Дым вырывался из заводской трубы. Ветер теребил тюль…
Мальчик склонился над листком бумаги и что-то быстро в нём писал. Женщина сидела на диване и смотрела на него поверх газеты. Газету она давно уже не читала. Она была открыта на той же странице, что и полчаса назад.
Вот уже полчаса она смотрела как он что-то пишет. Под футболкой чётко проступали его лопатки. Правая слегка подрагивала, когда он водил ручкой по бумаге, и опускалась, когда он делал паузу, раздумывая, что написать дальше.. Между лопатками на согнутой спине чётко прорисовывались бугорки позвонков. «Слишком чётко,» - вздохнула она про себя. А ещё чётко были видны на его спине рёбра. Это она точно знала, хотя их и не было сейчас видно. Как и не было видно его лица. Но она точно знала, что он слегка хмурится, когда делает паузу, чтоб прочитать написанное. И что между бровями при этом появляется вертикальная морщинка, ещё не очень чёткая, но через несколько лет она там утвердится полностью. Знала, что у него немного подрагивают губы – так он поддиктовывает себе.
Ей очень хотелось подойти и обнять его, уткнуться в его коротко постриженный затылок, вдохнуть его аромат, прикоснуться к нему.. Но она не рисковала нарушать хрупкое спокойствие момента, когда он вот так сидит тут, рядом, буквально в двух шагах. Она знала, что если подойдет к нему и прикоснётся, то сработает какой-то чёткий механизм в его теле – он отстранится, тут же засобирается, начнёт какое-то движение, суету... Момент прощания тоже давался ему нелегко...
Она боялась своими действиями приблизить время, когда придётся сказать «прощай». И по этому уже полчаса просто тихо смотрела на него. А он писал. Письмо. Может даже ей. Она не спрашивала. Она знала: он как пугливый зверёк – любой неосторожный звук (хруст ветки или её вопрос) способен согнать его с места и он не сделает того, что собирался. Всё, что она могла сделать, она уже сделала – об этом свидетельствовала его собранная дорожная сумка.
Поэтому она сидела и украдкой смотрела на него. Тихо-тихо. А мальчик что-то быстро писал на листке. А ветер уже нежно гладил штору, как любовник, насладившийся сладострастным моментом и продлевающий агонию наслаждения…