6. Седьмая заповедь

 (Ошибка инженера Горина, первые подозрения, измена, в ночном поезде, серые как у   тебя глаза, ухожу от тебя.., SOS, бес в ребро, грозовое облако, была бы пара, а момент найдётся, ты с ума сошел... с ума... сошел...)   
       
     


       Не прелюбодействуй!
       Тора

       А я говорю вам, что всякий, кто
       смотрит на женщину с вожделением,
       уже прелюбодействовал с нею в сердце своем.
       Библия. От Матфея

1. ОШИБКА ИНЖЕНЕРА ГОРИНА

       Инженер Владимир Ефимович Горин сказал жене, что уезжает в срочную командировку, выругав при этом свое начальство, которое всегда его находит когда нужно решить какой-либо сложный вопрос.
       - Как за границу куда-нибудь нужно съездить, так обо мне и не вспоминают, находят более подходящую кандидатуру, а если в какую-нибудь Тьму-Таракань, так “Будьте добры, Владимир Ефимович!” – бурчал Горин.
       Собрав с помощью жены свой портфель, он попрощался и поздно вечером вышел из дому. К часу ночи он должен был успеть на железнодорожный вокзал.
       Луна спряталась за тучи, редкие, не разбитые еще хулиганами фонари на столбах не нарушали темноты. Прохожих практически не было, город спал – завтра утром всем на работу. – А совсем не мешало бы, чтобы кто-нибудь случайно увидел меня, - подумал Горин, - так сказать, для алиби.
       Постояв несколько минут на автобусной остановке, полюбовавшись заревом над шлаковой горой от высыпанных только что раскаленных отходов доменного производства и выкурив сигарету, Горин решительно пошел обратно к своему 100-квартирному дому. Теперь он шел уже другой дорогой, настороженно поглядывая по сторонам.
       – Вот сейчас меня не должна увидеть ни одна собака! Горин поднял воротник куртки и надвинул на глаза кепку. А если кто-нибудь увидит? О, это будет полный провал! Опасения Горина были напрасны. Никем не замеченный, он с другой стороны подошел к своему дому, но зашел не в первый подъезд, где он жил, а в пятый. Поднявшись на второй этаж, он позвонил в 88-ю квартиру.
       Дверь ему открыла молодая женщина.
       - О, кого я вижу! – обрадованно воскликнула она, запахивая на груди легкий халатик.
       – Заходите, Владимир Ефимович! Вот не думала, что вы все же решитесь навестить меня!
       - Не думала! А я такой, слов на ветер не бросаю, – шутливо подбоченился Горин.
       Смущаясь друг друга – в такой обстановке Горин и Таня оказались впервые – они сели за стол, который быстренько накрыла Таня. Выпили за встречу, закусили чуть-чуть. Превозмогая застенчивость и понимая, что пути назад нет, Горин подошел к Тане, неловко потянул её со стула к себе, обнял и начал целовать…
       Таня давно нравилась Горину. И ее голос, не звонкий, а немного приглушенный, казалось, что она только с ним так говорила, как будто по секрету от всех остальных, и глаза, с удивлением глядящие на все вокруг, и ее походка, которая заставляла настораживаться всех мужчин. В походке не было ничего развязного, вульгарного, но она подчеркивала гармонию и красоту всего ее тела и вызывала у Горина непреодолимое желание.
       До сих пор Горин не изменял жене. Мимолетные встречи в молодости, до того, как он встретил Раю, конечно, были, не без зтого, но ничего серьезного. Потом понял – пора остепениться. И он женился на Раечке, которая как раз в это время оказалась рядом. Они любили друг друга, растили детей.Всё было хорошо, но иногда Горину казалось, что его жизнь недостаточно полнокровна, что он обкрадывает себя, отказываясь от интимных встреч с другими женщинами. К тому же его отношения с Раей со временем стали более спокойными, более будничными и не приносили такого наслаждения, какое они испытывали в первые месяцы, первые годы своей совместной жизни.
       Если говорить откровенно, он и не отказывался от близости с другими женщинами, не видел в этом ничего плохого, порочного, но был очень осторожен, боялся последствий: а вдруг кто-нибудь увидит, расскажет...
       Он считал, что удовольствие, которое сулит ему близость с другой женщиной, несоизмеримо с той трагедией, что может произойти, если об этом узнает жена.
       И поэтому не раз Горин, так сказать, сходил с дистанции, когда до естественного завершения любовной интриги оставались считанные шаги, если не был уверен, что ее удастся сохранить в тайне. Несостоявшиеся любовницы обвиняли его в излишнем пуританстве, но он-то знал, что дело не в этом.
       А может быть, это объяснялось его флегматичным характером? Или неуверенностью в себе, боязнью сплоховать в ответственный момент?
       Его половое влечение было избирательным: даже в периоды сексуального голода, например, когда Рая с детьми уезжала в отпуск к своим родителям, желание обладать женщиной, не какой-то конкретной, а женщиной вообще, пропадало, если уже не вымышленная, а реальная женщина оказывалась рядом, но - или голос ее не нравился Горину, или походка, или запах духов...
       Или, что, вообще-то, и ему самому казалось странным, он не видел в ее глазах никаких проблесков интеллекта.
       Хотя, казалось бы, ну при чем тут интеллект!
       На этот раз всё складывалось замечательно. Горин и Таня отдавались друг другу жадно, с безудержной страстью. Они сознавали, что всё это вот-вот закончится. И неизвестно, появится ли у них когда-нибудь возможность ещё раз побыть вместе. И, если появится, то когда. Не так часто главный конструктор предлагает Горину съездить хоть к чорту на кулички лишь для того, чтобы израсходовать деньги, выделенные отделу на командировки (а то на следующий год дадут меньше). В такую командировку можно и не ездить, а только отчитаться после “приезда” в бухгалтерии. Да и Танин муж скоро уже вернется из заграничной командировки.
       Утром Таня, поцеловав Горина, убегала на работу. Он завтракал, наблюдал в окно, как Рая провожает детей в школу, отмечал про себя, как они одеты, как выглядят, какое у них настроение. Когда ему казалось, что они смотрят в его сторону, он пугливо задергивал занавеску.
       Ровно в половине девятого он опять подходил к окну: в это время на работу шла Рая.
       Затем он приводил себя в порядок, читал что-нибудь, дремал на диване, иногда готовил обед к Таниному приходу.
       Пресыщение наступило раньше, чем они предполагали. Сказались и затворнический образ жизни, который вел Горин, и чрезмерная сексуальная активность. И, хотя и Таня, и Горин старались скрыть это друг от друга, оно проявлялось самым неожиданным образом: в равнодушном взгляде, в споре по какому-нибудь пустячному поводу, в беспричинном раздражении.
       А сегодня Таня, вернувшись с работы, ушла в спальню и долго читала письмо от мужа. Горин знал его, когда-то они встречались на каком-то техсовете. Хороший, порядочный мужик. Наверно, пишет, что любит, скучает, скоро приедет, привезет “Волгу”, шутя спрашивает верна ли она ему... Шутя, потому что уверен - верна!
Потом Таня, не глядя на Горина, шмыгая носом - очевидно, плакала, прошла на кухню и, гремя посудой, приготовила ужин. Поужинали молча, допоздна смотрели телевизор.
       Перед тем, как лечь спать, Таня не выдержала: - Ты совсем здесь, Володя, разленился! Хоть бы мусор пошел выбросить, что ли!
       Все эти дни Горин не отвечал на телефонные звонки, не выходил из квартиры – конспирация! Но шел уже первый час ночи, все спят, на улице – ни души. Да и не хотелось раздражать Таню – она и так весь вечер нервничает.
       Горин взял наполненное мусором ведро с жирной надписью краской “88” и, как был – в своем дорожном спортивном костюме – спустился по лестнице и пошел к мусорным бакам, стоящим напротив третьего подъезда.
       Да, пора возвращаться! Дети всегда простуживаются, когда он в командировке. Их нужно поить горячим молоком, гоголь-моголем, а у Раи на это не хватает терпения.
       Интересно, как сейчас идут дела на работе. Молодые конструкторы, если за ними не смотреть, такое нахомутают – неделю разбираться придётся! Он забыл их предупредить, чтобы не отдавали чертежи в копировку, пока он сам все не проверит. Главный подпишет всё, что угодно, ему лишь бы в сроки уложиться!
       Пора бы уже главному назначить его начальником бюро! Сколько можно сидеть в ведущих! Он, пожалуй, самый опытный и самый подходящий для этой должности человек в отделе. Ведь не случайно самые сложные проектные работы поручают именно ему, его группе.
       Вспомнил свою остроту в адрес главного конструктора, который долго не мог подобрать себе заместителя. Горин сказал во время коллективного перекура, что заместитель должен быть хоть немного глупее, чем его начальник, и главному очень тяжело найти такого человека. Если его хохма дойдет до главного, сидеть Горину в ведущих еще сто лет!
       Сколько раз зарекался – не болтать лишнего! Не получается!
Горин высыпал ведро, выбросил окурок. Он продолжал думать о работе, чертыхаясь и обзывая последними словами свое начальство, а его ноги машинально, по выработанной годами привычке понесли его не в пятый подъезд к Тане, а к своему родному первому подъезду.
       - Да, - размышлял он, - нынешний начальник бюро месяца через два уйдет на пенсию. Неужели и на этот раз они найдут кого-нибудь другого!
       Горин не глядя нажал на кнопку звонка восьмой квартиры.
       - Назначат какого-нибудь бездаря, алкаша, которого рекомендует партком, - переживал Горин. - А меня в парткоме никто не знает! И никто за меня ходатайствовать не будет. Чорт бы их всех побрал! Суки позорные!
       Горин недавно услышал это выражение и оно ему очень понравилось своей категоричностью.
       Рая, глянув в глазок и звякнув цепочкой, открыла дверь: - Господи, Володя, в каком ты виде! Тебя обокрали?! Ничего, не волнуйся, главное, что ты живой и здоровый! Зачем ты взял это ведро? Это не наше ведро, оно с 88-й квартиры! Добытчик! Заходи же! Что ты смотришь на меня, как будто никогда не видел! Только тихо, дети спят. Ты голодный? Или сначала искупаешься? Ладно, иди под душ, потом всё расскажешь! Чувствовало моё сердце, что не нужно было тебе ехать в эту командировку. Да поставь ты это чортово ведро, я его утром отнесу к бакам.
       Горин послушно поставил ведро, зашел в ванную, разделся и стал под душ.- Это же надо быть таким кретином, таким идиотом, - застонал он. Задумался, видишь ли! Мыслитель! Карьерист! Дон Жуан – самоучка! Каупервуд хренов! Что же дальше-то делать?! Нужно срочно что-то придумать!
       Обокрали? Нет, не годится! Ведь он должен забрать портфель и одежду у Тани…Там и документы, и деньги. Господи, каково сейчас Тане! Вышел человек на минутку и пропал…Где его искать, куда звонить!? Нужно как-то незаметно позвонить ей, сказать, что он дома. Вот смеху-то будет! И никому не расскажешь!
       А что, если… Горин повесил мочалку на крючок – сколько можно мылиться! – и стал под душ. Что если, что если…Ну, конечно, он отстал от поезда. Пока он покупал газету, поезд тронулся. На ходу вскакивать в вагон он не решился. Приехал следующим поездом, проводник пожалел. Нет, не пожалел, никто не поверит. Вот так, на мелочи можно засыпаться! У него же были кое-какие деньги с собой. Уплатил и доехал. И сразу - домой
       Горин успокоился. Он накинул на себя халат и зашел в гостиную. Пока Рая прибирала после него в ванной, он быстро позвонил Тане, тихо сказал: - Я дома. Потом все расскажу. Портфель и одежду отвези утром в камеру хранения на вокзале. Пока все.
       Сразу же позвонил на вокзал: – Я отстал от поезда! Да нет, я уже дома. Если занесли вещи, я утром заберу их. Спасибо!
       Говорил громко, чтобы слышала Рая.
       Заглянул в детскую, полюбовался спящими малышами. Вернулся в гостиную. Что-то насторожило его, когда он зашел в квартиру? Вспомнил: на тумбочке возле дивана, который был виден из коридора, стояла пепельница и в ней лежал окурок. Рая не разрешала курить в квартире ни ему, ни гостям. Сейчас пепельницы не было.
       Рассказал Рае о своих приключениях. Получилось складно. Спросил: - Кто это курил у нас в квартире? Тут стояла пепельница с окурком. Рая сказала: - Тебе показалось! Она вскочила с дивана и пошла в кухню: - Володя, иди поешь, ты же голодный!
       - Но пепельница стояла, мне не показалось, - подумал Горин. И пошел ужинать.
       
       * * *

       Вступать в спор с Раей по поводу пепельницы, когда сам был еще тепленький от Таниных объятий, Горин не стал. Может быть, Рая закурила и не хочет в этом признаваться. Может быть, действительно, показалось? В том стрессовом состоянии, в котором он оказался, заявившись среди ночи домой, и не такое могло померещиться. Но где-то в глубине сознания (или подсознания – Горин не был знатоком психологии) заноза под кодовым названием “пепельница” осталась.
       До последнего времени Горин безоговорочно доверял Рае. Другие женщины изменяют своим мужьям, это – понятно. Горин однажды слышал, как знакомый конструктор в ответ на подначки приятелей по поводу жены, уехавшей на курорт, сказал, смеясь: - Ну и на здоровье, пусть делает все, что нравится, я ведь ей замок на это самое место не повешу!
       Рая не такая, она ни за что не пойдет на близость с другим мужчиной, она любит Горина. Но Таня тоже любит своего мужа, однако, обнимая Горина, она шептала ему “люблю”. И Горин любит Раю, но это не помешало ему... Черт, как все это сложно! Нужно почитать Фрейда, говорят, он объясняет такие ситуации.
       И Горин, и Таня были счастливы всю эту неделю. Горин почувствовал себя настоящим мужчиной, и походка его стала более уверенной, и взгляд – более решительным. И Таня вспомнила, что она женщина, все-таки муж не должен был бросать ее на целый год. Вроде бы никому никакого вреда они не причинили, но не дай Бог Рая или Танин муж об этом узнают!
       Главное, чтобы никто ничего не узнал. Сформулировав это удобное правило, Горин, усмехнувшись, назвал его первой поправкой к седьмой заповеди и вздохнул с облегчением.
       Недавно знакомый баптист подарил ему Библию. Горин, воспитанный с пеленок в материалистическом мире, скептически относился к религии, но с интересом читал эту мудрую книгу, воспринимая ее как исторический источник.

       * * *

       Вскоре Горина все-таки назначили начальником бюро и он начал наводить порядок в организации работ, расстановке людей, распределении премий. Он ничего не мог делать кое-как, всей душой отдавался работе. Таня, взявшая на себя всю экономику бюро, активно помогала ему. Они были очень осторожны – лишь иногда обменивались взглядами, улыбками. На большее Горин не решался, не хотел рисковать – кругом люди.
       Правда, однажды, когда они случайно оказались в бюро одни, Таня, улыбаясь, спросила: - Володя, между нами что-то было или мне приснилось? Если это был сон, то очень приятный, сладкий сон. Каждый раз, ложась спать, я пытаюсь вызвать его снова, но у меня ничего не получается...
       - Танюша, родная, я тоже очень хочу тебя, я люблю тебя, но ты же помнишь в какую передрягу я попал в прошлый раз, - сказал Горин. Боюсь, что Рая о чем-то догадывается, потерпи немного, все успокоится и я что-нибудь придумаю.
       Он крепко обнял и поцеловал Таню. Раздались шаги в коридоре, Горин быстро сел за свой стол.
       После назначения начальником бюро Горин стал приносить домой больше денег, шутя хвастался перед Раей: - Ты должна гордиться своим быстро растущим мужем, молиться на него! Рая смеялась, но однажды не выдержала и сказала: - Подумаешь, у Генки Ерина зарплата раза в полтора выше и он предлагал мне бросить тебя и выйти за него замуж!
       - Когда, где это было? – Да ... в магазине случайно встретились.
       Вот это новость! Ерин-то, каков подлец! Горин, Ерин и еще несколько человек, окончив институт, попали по назначению на один завод, здесь их пути разошлись: Горин стал конструктором, Ерин начал работать в цехе и благодаря большому росту, зычному голосу, умению выпить где надо и с кем надо быстро выдвинулся, стал начальником цеха. Горин оборвал себя – наверное были у Ерина и неплохие организаторские способности – иначе не стали бы его держать на этой работе.
       - Ну да черт с ними, с его организаторскими способностями, я – не отдел кадров, - думал Горин. Но как он посмел такое предлагать Рае! Подонок! А, впрочем... У Ерина года полтора назад умерла жена, он мужик свободный. Если мужчине нравится женщина, разве его могут остановить отношения с ее мужем? Приятели они или самые закадычные друзья… Даже в кино так не бывает. А с Ериным Горин никогда и не был дружен, слишком разные характеры. Но изредка общались, бывали друг у друга, особенно первое время. В последние года три – никогда.
       Интересно, что среди общих знакомых Горина и Раи курили только он сам и Генка. За что Рая неоднократно ругала Горина: - Посмотри, никто из твоих однокурсников не курит. Кроме этого жлоба Генки Ерина!
       Стоп, стоп, стоп... Перед глазами Горина возникла пепельница с окурком... На тумбочке возле дивана. Из коридора все было прекрасно видно. Да, есть о чем подумать...
       Вспомнил, как недавно, возвращаясь чуть раньше обычного с работы, на тропинке, протоптанной в скверике и ведущей прямо к микрорайону, где находился его дом, он встретил Ерина. – Как дела, сколько лет, сколько зим, что нового, пятое-десятое... где это ты был, Гена, в рабочее - то время? Или начальству все можно? - Да так, приятеля проведывал. А у тебя как дела? Не дожидаясь ответа, бросил: - Ну, ладно, будь здоров, мне еще в цех нужно.
       - Будь здоров, Гена!
       - Все сходится, вычислил я Генку Ерина! – подытожил Горин свои раздумья. Рае ничего не говорил, наблюдал, присматривался к ней. Но как-то вечером, в постели, когда Рая особенно резко отказалась от близости с ним, обиделся, грубо спросил: - Что, тебе Ерина хватает? Я тебе больше не нужен?
       - О чем ты говоришь? Причем тут Ерин? – возмутилась Рая. Потом рассмеялась:
- Какой ты глупый! Ты что, не понимаешь, если бы было что-нибудь серьезное между мной и Ериным, я бы тебе не стала рассказывать о его дурацком предложении!
       Рая прижалась к нему, нежно обняла: - Я тебя ни на кого не променяю, тем более на такую жирную свинью, как этот твой Генка.
       Уже давно им не было так хорошо вместе, как в этот вечер...
       Тем не менее Горин не сдержался, съехидничал: - А помнишь, Рая, ту песенку, которая нам очень понравилась? В ней муж спрашивает у жены:- Кого я должен благодарить за то, что ты так нежна со мной?
       Рая весело рассмеялась. То ли над ним, то ли вспомнила того, кому он должен быть благодарен...
       Если бы было что-нибудь серьезное! Серьезное, несерьезное. Где проходит граница? Вот у него с Таней - серьезно или несерьезно? Ну, провели весело недельку, Таня даже спросила Горина, когда он уж слишком страстно объяснялся ей в любви, готов ли он развестись со своей женой и жениться на ней. Горин ушел от ответа, сказал, что у них обоих дети, очень сложно все это.
       Значит, несерьезно. Так может быть и у Раи с Ериным так?
       Горин не был ханжой и кое-что о сексуальной революции на Западе слышал. Но это всё у других людей, в других семьях, с другими женщинами. Рая на это не пойдет, она – не такая! Он – другое дело, он – мужчина. Горин хмыкнул: - То, что позволено Юпитеру ...
       Нет, никогда не поверю! Все, что угодно – только не это!

       * * *

       С работы Горин позвонил Рае, сказал, что едет в командировку, скоро будет дома. К четырем часам ему нужно быть на автостанции. До аэропорта автобусом два часа езды и он успевает на вечерний самолет в Свердловск.
       Пришлось задержаться в бюро – не все бумаги были готовы, поэтому из дому Горин вышел лишь в начале пятого. Рая суетливо торопила его: - Ты всегда опаздываешь, то на работу, то на поезд, то на автобус! Она поцеловала его на прощание, сказала: - Ты знаешь, я буду скучать, мне тебя будет не хватать все это время. Будь осторожен! И возвращайся скорее!
Горин сбежал по лестнице и бодро зашагал к автостанции. Остановился, достал сигарету, спички, повернулся спиной к ветру, прикурил, затянулся с удовольствием. – Хорошо все-таки, что разбили сквер в этом месте, фонтан, скамейки, зелень...
       Кто это идет по тропинке по направлению к их микрорайону? Знакомая походка... Ба, да это же Генка Ерин! Опять решил приятеля проведать, что ли? Или к Рае? Что за вздор лезет в голову!
       Горин быстро шел на автостанцию, машинально выбирая самый короткий путь. В конце концов, это вполне естественно, что Генка проведывает приятеля. Почему Рая так торопила его? Он должен был выйти из дому гораздо раньше. Может быть Рая позвонила Ерину и сказала, что с четырех часов будет дома одна? Она не ожидала, что Горин задержится.
       Глупости все это! А окурок в пепельнице?
       Горин купил билет и сел в автобус. С таким сумбуром в голове с ума можно сойти! Нужно забыть все это и думать о чем-нибудь другом.
       Не получается! Он сейчас уедет, а они...
       Горин попросил водителя остановиться, вышел из автобуса, взял такси и поехал к своему дому. Скажет, что забыл важную бумагу. Быстрее, быстрее! Попросив шофера обождать, направился к своему подъезду. Дети играли в песочнике. Горин взбежал по лестнице, своим ключом бесшумно открыл дверь, быстро вошел в гостиную. На полу вперемешку лежала женская и мужская одежда. У него перехватило дыхание. О, Господи! Раскидывая ногами одежду, он ворвался в спальню: на кровати Рая, с ужасом глядя на него, натягивала на себя простыню, Генка, стоя на одной ноге, второй пытался попасть в брюки. Услышали! Несколько секунд Горин смотрел на них молча, тяжело дыша, не мог произнести ни слова. Потом каким-то диким, не своим голосом исступленно закричал:
       - Рая! Как же ты, что же ты!
       Кровь ударила Горину в голову. В таком состоянии люди стреляют, не думая о последствиях. Но не из чего было стрелять...
       Он схватил тяжелую настольную лампу с письменного стола и со всех сил метанул ее в Генку. Генка отпрыгнул в сторону. Лампа попала в зеркальный шкаф, стоявший рядом с кроватью. Рая вскрикнула и закрыла лицо руками. Осколки зеркала и лампы посыпались на пол. – Чтобы не говорила, что это мне показалось!
       Острая боль отпустила его. Горин начал дышать ровнее. Но смотреть на Раю и Генку не было сил. Все кончено! Это не сон!
       Он вышел из квартиры, хлопнув дверью, сел в такси и поехал на автостанцию. Нужно было успеть в аэропорт. Отменять командировку? Зачем? Так даже лучше. Можно будет спокойно все обдумать. Как жить дальше.

       * * *

       За два часа в автобусе перед глазами Горина прошли все десять лет со времени их встречи с Раей. Обычно Горин с интересом смотрел в окно, отмечая изменения в привычных пейзажах северного Донбасса, наблюдал за входящими и выходящими из автобуса пассажирами. Сейчас Горин никого и ничего не видел – перед его глазами проплывали различные эпизоды их совместной жизни...
       ...Они – на море, дети – у стариков. Горин с Раей зашли в воду. Он отплыл чуть дальше, оглянулся – Рая стоит по грудь в воде, улыбаясь, смотрит на него. Горин нырнул и под водой поплыл к ней. Вода – прозрачная, все хорошо видно. Вот и она! Горин обнимает ее ноги, нежно прижимает к себе. – Ах, так, ты еще сопротивляешься! За это ты будешь наказана!
       Горин запускает руки в ее плавки и тянет их вниз, пытаясь снять. Это не так просто – фигурка! Ага, плавки уже на коленках! Практика! Твое счастье, не могу больше без воздуха!
       Горин вынырнул из воды – что за чертовщина! Перед ним стоит, поправляя свой купальный костюм, какая-то незнакомая женщина и с испуганной улыбкой смотрит на него. А рядом, метрах в полутора правее, умирает со смеху Рая...
       ...На работе Горин почувствовал себя плохо, температура слегка поднялась, ушел домой. Рая сразу вызвала врача. Врач – маленькая молодая женщина выслушала Горина, а потом, обращаясь к Рае, встревоженно ожидавшей результата осмотра, тоже маленькой и чем-то на нее похожей, говорит: - Что-то вы мне не нравитесь, дайте-ка я вас послушаю!
       Выслушала внимательно Раю и с ехидной улыбкой говорит Горину: - Жене я дам больничный лист на три дня, пусть отдохнет немного, а вы можете идти на работу.
       Как они смеялись после ухода врача!
       Все эти воспоминания проецировались на одну четкую красочную картину: испуганная Рая натягивает на себя простыню, пытаясь прикрыть свою наготу (от него, что ли?), и прыгающий на одной ноге Генка, старающийся одеть брюки. И потом - летящие во все стороны осколки зеркала, размывающие всю картину. И снова, и снова...
       В самолете Горин пристегнулся и сразу заснул. Сказались и нервное потрясение, и физическая усталость. Проснулся уже после приземления.
       Работы и в Свердловске на Уралмаше, и в Карпинске, куда Горин поехал поездом, было много. Время от времени он вспоминал события, происшедшие перед отъездом, думал о последствиях: где он будет жить, что будет с детьми. Ответа не находилось. Одно он знал твердо – к Рае он не вернется! Как она могла пойти на это! Рая, с которой они так сроднились, что чувствовали себя одним человеком, единым целым. У них были одни взгляды на жизнь, им нравились или не нравились одни и те же люди. А как же Ерин? Он не нравился им обоим, но чем-то увлек Раю. Ладно, махнул Горин рукой, будем решать проблемы по мере их возникновения. Как будто они еще не возникли! Вернется, поселится в гостинице, потом снимет комнату, а дальше видно будет.
       Но Рая-то, Рая! Значит, взгляды на жизнь и прочая интеллигентская мура – не главное. Нужно рассуждать спокойно – значит чем-то он ее не устраивал. Чем же? Или стал слишком привычным, обыденным? Захотелось чего-нибудь нового, свеженького? Как говорят в Украине – нехай гирше, абы инше! А почему “гирше”? Может быть, как раз “краще”?

       * * *

       Решив все вопросы с главным инженером Карпинского машзавода, Горин вернулся в гостиницу, принял душ, подремал немного, поужинал в гостиничном ресторане и отправился на вокзал.
       Он поднялся в вагон вечернего поезда, отправлявшегося из Карпинска в Свердловск, и вошел в свое купе. Миловидная женщина лет 30 готовилась ко сну. Она успела переодеться: халатик, стянутый в талии, подчеркивал все прелести ее фигуры. Чтобы не мешать ей, Горин вышел в коридор. В соседнем купе трое пожилых мужчин и одна женщина укладывали вещи и расстилали постели. Мужчинам было очень неудобно переодеваться при женщине, а сделать это по очереди они не сообразили. Один из них заглянул в купе Горина и предложил ему:
       - Давайте поменяемся – нашу женщину сюда, к вам, а ... Горин не дал ему закончить, сделал вид, что не понял, резко перебил: - Как-то не принято меняться женщинами, - сказал он серьезно, - некрасиво.
       Его попутчица, прислушивавшаяся к их разговору, весело захлопала в ладоши.
       – Хороший ответ! – засмеялась она. Мужчина смущенно пытался объяснить, что он не это имел в виду, но было уже поздно.
       За чаем, который принесла проводница, они познакомились, разговорились. Она – врач, работает в облздравотделе, ездила в Карпинск с какой-то проверкой. Муж ее – подполковник, служит в воинской части. Очень устает, домой приходит поздно, иногда выпивши. Люда говорила о муже без осуждения, скорее с сочувствием. Это понравилось Горину: его отталкивало от женщин, которые с первых минут знакомства объявляли, что терпеть не могут своих мужей.
       Он рассказал немного о себе, о своей работе. И – никогда и ни с кем не делившийся своими семейными проблемами, ни с друзьями, ни даже с родными, - он вдруг рассказал Люде об измене жены. Рассказал очень кратко, просто констатировал факт. Внешне он был спокоен, только руки были напряженно сжаты, вздрагивали. Они долго сидели молча. Потом она сказала:
       - Я понимаю, это очень тяжело, но, поверьте мне, Володя, у вас еще все наладится. В конце концов, каждый, и каждая (она сделала ударение на этом слове) имеет право на ошибку. Вернее, никто не застрахован от ошибки. Вы должны это понять и простить. А вы разве никогда не изменяли жене?
       Горин печально улыбнулся: - Разные бывают ошибки! - и вышел в коридор покурить.
       Через несколько минут он вернулся в купе. Люда уже лежала, укрывшись простыней. Она лежала на спине, глаза ее были закрыты, но веки слегка подрагивали, как у ребенка, который притворяется спящим. Обнаженная рука была откинута в сторону. Как приглашение...
       Рука была очень красива: нежная белая кожа, тоненькие голубые жилки, длинные вздрагивающие пальцы. Обстановка располагала... Горин прикоснулся ладонью к ее руке у самого плеча и, глядя в лицо, готовый в любую секунду отпрянуть, едва касаясь, погладил. Люда улыбнулась, не открывая глаз. Когда их ладони встретились, он почувствовал легкое пожатие, ответил на него...
       Колеса весело постукивали на стыках рельсов, сполохи света от пристанционных фонарей внезапно врывались в купе, бесстыдно освещая страстный танец двух молодых тел...
       Проснулись они, когда поезд подходил к Свердловску.
       Люда достала из сумочки ручку и записала в блокнот Горина номер своего служебного телефона. - Звони мне иногда, Володя, пожалуйста! Я одна в кабинете. Не забывай! И постарайся бывать здесь чаще. Или я тебе не понравилась?
       Горин обнял Люду. – Нет, нет, уже нет времени! Сколько можно! Приезжай! А сейчас собери свой портфель и перейди в другой конец вагона: муж будет меня встречать и, если увидит нас вместе, сразу что-то заподозрит. Он у меня очень ревнивый. Хотя я ему никакого повода для этого не даю.
       Люда взглянула на Горина и, уловив на его лице ироническую улыбку, серьезно сказала: - Не смешно! И, выдержав паузу, рассмеялась.
       Горин вышел из вагона первым и стал в сторонке. Через несколько минут вышла Люда. Ее прямо со ступенек подхватил высокий красивый офицер, взял сумку и, нежно обняв, повел к выходу в город. Люда увидела Горина, улыбнулась и незаметно помахала ему рукой.

       * * *

       Билетов на самолет до Москвы на ближайшие три дня не было, пришлось ехать поездом, хоть долго и нудно, но все-таки на сутки раньше попадал домой, чем если бы ждал самолет. Спешил как всегда, когда возвращался с командировки. Не мог свыкнуться с мыслью, что дома у него нет, спешить больше некуда.
       Старался думать о чем-нибудь постороннем: о результатах командировки – хорошо, что договорился об изменениях в конструкции тормозов, которые нужны были отделу для проведения исследований, о том, что в Москве нужно будет зайти в институт патентной экспертизы, чтобы обсудить с экспертами свои заявки на изобретения. Но кому это все нужно, если развалилась семья? Всю свою жизнь, время, энергию он отдавал работе; когда нужно было во-время закончить проект, он работал по две смены, но главным в его жизни все-таки была семья. И вот теперь ее не стало...
       Интересно, когда это началось у Раи с Генкой? Какая разница! А все-таки? Может быть в то время, когда он неделю провел с Таней? Так сказать, око за око, зуб за зуб. Только в данном случае не за око и не за зуб. Горин хмыкнул. И ведь Рая ни о чем не догадывалась. Не догадывалась, но могла почувствовать. Горин давно заметил, что у Раи есть такая способность – бывало, у него что-то на работе произойдет, никто ничего об этом не знает, а Рая сразу же с вопросом: - Володя, что случилось?
       Или по выражению лица все было видно?
       Пожалуй, он слишком доверял Рае. Не допускал и мысли о том, что Рая может изменить. Пока сам не оскоромился.

       * * *

       Вечером, часов за десять до Москвы, после остановки поезда на какой-то маленькой станции, в купе зашла молодая женщина. Горин был в купе один, так как его свердловские попутчики сошли с поезда несколько часов назад. Женщина была хорошо сложена, волнистые каштановые волосы красиво обрамляли ее смуглое лицо. Но особенно понравилась Горину ее улыбка – очень добрая, честная, открытая, милая. - Людей, - решил Горин, - нужно идентифицировать не по отпечаткам пальцев, а по улыбкам. - И по глазам, - подшучивая над самим собой, подумал Горин. У попутчицы они были серые с голубизной.
       Вспомнил чьи-то стихи: “У евреев только в древности бывали серые как у тебя глаза”. То ли Маргариты Алигер, то ли Веры Инбер...
       Еврейка она, что ли?
       Почему-то при встрече с незнакомым человеком, неважно – с мужчиной или с женщиной – всегда интуитивно отмечаешь - еврей он или нет. При этом не задумываешься - русский он, украинец или белорус, но еврей или нет - фиксируешь сразу. А, впрочем, какая разница в данном случае.
       Поужинали вместе, у него были хлеб и колбаса, у нее – разная домашняя снедь, разговорились. Она рассказала, что после окончания университета работает в провинции учительницей, сейчас едет проведать родителей. Ее зовут Любой, муж ее тоже учитель, его зовут Эммануилом.
       Не знаю как Люба, но Эммануил – точно еврей, - подумал Горин. Еврей может быть Олегом, например, но русский - Эммануилом – никогда.
       – Как Канта? – спросил он. – Нет, Канта звали Иммануилом.
       Разбирается!
       В завязавшемся оживленном разговоре Горин острил, она не отставала от него в шутках,
красиво смеялась.
       Между прочим рассказала, что год назад она ехала этим же поездом в Москву и в одном купе с ней оказался молодой лейтенант. Когда подошло время ложиться спать, она попросила лейтенанта укрыть ее вторым одеялом, так как было холодно. Он выполнил ее просьбу, а сам ушел из купе и до утра не появлялся.
       Горин и Люба от души посмеялись над застенчивым лейтенантом, который боялся не справиться с искушением.
       Так, за разговорами подошло время ложиться спать. Горин вышел из купе, покурил, умылся и, возвратившись, стал укладываться. Люба уже лежала в своей постели. Улыбаясь, попросила Горина укрыть ее вторым одеялом, так как в купе было действительно очень холодно.
       – Настырная девица, - почувствовав как страстное желание разливается по всему его телу, подумал Горин. – Я не толстовский отец Сергий, который отрубил себе палец, чтобы подавить греховную страсть. Наверное, ее муж, Эммануил, успел изрядно надоесть ей. Что это за мужик – после университета пошел работать учителем! Интересно, что он преподает? А, впрочем...
       Он взял со второй полки одеяло и укрыл ее. Укрывая, пытаясь подоткнуть одеяло с боков, слегка, как будто нечаянно, сдвинул его, коснулся ладонью ее груди. Люба глубоко вздохнула, ласково, призывно глядя в глаза Горину.
       - Тысяча и одна ночь! – успел подумать Горин. – Извини, Эммануил, я не виноват...
       
       * * *

       Вот и родные края. Показался слева по ходу поезда металлургический завод с многочисленными закопченными трубами, изрыгающими в небо черный дым с желто-зелеными переливами, содержащий, по утверждению местных остряков, всю таблицу Менделеева. Из некоторых труб время от времени вырывались языки пламени, жадно слизывающие остатки кислорода из насквозь пропитанного дымом воздуха.
       Однажды, возвращавшиеся с Кавказа в Москву родичи решили, было, остановиться на пару дней у Гориных, но, взглянув в окно и увидав эту фантасмагорию ядовитых красок, передумали. Решили не портить впечатления от пребывания на Черноморском курорте.
       Прямо с вокзала Горин поехал в гостиницу. Дома ему делать нечего – зто он решил твердо. Дети, вещи, развод – это все чуть позже, сначала нужно устроиться. В гостинице он поживет пару дней. Пока не снимет какую-нибудь комнату.
       Все оказалось и сложнее, и проще. Сложнее потому, что в гостиницу людей с местной пропиской не принимали. И ни один из известных Горину способов устройства в гостиницу – флирт с администраторшей, дача ей взятки в виде денег, конфет или шоколадки, звонок с предприятия (не звонить же на свой завод и объяснять, что ему изменила жена и поэтому он не может вернуться домой) – здесь не проходил. Есть такая инструкция и администратор не будет рисковать своей работой ради Горина.
       Но она посоветовала обратиться к старушке, продававшей газеты в киоске рядом с гостиницей. – Эта старушка сдает отдельную комнату и, может быть, сейчас эта комната свободна, - сказала администратор.
       Старушка, божий одуванчик, обрадовалась Горину. – На газетах много не заработаешь, - говорила она, - а жить как-то надо. Мне-то самой немного нужно, может, и пенсии хватило бы, но и дочери хочется помочь – она в Москве сейчас живет с мужем. А муж ей неделовой попался, никак хорошую работу найти не может. Комната у меня чистая, я лишь бы кого не пускаю. Солидные мужчины приходят и женщины с ними интеллигентные, не какие-нибудь вертихвостки. Вы можете и ванной, и кухней пользоваться, я ложусь рано, вам мешать не буду. Я людей с первого взгляда распознаю. сразу вижу, что они из себя представляют. Вот вы, например, человек порядочный, развратничать, пьянствовать, хулиганить не будете. (Предупреждение в форме комплимента, - подумал Горин.) А почему комнату снимаете - я не спрашиваю, раз снимаете, значит нужно. Не мое это дело!
       - Значит, не все потеряно, - улыбнулся Горин, вспомнив свои приключения за последнюю неделю. Выходит, пока что я произвожу впечатление порядочного человека.
       Горин уплатил за две недели вперед – комната ему понравилась. И близко к заводу, и в центре. Стол, пара стульев, платяной шкаф, кровать, диванчик. А ему ничего больше и не нужно. И гораздо дешевле, чем в гостинице.
       Он разложил содержимое портфеля, принял душ. Нужно устраиваться. Никаких других перспектив вроде бы нет. Долго колебался, но все-таки решился позвонить Рае: договориться, когда подойти, чтобы забрать вещи, повидать детей. С ней он встречаться не хотел ни в коем случае. Пусть назовет время когда дети будут одни. Он – не железный. Боялся сорваться.
       Трубку никто не снял. Было девять часов вечера, обычно в это время и Рая, и дети дома. Он позвонил еще через полчаса, через час – никто не ответил. Где же они!? Или что-то случилось! Горин оделся и быстро пошел к своему дому. Не дай бог, что-то с детьми! Взбежал по лестнице, позвонил – тихо. Открыл дверь, зашел в гостиную, заглянул в детскую комнату – никого. В спальне обратил внимание на новое зеркало в шкафу. Если бы все остальное можно было так легко восстановить! Вернулся в гостиную – на столе лежала записка: “Детей я отвезла к бабушке. Ухожу от тебя. Прости, если сможешь. Рая”.

       * * *

       Обдумывая содержание записки, Горин медленно обходил квартиру. Зимние детские вещи остались на месте, дело было весной, зачем их куда-то тащить. Выходит, это не он ушел от нее, а она – от него! Детей отвезла, конечно, к своим родным. Интересно, что она им сказала. И детям, и родным. Какая разница! Свою одежду Рая тоже взяла не всю, только самую необходимую. Значит, собирается вернуться. Или просто не успела.“Прости, если сможешь”. Разве можно прощать или не прощать предательство, измену? А сам-то каков? Сам – другое дело!
       Когда-то где-то Горин читал о супружеской паре, в которой любящая жена поощряла, даже подталкивала любимого мужа на различные сексуальные приключения с другими женщинами, а потом с живым интересом расспрашивала его о подробностях, радовалась удовольствию, которое он получал, и переживала, если очередная любовная интрижка не приносила мужу радости.
       - Ну, это, пожалуй, не совсем наш случай, - подумал Горин. - Если такую ситуацию, хоть и с трудом, но можно представить, то вариант, при котором муж прощает жене ее любовные похождения, не реален в нормальных семьях.
       Кровати были аккуратно застелены. Свежее постельное белье. Еще бы! Никаких напоминающих запахов. На кухне все чисто, в холодильнике колбаса, сыр, яйца, хлеб, – все, как будто только что из магазина, даже не распаковано. Для него приготовила, что ли? На журнальном столике газеты трехдневной давности. Значит, Рая была здесь три дня назад. Куда она ушла? Может быть к Ерину? Не все ли равно! К нему или к какому-нибудь другому своему любовнику! Сколько их, тех, кого он должен благодарить за редкие минуты Раиной нежности?
       Горин застонал, грязно выругался. Ведь ему казалось, что его семья это – святое, это – навсегда. Неужели Рая изменяла ему и раньше, с самого начала. Хотя... что это меняет! Может быть и дети не его? Ну уж нет! Оба похожи на него и внешне, и характерами...
       Горин ни до чего не дотронулся, хотя был голоден. Вернулся в свою комнату у старушки. По дороге перекусил в гостиничном буфете. Какая-то ночная бабочка пыталась увязаться за ним. Да пошли вы все! Ему бы сейчас напиться до потери сознания! Жаль, что не может, не умеет он много пить: сначала отключается желудок и лишь потом – сознание.
       Горин разделся, лег в постель, но заснуть не мог. Позвонил Тане. Не жаловаться – просто поговорить, расспросить как дела на работе. Ответил мужской голос. Горин бросил трубку. Наверно, муж вернулся. Ну и хорошо. У них сейчас, должно быть, медовый месяц.
       Никаких прав, никаких оснований для ревности у Горина не было, тем не менее, что-то защемило в груди. Почувствовал свою брошенность всеми...

       * * *

       На работе все было без изменений. В бюро все чертили, женщины при его приближении быстренько, и, как им казалось, незаметно, задвигали ящики стола с раскрытыми книгами, которые они украдкой читали. Понятно, когда это делает Надя Мороз, она работает быстро и квалифицированно, успевает за смену сделать в два-три раза больше, чем некоторые другие, но возмущает, когда неумехи, у которых обе руки – левые, следуют ее примеру.
       Мужчины время от времени выходят покурить. Иногда, во время разрешенного перерыва на физзарядку, они собираются в коридоре кучками и травят анекдоты. Горин называл это место в коридоре Гайдпарком. И сегодня, как почти всегда, кто-то рассказывал очередной новый анекдот: - Муж неожиданно возвращается из командировки, стучит в дверь...
Горин прислушался - не о нем ли?
       Нет, кажется, они ничего не знают.
       Главный конструктор остался доволен результатами командировки, подписал Горину отчетные документы. – К тебе сегодня в конце дня подойдет девушка, молодая специалистка, наш институт кончала, побеседуй с ней. Если не против – возьми ее конструктором. Между прочим, она племянница Петренко, секретаря горкома. Он звонил, просил направить именно к тебе.
       Главный улыбнулся: - Не удивляйся, он, конечно, тебя не знает, но он просил направить ее в хорошее бюро, и я пообещал.
       - А если я буду против? – спросил Горин.
       - Все равно возьми, ты же понимаешь.
       Когда молодая специалистка пришла, Горин был занят, попросил ее обождать.Обсуждая с конструкторами новый проект, присматривался к ней.
       Хорошенькая. Среднего роста, стройная, короткая стрижка, русые волосы, аккуратный, слегка вздернутый носик, невинные глазки, нежная, чистая кожа. Когда все после окончания рабочего дня разошлись, подошел к ней. Зовут Валей. Валентина Сорокина. Фамилия – по мужу. Замужем – недавно, полгода. Он – в аспирантуре. Ее специальность – подъемно-транспортные машины. Насколько хорошо она освоила предмет, спрашивать бесполезно. Основные университеты все равно здесь.
       Горин говорил с Валей доброжелательно, с улыбкой, как он говорил всегда с хорошенькими женщинами, у нее не было никаких причин волноваться, сомневаться в том, примут ли ее на работу: о звонке дяди она, конечно, знала. Ее не ждали дома голодные дети, больные родители и муж-инвалид. Если ее не примут в это бюро, примут в другое. И, тем не менее, она очень мило, чувственно вздыхала, строила глазки, нежно смотрела на Горина, как будто предлагала себя всю целиком, сразу, прямо сейчас, здесь, в бюро. Может быть, это кажется Горину? Рассказывая о работе бюро (мог бы и не рассказывать), слушая Валю, он пытался проанализировать ее поведение. Дядя дядей, но иметь в качестве любовника, а без этого, очевидно, она не представляла себе нормальную семейную жизнь, не кого-нибудь другого, а именно начальника бюро, совсем неплохо. От начальника зависят и зарплата, и место в бюро, и время отпуска. А если так, то нужно сразу показать ему, что она готова на все. Чтобы он учел это при назначении зарплаты.
       Так или примерно так, по предположению Горина, рассуждает Валентина. Не в его же мужском обаянии дело! Горин не считал себя уродом, но никогда не переоценивал свои внешние качества. Стройный тридцатипятилетний мужчина выше среднего роста – таких сколько угодно вокруг. Нос с небольшой горбинкой, умный взгляд – экое кирикуку! Ничего особенного! Но так или иначе... как там в песне... “если женщина просит...” Нужно пойти навстречу... Он вспомнил правило древних римских воинов, о котором когда-то прочитал в “Иудейской войне” Фейхтвангера: “в сомнительных случаях действие следует предпочитать бездействию”, и, внезапно, на полуслове прервав беседу, обнял и поцеловал Валю. Она ответила, прижалась к нему. – Какая ты сладкая, Валюша!
       В этот момент в комнату, гремя ведрами и шваброй, зашла уборщица. Горин мгновенно перестроился. Он по-отечески положил руки на Валины плечи, сказал, улыбаясь: - Хорошо, Валя, оформляйся, выходи на работу! Вспомнил шутливый закон студентов-технарей: “Была бы пара, а момент найдется.” Он теперь свободный человек, может себе позволить все, что угодно.
       Почему-то эта мысль не обрадовала его. Оказывается, быть свободным человеком – не такое уж приятное состояние!

       * * *

       Через несколько дней, вечером после работы зашел на минутку домой. Судя по всему Рая не появлялась. Горин не пытался искать ее – много чести! Перед уходом написал записку: “Нам нужно встретиться, обсудить что дальше: развод и т.п. На квартиру я не претендую, можешь забрать детей и жить в ней дальше, если у тебя нет других планов. Прости, не прости – это не серьезно. Позвони мне на работу или оставь свой телефон. Горин.”
Положил записку рядом с Раиной, взял кое-какие вещи, закрыл дверь и пошел к выходу. Заглянул в почтовый ящик, вытащил два письма: одно от отца, второе – из американского посольства в Москве. Ну-ну...
       Горин вернулся в квартиру – не терпелось прочитать письма.
       Американское посольство приглашало на интервью его самого, Раю и детей. В конверт вложены инструкции – что, где, когда нужно сделать перед интервью и после него. Ладно, это потом. Горин не ожидал этого вызова. Отец примерно год назад спрашивал Горина как он смотрит на эмиграцию в Америку. Разговор был несерьезный, посмеялись и забыли. Он забыл, отец – нет. Горин раскрыл его письмо.
       Отец писал, что года полтора назад отправил в США просьбу о воссоединении семей от своего и маминого имени, а также от имени младшего сына Леонида, студента, жившего вместе с ними, и Володи с семьей. (Сестра отца с семьей и с матерью к тому времени уже жили в Нью-Йорке). Он ничего не писал об этом Володе и Рае раньше, чтобы не будоражить их, не вносить нервозность в их жизнь. Отец всегда пытался все, что можно, взять на себя, чтобы избавить своих “деток” от лишних забот.
       Он писал, что уезжать нужно по нескольким причинам.
       Во-первых, не нужно забывать о судьбе Володиного деда, который был репрессирован в 1941 году и в 1942 году расстрелян по решению “особого совещания” за высказанные вслух критические замечания в адрес Сталина. - Я всю жизнь скрывал это, жил в постоянном страхе, что узнают. При реабилитации даже не извинились. Сказали: в связи с отсутствием состава преступления. И я не хочу, - писал отец, - чтобы что-нибудь подобное произошло с кем-нибудь еще в нашей семье. А в этой стране все возможно.
       Во-вторых, им, евреям, опасно оставаться здесь в предверии грядущих перемен, которые простым, честным людям ничего хорошего не принесут. Во всяком случае – в ближайшие 50 лет. Спекулянты, торгаши, жулики, лавочники, пронырливые люди, которых почему-то называют деловыми, бешено разбогатеют, простые люди обнищают, а когда начнут искать виновных, когда начнут спасать Россию, евреев обязательно найдут – есть исторический опыт.
       Несколько сот лет назад наши предки в поисках лучшей доли, а может быть, убегая от очередных “заклятых друзей”, переселились в эти края. Настало время менять место жительства. Ведь мы – кочевой народ. Во всяком случае, были кочевым народом и “охота к перемене мест”, очевидно, осталась на генетическом уровне. Недаром Сталин назвал нас космополитами. А, может быть, я ошибаюсь: ведь последние несколько тысяч лет мы кочуем вынужденно и гены тут не при чем. Но так или иначе, здесь мы – инородцы. Хоть и воевали вместе, и голодали вместе, и строили, и лечили, и учили – своими не стали. И не потому, что не хотели. Дело не в том, хуже мы или лучше, чем русские или украинцы, как в каждом народе среди нас есть порядочные люди и есть свои мерзавцы, но мы - другие, значит, по их мнению, чужие.
       Ну и, в конце концов, когда еще представится возможность побывать в Америке? – пошутил отец.
       Горин несколько раз перечитал письма.
       Пожалуй, отец прав. Нужно ехать. Тем более, что многие знакомые евреи уже уехали. Кто в Израиль, кто в Штаты. Что ж, они одни здесь останутся? Кто – одни? Он, Рая и дети? Но нет же больше этой семьи! Он – сам по себе, Рая – сама по себе. А как же дети? Детей он не бросит! Об этом не может быть и речи!

       * * *

       Да, есть о чем подумать! Горину будет жаль бросать свою работу. Только недавно стал начальником бюро, у него все неплохо получается. И главный конструктор, и сотрудники к нему относятся хорошо. И антисемитизма особого он не чувствует. Евреи иногда перебарщивают, называя антисемитами всех подряд. Вот когда во время войны фашисты и их приспешники уничтожали евреев только за то, что они евреи – это антисемитизм. А если в институт не приняли какого-нибудь тупого Моню – это нормально.
       Политика правительства непосредственно не касалась Горина: понятия свободы слова, вероисповедания, митингов и собраний (с которых он всегда старался незаметно слинять) были отвлеченными и не отражались на его повседневной жизни. Он читал газеты, молча возмущался подавлением восстаний в Венгрии, Чехословакии, Польше, но вместе со всеми “единодушно одобрял”, “горячо поддерживал” или “гневно осуждал”.
       Вспомнил, как еврей-полковник с военной кафедры института, в котором Горин учился, как-то в порыве откровенности сказал ему: - Тебе, чтобы чего-нибудь достичь, мало быть таким, как все. Ты должен быть более знающим, более образованным, более квалифицированным, чем окружающие тебя люди, более энергичным... и, в то же время, не должен высовываться, добавил он с печальной улыбкой. В этом случае антисемитизм тебя не коснется.
       Он был прав, конечно.
       Хотя, как сказать... Ведь перед тем, как назначить его начальником бюро, эту должность предлагали двум другим гораздо более слабым и менее опытным конструкторам из его бюро, а его утвердили лишь после того, как они отказались, испугавшись ответственности.
       А, впрочем... главный, наверное, чувствовал, предвидел, что Горин рано или поздно уедет. Какой же смысл назначать его начальником бюро? Будь он хоть семи пядей во лбу! Лучше назначить своего, пусть он слабее, но надежнее. Надежнее в том смысле, что уезжать-то своему вроде бы и некуда. Как говорили знакомые украинцы, когда он однажды был в командировке во Львове: - Эх, нам бы ваш Израиль!
       И если назначили все-таки Горина, так потому, что выхода другого не было. То ли он уедет, то ли нет, и, если уедет, то, может быть, не скоро, а в бюро руководитель нужен сейчас.
       Так или иначе, отец прав. Горин любил отца, всегда прислушивался к его мнению. Отец советует: нужно смотреть хоть немного вперед, нужно ехать.
       Горин прилег на диван, задремал. Его разбудил звук открываемой двери, он вздрогнул, вскочил на ноги, зажег свет. В комнату вошла Рая. Она очень похудела - впалые щеки, темные круги вокруг глаз. Увидев Горина, Рая покраснела, сделала шаг назад, чтобы сразу уйти, но взяла себя в руки, остановилась: - Здравствуй, Володя, извини, я с улицы посмотрела на наши окна – темно, решила, что никого нет, мне нужно кое-что взять.
       - Да, да, конечно, я тебе не буду мешать, - сказал Горин. Как ни странно, сейчас он не чувствовал никакой ненависти к Рае. Только какую-то полную физическую и душевную опустошенность, выпотрошенность. Иногда при одном воспоминании о случившемся сердце его сжималось, становилось тяжело дышать и проходило несколько минут, пока он приходил в себя, но сейчас, слава Богу, он был спокоен.
       - Между прочим, где ты сейчас живешь, если это не секрет? У Ерина? – спросил он Раю.
       - Не секрет. Я сняла комнату возле школы. Очень удобно.
       Рая сделала вид, что не расслышала второй части вопроса. Только вздрогнула, как от удара.
       - Послушай, - сказал Горин, - мне кажется нет смысла и мне, и тебе жить в снятых комнатах, когда квартира пустует. Оставайся в этой квартире, забирай детей и живите на здоровье. Я как-нибудь перекантуюсь.
       Рая что-то искала в шкафу. Горин через открытую дверь в спальню видел, как напряглось все ее тело, замедлились движения, подумал, что ей сейчас гораздо тяжелее, чем ему.
       Тут же оборвал себя: нашел кого жалеть! Она тебя жалела, когда под Ерина ложилась, как последняя шлюха? Думала о тебе?
       - Хорошо, спасибо, Володя. А то на комнату, что я снимаю, никаких денег не хватит. Да и за ребятами я очень скучаю, не могу без них.
       - Договорились, - с напускным спокойствием сказал Горин, направляясь к выходу.Рая, очевидно, почувствовала его нерешительность, сказала: - Куда же ты пойдешь, ведь ночь на дворе. Я тебе постелю на диване или в детской, а сама лягу в спальне. Или наоборот, как хочешь.
       И не давая ему возможности возразить, предложила: - Может быть, поужинаем, я, например, очень голодная? – Давай поужинаем, - согласился Горин.
       - Что же я делаю, - подумал он. – Вместо того, чтобы сразу уйти, я соглашаюсь ночевать в одной квартире с ней, ужинать вместе. А дальше что? Спать в одной постели? Как будто ничего не случилось? А, впрочем... спит же он иногда с чужими женами. А Рая для него сейчас как чужая жена. Так даже интереснее... Идиот!
       Тем временем Рая поставила на кухонный стол сковороду с поджаренной колбасой и яичницей, нарезала хлеб, намазала его маслом. Горин достал из морозильника бутылку водки, открыл, налил Рае и себе. Себе – побольше. – Будь здорова! – Будь здоров!
       Поужинали молча. Рая наливала в чашки чай, но Горин не стал ждать, встал из-за стола:
       - Спасибо за ужин, Рая. Почитай письма, они в гостиной на столе. Всего хорошего! Я пошел!
       И, решительно направившись к выходу, совершенно неожиданно для себя со злостью выкрикнул: - Привет Ерину! И вышел, хлопнув дверью.

       * * *

       Ерина Горин встретил совершенно случайно на следующий день. Между ними было метров 100-120, когда Горин увидел его. Кровь ударила Горину в голову, он весь напрягся, сердце заработало в форсированном режиме, ему казалось, что он слышит как в бешеном темпе переключаются сердечные клапаны... Сейчас он убьет Ерина! Ах ты ж гад, сволочь, подлец, твою мать! Успел подумать, что убивать нужно было сразу, когда застал его в своей квартире... Подобрал на тротуаре метровый обрезок трубы – рядом строился дом.
       Когда между ними оставалось метров 70, Ерин увидел Горина и быстро свернул в какой-то переулок.
       Горин прибавил шагу, побежал вслед за Ериным. Потом вдруг остановился.
       - Что же я делаю, ведь я мог человека убить?! – пришел он в себя. Выбросил трубу. Усмехнулся: - Или он – меня.

       * * *

       Через пару дней Рая позвонила Горину на работу: - Я сегодня приду позже, чтобы не мешать тебе, зайди домой, прочитай мое письмо. Оно там же, где твои письма, на столе.
       Рая писала: - Не удивляйся, что я решила написать вместо того, чтобы обсудить все вопросы вместе с тобой, – мне так легче.
       Во-первых, о тебе. Я догадывалась, что ты изменил мне. Я сразу поняла это, когда ты вернулся из той злополучной командировки. Не знаю, как это объяснить... Я почувствовала душой, сердцем, что ты стал другой. Вроде бы все было, как прежде – и твой голос, и твои привычки, и твои ласки... Но что-то изменилось, чему нет названия. Во всяком случае, я не могу его найти. Как будто ты весь покрылся очень тонкой, прозрачной, невидимой пленкой. Ты был такой, как всегда, и, в то же время, в чем-то не такой: не такой родной, не такой близкий...
       Если бы я сказала тебе об этом, не подкрепив свои фантазии более вескими доказательствами, ты бы смеялся, сказал бы что это мистика, женские причуды. И я сдержалась. Это было не легко, поверь мне. Иногда я забывала о своих предположениях, заталкивала их в самые глухие закоулки своей памяти. Мы жили как всегда. Но я перестала быть “женщиной с замужними глазами”- помнишь, мы в чьих-то стихах встретили эти слова, - я стала иначе смотреть на другие семейные пары. Неужели все они изменяют друг другу и продолжают жить вместе!
       Ты не замечал этих изменений во мне, был слишком увлечен своей новой работой. И когда Ерин стал приставать ко мне со своими предложениями, у меня не было ни сил, ни желания сопротивляться, не знаю как лучше сказать – у меня был сломан духовный стержень, на котором я держалась.
       Когда Ерин пришел первый раз, я уже чувствовала, что ты изменяешь мне. Тогда он наткнулся на мою холодность, посидел немного, выкурил сигарету и ушел. А когда ты уезжал в Свердловск, я сдалась. Я не возражала. Я не чувствовала ни влечения, ни отвращения к нему, ни брезгливости, была как деревянная. Он говорил, что глупо хранить верность человеку, который тебе изменяет.
       Откуда у него эти сведения - не знаю. Я никому о твоей предполагаемой измене не говорила. До последнего времени у меня была одна “подруга”, с которой я всем делилась – ты. До последнего времени...
       На мои вопросы он отвечать не захотел. Сказал, что я сама знаю, что он говорит правду. Он был прав.
       Горин прервал чтение, перевел дыхание. Откуда Ерин мог узнать, что Горин изменяет Рае?
       Понятно, он мог узнать, что я уезжаю... А о наших отношениях с Таней? Неужели, Таня проговорилась?
       Потом Ерин раздел меня, повел к кровати, но сам не успел раздеться – ты вернулся во-время. И смех, и грех! Ты можешь не верить мне, но это - правда! Поверь, я не пытаюсь оправдаться: собственно, какая разница - овладел он мною или нет, если я была готова к этому.
       А после твоего ухода он оделся и убежал, потому что я пришла в себя и начала истерично на него кричать. К тому же он, очевидно, боялся, что ты вернешься. Выругался и убежал.
       Если бы твой отец раньше написал нам, что послал просьбу об эмиграции, может быть этого кошмара не было бы!
       Я не знаю как быть. Знаю только, что детей одних, без себя, не отпущу. Они мои, родные! А у нас с тобой ничего больше не склеится. Чуть что будем упрекать друг друга. Или вслух, или молча... Что это за жизнь?!

       * * *

       Горин пришел домой рано в этот день, долго читал Раино письмо. Как все запуталось в их жизни! Правильно говорят: когда что-то находишь, обязательно что-то теряешь. И потеря бывает более значительной!
       Вдруг он почувствовал, как близка, как дорога ему Рая. Которой он изменял и, возможно, будет изменять в будущем. И которая, очевидно, тоже ему изменяла. И, может быть, не один раз.
Горин вспоминал женщин, которые ему нравились, с которыми он был близок. Пытался представить себе совместную семейную жизнь с ними. Провести вместе ночь, неделю, может быть, месяц – да! Но не больше! Больше он может выдержать и выдерживает только с Раей. Иногда любимой до самозабвения, иногда ненавидимой, но – своей, родной.
       Пошел на кухню, приготовил ужин.
       Интересно все-таки как Ерин узнал о его связи с Таней. Или Таня не выдержала и кому-то из своих подруг рассказала, естественно, по секрету, или кто-нибудь из их дома увидел, куда он зашел ночью в день “отъезда”, или откуда вышел выбрасывать мусор?
       Раю Горин встретил у двери; когда она вошла – обнял ее, прижал к себе. Рая заплакала. И у Горина голос задрожал. Он сказал: - Прости меня, Рая! Я очень виноват перед тобой, я люблю только тебя! Она поцеловала Горина: - А ты прости меня, я люблю только тебя, Володя!
       В эти минуты они и сами поверили себе и позволили друг другу убедить себя в своей искренности.

       * * *

       Жизнь Горина и Раи постепенно входила в привычное русло. Они старались угадывать и исполнять желания друг друга, остерегались каким-нибудь неосторожным словом или намеком напомнить о потрясших их семью событиях. И Горин, и Рая пытались все забыть, и не могли забыть ничего. При внезапном воспоминании прерывалось дыхание, на полуслове обрывалась речь. Слишком глубоко эти события поколебали их любовь друг к другу, привычные, устоявшиеся представления о супружеской верности. Которая, как оказалось, слабее зова плоти.
       
       2. ОБЛАКО В ШТАНАХ

       Через некоторое время отец прислал Горину письмо, в котором просил передать ему все документы, чтобы он смог перевести их на английский и снять копии. – Во-первых, здесь более квалифицированные переводчики, и, во-вторых, тебе незачем пока светиться. Иди знай как все повернется – может быть, тебе еще работать и работать. Да и Рае тоже.
       Горин собрал все необходимые документы, но не смог поехать в Харьков сам, так как на заводе шел срочный заказ и конструкторы дежурили в цехах для оперативного решения возникающих вопросов. Работали без выходных в три смены. Поэтому он придумал какой-то незначительный повод и предложил новенькой, Вале Сорокиной, которая не была пока что особенно загружена, съездить в трехдневную командировку.
       – Заодно передашь пакет моему отцу, он встретит тебя на автовокзале.
       - Если вам не трудно, занесите утром по дороге на работу пакет ко мне домой, я живу возле автовокзала, - попросила Валя, - я сразу и поеду.
       Горин записал адрес и утром перед работой взял пакет и пошел к Вале. Он еще не совсем пришел в себя от недавних потрясений и не был расположен к флирту. Тем более, что и Валя после того первого поцелуя при поступлении на работу не позволяла себе никакой фривольности по отношению к начальнику бюро, вела себя сдержанно и корректно.
       - Дверь открыта, - звонко крикнула Валя, когда Горин позвонил в квартиру с табличкой “Cорокины”, -- заходите, я сейчас выйду! Я – под душем! – продолжала она, когда он зашел.
       - Эта чертова мочалка... никак не получается... не могу спину намылить...
       Горин улыбнулся: – Этого следовало ожидать, - подумал он. - А теперь сопротивление бесполезно и, пожалуй, бессмысленно. Это не заигрывание, это – SOS, это просьба о помощи...
       Он подошел к ванной комнате и приоткрыл дверь. Из душа хлестала вода, а Валя, закутанная в большое мохнатое полотенце, стояла рядом с ванной и... плакала.
       - Валя, что случилось!? Почему ты плачешь?
       Он закрыл краны.
       - Извините, что я так встречаю вас, - сказала Валя.
       Горин взял кончик полотенца и начал вытирать слезы с ее щек.
       - Успокойся, Валюша, и скажи мне спокойно, что случилось.
       – Ничего не случилось! – капризно выкрикнула Валя. И тут же тихо добавила: - А то случилось, что я влюбилаcь в вас сразу, с того первого раза, а вы, а вы... Валя опять расплакалась. - А вы не обращаете на меня внимания...
       - Ну что ты, Валя, ты мне тоже очень нравишься. Но мы же оба семейные люди, должны... думать... обо всем... о последствиях... Горину все труднее было говорить, острое желание захлестнуло его. Полотенце соскользнуло с Валиных плеч, обнажив белое стройное тело с капельками воды на груди. Валя внезапно перестала плакать, лицо ее стало серьезным, глаза потемнели, она потянулась к Горину, каким-то изменившимся, глухим голосом сказала:
       - Молчи! И ничего не бойся. И деловито добавила: - Муж – в командировке...
       Он взял ее на руки и понес в спальню.
       И были забыты все страхи, опасения и возможные последствия. И только радость взаимного обладания охватила их сердца, тела, руки, ноги...
      
      
* * *

       Проводив Валю, Горин позвонил отцу, сказал каким автобусом она приедет, попросил помочь с устройством в гостиницу. - И не вздумай откровенничать, она не знает о содержании пакета.
       - Ну, Володя, ты меня совсем за лоха считаешь. Не волнуйся, все будет в порядке.
       Ефим Горин встретил Валю возле автобуса. Она первой увидела Горина, сказала: - Я вас сразу узнала - Владимир Ефимович очень похож на вас!
       Горин поблагодарил Валю за пакет, спросил где она собирается остановиться.
       - В какой-нибудь гостинице, - сказала Валя. У меня здесь нет ни родственников, ни друзей...
       - Ну, считайте, что с этого момента друзья в Харькове у вас есть. В гостиницах мест, как всегда, нет, а у нас просторная квартира, мы с сыном будем рады принять вас.
       Уловив вопрос в ее глазах, добавил: - Жена уехала на неделю проведать своих родных. Но не волнуйтесь, вы будете в полной безопасности. Сын вечно где-то пропадает, а я буду не мужчиной, а облаком в штанах.
       По дороге к машине, которую Горин оставил недалеко от автовокзала, он продолжал:
       - Помните, есть такая поэма у Маяковского? Облако в штанах. Знаете, почему возникло такое название? Однажды во время какой-то поездки он оказался в одном купе с юной девушкой. Естественно, она очень боялась оставаться всю ночь наедине с незнакомым мужчиной, похожим, к тому же, на громилу. Но Маяковский успокоил ее, сказал: - Не волнуйтесь, девушка, я буду абсолютно нежным - не мужчина, а облако в штанах.
       А потом он использовал это внезапно пришедшее в голову выражение.
       Валя рассказывала Горину о его сыне, о том, какой он справедливый, каким уважением пользуется и среди подчиненных, и у начальства.
       Поужинали, попили чай, от душа Валя отказалась. – Я перед отъездом купалась, - сказала она, улыбаясь своим мыслям.
       Горин предложил Вале расположиться в комнате сына. – А он поспит на диване в гостиной, если явится до утра.
       Было уже поздно. Горин и Валя, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим комнатам.
       Валя разделась, легла в постель, расслабилась. Улыбаясь, вспоминала события прошедшего дня. День прожит не зря. Она наконец-то заполучила своего шефа. Какой он нежный! И страстный! И совсем даже неплох в постели. Как он похож на своего отца! А отец-то тоже хорош! Валя заметила какие жадные взгляды он на нее бросал, думая, что она ничего не видит, как загорались его глаза, когда они разговаривали. И выглядит он очень молодо. Интересно, сколько ему лет. И не лысый, и не толстый, как многие пожилые мужчины. И – очень милый, - вывела Валя окончательную оценку. Если бы он только не был таким робким! Как ее Володя.
       Валя пыталась заснуть, но это ей не удавалось. А что, если... Внезапно она рассмеялась, решительно поднялась с постели и на цыпочках направилась в комнату старого Горина. Он еще не спал, ворочался с боку на бок.
       – Валя! – радостно воскликнул Горин, когда она зашла в комнату. Но тут же посерьезнел, одернул себя – чему обрадовался? С тревогой в голосе спросил: - Что-то случилось?
       - Нет, ничего особеннного, - тихо сказала Валя. – Просто я не совсем поняла... насчет облака в штанах... Вы не смогли бы объяснить мне это более подробно...
       Приподняв одеяло, она юркнула в постель к Горину.
      
* * *

       Когда Ленька пришел домой, Ефим Горин собирался на работу. – Где ты пропадал до утра, - ворчливо сказал он, - хоть бы позвонил, ты же знаешь, что я волнуюсь! И не шуми, пожалуйста, в твоей комнате спит женщина, ее Володя командировал в Харьков по делам и заодно передал мне свои документы. Она не смогла устроиться в гостинице и я предложил ей остановиться у нас.
       - Да мне-то что, пусть спит. Я только приму душ, перекушу и посплю пару часиков. Мне в институт к двум часам.
       - Ты, пожалуй, ложись в мою постель. И веди себя прилично. Пусть эта женщина отдохнет, она, очевидно, вчера очень устала.
       - Хорошо, папа! Как скажешь, так и будет. Как с ключами?
       - Я не знаю останется ли она еще на один день. Покажешь ей место для ключей под ковриком. Только чтобы никто не видел. Все, будь здоров, Леня!
       - Будь здоров, папа! И не волнуйся, все будет хорошо!
       Старший Горин отправился на работу. Какое чудесное приключение подарила ему судьба! Так бывает только в сказках. Какая милая женщина эта Валя! Плутовка! Маяковским она, видишь ли, заинтересовалась! Ну и он тоже не сплоховал. Старый конь борозды не портит! Она осталась довольна. Какой смысл ей было притворяться?! Горин хмыкнул: - Есть еще порох в пороховницах! А он-то думал, что уже все, нужно сушить весла. Ан нет! Мы еще повоюем!
В лаборатории, которой он руководил, работали и молодые женщины, с некоторыми он раньше, когда сам был помоложе, был близок. Тем не менее, бабником в общепринятом понимании он не был, свои связи тщательно скрывал и до его коллеги, заведующего соседней лабораторией, который хвастался близостью с абсолютно всеми женщинами своего коллектива, Горину было далеко.
       Иногда у него даже возникали угрызения совести: ведь у всех этих женщин, девушек были мужья, женихи...
       Горин успокаивал себя тем, что свое служебное положение он никогда не использовал, как правило, все начиналось по их инициативе.
       - Оно – то, конечно, так, только, наверно, инициативы было бы поменьше, если бы он не был завлабом, - самокритично подумал Горин.
       Черт возьми, неужели действительно дело не в нем, а в его должности!? А,впрочем, к чему это интеллигентское ковыряние в себе? Недаром жена шутя называет его человеком из 19-го века.
       В последние годы он постепенно стал отходить от этих развлечений, но Валя как-то особенно взволновала его.
       В этот день Горин почувствовал прилив энергии, бодрости. Он договорился с заведующим отделом о повышении окладов двум конструкторам, разрешил уходить раньше с работы молодой женщине, у которой заболел ребенок. – Потом, когда выздоровеет, отработаешь, если мы оба об этом не забудем. Поздравил аспиранта с окончанием экспериментов. Подсказал сотруднику удачное техническое решение проблемы, которую тот не мог осилить.
      
* * *

       Ленька быстренько, стараясь не шуметь, искупался, по дороге в родительскую спальню заглянул в холодильник, что-то схватил, поел на ходу и, потушив свет, улегся в постель. Он очень устал. За два года службы в армии Ленька не только начисто забыл все, что он знал и чего не знал, - он разучился работать с книгой, разучился чертить, с трудом вникал в то, что говорили профессора на лекциях. Он был интересным парнем, девчонки старались помочь ему, но в их присутствии он отвлекался, не мог сосредоточиться. Все они казались Леньке прекрасными, очаровательными, и, хотя иногда он устраивал им проверку интеллекта, задавая такой, например, вопрос: - А ты читала Рембрандта? – ответ “читала” или “не читала”, произнесенный без всякой иронии, ничего не менял в его отношении к этим девчонкам. Отвечая на недоуменные, вопросительные взгляды родителей, он, весело смеясь, просил их не волноваться, жениться он пока не собирается. Ему нужно было другое и “читала” девчонка Рембрандта или нет большого значения для этого не имело. Тем более, что и сам Ленька не был особо начитанным.
       Вот и сегодня они с Жанной до утра просидели у нее дома над его курсовым проектом, между делом обнимались и целовались, но на большее она не соглашалась, так как за тонкой стенкой кряхтели, демонстративно кашляли и ворочались ее родители.
       Вспоминая это и мысленно вытворяя с Жанной то, что подсказывала, на что толкала его природа, Ленька начал засыпать. Внезапно он услышал тихие, осторожные шаги по квартире. Понял – это командированная женщина. Окна были плотно закрыты портьерами, в квартире абсолютная темень, она передвигается на ощупь. Открыла его дверь, зашла. Вся в белом, можно было испугаться, если не знать кто это. Тихо, как во сне, сказала: - Я не могу спать одна... Пусти меня, пожалуйста...
       Не дожидаясь ответа, сбросив с себя простыню, легла рядом с Ленькой. От неожиданности он весь онемел, перестал дышать. Она положила руку ему на грудь, и нежно поглаживая его тело, шептала: - Облачко, где же облачко... где же... вот оно! – и восхищенно, протяжно: - Облако! Грозовое облако!
       Ленька повернулся к ней, протянул руки, погладил лицо, волосы, грудь(понял-молодая!), обнял, прижал к себе...
       Потом пару минут они лежали молча, отдыхали... Вдруг она настороженно спросила: - Тебе сколько лет? – Двадцать два. Она вздрогнула. – Включи свет! Ленька нащупал кнопку настольной лампы, стоявшей на тумбочке рядом с кроватью. Валя с испугом посмотрела на Леньку.Взяла себя в руки.
       – Извини меня, пожалуйста, я спросонья иногда делаю глупости. Ты не обижаешься на меня?
       - Ну что ты! Я очень рад, мне еще никогда не было так хорошо, я люблю тебя!
       - Ну-ну, успокойся, я женщина замужняя, а ты постарайся забыть то, что было. Любовь – это совсем другое. А теперь мне нужно срочно по делам.
       Ленька безуспешно пытался удержать Валю. Она приняла душ, собрала свою сумку и направилась к выходу. – Передай привет отцу. Я сегодня домой – через пару дней муж вернется из командировки. Будь здоров!
       - Муж – это святое! – съехидничал Ленька. - Всего хорошего!
       Закрыв дверь, лег в постель. – Странная женщина. Я даже не узнал как ее зовут. И что за бзик искать в плавках именно облако! Облако в плавках – интересно! Облако в штанах! Ну, конечно, облако в штанах! Это из Маяковского! Отец очень любил Маяковского и цитировал его направо и налево. Ленька попытался спокойно проанализировать все происшедшее, но усталость и бессонная ночь взяли свое – он как провалился – крепко заснул.
      
* * *

       Через пару часов Валя уже сидела в автобусе. Домой, домой! Хватит приключений! Это же надо: меньше, чем за сутки переспать и с отцом, и с двумя его сыновьями! Такого с ней еще никогда не было! Извращенка! Хотя, зачем она себя так: с младшим все получилось нечаянно, она думала, что это старик. А когда, наконец, поняла, вернее, почувствовала, что это не он, было уже поздно.
       – Не хитри, Валька, - сказала она себе, - ты практически сразу поняла, что это не старик. Но сопротивляться было поздно. Да и не очень хотелось.
       Она даже не узнала как его зовут! Это же надо так завешивать окна – темно было, как у негра в желудке! Какой жадный, страстный мальчишка! Неужели я у него первая? Наверное, первая, как он сразу: - Люблю тебя! А делал вид, что все это ему не впервой. Жаль, что не осталась еще на одну ночь! Нет, хорошо, что не осталась. А то бы начался танец с саблями.
Надеюсь, он не понял, что получил предназначавшееся его отцу.
       С мальчиком, допустим, нечаянно, а к старику в постель кто тебя толкнул?
       Ну,во-первых, он очень похож на ее Володю. А, во-вторых, он очень милый, интересный и представительный мужчина. Она таких раньше не встречала. И ей очень польстило, что он так увлекся ею. В конце концов, может быть она такого мужчину больше никогда не встретит! Как можно было упустить эту возможность!?
       Валя уселась удобнее в мягком кресле, по всему ее телу разлилась приятная истома. Успела подумать, что все трое – порядочные люди, болтать не будут, тем более хвастаться друг перед другом. Она хорошо предохранилась – не залетит. А то, в случае чего никакой анализ ДНК не поможет. Валя улыбнулась своим мыслям и заснула.

3. ЖЕНИХ НАМ НЕ ПОМЕХА!

       В американское посольство все Горины поехали вместе. Переживали - а что, если не дадут статуса беженцев? Один – кандидат наук, заведующий лабораторией НИИ, второй – начальник конструкторского бюро, жены – учителя. На какое национальное или религиозное притеснение жалуетесь?
       Примерно такие вопросы и были заданы. Чиновница посольства, молодая брюнетка, красиво и со вкусом одетая, с чистым, без косметики лицом, со скептической улыбкой – при этом она слегка выпячивала свои пухлые губки и удивленно приподымала брови - выслушивала ответы. Старший Горин рассказал о репрессированном отце. Сказал, что не хочет, чтобы его сыновья и внуки жили в стране, в которой такое возможно. Владимир пожаловался на медленное продвижение по служебной лестнице. (Сам при этом подумал: в 35 лет – начальник бюро, не так уж плохо!). Ленька вспомнил офицеров, которые во время призыва в армию, узнав, что он еврей, вычеркнули его из списка новобранцев, набранных в команду спецсвязи, и отправили в танковую часть.
       Рассказывая о себе, Ленька настолько нахально раздевал чиновницу глазами, что она была вынуждена нервно одернуть юбку и стянуть кофточку на груди. Тем не менее юбка не закрывала округлые коленки ее загорелых стройных ног, а вырез на кофточке при каждом движении расходился снова, обнажая не слишком много, но ровно на столько, на сколько было задумано, ее белую грудь.
       - А что если предложить ей провести вместе вечер? Ведь они уже знакомы! На 50 процентов. Она о нем почти все знает по документам, а он о ней – ничего. Только то, что, представившись, она назвала себя мисс Грин. Замужем она или нет? Вроде бы нет, если она мисс... Впрочем, какая разница! Жениться он ведь пока не собирается. Главное, что она ему очень понравилась. И по каким-то неуловимым признакам – то ли по улыбке, которая появлялась на ее лице, когда она к нему обращалась, то ли по какому-то особому блеску ее глаз, то ли по искорке, которая между ними пробежала - он понял, что понравился ей тоже.
       Предложить – не проблема! А потом? Хорошо если откажется! А если согласится? Это же сколько денег нужно! И на такси, и на ресторан, и на гостиницу. Отец столько не даст. Чорт бы побрал это безденежье! Первым делом после приезда в Америку нужно будет заработать побольше! Впрочем, кое-что из денег, полученных им, когда он помогал знакомому механику ремонтировать машины, у него осталось. Но какие это деньги – крохи!
       Тем временем чиновница переключилась на женщин. Из того, что говорили мужчины, нечего было занести в анкету. Они думают, что в Штатах текут молочные реки с кисельными берегами. И что они сразу смогут работать заведующими научными лабораториями или начальниками бюро. В лучшем случае – чертежниками! В худшем – шоферами кар-сервиса.
       Нахальный мальчишка! Не отводит от нее глаз. Она физически ощущает прикосновение его рук, его губ, его тела! Эх, дать бы себе волю! Взять его за руку и повести куда-нибудь: в кафе, в ресторан, в театр. И гулять до самого вечера, предчувствуя всеми фибрами своей души, всеми клеточками своего тела приближение заключительного аккорда. Был бы он хоть немного догадливее и смелее – обождал бы ее на выходе из посольства после окончания работы. Размечталась! Нельзя! Нужно работать!
       – Расскажите о случаях бытового антисемитизма, - сказала чиновница, обращаясь к женщинам. – Очевидно, вы с ними чаще сталкиваетесь!
       Рая рассказала, как настороженно замолкают, прислушиваются, ехидно смотрят на нее ученики, когда она на уроках истории вынуждена обличать израильских агрессоров, которые захватывают палестинские земли. Она – верующая еврейка, но не может посещать синагогу, потому что синагоги в их городе нет.
       Жена Ефима Горина, Нина, вспомнила, как в очереди за продуктами какой-то жлоб, пытавшийся купить что-то без очереди, в ответ на ее замечание выкрикнул: - Уезжайте скорее в свой Израиль, там будете свои порядки устанавливать!
       В конце дня все собрались возле посольства. Из здания напротив кто-то выставил в окно кинокамеру и снимал собравшихся. Ефим заметил: - Это не страшно. На работе, наверно, все давно известно. Его предположение подтвердилось перед самым отъездом, когда он зашел в спецотдел института и попросил подписать список своих изобретений и научных работ, чтобы засвидетельствовать, что в них отсутствуют секретные сведения. Спросил начальницу отдела: - Галина Петровна, скажите пожалуйста, когда вы узнали, что я собираюсь эмигрировать? - Ну, - улыбнулась Галина Петровна, - не раньше, чем вы об этом подумали.
       Может быть и не раньше, но, по крайней мере, тогда, когда отправляли документы в Вашингтон. Да и кинокамеру направлял на них не любитель.
       В ожидании выдачи справок люди делились впечатлениями об интервью. Еврей из Краснодара взволнованно рассказывал: - Я ему говорю, что у нас однажды казаки на лошадях гонялись за евреями, а он возражает на полном серьезе: - Это вы перепутали, может быть, наоборот, евреи на лошадях гонялись за казаками!? – Где он видел евреев на лошадях!?

* * *

       Ленька отпросился у отца погулять немного по городу. – Когда еще придется побывать в Москве? И подкинь деньжат на мелкие расходы своему единственному младшему сыну!
       Потом незаметно подкатился к старшему брату: - Володя, не будь жмотом, я отдам, когда вырасту.
       Когда все разошлись, Ленька подошел к выходу из посольства, стал немного поодаль. Он не особенно рассчитывал на встречу с мисс Грин, ну да чем чорт не шутит, когда Бог спит! Глупо, конечно, на что-то надеяться, но делать все равно нечего.
       У бровки тротуара, на котором стоял Ленька, остановилась машина. Он сделал пару шагов в сторону, решив уходить, но в этот момент дверца машины открылась и мисс Грин (ей Богу, это была она!) окликнула его: - Добрый вечер, Леонид, садитесь, я вас подвезу!
       - Ё-моё, - подумал Ленька, - мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Добрый вечер, мисс Грин, - ответил он, усаживаясь рядом.
       - Интересно, кого вы поджидали здесь, возле посольства?
       - Я надеялся увидеть вас еще один раз. Вы мне очень понравились. Я таких девушек никогда не встречал! Вы такая красивая... такая теплая... и мне кажется, что мы с вами уже давно знакомы.
       - Ну, насчет температуры моего тела выводы делать несколько преждевременно, - засмеялась мисс Грин. – Но с уверенностью можно сказать, что от застенчивости вы не умрете!
       - Извините, мисс Грин, если я вас обидел, - сказал Ленька. И, не ожидая ответа, смущенно добавил: - Я имел в виду не температуру вашего тела, хотя это тоже очень интересно, а ваш характер... Как вас зовут? И откуда у вас такой хороший русский язык?
       - Я вам все расскажу, но сначала скажите куда вас везти. Здесь стоять нельзя, могут оштрафовать.
       - Я никуда не спешу, езжайте куда хотите, а когда я вам буду мешать или окончательно надоем, высадите меня.
       - Другими словами, Леня, вы поступаете в полное мое распоряжение. Не страшно?
       - Нет! С вами хоть на край света!
       - Поехали. Пристегнитесь, пожалуйста. Меня зовут Наташей. Я из семьи эмигрантов, еще тех, послереволюционных. Русский язык - родной в нашей семье. Благодаря ему я после университета устроилась на работу в посольство. Вот теперь вы почти все обо мне знаете.
       - Ну, обо мне вы тоже почти все знаете. Два года служил в армии, был танкистом, сейчас – студент. Думаю, буду инженером. Как мой дед, мой отец, старший брат. Самое яркое событие в моей жизни...
       - Почему вы остановились? Продолжайте, пожалуйста!
       - Самое яркое... это встреча с вами...
       - Как вам не стыдно, Леня, - рассмеялась Наташа, - я от неожиданности чуть не врезалась в троллейбус! Было бы очень яркое событие! Где вы научились делать такие комплименты? А теперь нам нужно решить где мы поужинаем: в каком-нибудь ресторане, кафе или...
       - Или, - твердо ответил Леонид, вспомнив о состоянии своих финансов.
       - Леня, вы напрашиваетесь ко мне в гости? Таких беспардонных мужчин я еще не встречала! Как вы думаете, если я скажу нет, это будет очень невежливо?
       - Очень! Сердце не выдержит такого ответа! А вы ведь, приняв меня в свое полное распоряжение, отвечаете и за мое здоровье.
       Когда Наташа остановила машину перед красным сигналом светофора, Ленька наклонился к ней обнял и поцеловал.
       - Леня, не нужно, пожалуйста! У меня голова закружилась, а мы еще не приехали. И что за манера целоваться с едва знакомыми женщинами! Сиди смирно!
       Через несколько минут Наташа запарковала машину возле многоэтажного дома, они зашли в подъезд и, взбежав на третий этаж (лифт был занят), зашли в квартиру.
       - Вот здесь я живу, - сказала Наташа. – Леня, какой кофе вы предпочитаете?
       Ленька подошел к Наташе, обнял ее и начал целовать.
       - Какой к чорту кофе! – бормотал он, срывая с Наташи одежду, обрывая пуговички и крючечки.
       – Ты с ума сошел, - шептала Наташа, - с ума... сошел...

       * * *

       Через несколько месяцев перед вылетом в Нью-Йорк Ленька успел позвонить Наташе. Ответила незнакомая женщина, узнала кто звонит и сказала, что в связи с окончанием срока контракта Наташа улетела в Нью-Йорк. У нее там жених. Женщина выполнила Наташину просьбу - продиктовала Леньке номер ее американского телефона.
       - Продолжение следует, - подумал Ленька. - Жених нам не помеха!

    P.S. Дальнейшие судьбы героев частично в "Исходе", "Крепче за баранку...", "Стариках и море".
М.К.   
      
ПРИЛОЖЕНИЕ
Библия, первая книга Моисеева “Бытие”

       - Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников. Неужели Ты погубишь, и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нем? – спросил Авраам.
       Господь сказал: - Если Я найду в городе пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу все место сие.
       - Может до пятидесяти праведников не достанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город?
       Господь сказал: - Не истреблю, если найду там сорок пять.
...может быть, найдется там сорок?
        ...может быть, найдется там тридцать?
...может быть, найдется там двадцать?
...может быть, найдется там десять?”
       Владыка сказал: - Не истреблю ради десяти. .
       Не нашлось и десяти!