Хватит дрыхнуть! Двенадцать скоро, хозяйка обед поставила. Серега, тебе говорю!
-Слушаюсь, Ваше… Ох, башка болит… неймется тебе! Что тебе, Семеныч, все неймется? Командировка для женатого человека – отпуск. Отпуск – пойми это, а ты? Казарму развел…
Серега присел на постели, взъерошил черные кудри, одновременно пытаясь нащупать ногами тапочки. Искать тапочки было делом безнадежным, он пошевелил босыми пальцами и выглянул в окно:
- Солнце высоко, колодец далеко… Ливанешь на меня холодной водицей?
Серега босиком выбежал во двор, струя воды из ведра полетела прямо на плечи, стекая ручьями по загорелому телу.
-Аааааааааааааааа! Хорошо! Хорошо, Семеныч, отлично! Живеееееем!
-Кобель! – любовался на него Семеныч, лишенный возможности ухаживать за женским полом по причине фантастической интуиции супруги, по одному только взгляду узнававшей нашкодившего мужа.
-Что хозяйка-то? - спросил Серега из-под жесткого льняного полотенца.
-Просила забор поправить.
-Поправим, как нечего делать. Пообедаем – и поправим. А Вано куда подевался?
-Твой Вано с утра заявился и опять ушел. Чтоб я с вами еще поехал… Думал, на рыбалку съездим, а вам только водку жрать.
-Съездим, Семеныч, как деньги кончатся, перейдем на рыбалку.
Семеныч плюнул и отвернулся. Он один пытался сохранять деловой вид. С утра не облачался в треники, как ребята, а надевал светлые брюки и кожаные сандалии, купленные женой в дорогу. Форс держался недолго, но ежедневно. С утра Семеныч причесывал свои буденовские усы – единственную растительность, оставшуюся на его блестящей, как шар, голове. Потом долго пил чай с хозяйкой, пока молодежь отсыпалась после ночных гулянок.
Серега по-деловому оглядел двор, поднял с земли яблоко, надкусил и скособочился:
-Кислятина… Щас наведем здесь порядок.
Через пять минут он уже мел двор, потом чистил хозяйкину скотину.
-Гляди, Егор, что делается – разговаривал он с боровом, опершись рукой с сигаретой на его широкую спину, и положив ногу на ногу, - нет, ты гляди, что он вытворяет!
Маленький черный котенок сунул лапу между прутьями рабицы, огораживающей загончик для гусят. Лапа застряла. И он беспомощно мотал ею, в надежде достать гусенка. Серега взялся освобождать лапу. Котенок сопротивлялся и шипел.
-Ах, ты, ж, шипингалет!
-Ты как скажешь – приклеишь, «Шипингалет», - усмехнулся Семеныч. Он был старшим в группе наладчиков, прибывших из столицы на небольшой аэродром для устранения заводского брака. Брак Серега обнаружил быстро. Он осторожно, как будто опасаясь мин, обошел вертолет, обнюхал его, как собака, и полез что-то простукивать и прослушивать.
-Здесь! – объявил он через полчаса.
- Нюх, что ли у него? - удивлялся Иван.
-Ты поработай на всех участках, может и у тебя появится. Ну, дает!
-Мальчики! Я повреждение нашел, вы его устраняете, пока я смотаюсь на почту, попрошу командировку продлить. Что-то мне здесь понравилось, места хорошие. Малины, думаю, много здесь…
-Иди уж, малина ему нужна… «Мальчики…» Ити ее… Руки золотые, башка варит, как надо. На завод при академии звали – отказался. Командировки, видишь ли, ему нравятся, - рассказывал Семеныч Ивану.
-И что такого? Я тоже ездить люблю - конопатое лицо Ивана украшал свежий синяк.
Твое дело холостое, а у Сереги двое детей. Семьей заниматься надо. А не малинники сшибать. Ты домой приедешь с подбитой рожей, мать поохает – и все. А Серега наш, как на фронте, в разведке.
Семеныч покрутил головой.
-И как он перед женой отчитывается? Ума не приложу…
-Так, уже критикуем! Я, между прочим, командировку на неделю продлил. Завтра деньги вышлют. А еще договорился, что жить мы будем в деревне. Здесь работы на день-два, а в деревне, сами знаете…хорошо летом. Ну что ты, Семеныч, на меня таким змеем смотришь?
-Балаболка ты.
-Я нашел повреждение, устроил быт, и я же – балаболка?
-Да.
-Согласен. Но отчего я балаболка, ты подумал, Семеныч? Может, я здесь свое детство вспомнил, бабулю? Я у нее в такой вот деревне каждое лето жил до армии.
-Детство он вспомнил… На аэродроме одни мужики, вот тебя в деревню и потянуло.
-Стараешься для них – никакого толку! Я добрый и прощаю эти несправедливые и обидные слова. Последний раз, понятно?
В деревне москвичи выпивали ежедневно и серьезно. Как ни странно, хозяйка бранилась на всех, кроме Сереги. Даже кота Шипингалетом стала звать. Серега наладил парник для рассады, заменил доски на крыше.
Уже и деньги кончились, и командировка подходила к концу, а уезжать не хотелось.
В комнату, где Серега навешивал полку для икон хозяйки, запыхавшись, влетел Иван.
-Ты чего, Ванюша, бегаешь по жаре? – иронично поинтересовался Серега, - головку напечет. Подержи-ка вот здесь ровно.
-Слышь, Серега, в деревне свадьба сегодня, - шептал Иван, - на нашей улице.
-Свадьбааа… Это хорошо. Это ты молодец! Катерина Михална! Ставьте иконостас! Готово.
Хозяйка показалась из-за занавески:
- Ну, золото, не руки у тебя, Сереженька. Жена, небось, не нарадуется.
-Это вы точно заметили – не нарадуется. Двенадцать лет живем. Чего, думаю, такая веселая? А она не нарадуется. Во как…
-И характер легкий у тебя, и просить долго не надо.
-И это верно – просить долго не надо. Все равно не допросишься. Это я так, к слову. А вот утюжок не одолжите еще раз? Хочется пройтись, так сказать, по-человечески, культурно погулять по улице.
-Ты принеси, что надо, я сама вам поглажу.
Свадьбу было уже слышно. Женские голоса перекрывали рев магнитофона.
-Когда пойдем? – суетился Иван.
-Когда за стол сядут и суета утихнет. Вот тут мы и прогуляемся мимо них. Я думаю, пригласят. Выпить охота, и вообще… С народом пообщаться.
-Знаем мы твой народ, весь в юбках ходит. Я не пойду, мне без подарка стыдно, - заявил Семеныч.
-Дело хозяйское. Чехова помнишь? У него генерал был главным подарком, а здесь мы – московские гости за столом. Цветов нарвем по дороге.
По сигналу Сереги все вышли за калитку. Накинув на плечи пиджаки, москвичи неспешно прогуливались по улице. Проходя мимо двора, где гуляли свадьбу, они о чем-то заспорили. Так, что не сразу услышали, как их позвали.
-Да что ж вы! Гуляете мимо, заходите к нам. Машеньку замуж выдаем! – подвыпивший добродушный хозяин отворил ворота.
-Что вы, что вы! Мы просто прогуляться. Поздравляем, у меня дочь – тоже Машенька. Вы уж извините, мы не знали, отговаривался Серега.
-Что за разговор! Прошу к нам!
-Вано, двигай за цветами… шепнул Серега и двинулся с Семенычем во двор. Столы были накрыты в тени под деревьями, но народ уже разморило. Женщины обмахиваясь платками, расстегивали верхние пуговки на новых, в честь свадьбы надетых нарядах. Молодые сидели на самом солнцепеке. От общего внимания и шуточек они совсем раскраснелись.
-Давайте танцевать! – предложила молоденькая вертлявая подруга невесты.
-Цыц! Напрыгаетесь еще, - оборвал ее хозяин, - новые гости пришли, уважаемые люди. Из столицы. Работники мировые, все на аэродроме в порядок привели. Авиация, это вам не шутки. Чуть не доглядел – катастрофа!
-Сядь, «катастрофа», дай людям сказать, - ласково усадила его жена.
«Люди» уставились на Серегу. Он привычно помотал головой, понял, что одному отдуваться приходится и завернул такой добрый и красивый тост, что хозяин снова вскочил и полез к нему целоваться.
-Слышали? В любви и уважении живите, как лебедь с лебедушкой!
Тут все подхватили Серегино «Горько!» и свадьба пошла своим чередом.
-Ништяк попали, Сереж, - толкал друга Иван.
-Ништяк. Ты закусывай, давай.
-Такой закусь – грех не выпить…
-Ванька! – цыкал на него Семеныч, - ну, смотри. Я те покажу, если опять…
-Все путем!
К вечеру стало чуть прохладней. С реки потянуло свежестью. Молодежь уже танцевала на поляне. Серега курил и размышлял, остаться, или пойти к молодежи размяться…
-На Муромской дорожке стояли три сосны… - вздохнув, запела, сидевшая рядом с ним женщина.
Серега почувствовал, как грудной голос забирает его всего и ничего не видно и не слышно становится, кроме этого голоса и этой песни.
Он и разглядеть ее толком не успел, видел только рыжеватые волосы, подобранные на затылке, серьгу, дрожавшую в мочке уха. Сотни раз он слышал эту песню. Но чтоб так ее пели - впервые. У него даже мурашки пробежали по спине.
За столом никто не подпевал, все слушали. Серега очнулся, когда песня оборвалась.
-Ох, и поете вы, - обратился он к соседке.
-Обычное дело. У нас все в семье пели.
Серега не осмеливался разглядывать ее, отметил только грустные глаза и зеленый шарфик на шее.
-Анюта, спой еще, - попросили за столом.
«Анюта», - подумал про себя Серега. Но не так, как он обычно думал о понравившейся женщине, а сохраняя в памяти звучание ее имени.
Анюта пела еще, потом, как водится, запели все.
-Погуляем? – прочистив горло, предложил он Анюте.
-Мы и так на свадьбе гуляем.
-Я предлагаю пройтись, воздухом подышать.
-Ну, пройдемся, - усмехнулась Анюта.
По улице шли молча. Сереге казалось, что весь народ высыпал на улицу и все треплются, как он тут уже больше недели «прогуливается». «Что за люди? Обязательно нужно выйти и пялиться… Телевизор включили бы что ли…»
-Что ж молчите, Сергей Иванович? Марина рассказывала, с Вами весело.
«Марина, значит, говорила, подружка. Понесла меня нелегкая с этой Мариной» - злился на себя Серега.
-Очень мне понравилось, как Вы пели. «Тьфу, да что я все про песни, темы другой нет что ли…» Знаете, первый раз такое услышал, просто все в душе перевернулось.
Анюта улыбалась и молча шла рядом.
-В душе, говорю, все перевернулось. Бывает же такое. «Идиот совсем» - подумал он про себя.
-Бывает. Вы, наверное, в Москве в театры ходите, на концерты?
-Случается, - осторожно ответил Серега, лет десять уже никуда не ходивший, - только живой голос не сравнишь ни с чем. Ваш, например. На концертах все под фанеру поют. Это и дома можно послушать, нет такого впечатления. К речке спустимся?
На высоком берегу Серега, как заправский кавалер, снял пиджак и расстелил на траве.
-Не жалко светлый пиджак-то? – усмехнулась, присаживаясь, Анюта.
Серега не обратил внимания на усмешки. Он смотрел на сидевшую Анюту, на ее руки, на колечко с красным камешком, шарфик невесомо-нежный.
-Ну, как, подхожу для пополнения коллекции? – глянула на него с насмешкой Анюта.
-Очень даже… Я не об этом хотел, не затем сюда пришел. Ну почему, когда человек душу открывает, ему не верят? Что ж я и влюбиться не могу по-вашему?
-Трепаться меньше надо, Сергей Иванович. Вы же думаете, всех баб тут осчастливили. У Марины муж четвертый год как уехал на заработки. В деревне мужиков – раз два и обчелся. А тут такое счастье привалило: столичный осеменитель приехал, всех охватить решил.
-Осеменитель? Я - осеменитель? Серега ткнул себя пальцем в грудь.
-Вот только не надо тут влюбленного изображать из себя. За чем приехал, то и получил. А меня в твоей коллекции не будет. Хоть и одна живу, а чужие огрызки подбирать не буду.
Анюта поднялась, отряхнула платье и быстро пошла назад.
Серега посмотрел ей вслед. От обиды и справедливости ее слов сердце его колотилось, как мотор у вертолета. Не долго думая, он спустился вниз, скинул одежду и в одних трусах нырнул в речку. Нырнул глубоко и пропахал лицом весь ил на дне.
-Да чтоб тебе! – мотал он головой, умывая лицо, - Вот денек, вот свадьба! Анюта… Ну, ладно, не подошел. Так целую нотацию прочитала. Как будто я знал, что сегодня ее встречу!»
Вернувшись за стол, Серега ненароком присел на другой край, и, не обращая внимания на переглядывавшихся баб, налил себе водки.
-Сергей Иванович! Никак купался? – спросила Марина, сидевшая по эту сторону стола.
-Поплавал маленько. Вода теплая. И вообще – хорошо тут у вас. Мне в вашей деревне очень даже нравится. Люди замечательные, добрые, чуткие общительные. Не то, что в городе, - добавил он, опрокидывая в себя еще один стакан. – Разве тебя в городе выслушают? Поймут? Да мне, чтоб к лучшему другу в гости зайти, два часа ехать надо. А здесь – все рядом, все друг друга знают, что и как.
-И с кем – опять добавил он, наливая себе.
-Так деревня же – все на виду, - подсел к нему совсем захмелевший хозяин.
Потом они еще о чем-то говорили, Серега показывал ему фотографию дочери, пятилетней Маруси, думая о том, что Анюта должна быть где-то здесь и желая отомстить ей за свое унижение.
В свой двор он вернулся глубокой ночью. Ворота были открыты настежь. Серега подивился такой бесхозности, долго искал пропавшие ворота, шатаясь у забора. Потом вспомнил, что ворота с дугой стороны двора, еще больше удивился, споткнулся обо что-то и упал. Вставать не хотелось. Повернувшись на спину, он смотрел в темное звездное небо, слегка качавшееся над ним, и представлялось ему, что он не взрослый человек, а пацан, приехавший к бабушке. Деревья шелестели над ним листвой. Ветки деревьев были странно низкими, да и сами деревья небольшие. Серега раскинул руки в стороны и уснул, улыбаясь встрече с детством.
Проснулся он в помидорных грядках. Поваленные кусты свесили пожухлые листья. Светлый пиджак стал непонятного цвета. На нем смешались все оттенки от зеленого до черного цвета. Во дворе кто-то громко разговаривал.
-Доброе утро! Что за шум? – спросил он плачущую хозяйку и обомлел: два пролета забора лежали на земле. Из-под них торчали уцелевшие ветки роз и смородины. Семеныч с Иваном пытались водрузить забор на место. Ветхие доски изгибались и падали на землю, неся за собой еще большую разруху.
-Бесполезно. Новый ставить надо, - Семеныч вытер потную лысину и плюнул в сторону, стараясь не попасть на обломанные ветки.
-А я вчера думаю: что такое – ворота с другой стороны были, а тут на тебе – настежь распахнуты.
-Распахнуты! Ты что с помидорами сделал? Все, как есть подавил, ну, все разорили, окаянные! Принесла вас нелегкая по мою душу! Весь дом разорили! Разбойники! – голосила хозяйка.
-И у меня розы оборваны, - показалась сухощавая серо-коричневая от работы и от солнца соседка. Жулики московские!
-Давайте-ка, гражданочка отсюда! – сдерживая злость, ответил Серега, - А то мы милицию позовем. Вы видели, кто розы оборвал? Не стыдно жуликами называть? Катерина Михайловна, мы завтра уезжать должны. Так вот к завтрашнему дню у вас будет стоять новый забор. Устраивает?
-Так я, Сережа… Да когда же вы успеете? И материал нужен.
-Будет Вам материал. Устраивает, я спрашиваю? Вот так!
Серега выпил холодного молока, сменил грязные брюки на тренировочные штаны и зашагал к аэродрому. К обеду он вернулся на грузовике с досками. Работали до ночи, истекая хмельным потом.
-Ничего, пусть знают. А то «разбойники, жулики, осеменители», - повторял Серега.
-Я баньку истопила, - подошла хозяйка, - вы, не обижайтесь. Мужиков-то в деревне мало, как поломается что, прямо беда. Вот я и расстроилась. А помидоры – шут с ними. Все равно всех не съесть.
-А что, мужики? Я сроду так ударно не работал! Заборчик-то ништяк! – закуривая, улыбнулся Серега.
-Уж гульнули… - вспоминая вчерашнее, заржал Семеныч, довольно потирая лысину, - ты-то как в помидоры попал?
-Я думаю себе: «Что за деревья такие низкие? Листва шелестит на ветру…», а это помидоры…
Иван от смеха уткнулся белобрысой головой в колени Сереге и стал икать:
-А мы, ой! Решили – ты у Анюты…- вставил он и получил затрещину от Семеныча.
-Нет, Ванюш, я не у Анюты, я в навозе.
-Ну, пошли в баню! – оборвал разговор Семеныч.
После бани работники получили от хозяйки бутылку и ужин. Серега пить отказался. Он долго курил на крыльце, ожидая, когда мужики уснут. Потом высыпал окурки из банки в пакет и сел на землю возле собачьей будки. Внутри тут же зазвенела цепь. Пес непонятной породы вылез и вопросительно посмотрел на Серегу.
-Жрать хочешь? Щас принесу.
Серега собрал объедки в миску, плеснул туда украдкой жира от свинины, вышел и поставил перед псом:
-Ешь.
Сам же снова присел, вытянул ноги и закурил.
Пес понюхал миску, благодарно глянул на Серегу и лег, положив голову на передние лапы.
-Тоскуешь? Вот и я тоже, - Вздохнул Серега. Распетрушила меня, как последнего. А ведь как все хорошо начиналось… Поет она необыкновенно. И про осеменителя верно все сказала. Зря еще по морде не съездила. В самый раз было бы. Хотя – я же руки не распускал, за что по морде-то? Не успел еще, не дошло дело до рук, а то точно огреб бы. И чего я все о ней думаю? А пойду-ка я, прогуляюсь… Ты лопай, давай. А то Михална выйдет, попадет мне за свинину! Все шишки на меня последнее время.
Серега вышел на улицу и потихоньку закрыл калитку. Подойдя к дому Анюты, он неслышно перемахнул через забор и затаился в сирени. В доме горел голубой свет в одном окне. «Телевизор смотрит, - подумал Серега, - спела бы, что ли… Хотя, что она на ночь глядя песни петь будет? С чего? А хорошо бы…» Свет в окне скоро погас, и окно открылось. Белые руки задернули плотнее занавески. «Комаров боится, - сердце у Сереги опять запрыгало, казалось, снаружи слышно, как оно громко скачет. «Неровно работает моторчик, пить меньше…» Не успел Серега додумать конец фразы, как в доме раздался тихий голос: «На Муромской дорожке…» Потом он услышал смех, тоже тихий. Как вздох ребенка. Ему очень хотелось заглянуть в окно, только посмотреть, ничего такого… Сердце колотилось так, что листья на сирени дрожали. «Смеется. Издевается. Надо мной, между прочим…» Он застегнул зачем-то все пуговицы на рубашке, потихоньку вернулся на темную улицу и пошел к себе.
Ну, что, был у нее? – шепотом спросил Семеныч. Ванька тоже поднял голову от подушки.
-Не спите, значит.
-Мы за тебя переживаем, обиженно ответил Семеныч и отвернулся.
-Был! Был я у нее. Высоконравственная женщина. Телевизор смотрит. Передачу «Что? Где? Когда?», романы любовные читает. Понятно выражаю мысль?
-Понятно, не злись.
-А я и не злюсь. Чего мне злиться? Там культурный уровень человек повышает. Здесь все переживают. Спасибо, братцы.
Серега долбанул несколько раз кулаком в подушку лег и затих. Семеныч покряхтел и вскоре уснул. Иван тоже спал, свесив ногу с кровати. Один Серега промаялся всю ночь.
Утром стали собираться домой. Вещей было всего ничего, поэтому сидели во дворе, курили и ждали машину на станцию. Серега, как всегда прицельно кинул бычок в банку, поднялся и пошел к калитке.
-Скоро вернусь, - обернулся он и сделал рукой жест, что мол, все в порядке. Зачем он идет, он и сам не знал. Но злость, накипевшая после бессонной ночи, не давала покоя.
Он громко, но аккуратно постучался в дверь Анюты.
-Вы позволите на две минуты зайти? - спросил он, тщательно вытирая ноги. Анюта шагнула назад, пропуская его в дом.
-Вот, спасибо! Думал, не пустите.
-Отчего же не пущу?
-Все от того же… Вдруг соседи увидят? Подруга зайдет? Конфуз на всю деревню выйдет. Так я на две минуты, - опять повторил он.
-Садись, - мягко предложила Анюта, чувствуя назревающие обидные слова.
-Ничего. Мы и постоим – не скиснем. А впрочем, спасибо.
Сергей сел. Что-то изменилось в его лице, он сидел и молчал.
-Уезжаете? - присаживаясь напротив, спросила Анюта.
-Уезжаем. Проститься зашел. Пожелать всего хорошего. И не поминайте лихом.
Вся злость Сергея куда-то делась. Ему хотелось сидеть в этой комнате, чтобы Анюта сидела напротив, и разговаривать, все равно, о чем, хоть об урожае зерновых. Ерунда какая-то лезла в голову.
-Я и не собиралась поминать. То есть, злом не собиралась, - сбилась Анюта.
-А как, добром, что ли?
-Добром, – тихо ответила она.
-Так я ж «осеменитель»!
-Погорячилась. Хочешь, спою тебе? – предложила она.
-Не хочу! – упрямо ответил Серега.
-Тогда иди ко мне, - позвала его Анюта, вставая, и протянула руки.
-Я приеду скоро. Чтоб тут без меня… Слышишь? – шептал он ей.
-Ой, да не говори ты ерунду, никто же тебя не спрашивает, приедешь, не приедешь…
-Я серьезно говорю. Примешь?
-Иди, Сереж. Машина уже сигналила.
-Значит, не веришь мне. Ну, ладно. Анна, как тебя по батюшке?
-Петровна. Иди, не бузи. Приедешь – рада буду. Не приедешь, обижаться не стану. Все. Иди.
Серега дошел до двери и уже взялся за ручку, чтобы толкнуть ее наружу, потом обернулся и сказал:
-Людям надо верить, Анна Петровна. Особенно мне. Вот так. До скорого свиданья.
В Москве на вокзале все трое удивленно расстались. Нужно было возвращаться в привычную жизнь после небольшой передышки. Все позади. Аэродром, деревня, треп до утра, свадьба… Впереди рабочий день. Московская толпа привычно приняла их в свои объятия и понесла в разные стороны. Больше всех затосковал Иван. Он впервые был в деревне, несмотря на свой, на первый взгляд, деревенский вид. Конопатый, белобрысый, характером похожий на молодого Серегу, он и тянулся к нему. И странным ему казалось, что еще вчера они дружно чинили забор, вообще были одной семьей, а сегодня простились. И завтра на работу придут те же самые люди, да не совсем те.
Серега открыл дверь своим ключом, поставил на стул сумку и стал разуваться.
-Вернулся! Хоть бы позвонил, – жена стояла перед ним в халате с вырезом, открывавшим грудь и шею с извивающейся цепочкой и крестиком, терявшимся в недрах груди. Серега вспомнил шарфик, сглотнул и опустил голову.
-Ну, как ты, соскучился?
-Очень. Голова в поезде разболелась. Кто такие вагоны делает? Дрын-дрын но мозгам… Пойду прилягу. Как дети?
- Здоровы дети. Пойди, пойди, я пока обед разогрею.
Обедали молча. Наталья расстегнула две нижние пуговицы халатика, облегавшего все достопримечательности ее фигуры, и присела на стул. Она подкладывала мужу то мяса, то огурчик, стараясь попасть в фокус бюстом. Отстраняясь все дальше, Серега прилип спиной к прохладной стенке холодильника.
-Так.. это…все нормально? Дети здоровы?
-Дети у мамы… пристально глядя на него отвечала Наталья, теребя цепочку.
-Спасибо! Сыт! Я пошел, прилягу. Голова трещит.
Через пять минут Наталья легла к нему и обняла рукой. Пока они так лежали, Сереге показалось, что прошел час. Наталья резко встала и ушла, хлопнув дверью ванной комнаты. Вскоре оттуда послышался ее плач.
Жена была единственной женщиной, к которой Серега был совершенно равнодушен. Чем больше она ухищрялась завлечь его в постель, тем меньше он хотел этого.
Вскоре он действительно уснул, не обращая внимания на привычные всхлипы.
Проснулся, услышав голос матери. Она сидела на кухне с Натальей. Видимо, обсуждали его.
-Ну, как ты, мама? На дачу все мотаешься? Урожай повышаешь в стране вечно зеленых помидоров?
-Иди, я тебя поцелую.
-Вырос то как! Да?
Маленькая ростом и худенькая мама обладала мужским характером. Она управляла супругом, как возчик кобылой. Поведение сына чем-то нравилось ей, но поддержать невестку тоже надо было. Она погладила Серегины черные кудри:
-Шутишь все. Что такое? Приезжаю повидаться – Наташенька заплаканная.
-От радости, мам. Давно не видела. Попробуй помидоры – я привез.
-Что вам не живется? Детки такие славные растут.
-Ему никто не нужен. Ни я, ни детки.
-Ты, того, не обобщай…Сами разберемся. Все у нас нормально, мама. Все путем! Помидорчиков возьми, нам не съесть.
-Да отвяжись ты с помидорами своими! Как же нормально, когда плачет?
-Что вы от меня хотите? Можете объяснить? Что за привычка поганая, чуть что – матери жаловаться? То собачитесь, а тут вдвоем насели! Вот народ… Мне не до грибов, я деньги зарабатываю.
-Слыхали? Это он про меня! Раз в месяц осчастливит – и я же виновата. Усталый нашелся! Меньше по командировкам шляться надо! Понял?
-Так. Приехали. Что ей все не нравится? А? Квартира, ремонт, ванна новая…
-Мне муж нужен, а не ванна!
-Какие проблемы? Продадим ванну, мне она тоже не нравится.
-Клоун!
Мама засобиралась домой. Перед отъездом она привела Машу, гулявшую во дворе, и тихо шепнула сыну:
-Ну, тебе что, трудно? Чего не живешь с женой то?
-Трудно, мама. Очень. Поэтому и не живу. Все. Точка.
-Все равно, помиритесь, сам выбирал, никто силком не тащил.
-Ты уверена?- спросил Серега, припомнив обстоятельства своей свадьбы. Ежедневные появления Натальи в доме без всякой причины, потом уже по причине мнимой беременности. Охнуть не успел, как стал мужем.
Мама уехала. Серега сидел с дочерью и рассказывал ей про котенка, хотевшего гусят украсть.
-Смешной! Мне дядя Витя обещал котенка подарить. Можно?
-Конечно, какой дом без котенка? Постой. У них же собака… Может, щенка хотел подарить? Ты не перепутала, Машунь? Черноглазая моя!
-Это другой дядя Витя. С маминой работы. Он у нас спал.
-Иди-ка, поиграй…
-Мащенька, иди телевизор включи, там мультики сейчас будут, - вошла Наталья.
-Ага. Сейчас будут мультики. Точно. Про козлика рогатого.
-Про козла, - продолжила жена, когда Маша вышла, и из соседней комнаты стало слышно телевизор.
-Ну, любопытно, расскажи сказочку про козла. Что за козел такой?
-Сережа! Тебе же все безразлично! Даже то, что я любовника завела… Что мне делать – я не знаю…
Наталья опять заплакала.
-Козочка моя, это мне плакать надо. Ты что-то перепутала в сюжете. Бедненькая. Любовника завела, а мне, козлу рогатому все по барабану. А мне, правда – по барабану. Разведемся? На фиг мне такая семейная жизнь?
-Сережа! Ты прости меня…
-За что мне тебя прощать, голубушка, если я тебя не любил и не люблю. До свадьбы – было. Сейчас нету ничего, нету! Понимаешь?
-Понимаю. Я все сделала. Бог накажет. Уже наказал. Я же приворожила тебя тогда, чтоб ты не сбежал от меня. Чтоб женился… Господи, что я говорю…
-Приворожила? Дура ты, понимаешь? Ты же и себе и мне жизнь испортила. Мне смотреть на тебя тошно. А я все думаю, почему мне так тошно с тобой?
Серега ушел на кухню и высунулся в окно.
-Сережа, не надо!
-Ты думала – я прыгать собрался? Кино и немцы, прямо! Не дождетесь. Ладно. Никто не виноват. Может, и не от приворота это. Не верю я в эти штуки. Только жить здесь больше не буду. К матери перееду.
-Нужен ты ей! Оставайся. Я больше не буду лезть к тебе.
-И что это за жизнь у нас будет, а? Людей смешить? Хватит, повеселились двенадцать лет! Это за что такой срок дают? Надо в Кодексе посмотреть.
-А дети? Кодекс…
-Я с папой жить буду, - заявила появившаяся в дверях Маша, - а не отпустишь – в окно выпрыгну!
Пришлось матери принимать сына с внучкой. Как и говорила Наталья, скоро ей такие перемены в устоявшейся жизни стали надоедать. Дачный сезон кончился. Муж вместо того, чтоб балкон утеплять, играл по вечерам в карты с сыном. Внучка при отце тоже не слушалась.
-Вот что, сынок, - начала она разговор.
-Не надо, мама, продолжать. Я ж не слепой. Все вижу. Стесняем мы вас. Я уже написал туда, где был в командировке, начальству аэродрома. Готовы принять. Жилье, правда, не сразу дадут, но обещали.
-Ты что, ошалел? Из Москвы уезжать?
-Ошалеешь тут. Что мне в этой Москве? Что вы все к ней прилепились? В гости не сходишь – все далеко! Кино – и то целая история!
-В гости? А ты о дочери подумал? Где учиться будет? А сын как вырастет без отца?
-Выучу, не волнуйся. Там не тайга. И Лешка вырастет. Если что – приеду. Не будем загадывать, может, я там тоже не приживусь.
-У тебя там женщина?
-Что сразу такие подозрения, маман? Мужчина у меня там! Взрослый мужик, сидит и ждет меня, на дорогу смотрит, все глаза проглядел... Ты чего, мам? Пошутить нельзя? Там работа, аэродром. Воздух свежий. Машуня молоко пить будет.
-Бабник ты! Весь в отца.
После Нового года Сергей с дочерью уехали в деревню. Анне он писать не стал, хотя уезжал именно из-за нее.
Начальство приняло его, как жениха для засидевшейся девки, весной обещали дом выделить. Пока же поселили в комнате. В деревню Сергей сразу идти не решился. Ехал - душа летела впереди поезда, а приехал, страшно стало, что не примет его Анюта с дочерью. У нее сын свой растет. Да и Маше как-то все объяснять надо будет.
В первый же выходной он все же отправился в деревню. В новой дубленке нараспашку и джинсах он прошел вдоль улицы к ее дому. В кармане притаились французские духи и белье, доставшееся перед отъездом на распродаже. Чем ближе подходил Сергей. Тем больше робел и радовался одновременно. Он постучал в окошко.
-Анна Петровна! Телеграмма Вам!
В дверях показался здоровенный мужик.
-Давай, я распишусь!
-А где Анна Петровна? – растерялся Серега.
-На работе, давай телеграмму. Холодно…
-Не имею права! – Сергей круто развернулся и пошел прочь. Сразу захотелось распечатать бутылку и выпить сколько душа примет прямо тут. Но с собой были только французские духи.
-Ну, я приехал… Во, дурак! Дождалась, как же…
Остановившись закурить у дома бывшей хозяйки, он услышал сзади топот. Верзила бежал за ним. Сергей плюнул и достал сигарету.
-Что-то я не припомню такого почтальона. Ты чего приходил? - неуверенно наступал мужик, дыша на Серегу самогоном. Серега даже позавидовал ему – все под рукой, и жена и выпивка.
-При исполнении обязанностей не имею права открывать тайну переписки.
-Не темни, чего от Нюрки надо?
-Ты ей родственник? Иди, грейся, папаша.
-Я тебе сейчас покажу «папаша»! Хахаль московский явился! Вали отсюда! Понял?
-Я бестолковый. С детства, знаешь, страдаю умом головы.
Повторить надо? Я повторю! - верзила легко оторвал доску от забора.
-А вот это напрасно. Мы этот заборчик с ребятами ставили, трудились.
-Плотник, что ли? - опять тупо переспросил верзила.
-Плотник. Ага,- не выпуская сигареты изо рта, отвечал Сергей.
-Сережа! - послышался голос Катерины Михайловны, - это ты?
-Я, Михална, в гости вот шел, посидеть, поговорить, а тут забор ломают. Непорядок.
-Ты не связывайся с ним, Сережа. Он уголовник, Анюта у Марины живет,- повторяла Михална, двигаясь в тапочках по сугробам вдоль забора.
-Понятно. У Марины, значит. Ну, так и запишем. Обуйтесь, Катерина Михайловна, инфлуэнца свирепствует.. Да положи ты доску, верста коломенская! Я как жук юркий, забор только разнесешь! А чего он в ее доме-то делает?- обернулся он к бывшей хозяйке.
-Разведенные они, - забарабанила Михална – отсидел и приехал. Думал, нужен он тут. Дом отобрать хочет – вот чего приехал. Вражина! Подожи доску, Васька!
-Что же ты, Василий, не слушаешь женщину?
-Убью! – спохватился верзила и попер на Серегу.
-Вот привязался на мою голову! Драться хочешь? Пошли! Доску поставь на место! Вот так! Топай на край деревни!- Серега уже разозлился не на шутку. Приехал, называется… Дождалась Анюта, как же…
-Убиваааааааают! - Раздался сзади крик Михалны. Она выбежала за калитку и голосила на всю улицу.
-Пошли, а то не успею тебе в глаз дать, - Серега шагал впереди.
Верзила сзади навалился на него, повалил в снег и стал молотить кулаками по голове.
-Ну, гадддюка, - сплевывая кровь, Серега вдарил ногой, откидывая его. Васька отлетел в сторону, но вскочил и снова накинулся, теперь уже спереди. Но Серега на самом деле был юрким. Он уже видел противника и ускользал от него, успевая наносить удары, которые помнил еще с армии.
У верзилы глаза налились кровью, как у быка. Он вытащил из-под куртки нож.
-Брось, урод! Опять посадят, - увещевал Серега, сплевывая в снег кровь.
-Сначала тебя подрежу, сучонок столичный. Потом Аньку.
Серега разбежался и со всего размаху ударил его головой в живот. Ему было уже ясно, что это не соперник, а враг, тупой и упрямый. Он редко встречал таких людей.
Василий был из тех, кто сначала бил, потом думал, да и то не всегда. Как жизнь прибила его к Анне - было загадкой.
Со стороны деревни донеслись крики. Серега обернулся и увидел подбегавшего соседа по улице, того самого, у которого гуляли свадьбу. С ним бежали еще трое мужиков.
- Отойди, Васька! – кричал сосед.
В это время Серега почувствовал, как что-то холодное ударило его в бок. Он зажал рану рукой, но кровь булькала между пальцами и стекала, окрашивая снег.
-Пот падла.. - прошептал Серега и сел в снег. Сидеть было больно, он лег, облокотившись головой на спрятанный в снегу низкий пенек.
Подбежавшие мужики заломили руки Ваське.
-Сереж! Живой? – наклонился сосед, снег прикладывай. Потерпи, не помирай, слышишь?
-Слышу. С чего мне помирать, я только жить собрался,- посиневшими губами отвечал Серега.
-Вот и правильно. Правильно приехал. Надо было к нам сначала.. Да побежал кто за машиной, или нет? – закричал он, грозя кулаком Ваське.- Ну, вломят тебе, по самое не балуй! Допрыгался, гад. Ты так и знай, я тебя и в зоне достану и вот этот снег жрать заставлю! Понял? Быдло ты, быдло…
Сереге было не очень больно, но все перед ним стало кружиться, перед газами стоял противный туман. Михална затыкала рану марлей.
-Да что же это, плакала она, что же делать-то?
-Покажь, - подошел сосед, - стороной прошел, слава Богу. Крови много, ты потерпи.
-Все путем, - прошептал Серега и увидел над собой лицо Анюты.
-Сережа, не умирай, – повторяла она.
-Ненаглядная Катерина Матвевна, с чего ты взяла, что я умираю? Хреново мне, конечно, что так встретились…
-Ты потерпи, все будет хорошо.
-Ништяк все будет, прошептал Сергей и попытался мотнуть головой чтобы убрать туман, мешавший видеть. Анюта убрала волосы у него со лба, села положила голову Сереги себе на колени и заплакала.
-Не плачь. Спой лучше… Пока не помер.
-Пой. Не сиди – велел сосед, и подмигнул Сереге - Держись мужик, скоро уже приедут.
По Муромской дороге, - тихо запела Анюта, глотая слезы, - стояли три сосны…
Сергей лежал и шевелил разбитыми губами, повторяя за ней слова. В воздухе стоял крепкий запах французских духов.