Гора Ангела

Наталья Юркойть
   
                Жизнь-гора. Поднимаясь, ты глядишь вверх и ты
                счастлив, но только успел взобраться на вершину,
                как уже начинается спуск. А впереди – смерть.
                Поднимаешься медленно, спускаешься быстро.
                Ги де Мопассан «Милый друг»






Крошечная шлюпка отплывала от пристани, укутанной туманом.
       -Богдан, а мы сможем найти этот остров? Я не вижу дальше своего носа,- прокричал серый человек, весь замотанный шалью, как уличная торговка.
       -Помолчи, а то накличешь беду, -послышалось рядом.
       -Как мы поплывём в такой туман, да ещё и без компаса? Может лучше вернуться, пока не поздно и пересидеть ночь где-нибудь в кабаке?
       -Ты замолкнешь, наконец? Греби лучше, утром будет опасно,- оскалился Богдан.
       -Но…..,-серый не успел закончить фразу, как увидел перед носом огромный кулак. Он решил не продолжать разговор, так как Богдан явно был не в духе.
Минут пять они гребли молча, ориентируясь лишь по бледной луне, которая изредка зловеще поглядывала на них сквозь тучи. Море шумело со всех сторон, грозясь проникнуть в мысли ночных гостей и выпытать их страшную тайну. Мрак уходящей ночи сдавливал виски. Туман одурманивал. Солёные брызги не освежали, а только раздражали, заставляя съёживаться то ли от холода, то ли от страха, но скорее всего от злости.
       Богдан злился на самого себя за то, что не расправился с обидчиком раньше, злился на жизнь, толкнувшую его в путину, на Семёна, постоянно стонущего рядом. Обратного пути не было. Осталось ёжиться и злиться на весь белый свет, на судьбу и на море, несущее его к острову.
       -Когда ласка-а-ли вы детей свои-и-и-их, я есть проси-и-и-ил, я замерза-а-ал,- затянул вдруг песню Семен.
От этого воя, слившегося с рокотом волн, у Богдана по спине пробежали мурашки. Он готов был огреть Семёна веслом. Когда же он взглянул на лицо своего спутника, на миг освещённое береговым прожектором, вдруг неожиданно для себя расхохотался:
       - Нечего сказать, Сёма, умеешь ты поддержать в трудную минуту. Осталось у тебя что-нибудь во фляжке?
Тон товарища показался Семёну располагающим, он с радостью выхватил из-за пазухи помятую серую фляжку, ловко сдернул крышку и протянул Богдану:
       -Конечно, как же у меня, да не будет?...- Семён снова затарахтел о чём-то, но Богдан его не слышал. Он сделал глоток жгучего спирта. Тепло и душевное спокойствие стало изнутри окутывать его, он погрузился в свои мысли.
       Когда совсем рассвело, лодка уткнулась в берег.
       -Ну вот, чутьё снова не подвело, мы на месте, теперь можно немного вздремнуть, вытягивай лодку,- больше для себя, чем для Семёна, сказал Богдан.
Они вытащили лодку, достали из неё лохмотья, служившие одеялами, и устроились на отдых под ближайшим деревом. Их ожидал трудный день. Хотя усталость и хмель пропитали Богдана насквозь, уснуть сразу ему не удалось. Он долго лежал с открытыми глазами и жадно смотрел на небо и плывущие по нему облака. Сначала он просто впитывал его в себя, упиваясь его красотой и величием. “Хорошо, должно быть, в раю,- подумал Богдан,- светло, легко и никаких мыслей…” Затем он увидел облако, похожее на огромного крокодила, и вспомнил, как ребёнком любил находить на небе разных облачных животных. Вот уже он мальчиком стоит у стола и наблюдает, как мама мягкими добрыми руками месит тесто на пироги. Ох и любил он скворчащие на сковороде пирожки с капустой, а ещё больше маму и её истории о прошлом. Вот в памяти всплыл строгий и суровый отец, с любовью поправляющий одеяло и целующий тайком (чтобы не приучать к ласке) спящего сына. Папа так и не узнал, что Богданушка только притворялся спящим. Сын всегда с нетерпением ждал этого момента, еле сдерживаясь от желания подскочить и броситься отцу на шею.
       А вот он уже юношей сидит на берегу моря, любуясь закатом. Мысли его заполнены образом той единственной, которую он встретил совсем недавно, но к ногам которой он готов был бросить весь мир.
       - Я не верю в любовь и всякие нежности,- говорил он Ульяне, пытаясь спрятать свои чувства за маской мужской грубости и равнодушия. В этом он был похож на отца, за всю жизнь ни разу не назвавшего мать ласковым словом, но при этом готового в любой момент пожертвовать собой ради близких. Такие люди редко показывают свой внутренний мир, они любят скрытно, но всем существом и только один раз. Мать понимала это, как сразу поняла и Ульяна. Взглянув в глаза Богдана, Уля увидела не искру, даже не пламя, она увидела пожар, обещавший пылать вечно. Что после этого могли значить его резкие слова, грубоватая внешность и напускное равнодушие? Как быстро поняла тогда Ульяна своего будущего мужа. Поняла и оценила. Вот день их свадьбы. Счастливые молодые крепко держатся за руки, как будто боятся потерять друг друга. Безмерное счастье льется из них, передаваясь гостям.
       А вот уже он любуется, как его жена кормит их малютку, с аппетитом причмокивающую крохотными губками…. При этих воспоминаниях лицо Богдана расплылось в широкой улыбке, глаза засветились. В мыслях пронеслись картины счастливой семейной жизни, остановившие на миг реальность. Богдан забыл обо всём, что ему предстояло, и незаметно задремал.
       Проснулся он от ощущения, что кто-то дышит ему в лицо. Открыв глаза Богдан увидел склонившегося над ним Семёна.
       -Ты спишь?- спросил тот.- Ты улыбался…
Богдан не ответил, быстро сел, проверил винтовку, которую даже во сне крепко сжимал рукой. Солнце уже поднялось и указывало на то, что было около одиннадцати часов.
       -Неплохо бы перекусить,- сказал Богдан, вспомнив, что вчера так и не успел поесть.
Семён засуетился, достал неизвестно откуда свёрток и стал “накрывать на стол”. “Всё-таки какой этот Семён смешной, хотя иногда и раздражает жутко,”- подумал Богдан, наблюдая за товарищем.
Знакомы они были с детства, учились в одной школе. Хотя Семён был старше на два года, он так и увивался за Богданом, чувствуя его внутреннюю силу, решительность и волю. Сначала Богдан старательно избавлялся от общества назойливого старшеклассника, даже грозился поколотить его. Впоследствии привык к компании слишком настойчивого , по-детски непосредственного Семёна и даже полюбил за открытость, прямолинейность, некую наивность и озорную внешность. Богдан взял его под опеку, тем самым избавил от издевательств, коим был подвержен Семён в силу своей незащищённости. В благодарность Семён по-детски преданно старался угодить своему единственному другу, получая удовольствие от своей ”нужности“ кому-то. Сейчас Семён уже не тот. Он заметно постарел, женившись на властной женщине. Она быстро ”подмяла” его под себя. Поначалу Сёма из кожи вон лез, стараясь оплатить все прихоти жены и двух её дочерей, но, видя разрастающиеся с каждым днём их аппетиты, сбавил обороты и закрылся в своей раковине. Постоянные упрёки жены и детей он старался пропускать мимо ушей. Крики о его никчёмности уже не задевали его как раньше. Но бросить семью Семён не мог, он чувствовал свою ответственность за них. Все чаще он стал пребывать в унынии или брюзжать, иногда в нем проскальзывала какая-то озлобленность на людей. Лишь общение с другом детства зачастую способствовало возврату прежнего Семёна, наивного и простодушного. Именно его помощью Богдан решил воспользоваться теперь, на острове. Среди множества друзей один Семён мог, не задумываясь и не задавая лишних вопросов, согласиться на такое дело. Действительно, он быстро собрался под недовольное ворчание проснувшейся жены, даже предусмотрительно захватил кое-что из еды, которую сейчас торопливо раскладывал.
       Перекусив, они пошли осмотреть ловушки, сделанные Богданом накануне.
Вчера он целый день выслеживал семейство кабанов и на пути их к ручью выкопал несколько ям, тщательно их замаскировав ветками и травой. Оставалось надеяться, что кто-нибудь в них попадется. Три дня назад в голове Богдана созрел этот план, и вчера он твёрдо решил его осуществить.
       Рыбацкое судно, которым владел Евстратов, должно было прибыть на остров часа через три. Как обычно, сам Прохор Евстратов, злейший враг Богдана и ещё нескольких сотен людей, пойдёт “размяться”, как он сам выражался, “поупражняться в меткости”. Богдан, напоив и подкупив одного из евстратовских холуев, выпытал все подробности охоты. Он узнал, что Прохор с компанией охотников отправлялся выслеживать добычу. Загнав животное, все уходили. Евстратов любил пострелять один, пока его люди ставили шатёр на берегу, разжигали костёр и готовились к предстоящему пиршеству. Здесь царила роскошь и изобилие: вино выкатывалось бочками, самая лучшая солонина, икра, разнообразие фруктов одним видом вызывали обильное слюноотделение. Украшением стола обычно становился зажаренный на вертеле поросёнок, подстреленный Евстратовым. Дичь подносили на золочёном блюде полуобнажённые девицы, привезённые для утех. Разнузданному обжорству, пьянству и разгулу предавались дня три, пока не заканчивались припасы.
       По плану Богдана, Семён должен был следить за людьми Евстратова. Если кто-то пойдет к хозяину за указаниями, нужно было покрякать уткой два раза. Сам же Богдан должен был с помощью приманки (кабана или поросёнка) оставить Евстратова одного и завлечь его в глубь леса. “Здесь уж ты, сволочь, за всё расплатишься своей шкурой. Исполнятся, наконец, проклятия матерей, чьих детей искалечило твоё дьявольское отродье ”. Выстрел никого не смутит: хозяин на охоте. Главное, чтобы не успел закричать. Когда все хватятся, лодка с Богданом и Семёном уже будет подплывать к дому.
       Подойдя к ловушкам, товарищи увидели, что три из них нетронуты. Богдана бросило в жар: “Где же ты, удача? Не может быть, чтобы судьба снова была благосклонна к этой сволочи. Почему Евстратов такой везунчик?”
       Ещё в школе он был скользким типом, но умел нравиться учителям. Всю жизнь ему поразительно везло. Деньги, карьера, успех- всё само текло ему в руки. Коварство, подлость, жестокость - ими он оперировал играючи. Чтобы стать старостой класса, он умело уничтожил истинного лидера, подложив ему в сумку украденные у учителя часы. Причём сам выступил героем, уличив “вора”. Потом он подкупил полкласса сладостями, чтобы получить их голоса. Власть над людьми привлекала Прохора с детства. Он всегда был окружён “шестёрками”, жаждущими “хлеба и зрелищ”. Евстратов давал им это. С какой жестокостью он излавливал уличных собак, для того чтобы потом , избивая их палками и камнями на пустыре, упиваться их страданиями до последнего визга. Евстратов любил смотреть в обречённые глаза измученного животного, понимающего, что пощады не будет. Впоследствии даже взрослые стали бояться Прохора, зная его безудержную жестокость. Один Богдан мог спокойно выдержать леденящий душу взгляд этого порождения ада. Только Богдан как мог противостоял Евстратову. Благо, не обижен был наш герой сложением тела, а особенно духа. Все запомнили, как однажды за оскорбление в свой адрес, Богдан схватил своими железными ручищами рыхлого Прохора за плечи и прижал к стене. Сколько решительности и ярости прочёл тогда Евстратов в глазах соперника и сразу обмяк, даже как-то уменьшился в размерах. На миг он почувствовал себя в роли истязаемой им собаки. Его поросячьи глазки с отобразившимся в них ужасом забегали, прося помощи. Никто тогда не решился вступиться за него, видя состояние Богдана. Весь класс в оцепенении ждал, что Прохор сейчас будет раздавлен, как рыжий таракан. Судьбу задыхающегося Евстратова решил учитель, вошедший в класс. Ему с трудом удалось расцепить мёртвую хватку Богдана.
       Следующая неделя прошла без собачьих жертв. Прохор был тих и подавлен. Затаилась и его шайка. Дикая злоба и ненависть зародилась во чреве Евстратова. Тот день он запомнил на всю жизнь. Богдана он обходил стороной, готовя ему мысленно самую страшную месть: “Настанет день, когда ты приползёшь ко мне, будешь лизать мои руки и просить о пощаде”. Злость Прохора росла с каждым днём и усугубилась в те дни, когда он увидел счастливую Ульяну рядом с Богданом. Евстратов сам положил на неё глаз и даже начал волочиться, но она посмела отвергнуть его. И вот теперь, когда Прохор стал “хозяином города”, скупив в нём все предприятия, заводы, магазины, посадив своих людей на все высокие должности, управляя, как паук своей паутиной, всем городом, теперь он имел огромную власть. Всё подчинялось ему, всё вертелось вокруг него. Что за неведомая сила вела его, охраняя от множества покушений? Он нёс беспорядки, хаос и разврат, навеивая ужас на всех жителей. Он сумел купить закон. Он сам стал законом. Тот, кто пытался перечить ему, был смят моментально. Мало того, семья смельчака подвергалась извращённым издевательствам. Люди потеряли надежду на счастливую жизнь. Кому было куда уехать, бросили свои дома и покинули родное место. Некогда процветающий и известный своими золотыми песками приморский городок теперь являл зрелище прискорбное. Евстратов же жировал, правил и наживался на чужих несчастьях.
       Тревога и смятение Богдана улетучились, когда он услышал недалеко от себя хрюканье и визг. В последнюю ловушку, вырытую ближе других к ручью, явно попалось животное. Семён радостно захлопал в ладоши и в два прыжка очутился у края ямы.
       -Ого, да тут целое семейство,- восторженно вскрикнул он,- вот бы поджарить сейчас одного. Представь: такая румяная корочка, сочное мясо пропахнувшее дымком…
       -Умерь аппетит, мы сюда не на пир явились, или хочешь примкнуть к евстратовским? Там тебе поджарят окорока.
       -Зачем обижаешь? Просто помечтать нельзя?- как ребёнок пробурчал Семён.
       -Мечтать будешь в более подходящее время,- сухо ответил Богдан, подходя к яме.
       В ловушке металась свинья с четырьмя поросятами. Один из них, что немного крупнее и сильнее других, постоянно повизгивал.
       - Ты-то нам и нужен,- сказал Богдан,- а вам, мамаша, придётся ещё посидеть здесь. Когда всё закончится, обещаю отпустить восвояси. Только не попадайтесь Семёну, он страсть какой голодный.
Богдан набросил на нужного поросёнка силок, вытянул его из ямы и засунул в мешок. Теперь оставалось ждать и надеяться, что всё выйдет по плану. Отдохнув, они с Семёном отправились на другой конец острова, куда через час должно было прибыть судно Евстратова. Семён пошёл искать себе место, откуда удобно было наблюдать за всем берегом. Он увидел дерево с густой листвой, влез на него. “Отсюда хорошо видно, и можно незаметно слезть после выстрела, к тому же очень уютное кресло из веток,”-подумал Семён, устраиваясь в своём укрытии. Богдан же, отойдя на безопасное расстояние, но откуда должен был слышен крик поросёнка, остался вновь наедине со своими мыслями. Ещё год назад он не мог предположить, что вот так вот хладнокровно будет готовиться к убийству человека. “Человека? Нет, так его не назовёшь. Кто же он? Животное? К животному и то есть жалость, а к нему – никакой. Просто как-то не по себе. Попадись он под горячую руку- размазал бы как букашку, и рука бы не дрогнула. А так вот сидеть, поджидать, выслеживать – не по мне это всё. Но других шансов у меня нет. Знает, собака, откуда ветер дует. Оградил себя верзилами, не достать его. Только на охоте остаётся один, не изменяет своим привычкам. Рассказывают, что охотится он с особой жестокостью. Не просто убивает ради мяса, а сначала загоняет, замучает свою израненную, бьющуюся в конвульсиях жертву, а затем уже пустит последнюю пулю. ”Сковывающая боль вновь парализовала Богдана, когда он вспомнил свою Ульяну, вернувшуюся в тот злополучный вечер домой. Она побывала в лапах этого мерзкого паука!
Когда Богдан вновь переживал прошлое, послышалось кряканье: три и через короткое время ещё один. Это был сигнал о том, что судно подплыло. Богдан встрепенулся, стряхнул остатки мыслей: нужно трезво осмысливать ситуацию. Он посмотрел на мешок с притихшим поросёнком, поправил заряженное ружьё. Сердце стало биться чаще и громче в ожидании развязки. Время замедлилось. ”Ну скорее, иди же ты,….,“ -Богдан выругался. Вот прозвучал ещё один кряк Семёна, значит всё идёт по плану: Евстратов со своими пошёл пострелять. Богдан притаился. Когда вдалеке раздался хруст веток, он слегка пнул мешок. Поросёнок завизжал. Вдалеке притихли. Услышали. Тогда Богдан развязал мешок и выпустил перепуганного, кричащего поросёнка в чащу. Сам стал ждать. Прислушавшись, Евстратов сразу определил, куда направляется животное. Местность он знал превосходно и понял, что, добежав до озера, добыча станет огибать его по левой стороне (справа непролазной стеной росла колючая ежевика). Евстратов отпустил охотников, решив, что теперь справится один. Он повернул налево, спеша настигнуть поросёнка у озера. Богдан облегчённо вздохнул: рыбка проглотила приманку. Моментально охваченный охотничьим азартом, Евстратов спешил наперерез поросёнку. Он не заметил, что на него тоже идёт охота. Он не слышал шуршания листвы и веток за спиной, не почувствовал на себе пронзительный, полный ненависти, взгляд Богдана. Только когда за спиной щёлкнул затвор, он опешил. С гримасой удивления и негодования на того, кто посмел помешать ЕМУ(!), повернулся к Богдану. Увидев каменное выражение лица своего врага, Евстратов побледнел. Он часто заморгал глазами, будто пытаясь прогнать наваждение. Затем покраснел и открыл рот, но закричать не смог. Что-то зловещее во всей фигуре Богдана, как тогда, в школе, прочёл он. Евстратов ощутил на себе дыхание той, которую он так боялся и имя которой Смерть. В глазах его помутнело. Образы людей, животных, деревья…- всё смешалось в дикой пляске разгорячённого сознания.
       Богдан поднял ружьё и прицелился. Он поймал себя на мысли, что делает это удивительно просто, без капли сомнения. Палец нащупал курок. Раздался выстрел. Затем второй и третий. “ Что это? Эхо? Почему так горячо в боку и нечем дышать?” - подумал Богдан, теряя сознание. Падая, он увидел, как Евстратов пошатнулся и схватился за плечо. А дальше –туман и забытье.
       Он вдруг будто очутился в доме, объятом пожаром. Жажда иссушила рот, руки и ноги налились свинцовой тяжестью. Богдану почудилось, что он пытается выползти из огня, но конечности не слушаются. Смешанный с болью и ужасом крик хочет вырваться из мятущегося тела, но не находит выхода. Сейчас он взорвёт Богдана изнутри. Непонятно откуда перед ним появляется ангел, весь в белом. Приглядевшись, Богдан узнаёт в видении Ульяну, которая улыбается и протягивает руки своему мужу. Он хочет сказать ей очень многое, чего не говорил раньше. Собрав все силы, Богдан с трудом открывает рот. Но вместо слов наружу высвобождается душераздирающий крик. Вместе с ним уходят боль и страдания, сжигавшие его изнутри. Пламя вокруг гаснет. Становится легко и спокойно.
       Богдан открыл глаза. ”Где сон, а где явь? Всё смешалось. Где я? Где Уля?“- пронеслось в голове. Напрягая сознание и оглядывая тёмный каменный потолок, он пытался восстановить в памяти последние события: “Мы поплыли на остров, потом Прохор ….я выстрелил…ещё два выстрела…кто-то стрелял в меня сзади…я ранен…он жив! ” От этой мысли Богдан моментально очнулся и попытался вскочить, но сильная слабость и пронизывающая боль в груди свалили его с ног. Богдан ощупал рукой набухшие от крови бинты. Кто-то перевязал его. Значит, кому-то нужно, чтобы он жил. Прилагая огромные усилия, он перевернулся на бок. Затем, упираясь руками в пол, сел. Было темно, но свет луны, падавший через небольшое окно под самым потолком, позволил Богдану осмотреться. Холодное, сырое помещение напоминало подвал. Пустота, запах плесени и расположение окна утвердили его в этой мысли. Негостеприимная обстановка говорила о том, что он не у друзей. ”Зачем же Евстратов не убил меня? Очевидно, чтобы подольше поиздеваться, насладиться моим бессилием. Это в его стиле. А, может, использует для шантажа Ульяны. Она на всё пойдёт ради моего спасения. Не знаю как, но этого я не позволю…. Почему же мой план провалился? Почему Семён не предупредил? Почему евстратовские выследили меня? Откуда они узнали?“ Размышления Богдана прервала какая-то возня на улице возле окна.
       - Кто здесь?- спросил пленник темноту.
       -Он в подвале, -сказал кто-то кому-то на улице.
Голос показался Богдану очень знакомым. Какова же была его радость, когда через решётку окна он увидел своего брата.
       -Ты живой? Как ты, брат? -прошептал Степан.
Рядом со Степаном нарисовалась голова Семёна. Богдана охватили противоречивые чувства: радость, надежда на спасение и злость, негодование на товарища. Вопросы Богдана предупредил Степан, заметивший замешательство брата:
       - Семён мне всё рассказал. Он не предатель. Он, ха-ха, представляешь, просто свалился с дерева, когда пытался рассмотреть евстратовских голых девиц. Он, бедняга, впервые увидел такое зрелище. Тут его и сцапали. Он стойко держался, хотя ему и несладко пришлось. При этих словах Семён потёр затылок с запёкшейся на нём кровью:
       - Прости, Богдан. Они связали меня и оглоушили, когда я попытался предупредить тебя. Косой Ванька догадался, что и ты здесь. Он знает, что я без тебя не решился бы…. Ты не простишь меня никогда…
Семён готов был расплакаться, но Богдану вовсе не хотелось сейчас слышать его рыданий. Он с трудом произнёс:
       -Уже простил, старая бестия, как же ты удрал?
       -Они не нашли мой нож, который я спрятал в сапоге. Когда очнулся, я вытащил его, перерезал верёвки и был таков. До этого я подслушал, что они выследили и ранили тебя. Прохора ты тоже хорошо зацепил. На нём лица не было от страха, и голос дрожал. Тогда я претворялся, что ещё не очнулся, и всё слышал. И про то, что тебя хотят отвезти в старый дом Прохора. И про Улю что-то… Я побежал к лодке, грёб изо всех сил. Потом сразу к твоему брату, вот нашли тебя. Евстратовские все пьяные, гуляют в его особняке, празднуют победу…
Семён ещё бы тарахтел очень долго, но его прервал Степан, который в это время возился с решёткой:
       -Готово, отходи,- сказал он, разгибая отпиленные прутья.
Силе Степана мог бы позавидовать любой. Внешне он напоминал медведя.
Крепкий, коренастый и немного косолапый, он шутя раскалывал двумя пальцами грецкий орех, как мяч подкидывал тридцатикилограммовую гирю. Тем не менее он был мягче характером, нежнее и эмоциональнее, чем Богдан. У братьев были разные взгляды на жизнь, они часто ссорились. Несмотря на это, они всегда могли рассчитывать на помощь и поддержку друг друга.
Степан просунулся в окно и спустил верёвку:
       -Ну ты, братишка, даёшь! Полгорода на уши поставил, все только и говорят о ранении Прохора, жалеют, что не добил его, суку. Про тебя говорят разное: то сбёг, то ранен. Евстратов хвастает, что покончил с тобой. Как ты? Подойти сможешь?
       -Ничего, думаю, жить буду.
Богдан напрягся всем телом и, хватаясь за стену, стал подниматься. Каждое движение доставалось невыносимо трудно, но Богдан лишь стискивал зубы всё сильнее и сильнее. Он был не из тех, кто падает на четвереньки и ползёт. Он идёт, чего бы это ему ни стоило. Когда он сделал пару шагов, у него закружилась голова, стены закачались и поплыли . Богдан шумно вздохнул. Выругался. Постоял. Стало легче. Пошёл дальше.
       - Обвяжись скорее, да проваливаем отсюда, мрачное местечко,- прошептал Степан.
Они с Семёном вытянули совсем обессилевшего Богдана, подхватили его под руки и поволокли через заросли кустарника. Прохладный ветер, шелест листьев, умиротворяющая тишина ночи, изредка нарушаемая пением сверчков, действовали на раненого поистине одурманивающе. Именно теперь, как никогда, ему хотелось жить, любить и чувствовать красоту жизни.
       Дойдя до спрятанной за деревьями машины, Степан уложил брата на заднее сидение, сам сел за руль, Семён устроился рядом. На большой скорости машина помчалась за город к заброшенному маяку. Это было надёжное убежище от евстратовских псов. Никто, кроме самых близких, не знал, что старый маяк оборудован друзьями Богдана под рыбацкий домик, пригодный для проживания. Они хранили там лодки, сети, рыболовные снасти и другие нужные вещи. Но, самое главное, там были медикаменты, продукты и запас пресной воды.
       ***
       Солнце ещё не поднялось, но день уже обещал быть жарким. Лазурное море переливалось и поблескивало утренним светом. Влажный, остывший за ночь песок освежал босые ножки детей, возившихся возле своей бабушки. Саша и Маша строили песчаный замок, который то и дело смывало набежавшей волной. Но это нисколько не смущало ребят, напротив, они визжали, радостно отпрыгивая от прохладной воды, которая жаждала поласкаться об их розовые пяточки. Это были красивые загорелые дети-погодки, восьми-девяти лет, с посветлевшими на солнце затылками. Глаза их светились счастьем и беззаботным весельем. Они с бабушкой каждый день приходили к морю с восходом солнца, когда ещё не жарко, чтобы поиграть, побегать, поплескаться в волнах и найти самую красивую ракушку. Если повезёт, утром можно увидеть дельфинов, подплывающих к берегу, на самое мелководье, за рыбой. Утреннее побережье привлекает магическим спокойствием и какой-то особой чарующей безграничной красотой, проникающей не через разум, а через сердце и душу.
       - Бабуличка, смотри какая медуза!- закричала Маша, рассматривая выброшенный волной прозрачный морской студень.
       -Я отправлю её домой,- тут же реагирует подбежавший Саша.
Он забрасывает медузу подальше в море. Бабушка Анна улыбается всем своим добрым лицом, любуясь внуками. Она в своём небесно-голубом платье и в огромной шляпе, похожей на зонт, сидит на берегу, подставив свои больные ноги по-утреннему ласковому солнцу. Солёный ветерок приятно освежает лицо, размеренный шум перекатывающихся волн убаюкивает сознание и наполняет всё существо счастьем общения с природой. От внуков взор бабушки устремляется вдаль, где она будто пытается разглядеть что-то невидимое. О чём она думает в такие минуты? Никому не известно. Может, об ушедшей молодости или о будущем своих внуков. А может ни о чём конкретном.
       -Смотри, бабушка снова уснула, -зашептали внуки.
Они знали, что из своего транса бабушка выходит одухотворённой и в хорошем расположении духа. Этим они всегда пользовались, чтобы выпросить сказку. Вот и теперь Маша подкралась к ней, тихонько обняла за плечи и стала целовать в тёплую сухую щёку:
       -Бабуличка, милая, расскажи нам…
       -Ну пожа-а-луйста,- подхватил Саша, устраиваясь на песке.
       -Про что вы хотите услышать?- согласилась бабушка, понимая, что отпираться бесполезно.
       -А расскажи, почему наша гора называется Горой Ангела, ты же давно обещала, как вырастем, рассказать, а мы вон уже какие большие,- протянула Маша, поднимаясь на носочки.
       -Ну ладно, раз большие, тогда слушайте.
Бабушка глубоко вдохнула, будто готовясь рассказать всю сказку на одном дыхании, поправила выбившийся из-под шляпы локон и начала говорить:
”Было это очень давно, когда ни вас, ни ваших родителей ещё не было на свете. В одном очень красивом городе с множеством фонтанов и цветников на улицах, в городе, где звёзды мерцали от людского счастья, поднимавшегося к небесам, где морской берег исцелял от всех недугов, жила- была маленькая девочка Аня. Мама её была очень красивой. Никто не мог пройти мимо, чтобы не полюбоваться ею. Кроме того, её ценили за доброту и мудрость. Соседи часто обращались к ней за советом, нуждающиеся- за помощью. Всем она старалась помочь. Папа был сильным и справедливым. Любое дело спорилось в его руках. Люди уважали его. Родители очень сильно любили друг друга и свою дочурку, окружая её лаской и заботой. Это была очень счастливая семья. Впрочем, почти все люди тогда были довольны своей жизнью. Но однажды в их городе появился злой и жестокий правитель. Много бед он принёс людям. Плохо стало им жить на родной земле. Море перестало быть приветливым, всё чаще посылая штормы. Земля не плодоносила, фонтаны высохли, а цветы завяли. Так велика была ненависть этого владыки. Он обижал и унижал людей, отбирая у них последнее. Никто не в силах был противостоять ему. Он держал очень много вооружённых охранников. Все боялись его, кроме родителей маленькой Ани. Однажды правитель увидел маму девочки и решил, что такая красота должна принадлежать ему. Он приказал своим слугам привести её к нему. Он сначала посулил ей много денег и подарков, но она отказалась, сказав, что любит свою семью. Потом он стал запугивать и оскорблять её, но она ответила пощёчиной и высказала всё, что думала о его мерзких делах.
       -Ну хорошо, можешь идти, но знай, я привык получать желаемое. Подумай неделю. Если не придёшь сама, я заберу твою дочь,- пригрозил он, злобно блеснув глазами.
Он знал на что нужно давить.
       Когда папа Ани узнал о случившемся, он попытался расквитаться с обидчиком, но у него ничего не получилось. Тогда он решил ночью тайком увести семью из дома. Его примеру последовало ещё несколько семей, так же обиженных правителем. Они, не желая жить по законам жестокого и несправедливого тирана, образовали целое поселение на горе, на заброшенной фабрике. Всё необходимое для жизни они получали от родственников из города. Они изготавливали орудие и ждали лучшего дня для бунта. Каждый день число мятежников росло, к ним приходили те, кто не мог больше терпеть. Они готовы были следовать за папой Ани, но силы противника превосходили во много раз. Не все горожане решались выступить против тирана. Очень многие жители были запуганы им.
       Ане тогда было четыре года, она мало знала о жизни, но понимала, что покинуть родной дом пришлось из-за злого дяди. Она быстро смирилась с этим, ведь рядом были любящие родители.
       - Подожди, родная, вот прогоним чудовище из города, заживём тогда. Сделаем тебе качели на иве перед домом, будете с подружками качаться. А в выходные будем ходить на рыбалку на причал. Наловим рыбки, мама нам её пожарит,- обещал папа, качая на коленях дочь.
       - Нет, папочка, мы отпустим рыбок, их, наверное, детки дома ждут. А на качели Димку не пущу, он моей кукле руку оторвал.
Мама улыбалась, глядя на них. Она верила, что всё будет хорошо.
Правитель же, узнав о бегстве людей и о том, кто был зачинщиком заговора, был сильно взбешён. Его ярость росла вместе с вновь исчезающими людьми. Тогда он собрал целый отряд вооружённых наёмников и отдал им приказ: ”Сегодня же отправляйтесь к старой фабрике и схватите мятежников. Главаря, его жену и ребёнка уничтожить на месте. Остальных схватить и привести ко мне. Я решу, как с ними быть, чтобы впредь никто не вздумал идти против меня“. И они выступили в этот же вечер, отрезав путь к отступлению. Люди на горе узнали об этом. Они представляли себе ожидающую их участь. Знали, что грозит им, и Анины мама с папой. Устроившись под звёздным небом, они молча сидели втроём, тесно прижавшись друг к другу. Родители думали о чём-то, а девочка смеялась чему-то и по-детски весело лепетала:
       -Какие яркие звёздочки на небе. Это, наверное, ночная фея пролетала и рассыпала их по небу. А луна следит, чтобы они не разбежались. Правда, мамочка? А почему ты плачешь?
       -Я не плачу, Нюрочка, просто слишком яркая звёздочка ослепила меня,- сказала мама, вытирая вырвавшуюся слезинку.
       -У ты какая, зачем сильно светишь!- погрозила пальчиком Аня.- Папочка, а я когда вырасту, стану художницей и нарисую небо и звёзды, а ты будешь делать рамочки, а мама в них вставлять мои картины.
       - Хорошо, лапуля, обязательно, а теперь тебе пора спать,- папа крепко прижался своей колючей щекой к лицу дочери, затем поспешно отвернулся.
Он спешил спрятать взгляд, полный боли и отчаяния. Он ОБЯЗАН БЫЛ что-то предпринять. Минуту спустя он вдруг быстро вскочил и быстрыми шагами направился к фабрике. Мама с Аней остались на улице. Они сидели, обнявшись, наслаждаясь теплом друг друга. Для мамы не существовало уже ни зловещих огней ставшего ненавистным родного города, ни суеты перепуганных людей вокруг, ни шума разбивающихся о камни волн. Она не замечала, как её муж, весь мокрый и взъерошенный, раздаёт команды и что-то выносит из здания. Она лишь слышала, как бьётся рядом маленькое сердечко крохотного родного человечка. Она видела взмах ресничек над родными сонными глазками. Она ощущала тёплое дыхание своей малышки, рождённой в любви. Теперь этот не успевший узнать вкус жизни комочек сладко сопел, уткнувшись в мамину грудь. Мама заботливо укрыла ножки дочери своей кофтой, обняла покрепче и стала качать, как раньше, когда дочь была совсем малюткой. Сколько она так просидела, она не осознавала. Ей казалось, что никаким силам на земле не удастся вырвать сейчас из её рук её дитя.
Ночь опустилась на город, и жители заканчивали свои приготовления ко сну. Они ещё не знали, что спать им сегодня не придётся. Около двенадцати часов вдруг пропало электричество. Город погрузился во тьму. Лишь одинокая луна, входившая в последнюю четверть, позволяла разглядеть силуэты полусонных людей, выглядывающих из окна и выходящих на улицу. Всех интересовали вопросы: “Есть ли свет в соседнем доме? Крупная ли авария? Не новые ли это выходки правителя, от которого можно ожидать всего?” Тем, кто уже успел уснуть, пришлось проснуться от гула соседского негодования и подключиться к нему. Никогда ещё весь город не оставался без света. По взъерошенным толпам поползли всевозможные предположения, одно краше другого. Они до предела раскалили и без того разгорячённые разумы измученных людей. Вдруг непонятная сила разом прекратила ворчание людской массы. На миг кто-то выключил звук во всём городе. Народ узрел чудо: вся некогда мрачная и тёмная гора перед городом, на которую уходили страждущие, вдруг засияла мощным светом, восходящим до самых небес. Сияние это было настолько сильным, что казалось, будто солнце проснулось среди ночи для какой-то немыслимой цели. Верующие, которых в эту минуту стало гораздо больше, были убеждены в божественном происхождении света. Они попадали на колени, приветствуя Спасителя. Остальные восприняли происходящее как сигнал к действию. Началась суматоха. Кто-то крикнул:”Бей ирода!“ Движимая светом толпа, хватая в руки винтовки, ножи или просто дубинки вдруг ринулась к дому правителя. Сметая со своего пути ничего не соображающую охрану, людская сила вмиг раздавила тирана. Его пособники, как жалкие псы, прижав хвосты, бежали из города“…
       Бабушка перевела дыхание, остановив рассказ. Руки её заметно тряслись от волнения, выражение лица было каким-то особенным. Такой внуки ещё не видели бабушку. Они сидели не шелохнувшись, завороженные не только сказкой, но вдохновенным состоянием своей бабушки. Саша не выдержал долгой паузы:
       -Бабушка, а дальше? Откуда этот свет появился? Ангел на гору прилетал, да? Что дальше было?
       Бабушка встрепенулась и продолжила:
 “Нет, Сашенька, это Анин папа собрал все лампы и прожекторы со старой фабрики и соорудил из них огромную гирлянду. Он усилил её зеркалами и другими отражателями и подцепил к линии, подающей электричество городу. Поэтому свет в городе погас, а гора засияла. Город был освобождён, но наёмники, окружившие гору, не знали об этом, они бросились на мятежников. Несколько человек кинулись к Аниной маме, прижимавшей к груди спящую дочь. Но папа вступил с ними в схватку. Где-то внизу уже слышались крики горожан, спешащих на помощь, но они были ещё слишком далеко, из окружения было не вырваться. ”Беги“, - закричал Анин папа, отвлекая воинов на себя. Ярость прибавила ему силы, многих тогда он уложил голыми руками. Мгновения хватило на то, чтобы мама проскользнула в здание, где спали другие дети. Она положила посапывающую Анюту к остальным и поспешно стала покрывать поцелуями её лобик, щёчки, ручки… Чего бы только она ни отдала, чтобы просто целовать своё дитя ещё и ещё, но медлить было нельзя. Нужно оставить своего ребёнка, чтобы спасти ему жизнь. Нечеловеческим усилием воли она оторвала взгляд от дочери и выбежала на улицу, задыхаясь от нахлынувших чувств. Сейчас её волновало ещё одно, жив ли её муж. Ей хотелось напоследок увидеть любимого мужчину, отца своего ребёнка, человека, с которым хотела испить чашу жизни до последней капли, пусть и очень горькой. И она увидела , как его, избитого, полуживого, всего в крови, волокли трое. Взгляды мужа и жены, встретившись, многое сказали друг другу. О том, что дочь спасена, о том, что любят друг друга и обязательно встретятся там, на небесах….”
       Бабушка снова остановилась. Маше показалось, что она тайком вытирает слёзы.
       -А дальше, бабушка… Аня выжила? А родители?
       -Родители встретились на небесах, им там хорошо вдвоём и легко, они по-прежнему любят друг друга и наблюдают за своей дочерью. А Аня осталась жива… С ней всё хорошо… Всех детей тогда спасли. И город снова зажил счастливой и светлой жизнью… И море стало ласковым, и солнце ярким, и фонтаны заработали… Всё стало хорошо.
       -Бабушка, а как звали родителей Ани?
       -У них были красивые имена… Богдан и Ульяна…