Когда тебя бросает любимая

Медведь
Когда она не просто плюет тебе в харю
И говорит что ты размазня
А вдобавок едет с другим отдохнуть к солнцу
Тебе ничего не остается
Кроме театра
Кухонного театра одного актера
Сначала ты в ужасе замираешь
Перед отсутствующей публикой
И вдруг решаешь взять самую высокую ноту
Ты начинаешь выть
Это мольба
Она обращена к любимой
Ее можно проговаривать отчетливым шепотом
Или мямлить, мусолить и сплевывать слова вместе со слезами
Такой монолог длится не долго
Слезы слипаются на подбородке
Нос клокочет соплями, ты берешь паузу
И устремляешься к холодильнику
Естественно ты пьешь из горлышка
Глубоко запрокинув голову
«как пианист»
и вот партитура почата
ты в образе героя-аналитика
ты устремляешься уязвленной мыслью в глубь событий
ты ищешь первопричину
и на исходе 0,5 ты натыкаешься на
бедного Йорика
о вечная сумятица сомнений
небрежно закусив
ты вышел на подмостки
**** я в рот все ваши постулаты
уж коли быть или не быть
то лучше Дездемону не душить,
а выебать, но как-то поподлее
вот например заснять ее падение
на камеру удачно скрытую и новому избраннику
представить кинофакт
о как отчетливо работает разбитое сознанье
ты Шерлок Холмс кухонного Скотланд Ярда
идешь по следу
идешь по запахам
идешь и западаешь
ты завязаешь
чем ближе к ней ты подбираешься
на расстоянии любви ты растекаешься
Илья Ильич Обломов, чтоб все по совести
По благости и вдохновенью…
Ах вдохновенье
Неудержимость, смех и слезы…
И вдруг ты натыкаешься глазами на ник ее ромашки
Ее погибшей «аськи», закровившей уж пару дней назад
oksana не в сети
Абонент недоступен
Талдычит ее мобильный
И ты роняешь пустые бутылки
Пробираясь к шкафчику
Где припасена пара таблеток феназепама
И забрасываешь их под язык
Под небрежные аплодисменты заброшенной кухни
Ты упираешься в кровать
В которой уже никогда не будет твоей любимой
Ты укладываешься ниц и улыбаешься
Тебе хочется поссать но таблетки уже растворились под языком
И ты плывешь вечным шутом в потоках горячей мочи
В следующий акт