пустой для сегодня
нематериальный для завтра
каждый день вгрызаясь
в трупную сладость
греш цена идиотским
взаимозавихрениям рассудка
хотелка та чего-то хочет
переживалка переживает
жевалка жуёт
вонялка воняет
грохочет фабрика организм
работа не в застое
производство кала предприятие простое
В обиде на несовершенство за собственный организм Константин в знак протеста удавился в сортире. «Виселица – это весы. На одной чаше я – на другой вся вселенная». Чья перевесит?... Общественное - всегда туалет… «Мерило культуры – чистота отхожих мест», - думал он, стяжая воздух легкими, проникая в немыслимые закономерности переплетения апейронов, что и составляло природу, над-сущностную погрешность мира.
- Мы машинки по обработке информации. Усваивая пищу – мы усваиваем информацию – калории, витамины и проч. вещества необходимые… их заживо можно представить в бинарном коде, да и все можно представить (разложимо) в бинарном исчислении. На небе – воздух. Во мне – говно. Далее – делая нечто руками, мы перерабатываем информацию - извлекаем полезный коэффициент труда. Переставляем единички и нолики местами – получаем новую комбинацию. Потому нельзя есть на ночь, что не хватает виртуальной памяти для обработки пищи. Сон как игра – занимает много, и никакого окна не видно за игрой. Сны бываю 8-битные и 3D, черно-белые и цветные с разными зарослями сюжетных линий. Разворачиваются действия, пользователь движет своей душой по заранее заданной линии прохождения. Отоснет и проснется в другую операционную системы – разум. Разум линеен и вертляв, все предлагает мертвому, что называется припарки. Жизнь. Живое живет, геймеры играют во сне сказочными персонажами, персонифицированными под себя самое, - говорил Костя своей жене за обедом.
Вкрадчивое чавканье насекомых издавна выводило его из себя. «Это как же противно – жевать, это будто бы непосильное бремя – жевать. Зачем челюсти не как у акулы, зачем когти не как у медведя, чтоб рвать и раздирать? Нет, обезьянье… организм обезьянин и задачи его функционирования схожие - жрать», - думал он и с налета кидался на пищу драл её вилкой, выкидывал вон удовлетворяясь собой неисчисленным.
- Информация - это количественный эквивалент материи перешедший на некий качественный уровень, нечто тонкое, супротивное, ворочать которой могут только компьютеры и дебилы. Не зря сосчитать огромадные цифры в уме могут разные недоумки, так же и искусственные интеллекты, эти припарки мертвого культуре. Нагромоздили машинок, машинок по переживанию времени, машинок по производству мыслей и от машинок только ведь машинки получаются. Живые - тоже машинки, что им давно известно впрочем, этим пониманием они и превзошли все другие живые машинки – пауков, обезьян и археоптериксов. Стали на свои постаменты позвоночников, возомнили себя верховными мониторами.
Груз тела, мясного корпуса на рассыпающемся в прах скелете, вот что мы несем и несем, как поминальные блины на поминки. Сытые старухи, разлагающиеся матери, крошечные дети в уповании дальнейшего. Ткани судеб - изодранные лохмотья на статуе Изиды. Познавая мы целуем. Познавая мы целуем подобно ядовитой змее себя за хвост, взаимоотравляясь на ***.
- Думай об Ином и никогда не просыпайся. Сансары и нирвана – чертовы ложные ухищрения, ниточки паука для мухи. Да и что мухе красота нитей, что мухе непритворное величие хищного паука? Все – ложно, потому что для тебя. Для единичественности. Для Мы колоссального, монументального Мы, как коммунизм - всё истинно. Мелкие тела, глупочайшие повинности, они распространяются космосом. Космосом бреда величайшего Всевторника Начала. Никакого отдыха. Труд – это убийства Мотыгами. Правильное Все для ничтожества стремящегося в Ничто. Правильная Система координат для мелкой пифагорейской циферки повислой звеном цепи следующих по порядку чисел. Правильная Система исчисления – Вся система во всей Совокупности точек, нашедших схождение в Нуле. Сансара&Нирвана – есть Нирвана Величайшая, вместе переплетенная Идой и Пингалой. Нужно рассредоточится по всем точкам, Всем повсеместным – тогда совокупье, тогда величайшее совокупление-инцест себя-благоматери и Христом-себя.
Тела груз мясное наполнение истлеет, остаются только тела-трупы и количество жертв, засим слава. Вот ты скажешь: «я перевыполнил жизненную задачу», - вот ты уже Чикатило.
- Что движет в самом деле? Двигатель. А чем движет? Механизмом, зови его хоть организм, где гармонично все переплетено. Гармонично – заданное быть гармоничным. В разладе – *** забившее на заданность и саморазрушающееся. В Разладе - само Я, Воля к прекращение воз-двигнутого по собственному произволу. Остановка предмета летящего с пизанской башни в силу тяготения. То чему придан импульс движется, иное настолько срастается с импульсом, что мнит - это оно и есть, иное топорщится складками, пытается остановиться, стать само собой. Остановкой. Неподвижное. Небеспокойное. Невозмутимое извне.
Организмы ласкаются притираясь попутно к тебе срастаются в ложное. Одним Вселожным организмом, потому, как он один, он для себя функционирует. Собаки лаяли осколыши бреда. Поминальные старухи на шабаше пожирающие младенца, все немыслимое перетекает в мыслимое переполняя сосуд, как сверхтекучесть гелия. Притворяются неважными, двигаются величаво и благочинно, как будто сами. А движется движение, а разлагается разложение. Невыполнимая миссия текучести. Что же встать препятствием, бобров сюрреалистической плотиной, через дыры которой Само все равно будет течь? Ибо что на том берегу, что на этом… одна вода переливает отсюда в туда, пустопорожне взаимопереходящие сосуды круга малого и круга большого дантова ада кровообращения. Обращения валюты – электрон, прощение, наука, святотатство.
- Отрицающий не отрицает отрицалова. Познающий познания, имманентную пустоту в себе жаждущую заполнения чем-то извне. Членом. Челном святого Петра. Плыви, плыви колобок Кетцалькоатлем на Запад. Восточные мыши привнесли чуму в Европу. Таков вклад, а Кетцалькоатль сифилис. Ужели есть что-то достойное размышления кроме валяющегося на обочине в самой грязи, забытого?… Камня отвергнутого строителями. Нетесаного, грязного, дерьмяного. Твое Тело. Самое близкое, самое неудобное и в тоже время самое далекое… мы отвлекаемся от собственного тела, всякий раз когда видим Другой предмет. Чудные изваяния. Чудесные знамения из глаз сыплются искры и видения мира. Строжайшая тайна происхождения. Неужели только из ****ы? Такой же бессмысленный, как ****а его матери. А может быть от члена, нанорепликатора пошлости вопрошающего? От разрыва заложило уши, разрывались между одним и многом. Меж небом и землёй. Повисший, ах скорей бы отгромыхали предсмертные конвульсии этой жизни и висельника бы сняли наконец. Дергаемся, страждем избавления от петли детерминизма, от монаха, от начетчика, от палача и сидящего на плечах Демона величия. Надо прибавлять в весе, чтобы глубже увязнуть в земле. Чтобы превратиться в истукан каменный как вселенная, чтобы наново родиться мертвым, которому никакая жизнь нипочем. Не обеспокоенный, с выпученными глазами, ах как умело нужно умереть!...
- Не приобретайте никакого свойства мира сего Капитализма. Весь мир - капитализм, а бог его жид-директор, а управляющий архангел-архонт Михаил, Залупоил. Все жиды, выращивают травы, тварей на мясо, пересылают в другие вселенные, под ленд-лизу в другие концлагеря планетарного масштаба.
- Безумие превозмочь изначально стадную природу и отъединиться. Человеческий разум – разум коллективного населения насекомых. Отверженный не умещается в разум коллектива, сиречь не обладает им в отдельно взятом теле, он один - наедине с Величием своего истинного отражения в зеркале. Дерзнувший сам вмещать в себе стадо и пастырей. Отправлять все нужные процедуры под диктовку внутреннего демона, единички от нуля, единички качества духовного, парового такого души банного листа.
Всенощным бдением без слов – белка, дом строителями застроенный в перспективах поднятие к небу свода. Шизофренией называют умение довольствоваться собой, а не тупыми измышлениями собратьев «как?» и «с кем?».
Костя выдумал прекраснейшую историю о своем я и показал её Владимиру Фёдоровичу. Владимир Федорович воздел нос по ветру, усомнился в подлинности своего и попросил Костю взгромоздить на пьедестал восьмиглазую благодать. Косте только того и надо было. Умаслил он члены миррой и сливочным маслом, вспружинил ноги и руки и взлетел на всевышние небеса распугивая по пути ангелов, темные и светлые личности своим лучезарно-безумным видом. В страхе несся следом Владимир Федорович, прозванный Достоевским за глубину своей утробы, куда он килограммами запихивал гамбургеры и бифштексы с кровью. Костя не останавливаясь летел чуждаясь всякого оформленного впечатления от приносящихся мимо его взора пейзажах. Взор он умопомрачительно потупил, слезно благодаря восьмиглазую благодать, что переняла его глаза на себя. Сделала его пустым для внешнего и полным внутреннего света от которого самого господа бога однажды стошнило целой вселенной. Ничего не случалось, даже если бы случилось, Костя этого бы не заметил. Да и стоит замечать случайности? Они подобно лучикам-фотонам мелькнувшим и разбившимся о поверхность предмета. Фотона нет, одна личность и личности нет. Голый свет неприкрытая женщина не влекла Константина в шизофреническом видении заголубесного полета. Никуда лететь – это знают стрижи. Лететь неоткуда – недоступно людям и прочим тварям оформляемым секундой в формы растеряшей-машей последнего достоинства отсутствующей вещи на прилавке народного потребления. Из чего-то надо было исходить, чтобы плавать поначалу ползать, чтобы витать плавать, а Костя мигом и Махом только решился и нате-ка. Во снах его не беспокоили похотливые супруги завтрашнего дня, солнценослые нити детерминированной бельевой веревки. При жизни в теле он нассал во всем известные в его комнате сосуды. Моча стояла везде, как тошнотворный запах мочи. Моча кошачья, моча для разнообразия бычачья и всю её выссал Костя будучи Человеком. Сверху не озираясь, глядел он вниз податливо расстилавшегося пейзажа, не хотел не закрывать ни отрывать глаза, они всосались в него, как пища полезнетворные бактерии внутрь кишечником. О, Костя сам был кишечник, как Владимир Федорович прозванный Достоевским за глубину… вся еда и ценности мыслимые в контексте поедателя-рта находились в открытом истекающем спермой пространстве. Моча казалась ему спермой. Моча была истиннее спермы. Он пил ее, а наутро очухался в немыслимом благолепии Нутри. С мыслью: «Ах, если бы хоть послезавтра», - он поискал недопитую баночку, чтобы новь направиться куда-то как струя, как тысячеглазое Восьмичто.
«Многомудрая действительность одействительнивает нас к величию, но многие тут же забывают об этом отдавшись потоку дерьма через себя. Прохождение каловых масс, которые словно по волшебству обретают свою истинную сущность только на выходе через клоаку. Все предметы по существу дерьмо, но на всякую пищу свой пожиратель, например гору может переварить в утробе солнцеслон или тесячеухий выскоросль. Человек не может – ему бог дал в питание овощи фрукты и прочую мелюзгу. Где те замечательные динозавры, что съедали зараз целые деревья», - такие мысли проносились мимо Кости, но он их не думал, предпочитал не думать, раз они есть - значит выдуманы, чего их пережевывать отрыгивая из ноосферы через человекорот жвачного животного.
наутро моча казалась эфиром наподобие пива и Константин выпивал её залпом радуясь бытию собственного тела и бытию нижележащих трупов его поколения прошедших через строй времени отъёбаных римских воинов. Мысли лежали пылились, что кости-мозги динозавров, кажется тело вмиг подобрало свою личность возложило на чело сей шутовской наряд и представилось мною.
- Здравствуйте!
- Здравствуйте тысячеликое, как сегодня погода, что вы поникли будто гарпия на небосводье? Ведь солнышко смеется над всякими тварям, посмотрите, как хорошо им живется под сенью фотосинтеза.
- Фотосинтез – это надстройка. Базис – трупы. Помните Маркса?
- Конечно помню, как можно не помнить что-то если оно есть.
Восьмиглазое безумие возвратилось изо рта пережеванным словом, наспех проглоченным и теперь оно явилось тупоухим с возгласом: Какая разница что вы здесь творите натворенные с апломбом творца?
Таблетки от шизофрении валялись в шизофреническом беспорядке не помогали, как ни стремились. Деньги не зарабатывались, точнее зарабатывали кем-то другим повергнутым в сточную яму с деньгами, как старуха-бомжиха копошится в помоях. Повешенным на обломках корабельных мачт. Я не умывался со вчерашнего дня и не умоюсь с завтрашнего. В конце концом нужно не меньше смелости на бой с самим собой, со своим телом и прочими атрибутами приятия существования навязанными воспитанием. Чтобы ввязаться в безумный бой, нужна смелость не меньше, чем чтобы украсть королевну из замка. Сказочный архетип Марья Маревна - душа, как понятие всего Майей, Иллюзией, Марией, Материей которую надлежит оплодотворить Членом упертым в Абсолют, как найденыш истинного в темном замке среди пищеварения Кощея Бессмертного. Отважиться на сей подвиг может только шизофреник в плену фекального одиночества наедине с собственным ртом и всяким дерьмом, что он непрестанно жует. Яркий луч вонзится и сделается гнилая водичка всамделишным чаем, чифирем от бесконечности отсидки в теле, в камере для аборта.