– Повелительница, вы с мужем поосторожнее, – задумавшийся Миранис незамеченным вошел в комнату жены и не сразу понял, что речь идет о нем. – Такие, как он мысли читают. А у вашего еще и глаз плохой – как посмотрит, так аж страшно становиться. Как бы он, сам того не зная, ребеночка не сглазил бы...
– Перестань причитать, дура, – раздраженно ответила Сарина.
– Да как не причитать-то? На днях он как взглянул на слугу, так тот, бедный, языка и лишился. А придворные к нему и ходить-то больше не хотят – говорят, что колдун он, мысли читает, крадет и свои вставляет, что перед ним речи говорят запретные, хотя и не думают так. Вот и идут безвинные на каторгу.
– Такие уж и безвинные! Миранис никогда такого не сделает.
– Так все же знают...
Миранис не выдержал – это уже была третья бабка повитуха, которую им пришлось выкинуть из дворца. И все из-за глупых сплетен, которыми потчевали несчастную молодую мать. Сарина сопротивлялась, но как-то вяло... Вернее, сначала сопротивлялась усиленно, первую бабку собственноручно из покоев выставила, на второй задумалась, нажаловалась повелителю, ну а с этой... уже почти и не спорит.
Миранис не стал выдавать женщинам своего присутствия – не захотел лишний раз тревожить беременную жену. Повелитель скользнул в свои покои, жестом выгнал слугу и уселся у окна.
Совсем недавно началась настоящая зима и на землю выпал пушистый, белоснежный снег. Дни стали нестерпимо короткими, и большую часть вечера приходилось проводить в компании со свечами. Миранис с детства любил свечи – их огонь успокаивал, давал новые силы и пах так приятно. Смотря на огонек свечи, он каждый раз представляя, что там пляшет маленький дракончик. Дашь этому дракончику больше еды, и он быстро разрастется, станет сильным, пожрет все вокруг, пока не иссякнут запасы съестного, а потом, потом заснет до новой порции.
Такой же дракончик жил внутри Мираниса. Жил и беспокоил мужчину. Слишком уж его сила напоминала пламя свечи, и повелитель инстинктивно боялся, что когда-нибудь его дракончик тоже разрастется, и Миранис не сможет его контролировать. Дракончик питался эмоциями господина, и когда ему не хватало еды, начинал подстрекать сознание повелителя к новому выплеску. Пока юному магу удавалось сдерживать подобные стимулы дракончика, но долго ли? Миранис надеялся, что всегда. Ведь еще колдунья говорила, что если ему дана сила, то дано и умение эту силу контролировать. А если – она не совсем права? Если когда-нибудь дракончик разрастется и пожрет его самого? Миранис в это не мог поверить, вернее – не хотел...
В покои бесшумно вошел Валессий:
– Нис... пришел посол из Низарии. Требует срочной встречи.
– Пусть требует, – усмехнулся Миранис. – Если я буду срываться по просьбе каждого посла, то мне на своих людей времени не хватит.
– Боюсь, случай особый, – мягко возразил телохранитель, заведующий теперь личной охраной повелителя. – Посол очень разозлен и в... несколько неприглядном виде...
– ???
– Его избили и ограбили. Посол намекает на дипломатический скандал...
Миранис вздохнул и, открыв потайной проход, направился в небольшие покои, где его уже ждал несчастный посол. Рядом суетилась хорошенькая служанка, омывающая с лица пострадавшего кровь, но даже великолепные формы девушки не заинтересовали посла – что было очень странно, так как этот красивый мужчина был одним из самых известных бабников двора Мираниса.
– Так обращаться с друг, – запричитал посол, путая падежи и окончания при виде повелителя. Миранис вздохнул – разговор намечался не слишком приятный. – В стране наша такая не могут быть.
– Я очень сожалею о случившемся, – ответил повелитель. – Но прошу посланца дружественной страны не ходить более по вечерам без подобающего сопровождения. Это избавит и нас и вас от тягостных минут, подобных этой.
– Не есть возможно сопровождение! Я имел встреча с красивая дама... Дама очень стесняется, вы же понимаете... Огласка, сплетни...
– Я могу дать вам своих людей – их будет интересовать только ваша безопасность, а не красота и имя вашей спутницы.
– Но, но, господин! Человеки любопытные... Даже верные... Прошу наказать... У нас сжигать квартал в таком разе.
– Это какой квартал вы хотите сжечь?
– Золотой..., – сразу же загорелся посол. – Повелитель позволить мне и мои люди сделать наказание – тогда и другие не будет обижать честный человек.
Миранис выдохнул – посол предлагал ему сжечь один из самых взрывоопасных кварталов его столицы. И, скажите на милость, каким образом его вообще туда занесло? Там ночью и пару шагов просто так не пройдешь, и посол даже не подозревает, что ему крупно повезло... Он жив и почти цел, а это чудо.
Пострадавший тем временем разошелся, придумывая несчастному кварталу все новые кары, и не подозревал этот несчастный иностранец, что не так все просто в стране Мираниса – тронь этот квартал, и всей армии не хватит, чтобы успокоить поднявшийся народ. Миранису это надо?
– Боюсь, у нас другие методы наказания, – осторожно вставил повелитель в паузу, которая потребовалась послу, чтобы набрать в легкие побольше воздуха.
Посол закашлялся и с удивлением посмотрел на повелителя:
– Будет, скандаль...
– Не будет скандала, – твердо ответил Миранис. – Я возмещу вам утраченное.
– Это принципь! – поднял подбородок посол. – Мой страна не потерпит – вы оскорбили мой страна!
– Я не виноват, что вы путешествуете по ночам по самому опасному из районов моего города. Что вы там забыли?
– Повелитель не есть прав...
– Мне плевать, кто из нас прав, а кто – нет, – начинал раздражаться Миранис. – Не могу я сжечь ради вас целый квартал, моя страна этого не поймет.
– Но это есть необходимость, – удивился посол. – Про...проф...илактика!
Валессий осторожно тронул Мираниса за плечо.
– Оставим это дипломатам, повелитель, – шепнул мужчина на ухо юноше.
Миранис нахмурился – видимо, Валессий не сильно верил в способность повелителя привести этот конфликт к мирному разрешению. Юноша и сам уже чувствовал, что сказал не то, но изменить уже можно было мало – посол встал, задрал длинный нос и демонстративно направился к двери. Мираниса охватил гнев – да как он смеет! Кто он такой, чтобы требовать от него, повелителя Алиссии и мага, невозможного?
И тут маленький дракончик пошевелился в душе Мираниса и поднял острую мордочку, как бы принюхиваясь к чему-то. Маленькое чудовище встрепенулось, взмахнуло короткими крылышками, и начало расти с угрожающей быстротой. Такого еще не было никогда. Миранис схватился за голову, сильно напугав Валессия. Посол, остановившись в дверях, на свою беду принялся следить за происходящим. И тут дракончик расцвел – теперь он властвовал в этом теле. Магическое существо упивалось энергией Мираниса и раздувало коротенькими по сравнению с телом крылышками еще не сильный, но уже ощутимый огонь гнева.
Повелитель уже не владел собой – его глаза загорелись красным огнем, и посол в ужасе попятился к двери, но поздно – от повелителя к его жертве протянулась пелена пламени. Посол был бы мертв, если бы не Валессий... Увидев, как верный телохранитель оседает на пол, пронзенной силой друга, повелитель пришел в себя. Посол хотел было удрать, но Миранис не мог ему этого позволить – короткое движение рукой и несчастный, и так натерпевшийся сегодня от Алиссии, застыл на месте, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, а повелитель склонился над Валессием. Тот был жив, и даже почти не ранен, лишь слегка оглушен.
– Нис, так нельзя..., – прошептал Валессий.
Миранис и сам уже думал об этом, но сейчас надо было решать другие проблемы – например, историю с послом. Остальное потом, потом... Миранис прошептал заклинание и посол исчез. Сам же повелитель уселся рядом с другом, потиравшим обожженную руку.
– Где он? – Миранис несколько обиделся – в голосе Валессия слышалось подозрение.
Неужели уже даже верный друг, с которым они пережили так много, неужели и он не верит своему повелителю. Миранису стало худо от этой мысли, а запах свечей показался невыносимой вонью.
– Спит. Завтра ничего не будет помнить или подумает, что приснилось.
– Нис..., – осторожно повторил Валессий. – Ты... ты понимаешь, что так... нельзя...
– Этого не повторится! – зло оборвал его Миранис
– Нис!
– Я все сказал...
Повелитель вышел из покоев, а Валессий покачал головой – еще немного, и посла бы не вернула к жизни никакая магия... И это может повториться, и повторится – телохранитель был в этом уверен.
Тем временем Миранис дошел до своих покоев и захлопнул дверь прямо перед носом слуги, пришедшего что-то доложить. Слуга побледнел, но лезть к раздраженному Миранису не стал – здесь еще помнили выходки разозленного Саржа. Помнили, но боялись уже не Саржа, а Мираниса... Но повелитель уже не был опасен для окружающих – юноша злился только на себя самого. Это же надо – он дал своей необузданной силе взять вверх и из-за чего – из-за прихоти посла? Как будто Миранис и раньше не знал, как несхожи их культуры. Всегда знал и спокойно решал подобные проблемы – что же изменилось сейчас? Почему ему впервые пришлось применить силу не для защиты, а чтобы скрыть свою ошибку? Что в нем изменилось за это время?
Но одного человека гнев великого повелителя не пугал. Этим человеком была Сарина, которую Миранис почти носил на руках во время беременности. Вот и теперь мужчина, забыв на время о своих проблемах, улыбнулся вошедшей красавице жене:
– Чего загрустила, голубушка моя?
– Ты забыл свою голубушку..., – посетовала Сарина. – Почему не пришел сегодня ко мне? А я ждала... Или я стала слишком толста для моего повелителя?
– Ты похожа на маленького и симпатичного зайку, – улыбнулся Миранис мысленно нахмурившись – он вспомнил разговор жены с повитухой.
– Нис... Уж не врешь ли ты мне? – пытливо взглянула на мужа повелительница.
– Сарина..., – начал Миранис. – Ты тоже думаешь, что моя сила сделала меня хуже?
Девушка перестала улыбаться, инстинктивно положив руки на округлившийся живот.
– Нет, – сказала она, наконец. – Не совсем так... Я не знаю, но ты изменился... Настороженнее стал. Но я не знаю, из-за чего это. У нас многое изменилось и может быть, виновата вовсе не твоя магическая сила...
– Понимаю, малышка... Но чего хочешь ты?
– Я? – Сарина смешно сморщила лобик – она не любила так быстро, сходу отвечать на сложные вопросы. Но теперь ответила:
– Чтобы тебе было хорошо... Чтобы ты успокоился. Нис, люди насторожились, ты давно не был в домах Единого. Люди боятся, что ты тоже скраханец, но Великий пока сдерживает их. Он-то знает правду...
– Знает, – иронично улыбнулся Миранис, вспомнив разговор с Миланом. – Не могу я больше доверять Единому так, как раньше – почему моей стране и моей семье пришлось так много перенести? Чего ради умерли мои родители? Наш союз с Единым не принес мне и моей семье ничего, кроме горя – не защитила нас наша вера в момент настоящей беды. Защитила моя сила. Почему я должен лишать моих детей этой защиты, полагаясь на Единого?
– Нис, не надо! – в ужасе воскликнула повелительница. – Не надо так – это неправда! Я знаю, что это не так – как женщина чувствую...
– А я вот – не чувствую.
– Нис – мы вместе, радуйся этому. Единый пока благосклонен к нам, не гневи его, прошу тебя...
– Сарина – ты не понимаешь? – взвился Миранис. – К нам он – может быть и милостив, но можешь ли ты это сказать о своем брате, о своих погруженных в горе родителях? Ты не помнишь Алексара, а я...
– Не ставь мне это в вину! – побледнела Сарина. – Я не виновата в том, что почти не помню родного брата...
– Сарина, я...
Миранис вдруг запоздало сообразил, что бледность Сарины вызвана не только этим разговором, но и чем-то еще. В ужасе увидев пятна крови на платье, Нис поднял ее на руки и положил на постель...
– Нис... Еще рано, – прошептала через волны боли Сарина. – Еще рано, правда, Нис, почему так рано! Больно... мне больно...
Миранис и сам знал, что ей больно – он чувствовал эту боль почти физически, видел, как волны страдания расплескиваются по покоям от его жены – видел, но ничего сделать не мог. Как слепой нащупал он кисточку звонка и дернул ее так, что у того, кто находился за стенами покоев, наверняка зазвенело в ушах.
Слуги явились сразу, а, явившись, даже не спрашивали в чем дело – и так понятно, если повелитель сидит бледный рядом с Сариной, а по кровати медленно расползается красное пятно. Валессий, оправившись от секундного шока, начал быстро отдавать приказы, и вышколенная прислуга с готовностью подчинялась – теперь все хотели помочь, но не совсем понимали, что именно они могут сделать. Валессий, которому, как оказалось, был дан редкий талант прирожденного лидера, быстро расставил все на свои места – уже через несколько минут в комнату прибежала обеспокоенная повитуха и ее помощницы со всем необходимым.
В покоях повелителя запахло кровью и страданием. Валессий, на пару с прибежавшим Лансардом, с трудом выволокли Мираниса наружу, и несчастный юноша без сил упал в кресло, уставившись на захлопнувшуюся перед ним дверь. Там, за тонкой стеной, страдала та единственная, кого он хотел бы уберечь от черной стороны жизни... И он ничем не мог помочь...
Зашевелился дракончик, почувствовав прилив негативной энергии. С того мига, как его опять заставили уменьшиться до небольших размеров, магическое существо было раздражено – ему показали настоящий мир и вновь вогнали в клетку! Но теперь у него появился шанс...
Валессий, наблюдая за другом, напрягся – такое же было лицо у Мираниса в прошлый раз, когда он потерял над собой контроль. Неужели опять?
– Нис, Нис..., – попытался докричаться до повелителя Валессий. – Ты опять за свое?
Повелитель непонимающе посмотрел на телохранителя. Чего от него опять хотят? Там Сарина... И тут Миранис понял – дракон, разросшись, вновь угрожал ему безумием, понял и испугался не на шутку – что, если он никогда больше не сможет обуздать свою силу? А дракон чувствовал страх хозяина, чувствовал и использовал его. Но и Нис знал, что делать – потянувшись к подарку Владия, он прочитал написанные на клинке слова заклинания. Дверь отворилась, и вошел Милан.
Дракончик, узрев скраханца глазами Мираниса, сложил крылышки и затих. И тут повелителю невольно показалось, что и не было всего этого... Может, он преувеличил свои страхи, и дракон вовсе не угрожал ему? Как тогда – они ведь неправильно истолковывали суть перевоплощений, так почему же и теперь Миранис не мог ошибиться?
– Она рожает, – прошептал Миранис. Скраханец, покачав головой, заметил:
– Рано еще. Но ты позвал меня только за этим?
– Да.
– Ты уверен? – осторожно спросил Милан, приглядевшись к другу.
– Сомневаешься в моих словах? – неожиданно разозлился Миранис, и дракончик в его сознании вновь колыхнулся, но тот час затих, как будто его и не было.
В присутствии другого мага и советника магическое существо явно чувствовало себя неуютно и предпочитало не проявляться вне Мираниса. А повелителя сейчас волновала даже не Сарина – его бесила собственная трусость. Ну и зачем он хотел увидеть Милана? Разве мало ему было недавней встречи?
Милан все понимал. Понимал, но молчал, и его молчание бесило Мираниса еще больше. Повелителю не хотелось признаваться себе, что советник прав, и не справиться повелителю одному с силой рода. Но и отдавать такое могущество было жалко... Как будто ногу себе отрезаешь или руку... Как будто лишаешься самого ценного. Но о чем это он – там, в глубине покоев сейчас рождается его ребенок... или умирает... вместе с матерью... Эта мысль была спасительной – можно было не думать о своей силе, об этом он подумает позже... А сейчас, об этом думать нельзя... О чем он думает? О каком-то драконе? О поединке со своей силой? О Сарине думать надо!
Милан почувствовал резкую перемену в мыслях повелителя и нахмурился. Не за этим позвал его Миранис, юноша явно чего-то испугался. Испугался так сильно, что на мгновение забыл о своей боли. А ведь Милан не понаслышке знал, как любит повелитель Сарину... Но если он здесь, то здесь и останется до конца...
Милан уселся в кресло рядом с другом и приготовился ждать. Медленно и незаметно для присутствующих взошло над Алиссией солнце. Для всех начался новый день, но для Мираниса этот день стал ночью – повитуха вынесла из покоев его мертвого сына...
Сначала Миранис не сильно-то обращал внимание на сверток, из которого безжизненно свисала вниз забытая синяя ручка. Такая крохотная... Похожая на игрушечную... Повелителя сейчас волновала жена:
– Она жива?
Повитуха кивнула. Миранис слегка расслабился. Но тут женщина, как бы желая добить его, или разозлившись невесть за что, сунула в руки Мираниса злосчастный сверток:
– Ваш сын слишком рано родился. И он мертв... Я сомневаюсь, что у вас еще будут дети... Боюсь, что ваша жена слишком... Она слишком слаба характером и не выдержит смерти ребенка...
Говорила, а в глазах читалось обвинение. Как будто именно Миранис с его проклятым даром убил последнюю надежду Алиссии получить наследника престола. Повитуха ушла, и Милан осторожно взял из рук друга маленькое тельце не успевшего увидеть мир ребенка. В это же мгновение в комнату вошел Великий. Валессий, сначала удивившись, вдруг вспомнил, что сам отдал приказ... Почему-то тогда это казалось важным...
– Вот так..., – прошептал Миранис, показывая на сверток. – Вот так умирает все вокруг... И наши надежды... Малыш умер, Сарина, узнав об этом, тоже... умрет... только внутренне... А я? Что я? Что мне теперь делать?
– Молиться, малыш, – тихо ответил Великий.
– И что? – едва сдерживая слезы отчаяния, спросил Миранис. – Что мне даст ваша молитва? Как это можно поправить? Как?
Великий молчал.
– Чего Он хочет? – продолжал Миранис, мучая то ли себя, то ли окружающих. – Чего? Моей боли – да пожалуйста! Моего дара?
– Миранис, мы говорили об этом, – ответил Милан. – Твой дар многое время был без хозяина – теперь в нем много темного и тебе сложно им управлять. Ты можешь сорваться, это принесет вред не только тебе, но и твоей семье.
– Моей семье больше ничего не повредит, – нервно засмеялся Миранис. – Ничего, слышишь! Где она – моя семья? Нет семьи... Ах да, есть еще тетя и ее дети... Но они так чтят Великого, что их нельзя наказывать... Хотя, и Сарина – чтила. И что? За что? Почему ей это?
– Твой дар не должен перейти по наследству, – ответил Милан. – И ты это знаешь. Ты, взрослый, не можешь снести этого бремени, а хочешь, чтобы это сделал ребенок – твой сын.
– Даже так... Это я во всем виноват!? Это мой дар убил малыша!? Хорошо! – Милан попятился – в глазах Мираниса мелькнуло безумие, но это было не безумие магии, а чисто человеческое безумие, которого испугался даже дракон, зарывшийся в темные глубины сознания хозяина. – Пусть так... Тогда давай меняться, Великий – я тебе дар, а ты – ты мне сына!
– Это несерьезно, повелитель, – ответил служитель. – Ты ставишь условия Единому? Требуешь чего-то невозможного в этом мире? Единый чтит законы, которые сам же и создал и не нам их менять... Ребенок не может воскреснуть...
– А моя жена не может вновь родить...
– Этого я не знаю, – осторожно ответил Великий. – Может, если ты скинешь с себя дар, она и сможет...
– И никаких гарантий..., – зло засмеялся Миранис. – Интересно... Мне надо спать в одной кровати с безумной женой и надеяться на чудо – отличная перспектива!
– Миранис, перестань! – не выдержал Милан.
– И что – я не прав? – в глазах принца таилось безумие. – Нет, Милан – либо мне вернут сына и прямо сейчас, либо никогда вам не видать моего дара, даже если я буду последним в роду. Ну и пусть – что мне от этого? Моя жизнь кончилась уже сегодня... Что мне до вашей Алиссии? Ну, Единый, ты слышал мои условия – так выполняй их, – Миранис засмеялся, а Милан и Великий побледнели от такого богохульства. – Где же твой ответ... Вот он, – Миранис показал дрожащим пальцем на сверток. – Мертвый твой ответ.
И тут где-то рядом заплакал ребенок. Миранис вздрогнул, посмотрел на сверток, но плач доносился не оттуда. Может – Сарина? У всех мелькнула мысль о двойняшках, но выбежавшая из спальни повитуха рассеяла и эту надежду – женщина испуганно озиралась, пытаясь определить источник плача. А звонкий плач тем временем приближался, двери распахнулись, и кто-то, подлетев к Миранису, отвесил повелителю увесистую пощечину.
Миранис икнул, затем потер щеку и вдруг захохотал:
– А, это ты... Стала все же служительницей?
Он даже не помнил ее имени, да и лица не помнил, только в общих чертах отметил, что эта женщина похорошела, да только красота эта была особой – такой можно любоваться, но нельзя вожделеть. А Миранис даже не удивлялся – он был не в силах удивляться. Ну и что, что какая-то бастардка нагло смотрит на него, как будто он ей самый большой враг. Тогда она смотрела по-другому... Когда пускала его тайком в дом Скрадмана...
– Я думала, что ты, ты нормальный..., – кричала служительница. – А ты! Свинья безответственная!
Миранис молчал, а другие и не вмешивались. Они надеялись, что происходящее отвлечет повелителя от мрачных мыслей.
– Бабник!!! – выплюнула служительница. – Развратник! Тварь бесстыжая!
– Я? – засмеялся Миранис, поднимая брови. – Вот этого я о себе еще не слышал...
– Женщину обрюхатил и за другой побежал! За этой кокеткой Нириной... Так и ее бросил – на Сарине женился! Поделом тебя Нирина прогнала – поделом предала. Того, кто из своего ребенка бастарда делает, повесить мало!
– Ты о ком? – прошипел Миранис.
– О Лейле! – закричала греха. – Лейле, которой ты сделал такого, как я!
Миранис открыл от удивления рот, порылся в своей памяти и вдруг все вспомнил... Вот почему Лейла тогда убежала – она подумала, что Нирина... М-д-а... Дорого ему обошлось знакомство с этой придворной кокеткой... Вот теперь и эта... И тут до Мираниса дошло:
– Ка... какой ребенок?
– Этот! – служительница сунула в руки Мираниса корзину.
Там, аккуратно завернутый в многочисленные чистые, но скромные пеленки, лежал маленький ребенок.
– Ой! – всхлипнула повитуха и забрала у повелителя сверток, оставив в руках Мираниса только корзину. – Здоровенький! Родился только-только, а такой хорошенький...
– Мой сын..., – прошептал Миранис, и медленно сел в кресло. Он еще не мог поверить, что это правда... – Сын...
– Вот оно – твое чудо, Миранис, – ответил Милан. Миранис посмотрел на скраханца и изумился – обычно спокойное лицо Милана просветлело. – Вот он – твой сын без дара в крови. И ответ на твой ультиматум, и твой второй шанс. Этот шанс дал тебе Единый, не забывай об этом... И о своем обещании... Избавься от этого проклятого дара...
Миранис посмотрел на сына, потом на ожидавшую решение повитуху и тут понял – правы они... И дракончик колыхнулся, но было поздно – теперь повелитель уже полностью контролировал ситуацию.
– Отнесите сына моей жене, – прошептал он. – Пусть посмотрит на нашего малыша.
Повитуха кивнула – она уже поняла, что этот малыш – настоящий сын повелителя и не имеет дара колдуна, а это ее полностью устраивало. Да и повелительницу молодую жалко... Такая маленькая, такая хрупкая, а такое горе – не может мужу своему наследника принести. И что за беда, если этот наследничек от другой будет? Повелительница этого все равно не узнает...
Конец.