Что раздражает человека более всего на свете, если не принимать во внимание необходимость трудиться в поте лица? Это, безусловно: необходимость думать. Причём поразмыслить: как обидеть соседа, обмануть жену, получить левый доход, поесть и выпить за чужой счёт, - всякий находит время и не считает это вменённым в обязанность, но…. Спросите человека о самой малости, о том, что приходит в голову ещё в нежном возрасте, почти сразу же, как только дитя начинает осознанно рассматривать в маленькой ручке пойманную букашку: зачем ты живёшь на свете? Он не то чтобы теряется, а становится агрессивен, будто вы нанесли ему бог весть какое оскорбление. Я долго думал об этом феномене человеческой природы. Что лежит в её основе: Страх? Лень? Точного ответа на этот вопрос я не нашёл. У меня есть лишь догадка. Догадка как всегда простая и, к сожалению, мало что объясняющая. Люди не хотят отвлекаться от своих забот. Они настолько простейшие, настолько очевидные и – парадокс – настолько важные, что он – индивид - готов убить любого, кто отвлекает от важнейшего дела.
Выживание – ему имя. Все думают лишь о собственном выживании, ничуть не заботясь о том, что человек и прямые его потомки, никогда не выживут, если не позаботятся о выживании вида, то есть всего человечества в целом. Бедняга, – такой как я, – замурованный собственной волей и сильнейшей слабостью – любопытством – в высокой башне, вынужденный за любым нужным ему предметом спускаться в сырой подвал, пересчитывая ступени терпением, а не счётом, вот этот человек не бездельник, не чудак, – хотя и чудак и бездельник, – а просто работает на весь человеческий род в целом и никого из полного списка не исключает. Он-то не исключает, но как часто исключают его. Наш герцог не посмотрел на мои заслуги, не вспомнил всех моих изобретений, которые позволили до сих пор существовать нашему городу и лично герцогу, – пусть вспомнит о броне, закалённой в гусиной печени, которая не пробивается выстрелом из мушкета и с пяти шагов, пусть вспомнит о фугасах, которые я заложил перед рвом, во время нападения рогатых викингов, о самонаводящихся фейерверках - он ни на что не посмотрел, а лишь покрутил в руках неудачную безделушку, бросил её в ларь и забыл обо мне, забыл о том, что я не придворный ювелир и могу ошибаться.
Главное, могу ошибаться. Бог с ним, с герцогом. Он лишь обычный хозяин и какое-то право требовать всё же имеет, так устроен мир, и переделывать его задача неблагодарная, но остальные? Почему никто не вступился за меня. Анжу, дуется до сей поры. Бестион, не смотрит в мою сторону, делая вид, что ему трудно на меня смотреть через платок, которым он подвязывает подбородок для удержания обвисших щёк. Что такое, хочу спросить всех, обвислые щёки, когда цена науки не определима в принципе. Можно год другой и пострадать, тем более что в науку надо иногда просто верить: ведь предлагал я ему пришить щёки на место, отрезав лишь малую часть для восстановления природной плотности. Нет, не согласился. Последовал отказ. А было бы так интересно это проделать. Щёки это ерунда, но следует один отказ за другим и не только от тех, кто должен был бы согласиться первым, а даже о тех, кто вообще ничего не понимает, и тем самым обречён на согласие с умным предложением. Нет. Опять никакого результата. Ну и что, что забились керамические трубы нашего водопровода? Они же лучше, чем римские акведуки, которые хоть и действуют безотказно, но так морально устарели, что смотреть на них противно. Месяца работы, видите ли, мало! Лучше смотреть на латинскую дрянь всю следующую тысячу лет, это, конечно, лучше.
А уличное освещение и езда по железным брусьям? Никому не надо. Ходить будут пешком. Под ноги смотреть, поеживаясь от искр факела над головой, падающих за шиворот. С большим трудом уговорил наладить выпуск слюдяных фонарей, защищающих от ветра свечу. Никто не подумал, что такой компромисс с нравами оскорбителен для меня. Свеча! Даже не стеариновая свеча, а самая обычная, доводящая бедных полезных пчёлок до полного разорения и обрекающая их на голодовку в зимнее время. Но самое непонятное для меня это отсутствие заботы о своём здоровье. Нет, не полное отсутствие, а пренебрежение достижениями этой ветви знаний. Ну, нельзя же, в самом деле, в наше время лечиться от ожерелья Венеры с помощью девственниц! Предлагал лично герцогу и сурьму и висмут и ртутный напиток, придумал специально для него полую одноразовую иглу для накалывания седалища, вводящую туда полезный гриб. Так что я услышал в ответ? От твоих лекарств у меня портится цвет лица, лечиться девственницами (которых во всей округе уже наперечёт) гораздо приятнее. Как мне хотелось тогда ответить герцогу, что решать бытовые вопросы герцогства мне намного неприятнее, чем бегать за Бестионом, когда он запускает против града и дождя наших воздушных змеев.
Как приятно смотреть на небо, не пустое или наполненное всякими испарениями, не занятое своим вечным кругооборотом влаги, а чистое, прозрачное. Небо, в котором один наш змей с хвостом, рассекает его, парит в нём, словно белая туча. Даже не стал напоминать герцогу, что есть ещё занятия схоластикой и софизмом, теологией и метафизикой, алхимией, которые увлекают меня гораздо больше, чем какой-то водопровод и канализация, а так же его грехи не первой молодости и военные упражнения. Вынужден сделать окончательный вывод. Жизнь моя никому не нужна. Никому. Нет ни единого человека на земле, который сказал бы: задержись! Все норовят меня подтолкнуть. Не минует меня чаша сия…. Пью вам в подарок эту чашу….
- Учитель! Открой келью, Учитель! Что с тобой? – ответа не последовало.