... Война шла уже месяц. Уже месяц бесконечные колонны беженцев, методичные, строго по часам, налёты стервятников. Немцы, сволочи, воевали по расписанию, как привыкли в Европе. То здесь, то там, танковые клинья вспарывали линию фронта, как нож масло, охватывая в "котлы" армии, дивизии, полки. По дорогам брели вперемешку военные и гражданские. Трупы вдоль обочин лежали тоже вперемешку. Их не хоронили. Поля горели и никто не обращал уже на это внимания.
Когда немцы прорвались в очередной раз мы - кучка беженцев, как раз остановились на отдых в какой-то деревне. Я даже её названия не помню. Местных жителей не было видно. То ли ушли, то ли попрятались. Крепкие дома за высокими заборами. Видимо, даже не смотря на колхознный уклад, народ здесь жил зажиточно. Мы с тётей Мурой - моей подругой по несчастью, попробовали было постучаться в пару домов, но нам не открыли. Даже собак не было слышно. Но калитка и ворота были заперты изнутри.
А потом мы увидели их. Несколько броневиков, мощные крытые грузовики и несколько мотоциклов с колясками, на которых стояли пулемёты. Чёрно-белые кресты и сдвоенные молнии - руна "зиг" - эмблема СС.
Почему я не надела кольцо тогда? Наверное, растерялась. У нас, тех, кого посылают "в поле" есть чёткие инструкции на этот счёт. Нам запрещено вмешиваться в исторические события и пытаться их изменить, а в случае непосредственной угрозы жизни - надеть кольцо и активировать программу, которая вернёт нас в наше время. Но я растерялась и забыла про кольцо. Так я познакомилась с Карлушей. Извините, с гауптштурмбаннфюрером СС Карлом фон Шварцем. Карлушу при нашей первой встрече прямо таки распирало от собственной крутизны и превосходства арийской расы над прочими.О чём нам всем и было заявлено. Немцы в деревне не церемонились, живо повыбивали ворота и заняли избы получше, повыгоняв хозяев.Улица вдруг разом наполнилась народом. И стало очень шумно. Где-то закричала женщина, потом вторая, ей вторил детский плач, заполошное кудахтанье кур и мычание коров. Зазвенело разбитое стекло, треснула короткая автоматная очередь...
Нас, мелюзгу и недочеловеков, было решено отпустить, предварительно преподав урок. Но не всех. Две или три семьи, в коих заподозрили евреев, отвели в сторону и расстреляли на глазах у остальных.
Потом Карлуша, как самый главный у них, пораспинался ещё немного про германский порядок и всё такое прочее. Страшно не было. Было такое чувство, словно я оказалась на съёмках какого-то фильма про то время. Да и Карлуша произвёл на меня впечатление какого-то актёрика третьеразрядной труппы, которому вдруг привалило счастье сыграть в настоящем кино у известного режиссёра. Вот он и старался как умел.
- Через месяц наша доблестная германская армия будет в Москве. - с апломбом изрёк он. По-русски он, кстати, говорил очень даже неплохо, хотя и с акцентом. Но видно было, что его учил именно русский преподаватель. Наверное, белоэмигрант какой-нибудь. Некоторые фразы он строил очень старомодно. Так в 40-е годы ХХ века уже не говорили. И тут меня как чёрт за язык дёрнул.
- Не будете! - крикнула я ему.
Карлуша медленно повернулся ко мне. "Мозговой компьютер" эсмана медленно переваривал полученную информацию. Что-то подсказывало ему, что произошёл какой-то сбой в программе. Но какой - он пока не мог понять. На лице появилось выражение "Что это? Откуда это? Почему? Непорядок!"
"Непорядок", то-бишь меня, вытолкнули вперёд и я оказалась нос к носу с гаупт.. и как-там-его-дальше...
- Не будете. - повторила я. Наконец я нащупала в кармане кольцо, но надеть его по-прежнему не догадывалась.
- Комсомолка? - спросил он, осматривая меня, впрочем, без особой враждебности. Скорее с интересом.
- Нет. - честно ответила я, - А что - надо?
- Когда мы будем в Москве... - снова начал он, словно примерный ученик, вызубривший урок. Я перебила:
- Я вижу, вы понимаете русский. Так вот - НЕ будете вы в Москве. И в Ленинграде НЕ будете.
Я услышала как ахнула за моей спиной тётя Мура.
- Молчи, молчи... - вполголоса проговорила она.
У Карлуши, на моё счастье, было хорошее настроение.
- Вот как? - спросил он.
- Да. - меня уже понесло. Я понимала, что нарушаю инструкции, что, возможно, ставлю крест на дальнейшей карьере, но остановиться уже не могла, -Вы НИКОГДА не будете в Москве! НИКОГДА не будете в Ленинграде! Вы вообще не победите в этой войне! А ваш Гитлер погубит Германию! Я могу вам даже сказать точную дату окончания этой войны!
- Да?! - иронично вскинул он бровь, - Фройляйн ясновидящая?
Он повторил то же самое по-немецки и остальные немцы расхохотались. Сказанное мной их очень развеселило.
- И когда же эта война закончится? - повернулся он ко мне.
- 9 мая 1945 года. - выпалила я. Хотя капитуляция была подписана поздно вечером 8 мая, но в Москве, с которой разница во времени составляет 3 часа, было уже 9 мая. Так что это - несущественные мелочи.
- Значит, - спустя долгую паузу спросил он, - эта война будет долгой?
- Да. И я надеюсь дожить до победы.
Прозвучало пафосно, но от души. Карлуша расхохотался. Потом перевёл эту фразу своим. Те тоже посмеялись.
- Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. - сказала я, - И я буду смеяться 9 мая 1945 года в Берлине.
- А вот это мы посмотрим. - сказал Карлуша, - Знаете, барышня (он сказал именно барышня, а не фройляйн), я ведь могу убить Вас прямо сейчас. - его рука потянулась к кобуре на животе, -Но я не буду. Я азартен, фройляйн. Барышня. Я заключу с Вами пари. На Вашу жизнь. Если мы будем в Москве уже в начале осени - я лично расстреляю Вас.
- Согласна. - ляпнула я, совершенно не соображая, что делаю, - А если я буду в Берлине в мае 45-го?
Вопрос остался без ответа.
- Увести. -приказал Карлуша, показывая на меня. И меня оттащили в сторону. Потом затолкали в легковую машину, кажется, это был "Хорх", а может и нет, я как-то плохо разбираюсь в марках машин, а уж старинных тем более. Хотя перед заброской мы проходили курс адаптации и нас учили, в том числе и в марках машин разбираться, и в характеристиках оружия.
Карлушу произошедшее в деревне откровенно забавляло и всю дальнейшую дорогу он изводил меня дурацкими шуточками, называя "фройляйн прорицательница". А потом мы угодили в засаду. Нас обстреляли не то партизаны, не то какие-то шальные пробивающиеся к своим окруженцы. Пользуясь сумятицей, я закатилась в придорожную канаву, заползла поглубже в лопухи и крапиву и пролежала там до вечера. Через неделю скитаний в одиночестве по лесам - дорог и населённых пунктов я теперь тщательно избегала, мне встретилась небольшая группа наших бойцов, пытавшихся пробиться к своим. Стали пробиваться вместе. В итоге превратились в партизанский отряд.
... Вторая наша встреча произошла спустя почти полтора года. Весной 43-го. Немцам к тому времени уже надрали задницу под Сталинградом. И гонору у них заметно поубавилось.
... Задание было выполнено и я могла возвращаться в отряд. Там меня ждали с нетерпением. Я должна была вернуться ещё вчера, но задержалась. Впрочем, сведения, переданные мне местными подпольщиками, того стоили.
На выезде из города полицаи проверяли документы. Мне нечего было беспокоиться. Аусвайс у меня был настоящий, в отличие от большинства других наших ребят, ходивших на задания с откровенной "липой". Да и полицай, на моё счастье, сегодня дежурил знакомый.
- Проходи.
И в этот момент у шлагбаума остановилась машина. "Хорх" был основательно забрызган грязью, так, что она надёжно скрывала родной цвет кузова. Из кабины вылез рослый эсман.
- А ну стой!
Я оглянулась.
- Вы - мне?
Впрочем, могла и не спрашивать. Ибо эсман оказался Карлушей. Почему-то я его сразу узнала и мгновенно вспомнила. Как и он меня, к моему сожалению.
- Весьма неожиданная встреча, барышня. - произнёс он, - Подойдите сюда.
Я подошла. В голове была только одна мысль: "Неужели кто-то нас выдал? Но кто?" И опять я не вспомнила про кольцо. Как я ухитрилась не потерять его в этой круговерти? Впрочем - потерять его было нереально. Но я об этом не думала.
- И что привело Вас в город? - спросил Карл фон Шварц.
- На рынок ходила.
- А живёте?
- В Бескаравайке. Я там в работниках. У одних.
Когда врёшь - ври правдоподобно и убедительно. Тогда поверят. А мои руки за эти полтора года превратились в сплошную мозоль.
- Садитесь в машину, фройляйн.
- Зачем?
- Думаю, нам есть, о чём поговорить.
И я села в машину. Про кольцо опять не вспомнила. Почему за эти полтора года я ни разу не вспомнила о нём? Хотя за эти полтора года в моей жизни было такое, что никакое кольцо бы не спасло. Но я была жива до сих пор.
Нет. К счастью, Карлуша не знал, что я партизанка. Иначе бы по-другому со мной говорил. Но зато я узнала, про облаву на партизан. И успела предупредить своих. Карлуша проболтался. А я опять смогла удрать. Потому что всё было как в дурном кино. Карлушка притащил меня на какую-то вечеринку. Вернее - сначала на квартиру, где он жил, выгнав хозяев в чулан. Заставил надеть какое-то ужасное безвкусное платье в оборках, лично натянул на мои ноги фильдеперсовые чулки, потом швырнул мне неудобные туфли на невероятно высоком каблуке. Туфли зверски жали ноги. Но Карлуша сначала долго вертел меня перед собой, приговаривая "зер гут" и "медхен шён", а потом подтащил к зеркалу на двери громадного шифоньера. Я глянула на себя и ужаснулась. Наверное, я давно не видела себя в зеркале. Загорелое до черноты обветренное лицо резко контрастировало с белой кожей в вырезе декольте. Грубые жилистые, почти мужские руки с обломанными и обкусанными ногтями, волосы, заплетённые в две косы. И шёлковое платье в кошмарные цветочки. Туфли эти дурацкие, опять же. Я сроду на каблуках не ходила, даже дома, а в последний год вообще то в сапогах, а то и вообще в лаптях.
Как оказалось, мне была уготована роль "гвоздя программы". Я должна была играть роль этакой ясновидящей, отвечающей на вопросы. И я пользовалась успехом и даже танцевала на этих кошмарных котурнах, или ходулях. А потом тихо удрала под шумок.
... Последняя наша встреча, как в дурном кино, произошла именно в Берлине. Весной 45-го.
Бои за город ещё шли. То здесь, то там, в разных местах вспыхивали перестрелки. И Гитлер ещё с собой не покончил. Именно он приказал открыть шлюзы и затопить берлинское метро. Через него можно было опасть в подземный бункер во дворе Рейхсканцелярии. Я помнила это из школьного курса истории. И опять, нарушая инструкции, а впрочем - все эти 4 года я только делала, что их нарушала, я предложила провести группу бойцов через подземку. Последовавшее за этим было сущим адом. Мы уже почти выбили засевших на станции эсманов, когда появилась вода. Пребывала она стремительно. Напор был такой, что устоять на ногах было невозможно. Меня потащило куда-то, крутя как щепку. В самую последнюю минуту чьи-то сильные мужские руки подхватили меня. В тоннеле было темно и я не видела того, кто стал моим невольным спасителем. Он помог мне освободиться от мгновенно отяжелевших сапог и телогрейки. Потом за ними последовал ремень.
- Русская? - спросил он.
- Да. А ты фриц?
- Вообще-то меня зовут Карл.
- Знала я одного Карла... - ответила я.
Это было чудом,что нам удалось выбраться. Единственным. Остальные остались там. Под водой и под землёй... Мои ребята, которых я сама привела на смерть, раненые солдаты вермахта, штатские немцы - женщины, дети, старики, девушки из "Союза Германских Девушек", ухаживающие за ранеными и больными...
Мы сидели на ступеньках. Оба босиком - сапоги утонули, оружие тоже, мокрая форма противно липла к телу. Было холодно и я тряслась так, что зуб на зуб не попадал. Карлуша тоже дрожал и стучал зубами. На голове и руке у него были грязные мокрые бинты. Я не удивилась. Он тоже.
- Ты выиграла. - сказал он, - А мне даже застрелиться нечем.
Он ударил кулаком по ступеньке на которой сидел и разразился длиннейшим потоком ругательств по-русски и по-немецки. Он орал, ругался, рыдал и бился в истерике на ступеньках берлинской подземки, а я смотрела на него и чувствовала пустоту внутри. Он помнил про наше пари, которое было, в сущности, самой обыкновеннейшей глупостью. Ребячеством, тупым фанфаронством. Напыщенный болван поставил на кон жизнь. А при мне, да и при нём эти жизни обрывались столько раз... И вот теперь он бьётся в истерике потому что все идеи и теории, которым он служил и преклонялся, полетели ко всем чертям. А человек, бывший для него идолом и божеством во плоти, только что приказал убить сотни других людей в бесплодной попытке продлить агонию... нет, победителем я себя не ощущала. Не было и ликования, присущего победителям. Ничего не было. Только усталость и холод, пронизывающий до костей в мокрой облипшей гимнастёрке. Весной 45-го в Берлине было совсем не жарко. Пальцы нащупали что-то твёрдое, круглое в нагрудном кармане. Кольцо. За годы войны я ни разу им не воспользовалась... И сейчас не испытывала ни малейшего желания. А с другой стороны - те, кто отправил меня сюда уже тысячу раз могли приказать мне вернуться. Но не сделали этого. Почему? С какими целями? Неужели мне была уготована роль подопытного кролика? Для чего? Кто решил оставить такой эксперимент?
- Реалити-шоу. - тихо произнёс Карл.
- Что? - не поняла я.
- Они снимали реалити-шоу. Нашему пресыщенному зажратому обществу требуются зрелища.
Вот тут настал мой черёд ловить упавшую челюсть.
-Да. - продолжал Карл фон Шварц, - Это очень масштабный и дорогостоящий проект. И нас, милая барышня, использовали в тёмную. Я только сейчас это понял.
- Ты?
- Я такой же сотрудник СПМИИ. Меня действительно зовут Карл фон Шварц. Я родился в Шварцвальде в деревне Оберсдорф, мои родители фермеры. С детства бредил историей....
Под конец своего недолгого рассказа он достал из кармана потрёпанного эсэсовского мундира кольцо.
Снаружи послышались голоса. Говорили по-русски. Кто-то запустил задорным матерком.
-Шевченко, Кулик! Здесь посмотрите! - скомандовал кто-то.
- Есть, товарищ капитан!
- Паскудный лагерь военнопленных в мои планы не входит. - сказал Карл, надевая кольцо.
Я думала ровно две секунды, прежде, чем сделать то же самое...