности военного характера, ра-зоружить и распустить все германские вооруженные силы, уничтожить гене-ральный штаб и принудительно заставить Германию максимально возместить странам убытки войны (намечено взять с Германии натурой…)
В отношении освобожденной Европы союзники согласились развить и осуществить те демократические принципы, которые были провозглашены еще раньше, в частности на Московской и Тегеранской конференциях. Обсу-жден вопрос о Польше и разрешен в духе взаимопонимания: польское прави-тельство, в связи с новой обстановкой в Польше (освобождена Красной Ар-мией), будет реорганизовано на более широкой базе, но с сохранением ядра ныне существующего Временного Правительства Польской Республики.
Маршалу Тито дана рекомендация немедленно ввести в действие согла-шение, достигнутое между ним и Шубашичем.
Интересно отметить, что Германия будет разделена на зоны оккупации (США, СССР, Англия, Франция…, которую решено пригласить для оккупа-ции). Я это полностью приветствую…. Сейчас очень важно… не иметь еди-ного имперского германского государства. Да и факт «раздробления» Герма-нии сейчас ярче всего проиллюстрировал бы диалектический закон единства противоположностей в области истории: в прошлом столетии считалось про-грессивным объединение Германии, а сейчас благом для человечества явился бы раздел ее на части…
14 февраля 1945 года. Утром снова был у прокурора Козолуп. Он все та-кой же тупой и самодовольный. Никогда ему не суждено быть настоящим защитником советского правопорядка: он даже не может заставить одну из немецких наложниц возвратить жене офицера РККА стол, украденный в свое время при содействии немцев…
На улице тепло. На булыжник мостовой падал мохнатый снег, на тротуа-рах показалась вода, зашуршала ледяная корка в водосточных трубах. У зда-ния райсовета гоготала толпа женщин. А смеялись они на другую женскую толпу человек из пятнадцати, вцепившихся в грядки саней, в крутые полозья, в передок. И действительно было что-то комичное в этой картине, когда женщины в половине XX века тащили на себе большой воз дров для ФЗУ. Но пусть не улыбаются над этим наши потомки. Такую картину я видел на улице города, в котором почти два года хозяйничали немцы-оккупанты. Они имен-но к тому и стремились, чтобы уничтожить наш народ или низвести его на положение конного тягла. И пусть наши потомки прочтут о виденном нами регрессе, сопровождавшем немца-поработителя, и проклянут дурную память о кошмарном немецком нашествии, проклянут немецкую историю, связанную с именем Гитлера. Мы все имели, немцы уничтожили это, и наши сестры бы-ли вынуждены возить на себе сани с дровами. Мы все построим вновь и бу-дем ездить на автомобилях, но воз с дровами, толкаемый женщинами не за-будем. Он будет занесен в счет немецких преступлений… И не спрячутся немцы нигде от нашего возмездия. Командующий Будапештской группиров-кой немцев генерал-полковник Пфеффер Вильденбрух, желая скрыться о возмездия, залез в подземную канализационную трубу, но и оттуда его, во-нючего и мокрого, за шиворот извлекли наши красноармейцы…
15 февраля. В полночь жена и соседка пошли проводить меня на вокзал. Чемодан и вещевую сумку везли на кургузых салазках, то и дело нырявших носом в снег. Темнота и тишина, будто весь город вымер или заснул волшеб-ным сном. На вокзале горели только редкие-редкие тусклые огни…
В три часа утра 16 февраля, поцеловав на прощание жену, сел в поезд Сталино-Москва, а в 10.40 17 февраля прибыл в Москву. Не успел еще поезд порядком остановиться, как в вагоне появился милиционер. Закрыв наглухо двери, он громогласно объявил, что всех пассажиров велено вести в санпро-пускник, в центр города.
Вдруг послышалось хлопание, будто кто лупил в ладоши, а потом затре-щали сломанные доски. В вагоне сразу поднялась кутерьма: люди, сбивая друг друга, кинулись к взломанным дверям, наступая сапогами на поваленно-го в проходе милиционера.
– Под суд, все под суд пойдете! – вопил милиционер, пряча лицо под ниж-нюю полку, так как проходившие мимо пассажиры норовили поддеть его ус-петком.
Не желая впутываться в историю, я выбежал из вагона в другую дверь, предусмотрительно открытую проводником вагона в момент поднявшейся сумятицы.
За углом была трамвайная остановка. Сев на «Б», я доехал до широкого проспекта, ведшего к Курскому вокзалу, и пошел пешком к воинским кассам. Вскоре должен был отойти поезд № 86, следовавший через Горький в Сверд-ловск. Но… комендантская волокита с отметками и пометками затянулась так долго, что свердловский поезд ушел, и мене предстояло сидеть здесь до 19.40, надеясь уехать семьдесят четвертым поездом до Горького.
В ожидании время шло утомительно медленно. Хорошо еще, что при-шлось познакомиться с одним капитаном, который следовал в отпуск из Ле-нинграда в автозаводской район города Горького. Разговорились мы с ним о пережитом, о прошлых днях, о войне. Капитан заволновался, когда был за-тронут вопрос о первых налетах немецкой авиации на Горький.
– Я был тогда в Горьком, – сказал капитан, – и видел все непорядки, всю нашу неподготовленность к войне. ПВО полностью отсутствовало и немцы могли летать на Горький безнаказанно. Первый раз они совершили налет на автозавод имени Молотова 4 ноября 1941 года. Мне тогда пришлось быть на дежурстве вместе с начальником станции газированной воды Сергеем Павло-вичем Бруссер. И вот, как сейчас помню, заполыхали постройки цехов, гро-хот потряс землю… Директор завода Лоскутов (ныне генерал-майор) по пря-мому проводу вызвал Москву, лично наркому машиностроения товарищу Окопову крикливым голосом сообщил, что немцы бомбят завод…, сбросили уже 107 фугасок… Потом Лоскутов просил Окопова принять необходимые меры и помочь заводу авиацией отогнать врага.
Ничего не вышло. Никакой помощи Москва дать не смогла. Три месяца восстанавливали молотовцы разрушенный завод. 4 июня 1942 года немцы снова нанесли по автозаводу бомбовый удар. Все загорелось. От термитных бомб плавились станки. Конечно, – вздохнув, продолжил капитан. – Немцам легко было бомбить горьковские заводы, если они хорошо знали их располо-жение и не получали крепкого отпора от нашей ПВО. Вот, насчет осведом-ленности немцев. Как же они не могли знать, если их инженеры были при-глашены в свое время строить наши военные заводы. Например, они строили завод радиоаппаратуры имени Ленина, это что в Ворошиловском районе, на Мызе… Они же его и разбомбили.
– Без привлечения иностранных специалистов мы тогда не могли еще обойтись, – возразил я, на что мой спутник с горячностью ответил:
– Но правительство должно было предвидеть, должно было обойтись без немецких специалистов…
Так в споре и рассуждениях мы на своих чемоданах досидели до вечера, потом кружными путями пробрались на посадочную платформу (Если ожи-дать сигнала на посадку, то вагоны успеют забить блатные пассажиры, вы-пускаемые к поезду железнодорожниками за взятку).
В сумерках толпились пассажиры у Ногинского поезда, на заднем вагоне которого, похожие на кровавые пятна, горели сигнальные огни. Мыча по ко-ровьи, одна за другой подходили к вокзалу длинновагонные «электрички» с решеткоподобными контактами над крышами. Сверкали огоньки синих элек-трических искр.
Мы успели основательно продрогнуть, продуваемые резким ветром и осыпаемые хрупким снежком, как внезапно, сверкнув фонарями, откуда-то из-за вагонов выплыл паровоз.
– Наш, – закричали люди, – наш! И сейчас же толпа бросилась осаждать вагоны с такой яростью, с какой солдаты Суворова штурмовали в конце XVIII века турецкий Измаил.
Поезд остановился у перрона Курского вокзала, прямо возле тонких чу-гунных столбов перронного навеса. Мы с капитаном бросились в вагон № 7, так как именно это номер был помечен на наших билетах. К нашему удивле-нию, вагон оказался уже до отказа набитым людьми, хотя сигнала на посадку еще не было. На полках, вытянувшись, лежали фигурные дамочки, какие-то гражданские дяди с толстопузыми кожаными саквояжами, сидели угрюмые стариканы с мешками, полными подсолнуха и табака – для горьковского и других рынков.
Мы запротестовали, так как вагон 7 считался офицерским, но проводник поспешил внести ясность: в вагоне места были заняты всеми законно. Дамоч-ки сами были подполковниками, дяди имели разрешение коменданта, угрю-мые старики сели в вагон с разрешения начальника поезда… Мы, чтобы на-прасно не портить свои нервы, извинились перед знатными пассажирами, родственниками господина Блата, залезли на багажные полки третьего яруса. На этом Монблане мы некоторое время продолжали ворчать, потом заснули. Во сне я увидел лето 1941 года, когда впервые пришлось наблюдать езду лю-дей под вагонами на распорочных тягах. Была во всем виновата война. А ведь тогда паровозы продолжали еще питаться не древесным топливом, а углем. Арбели, похожие на перевернутые пирамиды, слегка покачиваясь, с грохотом изрыгали в яму пыльные каскады угля. «Зачем в ямы?» – спросил я тогда од-ного курского железнодорожника, а он, пожав плечами, философски улыб-нулся и сказал: – На эстакадах углю опасно будет от бомбежек, а из ям мы его не сможем достать, так он и съэкономится… Война…
Проснувшись утром 18 февраля, я все еще не мог отрешиться от сновиде-ния, в котором повторилась полностью виденная мною картина. Пришлось тяжело вздохнуть. «Война». Сколько подлецов привыкло прикрывать этим словом свои преступные дела... И не видно пока, чтобы с этим велась смер-тельная борьба…
………………………………………………………………………………..
18 февраля 1945 года радио сообщило, что сегодня скончался от тяжелых ран командующий 3 Белорусским фронтом генерал армии Черняховский. Ут-рата тяжелая. Она последовала, по моему, или в результате неосторожности Черняховского, склонного быть там, где и командиру-то дивизии не обяза-тельно, или в результате провокационного убийства, наподобие убийства ге-нерала армии Ватутина в 1943 году на дороге Шепетовка-Луцк (мне при-шлось в Румынии разговаривать с офицерами из числа близких к Ватутину. Они утверждали, что бандитами был захвачен один из Контрольно-пропускных пунктов, через который должна была пройти машина Ватутина. Машина была задержана и в этот момент произошло подготовленное заранее нападение на Ватутина…)
… 19 февраля 1945 года. На квартире у меня накопились горы газет. Про-читать их полностью нет времени. Решил хотя бы перелистать. Чем же живет сейчас мировое общественное мнение? Первое, о чем говорят и пишут, было решение Крымской Конференции трех держав. Английская газета «Дейли мейль» назвала решения этой конференции столь важными, что они являются «вехой в истории человечества». Американский радиокомментатор Стил счи-тает, что успехи крымской конференции превзошли самые большие ожидания и надежды демократических народов. А Нью-йоркская газета «ПМ», назвав решения крымской конференции мощным оружием войны, добавила: «Теперь нацистское государство услышало не только свой смертный приговор, но также программу похорон после казни».
Отозвался на Крымские решения и господин Геббельс. В своей статье «Наш шанс», опубликованной в фашистском еженедельнике «Дас рейх», он призвал немцев к затяжке войны, уверяя их, что «Даже самая страшная война все же лучше и легче, чем мир, который навязали бы нам наши враги».
У Геббельса нашлись и резонаторы. Например, в американском конгрессе выступил республиканец Оконский с похабной критикой крымских решений, с клеветой по поводу положений о Советской Прибалтике и Польше, с на-стойчивым требованием к конгрессу не давать свое одобрение решениям конференции представителей трех держав. Но голос Геббельса и его подруч-ных в других странах тонет в мощном хоре одобрительных голосов миллио-нов людей, приветствующих Крымскую конференцию. В своем послании Рузвельту, Национальный совет американо-советской дружбы обещал пол-ную поддержку решениям Крымской конференции. Общее настроение в ла-гере Объединенных Наций хорошо выражено в парламентской речи фельд-маршала Смэтса, премьера Южно-Африканского Союза. Он сказал, что «Весь мир сейчас аплодирует тому, что достигнуто в Ялте».
Английский карикатурист Лоу обрушился на польских эмигрантов, высту-пающих против решений Крымской конференции. Он опубликовал карикату-ру на Арцишевского и Миколайчика, изобразив их стоящими за дверью «Объединенных наций» и занятным диалогом:
АРЦИШЕВСКИЙ: – Видите, как я хлопнул дверью перед самым их но-сом?
МИКОЛАЙЧИК: – Да, но мы остались за дверью.
И, по всему видно, не только польские реакционные эмигранты оказались в луже, но и все фашистские доброжелатели. Решения Крымской Конферен-ции действуют. Авиационный обозреватель лондонской «Дейли телеграф энд Морнинг пост» сообщил, что, осуществляя крымские решения, за 48 часов на Германию совершили налет более 11000 бомбардировщиков, половина кото-рых поддерживала армию маршала Конева в ее продвижении на Дрезден и Берлин.
Американская газета «Стар» восторженно написала, что «результаты крымской конференции окажут влияние на историю многих поколений». Возражать против этого нельзя. Газета права и ее утверждение дальновидно. Уже сейчас никто и ничто не может действовать без учета решений Крым-ской конференции. Это понимают и в Германии. Например, немецкий радио-комментатор Отто Кригк жалуется, что он тщетно пытался найти в докумен-тах Крымской конференции хотя бы одно слово, оставляющее надежду для гитлеровцев. А Геббельс, хотя и призывает немецкий народ к бесконечной войне, все же скулит: «Читая решения Крымской конференции, мы вытираем слезы и кровь…»
Печать «Крымского духа» лежит и на работе Всемирной профсоюзной конференции, открывшейся в Лондоне 6 февраля 1945 года при участии 240 делегатов, представляющих более 50 миллионов человек.
Черчилль прислал послание к профсоюзной конференции, в котором зая-вил: «В грядущие годы сотрудничество будет не менее важно, чем сейчас, и я уверен, что те же высокие принципы вдохновляют и будут вдохновлять рабо-ту профсоюзов во всех странах, представленных на этой конференции».
На открытии конференции выступил генеральный секретарь конгресса британских тред-юнионов Ситрин, сказавший, что «Это важнейшее из всех совещаний в истории международного рабочего движения созвано по ини-циативе конгресса британских тред-юнионов».
Председатель конгресса британских тред-юнионов Джордж Исаак произ-нес вступительную речь, в которой заявил: «… Одна из наших важнейших за-дач заключается в том, чтобы обсудить, что может быть сделано нашим орга-низованным движением для установления прочного и устойчивого порядка и закона с тем, чтобы заложить основы международной организации, направ-ленной к охране мира и справедливости на всем земном шаре».
Эти выступления, обширная повестка дня (охвачены вопросы, начиная от вклада рабочих всего мира в военные усилия и кончая требованиями рабочих в отношении послевоенного устройства мира. В повестку включены также предложения о создании всемирного профсоюзного объединения и об опре-делении того места, которое рабочее движение должно занимать в послево-енной организации мира), а также сорокаминутное выступление главы совет-ской делегации Кузнецова ярко подчеркнули тесную связь духа лондонской всемирной профсоюзной конференции с духом крымских решений.
Кузнецов в своей речи сказал также, что «Окончательная победа над вра-гом должна быть достигнута в кротчайший срок. На раненого фашистского зверя, загнанного в свою собственную берлогу, должна быть обрушена вся наша военная мощь Объединенных наций. Выполнению этой задачи должны быть подчинены все наши силы… Но… Военный разгром фашистской Гер-мании не означает еще уничтожение фашизма до конца. Одними только во-енными усилиями искоренить фашизм полностью нельзя. Для этого необхо-дим его полный морально-политический разгром. Необходимо поэтому уста-новление такого порядка, при котором Германия не могла бы после военного разгрома подготовить и начать новую войну. Необходимо ее полное разору-жение и суровое наказание преступников войны. Для достижения этой цели решающее значение имеет дальнейшее укрепление единства демократических государств, как в военный, так и в послевоенный периоды.
… Крупнейшим фактором, способствующим укреплению этого единства свободолюбивых народов, является национальное и международное единство рабочего класса»…
Интересным днем в работе конференции был день 16 февраля. Француз-ский делегат Газье зачитал резолюцию об отношении профсоюзов к мирному устройству. В ней сказано, что Всемирная профсоюзная конференция, рас-смотрев социальные и экономические проблемы мира, считает необходимым, чтобы ответственные и компетентные представители профсоюзного движе-ния приняли участие в мирном устройстве на всех его этапах. Резолюция ука-зала, что в декларации Крымской конференции «Всемирная профсоюзная конференция видит залог того, что жертвы и страдания рабочих были не на-прасны».
Одобрив решение руководителей трех союзных держав, наметивших уничтожить германский милитаризм и нацизм, резолюция особо подчеркнула необходимость в проведении следующих мероприятий:
а) предание суду всех военных преступников;
б) ликвидация всей нацисткой системы и роспуск всех нацистских органи-заций при полной конфискации их фондов и собственности;
в) установление контроля Объединенных наций не только над германской тяжелой промышленностью, но и над германской транспортной системой, банками и земельной собственностью германских трестов, картелей, финан-совых магнатов и юнкерства;
г) использование в рамках, диктуемых эффективной демилитаризацией, германских промышленных и всяких других резервов для восстановления всех стран, опустошенных и разграбленных немцами;
д) создание механизма для обеспечения полной компенсации Германией ущерба, причиненного ею союзным странам, при приоритете тех, которые больше всего пострадали.
Кроме того, «Германский трудовой фронт» должен быть полностью лик-видирован, и в Германии должно быть создано демократическое профсоюз-ное движение под наблюдением международной профорганизации, как толь-ко это станет возможно в период оккупации. Профсоюзное движение требует также участия в работе по очищению германской культуры, искусства, театра от влияния фашизма.
Резолюция одобрила также решения Крымской конференции о создании всеобщей международной организации для сохранения мира и безопасности и для претворения в жизнь принципов Атлантической хартии, а также о созыве конференции в Сан-Франциско.
В резолюции указано, сто конференция настаивает на быстрой реализации разработанного в Думбартон-Оксе плана и считает одной из первых задач ас-самблеи, предложенной в Думбартон-Оксе, должно быть ограничение дея-тельности международных картелей и монополий. В равной степени необхо-димо положить конец системе колоний, зависимых территорий и подчинен-ных стран, как сфер экономической эксплуатации, и способствовать немед-ленному развитию свободных профсоюзов в этих странах.
Профсоюзная конференция обратилась с просьбой к трем союзным прави-тельствам аккредитовать профсоюзных представителей на конференцию в Сан-Франциско с правом совещательного голоса. Наконец, в резолюции есть пункт о том, что профсоюзные организации тех членов Объединенных наций, которые находятся в состоянии войны с Японией, считают принципы, ка-сающиеся мирного устройства, должны быть продиктованы не только Герма-нии, но и в равной мере применимы и к Японии.
Конечно, целый ряд положений этой резолюции, найдя полную поддержку со стороны Советского Правительства, будет отвергнут англо-американскими правительствами. Но это не умалит исторического решения мировой проф-союзной конференции, а только подчеркнет его прогрессивность… А что с конференцией считаются и в Англии, видно из факта хотя бы, что король Ге-орг VI принял 17 февраля в Букингемском дворце председателей и заместите-лей Всемирной профсоюзной конференции. Делегаты (советские, американ-ские, английские, французские, китайские, латиноамериканские) были пред-ставлены королю профсоюзным «дворянином» (Ситрин ведь давно еще по-жалован королем в графы) Ситриным.
…………………………………………………………………………………
20 февраля. Второй день прошел в беготне по учреждениям: командова-ние училища разрешило мне привести семью в Горький, но это связано с та-ким количеством бумажной волокиты, что мне не остается времени вести свои записки. Только и смогу сегодня отметить, что в районе Бреслау про-должаются бои по уничтожению окруженной в городе группировки против-ника, да в 17 часов сегодня в столице Советской Литвы городе Вильно со-стоялись похороны генерала армии Черняховского, командующего войсками 3-го Белорусского фронта. В час погребения Черняховского Москва отдала последнюю воинскую почесть умершему, произведя салют в 24 артиллерий-ских залпа из 124 орудий.
24 февраля 1945 года. Все еще продолжается моя беготня насчет пропуска семье для проезда в Горький. Ведь все это дело можно бы сделать за три ми-нуты, но бюрократизм ужасающе быстро охватил все поры нашего государ-ственного аппарата, даже Советы депутатов трудящихся. В Горьковском со-вете выдумывают то день не приемный, то на бумаге запятая не так поставле-на, то вопросительный знак не так изогнут, то « они обедать ушли и неизвест-но когда придут». Так вот и длится мое хождение шестой день… Красива жизнь в пьесах и газетных статьях, сплошные цветы. Но в жизни она более похожа на терниковые кусты: пока пройдешь сквозь них, все обдерешь. И не только платье, но и душу и сердце. Некрасов правильно писал: «Где розы, там и тернии. Таков закон судьбы…»
Если наши высшие руководящие товарищи перестанут ездить в машинах и начнут почаще ходить пешком, если они перестанут отгораживать себя от житейщины перегородкой вседоступного уюта, то многое заметят и скорее искоренят. Пока же их вполне удовлетворяет хорошо составленный очковти-рательский рапорт о процветании жизни на низах…
Очень давно, помню, на одном из губернских съездов советов в Курске делегаты посоветовали наркомздраву Семашко снять розовые очки, чтобы увидеть неудовлетворительное состояние районных больниц. Хороший совет. Не лишен практического значения этот совет и в наше время. Сталин ведь всегда рекомендовал прислушиваться к голосу масс. Почему бы и не прислу-шаться к нему многим и многим товарищам, допустившим ряд нетерпимых явлений в жизни и быту нашего народа?
… По радио сообщено из Москвы о смерти Алексея Толстого, автора ро-мана «Петр I» Неожиданно и странно, без всякого сообщения о болезни. Не-ужели удар? Во всяком случае, смерть Толстого огорчила меня. Это круп-нейший русский писатель, которого, по правде сказать, некем сейчас заме-нить.
… Ликвидирован вчера немецкий гарнизон в Познани. 25 тысяч трупов, 23 тысячи пленных немцев. Ликвидирована целая армия, а комендант крепо-сти генерал-майор Маттерн и его штаб взяты в плен.

КОНЕЦ ПЯТНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 16-я (24 февраля 1945 г. – 9 марта 1945 г.)
… Сегодня, роясь в портмоне, обнаружил маленькую записочку, сделан-ную еще в Румынии: «Преудивительные вещи делает природа. Например, на юго-западной окраине села Бейчений Ясского уезда есть гора, похожая на ог-ромный зеленый стул со спинкой. Эту гору наши солдаты так и прозвали Стул-горой…»
………………………………………………………………………………..
По сообщению румынской газеты «Ромыниа либера», семнадцатого фев-раля 1945 года в городе Краиова состоялось собрание национально-демократического фронта с участием 10 тысяч человек. Собрание приняло резолюцию о необходимости создать правительство национально-демократического фронта, сместило префекта, назначенного еще при Анто-неску, и избрало на эту должность инженера Келак. Румынские войска окру-жили префектуру и заняли соседние улицы, но… в тот же день были вынуж-дены выполнить требование Союзной контрольной комиссии об освобожде-нии Келак и других арестованных было румынскими войсками.
В Румынии интенсивно идет размежевка сил, причем демократия все ак-тивнее и активнее наступает на реакцию, всячески выражая свои симпатии Советскому Союзу. В этом направлении действуют и письма румынского патриарха Никодима, опубликованные на имя Советского правительства 21 февраля, но датированные 25 и 26 января 1945 года. Объективно они помо-гают демократии. В письмах патриарх благодарит советские войска, что они в Молдавии и других частях Румынии сберегли церкви и монастыри, в том числе патриарший монастырь Нямцу, древний очаг культуры и религии всего румынского народа.
Письмо свое Никодим закончил так: «Да поможет бог, чтобы это проявле-ние культуры и дружбы освятило будущие взаимоотношения между союзным нам СССР и свободным румынским королевством».
Но рост влияния Советского Союза в Румынии и усиление там позиций демократических сил явно не нравится Англии и, возможно, США. Не этим ли можно объяснить медленное развитие операций союзных войск на запад-ном фронте, так как военными причинами такую медлительность трудно оп-равдать. В самом деле, даже английская «Таймс» недавно написала, что «це-лый ряд вражеских дивизий, в том числе 6-я танковая армия, исчезнувшие во время боев у Арденн, отведены с линии западного фронта, которая в настоя-щее время удерживается более слабыми силами, чем когда бы то ни было со времени летнего наступления через Францию. Многие из этих дивизий, несо-мненно, отправлены на русский фронт».
Это высказывание «Таймс» является редким признанием факта, что войска союзников не используют всех благоприятных возможностей для наступле-ния против гитлеровских армий на западе, что наибольшее количество сил и до сей поры немцы держат на Восточном фронте, непрерывно посылая туда новые и новые дивизии.
… Правда авиация союзников ведет себя активно. Средние бомбардиров-щики и бомбардировщики-истребители, входящие в состав средиземномор-ской авиации союзников, как сообщило агентство Рейтер, 20 февраля даже впервые добрались до сельской резиденции Гитлера – Берхтесгадена, но это-го мало, чтобы создать эквивалент наступательным действиям Красной Ар-мии. Союзники, конечно, успели теперь прочитать приказ Сталина № 5 от 23 февраля 1945 года и могут конкретно судить об успехах Красной Армии.
В приказе Сталин указал, что « В январе нынешнего года Красная Армия обрушила на врага небывалый по силе удар на всем фронте от Балтики до Карпат. Она взломала на протяжении 1200 километров мощную оборону немцев, которую они создавали в течение ряда лет… Советские войска с упорными боями продвинулись от границ Восточной Пруссии до нижнего те-чения Вислы – на 270 километров, с плацдарма на Висле южнее Варшавы до нижнего течения реки Одер – 570 километров, с Сандомирского плацдарма в глубь немецкой Силезии – на 480 километров… Красная Армия полностью освободила Польшу и значительную часть территории Чехословакии, заняла Будапешт и вывела из войны последнего союзника Германии – Венгрию, ов-ладела большей частью Восточной Пруссии и немецкой Силезии и пробила себе «дорогу в Бранденбург, в Померанию, к подступам Берлина…»
Так вот, если бы столько же за этот срок сделали союзные армии на запа-де, с Германией было бы уже покончено…
Но ничего, с ней все равно будет покончено через несколько месяцев. В этом уверены не только мы, но и наши друзья в лагере союзников. Министр финансов США Моргентау, выступая 23 февраля на обеде, устроенном На-циональным советом американо-советской дружбы в ознаменование 27-й го-довщины Красной Армии, сказал: «Наступит день, когда войска Объединен-ных наций встретятся и протянут друг другу руки победы… Празднование дня Красной Армии в этом году происходит при самых счастливых предзна-менованиях. Прежде празднование этой годовщины было проявлением веры. Сегодня оно является выражением приближающегося триумфа. В настоящее время происходят самые крупные и самые ожесточенные битвы, которые ко-гда-либо видел мир. Мы больше не можем сомневаться в их исходе. Год тому назад они велись на территории нашего союзника. Однако теперь вторгшийся подвергся вторжению… То, что когда-то называли гитлеровской крепостью, теперь превращено в подземную тюрьму. Скоро в этой тюрьме будет заклю-чен – и окончательно сгинет – злой дух милитаризма, нацизма и агрессии, ко-торый навлек на мир ужасные бедствия.
Чрезвычайно удачно, что американец приветствует Красную Армию в день рождения отца их страны Джорджа Вашингтона. Грандиозные русские вооруженные силы так же, как и небольшой отряд, боровшийся под руково-дством Джорджа Вашингтона, сражаются за независимость земли, на которой они живут».
25 февраля. Как стало известно, Рузвельт не захотел из Ялты заехать в Па-риж и пригласил еще 12 февраля де Голля выехать для встречи с ним в Ал-жире 18 февраля 1945 г. Де Голль отказался поехать в Алжир и разъяснил, что «обращенное к нему предложение поехать в этот порт явилось для него неожиданным, когда многие дела требуют его присутствия в Париже…» Де Голль просил посла США Кеффери заверить Рузвельта в том, что он не пере-стает надеяться увидеть его в Париже, где правительство и все население бы-ли бы счастливы принять его в любой момент.
Де Голль, вероятно, не понял действительного смысла недавнего заявле-ния Рузвельта, что он считает встречу со Сталиным важнее, нежели с де Гол-лем. Дело тут в том, что Рузвельт не спешит связывать себя обязательствами по отношению к Франции и потому, что еще не завершена война с Германи-ей, и потому, что позиция Франции не может быть сейчас решающей для ис-хода войны, и потому, что визит Рузвельта во Францию сейчас был бы, по мнению американцев, расценен как заискивание перед французами, в чем американцы совершенно не нуждаются… А Франция в американской помощи нуждается не меньше, чем поляки – в нашей помощи. Но наше правительство гораздо щедрее американского: оно, например, приняло на обязанность рус-ского народа половину расходов по восстановлению польской столицы. Пре-зидент Варшавы Спыхальский 19 февраля заявил корреспонденту ТАСС, что «с помощью братских народов Советского Союза поляки восстановят свою столицу, которая будет служить символом вечной дружбы между народами, символом победы славянства над чудовищным варварством - гитлеризмом».
Нельзя в своих записках обойти молчанием сообщение анкарского о том, что турецкий меджлис 23 февраля утвердил решение турецкого правительства об объявлении войны Германии и Японии. Это запоздалое и, пожалуй, бес-предметное решение проституированной страны, откровенно мотивировал как корыстное министр иностранных дел Турции Хасан сака. Он сказал: «Для получения возможности участвовать в предстоящей 25 апреля конференции в Сан-Франциско, Турция должна до 1 марта этого года объявить войну держа-вам «Оси».
Здравствуй, хитрый янычар! Он не желает, но должен…, иначе не пустят в Сан-Франциско… Да, откровенно сказать, Турцию нынешнюю не стоило бы пускать в зал конференции свободолюбивых наций. Она все время хотела стать разбойником и только победа Красной Армии страшила ее и удержива-ла не позициях «нейтралитета»… Запомните, турецкие воротилы, бомба со-юзников нашла французского изменника Жака Дорио даже в юго-западной Германии и разнесла его в куски, то вам не спрятаться от нашего гнева даже в султанских гаремах…
Надеясь на поддержку турецкой и английской реакции, пытается подни-мать голову и румынская реакция. Бухарестская газета «Скынтейя» в статье за 20 февраля, озаглавленной «Генерал Радеску – против народа» рассказала, как этот «примиритель» национально-демократического фронта и реакцион-ных представителей «исторических партий» в правительстве 11 февраля в те-атре «Аро» открыто выступил против народа, за реакционеров вместе с Ма-ниу и Братиану. Под его покровительством на улицы вышли фашистские мо-лодчики, полицейские грузовики и танки. Против рабочих типографии «Вин-торул» Радеску направил войска, так как рабочие отказались печатать фаши-стскую газету, редактируемую Фаркашану и яростно нападающую на рабо-чих.
Прыток стал этот румынский премьер. Прыток и зол, как муха перед смертью. Видать, не долго ему осталось сидеть в премьерах… Будет глупо с нашей стороны терпеть в тылу действующей Красной Армии фашистские эксперименты Радеску, похожие на путч… 1923 года в Мюнхенской пивной.
27 февраля 1945 года. С середины февраля международная жизнь необы-чайно оживилась, порой достигая космического в стремлении некоторых стран стать «воюющими». У нас с такой стремительностью женщины стано-вятся в очередь у магазина.
14 февраля чилийский посол в Вашингтоне Мора заявил, что президент Чили Риос считает Чили в состоянии войны с державами «Оси».
15 февраля Уругвай объявил войну странам «Оси».
16 февраля министр иностранных дел Венесуэлы Ларес сообщил Стетти-пиусу, что Венесуэла находится в состоянии войны с Германией и Японией, а 20 февраля посол Венесуэлы в США Эскаланте подписал декларацию объе-диненных наций от 1 января 1942 года.
22 февраля приступил к действию Организационный комитет всемирной профсоюзной организации, созданный всемирной профсоюзной конференци-ей в середине февраля.
23 февраля Турция объявила войну державам «Оси».
24 февраля Египетский парламент, заслушав заявление премьер-министра Ахмед-Макер-паши, утвердил решение об объявлении оборонительной войны державам «Оси». При этом партия Вафд, возглавляемая Нахас-пашой, и на-циональная партия возражали против объявления войны. В этот же день еги-петский премьер-министр был застрелен при переходе из палаты депутатов в сенат неизвестным убийцей.
Франко, желая показать себя раз в тысячу увеличенным, заявил, что он яв-ляется «оплотом против большевизма в Европе». Ничего, кроме гомерическо-го смеха английской и американской печати, Франко в ответ не получил.
26 февраля президент Сирии Шюкри Куатли заявил в сенате, что Сирия находится в состоянии войны с державами «Оси».
26 февраля Уругвай подписал декларацию Объединенных наций от 1 ян-варя 1942 года.
Современники и потомки, эту маленькую хронологию нашего времени я записал затем, чтобы показать, как много находится друзей у каждого, про-шедшего тяжелый путь борьбы и вступающего на пьедестал победы. Делить радость (или выгоду, как многие из упомянутых выше «вояк» себе и пред-ставляют дело) легче, чем ратный путь к этой радости. Но, как говорил Шота Руставели, тот не знает радость дружбы, кто не кушал горечь бед…
И разве познает сейчас нашу радость нынешняя Турция, которая не стала пить горечь наших бед в борьбе с Германией и даже занесла было свою руку с кинжалом для удара нам в спину, если бы пал наш славный Сталинград?…
28 февраля 1945 года. Начался снегопад. Немного потеплело. До сего-дняшнего дня жали тридцатиградусные морозы. Замерзли водопроводные трубы.
Приехал сегодня из Москвы один из офицеров, участвовавший 26 февраля на похоронах Алексея Толстого. Урна с прахом писателя была опущена в 15 часов в могилу на Ново-Девичьем кладбище. Трижды звучал прощальный са-лют. Траурная мелодия сменилась торжественной мелодией гимна Советско-го Союза. Медленно расходились москвичи и приезжие люди от могилы большого писателя.
… В Румынии все жарче разгорается борьба против фашиствующего пра-вительства Радеску, стрелявшего в народ 24 февраля. Вчера в Бухарест при-был зам. НКИД СССР А. Я. Вышинский. Считаю, что его приезд ускорит па-дение Радеску.
… Среди многих поздравлений на имя Сталина по поводу 27 годовщины Красной Армии прислано поздравление Хайле Селасие, императора Эфио-пии. В поздравлении написано: «По случаю двадцать седьмой годовщины создания Красной Армии мы шлем свои горячие поздравления и выражения нашего глубокого восхищения героическими делами храбрых армий Совет-ского Союза».
Вот как обернулись дела. Один из наших деятелей любил в свое время подчеркивать чье-либо невежество таким сравнением: «Он понимает в этом. как абиссинский негус в высшей математике». Но происходило это просто не от зла, а от незнания, что абиссинский негус окончил в свое время физико-математический факультет Петербургского университета, сделав это в озна-менование союза между православными державами, какими были – Россия на севере и Абиссиния на юге, в глубине Африки. Тогда, правда, нынешний не-гус был еще только принцем, а негусом Абиссинии (Эфиопии, страной солн-ца) был тогда Менелик II, объединитель страны и организатор разгрома итальянцев под Адуей в 1896 году. В этой битве была разгромлена итальян-ская армия генерала Баратьери и захвачены эфиопами все 60 итальянских орудий. В этой победе эфиопов над итальянцами сыграло большую роль рус-ское оружие (в Эфиопию было продано 30000 ружей и 5000 сабель) и руко-водство русского корнета гвардейской кавалерии Николая Степановича Ле-онтьева, помогшего негусу создать армию и обучить ее искусству современ-ного боя.
Поехав за свой счет в научную экспедицию в Эфиопию, Леонтьев в 1889 году прибыл к Негусу, который только что подписал договор с итальянцами о признании их права на захваченную ими Эритрею. Итальянцы не ограничи-лись этим и истолковали договор как согласие негуса Менелика II на протек-торат Италии над всей Абиссинией. В силу этого Менелик II начал готовиться к вооруженному отпору грабителям-итальянцам.
Леонтьеву, которого Менелик II полюбил и назначил на должность мини-стра иностранных дел и главного военного советника, пришлось оставить ро-зыски древних манускриптов и пергаментов эпохи первых веков нашей эры и взяться за политику и военное дело.
Принеся большую пользу Эфиопии, Леонтьев пробыл там до 1904 года, получил титул графа и орден Звезды Эфиопии I степени, но, узнав о нападе-нии Японии на Порт-Артур, он прибыл на защиту России. Здесь он опреде-лился в Уманский полк Кубанского казачьего войска и потом служил началь-ником разведки в отряде генерала Мищенко. Умер Леонтьев в 1910 году в Париже.
И пусть теперь никто не удивляется той дружбе, которая с 1935 года снова возобновилась между СССР и Эфиопией. Дружба эта имеет свою длительную историю и скреплена даже ратными делами и кровью. При помощи русских унтер-офицеров и казаков, навербованных Леонтьевы, абиссинцы побили итальянцев под Адуей в 1896 году. Стараниями русского офицера Леонтьева была создана абиссинская регулярная армия. И в 1899 году на параде в Ад-дис-Абебе перед негусом прошли первые батальоны стрелков и первые каза-чьи сотни. Во время героической борьбы абиссинского народа с разбойничь-ими дивизиями Муссолини советский народ первым протянул братскую руку помощи эфиопам. И сейчас, когда вторая мировая война подходит к победо-носному для нас концу, мы перед всем миром заявляем, что нас интересует судьба Абиссинии. Мы поддержим суверенитет этой страны, если кто взду-мает посягнуть на него…
… Поговорим несколько о состоянии на Западном фронте. Генерал Эй-зенхауэр 24 февраля 1945 года на парижской пресс-конференции заявил во-енным корреспондентам, что, «… потеряв Рур и Силезию, немцы не смогут обороняться боле, чем 60 дней после того, как будут израсходованы их исто-щавшиеся резервы». Многие из наших офицеров назвали это заявление «ре-зиновым», т. к. в нем не поймешь, где находится исходное положение для шестидесятидневного срока, в потере ли Германией Рура и Силезии или в из-расходовании резервов? Во всяком случае, война с Германией захватит март, апрель и, возможно, часть мая 1945 года. Но как же обстоит дело на Западном фронте сейчас, на конец февраля. Союзные войска в ряде мест начли штурм «Линии Зигфрида», построенной немцами в 1936–1939 годах и улучшенной в 1942-44 годах. Эта «линия», как известно, на севере упирается в Рейн в рай-оне города Клеве, а на юге стыкается с швейцарской границей у города Базе-ля.
Осенью 1944 года 9-я и 1-я американские армии вклинились в полосу не-мецких укреплений в районе Аахена, намереваясь выйти к Кельну. Продви-жение американцев было задержано в связи с немецким контрударом в Ар-деннах, и только 23 февраля американские войска снова перешли в наступле-ние на широком фронте, форсировали реку Роер, заняли ряд опорных пунк-тов, в числе которых Юлих и Дюрен, авангардами своими вышли в Кельн-скую равнину и, тесня войска Рундштедта, поставили под угрозу своего удара город Кельн. Севернее 9-й армии действует уже дней пятнадцать первая ка-надская армия, сумевшая взять города Гох и Клеве. Общие успехи американо-канадских войск создали предпосылки для возможного широкого наступле-ния союзников на Рейнско-Вестфальский промышленный район. Американцы заняли также Шлайден и Прюм (первая армия), входящие в состав укрепле-ний «линии Эйфель», осуществив тем самым почти полный прорыв этой «ли-нии». Союзники также активно наносят удары по среднему сектору «линии Зигфрида» – от реки Мозель до Саарбрюккена. На Саарбрюккен американцы наступают с юга и юго-запада.
Южнее Страсбурга американские и французские войска на всем протяже-нии вышли к Рейну. 1-я французская и 7-я американская армии здесь оказа-лись на исходных позициях для штурма немецких укреплений на восточном берегу Рейна.
Из всего этого видно, что армиям наших союзников предстоит еще сде-лать много и очень много, чтобы подать руку нашим войскам. Но позиции для наступления заняты, молот над головой Германии занесен, и голова эта будет раздроблена раньше, чем мы предполагаем. На войне, иногда, бывают картины, столь ярко охарактеризованные эпитетом «карточный домик»: все сильно, крепко, и вдруг… крах. Такой крах для Германии может наступить столь неожиданно, что многие откроют от удивления рты…
1 марта 1945 года. Прочитал приказ Сталина № 285 от 27 февраля марша-лу Рокоссовскому, так как 2 Белорусский фронт сломил сопротивление про-тивника западнее города Хойнице и за четыре дня продвинулся до 70 кило-метров в глубину. Заняты города Шлохау, Штегере, Хаммеритайн, Бальден-берг, Бублиц. Это означает, что возможен данцигский котел для немцев. До моря осталось около 45 километров.
Интересно вспомнить слова Гитлера из его обращения по поводу 25-летия нацистской партии: «Я предсказываю наступление решительного перелома еще в нынешнем году…» Предсказание сбылось: наступил перелом фашист-ского хребта.
Рушатся надежды немецких фашистов на раскол союза свободолюбивых наций. Черчилль 27 февраля, открывая дебаты в палате общин о результатах Крымской конференции, внес резолюцию: «Палата одобряет декларацию, принятую тремя великими державами на Крымской конференции, и в осо-бенности приветствует их решимость поддерживать единство действий не только в деле достижения окончательного разгрома врага, но и в дальнейшем мире, как и в войне».
«В Крыму, – сказал Черчилль, – мы проработали 9 дней и вплотную заня-лись многими проблемами, при этом дружба между нами все время росла. В Англии мне пришлось столкнуться с критикой того, что Франция не была приглашена принять участие в Ялтинской конференции. Первым принципом английской политики в Западной Европе является сильная Франция и сильная французская армия. Однако все три великие державы, собравшиеся в Крыму, считают, что, в то время как они несут главную ответственность, так как на них лежит основное бремя ведения войны и политики, тесно связанной с опе-рациями, они не могут допустить, чтобы выдвигались какие-либо ограниче-ния в отношении из права встречаться, когда им это кажется необходимым, для того, чтобы они могли эффективно выполнять свой долг в общем деле. Эта точка зрения, конечно, не исключает самых ответственных встреч, на ко-торые будут приглашаться другие державы.
Франция может поэтому найти много оснований для удовлетворения ре-шениями Крымской конференции… Если крах германской мощи произойдет завтра, то нет ничего, что не было бы предусмотрено и разработано заранее важной Европейской консультативной комиссией, состоящей из послов Вай-нанта и Гусева и сэра Вильяма Стронга из министерства иностранных дел… На Крымской конференции три великие державы пришли также к соглаше-нию относительно решения трудного вопроса о процедуре голосования, на который не было найдено ответа в Думбартон-Оксе.
… Новая международная организация должна принять во внимание эту особую ответственность великих держав и должна быть построена таким об-разом, чтобы не нарушать их единства или мешать их способности эффектив-но действовать, в случае необходимости, без промедления. В то же самое время международная организация не может основываться на диктатуре ве-ликих держав. Их долг – служить миру, а не господствовать над ним. Мы на-деемся, что процедура голосования, относительно которой мы пришли к со-глашению в Ялте, отвечает этим двум существенным требованиям и обеспе-чивает систему, которая является справедливой и приемлемой и предусмат-ривает очевидные трудности, которые встанут перед всяким, кто глубоко за-думывается над этим вопросом.
Отметив, что Лига наций оказалась недееспособным инструментом мира, Черчилль заявил о твердом решении союзников создать более мощный новый орган, который не будет бояться диктовать свою волю преступникам свое-временно и с помощью оружия.
«… Пусть Германия знает, что бесполезно надеяться на раскол между со-юзниками и что ничто не может предотвратить ее полный разгром… Наша политика заключается не в том, чтобы мстить, а в том, чтобы принять такие меры, которые будут необходимы для обеспечения будущего мира и всеоб-щей безопасности. Когда-нибудь немцы получат место в общей семье наций, но лишь после того, как все признаки нацизма и милитаризма будут эффек-тивно и окончательно ликвидированы».
По вопросу о Польше «Требования русских, впервые выдвинутое в Теге-ране в ноябре 1943 года, всегда оставалось неизменным и основывалось на линии Керзона на востоке, и русские всегда предлагали предоставить Польше полную компенсацию за счет Германии на севере и западе. Я никогда не скрывал от палаты общин, что лично я считаю, что русское требование спра-ведливо и правильно… Если бы не было колоссальных усилий и жертв со стороны России, Польша была бы обречена на полную гибель от рук немцев. Не только Польша, как государство, но поляки, как народ. были обречены Гитлером на уничтожение или порабощение…
… Впечатление, сложившееся у меня от поездки в Крым и от всех других случаев общения, таково, что маршал Сталин и другие советские лидеры же-лают жить в почетной дружбе и равенстве с западными демократиями. Я счи-таю также, что они – хозяева своего слова. Никогда никакое правительство не выполняло точнее свои обязательства даже в ущерб себе, нежели русское со-ветское правительство. Я категорически отказываюсь пускаться здесь в дис-куссии по поводу добросовестности русских. Совершенно очевидно, что эти вопросы касаются всей будущности земного шара. Действительно, судьба че-ловечества была бы мрачной в случае возникновения какого-либо ужасного раскола между западными демократиями и русским народом, в случае, если бы будущая всемирная организация развалилась на части и если бы новый ка-таклизм немыслимого насилия разрушил то, что осталось от сокровищ и сво-бод человечества».
В завершение своего выступления, Черчилль сказал: «Узы, связывающие три великие державы, и их взаимопонимание окрепли… И я уверен, что перед человечеством открыты лучшие перспективы, чем те, которые оно знало в прошлые века. Огни горят ярче и светят дальше, чем раньше. Будем идти вместе вперед».
… 2 марта 1945 года. После выступления Черчилля с резолюцией по по-воду Крымской конференции, группа консерваторов пыталась протащить по-правку к резолюции, осуждая правительство в уступках Советскому Союзу по польскому вопросу. Палата общин отклонила поправку консерваторов 396-ю голосами против 25, поданных за поправку. Все же свежая струя одолевает затхлую атмосферу тех английских закоулков, в которых все еще пытаются некие старички петь в одну дудку с гитлеровцами. Эти старички се еще про-должают видеть в Гитлере своего хозяина, хотя Красная Армия бьет уже в самое сердце Германии, а на западе американские и канадские войска успеш-но грызут «линию Зигфрида». Пусть не обижаются эти английские старички-консерваторы, если они кажутся нам более глупыми, чем немецкие прости-тутки. Те уже перестали видеть в Гитлере своего хозяина и пытаются найти нового. В одной из корреспонденций из Восточно-прусского города Аллен-штайна сообщено, что «Недавно к военному коменданту города явились три молодые немки со странной просьбой. Прежде они находились в публичном офицерском доме и сейчас желают работать для Красной Армии по своей специальности». Правда, комендант предложил им пойти трудиться на скот-ных дворах. Но куда можно предложить пойти на работу английским консер-вативным депутатам, пытающимся обязательно служить Гитлеру или Ква-пинскому? Не мешало бы их послать на чистку канализации и подметание тротуаров на Варшавскую улицу «Аллея Уяздовска», которую польский совет министров переименовал в «Аллею маршала Сталина». Там, общаясь с поль-ским народом, консерваторы, пожалуй, поняли бы, что настоящая Польша в их адвокатстве не нуждается…
Все эти твердолобые обязательно дотанцуются, что их народ прогонит из парламента, как румыны прогнали 28 февраля в отставку Радеску и весь его кабинет. Король Михай I начал консультации с партиями по поводу форми-рования нового правительства.
… Немецкий фельдмаршал Гинденбург во время первой мировой войны однажды сказал: «Война с Россией, прежде всего, вопрос нервов. Если в Гер-мании будут крепче нервы, то мы победим». Сдали немецкие нервы перед русскими. Красная Армия пришла в Германию. В городе Гинденбурге наши воины зашли в «хаймат-музей» немецкого фельдмаршала Гинденбурга. В глубине серо-зеленого зала стоял, попавший в плен, портрет Гинденбурга в квадратной золоченой раме, а в орденской шкатулке хранились 32 ордена и медали Гинденбурга. Среди них – медаль «За верную службу», выданная Гинденбургу Гитлером за то, что он расчистил путь фашизму, будучи прези-дентом Веймарской Республики… Гинденбург, его шпаги и ордена, насуп-ленные брови и медали, – все это должно было символизировать величие не-мецкого военного духа, но… волей могучей Красной Армии все это превра-щено в знаки позора разбойничьего немецкого милитаризма-фашизма, под-лежащего немилосердному уничтожению.
3 марта 1945 года. Как стало известно, союзные войска к исходу 1 марта оказались в одиннадцати километрах от Кельна и в стольких же километрах от Трира, родины Маркса и Энгельса. Закончились переговоры Александер и Тито о дальнейшем ведении войны на Югославском театре.
Иран с 28 февраля считает себя в состоянии войны с Японией. В Румынии вчера король поручил формирование нового правительства доктору Петре Гроза, председателю союза плугарей, крупнейшей организации национально-демократического фронта, заместителю премьера в прежнем правительстве.
… Вечером прочитал текст выступления Рузвельта 1 марта на совместном заседании обеих палат конгресса с отчетом о Крымской конференции. Вы-ступление Рузвельта столь важно, что нельзя не поместить в моих записках хотя бы некоторые выдержки из него.
«Я прибыл с Крымской конференции с твердой уверенностью в том, что мы хорошо начали наш путь к всеобщему миру, – сказал Рузвельт. – В Теге-ране… представители штабов… разработали военные планы дальнего прице-ла. Тем не менее, между гражданскими руководителями в Тегеране происхо-дил лишь обмен мнениями и взглядами. Не было заключено никакого поли-тического соглашения и не делалось никаких попыток в этом направлении. На Крымской же конференции наступило время перейти к решению особых вопросов в политической области, и всеми сторонами были приложены ог-ромные усилия к тому, чтобы достигнуть соглашения…
… Период между Тегеранской и Ялтинской конференциями… оказался чересчур длительным – 14 месяцев. В течение этого длительного периода бы-ло допущено, что местные проблемы приняли острый характер в таких мес-тах, как Польша, Греция, Италия, Югославия. Поэтому в Ялте мы пришли к решению о том, что если даже обстоятельства и не дадут возможности трем руководителям правительств встречаться чаще, то все же будет обеспечен частый личный контакт с целью обмена мнениями. В соответствии с этим мы пришли к согласию об организации через каждые 3-4 месяца периодических встреч министров иностранных дел Великобритании, России и Соединенных штатов.
… Гитлер надеялся, что мы не придем к согласию… Однако надежды Гитлера рухнули… Было принято решение о ежедневном обмене информаци-ей между армиями под командованием Эйзенхауэром, под командованием советских маршалов и нашими армиями в Италии непосредственно… Отныне американские и английские тяжелые бомбардировщики будут использованы в ежедневных тактических операциях для непосредственной поддержки совет-ских армий и наших армий на западном фронте…
… Мы не ослабим усилий ни на один момент до безоговорочной капиту-ляции. Народ и солдаты Германии должны понять, чем раньше они…капитулируют, тем скорее закончится их нынешняя агония… мы ясно дали понять, что означает для Германии безоговорочная капитуляция. Она означает временный контроль над Германией, осуществляемый Англией, Россией, Францией и Соединенными штатами… Она означает конец нацизма, нацисткой партии, всех ее варварских законов и институтов. Она также озна-чает конец всякого милитаристского влияния на общественную, частную и культурную жизнь Германии. Она означает для нацистских военных преступ-ников быстрое, справедливое и строгое наказание, а также полное разоруже-ние Германии, уничтожение милитаризма и военного оборудования, прекра-щение производства вооружения, роспуск всех ее вооруженных сил и оконча-тельное уничтожение германского генерального штаба… Она означает, что Германии придется выплачивать репарации в натуре за ущерб, который был причинен невинным жертвам ее агрессии. Заставляя выплачивать репарации в натуре – заводами, машинами, подвижным составом и сырьем – мы избежим ошибки, совершенной после прошлой войны, требуя репарации в форме де-нег, которые Германия никогда не могла уплатить… Одним из выдающихся примеров совместных действий союзников в освобожденных районах было решение, достигнутое в отношении Польши. Весь польский вопрос был в це-лом потенциальным источником беспокойств в послевоенной Европе. И мы пришли на конференцию с твердой решимостью найти общую почву для раз-решения этого вопроса. И мы нашли ее.
… На протяжении всей истории Польша была коридором, через который совершались нападения на Россию… Для обеспечения европейской безопас-ности и всеобщего мира необходима сильная и независимая Польша. Реше-ние о соответствующих границах Польши было компромиссом, на основе ко-торого, однако, поляки получают компенсацию в территории на севере и за-паде в обмен на то, что они потеряли, благодаря установлению линии Керзо-на. Западная граница будет окончательно определена на заключительной мирной конференции.
Крымская конференция, вполне естественно, занималась лишь европей-ской войной и политическими проблемами, касающимися Европы. И не раз-бирала вопросов тихоокеанской войны. На Мальте, однако, наша объединен-ная англо-американская группа начальников штабов разработала свои планы усиления атак против Японии.
… Конференция в Крыму явилась поворотным пунктом в американской истории. Вскоре на рассмотрения американскому сенату и американскому народу будет представлено великое решение, которое определит судьбу Со-единенных Штатов и судьбу всего мира на будущие поколения… Крымская конференция… означает конец системы односторонних действий и исключи-тельных союзов и сфер влияния и системы равновесия сил и всех других спо-собов, к которым прибегали на протяжении столетий и которые не имели ус-пеха. Мы предлагаем заменить все эти системы всеобщей организацией, к ко-торой могут присоединиться в конечном счете все миролюбивые страны…»
Интересно отметить, что Черчилль в аналогичном отчете о Крымской конференции не говорил об уничтожении сфер влияния и политики равнове-сия сил. Напротив, он неоднократно давал понять, что не собирается быть председателем комиссии по ликвидации Британской империи. Он стоит за сохранение колоний и за сохранение сфер влияния…
4 марта 1945 года. Войска 2 Белорусского фронта вышли на побережье Балтийского моря в восточной Померании, в районе города Кезлин. 1-й Бело-русский фронт маршала Жукова в наступлении с 1 по 4 марта продвинулся на сто километров и вышел к Балтийскому морю в районе города Кольберг. Та-ким образом, немцам устроен новый большой котел с включением Данцига. Генерал Эйзенхауэр два дня тому назад сделал радостное заявление, что 9-я американская армия достигла Рейна близ Дюссельдорфа.
Вчера маршал Тито, именуя себя доверенным по делам национальной обороны Югославии, отдал приказ о переименовании народно-освободительной армии в Югославскую армию, а флота – в Югославский во-енно-морской флот.
… В румынских газетах «Ромына либера», «Скынтейя» и «Семналул» опубликовано письмо Николая Радеску своему бандиту-отцу, стрелявшему 24 февраля в румынских рабочих. Николай написал: «Отец, я долго думал, пре-жде чем написать тебе эти строки. Однако в момент, когда весь румынский народ борется за спасение родины, я пришел к заключению, что не могу на-ходиться в стороне, и решил выполнить свой долг честного румына, помогая своим свидетельством восстановлению истины в связи с недавними печаль-ными событиями. Ответственность за эти события тяжелым бременем ложит-ся на твои плечи.
После того, как я выступил 3 недели тому назад на собрании молодежи в зале коммерческой академии, ты написал мне, что считаешь меня преступни-ком и расстреляешь своей собственной рукой. Я не мог понять твоей злобы и поэтому явился на другой день к тебе с надеждой попросить у тебя разъясне-ний. Однако мне суждено было испытать тяжелый удар. Я должен был вы-слушать от тебя оскорбительные и несправедливые слова. Они были направ-лены не только против меня. Мне было бы значительно легче, если бы это было так. Нет, они были направлены против самых честных патриотов, про-тив людей, которые во время гитлеровского террора не жалели жизни для спасения страны, которые сегодня с той же самоотверженностью продолжают борьбу за возрождение нашей дорогой родины и включение ее в семью сво-бодолюбивых прогрессивных наций. Но и тогда я не мог себе представить, что дела примут столь серьезный оборот. Мне больно говорить о том, до чего ты дошел. Ты стрелял в народ. Я также был среди сотен и тысяч граждан, мирно демонстрировавших на площади около королевского дворца. Рядом со мной находились священники, представители интеллигенции, рабочие, жен-щины и подростки. Это был народ. Люди по твоей команде стреляли в них из винтовок и пулеметов. Стреляли из здания министерства внутренних дел, стреляли из королевского дворца. Такова истина. Через несколько часов, удивленный, я должен сказать возмущенный, я слушал по радио твою неспра-ведливую речь о том, что демонстранты спровоцировали столкновение. Это неправда. Ты мне отец, и я пишу эти строки с тяжелой душой. Но я обязан сделать это, ибо прежде всего я сын родины, а затем уж твой. Николай Раде-ску».
Это письмо показывает до какой драматической глубины взволнована за-ново рожденная Румыния, в которой неудержимо растут демократические си-лы. Им принадлежит будущее.
… Вечером прочитал один документ, который характеризует стратегию обреченности немецких вооруженных сил. Взятый в плен комендант города и крепости Познань немецкий генерал-майор Эрнст Меттерн рассказал: «Гит-лер приказал нам любой ценой удержать город и крепость Познань. Два раза я по радио докладывал командующему группой армий «Висла» Гиммлеру, что положение гарнизона отчаянное. Обоих случаях он ответил, что город необходимо оборонять, невзирая ни на какие жертвы. 22 февраля мы послали следующую радиограмму: «Держаться дальше невозможно. Русские бомбар-дировщики беспрерывно атакуют нас. Тяжелая артиллерия, минометы, пуле-меты день и ночь обстреливают наши позиции. Просим дать гарнизону при-каз прорваться из города».
Вечером Гиммлер приказал: «держаться, не считаясь ни с чем. Проры-ваться бессмысленно. Об этом говорит печальный опыт Шнайдемюля. Оттуда гарнизон пытался прорваться, но был уничтожен».
Пленный начальник штаба комендатуры города и крепости Познань пол-ковник Эрвин Детбарн сказал: «После телеграммы Гиммлера мы начали об-суждать создавшееся положение. Это время прибежал дежурный офицер с известием, что русские ворвались в цитадель, а солдаты и офицеры сдаются в плен. Стало ясно, что пришел конец».
Этот умный фриц, оказывается, до самого конца не знал и не считал яс-ным, что пришел конец…
Симптом характерный: немцы останутся опасными и после их поражения и покорности… От своих идей они не откажутся, пока выдохнут.
5 марта 1945 года. Первый Белорусский фронт продвигается на штетин-ском направлении, занял Штаргард, Нугард, Польцин. Утром передовые час-ти 104 американской дивизии вступили в предместье Кельна (эта дивизия воюет в составе 1-й американской армии). Германию союзники взяли за горло не в фигуральном, а в буквальном смысле слова, а Геббельс в газете «Дас Райх» продолжает еще кричать: «Наш лозунг – навострить уши, не бросаться за борт и не сводя глаз смотреть на кормчего». Геббельс, видимо, решил кри-чать до тех пор, пока превратится в труп.
… Наконец-то… 4 марта только сумела Финляндия официально объявить состояние войны с Германией. Такая затяжка должна насторожить наше Пра-вительство в отношении Финляндии, которая до последнего дня находилась в извиняющемся положении по отношению к Германии. Значит, за пазухой Финляндии сохранился еще камень против нас…
6 марта 1945 года. Украинская печать проявляет большую активность в вопросе о возвращении Закарпатской Руси в состав Украины. Надо полагать, что эта идеологическая подготовка предшествует каким-то реальным шагам нашего и Чехословацкого правительств, должных решить судьбу Закарпат-ской Руси в духе высказываний украинской печати.
… В Греции, как сообщает радио, берет верх реакция: советом министров принят закон «Об обеспечении спокойствия и порядка» (Запрещены собра-ния, пользование рупором, распространение плакатов, листовок, лозунгов, эмблем. Нарушителям – суд, тюрьма, ссылка, штраф в 10000 драхм (Профес-сорам-антифашистам Афинского университета запрещено читать лекции. За-прещение коснулось таких, как правовед Сволос, хирург Кокалис, геолог ака-демик Георгалас, экономист Ангелопулос, профессора высшей политехниче-ской школы – Китсикис и Папапетру.
Вот результат политики Черчилля в Греции. Как это вяжется с заявлением Черчилля в палате общин 18 января 1945 о том, что «…мы ничего не хотим от Греции, кроме ее дружбы, но для того, чтобы заслужить ее, мы должны исполнить свой долг»? А вяжется это так, что Англия склонна завоевывать дружбу не с греческим народом, а с греческой реакцией. И, надо заметить, в этом сквозит плохое предзнаменование для послевоенной британской прак-тики. Сейчас греческая реакция и бельгийская пользуется английской под-держкой, а через полгода англичане сочтут возможным заигрывать и с не-мецкой реакцией. Может быть, нехорошо, что я пишу так, но сердцем чувст-вую, что поведение английских высокопоставленных кругов будет именно та-ким. Яблоко от яблони не очень далеко катится…
… Еще в первую мировую войну появилась разноцветная книжечка с ил-люстрациями. Называлась она «Вильгельм II в Аду». Кайзер, опустившись в ад, увидел там большой пустой котел, на котором буква «Веди» белой крас-кой нарисована с опаской.
– Для кого припасен котел? – строго спросил Вильгельм у сопровождав-шего его Вельзевула.
Усмехнулся тут князь ада:
– От тебя скрывать не надо. Ведь котел-то я, любя, приготовил для тебя…
Вот и в нашу войну в печати начало часто появляться изображения злого немецкого гения войны, помещенного в ад. Даже в журнале «Огонек» № 5 за 1945 год обложка журнала украшена иллюстрацией адовского вида. В боль-ших котлах, высунув длинные языки, поджариваются и кричат «караул» Ати-ла, царь Ирод, Каин. Рядом – пустой пока персональный котел для Гитлера, Гиммлера, Геббельса, Геринга. В ожидании этих персон, высунув от утомле-ния языки, два рогатых черта подогревали котлы, не скупясь на топливо.
Эта иллюстрация, перекликаясь с подобными иллюстрациями прошлой мировой войны, подтверждает, что народный предрассудок тесно связан в своем проявлении с желаниями охватывающими народ. Сходство желаний нашлось и в сходстве форм, выражающих эти желания: в ад Гитлера, как и в ад Кайзера… Если бы подобные вопросы могли решаться правительствами, то и Радеску с Антонеско полетели бы в ад по постановлению образованного сегодня в Румынии правительства концентрации демократических сил во гла-ве м бывшим крупным банкиром Петре Гроза, который предпочел демокра-тию своим банкам и крепко вошел в демократическое движение.
По радио передано опубликованное в газетах разъяснение «К предстоящей Конференции в Сан-Франциско». В нем сказано, что «В соответствии с реше-нием Крымской конференции о созыве 25 апреля 1945 года в Сан-Франциско в Соединенных Штатах Америки, Конференции Объединенных Наций, с пра-вительством Китая и Временным правительством Франции были проведены консультации и им было направлено обращение принять участие совместно с правительствами Соединенных Штатов, Великобритании и Советского Союза в приглашении других стран на конференцию. В результате консультаций, китайское правительство согласилось участвовать в рассылке приглашений. Что касается Временного Правительства Франции, то оно, согласившись принять участие в конференции, решило не участвовать в рассылке пригла-шений другим странам, поскольку оно не участвовало в переговорах в Дум-бартон-Оксе» (в этом отказе проявилось демонстративно недовольство Фран-ции, что она не поставлена пока на один уровень с тремя великими странами. Но это недовольство, по-моему, незаконно Н. Б.)
5 марта правительство США от своего имени и от имени правительств СССР, Великобритании и Китая разослало приглашение на конференцию 40 странам. Польше, где еще не образовано Временное правительство нацио-нального единства в исполнение решения Крымской конференции, пригла-шение не послано. На конференцию не приглашены Италия и другие бывшие сателлиты Германии, присоединившиеся к союзникам лишь после своего по-ражения. Они, как сказал Черчилль, должны честным выполнением условий перемирия «отработать свой обратный проезд», после чего им будет открыт доступ к международной организации безопасности.
В разосланном «Приглашении» сказано:
«Правительство Соединенных штатов Америки от своего имени и от име-ни Правительства Соединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии, Союза Советских Социалистических Республик и Республики Ки-тая приглашает… Правительство направить представителей на конференцию Объединенных Наций, которая должна состояться 25 апреля 1945 года в Сан-Франциско в Соединенных штатах Америки, для подготовки Устава Всеоб-щей Международной Организации для поддержания мира и безопасности.
Вышепоименованные правительства предлагают, чтобы конференция рас-смотрела как базу для такого Устава предложения по учреждению Всеобщей Международной организации, которые были опубликованы в октябре про-шлого года в результате конференции в Думбартон-Оксе и которые были до-полнены следующими условиями для раздела «С» главы IV:
С. Голосование.
1. Каждый член Совета Безопасности имеет один голос.
2. Решения Совета Безопасности по вопросам процедуры принимаются большинством в семь голосов членов.
3. Решения Совета Безопасности по всем другим вопросам принимаются большинством в семь голосов членов, включая совпадающие голоса постоянных членов, причем сторона, участвующая в споре, воздержи-вается от голосования при принятии решений согласно разделу «А главы VIII и согласно второй фразе абзаца I раздела «С» главы VIII»
Дополнительная информация о новых мероприятиях будет публиковаться в последующем.
… Вечером узнал я, что сегодня скончался автор «Угрюм-реки» и нашу-мевших «Странников» Шишков Вячеслав Яковлевич. Его имя стало в одно время особенно широко известным, когда в нашей прессе непомерно сильно ругали Шишкова за «Угрюм-реку», в которой незаслуженно благоприятно выведен инженер, кажется, Тулинов…
Кому как, а мне Шишков нравился. Сколько правды в его «Странниках». Завидую Шишкову, что ему удалось эту правду сделать достоянием всего света…
… С наступлением ночи загремели залпы Москвы: 2-й Белорусский фронт занял город и крепость Груздяндз в нижнем течении Вислы. В числе пятиты-сячного плененного гарнизона оказался и комендант крепости генерал-майор Фрикке.
В Западной Померании 1-й Белорусский фронт маршала Жукова занял го-рода Бельгард, Трептов, Грайфенберг, Каммин, Гюльцов, Плате. Пушки гре-мят на подступах к Данцигу и Штеттину…
7 марта 1945 года. По сообщению стокгольмского корреспондента лон-донской «Таймс», с пятого марта немцы начали призывать в регулярную ар-мию пятнадцатилетних мальчиков. Фашистский официоз «Фелькишер бео-бахтер» оправдывает это тем, что «на наши мирные города покушаются степ-ные люди. Они хотят завладеть нашими уютными домами, нашими площадя-ми с липами, нашими старыми ратушами…» А военный обозреватель «Килер цайтунг» в страхе спрашивает: «… когда русские прекратят свое наступление, ибо всякое наступление имеет свой конец?»
И тем немцам, которые желают изобразить наше наступление в качестве агрессии по отношению к «мирной» Германии, и тем, которые интересуются концом русского наступления, мы можем ответить: «На колени, Германия! Идет правосудие!»
И в самом деле, что стоило бы заявление Идена в палате общин о включе-нии германского министра иностранных дел Риббентропа и министра пропа-ганды Геббельса в число главных военных преступников в свете декларации о германских зверствах, принятой на Московской конференции 1943 г., если бы мы отказались покорить всю Германию или нашли бы границу, за которую не надо переходить? Все бы превратилось в идеалистическую болтовню. К сча-стью, судьба Германии зависит не от газет и парламентских болтунов, а от всесокрушающего оружия Красной Армии…
И если в Италии, охраняемой англо-американцами, возможно стало бегст-во в ночь под пятое марта из военного госпиталя крупнейшего военного пре-ступника генерала Марио Роатта, то из-под охраны Красной Армии никто не убежит… Да и посольства наши не окажут гостеприимства бандитам вроде румынского Радеску, которого скрыло от народного гнева английское пред-ставительство в Бухаресте. Подобные блудливые примеры английских по-ступков косвенным образом затягивают войну, порождая у фашистских гла-варей розовые иллюзии…
Если бы в союзных нам странах было настоящее народоправие, историче-ские вопросы разрешались бы с неимоверной точностью, справедливостью т быстротой. Небольшой пример народного решения: румынские крестьяне, утомленные ожиданием аграрной реформы, чтобы ускорить ее, уже присту-пили к самочинному дележу помещичьих земель.
9 марта 1945 года. На втором Украинском фронте взяты в плен два солда-та 102 роты испанского легиона Хесус Сайнс Балса и Энрике Марота Эрнан-дес. Этот факт является новым доказательством, что Испания не есть «ней-тральная страна». Она воюет против Объединенных наций. В ее городах Лаг-роньо и Сан Себастьяне вербуются добровольцы в антисоветские войска.

КОНЕЦ ШЕСТНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 17-я (9 марта 1945 г. – 24 марта 1945 г.)
Стало известно, что 8 марта 1945 года Председатель Румынского Совета Министров П. Гроза и министр иностранных дел Г. Татареску написали Председателю СНК СССР товарищу Сталину следующее письмо:
«Господин маршал,
После акта 23 августа 1944 года, по которому Румыния присоединилась к Объединенным Нациям, чтобы вести войну против общих врагов, горячим желанием румынского народа было увидеть себя снова в пределах Трансиль-вании, часть которой была у него несправедливо отобрана. Эта провинция была освобождена благодаря героизму Красной Армии в тесном сотрудниче-стве с румынской армией, и румынский народ Северной Трансильвании ожи-дает с нетерпением дня своего воссоединения в границах Румынии.
Румынское правительство имеет честь обратиться к Правительству Совет-ского Союза и к Высшему Советскому командованию с просьбой исполнить это желание румынского народа. Румынское правительство полагает, что Ад-министрация, которую оно установит в этой области, будет заботиться о за-щите прав национальностей, там живущих, и будет руководствоваться в сво-их действиях принципами равенства, демократии и справедливости по отно-шению ко всему населению. Оно также будет заботиться о поддержании пол-ного порядка для того, чтобы ничто не смущало правильного функциониро-вания всех учреждений, обслуживающих боевой фронт.
Румынское правительство надеется, что его ходатайство найдет отклик и благожелательное разрешение со стороны Правительства Советского Союза и Высшего Советского командования».
Сталин дал на это письмо 9 марта 1945 года следующий ответ:
«Господин председатель,
Советское Правительство рассмотрело просьбу Румынского Правительст-ва, изложенную в Вашем письме от 8 марта, относительно установления ру-мынской Администрации на территории Трансильвании.
Принимая во внимание, что вступившее ныне в управление страной новое Румынское Правительство берет на себя ответственность за должный порядок и спокойствие на территории Трансильвании и обеспечение прав националь-ностей, а также условий правильного функционирования всех местных учре-ждений, обслуживающих нужды фронта, Советское Правительство постано-вило ходатайство Румынского Правительства удовлетворить и, в соответст-вии с Соглашением о перемирии от 12 сентября 1944 года, согласиться на ус-тановление в Трансильвании Администрации Румынского Правительства.
Председатель СНК СССР И. Сталин».
Сегодня же маршал Сталин подписал приказ № 297 Рокоссовскому, т. к. войска 2 Белорусского фронта овладели в Северной Померании городом Штольп. Москва салютовала двадцатью залпами из 224 орудий. Очень ко-мично звучит в этих условиях заявление начальника немецкого генерального штаба Гудериана, что он «с лихорадочным нетерпением ждет обратного от-воевания восточных провинций Германии». Куда уж там отвоевывать восточ-ные провинции?! Немецкое командование не может даже эффективно помо-гать своим окруженным гарнизонам. Например, солдаты окруженного наши-ми войсками гарнизона города Бреславля получают помощь только в виде очков, да и то поставляемых не верховным командованием, а крейслейтером (окружным руководителем фашистской партии). Не имея чем больше похва-литься, об этом гремит гитлеровское агентство Трансоцеан, сообщая на весь мир, что:
«Гражданские власти всячески облегчают защитникам крепости борьбу. Когда дым и пепел, пыль застилают солдатам глаза, достаточно сообщить об этом по телефону крейслейтеру. Через каких-нибудь полчаса на месте появ-ляются юноши из организации гитлеровской молодежи, уже раздобывшие где-то специальные очки».
Слабое утешение. Если 31-ствольные минометы не помогли, то оптиче-ские стекла, конечно, не спасут немцев от разгрома.
10 марта 1945 года. Рузвельт во вчерашнем выступлении на пресс-конференции охарактеризовал, как спекулятивный вопрос представителей пе-чати о том – вступила ли война против Германии в такую фазу, когда она мо-жет внезапно кончиться. А министр военных дел США Стимсон 8 марта зая-вил, что США создали сейчас новый наступательный танк «Першинг Т-26», на котором установлена 90-миллиметровая пушка. Этот танк тяжелее амери-канского танка «Шерман», но легче немецкого «Королевского тигра». В 1941 году американское артиллерийское управление создало тяжелый танк, не ус-тупающий немецким, но потом решило концентрировать внимание на произ-водстве более легких и более маневренных танков.
… На дальних подступах к Берлину, в немецком местечке Парадис, обна-ружен военный завод в костеле. Интересный образчик немецкой аккуратно-сти по использованию помещений и образчик сращения католических попов с немецким фашизмом. О деятельности завода никто не знал из местного насе-ления, а иностранные рабочие под страхом смертной казни не выходили за стены этого завода. Завидная засекреченность. У нас бы разболтали…
… Наступающая Красная Армия вызывает у фашистских главарей некото-рые припадочные реакции. Например, командующие Восточным фронтом Гиммлер и генерал-полковник Шернер 8 марта издали приказ о «приравнива-нии русских рабочих в Германии к прочим иностранным рабочим». А еще раньше, в январе 1945 г., когда началось решающее наступление Красной Армии, сам Гитлер отдал приказ «Об обращении с советскими военноплен-ными». В этом приказе осуждалось грубое обращение с пленными со стороны охраны, приводились факты из жизни лагеря Болдев, где часовые палочными ударами подгоняли пленных в работе и т. д.
По-моему, тот и другой приказ, характеризуя зверство немцев устами са-мих фашистских главарей, являются хорошими документами в руках обвине-ния на предстоящем в будущем суде над немецкими преступниками.
… Вечером 9 марта югославский премьер-министр маршал Иосип Броз Тито выступил по радио с декларацией нового правительства: быстрее из-гнать немцев, восстановить страну, улучшить жизнь народа, собрать воедино все исторические территории Югославской федерации, дружба с СССР, США, Англией и другими свободолюбивыми нациями.
Трудно выполнить эту декларацию, имея в виду, что Англия и США обя-зательно многое начнут тормозить. Но, опираясь на поддержку СССР, мар-шал Тито добьется своего…
11 мата 1945 года. С восьмого марта установлены дипломатические и кон-сульские отношения между СССР и Доминиканской республикой.
Румынские правительственные и общественные организации шлют Ста-лину благодарственные телеграммы за разрешение установить в Трансильва-нии румынскую Администрацию. Очень интересна в этой связи речь Петре Гроза, произнесенная на собрании военной секции Арлюса (общество укреп-ления связи с СССР) в присутствии 600 румынских генералов и офицеров. Петре Гроза сказал:
«Друзья, я хотел бы, чтобы мои слова проникли в сердце и сознание каж-дого находящегося в зале. Я знаю, что борьба против темноты трудна. Я знаю, что пропаганду ненависти, которая привела к этой кровавой войне, принесшей столько горя почти в каждый дом, было трудно преодолеть в столь короткое время. Пропаганда, проникшая с запада, пропаганда, которая по обезьяньему обычаю ввела зеленую, синюю и другие рубашки, привела к тому, что наш несчастный народ терпеливо сносил ярмо фашистской и гитле-ровской диктатуры. Мы хотели возвращения Трансильвании, которая была отобрана Гитлером, Муссолини и всей их бандой. В то время мы предполага-ли отстоять нашу Трансильванию. Нам заявили, что мы не в состоянии будем защищать ее, ибо Гитлер и Муссолини узаконили этот акт. Глядя на трусость вооруженных людей, я был подавлен горем, ибо я знал храбрость людей без-оружных. Я боролся в подполье рядом с моими сегодняшними друзьями. Я был заключен в тюрьму. Но даже там я старался воспитать любовь к свободе и презрение ко всему тому, что называется гитлеризмом и фашизмом. Насту-пило 23 августа, но мы не сумели воспользоваться свободой, которая нам бы-ла дана.
Мы допустили, чтобы фашистские бандиты и их агенты поставили нас в течение этих 6 месяцев перед опасностью потерять доверие великого нашего соседа Советского Союза. Мы не сумели достаточно оценить его великоду-шие. Наш сосед был терпелив. Мы были свидетелями его терпения, с кото-рым он смотрел на этот танец блох, хотя он мог бы подавить нас одним дви-жением.
Прошло 6 месяцев. Саботаж чистки станы от врагов нашего народа, фа-шистов и гитлеровцев привел к тому, что недавно нашелся сумасшедший, ко-торый в этом зале начал угрожать нашему великому соседу – Советскому Союзу. Он заявил здесь всему миру, что румынская армия не идет с теми, кто борется за освобождение Трансильвании и кто желает спасти нашу Румынию. Он сказал, что румынская армия находится на его стороне.
В Трансильвании были не мы, румынский народ, а легионеры. Они терза-ли и убивали десятки и сотни невинных граждан. Маршал Малиновский был прав, когда он заявил мне: «Для меня, командующего фронтом, не безразлич-но, что происходит в моем тылу. В Северной Трансильвании бесчинствовали фашистские банды. Я вынужден был восстановить порядок и удалить этих бандитов».
Господам из «исторических партий» я говорил: если ваша совесть чиста, станьте искренними демократами, отбросьте все фашистское и сделайте так, чтобы наш великий сосед и друг Советский Союз питал к нам и к вам полное доверие, и тогда вы получите Северную Трансильванию в течение 24 часов. Ценой больших усилий мы сумели, наконец, навсегда смести со своего пути остатки гитлеризма и установить в нашей стране демократический режим. Первое, что мы предприняли, было решение обратиться к СССР с просьбой вернуть нам Северную Трансильванию. Мы обратились в Москву к великому маршалу Сталину, и через час он дал нам благоприятный ответ… Как румын из Трансильвании, я убежден в том, что вопреки всем препятствиям, как внутренним, так и внешним, мы восстановим нашу родину».
Разумеется, что внешние препятствия будут. Судя по тому, что в англий-ском полпредстве нашел себе приют разбойник Радеску, первые препятствия на пути демократического восстановления Румынии можно ожидать со сто-роны Англии…
13 марта 1945 года. Вчера вечером Москва салютовала войскам 2 Бело-русского фронта маршала Рокоссовского, вышедшим на побережье Данциг-ской бухты севернее Гдыни, и войскам 1 Белорусского фронта маршала Жу-кова, овладевшими на подступах к Берлину крепостью и городом Кюстрин. Так как войска союзников форсировали Рейн во многих местах и создали плацдармы на его восточном берегу, расстояние между ними и Красной Ар-мией сократилось сейчас до пятисот километров. Положение настолько серь-езно для Германии, что даже Гитлер в своем последнем обращении к армии сказал: «Создается такое впечатление, словно судьба идет против нас». Анг-лийская газета «Йоркшир пост» по поводу этого заявления заметила, что оно представляет интерес для интересующихся психологией преступников. Гит-лер ничего не обещает в нем немцам, но требует «сопротивляться и сопро-тивляться до тех пор, пока враги не устанут». Так вот до чего дошла страте-гия Гитлера, до надежды – утомить неутомимых… В этом объяснение бес-смысленного упорства немцев, не желающих признать факт проигранной ими войны… Преступник надеется отвоевать снисхождение к себе бешеным со-противлением. Идиотский расчет…
… В Токио, как сообщают английские и американские газеты, американ-ские самолеты опустошили 15 квадратных миль, в том числе вокзал Уено. Пострадал и центральный квартал Токио Хибия-парк, где сосредоточена ад-министративная жизнь столицы. У семи выходов императорского дворца – проволочные заграждения, щели, окопы…
Да, грустно становится японскому микадо. И все же, японцы петушатся и раздувают кадило не по своим губам. Например, японцы разоружили во Французском Индокитае французские войска, заняли 10 марта все француз-ские учреждения в Шанхае, окружили казармы французской полиции и войск.
Что это даст Японии? Ничего, кроме усиления к ней французской нена-висти и усиления позиций англо-американцев, которых отныне французы бу-дут всемерно поддерживать в войне с Японией в большей степени, чем досе-ле… Нет, политика Японии топорна и глупа…
14 марта 1945 года. С половины дня вчера потеплело, запахло весной. Но к утру сегодня понесла снежная метель. Не видать ни зги. В лекционных за-лах холодище. Курсанты, слушая лекцию, заметил я, дули в покрасневшие пальцы. Черт знает, когда мы научимся не мерзнуть в своих помещениях? Россия самая богатая топливом страна, а мерзнут у нас в частных квартирах и общественных помещениях больше, чем где бы то ни было… Постепенно то-пливо превратилось в проблему, леденящую нервы…
… В газетах опубликовано опровержение ТАСС: «На днях римский бюл-летень «Сервицио информациони» опубликовал сообщение о том, что при посредничестве Соединенных Штатов и при поддержке со стороны Велико-британии между Советским Союзом и Ватиканом будто бы происходят пере-говоры с целью заключения соглашения. ТАСС уполномочен заявить, что это сообщение совершенно не соответствует действительности».
Сколько разных блох на свете? Там Радеску, здесь папа Римский, а в дру-гом месте – хорватский марионеточный «правитель». Последний заявил: «Нам необходимо всеми средствами препятствовать осуществлению решений Крымской конференции». Таких политических дураков не сделает умнее да-же начатая применением 10-ти тонная английская бомба, сбрасываемая с са-молетов «Ланкастер» (Для погрузки этой бомбы на самолет требуется полу-часовая работа команды из 6 человек). Мы живем в век радио и электричест-ва, стоим на рубеже века атома и электрона (уже есть электронные микроско-пы, увеличивающие в 20 тысяч раз, есть основания надеяться на скорое раз-решение проблемы использования внутриатомной энергии), а Павеличи и ему подобные обскуранты мечтают оттолкнуть нас чуть ли не к палеолиту. Но не сбыться мечтам мракобесам. СССР – весна человечества, стал столь притяга-тельным и мощным, что весь мир видит в нем своего лидера на путях про-гресса. Каждый самый маленький народ стремится быть с нами на этих путях. Проявлением этого является и установление сегодня дипломатических отно-шений между СССР и Венесуэльской республикой.
… Вечером новый салют Москвы войскам 2 Украинского фронта маршала Малиновского, овладевшим в полосе Карпат чехословацким городом Зволен.
15 марта 1945 года. Пролит теперь некоторый свет на бегство бывшего руководителя итальянской военной разведки Марио Роатта из римской тюрь-мы. Именно, американский журналист Дрю Пирсон заявил, что бегство Роат-та из Рима 4 марта было организовано англичанами и Роатт, по утверждению Пирсона, находится в Бенгази или Триполи под защитой англичан.
Правда, английское министерство иностранных дел 13 марта вечером вы-ступило с опровержением этого утверждения Пирсона, но… после случая с Радеску в Бухаресте, я не склонен верить английским дипломатам в вопросе их невиновности в спасении Роатта от правосудия… Вообще, английские деятели прямо таки страдают болезненной страстью побольше выгородить и спасти разных реакционеров в разных странах, приберегая их для каких-то темных делишек.
… Нелишне отметить в записках, что де Голль, выступая по радио в связи с событиями в Индокитае, сообщил, что борьба сил сопротивления с японца-ми идет по плану и руководству французского правительства. Франция делает все, что может, чтобы союзники решились выдать для нее оружие из своих арсеналов, так как для борьбы с японцами французам не хватает оружия.
Учитывая конкретно сложившуюся обстановку (боязнь со стороны Анг-лии и Америки, как бы французские силы сопротивления не использовали оружие для слишком левых целей), можно сказать, что союзники не поспешат с выдачей Франции оружия. А если и дадут, то это будет началом экономиче-ской зависимости Франции, как и Китая, от Англии и США. Факт же этой экономической зависимости, которой мы сейчас ничего не в состоянии про-тивопоставить, несомненно, в какой-то степени отразится на наших взаимо-отношениях с Францией в дальнейшем. В частности, мы вынуждены будем остерегаться допускать Францию в качестве «арбитра» при нашем возможном споре с англо-американцами. Разве мы не знаем, что политика является кон-центрированным выражением экономики…
16 марта 1945 года. На фронтах незначительное по территории, но важное по существу продвижение наших войск: решается судьба Штеттина, Данцига, Гдыни. В немецкой армии растет дезертирство, невзирая на виселицы и рас-стрелы. Ухудшается положение немцев и на западном фронте, где вступила в действие новая американская армия, 15-я. Немецкий командующий Рундш-тедт не может остановить наступление союзников, так как основные силы немцев прикованы к Восточному фронту. По последним данным, части аме-риканской 3-й армии форсировали реку Мозель к югу от Кобленца, уничто-жив последние очаги немецкого сопротивления к северу от реки Мозель.
Что же касается положения в Финляндии, то его нельзя считать удовле-творительным. Правда, успешно завершены работы по демаркации границы арендованного Советским Союзом у Финляндии района Порккла-Удд в соот-ветствии с соглашением о перемирии, а финны с удовольствием кушают наш хлеб и кондитерские изделия, занимаясь самокритикой (в радиовыступлении 15 марта 1945 года в связи с предстоящими 17 и 18 марта выборами в сейм премьер-министр Паасикиви сказал: «Финляндия воевала против Советского Союза… упомянутый факт бросает свою тень и на нас… Чувство горечи, по-дозрение и недоверие по отношению к нам продолжают быть препятствием к установлению хороших отношений с нашим великим соседом… Теперь тре-буются новые силы для осуществления новых задач», (но… без достаточной и злой решительности искоренить фашизм в стране. В результате мы стали свидетелями таких возмутительных фактов, как нападение фашистских бан-дитов на редакцию финского журнала «Коммунисти», как обнаружение в по-селке Рапаккойоки склада оружия, созданного бывшим местным начальником шюцкоровской молодежи Францем Кауханеном. В том и другом случае по-лиция или «не смогла» найти преступников или была в роли постороннего наблюдателя. Нет, с Финляндией мы непростительно долго нянчаемся. С гос-подами-финнами надо поговорить пооткровеннее и потверже. За период вой-ны они, имея в свое время некоторые успехи, разучились понимать вежли-вость…
… Мы получили некоторые сигналы, что наши союзники не совсем кор-ректно относятся к советским гражданам, попавшим через Германию в каче-стве пленных или освобожденных из немецкой неволи во Францию, в Анг-лию или в Америку. Однако сами мы весьма чутки и предупредительны к гражданам союзных с нами стран. Из Одессы отправлен сегодня уже третий транспорт с репатриированными солдатами и офицерами союзных стран, ос-вобожденными Красной Армией из немецкого плена.
17 марта 1945 года. Ничего особенного. Продолжалось уничтожение вос-точно-пруской группировки немцев, ликвидация немецких плацдармов на восточном берегу Одера и уничтожение немцев, окруженных в Бреслау. Взя-тый в плен войсками 1 Белорусского фронта, командир 1 немецкого саперно-го полка полковник Генлейн заявил, что «Мне 57 лет. Я профессиональный офицер и в начале войны был уверен, что Германия победит. Катастрофа не-мецкой армии под Сталинградом поколебала мою веру, а последовавшие за-тем события разрушили ее до основания. Но, признаюсь, такого поражения, какое немецкая армия потерпела за последние месяцы на Восточном фронте, я все-таки не ожидал. Германия вела много войн и не раз имела неудачи. Од-нако, такого невиданного поражения, такого банкротства немецкой стратегии история Германии еще не знала».
…Сегодня в Москву прибыл президент Чехословацкой республики Эдуард Бенеш. Перед микрофоном он сделал следующее заявление: «Наш путь на Родину, освобождаемую героическим усилием Красной Армии и всех наших союзников, ведет через Москву. Это подчеркивает большое значение нашей общей дружбы и наших союзнических отношений. Я уверен, что скоро враг будет разбит и Европа – опять свободна». Бенеш прибыл в Москву вместе с супругой из Лондона через Баку. Он возвращается в Чехословакию.
Интересно, будет ли сейчас разрешен вопрос о Закарпатской Украине или его отложат до полного освобождения Чехословакии. Дипломатичнее и веж-ливее, конечно, будет, если этот вопрос на некоторое время отложат…
… Теперь имеется возможность высказать некоторое суждение о межаме-риканской конференции, которая проводилась с 21 февраля по 8 марта вклю-чительно в Мексико во дворце мексиканского президента Чапультепек и бу-дет в дальнейшем, наверное, часто называться «Чапультепекской конферен-цией». В Мексико присутствовали министры иностранных дел 18 республик Латинской Америки, за исключением Аргентины, которая под руководством фашиствующего президента Фарреля и премьера Перона продолжала полити-ку поддержки Германии.
Государственный секретарь США Стеттиниус выступил на закрытии кон-ференции с речью и перечислил шесть пунктов, характеризующих, по мне-нию Стеттиниуса, результаты конференции:
1. Соглашение американских республик относительно уничтожения по-следних следов влияния нацистов на западном полушарии и присоединения к декларации трех держав о военных преступлениях, опубликованной в октябре 1943 года.
2. Принятие программы конференции в Думбартон-Оксе в качестве ос-новы для хартии международной организации, которая будет принята в Сан-Франциско.
3. Принятие Чапультепской декларации, согласно которой американ-ские республики объединятся с целью сопротивления агрессии в пределах За-падного полушария «в соответствии с их собственными конституционными процедурами и полномочиями военного времени».
4. Организационное укрепление межамериканской системы.
5. Принятие декларации экономических принципов, предусматриваю-щих повышение жизненного уровня и рост благосостояния американских на-родов.
6. Принятие декларации относительно Аргентины, в которой амери-канские республики призывают Аргентину присоединиться к общей борьбе против агрессора «и проводить свою политику таким образом, чтобы иметь возможность подписать декларацию Объединенных Наций и присоединиться к окончательным решениям конференции».
Последнее решение, надо отметить, чревато большими опасностями для демократии, поскольку последняя идет на непонятную уступку аргентинским фашистам. Сделавший шаг, делает и другой. Так и прецедент с призывом Ар-гентины присоединиться к Чапультепекской конференции может довести де-мократию до еще большего позора: фашистская Аргентина может оказаться за одним столом с объединенными нациями, чтобы защищать таи интересы фашистских агрессоров.
Чтобы понять все же прогрессивное зерно конференции в Мексико, необ-ходимо обратиться к истории. Борясь в свое время против испанского гнета, народы латинской Америки прибегали к взаимному сотрудничеству. В 1826 году в Панаме прошел первый латиноамериканский конгресс, а в 1889 году государственный секретарь США Блейн сумел созвать первую межамерикан-скую конференцию в Вашингтоне. В дальнейшем имелись постоянные орга-ны связи между американскими республиками, один из которых – панамери-канский союз – находился в Вашингтоне. Однако усилия американцев огра-ничивались внутри республиканским сотрудничеством, изолированным от остального мира (Изоляционизм).
Даже после первой мировой войны это положение почти не изменилось, хотя и некоторые американские страны вступили в Лигу Наций. Только в 1940 году, почувствовав непосредственную угрозу германского империализ-ма, латиноамериканские страны начали пытаться вырваться из узких рамок изоляционизма. В поисках путей собственной безопасности, латиноамерикан-ские страны провели конференцию министров иностранных дел в Гаване в 1940 году, в Рио-де-Жанейро в 1942 году, но реальные предпосылки для объ-единения усилий американских республик с усилиями всех свободолюбивых народов в борьбе за безопасность были созданы лишь после конференции в Думбартон-Оксе и, я бы сказал, после Крымской конференции. Не случайно ведь, что Стеттиниус, прибывший на конференцию во дворце Чапультепека на обратном пути из Крыма, сформулировал задачи межамериканской конфе-ренции так: «Сейчас мы знаем, что нет таких барьеров на море, в воздухе и на суше, которые могут нас отделить от остальной части мира… Недостаточно предотвратить войну на наших берегах. Войне должен быть положен конец в любом пункте поверхности земного шара, где война возникает. В этом на-правлении мы работали на Крымской конференции. С этой целью мы собра-лись здесь».
Хотя и в ходе конференции не все участники ее понимали необходимость полного включения американских стран в систему международных мер безо-пасности, но уже то является прогрессивным, что конференция одобрила принципы Думбартон-Окского плана международной безопасности, торжест-венно провозгласила принцип взаимной помощи американских республик против внеамериканского и американского агрессора, установила принципы межамериканского сотрудничества на основе международного права, осуж-дения агрессии и осуществления демократических принципов.
Вредным решением конференции надо считать, что она допустила воз-можность для современной Аргентины присоединиться к межамериканскому соглашению при условии объявления своего согласия с ним. Такая дешевка не только на руку Аргентине, ставшей сейчас штабом мирового фашизма. Надо бы сказать прямо, что не место нынешнему аргентинскому режиму на американском континенте. Но это не сказано, и мир еще вынужден будет пе-режить горькие минуты разочарования, когда голос фашистской Аргентины прозвучит с трибуны демократических наций. В этом будет таиться стыд и позор американских республик и Стеттиниуса, который не смог быть после-довательным проводником крымских принципов…
18 марта 1945 года. С удовлетворением отмечаю, что гаулейтер Эрих Кох, как сообщило агентство Рейтер, четыре недели тому назад повешен за дезер-тирство и попытку тайно скрыться из осажденного Красной Армией Кенигс-берга. Он ел в свое время украинское соло в качестве наместника 3-й импе-рии, он повешен 3-й империей…
19 марта 1945 года. Вчера Бенеш с супругой посетил Большой театр в Мо-скве, где смотрел балетный спектакль «Дон-Кихот», а сегодня он был на приеме у Калинина, после чего беседовал со Сталиным. Вероятно, решалась судьба Закарпатской Украины.
… Союзники сообщили, что они имеют уже предмостное укрепление у Ремагена, на восточном берегу Рейна, размером в 300 квадратных километ-ров. Позавчера в три часа дня рухнул центральный пролет Ремагенского мос-та. Союзное командование считает, что катастрофа вызвана не действием вражеских диверсантов, а естественными причинами. Но… не верится…
… В Финляндии продолжает царить фашистский душок. Например, фин-ский суд, разбирая дело солдата Седермунда, ранившего четырех военно-пленных русских граждан выстрелом из автомата, он присудил бандита толь-ко к одному году шести месяцам каторжных работ. Недаром даже английская газета «Дейли телеграф энд Морнинг пост» 17 марта написала: «Наблюдатели в Швеции признают, русские зайдут не слишком далеко, если они потребуют немедленного смещения определенных финских должностных лиц и примут более суровые меры, оправданные после двух неудачных войн Финляндии».
Мне кажется, что подобные меры совершенно необходимы, и применить их следует не позже окончательных итогов выборов в Финский сейм (предва-рительные итоги опубликованы сегодня).
… Гораздо лучше идет дело в Юго-восточной Европе. Вслед за земельной реформой в Польше и Румынии, 17 марта Временное правительство Венгрии приняло закон о земельной реформе, которая обеспечит безземельное кресть-янство землей. Конечно, заслуга в этом принадлежит не столько премьер-министру Миклош Бела или министру земледелия Надь Имре, подписавшим декрет, сколько Красной Армии… Наша Великая Отечественная война, неся крушение фашизму, побочно осуществила такие исторические чаяния мил-лионов трудящихся, для которых нужна была бы революция в Болгарии, Ру-мынии, Венгрии и Польше. Столь прогрессивна военная буря, помчавшаяся с Востока на Запад.
… Союзные войска успешно теснят японцев в Бирме. Части 33 индийско-го корпуса подошли к разрушенному мосту Ава на реке Иравади.
Хорошо. Индийским войскам надо учиться современной войне. Без этого умения они никогда не получат самостоятельность из рук Великобритании.
… Нью-йоркский журнал «Протестант» сообщил, что Ватикан, испанская фаланга и державы оси не только сотрудничали в прошлом, но продолжают это сотрудничество и сейчас, особенно на территории Аргентины. Там круп-нейшие банковские и промышленные компании, контролируемые Ватиканом, играют ведущую роль в переводе нацистских фондов из Европы в Латинскую Америку. К числу таких компаний относится «Банко франсес-итальяно де ля Америка дель Сур». Но не только в Аргентине пытаются фашисты обосно-ваться для будущей деятельности по подготовке третьей мировой войны. Их хватает и в других странах, в том же, скажем, Иране. И нельзя думать, что эти элементы там так крепко ликвидированы, как об этом рассказано в докумен-тах английского посольства в Иране о деятельности германской 5-й колонны в Иране. Но публикация эта, сделанная 16 марта в газете отдела печати анг-лийского посольства в Иране «Дейли ньюс», довольно интересна. Помещаю ее в своих записках.
«В октябре 1940 года германская разведка послала в Иран двух своих агентов – Романа Гамотта и Франца Майера – для изучения страны в целях проведения там разрушительной работы в будущем. В апреле 1941 года в Иран прибыл третий член тройки, организовавший центр для руководства деятельностью 5-й колонны. Это был агент германской тайной разведки май-ор Юлиус Бертольд Шульц. Когда войска союзников вступили в Иран, иран-скому правительству было предъявлено требование об аресте германской ко-лонии в Тегеране. Трем вышеуказанным агентам германской разведки. хотя они были интернированы, все же удалось бежать и продолжать свою опасную работу. Из захваченных документов известно, что на юге Ирана при содейст-вии саботажников из англо-иранской нефтяной компании был подготовлен аэродром для приемки германских самолетов.
В январе 1942 года Майер пытался объединить иранские организации, ра-ботавшие против союзников, и установил контакт с одной из групп, имевшей в своем составе известного иранского генерала.
5-я колонна Франца Майера была создана под видом национальной орга-низации, называвшейся «Миллиюне Иран», возглавлявшейся комитетом, куда входили видные иранцы. Среди руководящих членов этой организации были генералы иранской армии. Организация делала ставку на восстания среди курдских и других племен на севере. Одновременно Шульц на юге пытался поднять кашкайские племена, поддерживая связь с Майером через специаль-ных курьеров. Комитет «Миллиюне Иран» решил, что Майер должен отпра-виться в Исфаган и передать известному иранскому генералу 2 из имевшихся у него радиопередатчиков, а также помочь в объединении племен в пользу немцев.
В Исфагане Майер совместно с генералом выработал план сотрудничества между южными племенами и план восстания на случай приближения герман-ских войск к границам Ирана. Окончательные детали заговора должны были быть выработаны после падения Сталинграда. Майер пытался также органи-зовать силами иранцев путч, целью которого было свергнуть шаха и начать военные действия против союзников в тылу последних. В то же время Шульц на юге добивался расчленения Ирана на два марионеточных государства.
Когда немецкая армия потерпела поражение у Эль-Аламейна и Сталин-града, исфаганские сообщники Майера стали более острожными в своих от-ношениях с ним, а один из его приближенных, испугавшись, показал предста-вителям британской разведки, где находился чемодан, содержащий около 250 документов, написанных в большинстве Майером и Шульцем, а также такими важными фигурами, как Сеид Абдул Касем Кашани – знаменитый мулла и Хабибула Ноубахт – депутат меджлиса. Майер сумел скрыться. Руководство германской разведки в Берлине решило послать в Тегеран в подкрепление Майеру парашютный десант и в случае успеха послать его Шульцу на юг Ирана.
30 марта 1943 года шесть агентов германской разведки приземлились с парашютами в районе Соленого озера и оттуда на верблюдах и автомобилях были доставлены в Тегеран. Парашютисты привезли с собой много денег и оружия.
Известие об успешном прибытии этой группы было передано в Берлин по радиопередатчику, и там было решено отправить вторую группу на юг для подкрепления Шульца. Она прибыла в район Шираза 15 июля 1943 года и со-стояла из трех немцев и одного иранца, завербованного германской разведкой в Германии. Они успешно прибыли к Шульцу и установили связь с Майером. Перед организацией «Миллиюне Иран» была поставлена задача – оказывать влияние на предстоящие тогда выборы в меджлис с тем, чтобы создать в меджлисе антисоюзнический блок, который предотвратил бы вступление Ирана в войну против Германии и противодействовал бы целям союзников. Конечная цель заключалась в срыве снабжения России через Иран.
В середине августа 1943 года, когда интриги Майера в выборной кампа-нии в Тегеране достигли своего высшего предела, власти союзников решили, что настал момент для разгрома 5-й колонны. 15 августа 1943 года Майер был арестован английскими властями. Затем в Тегеране были переловлены и остальные немцы. Схвачены были те немцы, которых Майер направил к Бах-тарам. Весной 1944 г. руководители кашкайских племен выдали Бертольда Шульца и других германских агентов. Около 170 иранцев, известных или за-подозренных в сотрудничестве с немцами, были арестованы иранским прави-тельством. Арест иранцев – служащих железной дороги – привел к значи-тельному уменьшению случаев саботажа на железной дороге, которые перед этим в течение весны и лета достигли угрожающих размеров.
Из приведенного материала не только видно, с какой коварностью и упор-ством цеплялись немцы за Иран, но насколько битва за Сталинград была не только вопросом стратегии, но и вопросом далеко идущей мировой политики, способной и ставшей фактически стержневой осью, вокруг которой история совершила свой поворот в сторону победы демократии над силами фашизма.
… Не случайными является и сделанное сегодня Молотовым заявление турецкому послу Сарпеду о желании Советского Правительства денонсиро-вать договор о дружбе и нейтралитете, заключенный еще 17 декабря 1925 го-да. Молотов деликатно указал, что этот договор уже не отвечает новому по-ложению дел. А, сказать по правде, он уже в 1942 году не отвечал… дружбе и нейтралитету… Ведь Турция тогда, как хищник, выжидала исхода Сталин-градской битвы, чтобы напасть на нас. Помнится, в «Правде» появилась ста-тья, кажется Заславского, в которой с горечью и гневом было сказано, что нам трудно и очень трудно, но у нас хватит сил, чтобы призвать к порядку агрессора в феске и чалме…
………………………………………………………………………………..
20 марта 1945 года. Был сегодня в Горьковском областном книгоиздатель-стве и выслушал критику моего произведения «Перекресток дорог». Крити-ковал редактор литературно-художественного отдела Зарубин. Это болезнен-ного вида человек с жесткими темно-русыми волосами, с серенькими глазка-ми и с неприятным налетом слюны в уголках губ. Ежась от холода и натяги-вая сухими пальцами короткие рукава своего поношенного пиджачка на кис-ти рук, чтобы они меньше стыли, он листал рукопись и скороговоркой выска-зывался, мало заботясь о логике и убедительности своих аргументов.
Случайно или в силу какой-либо системы, но он оказался на противопо-ложном полюсе во взгляде на мою повесть, нежели писатель Бондарин, в свое время читавший мою рукопись. Бондарину, например, нравилась любовь Ва-силия к Гале, а Зарубину она кажется надуманной; Бондарин находил по-грешности в описании военной школы, а Зарубину это место понравилось; Богдарин и курская литературовед Саввина считали, что о немцах я писал не-заслуженно «черно», а Зарубин, наоборот, требует такой модернизации, что исторические факты «братания» солдат в первой мировой войне должны быть отрицаемы или рассмотрены как преступление… Нудные бесконечные консультации, как они мне надоели! Мне лучше бы самому поговорить с миллионами читателей, но на пути стоят и лежат утесы вот из таких, как За-рубин, модернизаторов… А на какой черт мне нужно делать так, как им нра-вится? Ведь я пишу, охваченный велением своего сердца и разума. Наступит ли в моей жизни счастливый день, когда я смогу говорить с читателями и не ломать шапки перед различными консультантами и «цензорами», влияние ко-торых на мои работы, чувствую я, чисто отрицательного характера. И тяже-лее ничего не может быть, как литературная опека, заставляющая писателя молчать всю жизнь…
… Выйдя от Зарубина, я некоторое время провел среди рабочих издатель-ства, заинтересованный разговорами между ними. Все дело в том, что народ теперь с меньшей опаской посматривает на Запад (Все верят в конец Герма-нии), чем на Восток. Нутром, интуицией все мы чувствуем неизбежность войны с Японией. Об этом теперь только и говорят. Так и здесь, в книгоизда-тельстве, говорили о возможности войны с Японией.
– Наш-то, Мякишев, в зенитную артиллерию поехал на Дальний Восток…
– Ну и что ж, будет там посиживать, пока войны нет.
– Нет, так будет. Он артиллерист, а артиллерия она теперь решает исход боя. Да и меня не обманешь: если бы не воевать, то и войска тащить на Вос-ток незачем…
– А где ты образованность получил?
– В разных местах. И на Иркуте (надо бы – «на Варкуте») был, что за Пе-черой. Народ коми там живет, а то и совсем никто не живет… Тундра и снег, да Северное сияние… И на Московском море был и на Беломорском канале был…
– Добровольно?
– Ну, сказал! Десять лет мне дали, вот и путешествовал…
– За что?
– Не спрашивай. Я истопник и трубочист. Трубы плохо чистил, дым по-шел… Вот оно и самого было в трубу загнали…
– О, у тебя жизни много!
– Да не меньше, чем у тех, которые к десяти годам меня присуждали… Меня и германец и японец не обманет… А кормили нас хорошо, не поедали прямо. Зато и работали по-медвежьи, аж спина трещала.
– Ну, а насчет войны с япошками как мыслишь?
– Летом с ними обязательно завоюем, - авторитетно и басисто сказал заса-ленный и грязный бывалый трубочист, которому бы министерский пост за-нимать, а не трубы чистить…
… По дороге к ВПУ мне попался попутчик. Это один из офицеров-трофейчиков. Он хорошо осведомлен обо всех новинках немецкой техники, примененной в Отечественной войне, и назвал мне не только такие образцы, которые я сам лично видел (мины-торпеды-танкетки, пикирующие бомбарди-ровщики, минобросательные реактивные аппараты «Небельверфор», шести-ствольные и десятиствольные минометы, «Тигры» 1943 г. и «Королевские тигры» 1944 г., реактивные противотанковые ружья и пр.), но и такие, о кото-рых я только слышал или читал (Самолеты-снаряды «Фау-1» и «Фау-2», про-тивотанковый 88 мм миномет «Пупхен» обр. 1943 г. с реактивными минами кумулятивного действия: действует от 100-200 до 700 м – предел, пробивает броню до 160 мм; 31-ствольный миномет и пр.) Потом мы с ним разговори-лись о новых попытках немцев прощупать почву насчет мира с союзниками сепаратным путем. Активно действует Риббентроп и Геббельс. В Стокгольм послан некий фон Гессе с задачей войти в контакт с англичанами через шве-дов. А агенты Геббельса и в парижских кругах пустили слух, что Рундштедт вошел в контакт с Эйзенхауэром и запросил его об условии перемирия.
Но… у немцев и на этот раз трюк сорвался: из Вашингтона и Лондона по-следовало категорическое заявление о невозможности каких-либо мирных переговоров о частичной капитуляции Германии. Капитуляция должна быть полной и перед всеми союзниками, а не перед некоторыми из них. 16 марта агентство Рейтер опубликовало разъяснение о том, что «Авторитетные лон-донские круги расценивают немецкий зондаж, как типичный пример герман-ских усилий, направленных к тому, чтобы посеять рознь между союзниками, и он полностью игнорируется».
… Вечером Москва салютовала 1-му Белорусскому фронту, овладевшему городом Альтдамм – восточнее Штеттина, и 3-му Белорусскому фронту мар-шала Василевского, овладевшему в Восточной Пруссии городом Браунсберг – на побережье залива Фриш Гаф.
21 марта 1945 года. Освежающий ветерок подул в лицо «исторических партий» в Румынии. Реакционный глава национал-царанистов Маниу просит-ся в отставку «по болезни». Возможно, руководство партией перейдет в руки левого лидера доктора Лупу. На чашу весов демократического правительства Румынии бросил свой авторитет и патриарх Никодим. Он 19 марта опублико-вал в газетах «Скынтейя», «Семналул» и «Драпелул» свое послание, в кото-ром призывает народ поддерживать новое правительство и шлет ему и коро-лю свое благословение.
… Союзники сегодня прорвали «Линию Зигфрида» на широком фронте (саарский фронт, вблизи Цвейбрюккена). Части 3-й американской армии дос-тигли Майнца, вступили в Вормс и Кайзерслаутерн. Есть также сообщение, что американский флот под командованием адмирала Нимица 19 марта ата-ковал главные японские морские силы во внутренних японских водах север-нее Кобе и Куре, расположенных в южной части японских островов. Это зна-менательное событие. Оно предвещает большие неприятности для Японии.
22 марта 1945 года. Бушевала метель. 1-й Украинский фронт маршала Ко-нева прорвал оборону противника западнее и южнее города Оппельн, части продвинулись на сорок километров на каждом направлении и, соединившись в районе города Нойштадт, окружили и разгромили группу немецких войск. Взято в плен до 15 тысяч немцев. Это означает, что начинает рушиться «внутренний оборонительный пояс Германии», на который немцы возлагали большие надежды после сокрушения Красной Армией фашистской обороны по верхнему течению Одера и в Померании. Замечательно в действиях 1-го Украинского фронта то, что его войска не вытеснили, а окружили и уничто-жили гитлеровцев. Ведь Суворов еще говорил: «Враг оттеснен – неудача, враг уничтожен – удача». До нашей Отечественной войны считалось, что опера-ции на окружение возможны вообще редко и предполагают наличие выгод-ной конфигурации, а также наличия с одной стороны Теренция Варрона, а с другой Ганнибала. Считают ли себя немцы Варронами, не знаю. Но русский Ганнибал всегда находится. Он даже и не ищет особых конфигураций, а ок-ружает противника при всех условиях. Короче говоря, русское военное ис-кусство дало миру классические образцы систематических операций на окру-жение, сделав их обычными, как всякий бой…
… Интересно! Окружная комиссия по выборам в финский сейм в Нюланд-ском округе дала в центральную комиссию «ошибочно» сведений, снизив на 10000 число голосов за демократический союз народа Финляндии. Эта «ошибка» равняется одному депутатскому месту, присвоенному было швед-ской народной партией. Финский министр юстиции Кекконен заявил, что «выборы обнаружили значительный сдвиг влево». Об активности избирателей можно судить по проценту принявших участие в выборах: 1907 г. – 70%, 1939 г. – 66,6%, 1945 г. – 80%.
… Японский премьер-министр Койсо 21 марта сообщил по радио, что остров Иведзима занят американцами. Это имеет серьезное значение для вой-ны на Тихом океане, но не может быть никакой речи о соглашении с против-ником…
Ох, самурай, врешь! Прижмут покрепче, запросишь пить. Немецкие фа-шисты тоже кричали, что они никогда не склонят головы и не изменят фюре-ру. На деле же, нацисты начинают сейчас бросать свои партбилеты в берлин-ские мусорные ящики, а сами впадают в мистику, массами слушают предска-зания гадалок о своей «судьбе». Геббельс, пытаясь использовать сложившую-ся психологическую конъюнктуру, приказал многим нацистским пропаганди-стам обрядиться гадалками и предсказывать своим клиентам, что Германия скоро будет спасена «духом Фридриха Великого, воплощенного в фюрере». Среди гадалок проводится нацистская инструктивная работа. Гадалки пред-сказывают благоприятную судьбу немцам, а союзные армии углубляются тем временем в территорию Германии. Части 3-й американской армии вчера вступили в Людвигсгафен и продвинулись через город к Рейну, а англо-американские бомбардировщики вчера совершили тридцатый подряд ночной налет на Берлин.
23 марта 1945 года. Войска 2 Белорусского фронта овладели городом Цоппот на данцигском направлении и вышли на побережье Данцигской бух-ты между Гдыней и Данцигом. Таким образом, данцигская группировка нем-цев разрезана на две части. В это же время рушится под ударами армий союз-ников немецкая оборона между Рейном и Мозелем, где расположены наибо-лее мощные укрепления «Линии Зигфрида», идущие двумя-тремя линиями параллельно франко-германской границе.
… Американская печать осуждает клеветническую книгу Уайта, который, по выражению «Сан-Франциско кроникл», поехал в Советский Союз, убеж-денный, что нет необходимости в содружестве США с СССР. А, по-моему, этот господин, как в свое время Андре Жид или летчик Линдберг, попользо-вался хлебосольным гостеприимством СССР, а потом наплевал нам в глаза. Это обязывает нас осторожнее выбирать своих друзей и не спешить откры-вать перед ними квартиры и сердца.
24 марта 1945 года. Войска маршала Толбухина (3 Укр. фр.), отразив ата-ки одиннадцати танковых дивизий немцев юго-западнее Будапешта, сами пе-решли в наступление, разгромили танковую группу немцев, продвинулись на 70 километров в глубь и расширили прорыв на 100 километров по фронту. Рушатся надежды немцев удержаться в районе Будапешта, откуда идут крот-чайшие пути в Австрию, в индустриальные районы Чехословакии, где сосре-доточены военно-промышленные немецкие базы. Успех Красной Армии на южном фланге представляет также серьезную угрозу немецким войскам в Италии и Югославии. Это все и объясняет отчаянное упорство, с каким нем-цы дерутся в районе Будапешта.
Войска 1 Украинского фронта, продолжая наступление, заняли в Силезии западнее Одера города Нейссе и Леобшютс. Войска союзников форсировали Рейн севернее Рура, в районе Везеля, Рееса и Ксантена. Черчилль в своем по-слании 21-й армейской группе, переданном утром 24 марта, заявил, что он счастлив. что находится вместе с начальником имперского генерального шта-ба в штабе 21-й армейской группы фельдмаршала Монтгомери во время зна-менательной битвы за форсирование Рейна. Обращаясь к английским солда-там, Черчилль заявил:
«Долго будут рассказывать, как вместе с нашими канадскими братьями и храбрыми американскими союзниками вы выполнили эту величайшую зада-чу».
………………………………………………………………………………….
В Германии появились живые «покойники». Бернский корреспондент га-зеты «Дейли экспресс» сообщает о новой уловке: они исчезают как якобы умершие. Полковник войск СС Олиф Фикерт поместил в немецких газетах свой некролог, но четыре недели спустя его видели разгуливающим по глав-ным улицам Барселоны под именем Вильгельма Клейнерта.
Начальник штаба гитлеровской молодежи Гельмут Меккель, как сообща-ют, «явился жертвой рокового несчастного случая», но после этого его виде-ли с главарем испанских студентов-фашистов Альваресом Серано…
Подобные трюки выбросили многие и другие немецкие фашистские гла-вари. Пусть человечество насторожится. Если второстепенные лица превра-тились в живых «покойников», чтобы избежать ответственности, то этот опыт могут повторить и вожди нацизма. Поэтому, если появится сообщение о их смерти, необходимо потребовать для осмотра их трупы, как сделали в начале XVII в. москвичи, выставив для всеобщего обозрения труп одного из дмитри-ев-самозванцев, убитого в Кремле…

КОНЕЦ СЕМНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 18-я (25 марта 1945 г. – 9 апреля 1945 г.)
25 марта 1945 года. Полковник Деборин, выступая в политуправлении РККА на совещании преподавателей партполитработы военных училищ, кос-нулся ряда вопросов международного порядка и войны. В частности он рас-пространил сообщение о поведении Гитлера в период хода Крымской конфе-ренции. Гитлер дважды выступил по радио с мирными предложениями. При этом он жаловался на обманувший его надежды немецкий народ, на посла в СССР фон Шуленбурга, который де неправильной информацией толкнул Германию на войну с СССР и т. д. Гитлер грозил также союзникам, что они, отказавшись от мира с Германией, найдут там руины и голод.
Последнее на Гитлера похоже: бандит способен на все, когда гибель ок-ружит его со всех сторон. Только теперь не время для испугов. Наш девиз: «Вперед и только вперед!» Иметь дело с голодом и руинами нам не впервые, справимся.
Потом говорилось о Франции, которая отказалась подписывать приглаше-ние к странам на конференцию в Сан-Франциско т проявила колебание на-счет вообще участия в этой конференции по двум причинам: а) Союзники поздно открыли второй фронт, что стоило французам многочисленных неоп-равданно понесенных жертв; б) Союзники не поддержали Францию в Сирии, а Англия прямо-таки допустила здесь антифранцузское нахальство…
Интересные факты приведены из японской жизни: газета «Ници-ници» в одной из своих статей упрашивала Сталина не верить Рузвельту и Черчиллю, не вступать в войну против Японии, обещая за это разрешить сахалинский вопрос путем переговоров Японии с СССР. При этом выставляется в качестве заслуги Японии перед СССР, на который она не напала в трудный для СССР период. Конечно, японская газета умолчала о готовности Квантунской армии напасть на СССР в момент предполагаемого и с нетерпением ожидаемого па-дения Сталинграда в 1942 году. Газета даже намекнула на ошибочность поли-тики дружбы Японии с Германией, поскольку в Германии господствует взгляд на японцев, как на представителей «низшей расы». Заметьте, ошибоч-ной политика дружбы Японии с Германией считается не потому, что эта дружба была разбойной, а потому, что разбойники не договорились расовой полноценности и одноценности. Пусть после этого никто из нас не удивляет-ся, если японские деятели после поражения и капитуляции Японии (а это рано или поздно будет) недоуменно пожмут плечами и заявят: «Непонятно, почему с нами поступают, как и с немцами, ведь мы страдали от расового неравенст-ва с немцами, имели свою конституцию и парламент, т. е. были демократиче-ской страной?»
Мало ли может быть в жизни неожиданных ляпсусов. В 1918 году, напри-мер, румынский Кароль II, жалуясь на неравенство его с английским королем, просил принять его в компартию. А потом, женившись в нарушение румын-ских обычаев и законов, бежал под крыло к английскому королю… Да и ляп-сусы другого порядка возможны. С давних пор социальной опорой королей считалось дворянство, а короли воспитывались монархистами. Теперь же есть такие страны, где социальная опора королей исчезла, но по традиции там еще сохраняется король, воспитываемый коммунистами и левыми социал-демократами (малолетний царевич Симеон в Болгарии и регентский совет из двух коммунистов и одного социал-демократа: Ганев, Бобошевский, Павлов) или есть регентский совет в стране, из которой король фактически изгнан за профашистские взгляды, а премьером ее является генеральный секретарь компартии (Тито) и в помощь ему направлен бывший работник Коминтерна товарищ Коларио. Все это понять совершенно невозможно, если оставаться в плену партийных взглядов периода, скажем, 1917–1936 годов. Вот почему необходимо не только образование, но и переобразование, не только воспи-тание, но и перевоспитание миллионов людей в нашей стране, чтобы они бы-ли в состоянии разобраться в сложнейших сплетениях проблем политики на-шего времени…
Когда-то, учась еще в Воронеже, мы спорили по поводу выдвинутого Ко-минтерном вопроса о едином народном фронте, направленном против фа-шизма. Тогда некоторые говорили, что «коммунистическому ручью не следо-вало бы в свое время выделяться из общедемократического потока, если его заставляют теперь снова влиться в общедемократический поток». Говорили эти слова даже с гневом и возмущением, не понимая разницы между движе-нием вслепую и движением. Происходящим по сознательному велению так-тики коммунистов. Теперь, через добрый десяток лет, мы видим сколь пра-вильным было решение Коминтерна объединить все антифашистские силы в один мощный поток: без этого нельзя было одолеть страшную фашистскую силу. Великие решения, даже если они многим и не нравятся, все же влияют на поступки целых поколений. Возьмем пример, в американских странах ан-тифашистские решения Коминтерна не пользовались популярностью, но они все же продолжали учить американцев многому. И вот, когда прошло много лет учения, мы являемся свидетелями созыва в Мексике американской анти-фашистской конференции. 21 марта 1945 года в Мексико закончила свою ра-боту конференция против франкистского террора. Она призвала правительст-ва демократических государств прекратить ложную миротворческую дея-тельность в отношении Испании и спасти действительными мерами от смерти и пыток испанских антифашистов, брошенных генералом Франко в застенки. Конференция решила день 14 апреля объявить на южно-американском кон-тиненте днем борьбы против террора Франко. Закрывая конференцию, пред-седатель партии Мексиканской революции Вильялос выразил от имени пра-вительственной партии Мексики просьбу к объединенным нациям отказаться от признания правительства Франко и порвать отношения с фашистским пра-вительством Испании.
26 марта 1945 года. Умер после продолжительной болезни маршал Ша-пошников – начальник Высшей военной академии, бывший начальник Ген-штаба, замененный Антоновым. По совпадению, лондонское радио сообщило о смерти старейшего члена английского парламента Давида Ллойд-Джорджа. Теперь, наверное, он всерьез умер. Был ведь случай накануне войны, когда ТАСС сообщило о его смерти, а в действительности же тогда умерла только супруга Ллойд-Джорджа.
Вчера состоялись в Варшаве похороны пяти офицеров варшавского штаба Армии Людовой, павших 27 августа 1944 года в боях с немцами во время варшавского восстания, спровоцированного польским эмигрантским прави-тельством. На траурном митинге на площади Зигмунда над открытой могилой выступил президент Берут. Он сказал: «Мы смотрим на эту могилу, зная, что разрушенная Варшава скрывает неисчислимые могилы павших в борьбе за столицу. Борьба эта была не нужна Польше. Эти пятеро знали об этом, но хо-тели до конца остаться на своем посту. На этом посту стояло и население Варшавы, которое, любя родину и ненавидя оккупантов, давно ожидало мо-мента, чтобы сбросить вражеское иго. Но население Варшавы не подозревало злонамеренной игры реакционных политиков, которые ради своих эгоистиче-ских целей вызвали уничтожение города варварами-оккупантами, злоупот-ребляя патриотизмом населения. Зачинщики восстания пытались захватить власть перед приходом Красной Армии, ничем лично не рискуя в случае не-удачи. Для нас и для будущих поколений борьба Варшавы за независимость будет всегда примером героизма и самоотверженности. Теперь польский сол-дат у Одера продолжает их борьбу».
Сегодня же в Варшаве опубликовано заявление Временного польского правительства, адресованное СССР, США, Великобритании и Китаю, по по-воду несправедливого не приглашения Польши на предстоящую конферен-цию в Сан-Франциско. В заявлении выражена надежда, что Польша будет приглашена на конференцию, хотя и комиссия, созданная в Крыму для кон-сультации по польскому вопросу, еще не закончила свою работу.
Надо полагать, кроме СССР, польскую просьбу никто не поддержит, а Ве-ликобритания даже постарается руками польского эмигрантского правитель-ства затянуть разрешение польского вопроса (создание нового правительства на базе расширения нынешнего), чтобы тем самым оправдать недопущение Польши на конференцию и обеспечить некоторое ослабление советских по-зиций на конференции. Как-никак, а Великобритания не отказывается от по-литики «равновесия сил» при всяком случае… Долго нам придется отучать Великобританию от этой «соски».
Но ничего, «равновесие сил» в Европе все более складывается в нашу пользу. Об этом свидетельствует не только принятый вчера в Венгрии декрет, отменяющий все антиеврейские законы, но и дальнейший успех Красной Ар-мии: войска 2-го Украинского фронта маршала Малиновского овладели Че-хословацким городом Банска Бистрица, войска 3-го Украинского фронта маршала Толбухина овладели венгерскими городами Папа и Девчер на под-ступах к австрийской границе, Войска 3-го Белорусского фронта завершили ликвидацию немецкой группировки на побережье залива Фриш Гаф юго-западнее Кенигсберга и отбросили немецкие остатки к мысу Кальхальцер-Хакен. Наша авиация бомбила Данциг. И это делается несмотря на примене-ние немцами авиационной новинки в виде самолетов с реактивным двигате-лем и без горизонтального хвостового оперения (к представителям реактив-ного самолета относится одноместный истребитель-перехватчик типа «МЕ-163»).
Правда и на западном фронте имеются значительные успехи. Части 3-й американской армии достигли окраин Франкфурта-на-Майне. Четвертая часть восточного берега Рейна находится уже в руках союзников. И все же, учиты-вая расплывчатость англо-американской демократии, даже в этих условиях приближающегося краха германского фашизма, его друзья не желают – сло-жить оружия за границей, на что-то надеются. Например, депутат мексикан-ского парламента Сальвадор Очоа Рентелиа заявил, что синаркисты (мекси-канские фашисты) прячут в городах штатов Гуанахуато и Керетаро большие запасы оружия для нанесения неожиданного удара в спину демократии во время предстоящей избирательной компании. В это же время в Греции, опи-раясь на английскую политику, немецкие прихвостни ходят на свободе, а де-мократические элементы томятся в тюрьмах. Газета «Элефтерия» (независи-мая либеральная) сообщила, например, что бандит Антон Уауч, громивший при немцах антифашистов во Фракии, подписавший договор с немцами о со-вместной борьбе против греческих патриотов, на днях произведен из сержан-тов прямо в капитаны. Генерал-майор Папафанасопулосе был при немцах гаулейтером острова Эвбея и в январе-июне 1944 года казнил 64 греческих патриотов, а сейчас гуляет на свободе в военном мундире. «Над страной с древними и новыми священными развалинами, над могилами сотен тысяч по-гибших за эти четыре года, раздается ужасное оскорбительное карканье пре-дателей».
Этого нельзя забывать никому из современников, а также из наших по-томков, которые будут изучать историю наших дней и поинтересуются запис-ками современников. Пусть даже коряво написаны эти записки, но в них дана хроникальная правда о нашем времени. Дана без домысла, который, может быть, приятнее для слуха и глаза, но более удален от истины…
27 марта 1945 года. Вокруг больших личностей обязательно складывались и складываются анекдоты. Мне много пришлось слышать их о Петре Вели-ком, о Пушкине, о Черчилле. Сегодня офицеры-преподаватели, беседуя о Рузвельте, возвели его физические недуги в принцип-анекдот: «Рузвельт – весь на винтах». В чем же причина подобных анекдотов? Она лежит в отсут-ствии художественных литературных биографий о великих людях. В отноше-нии Пушкина, скажем, Вересаев и Тынянов несколько восполнил пробел, а Рузвельт до сей поры для нашего гражданина продолжает быть загадкой во многих отношениях. А там, где существует «загадка», хорошо растут анекдо-ты…
Иногда анекдотическое предопределяется неправильной политикой. На-пример, демократические страны ведут непонятно-терпеливую политику по отношению к фашистской Аргентине. В результате этого аргентинское пра-вительство получило возможность спасать немецких и японских фашистов на своей территории, а демократическим странам бросить в глаза песок в виде анекдотического объявления войны державам оси. Да, Аргентина вчера объя-вила войну, но это будет только означать, что японо-немецким фашистам бу-дут отныне прислуживать не аргентинские штатские в широких шляпах. А ар-гентинские военные в генеральских мундирах. Чем не анекдот? А все же най-дется много умных дураков, чтобы кричать о решительном повороте Арген-тины в сторону демократических стран. Среди этих дураков (дураками они прикидываются добровольно, чтобы безопаснее для себя заниматься клеветой на настоящую демократию) обязательно окажется обозреватель английской газеты «Обсервер», замаскировавший свое настоящее имя псевдонимом «Зна-ток Европы». Он упражняется сейчас рассуждениями насчет того, что поня-тие «демократия» нельзя применять к событиям Юго-Восточной Европы, ос-вобожденной от фашизма Красной Армией или при ее содействии. Он счита-ет, что там демократия навязывается народу решением Крымской Конферен-ции и силой Красной Армии. Он договаривается до того, что сравнивает Вен-ский конгресс 1814-1815 годов с Крымской Конференцией, хотя всякому из-вестно, что Венский конгресс и созданный им «Священный Союз» стреми-лись осуществить принцип восстановления и утверждения господства фео-дальных элементов в Европе, а Крымская конференция постановила помогать народам Европы «создавать демократические учреждения по их собственно-му выбору». И народы Румынии и Венгрии избрали себе такие формы демо-кратии, которые им нравятся, но не нравятся английским реакционерам. И последние готовы пойти на все, чтобы опорочить румыно-венгерскую демо-кратию. Но… есть хорошая пословица: «Что у волка в зубах, сам Георгий не отнимет». Ее можно перефразировать: «Что румыно-венгры сделали в союзе с СССР, сам волк не отнимет, хотя он и является «Знатоком Европы».
А все же часто приходится нам тратить свою энергию не на саму работу, а на вытирание различной пыли со своих рабочих инструментов. Вот, напри-мер, снова пришлось публиковать опровержение ТАСС против утверждения обозревателя американской газеты «Дейли Миррор» Пирсона, что, якобы в советско-французском договоре о взаимопомощи есть секретная статья о свободе рук Франции – на Западе, СССР – на Востоке… Не спится даже Пир-сону, когда его хозяева нуждаются в чернилах против СССР…
… С Германией же происходит явление «Шагреневой кожи» Бальзака: она уменьшается при всяком новом высказывании своих желаний. Недавно Дит-мар сказал: «Для каждого ясно, что здесь начинает вырисовываться ситуация, требующая срочных и радикальных решений». Дитмар этим выразил жела-ние… и сейчас же Германия заплатила за это желание: 1-й Украинский фронт занял на территории Силезии города Штрелен и Рыбник, 3-й Белорусский фронт на мысе Кальхольцер-Хакен захватил 4000 пленных, 2-й Белорусский фронт прорвался в Данциг и Гдыню, 3-й Украинский фронт занял в Венгрии города Кишбер, Тет, Целдемелк, Яношхаза, Топольча, а Эйзенхауэр заявил о прорыве линии германской обороны. Он сказал при этом, что немцы не име-ют теперь сил держаться с таким упорством, как до сей поры. Однако не сле-дует ожидать стремительного марша союзников прямо на Берлин. Никакого мира на основе переговоров не будет. Только безоговорочная капитуляция, навязанная союзными армиями, занимающими Германию с обеих сторон.
28 марта 1945 года. Президент Рузвельт, по утверждению Агентства Рей-тер, отдал вчера распоряжение членам своего кабинета и всем дипломатиче-ским представителям находиться наготове на случай немедленной победы в Европе. Может быть, в этом сообщении есть некоторая натяжка, но не это сейчас важно. Умонастроение всех людей из лагеря свободолюбивых наций сейчас таково, что именно подобное заявление считается нормальным и свое-временным. Все мы чувствуем такое, что трудно поддается описанию слова-ми, но которое можно выразить грубым и энергичным сжатием кулака, в ко-тором мы воображаем зажатую Германию. Конец близок… Теперь уже кану-ли в историю факты, когда мы по году сидели под Васильевщиной или Лыч-ково, безуспешно атакуя немцев. Теперь 3-й Украинский фронт подходит к австрийской границе, заняв города Чорно и Шарвар; 2-й Украинский фронт взял на берегах Дуная города Дьер и Комаром на Венском направлении; 2-й Белорусский фронт овладел Гдыней, а танкисты американского генерала Пат-тона жалуются, что не успевают брать в плен немецких солдат. Правда, в этом тоже есть некоторый трюк немецких фашистов: упорно сопротивляясь нам и быстро сдаваясь нашим союзникам, немцы рассчитывают этим поссо-рить нас с англо-американцами. Но это похоже на одну глупую девушку, ко-торая «обманула» солдата: переспала с ним, а замуж не пошла… Все равно судить будем немцев, куда бы они в плен ни попали, к нам или американ-цам… Правда, немцы пытаются свои страхи перед русскими перенести и на нервы англо-американцев, припугивая из «Красной опасностью». Фриче, на-пример, сказал доверительно одному из английских пленных офицеров по поводу продвижения Красной Армии: «Союзники открыли двери ада против немцев, но они не сумеют их закрыть. Ключ европейского порядка находится в руках немцев и его не надо бы выбивать из их рук…»
Напрасные потуги. Теперь большевистский жупел невысоко ценится за океаном. Вот, например, что говорит об СССР Митрополит Вениамин, вер-нувшийся в Нью-Йорк с поместного собора епископов русской православной церкви:
«В Советском Союзе на меня огромное впечатление произвел патриотиче-ский подъем среди населения и его страстное желание добиться победы над врагом. Все население и церковь идут на любые жертвы для обеспечения по-беды… В Советском Союзе власти внимательно относятся к делам церкви, и церковная деятельность в СССР не встречает ни каких препятствий…» Вот и пусть выкусят чего-либо нацисты из своих антисоветских жупелов!
Пока они надеются, мы действуем. Сегодня опубликован список советских делегатов на конференцию в Сан-Франциско. Всего восемь человек во главе с Громыко А. А. – советским послом в США.
29 марта 1945 года. Бухарестские газеты опубликовали приказ товарища Сталина маршалу Малиновскому в связи с взятием Банска Бистрица, в кото-ром среди отличившихся войсковых соединений отмечены также румынские войска генерала Дэскэлеску. Восхищаясь тем, что румынских солдат привет-ствовали орудия войны, румынские газеты высказывают и чувства, за кото-рыми кроется большая политика и надежда на облегчение условий предстоя-щего мира с союзниками. Газета «Универсум» написала, что «признание храбрости румынских солдат, специальное упоминание о них в приказе мар-шала Сталина наполняет сердца румынского народа справедливой гордостью и укрепляет его в решимости довести до конца борьбу за окончательный раз-гром гитлеризма». Газета «Либертатя» отметила, что приказ Сталина напол-няет гордостью сердца румын и вселяет в них большие надежды на будущее.
… А будущее это не за горами. Сегодня 3 Украинский фронт овладел в Венгрии городами Сомбатель, Капувар, Кесег и вышел на австрийскую гра-ницу. 3-й Белорусский фронт маршала Василевского завершил ликвидацию Восточно-Прусской группировки войск, окруженной юго-западнее Кенигс-берга. С 13 по 29 марта убито 80000 и пленено 50000 немцев, захвачено 605 танков и более 3500 полевых орудий.
В это же время союзники очистили от немцев северную половину Ман-гейма, вступили в Висбаден. В воинских частях немцев в Дании 25 и 26 марта произошли волнения. Эсэсовцы стреляли в бунтовщиков из легких пушек. В Копенгагене на одной из площадей произошел бой между немецкой полевой жандармерией (полицией) и армейскими частями. От всего этого Германия не становится крепче… Отлично.
30 марта 1945 года. Второй Украинский фронт форсировал реки Грон и Нитра, продвинулся на 50 километров и занял опорные пункты на Братислав-ском направлении, как Комарно, Новы Замки, Шураны и др. Второй Белорус-ский фронт маршала Рокосовского овладел Данцигом. Третий Украинский фронт совместно с болгарской армией генерал-лейтенанта Стойчева прорвал немецкую оборону южнее озера Балатон и продвинулся на 30 километров, выйдя на подступы к нефтяному району Надьканижа.
И вот теперь, когда польский флаг развивается над Данцигом, Англия не перестает держать себя в состоянии дипломатических отношений с трупами Рачкевича, Арцишевского и Ко. Более того, поощряемое англичанами, поль-ское эмигрантское правительство усиленно хлопочет в Лондоне, Брюсселе и Париже о предоставлении ему займов. Какими комичными выглядят не толь-ко лондонские поляки, но и их хозяева… В противоположность грязненьким приемам английских политиков чисто работают англо-американские солдаты. Они разгромили оборону немцев на Рейне, быстро продвигаются к Везеру, движутся в направлении Вюрцбурга и Нюрнберга. Вторжение союзных войск в Баварию и движение Красной Армии в Австрию окажут решающее влияние на ход войны. Ведь в планах затяжной войны, намеченных Германским гене-ральным штабом оборона в гористых районах южной Германии и в Австрии была основным козырем. И вот этот козырь почти превращен в ничего не стоящую битую карту. На все будущие времена практика согласованных дей-ствий двух фронтов против Германии, осуществленных в 1944-45 годах, бу-дет служить прекрасной пищей для теории военного искусства действительно передового и действительно великого, искусства демократий, борющихся с реакционнейшими армиями немецкого фашизма. Самым выдающимся масте-ром этого искусства была и есть Красная Армия. Ей суждено стать мировой военной академией… И кто не будет учиться в этой академии, тот безнадеж-но отстанет…
1 апреля 1945 года. Недавно в Греции произошли сумасшедшие события: монархические демонстранты сожгли на площади символ нашего могущества – Советский красный флаг, а сам регент Дамаскинос провозгласил поход на Софию. Неправда ли, что это похоже на мышкин теремок: наступит на него «русский медведь» и от теремка ничего не останется. Говорят, что у коров и лошадей так устроен глаз, что человек корове или лошади кажется сильно увеличенным. Не страдают ли наличием таких коровьих глаз греческие дама-скиносы и прочие «иносы»? С такими глазами, да еще взятыми в оправу Чер-чилля, греческие монархисты и прочие реакционеры, смотрясь в зеркала, ви-дят себя сильно увеличенными и готовы на весь мир стукнуть ножкой. Бед-ненькие, каблуки-то пожалели бы… А лучше, чем стучать, прислушались бы к тому, что говорят в Европе и Америке по поводу сложившейся обстановке. Как известно, Геббельс в начале головокружительных успехов немецкой ар-мии не менее Дамаскиноса петушился, а теперь кричит: «Мы уже столько по-теряли в этой войне, что у нас почти ничего не осталось, кроме нашей чести, нашей жизни и свободы». Конечно, чести у Геббельса не было никогда, но жизни и свободы было не менее, чем у Дамаскиноса: он мог свободно призы-вать немцев к уничтожению целых народов и жить за счет грабежа целой Ев-ропы, а Дамаскинос пока свободен в разгроме только греческих патриотов и живет надеждой придти в Софию. Не было бы ошибкой, если бы одна петля захлестнула на виселице и Геббельса и Дамаскиноса. Пустую траву из поля вон! Вся Европа и Америка этого требует. Я имею ввиду народ, а не… Чер-чилля или Идена, запятнавших себя кровью греческих патриотов…
2 апреля 1945 года. Опубликовано в сегодняшних газетах интересное со-общение о том, что «В результате работы Крымской конференции было дос-тигнуто соглашение о том, что на предстоящей Конференции в Сан-Франциско делегации Великобритании и США поддержат предложение о приглашении Украинской и Белорусской ССР участвовать в указанной Меж-дународной Организации в качестве первоначальных членов-учредителей. После этого представители Соединенных Штатов Америки поставили вопрос о том, чтобы Советский Союз поддержал предложение о предоставлении США дополнительных голосов в Ассамблее.
В ответ на это представители Советского Союза выразили свое согласие с предложением США, заявив, что можно было бы довести количество голосов Соединенных Штатов Америки в Ассамблеи до трех.
Как сообщают из Вашингтона, представители Великобритании также зая-вили об отсутствии у них возражений против указанного предложения Прави-тельства Соединенных Штатов».
Вот один из практических шагов выхода двух наших Союзных Республик на международный простор.
Большой интерес представляет опубликованное в газетах Советско-Чехословацкое коммюнике о пребывании в Москве Президента Чехословац-кой Республики господина Эдуарда Бенеша. В коммюнике сказано, что «17 марта в Москву прибыл… доктор Эдуард Бенеш в сопровождении членов Че-хословацкого правительства…
В беседах… между Президентом Чехословацкой Республики Бенешем, Премьер-министром Шрамеком и министром иностранных дел Масариком, с одной стороны, и Председателем СНК СССР Сталиным и НКинделом СССР молотовым, с другой, были подвергнуты рассмотрению вопросы дальнейшего развития дружественных отношений между Чехословакией и СССР, основой которых является Договор о Дружбе, взаимной помощи и послевоенном со-трудничестве, подписанный 12 декабря 1943 года между СССР и Чехослова-кией…
… Рассмотрению были подвергнуты также вопросы, связанные с освобо-ждением территории Чехословакии от немецких захватчиков и установлени-ем на этой территории власти Чехословацкого Правительства, с оказанием Советским Союзом помощи Чехословакии в деле укрепления и расширения чехословацкой армии, а также с оказанием помощи населению освобождае-мой Красной Армией Чехословакии. Беседы протекали в атмосфере сердеч-ности и дружбы. 31 марта Эд. Бенеш и сопровождающие его лица выехали в Чехословакию».
… Лондонское радио сообщило, что в ночь на 1 апреля немецкие войска начали отступать из Голландии. Американские армии в Германии продвига-ются почти без сопротивления. 1-я американская армия за 29 марта продви-нулась, например, на 88 километров. Теперь уж совершенно ясно, что немец-кий западный фронт разгромлен американскими, английскими и канадскими войсками. Не существует по существу ни командования фронтом, ни войск, способных продолжать успешное сопротивление. Союзники, изумленные бы-стротою своего продвижения и тревожимые опаской, не попасть бы в окру-жение, ввели цензуру для сообщений со всех армейских фронтов, хотя нем-цам теперь уже не до окружения и не до крупных диверсий. Смятение охва-тило также всех немецких марионеток и прихвостней.
Стокгольмское радио сообщило, что находившиеся в Вене марионеточные «правительства» Венгрии, Сербии, Румынии и Болгарии, а также австрийский гаулейтер Бальдур фон Ширах спешно перебрались в Вюртемберг и Зигма-ринген. Да разве можно надеяться даже на край света спастись от натиска нашей Красной Армии и от армий союзников?
В условиях стремительных этих побед Красной Армии и армий союзников в Москву прибыла Клементина Черчилль, председатель Британского Комите-та «Фонда помощи России». Выступая перед микрофоном на аэродроме, гос-пожа Черчилль заявила: «Это один из самых вдохновляющих и волнующих моментов в моей жизни. Мне давно хотелось посетить вашу великую страну, потому что за долгие годы войны я, мои соотечественники и соотечественни-цы следили с восхищением уважением, трепетом, удивлением и любовью ха великими усилиями вашей замечательной армии и всех ваших мужчин и женщин. Я уверена, что получу большое удовольствие от пребывания у вас».
……………………………………………………………………………….
29 марта генерал-лейтенант Дитмар выступил с очередным военным обзо-ром, в котором сказал и такие слова: «Мы стоим перед новой обстановкой, которую нам надлежит проанализировать и в которой мы так или иначе должны дать себе отчет… Вопрос о смысле дальнейшей борьбы, т. е. вопрос, который никогда нельзя полностью отделить от вопроса о перспективах борьбы, ныне особенно резко встает перед немецким солдатом, как и перед всем немецким народом».
Почему же таким языком начал говорить Дитмар? Для этого у него имеет-ся много оснований: Красная Армия идет на Берлин, на Вену, на Братиславу. Западный фронт рухнул. Союзники быстро продвигаются к центру Германии. Лондонское радио 25 марта информировало весь мир о том, что «до сего вре-мени Паттон (командующий 3-й американской армией) не встретил серьезно-го и организованного сопротивления». Через два дня корреспондент агентст-ва Рейтер при 21-й армейской группе Кэмпбелл сообщил, что англо-американские войска «Не встречая на своем пути сопротивления, устремля-ются к сердцу Германии».
Причина такого почти беспрепятственного движения союзных войск двоякая. Во-первых, Красная Армия, взяв Кюстрин, оказалась в 70 километ-рах от Берлина, и немецкое командование вынуждено снимать новые дивизии с Западного фронта на выручку своей столицы, оказавшейся под ударом Красной Армии. Американское радио из Вашингтона 27 марта, ссылаясь на мнение военных авторитетов, утверждало, что «немцы имеют гораздо меньше 60 дивизий… 15 дивизий в этом году переброшено ими с Западного фронта на Восточный», а военный обозреватель агентства Рейтер господин Кимхе заявил 27 марта, что «германская армия на Западе находится, кажется, нака-нуне полного истребления. У Кессельринга, очевидно, имеется не больше 15 дивизий». Так, первая причина быстрого продвижения союзников в Германии состоит в том, что Красная Армия сковала на Восточном фронте такое ог-ромное количество немецких войск, что на западе немцам нечем сдерживать союзников.
Вторая причина отчасти вытекает из первой (нет резервов), отчасти со-стоит в последней попытке немецких фашистов поссорить СССР с союзника-ми, породить взаимное недоверие у союзников и кое-что выиграть на этом. Во имя этой призрачной надежды немецкое командование пошло на очень рискованную меру – на оголение некоторых участков западного фронта. Из этого, конечно, ничего не получится: союзников немцы не поссорят и столицу не спасут от Красной Армии, хотя и Геббельс пытается подбадривать немцев, совсем приунывших перед лицом очевидного поражения. Геббельс в газете «Дас рейх» от 29 марта выступил со статьей, полной ссылок на исторические примеры. В частности, он написал так: «В сокрушительном сражении при Каннах Рим потерял почти весь личный состав своих вооруженных сил. У не-го были все основания впасть в отчаяние, ибо Ганнибалу был открыт путь к вечному городу, а у руководителей Рима уже не было сколько-нибудь значи-тельных вооруженных сил, которые они могли бы противопоставить врагу. Но Рим не впал в отчаяние».
Но каждый немец, если хоть немного пошевелит мозгами, поймет неудач-ность сравнения положения древнего Рима с современным Берлином. Во-первых, немцам советские Ганнибалы закатили в загривок не одни «Канны», а добрых два десятка. Во-вторых, на Германию идет не пятидесятитысячная карфагенская армия, а вся разгневанная Россия, перед которой Берлин уже падал на колени и не может не упасть вновь. Берлин падет, несмотря на за-клинания Геббельса. Позорно падет и Геббельс, много лет лаявший на ухо немцам свои отвратительные речи о превосходстве их расы над другими, о призвании их править миром. Песня Геббельса подходит к концу.
3 апреля 1945 года. Старший лейтенант Капульский, прибывший в свое время в Горьковское ВПУ на должность преподавателя из 1-й танковой ар-мии генерала Катукова, рассказал сегодня интересный случай из области вражеского коварства. На 1 Белорусском фронте 1500 человек из оставлен-ных немцами банд напали на штаб армии. Бои шли 36 часов. С большим тру-дом удалось отбить натиск бандитов. Но когда штабная охрана начала пре-следовать отступающих бандитов, они, прижатые к лесам и болотам, подняли белые флаги. Эти рыцари бандитизма оказались не только по-волчьи смелы-ми, но и по-заячьи трусливыми. Не этим ли чувством трусости руководство-вались немцы, сдавая американцам город Мангейм по телефону и моля их прекратить стрельбу? Нет, немцы не в состоянии больше слушать призыв Геббельса о том, что «Дело лишь в том, чтобы удержаться на ногах, все рав-но, в каком состоянии!» Скажу им, немцам, что они могут удержаться на но-гах только в качестве пленных. В противном случае они сгниют в земле… На что им надеяться? Берлин слышит грохот советской артиллерии. Войска со-юзников на 3 апреля заняли города Мюнстер, Рейне, Падерборн и Энсхеде, ведут бои в предместье Касселя и на улицах городов Фульда и Ашаффенбург.
Может быть, немцы надеются на Аргентину, хотя и последняя объявила им войну (известно, что за неделю до объявления аргентинским правительст-вом войны странам оси в Аргентине состоялось тайное совещание немецких фашистов, которые признали, что объявление войны необходимо для сохра-нения нацистского центра в Латинской Америке)?
Но в Аргентину дороги закрыты.
На Японию тоже нечего надеяться. Из Токио в массовом порядка, спаса-ясь от американских самолетов и бомб, эвакуируется население. Ежедневно отправляются 29 дополнительных поездов. По признанию газеты «Майницы Симбун» токийский муниципалитет решил отвести выгоревшие районы То-кио под огороды в целях производства продовольствия.
И те обыватели, которые кричат в Германии: «Лучше какой-нибудь конец, чем ужас без конца!» должны быть рассматриваемы в данный момент как лучшие стратеги Германии: они бы капитулировали без превращения многих немецких городов в щебень и пыль. Горе Берлину, который медлит с капиту-ляцией и дерзает сопротивляться Красной Армии. Десятки тысяч орудий Красной Армии и тысячи наших самолетов накажут эту «индустрию импе-риализма». И накажут скоро.
4 апреля 1945 года. Со вчерашнего дня установлены дипломатические от-ношения между Бразилией и СССР.
… Сегодня войска 2-го Белорусского фронта штурмом овладели важным промышленным центром и главным городом Словакии – Братиславой, яв-лявшейся мощным опорным пунктом немецкой обороны немцев на Дунае.
В результате наступления с 16 марта по 4 апреля войска 2-го и 3-го Укра-инских фронтов завершили освобождение от немцев всей Венгрии.
5 апреля 1945 года. Чем ни дальше продвигаются наши войска, тем боль-ше они обнаруживают немецких преступлений против человечества и увели-чивают число страниц в книге обвинений против немецкого фашизма. Таких страниц большое число уже опубликовано и стало достоянием всего челове-чества, другие публикуются (в сегодняшних газетах помещено сообщение Чрезвычайной комиссии о преступлениях немцев на территории Латвийской ССР), третьи будут опубликованы. Немцы сами начинают понимать, что за такие преступления их не похвалят свободолюбивые народы. Они или пыта-ются сбежать за границу, или притвориться мертвыми, чтобы избежать ответ-ственности, или стать «Вервольфами», то есть, по-русски, оборотнями (кры-сами там, волками, мышами, чем угодно, лишь бы остаться жить и вести по-том подпольную борьбу с союзниками).
Гитлеровское руководство призывает немцев вступать в подпольные тер-рористические организации «Вервольфов». Это означает, что немцы призы-ваются продолжать и множить свои преступления. Кажется ясно, что к таким людям не должно быть жалости, и любой адвокат должен считать для себя позором, если ему предложат защищать подобных преступников. Но в жизни находятся люди, поступающие по-другому. Они добровольно берут на себя позорную функцию защиты немцев, ведут компанию жалости к ним. Первым человеком в этом отношении является папа Пий XII. Он призывает простить немцев, ибо они не ведали, что творили. Выступает в защиту немцев католи-ческий журнал в Америке «Пайлот». Он предлагает союзникам опереться на католическую церковь для спасения Германии от хаоса. Тут же журнал разо-блачил истоки своей жалости откровенным высказыванием о своей прошлой деятельности, о деятельности католиков. Он написал: «После прихода Гитле-ра к власти немецкий католизм нашел более разумным пожертвовать своими политическими позициями, лишь бы не вызвать революцию в Германии». Яс-нее трудно выразить реакционные чаяния католиков. Теперь они предлагают не обижать Германию и не применять к ней строгих крымских решений.
Нет, господа защитники, жалости не будет. Будет проявлена по отноше-нию к немцам такая же твердость духа, какую похвально проявил командир Кольдстримского гвардейского полка из армейской группы Монтгомери, приказав усилить артогонь в ответ на немецкую просьбу уменьшить его. При этом мы знаем, что даже очень ответственные деятели некоторых демократи-ческих стран начнут проявлять жалость к немцам. Но и это не изменит дела: народ заставит замолчать жалость, когда в груди у него горит справедливый гнев и жажда справедливого возмездия…
… Сегодня в три часа дня Народный комиссар иностранных дел СССР В. М. Молотов принял японского посла господина Н. Сато и от имени Советско-го Правительства сделал ему следующее заявление: «Пакт о нейтралитете между Советским Союзом и Японией был заключен 13 апреля 1941 года, т. е. до нападения Германии на СССР и до возникновения войны между Японией, с одной стороны, и Англией и Соединенными Штатами Америки, с другой.
С того времени обстановка изменилась в корне. Германия напала на СССР, а Япония, союзница Германии, помогает последней в ее войне против СССР. Кроме того, Япония воюет с США и Англией, которые являются со-юзниками Советского Союза.
При таком положении Пакт о нейтралитете между Японией и СССР поте-рял смысл, и продление этого пакта стало невозможным. В силу сказанного выше и в соответствии со статьей 3-й упомянутого Пакта, предусматриваю-щей право денонсации за один год до истечения пятилетнего срока действия Пакта, Советское Правительство настоящим заявляет Правительству Японии о своем желании денонсировать Пакт от 13 апреля 1941 года».
Ну, вот и кончился нейтралитет, который фактически давно был нарушен правительством японского императора Хирохито. Теперь осталось ждать войны. На этот раз не Япония нанесет первый удар, а мы. И нанесем его то-гда, когда это будет нам выгодно. Кажется, пришла пора смыть с России по-зор Порт-Артура и Ляо-Яна, отомстить японцам за Лазо, за Южный –Сахалин, за самурайскую мечту установить границу Великой Японии на Ура-ле…
… Сегодня же японское правительство во главе с Койсо ушло в отставку в виду серьезности положения. Новое правительство император поручил фор-мировать адмиралу Судзуки. Ветер из Москвы, оказывается, действует на японский кабинет сильнее Тайфуна…
В Москве дипломатическая жизнь бьет ключом. Прибыл для встречи со Сталиным маршал Тито. Перед микрофоном на аэродроме маршал Тито зая-вил: «Чувствую большую радость, что могу сегодня здесь, в великой столице Великого Советского Союза, передать горячее приветствие и глубокую бла-годарность Советскому Союзу за ту огромную моральную и материальную помощь, которую он дал и дает народам Югославии в их тяжелой борьбе про-тив германских оккупантов и их квислингов. Но пришел час, когда и наша родина – Югославия скоро будет полностью очищена от германской нечисти и победа близка. Это дело лишь нескольких дней, не больше месяца…»
6 апреля 1945 года. Сводка информбюро сообщает об успешном продви-жении наших войн на всех фронтах. Союзные войска также продвигаются. Часть их мчится в направлении к Эрфурту. Думается мне, что приближение союзников к Эрфурту ускорит удар наших войск по Берлину с востока, севера и юга. Немецкие дельцы все энергичнее покидают Германию, ища спасения в Дании, в Швеции, Швейцарии, в Испании. Иные из них даже прорываются в Аргентину, предоставляя защиту фатерлянда инвалидам и дуракам. Коррес-пондент английской газеты «Ньюс Кроникл» Уильям Форрест написал статью с Западного фронта, в которой рассказал о том, как «Один из взятых 9-й аме-риканской армией немецких городов удерживался батальоном глухонемых, возглавляемым эсэсовским офицером… Вторая же американская армия на-блюдала случаи, когда немецкие города командование поручало оборонять умственно дефективным немцам…» А немецкий военный обозреватель Ру-дольф Землер в своих выступлениях по радио старается поднять дух своих вояк тем, что «Немцы сумеют временно обойтись без Силезии, без Вартелан-да и без Рейна. Наступит время, когда наши бидоны будут снова полны, и мы опять набьем свои пустующие карманы». Конечно, сумасшедшие защитники немецких городов не совсем усваивают подобную пропаганду и все чаще мо-лодцевато поднимают руки перед союзными войсками, но мечта Землера за-ставляет нас быть настороже; не довершив печальную авантюру одной вой-ны, фашисты нацеливают немцев уже на третью. При этом они даже до само-го 31 марта продолжали хвастать, что располагают очень сильным секретным оружием. Стокгольмский корреспондент одной немецкой газеты Ганс Вейд, например, писал: «Германское оружие возмездия является символичным. Оно играет роль таинственного предостережения и подчеркивает, что германский дух никогда не будет сломлен». Речь велась о самолетах-снарядах и ракетах, действие которых прекратилось с 31 марта над Англией. Правда, были слухи, что немцы усиленно работали над изысканием атомных снарядов и с этой це-лью на специальном заводе в Норвегии добывали большое количество «тяже-лой воды», необходимой для процессов при освобождении атомной энергии. Но, вероятно, они не смогли разрешить этот важнейший вопрос, положивший бы, в случае удачи, начало веку атома, более мощному, чем век пара и элек-тричества. Но не только это, и не столько это ставили себе задачей немцы (наука их интересует одной своей стороной – военными возможностями). В случае успеха, они ликвидировали бы жизнь людей на нашей планете. И эти гнусные свои замыслы немецкая пропаганда даже при последнем своем вздо-хе пытается освятить именем и памятью полководцев прошлого. Именно в га-зете «Дас рейх» Геббельс на днях написал: «Мы гораздо приятнее чувствуем себя в обществе великих героев истории… Великие герои могут нас утешить и поддержать в самые критические моменты. Никто из них, ни Александр, ни Фабий, ни Сципион, ни Цезарь, никто из наших великих германских импера-торов или наших великих прусских королей, если бы оказался в нашем поло-жении, не действовал бы иначе, чем мы».
Прямо-таки счастье для человечества, что колченогий Геббельс вместе со своим фюрером не располагает более страшными средствами, чем «Ф-1» и «Ф-2» (Чернила в расчет не принимаем), иначе они совершили бы такое пре-ступление, перед которым задрожали бы и перевернулись прахи упомянутых великих полководцев, императоров и королей…
8 апреля 1945 года. Кто так, кроме русских, может: в одном из очищенных от немцев кварталов осажденного нашими войсками города Бреслау фронто-вой филиал Московского театра имени Вахтангова ставит спектакли для бой-цов и офицеров Красной Армии. Во время спектакля зрители слышат завы-вающий свист пролетающих над зданием снарядов и оглушительный треск некоторых из них, разорвавшихся на ближайшей улице. Но это привычные для воинов звуки и шумы. Воины даже не вздрагивают, когда дрожат от взрывов каменные стены театра. Им некогда. Они увлечены спектаклем, ко-торый зовет их вперед, на разгром врага, будит мечту о семейной жизни и мирном труде, который скоро наступит. Вчера один из спектаклей был на не-сколько минут прерван: зрителям объявили сводку, что войска 3 Украинского фронта маршала Толбухина завязали уличные бои в южной части Вены. А се-годня зрители узнали об успешном развитии боев уже в западной части авст-рийской столицы. И гром аплодисментов, адресованных артистам московско-го театра имени Вахтангова и Красной Армии, долго не смолкал под сводами театра Бреслау. Со спектакля зрители пошли на штурм новых кварталов, уве-ренные, что к утру добудут новые победы над немцами.
Вот о ком писать надо как о борцах за вечное общечеловеческое счастье. Для этих борцов утро действительно не забудет наступить, а для гитлеровцев оно никогда уже больше не наступит, хотя и Геббельс в своей статье «Борцы за вечную империю» и тешит себя и немцев некими рассуждениями и некоей надеждой. Он написал: «Заключительная фаза войны будет, как и всегда, са-мой тяжелой. Час, предшествующий восходу солнца, бывает всегда самым темным часом ночи. Глубокий мрак предшествует приближающемуся утру. Но никто не должен опасаться того, что оно забудет наступить». Да, Геб-бельс, оно наступит, но не для вас. Солнце и утро нашей победы сожжет сво-им огнем и даже тех фашистов, которые почему-либо не сгорели от огня на-ших «Катюш» и огнеметов… Вы говорили, что «Тот, кто первый утратит власть над своими нервами, проиграет войну». Возражать не станем. Не по-может вам и валерианка управлять своими нервами. Готовьтесь к загробной жизни, если в нее верите… Фридрих II, разбитый русскими в августе 1759 го-да при Кунерсдорфе, помышлял о самоубийстве и кричал, что «только в смерти можно найти спасение от этого позора». Только в смерти ищите и вы. Постыдно планете иметь вас в живых…
… 9 апреля 1945 года. Еще 6 апреля маршал Толбухин обратился к жите-лям Вены с призывом не эвакуироваться из Вены, не давать немцам миниро-вать и взрывать дома и мосты, мешать вывозу из Вены промышленного обо-рудования и продовольствия, активно помогать Красной Армии в освобожде-нии от немцев австрийской столицы.
Советское правительство сделало специальное заявление об Австрии. В заявлении сказано: «… В отличие от немцев в Германии, австрийское населе-ние сопротивляется эвакуации, проводимой немцами, остается на месте и ра-душно встречает Красную Армию, как освободительницу Австрии от ига гит-леровцев.
Советское правительство не преследует цели приобретения какой-либо части австрийской территории или изменения социального строя Австрии. Советское правительство стоит на точке зрения Московской декларации со-юзников о независимости Австрии. Оно будет проводить эту декларацию в жизнь. Оно будет содействовать ликвидации режима немецко-фашистских оккупантов и восстановлению в Австрии демократических порядков и учреж-дений. Верховным Главнокомандованием Красной Армии дан приказ совет-ским войскам оказать свое содействие в этом деле австрийскому населению».
Итак, Советская власть и Красная Армия решают еще один всемирной ис-торической важности вопрос о воссоздании свободной Австрии, которую с 1938 года немцы держали под своим сапогом.
Австрийские патриоты действуют. Уже 6 апреля в одиннадцатом часу ве-чера был убит семью выстрелами из револьвера начальник германской обо-роны Вены генерал-полковник войск СС Дитрих в момент, когда он хотел с Венской радиостанции обратиться с новым призывом к населению Вены «сражаться против русских до последних сил».
Тем временем, когда идет гул боя в австрийской столице, совершаются величайшие события на берегах Балтийского моря. Вчера войска 3 Белорус-ского фронта, руководимые маршалом Василевским, начали штурм города и крепости Кенигсберг, а сегодня в 21 час 30 минут остатки немецкого гарни-зона во главе с комендантом крепости генералом от инфантерии Ляш и его штабом сложили оружие. За два дня взято в плен 42000 пленных. То, что не смогла разрешить в прошлую мировую войну 1-я русская армия генерала Ра-ненкапфа, блестяще разрешили войска маршала Василевского. И это является символом того, что военная и прочая слабость России канули в вечность, а военное искусство русских поднялось на головокружительную высоту и пе-ред ним не устояли стальные и железобетонные укрепления Кенигсберга, возводимые несколько десятков лет.
… Вчера ушло в отставку сволочное греческое правительство чудовища-Пластираса, а сегодня уже сформировалось, по поручению регента Дамаски-носа, новое правительство под премьерством командующего военно-морским флотом адмирала Вульгариса. О нем мне приходилось уже слышать раньше. Это реакционер и монархист с вульгарной не только фамилией, но и репута-цией среди греческого народа. При нем, конечно, греческий народ получит не свободу, а тюрьму…
… Следует упомянуть в моих сегодняшних записках о радиосообщении, что «в ответ на денонсацию Советским Союзом турецко-советского договора от 17 декабря 1925 года турецкое правительство довело до сведения Совет-ского правительства в форме декларации, врученной министром иностранных дел Хасан Сак 4 апреля 1945 года советскому послу в Турции Виноградову о том, что турецкое правительство всегда желало поддерживать и укреплять отношения искренней дружбы и добрососедства, связывающие с давних пор Турцию с СССР, что оно желает подчеркнуть, какое значение оно придавало договору от 17 декабря 1925 года, оказавшему значительные услуги делу ту-рецко-советской дружбы, и что оно приняло во внимание желание Советского правительства денонсировать этот договор. В соответствии с предложением Советского правительства заменить договор, срок которого истекает, другим договором, более соответствующим нынешним интересам обеих сторон и со-держащим в себе серьезные улучшения, турецкое правительство сообщило о своей готовности изучить со всем должным вниманием и доброжелательно-стью предложения, которые ему будут сделаны…» Странно! Турция еще бу-дет «изучать» вопрос о проливах… Нам нужен свободный выход из Черного моря и он должен быть дан нам.

КОНЕЦ ВОСЕМНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ


Тетрадь 19-я (10 апреля 1945 г. – 23 апреля 1945 г.)
10 апреля 1945 года. По данным штаба 3-го белорусского фронта, после 21 часа 30 минут вечера 9 апреля, то есть после прекращения сопротивления кенигсбергского гарнизона, сдалось в плен еще 50000 немцев. Таким обра-зом, с 6 по 10 апреля количество пленных немцев в Кенигсберге возросло до 92000 человек. Кроме того, подсчитано более 42 тысяч немецких трупов. Все эти живые и мертвые немцы упорно защищали до вчерашнего дня прусскую твердыню, которая пала и которая не будет больше Прусской: «Одна из на-ших Союзных республик не имеет выхода к Балтийскому морю. Это Белорус-сия. Белоруссия слишком много пролила крови своих сынов в борьбе с не-мецким фашизмом, чтобы кто посмел еще сомневаться в ее праве на Кенигс-берг».
… Войска 3 Украинского фронта очистили сегодня от немцев все районы Вены, расположенные на западном берегу Дунайского канала. Захваченные нашими войсками пленные дают интересные показания, которые необходимо запомнить даже и потому, что в печати наших союзников уже начинают про-скальзывать нелепые строчки о том, что будто бы Красная Армия не так уж много сделала в разгроме немцев и не так уж много, в сравнении с союзника-ми и их авиацией, отвлекала или притянула немецких дивизий на Восточный фронт. Надо полагать, когда победа уже полностью будет осуществлена над Германией, в союзнической печати найдут возможность многие «стратеги» высказывать и защищать ныне пока робкий, но до очевидного нелепый тезис. И так, что же показывают немецкие пленные. Возьмем для примера показа-ние командира 6 роты 2 мотополка 1 танковой дивизии СС «Адольф Гитлер» обер-штурмфюрера Курта Штелльмахера.
«В декабре 1944 года, – сказал Штельмахер, – наша дивизия принимала участие в наступлении немецких войск на западном фронте. Операция разви-валась успешно, и нам удалось захватить значительную территорию. В январе 1945 года русские перешли в наступление. Немецкое командование начало перебрасывать войска на советско-германский фронт. Нашу дивизию отпра-вили в Венгрию, в город Дьер, куда мы прибыли в конце февраля. Многие солдаты выражали недовольство тем, что им приходится воевать в Венгрии. Они говорили между собой: «Англо-Американские войска угрожают Рурской области, а мы гибнем здесь вместо того, чтобы защищать немецкую террито-рию». По приказу командира дивизии бригаденфюрера Кумм офицеры долж-ны были каждодневно разъяснять солдатам, почему нам необходимо оборо-нять Венгрию и отбросить русских за Дунай. И мы ожесточенно лезли в на-ступление против русских. Однако наступление, стоившее нам огромных по-терь, быстро выдохлось. Затем русские войска сами перешли в наступление и разгромили наши лучшие дивизии».
О том, что немцы бешено дрались и дерутся на восточном фронте, то есть против Красной Армии, знает весь мир. Это выглядит контрастно по сравне-нию с немецким бегством на Западе и многократно признано прессой наших союзников и самими немцами. Английская газета «Таймс» 7 апреля 1945 года написала, что «Положение на востоке, где немцы по-прежнему сражаются в виде организованных армий, является поразительным контрастом бегству немцев на Западе». Захваченный в плен американскими войсками один из видных представителей германского министерства иностранных дел заявил: «Угроза с Востока считалась нами более серьезной, чем угроза с Запада, и было решено бросить против нее как можно больше сил… командующий германскими вооруженными силами на западе совершенно трезво оценивает положение… В случае поражения германской армии война будет перенесена в подполье…» Заместитель Геббельса доктор Ганс Фриче тоже говорит о главной опасности с Востока. Он заявляет: «На Востоке осуществляется но-вое наступление и потому сегодня не наше дело говорить. Нам надо создавать группы «Вервольф», которые могут вести войну в подполье…»
Интересно привести здесь сообщение военного корреспондента ТАСС, переданное 8 апреля из Северо-западной Германии. В сообщении говорится: «… Наступающие войска союзников продвигаются … по 32 километра в день. До сих пор главными препятствиями союзников являются плохие мосты и нехватка горючего. Сопротивление немцев ограничивается местными боя-ми за перекрестки дорог или просто действиями снайперов. У немцев здесь нет никакой линии обороны, никакого фронта, никакой армии…»
В чем же дело? Скажем на этот счет без всякой дипломатии: немцы пред-почитают как можно большую часть своей территории сдать англо-американцам (они и золотой запас Германии вывезли из Берлина куда-то по-ближе к войскам союзников), рассчитывая не только поссорить нас с союзни-ками хотя бы в самый последний момент, но и прямо питая вожделения на защиту немцев от русского гнева многочисленными адвокатами, которых очень много находится в Англии и США, но совсем не найдется в СССР. Не найдется даже за все тонн золота, которые немцы бросили в соляные копи южнее Мюльхаузена под ноги солдат 90-й дивизии 3-й американской армии (как известно, немецкий золотой запас захвачен американскими войсками 7 апреля 1945 года).
А вот в Англии они уже нашлись. Корреспондент «Дейли телеграф», опи-сав в корреспонденции просьбу немецкого фермера-рабовладельца о том, что «Русские рабочие должны остаться у него, иначе он не сможет приступить к работам», дружески добавляет: «Я согласен с доводами немецкого фермера». Спрашивается, чего же немцам бояться таких английских джентльменов, ко-торые согласны сохранить в Германии рабовладение? Или другой факт. Во-енный корреспондент английской газеты «Обсервер», польщенный немецкой «вервольфовской» улыбкой и кружкой немецкого пива или молока, заявил: «Вполне можно усомниться в том, насколько в наших интересах уничтожать дружелюбные чувства немцев высокомерным обращением с ними». Но ведь в планы немцев как раз и входит сохранение своего милитаристского духа и материальной его основы всеми средствами, в том числе и средствами вызы-вания у своих победителей чувства жалости к немцам.
Газета «Обсервер», как и другие англо-американские газеты, вообще по-дозрительно много печатают статей, доказывающих невиновность немцев в ужасах войны и в совершенных по отношению к человечеству преступлениях. Все немецкие злодейства статьи стараются изобразить в качестве частного дела Гитлера. Нет, друзья, такой номер не пройдет. Слишком мала цена нем-цев за их преступления, если она будет выражена в одной голове Гитлера. Мы знаем, что эту голову еще в 1942 году согласны были дипломаты, как «арий-ский еврей» Оппенгейм, и магнаты, как Геринг и Тиссен, предложить Чер-чиллю в обмен на гарантию целости их концернов…
Да и какого черта люди напрашиваются в адвокаты к немцам, когда сами немцы о себе пишут следующее: «Когда Германия захватила Саарскую об-ласть, Австрию и Судеты, когда было выдвинуто требование присоединить Данциг, что вызвало войну, когда были разгромлены Польша и Франция и было совершено нападение на советские армии, – никто в Германии не счи-тал, что это частное дело Гитлера и его партии. Наоборот, все немцы созна-вали, что в данном случае обеспечиваются их насущные интересы и их бу-дущность. Поэтому все восторженно приветствовали эти события. Почему же теперь все должно быть по-другому, когда обстоятельства приняли неблаго-приятный для нас оборот?»
Эта истина напечатана в одном из апрельских номеров гитлеровской газе-ты «Дейче Цейтунг ин Норвеген», и ее нельзя игнорировать, нельзя забыть. Конечно, нельзя на сто процентов поверить этому высказыванию гитлеров-ской газеты, стремящейся весь немецкий народ связать круговой порукой. В этом народе есть какой-то процент, к которому мы должны подойти по ино-му, мягче и, может быть, сочувственно. Но… давать амнистию всему народу немецкому мы не имеем ровно никакого права и никакого основания: кровь и пепел замученных жертв и разрушенных сел и городов стучит в наши сердца, призывая к справедливому и строгому возмездию. Это должны твердо понять наши союзники и не закрывать Германию от возмездия под своими крылья-ми, перья которых уже кое-где начинают пригревать и приголубливать нем-цев. Нелишне здесь привести лондонскую корреспонденцию из газеты «Сан-ди пикториал» от 8 апреля о том, что независимый член парламента Грен-виль намерен спросить военного министра Грига, арестован ли прибывший четыре недели назад в Англию офицер немецкого рейхсвера капитан Клаузе, как военнопленный, или с ним обращаются, как с гостем? Газета «Санди пик-ториал» от себя порекомендовала также Григу подумать над вопросами: были ли схожи обстоятельства приезда Клаузе в Англию с обстоятельствами, со-провождавшими приезд в Англию Гесса, было ли разрешено ему установить со времени его приезда в Англию контакт с кругами французского общества и некой знаменитой в Англии семьей, с которой он породнился благодаря же-нитьбе в 1942 году в Париже, где осталась его жена; достоверно ли то, что, пока капитан Клаузе находится в Англии, с ним обращаются не как с военно-пленным нацистом, а как с привилегированным гостем?
Учитывая, что за последнее время именно через Париж из Англии распро-странялись некоторые сведения о мирном зондаже Германии, добивающейся сепаратного мира с нашими союзниками, а также считаясь с фактом госте-приимного отношения англичан к капитану Клаузе, мы вправе заподозрить в визите Клаузе в Англию миссию, похожую на миссию Гесса в мае 1941 года. И если англичане не арестуют Клаузе, им придется носить на себе пятно Клаузе не только сейчас, но и в истории…
Последнее, что считаю нужным отметить сегодня в записках, это Сталин принял 10 апреля 1945 года патриарха Московского и всея Руси Алексия, с которым беседовал по делам православной церкви. Во время беседы присут-ствовали – митрополит Крутицкий Николай и протопресвитер Колчицкий Николай. Принимал участие в беседе и Молотов.
В наше время, когда назрел вопрос объединения всех народов, для кото-рых Россия была и есть Родиной, хотя и часть этих народов эмигрировали или по другим причинам живут вне пределов нашей страны, встреча Сталина с патриархом исключительно важна. Мы будем свидетелями церковных мис-сий за границу, как только военная обстановка это позволит. Мы будем сви-детелями того, как церковь, ставшая на правильный путь помощи советскому государству в его насущных нуждах, может объективно сыграть прогрессив-ную роль, как и в прошлом, когда она встала вместе с народом на защиту Ро-дины. И заслугой Сталина мы будем считать то, сто он умеет подчинять сво-ему обаянию и двигать на пользу Родине такие силы, которые мы долгое вре-мя считали только лишь вредными. Нельзя не вспомнить сталинские же слова о том, что «нет худа без добра, как и нет добра без худа».
11 апреля 1945 года. В Москве подписан Молотовым и Тито договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между Советским Союзом и Югославией. Он является важнейшим документом, призванным укреплять боевое сотрудничество между народами Югославии и СССР и дружбу, выдержавшую испытание жестокой войны против немецкого фа-шизма. Договор закладывает основу плодотворного послевоенного сотрудни-чества советско-югославского народов и будет служить созданию прочного и длительного мира и всеобщей безопасности после разгрома Германии, а по-том и Японии…
В это же время войска 3-го Украинского фронта форсировали Дунайский Канал и овладели всей восточной частью Вены, расположенной между кана-лом и Дунаем.
На Западном фронте союзники продолжают беспрепятственное продви-жение, захватывая большое количество немецких пленных и танки «Королев-ский тигр» со спящими в них немецкими танкистами. О таком случае сооб-щило лондонское радио. Танки, стоявшие на виадуке вблизи Ганновера, были захвачены без боя, а разбуженные немецкие танкисты с удивлением узнали, что стали пленными: ведь фронт им казался очень далеким, стрельбы не было слышно.
В Лондоне официально объявлено, что 10 апреля 1945 года английские бомбардировщики совершили налет на Киль и потопили там германский кар-манный линкор «Шеер».
… В связи с приближающимся крахом Германии происходит оживление в лагере различных «демократических» правителей этой страны, обеспечивших в свое время приход Гитлера к власти, а теперь стремящихся спасти хоть часть немецкого милитаризма. К таким господам относится и бывший канц-лер Брюнинг, имеющий желание возглавить послевоенную Германию. Газета «Правда» недавно разоблачила интриги Брюнинга, но этот господин вздумал «опровергать», отказываться от своих политических грехов, пытаясь усыпить мировое демократическое общественное мнение и втереться в доверие у со-юзникам. Но волчьи повадки Брюнинга хорошо известны в Европе и Амери-ке. Журналист Пауль Уинклер поместил свою статью в газете «Вашингтон пост» о Брюнинге. В статье категорически возражается против какого-либо дела союзников с Брюнингом, который вел раньше лживую политику по от-ношению Англии и Америки. Брюнинг несет ответственность за создание в Германии положения, при котором она вступила на путь агрессии… Он не юнкер, но вел Германию так, как хотели юнкеры и нацисты. Уинклер привел в статье лживые протесты Брюнинга американцам и англичанам в связи с тем, что Германия, мол, разорена и не может платить репараций, и указал, что в Германии в это же время Брюнинг хвастал уплатой всех репараций с помо-щью иностранных денег. Брюнинг обманул в 1932 году Лигу Наций своим за-явлением о безоружности Германии, хотя в действительности она стояла на пути быстрого вооружения и перевооружения. Теперь Брюнинг снова хочет разжалобить союзников и спасти военно-экономический потенциал Германии для новой войны…
Необходимо здесь же привести частичку выступления митрополита Ве-ниамина в Нью-Йорке 8 апреля на церковном соборе с публичным докладом об СССР. Он указал, что «старое представление о России необходимо забыть. В настоящее время существуют Советский Союз и советский патриотизм… политические выступления против Советского Союза в церквах недопусти-мы».
Большое внимание митрополит Вениамин уделил антисоветскому поведе-нию католической церкви, которая в последнее время неожиданно начала проявлять необычное для нее миролюбие. Она призывает к милосердию и че-ловеколюбию в отношении фашизма. Вениамин гневно заявил: «Что должен думать весь мир об этих католиках, которые неожиданно стали такими сто-ронниками мира? Это те самые католические священники, которые молчали, когда их фашистские друзья убивали женщин и детей в Испании, когда Гит-лер опустошал Европу, когда фашисты убивали людей самыми зверскими способами. Но теперь, когда Красная Армия перешла от поражения к побе-дам, когда Советский Союз и его союзники близки к победе над фашизмом, эти когда-то молчавшие католики неожиданно начали призывать к справед-ливому миру. Для убийц не существует такой вещи, как справедливость. Ка-толики просто ставят себя в смешное положение. Гитлер и его банда должны быть наказаны. Но, помимо жестокого наказания военных преступников, на Германию должны быть наложены репарации в качестве возмещения огром-ных преступлений, совершенных ею против человечества».
Конечно, нельзя думать, что католики защищают фашистов ради того, чтобы самим стать в смешное положение. Нет. Они знают, что делают и кому служат. Вспомним о деятельности уже раз упомянутого мною католического «Пайлот», издаваемого в Америке. Этот еженедельник прямо соблазняет со-юзников опереться на католическую церковь для спасения Германии, кото-рую, по признанию журнала, раз уже спасли от революции немецкие католи-ки. Как огромную заслугу католиков, журнал рекламирует тот факт, что «По-сле прихода Гитлера к власти немецкий католицизм нашел более разумным пожертвовать своими политическими позициями, лишь бы не вызвать рево-люцию в Германии». Делалось это с благословения римского папы. Значит, все дороги ведут в Рим, в Ватикан. Тут не до смешного положения. Смеяться потом, а сейчас надо громить не только Германию, но и ее адвокатов, из ка-кой бы щели они не появлялись…
12 апреля 1945 года. Продолжаются холода и дровяная экономия. Мерз-нем мы в своих квартирах, а курсанты – в учебных классах. Начальство наше очень нерасторопно и незаботливо о своих подчиненных. Но это ничего. Го-раздо хуже, что оккупационные власти союзников сотрудничают с немецкими промышленниками, омрачая тем самым дни нашей победы в самом ее начале. Американская газета «Чикаго дейли ньюс» публикует корреспонденции сво-его корреспондента в Германии Киркпатрика, в которых последний приводит целый ряд неприятных фактов, когда американские власти оставляют на сво-их местах нацистских руководителей промышленности, в частности военная администрация союзников – АМГОТа использует германских промышленни-ков вроде представителей «И. Г. Фарбениндустри» и немецкой ассоциации деловых кругов во Франкфурте. В сообщениях из Франкфурта говорится, что союзники создали там совет их священника, представителей некоторых поли-тических партий и деловых кругов немецких концернов с целью получать консультацию этого совета в вопросах работы АМГОТа. В совет вошли руко-водитель ассоциации деловых кругов «Торгово-промышленной палаты» Ду-исберг, а также служащий «И. Г. Фарбениндустри» Бонерт.
Радиокомментатор Стернбергер 9 апреля критиковал политику АМГОТа, которая допускает сотрудничество с дельцами, служившими верой и правдой Гитлеру. Такая политика может нанести большой ущерб нашей безопасности в будущем. Стернбергер резонно спросил: «Почему АМГОТ выдвигает лю-дей, известных тем, что они служили делу Гитлера?»
А выдвигаются эти люди вопреки Крымским решениям трех держав, что создает у всей реакционной Германии иллюзию о возможности противопос-тавить Англию и США Советскому Союзу и под общий шумок спасти не только нацистскую шкуру, но и подготовить реванш. Не этим ли надо объяс-нить, что немцы сдаются союзникам в плен по тысяче человек в час на Западе и бешено сопротивляются русским на Востоке. Пленный полковник Бейзе, командующий артиллерией 9-го армейского корпуса, злобно процедил в свое время: «Мы Кенигсберг не сдадим. 22 января 1758 года не повторится!» В это же время Вагнер, «фюрер» обреченного Кенигсберга, объявил по радио: – Отныне мы бешеные. Будем драться с фантастическим бешенством. Наш де-виз – национальное бешенство!
И вот это бешенство и безнадежное сопротивление немцев, оказывается, питалось надеждами на наших западных союзников, позволяющих себе сеять среди немцев отвратительные иллюзии. Если говорить открыто, заигрывание союзников с немецкими промышленниками равно провокации, удлиняющей войну, затягивающей немецкую капитуляцию. Эту игру надо всемерно пре-одолевать, даже если потребовалось прибечь к некоторым резкостям и жест-ким эпитетам… Мы не можем себе на губы ложить девиз Гиммлера: «Пст!» (молчи!)…
Союзники хорошо поступают, совершая беспрепятственные налеты на Японию после того, как 24 ноября «Летающие крепости» предприняли пер-вую дневную бомбардировку Токио. Но почему они поступают недопустимо мягко с воротилами той страны, в которую Красная Армия обеспечила теперь беспрепятственный доступ англо-американских дивизий. Говорят, легкая по-беда не делает человека злым. Англо-американцы сейчас побеждают легко, но пусть оглянутся они на устланный трупами и концлагерями, виселицами и газовыми печами преступный путь немцев и тогда будет им чего злиться и ненавидеть. Без ненависти с нацизмом не расправишься…
… Вечернее радио сообщило, что сегодня в 20 часов 35 минут по Гринви-чу в Уорм Спрингсе, в штате Георгия, скончался Президент США Франклин Делано Рузвельт. Смерть последовала, как в свое время у Ленина, от кровоиз-лияния в мозг. Меня это известие поразило не самим фактом смерти Прези-дента (просматривая киножурнал «Крымская конференция», в которой Руз-вельт показан настолько парализованным, что мог передвигаться только на «Виллисе» и сидеть только в специальном механизированном кресле, я удив-лялся, в чем только держалась огромная жизнь Президента?), но сугубой не-желательностью ее именно сейчас, на завершающем этапе войны. Крупнее Рузвельта сейчас в демократической Америке никого нет. И вот он днем две-надцатого апреля потерял сознание в то время, когда художник писал его портрет. Он больше не приходил в сознание и умер спокойно, оставив мил-лионы людей в большем беспокойстве за дальнейшее… По американской конституции, должен автоматически вступить на должность президента ны-нешний вице-президент демократ Гарри Трумэн. Но он нам еще не совсем ясен. Сумеет ли он, захочет ли он нести вперед великое знамя, выпавшее из рук Рузвельта.
Правда, при жизни Рузвельта Трумэн поддерживал внутреннюю и внеш-нюю политику Рузвельта, много раз выступал против изоляционизма и выска-зывался в пользу международного сотрудничества уже после 7 ноября 1944 года, когда он был избран вице-президентом США. Но как поведет он себя сейчас? Этот вопрос задают и друзья, и враги демократии. Скоро мы получим на него ответ не только в традиционной декларации, но и в делах нового пре-зидента. Долго это не может быть предметом догадок или секрета.
13 апреля 1945 года. О кончине Рузвельта все наши офицеры говорят с сожалением. Рузвельт стал темой всех разговоров. Чувствуется его утрата и в состоянии сердца и настроений людей. Боль, похожая на грусть, держит всех в своих руках. Так могут волновать народ только действительно великие лю-ди, сделавшие для человечества великое добро. Имя Рузвельта не только бес-смертно, но и любимо нашим народом. Такое счастье выпадает не всем вели-ким людям, а избранным среди них.
… Через три часа после скоропостижной смерти Рузвельта Гарри Трумэн вступил в должность президента и вслед за тем сделал заявление представи-телям печати о своем намерении решительно продолжать войну до успешно-го завершения. Он уполномочил государственного секретаря Стеттиниуса объявить, что конференция в Сан-Франциско будет созвана в назначенный срок. Трумэн объявил также, что будет продолжать политику Рузвельта и со-хранит его кабинет. «Мир может быть уверен, что мы будем продолжать вой-ну на обоих фронтах – на западе и на востоке – со всей имеющейся у нас си-лой до успешного конца».
Декларация удовлетворительная, а дела мы увидим…
… Лондонское радио распространила интересное сообщение о том, что 12 апреля части 3-й американской армии генерала Паттона заняли немецкий го-род Веймар без единого выстрела: к американским войскам прибыл на вело-сипеде один пастор, который сообщил о капитуляции Веймара и беспрепятст-венно уехал обратно.
Какими ручными и гибкоспинными стали фашисты перед американскими войсками, над которыми в свое время смеялись и которых пугали своим «не-приступным атлантическим валом». Ставленник немецких фашистов в Испа-нии генерал Франко сегодня повторил аргентинский трюк: он порвал дипло-матические отношения с Японией. Найдется ли кто слепой, чтобы не увидеть за этим жестом Франко его обычного маневра примазаться к демократиче-ским странам, спасти свою власть и испанский плацдарм фашистов?
… Опустился новый молот на голову фашистской Германии: войска 3-го Украинского фронта, при содействии войск 2-го Украинского фронта, после упорных уличных боев, сегодня, 13 апреля, овладели столицей Австрии – го-родом Вена – стратегически важным узлом обороны немцев, прикрывающим пути к южным районам Германии. С 16 марта по 13 апреля в районе Вены и на подступах к ней разгромлено одиннадцать танковых дивизий немцев, в том числе 6-я танковая армия СС. В плен взято более 130 тысяч солдат, захвачено и уничтожено до 1345 танков и самоходных орудий, 2250 полевых орудий и много другого военного имущества. Освобождена Красной Армией Вена – шестая европейская столица, из которой красноармейцы выбросили немецких бандитов. В марте 1938 года шумные гитлеровские банды вступили на терри-торию аншлюсированной Вены, положив начало своих захватнических дей-ствий. Прошло семь лет, и война вернулась в те места, где играли победные марши немецкие оркестры и звенели фанфары, дополняемые диким воем ко-ричневых банд.
Недавно военный обозреватель американского агентства Ассошиэйтед Пресс заявил, что «Ни одно из нынешних событий не превышает по своему значению битву за Вену». Теперь Вена взята. Мир видит в этом предвестие окончательного разгрома фашистской Германии.
14 апреля 1945 года. Опубликована статья Г. Александрова под заглавием «Товарищ Эренбург упрощает». Часть этой статьи считаю необходимым пе-реложить, а местами и процитировать в своих записках. Александров, крити-куя Илью Эренбурга за его статью «Хватит» (см. «Красную звезду» за 11 ап-реля 1945 г.), защищает тезис, «что в жизни нет единой Германии, что не все немцы одинаково ведут себя» и полемизирует насчет причин упорного сопро-тивления немцев на Восточном фронте при одновременном бегстве без боя перед армиями союзников на Западном фронте. Александров по этому поводу написал:
«Нет слов, – немцы, повинные в преступлениях на нашей земле, страшатся ответственности… Но… было бы упрощением и наивностью объяснять со-временную расстановку германских вооруженных сил между Западным и Восточным фронтами только лишь страхом, боязнью гитлеровских преступ-ников… Причины лежат глубже… В свое время Ленин… отмечал, что всякая война нераздельно связана с тем политическим строем, из которой она выте-кает» (соч. т. XXX, стр. 333). Каков политический строй гитлеровской Герма-нии, такова война и политика во время ее, проводимая кликой Гитлера… про-вокация, демагогия, политическое шулерство были всегда основным содер-жанием политики гитлеровцев как в военное, так и в мирное время. Вот что писал, например, Гитлер об основной черте своей политики: «Политика – это такая игра, в которой допустимы все хитрости и правила которой меняются в зависимости от искусства игроков». Нельзя отказать в известной последова-тельности клике Гитлера: на протяжении более десятка лет… одно веролом-ство фашистской Германии следовало за другим, одна провокация сменяла другую.
За последнее время… гитлеровцы предприняли новую провокацию… за последние два с половиной месяца немецкое командование перебросило на советско-германский фронт с Западного фронта, из центральных районов Германии, из Норвегии и Северной Италии 44 дивизии… оставило фактиче-ски без серьезной защиты свой Западный фронт.
… Можно ли объяснить подобные действия боязнью, страхом немецкого командования перед ответственностью за кровавые преступления?… Более верным будет предположить, что на нынешней стадии войны гитлеровцы следуют своей издавна выношенной и внутренне присущей им провокатор-ской политике (а еще правильнее, сказал бы я, это признать диалектическое единство: провокация и страх, все это вместе и объясняет нынешние действия немецкого командования. Н. Б.) Гитлеровцы стремятся породить своими дей-ствиями недоверие в лагере Объединенных наций, вызвать раздор между со-юзниками, отвести хотя бы на время от себя последний смертельный удар союзных армий и сохранить при помощи провокаторского военно-политического трюка то, что не удалось достигнуть при помощи вооружен-ной силы».
И какое же окончательное объяснение факта? Александров философски советует, что факту «нужно дать совсем другое объяснение, чем то, которое дано т. Эренбургом на страницах «Красной звезды»… Совет очень хороший. Можно на эту тему книгу написать, а можно и ответить кратко, но, по-моему, правильно: проиграв войну, немцы принимают меры к получению сепаратно-го мира с союзниками. Конкретным выражением этих мер и явилась странная на наш взгляд группировка немецких вооруженных сил между Западным и Восточным фронтами. Но вопрос о странности, иногда, является вопросом привычного и непривычного явления для нашей психологии и политики. Для немцев же вполне нормально их поведение. Если бы они сумели сломить на-пор Красной Армии, то… союзники, можно биться об заклад, приняли бы од-ностороннюю капитуляцию Германии. А это как раз и входит в гитлеровское понятие политики, как игры и хитрости с правилами, меняющимися в зави-симости от искусства игроков. А если и ничего не получится у немцев, то это будет лишь доказывать, что советская политика, как и советская стратегия, подкрепленные могучей Красной Армией, более искусны, нежели политика и стратегия немцев. «Русские прусских всегда бивали», – говорил еще Суворов. Побьем и теперь прусских по всем разрезам, по военному, дипломатическо-му, экономическому и философскому. Без этого нельзя осуществить, вслед за военным разгромом, морально-политический разгром Германии…
15 апреля 1945 года. Вот и новое доказательство, что немцы считают нор-мальным то, что у нас вызывает крайнее удивление. Корреспондент швейцар-ской газеты «Газетт де Лозанн» сообщил из Берлина об исключительном фар-се, разыгравшемся на Вильгельмштрассе, в германском министерстве ино-странных дел. На очередной пресс-конференции перед журналистами поя-вился Риббентроп и спокойно объявил: – Конференция закрыта из-за отсутст-вия новостей.
Способен ли наш человек объяснить это поведение Риббентропа как пове-дение человека, нуждающегося в психиатрическом враче? Конечно, нет. Риб-бентроп хорошо знает, что за прошлую неделю появилось много новостей: пал Кенигсберг, пала Вена, союзные войска форсировали Эльбу. Но Риббен-тропу об этом невыгодно распространяться и потому, что корреспонденты сами знают об этих фактах, и потому, что это было бы признанием наступив-шего краха Германии. Но гитлеровцы еще считают возможным надеяться на чудо своих трюков, способных, по их мнению, внести некоторое успокоение внутри зажатой союзниками Германии, и нанести хотя бы царапину, если не трещину, в отношения Объединенных наций. Бандит всегда способен пойти Ва-банк… Вот и разыграл Риббентроп олимпийское спокойствие перед жур-налистами, зная, что они разнесут это далеко на концах своих перьев и на ко-го-то повлияют в нужном для нацизма направлении. А что влияют… об этом говорят многие факты. Например, один из трех директоров концерна «И. Г. Фарбениндустри» фон Шницлер получил возможность высокомерно держать себя с американскими офицерами: они долго толклись в приемной загородно-го дома магната, пока он согласился их принять. Наглость тоже является в политике методом влиять… И вот… английская газета «Дейли Экспресс» по-могает немецкой наглости. Она прислала своих корреспондентов к немецко-му пушечному королю Альфреду Круппу попросить интервью. Интервью бы-ло дано и уже опубликовано. Крупп хвастает своей принадлежностью к наци-стской партии, своим умением держать на заводах 160 тысяч рабочих, из ко-торых 50 тысяч – иностранцы, своим намерением приспособить свое произ-водство к потребностям новых рынков.
Вот и подумает пусть каждый из нас, зачем Крупп оказался пленником не нашим, а английским? У нас бы он не посмел петь свои рабовладельческие песни. А там он поет. Там трюки Риббентропа и риббентроповцев кое на кого влияют… Интересно, даже очень интересно, что немецкие преступники, ко-торые покрупнее, попадают в плен почти исключительно на Западе. Вот и фон Папен. Сегодня лондонское радио официально объявило, что американ-ские парашютные войска захватили в плен фона Папена, скрывавшегося в Руре.
… Ночное радио сообщило, что войска 3 Украинского фронта заняли ав-стрийский город Санк-Пельтен на реке Трайзен, а 2-й Украинский фронт ов-ладел севернее Вены городами Корнейсбург и Флорисдорф на левом берегу Дуная.
… В связи со специальным обращением Трумена, Советское правительст-во приняло решение направить Молотова в США. Он посетит в Вашингтоне Трумэна, а потом возглавит советскую делегацию на Конференции в Сан-Франциско.
16 апреля 1945 года. Советское Правительство дополнило состав делега-ции на Конференцию в Сан-Франциско, введя в нее председателя ВЦСПС Кузнецова и Наркоминдел РСФСР Лаврентьева. По вопросу о польской деле-гации получен ответ от Англии и США отрицательного характера: они не считают возможным пригласить Польшу на конференцию в Сан-Франциско, пока в Польше не будет создано правительство в соответствии с решениями Крымской Конференции. Китайское правительство не приняло никакого ре-шения, считая, что любое решение беспредметно, поскольку англо-американцы дали отрицательный ответ. Прецедент создан: в дальнейшем Ки-тай, зависимый экономически от США, всегда будет находить причину скрыть свои подлинные чувства и тем самым обеспечить американский инте-рес.
… Президент США Трумэн выступил с речью на заседании обеих палат Конгресса. В частности он сказал следующее:
«… Я призываю всех американцев помочь мне сохранить единство нации в защите тех идеалов, которые были столь красноречиво провозглашены Руз-вельтом. Я… буду поддерживать и защищать эти идеалы всеми силами и всем сердцем. Это мой долг, и я не уклонюсь от него… Америка никогда не под-пишется ни под каким планом частичной победы.
Приступая к исполнению моих тяжелых обязанностей, я покорно молю Всемогущего Бога словами Соломона: «Даруй слуге твоему понимающее сердце, чтобы судить твой народ, дабы я мог отличить добро от зла, ибо кто может быть судьей твоего великого народа?» Я прошу лишь о том, чтобы быть хорошим и верным слугой моего Господа и моего народа».
17 апреля 1945 года. Войска второго Украинского фронта овладели горо-дом Цистерсдорф, нефтеносным районом Австрии. Союзники овладели всем Западным берегом Эльбы, за исключением небольших узлов сопротивления немцев от Виттенберга до слияния рек Эльба и Заале.
Германский фельдмаршал Модель, по сообщению агентства Рейтер, по-кончил жизнь самоубийством, потеряв надежду вырваться из рурского «меш-ка». Скорпиону скорпионья и смерть.
… В международной печати сейчас оживленно обсуждается вопрос о ре-парациях, которые Германия должна выплачивать натурой, и об использова-нии немцев на работах по восстановлению разрушенного ими во всех странах Европы. Лондонская газета «Дейли мейль», осуждая недавние выступления в палате общин некоторых консервативных депутатов, возражавших против трудовых репараций, пишет: «Со стороны подавляющего большинства анг-лийского народа не последует возражений против того, чтобы нынешнее по-коление немцев, поддерживавших Гитлера, искупило свою вину работой по восстановлению разрушенных ими сел и городов».
Рассуждая практически, было бы даже глупо не заставить немцев работать над восстановлением разрушенного ими. И им придется поработать немало. У нас они уже работают…
20 апреля 1945 года. Центральная группа наших армий продолжала насту-пать западнее рек Одер и Нейсе. Занято несколько городов. Бои завязались за города Каменц и Бауцен на Дрезденском направлении. В Германии жесто-чайшие поражения на фронте, развал экономики в тылу и террористический разгул гитлеровцев рождает массу самоубийств. Даже Геббельс признает в своей статье, опубликованной в газете «Райх», что «многие немцы предпочи-тают самоубийство продолжению борьбы. Нам нужно образумить потенци-альных самоубийц, а если это не поможет, нужно будет прибегнуть к более сильно действующим средствам». Интересно, считает ли Геббельс сам себя потенциальным самоубийцей, ведь в кармане он, давно уже сообщалось, но-сит ампулу с ядом?
Главари фашистской Германии продолжают звать народ драться до пол-ной победы, хотя сами в нее уже не верят. Например, еженедельник Гиммле-ра «Дас шваце кор» поместил на днях статью, в которой сказано, что «Мы вынуждены признать, что, пожалуй, окажется возможным одолеть нас на по-ле брани».
21 апреля 1945 года. Пушечная бригада прошла за эти дни от Одера до Претцелерского леса под Берлином. Это Краснознаменная Режицкая пушеч-но-артиллерийская бригада. И когда были пройдены Зееловские высоты, озе-ра, многочисленные речушки и каналы, на орудийных стволах появились надписи: «Дадим первый выстрел по Берлину». Вот и лес под Берлином – это огромный сосновый массив с аккуратными просеками, дорогами, с охотничь-ими хозяйствами, с дачами и домиками. Пройдя его, дивизионы заняли на опушке огневые позиции. Гвардии майор Демидов дал приказ:
– Огонь по Берлину!
Это произошло в 13 часов 10 минут сегодня. Гул залпа покатился по лесу. Снаряды, шурша в воздухе, полетели к немецкой столице. Так сегодня наша артиллерия начала свой разговор с Берлином, который еще дымился и пылал от массированного удара по нем нашей авиации, нанесенном в ночь под 21 апреля. Идет борьба с городом, который подобен спруту, державшему много лет в своих щупальцах города и села, целые государства и народы Европы. Теперь он будет разрушен, так как сотни миллионов людей желают жить, а «Берлин создан для человекоубийства» (Салтыков-Щедрин)… Вместе с Бер-лином будет уничтожена война, которую француз Мирабо называл нацио-нальной индустрией Пруссии.
… Ночное радио сообщило, что западнее Одера наши войска сегодня за-няли города Бернау, Вернойхен, Штраусберг, Альт-Ландсберг, Буков, Мюн-хеберг, Херцфельде, Эркнер и завязали бои на улицах в пригородах Берлина. Вполне можно понять, почему германское информационное бюро сообщило, что «Главное внимание немцев приковано к боям на участке дуги на Одере и у Нейсе», почему «Дойче Цейтунг ин Норвеген» жалуется, что она «невольно содрогается при мысли о силе советского оружия, передвинувшем фронт от линии, связывавшей Ледовитый океан с Молдавией, к воротам Берлина». Со-дрогнешься, когда снаряды русской артиллерии рушат последний оплот не-мецкой военной машины. Нет городов, не будет скоро столицы, нет почти флота-разбойника. В Лондоне официально объявлено, что последний герман-ский карманный линкор «Лютцов» лежит сейчас на отмели в Свинемюнде на Балтийском побережье. Он выведен из строя бомбардировщиками «Ланка-стер» 16 апреля 1945 года.
Геббельс в своей последней речи (а он их произносит каждый день по ра-дио) заявил: «То, что мы переживаем сегодня, является последним актом ве-личайшей трагедии, начавшейся 1 августа 1914 года, которую мы, немцы, прервали 9 ноября 1918 года, в тот момент, когда она приближалась к ре-шающей развязке. Поэтому пришлось все начинать сначала 1 сентября 1939 года». Если правильно понять Геббельса, он просто призывает немцев при-знать, что сейчас дело не вышло, надо сделать новый перерыв и готовиться к третьей мировой войне. Это обязывает нас к повышенной бдительности, что-бы не допустит повторения мировой бойни. Нам, признаться, надоело с опа-ской посматривать на Запад. Пора этот запад смирить так, как наши предки навсегда смирили татарский восток…
Ради этого мы принесли огромные жертвы, ради этого неутомимо насту-пает наша Красная Армия, ради этого сегодня в Москве подписан Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между Советским Союзом и Польской Республикой. Мы хотим мирной жизни и процветания. Мы ее получим.
При подписании договора И. Сталин и Президент Крайовой Рады Народо-вой Польской Республики Э. Осубка-Моравский обменялись речами (Они же и подписали договор. Это первый случай, когда Сталин сам подписал дого-вор).
Сталин сказал: «… я думаю, что договор…, который мы только что под-писали, имеет большое историческое значение. Значение этого договора за-ключается, прежде всего, в том, что он знаменует собой коренной поворот в отношениях между Советским Союзом и Польшей в сторону союза и дружбы, который сложился в ходе нынешней освободительной борьбы против Герма-нии и который получает теперь формальное закрепление в этом договоре.
Отношения между нашими странами в течение последних пяти веков, как известно, изобиловали элементами взаимной отчужденности, недружелюбия и нередко открытых военных конфликтов. Такие отношения ослабляли обе наши страны и усиливали немецкий империализм.
Значение настоящего договора заключается в том, что он кладет конец и заколачивает в гроб эти старые отношения между нашими странами и создает реальную базу для замены старых недружелюбных отношений отношениями союза и дружбы…
В течение последних 25–39 лет, т. е. в течение двух последних мировых войн, немцам удалось использовать территорию Польши, как коридор для нашествия на восток и как трамплин для нападения на Советский Союз. Это могло произойти потому, что между нашими странами не было тогда друже-ственных, союзных отношений. Старые покровители Польши не хотели иметь союзных отношений с Советским Союзом. Они предпочитали вести политику игры между Германией и Советским Союзом. И, конечно, доигра-лись… Польша была оккупирована, ее независимость – аннулирована, при этом немецкие войска получили возможность, в результате всей этой пагуб-ной политики, оказаться у ворот Москвы.
Значение настоящего договора состоит в том, что он ликвидирует старую и пагубную политику игры между Германией и Советским Союзом и заменя-ет ее политикой союза и дружбы между Польшей и ее восточным соседом.
Таково историческое значение только что подписанного Договора… Не-удивительно, что народы наших стран с нетерпением ожидают подписание этого договора. Они чувствуют, что этот договор является залогом независи-мости новой демократической Польши, залогом ее могущества, ее процвета-ния.
Но этим не исчерпывается дело. Настоящий договор имеет большое меж-дународное значение. Пока не было союза между нашими странами, Герма-ния имела возможность использовать отсутствие единого фронта между на-ми, могла противопоставить Польшу Советскому Союзу и наоборот и тем бить их поодиночке. Дело изменилось в корне после того, как сложился союз между нашими странами. Теперь уже нельзя противопоставлять наши страны друг другу. Теперь имеется единый фронт между нашими странами от Балти-ки до Карпат против общего врага, против немецкого империализма. Теперь можно с уверенностью сказать, что немецкая агрессия осаждена с востока. Несомненно, что если этот барьер с востока будет дополнен с запада, т. е. союзом наших стран с нашими союзниками на западе, то можно смело ска-зать, что немецкая агрессия будет обуздана и ей нелегко будет разгуляться.
Неудивительно поэтому, что свободолюбивые нации и, прежде всего, сла-вянские нации с нетерпением ожидают заключения этого договора, ибо они видят, что этот договор означает укрепление единого фронта Объединенных наций против общего врага в Европе. Поэтому я не сомневаюсь, что наши союзники на западе будут приветствовать этот договор».
Осубка-Моравский в своей речи сказал, что «Польский народ, прошедший ад немецкой оккупации, понес страшные жертвы в этой войне, а с другой стороны испытал и постоянно испытывает проявление дружбы и помощи со стороны Великого Советского народа, примет этот договор, как великое по-литическое достижение, как гарантию постоянного мира и безопасности, как гарантию своей свободы и независимости…»
22 апреля 1945 года. Геббельс на днях изрек сентенцию: «Мы еще живы, и мы еще дышим…» О красоте этой «жизни» можно судить хотя бы по такому факту. В двадцати пяти километрах западнее Берлина имелся военный лагерь Дебериц. Там была создана новая немецкая дивизия «Дебериц», которая пришла защищать Берлин и подступы к нему, но не провоевала и двух дней, как была разгромлена Красной Армией. Пленные из этой дивизии показали вчера, что их целыми батальонами пополнения посылали к линии фронта без оружия, советуя оружие подобрать на поле боя около убитых и раненых… Но… «мы никого не видели, – все было в дыму, – потом появились из дыма русские и взяли нас в плен. Мы еле живы, еле дышим от пережитого ужаса под огнем русской артиллерии»… Немцы шагали в плен по кирпичной пыли, в которую увязала нога. Здесь было селение, превращенное в крепость, и се-ление снесено огнем русской артиллерии. Восковая бледность ужаса покрыла немецкие лица. Так они живут и дышат… перед смертью.
В течение 22 апреля центральная группа советских войск продолжала на-ступление на Дрезденском и Берлинском направлениях. Занято шестнадцать пригородов Берлина. Наша авиация наносила сокрушительные удары по Бер-лину.
 В это же время французские войска заняли Штутгарт, форсировали Рейн и утром вчера заняли Брейзах. Перейдя Дунай у Мюдьгейма, французские части вышли к швейцарской границе. И в этих условиях триумфа союзных армий, громящих немецких фашистов, резким диссонансом прозвучало со-общение о нелепом запрещении во Франции фильма «Майданек». Его запре-тил французский министр по делам военнопленных и высланных господин Френэ. Газета «Юманите» по этому поводу заявила протест и написала: «В тот самый момент, когда англосаксы заставляют немцев посещать Бухен-вальдский лагерь (имеется ввиду приказ Эйзенхауэра заставить немцев по-смотреть на преступления Германии своими глазами в Бухенвальдском лаге-ре, полном замученными жертвами всех наций), когда союзные правительст-ва заявляют о своей воле покарать преступников войны, Френэ и Тетжен (ми-нистр информации) стремятся помешать французам узнать о нацистских зверствах в лагере Майданек. Почему фильм запрещен как раз в период вы-боров? Хотят скрыть немецкие преступления, чтобы сообщники предателей могли лучше обманывать избирателей? Хотят, чтобы публика не могла ви-деть своими глазами силу молодой польской армии или большие религиозные церемонии, организованные поляками в память убитых в Майданеке? Не хо-тят показать, что новая демократическая Польша вполне уважает свободу всех? Какую цель преследуют? Ответьте, гг. Тетжен и Френэ». И господа эти, если их не взять за шиворот, добровольно ничего не ответят народу…
23 апреля 1945 года. Сегодня опубликованы по радио два исторических приказа Верховного главнокомандующего № 339 – маршалу Жукову и № 340 – маршалу Коневу. Первый Белорусский фронт, перейдя на днях в наступле-ние с плацдармов на западном берегу Одера, прорвал глубокоэшелонирован-ную немецкую оборону восточнее Берлина, продвинулся от 60 до 100 кило-метров и ворвался в столицу Германии Берлин. Одновременно войска 1 Ук-раинского фронта, прорвав оборону немцев на реке Нейсе, продвинулись от 80 до 160 километров и ворвались в Берлин с юга. Не удержали русских ни-какие немецкие укрепления, никакие немецкие силы. Берлинская зенитная дивизия, пытавшаяся остановить наступление стального потока Красной Ар-мии, была смята. На ее плечах советские воины ворвались на Берлинер-аллею – первую улицу старого Берлина. Немцы вскоре увесили всю улицу белыми флагами капитуляции, а зенитная дивизия, злобствуя и огрызаясь, откатилась за окружную железную дорогу, попятилась к Шпрее. Вот и пришла наша месть от Волги к Берлинской реке. Теперь уж недолго будет сопротивляться Берлин.
Сегодня же от имени всех Объединенных наций главы трех правительств – Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании дове-ли до сведения германского командования и распространили на всех фронтах заявление следующего содержания:
«От имени всех Объединенных Наций, находящихся в войне с Германией, Правительства Советского Союза, Соединенного королевства и Соединенных Штатов Америки настоящим обращаются с торжественным предупреждени-ем ко всем комендантам и охране, в ведении которых находятся союзные во-еннопленные в Германии и на территориях, оккупированных Германией, а также к служащим гестапо и ко всем другим лицам, независимо от характера их службы и ранга, в ведении которых переданы союзные военнопленные, будь то в зоне боев, на линиях коммуникаций или в тыловых районах. Они заявляют, что всех этих лиц они будут считать ответственными в индивиду-альном порядке не в меньшей мере, чем верховное германское командование и компетентные германские военные, военно-морские и авиационные власти, за безопасность и благополучие всех союзных военнопленных, находящихся в их ведении.
Любое лицо, виновное в дурном обращении или допустившее дурное об-ращение с любым союзным военнопленным, будь то в зоне боев, на линии коммуникаций, а лагере, в госпитале, в тюрьме или в другом месте, будет подвергнуто беспощадному преследованию и наказанию.
Правительства Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Вели-кобритании предупреждают, что они будут считать эту ответственность без-условной при всех обстоятельствах и такой, от которой нельзя будет освобо-диться, переложив ее на какие-либо другие власти или лица.
Маршал Советского Союза И. Сталин
Президент Соединенных Штатов Америки Ам. Г. Трумен
Премьер-министр Великобритании У. Черчилль».
Немцам не только посланы эти предупредительные и назидательные лис-товки от имени Объединенных Наций. Нет. Наши артиллеристы послали спе-циальные гостинцы и для Гитлера от имени работниц Н-ского завода…

КОНЕЦ ДЕВЯТНАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ



Тетрадь 20-я (23 апреля 1945 г. – 30 апреля 1945 г.)
Об этой истории наша пресса сообщила следующее: «Однажды, когда на батарее открыли ящик с боеприпасами, на двух снарядах увидели белую над-пись: «Для Берлина». Здесь же была обнаружена записка от работниц Н-ского завода боеприпасов Бураковой и Минченко с просьбой переслать снаряды в сердце Берлина. Это было 20 февраля 1945 года. Тогда шли бои за Познань, на которую и были нацелены орудия батареи, получившей необычное пору-чение от советских работниц. Батарейцы дали слово послать снаряды по на-значению. И вот наступил апрель. С общим потоком танков, машин и людей на Берлин двинулась также артиллерийская батарея со снарядами специаль-ного назначения. Бойцы, хранившие снаряды для специального выстрела, не раз спрашивали своего командира капитана Чирьева насчет адреса Гитлера, но тот не спешил с ответом. Лишь на подходе к Берлину на батарее появилась карта немецкой столицы и номер газеты «Берлинер иллюстрирте цейтунг», вышедшей в свет в связи с отмеченным немцами семисотлетием со дня осно-вания Берлина. На второй странице газеты было изображено огромное тюрь-мовидное здание новой имперской канцелярии Гитлера и указан адрес. По этому адресу и было решено послать снаряды Бураковой и Минченко. Кроме того, бойцы подготовили новые снаряды и написали адреса: «Лепцигер-штрассе 3/7, министру авиации Герингу; Вильгельмплац 8/9, министру пропа-ганды Геббельсу; Кенигплац 6, генеральному штабу».
Дождливым апрельским утром капитан Чирьев еще раз проверил все рас-четы… В торжественной тишине раздалась команда:
– По канцелярии Гитлера – огонь!
Дрогнул от орудийного грома воздух, колыхнулась земля. Гнев русских женщин, сгущенный в снарядах, с грозным шуршанием помчался покарать трижды проклятых адресатов».
И в то же время, когда 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронта взяли Германию за сердце, когда внутрь этого сердца полетели советские снаряды с адресами, итальянские патриоты установили в доме Муссолини в Милане бомбы, и бывший диктатор Италии только случайно не был убит взорвавшей-ся бомбой (он вышел из комнаты, где находилась бомба).
Во всем этом мы видим символ конца фашизма, который народ демокра-тических стран ставит вне закона. На фоне этого особенно ярко светит пламя любви и уважения всего мира к Великому Советскому Союзу и к памяти его основателя – Владимира Ильича Ленина. Мы знаеи, что еще в первом году Отечественной войны в Лондоне были установлены мемориальные доски на тех домах, в которых проживал Ленин. Теперь примеру Лондона последовал и освобожденный от немцев Париж. 22 апреля 1945 года, как сообщило агентство Франс Пресс, по случаю 75-й годовщины со дня рождения Ленина в присутствии посла СССР Богомолова, префекта Сены Флурэ и других французских деятелей были установлены мемориальные доски на двух домах в 14-м округе Парижа, в которых жил Ленин в декабре 1908 года и в июне 1912 года.
24 апреля 1945 года. Сегодня войска 1-го Белорусского фронта юго-восточнее Берлина форсировали реку Даме и в районе берлинского пригорода Бонсдорф соединились с наступающими с юга войсками 1 Укр. фронта.
Весь мир бурно и радостно реагирует на вступление Красной Армии 21 апреля в берлинские пригороды, а 23 апреля – в сам Берлин. Парижская газе-та «Се суар» восторженно заявила: «Долгожданный час пробил!… Пробил тот час, наступления которого мы ждали после разрушений, причиненных Герни-ке, Роттердаму, Лондону, Ленинграду…» Другая газета, «Паризьен либере» восклицает: «В Берлин, центр всех преступлений, ворвалась Красная Армия. Берлин падет!» Американская газета «Нью-Йорк таймс» пишет, что пылаю-щий Берлин является символом приговора истории над Гитлером и его дея-ниями.
В Бейруте в час ночи под 24 апреля демонстранты из центра города подо-шли к зданию советской миссии и выразили свою радость по случаю победы, одержанной Красной Армией в Берлине. В городе были произведены салюты, зажжены костры. Митрополит православной церкви Селиби принес совет-скому посланнику Солоду поздравление по телефону и сообщил, что право-славные церкви во всем Ливане отметят вступление Красной Армии в Берлин трехдневным торжественным звоном колоколов.
Пытаясь, вероятно, приуменьшить заслугу Красной Армии, вступившей в Берлин, американская газета «Дейли Миррор» и австралийская газета «Сид-ней дейли телеграф» опубликовали сообщения журналиста Пирсона из Ва-шингтона о том, что будто бы американские передовые патрули еще 13 апре-ля были в Берлине и отступили в виду протеста Сталина, заявившего, что ра-нее было достигнуто соглашение о том, что русские займут Берлин первыми. Американцы отступили потому, что русские настаивали на соблюдении этого соглашения.
Это нелепое утверждение опровергнуто нашим ТАСС, так как «совершен-но не соответствует действительности и выдумано от начала до конца».
24 апреля 1945 года. Приказ Верховного главнокомандующего № 342, ад-ресованный маршалу Жукову и маршалу Коневу, возвестил сегодня вечером, что «Войска 1-го Белорусского фронта перерезали все пути, идущие из Бер-лина на Запад, и сегодня, 25 апреля. Соединились северо-западнее Потсдама с войсками 1-го Украинского фронта, завершив, таким образом, полное окру-жение Берлина». Одновременно отдан приказ № 343 маршалу Василевскому по случаю занятия войсками 3-го Белорусского фронта последнего опорного пункта немецкой обороны на Земландском полуострове – города и крепости Пиллау, крупного порта и военно-морской базы немцев на Балтийском море.
Поступающие из Берлина сведения говорят о том, что многие берлинцы бегут из своих квартир и подвалов не в центр города, где еще сидят и упорно обороняются немцы, а к русским: здесь спокойнее. Прибежал к русским и механик завода автоматических касс высокий и толстый немец Отто Гартман. Он, глядя на могучую советскую военную технику, сердито бормочет:
– Геббельс вчера уверял, что мы еще не проиграли войну… А, психопат!
Другие немцы, растерянные, подавленные и удивленные грозным видом наступающей Красной Армией, угодливо замечают:
– Как вас много! Вас так много, что вы не уместитесь в Германии…
– Ничего, – отвечает боец. – Мы потеснимся и потеснимся. Авось, вме-стимся.
Немцы умолкают и подымают глаза в небо. Там – тучи советских самоле-тов, направлявшихся бомбить центр Берлина.
Интересно сопоставить. Жители Бухареста, отмечая гигантскую мощь на-шей военной техники, сокрушались, что в Плоешти не хватит бензина для отопления танков, а немцы начали припугивать нас теснотою в Германии. Конечно, румыны не жалели нефти для помощи Красной Армии в борьбе с немцами, они только жалели, что всего Плоешти для этого не хватит. Немцы же, жалуясь на тесноту, аллегорично ставят вопрос «о жизненном простран-стве». Значит, и поваленные на лопатки, они продолжают думать о том же, за что их так крепко союзники. Неисправимые империалисты. Надо бы изоли-ровать все нынешнее поколение немцев, как социально опасное…
………………………………………………………………………………..
26 апреля 1945 года. ТАСС сообщило из Сан-Франциско, что сегодня, 25 апреля 1945 года в 16 часов 30 минут по тихоокеанскому времени, то есть 26 апреля в 2 часа 30 минут по московскому времени, открылась Конференция Объединенных Наций для подготовки устава Всеобщей Международной Ор-ганизации по поддержанию мира и безопасности. Присутствует свыше 850 делегатов. Первое пленарное заседание конференции открыл ее временный председатель, государственный секретарь Соединенных Штатов Америки Э. Стеттиниус.
………………………………………………………………………………
Американская печать уделяет много внимания вопросу о зверствах нем-цев. И совершенно необходимо кое-что занести в мои записки из высказыва-ний американской печати. Дело в том, что после полной победы над Герма-нией острее встанут противоречия между нами и нашими союзниками, и то-гда многие газеты их постараются забыть сказанное сейчас, когда победа над Германией всем безгранична нужна. Так вот, не потребуется ли им напом-нить…
Американская печать одобрительно относится к совершенно правильному поступку военных властей, которые заставили жителей Веймара посетить концентрационный лагерь в Бухенвальде. Но печать напрасно увлеклась сен-тиментальной стороной дела и своими описаниями создала впечатление не-виновности немцев. Подчеркивалось некстати, что при виде результатов зверств над жертвами лагеря, немцы рыдали, а женщины, в том числе меди-цинские сестры, падали в обморок. Но все единодушно заявляли, что они не были осведомлены об условиях жизни в этом лагере, хотя много лет жили по-близости.
И что же, неужели нам надо поверить, что слезы и обморок немцев про-диктованы их невинной человечностью? Не правильнее ли предположить как раз обратное: немцы плачут, а немки падают в обморок потому, что их охва-тывает ужас перед карой, которую они заслужили. Слабые на слезу немецкие медсестры, приведенные за шиворот в Бухенвальд американцами, возможно, бывали здесь до прихода американцев на практике и прививали пленным всех стран различные болезни и впрыскивали в вены яд. Об этом скажет еще свое слово недалекое будущее, когда за дело возьмутся не только сентименталь-ные журналисты, но и суровые прокуроры, и непримиримые криминалисты всех стран…
Обозреватель газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» Хиггинс сообщил, что некоторые немки закрывали глаза, чтобы не видеть свидетельств массовых убийств и садизма, но военные власти заставляли их смотреть на все преступ-ления, совершенные в лагере немцами, говоря: «Вы должны видеть то, за что вы несете ответственность» (не в этом ли объяснение обморока немецких валькирий? Н. Б.) Хиггинс указал, что, как и немцы, посетившие Ордруф, так и немцы, осмотревшие Бухенвальд, были явно потрясены, но заявляли о пол-ном неведении.
Обозреватель газеты «Нью-Йорк таймс» Карривэн сообщил, что в Бухен-вальде осталось 20 тысяч заключенных из 80 тысяч, обычно там находивших-ся до вступления 10 апреля американцев в Бухенвальд. Остальные 60 тысяч убиты или эвакуированы.
Описав бухенвальдские виселицы, комнаты пыток, операционные комна-ты, крематории и лаборатории, Карривэн обратил внимание читателей на то, что посетители лагеря сразу же видят выставленные для обозрения «перга-мент» – большие куски человеческой татуированной кожи, собранной «гер-манским доктором, который писал научный трактат о татуировках», а также женой начальника бухенвальдского лагеря. Из этого «пергамента» были сде-ланы два больших абажура, выставленные теперь для обозрения. В то время как немцев заставляли осматривать эту ужасную картину, тысячи освобож-денных пленников молча наблюдали эту сцену.
В бараках для больных и престарелых находилось около 8000 человек, ко-торые не могли выйти из помещения и умирали на койках, не получая помо-щи. Другие изнуренные и обезумевшие заключенные бродили вокруг. Боль-шинство из них превратилось в идиотов, хотя они все еще имели способность передвигаться.
В «научной» лаборатории находилось множество банок с человеческими органами, а другая лаборатория была специально оборудована для прививок тифа с целью получения противотифозной сыворотки. Смертность среди лю-дей, которым делались прививки, достигала 98 процентов. Кожу с людей снимали в специальной комнате.
Карривэн сообщил, что первые заключенные прибыли в Бухенвальд из Саксенбурга и Лихтенбурга в мае и июне 1938 года. После убийства нациста фон Рат в Париже, в лагерь прибыло 12500 евреев. В сентябре 1939 года в ла-герь было привезено 2500 евреев из Вены. В августе 1940 в лагерь прибыли первые сотни поляков.
Что же касается утверждения нацистов о гибели Тельмана в Бухенвальд-ском лагере во время августовского налета союзной авиации в 1944 году, Карривэн утверждает, что Тельман никогда в этом лагере не был и не числил-ся в сохранившихся лагерных записях.
Обозреватель газеты «Чикаго еан» Меклин дал подобную картину описа-ния лагеря в Лангенштейне. В нем содержались главным образом политиче-ские заключенные, но были и русские пленные, французские партизаны, уча-стники варшавского восстания в августе 1944 года.
… Продолжаются уличные бои в Берлине. Немцы являются на командные пункты советских войск и доказывают, что нехорошо стрелять по жилым до-мам. Этим «гуманистам» артиллеристы показывают немецкий журнал «Ди Вермахт» («Вооруженные силы») от 27 августа 1941 года. На шестой и седь-мой его страницах напечатан снимок «Бомбы над Москвой… ночные пожа-ры» и тут же сделано пояснение: «Снимок показывает, насколько уничто-жающа сила немецкой авиации». Немец тупо смотрит на снимок, молча кру-тит головой, цепенеет.
– Топай, дядя, в свой подвал, – говорят ему артиллеристы, впиваясь в нем-ца жестким взглядом покрасневших от бессонницы и пыли глаз. – Мы при-шли в Берлин рассчитаться сполна.
И рассчитываемся, несмотря на то, что Геббельс, назначенный комисса-ром обороны Берлина, заявил 22 апреля в своем обращении к населению Бер-лина, что «В последние несколько недель в столице созданы значительные оборонительные сооружения. Эти сооружения тянутся от окраинных районов до центра города. Вокруг Берлина созданы несколько тысяч противотанковых заграждений, баррикады, завалы, земляные сооружения. Столица находится в полной готовности к обороне».
Многие немцы не ругаются, что советская артиллерия рушит их дома. На-против, стараясь подольститься к победителям, они рьяно уничтожают гитле-ровские лозунги, замазывают их краской, называют Гитлера выскочкой, ко-торому нельзя вверять политику Германии (как будто мы собираемся вверять ему что-либо в Германии? Н. Б.) Старичок-немец предлагает взять у него пу-теводитель по достопримечательным местам Берлина. Он поясняет, что путе-водитель стоит целую рейхмарку, но русский окажет немцу честь, если возь-мет у него книжечку бесплатно… Не берут русские эту занимательную кни-жечку. Они спешат к центру, где кипит и бушует бой, заверяют старичка, что и без его путеводителя не заблудятся, не первый раз в Берлин ходим: были в 1760 году, были в 1813 году, пришли и в 1945 году. Напрасно немцы не пове-рили Чернышеву, который предупреждал их в Берлине в 1760 году, что «Рус-ские всегда могут придти из Петербурга в Берлин, если он будет драчливым и неуважительным по отношению к России». Теперь за такое неверие немцам приходится дорого расплачиваться. От такой расплаты даже толстяк Герман Геринг заболел «болезнью сердца» и, как сообщило 26 апреля гитлеровское радио, подал в отставку с поста командующего германскими военно-воздушными силами. Гитлер удовлетворил просьбу Геринга и назначил на его место генерала Риттер фон Грейма.
Имя Геринга давно не упоминалось в немецких радиопередачах и в печа-ти. Есть основания предполагать, что сообщение о его отставке является средством замаскировать возможное бегство Геринга в одну из нейтральных стран или уход его в гитлеровское подполье.
Не только Герингу стало неудобно, но и всякие другие гитлеровские при-хвостни места себе не находят от грома русских пушек в Берлине. Вот, на-пример, маршал Петэн, находящийся в Швейцарии, запросил у французского правительства разрешения на въезд в страну. На заседании 25 апреля фран-цузский совет министров постановил разрешить Петэну возвратиться во Францию. Часть министров высказалась против заключения Петэна в тюрь-му, но согласилась держать его под надзором в районе Парижа. Правая пе-чать старается обелить Петэна и подняла соответствующую шумиху по пово-ду ожидаемого 27 апреля приезда Петэна в Париж, но печать организаций со-противления правильно расценивает возвращение Петэна в Париж. Как но-вый маневр Гитлера, и требует ареста Петэна и скорого суда над ним.
Во всяком случае, надо сказать заранее, Франции придется повозиться с этим предательским старичком, который посмел в свое время управлять Францией именем… «мы, Филипп Петэн!», что очень похоже на корону…
… На сегодня нелишне еще несколько записать относительно Конферен-ции в Сан-Франциско. Еще до открытия конференции пришлось мне ознако-миться с некоторыми высказываниями делегатов от Америки. Сенатор Стас-сен, например, выдвинул утопический проект создания всемирного прави-тельства и международного законодательства по всем вопросам. Если конфе-ренция (а он, наверное, захочет предложить ей свой проект) захочет зани-маться подобной утопией, то цель Стассена будет достигнута: он желает кон-ференцию превратить в говорильню… Другой сенатор Ванденберг не менее щепетильным вопросом взволнован: он предлагает считать недействитель-ными все акты между странами, принятые во время войны, так как они за-ключены «в нервозной и ненормальной обстановке». Ванденберг считает не-обходимым заменить их актами новыми, спокойными… Этот «друг» прямо таки держит курс на срыв конференции, так как старается выбить все основы, опираясь на которые только и может конференция быть успешной.
Конечно, при нынешних международных условиях и весе Советского Союза, при нынешней прочности англо-американо-советских отношений не надо быть пророком, чтобы заявить о безусловном предстоящем успехе кон-ференции в Сан-Франциско. Однако, немало горьких минут эта конференция даст пережить доподлинным антифашистам-демократам, которым придется считаться с такими господами, как Стассен и Ванденберг… Но об этом пол-нее говорить пока рано. Будущее покажет. Сейчас же Конференция в Сан-Франциско начала свою работу при наличии добрых предзнаменований, то есть условиях наметившегося победоносного завершения войны против на-цистской Германии, когда невозможно допустить, чтобы объединенные на-ции не довели до плодотворного конца свою конференцию, созванную для выработки мероприятий по охране послевоенной безопасности обеспечения прочного и длительного мира. Вопрос о мире сейчас – актуальный вопрос. Без единства свободолюбивых народов прочный мир невозможен, что и пока-зала история Версальского мира: он лопнул главным образом из-за разногла-сий союзников, которые так и не смогли найти полностью согласованную и удовлетворительную точку зрения на структуру мира. Рассказывают, что со-ветник американского президента Вильсона задал в свое время французскому премьер-министру Клемансо вопрос о ходе переговоров между ним, Вильсо-ном и Ллойд Джорджем, на что Клемансо иронически ответил:
– Дела идут отлично. Мы разошлись по всем вопросам…
Сейчас всемерно этого допустить нельзя, так как это было бы повторени-ем истории в интересах Германии.
Вольные или невольные агенты гитлеризма в Сан-Франциско именно стремятся, посеяв недоверие и подозрение среди свободолюбивых наций, по-вторить неблагоприятную историю прошлого, т. е. помешать созданию дей-ствительно сильного инструмента мира и безопасности. С этой целью в Сан-Франциско, куда приехало до 2000 журналистов (из них многие – бандиты пера), распространяются слухи о том, что будто бы влиятельные люди в Анг-лии и Америке «начали предпринимать маневры с целью воссоздания силь-ной послевоенной Германии в качестве оплота против Советского Союза». Автором этих слухов провокационного порядка является корреспондент газе-ты «Дейли Миррор» господин Пирсон. Значит надо кому-то нарушить един-ство свободолюбивых наций? Конечно, в утверждении Пирсона есть доля правды, которая с течением времени станет очевидной. Но и для говорения правды надо выбирать такое время, когда эта правда поможет Объединению свободолюбивых наций, укреплению их союза. В настоящее же время пирсо-новские «откровения» играют только на руку врагу свободы и демократии. Да и круг лиц, о котором сказал Пирсон, как о силе, стремящейся «воссоздать сильную послевоенную Германию» столь незначителен, что мы вправе, рабо-тая над созданием великого здания мира, игнорировать его сейчас и не отрав-лять сан-францисской атмосферы несвоевременным о нем напоминанием…
………………………………………………………………………………….
Сегодня 2-й Белорусский фронт маршала Рокоссовского форсировал Одер южнее Штеттина, продвинулся на 30 километров и овладел главным городом Померании и крупным морским портом – Штеттин. В это же время 2-й Укра-инский фронт маршала Малиновского овладел Чехословацким городом Брно.
… В Москве продолжает работать XI сессия Верховного Совета СССР Первого созыва. Идут прения о государственном бюджете СССР на 1945 год.
27 апреля 1945 года. Вчера Молотов выступил на устроенной им пресс-конференции в Сан-Франциско перед пятьюстами американских и других корреспондентов. Он подчеркнул, что польский вопрос нельзя урегулировать без поляков, что германское сопротивление близится к концу, что «если бы мы не намеревались внести какие-либо поправки к программе Думбартон-Окса, было бы бесполезно созывать конференцию в Сан-Франциско». На во-прос корреспондентов, почему Советский Союз потребовал трех мест в Ас-самблее, а не 16, Молотов ответил: «Мы просили миниума» и подчеркнул, что Украина и Белоруссия сыграли важную роль в разгроме общего врага и никто не может отрицать, что они заслужили права голоса на конференции.
На вопрос, согласен ли Молотов с мнением Трумэна, что альтернативой успеху конференции в Сан-Франциско является хаос, он ответил: «Речь, ко-торую я произнесу сегодня после полудня, даст более исчерпывающий ответ на этот вопрос, чем это можно сделать на пресс-конференции».
Когда Молотова спросили о позиции Советского Союза в отношении уча-стия Аргентины в конференции в Сан-Франциско, он улыбнулся и сказал: «Это новый вопрос для меня».
В сегодняшних газетах опубликовано изложение речи Трумэна, произне-сенной 25 апреля по радио, и речи Стеттиниуса на открытии конференции. Трумэн из Вашингтона сказал делегатам что «… мир переживает возрожде-ние старой веры в вечные нравственные принципы и силу справедливости. Никогда в истории не было более важной конференции или более необходи-мой встречи, чем это встреча в Сан-Франциско, которую я сердечно привет-ствую от имени американского народа… Именем великого гуманиста, дух ко-торого, конечно, находится сегодня с нами, я серьезно призываю каждого из вас подняться над личными интересами и присоединиться к тем прекрасным принципам, которые приносят благодеяние всему человечеству… Мы все еще стоим перед выбором: сохранение международного хаоса или создание меж-дународной организации для обеспечения мира. В цели этой конференции не входит выработка мирного договора в старом смысле слова… Эта конферен-ция посвятит свою энергию и свои силы исключительно единственной про-блеме создания основной организации для поддержания мира… Девять дней назад я обращался к Конгрессу Соединенных Штатов, и сейчас повторяю вам: «Ничто не имеет большего значения для будущего мира, чем продолжающее-ся сотрудничество наций, которые должны обладать силой, необходимой для того, чтобы разгромить заговор держав оси, направленной к господству над миром… Мы вполне понимаем сейчас, что победа в войне требует мощных объединенных усилий… Человек давно уже знал, что он не может жить обо-собленно. Этот же основной принцип применим сегодня к нациям. Мы не изолированы во время войны. Мы не можем себе позволить оказаться изоли-рованными во время мира… Разногласия между людьми, между нациями ос-танутся всегда. Фактически, если держаться в разумных рамках, такие разно-гласия вполне естественны. Все развивается на основе различия взглядов и движется вперед по мере того, как эти различия сглаживаются при помощи разума и взаимопонимания... Смысл нашей проблемы заключается в том, чтобы обеспечить чувствительный механизм для урегулирования споров ме-жду нациями. Без этого мир не может существовать. Мы не можем позволить ни одной нации или группе наций попытку урегулировать свои споры бомба-ми и штыками. Если мы будем по-прежнему прибегать к таким решениям, мы будем вынуждены принять философские принципы наших врагов, а именно, что «сила – это право»… Мы должны раз и навсегда перевернуть порядок слов и доказать своими делами, что, в конце концов, право – это сила. Если мы не хотим погибнуть вместе в войне, мы должны научиться жить вместе в мире…»
Стеттиниус при открытии конференции сказал: «… Эта конференция Объ-единенных наций, созванная для подготовки устава международной органи-зации, во многом обязана проницательности и смелости Франклина Делано Рузвельта. Много последних часов своей жизни посвятил он подготовке к этому моменту – моменту, до которого по воле Всевышнего он не смог до-жить.
Мы собрались здесь в тот момент и в том месте, где он предложил. Мы собрались для того, чтобы осуществить великую цель, которой он посвятил свои силы, - создание структуры прочного мира после победы в этой войне… Жизненные национальные интересы каждой из объединенных наций требуют того, чтобы все Объединенные нации действовали совместно для обеспечения прочного мира и свободы… Поэтому конференция Объединенных наций на-чинается в обстановке твердого сознания этих настоятельных взаимных инте-ресов…»
… Мы были на плацу, где занимались строевой подготовкой. Когда осо-бенно звонко затрезвонили позывные Москвы. В 7 часов 45 минут вечера по-слышался торжественный голос диктора:
«Приказ Верховного Главнокомандующего войсками действующей армии.
Войска 1-го Украинского фронта и союзные нам англо-американские вой-ска ударом с востока и запада рассекли фронт немецких войск и 25 апреля, в 13 часов 30 минут соединились в центре Германии, в районе города Торгау (на берегу Эльбы, севернее Лейпцига. Н. Б.). Тем самым немецкие войска, находящиеся в Северной Германии, отрезаны от немецких войск в южных районах Германии.
В ознаменование одержанной победы и в честь этого исторического собы-тия сегодня, 27 апреля, в 19 часов столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1-го Украинского фронта и союзным нам англо-американским войскам, – двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.
Да здравствует победа свободолюбивых народов над Германией!
Верховный Главнокомандующий маршал Советского Союза И. Сталин
27.04.1945 года № 346».
Мы немедленно прервали занятия, начали ликовать. Шутка ли, над миром вознеслись две могущественных руки, – рука СССР и рука наших союзников, соединенных теперь в крепком дружеском пожатии, от которого затрещали кости фашистской Германии. У многих на ресницах засверкали слезы: ра-дость по разному просилась наружу, делала нас другим людьми… И мы не стыдились своей сентиментальности и своей потребности нежно обнять друг друга и сказать ласковые слова. Мы обнимались и целовались. Мы, взрослые люди, радовались, как дети. И пусть правильно поймут наше поведение наши потомки, которым, возможно, не придется переживать ужасов войны. Мы по-тому радовались по детски, что война своей горечью сделала нас стариками и посеребрила волосы сединой. В наших ушах стоял еще грохот орудий и стон раненых, перед нашими глазами еще метались огненные космы пожаров и груды мертвецов, мы еще осязали холодную воду форсированных нами рек и упругий жар огнеметных струй, сжигавших наших товарищей. И мы радова-лись, что всему этому приходит конец.
…………………………………………………………………………………
В девять часов тридцать минут вечера (по горьковскому времени) высту-пили с обращением к Красной Армии и войскам союзников Сталин, потом Черчилль и, наконец, Трумэн. От имени последних обращение было передано по радио – на английском языке – от имени Черчилля, а от имени Трумэна прямо на русском языке.
Сталин в своем обращении сказал: «От имени Советского Правительства я обращаюсь к вам, командиры и бойцы Красной Армии и армий наших союз-ников. Победоносные армии союзных держав, ведущих освободительную войну в Европе. Разгромили германские войска и соединились на территории Германии. Наша задача и наш долг добить врага, принудить его сложить оружие и безоговорочно капитулировать. Эту задачу и долг перед нашим на-родом и перед всеми свободолюбивыми народами Красная Армия выполнит до конца.
Приветствую доблестные войска наших союзников. Стоящие теперь на территории Германии плечом к плечу с советскими войсками и преисполнен-ные решимостью выполнить свой долг до конца».
В обращении Черчилля говорится: «После долгих походов, тяжких трудов и побед на суше и на морях, пройдя через многие поля сражений, армии ве-ликих союзников пересекли Германию и обменялись рукопожатием. Теперь их задачей будет уничтожение всех остатков германского сопротивления, ис-коренение нацистской власти и подчинение гитлеровского государства. Для этой цели имеются достаточные силы, и мы встретились в преданной и побе-доносной дружбе с непоколебимой решимостью выполнить нашу задачу и наш долг. Вперед, на врага».
Наиболее пространным, как и положено в стране американской демокра-тии, оказалось обращение Трумена. В нем сказано: «Англо-американские Армии под командованием генерала Эйзенхауэра встретились с советскими войсками там, где предполагали встретиться – в сердце нацистской Германии. Силы врага разрезаны на две части. Это не есть еще час окончательной побе-ды в Европе, но этот час, час, для наступления которого так долго трудились и о чем молились весь американский народ, все британские народы и весь со-ветский народ, приближается. Союз нашего оружия в сердце Германии имеет для всего мира значение, которое мир не оставит незамеченным. Он означает, во-первых, сто последняя слабая, отчаянная надежда Гитлера и его разбой-ничьего правительства уничтожена. Общий фронт и общее дело держав, яв-ляющихся союзниками в этой войне против тирании и бесчеловечности, были продемонстрированы в их делах, как задолго до этого они были продемонст-рированы в их решимости. Ничто не может разделить или ослабить общего стремления наших закаленных армий довести победоносное решение из зада-чи до окончательного триумфа союзников в Германии. Во-вторых, соедине-ние наших сил в этот момент показывает нам самим и всему миру, что со-трудничество наших народов в деле мира и свободы является эффективным сотрудничеством, могущим успешно преодолеть величайшие трудности ком-пании, величайшей из всей военной истории. Народы, которые могут вместе разрабатывать планы и вместе сражаться плечом к плечу, перед лицом таких препятствий расстояния, языка и затруднений связи, какие преодолели мы, могут вместе жить и вместе работать в общем деле организации мира для мирного времени.
Наконец, никакими словами нельзя было бы воздать такую дань уважения мужеству и решимости Франклина Рузвельта, какой является этот великий триумф союзного оружия и союзной стратегии, и этот великий триумф мог быть достигнут только благодаря настойчивости и мужеству сражающихся солдат и моряков союзных стран. Но до тех пор, пока наши враги оконча-тельно не разбиты в Европе и на Тихом Океане, не должно быть ослаблений усилий в тылу, направленных на поддержание наших героических солдат и моряков, так как мы все знаем, что не будет передышки на боевых фронтах».
Радостно, очень радостно на сердце от всего происходящего на фронте борьбы с фашизмом. Итальянские патриоты освободили от немцев Геную, Милан, Парму, большую часть Турина, арестовали в окрестностях озера Комо итальянского дуче Бенито Муссолини и других фашистских главарей.
Союзники захватили в плен известного обозревателя немецкого радио ге-нерал-лейтенанта Дитмара. Пусть теперь он уясняет и понимает, что проис-ходит вокруг. Он, кажется, тосковал об этом на свободе за… неимением вре-мени…
… Все делегации на конференции в Сан-Франциско получили вчера мате-риалы с заявлением правительств Украинской и Белорусской Советских рес-публик, выражающих желание присоединиться к международной организа-ции безопасности и принять участие в конференции Объединенных наций. В положительном ответе Конференции мы не сомневаемся. Это также реально, как происшедшее два дня тому назад соединение войск 1-го Украинского фронта с англо-американскими войсками, когда командир 18-й гвардейской дивизии генерал-майор Русаков и командир 69-й американской дивизии гене-рал-майор Райнхардт обменялись рукопожатиями на восточном берегу Эль-бы, у города Торгау.
Записки сегодняшнего дня полагаю завершить некоторыми выдержками из выступлений глав Советской, американской, английской и китайской деле-гаций на конференции в Сан-Франциско во время пленарного заседания 26 апреля.
Молотов заверил конференцию, что «Советское правительство придает важное значение международной конференции в Сан-Франциско. Приблизил-ся конец войны, по крайней мере в Европе… Пришла пора позаботиться о по-слевоенном времени, о будущем.
… Еще задолго до прямого нападения на своих соседей гитлеризм у всех на глазах подготовлял преступную войну, которую развязал тогда, когда за-хотел… Предостерегающий голос Советской республики не был выслушан с должным вниманием. Сейчас не время подробно вдаваться в причины этого. Нельзя доказать, что не было желания помешать возникновению войны. Пол-ностью, однако, показано, что правительства, претендовавшие в свое время на руководящую роль в Европе, показали если не сое нежелание, то свою не-способность предотвратить войну, с последствиями которой будет еще не так просто справиться.
Конференция должна заложить основу организации будущей безопасно-сти народов. Понятно, что теперь никто не хочет восстанавливать бесправную и бессильную Лигу наций, не мешавшую любому агрессору готовить войну против миролюбивых стран, а иногда и прямо усыплявшую бдительность на-родов в отношении надвигавшейся агрессии… Советское правительство яв-ляется искренним и твердым сторонником создания международной органи-зации безопасности… Вполне естественно, что новая организация междуна-родной безопасности строится на том фундаменте, который был заложен Объединенными нациями в этой войне… Дело идет о создании международ-ной организации, которой должны быть предоставлены определенные права по охране интересов всеобщего мира. Такая организация должна иметь и не-которые необходимые средства военной защиты безопасности народов… По-сле неисчислимых жертв этой войны, после пережитых в эти годы страданий и бедствий, особенно велико стремление народов к созданию такой организа-ции. Но не сложили оружия и противники создания подобной международной организации. Они и теперь ведут свою подрывную работу, хотя и в большин-стве случаев делают это в скрытой, завуалированной форме. Для этого неред-ко используются по внешности самые демократические лозунги и аргументы вплоть до словесной защиты интересов малых наций или принципов справед-ливости и равноправия народов… Мы не должны преуменьшать трудностей создания международной организации безопасности. С закрытыми глазами мы здесь не найдем дороги. Мы должны предупредить об этих трудностях, чтобы преодолеть их и, избежав иллюзий, найти, наконец, надежный путь для движения вперед к достижению этой благородной цели...»
Э. Стеттиниус в своей речи указал на то, что «Три года назад силы тира-нии и агрессии, казалось вот-вот покорят мир. Сегодня на всех фронтах они стоят перед лицом поражения – полного поражения. Понадобились годы тру-да и жертв для того, чтобы мы пришли к этому моменту. Но судьба стран-агрессоров была решена уже давно. Она была решена 1 января 1942 года в Вашингтоне, когда была подписана декларация Объединенных наций… Мы объединились прежде всего для того, чтобы обеспечить справедливый и прочный мир… Ради этой цели ответственные руководители наших стран и их представители встречались в Москве, Тегеране, Каире, Квебеке, Думбар-тон-Оксе, в Крыму… Да, объединенные нации уже давно работают вместе, подготавливая мероприятия, необходимые для возведения здания прочного мира. Здесь, в Сан-Франциско, мы подошли к решающему моменту этой под-готовки… Мы поставили перед собой задачу разработать устав международ-ной организации, достаточно энергичной для того, чтобы предотвратить вой-ну, и достаточно гибкой для того, чтобы сделать возможным мирное развитие и изменения…»
Антони Иден в своей речи подчеркнул, что «… Временами в истории че-ловечество пыталось путем создания международного механизма разрешать споры между нациями при помощи соглашения, а не силы. До сих пор все эти попытки терпели неудачу. Тем не менее, никто здесь не сомневается, что, не-смотря на эти прежние неудачи, необходимо сделать новые попытки, и на этот раз мы должны добиться успеха. Все причины, делавшие желательной какую-то форму международного механизма после прошлой войны, делают ее необходимой и сейчас. За последние сто лет и особенно за последние 25 лет научные открытия обогащали, а иногда угрожали миру, но, прежде всего, сужали его. Мы вступили в век, когда никакой естественный барьер, будь то горы или океаны, не могут гарантировать безопасность против нового ору-жия, которое наука предоставила в распоряжение человечества. Этот упря-мый факт в настоящее время глубоко вошел в сознание всех народов, и они, мне думается, готовы принять его последствия и ответственность, которую он налагает. В этом заключается основное различие между нашими возможно-стями и утерянными возможностями в конце прошлой мировой войны. Сей-час этот факт ясен для всех из нас. Хотим мы этого или нет, мы все в настоя-щее время являемся соседями друг друга. Сан-Франциско так же близко рас-положен к Берлину и Токио, как и Нью-Йорк к Вашингтону век тому назад. Мир сейчас – это один большой город, а наши страны – его отдельные рай-оны… Поэтому не будет преувеличением сказать, что работа, к которой мы приступаем сейчас, возможно, является для мира последним шансом…»
Министр иностранных дел Китая Сун Цзы-вень заявил:
«… Китай, возможно, больше, чем какая-либо другая страна, понимает необходимость обеспечения успеха этой конференции… Дважды на протя-жении жизни нынешнего поколения приходилось мобилизовывать все миро-вые людские резервы и материальные ресурсы, чтобы пресечь тиранию и со-хранить свободу. Дважды на протяжении жизни этого поколения нам прихо-дилось на горьком опыте убедиться, что в этом мире, в котором все связано между собой, война не может быть локализована и не может быть мира в изо-лированном районе. Дважды на протяжении жизни нынешнего поколения мы теряли трагически большое число людей и огромное количество ценностей, которые могли бы быть спасены, если бы миролюбивые страны объедини-лись сразу же, когда мир был поставлен под угрозу, а не ждали до тех пор, пока агрессия охватит своим пламенем весь мир.
… Будем смотреть в лицо жестоким фактам – длительные усилия потре-буются ото всех нас прежде, чем в международных делах будет установлена эффективная законность. Мы, в Китае, убедились в этом на горьком опыте… Коллективная безопасность при наличии Лиги Наций потерпела фиаско по-тому, что многие реальные силы мира не входили в состав Лиги. Соединен-ные нации не были членом Лиги Наций, к голосу Советского Союза не всегда прислушивались. Китай лишь иногда был представлен в Совете, тогда как Японии, Италии и Германии просто разрешили совершенно безнаказанно выйти из Лиги Наций после того, как они совершили акты агрессии.
В настоящее время все обстоит иначе. В настоящее время победа является результатом объединенных усилий и практических мероприятий коллектив-ной безопасности. Германия и Япония будут обезврежены… новый порядок будет пользоваться поддержкой всех мощных стран нашего времени.
… Если моя страна, которая является одной из главных и самых ранних жертв агрессии, хочет выразить какие-нибудь пожелания этой конференции, так это то, что мы должны, не колеблясь, уступить часть наших суверенных прав новой международной организации в интересах коллективной безопас-ности.
… Принося необходимые жертвы, мы должны признать, что не можем «одновременно съесть пирожное и сохранить его»…
… Население нашей страны в настоящее время горячо стремится к дости-жению наших общих целей – свободы человечества в рамках содружества свободных народов…»
Читая заявления представителей главнейших стран на конференции, пе-реживаешь такие же взволнованные чувства, какие в конце XVIII века цели-ком захватывали душу и сердце миллионов людей Европы, разбуженных гро-мом пушек французской революции и ее лозунгами о свободе, равенстве и братстве. Это переживают сейчас не миллионы, а сотни миллионов людей, готовых своей кровью и грудью защитить завоеванное в борьбе с нацизмом и оградить это завоеванное от нового «термидора», попытки к которому обяза-тельно будут неоднократно международной реакцией. Это уж исторический закон… Но «термидор» не повторится, потому что в общедемократическом антифашистском потоке имеется фарватерное течение сотен миллионов лю-дей, разбуженных залпами «Авроры» и воспитанных Лениным, Сталиным, большевистской партией, взволнованных величием своей борьбы с фашиз-мом, своими сверкающими победами и сознанием своей авангардности в борьбе за справедливую и прочную мирную жизнь после войны.
………………………………………………………………………………..
28 апреля 1945 года. Фашистская газета «Фелькишер беобахтер» на днях утверждала, что борьба за Берлин будет поворотным пунктом. Конечно, газе-та имела в виду поворот всего дела в пользу Германии, так как Берлин, по за-явлению германского информационного бюро, укреплен «по последнему сло-ву оборонительного искусства». Газета «Дейче альгемейне цейтунг» дополня-ла ко всему вышесказанному, что «из всех городов Германии Берлин должен выполнить особый долг и особые задачи». И вот, в Берлин пришли войска 1-го Белорусского и 1-го Украинских фронтов. Перед их мощными ударами па-дает квартал за кварталом германской столицы. Из городов улетели все пти-цы. Над Берлином висит сплошное облако дыма. Всепожирающее пламя гу-ляет по его улицам, жертвенным жаром очищая землю от грехов самого пре-ступного города неметчины. Не вытерпела Германия. Гиммлер сделал вчера письменное предложение Англии и США о готовности Германии к безогово-рочной капитуляции перед этими странами. Гиммлер пытался в самый канун смерти нацистской Германии вбить клин между союзниками и поссорить их односторонней капитуляцией Германии. Но ничего не вышло. Сегодня агент-ство Рейтер передало опубликованное канцелярией премьер-министра Вели-кобритании заявление, что на предложение Гиммлера правительства Англии и Соединенных Штатов ответили желанием принять капитуляцию Германии только перед всеми союзниками, включая Советский Союз. Одновременно сообщено лондонским радио, что гитлеровский пропагандист генерал Дит-мар, характеризуя в своем показании состояние руководства сегодняшней Германии, отметил начавшееся там уничтожение новой порции генералов, заподозренных хотя бы в малой степени в нелояльности к верховному руко-водству. «Возможно, уже покончено с генерал-фельдмаршалом фон Браухи-чем, фон Рундштедтом, а также с генерал-полковником Гудерианом». Ясное дело, принимать это заявление Дитмара за чистую монету нельзя. Ведь в Германии еще давно началось целое «наводнение» живых трупов. Не являет-ся ли и заявление Дитмара дымовой завесой, под прикрытием которой немец-кие «мертвецы»-генералы улизнут за границу? Вообще немцы ведут себя крайне подозрительно. Они пачками оказываются в руках союзных властей даже и тогда, когда могли бы куда-то исчезнуть. Вот и брат Геббельса, Ганс, попал в Дюссельдорфе в руки американцев. Не в качестве ли адвоката пола-гает использовать себя этот пленник, старый гитлеровец? Политическое ко-варство доведено немцами в наше время до совершенно исключительной вы-соты, на которую оно никогда не поднималось в прошлые века истории… Одним из ярких актов этого политического коварства и провокации, прояв-ляемых гитлеровцами, можно считать возвращение вчера Петэна во Фран-цию. Газета «Фрон насьональ» рассматривает возвращение Петэна во Фран-цию, как последнюю попытку противника, направленную против француз-ской нации. Еще более ясно оценила возвращение Петэна газета «Об». Она написала, что «Германия продолжает свою проигранную войну тем же ору-жием, которым она пользовалась, начиная войну. Это, безусловно, новый ма-невр немцев, последняя их ставка накануне всеобщих выборов во Франции, накануне падения Берлина и полного разгрома Германии… Этот акт нельзя расценивать иначе, как новые происки врага в надежде на поддержку 5-й ко-лонны… Гитлер посылает нам Петэна, как последний летающий снаряд, рас-считывая, что этот снаряд произведет свое разрушающее действие». Как сло-жится дальнейшая судьба Петэна, это вопрос недалекого будущего. Но одно, несомненно, персона этого старика-маршала вызовет во Франции активиза-цию реакционных и профашистских элементов. Да и международные профа-шистские открытые и скрытые элементы не преминут соответствующим об-разом приложить свою руку к этому делу. Первой зловещей ласточкой из этих краев прилетели на крыльях печати и радиоволн подозрительные ком-ментарии корреспондента агентства Рейтер Роберта Ллойда по поводу приез-да Петэна во Францию. Этот корреспондент убеждает читателей в благих на-мерениях Петэна, который может на обвинение его в государственной измене ответить оправдательными документами и привести в доказательство этого перечень целого ряда своих оправдывающих действий…
Интересно, пожелают ли демократические массы Франции выслушивать оправдательную болтовню Петэна, который был и остается изменником Ро-дине и слугой Гитлера? Думаю, нет. Не та пора. Теперь Европа собирается не гасить огни, а свободно зажечь их. Символическим является в этом смысле постановление Правительства СССР об отмене с 30 апреля затемнения в го-роде Москве. Снова, как и до войны, разрешено нормально освещать улицы, жилые дома, общественные здания. Волей Советского правительства и Крас-ной Армией, волей демократических народов, освобожденных от немецкого гнета, зажигаются и политические огни в других столицах Европы. Сегодня, 28 апреля, в Вене опубликованы прокламации руководителей антифашист-ских партий Австрии и официальное сообщение об образовании Временного Правительства Австрии, возглавляемого канцлером социал-демократом док-тором Карлом Реннером. В состав этого правительства вошли три коммуни-ста.
29 апреля 1945 года. События на фронтах войны, развивающиеся неви-данно бурными темпами, держат весь мир в состоянии экзальтации. Вечером вчера на конференции в Сан-Франциско, когда переводчик зачитывал англий-ский текст речи главы уругвайской делегации, в зале поднялся переполох, – кто-то принес и поднял вверх экстренный выпуск вечерней газеты с огром-ным красным заголовком: «Нацисты сдались». Делегаты бросились пожимать друг другу руки, защелкали фотоаппараты, зазвучали приветственные крики. Долго не могли успокоиться делегаты даже после того, как президиум разъ-яснил, что сведения о капитуляции Германии не подтверждаются. Так сильно радостное ожидание конца фашистской Германии. Волнуются и немецкие обыватели. Война пришла на их землю, зажгла огнем их столицу. Теперь они не желают войны и украшают улицы и дома белыми тряпками капитуляции, пытаются кричать: «Кончай войну». Одна корреспонденция из Берлина рас-сказывает о молодой немке, которая подбежала к нашей звукоустановке в момент передачи обращения к немецким солдатам и офицерам о прекраще-нии бессмысленного сопротивления и закричала в микрофон:
– Солдаты! Если меня слышит мой муж или мой брат, пусть он сейчас же прекратит войну. Это неправда, что русские убивают мирных жителей. Я немка, и это я вам говорю…
Вчера вспыхнуло волнение в Мюнхене, охарактеризованное немецкими сообщениями как «попытка предателей организовать восстание, чтобы нанес-ти удар в спину германским солдатам, сражающимся на фронтах». Возможно, восстание уже подавлено двинутыми против восставших отрядами фолкс-шурма, но оно характеризует то, что в Германии нет воспетого Геббельсом единства нации, а есть фашизм, идущий ко дну, есть и оппозиция ему, кото-рая обретет поддержку со стороны наших победоносных армий и своей вер-ной службой делу демократии заработает себе со временем прощение…
… Вечерне радио сообщило, что войска 1-го Белорусского фронта вчера прорвались в Берлине по северному берегу Шпрее в городской район Моа-бит. Очищая на своем пути квартал за кварталом, прилегающие к улице Альт Моабит, наши бойцы вышли к известной Моабитской тюрьме и штурмом взяли ее. Занято в районе Моабит 14 заводов, освобождено 12 тысяч военно-пленных различных национальностей.
Одновременно миланское радио сообщило о казни итальянскими патрио-тами фашистских главарей – дуче Бенито Муссолини, генерального секретаря фашистской партии – Алесандро Паволини, бывшего секретаря фашистской партии – Карло Скорца и любовницу Муссолини Клару Петачи. Труп Муссо-лини и других казненных фашистов выставлены на площади Пьэцца Лорето в Милане.
30 апреля 1945 года. Элизе Реклю в своей книге «Земля и люди» давно еще писал, что «… Берлин расположил свою сеть между Эльбой и Одером, как паук, протягивающий паутину между двумя деревьями…» В 1942 году берлинская паутина достигла было берегов нашей матушки-Волги и предго-рий сказочного Кавказа. То была тяжелая пора для демократии всего мира, для СССР особенно. Теперь дело повернулось по-другому: сегодня войска 1-го Белорусского фронта прорвались в парк Тиргартен, на углу которого ря-дом с рекой Шпрее расположен немецкий рейхстаг, овладели в 14 часов зда-нием рейхстага и водрузили на нем знамя победы. Все свободолюбивые на-роды преисполнились несказанной радостью, но Аргентинское правительство запретило демонстрации сейчас и в момент, когда придет известие о падении Берлина…
КОНЕЦ ДВАДЦАТОЙ ТЕТРАДИ

Тетрадь 21-я (30 апреля 1945 г. – 15 мая 1945 г.)
 И очень обидно было слушать радиосообщение о заявлении Стеттиниуса на пресс-конференции в Сан-Франциско сегодня, что Исполнительный и Ру-ководящий Комитеты конференции Объединенных наций решили пригласить на конференцию Аргентину. Чувство огорчения не уменьшилось даже от того радостного известия, что вышеупомянутые Комитеты единодушно одобрили предложение пригласить Украинскую и Белорусскую республики участвовать в конференции в Сан-Франциско. Как посмели столь кощунственно посадить рядом многострадальные советские республики и фашистскую Аргентину? И это происходит буквально за несколько дней, а может часов перед оконча-тельным крахом Германии. В Италии, как заявил командующий союзными войсками генерал Кларк, компанию уже можно считать завершенной, по-скольку немцы прекратили организованное сопротивление. Недалек час, ко-гда немцы повсеместно прекратят сопротивление. И только в таких странах, как в Испании, Португалии и Аргентине будет продолжаться их сопротивле-ние. Досаднее всего то, что Америка и Англия, добившись приглашения Ар-гентины на конференцию, тем самым во вред себе и другим свободолюбивым нациям оказали помощь немецкому сопротивлению за границей и в частности – на американском континенте… В этом шаге Соединенным Штатам придет-ся каяться. Покается и Англия…
…………………………………………………………………………………
Парижское радио распространило сегодня сообщение, что восставшие ба-варцы захватили Лаваля, Марселя Деа и других французов, которые во время оккупации Франции немцами продали Гитлеру себя и свой народ. Жаль толь-ко, если восстание баварцев закончится неудачей, и предатели получат от-срочку в своем последнем походе на виселицу. Да, крепко жизнь посмеялась над предателем Лавалем, который выдал Гитлеру всех своих бывших това-рищей по довоенному правительству. Но те, кто остался верным Франции, возвращаются на родину, а Лаваль прячется на задворках и, вероятно, кончит когда-либо в скором времени свою бренную жизнь на виселице или у стенки. Бывший премьер-министр Французской Республики Эдуард Эррио был не-давно освобожден Красной Армией из немецкого концлагеря и сегодня на самолете прибыл в Москву, возвращаясь из плена на Родину. Он летит во Францию, как ее верный сын и от этого еще тяжелее становится французское проклятие по адресу Лаваля. Он не может сказать, что его принудили немцы к предательству, так как каждый француз укажет ему не только на коммуни-стов, но и на Эррио и скажет: «Эти не захотели быть предателями и их не смогли принудить к предательству никакие немецкие угрозы».
1 мая 1945 года. Опубликован приказ Верховного главнокомандующего № 20. В нем Сталин отметил, что «В этом году народы нашей Родины встречают день Первого мая в обстановке победоносного завершения Великой Отечест-венной войны. Ушли в прошлое и не вернутся больше тяжелые времена, ко-гда Красная Армия отбивалась от вражеских войск под Москвой и Ленингра-дом, под Грозным и Сталинградом. Ныне наши победоносные войска громят вооруженные силы противника в центре Германии, далеко за Берлином, на реке Эльба… Над Берлином водружено Знамя Победы.
… Дни гитлеровской Германии сочтены. Более половины ее территории занято Красной Армией и войсками наших союзников.
… Германия полностью изолирована и оказалась в одиночестве, если не считать ее союзницы – Японии.
В поисках выхода из своего безнадежного положения гитлеровские аван-тюристы идут на всевозможные фокусы вплоть до заигрывания с союзника-ми, стремясь вызвать разлад в лагере союзников. Эти новые жульнические трюки гитлеровцев обречены на полный провал. Они могут лишь ускорить развал немецких войск».
Далее Сталин разоблачил фашистскую ложь о том, что будто бы союзники хотят уничтожить немецкий народ. Он сказал: «В задачу Объединенных На-ций не входит уничтожение германского народа. Объединенные нации унич-тожат фашизм и германский милитаризм, сурово накажут преступников вой-ны и заставят немцев возместить ущерб, который они причинили другим странам. Но Объединенные нации не трогают и не тронут мирного населения Германии, если оно лояльно будет выполнять требования союзных военных властей…»
Указав на то, что мы имеем теперь первоклассную кадровую армию, спо-собную обеспечить государственные интересы Советского Союза, что наша социалистическая экономика успешно и быстро возрождается благодаря ге-роическим усилиям нашего народа, вдохновляемого и направляемого боль-шевистской партией, товарищ Сталин выразил уверенность, что «Крушение Германии – дело самого ближайшего будущего… Задача теперь сводится к одному – доканать фашистского зверя».
В Берлине, как сообщил начальник советского гарнизона генерал-полковник Берзарин, первомайский праздник отмечается усилением нажима на врага, который еще пытается удерживать некоторые районы. Но, беспо-щадно сокрушая сопротивляющихся немцев, наши солдаты показывают изу-мительные образцы великодушия и гуманности, доходящие до подвига. На-пример, «Правда» в одной из статей из Берлина описывает поступок ефрейто-ра Ивана Цибина, бывшего сибирского охотника, а теперь – снайпера, унич-тожившего в бою более полсотни вражеских солдат. И вот этот суровый воин в грохоте боя услышал детский плач среди щебня и развалин Берлинской улицы. Не понимая чужого языка, Цибин сердцем определил свое поведение: ребенку надо было оказать помощь. Под градом немецких пуль Цибин пере-сек открытое место и пробрался к подвалу, откуда доносился плач ребенка. В подвале он увидел убитую снарядом немку, рядом с которой плакала ее шес-тилетняя дочь. Глыба разбитого свода висела над девочкой, готовая упасть при каждом новом взрыве падавших вблизи снарядов. Цибин взял ребенка и, прикрывая его своим телом, понес в безопасное место. Немецкие солдаты, сидевшие в развалинах дома, открыли по Цибину огонь. Осколком мины ему разорвало голенище сапога, но он не бросил ребенка, спас ему жизнь. Вот он русский человек, великан сердца и духа. Каким пигмеем выглядит перед ним немец, убивавший русских детей и бросавший детские трупы в колодцы! И русские люди, отступая перед немецкими полчищами в тяжелую годину, не падали духом, не прибегали к самоубийству, не пытались превратиться в жи-вые трупы, как это делают сейчас немцы. А почему? Да потому, что мы счи-тали свое дело правым и были уверены увидеть и на своей улице праздник. Фашистам подобные чувства не присущи, как не присуще бандиту понятие чести и законности. Вот и новое тому доказательство: вчера поздно вечером германское радио сообщило, что 1 мая после полудня умер Гитлер, который еще 30 апреля назначил своим преемником адмирала Деница. Топорность выдумки о смерти Гитлера заметна до очевидности. Вспомним такие факты, что еще 22 апреля Гитлер был здоров и подписал назначение Геббельса на должность комиссара обороны Берлина; тот же Гитлер 26 апреля принял от-ставку Геринга и подписал назначение генерала Риттер фон Грейма на долж-ность командующего германскими военно-воздушными силами; 30 апреля Гитлер беседовал с адмиралом Деницем, назначая его своим преемником, но не передавая ему свою власть. После этого не прошло и двадцати четырех ча-сов, как Гитлер успел заболеть и умереть. Такое не может быть. Гитлер про-сто превратился в живой труп и спрятался. Его надо тщательно поискать, а сообщениям о его смерти надо упорно не верить, ибо это чистейшая утка, со-ответствующая природе немецких фашистов. А она у них несовершенная, о чем признался сам Геббельс в газете «Дас райх». Он там в половине апреля 1945 года писал: «В течение всей войны я каждую неделю публично обра-щался к народу. Если иногда мне приходилось заблуждаться, то эти заблуж-дения являлись следствием несовершенства человеческой природы». Отсюда нечего нам и удивляться, если несовершенная природа геббельсовского ве-домства решилась рискнуть ввести в заблуждение общественность всего мира своим сообщением о смерти Адольфа Гитлера. Нет, господа фашисты, на слово мы вам не поверим. Покажите-ка нам мертвого Гитлера, мы его узнаем даже среди многочисленных двойников: больно уж у него личность темная…
……………………………………………………………………………….
На новой пресс-конференции в Сан-Франциско Молотов проинформиро-вал 30 апреля прессу по вопросу о возможности участия международной профсоюзной организации на конференции (Советская делегация за допуск представителя Международной профорганизации, созданной в феврале 1945 г.. на конференцию с правом совещательного голоса. Но и то хорошо, что Международная профорганизация приглашена уведомить письменно конфе-ренцию о своих соображениях) и по вопросу об Аргентины.
Молотов заявил, что Советская делегация всегда считала аргентинский вопрос важным, но Советскому правительству до сих пор не приходилось об-суждать этот вопрос с другими державами-инициаторами конференции.
Характеризуя политику Аргентины Молотов напомнил, что Хэлл в заяв-лении от 7 сентября 1944 года заклеймил Аргентину как штаб-квартиру фа-шизма и как потенциальную заразу для остального мира. Потом Молотов со-слался на заявление Рузвельта, сделанное осенью 1944 года, в котором Руз-вельт отмечал парадоксальный рост фашистского влияния в Аргентине, когда силы агрессии во всем мире приближались к своему поражению.
«Быть может, со времени этих высказываний фашистское правительство в Аргентине было заменено демократическим правительством? В Америке об этом лучше знают. Если это так, то мы просим, чтобы нас информировали об этих фактах, как о действительных фактах». Если пригласить Аргентину, но не пригласить Польшу, то возникает вопрос: неужели Польша занимает менее важное место среди объединенных наций, чем Аргентина?
…………………………………………………………………………………
Пятое пленарное заседание конференции в Сан-Франциско открылось но-чью 1 мая по Московскому времени под председательством Антони Идена. Сразу же была одобрена рекомендация Руководящего комитета о немедлен-ной посылке приглашения Украине и Белоруссии принять участие в конфе-ренции. Потом докладчик Руководящего комитета Бельт (кубинец) внес ре-комендацию Руководящего комитета о посылке приглашения Аргентине.
В ответ на вопрос Идена, будут ли какие замечания, на трибуну поднялся Молотов. Он произнес речь против приглашения фашистской Аргентины на конференцию и просил, в крайнем случае, не торопиться с этим, отсрочить рассмотрение вопроса о приглашении Аргентины хотя бы на несколько дней.
Но голосу Молотова мало внимали: 31 человек голосовал за допуск Ар-гентины, 4 – СССР, Чехословакия, Югославия и Греция – голосовали против.
Многие делегаты, в том числе и Молотов, ушли с конференции через 30 минут после голосования аргентинского вопроса.
2 мая 1945 года. Великий русский сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин в свое время писал, что «… Берлин ни для чего другого не нужен, кроме как челове-коубийства… и вся суть современного Берлина… в здании… носящем назва-ние Главный штаб». Ныне свершилось справедливое историческое действие: войска 1-го Белорусского фронта, под командованием маршала Советского Союза Жукова, при содействии войск 1-го Украинского фронта, под коман-дованием маршала Советского Союза Конева, после упорных уличных боев завершили разгром берлинской группировки немецких войск и сегодня, 2 мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлин – центром не-мецкого империализма и очагом немецкой агрессии. Берлинский гарнизон, оборонявший город, во главе с начальником обороны Берлина генералом от артиллерии Вейдлинг и его штабом, сегодня, в 15 часов, прекратил сопротив-ление, сложил оружие и сдался в плен. К 21 часу сегодня нашим войскам в Берлине сдалось в плен более 70 тысяч немецких солдат и офицеров. В 23.30 сегодня по московскому времени Москва салютовала этой победе двадцатью четырьмя залпами из 324-х орудий.
Битва за Берлин началась с боев за Одер, который немцы называли рекой своей судьбы. В феврале 1945 года на его западном берегу был захвачен плацдарм Красной Армией. С этого плацдарма, расширенного к 16 апреля до необходимых размеров, и началось решительное наступление на Берлин. 22 апреля советские пушки сделали по Берлину первые выстрелы, вслед за этим были заняты первые городские постройки с немецкими надписями «Берлин блейбт дойтч» (Берлин останется немецким). Прошли десять дней и началь-ник обороны Берлина генерал Вейдлинг приказал немецким войскам прекра-тить сопротивление и сложить оружие. Заодно он сообщил о самоубийстве Гитлера и Геббельса. Так ли, узнаем немного позже. Но Берлина, как мирово-го паука, больше нет. Тысячи пленных немцев, шагая под охраной наших ав-томатчиков, хмуро взирали на обломки своей столицы, на пурпурное знамя нашей победы, развевающееся над германским рейхстагом.
О положении на западном фронте Штаб верховного командования экспе-диционными силами союзников сообщил, что союзными войсками в двух местах северо-восточнее Графенау перейдена чехословацкая граница и в двух местах перейдена австрийская граница (в 16 километрах северо-западнее Ин-сбрука и близ Оберкаппеля). Восточнее Гамбурга предмостное укрепление союзников на Эльбе достигло 48 километров по фронту. Корреспондент агентства Рейтер, находящийся при 7-й армии, написал, что в госпитале в 25 милях южнее Мюнхена обнаружен бывший главнокомандующий немецкими войсками на Западе фельдмаршал фон Рундштедт. Сегодня вступило в силу соглашение о капитуляции немецких войск в Италии, подписанное 29 апреля. Трумэн прислал по этому поводу поздравление фельдмаршалу Александеру и генералу Кларку.
3 мая 1945 года. За усердие в работе командование училища премировало меня… бритвой. Об этом, конечно, распространяться в записках не следует. Интереснее отметить тот факт, что Аргентина, только что приглашенная на конференцию в Сан-Франциско, запретила народные праздничества по пово-ду взятия Берлина советскими войсками. Даже в передачах аргентинского ра-дио не упомянуто о падении Берлина. Вот как быстро стало ясным банкрот-ство дружеской по отношению к Аргентине политики некоторых демократи-ческих стран, не посовестившихся поднять свою руку за приглашение Арген-тины в Сан-Франциско. В этой связи небезынтересно привести в записках комментарии американского журналиста Липпмана, опубликованные 2-го мая в газете «Нью-Йорк геральд трибюн». Липпман отметил, что действия Моло-това в Руководящем комитете и его выступления на пресс-конференции сви-детельствуют о серьезных целях и подтверждают мнение, что конференция в Сан-Франциско затрагивает жизненные интересы Советского Союза… Моло-тов предложил систему поочередного председательства, как это принято в Президиуме Верховного Совета СССР вместо обычного устройства, при ко-тором председательствует глава делегации, представляющей страну, в кото-рой происходит конференция. Это предложение показывает большой практи-ческий интерес Молотова к работе конференции, его правильное понимание роли председателя, что не является отражением личной враждебности к Стет-тиниусу и не подсказано соображениями национального престижа, но свиде-тельствует о том, что Молотов пришел в Сан-Франциско для серьезного уча-стия в делах конференции. Молотов в своем выступлении на пресс-конференции… рассеял всякие предположения, что польский вопрос сорвет конференцию, и, наоборот, указал на надежду разрешить польский вопрос в соответствии с советской трактовкой ялтинского решения вместо американ-ской и английской трактовки. Ясно, что польский вопрос не предполагает от-каза Советского Союза придерживаться ялтинских решений, но лишь обна-руживает расхождения между советской и американской трактовкой. Актив-ный, пристальный интерес Молотова к конференции исходит из двух целей: упрочить гарантии против возобновления германской агрессии и помешать международной организации создать новый санитарный кордон, направлен-ный против Советского Союза.
Всякий объективно мыслящий человек должен считать эти цели допол-няющими друг друга. Для того чтобы положить конец германской агрессии, Объединенные нации должны осудить всякое намерение создать организа-цию, имеющую целью полицейские действия против Советского Союза и восстановление Германии, как буфера и передового антисоветского отряда.
Советский Союз прекрасно осознает это, и за всей советской политикой, за всеми подозрениями Советского Союза скрывается эта решимость проти-водействовать мощным кругам в Западной Европе, которые, хотя они откры-то в этом и не признаются, преследуют эту цель.
Комментарии Липпмана, по-моему, в основном правильны. Между строк в них так и звучит предупреждение, что к голосу Советского Союза всегда на-до прислушиваться, а игнорирование этого голоса ни для кого не пройдет безнаказанно. Можно такой тезис подтвердить конкретным примером. До сих пор по отношению к Аргентине и Испании мировые страны проводят поли-тику в нарушение советских рекомендаций, а результат каков? Аргентинские фашисты, засевшие в правительство, открыто готовят почву для возрождения нацистской Германии и делают наглый вызов всей мировой демократии сво-им решением запретить празднование падения Берлина. В то же время фаши-стская Испания, ободренная мягкими действиями по отношению ее со сторо-ны Англии и Америки, начинают нахальничать. Недавно Франко заявил пре-тензию на участие в организации Объединенных наций, а 2-го мая франкист-ские фалангисты, одетые в свою парадную форму, столпились перед герман-ским посольством в Мадриде и выразили соболезнование в связи с распро-страняемыми германским радио сообщениями о смерти Гитлера.
Конечно, этот плач фалангистов не спасет Германию, которой придется капитулировать не позже середины мая, но очень показательно, что фаланги-сты осмелились плакать о Гитлере именно сейчас, когда безнадежность по-ложения Германии стала очевидной…
4 мая 1945 года. Газеты сообщили о захвате войсками 1-го Украинского фронта немецкой деревни Цоссен, расположенной в лесу под Берлином. В этой деревне оказался, спрятанный под землей, немецкий генеральный штаб со всем своим хозяйством. В Берлине же на период войны оставалось пустое здание Генштаба, увенчанное флагом и охраняемое по всем правилам, будто там именно продолжала работать немецкая кухня войны.
В деревне Цоссен сдался нашим войскам немецкий инженер-электрик Ганс Бельтов. Он ведал электрическим хозяйством штаба, а теперь взял на себя функции проводника по лабиринту штабного подземелья. Раньше в под-земелье спускались люди на лифте, но сейчас это делать пришлось при по-мощи длинной винтовой лестницы. Под землей целый бетонированный го-родок и хаос внезапного бегства: клочья бумаги, недопитые бутылки вина, чемоданы, остановившиеся часы со стрелками на двух часах сорока минутах, бесконечные ряды немых в бездействии телеграфных аппаратов, обрывки те-леграфных лент с записью последних разговоров генштаба с периферией. Точнее, разговаривал с периферией не Гудериан или какой-либо генерал-лейтенант Вистер из генштаба, а дежурный солдат-телеграфист, оставленный здесь, чтобы отвечать на вызовы и не вызывать паники в низах. Этот солдат, а также несколько инженеров, отсидевшихся в подземном сейфе бюро времени, попали в плен к Красной Армии. Сохранились и любопытные переговоры солдата-телеграфиста с различными фронтами рассыпавшейся немецкой ар-мии. Приведем их в записках:
– У меня спешное на Осло.
– Очень жаль, но мы больше не принимаем. Все уехали. Я последний. Скоро закрываю связь.
– Разве в Берлине нет никого, кто бы мог отправить с курьером?
– Увы, нет.
– Боже мой, что делается, довоевались!…
– Внимание! У меня молния для верховного командования вооруженных сил западного отдела генерал-лейтенанту Вистер.
– Мы больше не принимаем.
– Почему?
– Я сказал, что не принимаем, и для вас достаточно. Все смылись. Я не могу каждому рассказывать целый роман…
– Я бы хотел знать, какое у вас положение.
– Превосходное, как всегда. Посмотрел бы ты на меня – я сижу в полной военной форме и с автоматом. Все удрали, я тут последний. Настроение ниже нуля.
– Ну, а в Берлине настроение хорошее?
– Конечно, хорошее, как всегда. Каждый мечтает о мыле и котле, а у меня петля на шее…
– Есть у вас связь с Прагой?
– Дурак, никакой связи, я последний.
– Боже, до чего мы довоевались!
Если вся суть современного Берлина, по Салтыкову-Щедрину, состояла в здании, носящем название главный штаб, то в чем же сущность теперь самого этого здания, оказавшегося перенесенным под землю в деревню Цоссен? А сущность его в том, что кончилась история германских завоеваний, постав-ленных теперь вне закона, как и сам Генеральный штаб, сперва загнанный союзниками под землю, а потом уничтоженный солдатами Красной Армии. Это не только приятно сознавать нам, участникам и современникам великих дел советского народа и народов союзных стран, сокрушавших своими уда-рами гитлеризм, но еще более приятно будет нашим потомкам. Ведь часто величие исторических дел наиболее полно оценивалось только потом, когда человечество удалялось на расстояние многих десятилетий от совершивших-ся фактов. Так оно, пожалуй, будет и в дальнейшем. Оно и совершенно по-нятно: события мчатся так быстро, что нам кажутся они уже обычными, во-шедшими в обиход.
Вслед за падением Берлина последовало сообщение о капитуляции немец-ких войск в Италии, а сегодня уже стало известно о капитуляции немецких войск в Северо-западной Германии, в Голландии, в Дании. Выбросил белый флаг капитуляции командующий германскими войсками в Северо-западной Германии генерал-фельдмаршал Эрнст фон Буш, улизнувший в феврале 1943 года из Демянского котла, в котором варились части 16-й немецкой армии. 2-го мая югославские войска заняли Триест, а 3-го мая туда вступили новозе-ландские части войск союзников.
3-го мая экспедиционные силы союзников и Красной Армии еще в новом месте соединились, именно – на реке Эльба, юго-восточнее Виттенберга. Этих событий так много, что мы к ним привыкаем, как к рядовым явлениям, хотя это далеко не так. Мы сейчас можем сказать, что разгром Германии идет такими прогрессивными темпами, что вопрос о полной и безоговорочной ка-питуляции Германии стал вопросом не дней, а часов. В воздухе запахло кон-цом войны. Но оценить последствия этого в исчерпывающей мере вряд ли сможет наше поколение. Мы сделаем только основное. Детали же станут дос-тоянием научного и практического внимания наших благодарных потомков…
5 мая 1945 года. Вчера выпущен 4-й Государственный военный заем в сумме 25 миллиардов рублей сроком на двадцать лет. Прошли митинги, за-кончившиеся подпиской на заем всего офицерского состава на месячный ок-лад. Тяжелы будут советские займовые рубли для погибающей Германии, ко-торая издавна мечтала истреблять весь мир. Предшественник фашистской философии Фридрих Ницше еще в своих «Несвоевременных размышлениях» писал: «Мне грезится сообщество людей, которые независимы, не знают по-щады и хотят носить имя истребителей».
Тогда Ницше назвал свои варварские размышления несвоевременными, но он надеялся на приход лучших времен для осуществления палаческих функций Германии. Эти надежды начали было воплощаться в Бухенвальде, Майданеке, Освенциме, на всем пространстве Западной Европы и на огром-ной территории СССР. Миллионы замученных и сожженных людей, сотни разрушенных городов, десятки тысяч испепеленных деревень, - вот триумф идей Ницше. Триумф продолжался бы до полного истребления целых наро-дов и государств, если бы не было на свете СССР и его могучей Красной Ар-мии. Ныне «триумвир» находится при последнем издыхании, но нужны сред-ства и средства, чтобы навсегда зарыть его в могилу. Одним из составляющих этих средств является наш государственный заем, и мы даем его, хотя и сами еще не располагаем излишками. Но мы знаем, что это необходимо. Фашизм не только в Германии, и битва с ним будет еще тяжелой. 3-го мая португаль-ский премьер-министр Салазар, следуя примеру Франко, направил чиновника министерства иностранных дел в германскую миссию для выражения собо-лезнования по поводу смерти Гитлера. Мало того, португальское правитель-ство объявило двухнедельный национальный траур в связи со смертью Гит-лера. В Лиссабоне вывешены тысячи флагов с траурной каймой. О неумест-ной позиции шведского государственного радио сообщила 2 мая газета «Ге-теборгс-постен». Именно, шведская государственная радиостанция первого мая после объявления о смерти Гитлера передавала похоронный марш и дру-гую траурную музыку. Газета справедливо заметила, что «смерть этого чело-века, принесшего всему человечеству столько несчастий, не должна была явиться поводом для более или менее официального выражения печали по шведскому радио».
Впрочем, шведской реакции привычно расточать комплименты или про-ливать слезы по адресу немецких милитаристов и фашистов, по адресу пы-лающего Берлина. Шведская реакционная газета «Гетеборг моргонпостен» в период успехов нацисткой армии воспевала Бисмарка – крупного деятеля не-мецкого пруссачества, который из могилы напоминал немцам, что «Германия – превыше всего на свете». Не забыла своим вниманием газета и неумного авантюриста – Вильгельма II, который ради победы Германии над миром из-нурял себя физкультурой и научился не хромать, хотя одна нога его была ко-роче другой. Потом, захлебываясь от усердия, газета восхваляла бандита Гит-лера, который ради победы Германии над миром стал вегетарианцем и не ку-шал мяса. А когда запылал Берлин от огня русской артиллерии, «Гетеборг моргонпостен» зарыдала и начала уверять, что «В сердце каждого шведа Бер-лину отведен уголок».
Но нет больше фашистского Берлина. В центре его хмуро стоят избитые снарядами стены здания рейхсканцелярии, над исковерканным тротуаром ви-сит балкон, с которого Гитлер неоднократно произносил свои визгливые речи на смотрах и парадах. Балкон обгорел и забит досками. Недалеко валяются поваленные стены пристройки, в которой жил Гинденбург. Длинные залы но-вой имперской канцелярии, достроенной при Гитлере, завалены стреляными гильзами, пулеметными лентами, орденами и немецкими мундирами. Орна-мент из свастик на стенах избит осколками и пулями. Окна загорожены кни-гами, кирпичом, ящиками. В залах размещался гитлеровский штаб в послед-ние дни боев за Берлин. Штабисты покончили с собой, и трупы их лежали во дворе канцелярии. Среди этих трупов нет трупа Гитлера, но найдено обраще-ние его преемника гросс-адмирала Дениц к немецкому населению. В обраще-нии утверждается, что «Фюрер пал смертью героя в столице германской им-перии». Фашисты, пытаясь создать героический миф вокруг имени Гитлера, врут не впопад. Дениц уверяет о героической смерти Гитлера в бою, пленные немецкие генералы говорят о самоубийстве Гитлера, отсутствие его трупа за-ставляет нас думать, что он просто удрал от Красной Армии в запечку к сво-им друзьям, которых, к сожалению, у него немало в разных «нейтральных» странах… Есть гитлеровские друзья и на территории некоторых демократи-ческих государств. Они даже смело аукают. Например, нью-йоркская газета «Дейли ньюс», издаваемая объединением Маккормик-Патерсон, посмела если не плакать по Гитлеру, то посвятить свои слезы Муссолини. Она написала по поводу его казни итальянскими патриотами следующее: «Истекающая слю-ной чернь линчевала Муссолини – энергичного, умного, храброго тирана, в созидательные достижения которого входило упорядочение транспорта, осушка болот и разгром мафии».
Такие высказывания в США возможны только потому, что, как вырази-лась газета «Вашингтон пост» по поводу приглашения Аргентины в Сан-Франциско, «государственная мудрость некоторых американских деятелей находится в отпуску». На этот «отпуск» государственной мудрости, вероятно, рассчитывал немец в своем разговоре с корреспондентом газеты «Дейли экс-пресс» Пантоном.
Пантон спросил, что бы сказал немец, если бы русские или англичане увезли его на принудительные работы восстанавливать разрушенные города?
Немец возмущенно ответил: – Это было бы несправедливо. То, что делали мы, являлось военной мерой. Все другое будет актом мести».
И вот, чтобы возвратить государственную мудрость из отпуска, чтобы окончательно уничтожить фашизм, где бы он ни приютился, мы даем своему государству взаймы миллиарды рублей, хотя и сами очень и очень нуждаемся в повышении своего жизненного уровня. Наши союзники, если рассмотреть вопрос объективно, тоже нуждаются в наличии мощного Советского Союза, чтобы смелее действовать против своих реакционеров. А реакционеры долж-ны получить затрещину за свои дела и за свою активность. В частности по-дозрительную активность ведут агенты Арцишевского в Англии, организуя антисоветские запросы в палате общин, влияя на поведение прессы. Напри-мер, в последние дни некоторыми английскими газетами распространены слухи об исчезновении из Польши некоторых польских политических деяте-лей. Об этом 2 мая был сделан запрос в английской палате общин. По всей этой свистопляске должно было ударить наше ТАСС, что оно и сделало сего-дня, сообщив следующее: «Упоминаемая в английской печати и названная в английской Палате Общин группа политиков (исчезнувших) состоит не из 15, а из 16 человек. Во главе этой группы стоит известный польский генерал Окулицкий, об исчезновении которого английская информация намеренно умалчивает, ввиду особой одиозности этого генерала.
Группа генерала Окулицкого и, прежде всего, сам генерал Окулицкий об-виняются в подготовке и совершении в тылу Красной Армии диверсионных актов, жертвами которых пали свыше 100 бойцов и офицеров Красной Ар-мии. Эта группа в 16 человек не исчезла, а арестована военными властями советского фронта и находятся под следствием в Москве. Эта группа обвиня-ется также в организации и содержании нелегальных радиопередаточных станций в тылу советских войск, что преследуется законом. Все эти лица или часть их, в зависимости от результатов следствий, будут преданы суду.
Что касается распространяемых английской информацией слухов об убий-ствах и расстрелах поляков в Седлеце, о чем было сделано заявление и в анг-лийском парламенте, то это сообщение английской информации выдумано от начала до конца и, видимо, подброшено авторам запросов агентами Арцы-шевского. Также выдумано сообщение об аресте бывшего польского пре-мьер-министра Витоса».
………………………………………………………………………………..
Сегодня вечером генерал Эйзенхауэр опубликовал заявление, что южная группировка немецких войск на Западном фронте, состоящая из 1-й и 19-й армий и возглавляемая генералом Шульцем, капитулировала сегодня перед войсками союзников и сдалась после полудня генералу Деверсу.
………………………………………………………………………………..
Не лишено интереса сообщение агентства Франс Пресс из Парижа, что адвокат Крестель, которого Петэн избрал в качестве своего защитника, отка-зался защищать изменника Петэна. Это верный признак, что Петэн будет осужден, раз если Крестель не захотел портить свою репутацию явно безна-дежным делом защиты…
………………………………………………………………………………..
Вечером Москва салютовала войскам 2-го Белорусского фронта маршала Рокоссовского, овладевшим городом Свинемюнде – крупнейшим портом и военно-морской базой немцев на Балтийском море. У немцев почти ничего не осталось и Прибалтийского побережья. Петля все туже захлестывает герман-ское горло.
На западе загорается день, в который падет Германия и над планетой про-несется громовой голос: «По-бе-да!»
6 мая 1945 года. Слушали по радио статью «Правды» о чудовищных пре-ступлениях германского правительства в Освенциме. В освенцимском лагере (в Польской Силезии) немцы уничтожили до 4-х миллионов с лишним чело-век. Ежедневно сюда прибывало 3-4 железнодорожных эшелона с людьми, и ежедневно в газовых камерах немцы умерщвляли и сжигали 10-12 тысяч че-ловек. Все человечество требует осуществить декларацию Рузвельта, Стали-на, Черчилля об ответственности гитлеровцев за совершенные преступления. Преступники не должны скрыться. «Три союзных державы наверняка найдут их даже на краю света и передадут их в руки обвинителей с тем, чтобы смог-ло совершиться правосудие». С этой мыслью не расстаются сотни миллионов людей земного шара. С этой мыслью сегодня в 11 часов по местному времени прибыли в Сан-Франциско Украинская и Белорусская делегации, возглавляе-мые Мануильским и Киселевым. Этими мыслями руководится Французское правительство, требуя у Испании выдачи изменника Лаваля, которого испан-цы комфортабельно устроили в Мадриде (комната в крепости, где интерниро-ван Лаваль, обставлена шикарной мебелью, люстрами, обвешана дорогими коврами. Из отеля Ритц Пьеру Лавалю доставляются раки и шампанское. Ла-валь, по сообщению агентства АФИ из Мадрида, выглядит оптимистом и на-ходится в хорошем расположении духа).
 С этими мыслями солдаты союзных армий разыскивали преступников войны в районе Берхтесгадена, где и арестовали сегодня бывшего германско-го генерал-губернатора Польши Ганса Франка. Он признался, что знал о не-мецких зверствах в Польше, но пытался отрицать свое личное участие в этом. хотя и в доме Франка обнаружены картины и другие произведения искусства общей стоимостью в 12 с половиной миллионов фунтов стерлингов, награб-ленные в Варшаве…
В этом же районе в госпитале взят в плен бывший адъютант Гитлера пол-ковник Вильгельм Бюхер. Все это хорошие кандидаты на виселицу за престу-пления перед человечеством.
………………………………………………………………………………..
Сегодняшнее сообщение ТАСС, что в глубине Альпийских гор восками союзников захвачен германский секретный лагерь для военнопленных и ос-вобождены в нем бывшие французские премьеры Эдуард Даладье, Поль Рей-но, а также генералы Гамелен и Вейган, проливает свет и на судьбу Леона Блюма, которого в свое время писатель Симонов представил в качестве муче-ника Майданека, где он таскал на плечах тяжелые доски и погиб под ударами эсэсовских дубин. В действительности же, Леон Блюм и бывший австрийский премьер Шушниг содержались в лагере вместе с Даладье и вывезены отсюда за несколько часов до занятия лагеря в Альпийских горах союзными войска-ми. А как бы хорошо было для Леона Блюма погибнуть за Францию так тра-гически, как описал эту смерть майданекского узника Симонов. Но… Леон Блюм, кажется мне, не способен на действительно великие дела. И как только его освободят из немецкого плена, он, по старой привычке, не преминет на-чать работу по расколу рабочего класса, который сейчас во Франции очень близок к действительному единству и настаивает на слиянии Социалистиче-ской и Коммунистической партий.
………………………………………………………………………………..
 Вечером сегодня снова Москва салютовала 2-му Белорусскому фронту, войска которого форсировали пролив Штральзундерфарвассер, овладели ост-ровом Рюген и городами на нем: Берген, Гарц, Путбус, Засснитц.
7 мая 1945 года. Был на разделе земли под огороды для военнослужащих и рабочих Горьковского Военно-политического училища. Боже мой, до чего же все это глупо и антиполитично: толпы офицеров и баб, шумно споря за межи, за вершок земли, немилосердно топтали пахоту, превращая в утрамбо-ванный ток, на котором можно бы молотить рожь. Тут же меряли полоски палками и двухметровыми раскорячками, забивали пограничные колышки с карандашными надписями фамилий владельцев… Разъяренные бабы, чуть не ударяя друг друга в зубы, кричали: «Это комиссарша в белом платке выдер-нула наши красные колышки. Надо ее разыскать и заставить сделать, как и было…»
На другом конце полоски огнедышащая баба в красном берете орала на сухонькую вдову в белой бухарке:
– Ты знаешь кто я? Моя фамилия Евдокимова. Я тебе покажу, как полмет-ра земли присваивать…
Странно и дико было слушать эти аграрные споры у нас, в СССР…
Вдруг кто-то, прибежав из города, сообщил о каком-то радиоперехвате из Америки или Англии, утверждавшем, что Германия капитулировала. Было в этом что-то похожее на правду. Ведь уже несколько дней назад населению были возвращены отобранные в 1941 году радиоприемники, и городские лю-бители, слушая заграницу, распространяли в последнее время некоторые све-дения за день, а то и за неделю раньше наших официальных газетных и радио уведомлений.
Как по мановению волшебной палочки, прекратились шумные аграрные споры на огороде ВПУ. Люди начали смеяться, обнимать друг друга, запели песни.
Один из офицеров вздохнул и сказал:
– Вот, закончится война, на рынке и в магазинах появится картофель, не-нужными станут эти затеи с аграрными дележами… Что будут делать тогда офицеры и их жены со своими аграрными привычками единоличника?
Ему ответили, что тогда все будут заниматься больше своим непосредст-венным делом, а не кустарничать…
…………………………………………………………………………………
Слух о капитуляции Германии так и не прекращался циркулировать до са-мого вечера, хотя и никаких официальных подтверждений не было. В трамва-ях, на улице, в магазинах, – везде люди обнимались, целовались, поздравляли друг друга с победой, с окончанием войны. А вечером посыпалась целая се-рия радионовостей: войска 1-го Украинского фронта маршала Конева после 81-дневной осады овладели городом и крепостью Бреславль (Осаждал город генерал Глуздовский меньшими силами, но компенсировал это методом мас-сированного применения артиллерии, огонь которой не дал немцам вырвать-ся из Бреславля. Одних пленных взято 40000), первая французская армия взя-ла в плен бывшего германского кронпринца Вильгельма, сына Кайзера, а также взяла в плен германского имперского министра и бывшего посла в Англии барона Константина фон Нейрата и бывшего немецкого посла в Ита-лии барона Ганса Георга фон Макензена. Нейрат числится первым в списке военных преступников. Он до сентября 1941 года был палачом в качестве гитлеровского «Протектора Богемии и Моравии»; итальянские партизаны арестовали на швейцарской границе сына Муссолини Витторио Муссолини; 2-я английская армия обнаружила труп фельдмаршала фон Бока (он командо-вал немецкими войсками под Москвой в 1941 году). Его настигла пуля с анг-лийского истребителя, преследовавшего немецкую колонну. В начале войны немцы не бросали на дорогах даже своих убитых солдат, а в конце ее они да-же не захотели поднять труп своего фельдмаршала. Смертоубийственное знамение мечется над прокаженной Германией. «Гитлеровские заправилы, возомнившие себя властелинами мира, оказались у разбитого корыта», как сказал Сталин в свое первомайском приказе 1945 года.
8 мая 1945 года. День туманный, ветреный. На улицах толпы народа. Все чего-то ожидали, толклись у репродукторов, толклись в магазинах. Разъезжа-ли по городу в трамваях.
Вместе с людьми носились слухи. В полдень снова упорно заговорили о конце войны. Ссылались на радиоперехваты из Лондона, уверяли, что еще 7 мая гросс-адмирал Дениц отдал приказ о безоговорочной капитуляции всех сражающихся немецких войск, упоминали имя графа Шверин фон Крозика, взявшего будто бы на себя функции рейх-министра и выступившего с обра-щением к немецкому народу, который он просил не питать иллюзий по пово-ду суровости условий капитуляции перед союзниками и смотреть в глаза сво-ей судьбе прямо и безоговорочно, прося противника о прекращении военных действий.
Эти слухи еще более тревожили народ, и никогда люди так не стремились к репродукторам, как в этот день.
Ранним вечером затрезвонили позывные Москвы. Левитан предупредил радиослушателей, что скоро начнется передача важных сообщений. В 20.30 вечера по Горьковскому времени был передан приказ Сталина генералу ар-мии Еременко в связи с занятием войсками 4-го Украинского фронта города Оломоуц – важного опорного пункта обороны немцев на реке Морава. Потом Москва салютовала 1-му Украинскому фронту, овладевшему городом Дрез-ден – важным узлом дорог и мощным опорным пунктом немцев в Саксонии. Наконец, Москва отметила подвиг 2-го Украинского фронта, овладевшего чехословацкими городами Яромержице и Зноймо, а также австрийскими го-родами – Голлабрунн и Штоккерау.
На этом передача важных сообщений прервалась. Ночной выпуск послед-них известий тоже не принес чего-либо неожиданного и исключительного. Американцы, заняв итальянский город Альба у австрийской границы, захва-тили там бывшего гитлеровского министра финансов Шахта. Но это уже не составляло сенсации.
Наиболее важным было сообщение об обращении председателя Админи-стративного комитета Всемирной профсоюзной конференции Мэррея к кон-ференции в Сан-Франциско с новым призывом обеспечить представительство организованных рабочих в международной организации безопасности, а так-же изложение заявления Молотова на очередной пресс-конференции в Сан-Франциско, посвященного итогам первой части работы конференции. Моло-тов сказал: «Теперь… закончились совещания четырех председателей конфе-ренции о поправках к решениям, принятым в Думбартон-Оксе… Советская делегация придает главное значение следующим принятым на совещании че-тырех поправкам:
1. В главе «Цели» теперь специально сказано о соблюдении принципов справедливости и международного права. Здесь сказано также о необходимо-сти уважения принципов равноправия и самоопределения народов, чему Со-ветский Союз всегда придавал первостепенное значение. К принципам рав-ноправия и самоопределения народов, провозглашаемым международной ор-ганизацией безопасности, будет привлечено особое внимание народов в ко-лониях и в подмандатных территориях, что поможет столь необходимому ус-корению осуществления этих великих принципов. Кроме того, в главе «Цели» сделано указание о поощрении уважения прав человека и основных свобод для всех, без различия расы, языка, религии и пола.
Такая программа несовместима с участием фашистских стран в организа-ции международной безопасности. Но ведь это вполне естественно, так как страны фашизма, как мы знаем, являются не только центрами черной реак-ции, но также очагами войны, и они не могут служить делу мира и безопасно-сти народов.
Советская делегация не стала настаивать на своем предложении указать, что к важнейшим правам человека должно быть отнесено право на труд и право на образование. Указывалось на целесообразность делать ссылки на те или другие права, но разве не понятно, что, скажем, право на труд имеет осо-бенно жизненное значение при переходе от войны к миру, когда опасность массовой безработицы исключительно велика.
2. Как известно, в печати высказывалась мысль о желательности пере-смотра договоров, заключенных в годы войны. При этом видимо, имелось в виду договоры, которые подписаны побежденными агрессивными странами, а также договоры. Заключенные между некоторыми Объединенными страна-ми с целью предупреждения возобновления агрессии в послевоенное время со стороны разбитых стран «оси». Не трудно понять, что указание на необходи-мость пересмотра указанных выше договоров было бы на руку вражеским странам, которым, конечно, уже теперь хотелось бы расшатать эти договоры и подорвать их силу. Нельзя не видеть и того, что попытка передать указан-ные выше договоры на рассмотрение международной организации означала бы нарушение суверенных прав государств, подписавших договоры. Это на-ходилось бы также в прямом противоречии с принципами Думбартон-Окси, подчеркивающими признание суверенных прав государств-членов междуна-родной организации безопасности. Понятно, что мысль о пересмотре догово-ров была отвергнута, как несостоятельная.
3. Вопрос о договорах рассматривался еще и с другой стороны. Совет-ский Союз, например, имеет договоры о взаимопомощи с Англией, Франци-ей, Чехословакией, Югославией, Польшей. Эти договоры заключены сроком на 20 лет и имеют целью предупредить возобновление агрессии со стороны Германии. Подобные договоры возможны и между другими странами, ска-жем, между Англией и Францией. Было решено, что такие договоры сохранят свою силу до тех пор, пока заинтересованные правительства не признают, что Международная организация безопасности действительно сможет взять на себя выполнение указанных в этих договорах задач предупреждения агрес-сии. Мне кажется, что найдено решение, вполне отвечающее интересам безо-пасности народов.
4. Заслуживает внимания тот факт, что в отношении Совета безопасно-сти не вносилось никаких предложений, изменяющих его роль и место в ор-ганизации. Этим еще раз продемонстрировано единодушие ведущих держав в главном вопросе послевоенной безопасности народов. Создается уверен-ность, что по этому пути пойдут и другие страны, участвующие в конферен-ции.
5. Только в последние дни появились предложения по территориальной опеке, которые теперь широко обсуждаются в печати. Американские и анг-лийские предложения по этому вопросу различны и требуют изучения. Для советской делегации ясно, что с точки зрения интересов международной безопасности мы должны заботиться прежде всего о том, чтобы зависимые страны поскорее могли выйти на дорогу национальной независимости. Этому должна помочь специальная организация Объединенных наций, которая должна действовать в духе ускорения осуществления принципов равноправия и самоопределения народов. Советская делегация примет активное участие в рассмотрении этого вопроса.
В заключении я хочу выразить уверенность, что конференция сумеет уже в ближайшие две-три недели рассмотреть все основные вопросы. Теперь, ко-гда героизм Красной Армии и армий союзников обеспечил нашу победу в Ев-ропе, надо быстро двинуть вперед всю работу конференции и заложить осно-вы послевоенной организации международной безопасности».
Из вопросов, заданных Молотову корреспондентами, особенно интересны следующие: «Произойдет ли изменение политики СССР в отношении Японии в связи с наступлением Дня победы?» «Какова позиция Советского Союза в отношении независимости Кореи?» По первому вопросу Молотов отослал корреспондента к заявлению Советского правительства, сделанному в начале апреля по случаю денонсации советско-японского договора о нейтралитете и ненападении и обещал настойчивому корреспонденту прислать текст апрель-ского заявления Советского правительства в письменной форме, так как по-добные заявления трудно повторять на память… О Корее же Молотов сказал, что «Этот вопрос необходимо обдумать. Есть время».
Записывая все это, я невольно приходил к выводу, что денонсация японо-советского договора завершится войной, так как о решении держаться мира не говорят с такой осторожностью, с какой Молотов сумел ответить коррес-понденту по японо-корейскому вопросу все и не сказать ничего определенно-го… Молотов сказал: «… Есть время». Значит, пройдет несколько месяцев, пока возможно будет реализовать священную мечту советского народа рас-считаться с Японией за 1904–1905 годы. А пока нет смысла раздражать Япо-нию вопросом о независимости Кореи…
Закончив эти строки, я почувствовал себя утомленным и прилег немного отдохнуть, не оставляя надежды услышать скоро нечто очень важное и гран-диозное, о чем мечтает не только Россия. Но и весь мир. Часы показывали пять минут первого часа ночи. Наступало 9-е мая 1945 года.
…………………………………………………………………………………
Ночью я проснулся, услышав позывные Москвы. Из репродуктора лились нежные перезвоны известного всему миру сигнала, что хочет говорить Моск-ва. Вдруг все оборвалось, затихло. Только таинственный шорох в репродук-торе нарушал тишину. Да за окном шелестел дождик. Я засветил спичку (Электричество у нас в целях экономии горьковские коммунальники выклю-чили). Было 3 часа 10 минут по горьковскому времени.
«Внимание, говорит Москва!»
По торжественно-приподнятому тону диктора я понял, что передача будет необычной, весть будет исключительно важной, какой не была ни одна весть на протяжении четырех лет войны.
Я, не одеваясь, чтобы шумами не заглушить звук репродуктора, в нижнем белье, приник ухом к нему и слушал, слушал… голос Москвы. Голос диктора звенел:
«Подписание акта о безоговорочной капитуляции германских вооружен-ных сил…
1. Мы, нижеподписавшиеся. Действуя от имени Германского Верхов-ного Командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех на-ших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, нахо-дящихся в настоящее время под немецким командованием, – Верховному Командованию Красной Армии и одновременно Верховному Командованию Союзных экспедиционных сил.
2. Германское Верховное Командование немедленно издаст приказы всем немецким командующим сухопутными, морскими и воздушными сила-ми и всем силам, находящимся под германским командованием, прекратить военные действия в 23-01 часа по центрально-европейскому времени 8-го мая 1945 года, остаться на своих местах, где они находятся в это время, и полно-стью разоружиться, передавая все их оружие и военное имущество местным союзным командующим или офицерам, выделенным представителями Союз-ного Верховного Командования, не разрушать и не причинять никаких по-вреждений пароходам, судам и самолетам, их двигателям, корпусам и обору-дованию, а также машинам, вооружению, аппаратам и всем вообще военно-техническим средствам ведения войны.
3. Германское Верховное Командование немедленно выделит соответ-ствующих командиров и обеспечит выполнение всех дальнейших приказов, изданных Верховным Главнокомандованием Красной Армии и Верховным Командованием Союзных экспедиционных сил.
4. Этот акт не будет являться препятствием к замене его другим гене-ральным документом о капитуляции, заключенным объединенными нациями или от их имени, применимым к Германии и германским вооруженным силам в целом.
5. В случае если немецкое Верховное Командование или какие-либо вооруженные силы под его командованием, не будут действовать в соответ-ствии с этим актом о капитуляции, Верховное Командование Красной Армии, а также Верховное командование Союзных экспедиционных сил, предпримут такие карательные меры, или другие действия, которые они сочтут необходи-мыми.
6. Этот акт составлен на русском, английском и немецком языках. Только русский и английский тексты являются аутентичными.
Подписано 8 мая 1945 года в городе Берлине.
От имени Германского Верховного командования:
       Кейтель, Фридебург, Штумпф
В присутствии:
По уполномочию Верховного Главнокомандования Красной Армии
Маршала Советского Союза Г. Жукова
По уполномочию Верховного Командующего экспедиционными силами союзников Главного Маршала Авиации Теддера.
При подписании также присутствовали в качестве свидетелей:
Командующий стратегическими воздушными силами США
Генерал Спаатс
Главнокомандующий Французской армией генерал Делатр де Тассиньи».

Потрясенный этим сообщением, я закрыл глаза и опустился на стул. У ме-ня смеялось сердце и от слез теплели щеки. Радости не было границ. В ушах зашелестели страницы истории. В 1648 году, после Тридцатилетней войны, курфюрст Бранденбургский Фридрих Вильгельм с тяжелым вздохом подпи-сал Вестфальский договор и заявил: «Желал бы я лучше не уметь писать, чем подписывать свой позор». Тридцатилетняя война, как известно, закончилась полным разгромом Германии, потерей ею какого бы то ни было международ-ного значения. Но позор современной Германии, пошедшей на поводу у Гит-лера и его банды, неизмеримо более глубок и более заслужен немцами. Вспомнили ли, подписывая акт капитуляции, изречение курфюрста Бранден-бургского насчет грамотности немецкие представители генерал-фельдмаршал Кейтель, генерал-адмирал Фридебург и генерал-полковник Штумпф?
…………………………………………………………………………………
Ход моих мыслей был прерван новыми радиоперезвонами Москвы. Леви-тан начал новую передачу. Подняв голос, он возвестил:
УКАЗ
Президиума Верховного Совета СССР
об объявлении 9 мая ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ
В ознаменование победоносного завершения Великой Отечественной войны советского народа против немецко-фашистских захватчиков и одер-жанных исторических побед Красной Армии, увенчавшихся полным разгро-мом гитлеровской Германии, заявившей о безоговорочной капитуляции, ус-тановить, что 9 мая является днем всенародного торжества – ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ.
9 мая считать нерабочим днем.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин.
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин.
Москва, Кремль. 8 мая 1945 года.

В Совнаркоме СССР
В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР об объяв-лении 9 мая ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ Совнарком СССР постановил считать 9 мая 1945 г. нерабочим днем…
… Всем советским государственным учреждениям 9 мая с. г. в день все-народного торжества – Праздник Победы поднять на своих зданиях Государ-ственный Флаг СССР.
………………………………………………………………………………..
Не успели прозвучать последние слова диктора, как во всех квартирах на-шего корпуса вспыхнули электрические огни. Они вспыхнули, хотя по графи-ку горьковской «экономии электричества» нашему корпусу предстояло еще два дня сидеть без света. Вместе со светом проснулись люди, загремели их быстрые шаги по лестницам, зазвучали песни, задрожали полы под ногами плясунов.
Наскоро одевшись, я выбежал на Арзамасское шоссе. Моросил дождик, в темноте слышались заводские гудки, светились за Окою городские огни, си-ними молниями сверкали разряды над трамвайными дугами, невидимыми в темноте. Со стороны площади Первого мая доносились звуки аккордеона, слышалась песня на молочном заводе.
Фыркая и дымя, со стороны Арзамаса катил грузовичок. Я поднял руку почти без надежды, что шофер остановит машину: у нас не Америка, где под-нятый кверху палец считается равным проездному билету и ни один шофер не откажет просящему подвезти. Наши шоферы привыкли давать газ и, пока-зав нос, быстро мчаться мимо пешехода, а если и подвезут, то за половину месячной зарплаты… Но на этот раз мне повезло. Празднично настроенный шофер остановил машину и закричал:
– Валяй в кузов!
В кузове, обнимая друг друга, стояло до двух десятков девушек, которые ехали на работу в цех одного из заводов. С ними я добрался до Первомайской площади. Они, продолжая петь и приплясывать, покатили к Окскому мосту, а я, наблюдая за толпами танцующих людей, за ракетными огнями. Оглушен-ный внезапным шумом, гамом, песнями и криками «ура», висевшими над площадью, прошел по улице Свердлова дальше, в сторону Волги и вышел на площадь Минина и Пожарского. Там тоже кипело людское море, горели кар-манные фонарики, трещали ракеты, по асфальту, мокрому от дождя, крути-лись танцующие пары, патефоны под натянутыми на скорую руку палаточ-ными навесами исполняли нежные вальсы. До чего же велика радость народа, что дождь им не был замечен, хотя он лил все энергичнее и настойчивее. Хо-лодный дождь, перемешанный со снегом. В огнях блестела мощная фигура Минина, поднятая на высоком гранитном постаменте, у подножья которого мальчишки отбивали «гопака». И даже уродливо-длинная и толстая правая рука статуи, необъяснимая никакими пропорциями, не вызывала той обычной досады, которая охватывала горьковчан часто, когда они глядели на памятник Минину. Значит, праздник был действительно величественен, пленял нас, и мы, как говорил когда-то Гете, склонны были оставить без внимания сомни-тельные проявления зодчества некоего «мастера», придумавшего Минину безобразную правую руку. Город Горький ликовал, как ликовала вся страна… В 3.10 по Горьковскому началась новая жизнь…
Забыв о завтраке, я из города прошел прямо в учебный отдел своего учи-лища. Там шел митинг преподавателей. Потом во дворе начался общеучи-лищный митинг. Гремел оркестр. Мокрый снег и дождь сыпались на ряды курсантов и офицеров. По тротуарам и цементным и асфальтовым дорожкам жались в тесноте женщины. Одни из них, напудренные и подкрашенные, смеялись, другие – горько плакали. В их кирзовых или целлулоидных сумоч-ках лежали извещения о гибели их друзей жизни на фронтах Отечественной войны.
… Днем в клубе училища демонстрировались фильмы «Юбилей» и «Хи-рургия» – по Чехову. В полдень мне удалось прочесть редакционную запись подробностей подписания капитуляции Германии. Подписание капитуляции произошло 8 мая 1945 года в берлинском предместье Карлсхорст, в сером маленьком зале офицерской столовой в здании инженерно-саперного учили-ща. Большие окна этого здания впервые в этот вечер не были маскированы, хотя горели «юпитеры», прожекторы, люстры. Собравшиеся представители Союзного командования, желающие продиктовать поверженной Германии условия безоговорочной капитуляции, просили больше света.
Три ряда столов, покрытых мягким зеленым сукном. Четыре флага на сте-не – советский, американский, английский и французский. За столами, в тыльной части зала – маленькая пальма.
Историческое заседание началось, когда в зал вошли Маршал Советского Союза Жуков, Главный Маршал британской авиации сэр Артур В. Теддер, генерал Спаатс, адмирал сэр Гарольд Бэрроу, генерал Делатр де Тассиньи и члены советской, американской, английской и французской делегаций.
Через несколько минут, по приказанию маршала Жукова, в зал ввели представителей германского верховного командования. Впереди выступал генерал-фельдмаршал Кейтель. На его лице гуляют пятна, вызванные созна-нием позора, но он пытается скрыть от всех смятение своей души, картинно поднимает перед собой фельдмаршальский жезл и тут же опускает его, садясь на отведенное место. Рядом с ним сели генерал-адмирал фон Фриденбург и генерал-полковник Штумпф. Их адъютанты разместились за ними.
Жуков и Теддер объявили, что сейчас предстоит подписание акта безого-ворочной капитуляции Германии.
Кейтель кивнул головой, пробормотал:
– Да, да, капитуляция.
Он тут же предъявил Жукову документ, подписанный гросс-адмиралом Деницем и уполномочивающий Кейтеля подписать акт безоговорочной капи-туляции Германии.
Жуков твердым голосом спросил:
– Имеет ли немецкая делегация на руках акт капитуляции, познакомилась ли с ним, согласна ли его подписать?
Кейтель ответил:
– Да, согласны.
Фельдмаршал Кейтель, лицо которого покрыто багровыми пятнами, вста-вил монокль в глаз, подошел на указанное маршалом Жуковым место и при всеобщем молчании и треске киноаппаратов подписал акт о капитуляции. У адъютанта Кейтеля, стоявшего сзади, тряслись губы. Отложив подписанные бумаги, генерал-фельдмаршал Кейтель встал, обвел молчаливый зал мрачным взглядом и вдруг жалко улыбнулся. Возможно, он вспомнил слова курфюрста Бранденбургского, что «Желал бы я лучше не уметь писать…» Отойдя к сво-ему столу, Кейтель снова вытянул перед собой свой жезл, после чего положил его на стол довольно холодно и присел в кресло. Последний парад закончен. Молча, без слов, подписал акт капитуляции и генерал- адмирал фон Фриде-бург и генерал-полковник Штумпф.
Больше они, представители фашистской Германии, раздавленной союзни-ками, не нужны в зале офицерской столовой инженерно-саперного училища, расположенного в тихом предместье Берлина Карлсхорст, вошедшем теперь в историю. Маршал Жуков предложил немецкой делегации покинуть зал. Нем-цы, мрачно глядя в пол, покидают зал.
Нельзя не вспомнить в связи с этим хвастливых немецких листовок, в ко-торых они, представители «высшей расы», говорили: «Мы научим русских воевать!»
Паршивцы! Красная армия и тогда, когда немцы карабкались на кавказ-ские горы, говорила им, что «мы отучим немцев воевать!» Свое слово Крас-ная Армия сдержала.
………………………………………………………………………………..
В 20 часов 9 мая 1945 года в офицерском собрании Горьковского Военно-политического училища имени Фрунзе начался концерт. Выступали артисты Горьковского театра эстрады. Вдруг загремели тарелки барабана, призывая к тишине. Было двадцать два часа без десяти минут по горьковскому времени.
Медленно, глуховатым голосом, но без обычной затруднительности, пре-исполненный особого волнения, говорил Председатель государственного ко-митета обороны маршал Сталин. Он обращался к народу:
«Товарищи! Соотечественники и соотечественницы!
Наступил великий день победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени Красной Армией и войсками наших союзников, при-знала себя побежденной и объявила безоговорочную капитуляцию.
7 мая был подписан в городе Реймсе предварительный протокол капиту-ляции. 8 мая представители немецкого главнокомандования в присутствии представителей Верховного Командования союзных войск и Верховного Главнокомандования советских войск подписали в Берлине окончательный акт капитуляции, исполнение которого началось с 24 часов 8 мая.
Зная волчью повадку немецких заправил, считающих договора и соглаше-ния пустой бумажкой, мы не имеем оснований верить им на слово. Однако сегодня утром немецкие войска во исполнение акта капитуляции стали в мас-совом порядке складывать оружие и сдаваться в плен нашим войскам. Это уже не пустая бумажка. Это – действительная капитуляция вооруженных сил Германии. Правда, одна группа немецких войск в районе Чехословакии все еще уклоняется от капитуляции. Но я надеюсь, что Красной Армии удастся привести ее в чувство.
Теперь мы можем с полным основанием заявить, что наступил историче-ский день окончательного разгрома Германии, день великой победы нашего народа над германским империализмом.
Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости на-шей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим наро-дом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь отечества, – не прошли даром и увенчались полной победой над врагом. Ве-ковая борьба славянских народов за свое существование и свою независи-мость окончились победой над немецкими захватчиками и немецкой тирани-ей.
Отныне над Европой будет развеваться великое знамя свободы народов и мира между народами.
Три года назад Гитлер всенародно заявил, что в его задачи входит расчле-нение Советского Союза и отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других областей. Он прямо заявил: «Мы уничтожим Россию, чтобы она больше никогда не смогла подняться». Это было три года назад. Но сумасбродным идеям Гитлера не суждено было сбыться, – ход войны раз-веял их в прах. На деле получилось нечто прямо противоположное тому, о чем бредили гитлеровцы. Германия разбита наголову. Германские войска ка-питулируют. Советский Союз торжествует победу, хотя он и не собирается ни расчленять, не уничтожать Германию.
Товарищи! Великая Отечественная война завершилась нашей полной по-бедой. Период войны в Европе кончился. Начался период мирного развития.
С победой вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы!…»
Вслед за этим был передан по радио приказ Верховного Главнокоман-дующего № 369 от 9 мая 1945 г. по войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту следующего содержания:
«8 мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного ко-мандования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских воору-женных сил.
Великая Отечественная война, которую вел советский народ против не-мецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полно-стью разгромлена.
Товарищи красноармейцы, краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота, генералы, адмиралы и маршалы, поздравляю вас с победонос-ным завершением Великой Отечественной войны.
В ознаменование полной победы над Германией сегодня, 9 мая, в День Победы, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Красной Армии, кораблям и частям Военно-Морского Флота, одержавшим эту блестящую победу, – тридцатью артиллерийскими залпами из тысячи орудий.
Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины! Да здравствуют победоносные Красная Армия и Военно-Морской Флот!
Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза И. Сталин».

В ночном выпуске последних известий был передан Указ Президиума Верховного Совета СССР об учреждении медали «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и опубликован Приказ Верхов-ного Главнокомандующего № 368 маршалу Коневу, так как 1-й Украинский фронт в результате стремительного ночного маневра танковых соединений и пехоты сломил сопротивление противника и в 4 часа утра 9 мая освободил от немецких захватчиков столицу союзной нам Чехословакии – город Прагу.
Сообщено также, что между Тукумсом и Либавой Курляндская группа не-мецких войск в составе 16 и 18 немецких армий (от судьбы демянского котла 16-я армия не ушла), под командованием генерала от инфантерии Гильперта с 23 часов 8 мая прекратила сопротивление и начала передавать личный состав и боевую технику войскам Ленинградского фронта. Сдаются немцы и в дру-гих местах, но в Чехословакии немецкие войска, возглавляемые генерал-фельдмаршалом Шернером и генерал-полковником Велером, не сдаются, а поспешно отходят на запад и юго-запад. Они стараются попасть поскорее в плен к нашим союзникам. «Там, думают немцы, лучше кормят и скорее най-дутся адвокаты, чтобы представить преступления немцев в виде невинного отступления от существующих в цивилизованных странах законов». В про-шлом так бывало. Горе будет, если это повторится. Недаром один из моих коллег – майор Максимов со вздохом сказал:
– Боюсь, что опять скоро начнем без меры кричать ура и возродим бес-печность, из-за которой мы потеряли так много жизней и крови…
Передано также выступление премьер-министра Великобритании У. Чер-чилля, имевшее место еще 8 мая. В речи сказано:
«Вчера вечером в 02 часа 41 минуту в штабе генерала Эйзенхауэра пред-ставитель германского верховного командования и назначенного главы гер-манского государства гросс-адмирала Деница генерал Иодль подписал акт бе-зоговорочной капитуляции всех германских сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил в Европе перед экспедиционными войсками союзни-ков и одновременно перед советским верховным командованием.
Начальник штаба американской армии генерал Бедел Смит и генерал Франсуа Сэвэз подписали этот документ от имени главнокомандующего экс-педиционными силами союзников, а генерал Суслопаров подписал его от имени русского верховного командования. Это соглашение будет ратифици-ровано и подтверждено в Берлине, где заместитель главнокомандующего экс-педиционными силами союзников Главный маршал авиации Теддер и генерал Тассиньи подпишут его от имени Эйзенхауэра, а генерал Жуков подпишет его от имени Советского верховного командования.
Германскими представителями будут руководитель германского верхов-ного командования фельдмаршал Кейтель и главнокомандующий германской армии, флота и авиации.
Официально военные действия прекратятся спустя одну минуту после по-луночи сегодня, во вторник, 8 мая. Однако в интересах спасения жизней при-каз о прекращении огня начал отдаваться уже вчера по всему фронту. Наши дорогие острова Ла-Манша будут также освобождены сегодня.
Местами немцы по-прежнему сопротивляются русским войскам. Однако, если они будут продолжать это после полуночи, то они, конечно, лишатся за-щиты законов войны и подвергнутся атакам союзных войск со всех сторон. Неудивительно, что на таких протяженных фронтах и в условиях сущест-вующей дезорганизации неприятельского командования приказу германского командования не будут подчиняться немедленно во всех случаях (Шернер, по-моему, другим руководится. Н. Б.).
Это, по нашему мнению и в свете наиболее квалифицированной военной консультации, имеющейся в нашем распоряжении, вовсе не является причи-ной для того, чтобы скрывать от нации сообщенные нам генералом Эйзенхау-эром факты, касающиеся безоговорочной капитуляции, уже подписанной в Реймсе (Но для СССР это явилось причиной молчать до трех часов десяти минут 9 мая, хотя и слух о немецкой капитуляции неудержимо носился по го-родам и селам, пущенный на волю радиолюбителями, перехватившими лон-донские сообщения. Немцы так зло обманули нас в прошлом, что мы должны были и сами новые факты рассмотреть не спеша и под микроскопом или даже телескопом. Н. Б.) Точно так же это не должно помешать нам отпраздновать сегодняшний и завтрашний дни, как дни победы в Европе.
Сегодняшний день мы, вероятно, будем думать главным образом о самих себе. Завтра мы воздадим особую хвалу нашим русским товарищам, чья доб-лесть на поле боя явилась одним из великих вкладов в общую победу.
Следовательно, война с Германией закончилась.
После многолетней напряженной подготовки Германия в начале сентября 1939 года набросилась на Польшу. Во исполнение нашей гарантии Польше и по соглашению с Французской республикой, Великобритания, Британская империя и Британское содружество наций объявили войну этой подлой агрес-сии.
После того, как доблестная Франция оказалась поверженной наземь, мы на этом острове и в нашей объединенной империи продолжали борьбу в оди-ночку в течение целого года, пока к нам не присоединилась военная мощь Советской России, а позднее – подавляющие силы и ресурсы Соединенных Штатов Америки. Наконец, почти весь мир объединился против злодеев, ко-торые сейчас повержены перед нами. Наши сердца – на этом острове и во всей Британской империи – преисполнены благодарности нашим замечатель-ным союзникам.
Мы можем разрешить себе краткий период ликования, но мы не должны ни на один момент забывать об ожидающих нас трудах и усилиях.
Япония со всем ее предательством и алчностью остается непокоренной. Ущерб, причиненный ею Великобритании, Соединенным Штатам и другим странам, и ее отвратительные зверства требуют правосудия и возмездия.
Сейчас мы должны посвятить все свои силы и ресурсы завершению нашей задачи как на родине, так и за границей. Вперед, Британия! Да здравствует дело свободы!
Боже, храни короля!»
Интересно также заявление президента США Г. Трумэна, сделанное по радио 8 мая. Он сказал: «Это торжественный, славный час. Как я хотел бы, чтобы Рузвельт дожил до этого дня. Эйзенхауэр сообщил мне о том, что вой-ска Германии капитулировали перед Объединенными нациями. Знамена сво-боды реют над всей Европой. За эту победу мы совместно благодарим Про-видение, которое руководило нами и поддерживало нас в тяжелые дни бедст-вий. Наша радость омрачается и ослабляется высшим сознанием той ужасной цены, которую мы заплатили, чтобы освободить мир от Гитлера и его злодей-ской банды. Не забудем же, мои друзья американцы, той печали и сердечной боли, которая в настоящее время царит в домах столь многих наших соседей – соседей, чьи бесценные богатства были отданы в жертву, чтобы восстано-вить нашу свободу.
Мы можем оплатить наш долг перед Богом, перед павшими и перед на-шими детьми лишь трудом – беспрестанной преданностью тому делу, кото-рое нам предстоит исполнить. Если бы я мог выразить в одном слове лозунг для предстоящих месяцев, то этим словом было бы – работа, работа, работа. Мы должны трудиться, чтобы окончить войну. Наша победа выиграна лишь наполовину. Запад свободен, но Восток все еще порабощен вероломной тира-нией японцев. Когда последняя японская дивизия безоговорочно капитулиру-ет, только тогда будет окончена наша боевая работа.
Мы должны трудиться для того, чтобы залечить раненое, страдающее че-ловечество – создать прочный мир, основанным на справедливости и законе. Мы можем создать такой мир лишь путем тяжелого, мучительного труда, с помощью такого же взаимопонимания и совместного труда с нашими союз-никами в мире, как и во время войны.
Предстоящая работа не менее важна, не менее срочна и трудна, чем зада-ча, которую мы уже сейчас счастливо выполнили. Я призываю всех амери-канцев оставаться на своих постах до тех пор, пока не будет выиграна по-следняя битва. До этого дня пусть ни один человек не покинет своего поста и не ослабит своих усилий. Сейчас я хочу зачитать вам мою официальную про-кламацию по этому случаю.
«Армии союзников путем самопожертвования и преданности, с помощью Бога заставили Германию окончательно и безоговорочно капитулировать. За-падный мир освобожден от злых сил, которые в течение свыше пяти лет бро-сали в тюрьмы и разбивали жизни миллионов и миллионов людей, родивших-ся свободными. Они разрушали их церкви, уничтожали их дома, разлагали их детей, убивали любимых ими людей. Наши армии освобождения восстанови-ли свободу этих страдающих народов, чьи дух и волю угнетатели никогда не смогли поработить.
Многое еще остается сделать. Победа достигнута на Западе, и она в на-стоящее время должна быть достигнута на Востоке. Весь мир должен быть очищен от зла, от которого освобождена половина мира. Объединенные ми-ролюбивые нации доказали на Западе, что их оружие значительно сильнее, чем мощь диктаторов и чем тирания военных клик, которые некогда считали нас мягкими и слабыми. Мощь наших народов в самозащите против всех вра-гов будет так же доказана в тихоокеанской войне, как она была доказана в Европе.
За победу духа и оружия, которой мы добились, за то, что она подала на-дежду всем народам, присоединившимся к нам из любви к свободе, мы долж-ны как нация возблагодарить всемогущего Бога, который вселил в нас силу и дал нам победу.
Президент Соединенных Штатов Америки настоящим объявляет воскре-сение 13 мая 1945 года днем молитв. Я призываю народ Соединенных Шта-тов, независимо от вероисповедания, объединиться, вознося радостную бла-годарность Всевышнему за достигнутую нами победу, и молиться о том, что-бы он поддержал нас до конца нашей нынешней борьбы и вел нас по пути к миру. Я призываю также моих соотечественников посвятить этот день молитв памяти тех, кто отдал свою жизнь, чтобы сделать возможной нашу победу.
В свидетельство вышесказанного я поставил свою подпись и скрепил ее печатью Соединенных Штатов Америки».
Замечательны слова в обращении английского короля Георга VI к англий-скому народу 8 мая в день победы:
«… Наши надежды окажутся обманутыми, и кровь наших близких будет пролита напрасно, если победа, во имя которой они погибли, не приведет к длительному миру, основанному на справедливости и созданному в духе доброй воли».
Тут я должен сказать вот что: «Русские не пожалеют о сделанном, но от англо-американцев можно будет ожидать, что они, когда минует опасность, начнут жалеть о сделанных России уступках, что и приведет к целому ряду тяжелых затруднений между ведущими странами и отрицательно скажется на послевоенной безопасности…»
… Наконец-то! Частями 7-й американской армии захвачены сегодня в плен Герман Геринг и бывший командующий германскими вооруженными силами на Западе Альберт Кессельринг. Они, как пчелы на липовые цветы, летят на запах липовой демократии…
10 мая 1945 года. Продолжается прием капитулировавших немецких войск. В Австрии 3-й Украинский фронт захватил в плен 23000 немцев из группы Велера и, заняв несколько городов, соединился с английскими вой-сками западнее города Грац.
Растерявшиеся фашисты или убивают сами себя, как гитлеровский прави-тельственный комиссар Норвегии Иозеф Тербовен и начальник гестапо в Норвегии генерал Вильгельм Редиес, или являются в полицейские участки и просят их арестовать, как Квислинг и его министры. Эти сегодня прибыли в один из полицейских участков в Осло и арестованы. Только греческая реак-ция не растеривается, держит свою голову некстати гордо. На улице имени Черчилля, в самом центре Афин, в полдень вчера фашисты, одетые в форму национальной гвардии, напали на ликующую по поводу разгрома Германии народную толпу и убили одного члена левой партии, требовавшего демокра-тической республики. За спокойствие в этом районе должны отвечать англи-чане, но английский офицер прибыл к месту происшествия, когда труп убито-го стал холодеть, а убийцы скрылись…
11 мая 1945 года. Оперативная сводка Советского информбюро сообщила, что с 9 по 11 мая на всех фронтах взято в плен более 560000 немецких солдат и офицеров.
За границей бушует сильное возбуждение. Сообщение о взятии в плен Ге-ринга вызвало многочисленные отклики. В Америке радиокомментатор Хит-тер требует немедленного расстрела Геринга и Деница. Он заявил: «Стыдно расходовать на Геринга лишнее продовольствие. Дениц должен возглавлять не Германию, как он намеревается, а длинный список немецко-фашистских преступников. Он также должен быть расстрелян немедленно».
Радостно, что так энергично очищается наша планета от бандитов новей-шего типа: покончил сегодня самоубийством бывший «гаулейтер» Судетской области Чехословакии Генлейн, американскими войсками в Австрии аресто-ван личный советник Риббентропа фон Шмиден, в Северной Италии аресто-ван вишийский начальник полиции Дарнан, во Франции арестован генерал Вейган – главнокомандующий французскими вооруженными силами во время падения Франции, арестован 7-й американской армией бывший командую-щий немецкими войсками в Норвегии генерал-полковник Фалькенхорст.
Все это хорошо. Но беспокоит меня мысль, будет ли с такой же активно-стью идти уничтожение военных преступников, с какой они арестовываются, самоотравляются и попадают в плен? Это горькое сомнение вкралось в мое сердце даже потому, что 10 мая Стеттиниус сообщил на пресс-конференции в Сан-Франциско, что Руководящий комитет решил пригласить на конферен-цию «наблюдателей» только от официальных межправительственных орга-нов, не допуская таким образом «наблюдателя» от Всемирного конгресса профсоюзов. А ведь это сводит к нулю решение комитета № 3 от 9 мая 1945 года о приглашении наблюдателя от всемирной профсоюзной организации. Итак, представитель 60 миллионов организованных рабочих не получил мес-та на конференции в Сан-Франциско, а труп в виде Лиги наций, реформист-ское Международное бюро труда и призрачная ЮНРРА приглашены на кон-ференцию. Нехорошее предзнаменование…
Не относится к числу хороших предзнаменований и отмена статьи 18-б английского закона об охране государства, поскольку по этой статье был аре-стован лидер британского союза фашистов Освальд Мосли, а теперь уже от-дан приказ об освобождении Мосли. Если Мосли на свободе, то демократия пусть остерегается…
15 мая 1945 года. Несколько дней, заболев, я не брался за свои записки. И только вечером сегодня решил записать кое-что, чтобы на этом и закончить второй том своего дневника, начатого накануне войны с Германией и завер-шаемого, вероятно, накануне краха Японии… 13 мая снова выступил по ра-дио Черчилль. Дав исторический анализ войны в Европе, завершившейся раз-громом Германии и пленением американцами и англичанами двух с полови-ной миллионов немецких солдат на протяжении трех дней капитуляции, Чер-чилль сказал в заключении, что «… Англии придется еще много перенести тягот и забот, так как предстоит на европейском континенте обеспечить та-кую послевоенную организацию, которая гарантировала бы свободу и демо-кратию, предстоит решить задачу создания международной организации, ра-ди которой представители народов собрались в Сан-Франциско, и, кроме то-го, завершить войну против Японии, потрепанной и терпящей поражение, но все еще представляющей стомиллионный народ, воины которого мало стра-шатся смерти».
И вот, с одной стороны арест 7-й американской армией японского посла в Германии Осима вместе со всем его штатом (Мы с Японией не воюем, но Осима почему-то не предпочел оставаться в Берлине, и попал в плен к амери-канцам), арест англичанами Гиммлера, арест американцами бывшего началь-ника германского генерального штаба генерала Гудериана (Дитмар врал, что Гитлер прикончил Гудериана), т. е. постепенное сосредоточение главнейших военных преступников в руках наших союзников; с другой стороны, – допу-щение англичанами того, что 12 мая германский фельдмаршал Эрнст фон Буш выступил по фленсбургскому радио с заявлением: «По приказу гросс-адмирала Деница и с согласия английских оккупационных властей, он взял на себя контроль над районами Шлезвиг-Гольштейна, оккупированными вой-сками Монтгомери»; с третьей стороны и англичане, и американцы заявляют о своей решимости заставить Японию в скором времени капитулировать.
Все это представляется нам очень сложным сплетением англо-американо-советских интересов и противоречий, разрешение которых в наиболее удов-летворительном виде возможно только при активном участии Советского Союза в разгроме Японии. Конечно, у нас есть свои серьезные счеты с Япо-нией, и мы будем руководствоваться своими интересами при проведении той или иной политики в отношении Японии, но при данных конкретно сложив-шихся условиях многие разногласия по европейским вопросам (и вопрос об управлении Германией, и вопрос о суде над военными преступниками, репа-рации и т. д.) могут быть сняты или углублены в зависимости нашей полити-ки в отношении Японии. А так как объективно у нас больше оснований есть для войны с Японией, чем для мирного с ней сожительства в настоящее вре-мя, то и наше вступление в войну против Японии совершенно неизбежно. В таком случае падение Японии может произойти молниеносно… Но раньше мы заставим наших союзников убрать бушей и деницев в Германии, получим от них необходимые гарантии в отношении управления Германией, в отно-шении репараций, в отношении суда над военными преступниками. Вопрос здесь в подтверждении уже ранее принятых решений и начале их практиче-ского осуществления. Теперь этому Германия не может мешать. Последние ее солдаты сегодня сложили орудие не только перед нашими союзниками, но и перед Красной Армией. Сегодня, 15 мая, оглашена по радио последняя сводка Советского информбюро. Она гласит: «Прием пленных немецких сол-дат и офицеров на всех фронтах закончен». Во вчерашней же сводке подве-ден итог немецкой капитуляции: «… с 9 по 14 мая на всех фронтах взято в плен более 1 миллиона 230 тысяч немецких солдат и офицеров и 101 гене-рал».
Итак, закончено сегодня печатание сводок совинформбюро с фронтов Отечественной войны. Мы не знаем пока, надолго ли оперативные сводки сошли со страниц наших газет? Но нам твердо известно, что теперь никогда наша страна не будет переживать тех горьких дней, когда враг стучался в во-рота Москвы, смотрелся в волжскую воду, лез на горы Кавказа. Предстоящая война с Японией, если нельзя иными путями сокрушить очаг милитаризма на Востоке и восстановить наши интересы на Тихом Океане, будет жестокой, но короткой и безусловно триумфальной. Жалею, что мне не придется быть там, не придется снова взглянуть на полузабытые картины, виденные еще в 1932–1935 году: широкий Амур, густую тайгу, сверкающую гладь Сунгари, синие хребты Хинганских гор, глинобитные фанзы и заборы маньчжурских дере-вень, гаолян и чумизу на полях, самурая в бою. Того нахального самурая, ко-торый перелез тогда через Амур и напал на советскую станицу Поярково, на хутор Чесноково и упал под огнем наших пулеметов или утонул в Амуре, пы-таясь бежать в неуклюжей шаланде: его настиг наш снаряд…
Воевать – всегда тяжело и неприятно, вспоминать о войне – неизбывная потребность каждого солдата. Записать виденное – долг каждого, у кого есть глаза. И в моих записках мои современники найдут то, что, может быть, ви-дели и знали, но начали забывать, а потомки найдут в них то познавательное, чего нельзя исчерпать повестью или романом, которые, несомненно, появятся в скором времени. Со мной можно не соглашаться и спорить: материалы, на-шедшие место в моих записках, могут нравиться или не нравиться, но про-чтение их в обоих случаях принесет пользу и поможет понять наше время. Сознание этого являются для меня удовлетворением, радостью и наградой за многолетний труд над записками.

КОНЕЦ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЙ ТЕТРАДИ.

Конец 2-го тома «Моих записок»

Апрель 1941 – май 1945 гг. Белых Николай Никифорович


* Вставка. К ИСТОРИИ захвата медали «ДЕГУССА».
Пришла пора передать эту медаль Ставропольскому краевому музею, хра-нителю моих и Софьи Борисовны личных архивов, а также пришла пора рас-сказать, как эта медаль и при каких обстоятельствах попала ко мне в руки.
В моих записках о фронтовых событиях сделано много упущений при пе-репечатке для возможной публикации их. Причины этого были разные, не стану пока объяснять их. Но потом случилось, что подлинники записок у ме-ня были похищены, что ставит меня в трудное положение, выход из которого я нашел в обращении к перепечатанным мною в 1945 году запискам. В них хотя и сознательно опущены многие факты и детали, но их архитектоника по-зволяет их автору воспроизвести по памяти то, что виделось, пережито, было записано, а потом записанное исчезло. По крайней мере, за точность и правду воспроизведенного по памяти я ручаюсь. Надеюсь также, что лица, организо-вавшие похищение из моей старооскольской квартиры многих документов и записок, если я солгу теперь, не выдержат и… выступят с разъяснениями или опровержениями, меня это снова обрадовало бы и наполнило надеждой, что рано или поздно, а непременно будут обнародованы мои записки с апреля 1941 года по май 1945 года.
В «МОИХ ЗАПИСКАХ» (том II, стр. 61–62) говорится:
«…Наступило 8 апреля 1944 года. Наш полк – в пути. Мой конь тяжело дышал от усталости, натружено скрипело седло. По себе и по своему коню, по наблюдению за людьми, я заключил, что людям и лошадям надо дать при-вал.
Ориентировавшись на местности и на карте, определил, что мы находимся недалеко от деревни Ново-Зарницкой. Но дорог туда нет никаких: зимние растаяли, а летних и весенних здесь не было никогда.
Своему помощнику Кудрявцеву я поручил вести колонну по азимуту, обо-зы – по травянистым буграм, а сам с ординарцем поскакал в небольшой хуто-рок, видневшийся за глубокой балкой. Там всего было несколько хат с ярко-красными черепичными крышами. В хуторке, называемом Юрково, застали одних баб-молдаванок. По-русски они разговаривали плохо, местность знали еще хуже и толком ничего не могли нам рассказать о дорогах.
Вот и пришлось ехать наугад и по компасу прямо через лес. Это запущен-ное насаждение дубняка, бересклета и акации. Еле пробились мы через чащо-бу. В густом и корявом лесу бегали одичавшие свиньи с поросятами…». (Да-лее идет текст ВСТАВКИ о происшествии, упомянутом автором на стр. 62. – Е. Б.).
…Два ухача в накинутых на плечи русских зипунах (под зипунами оказа-лись, как я выяснил потом, немецкие офицерские мундиры) разделывали у мостка через ручей с глубокими берегами убитую лошадь. Рядом лежала при-стрелянная свинья, совершенно не обработанная: в щетине, в крови.
Наше появление оказалось для них совершенной неожиданностью, так что без всякого возражения оба мужчины предъявили документы о том, что яв-ляются жителями деревни Ново-Зарницкая, которая как раз и нам была нуж-на.
– Пойдете проводниками! – приказал я мужчинам. И хотя немного насто-рожило меня, что мужчины так легко согласились оставить в глухом лесу две туши мяса – конскую и свиную, но я поддался соблазну опередить колонну полка и оказаться в Ново-Зарницкой раньше всех. Да и покорный вид этих мужчин умерил мое подозрение, так что я совершил ошибку, не подвергнув их обыску и даже не попытался сделать это, хотя и подумал: «Обыщем в де-ревне».
Буланый конь, на котором я ехал, отличался своенравным характером: он мог вдруг понести галопом или внезапно упереться и стоять на месте, хоть его убей (Это могут подтвердить все, кто еще жив и служил вместе со мною в полку воздушно-десантников. Нам приходилось не только прыгать с парашю-тами, но и пешком мерить землю, на лошадях скакать…)
На мостке этот «Буланок» вдруг вздыбился, описал немыслимый пируэт, и… вместе со мною упал с моста. Не успел я оценить происшедшее, как ус-лышал выстрел, стонущий крик ординарца. Кое-как высвободив придавлен-ную «Буланком» к берегу мою ногу, я начал карабкаться. И тут на меня гля-нуло дуло парабеллума.
       – Не вздумайте сопротивляться! – властно прозвучал голос одного из мужчин, в русском зипуне. – Ваш ординарец уже застрелен, с вами будет то же самое, если посмеете оказать самое малейшее сопротивление…
В этой ситуации у меня не было совершенно никакого шанса на сопротив-ление, вернее, на успех сопротивления. Погибать же совершенно не хотелось. И я решил хитрить, как и эти, в зипунах.
– Очень жаль, что вы застрелили Петра, – сказал я. – Ведь мы с ним вме-сте дезертировали из полка в надежде скрыться в лесах, найти себе сообщни-ков и… бороться, как завещал мне отец…
– А кто ваш отец? – спросил рыжеватый широкоплечий мужчина, не сводя с меня колючих серых глаз и черного зрачка парабеллума. – Из каких вы мест родом?
И я решил врать, заодно попросил его помочь мне выбраться на берег и вывести моего коня из воды.
Подошел и второй. Тот был ростом пониже, широкобородый брюнет со скуластым злым лицом. Но он, видимо подчинялся первому, рыжебородому, и немедленно помог мне выбраться на берег, как только тот проворчал ему по-немецки, чтобы оказал помощь, Дие хилфе!
Я, конечно, сделал вид, что совершенно не понимаю по-немецки. И по-спешил ответить на поставленные мне вопросы. Разумеется, врал при этом, как только мог, лишь бы показаться им таким человеком, в котором и они нуждались. Я им сказал, что мой отец имел более ста десятин земли в селе Знаменском Курской губернии, что ему принадлежало в Знаменке все от церкви и до Егоровой мельницы, а потом нас раскулачили. Пришлось при-спосабливаться, чтобы выжить. И в эту войну мы было вздохнули свободно, мой отец даже был поставлено помощником немецкого коменданта в селе Ржавец…
– Погодите, – прервал меня рыжий. – Вашего отца звали Федором Луки-чем?
– Да, конечно, – подтвердил я и подумал: «Влип, сейчас раскусят и шлеп-нут».
– Мы с ним хорошо знакомы, – сказал рыжий. – И он говорил, что его сын служит в Красной Армии, так как иначе было нельзя…
– Вот именно, иначе нельзя было…
– Но чем вы докажете, что теперь дезертировали из полка, чтобы бороть-ся, как завещал отец?
Они оба пристально впились в меня осатанелым, проверяющим взором. И я решился на невероятное:
– Вот сумка с секретными документами, вот мой револьвер, – сказал я. – Берите в свое распоряжение. А меня, если сомневаетесь, расстреляйте, ибо мне жизнь теперь совершенно не нужна, если нет возможности найти едино-мышленников и вместе с ними бороться за жизнь, как завещал отец…
Они переглянулись. Рыжий возвратил мне револьвер и сказал:
– Нам очень нужен смелый и знающий военное дело человек с докумен-тами советского офицера. Мы вам верим. И сейчас преподнесем вам сюр-приз. Немного спокойствия, – он показал брюнету на убитого им моего орди-нарца: – Этого в ручей, коней подвести к блиндажу. Мы будем ожидать там…
Под видом вежливости, но, наверное, все же опасаясь меня в какой-то ме-ре, рыжий показал мне тропинку и пропустил впереди себя. Несколько шагов мы сделали, идя во весь рост. А потом пришлось согнуться, почти ползком пробираться в чащобе колючих кустарников, пока зарослевая дыра привела нас к невысокому холму с дверцей и щелью, идущей в подземелье.
Там мы застали пожилого человека с длинным костлявым носом и тонки-ми губами. Он сидел за столом. Свет фонарика лежал синеватым эллипсом на его давно небритом лице. А как только человек поворачивался, световой эл-липс перебегал ему на плечо или начинал мерцать на стене, украшенной или просто задрапированной ковром.
– Задержан перебежчик, господин генерал! – доложил рыжий. – Совет-ский офицер с важными документами, которые он представляет в ваше рас-поряжение…
– Вы его вынудили к этому? – переспросил генерал флегматичным тоном.
– Никак нет, он добровольно…
– Тогда не надо его расстреливать. Но кого же вы расстреляли? Я слышал выстрел, хотя ведь запретил стрельбу без нужды…
– Нужда была, – возразил рыжий. – И мы, чтобы уравновесить силы, слу-чайно ликвидировали его ординарца. Сам же он надеется быть заодно с нами.
– Генерал Шерер, – отрекомендовался человек за столом, протянув мне длинную костлявую руку, удивившую меня огромной силой. Это железное пожатие я и до сей поры не забыл, особенно оно встает перед моим внутрен-ним взором, когда вспоминаю попытку этого генерала Шерера (впрочем, я и не знаю, правильно ли он назвал свою фамилию) задушить меня. Впрочем, об этом немного позже.
Брюнет вошел в блиндаж без спроса. Впрочем, и меня рыжий втолкнул в блиндаж без спроса. Оказалось, здесь так принято.
Так как моя и ординарцева фляги были полны прекрасного русского спир-та, а в седельной суме ординарца всегда имелся запас сухарей, хлеба и банок мясных консервов (все это брюнет притащил в блиндаж), наше знакомство началось в блиндаже с пирушки: генерал и его телохранители (а он их так и называл, когда они сбросили с себя зипуны и оказались в офицерских мунди-рах – рыжий с погонами гауптмана, брюнет – с погонами оберлейтенанта. Добавил при этом: «Это все, что осталось от телохранителей, приставленных ко мне генерал-лейтенантом Власовым. Остальные или погибли или дезерти-ровали. Буду рад, если вы хоть в малой степени пополните мою охрану». – Он толкнул меня в плечо и странно засмеялся, будто его щекотали).
Да-да, генерал и его телохранители с каким-то дьявольским расчетом хо-тели оглушить меня своей наигранной простотой и гостеприимством, чтобы наверняка решить, оставить меня в живых и сделать своим кнехтом или лик-видировать? Им нечего, видимо, было спешить со своим решением моей судьбы, но они то и дело поражали меня своими «откровенными» признания-ми. В течение получаса нашей пирушки я узнал, что генерал Шерер сам «вер-вольф» и имеет задание создать армию «вервольфов». В их толковании, это не просто «лесных волков», а «оборотней», которые будут проникать в штабы советской армии, уничтожать офицеров и изымать документы, а потом, когда их сила разрастется, попытаются воссоздать нечто похожее на армию Власо-ва во всех странах мира.
При этом генерал Шерер вдруг достал из бумажника медаль «ДЕГУССА» и, показывая мне, посвечивал на нее лучом фонарика, пояснял по-русски, хо-тя и с сильным немецким акцентом:
«Тысяча девятьсот сорок третий год медаль сделан. Фюрер знает. Аллес Цеен. Всего десять. Свастик нет. Медаль нур ист, только для мировой поли-тика. Все, кто со мной, будут править миром…»
Больше он ничего не пояснил, окончательно опьянев. Голову он уронил рядом с консервной банкой и ножевым штыком, которым рыжий вспарывал банки.
Рыжий и брюнет вскоре тоже клюнули носами. Кто-то из них даже захра-пел. И если бы я пил, как и они, то, конечно, заснул бы вместе с ними. Но ме-ня спасала шинель. Я выливал кружку за кружкой (мы пили из небольших эмалированных кружечек) на подбородок, спирт впитывался в шинель. И хо-тя неприятный холод и сырость терзали мне грудь и живот, куда добралась жидкость, для меня в этом таился какой-то шанс на спасение.
Сначала я подумал, что они и свой сон разыграли, чтобы проверить меня еще раз. Но потом ярость поднялась во мне, да и жажда жизни. Я ухватил но-жевой штык, ударил им сначала рыжего, а потом и брюнета в левое плечо, между ключицей и шеей.
Без стона они умолкли навсегда. Я торопливо сунул свои бумаги в поле-вую сумку, забрал парабеллум. У меня появилась было дерзкая мысль взять генерала Шерера в плен и привести в полк. Ведь тогда бы можно было оправ-дать свою ошибку и напрасное решение ехать через лес. Но когда я взял его бумажник с медалью (а никаких других документов, кроме книжки русско-немецкого разговорника и листовки-пропуска, в блиндаже не смог обнару-жить) и начал расталкивать Шерера, чтобы приказать идти со мною, он вдруг схватил меня обеими руками за горло с такой силой, что я стал задыхаться. Но Шерер допустил оплошность, оставив мои обе руки свободными. И это позволило мне воспользоваться револьвером: я разрядил весь его в живот Шерера.
…………………………………………………………………………………
Никто не провожал меня. На своем «Буланке» я добрался до деревни Но-во-Зарницкой. Она оказалась за лесной опушкой, на лобастом крутом бугре.
И я никому не рассказал тогда о приключившемся со мной.
После полудня, дав полку отдохнуть, мы двинулись дальше. В Васильевку добрались ночью, в 23 часа. Ехали и шли сюда по топким от весенней распу-тицы полям, по буеракам и лощинам. Кстати сказать, Васильевку никто из жителей не знал. Даже сами васильевцы пожимали недоуменно плечами и твердили: «Нет, Васильевки на свете не существует. Есть Кочаровка, а Ва-сильевки нет».
Спорить было бесполезно.
Когда же выкатилась на небе огромная луна, командир полка майор Ко-тов, бывший ленинградский артист, повел полк дальше, а мне поручил со штабными подразделениями быть в Кочаровке до утра… И я почему-то обра-довался этому, так как помимо воли, наверное, рассказал бы о случившемся со мною или, по крайней мере, показал бы Котову медаль, полного значения которой я не знал и мог бы навредить откровенностью себе.
Утром 9 апреля я повел штабные подразделения маршрутом: Федоровка, Марьяновка, Разаливка, Котовск.
Сердце мое постепенно успокаивалось, кошмар пережитого улегался, как море после шторма. Тайна с медалью длилась долго. Пора ее вручить другим, чтобы общими усилиями познать ее смысл, использовать для дела борьбы за мир во всем мире.
Апрель 1944 г. – декабрь 1970 г.
Н. Белых, бывший начальник штаба гвардейского воздушно-десантного полка.

Дополнение: не возражаем, если фотоснимок медали будет напечатан в печати или показан по телевидению совместно с текстом истории захвата этой медали «ДЕГУССА».
Владельцы личного архива, хранимого в Ставропольском краевом музее, фонд № 6, дело 1364.
9.10.1970 г. Н. Н. Белых
       С. Б. Белых


СОДЕРЖАНИЕ

1. От автора………………………………………………………….3
2. Тетрадь 10-я………………………………………………………4
3. Тетрадь 11-я………………………………………………………69
4. Тетрадь 12-я………………………………………………………105
5. Тетрадь 13-я………………………………………………………144
6. Тетрадь 14-я………………………………………………………180
7. Тетрадь 15-я………………………………………………………226
8. Тетрадь 16-я………………………………………………………243
9. Тетрадь 17-я………………………………………………………260
10. Тетрадь 18-я………………………………………………………277
11. Тетрадь 19-я………………………………………………………294
12. Тетрадь 20-я………………………………………………………310
13. Тетрадь 21-я………………………………………………………328