Роман Осколки вечности

 Сонные ангелы медленно сползают с крыш
У них перемена, свинья уходит, вползает мышь
На арену залитую красным, присыпанную соломой
Входит самый маленький гладиатор – трибуны тишь.
Это солнце к закату клонится, медленно нагреваясь
Несколько тысяч лет – и все эти годы я каюсь, что
Вымерли рыбы и водолей нас лечит. От старых ран
Человечества.
Давит на плечи. Морщится.
Много к нему набралось телеграмм
От разных безумцев, включая меня.
И каждый верит, его упреки важнее
Маленьким бубенцом торопливо звеня
Крупная голова еле держится на тоненькой шее.



 
Я помню себя с рождения. С самого первого мига. Не знаю, как такое может быть, но в моей памяти отчётливо запечатлелись серые грязные стёкла притона, где моя юная мамаша произвела меня на свет. Она отчаянно не хотела ребенка. И пыталась избавиться от меня всеми возможными способами, но мой организм и какие-то непонятные внутренние силы воспрепятствовали моему убийству. Иногда мне кажется, что я не забыл и более ранние этапы своей жизни. Даже не своей, а совсем другого человека, сильного властного, обладающего знанием. Не просто знанием жизни в Атарае, а стоящего на более высокой ступени развития. Эти картины прошлых реинкарнаций возвращаются ко мне с завидной периодичностью. Одно из таких видений будит меня по ночам, и я просыпаюсь в судорогах, не в силах унять рвущийся наружу крик.
Последний оплот цивилизации – Атарай никогда не являл мне ничего подобного наяву. Оазис в пустыне, последнее место на земле где сохранилась вода, где остались люди. К нам редко заглядывает солнце, всю свою смертоносную злость оно выплёскивает на выжженные земли, бывшие когда-то дном океана. Клоаке тоже достаётся. Но отбросам, выжившим в тех условиях всё нипочём. А мне снится другой мир, такой каким он был раньше, до великого парада планет, до последней битвы, задолго до нас. Мир насыщенный яркими красками осени. Осени 1349-го года. Не знаю, откуда эта цифра, но во сне даты не вызывают сомнения.
 Мне двадцать лет и я смертельно болен. Лежу на жестком колючем ложе и пью солоноватую воду, которую оставили возле меня родители несколько дней назад. Все ушли. Со мной только старый глухонемой слуга. В тёмную комнату он не заходит. В большом каменном доме гуляют ветры, и холод проникает в щели из подвалов брошенного замка. Ещё я знаю, что они покинули замок из-за меня. Моя болезнь смертельна и от неё умерли почти все обитатели окрестных деревень. Всё началось с меня, и вассалы требовали от моего отца решительных действий. Он выслушал их требования и убил парламентеров. Напоил отравленной водой которой протирали мои раны. Двое умерли на месте от разрыва сердца, остальных отец бросил в яму. Я был старшим сыном, и со мной были связаны надежды на возрождение этого древнего рода берущего своё начало от Меровингов. Но надежды угасали с каждой новой смертью в стенах замка. Чума называется болезнь, от которой умирают люди в моём кошмаре. Она не щадит никого, но мне удаётся выжить. Я выхожу из открытых ворот замка и подставляю лицо холодным режущим струям дождя. Пахнет гниением и тленом. Мой слуга, вернее его обглоданный собаками труп сидит на садовой скамейке раскинув руки. На запрокинутом к небу лице проглядывают кости. В этом мире я отказываюсь от пищи. Озарение приходит внезапно. Понимая, что мне больше не нужна еда, я думаю, что умер, но в этот раз всё происходит не так. Никакого погружения в чёрную пустоту. Длинный коридор ведущий меня к блестящим машинам будущих миров не появляется. Иду по непаханому полю, то и дело натыкаясь на разложившиеся трупы. Никого. Мой персональный мир, планета с вымершей цивилизацией. Проведенные в одиночестве годы под крышей пустующего замка сливаются в одно мгновение в моём кошмаре. Я снова просыпаюсь в Атарее, понимая, что в последний момент сна видел кого-то живого на пыльной дороге, ведущей к замку. Но это наверно осколок другого сна.
 Проваливаясь в этот кошмар, я вспоминаю и более древние жизни. С самого начала этого жестокого мира. Даты рождений, даты смертей. Кресты вдоль пыльной дороги, разбитой подковами римских коней. Страдание в глазах женщин, вьющих венки из колючего кустарника, шуршание оливковых листьев под лёгким ветром. Огромное облако саранчи, оставляющее за собой только пустыню. Худые молчаливые люди, обмотанные с ног до головы в белые хитоны, готовят из саранчи изысканное блюдо. Бросают в кипящее на огне масло какие-то травы, привезенные из Аравы, засыпают Малуах и плотно укладывают в чаны толстые тушки мерзких желтых кузнечиков. На ближайшее время это единственная еда.
С каждым воспоминанием я взрослею и накапливаю силы. Даже периоды пребывания в нирване полезны. Вечности проносятся во мне крохотными синими молниями, оставляя незначительные царапины на тонких пластах памяти.
Когда моё тело и сознание пребывают в серьезном конфликте, когда я не могу заставить себя пошевелиться после бурного веселья в стае, видения атакуют меня с не иссякающей силой. Но эти видения больше похожи на наркотический бред, каковым и являются. Я недавно перешагнул двадцатилетний рубеж и до сих пор жив. Я умею не есть и не пить, не болею никакими болезнями. Огонь, который я умею разжигать ради смеха, пугает даже самых верных моих друзей. Они сами признаются мне в этом, под благодушное настроение. Я много чего могу, но этого катастрофически мало. Я должен добиться всего в этом проклятом мире и выжить. Выжить чтобы стать первым. Я не сумасшедший, и прекрасно понимаю, насколько это сложно. Мне двадцать и мои приказы не обсуждаются. Я не испытываю ложных иллюзий, я действую. Мне небходимо вернуть им душу, выжженную войной, воскресить Атарай, последний живой город на Земле.
Вытолкнув меня из своего израненного лона моя маман тут же приложила указательный пальчик к документу и этим оттиском подтвердила полный отказ от прав на меня и мои органы.
Топая по каменному полу приюта, за мной пришла первая серьёзная опасность в виде хранителя. Этот человек заранее обещал мои не оформившиеся части некому медицинскому обществу. Я слышал его голос, когда он развернул на металлическом столе маленький свёрток, но не видел его лица. Стоило только раз заглянуть в его глаза и он отказался бы от своего плана. Смерти я не боялся. Я просто не хотел, чтобы мучительный цикл рождения повторялся снова и снова. Хранитель ощупывал меня, как подушку, пытаясь понять, чем она набита. Он даже не смотрел на сморщенное личико и не слышал истошных воплей замерзающего на металлическом столе младенца.
Наконец он взглянул мне в глаза. О, наслаждение. Мне хотелось немедленно расправиться с ним, вывернуть наизнанку его жалкую душонку, но я глубоко вздохнул и запретил себе это делать. Он был мне нужен ещё некоторое время. На пять лет я превратил это животное в моего донора. Когда он выполнил свою функцию – я избавился от него.
После смерти хранителя я был доставлен в самый заброшенный приют Атара.. Выживаемость среди воспитанников составляла двадцать восемь процентов. Там меня ждала стая. Школа выживаемости не щадила никого, но я и сам не отличался добротой и терпимостью. Нельзя бояться смерти. Иначе она почует Я знал, что миновал важный рубеж и теперь ничего не забуду. Уверенность пришла из снов. И книгу я впервые увидел во сне. Не какую-то книгу отдалённо напоминающую микроузы Атарая, а единственную книгу, которую мне не дано было прочитать. Микроузы мне вживил под кожу мой хранитель, когда я начал ходить. Он ввел мне в руку тонкую иглу и оставил под кожей незаметный имплантант с желтым блестящим ободком на поверхности кожи. Это был колпачок микроуз. Благодаря этому открытию читать на Атарае уже не умел никто. Тонкой иглой прямо в кровь вводилась информация, и читатель начинал видеть ясную картинку прочитанного. Она просто отражалась у него в мозгу. Отпала необходимость в письме и чтении. Вначале ученные называли новое изобретение адовым зерном, но к моменту моего рождения этих учённых уже не было в живых. Никого. Теперь даже понаслышке мало кто знал о существовании букв, о том, как они выглядели и что означали. Только хранители в дебрях подземных лабиринтов хранили какие-то знания, а может всё это были слухи и никаких знаний вообще не осталось. Говорил я очень мало, только в случае крайней необходимости, и не переставая сгружал в свой мозг всё новые и новые сведенья. Только о истории Атарая информация в микроузы не поступала. После страшного катаклизма люди решили забыть о причинах трагедии. Всё, что было до глобального изменения климата, считалось табу. И сколько я не заглядывал в глаза хранителя, сколько не пытал его, ничего так и не узнал. В остальном хранитель был послушной игрушкой в моих руках. Он принимал мои приказы и капризы как мягкое масло податливо принимает в себя острый нож. Почувствовав, что хранитель мне больше не нужен, я его выключил. Это получилось само собой. Поймав однажды его взгляд, я нащупал что-то необычайно привлекательное у него внутри, обладающее вкусом и запахом и не смог остановиться. Я смотрел и смотрел в его зрачки и чувствовал, что радужная оболочка моих глаз нагревается напитываясь тонкими нитями непонятной энергии.
Оказавшись в приюте, я понял, что лишился самого любимого занятия – поглощения микроуз. Читать стало абсолютно нечего. Большинство воспитанников вообще не имели имплантантов. Питомцы этого ада не должны были получать слишком много информации, не пользовались такой привилегией и воспитатели. Взрослых людей со средним интеллектом или хотя бы умственно нормальных здесь не было. По какому принципу подбирался персонал в приюте, мне было не ясно. Ясно было только одно – нам не дозволялось выжить. Через четыре года нас осталось восемь воспитанников. Зверье, от которого я постепенно избавился, никем не заменялось, и очень скоро с нами остался один взрослый. Я снова записал его в хранители. Его я решил пока оставить в живых. Зверем он не был, но и человеком мог зваться с натяжкой. Он различал нас по именам, никогда не повышал голоса, умел говорить длинными, правильно построенными фразами. Это я мог оценить в свои девять лет. Наказание, которому он подвергал воспитанников, ограничивалось игрой в гляделки. Мне было смешно наблюдать, как он сажал перед собой провинившегося и долго молча смотрел ему в глаза. Правда один из стаи признался мне, что после этих взглядов он не спит ночами и у него болит голова несколько дней. Меня это заинтересовало, и я стал замечать, что все дети вставали со стула наказания бледные и измученные. Тогда я стал специально нарушать его приказы, но он отводил глаза и никогда не пытался меня наказать. Однажды он взял меня за руку, и покрутив колпачок узы тихонько засмеялся. Я по обыкновению промолчал, но попытался поймать его взгляд. Он отвел глаза и глухо сказал:
- Теперь никто ничего не знает. Сами себя похоронили и поделом. Мы вернулись к начальному хаосу. Все умерли и уже навсегда. – Потом он достал из маленького цилиндра старую насадку для уз. Он была поцарапанная и даже сплющенная. Я с опаской смотрел, как он навинчивал её на мой имплантант. Потом он прикрыл на мгновенье глаза и помолчал, ожидая вопросов. Я тоже молчал, прислушиваясь к ощущениям. Тогда он взял меня за плечи и впервые взглянул мне в глаза. Меня ударило волной жадного любопытства. Я видел, что он слабеет но не мог отвести взгляд. Мои глаза существовали как бы отдельно от меня. Я вытаскивал из него цветные блики неизвестной мне энергии. Энергии, мощным потоком вливающейся прямо в мою кровь. Его зрачки светлели, пока не превратились в две мёртвые бесцветные бусины. Я понял, что ему осталось жить всего несколько мгновений, и огромным усилием воли отвел глаза. Он рухнул мешком на каменный пол зала, слабо взмахнул рукой и закрыл глаза. Я постоял над его телом несколько мгновений, ругая себя за жадность. Он вздохнул и замер. В высокий потолок уставились широко открытые глаза, в которых не было зрачков. Что-то похожее на жалость шевельнулось во мне и тут же исчезло.
Я шел по коридору и облизывался, как после нежданного пира, а в моё сознание втискивались замысловатые каракули со старинной микроузы. Дойдя до своей комнаты, которую я теперь не делил ни с кем, я рухнул на тюфяк и мгновенно заснул. И во сне продолжал рассматривать странные рисунки. Постепенно ко мне пришло понимание каждого отдельного знака и всех соединенных вместе. Это была микроуза обучающая чтению. Зачем она сохранилась на Земле с единственным городом, в котором не было ни одной книги?
Утром следующего дня к нам в приют явился большой чиновник в окружении вооруженной охраны. Нам велели выстроиться во дворе приюта и каждому надели ошейник на тонкие шеи. Радостно сообщив нам что приют закрывается за ненадобностью и что все мы завтра поступаем в ведомство экспериментальной военной части, чиновник удалился. Сбившись в кучу во дворе, бывшего приюта мы беспомощно оглядывались по сторонам. Армия – это смерть, это хуже чем смерть! Два кольца, прочно вделанные в блочную стену выше нашего роста, давали возможность сесть на холодную землю, но ни я ни мои друзья и шагу не могли сделать. Видя, как мои друзья по очереди опускают головы и медленно садятся, я напитывался злобой. «Не сяду», - твердил я сквозь зубы. Закрыв глаза, я стоял пошатываясь на вытянутой цепи. Почувствовав направленный на меня взгляд, я открыл глаза и увидел всех семерых, держащихся за мою цепь. Если нельзя раскачать кольцо, то возможно цепь подчинится восьмикратным усилиям. Я подошел вплотную к стене и мы все взялись за верхние звенья. Пока друзья прилагали все силы, чтобы меня освободить, я думал, как проникну в подвал и найду там лопаты. Не потревожит ли громкий шум проходящих прохожих. Никто ничего не услышит. Только бы солдаты не пришли раньше времени. Через час среднее звено моей цепи не выдержало, я был относительно свободен. От ошейников мы избавимся позже. У хранителя в комнате должна быть связка отмычек. Если его вещи не забрали вместе с телом. Забыв поблагодарить истекающих потом друзей, я бросился в подвал. Лопаты были аккуратно прислонены к стене. Выхватив сразу четыре, я бросился наверх, когда увидел на влажной стене красноватый отблеск. Бросившись на мокрый пол, я выглянул из-за кучи хлама и опять увидел тонкий луч. Там куда падал мой взгляд, возникало слабое свечение. Это что-то со зрением, не иначе. Но поднеся руку к глазам я тут же её отдёрнул. Дело в моих глазах, это от них исходила странная подсветка. Уставившись в блестящее острие лопаты, я попытался увидеть своё отражение, но вместо этого увидел, как нагревается до красноты металл. С этим разберемся позже, а теперь надо использовать, что имеем. Выбежав из подвала, я кинулся к стене с лопатами наперевес. Увидев в глазах моих друзей ужас, я остановился, так и не добежав до них. «У тебя глаза светятся!» - Крикнул один из стаи.
- Светятся? Очень кстати. - Я перевел взгляд на кольцо в стене и сосредоточился на нем.
Ночью мы бежали, оставив оплавленные кольца в стене приюта. Чиновникам и в голову не могло прийти, что щенята осмелятся на побег. Сбежать от армии Атарая можно было, только перейдя на другую сторону. Наш путь лежал в самую страшную клоаку – сердце холодной пустыни. Все отбросы общества стекались туда. Граница владений армии была довольно чёткой, и обе стороны соблюдали военный нейтралитет. Роботы не работали за красной чертой. Без роботов пехота ничего не стоила. Даже воздух здесь был другой, густой и влажный, полный ядовитых испарений неочищенной земли.
Оторвавшись от властей, мы попали в совершенно бесправный мир анархии силы. Нас спасали только маленькие размеры и быстрота, с которой мы научились уходить от погони. Я чувствовал страдание моих голодных и измотанных друзей, но сделать ничего не мог. Сдайся мы на милость обитателей этих мест, и нас всех ждала неминуемая смерть. А прячась, и продвигаясь к эпицентру древнего взрыва, мы могли надеяться – выжить.
Прошло несколько месяцев после нашего побега из приюта. Я забыл, когда последний раз ел и спал. Но по сравнению с моими друзьями выглядел свежим и бодрым. Их голодные пустые глаза преследовали меня повсюду, и днём и ночью. Тяжело украсть у нищего, а у обитателей клоаки просто невозможно. Конечно и здесь находились свои богачи, но пробраться в их логово было не легче, чем обмануть местных ловцов. Местные реалии сделали нас равнодушными к виду чужой и собственной крови. Ночью передвигаться было не более опасно чем днём. Каннибалов по дорогам отравленной окраины мира ходило множество.
 Зима прилетела внезапно. Ночью холод разбудил всех. Испуганная стая забилась ко мне в нору. Я уперся затылком в земляную стену, ставшую вдруг твёрдой, и посмотрел на друзей. Один из них искал моего взгляда, и это мне не понравилось. Я почувствовал в нем сгущающуюся пустоту и приготовился слушать голос. Давно мы не разговаривали вслух. Очень давно.
- Ты понимаешь, что мы пришли сюда, чтобы умереть? – Спросил он, разглядывая стену за моей спиной.
Я чувствовал тонкую истерически бьющуюся нить в его сознании, и постарался отвести глаза, чтобы не причинить ему ещё большую боль.
- Мы пришли сюда, чтобы выжить, друг.
- Мы не знаем о твоих планах, идём за тобой, закрыв глаза. Честнее было бы всё рассказать нам.
- У меня нет плана, я верю только тому, что чувствую.
- Значит смерть от переохлаждения – только вопрос времени. У нас нечего жечь и нечего есть. Я видел, как ты пил крысиную кровь, но я это пить не могу.
- Почему? Это даст тебе силы. Ты видел, какие огромные крысы тут живут? Если они находят еду, то и мы выживем. Мы умнее их.
Он переглянулся с ещё одним членом стаи. Плохо. Значит, они говорили без меня, и что-то решили. О том, что крысиная кровь утоляет голод и жажду, я им говорил. Когда мы углублялись в норы, там всегда были крысы. Прогнать, отпугнуть их – был только один способ. Показать им, что они годятся в пищу. Только двое из стаи разделяли это моё убеждение, остальные довольствовались кореньями и отбросами клоаки.
- Мы пойдём к обитателям клоаки и сдадимся на их милость.
Мне стало страшно. После этих слов я чётко увидел тёмно фиолетовое свечение вокруг его глаз. Его убьют. Но я так же понял, что отговаривать его бессмысленно.
- Кто – мы?
Он поднялся, и выпрямился, насколько это было возможно в низкой норе. Встал и тот, с кем он переглядывался. Они с надеждой обвели взглядом всю стаю. Пятеро молча выразили желание остаться со мной.
- Мы проводим вас до их лагеря. Но я прошу вас подумать. Вы идёте на страшное унижение, которое может быть хуже смерти, и за которым вполне вероятно придёт и сама смерть.
- А вы остаётесь тут как крысы, место которых вы заняли. Мы столько вынесли не для того, чтобы тихо замерзнуть в норах.
Я поднял руку, прерывая спор. Я попробую ещё раз по дороге поговорить с ним.
Вышли мы в сумерках. Наметив дальнейший путь, я нарисовал карту для всех членов стаи. Если кто-то отстанет или собьется. Затерев носком ботинка план, я обвел взглядом всех.
- Мы так или иначе станем двигаться к эпицентру взрыва. Туда никто не рискнёт отправиться за нами. Если кто-то решил остаться в клоаке, скажите сейчас, чтобы мы не ждали вас. - Стая молчала. - Идём по одному в обход центра. Все видят старый маяк на той стороне района? Там собираемся к утру. Не спать, не останавливаться. Я был там вчера и оставил немного еды. Всё.
Молча выскользнув из норы мы растворились в сумерках. Я крался за теми двумя, что, не таясь, шли к центру.
Старая площадь была запружена обитателями клоаки. Костры освещали покосившиеся остовы домов на несколько кварталов вокруг площади. Я пробирался подвалами, высовываясь из слуховых окон, чтобы не потерять из виду две тени и сам не понимал, зачем иду за ними. Это был их выбор, и препятствовать им я не собирался. Выход в одном из люков был завален ящиками и пока я искал другую дорогу, на площади начался шум. Судя по голосам настроение пирующих изменилось. Я заметался под землей, выбирая удобный маршрут, и опять уткнулся в завал. Прильнув к слуховому окну, впился взглядом в толпу, выискивая своих друзей. Они были в центре, нарушив один из основных законов клоаки, приблизившись вплотную к главарю этого стада. «Холод и пламень!» - ревела толпа, входя в раж. Я закрыл на мгновенье глаза, вслушиваясь в эти вопли, и мне стало ясно, что ожидает моих друзей. Одного из них, того, что был младше раздели до пояса, побросав в костёр его рваный свитер и шарф. Мне было не видно, что с ним делают, но я отчетливо слышал его крики. Второй, сонный от холода был зацеплен крюком небольшого подъемного крана и поднят на всю высоту дуги. Воздух в клоаке был тяжелый, чем ближе к кратеру взрыва, тем тяжелее. Все высотные здания, оставшиеся после взрыва были снесены, так как при подъеме на высоту десяти этажей дышать становилось невозможно. Стало понятно, что означали крики толпы. Одному они уготовили смерть от холода и удушья, а второго собирались сжечь.
Изменив маршрут, я выбрался недалеко от подъемного крана. Огромная тень охранника раскачивалась у лестницы. Боковым зрением я заметил, как кто-то шмыгнул в кучу мусора. Кто-то из наших. Вдохнув поглубже, я настроился на нужную волну и почувствовал присутствие сразу троих членов стаи. Выйдя на середину площадки я остановился в метре от охранника и свистнул. Его реакция была молниеносной, не взирая на огромные размеры. Он поднял остро наточенную лопатку, которую до этого расслабленно держал в руке. Маленькие глаза сидящие почти на переносице впились в моё лицо.
- Ты кто?
Я отступил на шаг и принялся переворачивать внутренности его черепной коробки. Это было почти скучно. Его хватило на несколько секунд, не то, что моего хранителя. Когда охранник рухнул на землю, подняв тучи мусора, я кинулся к крану, и стал взбираться по замерзшей шатающейся лестнице. Чем выше я поднимался, тем холоднее становилось, тем чаще я дышал. Кабина блестела металлическими приборами и рычагами. Разворачивая стрелу, уже знал, что опоздал. Внутри у меня лопнула какая-то пружина, нас стало на одного меньше. Стая – все пятеро собрались на площадке, за железной изгородью. Никого из жителей клоаки, кроме мёртвого охранника не было поблизости. Друзья бережно сняли окоченевшее тело с крюка и унесли в темноту. Справившись с жжением в горле я мысленно позвал одного из них. Того, кто лучше всего чувствовал мой голос и никогда не сомневался. Спустившись до половины лестницы, я ждал его, выглядывая вниз, в пролет. Он появился в проёме через какое-то время. Губы его посинели от холода, он судорожно пытался справиться с приступами тошноты.
- Прицепи плиту к крюку. Там есть железные скобы. Сделайте это быстро. И уходите к карьеру. Я догоню.
- Надо попытаться спасти Боэра. Они его поджарят.
- Поздно. Они его едят. – Я видел эту картину с закрытыми глазами. Боэр, мой самый старый друг проткнутый насквозь куском арматуры, поджаривался на вертеле над костром. – Иди. Сделай то, что я сказал.
Он посмотрел обезумевшим взглядом и кинулся вниз.
Я принялся терпеливо ждать, оглядывая кабину. Заметил кислородные маски, висящие над панелью управления. Сорвав их и запихнул в ящик для хранения инструментов. Мне было совсем не холодно, даже напротив. В горле пощипывало и в ушах шумело от ярости.
Они провозились пол часа, пока им удалось подцепить плиту. Медленно разворачивалась стрела. С тоскливым скрипом. Маленький кран давно стоял здесь на центральной площади клоаки – ада Атарая. Ада, которым матери пугали своих детей.
Я нащупал кислородную маску, но сделав несколько вздохов понял что она мне не нужна. Отравленный воздух вполне устраивал мои лёгкие. Высота крана была не большая, но я с удовлетворением отметил, что сюда давно никто не поднимался. Очевидно, стрелой можно было управлять и снизу. А ещё я увидел надпись. Настоящими буквами. «Учись пользоваться инструкциями». Мне удалось прочитать и понять прочитанное. Кран был древний, это и так было ясно, но я не думал, что настолько древний. Блестящие рычаги были отполированы, будто он только что сошел с конвейера, интересно из чего они сделаны? Хотя нет. Не интересно. Сейчас меня интересует совсем другое.
Плита со зловещим скрипом раскачивалась над танцующей толпой. Одним падением я ничего не решу. Поэтому я осторожно вывел рычаг в подходящее положение и плавно опустил плиту в центр толпы, не дав ей упасть с крюка. Потом поднял и под безумный вой жителей клоаки опустил снова. Всего четыре раза, пока до них дошло, откуда приходит смерть. Посмотрев сверху на дело рук своих, я кинулся вниз по шаткой металлической лестнице. Не добежав последний круг, я уцепился за обледенелые ветки дерева и перелез на него. С дикими криками к крану бежали мстители. Они выкрикивали одно слово, и что оно означает – я тогда не знал. «Даэмо! Даэмо!» Их вопли были полны такого первобытного ужаса, что я невольно тоже поискал глазами мифическое существо, внушившее моим преследователям такой страх. Оказывается, так они звали меня. Почувствовал радостное возбуждение от погони, я прыгнул на следующее дерево, потом ещё. Оглянувшись, я успел удивиться тому расстоянию, которое преодолел за несколько прыжков. Мне даже показалось, что я летел по воздуху.
На нас устроили настоящую охоту все жители клоаки. А было их около пятидесяти тысяч. Никто точно не считал, но их число всё время пополнялось беглыми преступниками Атарая и уменьшалось за счёт естественного отбора. И все они горели страстным желанием порвать нас на мелкие кусочки.
Я не собирался вести стаю к руинам, но у нас не оставалось другого выхода. Со временем мы узнали, что «Доэмо» - это что-то вроде провидца.
Древние поверья рассказывали о сверхлюдях, выживших после катаклизма, о потомках тех, на чьих генах не отразилась война и последняя битва. У жителей клоаки был свой доэмо. Он говорил им, куда мы направляемся, и где нас можно подстеречь. Чем ближе к сердцу клоаки мы пробирались, тем сложней было искать еду. Центр - главная площадь на которой мы навсегда оставили двоих друзей находилась совсем близко к красной черте. Окраины тут располагались внутри, и были обнесены своей красной чертой. Это был карьер, в который никто не спускался. Доэмо не ошибался, он чётко прослеживал наш путь и мне было всё сложнее уводить моих друзей от погони. Мы сражались изо всех сил. Строили ловушки и ямы, поджигали склады. Но банды клоаки не собирались сдавать территорию шести соплякам. Нас оттесняли к древним развалинам, и настал день когда мы остановились на крутом берегу карьера, и оглянувшись, начали спуск. Это была уже ничейная территория. Сюда не забредали даже отбросы клоаки. Мы шли на верную смерть.
 Почему – я не знал, но догадывался. Микроузы рассказывали, что последствия великого катаклизма до сих пор сказываются на этой земле. Притаившись под каменным выступом скалы, мы ждали, что преследователи начнут спускаться следом, но в карьер летели только камни, лилась моча, и слышались проклятия. Чем ниже мы спускались, тем теплее становилось в воздухе. Сухие коряги, и покрытые красным мхом камни постепенно сменились высокой травой, выступающей из глубоких борозд, оставленных в породе. Издали стены карьера казались покрытым кровавыми ранами огромным телом. Мох в бороздах переливался всеми оттенками красного цвета, и трава ещё больше зеленела на этом кровавом фоне. Что нас ждало внизу? Об этом умалчивали микроузы Атарая и воспитатели приюта. Никто не возвращался из карьера. Никто и не спускался туда!
Вглядываясь в затянутое туманом дно, я пытался вообразить, что веду свою стаю в прекрасную страну. Но воображение рисовало картины, которые до сих пор подкидывала мне жизнь. Найдя небольшое плато, мы остановились передохнуть, а потом решили заночевать. Внимательно вглядевшись в лица ребят, я понял, что буду дежурить сам. Оставлять на часах кого-то из них было бессмысленно. Сев на край полки и свесив ноги в вязкий туман, я ждал знака, знамения, интуиции, и постепенно ко мне начали приходить сны наяву. Растирая лицо, я внимательно следил за тем, чтобы никто не скатился в пропасть, неловко повернувшись во сне, но в то же время я видел большие залы дворца, чёрные базальтовые стены крепости, диковинные машины, летающие в полном звёзд небе. Я видел тысячи лиц, проносящихся мимо меня, что-то кричащих мне, шепчущих, хохочущих и рыдающих. Это была настоящая атака теней. Я вставал, ходил по краю плато, приседал и жевал сочащуюся едким соком травинку. Ничего не помогало. Призраки преследовали меня неотступно. Едва тонкий луч солнца достиг скалы, я растолкал спящих и мы, сжевав остатки заплесневевших сухарей, двинулись вниз. Спуск был долгим. Все молчали.
Дно карьера пряталось за огромными кронами вечнозеленых деревьев. Мы поснимали куртки, у кого они были, потом свитера. Найдя тонкий ручей, мы уже не думали об опасности. Даже если вода заражена, нам было всё равно. Всё равно она была гораздо вкуснее растопленного серого льда клоаки. Спуск становился всё более пологим. Когда он только начинался, с самого края обрыва мы видели вторую сторону карьера, а здесь внизу ничего кроме леса видно не было. Лес, насколько хватало глаз. Сплошной стеной толстые стволы с длинными мягкими иглами. И кое-где проглядывали маленькие деревца с серыми чахлыми листьями. Лес был обитаем. Он дышал ровным дыханием спокойного, наполненного жизнью существа. В сгустившихся сумерках мне померещились следы на узких тропах, уводящих в глухую чащу.
Наконец мы достигли ровного дна. В лесу было уже темно. Что ждёт нас на той стороне? Доберемся ли мы туда? Вся планета разделена этим страшным рвом на две половины. Одна сторона обитаема: Атарай и исторгнутая им клоака. И вторая сторона – вымершие пустоши. Ни животных и людей. Отравленные реки. Искорёженные горы. «Насколько быстро мы исчезнем? Испаримся или умрём от болезни?» - Эти мысли всё сильнее давили на плечи. Ноги налились тяжестью. Это я завёл их сюда. Но если бы мы не бежали с Атарая, то давно были бы мертвы. Нас бы использовали для химического эксперимента, сделали бы из нас биотварей - идеальный материал. Я знал, что такое уже бывало со старшими воспитанниками приюта.
 Никто в стае не сорвался, не запаниковал. Они верили мне, этот факт переполнял меня гордостью но и горечью одновременно.
Озираясь в тёмном лесу, мы стали выбирать место ночевки. Стае нужен был отдых, необходимо было бы найти еду. Мне есть совсем не хотелось. Последняя погоня подарила мне множество приятных моментов. Я уже знал, что могу питаться только энергией, которую забираю у своих врагов. Но моя стая была на грани голодной смерти. Я велел им рыть нору, взял с собой двоих более выносливых, и мы углубились в лес.
Проблуждав несколько часов по диким зарослям колючего кустарника, я вдруг заметил, участки выгоревшей, покрытой белым налётом пыли земли. Переглянувшись с друзьями, я понял, что и у них возникли те же опасения. Мы приблизились к эпицентру. Оставив их собирать плоды лесных ягод, я двинулся дальше. Если там есть такая опасность, о какой нам говорили в приюте, я это сразу почувствую. Передо мной открылось величественное необыкновенное зрелище. Лес отступил. Я вышел на площадь из идеально гладких одинаковых плит. В центре площади в беспорядке валялись обломки мраморных белых колонн. Высокий арочный вход был до половины завален этими колоннами. Я стоял на верхних ступенях лестницы, а внизу, крутилась белая видимая пыль. Ни травинки, ни деревца. Мне стало жутковато от этого мертвого великолепия. Не знаю, сколько я простоял, но вдруг мне померещилось слабое движение под скопищем мрамора и на открытое пространство выбежал одичавший рыжий пёс, или волк. Он тащил в зубах запаянный со всех сторон пакет. Волк ничем не отличался от самого обычного лесного зверя. Такой же член стаи. Только чужой. Глаза зверя были спокойные не настороженные. Он протрусил совсем близко от меня и скрылся в лесу. Пыль продолжала кружить перед входом, и следы лесного гостя исчезли моментально. Вокруг меня было лето, настоящее лето, которого просто не могло быть. Солнце светило высоко в небе белым шаром, оно уничтожило тени, выжгло все звуки; ни стрекота кузнечиков, ни шелеста ветра, поднимающего белую пыль.
Остановившись перед входом в хранилище, я увидел свою тень и вздрогнул, она была нереально большой, не соответствовала нужным пропорциям. Будто меня вырезали вместе с куском прилегающего ко мне пространства и поставили в другое измерение. Мне показалось, что закатная тень опушки леса прокралась за мной через чащу в это царство света и ещё находится рядом, подавляя настоящую короткую тень солнечного дня. Или наоборот – белый маленький диск солнца ворвался в наш холодный мир, расколов Атарай надвое. Постояв так в замешательстве некоторое время, я понял, что просто сгорю, если буду продолжать любоваться тенями.
Раз я всё равно собрался войти туда, то нечего и выжидать. И я переступил через обломок колонны и перебрался через завал из множества кусков и цельных частей плит. Я ожидал что чем дальше буду продвигаться, тем больше будет разрушений, но к моему удивлению внутри здание почти не пострадало. Напротив - такой красоты мне не доводилось видеть в Атарае, разве что в моих безумных снах.
Огромный вестибюль с грудой расставленных в беспорядке скульптур венчали массивные конструкции из разноцветного стекла. На стенах - множество глаз: открытых полузакрытых с лукавым гневным хитрым выражением. Я продвигался очень медленно, разглядывая каждый рисунок. Глаза казались мне живыми, они говорили со мной, наполняли меня энергией, насыщали. Дойдя до самого конца вестибюля, я почувствовал, что провел тут много времени. Задней стенки дворца не было, и я увидел последние лучи заходящего солнца. К вестибюлю примыкал широкий проход, пол в нем выгибался мостом и ограждался широкими стеклянными перилами. Я провел рукой по стеклу, и утонул пальцами в белой пыли. В том месте где прикоснулись мои пальцы тут же возник лёгкий ветерок и след испарился, затянулся пылью. Коридор не был украшен люстрами и глазами и его я миновал довольно быстро. Встряхнувшись, я вспомнил, что пришел сюда в поисках еды для своих друзей и пошел быстрее. Волк тянул какой-то пакет, явно творение человеческих рук. Может, тут где-то хранилище древних запасов? Если для волка они съедобны, почему бы нам не попробовать? Войдя в очередной зал, я замер как громом пораженный. Посреди зала возвышался фонтан, журчащие ручейки переплетались в затейливом узоре, образуя буквы. На каменном столе примыкающем к фонтану лежала книга. Настоящая книга в кожаной обложке с железными скобами по краям. Затейливыми символами была оплетена застёжка из белого металла. Тяжелые застёжки и вкрапленные в переплёт красные камни были покрыты налётом белой пыли. Я впился взглядом в строчки. Буквы прыгали у меня перед глазами, хотя я отлично усвоил урок и выучил каждый знак старинной микроузы. Но буквы этой книги не желал складываться в слова. Я ничего не понимал. Вглядываясь в строчки я вдруг заметил, что они меняются, расплываются перед моими глазами и наконец мне удалось прочесть несколько слов. Вот что это были за слова: «Доэмо не должен вникать в слова книги судеб. Он сам судьба». Книга была открыта примерно посредине, на замерших страницах тоже шевелилась лёгкая белая пыль. Сколько я не силился так и не смог перевернуть страницу. Ничего не соображая я протер уставшие глаза, и мне почудилось, что за фонтаном мелькнул человеческий силуэт в белых одеждах. Выпрямившись, я приготовился защищаться. На меня смотрели пронзительно синие глаза девушки. Лицо было худое, вытянутое с тонкими губами, голова чуть наклонена. Она опустила руку в журчащие струи фонтана и слегка шевелила тонкими пальцами.
- Тебе не нужно читать книгу судеб. Это только отнимет время. Ты и так уже потратил много лет жизни.
- Лет жизни? – Я отодвинулся на безопасное расстояние. - Кто ты и что ты тут делаешь?
- Я доэмо. Меня послали убить твою стаю, но тебе не надо меня бояться. – Я дернулся, вспомнив, что оставил своих друзей на подходе к руинам, а значит, она наверняка видела их. – Я не тронула твоих друзей, им никогда не выйти из карьера без тебя. Но они умрут от старости, дожидаясь тебя. Тебе стоит поторопиться Дар.
Я засмеялся, представляя себе, что проведу в руинах столько лет, что мои друзья умрут от старости.
- Меня зовут Лу, я иногда буду читать тебе книгу.
- Я и сам умею читать! – Запальчиво воскликнул я.
- Может быть другие книги, но не книгу судеб. Ты не родился прорицателем, или женщиной. Как бы тебе не было это противно, но придётся просить меня. Другие прорицатели доэмо пока не родилось. И не злоупотребляй своим происхождением, ты сам должен чувствовать, когда уже нет выхода, и пользоваться книгой только в крайнем случае. Сейчас уходи. Тебе надо увидеть своих друзей, иначе ты всё забудешь, разучишься чувствовать людей.
Я молча искал её взгляда. Меня разозлил этот покровительственный том, и вообще звук голоса. Если она Доэмо, то могла донести до меня всё это и без помощи голосовых связок. Стоп. Откуда я знаю, что могла? Перед моим мысленным взглядом снова пронеслись видения. Вход в пещеру, прекрасная заплаканная женщина, грустно листающая страницы священной книги и взрослый, мрачного вида мужчина. Он выжидательно смотрит на неё, просит о чём-то, его чёрные глаза сужаются и извергают пламя. Это у меня чёрные глаза. Может это мой отец? Нет. Будь у меня такой отец, он никогда бы не бросил своего сына. А может это я сам, только в другой реальности? Женщина очень похожа на ту, что сидит напротив меня, лениво играя струями фонтана
- О чём я мог бы тебя попросить в будущем? Что могло стать для меня таким важным?
- Ты ни о чём пока не просил.
- Но я видел! Ты не хотела прочесть мне что-то со страниц этой книги. Что?
- Откуда я знаю! Мне говорили, что ты настоящий псих, и ещё рано с тобой говорить! Посмотри на себя! Знаешь, сколько тебе лет?
- Десять. Или около того. А что?
- Десять? – Она расхохоталась высоким смехом. Ей не было смешно, будто множество стеклянных осколков посыпались на пол. И так же внезапно оборвался этот смех, когда я поймал луч синих глаз и стал тянуть из неё силу. Мне почти удалось, но она сумела вывернуться из-под моего взгляда, меня развернуло на месте и отбросило к стене. Потом она плеснула на меня водой из фонтана и тряхнув белыми, как пыль волосами, направилась в тёмный коридор.
- Ты найдёшь меня, Дар когда я стану тебе необходима. Лишь тогда ты сможешь уничтожить меня, а пока ты слишком многого не понимаешь.
Откуда она знает моё имя? Я сам его почти забыл. В стае не принято было пользоваться именами. Эта традиция пошла ещё с приюта. Слишком часто мы произносили имена наших друзей стоя над новыми табличками возле пустых могил, и постепенно научились не искушать судьбу и не звать друг друга по имени.
- Постой, нет ли здесь чего-нибудь съедобного? Мои друзья ждут меня снаружи, и они очень давно не ели.
- Тут полно еды и оружия, чтобы добыть еду.
- У кого? У жителей клоаки самих нечего есть.
- Думай, Дар! Не мне тебя учить.
Не обращая внимания на книгу, я сел на край фонтана и закрыл глаза. Пули. Вот из чего я создам пищу для своей стаи. По всему дворцу и перед входом были рассыпаны горы свинцовых шариков. То что осталось после последней битвы, а может это детали древних машин. Кто знает? Только на Атарае за такой материал можно получить что угодно.
А себе я возьму вот это - я сгрёб горстку белой пыли и ссыпал в карман. За моей спиной поднялась целая буря, исправляя разрушения, причинённые мной царству древних.
Я блуждал между этажей храма, видел сваленные на входе колонны, но не мог к ним пробраться. Сколько я не спал и не ел, мне уже давно было безразлично. Выход к фонтану я находил несколько раз, а вот наружу пробраться не мог. Каждый раз, доходя до конца коридора, я видел солнце в развале храма, и оно меняло расположение. И поле, из которого я пришел, окрашивалось то желтым, то серым, то зеленым. Я перестал чувствовать время, а оно вилось вокруг меня, закручивалось в вакуум, перемалывающий всё большее пространство, и втягивающий его в себя. Не чувствуя усталости, я блуждал в лабиринте времени, пока не увидел движущуюся к дворцу фигуру. Пыль вокруг меня закружилась, но я встал на самый край разваленной стены и крикнул, что есть мочи. Никогда не обращался за помощью к взрослым. Мужчина поднял голову. Он меня услышал! В ту же секунду меня осенило, что это, скорее всего враг, ведь взрослый мог быть только из клоаки. Из тех, кто преследовал стаю до карьера.
Меня охватил ужас. Только этого мне не хватало. На помощь надеяться не стоит. Он выхватил веревку, прикрученную за спиной, и мастерски бросил её в меня. Не долетев до цели, петля аккуратно зацепилась за острый выступ разрушенной стены. Я отпрянул и спрятался в коридоре. Пусть только приблизится! Но он помахал мне рукой, а потом упал на колени, сложил вместе ладони и запел, глядя на меня. Подкрасться он не пытался.
Пятясь по тёмному коридору, я прижимался спиной к стене и поднял такие облака пыли, что сам уже ничего не видел. А когда обернулся - понял что стена была зеркальной. Настоящий лабиринт. Пыль улеглась, и я впервые со времени бегства из приюта взглянул в зеркало. Ноги подкосились. На меня смотрело чужое лицо. Выглядел я старше своих десяти лет, а чувствовал будто прожил столетия. Чёрные глаза сверкали злобой и страхом. Тонкие бледные губы были сжаты в еле заметную линию. Неужели это я?! Этого не может быть! Я зашел сюда ребенком. Но если я вырос за этот день блуждания по древнему замку, то мои друзья не примут меня, и в норе мне будет не просто поместиться. Выйдя на разлом стены, я увидел, что веревка натянута и мужчина готовит какое-то приспособление, чтобы подобраться ко мне. Закрыв глаза, я расставил руки и шагнул на натянутую веревку одной ногой. Этаж был наверно третий, и откуда-то взявшаяся уверенность, что я не сорвусь, помогла мне. Нащупывая ногами дрожащую веревку я медленно двигался вперед, сосредоточившись взглядом на лице мужчины. Зашатался я в двух метрах от него, когда что-то в его лице показалось мне неуловимо знакомым.
Он ждал меня с улыбкой, скрестив на груди руки. Он не прятал глаз, но и не искал моего взгляда.
Когда мои ноги коснулись твёрдой земли, он развернул руки ладонями вверх и сделал шаг мне навстречу.
- Я знал, что ты вернешься! – Заговорил он глубоким басом. Мы всегда оставляли дежурных, пока было можно. А потом, стали приводить сюда всех новичков. Это твой алтарь. Чтобы попасть на это поле, нужно доказать, что достоин такой чести.
Он, наконец, посмотрел мне в глаза, и я узнал его. Один из моей стаи. Но почему он так изменился? Я задал самый нелепый для самого себя вопрос.
- Сколько прошло времени?
- Мы здесь ведем отсчёт с твоего ухода, Дар.
Я вздрогнул, будто мне дали пощечину. Он заметил мою реакцию и успокаивающе поднял руку.
- Мы больше не боимся наших имён, не страшимся клоаки. Идём, я расскажу тебе, как мы жили эти годы.
Я почувствовал себя страшно одиноким, ведь для меня прошло совсем немного времени.
- К нам пришла женщина, и сказала что когда-нибудь ты обязательно вернешься. И мы ждали. Обживали это место и верили, что дождемся. Нам было нечего есть и мы научились добывать коренья в этом лесу. Ставили силки. Ты не узнаешь карьер. Стая разрослась за эти годы. Вначале мы боялись тут всего, но когда доэмо сказала нам, что надо ждать, мы стали строить шалаши на краю поля. Рэон умер. Его укусила какая-то тварь на склоне карьера. То ли крыса, то ли паук - существо из клоаки. А Сари сломал ногу, и теперь ходит на руках.
Я молчал, боясь повторить вопрос.
- У нас прибавилось людей. Теперь стая насчитывает пятьдесят семь мужчин и тридцать женщин. Детей я не считаю. Через пять лет после твоего ухода мы решили предпринять вылазку в клоаку, чтобы добыть железные инструменты. Вылазка была удачной. Когда возвращались к карьеру - попали в засаду. Засада была устроена не для нас. Травили беременную женщину, она бежала и стреляла из лука. Надо сказать, мы единогласно решили её спасать. Такого стрелка нам ещё не приходилось видеть. Но она испугалась нас не меньше, чем преследователей. Оказалось, у неё было двое братьев и сосед, которые забаррикадировались в доме. Мы её уговорили уйти, и пообещали, что выведем и братьев. Сари вернулся норами и вывел всех к краю обрыва. Спускался он последний и в него попали камнем. Раздробили ногу. Потом эти люди, которых мы привели, долго привыкали к нашим обычаям. Одного даже пришлось воспитывать, как в приюте. Пока тебя не было, мы выбирали старшего каждый месяц. Потом каждый год. Потом к нам спустили партию повстанцев с Атарая и началась настоящая война. Эти люди хотели просто нас убить, чтобы мы не мешали им жить. Мы занимали немного места, но они привыкли отвоевывать территорию.
Он замолчал, мы углубились в лес. Я оглядывался по сторонам и видел, что вместо звериных троп, которыми мы прошли несколько дней назад, перед нами лежала широкая дорога, выложенная ровными камнями. Он свистнул, и на тропу выпрыгнул незнакомый мне подросток лет десяти.
- Это мой сын, - сказал член стаи. Эта информация меня добила окончательно. Я замер на тропе, не в силах сделать шаг.
- Сын?!
- Мы чувствовали острую нехватку женщин. После разгрома повстанцев мы оставили у себя всех их самок, не убивали и не стали прогонять.
- Почему ты их так называешь?
- Женщины – это те, что приходят к нам сами. А этих мы отбили в бою. Теперь уже мало кто помнит, но я вел летопись. Мы внесли такое правило на совете. Во всех сложных вопросах советоваться с тобой. Кто-то из первой стаи выходил на поле и проводил там ночь, и обычно утром решение бывало принято. Ты спускался из руин и говорил, как поступить.
- И сегодня ты пришел за советом?
- Да. Но ты ведь останешься с нами, доэмо?
- Почему ты так меня называешь? Разве мы не росли вместе, не бежали из одного приюта?
- Мы всегда знали, что ты другой… Мы пришли.
Перед нами высился двухэтажный каменный дом из стёсанных гладких базальтовых плит. Такие плиты изредка попадались в Атарае. Я глазам не верил.
- Это вы построили?
- Твой дом. Только не уходи больше Дар. Ты нам нужен. Мы ждали тебя все эти годы. Если ты уйдёшь, мы пойдём в Атарай.
- А тебя не смущает то как я выгляжу? Сколько мне лет, как ты думаешь?
- Тридцать пять, как и нам - тем кто пришел с первой стаей. Женщина Доэмо сказала нам, что ты читал книгу судеб и отдал ей старость, что ты вернешься таким же, каким ушел. К тому времени как мы состаримся, ты вернешь себе свои годы.
- Но я чувствую себя как и раньше, десятилетним. Орэн, я не готов, не могу руководить такой большой стаей.
- Как ты не понимаешь, ты наш оракул! Войди в свой дом. Мы собрали тебе библиотеку из микроуз. Ты же давно не читал?
- Ты покупаешь меня, как воспитатель.
- Неправда, Дар! Мы делали это для тебя, потому что верили. Долгие годы. Эта библиотека самая большая на планете.
- Откуда? – Отрывисто спросил я, уже делая шаг по направлению к дому.
- Часть забрали у повстанцев, а они вывезли с собой и спустили в карьер около пяти тысяч колпачков. Есть в клоаке торговцы, у которых мы выменивали микроузы на еду. Из Атарая к нам тоже приходили люди, кроме повстанцев.
- А что на той стороне карьера? Кто-нибудь ходил туда?
- Всё поле ещё никто не прошел. Ушли двое повстанцев, из добровольных рабочих. Но они и не собирались вернуться.
- Нужно узнать, что на той стороне. Мне кажется, там должен был выход в Атарай.
Всё это я сказал мысленно, но Орэн понял. Он кивнул, улыбаясь и распахивая передо мной двери моего нового дома.
Огромный холл выглядел абсолютно пустым, если не считать бассейна, от которого поднимались клубы пара.
- А это что такое?
- Ты не поверишь, сколько мы спорили, каким должен быть дом. Но в итоге решили использовать только то, что знаем о тебе. Ты всегда любил воду и микроузы. Несколько комнат мы оставили пустыми, вдруг за эти годы твои вкусы изменились? Библиотека, бассейн, водопад и разные предметы, о назначении которых мы не имеем понятия. Спальня – ты уж извини, тут все постарались. Вышло вот что.
Он подвел меня к двери комнаты и распахнул тяжелую деревянную дверь. Я
засмеялся, увидев обилие цвета и дерева. Жесткие низкие скамьи были застланы шерстяными одеялами. Стены были обиты мехом животных. Огромные окна от пола до потолка были завешены тонкими деревянными резными рейками.
- Вы тут просто музей охоты создали. – Я сбросил с себя запылённые лохмотья и огляделся в поисках куска материи. Орэн распахнул шкаф и достал огромное банное полотенце. Волокна жесткой ткани были сплетены искусным узором. Такие полотенца могли делать только в Атарае, для самых избранных.
- Это производят у нас. Обрабатывают кору деревьев и вымачивают в специальном растворе. Получается тонкая прочная нить. А женщины создают и не такие шедевры. Не буду тебе мешать. Когда искупаешься, позови меня, я приведу старейшин. Они тоже захотят с тобой повидаться.
- Каких старейшин? Я никого не хочу видеть кроме наших. – Ответил я мысленно.
Орэн смутился. Мне показалось, он отвык читать мои послания, и то, что он до сих пор меня понимает повергло его в шок. Он помолчал, потом ответив вслух:
- Я и имел ввиду наших.
Вода была тёплой и немного покалывала израненное мелкими порезами и ударами тело. Погрузившись на самое дно бассейна, я открыл глаза и увидел над собой толщу воды с переливающимися в ней преломленными лучами света. Кто я такой? Зачем они делают из меня оракула? Если я теперь умру, что будет с ними? А умереть я могу очень просто, как любой из них. И окажется, что моя маман была права, что я не должен был видеть в этой жизни ничего кроме хирургического скальпеля. Я не понимаю, что я делаю в этом мире, почему все эти сильные выносливые верные люди пошли за мной? Конечно, что-то со мной не так. Эти сны о других мирах. Моё маленькое, уязвимое , трепещущее «я», бьющееся в оболочке чужих тел не позволяет мне действовать и думать как другие люди. Все дети думают, что умеют летать, или по крайней мере могут научиться. Я не думаю, я – умею. И это не детские полёты во сне. Когда за мной гнались преследователи с клоаки, и я перемахнул с лестницы подъемного крана на дерево, разве я не летел? А мой взгляд, который забирает жизнь взрослых людей, когда я этого хочу? Не придумывай, Дар. – Не это ли я слышал каждый день, пока пытался рассказывать о том, что чувствую. Когда же я замолчал, все вдруг поверили. Сначала стая, а потом и воспитатели. Они испытали на себе.
Вода искала вход в слабую физическую оболочку, и с каждой секундой, проведенной под водой, я понимал, что могу не дышать ещё и ещё, и со мной ничего не произойдёт. Что я ещё могу «не…»? Почему я не ищу участия высших сил, как это делают мои друзья? Неужели мой путь предопределен заранее? Кем? Мной самим – взрослым и сильным, забросившим часть самого себя в этот агонизирующий мир? Мной, вырвавшим часть своей души, растоптавшим её и разметавшим осколки по задворкам далёких звёзд.
Нет. Я сам начертил путь носком ботинка на дне норы. И если меня не станет, кто пройдёт путь до конца, что станется с той силой, что у меня внутри? Я принёс с собой из развалин белую пыль, высыпавшуюся из кармана на бортик бассейна. Мне не захотелось её счищать. Я подумал, что эта пыль – всё, что осталось от прошлых людей, тех, что были до катаклизма. Они думали, верили, что всесильны, изобретали умные машины, строили краны, на крюках которых теперь вешают маленьких мальчиков. Эти люди исчезли все в один миг. Выгорели, испарились и остался только прах. Среди них были прекрасные девушки. Настолько прекрасные, что их глаза отпечатались на стенах древнего дворца, чтобы хоть какое-то напоминание осталось. И я никогда не встречу такую девушку. Мы разминулись. И сам я скоро стану такой же пылью. Я никогда не скажу ни о ком: «вот мой сын». Откуда я знаю, может та женщина, которая будет его матерью захочет избавиться от него так же, как моя маман? Я не стану даже пытаться продолжить себя в ком-то, чтобы не давать ей такого шанса. Как мои друзья могли забыть, как поступили с ними их матери и отцы и завести собственных детей? Я не хочу думать о смерти, но мысли преследуют меня во сне. Чума – страшная безглазая, безпощадная. Чёрные стены подземелий, где я всегда один блуждал и даже не пытался найти выход. Или чёрные холодные глубины с ехидным подмигиванием далёких звёзд. Почему мы тут так редко смотрим в небо? Микроузы говорят, что небо полно звёзд, но мы их не видим. Как же мы далеки! Одичавший зверинец, брошенный хозяевами.
Надо всплывать, на краю бассейна кто-то сидит и зовет меня испуганным голосом.
Вынырнув на поверхность я сделал несколько глубоких вдохов и мне снова захотелось нырнуть. Лу перебирала пальцами горстку белой пыли и испуганно на меня смотрела. Интересно, чем я её так напугал?
- Почему ты не всплывал? Что ты хочешь доказать?
- А разве доэмо умирают?
- Конечно! Умение читать книги ещё не дарит бессмертия!
- Мне кажется, ты ошибаешься. А даже если и так. Что изменится на свете, если я умру?
- Изменится всё! Ты не совершишь того, ради чего пришел, не найдёшь своей единственно правильной половины, не оставишь памяти о себе.
Ну вот, и она про то же.
- Я не стану искать. Я сам по себе. Мне никто не нужен.
- Даже самый великий не является абсолютным целым. Мы поговорим об этом, когда ты подрастёшь.
- Я не стану разговаривать об этом, тем более с тобой. Женщины лживые и подлые создания.
- Откуда такая уверенность? У тебя было тяжелое время, но не стоит мерить всех женщин по той единственной, которую ты знал.
- Я уже знаком с двумя, – процедил я, набирая воздух в лёгкие.
 Она взяла тонкими пальцами щепотку пыли, и растерев, уронила в воду.
- Не смей так делать! Может там, среди этих пылинок было что-то важное! Чья-то жизнь, может там до великого взрыва и осталась та единственная моя половина, которую мне не суждено будет найти здесь?!
Она посмотрела на меня очень внимательно и убрала руку.
- Извини, я об этом не подумала. Ты не сиди долго в воде, иди лучше поспи. – Она встала и, не оглядываясь, направилась к выходу.
Я вылез из воды, стуча зубами. Напряжение отступило, ему на смену пришла страшная усталость.
Друзья явились под вечер. Они все выглядели древними старцами. Мне приходилось задирать голову, чтобы заглянуть каждому из них в глаза. Я чувствовал себя ужасно глупо, отвечая на их вопросы. И не мог отделаться от ощущения, что снова попал в приют.
- Что ты думаешь об экспедиции к другому краю карьера? – Спросил мой друг, который первый придумал обычай не называть друг друга по именам. Теперь он об этом не помнил. Поэтому сразу войдя в комнату, сообщил, что это он, Таяр. Был он коренастым и мощным. Прямые светлые волосы слегка поредели и он собрал их сзади в короткий хвост. Третий, Эйтан - был младшим среди нас. В приюте мы его опекали и теперь старейшины продолжали благожелательно улыбаться, когда он что-то говорил. Больше всех меня поразил Сари. Он почти не изменился в размерах с того времени, как мы расстались. Худое подвижное тело, веселый взгляд карих хитрых глаз. Но в комнату он вошел на руках. Я знал от Орэна, что Сари стал инвалидом, но тому, что рассказал мне Орэн не придал значения. Четверо старейшин, четверо моих братьев превратились в рассудительных мужчин. У каждого был дом на опушке священного леса Дарона. Дароном они называли свою новую стаю. Сменив правильный обычай, выбирать старшего раз в год, они стали править своим маленьким поселением бессменно, от этого решение простых вопросов занимало теперь много времени. Орэн, Таяр и Эйтан сели рядом, а Сари пристроился на подоконнике. Оттолкнувшись руками, он зацепился здоровой ногой и сел как не в чём не бывало, подвернув под себя раздробленную ногу.
Он специально бахвалился своими акробатическими умениями, я видел его гордую улыбку и затаённую в глазах постоянную боль.
- Я хочу отдохнуть, ребята. Не знаю, сколько времени. Я поживу в этом доме, раз уж вы позаботились. Но возможно, буду уходить иногда. Не стоит вам меня показывать вашей большой стае.
- Мы принесем тебе рисунки летописей.
- Рисунки?
- Тут ни у кого нет датчиков для микроуз. Поэтому мы рисуем то, о чём хотели бы рассказать.
- Я научу вас читать. Но сначала нужно научить детей. И тогда станет проще общаться тем, кто не понимает нашего языка. И ещё нужно организовать поход на ту сторону карьера. Знаете, что я видел? В этом поле полно маленьких свинцовых шариков. А свинец самый дорогой металл в Атарае. Мы сможем купить у них всё, что вам нужно. Материалы, матрицы для микроуз, медицинское оборудование. Мы не станем их упрашивать. Пошлем парламентеров с другой стороны. Они же не знают,, что мы живем в карьере, а не за ним. Раз вы все такие представительные, и вас уже не смогут загрести в армию, пошлем кого-то из старой стаи и несколько молодых.
- Не все представительные! – Подал голос Сари. - Ты ещё и дня не находишься здесь, а уже почти решил две важнейшие проблемы. –Сари болтал здоровой ногой, глядя в окно. Таяр бросил на него взгляд и я понял, что среди старейшин стаи нет понимания, и дружбы давно уже нет. Придётся с этим как-то жить. Попробую им напомнить постепенно – кто они и откуда вышли. Помнит, похоже, только Сари.
- Я устал, мне хочется спать.
Они моментально встали.
- Не будем тебе мешать, доэмо. Мы придем завтра.
- Сари, останься на минуту. – Сказав это, я тут же пожалел, увидев, что это не понравилось остальным.
Уходя, они все поклонились мне, будто я был важным чиновником Атарая. Я был им нужен, как деревянный столб, который они врыли у входа в свой новый мир.
- Ты бравируешь своим подвигом или умением ходить на руках? – Обернулся я к оставшемуся другу.
- Мне так удобно! Нет такого закона, чтобы заставить меня хромать!
- А ты никогда не будешь как все, и никто от тебя этого не ждет. Просто кровь приливает к голове значительно чаще, чем это нужно. Я хочу посмотреть на твою покалеченную ногу.
- Зачем?
- Это тебя обижает?
Он молча стал разматывать жгут. Нога была немного отёчной, над коленом выпирал уродливый нарост.
- Перелом был открытый?
- Нет.
- Тогда почему ничего не попытались исправить?
- Дар, это было много лет назад. Мы тогда ничего не знали, а теперь поздно. Никому тогда не было до меня дела, да и сейчас нет.
- Давай договоримся, я исправлю это упущение, а ты не обязан никому говорить, что можешь ходить на двух ногах. Или ты и так можешь?
- Могу, но хромаю.
- Не будешь хромать. А у тебя здорово получается. Тридцать пять тебе никак не дашь.
- Тебе тоже.
Мы засмеялись. Я приложил руки к его развороченной ноге и вдвинул кость на место. Он дико заорал и потерял сознание. Ничего. И не такое выдерживали. Теперь осталось срастить кости. Пока он был без сознания, я пытался сдвинуть кость, и мне это удалось. Видимым потоком синего света энергия вливалась в поврежденные ткани и оживляла их. Ему придётся помучиться. Но зато потом не будет страдать от своей ущербности. Нога распухла и стала горячей. Он открыл мутные глаза и застонал.
- Ничего, Сари. Завтра я ещё попробую. Пока будет сильно болеть. Ты сможешь идти на руках?
Он мотнул головой, закусив губу. Я поднял его и понёс. При этом его глаза расширились от изумления. Ну ещё бы! Десятилетний мальчишка не может поднять взрослого мужчину, даже очень легкого. Я отнёс его в одну из пустых комнат и сгрузил на пол.
- Пол холодный, - пожаловался он.
- Я принесу тебе шерстяные одеяла из своей спальни. Выглянув из дома, я увидел топчущихся у входа старейшин. Они не ушли. Их мучило любопытство.
- Я оставлю Сари тут. До завтра. – Они нехотя потопали к лесу. Я вернулся к Сари. Он сидел в углу пустой комнаты, завернувшись в одеяло и дрожал как осиновый лист.
- Знаешь, сколько стоит галлон такой силы в Атарае?
- О чём ты?
- Я в силу сложившихся обстоятельств не имею семьи, и сидеть всё время в Дороне мне скучно. Инвалидов в клоаке пруд пруди, и соответственно одевшись, я иногда туда лажу. Однажды мне пришлось там встретиться с Атарайским беглецом. Я привёл его сюда. Тебе надо с ним поговорить. Обязательно!
- Хорошо. Тебе надо поспать.
- Нет, Дар, подожди. Он рассказывал мне о тайных хранилищах Атарая. Помнишь, мы все боялись армии? Они делали из людей послушные машины.
- Конечно, помню! Для меня это ведь было несколько дней назад.
- Я тоже всё помню, будто это было вчера, Дар. А старейшины забыли. Они пекутся только о своём благополучии. Так вот, вопрос «зачем они это делают?» нас тогда очень волновал. Этот человек рассказал мне, что биотвари – это просто вторичный продукт. А калечат они людей именно для того, чтобы добыть энергию, которой ты так щедро со мной сейчас поделился. У всех она есть в минимальных количествах. Называется она «бро». Это Бро они выкачивают из людей и сжижают с помощью древних технологий, а потом сливают в специальные контейнеры, и используют для активации древних машин. Как древние заводили свои машины – не знает никто в Атарае. Возможно у них было этого Бро с избытком. А после великого катаклизма люди утратили не только знание но и силы. Вы – доэмо гораздо сильнее обычных людей именно потому, что не потеряли свою энергию. Твоей маман наверняка отвалили немалые блага за твой организм. Обычные люди тратят своё время, и силы, чтобы закачать в свои тщедушные тела немного бро. Ты знаешь, чем дорожат жители Атарая?
- Металл, который называется ценив. Его можно обменять на что угодно.
- Правильно. А зачем он нужен? Оказывается, он поддерживает жизнеобеспечение контейнеров с Бро.
- Но я остался жив не благодаря этому. Не потому, что я доэмо.
Сари задумчиво покусал бледные губы.
- В тебе есть ещё какая-то сила. Тебе стоит поговорить с этим беженцем.
Выспавшись на жесткой скамье не хуже чем на лебяжьем пуху, я отодвинул деревянные рейки, закрывающие окно и вышел из дома, миновав сонную охрану. В дозоре стоял молодой парень, из новых членов стаи.
Меня мучил голод. Можно назвать его духовным, но это было бы цинично. А я не хотел причинять вред никому в карьере. Тут у меня врагов не было, поэтому я оживил в себе воспоминание о событиях двухдневной давности и крадучись, двинулся к скале.
Наросты красного мха светились в темноте, я приготовился к изнурительному подъему, когда заметил удобные ступени, выбитые в камнях. На нижней ступени сидела белокурая доэмо и улыбалась. Опять она! Внутри меня всё сжалось от внезапно вспыхнувшего гнева. Я даже застонал. Кто она такая, чтобы говорить мне, что будет, вмешиваться в мою жизнь и крутить жизнью моих друзей.
Она почувствовала моё состояние, или прочитала мысли, не знаю, только улыбка сползла с её лица.
- Я просто хотела помочь тебе, Дар. Больше ничего.
- Разве я просил помощи?
- Я больше не стану приходить к тебе, пока ты не позовешь меня. А ты обязательно позовешь, когда поймешь, что пища, за которой ты сегодня будешь охотиться, больше тебя не насыщает. Когда прочтешь все, что собрали для тебя люди.
- Почему ты думаешь, что знаешь обо мне больше, чем я сам. Кто я? Для чего я здесь нахожусь, и для чего я пришел сюда? У тебя есть ответы?
Она покачала головой.
- Вся наша жизнь это только искаженное отражение в зеркале. Отражение, которое возникает уже после того, как объект ушел и занялся чем-то другим. В твоём новом доме есть такое зеркало. Амальгама вставленная в стену твоими почитателями имеет совсем не то значение, какое придавали ей твои друзья, когда создавали её. Прежде чем ты исчезнешь на долгие годы, посмотри в него.
- Сейчас я иду наверх. Мне нужно пополнить силы.
- Ты можешь летать. Дар.
Я и сам знал, что могу, только не хотел слышать это от неё. Когда я прошел мимо неё, она отшатнулась и вскочила со ступеней.
- Хочешь, я помогу тебе быстро насытиться энергией?
Я молча стал подниматься по ступеням, выбитым в скале. Вопрос доэмо повис в воздухе.
Когда они успели построить ступени?
Мышцы ног сводило судорогой. Когда мы спускались сюда, то не обращали внимания ни на что, кроме погони. А теперь я вдруг понял наших преследователей. Им не хотелось сгонять нас в карьер на верную смерть, но большинство не задумываясь преследовало добычу, а те кто задумывались – боялись отстать от стада и чем-то отличиться от него. Теперь моя стая чем-то стала походить на обитателей клоаки. Ещё несколько лет - и моих друзей нельзя будет отличить от чиновников Атарая. Теперь я иду на охоту. Я один и всегда смогу остановиться. Мне нужно Бро, или как там называется их жалкая трепещущая масса, подпитывающая их страхи и самомнение. Так нельзя, Дар. Ты должен видеть в каждом из них что-то особенное, никогда не забывай, что ты один из них. Иначе ты превратишься в контейнер, накопитель силы, и в один прекрасный день тебя выпотрошат и начинят металлическими шариками.
Подъем закончился. Теперь я шел по скользкому полю. Тонкий грязный лёд, с проступающими пятнами ржавчины ломался под ногами и я то и дело проваливался в ямы.
Почему в клоаке всегда холодно? Нет, тут бывает лето, но ощущение холода не отпускает даже в жаркие дни. Я сейчас совершу нечто отвратительное. Эти существа и так обижены судьбой, а я пришел к ним смертью. Я не стану здесь оставлять обесточенные тела. Дальше, на Атарай! Завтра меня хватятся и Сари будет страдать от боли в недолеченной ноги, и люди Дарона скажут, что старейшины обманули их. Не могу я быть сам по себе, пока они ждут меня. Как сказала эта белая Доэмо? И самый высший не может быть цельным? А что она имела ввиду? Самый высший.
Я перешел на бег и до самой красной черты Атарая не встретил ни одно живое существо. Что с ними случилось? Может они все вымерли за двадцать пять лет? Я ни о чём не спросил стаю, просто пошел и всё. Дорогу мне преградил красный луч. Вот она черта клоаки. Искусственные люди стояли на вышках через равные промежутки красной черты. Какие они искусственные? Просто из них выкачали Бро, а потом использовали то, что осталось. Интересно, что с ними будет, если влить в них немного силы. Надо будет найти этого беженца с Атарая и спросить его.
Линию я перешел почти незаметно. Неужели их датчики не среагировали на меня, как на живой объект? Или я уже умер там в развалинах, а остальное агонии блуждающей души. Вот я и на родине. Ха-ха. Этот оазис со всей его вычурной безобразностью для меня не родина, я даже не гость тут, а пленник. Почему я так думаю? Опять детские мысли о смерти? Нет. Знаю, что есть другая жизнь и там я не разбиваюсь на осколки царапающие края друг друга. Там я живу.
На моём пути возникло прекрасное белое здание института, газовые фонари освещали вылизанный фасад и аккуратно подстриженные кусты. Всё для удовольствий, и для страданий. В одном из снов я видел как золото губило людей. Главной причиной распространения чумы и её исчезновения – тоже было золото. Оно не несло им ничего кроме блеска и тяжести, однако люди становились безумными, завидев знакомое сияние. А у нас такое безумие вызывает ценив. Тяжелый серый металл, из которого льют формы для микроуз. Чем больше ценива, тем больше ёмкость, которую для тебя наполнят специальные люди, охраняющие Бро. Кажется я пришел. Тут я буду охотиться. Одной страшной историей больше. Люди в Атарае привыкли к страшным историям. Научились их не замечать.
Выйдя в ночной центр развлечений, я застыл возле скульптурной группы посреди площади. Впиваясь взглядом в лица ночных прохожих, я чувствовал тёплые крылья ночной бабочки, лёгкими взмахами щекочущей моё лицо. Поняв, что могу брать у каждого немного, я замесил такой коктейль сил, что обнаружил себя лежащим на парковой дорожке под развесистым деревом в золотой ограде. Дерево выжило после катаклизма и мутировало, пустив корни такой длины и силы, что они пробили катакомбы тянущиеся на много километров под Атараем. Интересно, что находится в этих катакомбах? Эти самые хранилища, накопители бро? Или древние прятались там перед последней битвой, в которой не осталось победителей?
Моё одурманенное воображение разыгралось не на шутку и картины чумного города поплыли передо мной наяву. А я - страшный призрак этого города метался между опустевшими холодными домами, танцуя на припорошенных снегом пепелищах. Кровь хлынула из носа и потекла в рот. Я попытался сесть, отплёвываясь. Напившись собственной крови я слегка протрезвел. Если я буду брать так много бро, то скоро сам превращусь в чудовище. Мне придётся спросить у женщины доэмо, как они борются с чувством энергетического пресыщения. Теперь мне было жаль, что я проделал такой долгий путь, намереваясь отнять чьи-то жизни. На замену жгучей ненависти в Атарайцам пришла бесшабашная веселость, и я направился бродить по спящему городу. У недостроенного центра красоты на самодельной скамье сидел сгорбленный человек и смотрел на затянутое тучами, ночное небо. Между его ног был зажат небольшой конткейнер, и он время от времени проверял его рукой. Я пристроился неподалёку. Что он тут забыл ночью? Жилых домов поблизости нет. И зачем он таскает за собой канистру? На пустом проспекте послышались тихие голоса, и из ночного сумрака выплыли двое хранителей в форме. Они направились к мужчине и остановились возле него, нависнув неизбежностью. Мужчина поднялся, сжимая двумя руками канистру, хранители придвинулись ещё на шаг.
- Я слушаю тебя, старик! – сказал он, хотя мужчина был одного с ним возраста.
- Я принёс вам всё, что у меня было в запасе, только помогите! Влейте в неё сколько надо! И верните ей жизнь!
- Ты заблуждаешься старик, - с насмешкой сказал второй. Она только теперь и начинает свою жизнь. Она живёт для Атарая, а раньше она прозябала в твоей вонючей берлоге. Если бы это была твоя дочь, я бы ещё подумал, а так ещё неизвестно, зачем тебе бедная девочка. А? Молчишь?
Говоривший, высокий подтянутый положил руку на канистру с Бро и потянул к себе. Мужчина разжал пальцы и мешком рухнул на скамью. Он и не подумал возразить.
- Ещё неизвестно, откуда ты столько Бро насобирал. Может забывал сдавать, то что должен был Атараю?
- Я всегда платил в срок! Помогите ей, вы же обещали!
Двое мужчин без слов развернулись, и прихватив с собой канистру, направились в темноту. Со скамьи послышался глухой плач. Я заворожено слушал и чувствовал, как моё тело наполняется приятной тяжестью, ещё какую то силу я брал из этого плача взрослого человека. Пил его как восхитительный нектар. Мне уже хватит бро, я это знал. Иначе случится что-то плохое, о чём я буду сожалеть. Но это было что-то другое. Сила – весомая и острая как отточенная пластинка ценива. Задыхаясь от переполнявшего меня нечто, я приблизился к мужчине.
- Расскажи мне. – Сказал я и замолчал. В горле клокотало от избытка Бро.
Он поднял на меня слезящиеся глаза и улыбнулся.
- Иди мальчик. Я больше не подбираю бездомных детей. Говорят, их нужно отводить в приют, а не оставлять у себя. Я не послушался, и вот что получилось.
- Что получилось? – Я незаметно опустил руку к нему на затылок и в меня потоком, пульсируя потекла история всей его жизни. Он застонал, выворачиваясь, но встать не попытался.
- Доэмо! Ты доэмо. Я слышал о вас, но никогда не видел. Они увели мою дочь. Шесть лет назад я привел с улицы ребенка. Она осталась у меня. И никуда не пошел сообщать. Жены нет, работа не квалифицированная. Я был сторожем во внешнем круге контейнеров. У меня даже знака хранителя не было. Но некоторых я знал, и карту хранилищ видел один раз. Девочка росла. Теперь ей двенадцать. – Он запнулся. – Было бы двенадцать. Если они выкачивают по всем подуровням то и возраст уменьшается. Хранители вдруг спохватились. Месяц назад прислали мне бумаги, чтобы я доказал родство, и если нет, привел Кору в пункт приёма детей родины. Я не пошел, просто ничего не стал делать. А три дня назад она исчезла. За ней приехали в школу и всё. Я был везде, и возле хранилищ и на пункте. Я знаю все точки, но уже поздно. Мне сказали, что их сразу выкачивают. Потом пичкают заменителем через неделю, и уже не вернуть. Она станет биотварью, моя девочка.
Странно, он сказал возраст уменьшается от нехватки бро? Может и меня держали в развалинах для этого? Но кто? И я же продолжаю думать, не стал биотварью.
- Зачем ты отдал им Бро?
- Вчера они сказали принести всё, что у меня есть, и тогда они попробуют мне её вернуть. Если организм сильный, он сам может восстановиться за несколько месяцев. Я хотел забрать тело, но они не отдают.
- Ты смотри на меня и думай о своей дочке. А я её попробую найти. А Бро мы у них сейчас заберем. Это твоё.
- Что ты, мальчик! Они хранители, у них силы в десять раз больше! И как мы их найдём?
- Ты этого хочешь? Или тебе себя жалко?
- Я отдал всё, что должен был сдать и ещё с себя скачал, у меня мозги не работают. Конечно я хочу, и пока ходить могу буду искать, пошли.
- Постой, - я надавил пальцами ему на лицо и заставил широко открыть рот. Потом попытался влить немного силы. Всё пропало даром. Он её не принимал. Интересно, возможно ли это в принципе, вернуть Бро человеку, который выкачан почти до конца. Тут мне почудилось слабое свечение у него в подкорке, в затылочной части. Неимоверным усилием направив поток ему в глаза, я невзирая на крики мужчины и слабые попытки вырваться протолкнул часть потока и направил туда, где видел свет. Мне стало нечем дышать, через несколько секунд я понял, что опустошен до предела, а мужчина катался по земле крича, и держась за голову. Но я твёрдо знал, что сделал всё правильно, может можно было как-то иначе, менее болезненно, но времени разбираться – нет. Теперь Бро что было в его канистре было мне просто необходимо. Теперь оно было моё.
Я бросился по проспекту в ту сторону, куда ушли два хранителя, а несчастный отец девочки припустил за мной.
- Не лети, доэмо. Я знаю, где их искать. Сами они с канистрой ничего не сделают. Есть склад, где они могут или влить её себе, или спустить в хранилище.
Мы вышли в самую неустроенную часть города, почти вплотную приблизившись к красной черте Атарая. Тут вышки были расположены значительно ближе одна к другой и биотвари следили за нами холодными глазами роботов.
- Бедные дети, мёрзнут тут на вышках. И не сойти не согреться.
- Кто? Эти? Они не мерзнут. Вот если бы заменитель Бро у них скачать, тогда бы им было холодно. Ты о себе думай. Как голова?
- Не знаю. Кажется, что моя голова осталась там на скамейке, а я чувствую себя как будто мне пятнадцать. Но это не Бро. Не знаю, что ты мне дал доэмо, только я чувствую, это другое. Слышал, что высшие хранители работают над биотехнологиями по переработке Бро, и пытаются извлечь какое-то вещество, чтобы достигнуть омоложения.
Он пристально взглянул мне в лицо.
- Ты по сторонам смотри. Далеко ещё?
- Вон там, видишь на пустыре ровная площадка. Это подземное хранилище. А вход через вышку номер шесть. Там всегда двое ребят сидит.
- Две биотвари мне не одолеть. Нужно выманить одного. Но как? Они эмоциями не страдают.
- А вот и ошибаешься. Всё у них как у людей, только очень глубоко под слоем заменителя. Ты знаешь, откуда их набирают этих ребятишек?
- Ещё бы мне не знать, - буркнул я.
- Скажи такому пареньку, что к нему мама пришла, он и покажется тебе человеком.
Я засмеялся. Если бы мне в мою бытность в приюте сказали, что пришла мама, я бы того, кто принёс эту новость, возненавидел бы сильнее, чем воспитателей. Те хоть в душу не лезли.
- Мы так говорить не будем. Мы попробуем на соседнюю вышку залезть, и ты знаешь что? Ты мне пока не нужен. Садись там на пригорке и набирайся сил. Как биотварей отключать – я понятия не имею, но надо попробовать. Есть у меня одна идея.
Сконцентрировав в себе ту субстанцию, что я впитал вместе с плачем мужчины, я полез по скользким ступеням.
- Подожди, доэмо, тебе самому сила нужна! Ты мне не только бро отдал, но и молодость свою. Сам-то на сколько лет состарился.
- Я не старюсь, а взрослею. Ты за себя переживай! – Я уже был посредине лестницы.
- Куда? – Бесцветным голосом поинтересовался стоящая на вышке биотварь.
- К тебе. Мне очень надо.
- На полтора метра запрещено. Применю силу.
- Учту. – Я остановился. Полтора метра много, не знаю, смогу ли метнуть в него сконцентрированным плачем. Отключить, потом выкачать заменитель. Но как подобраться? Попав в его объятия, я уже никогда не вырвусь. Из оружия – короткие пики и стеклянный шип начинённый циваном. Никаких лучевиков биотварям не дают. Это только для высших хранителей и разумной охраны. Я молча прицеливался, а он бесстрастно смотрел на меня и ждал. Ему было безразлично, почему я здесь. Интересная теория у человека, сидящего внизу. Я прищурился и выпалил, собирая в дугу силу:
- Твоя семья тебя разыскивает.
Он не отреагировал.
- Мама, сестра, - продолжил я самозабвенно.
- Два метра запрещено, - вдруг проговорил он, и я увидел,, как он изготовился к прыжку. В то же мгновенье я метнул в него дугу, промазать было страшно, я чувствовал, что больше не соберу. Правда, оставался ещё отец пропавшей девочки на пригорке, можно было подзарядиться от него, но контролировать количество я не умел, а убивать его не хотелось - не многим атарайцам интересна судьба приютских. Дуга достигла цели и воткнулась в кадык биотвари. Он судорожно стал шарить по ней руками, пытаясь скосить глаза. Я тем временем перемахнул за решетку вышки и оказался у него за спиной. Обвивая дугу вокруг мощной шеи солдата, я продолжал вдавливать в его мозг всё что накопил за это время. Просвета не было. Сплошные тёмные пятна. Заменитель растворял всё Бро, что я посылал а сила дуги ослабевала. Так, надо спускаться, иначе он меня убьёт.
В этот момент над решеткой показалась голова человека.
- Я же сказал тебе сидеть и набираться сил! – Крикнул я, понимая что он подставился биотвари и сейчас его не станет. Человек пове6рнулся к солдату и заговорил быстро-быстро.
- Я знаю, что ты меня слышишь, что ты чувствуешь. Эти гады мою дочку выкачали. Родной мой, не сопротивляйся, может мы через тебя поймем, как вернуть ребятам мозги. Она такая хорошая девочка, никому плохого не делала, а теперь её во льду будут держать, а потом на вышку поставят, чтобы голодных отпугивать. Помоги, мальчик!
Руки биотвари уже протянулись к горлу человека, но вдруг он услышал. Я смотрел во все глаза, как в чёрном провале его сознания открылся маленький водоворот и втянул энергию плача. Не Бро, которого у меня почти не осталось, а именно то, что я отобрал у отца девочки там на проспекте.
- Идти за мной, - глухо сказал он и стал спускаться с вышки. Я не верил своим глазам. Биотварь добровольно покидала пост и вела нас к хранилищу. Подойдя к соседней вышке он держа одной рукой пику, стал медленно взбираться по ступенькам. Поднявшись над решеткой посмотрел на биотварей и отсалютовал. Потом показал на нас, топчущихся под вышкой.
- Груз. Везти в хранилище. Я конвоирую ты иди на мой пост.
Один из солдат молча стал спускаться за ним с вышки. Мы шли за биотварью. Я шатался от усталости, меня трясло, перед глазами мелькали пятна.
- Ты видишь, я тебе говорил, они чувствуют, - зашептал отец девочки.
Я вцепился в его руку, он меня уже тащил. Дорога к хранилищу показалась мне вечностью.
Мои глаза раскрылись, когда я врезался в спину битвари, и он развернул ко мне своё бесстрастное лицо.
- Дальше сами, – металлическим голосом сказало существо. У меня пост.
Отец девочки потащил меня к бункеру, которым начинался вход в хранилище.
- Давай, мальчик, думай! Если нас тут увидят хранители – тогда мы трупы. И ты тоже. Я думал - ты доэмо, а ты обычный пацан. Но всё-таки получилось пройти! Это ж надо!
- Это ты его уговорил, - мы тихонько засмеялись.
- Надо найти мой контейнер с Бро, и ты выпьешь немного.
Я знал, что принимать Бро внутрь мне не стоит. Нужно было найти хранителя, а лучше парочку, вот тогда можно было восстановиться без труда.
Перед глазами вставало лицо маленькой девочки с яркими зелеными глазами. Это был тот образ, что высвечивался в голове у моего спутника.
Бункер был не заперт, ну ещё бы! Они не боялись нападения с такой охраной.
Ступив на гладкий пол из зеркальных плит, я собрался двигаться дальше, но отец девочки дёрнул меня за руку.
- Это амальгама памяти. Иди только по каменной полосе, иначе они смогут определить, кто тут был. До следующего посетителя амальгама держит изображение.
- Откуда ты знаешь?
- Я работал во внешней охране, мне рассказывали. Смотри, там комната – надо до неё добраться. Внутри возможно есть баллоны с бро, и точно есть куртки хранителей.
Мы бегом, стараясь ступать на узкую каменную полоску в полу добежали до комнаты. Мне в глаза бросился стенд с ключами. Все ключи были сделаны из ценива, непонятно зачем, ведь ценив – очень дорогой металл. Куртки лежали аккуратными стопками по размерам. Я схватил самую маленькую, а отцу девочки протянул куртку, висящую отдельно. Она показалась мне подходящей. Он отшатнулся.
- Это куртка старшего хранителя, она неприкасаема!
- Плевать, ты пришел сюда прислуживать или драться?
Он нерешительно взялся за куртку.
- Я не уверен, что смогу с ними драться. Они каждый день живут на бро, Они им дышат, купаются в нем.
- Отнимают его у детей, а детей убивают. – В тон ему продолжил я.
В углу комнаты действительно стояли контейнеры с бро. Мой спутник подхватил один и взялся за крышку.
- Пей, парень! Тебе надо пополнить силы.
В его мыслях даже не возникло сомнение, что бро нужнее мне. Он не испытывал и капли жадности.
- У меня не получится. Мне нужен живой проводник. Я его пью не так, как ты.
Он озадаченно опустил канистру.
- Ты выпей, а я заберу его у тебя. Пей и смотри мне в глаза.
Он молча поднёс канистру ко рту и стал пить большими глотками. Знаешь, что с нами сделают, если поймают? – По его подбородку стекали серебристые струйки бро.
- Вас уже поймали, а что будет – вы сейчас узнаете! - Раздался голос. В комнату вошел сухощавый подтянутый человек с аскетическим лицом. Меня он не замечал, а сверлил взглядом моего спутника.
- Я пришел за своей дочкой! А бро у меня отняли насильно! Я чужого не брал! Это я за всю жизнь накопил – Испуганно и с вызовом сказал отец девочки. – Я готов был всё отдать, чтобы её вернули.
- Не густо, - усмехнулся хранитель. – Только ты поздно пришел. Её уже нет.
Я увидел, как отец девочки побледнел, сразу поверив, руки его затряслись, и он сразу превратился в старика.
- А если влить в неё бро? – Подал голос я.
Хранитель живо обернулся и внимательно посмотрел на меня, избегая смотреть в глаза.
- Видите ли, юноша, я знаю, за какой девочкой пришел этот человек. Этот ребенок не его, и он изначально не имел права оставлять её у себя. Она была проводником бро. Есть люди, с которыми ничего вообще не произойдёт, если выкачать из них бро, они такими и останутся, а эта девочка состояла полностью из этого ходового материала. Она – заблудившийся сгусток главной энергии Атарая. И теперь она исчезла. Её просто нет. Я не вру, если хотите, идёмте и я вам покажу, какой она была. Её изображение осталось в амальгаме зала перекачки.
Я кивнул. Безутешный отец никак не отреагировал на слова хранителя. Хранитель резко повернулся и пошел к выходу, коротко кивнув мне. Мы пошли за ним по коридору, уже не таясь и не стараясь держаться каменной ленты сбоку от амальгамы. Он всё время избегал смотреть мне в лицо из чего я понял, что ему известно – кто я. Я всё время ждал нападения, и мышцы были напряжены до предела.
- Не входи в зал, - бесцветным голосом прошептал отец девочки. – Возьми моё бро и отомсти за мою дочь.
Хранитель повернул за поворот коридора, старик схватил меня за плечо и умоляюще взглянул мне в глаза. Я понял, что это будет лучшее, что я могу ему дать – забвение. Ещё одно преступление против Атарая, но мне не привыкать.
Бесчувственное тело рухнуло на стеклянный пол, и я припустил следом за хранителем, который маячил в конце коридора. Он понимающе оглянулся, и ни о чём не спросил.
Открыв толстую цинивовую дверь, он опустил руку в чашу с циркулирующими синими искрами и зал озарился неярким светом. Мне это было ни к чему, я замечательно видел в тёмном помещении.
- Смотри, - и он указал на сверкающую амальгаму у себя под ногами. Я слышал, что хранители умели получать изображение тех, кто был последним источником для выкачки бро. На меня смотрело лицо девочки лет двенадцати – немного похожее на то, что отпечаталось в сознании моей последней жертвы. Тёмные тонкие брови строго нахмурены, каштановые волосы собраны в аккуратный хвостик, ярко-зеленые глаза смотрели пристально, и я замер под этим взглядом. Меня пронзило чувство ужасной потери. Голова закружилась, во рту пересохло, ладони стало покалывать от подступившей ярости, искавшей немедленного выхода. Я повернулся к хранителю.
- Где её тело?
Он пожал плечами.
- Я же уже объяснял. Она вся состояла из бро. Тела нет. Оно исчезло, испарилось. А её бро находится в отдельном, специально отделенном месте для супер-чистого материала.
Тут он неосторожно повернулся и я, наконец, поймал его взгляд. Он дёрнулся, понимая, что проиграл.
- Я покажу тебе, где это, оставь меня, доэмо! Я буду давать тебе столько бро, сколько ты захочешь, и ещё чёрный кор, от которого вы пьянеете. Ты никогда не пробовал, не знаешь, насколько это прекрасный источник силы.
- Я пробовал! Тут у вас должно быть его в избытке. Ведь вы забираете самое дорогое, что есть у человека – его я. И этим чёрным кором заполнено всё вокруг, все ваши проклятые лаборатории.
А у тебя нет собственного я. Ты давно состоишь из чужих, похищенных личностей. Идём туда, где хранится бро этой девочки, и может быть, я оставлю тебе немого силы.
Мы взялись за руки, он пятился, а я наступал на него, и в таком странном танце мы направились в помещение, отделенное от других стенными амальгамами.
Он на ощупь взялся за ручку двери, и ввалился в прохладную светлую комнату, где на стеклянных столах располагались причудливые сосуды с светящимися жидкостями. Я сразу увидел то, что искал. Содержимое сосуда был ярко-зеленым, цвета её глаз. Меня будто тянуло к нему.
- Пей! – Приказал я не отпуская его взгляда. У него не было выхода, я как щуп робота присосался к его мозгу и оставил ему совсем немного жизненной силы, ровно столько, сколько нужно было, чтобы он довел меня к бро. Я забирал и его страх и его радость, оставляя почти чистую пустую емкость. Он судорожно схватил сосуд, и опрокинул его в себя. Я видел, как зеленая жидкость заискрилась в горле, потекла по пищеводу, окрасила внутренности и стала подниматься в голову, чтобы перейти в мозг. Он опустошил сосуд до дна, а я вычерпал его. И в то же мгновенье, когда всё бро девочки перетекло в меня, я увидел все свои безумные сны, все циклы моего раздробленного «я» выстроились в строгом порядке. Всего одно мгновение я знал, кто я и зачем я здесь, потом свет померк, и осталось понимание того, что я потерял самое дорогое существо, единственную искомую часть себя, и чтобы найти её мне придется выйти из этого тела и блукать в потёмках ещё несколько жизней. Я понял, что уже не раз находил её и снова терял. Мёртвое тело хранителя, падая зацепилось за меня и сбило с ног. Я выбрался из-под него и, оглядевшись по сторонам схватил самый яркий сосуд и вышел в коридор. Теперь мне были не страшны все хранители и биотвари, обитатели клоаки и другие доэмо. Я был уверен в своих силах. Чистая сила могла переработать любую энергию, попадавшую в меня.
Шейные позвонки хрустнули и я с удивлением понял, что потерял вес. Паря над амальгамой коридора, я плыл к тому месту, где оставил отца девочки. Склонившись над скрюченным телом и попытавшись влить в его рот содержимое сосуда, я увидел, что опоздал - он был мёртв, а я даже не успел спросить, как звали его дочь. Меня никогда не волновали ничьи имена, но почему-то теперь мне было особенно важно имя этой улетевшей растаявшей в эфире души.
Держа за горлышко ещё один сосуд с чистым бро я ринулся вон из этого мрачного логова. Добежав до вышки, я заметил ту самую биотварь которая проявила признаки человеческих эмоций.
- Эй, человек! – Крикнул я, забираясь на вышку. Мне показалось, что при этом обращении он вздрогнул. Выкинув из головы все страхи и потери этого дня, я зацепился за него взглядом и потянул заменитель на себя, стараясь, не пропускать эту гадость через свою голову. Он начал сдуваться на глазах, как детский шарик. Глаза его потускнели и мощные мускулы стали растворяться под защитным комбинезоном. Оставив совсем немного заменителя, я поднёс к его губам сосуд с синими потоками. В этот момент свободные частицы заменителя, которые я всё же вдохнул достигли моего сознания. И я упал на пол вышки. Перед глазами потекли картины настолько реальные и жуткие, что меня начало бить мелкой дрожью. Я очутился в тёмном зловонном подземелье со множеством ниш. В смрадном, густом воздухе витал запах тлена, а из ниш на меня пялились пустые глазницы множества черепов. Над каждым из них мерцал тусклый мёртвый свет. Я понимал и пропускал через себя их страдания, которым подвергались эти люди при жизни. Всё, что привязывало меня к миру живых, отступило куда-то в тень и стало неважным. Тысячи черепов постепенно обрастали плотью, превращаясь в моих друзей, воспитателей, которые погибали по моей вине, миражи из моих кошмарных снов. Я всё глубже погружался в вязкое дно подземелья, и мне не хотелось сопротивляться. Вдруг впереди замаячил слабый зеленый луч, будто кладоискатели осветили туслой газовой лампой залежи ценива. Я застонал, почувствовав, как меня тянут со дна. Зеленый свет становился всё ярче и вскоре я понял, откуда он светит. Это внутри меня разгорается та самая чистая энергия, которую я так хотел бы вернуть её хозяйке. Меня тащили за руки по мокрой земле, и я тихо мычал не в силах открыть глаза и взглянуть на режущий свет. Чьи-то руки подняли меня и уложили на скамью. Слегка разлепив веки, я увидел густую зелень парковых деревьев. Надо мной склонилось незнакомое лицо паренька моих лет. Вернее не моих, а лет двенадцати.
- Давай, двигайся. Ну быстрее! – умолял он, и тряс меня за плечи.
- Почему быстрее? – Хрипло спросил я разлепляя сухие губы. – Ты кто?
- Я? Не помнишь? Я биотварь, а ты из меня заменитель выкачал и бро напоил. Только зачем было на себя его тянуть? Идти можешь?
- А почему ты такой маленький? Тебе вроде лет двадцать было?
- Долго объяснять. У тебя дом есть?
- Нам надо в клоаку уходить, только восстановлюсь - и двинем.
Парень поёжился. Пережив такое, он всё ещё опасался клоаки.
- Тебе теперь ничего не страшно, ты побывал в шкуре биотвари и боишься нищих, обитающих за гранью? По сравнению с хранителями – они безобидные овечки. Если у тебя есть место куда податься и ты не хочешь идти со мной – давай расстанемся здесь.
- Тебе надо несколько дней, чтобы прийти в себя. Ты должен нормально спать, хорошо питаться. Если мы перейдем красную черту обо всём этом можно забыть. У меня был двоюродный брат. Это он сдал меня в приют. Его дочери нужно было много бро и я его не виню. Пойдём к нему?
- Ты разочаруешься. Но возможно, я ошибаюсь и твой родственник кинется к тебе в объятия, движимый раскаяньем. Пошли. Но будь готов к тому, что он сдаст тебя во второй раз.
Он задумчиво посмотрел на меня и покачал головой.
- Ты многое можешь, и возможно в тебе есть эта самая искра, которую прежние люди Атарая унесли с собой в небытие. Но ты не умеешь прощать. Ты не помнишь света.
- Неправда! Я его вижу всё время.
- Кроме предательства моего брата были все предыдущие годы и его доброта. Бро нужно было для его маленькой дочери, я и сам бы отдал всё, чтобы её спасти.
- Так ещё хуже. Он знал, на что давить.
- Я не виню его, а значит никто не может его винить.
Я пожал плечами и поплёлся следом за моим спасителем. Шли мы осторожно, сторонясь прохожих и выбирая безлюдные тенистые парки, ведь на нем до сих пор был надет костюм биотвари, а у меня на плечах болталась куртка хранителя.
- Меня звали Рон, - сказал мой спутник после продолжительного молчания. – Зовут, - поправился он, запнувшись. – Я не знаю, сколько лет прошло. Времени для меня не существовало, оно становилось гладким липким тестом, в котором зависали незадачливые муравьи. Судя по домам и деревьям в этом районе, я был слепым около тридцати лет, чтобы понять точно - мне нужно увидеть мой дом и родных, если они ещё живы. А потом мы с тобой отправимся в клоаку или в чёртову дыру или на спутник Атарая. Заменитель до сих пор гуляет во мне, обжигая и выворачивая наизнанку мою душу. Но я смогу справиться с ним постепенно.
Я кивал не отвечая. Всё моё внимание было приковано к дому. Если он и был жилым, то хозяева не старались придать ему жилой вид. Обойдя дом мы упёрлись в низкую дверь, изъеденную временем. Хлипкие петли отклонились от стены и ударив ногой, мой новый знакомый вышиб дверь с одного удара. В доме было тепло и маленькая синяя искорка освещения бегала над столом, едва освещая центр пыльного зала. На втором этаже послышались торопливые шаркающие шаги. Испуганный женский голос спросил: «кто здесь?»
Рон озадаченно двинулся по лестнице вверх, пожилая женщина застыла в пролёте воинственно выставив вперед деревянную палку.
- Я Рон. А как вас зовут? – Спросил он робко, подняв вверх руки.
- Рон? Какой Рон? Что ты мне голову морочишь, мальчик! Я вызову хранителей!
Он изумленно смотрел на женщину.
- Рика? Это ты?
- Да, я Рики. – Заикаясь, сказала она.
- Сколько же прошло лет! – Он беспомощно посмотрел на меня. – Ей было шесть, когда меня отдали в приют.
Значит, если научиться выкачивать заменитель из биотварей, можно вернуться на шестьдесят, а то и больше лет назад. Только как выкачать этот дурацкий заменитель, не прогоняю его через себя. Можно пополнить стаю свежими силами, вернуть им бро.
- А где твой отец? – Обратился он к женщине, не желая понимать очевидного. – Где мой брат?
Я поднялся на несколько ступеней и потянул его за руку.
- Идём, Рон, ты же видишь, прошло много лет.
Вслед нам раздавался истерический старушечий крик.
- Я не виновата! Ты привидение! Я не хотела, чтобы тебя отдали в приют! Оставь меня!
- Теперь я могу идти с тобой, - грустно сказал он, поворачиваясь ко мне.
- Радуйся, старик! Если бы ты не отбыл среди нелюдей шестьдесят лет, то сейчас твоё развеянное в теплицах тело отдало бы свой последний долг Атараю. Мы пойдём в мою стаю, но не станем им говорить, кто ты такой. Они и так меня плохо понимают с некоторых пор. Слушай Рон, а сколько в среднем живут биотвари? Есть же наверняка и те, кто видел как всё возрождалось к жизни?
- Старые образцы выводят из эксплуатации. Но в подземельях хранителей есть музей, где содержатся первые образцы. Там можно нырнуть сквозь столетия.
- Мы обязательно туда проникнем, но сначала побудем немного в Дороне, нам нужно восстановить силы.
Клоаку мы миновали довольно быстро. По ступеням Рон спускался медленно, отдыхая после каждого шага. А я шел как к себе домой, представляя, как удивится мой новый друг увидев, что это место вполне обитаемо.
У лестницы сидела одинокая сгорбленная фигура и я приготовился увидеть женщину доэмо, которая считала своим долгом меня опекать. Но это был Сари. Он поднял голову и радостно взмахнул руками. Возле него валялись самодельные костыли, и меня накрыло волной стыда. Я совсем забыл о нём, а ведь обещал вылечить его ногу.
- Тебя так долго не было, что ты успел повзрослеть. А наша стая стала такой огромной, что многим не хватает места.
- Кому это?
- А ты разве не догадываешься, доэмо?
- Сари, ты ошибаешься. Мы всё ещё стая, и никто среди нас не лишний.
- А разве больных и слабых не отсеивали ещё в приюте? Разве не таков был закон с самого начала?
- Я иду в свой дом, со мной гость – он нуждается в отдыхе. Завтра попроси всех собраться у меня. Если всё так неправильно, как ты говоришь, я что-то придумаю. И законы стаи никто не отменял.
- Только не это! – Сари болезненно сморщился, вставая с камня. – Без тебя здесь всё изменилось, Дар. Законы стаи применяются только к чужакам. Старейшины ненаказуемы, они творят что хотят, берут что нравится.
- А ты не старейшина?
- Мы приняли закон, что в совет старейшин могут входить только члены стаи у которых есть дети. Которым есть что терять.
Рон молча кивнул.
- Мудрый закон, - сказал я. А воевать и отвоёвывать должны те, кому не страшно рискнуть.
- Значит, такие как я.
- Я хочу посмотреть ваши летописи, наши летописи. А теперь я хочу отдохнуть. И мой гость нуждается в отдыхе. Сари, раздобудь для него другую одежду, да и я распрощался бы с этой курткой с большим удовольствием.
Сари внимательно осмотрел наше облачение.
- Давайте ваши вещи. Нельзя их уничтожать. Они могут пригодиться нашим разведчикам. Особенно костюм биотвари. Он правда великоват для своего владельца. Как тебя зовут, мальчик? – ласково спросил он Рона. Но мне стало очень неприятно это его внезапное участие.
- Этот мальчик старше тебя в два раза, Сари. А имён мы не спрашиваем, не хотим дразнить судьбу, забыл?
Сари прикусил губу и нахмурился, а я сразу пожалел о сказанном. Он так меня ждал, сидел у самой лестницы, наверно несколько ночей не спал, а я так его обрубил.
- Найди одежду, старина. И знаешь, не обращай на меня внимания. Я слишком долго блуждал по лабиринту, забыл как надо себя вести в стае.
Он просиял и направился к лесу, тяжело опираясь на костыль.
Рон молча прошел в дом и остановился посредине прихожей, осматриваясь.
- Хороший у тебя дом. И друзья хорошие. Пусть вас разделяет время, но это твоя семья. У тебя полно почитателей, ты для них идол, оказывается. А что я буду здесь делать?
- Жить, или у тебя есть другие планы?
- Ты вернулся домой, Дар. У тебя есть дом, есть твои друзья, которые в тебя верят и в которых веришь ты. Я пойду открывать свою страну, Дар. После того, что я пережил в шкуре биотвари, мне не удастся просто жить. Я должен построить себя заново, и лучше не заниматься подобным строительством здесь, в лучах твоей славы. Ты сильная личность и вокруг тебя всегда будут толпиться люди. Когда я смотрю на этого Сари мне кажется, тебе угрожает опасность. Во мне до сих пор бродит яд заменителя Бро. И я давлю в себе желание напасть на всякого, кто приблизиться больше чем на полтора метра. Мы мало знакомы, но мне кажется - понимаем друг друга без слов. Если я найду что-то там, в конце поля, то когда-нибудь вернусь, чтобы рассказать тебе.
Я слушал, не садясь и не глядя на своего нового друга. Он хочет уходить. Жаль. Мы так похожи. Он смотрит на мир моими глазами. А разве я сам не хочу уйти отсюда? Пусть это моя стая, и город назван почти моим именем - эта ноша слишком тяжела для меня. Но я не уйду. Он прав. Это моя семья, и я люблю их. Я за них отдам свою кровь и всё бро что у меня есть. И они за меня – я это чувствую, знаю. Они четверо – Орэн, Таяр, Сари и Эйтан – это всё что у меня осталось от той жизни, за которую я совсем не хотел цепляться, но которая была единственной настоящей. И буду для них оракулом, дрэмо или тенью прошлого, да какая разница. Я дома! – Слёзы медленно выкатились из глаз и сразу высохли. - А Рона задерживать я не в праве.
- Не входи в развалины, иначе останешься там, пока кто-то не вытащит тебя ещё через шестьдесят лет. Отдохнешь в Дороне, а потом я нарисую карту. И не уходи не прощаясь.
- Мы уже попрощались, Дар.
Солнце ещё не встало, когда я проснулся от странного толчка и отправился бродить по дому. Меня тянуло в библиотеку, но я запретил себе туда ходить пока не научу читать свою стаю. В карьере климат был мягкий, но стоя босиком на холодных досках пола я начал замерзать. Холода как в клоаке здесь не знали, и жаркого неумолимого светила как в Атарае – тоже. Я блуждал в темноте, вдыхая запах хвойного дерева, слушая журчание воды в бассейне и поглядывая на красную полоску проступающую на чёрном небе сквозь деревянные жалюзи. Пройдя по второму этажу, я вышел на балкон, с которого открывался вид на пыльное поле. Вдалеке величественной грудой высились развалины древнего дворца. Я подумал, что возле бассейна неплохо бы построить такой фонтан, как во дворце, и сам себя одёрнул. Зачем мне фонтаны, я буду жить в своей стае, но не собираюсь становиться идолом Дорона.
Поле посветлело и среди выгоревших прошлогодних колючек я различил тень человека, который упорно взбирался на кочки и шел прямо ко дворцу, наклонил голову навстречу утреннему ветру. Рон всё-таки ушел не попрощавшись. Ну что ж. С ним всё будет в порядке, я не чувствовал никакой опасности, а может я просто расслабился и разучился чувствовать?
 Прошел год, хотя мне казалось, что я так прожил всю свою сознательную жизнь. Кошмары перестали преследовать меня по ночам. На всеобщем совете меня представили жителям Дорона, и с тех пор моя жизнь наполнилась новым смыслом. За этот год произошло многое. Мы пригласили специалиста с Атарая и хранители тайно переправили его к нам через клоаку. Ценой двух мешков ценива всем членам совета были вживлены микроузы и главной стала древняя микроуза хранителя которую получили все. Дети стаи, которых было великое множество, учились читать сами. Их память могла вместить гораздо больше знаков, чем помещалось в древней колыбели знания. За этот год Орэн записал летописи и книга была торжественно принята советом и всей стаей Дорона. С Атарая было так же доставлено оборудование для медицинских операций. Больше мне от них ничего было не надо. Лестница в карьер всё время неусыпно охранялась и где вход в Дорон знали всего несколько хранителей, которые здорово нагрели свои жадные лапы на торговле с нами и не желали делиться с другими. Я был счастлив. Друзья ограждали меня от излишнего внимания, и сами были рядом по первому слову.
Постепенно я начал замечать, что на совете стаи мои друзья садятся далеко друг от друга, Орэн и Таяр держаться вместе, подтрунивая над Эйтаном, а Сари пребывает в полной изоляции.
Рон вернулся неожиданно. Обойдя охрану, он возник передо мной поздно вечером, когда я предавался любимому занятию - чтению. Он сильно вырос, даже постарел, но я сразу понял, что это он. Устало опустившись на скамью он смотрел молча мне в глаза, не опуская взгляда.
- Я знаю, что там, за гранью пыльного поля. Но тебе нельзя туда идти. Видишь, что со мной стало?
- Ты вырос.
- Этот карьер был необитаем не потому, что о нём не знали хранители. Они слишком хорошо знали. В развалинах пик искривленного пространства, а поле это дуга. Если во дворце время остановилось, то в поле оно скачет быстрее… - он оглядел свои руки, - раз в десять. Сколько прошло лет, с тех пор как я ушел?
- Один год.
Он усмехнулся.
- Я знаю, что за полем, и я должен тебе рассказать. Помнишь, ты спрашивал, есть ли, по моему мнению, биотвари, которые выдели катастрофу? Есть. Есть и такие, которые видели свет, и знают, что было до катаклизма. На, читай.
Он протянул мне колпачок.
- Что это?
Это древняя легенда о том, как во времена расцвета и благоденствия вдруг в безоблачном небе появился глаз. А затем колоссальный живой столб огня сотряс землю, и тогда все кто был близко к эпицентру, отдали свои бро и стали пустыми оболочками, а оставшиеся напитали их заменителем, чтобы спасти. Столб, врезавшийся в центр каньона больше всего напоминал палец огромного заигравшегося ребенка. После этого цивилизации пришел конец. По древним приданиям это была пятая, последняя цивилизация. Так что мы все – это жалкие тени, которых в принципе быть не должно. Всё пыльное поле – это след от подушечки указательного пальца, но этот отпечаток нам не снять. Если хочешь жить вечным ребенком – живи в развалинах, хочешь умереть глубоким стариком, - броди по полю. Но и то и другое не позволит вырваться из отпечатка.
- Рон, я пойду туда! Мне это необходимо! Я верну этим биотварям их бро, и они заговорят! Они дадут народу Дорона знания, и потомки моих друзей станут великим народом.
- Тебе необходимо править! Ты идол своего народа, нового народа, который ты создал. Биотвари хотели идти за мной, но я ушел один. Это целая армия, вам бы не понравилось, если бы я привел их сюда. А ещё они везде используют буквы. На развалинах их городов полно надписей.
- Я пойду в хранилище, и ты мне поможешь. Мы возьмем все бро, которое хранители отобрали у людей, и отнесем туда.
- Доэмо, тебя и так ненавидят в Атарае, а если ты отнесешь бро биотвараям за рубежом поля, тебя возненавидят и свои.
- Но ты пойдешь со мной?
- Мне нечего терять, кроме памяти. Люди Дорона ещё не поняли, что все блага их жизни в карьере ничто по сравнению с памятью. Я уже терял, и не хочу снова стать биотварью. Но я пойду с тобой, потому что для Атарая я слишком стар, для хранителей слишком молод, а для Дорона я опасен.
- Ты сгущаешь краски. Чем ты опасен для моих друзей?
- Тем, что уведу тебя навсегда. Я пойду с тобой, не смотря на то, что я понимаю всю тщетность твоих начинаний. Все великие заботясь о судьбах мира, приносили много горя своим ближним. А твои близкие – это твои бывшие друзья – старейшины Дорона.
- Все старейшины захотят пойти со мной, и стереть отпечаток безумного великанского ребенка с поля карьера.
Рон расхохотался.
- Старейшины? Да они никогда не сдвинуться отсюда! Ты один, доэмо, совершенно один! И если ты стал оглядываться на старейшин – плохи твои дела. Ты тоже врастешь в эту землю, и время замрет для тебя, как для биотварей, и память тебя покинет.
- Неправда!
Я сжал кулаки и сцепил зубы, как обиженный мальчишка, но увидев своё отражение в амальгаме, сразу остыл. Вышел из дома и обратился к охраннику, стоящему у дверей.
- Срочно пригласи ко мне Сари Эйтана Таяра и Орэна. Разбуди и приведи.
За моей спиной неслышно возник Рон.
- Ты выбрал стариков, они начнут тебя отговаривать, ты вспылишь, и пойдешь один. Зачем же заранее обрекать себя на отказ?
- Я не привык менять свои решения, откуда ты знаешь, что случится?
Они появились заспанные, испуганные, дрожащие.
Я обвел взглядом своих друзей, они опустили головы. Они слышали мой зов, но отвечать мне мог только Рон, который стоял чуть в отдалении и вообще не смотрел мне в глаза.
- Зачем тебе спасать мир биотварей, доэмо? Останься, тут так много работы. С тех пор, как ты пришел народ Дорона процветает. – Это сказал Орэн. – Я не могу пойти с тобой, мне нужно остаться со своей семьей. Младшие дети постоянно не слушаются, а у моей жены мягкий характер, она не справится.
Я кивнул. Сари подошел ко мне, слегка прихрамывая. Он морщил своё детское личико, и моргал.
- Я бы пошел, Дар, но не хочу быть тебе обузой. Нога начинает болеть, только я выхожу из дома.
Я не слушал, что говорили Таяр и Эйтан. У каждого нашлись веские причины. Мысленно я отвечал Рону.
- Не ходи, - услышал я его усталый голос. Твоя сила нужна людям Дорона. Вас теперь много. Ваши разведчики ходят по всему Атараю. Вы счастливое племя, успешное. Ваши войны не боятся хранителей, дети получают древнее знание. Если ты разбудишь память биотварей, они станут сильнее жителей Дорона. Они обвинят не хранителей, а тех кто мог противостоять хранителям, но не стал.
- Я отнесу им запасы бро, которые возьму из хранилища, и они придут к нам со своими знаниями и силой. Я верну память стертой цивилизации! Я только теперь ясно вижу свой путь. А своим друзьям я отдам свою силу. Её хватит на весь Дорон.
- Я помогу тебе взять бро, и даже пройти с ним по полю. Но дальше ты пойдешь сам. Я не хочу видеть проснувшуюся после летаргического сна планету.
Я повернулся к старейшинам и взмахом руки отпустил их. Они поклонились низко, и вышли пятясь. Рон прав, мне нужны были не слуги, а друзья. Друзей у доэмо быть не может. Но мне нужно вместилище бро, чтобы донести его за поле. Я застыл, обхватив себя за плечи, и размышляя. Если бы рядом были другие доэмо, они донесли бы груз. Хотя бы та девчонка, что постоянно вертелась под ногами и мешала мне. Капк её звали? Лу, кажется.
Когда я открыл глаза передо мной стояла женщина доэмо, та самая. Она улыбалась и в этот раз я не почувствовал ни капли раздражения, напротив, чувство благодарности щемящей волной разлилось по морим венам.
- Я говорила, что ты меня позовешь, и я помогу. - Она приблизилась ко мне вплотную, и прикоснулась губами к моей щеке. – Полетели доэмо!
Мы взяли за руки Рона, который хранил мертвое молчание, и взмыли в холодное небо Дорона. Я впервые летел рядом с кем-то и упивался полетом. Мне было безразлично, что нас видно снизу, что мы можем кого-то напугать.
Подлетев к хранилищу, мы опустили Рона на твердую почву, и он застыл перед вышкой, нащупывая волну, на которой можно было достучаться до биотварей. Хранитель вышел нам навстречу с поднятыми руками. Он проводил нас к большим баллонам с бро.
Только когда я, светящийся зелено-синими искрами выходил по ленте хранилища, он прикоснулся к моему рукаву.
- Позволь сказать тебе, доэмо.
Я прикрыл глаза, останавливаясь.
- Но отдавай всё людям другого мира. Оставь для защиты, оставь для хранения. Мы тут в Атарае наберем ещё, нам не жалко отдать вам всё. Но уверен ли ты, что правильно рассчитываешь свои силы?
Женщина, стоявшая рядом со мной улыбнулась хранителю и погладила его по щеке. И хранитель упал замертво.
- Если ему не жалко было отдать всё, прочему бы не взять? – Сказала она мысленно, и мы полетели. Меня не интересовали те биотвари, что остались у хранилища. Мне нужны были древние, те что могли вспомнить. Рона мы по-прежнему держали за руки. Он был мертвенно бледен. Волосы его развивались на ледяном ветру, губы посинели. Но я не чувствовал холода, жар бро наполнял меня безудержным весельем и легкостью. Миновав Дорон, мы опустились возле входа во дворец.
- Поле можно только перейти, перелететь его нельзя. Я проведу вас. – Еле слышно прошептал Рон. Я подумал было влить в него немного бро, но он мотнул головой и сжал губы.
- Тебе не хватит.
- Давайте войдем. – Сказала Лу. Там в главном зале лежит древняя книга. Мне кажется, пришло время что-нибудь в неё дописать.
- Мы не сможем выйти, пойдем сразу через поле.
- Я привяжу прочную веревку к камню, и по ней мы спустимся. Ты же не хочешь, чтобы твой друг умер на поле, посмотри на него!
На Рона действительно было страшно смотреть. Его кожа покрылась морщинами, взгляд стал тусклым, радужная оболочка глаз посветлела, и казалась почти прозрачной.
- У тебя единственный шанс внести изменение в книгу судеб. Возможно ты захочешь что-то для себя? – Лу погладила меня по плечу, и мне вспомнилась маленькая девочка – чистый поток энергии.
- Хорошо. Доставай свою веревку.
Мы вошли под прохладные своды дворца. Тут ничего не изменилось за этот год. Год ли? Лу уверенным шагом прошла мимо моргающих глаз прямо к прозрачному фонтану. Она положила руки на страницы книги, и в ярких лучах солнца белая пыль заплясала в неподвижном воздухе переливаясь яркими огнями. Доэмо легко перевернула страницу, и подтолкнула меня вперед.
- Пиши, Дар!
- Чем?
- Просто приложи палец и води им. Пиши теми буквами, которым ты научил всех.
Я прикоснулся к странице. Она была холодной и гладкой, как камень. Я задумался на миг, снова вспомнив маленькую девочку с Атарая. Мой палец оставил глубокую вмятину на странице.
«Пусть люди Дорона навсегда станут избранным народом. И пусть никогда не теряют память». Я посмотрел на Рона. Он молча смотрел на надпись, впечатанную глубокими бороздами в страницу книги. Я убрал руку, и страницы срослись и затвердели.
- Ты хотел писать о другом.
Я не ответил.
- Теперь нам пора. – Лу поднялась с края фонтана. – Не понимаю, за что ты так наказал своих друзей?
- Наказал? Что за глупости ты говоришь?
- Ты сделал их избранными для чего? Для ненависти? Для зависти?
- Нет! Я имел ввиду совсем другое!
- Если тебя не станет, другие народы, не сохранившие память будут читать эту надпись каждый на свой лад.
Но я отмахнулся. Мне хотелось скорее туда, где древние биотвари, те кто жил до катастрофы ждали моего подарка.
Дойдя до конца поля, мы с трудом удерживались, чтобы не начать самим использовать то бро, что мы несли в себе. Но всё же смогли донести. Перед нами было древнее поле боя. Высохшие тела биотварей лежали ровными красивыми рядами. Но все они чувствовали. В них плескался какой-то другой состав заменителя. Они были нейтральны.
Рон переступил край пыльного поля и схватился за высохший куст. Ноги его заплетались. Он очень устал.
- Я подожду вас здесь, Доэмо. Если у вас останется немного бро, вы напоните меня жизнью.
Я хотел сделать это немедленно, но Рон отвернулся.
- Идите, я не смогу долго ждать.
Мы поднялись, держась за руки над этим мёртвым миром. Свободно разлившееся над поверхностью песчаного карьера бро засияло, и полилось на них благодатным дождем. В экстазе я смотрел, как с земли вставали люди с мудрыми глазами, как они помогали друг другу и удивленно смотрели в небо. В последний момент я понял, что отдал всё. Что Рон, останется лежать там, на краю поля а Лу давно исчезла, превратившись в зеленое облачко пара. Да я и сам не могу приблизиться к ним, чтобы расспросить, рассказать.

 Я как обычно перебирал записи. Учитель заглянул в зал и вместо приветствие спросил сдвинув брови:
- Ничего не трогал?
Я привычно помотал головой. Как же, так я и сказал тебе!
Модели слегка жужжали в глянцевой черноте раствора, великом изобретении учителя. Ничего великого, я бы тоже придумал такой, будь у меня доступ к компонентам. Ещё и покруче бы намесил. Но вечное: «не трогать, не прикасаться, руки оторву и всевозможные нежные обещания у любого выбьют из головы желание творить и самореализовываться. Модель всё время ширилась изменялась и заполнила собой весь зал лаборатории. Но я часами сидел и рассматривал отведенную мне для наблюдения область. Горячая чёрная бусин, смещенная чуть влево от центра области пузырилась и вздрагивала от моих поглаживаний, как живая. Когда учитель в очередной раз запрещал что-то, я с мстительной радостью погружал пальцы в самый центр бусины. Она ежилась, и все сопутствующие ей украшения начинали дрожать и подпрыгивать.
Иногда мне хотелось вытащить одно из звеньев этой незыблемой цепи, и тогда я шел в угол зала и менял внешние условия модели. Поднимал температуру в помещении, задействовал магнитные потоки, активировал чёрные области, где учитель так любил отсиживаться во время своих никчемных медитаций. Украшения бусины были по настоящему прекрасны. От горячего, поблескивающего багровыми тонами шарика, до голубого холодного изломанного по краям многоугольника. Эллипс, с разноцветными слоями плотного пара я рассматривал часами. Мне хотелось его съесть. Некоторые из украшений были совсем невзрачны. Одну из таких игрушек учитель особенно берег. Непонятно, почему. Я раза три прикасался к этому «чуду» и брезгливо отдергивал пальцы. Это был нейтральный зеленый шарик, склизкий на ощупь, и дрожащий. Совсем маленький. На днях учитель меня поймал. Всему виной было это «чудо» модели. Я отдернул руку, но он всё равно заметил. Таким рассвирепевшим я его ещё не видел.
- Я научу тебя уважать чужие изобретения! – Орал он. Я даже испугался, что ему станет плохо. – Я собирался открыть тебе секрет «чуда» когда ты немного поумнеешь, но видимо до этого момента я не доживу! Смотри! – Он приблизил к «чуду» увеличительное стекло, и с помощью подзатыльника придвинул к стеклу мою голову. На поверхности зеленого приплюснутого по краям шара что-то происходило. Я как зачарованный уставился на микрообъекты, ползающие по поверхности. Потом взял другое стекло. То, что я увидел заставило меня задрожать от возбуждения.
- Ты понял? – Бессильно спросил он.
- Они похожи на нас! – Шепотом выдавил я.
- Да. И каждое прикосновение к этой микроскопической бусине приносила смерти и горести миллиардам. Каждый незначительный толчок был концом цивилизации. Сколько раз ты прикасался к модели?!
- Пять. – Признался я бледнея.
- А знаешь каково жить в безводной пустыне или в вечном холоде слепящего льда? Знаешь каково – выживать? А теперь я расскажу тебе, каким будет твоё наказание. Это ещё и миссия, так что исполнив предначертанное ты сможешь вернуться и занять моё место.
- Я не хочу занимать ваше место! Я никого не смогу ничему научить!
- Не так просто найти учеников. Но тебе пора.